Жизнь и необычайные приключения Янки из Коннектикута при дворе короля Артура Часть 10
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
ЧАСТЬ 10
ГЛАВА XXXI
МАРКО
После выяснения отношений, мы прогуливались, общаясь на короткой ноге. Нужно было потратить столько времени, чтобы было похоже, что мы сходили до деревушки Эпплшир, направили правосудие по следу убийц и вернулись обратно. Между делом, я наблюдал, как люди, рождённые в разных сословиях, ведут себя при встрече на улице. Для меня, это всегда было интересно и не переставало веселить, с тех самых пор, как я только очутился в королевстве Артура. Вот мы встретили жирного, бритоголового монаха, который еле тащился по дороге. Его капюшон был откинут на спину, пот струился по спине, щекам, второму подбородку и далее везде. Встретив его, угольщик испытал глубочайшее почтение. Проехал благородный джентльмен. Марк Маркович (так звали угольщика) принял жалкую позу. Потом, нам встретились мелкий арендатор и трое работяг. Марк Маркович остановился и поболтал с ними душевно и по-братски. А когда мимо нас, униженно, прошёл раб, у угольщика взыграло такое чувство собственного достоинства, что он просто не обратил на того внимания. Да, бывают моменты, когда хочется пнуть под зад, и покончить, таким образом, с фарсом.
Вдруг, внезапное происшествие. Из лесу выбежала кучка худо одетых мальчишек и девчонок с воплями и в слезах. Старшему, едва ли, исполнилось двенадцать. Они были перепуганы, звали на помощь. Они были настолько вне себя, что не могли толком объяснить, в чём дело и просто побежали впереди, указывая нам дорогу. Мы поспешили за ними. Как только мы углубились в лес, сразу увидели, в чём дело. Детишки повесили на дубе своего младшего товарища, а снять уже не смогли, и он теперь болтался и брыкался в агонии, а смерть от удушья была совсем рядом. Мы сняли парнишку и привели в сознание. Очередной пример человеческой натуры: любознательный и пытливый детский народ копировал жизнь своих взрослых. Они играли в наказание злодеев-поджигателей и неожиданно добились результата, который оказался куда более серьёзным, чем они того ожидали.
Для меня это не была простая прогулка. Я проводил время с максимальной пользой. По пути, Марк Маркович познакомил меня с большим количеством местных. Как человек приезжий, я имел возможность задавать множество вопросов, которые меня так интересовали, не боясь вызвать подозрения. В числе прочего, меня, как государственного деятеля, очень интересовал вопрос заработной платы. Я вобрал в себя столько информации сколько смог. Человек совсем неопытный или очень недалёкий склонен оценивать, благополучна ли нация по величине средней заработной платы. Более искушённый дилетант ориентируется на величину медианной заработной платы. Он думает, что если сумма медианной заработной платы большая, то нация благоденствует, а если маленькая, то и нация бедная. Это ошибочное заблуждение. Не сумма, которую вы получаете, а количество благ, которые вы можете на неё приобрести, вот что важно. Только это является показателем того, является ли ваша высокая зарплата высокой на самом деле, или только по называнию. Два примера. Вспомним, как с этим обстояли дела во времена нашей Гражданской Войны в XIX веке. На Севере работяга получал три золотых североамериканских доллара в день. На Юге, подобные же, работяги получали под пятьдесят. Только не баксами, а деревянными фантиками Конфедерации, которые шли по курсу один бакс за трёхлитровую банку фантиков. На Севере приличный костюм для рабочего стоил три бакса в любом бутике (зарплата за один день). А на Юге, такой же костюм, но по семьдесят пять (зарплата за полтора дня), ещё нужно было поискать. Все остальные вещи стоили пропорционально. Следовательно, зарплата на Севере была, чуть ли не в два раза выше, чем на Юге, потому что имела почти вдвое большую покупательную способность.
Второй пример - страна тотального дефицита, в которой всё по талонам. Пусть в этой стране формальный уровень зарплаты выше чем в любых окрестных странах, и формально рабочий на свою зарплату может купить всё, что душе угодно. Ажно три раза. Но если того, что душе угодно, нет в продаже, и он не может купить на свои деньги ничего, то и его зарплата никакая, а полученные фантики только что и остаётся, как положить в сберкассу, т.е. отдать обратно работодателю.
Завязывая в деревне знакомства, я обнаружил в обращении наши новые монеты, во множестве. Это меня сильно порадовало. Массы милрейсов и милов. Много центов, немало пятицентовиков и даже несколько серебряных четвертаков. Все они были в ходу среди ремесленников и простолюдинов. Попадались и золотые доллары. Я нашёл их у ювелира. Так сказать, в местном банке. Я заглянул к нему, пока Марк Маркович торговался с лавочником о четверти фунта соли. У ювелира я попросил разменять мне золотую двадцатку. Он её принял, но только после того, как погрыз зубами, покатал по конторке и опробовал кислотой. Потом он спросил меня, кто я такой и откуда у меня это, куда я направляюсь и когда собираюсь туда прибыть, и ещё, наверно, сотню вопросов. Когда ювелир уже был удовлетворён, я продолжил беседу, и всё сыпал на него кучу дополнительной информации, сообщив в частности, что у меня есть пёс, которого зовут Караул, а моя первая жена была баптисткой, а её родной дедушка выступал за принятие сухого закона. Ещё я рассказал, что знавал фрезеровщика, у которого было по два пальца на каждой руке, и человека, у которого была бородавка над верхней губой, и он умер, но верил в будущее Воскрешение. И так далее и тому подобное, пока этот изрядно любопытный захолустный любитель новостей не забил свою флешку доверху, и уже не знал, как меня выпроводить. Конечно, он испытывал большое уважение к финансовым магнатам, коим я был в его глазах, и поэтому не хамил. Однако, я заметил, как он закипает и начинает откладывать кирпичи, пока за прилавок. Я разменял двадцатку, но эта финансовая операция была на пределе финансовых возможностей ювелира, что было ожидаемо. Почти то же самое, как если бы в XIX веке кто-нибудь зашёл в магазин "Всё за 99 центов" и попросил бы, вдруг, разменять банкноту в 1000 долларов. Они, вероятно, смогли бы наскрести такую сумму, но удивлялись бы: откуда это у мелкого фермера при себе такая крупная сумма, в такой круглой купюре. Наверное, ювелир думал о том же. Поэтому он проводил меня до самых дверей и ещё долго глядел мне в след, в каком-то оцепенении.
Новые монеты не только вошли в оборот, но уже настолько пришлись по вкусу, что названия старых монет даже не упоминались, а цену вещей называли в долларах, центах, милах и милрейсах. Здорово. Местные не чужды прогресса.
Я познакомился с местными мастеровыми. Едва ли не самым заметным среди них был кузнец Даули. Он был преисполнен жизненных сил и сильный мастер слова. У него было два наёмных помощника и трое подмастерьев, а дела шли потрясающе. Скажу прямо - он разбогател. Причём, разбогател быстро, и его очень уважали в этих краях. Марк Маркович очень гордился своей дружбой с таким человеком. Он привёл меня к нему, якобы, чтобы показать, какой серьёзный клиент берёт у него уйму коксующегося угля, но на самом деле, чтобы я увидел, на какой он короткой ноге с таким важным человеком, и как запросто он общается с ним, и может просто взять, и зайти в гости. Даули и я сразу нашли общий язык. В годы моей работы на заводе Кольта, я общался преимущественно с такими людьми. Мои близкие друзья были из таких. Я был просто обязан познакомиться с ним и его жизнью поближе, и поэтому пригласил его к Марку Марковичу, отобедать с нами в Воскресенье. Марк Маркович был потрясён. От волнения он практически забыл, как дышать. А когда Даули снисходительно согласился, он был так благодарен мне, что почти оставил свою заносчивость.
