- Осторожно: двери закрываются! Следующая станция - Пригородная.
Услышав объявление водителя электрички, Вадим с со-жалением захлопнул книгу и засунул ее в рюкзак. Ну вот... Как всегда, на самом интересном месте. И пришла же этому составу фантазия прибыть по расписанию. С недочитанным детективом он расстался не без сожаления: книга помогла неплохо скоротать полтора часа, а теперь уходила в прошлое. Придуманные герои должны были уступить место реальным. Пришло время выходить...
В сущности, пригородной станцию можно было назвать разве что в насмешку: даже Вадим, хотя уже три года не посе-щал родной город, помнил, что располагалась она посреди одно-го из старых микрорайонов. Немногие поезда останавливались тут, большинство проносилось мимо, пугая мирно дремлющее на-селение своими гудками. Однако до пункта, где Вадим намере-вался временно прервать свое путешествие, отсюда было значите-льно ближе, чем от конечной станции - городского вокзала.
Никто, кроме мелкого дождя, не встретил его на пер-роне, который представлял собой высокий шиферный навес с кир-пичной будкой посередине. Больше ни один человек здесь элект-ричку не покинул. Серая пелена скрывала все, что находилось ниже насыпи, где проходили пути. Вдалеке чей-то пьяный голос нарушал окрестное спокойствие неразборчивой песней.
- Приятного маловато! - вздохнул Вадим. - Но дело прежде всего. - Он подхватил рюкзак и саквояж и бодро заша-гал по перрону.
Идти было недалеко: приют, к которому лежал путь, располагался за насыпью, в двух кварталах от нее. Конечно, не велики хоромы, но Вадиму вполне хватало. После смерти его прабабки в коммуналке осталась комнатка, в коей Вадим и был прописан. Дядюшка исправно перечислял за нее деньги, и этот угол уже три года как стад собственностью молодого человека. Впрочем, для Вадима было совершенно безразлично владеть ли недвижимостью в городе или зарабатывать на ней. Его кузен частенько сдавал комнатушку на месяц-другой приезжим торговцам. Вадим только поощрял подобную инициативу - в город он приехал впервые со дня приобретения недвижимости, следовательно, нужды в оной у него не возникало. Отчетов с брата хозяин жил площади требовать не собирался: суммы были не слишком велики, а кузен постоянно нуждался в оборотных средствах. У него имелась дове-ренность, срок которой как раз истек, необходимость его продле-ния стала одной из причин визита. И Вадим о легкой неприязнью подумал о предстоящей процедуре...
Но от этого следовало отвлечься. Слишком круты были ступеньки на спуске с насыпи, чтобы думать о чем-то посторон-нем, следуя по ним. В детстве этот обрыв повергал Вадима в ужас, да и до сих пор ощущалась неясная нервная дрожь. Пока все осталось как было. Неужели здесь никто еще не сломал себе шею?! Завершив нисхождение, Вадим вздохнул спокойнее. Он поудобнее закрепил рюкзак на плече и, бодро насвистывая, дви-нулся по переулку, багаж не особенно обременял - вещей было немного, да недолгое путешествие и не предполагало большего их количества. В рюкзаке - остатки еды и пара-тройка нужных повседневных мелочей, в саквояже - белье и документы, совершен-но необходимые для дела, навязанного ему дядюшкой...
Улицы города не особенно изменились за эти годы. По крайней мере, в воспоминаниях Вадима они были столь же пыльны-ми и унылыми. Машины мало тревожили мостовую в этом, недавно еще блестящем районе, и редкие прохожие оживляли улицы в тече-ние рабочего дня. Здесь было мало магазинов и кафе - вернее, почти не было. В центре, наверное, жизнь явлена поярче... Надо будет завернуть туда - ради прогулки! Вадим вошел в полузабы-тую подворотню, где, окруженный железными заборчиками и мусор-ными баками, стоял дом, который будет его пристанищем - на од-ну ночь. Он шагнул в крайний подъезд и поднялся на третий этаж. Ни возле дома, ни в подъезде никто ему не встретился. Казалось, жильцы покинули здание, переселившись неизвестно куда. Но нет - люди жили здесь, должны жить, здесь был прописан и сам Вадим. Хотя жить и прописаться, конечно, очень различные понятия. И об этом он знал лучше многих.
