Мирта сидел, прикрыв глаза, и просто наслаждался путешествием. Потому что, находясь в пути, можно было представлять себе Эрин, какими будут его улицы и его церкви, есть ли там Цитадель или все грязные дела охотнику придется проворачивать посреди толпы. А толпа впечатлительна и обязательно заорет, мол, какой ужас, что же вы творите, тут же дети и женщины! А еще можно было сосредоточенно выискивать в привычных безопасных звуках те, которые выдают угрозу: скрип шагов по обожженной пустоши. Или шелест чужого дыхания. В смысле совсем чужого, а что сопит проклятый торговец - ну, надо терпеть, скоро все это кончится...
Помимо сопения был еще звонкий голосок дочери торговца - та пыталась беседовать со своей сестрой, но сестра сидела, уткнувшись носом в книгу, и отвечала неохотно. Жена же торговца перебирала какие-то записи, шурша бумагой и изредка что-то показывая мужу: смотри, они с тобой связывались два месяца назад... не слишком ли поздно мы выехали, примут ли нас или выгонят, и достаточно ли у нас с тобой золота, чтобы заплатить въездную пошлину за четверых?
- Господин охотник, - обратилась она к Мирте, закончив с записями. - Я думаю, вам нужно поесть.
- Спасибо, - отмахнулся Мирта. - Я не голоден.
Жена торговца даже излишне о нем заботилась, но еще бы - он был единственный, кто по-настоящему мог ее защитить. Дочери торговца периодически с ним кокетничали - тогда Мирта вежливо улыбался и говорил, что занят, вон, что-то снаружи подозрительно посвистывает. А-а, это свистит возница, и как же я не догадался! Эту фразу охотник произносил с иронией, и жена торговца смеялась.
Они пересеклись в порту, Мирта подумывал о покупке лошади, и торговец поинтересовался, а куда едет молодой человек? Спустя какое-то время выяснилось, что торговца давно ждут там же, и не будет ли молодой человек так любезен составить ему и его семье компанию, "чтобы чужие не растащили все добро и не задрали юбки девочкам"?
Судя по этому вопросу, о чужих торговец имел смутное представление. Мирта не стал его запугивать, но, прежде чем согласиться, улыбнулся очень натянуто.
За пять дней поездки чужие не сунулись на, ха-ха, огонек ни разу. Хотя экипаж и ехал через области, где они кишели, пятнами темноты в темноте рыская неподалеку от экипажа, но не рискуя заводить более близкое знакомство. Мирта слушал их и прикидывал, на скольких его магии хватит, если крысолаки все-таки решат поесть и навалятся всем скопом. И как громко будут визжать девочки, и не будет ли визжать торговец, потому что он не то чтобы смелый.
С едой у Мирты были какие-то жутко холодные отношения. Что бы он ни ел, это что-то имело запах и вкус гнилого мяса. Даже бутерброд с маслом и сыром, хотя к таким бутербродам охотник проявлял раньше повышенный интерес.
А еще духи. В экипаже пахло духами девочек, легкими цветочными духами, но Мирту почему-то воротило от этого запаха.
- Господин охотник, - попросила жена торговца на третий день пути. - А расскажите нам, пожалуйста, об этих ваших Башнях и Крепостях. Как проходит обучение? Все ли дети справляются, или кто-то отсеивается в процессе?
- Конечно, отсеивается, - без энтузиазма отозвался Мирта. - Одновременно со мной в Крепости на Пирсах училось пять человек. Выпускной экзамен сдавали уже только двое.
Он попробовал в общих чертах обрисовать ей лекции и тренировки на плацу, но рассказ о биении сердца крысы жену торговца почему-то расстроил, она смутилась и сменила тему. Мирта пожал плечами и в возобновившемся разговоре участия не принял.
Было так странно говорить о господине Шейле - как будто он по-прежнему где-то есть. "Мой учитель". Как будто не было огненной бабочки и погребального костра, и как будто не было вот этой вещи у Мирты в кармане куртки...
Он полез в карман и нащупал там теплое тонкое медное кольцо. Господин Шейл носил его на указательном пальце левой руки - той руки, что была почему-то вся в повязках.
Мирта покусал губу.
...Кольцо перед похоронами снял господин Михель. И потом отдал Мирте со словами: "Вот, возьми на память". Порол всякую ерунду: что господин Шейл был хорошим человеком. Что Мирта был хорошим учеником, и что господин Шейл очень им дорожил. Что у господина Шейла остались родственники там, на материке, и если Мирте любопытно... ах, нет, не любопытно? Ну ладно. Всего доброго, мой мальчик, береги себя и, пожалуйста, не убивайся так - все мы смертны, всех нас ожидает подобный печальный конец...
Мирта покусал губу снова.
Правое заднее колесо экипажа подпрыгнуло на камне; выругался возница, заголосили лошади, нахмурилась жена торговца. Еще немного, подумал Мирта, и я усну. Все не только впоследствии умирают, но к тому же и периодически спят.
- Разбудите меня, пожалуйста, - попросил он своих спутников, - если что-нибудь будет не в порядке. И даже если что-то вдруг покажется вам странным, потому что странности в наше время сулят неприятности и ничего кроме них. Спасибо.
Спал он чутко, и его сон был полон все тех же звуков, типа цокота лошадиных копыт и шелеста платьев, тихих человеческих голосов и смешков, напевания возницы. И сон под них подстраивался: охотнику виделись лошади, скачущие по огромному полю, без выжженных проплешин, без дыр, ведущих под землю. А в серпике луны сидел человек, спрятав лицо под капюшоном; этот человек пел, и песня была грустная-грустная, хоть садись и плачь - или затыкай свои чертовы проклятые уши.
Или это был не человек, а крысолак. Не исключено, подумал Мирта, что он такой грустный, потому что умирает от голода.
...Мирта проснулся в тишине и во мраке - торговец погасил свечу, и по экипажу расползался ароматный дым, еле-еле вытягиваясь в зашторенное окошко. Экипаж стоял, с кем-то что-то сердито обсуждал возница, и Мирта с недоумением сдвинул брови:
- У нас проблемы?
- Не знаю, - отозвался торговец шепотом. - Вроде бы до заставы еще далеко, господин охотник, а тут привязались какие-то и все никак не отпустят, а ведь мы торопимся, торчать посреди дороги ночью смерти подобно...
- Соображаете, - одобрил Мирта и сообщил: - Я пойду осмотрюсь.
Он толкнул хлипкую деревянную дверцу и спрыгнул в дорожную пыль.
Возницу окружили люди - кто в чем, кто в лохмотьях, а кто в новеньком костюме; один парень нахлобучил на лоб соломенную шляпу и из-под нее курил, выпуская облачка дыма. Этот же парень в основном и говорил, а его спутники скучали, поглядывая то на затянутое тучами небо, то на рощу неподалеку, а то и себе под ноги. Нормально, заключил Мирта и подошел поближе. По крайней мере, они боятся крысолаков.
- Ага, - сказал человек в соломенной шляпе, улыбнувшись вознице. - Вот и он, так? Господин колдун, я надеюсь, вас не затруднит назвать ваш регистрационный номер.
- Восемнадцать-пятьдесят, - спокойно ответил Мирта. - А в чем, извините, дело? Мы торопимся, еще и ночь такая... тревожная. В такую ночь я бы не советовал кому-либо где-либо задерживаться.
- Таков порядок, господин колдун, - парень в соломенной шляпе виновато развел руками. - Мы разведчики. Шастаем в окрестностях города и потом докладываем бургомистру, кого и что видели. А на днях бургомистр подписал указ, согласно которому...