Его радость невозможно было выразить словами, но уже через минуту он глубоко задумался, а потом загрустил. Когда он услышал, как я говорю Даули, что нужно пригласить ещё Диксона - каменщика и Смуга - колёсного мастера, то угольная пыль на лице Марка Марковича поседела, он потерял самообладание, и мог упасть в обморок в любую минуту. Я знал, в чём тут дело. Дело было в затратах. Он уже видел, как костлявая рука разорения стучится в его дверь. Ему казалось, что дни финансового кризиса на пороге, что его ждёт полный дефолт. Поэтому, пока мы шли к названым людям, я сказал ему:
- Я пригласил этих людей к тебе, чтобы познакомиться поближе. С тебя дом, а я оплачиваю все издержки.
Его лицо тут же прояснилось. Он сказал с воодушевлением:
- Нет, нет, не все же расходы. Ты не должен нести такие траты в одиночку.
Я его прервал:
- Давай сразу всё обговорим. Да, я всего лишь управляющий имением, это факт. Но я не нищеброд, всё же. Мне попёрла масть в этом году. Ты бы удивился, узнав какой я финансово благополучный теперь. Говорю же тебе: я себе могу позволить сорить деньгами, я могу закатить десять таких банкетов. Знаешь, что для меня такие траты? Вот такой пустяк.
И я щёлкнул пальцами. Я мог заметить, что быстро расту в глазах Марка Марковича. На целый фут за раз. Когда я закончил монолог, он уже смотрел на меня снизу вверх.
- Понимаешь теперь? Ты обязан позволить мне сделать, как я желаю. Ты не должен тратить на этот симпозиум ни единого цента, и точка.
- Ты так добр и великодушен...
- Нет, нет. Ты великодушно приютил меня и Джонса под своей крышей. Джонс сам мне об этом сказал сегодня, пока ты ходил в деревню, на разведку. Хотя он и не сказал тебе об этом лично. Просто он не оратор, наш Джонс. Он неуверенно чувствует себя перед людьми. Но он добросердечный и благодарный человек и любит, когда к нему хорошо относятся. Ты и твоя жена были очень гостеприимны по отношению к нам...
- О, брат, да брось ты! Какое уж тут очень гостеприимны!
- Но всё ж таки от души. Когда человек делится тем, что у него есть добровольно, это всегда от души. Это королевское благородство. Знатные всегда так поступают. Это не зазорно даже для принцев. Поэтому, сейчас мы пройдём с тобой по магазинам и всё спланируем. И не беспокойся о расходах, я от рождения такой мот. Знаешь, сколько я иногда могу потратить за неделю? Нет. Не нужно тебе знать это, выбрось из головы.
Потом мы бродили, заходя туда и сюда, прицениваясь, и болтали с торговцами о вчерашних беспорядках. Время от времени, задевающие за живое, воспоминания очевидцев, перемежались полными сочувствия и сердечной боли словами о несчастных горьких сиротах, брошенных на произвол судьбы, и чудом выживших членах тех семей, которые стали жертвой борьбы с врагами народа, накануне. Их дома были сожжены в качестве ассиметричного ответа, их родители были зарублены или повешены.
Марк Маркович и его жена одевались в нечто из грубой льняной ткани, которая перемежалась с кусками заплат из шерсти, а всё вместе напоминало чересполосицу земельных участков, когда смотришь на землю с воздушного шара. Скажу точнее, эта одежда была получена ими на совершеннолетие. Теперь она состояла исключительно из заплат, которые добавлялись, участок за участком, на протяжении множества лет, и едва ли остался кусок оригинального изделия. Я хотел переодеть этих людей в новую одежду. Всё-таки, ужин был званный, с высокими гостями. Однако, мне не приходило в голову, как подойти к этому вопросу деликатно. Но, когда я вспомнил, уже взял на себя смелость нафантазировать о признательности короля Джонса, то сейчас самое время подтвердить это в материальном эквиваленте. Тем более, публику тоже нужно подготовить к встрече с королём_инкогнито. Поэтому, я сказал:
- Слушай, Марко, ты должен позволить мне ещё одну вещь. Это касается признательности Джонса. Ты же не хочешь его обидеть? Ему очень хотелось сделать для тебя что-нибудь, но он застенчивый человек, и не решается сделать это сам. Он прям-таки упросил меня, купить что-нибудь из одежды и подарить её тебе и госпоже Феличите. За всё это он расплатится сам. Только запомни: чтобы никто не знал, что этот подарок от него. Ну, ты сам понимаешь, как стеснительные люди относятся к таким вещам. Я согласился сделать это за него, но мы с тобой не должны смущать такого хорошего человека. Сейчас мы купим вам обоим новый комплект одежды...
- Но это же так накладно! Нет, брат, нет. Представь, в какую сумму это...
- Да плюнь ты на эту "какую сумму"! Просто помолчи минутку и послушай. Ты же слова сказать не даёшь. Тебе нужно следить за манерами. Ты понимаешь, что так не поступают, Марко? А если ты не будешь следить за тем, что говоришь, дальше худо будет. Поэтому слушай сюда: думаешь, мы остановились под вашей крышей и ограничим свою благодарность какими-то пустяками? Но смотри, чтобы не проболтался Джонсу о том, что ты знаешь, что подарок от него. Ты просто и представить себе не можешь, какой это деликатный, но высокомерный человек. Конечно, он фермер. Только он очень богатый фермер. А я его управляющий. Но! знаешь какое воображение у этого человека? Вот именно, ты себе и представить не можешь такого. Иногда он вообще забывается и начинает сорить деньгами направо-налево. Если бы ты его не знал, то подумал бы, что это какой-то мот. Незнакомые люди, слушая его, даже не догадаются, что он простой фермер. Особенно если с ним завести разговор о сельском хозяйстве. Когда он начинает об этом говорить, ему кажется, что он жжот. Напалмом. Но скажу тебе по секрету - в сельском хозяйстве он не рубит. И не шарит. С тем же успехом, он мог бы управляться с королевством. Поэтому, когда он станет рассказывать о новостях аграрной науки, у тебя отпадёт челюсть, и ты будешь слушать внимательно и жадно, словно слушаешь такую глубокую мудрость, какую тебе ни разу не доводилось слышать за всю твою бренную жизнь, и ты очень боишься пропустить хоть кусочек, и так и помереть неучем. Такие манеры Джонсу очень понравятся.
Марка Марковича весьма позабавил рассказ о столь эксцентричном человеке.
И подготовил его к будущим эксцессам. Мой жизненный опыт подсказывал мне, что когда путешествуешь с королём, который притворяется крестьянином, но помнит об этом только половину времени, никакие меры предосторожности не будут излишни.
Потом, мы затарились в элитной лавке. Там продавалось всё что хочешь. И всего остального понемногу: от наковальни и мануфактуры, до рыбы и бижутерии.