Спертый воздух ничуть не изменил своего качества и тогда, когда Вадим отворил данным ему ключом дверь коммуналки. Она сразу же упиралась в стену, но влево вел коридор, по одну сторону которого находились ванная и кухня. Его угол был дей-ствительно углом: в конце коридора находилось окно, а ря-дом - дверь в принадлежавшую ему (согласно документам) комна-тушку.
Вадим старался перемещаться, производя как можно большее шума, в надежде привлечь чье-либо внимание. Почти тщетно... Из дверей кухни высунулась мужская голова и тут же скрылась вновь. Вадим вздохнул, приостановился, но так ничего и не дождавшись, подошел наконец к двери. Порывшись в кармане, он от-ыскал еще один ключ, который с трудом вошел в предназначенную для него личину. Комнату не сдавали уже месяцев пять, и боль-шую часть этого срока дверь наверняка не тревожили... Ключ со скрипом повернулся в замке; Вадим легким нажатием приотворил дверь и шагнул через порог.
Комната являла собой прегрустное зрелище, ее расположение объясняло происхождение огромных подтеков на выцветших обоях боковой станы. Штукатурка с потолка кое-где осыпалась, но в остальном все вроде бы было неплохо, а вот с мебелью дело об-стояло хуже: если диван и кровать оставались в рабочем состоя-нии, то трехногий комод, стоявший у окна, опрокинулся и боль-шая часть посуды разбилась, дверцы шкафа, стоявшего в другом углу, были распахнуты настежь. Впрочем, в этой старой, потрес-кавшейся деревянной коробке и не осталось ничего ценного - кое-что из вещей прежней хозяйки да некоторые предметы обихо-да и посуда (кроме той, что находилась в комоде и была теперь утеряна для общества). Вадим с усилием приподнял комод и вер-нул его в исходное положение. Для замены сломанной нож-ки пришлось использовать валявшуюся на полу книгу.
Только тогда Вадим почувствовал, насколько спертым был воздух в комнате. Несмотря на прохладную погоду на улице (впро-чем, в комнате было немногим теплее) он настежь распахнул обе створки окна и, заперев изнутри дверь, уселся на диван. Самое время разработать хоть какой-нибудь план дальнейших действий...
Конечно, поручение, данное Вадима дядюшкой, было не слиш-ком сложным, но весьма щекотливым. Аркадий Арнольдович являлся достаточно крупным - в провинциальных масштабах бизнесменом, владельцем нескольких предприятий и пекарен в области и вне ее. Обороты были значительны, а в последнее время дядюшка наладил связи в столице и поэтому дела в губернии быстро отошли на вто-рой план; можно было - как в данном случае - передоверить часть их третьим лицам.
Несколько лет назад делец заключил с одной из местных фирм договор на поставку пищевых концентратов. Сначала все шло не-плохо, но потом в местном торгово-закупочном механизме что-то разладилось. Поставки прекратились, а аванс на ближайший сезон довольно крупный - уже был получен. Фирма отделывалась обеща-ниями до тех пор, пока не прекратила свое существование. Дя-дюшка предъявил финансовые претензии, и ему присудили некую сумму выплат. Старик обрадовался возможности получить хотя бы часть своих денег обратно; радовался он на протяжении двух лет. А в этом году последняя выплата была задержана. И от Вадима требовалось обсудить возможность ее получения, отыскать концы в мутной воде. Для этого следовало встретиться с правопреем-никами бесславно павшей фирмы, в случае неудачи - наведаться в арбитражной суд, принявший последнее по времени решение по данному делу. Далее полномочия Вадима ни простирались. При полной - или частичной - неудаче следовало связаться с дядей. Но о такой возможности Вадим предпочитал не думать, восседая на пыльном диване в опустевшей и разрушающейся комнатенке...