- Да ладно, - вмешался человек в рваной черной мантии и сделал шаг вперед - хотя до этого стоял за спиной у парня в соломенной шляпе. - Эст, хорош заливать. Господин колдун, вы спрашивали, в чем дело? Так вот, дело в том, что мы очень, очень бедные люди, и мы принимаем любую финансовую помощь, например, золото или драгоценные камни, или украшения, если они у вас, разумеется, есть. Вы, господин колдун, что-нибудь эдакое носите? Колечки, по идее? Славные колдовские колечки. Я бы с удовольствием ими попользовался. Ну, господин колдун, как там насчет помощи?
Мирта опешил, а секунду спустя человек в рваной черной мантии уже целился ему в лоб из револьвера.
- Но... - хрипло произнес охотник и запнулся. Закашлялся, и револьвер в руке противника дрогнул, изменив положение. - Но ведь вы, - продолжил Мирта, совладав с приступом, - такие же, как я. Такие же, как мы все...
- О, нет, - лицо человека в рваной черной мантии жутко перекосилось, Мирта не сразу понял, что это такая пародия на ухмылку, но, когда понял, легче ему не стало. - Мы не такие же. Мы с вами, господин колдун, совсем, совсем разные. У вас такая сытая, такая богатая жизнь... вот, нанялись сопровождать этого торговца, и ведь не даром, а за кругленькую сумму, и я не отказался бы ею обладать. Ну что, господин колдун? Отдадите нам деньги, или нам потом придется облапывать ваш труп? Потому что вас не спасет никакая магия. Слышите меня? Вы в начале этой милой беседы что-то там советовали моему другу, а я вам, господин колдун, советую не сопротивляться, если вы хотите отбыть в Пограничный Сумрак в глубокой старости и окруженный скорбящими родственниками. Ну?
Мирта слышал. Слышал, как учащенно, бешено бьется сердце этого безумного человека - и отправил ему коротенький импульс, крохотную искорку, в точности так, как учил господин Шейл. Но, в отличие от сердца крысолака, сердце человека не просто остановилось - оно мгновенно спеклось, и некто, одетый в рваную черную мантию, рухнул, как подкошенный, в серебрящуюся росой траву.
У парня в соломенной шляпе трубка выпала изо рта, по примеру погибшего он выхватил револьвер из кобуры и даже успел прицелиться - но выстрелить не успел.
...А потом что-то произошло. Темнота и без того темной ночи сгустилась, и Мирта вдруг ослеп - а еще, кажется, оглох, потому что рядом не билось ничье взбудораженное сердце, хотя до этого их было как минимум восемь. И странный жар, не похожий на огненный, обжег затылок; и Мирте показалось, что он снова проваливается в сон. И это было так по-дурацки, что он все же разлепил потяжелевшие веки и напоследок увидел чей-то грязный расхлябанный ботинок без шнуровки.
Кому бы этот ботинок ни принадлежал, его хозяин как следует размахнулся - а что было потом, Мирта не помнил.
Он очнулся следующим вечером, под стрекот цикад. Целый, если не считать разбитую голову и лицо.
Голова болела так, как в жизни Мирты не болела еще ни разу, но здесь он был беспомощен - без дорожной сумки, оставшейся в экипаже, и даже без колец, потому что воры их с него сняли. Зато охотник вправил себе нос - может быть, недостаточно аккуратно, но хотя бы эта боль, сперва достигнув своего пика, постепенно начала утихать.
Оранжевый язычок пламени заплясал у Мирты на ладони. Мирта сжал кулак, но упрямец-язычок просочился сквозь пальцы и принялся плясать уже на них, вертясь от костяшки и к ногтю, от ногтя и к костяшке.
Ну, подумал охотник, зато отсутствие колец не лишает меня магии. Без них я по-прежнему силен.
И, что главное, Мирта чуял, куда и как его кольца унесли. Вон там, у оврага, одно из них уронили, а за оврагом тот, кто их нес, споткнулся и, наверное, выругался - но товарищи потребовали, чтобы он поспешил, и он внял их требованию.
А еще дальше Мирта чуял большое скопление людей. Не крысолаков. Но не чуял стены, потому что ее холод должен был ограждать охотника от тепла человеческих сердец - но между ним и этими сердцами преграду никто не установил, как если бы жители окружающих охотника мест не испытывали страха перед чужими.
Кстати о чужих...
Не было ни торговца, ни его жены, ни дочерей. Ни тех двух бандитов, которых Мирта убил. Лишь клочки ткани и пятна крови на истоптанной земле - но если так, почему крысолаки не тронули охотника, почему не тронули своего врага?
Мирта сглотнул и огляделся.
Сумерки. Березовая роща в отдалении. Овраг, накрывшийся туманом, как одеялом. Покачиваются на ветру цветы и травинки.
И - нет ни намека на чужое присутствие.
Охотник осторожно, как стеклянную, переставил одну ногу. В глазах потемнело, и пришлось ждать, пока снова "рассветет". А потом охотник переставил вторую ногу, и опять, наугад - первую, и продолжал двигаться еще упрямее того огонька, пляшущего на кончиках пальцев.
Ему понадобилось время, чтобы привыкнуть, но, к счастью - не так много времени. Потому что он опаздывал. Потому что было нужно торопиться. Преодолев боль (хотя скорее наплевав на нее...), Мирта перешел на бег, помчался, как охотничья собака, и земля стонала под подошвами его сапог, словно бы сожалея, что охотник не умер и хотя бы частично не достался ей, и пыль не вернулась в пыль.
Скопление теплых живых сердец приближалось. Кольца приближались, и это их приближение так щекотало нервы, что Мирте захотелось то ли плакать, то ли смеяться - но он только стиснул зубы.
Он бежал и бежал, изредка останавливаясь, чтобы отдышаться, смахивая капли пота с лихорадочно-горячего лба. Из облаков выглядывала полная луна, серебряная с голубым, и таращилась на одинокого человека в немом изумлении, роняя на измятые травинки его длинную тень.
...Он настиг их перед рассветом; они отдыхали, укрывшись в единственном домике на отшибе, с красной черепичной крышей и запертыми ставнями. Он привалился к стене этого домика и напряг слух, но не услышал ничего, кроме размеренного дыхания - разнообразного размеренного дыхания: с присвистом или с хрипом, или ровного и безмятежного. Он отдохнул, наблюдая за солнцем, едва-едва выползшим из моря и пока еще не таким раскаленным, каким оно будет в полдень; он прикинул, а правильно ли поступает, но не нашел аргументов, почему нет.
А потом он встал.
Дверь перед ним рассыпалась не пеплом даже - порошком, и, оседая, прошелестела по полу, но никого не разбудила. Мирта подумал, а не убить ли их всех вот так, спящими - а потом подумал, что по отношению к ним это будет слишком милосердно.
Поэтому он пнул какой-то ящик, возвышавшийся на груде точно таких же ящиков - и тот упал с таким грохотом, что не проснуться было невозможно.
Кто-то из них выхватил клинок из ножен, кто-то ощетинился очередным револьвером. Их было, как Мирта и ожидал, восемь, и внезапное вторжение здорово их напугало - но теперь они старательно скрывали от охотника испуг, кто недовольно хмурясь, а кто скалясь в усмешке.
Мирта молча сел на опрокинутый ящик. Язычок пламени облизал его щеку, перебрался куда-то к виску и там, балуясь, исчез. Но это был язычок, скромный, слабый - а внутри у охотника бушевала буря.
