- Вот почему ты тупее землеройки, неблагодарная мерзость?! Как ты осмеливаешься спорить со мной, смотрите на нее, дети, смотрите, она еще и огрызается!, - учительница хищного вида разоралась, похоже, не на шутку, - Да кто ты такая, чтобы мне говорить как правильно, как нет, холопка?! Ты ничтожество подзаборное, вот кто ты, и не более!
- Вы...Вы и вправду были неправы., - едва сдерживая слезы упрямо вскинула подбородок девчонка - невысока, с привлекательной ладненькой фигуркой, золотоволосая, с огромными зелеными глазищами, наивно, но с болью смотрящими на мир.
- Неправа была твоя мать, когда тебя рожала, тупая дура!, - заорала учительница так, что старомодные очки сползли с ее носа и со звоном упали на пол, - Видите дети?!!, - взвилась она, - Эта чертовка еще и очки мне побила!!!
- Они же сами...
- Ах ты ж..., - замахнулась на девушку учительница, которая была похожа на разъяренного мамонта больше всего, и хлестко ударила по лицу свою ученицу.
Класс ехидно загоготал - естественно, быдлу давай хлеба и зрелищ...И вправду, в классе пронзительно воняло цинизмом и семечками.
Девушка подняла голову, в упор смотря на ненавистную училку. Щека горела не столько болью, сколько стыдом - ведь все одноклассники видят! Но все же она хотела что-то сказать еще, протестуя против тирании, но училка начала что-то орать, воздевая к небу руки...
Дверь в класс была открыта, а доска и училка находились как раз напротив нее. Шел восьмой урок, никого не должно было уже быть и десятиклассница это понимала прекрасно, как и училка. Но вот, нечеткий силуэт на миг затмил собой свет, исходящий из-за двери, и прошел уже мимо, наверняка услышав тонны учительской ругани.
Почему-то девчонка сразу стала наблюдать за этой игрой света и тени...И не зря.
Парень (а то был-таки парень) задом наперед вернулся, и хитро подмигнув то ли классу, то ли девушке у доски, запустил в училку длинный остроносый самолетик, из тех, что их делают первоклашки, с листов формата А4...
Летательный аппарат оригами вильнул загнутыми крылышками, дернулся от потоков теплого воздуха, и впился училке аккурат в ухо, отчего школу сотряс громовой рев - но парня, как и следовало ожидать, уже давно и след простыл.
Марьяванна завижжала, отпрыгнув от неожиданности боком прямо в доску, которая тут же пожелала свалится на нее, придавив своим немалым, ДСП-шным, весом.
Ученики хохотали и хлопали стоя, давясь смехом и захлебываясь в слезах...Смеялась и девчонка, около доски, которая громче всего слышала ругать сапожничью, доносящуюся из перекошенного рта училки.
Прозвенел звонок, оглушая вибрацией всю школу, и дети с визгом бросились к выходу, а быстрее всех - она, девочка, стоявшая у доски. Бабочкой выпорхнув в распахнутую дверь и сжимая в ладонях 'ушки' объемистого портфеля, она прекрасно знала что училке никто не поможет подняться. И от этого у нее улыбка не гасла на красивом личике, лишь беспорядочно роились непонятные мысли.
На следующий день она с утра побывала у всех классах, словно свихнувшаяся заглядывая каждому парню в лицу, и тут же отпрыгивая с отвращением.
Не тот, не тот, и не тот, и не тот, фу, а это что за гомосексуалист...
В общем, день был сплошным разочарованием. Даже нахохлившиеся одиннадцатиклассники ничего нем не знали. Или не говорили...
Бабушки-вахтерши и дедушка ака Тех-поддержка тоже не ведали о сем парне, хоть и старательно думали, часа три обмениваясь сплетнями, пока девушка терпеливо выслушивала этот словесный понос, надеясь уловить там хоть крупицу золота правды.
Увы...
Наконец она пошла к подоконнику за раздевалкой, куда всегда ходили все расстроенные и изгои, и вытянув жевачку, стала усиленно думать, грустить и жевать.