Наверное, требовалось установить местонахождение фирмы, принявшей на себя долги того кооператива, название которого казалось Вадиму насмешкой над самой идеей свободного рынка. Собственно, оно было юноше известно, когда он еще жил в горо-де. Направляясь в школу, Вадим частенько останавливал свой взгляд на зеленовато-голубой вывеске на стене пятиэтажного дома, стоявшего в тихом уголке одного из самых спокойных пе-реулков в центре города. Значилось там: Кооператив СПРУТ... Но теперь этой вывески уж точно не было. Не было и дома - снесли во время очередной реконструкции. И отбросив ностальгиче-ские переживания, Вадик принялся разбирать вещи.
Вскоре в комнате возникло какое-то подобие порядка. Хлам из шкафа и остатки утвари, украшавшей некогда комод, бы-ли свалены в углу и увязаны в узел; придется выбросить все это в мусорный бак внизу. Но кое-что Вадим все же оставил - письма, фотографии, все то, чего никто не тронул, но что дорого было самой первой хозяйке комнаты. Прабабку, почти не общавшуюся с родными, Вадик толком не знал. Однако она чувствовала к пра-внуку определенное расположение. Об этом свидетельствовала и комната, отошедшая согласно завещанию во владение юноши со всем, что в ней находилось. Иных вещей здесь уже не было, а вот фотографии еще пылились на нижней полке шкафа. Они порядком пожелтели и поистрепались за долгие годы. А кто смотрел на них? Вадим тяжело вздохнул и - захлопнул альбом, засунув его обратно. Дела настойчиво призывали владельца жилплощади. Кроме того, не мешало и перекусить - он не ел ничего с вечера, когда перехватил в пригородном поезде пару бутербродов, запив их на перроне стаканом чая.
Этому же благородному занятию Вадим решил посвятить ближайшее время. Общепит прежних времен вызывал только раздражение желудка, но часто бывая в Москве, Вадим расставался с прежними привычками: кормушки европейского образца все-таки отличались высоким качеством - хоть и не самого продукта, а упаковки.
Так ни с кем и не пообщавшись, Вадим запер дверь и вышел на улицу, пробираясь из подворотен к центральному проспекту с каким-то неподходящим революционным названием, впрочем, давно забытым и сменившимся труднопроизносимой народной аббревиатурой. Здесь находилось кафе, в котором он предполагал перекусить и которое могло стать штабом его коммерческой деятельности. Этот закуток был памятен Вадиму еще по тому недолгому отрезку времени, когда он грыз гранит науки в стенах местного института. Но инженерная работа его привлекала мало, и вуз был оставлен ради других занятий, ради странствий и безделья, ради коммерческой и творческой возни в столице и провинции...
В те времена, когда Вадим был почти счастлив (или это - только иллюзорное видение прошлого?), он ценил кафетерий за дешевизну. Тогда нужда в деньгах, которых вечно не хватает, еще ощущалась как нечто серьезное. Друзья окрестили заведение бомжатником за контингент, который там собирался: изгоняемая с привокзальной площади беднота оседала в близлежащих точках. Поэтому Вадим нередко сидел в кафетерии в гордом одиночестве. Точно так же будет и теперь...
Проспект показался на удивление пустынным: немногочисленные прохожие и почти полное отсутствие транспорта - и общественного и личного. Вадима поразил контраст с Москвой, откуда он вернулся недавно: там дорожные пробки оставались неразрешимой проблемой. Проспект лишился нескольких старых зданий и украсился новыми - в основном офисами самых разных фирм. Универсам, однако, оставался на прежнем месте. Полутемный мирок кафе был как бы якорем, связывающим его с прежними временами. Эти полтора года отчего-то хорошо помнились: кабачки, друзья, сессии... теперь этого не было. Осталось только кафе...
Но прежде чем войти туда, Вадим подошел к газетному киоску. Последние два дня он провел в пути, в пригородных поездах и автобусах, и совсем отстал от жизни. За едой следовало хотя бы просмотреть заголовки и узнать экономические новости, чтобы не попасть впросак в ближайших сделках. Газеты явственно играли на стороне бизнесменов. А больше их почти никто и не покупал. Очереди у киосков сменились затишьем, пресса на прилавках частенько залеживалась.