Я принял решение закупить весь нужный ассортимент прямо на месте, не ходя, не прицениваясь по другим местам. Я отправил Марка Марковича приглашать каменщика и колёсного мастера, а сам приступил к делу. Мне хотелось обставить всё театрально. Я лёгким и небрежным движением руки вынул кучу деньжищ, чем вызвал уважение хозяина лавки. Затем составил и записал на листке список вещей, требующихся для симпозиума, и передал этот список лавочнику, чтобы посмотреть, умеет ли он читать. Оказалось что умеет! Он тут же с гордостью продемонстрировал своё умение. А потом рассказал, что учился на монаха и умеет не только читать, но и писать. Изучив весь список, он заметил, что счёт получается весьма солидный. Да, счёт получился солидный, и не только по меркам этой лавки.
Я решил не просто дать отличный званый ужин, но превратить его в праздник, дополнив неожиданностями.
Заказывая доставку, я попросил привезти всё это в хижину Марка Марковича вечером в Субботу, а счёт пусть пришлёт в обед, в Воскресенье. Лавочник заверил меня, что я могу рассчитывать на его аккуратность и преданность профессии. Потом он сказал мне, что в качестве презента от фирмы, он положит пару держателей для монеток и поведал, что они теперь в большой моде. Лавочник был их горячим поклонником, считая их очень полезным изобретением. Я добавил:
- И заряди их. Забей по полной, и запиши в счёт.
С удовольствием. Он наполнил, а я забрал их с собой. Я не стал рассказывать, что эти держатели для монеток - моё собственное маленькое изобретение. И это именно я издал королевский указ, чтобы они были в наличии в каждой лавке, и продавались по установленной государством цене. Теперь я получил подтверждение из первых рук, что простой народ, в лице простого лавочника, оценил это новшество. А ведь на заседании правительства не совсем поняли, что это такое. Мы распространяли их буквально задаром.
Заметил ли король, что мы вернулись уже поздно вечером? Сразу как мы ушли, он погрузился в грёзы о предстоящем крупном вторжении в Галлию, которое будет осуществлено всеми вооружёнными силами королевства, которые он возглавит лично и вторая половина дня пролетела для него незаметно.
ГЛАВА XXXII
ПОСРАМЛЕНИЕ ДАУЛИ
Товар доставили в Субботу, точно в назначенное время. Мне стоило немалых трудов, чтобы привести в чувства семейство Марков, готовых свалиться в обморок. Они были уверены, что Джонс и я разорены вконец, а на себя смотрели как на соучастников этого экономического преступления. Видите ли, в довесок к ингредиентам для славного ужина, которые обошлись в весьма круглую сумму, я приобрёл большое количество дополнительных вещей, в качестве материальной помощи этой семье. Например, солидный запас пшеницы, которая была столь же редким деликатесом на столах людей их сословия, как мороженое у отшельников. Затем, обеденный стол внушительных размеров. Кроме того, целых два фунта поваренной соли, что в глазах этих людей было немыслимым расточительством. А помимо того: посуду, табуретки, одежду, бочонок ячменного пойла и тому подобное. Я сказал Марку Марковичу, чтобы он помалкивал до самого симпозиума, чтобы устроить гостям сюрприз и немного понтануться. Своей новой одежде эти простодушные люди радовались как дети. Они ворочались всю ночь, ежечасно просыпаясь и выглядывая в окно, узнать: не рассвет ли ещё? Уже за час до наступления дня, семейство Морковных было при всём параде. Их охватила неописуемая радость, точнее лихорадочное возбуждение, беспримесное и неподдельное. Их по-детски радостный вид был достаточной платой за мою наполовину бессонную ночь. Король, как обычно, спал словно убитый. Семейство Марков не могло напрямую отблагодарить его за одежду - это же было строжайше запрещено. Но они старались намекнуть, как они ему благодарны, всеми возможными способами, какие только приходили им в голову. А что король? Он этого просто не замечал.
Стоял один из тех редких осенних дней, когда начинает казаться, что вновь вернулся июнь, и душа требует провести этот денёк на природе. Ближе к полудню прибыли приглашённые знаменитости. Мы расположились под развесистым деревом и вскоре общались как закадычные друзья. Растаяла даже холодность короля, хотя поначалу он забывал отзываться на имя Джонс. Я заранее его предупредил, чтобы он не забывал что он фермер, и посчитал нелишним внушить ему, что стоит ограничиться только этим фактом биографии и не подыгрывать более того. Потому что, всё-таки, никакой он не фермер. Удастся ли скрыть этот факт, даже с моими строгими внушениями? Особенно, когда от медовухи у него развяжется язык, и выяснится, что у него очень смутные (если не сказать странные) представления о науке земледелия.
Даули был одет великолепно. Я сходу завёл с ним разговор на тему жизни ремесленников и технично направил нить разговора в русло рассказа о его жизни. То есть о том, как Даули разбогател. Как вы уже знаете, этот человек всего добился сам. А следовательно, любил рассказать о том, как это ему удалось. Такие люди заслуживают большего уважения, чем кто-либо ещё. И такие люди желают получать уважение более, чем кто-либо.
Он рассказал, что с детства остался сиротой. Ни денег, ни близких, которые могли бы ему помочь. Он жил у мерзкого и жадного хозяина на правах раба. Ему приходилось работать по шестнадцать, а то и по восемнадцать часов в день, и за это он получал только чёрствый хлеб, да и то столько, что был голоден постоянно. Но его прилежный подход к работе, однажды, привлёк к нему внимание опытного кузнеца. Даули едва не умер от счастья, когда тот взял его в ученики на девять лет, чего Даули никак не ожидал. Кузнец дал ему кров, еду и одежду и учил его "тайнам мастерства", как выразился Даули. Это была первая в его жизни большая удача, начало его пути к успеху. Было заметно, что Даули смотрит на это, как на невероятное чудо. Он сильно удивлялся, что чудо произошло с таким ничтожным человеком, каким он был тогда. Больше он не получал никакой новой одежды в течение всего обучения, но в день окончания учёбы его хозяин подарил ему новёхонькую льняную хламиду. Тогда Даули почувствовал себя богатым и счастливым.
- О! Я помню свой день! - возбуждённо закричал колёсный мастер.
- Я тоже! - крикнул каменщик. - Я не мог поверить, что это всё происходит со мной, просто не верилось!
- Никто не верил! - крикнул Даули с блестящими глазами. - Я тогда чуть не потерял своё доброе имя: соседи подумали, что я украл эту одежду. Даа, какой это был день, какой великий это был день! Такой день нельзя забыть.
Его хозяин, в самом деле, оказался замечательным и успешным человеком. У него Даули ел свежее мясо два раза в год, на праздники. С белым хлебом, с настоящим белым хлебом. Он жил на широкую ногу - как знатный, так сказать. Всему своё время, и Даули унаследовал его дело, женившись на его дочери.
- И посмотрим, что я имею сейчас, - продолжил он с деловым видом. - Два раза в месяц я ем свежее мясо, каждый месяц.
Тут он сделал паузу, чтобы мы осознали значимость этого факта и добавил:
- А солонину - восемь раз в месяц.
- Вот свезло, так свезло, - сказал колёсный мастер, затаив дыхание.
- Могу подтвердить, - добавил каменщик с почтительным видом.
- Белый хлеб на моём столе круглый год, по Субботам, - добавил кузнец многозначительно. - Мои товарищи подтвердят, что я не вру.
- Клянусь головой, - крикнул каменщик.
- Могу подтвердить и подтверждаю, - сказал колёсный мастер.
- А что касается мебели, то вы и сами знаете, что с ней у меня порядок, - и Даули сделал жест рукой, будто приглашая своих товарищей вступить в разговор и подтвердить.