- Что, - сказал кто-то из бандитов, - будешь мстить за своих нанимателей? За ту жирную свинью и за его баб, чтоб они провалились? Ну так мсти, чего расселся, оторви свою задницу от стульчика - или ты приперся сюда затем, чтобы мы тебя добили?
- Не болтай с ним, Чак, - с неодобрением вмешался кто-то. - Не балуйся. Эдди вон уже добаловался. Ты давай, стреляй, - голос этого кого-то чуть изменился. - Или тебе, м-м-м, страшно?
Чак выстрелил. Мирта дернул головой, уклоняясь от пули.
- Вы... - прохрипел он. - Вы. Вам известно, какое наказание полагается за нападение на охотника?
- Да какая нам разница?! - воскликнул тот, кто велел Чаку стрелять. - Мертвые не болтают, а ты считай уже мертв, с такой-то башкой и в такой компании. Я прав, парни?!
Парни согласно замычали.
Мирта не различал, кто из них кто - он видел неясные колеблющиеся тени. Биение чужих сердец громом гремело у него в голове, нет, в "такой-то башке", и он скривился, а потом его губы вдруг растянулись в абсолютно счастливой улыбке.
- Смерть, - произнес он радостно. - С чем я вас всех и поздравляю.
...Жалея воспаленные глаза, охотник зажмурился - но все равно увидел алую вспышку, услышал рев разгневанного огня, сквозь который еле-еле и скорее жалким комариным писком пробивались человеческие крики.
У Мирты было мало опыта - но был хороший учитель. Правда, господин Шейл учил Мирту убивать крысолаков, разными увлекательными способами, одинаково, впрочем, действенными. Крысолаков, а не людей - но в данной ситуации это была незначительная деталь.
...Огненный вихрь напоследок прокатился по деревянным стенам, не причинив им вреда, потому что хозяин этого не хотел - и стих, и на каменном полу, угасая, заблестели его последние искорки.
И тот же пол послужил пристанищем для трех магических колец, оброненных несуществующим больше вором. Мирта наклонился, чтобы их подобрать, и одно из трех сунул в карман куртки.
Окраину города охраняли... статуи.
На невысоких каменных постаментах удобно устроились два мраморных ангела и с одинаковой угрозой таращились туда, откуда пришел охотник. На всякий случай он обернулся - но роща у него за спиной хранила напряженное молчание, не желая выдавать тех, для кого служила укрытием.
Мирта прошел мимо ангелов и оказался на грязной захламленной улочке - где почему-то валяется изорванная одежда, где изорванные свитки пергамента, а где дырявые деревянные ведра. И между всем этим деловито, сосредоточенно снуют крысы; Мирта прикинул, а не сжечь ли их к такому-то Сумраку, но потом лишь устало махнул рукой. С указательного пальца сорвалась одинокая золотая искра и бесславно канула в грязь.
...Он отоспался там, в логове бандитов, на разоренном складе, среди поваленных ящиков с какой-то травой. В голове звенело, затылок был - сплошная корка крови, но зато не темнело в глазах, и Мирта прикинул - надо бы попросить о помощи, если найдется, кого. Ну или хотя бы поесть - если, опять же, найдется, что, - поскольку силы на исходе, и долго я так не протяну.
Жители города прятались там, за запертыми ставнями, наивно полагая, что охотник не в курсе об их присутствии. Жители города его боялись, он был чужак и что угодно мог натворить; любопытные дети выглядывали в щели или порывались бежать к дверям, но матери перехватывали их за рукава рубашек и платьев и тащили обратно - в безопасный привычный полумрак маленьких тесных комнат.
Постучать в дверь, озадачился Мирта и споткнулся. Постучать, или все равно никто не откроет?
Ему вспомнились выражения лиц ангелов на окраинах, выражения, которые словно предупреждали: нет, приятель, держись подальше от этого города. Ты вышел из тьмы, из тумана, явился с проклятых пустошей, где обитает смерть, а нам без надобности такое соседство...
Мирта покусал губу и двинулся дальше. Переступая через мусор, зачем-то разбросанный повсюду. С отвращением косясь на рыскающих в мусоре жирных бурых крыс, подметающих пыль своими длинными лысыми хвостами.
- Дяденька, - окликнул его кто-то из тени. - Дяденька, вы в таверну идите. Налево от ратуши, она до утра. Здесь ваше прибытие всех повергло в ужас, но там не испугаются - как только убедятся, что вы человек.
Мирта облизал сухие растрескавшиеся губы.
- А ты?
- А что я? Я и так все вижу. Крысолаки без капюшонов не ходят. А если с ними случается беда, они забиваются в свои подземелья и до-о-олго не показываются, даже при учете, что им не помешал бы ужин. Или завтрак. А вы, дяденька, - тот, кто говорил из тени, сделал шаг вперед и поймал макушкой тусклый лунный свет, - в отчаянии пришли к людям. И не ломитесь в первый же дом, а ищете того, кто не будет от вас скрываться. Хотите, я провожу?
- Да, - рассеянно отозвался Мирта, разглядывая своего спасителя.
Это был мальчик лет, наверное, двенадцати, чумазый, растрепанный и тощий, почти полностью голый, лишь набедренная повязка прикрывает особо, кхм, важные места. Он скомандовал:
- За мной, дяденька, - и, поразмыслив, поинтересовался: - А у вас золотая монетка есть?
- Есть, - ответил Мирта и полез во вновь приобретенную дорожную сумку. Нащупал монетку, перебросил ее мальчику, тот просиял и пояснил:
- Вернусь домой и сразу положу в мисочку. А то у меня в мисочке одно серебро осталось.
Мирта подумал, что во всем виновата разбитая голова, что в реальности мальчик сказал вовсе не это, или что мальчика вообще нет, как нет и захламленного города, и он, Мирта, валяется на складе и наслаждается предсмертным видением. Тем не менее, резко охрипнув, он бессмысленно повторил:
- В мисочку?
- Ну да, - с готовностью отозвался мальчик. - В мисочку с крысиным золотом. Они серебро не любят, но терпят - понимают, что я не из богатых и потом обязательно все им верну. Шастают, правда, по дому, но это ерунда, они везде шастают. Мы уже и внимания не обращаем - ни я, ни мама... она у меня больна.
Что за бред, подумал Мирта и на мгновение зажмурился. Мальчик шлепал босыми ногами по брусчатке, какой-то слишком взрослый и серьезный для своих лет; охотник протянул руку и осторожно коснулся его плеча.
Плечо, несомненно, было.
- Вы это чего?
- Ты есть, - заключил Мирта с облегчением. - А я думал, ты мне чудишься. Совсем не соображаю.
- Да, - согласился мальчик, и в его голосе отчетливо прозвучала насмешка. - Это так. Я догадывался. Ну, вот и она, в смысле таверна... если хозяин будет задавать дурацкие вопросы, скажите ему, что вас привел Элли. До свидания, дяденька.
И он растворился в густых городских тенях, словно все-таки был всего лишь видением.
На пороге таверны лежало пятно яркого рыжего света. С минуту поколебавшись, Мирта на него наступил, и свет затанцевал на носках его потрепанных сапог.
На позднего гостя сонно покосился вышибала; хозяин таверны, коротавший время за стойкой, подал вышибале знак, и тот расслабился. Мирта, пошатываясь, кое-как добрел до ближайшего стола, сел и выдохнул, и выдох спровоцировал приступ острой боли где-то в груди.