- Ты ищесь того парня?, - вдруг прозвучало с угла, и девушка от этого воровато шарахнулась к противоположной стенке, прилипнув к окну вестибюля от испуга. Затем ме-е-едленно повернув голову назад, она увидела мальчика в матово-черных очках, чернильной кляксой на лбу, что скорее всего было имитацией шрама Поттера, и синюшными губами. Это вот чудо достигало едва ли пояса девушки, но взгляд за стенкой очков жег, словно ретген.
- Опять экстрасенс?, - недовольно буркнула девушка, - Ну да, и?
- Я могу помочь тебе его найти!, - воскликнул парнишка, улыбнувшись, и став почти идентичным с небезызвестным Чеширским кошарой.
- И как? Он, кажется, не из нашей школы, да и не из нашего района..., - начала было девушка, но паренек ее перебил громким и басовитым гоготом, - Слыш, да таких вообще в школы редко берут. Таким бы на луне жить. Или на Марсе.
- Короче, ты обещал помочь. Как мне найти его?
- А ты почему ищешь?
- Да не твое дело, малявка..., - золотоволосая отвернулась, всматриваясь с улыбкой в своей отражение в стекле, - Не твое...
- Завтра езжай 766-тым автобусом, которым я иногда езжу. И ищи.
- Как я его узнаю?, - вновь повернулась она к пареньку - но того там, у подоконника, уже не оказалось.
С задумчивой улыбкой она поспешила домой, сбегая с уроков. Надо было еще мелодию на гитаре сочинить. О нем.
Она проснулась рано утром, почистила зубы и вдоволь напилась йогурта с мюсли, накинула на себя кожаную курточку, схожую с косухой, и тесные синие джинсы, а так же умильную белую шапочку и пушистые сиреневые наушники со встроенным плеером в них.
И под задорный ню-метал бросилась на улицу, радуясь теплой осени и близости остановки, а так же досадуя, что ворон нельзя приручить, иначе у нее дома была бы уже куча воронья.
776 был готичным салатовым автобусом о двух этажах, и она едва успела запрыгнуть в дверь, не успевшую еще открыться, но уже закрывающуюся.
Людей было не как сардин в банке, но густовато, и девушка принялась вглядываться в лица.
Да, вокруг стояло множество парней, которые, чисто гипотетически были похожи на того парня...Но! В этот момент она осознала одну важную вещь - лица-то она не разглядела...Как раз тогда солнце слепило, лучи лились из открытой двери, как струи из душа, уж эти моменты она помнила, как сейчас. Помнила, как подмигнул...Подмигнул...
Автобус собирал неспешно свою жатву, и постепенно становилось тесно - настолько, что уже даже водитель прижимался пузом к лобовому стеклу.
- Я сойду!, - крикнул кто-то, и водитель с удовольствием нажал кнопку тормоза, какой-то парень в капюшоне и странным чехлом-футляром на спине спрыгнул, и дверь захлопнулась, не успев даже открыться, как всегда.
Взгляд девушки упал на парня, почему-то поднявшему руку вверх...Словно приветствуясь! С ней!
А хитрый глаз на умильном, хоть и странном лице, подмигнул.
Сердце замерло.
Она стала подпрыгивать на месте, что-то нечленораздельно пища от восторга, и тоже помахала удаляющемуся парню ручкой, даже вроде как послав воздушный поцелуй...
Оставшийся день обещал быть счастливым, одним из самых счастливых - но не стал.
Хотя, как уж смотреть...Ладно, наперед не будем забегать, было все вот как:
Спустя минут пять, когда сердце девушки перестало гореть и трепетать от счастья, оставляя лишь ощущение того, что кто-то обнимает за плечи, автобус жутко тряхнуло, послышался противный бип, массивная громадина накренилась, люди стали в панике орать, толкаясь и давясь друг с другом, плюя в лицо друг другу и пытаясь как-нибудь выбраться из этой вот западни...Несколько мгновений спустя раздался взрыв, красноватая вспышка опалила окна и жар разлился по салону. А через три секунды автобус завалился набок, грузно падая на край асфальта, край пропасти, где змеилась на дне глубокая речка с темной водой.