- Говорите, говорите, не стесняйтесь. Будто меня здесь нет.
- Э... у тебя пять табуреток с резными ножками, очень искусная работа. Три для вашей семьи и две для гостей, - сказал колёсный мастер с нескрываемым почтением.
- И шесть деревянных резных кубков, шесть деревянных тарелок, а ещё две оловянные тарелки, - сказал каменщик с выражением, - и это истинная правда, Бог мне судья.
- Вот, теперь ты знаешь, что я за человек, брат Джонс, - снисходительно сказал кузнец. - Я даже не сомневаюсь, что теперь ты думаешь, что я только и забочусь о своей репутации. Чтобы мне выказывали полагающееся мне уважение, и с незнакомцами не общаюсь до тех пор, пока не удостоверюсь, что у них есть положение в обществе. Но ты насчёт этого не беспокойся. Да будет тебе известно, что я ценю в людях не это, я считаю товарищем и равным себе того, кто порядочный человек, и кто живёт по совести и своим трудом, и не важно - скромное у него состояние или не очень. И в подтверждение моих слов, вот тебе моя рука - мочи краба. И говорю вам всем, как есть, не кривя душой, как порядочным людям: мы с вами одной крови, и вы ничем не хуже меня.
И он улыбнулся всем нам. У него был такой же удовлетворённый вид, какой, наверно, был у Бога, когда тот всё чудесно устроил и пошёл отдохнуть.
Король подал ему руку с плохо скрываемой неохотой, а потом одёрнул её с такой же поспешностью, как дама, которая на рынке попробовала рыбу на ощупь. Это произвело положительное впечатление на Даули и всех остальных, потому что они ошибочно приняли это за естественное смущение, при встрече с великим человеком.
Пока мы общались таким образом, госпожа Феличита приволокла стол и поставила перед нами. Гости были изумлены. Это был новёхонький стол хорошего качества. На этом сюрпризы не закончились. Госпожа Феличита неспешно развернула самую настоящую скатерть и накрыла её на стол. Такое было чересчур даже для кузнеца, у которого, как мы знаем, было всё в ажуре. Это больно его задело, и это было заметно всем. Госпожа Феличита внешне была абсолютно равнодушна, но её выдавали глаза, которые излучали тщеславия на несколько килорентген в час, и это тоже было заметно всем. Марк Маркович был на седьмом небе от счастья, и это тоже было заметно всем. Потом, госпожа Феличита принесла две новёхонькие табуретки! Это была сенсация. В глазах каждого гостя было написано человеческим языком "СЕНСАЦИЯ". Следом она принесла ещё две, с тем же невозмутимым видом. Второй акт сопровождался восхищённым шёпотом. Далее последовала третья пара табуреток, которую она внесла в состоянии сильной эйфории, с самодовольным видом - она уже не могла контролировать себя. Гости были в оцепенении, а каменщик пробормотал:
- Блин, ты такой состоятельный оказывается. Я поражён, я не знал.
Когда госпожа Феличита пришла в третий раз, Марк Маркович решил закрепить достигнутый успех и сказал, с показным видом, который по задумке должен был изображать спокойствие и уверенность. Но не изображал.
- Достаточно. Остальные не неси.
Так значит, где-то там были ещё табуретки! Эффект был что надо. Я сам не смог бы разыграть эту карту лучше.
После этого госпожа Феличита продолжала громоздить сюрприз за сюрпризом, накаляя всеобщее удивление до "плюс сорока пяти в тени". Воображение гостей было поражено так сильно, что никто больше не говорил о том, как он поражён, и что он не знал, но все только ахали и с немым восторгом вздымали руки и глаза. Она притащила посуду, много новой посуды, деревянные кубки и прочую сервировку. Потом последовали: ячменное пойло, рыба, цыплята, гусь, яйца, жареная говядина, жареная баранина, окорок, некрупный запечённый поросёнок, икра заморская баклажанная и много настоящего белого хлеба. Деликатесы занимали всё свободное пространство, они были не только на столе, но занимали каждый клочок свободного места в тени. Подобного эти ребята не видывали ни разу. И пока они сидели, остолбенев от удивления и благоговения, я махнул рукой, как бы невзначай, и из своего укрытия возник сын лавочника и сказал, что он пришёл за расплатой.
- Отлично, - сказал я бесстрастно, - сколько там? Огласи-ка нам весь список.
Он зачитал счёт, а четверо поражённых людей сидели и слушали. В моей душе перекатывались волны глубокого удовлетворения, в то время, как в душе Марка Марковича симметрично перекатывались волны испуга и восторга:
--------------------------------------------------------------------------------------------
2 фунта соли..........................................................................................200
8 пинт ячменного пойла, в бочонке................................................800
3 бушеля пшеницы..............................................................................2 700
2 фунта рыбы........................................................................................100
3 куропатки...........................................................................................400
1 гусь......................................................................................................400
3 дюжины яиц.......................................................................................150
1 жаренная говядина...........................................................................450
1 жаренная баранина..........................................................................400
1 окорок..................................................................................................800
1 молочный поросёнок......................................................................500
2 керамических сервиза.....................................................................6 000
2 мужских костюма и исподнее........................................................2 800
1 шерстяное и 1 полушерстяное платья и исподнее.....................1 600
8 деревянных кубков...........................................................................800
Кухонные принадлежности..............................................................10 000
1 деревянный стол..............................................................................3 000
8 табуреток..........................................................................................4 000
2 держателя для монет. с монетами..............................................3 000
------------------------------------------------------------------------------------------------
Приказчик умолк. Тишина. Благоговение. Никто не шевелился. Никто даже не сопел.
- Это всё? - спросил я с ледяным спокойствием.
- Всё, почтенный господин. Добавлю только, что всякую мелочёвку я включил в графу кухонная утварь. Если желаете, я посчитаю их от...
- Это не важно, - сказал я, вяло отмахнувшись, - давай общую сумму.
Приказчик опёрся рукой о дерево, для устойчивости, и произнёс:
- Тридцать девять тысяч, сто пятьдесят милрейсов!
Колёсный мастер обмяк и стал сползать под стол, остальные ухватились за столешницу, ища моральной поддержки. Все трое пробормотали что-то вроде:
- Господи, будь мне защитой в день бедствия моего.
Приказчик поспешил добавить:
- Мой отец поручил мне передать Вам, что немилосердно требовать от Вас, расплатиться сразу по всему счёту, он только просил, чтобы...
Мне не требовалась рассрочка, и я не придал великодушному предложению лавочника большего значения, чем лёгкому ветерку, который приятно нас ласкал.
С важным и беззаботным видом я бросил на стол четыре доллара. Если бы вы только видели изумление на лицах этих людей.
Приказчик был поражён и очарован. Он сказал, что оставляет в залог один доллар, а сам сходит в город и принесёт... Я прервал его:
- Принесёшь девять центов сдачи? Брось. Бери их все. Это тебе на чай, э-э-э то есть... чаевые тебе, котороче.
Я слышал возбуждённые перешёптывания, означавшие:
- Да у этого типа денег - куры не клюют! Он просто сорит ими направо и налево!
Кузнец был подавлен.
Приказчик взял деньги и пошёл прочь, пошатываясь, пьяный от счастья.
Я обратился к Марку Марковичу и его жене:
- А вот вам маленький презент, наши гостеприимные хозяева.