Сейчас как раз подвозили утренние - если это понятие еще сохранилось - газеты, но толпы у ларька не наблюдалось. Вадим, стоя рядом, разыскивал мелочь в карманах и одновременно рассматривал витрину, в центре которой красовался свежий номер Пентхауза с очередной красоткой на обложке. Проходивший мимо старичок интеллигентного вида, оглядев ее, вздохнул и сказал, обращаясь, очевидно, к Вадиму:
- Когда это видишь, кажется, что любовь в мире окончательно умерла.
- Может, это просто фаза развития - или одна из сторон медали, - точно так же в пустоту ответил Вадим.
Старик пожал плечами и, ничего не сказав, зашагал дальше. Вадим, набрав наконец нужное количество монет, купил несколько газет, с легким сердцем вбежал в универсам и поднялся по лестнице наверх.
Внутри почти ничего не изменилось, хотя за четыре года был по крайности один ремонт. Возможно, все ограничилось незначительным подновлением интерьера, который выглядел весьма забавно - контраст претенциозности и нищеты. Роскошный бар с холодильным агрегатом, цветная роспись на стеклах и - глухо урчащий автомат для разлива кофе (других горячих напитков в заведении не подавали), колченогие стулья да разбитые кое-где плитки пола. Облик посетителей, к удовлетворению Вадима, изменился в лучшую сторону. Бомжей сменили немногочисленные мешочники и финансово недостаточные гости города, которые могли себе позволить разве что пару дешевых бутербродов.
Вадим, как в старые - совсем недавние - студенческие времена, взял стакан кофе, пару пирожных и бутерброд с наиболее аппетитной с виду колбасой и уселся в углу, за своим любимым столиком в алькове рядом со входом. Даже в часы пик здесь можно было оставаться почти незамеченным, а уж утром, когда в кафе немноголюдно - тем более.
Поскольку ничто не отвлекало его, Вадим перелистал прессу. В сущности, ничего особенного он не пропустил - начавшиеся конфликты не разгорались, старые не затухали, новые не оформлялись. Доллар вновь скакал вверх-вниз, заставляя хвататься за сердце нервных вкладчиков коммерческих банков. Театры не удивляли новыми премьерами или даже провалами давно подготовленных спектаклей. Президент по-прежнему проводил очередные консультации вдали от столицы, а снятый и нашумевший еще до премьеры фильм все никак не могли выпустить на экраны. Не жизнь, а видимость какая-то, - вздохнул Вадим, дожевывая бутерброд. Ничего интересного...
Отвлекшись от заголовков и свернув газету, он отдался более увлекательному занятию - разглядыванию посетителей. Одно из лиц показалось ему знакомым. Пожилой человек, облаченный в приличную, но сильно поистрепавшуюся одежду, что-то медленно тянул из стакана. Присмотревшись, Вадим определил содержимое (пара склянок на столе сильно в этом помогла). Чифирь! Мужчина был здесь постоянным гостем и сидел по долгу, со смаком поцеживая жидкость из мутного стакана. Вадим вспомнил, как он с приятелями пару раз здесь выпивал - весело, компанией. И зрелище спокойного, размеренного пития резко противоречило их стремлению: поскорее распить, отключиться и проснуться с головной болью... Слишком торопились жить?
Вадим задумался о судьбе своих тогдашних товарищей. Может, стоило связаться с кем-то из них... но это не самая лучшая мысль: за эти годы они сильно разошлись - в пространстве, времени и настроениях. Им нечем будет поделиться друг с другом. В самом деле, что нового он, Вадим, сможет открыть недавним сокурсникам? Скучно все и обыкновенно, а потому неинтересно. Мысли его, следуя никому не ведомой, но более-менее убедительной логике, перекинулись на то учебное заведение, которое дало им пристанище на несколько лет и для кого-то стало почти домом. Но Вадим этим чувством проникнуться не успел. Надо будет заглянуть туда, если пройду мимо, - решил он, вставая. Дела призывали, а зов этот был достаточно силен. Вадим в силу старой привычки поставил стакан на поднос и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. К старому знакомцу он не подошел; вряд ли мужчина вспомнил бы его - какое ему было дело до чего-либо, кроме стакана на столе и газеты перед глазами?