Девушка едва успела уцепится за поручень на потолке, и повиснуть там, слегка ударяясь макушкой и теряя сознание на минут пять...Очнулась она уже тогда, когда автобус падал вниз, в реку, а сбоку от него - горящая машина...
И это были последние мгновения, что она видела.
Дальше бы неимоверной силы удар, треск, давление, вода, и потеря сознания вновь...
Она уже не помнила, кто и как ей помог выбраться - может, водитель, выпустив воздух из пуза, может - бабки, всплывая на своих сплетнях, которые, как известно, не тонут...Или тонут?
Факт в том, что она помнила красивые водоросли, столбы ила и дыма (под водой-то?!!), а еще собственные развевающиеся волосы, вторящие ритму водорослей, неудержимую воду, желающую ее напоить, и чью-то сильную руку у себя на талии...
Рыбку...Пузырьки...И вода, которую уже не было сил пить.
Много пузырьков...
И вновь сознание померкло.
Очнулась она уже на берегу, на илистом берегу, покрытом травой и мидиями, которых она чувствовала попой и спиной, но глаз не открывала, слушая...Слушая шум воды в ушах, который напоминал о далеком океане, слушая чье-то жаркое и тяжелое дыхание, крик какой-то вечерней птицы и приятное тепло лучей - наверняка закатных!
Чьи-то кости хрустнули, было такое ощущение, что кто-то поднялся с корточек и потянулся...Затем икнул, и накрыл девушку чем-то омерзительно плоским и мокрым.
Через несколько секунд дыхание слышно не стало, и она открыла глаза, сразу же начав блевать выпитой водой...Блевала она долго, очень долго, чистой, как слеза водой, и плакала, сама не понимая почему.
'Омерзительно плоским и мокрым' оказалась та сама куртка с капюшоном, черная, с ядовито-зелеными нитями-вставками, образующими хитрый и прикольный узор.
Это был он! Он помог...Сердце вновь затрепетало в груди, как бабочка, плененная в бутылку, но тем не менее - свободная от мира. Она надела куртку, и поднялась, пошатываясь...
Рядом с ней лежали еще несколько десятков пассажиров, все, как один, без сознания, бледные, синюшные, но живые.
Спустя минут послышался вой сирен, и вскоре всех их забрала скорая, а тех, кто был в сознании - отпустили по домам, предварительно заставив проконсультироваться с милицией, которая искренне извинялась в ответ на горькие взгляды.
Девушка же ушла домой, но, кажется, ее продуло по дороге.
Пф, да это ничто. Зато как же ей было тепло внутри...
Ее родители уехали на отдых в Египет, успев все-таки посмотреть репортаж с происшествием на реке, естественно с ее участием - но девушка, хоть убей, не помнила когда у нее успели взять интервью. Она говорила о лунном сиянии и фиалковых крыльях, а еще о том, что любит парня, которого видела лишь два раза и то мельком, утверждая что он спас всех пассажиров автобуса. Ма и па уехали с полной уверенностью, что их дочь - наркоманка.
Через две недели пришло письмо, в котором, вкратце говорилось на ломаном английском: 'Мы выражаем вам наши глубочайшие соболезнования.
29 сентября, 2012 года, произошла бомбардировка в Каире, где по несчастливой случайности, в качестве непредвиденных жертв, погибли ваши родители.
Международный суд решил вас не высылать в интернат, вы наследуете все имущество родителей, кроме того, мы высылаем вам моральную компенсацию, в виде чека на 1 000 000 000 $. Мы так же про...'
Девушка не дочитала пресловутое письмо, порвав его на мелкие кусочки и давясь горькими слезами. Она любила своих родителей. Где-то в глубине той души, что почти умерла несколько минут назад. В этот день она выпила весь алкоголь, который был в доме, а на утро едва смогла вызвать скорую.
'Ангина и алкогольное отравление', сухо констатировали два пожилых врача близнеца с разноцветными глазами - у одного зеленый и карий, у другого - серый и голубой. Пока врачи обсуждали Толкина и Сталина, девушка внешне более-менее успокоилась, достала с лифчика конверт, и заглянула в него - там одиноко ютился чудом уцелевший чек на офигенную дохренищу денег. Ее радовало, что была надежда.