И вручил им держатели с монетками так, словно это был сувенир-безделушка, несмотря на то, что в каждом была целая куча налички. И пока бедолаги сидели потерянные и потрясённые, удивлённые и признательные, я спокойно сказал, повернувшись к остальным, словно меня спрашивали какой сегодня день недели:
- Ну, значит, если все готовы, думаю, пора приступать к обеду. Наваливаемся на еду.
Потрясающе. Это было потрясающе. Не помню, чтобы мне удавалось устроить такое насыщенное потрясениями шоу, и так удачно совместить потрясное с потрясным. Кузнец был сокрушён. Не хотел бы я оказаться в его шкуре сейчас. Ещё бы! Он так хвалился перед нами своими шашлыками для друзей два раза в год и свежим мясом на столе дважды в месяц и солониной дважды в неделю и белым хлебом по Субботам (что обходилось не больше семидесяти центов в год). А тут, внезапно, появился человек, который разом выложил четыреста центов на организацию одного единственного симпозиума. Да ещё, по-видимому, был расстроен, что потратил так мало. Даа, Даули заметно сник, увял и упал духом. Он имел вид коровьей лепёшки, которую раздавила корова.
ГЛАВА XXXIII
ПОЛИТЭКОНОМИЯ ШЕСТОГО ВЕКА
Однако, несмотря на то, что я прилюдно поставил его на место, он снова был весел уже к первой смене блюд. Этого не сложно было добиться, и дело тут не в ячменном пойле. Причиной всего была классовая структура общества, иерархичное сознание.
В таком обществе человек не был сам собой. То есть, отчасти он был сам собой, той личностью, которая внутри него, а отчасти отожествлял себя с той ролью, которая была навязана ему с детства. Эта роль, эта маска совершенно не ощущалась людьми, они не могли заподозрить, даже в малой степени, что это - маска, что это не часть их самих. Стоило только тебе доказать своё превосходство над ним в социальном ли статусе, в известности или в богатстве, и тут же включался этот шаблон поведения. Человек сразу прогибался под тебя. После чего, он терял способность обижаться на тебя. То есть, конечно, ты мог обидеть такого человека, если бы постарался, но для этого нужно было иметь достаточно свободного времени и очень злую волю, а в остальных случаях он оправдал бы тебя в своих глазах, полюбому. По большому счёту это разновидность стокгольмского синдрома.
Кузнец теперь сильно уважал меня, считая очень богатым и преуспевающим человеком, и даже не скрывал. Блесни я перед ним, вдобавок, самым захудалым дворянским титулом, он бы меня уже не уважал, а обожал. И не только он, но любой простолюдин этой страны. Даже если бы, он сам был исполином духа или гением шахматной мысли, или просто был щедро наделён талантами, а я бы оказался полным ничтожеством. Думаю, в этой стране ситуация останется такой ещё столько, сколько просуществует Англия. С тем даром пророческого видения, которым я обладаю, мой взор, устремившись в будущее на тринадцать с половиной веков, видит там статуи мерзким Георгам и прочим пижонам королевских и голубых кровей, но не замечает статуй величайшим творцам, уступающим только Богу, - Гуттенбергу, Уатту, Морзе, Стефенсону, Беллу.
Король набил пузо нормальной едой, и поскольку никто не рассказывал о битвах, завоеваниях, или дуэлях бронированных путешественников, он стал клевать носом, а потом и вовсе задремал. Госпожа Феличита убрала со стола, приволокла бочонок ячменного пойла и смиренно ушла доедать остатки. Остальные пустились в разговоры на темы близкие и милые сердцу людей нашего сословия - бизнес и заработки, естественно. На первый взгляд, дела во владениях короля Багдемауса, маленьком вассальном королевстве, шли как нельзя лучше. Даже если сравнивать с метрополией, владениями Артура. У них тут процветал махровый протекционизм и ввоз заграничных продуктов (даже из соседских областей) был обложен высокими пошлинами, в то время, как мы двигались в сторону свободного рынка. Не торопясь, потихоньку. Сейчас мы находились где-то посредине пути.
Говорили, практически, только мы с Даули. Остальные жадно слушали. Даули уловил, чем ему похвастать, и где он может отыграть позиции и показать себя во всей красе. Он стал с большим энтузиазмом отстаивать свою точку зрения, и задавать мне вопросы, которые он полагал, будут очень неудобны для меня. Его уверенность не была лишена оснований:
- У вас, брат, в ваших краях у батраков, извозчиков, чабанов, свинопасов какая зарплата?
- Двадцать пять милрейсов в день. Четверть цента.
Лицо кузнеца просияло от радости. Он сказал:
- А у нас она вдвое против вашего! А какая у вас зарплата у мастеровых? Ну, у плотников, там, у маляров, каменщиков, кузнецов, колёсных мастеровых, и тому подобное?
- В среднем, по пятьдесят милрейсов - пол-цента.
- Бугага, полцента! А у нас она сто милрейсов! Толковый мастеровой у нас имеет по целому центу в день! Я уж не говорю про портных. Те-то всегда имеют свою сотню, а когда сезон, то и все полторы сотни в день. Я сам, было дело, платил рабочим по полтораста, целую неделю. Жаркая тогда выдалась неделька. Я раньше всей этой экономики не очень понимал, протекционизмы там всякие, но теперь я всё понял. Протекционизм рулит! Не нужна нам свободная торговля!
Его физиономия сияла от счастья, и это грело душу остальной компании. Я не стал откладывать кирпичи, но спокойно взял в руки отбойный молоток и следующие пятнадцать минут долбил мозговую кость кузнеца, пока на поверхности не показался спинной мозг. Вот с чего я начал:
- Почём у вас фунт соли?
- По сотке.
- А у нас по сорок. А почём тебе обходится говядинка и баранинка, когда ты её себе можешь позволить?
Это был точный удар, он слегка покраснел.
- Ну, по-разному бывает. Но можно сказать, что по семьдесят пять за фунт.
- А у нас по тридцать-три. А яйца почём?
- Полтинник за дюжину.
- А у нас по двацарику. А ячменное пойло у вас почём?
- Оно нам обходится по восемь с половиной за кружку.
- У нас четыре. Я не одобряю, но так выходит. А пшеница сколько стоит?
- Девять сотен за бочку.
- У нас четыре сотни. А какая цена у мужского льняного костюма?
- Костюм стоит дорого. Тринадцать центов.
- У нас тоже недёшев, но всё-таки шесть. А почём женское платье? Эээ.. ну то есть, вы поняли, какое. Обычное, какое носят жёны мастеровых или рабочих.
- Мы платим по восемьсот сорок.
- Вы платите по восемьсот сорок, а мы платим по четыреста, сам видишь, какая разница.
Я был готов к решающему удару:
- А теперь скажи, дорогой друг, куда делась твоя высокая зарплата, которой ты похвалялся несколько минут назад?
Я оглядел всю честную компанию с улыбкой превосходства. Я тащился от того, как, мало-помалу, подвёл ему факт к носу и посадил его в лужу. Затем я продолжил:
- Тебе же казалась, что протекционизм рулит, а зарплата у вас такаая достойная. А вот теперь она сдулась. Прямо на наших глазах.