Хозяин вооружился клочком пергамента и пером, выбрался из-за стойки и вежливо спросил:
- Вам, господин, чего?
Мирта моргнул. Хозяин то двоился, то троился у него перед глазами и выглядел скорее как демон, чем как человек. Поворочав во рту мучительно сухим языком и вроде бы вспомнив, как правильно им пользоваться, охотник тупо пробормотал:
- Меня привел Элли, если этот ваш вопрос можно считать дурацким.
Хозяин таверны помедлил.
- Ну, если Элли... да и вообще - любая блажь, господин, если вы платите. Так вам чего? Из уже готовых блюд есть мясное рагу, есть запеченная утиная нога с картофелем, есть рис с овощным салатом. Из выпивки вино, красное и белое, деревенский самогон, мы буквально вчера закупились, и столичный коньяк, но коньяк стоит дорого. Решайте, господин, поскорее, у нас тут без еды часами сидеть не принято.
Мирта моргнул снова. Слова хозяина таверны осами жужжали у него в ушах: мяс-с-сное рагу, з-з-запеченная утиная нога, з-з-з...
- Чего-нибудь поесть на ваш выбор, - отмахнулся охотник. - И коньяк. Не беспокойтесь, я... в средствах не стеснен.
Хозяин кивнул и убрался. Вместо него к столу подошел вышибала и сел напротив.
- Где это тебя угораздило? - с явным сочувствием осведомился он. И, что-то там взвесив у себя в уме, предложил: - Тебе воды подать? А то еще откинешься, а мне потом тебя закапывай. Ненавижу закапывать.
Мирта подождал, пока вышибала троиться перестанет и соединится во что-то относительно целое.
- Ну подай, - негромко ответил он.
Вышибала для своей профессии был какой-то, по мнению Мирты, мелкий. Но раз хозяин таверны его взял, рассудил охотник, значит, что-то он умеет, к тому же и ведет себя очень раскованно, как будто ничего и никого не боится.
Стакан воды действительно был не лишним. Напившись, Мирта ощутил себя если не живым, то хотя бы и точно не мертвым. Разве что, зараза, еще противнее принялся ныть разбитый затылок.
- Так где это, - настаивал вышибала, - тебя угораздило?
- Там, - неопределенно отозвался Мирта. И, поймав заинтригованный взгляд своего собеседника, произнес: - За оврагом... и за рощей. Я сопровождал в Эрин торговца с побережья, с нами ехали его жена и дочери... Всех убили. Какие-то воры. А потом я убил всех воров. Я очнулся у дороги, был один и почему-то жив... а торговцем, его семьей и теми, с кем я успел разделаться еще у экипажа, закусили крысолаки. Не представляю, почему они не тронули меня.
Вышибала потер щеку.
- Но ведь, - возразил он, - путешествия - это дело... рискованное, мало кто сейчас добирается до цели. И толку с наемника, если чудовищ сотни? Ну убил бы ты трех-четырех крысолаков. Допустим. А остальные оторвали бы тебе башку и выжрали бы из твоего черепа твои мозги.
- Это вряд ли, - Мирта улыбнулся. - Потому что я не наемник. Я охотник, - он выразительно покрутил правым мизинцем, - и убивать крысолаков меня учили с детства.
Вышибала уставился на кольцо без удивления, но с уважением:
- Да ну? А у меня уже есть друг-охотник, мне второй без надобности. Шучу. Он работает, если не ошибаюсь, под номером шестнадцать-тридцать.
Мирта подавился и закашлялся, и вода потекла у него по подбородку. Вышибала выждал, пока охотник вытрет (или скорее размажет) ее манжетой рукава и поинтересовался:
- Что такое?
- Ты, - Мирта с трудом проталкивал воздух в обессиленные легкие, - ты знал господина Шейла?
- Ну да, - вышибала подбоченился. - Его. А почему, - он вдруг нахмурился, - почему "знал"?
Мирта поставил стакан на стол.
- Потому что он умер месяц назад.
Повисла тишина. Вышибала смотрел на охотника, как на сумасшедшего, а охотник смотрел на что-то, расположенное у вышибалы над ухом.
Вернулся хозяин таверны, торжественно вручил Мирте поднос с выпивкой и едой (осы победили, и выбор хозяина пал на з-з-запеченную утятину), и Мирта для храбрости хлебнул коньяка. Коньяк словно бы разжег костер у охотника в желудке, но это был хороший костер, Мирта давно нуждался в чем-то подобном.
- Значит, - протянул вышибала, - его с нами больше нет... Ясно, конечно, что он болел, но... - Вышибала осекся и отвернулся. - И вы по традиции отправили его в огонь, да? Развеяли над морем?
Мирта без аппетита поковырялся вилкой в картофеле.
- На прощание, - сказал он, - я подарил господину Шейлу бабочку. И эта моя бабочка его сожгла.
Вышибала поднял брови, но что за бабочка, допытываться не стал. Вместо этого он протянул охотнику широкую крепкую ладонь, и Мирта ее пожал (слегка растерянно и надеясь, что вышибала спишет эту его растерянность на его же отвратительное самочувствие).
- Меня зовут Кларенс, - представился вышибала.
- А я Мирта, - отозвался охотник. И снова, пускай, наверное, и натянуто, улыбнулся: - Друг господина Шейла - мой друг.
...Следующие три дня Мирта отдыхал, сняв за пару медяков комнату в доме Кларенса. Кларенс был соседом ненавязчивым и тихим и большую часть времени проводил, кутаясь в одеяла и читая старинные, невесть где раздобытые книги - даже в Сердце Тьмы охотник таких не видел.
Оба старались не упоминать о господине Шейле, и общих тем для разговоров было не так много. Уставший, Мирта в основном валялся на печи и лениво думал, что вот возьмет и не поедет ни в какой Эрин, возьмет и больше не будет охотиться на чужих. Вон, торговца-то с его женой и дочерьми чужие съели, а охотника не тронули - какие к ним могут быть претензии? Вообще пора выводить за городские стены своих врагов и ночевать с ними на пустоши, а утром с умилением любоваться пятнами крови на обожженной земле.
Каждый день, возвращаясь с работы, Кларенс отсыпал часть своих денег в мисочку для крыс. Крысы прибегали посмотреть, одобрительно попискивали, поглядывали на Кларенса черными бусинками глаз; тот улыбался им и изредка даже что-то говорил, типа "спасибо вам" или "пожалуйста, берегите себя".
- Зачем ты это делаешь? - спросил однажды Мирта.
- Ну как же, - удивился Кларенс. И помрачнел: - А-а-а, у вас же так не делают... у вас охотники - на все случаи жизни. А сюда, как видишь, Охотничьи Крепости людей не присылают. И приходится выкручиваться. Если дать золота крысам, вот так насыпать в мисочку и поставить у порога, и еще у шатра или у лотка, если вдруг ты чем-то торгуешь, то чужие за тобой не придут. Не придут в город, в котором ты живешь - при условии, что платить им будут все жители, и что все будут относиться к ним, крысам, с почтением, потому что они посланники крысолаков, а крысолаки - все равно что высокородные господа. Им нравится, когда их уважают. Им нравится, когда соблюдают их законы. Им нравится, что мы заперты в этом городе, как в клетке, потому что на пустошах толку с крысиного золота нет. Но главное, что здесь толк есть, и что мы можем жить, не боясь быть съеденными.