В больнице она пролежала несколько недель - ангина была сложной и хитрой, а так же как могла и как не могла изворачивалась, не давая девушке отправится домой, а врачи, упрямые как бараны, не пускали ее домой.
На исходе третьей недели он пришел к ней в палату с букетом полевых ромашек и маков, а так же недорогими конфетами 'Птичье молоко', и сидя на краешке ее постели терпеливо дождался пробуждения девушки.
Открыв глаза, она увидела первым делом лицо с северными чертами, и мягким взглядом темно-зеленых глаз с желтым оттенком. Но самое приятное - была улыбка. Успокаивающая, понимающая, не осуждающая и готовая защитить, улыбка.
Она бросилась ему на шею со слезами, и он мягко поглаживал ее по спине, понимая, принимая...Разделяя с ней боль и горе.
Он не сказал ей почти ничего в этот день - да и слова были нужны не очень, они и так все понимали, зато сегодня она впервые поцеловалась.
Его губы были слегка солеными на вкус, и взрывали сладостью и нежностью все внутри, заставляя одновременно плакать и смеяться...Целовались они очень долго, затем смотрели друг другу в глаза и опять целовались, пока не начали болеть губы у обоих.
Он ушел уже за полночь, напоследок сказав, чтобы она приходила на мост, как выздоровеет, и не назвал ей своего имени, оставив после себя лишь скрип двери, вкус своих губ, его странный запах, запах его букета и вкуснящие конфетки.
Она выздоровела уже на следующий день, пошла в неформальный магазин и купила себе одежду, среднюю между косплеем стимпанка и готики, самую дорогую, оделась как следует, и ее было уже не узнать. Золотые волосы были стянуты в хвост резинкой с шестеренками, на ногах - высокие сапоги до колен, а выше - черные штаны с какими-то вставочками, напоминающими механизмы. Купила теплое плащ-пальто, под которым оставила лишь один топик, а затем пошла в магазин оружия, купила кастет, как всегда мечтала.
И хороший Харлей Дэвидсон, в соседнем магазине.
На мост она приехала другая внешне, но прежняя внутри.
Он уже ждал ее - высокий, со средними волосами, которые ветер так раздувал, как хотел, словно дразня, в свободной серой ветровке, воротник которой достигал высоты его носа, а то и глаз, и синих джинсах.
- Кто ты такой?, - спросила она его, сходу спрыгивая с рычащего мотоцикла и обнимая крепко-крепко.
- Я? А ты знаешь, какой сегодня день? Сегодня 21-вое, первого месяца зимы., - он сильно и мягко одновременно обвил руками девушку, заставляя ее уткнутся в грудь себе.
- Так нет же..., - запротестовала она было, но он мягко ее прервал:
- У нас разные календари...Правильный вопрос: откуда я. Но у тебя есть ради чего жить., - его туманные, но четко сказанные слова могла понять только и только она. Они показались бы полным бредом остальным.
- Откуда...Хотя нет. Я не хочу знать, ты есть и есть. Здесь и сейчас...Да, у меня есть моя надежда, которую ты мне дал. С первого взгляда дал...
- Я подмигнул...
- Я помню...
- А еще? Сможешь уйти со мной,если будет надо?
- И моя любовь. С радостью...
- Нет., - улыбнулся он, смотря ей в глаза, - Не твоя. Не твоя, моя милая.
Его взгляд упал на бесконечную водную грань, на металлические опоры моста, на чаек, и на небо, горящее бирюзовым огнем.
- Она наша. Наша любовь.
Девушка сама нашла его губы, и долго, сладко, горячо и со вкусом его целовала. Как и он ее...
Когда синий огонь достиг земли - они не умерли. Мало кто смог вот так, держась за руки, уйти дальше. Выше. Сильнее...Красивее.
И они ушли. Вместе. Он и Она.
Когда приходит время рождаться новому миру, они тоже рождаются в нем. И ищут друг друга, пока не найдут, а найдя - сразу это понимают. Они никогда не умирают, потому что любовь сильнее. Их любовь. Любая любовь. Настоящая.