Мне казалось, что он в нокауте после такого научного дискурса, и рулит теперь здесь не протекционизм, а я. Казалось. Кузнец выглядел немного сбитым с толку, но только и всего! Он не понял, что я ему рассказал. Он был не в курсе, что я загнал его в хитрую ловушку. Он даже не догадывался, что должен уже лежать в нокауте. С затуманенным взором и напрягая всю силу своей головы, он сказал:
- Короче, я тут непонел. Ты сейчас сказал, что наша зарплата вдвое выше, чем ваша, а потом добавил, что она сдулась на наших глазах. Позволь задать тебе вопрос: что означает "сдулась на наших глазах", если я правильно произношу это непонятное название, которое мне даже слышать не доводилось на своём веку.
Я был ошеломлён. У меня была такая досада, что в глубине души зашевелилось нечто, которое советовало аргументировать диалог дубиной. Отчасти из-за его неожиданного невежества, отчасти потому что его товарищи заняли резко выраженную позицию, и единогласно поддержали его мнение. Оригинальные мысли здесь были у одного Даули. То, о чём я ему говорил, лежало на поверхности, это было просто как два пальца об асфальт. Как можно объяснить это ещё понятней, если это понятно даже школьникам? Но ради разумного, доброго и вечного я должен попытаться сделать это:
- Хорошо, слушай сюда, брат Даули. Ваша зарплата больше только по сумме, а не по сути.
- Вы понимаете, о чём он говорит? Я понял только то, что он согласился, что у нас она вдвое больше.
- Да-да! Я не отрицаю этого. Но не в этом суть, понимаешь? Сумма зарплаты - это всего лишь количество монеток, понимаешь? Да? Кто-то придумал эти монетки, такие монетки и придумал им названия, но сами по себе, они ничего не означают, понимаешь? Фишка в том, СКОЛЬКО ТЫ КУПИШЬ НА ЭТУ СУММУ, понимаешь? Вот в чём вся соль. Да, это правда, что у вас мастеровой зарабатывает три с половиной бакса в год, а у нас только доллар, семьдесят пять центов, но...
- А! Вы слышали?! Он снова сказал это! То есть ты согласен, что у нас зарплата выше?
- И чо с того?! Вы сами это знаете, и я не отрицаю этого! Я вот что хочу сказать: у нас на пол-доллара можно купить больше чем на доллар у вас. Повторяю для невнимательных: у нас на пол-доллара можно купить больше чем на доллар у вас! И поэтому, наша зарплата выше, чем ваша. И это должно быть понятно даже ежу, даже глупому ежу у которого даже нет денег!
Он был изумлён и подавлен. То, что их зарплата выше - это лежало на поверхности, это было просто как два пальца об асфальт. Как это можно объяснить ещё понятней? Он сказал с безнадёжным видом:
- Слушай, я уже не знаю, как тебя понимать. Ты же сам только что соглашался, что наша зарплата выше, чем ваша. А потом ты тут же говоришь, что наоборот!
- О, госдеп тебя побери! Неужели твоя голова не может вместить такую простую вещь? Ну, тогда смотри сюда, сейчас поясню. За дамский костюм у нас платят 4.00 центов, у вас - 8.40. Ваша цена больше нашей не вдвое, а ещё больше. На 40 милрейсов больше. Сколько у вас платят женщине, которая работает на ферме?
- Двадцатку в день.
- Очень хорошо, а у нас вполовину, то есть десятку в день, и...
- Вот! Ты же сам...
- Тихо! Щас ты поймёшь, щас я объясню как надо. На этот раз ты поймёшь. Так получается, что у вас женщина должна работать 42 рабочих дня, чтобы накопить на платье, так ведь? Берём 7 недель по 6 рабочих дней и по двадцать мирлейсов в день - и это даёт в результате 840. У женщины появляется платье, и на это уходит вся её зарплата за эти семь недель. У нас в этом случае есть одно маленькое отличие: у женщины тоже есть новое платье, но кроме этого, у неё на руках остаётся её зарплата за два рабочих дня, и она может купить себе ещё что-нибудь! Ну? Теперь-то ты понял?
Теперь он размышлял, он был погружён в сомнения. Остальные тоже. Но не более. Блин, если б я сказал, что у женщины остаётся на руках зарплата, на которую она может купить что-нибудь для Даули, это, может, нашло бы отклик в его душе. Но я сказал так, как сказал. Теперь я ждал. Нужно дать мыслям время, чтобы они проникли в его черепную коробку. Наконец, Даули заговорил, и мне тут же стало понятно, что он так и не избавился от своего укоренившегося предрассудка, к которому прикипел всей душой. Он неуверенно сказал:
- Но... но ты же не станешь отрицать, что заработать двадцаку в день лучше, чем десярик?
&#@% !! Нет, я не должен сливаться, поэтому я зашёл на второй круг:
- Давай рассмотрим случай из жизни. Один из твоих наёмных рабочих идёт в магазин и покупает вот что. Смотри, я записываю, что он покупает:
1 фунт соли
1 дюжину яиц
1 бочонок ячменного пойла
1 льняной костюм
5 фунтов говядины
5 фунтов баранины
- Итоговая сумма составит... составит... это мы в уме... составит 32 цента. Это его зарплата за 32 рабочих дня. Или 5 рабочих недель и ещё два дня. Потом предположим, что он уехал работать к нам. И у нас он проработал 32 дня за нашу, половинную зарплату. Так вот, всё что в этом списке, у нас он сможет купить немного меньше чем за 14 с половиной центов. Это его зарплата за 29 рабочих дней. И следовательно, у него на руках остаётся зарплата ещё за половину его рабочей недели. Но это не всё. Он станет копить эти деньги. Целый год будет копить. И тогда получится, что каждые два месяца у него будет набегать недельная зарплата. А за год он накопит зарплату за пять или шесть недель. А у вас он не скопил бы ничего, ни цента. Ну? Теперь-то ты уже понимаешь, я надеюсь, в чём разница? Понимаешь что "высокая зарплата" или "низкая зарплата" - это просто такие названия, которые не значат ничего, покуда ты реально не сравнишь их и не увидишь на которую из них можно больше купить.
Ах, как я ему всё разжевал!
Но, увы! Оказалось, что ему рано такое мясо даже в разжёванном виде. Придётся бросить его убеждать. Эти люди очень ценили "высокую зарплату". И, по-видимому, им было совсем не важно, могут ли они что-нибудь на свою высокую зарплату купить. Поэтому они горячо одобряли протекционизм. А теперь они вообще были готовы на него молиться. И это было неудивительно. Их местный правитель одурачил их, убедив, что благодаря таким высоким пошлинам у них такие высокие зарплаты, а в будущем они станут ещё выше и будут и дальше расти. Я доказывал им, что с такой ценовой политикой как у них, если заплаты и вырастут процентов на 30, за четверть века, то цены вырастут на все 100. И на каждой тропинке придётся ставить таможенного чиновника, которому тоже придётся платить, так или иначе. От этого всё станет только хуже. А у нас за это же время зарплаты вырастут на 40%, а стоимость жизни будет только снижаться. А наши предприниматели станут, не жалея живота своего, снабжать их дешёвыми и качественными продуктами, минуя таможню по самым диким тропам. Это было бесполезно. Ничего не могло поколебать их нелепую упёртость.
Я страдал, осознавая своё поражение. Казалось, у меня беспроигрышная позиция, но и что с того? От этого не становилось легче, ничуть. Только представьте себе: лучший политик их времени, самый толковый экономист, максимально образованная персона их невежественной эпохи, наиболее светлая и лишённая предрассудков голова, самое-самое компетентное лицо, взбиравшееся на политический Олимп, и просто хороший человек - я сидел совершенно смятый, подавленный полным невежеством полудикого деревенского кузнеца.