Нисколько не заботясь о сохранении коммерческих тайн, Вадим решил позвонить спрутам прямо из автомата у входа в магазин. Как и положено, первый телефон не работал. Вадим подошел к соседнему (какой же гений придумал устанавливать их попарно!). Ему ответил приятный женский голос:
- Бюро Омнис. Секретарь слушает.
- Я хотел бы поговорить с Евгением Анатольевичем.
- Минутку, сейчас переключу на его кабинет.
В трубке что-то щелкнуло, и через несколько секунд с Вадимом заговорил директор Омниса, ранее известный как отец-основатель Спрута. Уверенный басок, казалось, заполнил трубку без остатка:
- Алло, это директор бюро. Чем могу быть полезен?
Вадим представился и коротко изложил свое дело.
- Да, теперь я вспомнил об этой проблеме. Думаю, стоит ее обсудить несколько подробнее, - отозвался голос (А ведь он должен был знать о моем приезде... - подумал Вадим). - Вам будет удобно, если мы встретимся в ресторане Царский замок... скажем, в час дня. Для моих гостей там всегда открыто.
- Не вижу к тому препятствий.
- В таком случае - договорились. Жду...
В трубке раздались гудки. Вадим медленно отошел от бесплатного автомата. Сейчас его настроение отчаянно расходилось с реальным положением. Хотел действовать, действовать и действовать... Предпринять хоть что-нибудь. Но делать до назначенного срока было решительно нечего. Следовало дождаться дельца и решить все вопросы. Вадим был уверен, что тот не пойдет на скандал, а спокойно выплатит оставшуюся сумму в тот же день: по дядюшкиным справкам, турбюро Омнис стало в короткий срок одним из крупнейших в городе. С этой стороны опасаться как будто нечего. Бояться приходилось лишь скуки. Здесь не существовало надежных лекарств.
Шумные развлечения только помешали бы сосредоточиться перед ответственным свиданием, поэтому Вадим избрал наиболее спокойный метод траты времени - прогулку по городу, вернее, по тем местам, с которыми его хоть что-то связывало. Это, кстати, показалось ему весьма познавательным. И начать Вадим решил со своего факультета, благо здание находилось в нескольких сотнях метров от кафе.
Его целью был учебный корпус, никогда не числившийся среди архитектурных памятников города (достопримечательностей вообще недоставало). В высоком четырехэтажном здании сначала находилась гимназия, потом школа, потом факультет... Дальше - ничего; да ничего и быть не могло. Если бы институт отступился бы от корпуса, здание тут же предназначили бы на слом. Даже сквер, разбитый перед ним, не скрывал уродств и недостатков корпуса, вызванных износом. Крыша кое-где пришла в негодность, отопление часто не функционировало, а парадное крыльцо поражало резким контрастом мизерной двери и могучего фасада. Ежегодные ремонты были скорее жестом отчаяния и ничего не меняли в действительном положении вещей. То же самое Вадим увидел и теперь.
Белая краска на внешней стороне стен выцвела и приобрела желтоватый оттенок. Вместе с ней, кажется, выцвел и отошел в прошлое и весь корпус. Не было видно никого - ни на крыльце, ни вокруг. Вадим немало подивился этому: во все времена студенты предпочитали занятиям свободное провождение времени, которому отдавались вблизи места учебной деятельности, искушая своих более прилежных сокурсников. Вадим искушению не поддавался: он плохо переносил сигаретный дым (застарелый бронхит), а все отдыхавшие не отходя от кассы курили напропалую. Студенты привыкли пренебрегать своим здоровьем и кое-кому это уже дорого обошлось. Еще в годы его учения слег в больницу однокурсник Дима: сердце. Вадим тогда сходил его проведать, чтобы не скучал. Он нашел друга вполне оправившимся и поздоровевшим, но уходя - для очистки совести - спросил врача: Как? Сейчас беспокоиться не о чем, - ответил грустный, тоже словно выцветший доктор. - Страх придет потом. Ему пока ничего не грозит, но - только вам говорю, прошу тайну сохранить - он вряд ли протянет до сорока. Ясно, как дважды два.