Мирта покусал губу и ощутил, как на кончике носа задрожал язычок пламени. Аккуратно снял его кончиками пальцев и сжал в кулаке, и пламя погасло, сердито зашипев напоследок.
- Не сожги, пожалуйста, мой дом, - пошутил Кларенс.
- Ты так трепетно к ним относишься, - сказал охотник, не оценив шутки. - Благодаришь. Просишь, чтобы они берегли себя, и всякое такое. Но они же враги, - Мирта сдвинул брови. - Они же ненавидят людей.
- Они ненавидят людей, которые их убивают, - уточнил Кларенс. - А это разные вещи. Пожалуйста, не трогай их и не отзывайся о них так плохо.
- Трогать их я и не собирался, - отмахнулся Мирта. - А хвалить не смогу, хоть убей, так что буду молчать. Спасибо, что рассказал, мне действительно было интересно.
Кларенс кивнул.
- А это нормально, - поинтересовался он спустя пару минут, - что ты горишь? Я имею в виду - ты же носишь кольца, и все должно быть в порядке. Шейл как-то говорил, что без колец охотники превращаются в чудовищ - но пока они их носят, опасаться нечего.
Слова застряли у Мирты в горле. Он взглянул на Кларенса искоса и пробормотал:
- Господин Шейл такое говорил?
- Ну да, - спокойно подтвердил Кларенс. - Он говорил, что кольца для того и созданы, чтобы человек оставался человеком. Что если не надеть кольцо в определенном возрасте, случится ужасное. Что есть деревни и есть города, уничтоженные детьми, которых охотники не нашли вовремя.
- Меня о таком, - криво усмехнулся Мирта, - не предупреждали.
- И ты снимал кольца?
- Да.
Кларенс поднялся, чтобы налить себе и своему гостю вина. Выглянул в окно - крысы копошились у порога, одна устроилась на ночлег в мисочке с поблекшим золотом и лишь хвост свесила наружу. Над крышами соседних домов болталась полная розовая луна и роняла тусклый неубедительный свет на клочья проплывающих мимо облаков.
- Не волнуйся, - посоветовал Кларенс. - Он тоже снимал. В смысле Шейл. Думаю, рано или поздно в вашей, кхм, карьере возникает момент, когда снять кольца необходимо. Чтобы получить информацию или чтобы ей поделиться. Чтобы нарушить устав, потому что он у вас ну такой себе и не предусматривает многих обстоятельств. Мирта, - он повернулся к охотнику и посмотрел на него неожиданно внимательно, хотя обычно был довольно рассеянным. - Шейл... насколько откровенен он с тобой был? Что тебе известно о происходящем, и предпринимаешь ли ты какие-нибудь меры?
Мирта поднес кружку к искусанным губам.
- Я знаю, что крысолаки кого-то ищут, но не знаю, кого. Я задавал этот вопрос господину Шейлу, но он мне не ответил.
Кларенс постучал по своей кружке ногтем.
- Ясно. Значит, он все-таки опустил руки... не ожидал. Мне всегда казалось, что он решительнее и сильнее меня. Разве что он хотел оградить тебя от этого безумия, - Кларенс поставил кружку на стол. - И не хотел, чтобы ты повторял его ошибки. Но это глупо, - он накинул на плечи куртку и толкнул дверь. - А впрочем, не мне судить. Я же так и не сумел отсюда выбраться. И неважно, что я не маг, и что колец у меня нет. Мирта, я пойду прогуляюсь, - Кларенс переступил порог. - А ты тут... следи за своим пламенем. Но не перенапрягайся, иначе снова будет болеть голова.
Дверь скрипнула. Мирта прикинул, а не пойти ли за Кларенсом и не вытрясти ли у него ответ на вопрос, на который господин Шейл отвечать не стал - но голова болела и так, без перенапряжения, и Мирте хватало, о чем подумать кроме поисков того... той, в ком нуждаются крысолаки.
Выходит, господин Шейл тоже ее искал? И велел Мирте не дурить, исходя из своего собственного опыта? И чем же болел - превращением в чудовище, когда-то давно рискнувшее снять кольца и так и не сумевшее стабилизировать свою магию снова? Но он выглядел абсолютно нормально, не считая, конечно, перевязанной руки. Не изменилось даже его поведение, а ведь это, наверное, многого ему стоило - так уверенно, так убедительно, так сурово отчитывать своего ученика, находясь в то же время на волосок от смерти.
Язычок пламени лизнул плечо Мирты и пробился сквозь ткань рубашки, планомерно уничтожив с десяток швов. Его, как и предыдущий такой язычок, охотник раздавил в кулаке, но на этот раз - с нескрываемым раздражением.
...В ту ночь ему снилось нечто отвратительное. Как он поднимает ладонь, но вместо того, чтобы сжечь крысолака, сжигает чей-то дом, слышит, как в огне захлебывается плачем ребенок, как давится криком его мать и как его отец пытается выдавить оконное стекло, но стекло не поддается и не поддается. Как он, Мирта, величественно разворачивается (налюбовался, надоело!) и бросает искорку на порог ратуши, и как в голодном рыжем огне, треща, обугливается и рассыпается в порошок камень.
Он проснулся в сумерках (следующего дня, следует полагать), привычно поправил кольца и ощупал раненый затылок. Кларенс жуть до чего гостеприимен, но злоупотреблять его гостеприимством нельзя... а как быть в Эрине, если и там огонь будет бесноваться, будет требовать: выпусти меня, Мирта, выпусти, я не обязан тебе подчиняться, кто ты такой, чтобы я тебе подчинялся?!
Мирта вздрогнул и абы как натянул небрежно зашитую рубашку. На цыпочках прокрался мимо кухни, где на лавке дремал едва успевший вернуться с работы Кларенс, и выскользнул на улицу.
Над брусчаткой колебались, постепенно ослабевая, белые облака тумана. В тумане сновали неуемные крысы, разыскивая в мусоре объедки; еще одна крыса сидела у мисочки с монетами и сосредоточенно ела золото.
Оцепенев, Мирта наблюдал, как она вгрызается в круглую золотую пластинку, откусывает от нее кусок и продолжает дробить этот кусок длинными желтыми зубами. Как она глотает и вновь приступает к еде, хитро косясь на изумленного охотника, мол: видишь, а мне объедки ни к чему, я не люблю яблочные огрызки и картофельные очистки. Я люблю золото, золото, золото, а в этом городе его, по счастью, полно.
Мирта с трудом сдержался, чтобы не пнуть ее и не сжечь, хотя все его естество сопротивлялось необходимости сохранить крысе жизнь. Закончив с трапезой, крыса оскалилась - будто бы насмешливо, - и нырнула в тень под порогом, но охотник слышал, как там, в тени, размеренно стучит ее сердце.
Ужасно, подумал он и сел. В этом городе все ужасно. Нет бы официально обратиться к командованию Крепостей, нет бы построить, тьма ее забери, стену, нет бы обзавестись охотником, который всех избавит и от чужих, и от их посланников. Нет, они кормят крыс золотом, наглых, разжиревших крыс, да еще и называют своими спасителями, разве что не целуют в десны, фу, какая же мерзость...
Солнце прорывалось сквозь туман - оранжевый небесный факел. Потом этот факел начал понемногу белеть.
Дождавшись, пока проснется Кларенс и примется копаться в немытой посуде (что, если вчера на ужин было съедено не все?!) Мирта вернулся в дом, устроился за столом и, отказавшись от бутерброда с маслом и чесночной колбасой, осведомился:
- Кларенс, у тебя есть карта?