Но это ещё не всё, остальные слушатели ЯВНО ЖАЛЕЛИ МЕНЯ! Заметив это, я покраснел до самых ногтей на ногах. И как могло быть иначе? Поставьте себя на моё место. Как может чувствовать себя человек так нелепо загнанный в угол, и незаслуженно жалеемый? Вам самим не кажется, что позволительно нанести ответный удар, и поквитаться с ними? Вижу, вижу, вы тоже так считаете. Пусть сами себя жалеют. Я не пытаюсь оправдаться. Гнев плохой советчик, и когда ты во гневе, результаты оказываются либо плохими, либо ужасными, но в тот момент я был во власти эмоций, ничего личного. Я не применил свой пророческий дар даже на пол-шага вперёд, каюсь.
Скажу вам, что когда я принимаю решение нанести серьёзный удар, это значит, что будет не дружеское похлопывание. Нет, я просто закопаю его, держите меня семеро.
Раз уж я собираюсь нанести удар, я ударю его стремительным домкратом. Но я не стану кидаться на него очертя голову и рискуя провалить дело на пол-пути. Я отойду в сторонку, прозондирую и подготовлю почву, обойду его с флангов, а потом бац, и он на лопатках, и даже ради спасения своей жизни не может объяснить, как так получилось.
Так я и поступил с братцем Даули. Я начал, неспешный и спокойный разговор, словно ради простого времяпровождения, и даже мудрейший на Земле человек не смог бы понять, что я удумал и к чему это всё приведёт:
- А слышали вы, братья, об одной интересной и загадочной вещи? Её называют наука? Нет? Сейчас расскажу. На Востоке существуют очень любопытные законы, традиции, и обычаи. Но когда люди с Востока приезжают к нам, то им кажется, что не у них, а у нас очень странные обычаи, традиции и законы. И чем они лучше узнают, тем необычней им это кажется. А потом оказывается, что не только на Востоке другие законы, но даже здесь, когда-то давно, законы и традиции тоже были совсем другими. И вообще, те законы, которые записаны на свитках - они меняются. Запишет король на свиток новый закон - вот и новый закон вам. А есть такие правила, которые нигде не записаны, но они никогда не меняются. Например: после ночи приходит день, а во время грозы бывают молнии. Такие законы, как вы уже поняли, придуманы не людьми, но люди могут заметить их и рассказать об этом другим людям. Например, есть закон роста заработной платы. Этот закон о том, что заработная плата у людей растёт. И это наука. И у вас тоже когда-нибудь денег станет ещё больше. Конечно, зарплата растёт не быстро, я бы даже сказал что медленно. Так медленно, что это можно заметить только через сто лет. Откуда я это знаю? Смотрите. Вы в курсе какая зарплата у вас. Я знаю, какая у нас. А вот он знает размер зарплаты где-нибудь там. Теперь мы берём всё это, складываем и смотрим какая зарплата в среднем по стране. А из летописей мы знаем, какой была зарплата сто лет назад. Она была маленькая. И ещё мы знаем, какой была зарплата двести лет назад. Тогда она была ещё меньше. А вот какая она была триста лет назад, уже никто не знает - летописи не сохранились. Такова селяви. Но и этого нам уже достаточно, чтобы определить такое правило, по которому оказывается, что зарплата от века к веку становится всё больше и больше! Вот она - наука! И пользуясь этим правилом, мы можем посчитать, какая была зарплата триста лет назад, или четыреста лет назад или пятьсот. Но это ещё не всё. Хотите ещё что-то скажу? Если мы перестанем всё время оглядываться в прошлое и устремим взор вперёд, то с помощью этого правила, мы сможем посчитать даже то, какая зарплата у людей в будущем! Друзья, я могу рассказать вам, какая зарплата будет у людей спустя многие и многие сотни лет, в любое время, про которое вы захотите спросить. Через семьсот лет зарплата увеличиться в шесть раз и здесь, у вас, даже батраки будут получать по 3 цента в день, а мастеровые по 6.
- НИЧОСИ!
- Да.
- Ах! Если б можно было уснуть сейчас и проснуться в то время! - прервал колёсный мастер Смуг, алчно сверкнув глазами.
- Но это не всё. Хозяева будут оплачивать им стол, хотя вы сами понимаете, что на хозяйских харчах не разжиреешь. А ещё через двести пятьдесят лет, зарплата мастерового, обратите внимание, это не догадки, а наука, заплата мастерового составит двадцать центов в день!
Это вызвало всеобщий вздох восхищения и восторга. Каменщик Диксон шептал, широко раскрыв глаза и прижав руки к груди:
- За один день заработать трёхнедельную зарплату...
- Богачи! Там живут одни богачи! - возбуждённо шептал Марк Маркович. Он быстро и прерывисто дышал.
- Вот так и будет расти зарплата. Медленно, но верно. Так же как растёт тысячелетняя секвойя. А через тринадцать с половиной столетий на Земле будет такая страна, в которой мастеровой будет зарабатывать двести центов в день!
От удивления они онемели. В течение пары минут никто не мог даже крякнуть от удивления. Потом угольщик сказал с благоговением:
- Эх, если бы только взглянуть на них одним глазком...
- У нас, такую кучу зарабатывает, наверно, только граф! - сказал Смуг.
- Граф? - спросил Даули. - Бери выше и не ошибёшься. Во всём королевстве Багдемауса нет ни одного графа с такими доходами. Доход графа, тоже скажешь. Это доход целого... ангела!
- Вот, я вам и рассказал, что станет с зарплатой. В те далёкие дни рабочий будет зарабатывать за одну неделю больше, чем у вас за пятьдесят. А пятьдесят недель это почти целый год. Но это ещё не всё. Произойдут и другие удивительные вещи. Брат Даули, если я не ошибаюсь, размер зарплаты для батраков, мастеровых и прочих устанавливается каждую весну и на весь год. А кто у вас решает, какая будет зарплата?
- Иногда это устанавливают при дворе Багдемауса, иногда в городских советах, но чаще всего этим занимается совет работодателей. Можно сказать, что почти всегда зарплаты устанавливает совет работодателей, а король издаёт соответствующий указ.
- И никто не спрашивает бедолаг-рабочих, их мнение по поводу той зарплаты, которую они хотят получать?
- Хм! Тоже придумаешь! Хозяин, который платит им зарплату, лучше разбирается, сколько нужно платить рабочим, тебе ли этого не знать.
- Да, но я думаю что те, кому платят эти деньги, тоже заинтересованы, хоть самую малость, участвовать в этом процессе. И их жёны и их дети тоже имеют представление о цене прожиточного минимума. Работодатели это кто? Знать, богачи, просто зажиточные люди. Их мало, они сами не работают, но они решают, сколько будет достаточно платить тем, кто работает, а таких огромные массы. Чувствуешь? Богатеи объединились в "профсоюз" - такое новое слово, оно означает тех, кто сами собрались вместе, чтобы решать вопросы по работе. И ваши богатеи собрались вместе, чтобы навязать работягам свою волю, настоять на том, что они решили навязать и принудить к тому, на чём они желают настоять. Пройдёт тринадцать столетий, и будут уже другие профсоюзы. И это не фантазии, это наука. Тринадцать столетий и потомки сегодняшних зажиточных людей будут зеленеть от злости, и скрежетать зубами под тяжёлой пятой рабочих профсоюзов. Да, королевские чиновники ещё долго будут определять размер зарплат: сегодня и завтра и вплоть до девятнадцатого века. Но потом, внезапно, наёмные работники догадаются, что от сотворения мира прошло уже достаточно времени, для того чтобы прекратить смотреть на вещи столь однобоко. Они восстанут из пепла и сами приложат руку к определению того, какой зарплаты они достойны. А кое-где ещё и расплатятся по счётам, по всему многотысячелетнему "итого" горьких несправедливостей и унижений.