О Диме он давненько ничего не слышал, как, впрочем, и об остальных Kommilitones. Источники Вадима в городе были крайне скудны и связаны с делами финансовыми. Где-то теперь его прежние приятели? Вид корпуса совсем уж обратил мысли к памяти о прошедшем. С таким меланхолическим настроением Вадим и перешагнул порог.
Внутри корпуса все резко контрастировало с фасадом. Здесь стоял шум, не прекращавшийся ни на миг и охвативший, казалось, все здание. В коридоре толпилось много молодежи, оживленно беседовавшей или просто спешившей в какую-либо из аудиторий. Справа от входа по-прежнему стояла клетушка вахтера, где восседала какая-то бабулька - божий одуванчик, сменившая столь же древних предшественниц. Вадим чуть ли не с нежностью вспомнил, как знакомый дед, бывший летчик, отпаивал его, насквозь промокшего под дождем, горячим чаем, проклиная городские власти за ремонт трамвайных путей и плохую погоду - за компанию. Но Вадим незначительным усилием воли задвинул эти воспоминания на место -на пыльную полочку где-то в уголке черепной коробки - и продолжил осмотр.
Внутри не хуже, чем снаружи... Впрочем, даже получше. И стены покрасили, и коридор в порядок привели. Но это теперь уже не моя забота. Однако в этом месте цепь размышлений прервалась: Вадима отвлекла знакомая фигура, показавшаяся в другой стороне коридора.
- Толик! - воззвал Вадим к старому знакомому. Тот молниеносно отреагировал и через несколько секунд уже сжимал с жаром протянутую руку.
Толик некоторое время учился вместе с Вадимом, но его учебный процесс был совершенно особым делом. Отзанимавшись семестр благополучно, в следующем Толик хлопотал об академе, который и получал - всякий раз ценой невероятных ухищрений. Таким образом он объявился на втором курсе, будучи года на три старше большей части студентов. Похождения Толика уже начали беспокоить декана, который наседал на нестандартного студента с соответствующими пожеланиями, высказываемыми все более жестко. Но развязки этой истории Вадим не увидел: стечение различных обстоятельств (не в последнюю очередь финансовых) заставило его покинуть институт намного раньше положенного срока. Впрочем, история Анатолия была еще далека от завершения. Он посетовал Вадиму:
- Все-таки этим старым козлам удалось отчислить меня, сославшись на какой-то неведомый параграф устава. Но через два года - со сменой ректора - я без помех миновал комиссию по восстановлению и теперь, как видишь...
Толик явно благоденствовал. Рассказывая ему коротко о своем житье-бытье, Вадим подивился изменениям - в сторону стильности - в гардеробе вечного студента; заметил и ключи от машины (судя по всему, отечественной), которыми тот небрежно помахивал.
- Может, поможешь мне - как гид; пошатаемся немного, занятности посмотрим? - спросил Вадим.
- Пока в занятиях перерыв, я к твоим услугам; но потом... Сам понимаешь, студент я прилежный, - ухмыльнулся Анатолий. - Да и сам тут довольно редко бываю. Все шляюсь туда-сюда, но никуда не попадаю. Понимаешь, это все - средняя полоса... И она простирается во все стороны нашей все еще почему-то огромной страны. Куда ни кинешься - ты все еще там. Понятно говорю?
- Знакомое чувство, - кивнул Вадим. И оба отчего-то посерьезнели.
- Ты, кажется, хотел, чтобы я выступил экскурсоводом, - говорил Толик, пока они поднимались по лестнице наверх. - Но тут нечего показывать. Разве что новых преподавателей, коих не так уж много. А с прежними тебе вряд ли захочется встречаться.