- Да нет, - виновато ответил хозяин дома, - современной нет. Ты поспрашивай в библиотеке, там навалом такой ерунды. Что, собираешься уходить?
- Угу, - Мирта подобрал со столешницы хлебную крошку и зачем-то покрутил перед глазами. - Я нужен в Эрине. Я же все-таки охотник.
- Охотник, - согласился Кларенс. - Но если ты не будешь есть, то на пустошах погибнешь. Если что, я соберу тебе еды в дорогу. За серебрушку хозяин таверны полмира мне продаст, ты был с ним слишком, пожалуй, щедр, и теперь он постоянно ждет нового подарка судьбы. Ну вот я и преподнесу ему, кхм, подарок.
Мирта молча бросил Кларенсу маленькую исцарапанную монетку. Кларенс поймал и невозмутимо спрятал ее в карман.
- Нет настроения?
- Нет, - ответил Мирта. - Кларенс, скажи мне, пожалуйста, кого ищут крысолаки и кого искал господин Шейл?
Глаза у Кларенса были ярко-синие, и Мирта почему-то отражался в них бесформенными цветными пятнами, как если бы про себя Кларенс разбирал его на части и снова собирал, прикидывая, чего охотник стоит. А прикинув, Кларенс укусил бутерброд, запил сладким малиновым чаем и сообщил:
- Я не в курсе всех деталей. Крысолаки ищут королеву, и Шейл искал королеву. Он как-то упоминал, что если крысолаки ее найдут, это будет катастрофа, поэтому их непременно нужно опередить. Командование не раз и не два щелкало Шейла по носу: мол, не суйся, куда не попросили! Он им улыбался, внимал выговорам, как девицы внимают серенадам, клялся впредь быть послушным - но не бросал поиски. Я думал, что он их и не бросит, и вообще что он справится. Но в последний раз я видел его около шести лет назад. Тогда он впервые пожаловался мне на плохое самочувствие. Потом мы разве что письмами обменивались, но Шейл был немногословен, и я надеялся поговорить с ним нормально после его возвращения на материк. Откуда мне было знать, Мирта, что он не вернется?
И Кларенс опять впился в бутерброд.
Помедлив, Мирта все же последовал его примеру и принялся размазывать по хлебу масло. Кларенс снисходительно следил за усилиями охотника, пока тот не закончил и не уточнил:
- А почему он тебя отсюда не вытащил? Из клетки. Почему ты не поехал с ним в какой-нибудь, ну... обычный город, где твое золото - это твое золото, и никто больше на него не претендует, и не обосновался там? В мире хватает отличных таверн и помимо твоей. Где цена за твои услуги будет гораздо выше.
- Ну, сменил бы я одну клетку на другую, - предположил Кларенс. - Ну и что бы мне это дало? А тут все лица знакомые, разозлит меня кто-то, а я его хлоп, и по зубам. И стены, - Кларенс поежился. - Я не люблю стены. Не люблю, когда город - это полная пиала темноты. И еще мне нравится мой дом.
Мирта соорудил себе новый бутерброд и задумчиво его понюхал. Кларенс, наоборот, выбрался из-за стола и принялся переодеваться.
- Удачи тебе сегодня, - пожелал он охотнику, шнуруя сапоги. - Надеюсь, что в библиотеке отыщется то, в чем ты нуждаешься. И не смей уходить, не попрощавшись со мной, иначе я... ну, пока не определился, но точно буду как-нибудь мстить.
И он ушел.
У бутерброда почему-то был вкус сырой рыбы. Ну хоть не гнилого мяса, заключил Мирта и проглотил очередной кусок.
На подоконнике в плошке угрюмо сгорбился свечной огарок. Охотник едва шевельнул мизинцем, и фитиль словно бы чихнул облачком серого дыма, прежде чем на нем заблестела ослепительная алая искорка.
Мирта убрал продукты - подальше от ненасытных крыс, - и бесцельно прошелся по комнате, мимо шкафчика с посудой, мимо зеркала, мимо печи. Хорошо живется Кларенсу - без магии и без приключений. Сходил на работу, начистил морды особо неприятным гостям. Поболтал с девушками, поругался с хозяином таверны, утащил еды, дармовой для себя и платной для своего постояльца. Отсыпал в мисочку золотых монет - и вот крысолаков как будто не существует, они не более, чем страшная сказка.
Мирта вспомнил, как неуютно ему было в мамином доме после похорон господина Шейла. Хотелось в море. Хотелось на пустоши. Хотелось убивать, и это болезненное желание жило и жило у охотника в груди, и как же, о сумрак, повезло, что на экипаж торговца напали и можно было на ком-то сорвать свою злость, на кого-то отвлечься...
Только жаль, что спасти торговца не вышло. Ни его, ни хоть кого-нибудь из его семьи; лишь бы, подумал Мирта, лишь бы их убили еще бандиты, лишь бы не крысолаки, лишь бы крысолаки просто наткнулись на остывшие трупы и решили, что лучше закусить ими, чем не закусить ничем...
Почему - если они мыслят, если у них было какое-то прошлое, и вроде бы даже славное - почему они питаются людьми? Почему они так скверно себя зарекомендовали, почему не попытались договориться, не попытались стать нашими братьями и сестрами, если, разумеется, женские особи среди них есть? Хотя есть, что за глупости, иначе как бы они размножались...
Мирта надел куртку и вытащил из кармана кольцо господина Шейла.
Оно по-прежнему было очень теплым. Дышало теплом, скрываясь у охотника в ладони. Так и подмывало присвоить его себе, носить не два кольца, а три, и одно из них в память о своем учителе, в вечную память, нет, в память длиной в еще одну жизнь... Но господин Шейл предупреждал, что пользоваться чужими кольцами строго запрещено. Строго запрещено... и все же...
Мирта отвесил себе воображаемый подзатыльник и спрятал кольцо господина Шейла обратно в карман.
Библиотека располагалась в ратуше - это Мирта выяснил, обратившись за помощью к первому же нищему. Как правило, появление в городе посторонних разгоняло нищих по заброшенным подвалам и чердакам; но Мирта провел в доме Кларенса почти неделю, и нищие безбоязненно покачивали вшивыми головами ему вслед: гость вышибалы из таверны, гость вышибалы...
Ратуша была закрыта. Но недолго - помявшись у двери минут пятнадцать, Мирта вызвал повышенный интерес у низенького щуплого человечка, обитавшего в доме напротив. Этот человечек подбежал к охотнику со связкой ключей и залебезил:
- Чего желает добрый господин? А добрый господин даст мне золотую монетку? Я слышал, господин совсем не жадный, нет-нет, и его сумка набита монетками, он же не расстроится, подарив кому-то одну?
Догадываясь, где окажется монетка потом, Мирта все же осчастливил низенького щуплого человечка. Тот представился библиотекарем (то, что надо!), отпер дверь и проводил Мирту в пыльный полутемный зал, где с книжных шкафов свисали серебряные паучьи сети, а в открытое окно залетал легкий теплый ветерок и азартно шелестел бумагами, забытыми на столах.
- Мне бы карту, - сказал Мирта и закашлялся. - Карту близлежащих земель, такую... посовременнее. Если, разумеется, она у вас есть.
Библиотекарь погрустнел.
- Давно такого ничего нету, - виновато признался он. - Чтобы посовременнее, добрый господин. Сплошное старье да ветошь, я бы выбросил, если бы это одобрил наш бургомистр. Но бургомистр говорит, что если придут странники, они за старые книги да карты отвалят кругленькую сумму. А нам, добрый господин, золото не помешает. Чем больше золота, тем счастливее все вокруг.