- Ты правда веришь что...
- Что работники сами будут участвовать в определении размера зарплаты? Конечно. Когда они будут достаточно образованы и сильны для этого. А безграмотных, разобщённых неучей обмануть гораздо проще.
- Да они там просто храбрецами какими-то станут! - ухмыльнулся зажиточный кузнец.
- Ах, вот ещё что. Хозяин может нанять работника только на один месяц, или одну неделю, или вообще на один день, если того пожелает.
- А?!
- Ага. Более того, ни хозяин, ни даже городской совет не может заставить человека работать на своего хозяина целый год, если тот не желает.
- Там что, вообще не будет никаких законов больше, и никакого порядка?
- Будут, Даули. Не каждому дано стать хозяином самому себе, Даули, но в те времена человек больше не будет ничьим имуществом - ни хозяина, ни государственного чиновника. Человек может покинуть город, когда бы он того ни пожелал. Вот не устраивает его зарплата - он раз, и уехал, и никто его не сможет осуждать за это. А захочет, вообще не станет работать.
- Что за времена! Загнивающая страна! - с негодованием воскликнул Даули. - Они живут там словно собаки! Никакого уважения к хозяевам, которые их кормят, панимаешь! Никакого почитания властей! Никаких скреп не осталось, никакой духовности! К позорному столбу каждую собаку, которая...
- О, не торопись, брат. Сейчас такое тебе расскажу. Не скажу ничего плохого насчёт позорных столбов, но думаю, что такое наказание отменят.
- Очень странно. А почему так думаешь?
- Сейчас объясню. Разве за тяжкое преступление человека привязывают к столбу?
- Нет.
- А справедливо приговорить человека за небольшой проступок к лёгкому наказанию, а потом убить его?
Ответа не последовало. Многочисленные случаи средневековой жизни вступили в противоречие со здравым смыслом. В первый раз кузнец не нашёлся, что ответить и вся компания это видела. Первый гол.
- Молчишь брат? Вот ты считаешь позорный столб полезным изобретением и не одобряешь того, что много столетий спустя его отменят. А я считаю, что его обязательно нужно будет запретить. Скажи мне, что обычно бывает с человеком, которого приговорили к позорному столбу. За небольшой проступок, который может даже не стоит того? Толпа смеётся над ним, да?
- Да.
- Потом они начинают кидать в него комья земли, да? Они угарают, глядя как тот пытается увернуться от комьев, и вертится, словно червяк на крючке, да?
- Да.
- Они освистывают его, и бросают тухлятиной, да?
- Да.
- А представь, что у него в этой толпе есть личные враги. Или просто небольшая компания завистников. Или тайные недоброжелатели. Люди же - злые. А особенно если завидуют, что тот такой успешный или быстро разбогател или мало ли почему. Тогда, если в толпе найдутся поджигатели, то вместо комьев или тухлятины полетят камни и булыжники, да?
- Без вариантов.
- И он может получить увечья, да? Челюсть сломают, или зубы выбьют, или изувечат ногу, а она загноится и её отпилит бродячий лекарь? Если ещё окажется рядом, лекарь этот, пока человек не окочурится. А может зрения его лишат, бывает же такое?
- Святая правда!
- А если ему сильно завидуют, то могут и оставить умирать тут же в колодках у столба, да?
- Конечно, могут! Никто не застрахован. Как говорится, от позорного столба не зарекайся...
- Полагаю, тут, среди нас нет таких, кому завидовали бы. По причине заносчивости, или что он преуспел, или быстро разбогател. Или ещё по какой причине, сами понимаете как завистливы люди. У вас в деревне есть озлобленные подонки? Надеюсь, ни над кем из вас не висит опасность оказаться у столба в колодках.
Даули сидел с кислым лицом. Думаю, я задел его за живое. Но он не выдал этого, ни единым словом. Зато остальные тут же высказались. Очень эмоционально. Они сказали, что повидали достаточно таких случаев, чтобы знать какая невесёлая перспектива у человека, получившего в наказание столб. Лучше уж быстрая смерть на виселице за тяжкое преступление.
- Довольно, давайте уже менять тему разговора. Думаю, что убедил вас в том, что такое наказание должно быть отменено. Потому что в дополнение к столбу у нас есть и ещё законы, которые, на мой взгляд, несправедливы. Например, я натворил делов, за которые меня нужно к столбу. А вы узнали про это, но не заложили меня. Значит, теперь вы преступники и вас самих к столбу, если кто-нибудь заложит вас.
- Ну и поделом такому человеку, - сказал Даули, - потому что это обязанность. Так велит закон.
Остальные были солидарны.
- Ну ладно, ладно, так тому и быть, раз вы все против меня. Но только вот одна нехорошая тема получается. Дело в том, что местные власти установили заработную плату мастеровым один цент в день. А закон гласит, что если хозяин осмелится нарушить, даже ввиду чрезвычайных обстоятельств, и заплатить сколько-нибудь больше одного цента в день, пусть хоть один только день, то он будет оштрафован и выставлен на всеобщее поругание к столбу. А ежели некое третье лицо знает о том, что совершено преступление и не донесёт, оно само будет оштрафовано и выставлено на всеобщее поругание к столбу. Именно это и кажется мне нечестным и несправедливым, Даули. Потому что из-за этого закона мы теперь подвергаемся страшному риску, потому что сидели тут и слушали, развесив уши, как ты нам проговорился, что целую неделю платил по полтора цента...
Говорил я вам, что подготовил сокрушительный удар? Видели бы вы их теперь. Они все были в шоке. Все. Я обвёл вокруг пальца нашего улыбающегося и самодовольного Даули, сделал это технично, незаметно, и теперь он сражён. Он не догадывался, какой сюрприз я ему уготовил, до тех пор, пока не грянул гром. Удар был стотонный, он порвал его в лоскуты. Эффект потряс не только его. Скажу вам честно, у меня никогда не получалось достичь такого убойного результата за столь короткое время.
И в этот момент, момент моего триумфа, до меня дошло, что я малость, чересчур переусердствовал, и вместо того чтобы слегка попугать Даули, я перепугал их всех до смерти. Я говорю серьёзно - они все были близки к обмороку.
Дело в том, что всю их жизнь их учили бояться позорного столба, учили относиться к нему с уважением и трепетом. Весь их жизненный уклад, так или иначе, складывался вокруг него. А теперь этот грозный общественный инструмент был близок как никогда. Они заглянули в бессердечное лицо справедливого закона. Теперь всё висело на волоске. Всё зависело от милости одного единственного человека. Постороннего и чужого им человека. А если я сейчас пойду и донесу? Глядя на их бледный, дрожащий, достойный сожаления вид, я не думал всерьёз, что они могут прямо сейчас взять, и дружно сработать. Тем не менее, я чувствовал себя весьма тревожно - кто знает, что у них на уме. Сейчас мне очень хотелось, чтобы они начали уговаривать меня не выдавать их, потом мы пустили бы чарку по кругу. По-дружески пожали бы друг другу руки. Заговорщически пошептались бы, посмеялись бы, обратив всё в шутку, и этим бы всё обошлось.