Аннотация: 2-е место в финале конкурса постмодернистского рассказа Пневматика-2008
Только в тенистую рощу вошли мы, как в ней увидали Сына Киферы, малютку, подобного яблокам алым. Не было с ним ни колчана, ни лука кривого, доспехи Под густолиственной чащей блестящих деревьев висели, Сам же на розах цветущих, окованных негою сонной, Он, улыбаясь, лежал, а над ним золотистые пчелы Роем медовым кружились и к сладким губам его льнули.
***
Суета раздражала.
Две театральные маски, подозрительно похожие на потные лица, склонились над Платоном, обволакивая его мутными взглядами. Назойливо жужжали мухи, взбалтывали слюдяными крылышками поверхность воздуха, и жара накатывала мелкой удушливой рябью. Время от времени через подвижные прорези ртов боги выдавливали слова на незнакомом языке. Зевс и Гера склонились так низко и так плотоядно обменивались пузырями, разглядывая Платона, что от резкого запаха чеснока и перегара того стало мутить. Наконец, маски отодвинулись, уменьшились в размерах, и их гипертрофированные черты растаяли на фоне яркого светового пятна, что занимало, казалось, всё остальное пространство - далеко за пределами радиуса, очерченного обессилевшей рукой.
Платон облегчённо вздохнул.
Однако муки страдальца на этом не закончились - теперь в рот и нос его упорно лезли толстые окровавленные пальцы, лезли, ощупывая и перебирая кожу лица, как пальцы опытного вора перебирают складки тоги знатного афинянина.
"О, великие боги!" - мелькнула мысль, и Платон, закричав, потерял сознание.
- Всё в порядке, - пробормотала Гера.
- Наконец-то, - ответил Зевс, покачнувшись.
***
Платон чихнул и разодрал слипшиеся веки - светило солнце, и лучи плясали по лицу, смешно щекоча нос. Пахло затхлым морем, авгиевыми конюшнями и молоком. Вернулось ощущение тела - Платон понял это, попытавшись почесаться, но руки и ноги не слушались его. Рядом послышались стоны, и заложник плоти изо всех сил, почти до слёз, скосил глаза налево и обомлел: на него изумленно пялилась туго спеленатая мумия.
"Неужели Морфей не отпустил меня из своих объятий, - подумал Платон, - или это проделки его мрачного брата Танатоса?" Второе предположение показалось куда более правдоподобным, однако местонахождение тени "умершего" так мало походило на мрачный Аид, известный каждому сыну Эллады. Или это египетский Аид?
- Платон! Ты ли это, мой друг? - приглушённый голос мумии выдернул мудреца из паутины тяжких раздумий.
Собравшись с силами, Платон напряг шею и, ухитрившись повернуть её против хода солнечных часов, наконец-то сумел разглядеть лицо собеседника:
- Архимед! Не может быть!
- Какие плебеи посмели пленить двух гениальных мыслителей! - возмущённо воскликнул механик, указывая взглядом на рёбра решетки.
- Это риторический вопрос? - поинтересовался философ.
- Мммм... - согласно замычал Архимед, пытаясь винтообразными движениями освободиться от пут. - Ах, если бы мне найти точку опоры!
- С точкой опоры любой сатир сумеет выкрутиться, - спокойно проворчал Платон, наблюдая за кривляниями старого друга. - Ничто само по себе ни прекрасно, ни безобразно...
- Сын химеры! Опять ты за старое! - возмутился механик. - Осталось только добавить, что человек - нечто вроде придуманной богом игрушки и это его лучшее предназначение!
- Ладно, ладно... - улыбнулся философ. - Лучше скажи, удалось ли уничтожить римский флот с помощью зажигательных зеркал или нет?
И вскоре между друзьями опять разгорелся старый спор о предназначении математики - должна ли она познавать бытное или сущее.
***
Петька перевернул старую алюминиевую кастрюлю и лихо водрузил её аккурат посередине стола. Несколько секунд посудина выписывала звякающие круги в поисках равновесия, и Анка зачарованно наблюдала за механическим вальсом.
- А вот здесь мы поставим засаду! На правом фланге! - воскликнул Петька и передвинул три картофелины в мундире, отсекая кастрюлю от консервной банки "кильки в томате".
- А может, так? - вяло спросила Анка, возвращая картофелины на исходную диспозицию - слева, неподалёку от трёхлитровой банки, наполненной солёными огурцами.
- Ну, сама подумай! Кто по дороге из дома в метро попрется в платный сортир! - возмущённо засопел Петька. - Вот, потусуются на рынке, тогда и... А ещё перекроем кислород Василию Ивановичу!
- А морду он тебе не набьёт? - вздохнула Анка, наматывая блондинистый локон на пуговицу простенькой розовой кофточки. - Подрались уже, когда ты свою кабинку супротив его поставил, да и цену скинул до десяти рублей "по большому".
- Не, теперь он нам не ровня! Посчитай - пятнадцать сортиров против пяти! - Петька довольно засмеялся. - Да и менты ему бока намяли - у нас свобода предпринимательства, а не рукоприкладства! - продолжал витийствовать Петька, тыкая указательным пальцем в засиженную мухами хрустальную люстру из стекла. - Пока люди жрут всякую дрянь, то мы просто завалены работой!
Анка не спорила, только иногда вздыхала - теперь ей было, о ком заботиться. Старшему они передадут бизнес, ну а младшенькому... младшенькому придётся работать на брата - она и не думала, что родит двойню. Говорила же Петьке - не пей текилу, скотина!
Анка подошла к кроватке и залюбовалась на двух весело угукающих младенцев, и казалось ей, что рассуждают они о великих тайнах мироздания.
![[]](/img/s/sonja/platon/teatr_masks.jpg)