- Ну, - погрустнел и Мирта, - давай тогда старую.
Библиотекарь скрылся среди полок, периодически ругаясь и отводя паутину со своего пути. Его ругательства подхватывало эхо и множило под потолком: а-а, а-а, а-а, тьма-а, тьма-а, тьма-а.
Мирта оглядывался по сторонам не то чтобы заинтригованно, но и без скуки. Книги на полках теснились такие древние, что кажется - прикоснись к обложке, и она рассыплется у тебя в руках вместе со своим содержимым. Названия книг были выписаны на языке, о котором охотник имел смутное представление: вроде бы так писали западные народы до объединения всех человеческих земель в Империю.
Империю, где на каждом шагу тебя подстерегает опасность, где на каждом шагу тебя подстерегает ужас. Мирта нахмурился, вспомнив, что где-то далеко, за вечными снегами Эсвэ, есть человек, отрекшийся от Империи и заключивший с крысолаками союз. Сволочь ли этот человек, или он прав, а офицеров Охотничьих Крепостей заждались на дне моря?
Из-за шкафа, сопя, вышел довольный библиотекарь, таща такую кипу старинных карт, что, не будь они бумажными, и библиотекарь сломался бы под их весом. Мирта наградил его еще одной монеткой, на этот раз - медной, чисто символически, за приложенные усилия. А потом принялся перебирать карты, выискивая наиболее четкую и понятную.
На некоторых картах были изображены давным-давно распавшиеся, уничтоженные или опустошенные государства; за такие карты странники и правда заплатили бы чем угодно. Некоторые почти стерлись, и лишь блеклые смазанные линии проступали на пожелтевшем от времени пергаменте. Охотник перебирал и перебирал, изредка с недоумением изучая нечто вообще неясное, такое, чего на свете нет: огромные леса и обледеневший океан, и пустоши, пустоши, пустоши со вбитыми в землю столбами, объединенными между собой какими-то узкими ленточками. Более-менее полезная карта попалась Мирте в руки примерно спустя полтора часа; к этому моменту он был уже весь в пыли, чихал, кашлял и тоже был готов выкупить полбиблиотеки за любые средства, коих возжелают бургомистр и его приспешники.
- Я тут немного задержусь, - сказал он библиотекарю. - Что-нибудь почитаю. Мне, э-э, до заката некуда спешить, а тут хоть какое-то развлечение.
...До заката он копался в книгах - наконец-то сообразив, почему так часто и с таким наслаждением читает Кларенс. Это было как наткнуться на великолепный приключенческий роман, только с датами и с довольно беглыми описаниями событий; он проглотил сведения о диких восточных народах, которые теперь считались вымершими, и о странных камнях, которые они искали, чтобы "свершить" некий "ритуал". Он проглотил сведения о нашествии клёров на Лейт, понятия не имея ни кто такие клёры, ни где находился атакованный ими город. И он страшно надеялся, что в какой-нибудь книге, в какой-нибудь наверняка, найдется упоминание об Эларалойне - но книги молчали, словно бы хранили чей-то секрет.
На закате Мирта попрощался с Кларенсом (Кларенс предлагал охотнику на прощание напиться с ним за компанию как свинье) и вышел из города. Сверился с картой, зачем-то потыкал пальцем в стилизованную рощу и двинулся вдоль нее настоящей, полной грудью вдыхая аромат хвои.
Он шел весь вечер и большую часть ночи, набираясь смелости для грядущего опыта. Потом поужинал, накрылся походным одеялом и, на удивление, почти сразу провалился в сон.
...Ему снились Пирсы, мама, вышивающая фиалки на грубом полотне, плац в Охотничьей Крепости и еще почему-то столовая, и в столовой плакала маленькая Мэй. Мирта хотел подойти к ней и утешить, но его ноги вросли в пол, и вообще, кажется, он был каменной горгульей, внешне безучастной к чужим слезам.
Интересно, подумал он сонно, жива ли Мэй и охотник ли она, или сдала кольца, вышла замуж и прячется от коллег где-нибудь в глубинке, где тихо и спокойно, и весной цветут каштаны. Маленькая Мэй что-то такое рассказывала о каштанах: что цветы у них как свечи. И что они здорово пахнут. И что потом нарождаются плоды, но никто их не ест - не вкусные...
А потом Мирте снилась комета. Комета с красным огненным хвостом величественно пересекала ночные небеса, а Мирта смотрел на нее и не чувствовал огня у себя под сердцем. Словно бы весь его огонь ушел туда, вверх, и реял теперь над землей недолговечным знаменем, дурным предвестником, обещая, что скоро его бывшего хозяина настигнет беда.
А еще потом Мирте снился город с ангелами на окраине. Как будто горят дома, и бежит на пустошь, захлебываясь плачем, маленькая светловолосая девочка. И что она спотыкается и падает в полушаге от цели, а пламя жадно слизывает ее с почерневшей от копоти брусчатки.
Он проснулся, а вокруг было безлико-серо, и как-то истерически вскрикивали птицы, и шумел ветер, и по темному небу ползли редкие полупрозрачные облака. Солнечный диск едва показался над линией горизонта и кутался в туман, а туман становился нежно-розовым.
Мирта прошелся туда-сюда - никого, огонь под сердцем еле тлеет, голова в порядке. Получается, результат положительный? Получается, крысолаки не трогают охотника, даже если он спит посреди пустоши, даже если он относительно безопасен и нужно всего лишь тихо и быстро убить его, прежде чем съесть?
Мирта нахмурился и сел на краешек одеяла. Устроил себе завтрак, нарезав на том же одеяле сыр, хлеб и масло, до поры завернутое в пергамент. А подкрепившись, с неохотой продолжил путь; с неохотой - потому что до последнего надеялся, что его догадки не верны, и что тех крысолаков у перевернутого экипажа просто что-то... или кто-то спугнул.
Согласно карте, до Эрина оставалось около трех дней пути. Мирта шел, оскальзываясь, а в траве блестела роса, потому что солнце все-таки выбралось из тумана и теперь поднималось над землей, заботливо ее согревая.
Мирта шел и думал - о крысолаках, которые не бросаются на заглянувшего к ним в логово человека, пускай даже он и одет в плащ из крысиных шкурок, и которые не молчат. О крысолаках, которые рассказывают удивительные вещи о своем прошлом, но командование требует, чтобы охотники не обращали на эти рассказы внимания и без разбору уничтожали всех, кто попадется им под руку. О Кларенсе, который явно многое знает - помимо того, чем поделился. И еще о детях, которых обязательно надо найти вовремя, а иначе они превратятся в чудовищ.
Но его-то, Мирту, никто не искал. Никто не шокировал госпожу Элуок новостью о том, что ее ребенок - это чудовище в перспективе. Нет, Мирта сам пришел в Охотничью Крепость, это было его решение, его туда всегда необъяснимо тянуло, и разве он ошибся? А в противном случае - выходит, от Пирсов остался бы обугленный остов, и кто-нибудь вычеркнул бы их из списка обитаемых поселений?..
И вдобавок - он, Мирта, почему-то крысолакам безразличен. Да, на него напала та зараженная в Цитадели Сердца Тьмы, но только она одна. А крысолак, пришедший в Цитадель чтобы убедиться, что она погибла, не проявил абсолютно никакой агрессии. А тот, что жил в подземельях, вообще как будто обрадовался неожиданному собеседнику, обрадовался, что кто-то наконец-то ненадолго скрасит его одиночество.
Дети, которых охотники не забирают в Крепости вовремя, превращаются в ужасных чудовищ, подумал Мирта. В ужасных чудовищ. Я предположил бы, что крысолаки - это они, но здесь мало что сходится.
Королева, подумал он вслед. Раньше у них была королева. И если они так настойчиво ее ищут, значит, она что-то может им дать. Что? Силу противостоять людям? Но смысл им противостоять, если они и так прячутся от крысолаков за стенами, если они почти не выбираются в мир и боятся каждой тени - вдруг она оскалит зубы?
Это что-то другое, заключил Мирта и покусал губу. Что-то такое, о чем сейчас я не догадаюсь. Потому что почва у меня под ногами зыбкая. Потому что я иду по канату, и под ногами у меня пропасть, и опереться мне пока не на что.
И как же я сглупил, обругал себя он, разозлившись на господина Шейла и не спросив у него, что такое армагеддон. И тот же вопрос впоследствии не задав Кларенсу, поскольку в голове у меня была каша - и вот, Кларенс со всей его информацией где-то там, далеко позади, а я тут, и передо мной бесконечная зеленая пустошь... хорошо хоть зеленая.
Мирте вспомнились вьюги над Пирсами, как ветер требовательно стучал в окна и ломился в двери, а чуть их приоткроешь - и он набивает в сени снег. Вспомнилось, как мама пряталась от холода на печи, а ему, Мирте, холодно не было, потому что огонь под сердцем ярко, успокаивающе горел: не бойся, мол, уж мы с тобой не замерзнем. Мы с тобой точно нет. Разве что смущает, жутко смущает эта сплошная белизна повсюду, белизна и белизна, а над ней клубятся и клубятся тучи.
Мирта шел, минуя заброшенные, заросшие мхом и лишайниками ходы; минуя пустоту, где не было ничего, кроме травы и цветов под ногами и еще глубокого синего неба над головой, больше похожего на океан. Шел, минуя березовые рощи и кладбища с надгробиями, где уже невозможно было прочесть имена. Шел, минуя разоренные деревни, где жалобно, протяжно скрипели ставни, а за ними виднелись смутные очертания давным-давно покинутых комнат с разбросанной по полу посудой, перевернутыми лавками и оброненными в спешке (или в страхе?) детскими игрушками, вроде соломенных кукол и деревянных мечей.
Периодически в разоренных деревнях он и ночевал, не запирая за собой двери, потому что никто и не стремился ему навредить. Лишь наведывались в гости крысы и проявляли повышенный интерес к его дорожной сумке, но Мирта лениво их отгонял, и крысы уступали, мол: ну ладно, сам ешь свой сыр и свое мясо. А мы поголодаем, нам это не впервой, мы привычные...
Мирта отслеживал свой путь по карте и по звездам; он устал и мечтал о горячей воде и еще почему-то о пироге с тушеной капустой, и эта мечта была глупая, если не сказать - идиотская, но, все же, мечтая, охотник сглатывал, и его душила тоска. А еще странно, словно бы насмешливо подрагивали кольца на мизинцах, как если бы их забавляли низменные потребности хозяина - а им-то что, в них вечно, не нуждаясь ни в пище, ни в отдыхе, живет магия, они неуязвимые, их ничто не уничтожит, они будут жить даже после смерти непосредственно мага. Странная это штука, вернее, странные штуки, рассуждал Мирта по ночам, вглядываясь в темное небо - чтобы человек носил кольца, и кольца что-то ему подсказывали, что-то нашептывали и высмеивали какие-то его поступки.
Следующее утро охотник встречал с удовольствием - потому что, по его подсчетам, Эрин был уже поблизости, несколько часов пройдись - и уткнешься носом в его ворота. Пока что он прятался за высокими изумрудными холмами, похожими на штормовые океанские волны; Мирта сначала петлял между ними, а потом пошел напрямик, то поднимаясь, то спускаясь, и от этих подъемов и спусков у него, как у пьяного, кружилась голова.
А потом холмы вдруг потускнели, трава поникла, а цветы низко опустили бутоны, как если бы кто-то заставил их кланяться. А еще потом трава стала серой, прикоснешься к ней носком ботинка - и она рассыплется, и под подошвой у тебя останется только пепел. И вообще серым стало все, кроме жизнерадостно-синих небес, и Мирта поглядывал на них с растерянностью и вроде бы даже с обидой: тут же явно что-то произошло, что-то ужасно нехорошее, а они гонят и гонят куда-то белые клочья облаков и, счастливые, сияют раскаленным добела солнцем.
Что, спрашивал он себя и боялся найти ответ. Что именно могло произойти? Нашествие крысолаков, и люди каким-то образом их сожгли, и я иду сейчас по крысиным костям и по крысиным шкурам, а они хрустят у меня под ногами - словно бы жалобно? Или это крысолаки сожгли людей, и я иду по огромному кладбищу, разве что могила открытая, потому что некому взяться за лопаты?
А потом холмы закончились - и, оказавшись на вершине последнего из них, Мирта увидел Эрин. Точнее, он увидел его останки - огрызки почерневших от жара стен и остовы башен, и пепел, пепел повсюду, и больше ничего, кроме пепла.
Он зачем-то поднес руку к лицу и посмотрел на свои пальцы. Он был охотником, и под сердцем у него жил огонь, и если бы он пришел сюда раньше, спасло бы это кого-нибудь или нет? Он стоял бы - в ту страшную ночь, или в тот страшный день - на крепостной стене, и на мизинцах у него лихорадочно тряслись бы кольца, и это он бы жег, он, а не чужие - и кто знает, не исключено, что одержал бы победу, потому что его магия безгранична... пока что безгранична.
Он закрыл глаза, помедлил и уселся на мертвую безучастную пустошь. Холмы немыми свидетелями, бессильными окаменевшими стражами высились у него за спиной: они сами по себе были, как надгробие, и ограждали погибший город от всего, что находилось по ту их сторону.
Я опоздал, подумал Мирта и усмехнулся. Я должен был быть с ними. Должен был защищать их. Господин Шейл выбил для меня это назначение - а я облажался, и спал себе в доме у Кларенса, и выяснял всякую ерунду - вместо того, чтобы закрыть собой это место. Со всеми его жителями, которые были тогда еще живы. Которые смеялись и плакали, радовались и огорчались. У которых впереди много чего могло быть - могло быть, если бы я их не подвел.
Крысолаки, подумал он скрипнул зубами. Крысолаки. Армагеддон и космос. Великие открытия. И эта... как ее... королева, и что, если они ее отыскали и если поэтому они перешли в наступление, или как это еще назвать, ведь раньше они бы не рискнули, они бы не осмелились напасть на крупный человеческий город?
...Он сидел и сидел, а над ним плыли и плыли рваные облака. Он сидел, пока железная птица не сделала на пустошью круг, не снизилась и не заорала:
- Опоздааал, восемнадцатый-пятидесятый! Безнадежно опоздааал! И где, интересссно, тебя черти носили, будь любезззен рассказать нам это в самое ближайшее время, бери курссс на юг, в крепосссть Херувим, и больше не опаздывай, не опаздывай!
Насмешливо сверкнул ее хищный зеленый глаз, она забила крыльями - и нырнула во все такое же безмятежно-синее небо. Мирта посмотрел ей вслед - без определенного выражения, хотя чувствовал такую злость, что дай ей волю - и она переломит мир пополам.