- Это почему? - Вадим вспомнил про своего научного руководителя, милейшего старичка со слуховым аппаратом в левом ухе (на правое он был совсем глух). Клим Петрович - так его звали - знал свой предмет на все сто, но редко это показывал, представляясь студентам бездарной - вечный доцент! - посредственностью. Но работая с ним, Вадим имел возможность получить представление о подлинном научном багаже старика. И хотя сами названия изучавшихся столь пристально предметов были давно забыты, Вадим усвоил, что можно быть корифеем, оставаясь на заднем плане - именно от Клима Ивановича. Другие педагоги были совсем не таковы. Но о людях - либо хорошо, либо ничего. По крайней мере, вслух. Эту формулу Вадим старался соблюдать, не возражая на саркастические замечания Толика, но и не подливая масла в огонь собственными высказываниями.
- В этом клоповнике до сих пор, - вещал проводник, - восседает незабвенный Ефим Ильич. Просто его толщина не позволяет отсюда куда-либо выползти. А вот здесь, где раньше был сортир, расположилось новое отпочкование. Связано оно с химией - самое подходящее место прихвачено! Однако...
Тут поток комментариев прервался и Толик приветствовал проходившую мимо девушку:
- Извини, я на секунду, - он отвел собеседницу в сторону. Перебросившись несколькими репликами, они подошли к Вадиму.
- Познакомься, это - Ира, моя однокурсница, естественно, только в этом году... А это Вадим, однокурсник бывший, ныне бизнесмен. Кажется, верно?
- Да, около того... - Вадик пожал протянутую ему ладонь, ощутив мягкую, ненавязчивую прохладу длинных пальцев с красивыми, хотя и не очень ухоженными ногтями. Девушка показалась ему весьма милой: длинные каштановые волосы шли к загадочного цвета глазам и выдающимся скулам. Ровные зубы, маленький нос и ямочки на щеках довершали портрет. Девушек, излучавших столь значительную дозу обаяния, не было на его курсе. В противном случае что-то в жизни Вадима могло существенно измениться...
Но размышления о вероятностях были прерваны чересчур продолжительным звонком (вахтеры все как один были глухи и приписывали этот недостаток всем остальным). Толик резко засуетился:
- Сейчас у меня важная пара. Предмет с совершенно непроизносимым названием (он с трудом выговорил какую-то абракадабру). Надо зарабатывать очки к сессии. Ира, ты идешь? - Девушка покачала головой. - Ну тогда, может быть, Вадим тебя проводит, ему заняться нечем. Судя по тому, что он здесь оказался, так оно и есть. Пока, дружище! Еще увидимся...
- До скорого! - улыбнулся Вадим. В следующую секунду он узрел только спину Толика, вовсю пылившего к дверям аудитории.
Вадик обернулся к девушке, которая все еще молчала:
- Вы действительно больше не собираетесь заниматься?
- У меня не столь значительный список заслуг перед институтом, как у Толика. Поэтому нужды в чрезмерном прилежании нет. Но тебе действительно некуда деваться или ты просто не успел ответить?
- До часу дня - я в вашем распоряжении. К этому времени мы сможем, думаю, оказаться там, куда вы направляетесь. - Вадим хотел обратиться к девушке на ты, но что-то его останавливало, не давая последовать ее примеру. - Что же, если ничто вас больше не задерживает, пойдем?
- Да, на сегодня все, - ответила Ирина. - Сейчас двинусь домой, вернее, в общагу. Если ты действительно здесь учился, то должен знать, где это.
- Возле вокзала? - спросил Вадим.
- Нет, я помещаюсь в другом корпусе, ближе к центру.
- Ах, вот где... Там я почти не бывал.
- Что же, появилась возможность осмотреть... - Ира подошла к зеркалу, расправила складки на плаще и поправила шарф. - Я готова.
Вадим предусмотрительно, стараясь сохранять достоинство кавалера, отворил перед ней двери, и они вышли на улицу, оставив вестибюль, вахтеров и родной когда-то факультет позади, в прошлом - для Вадима, в будущем - для его спутницы.
Спустившись с крыльца, он обернулся и еще раз оглядел оставленное здание. Ирина с улыбкой за этим наблюдала:
- Ничего не меняется, верно? - спросила она, сохраняя то же ироничное выражение лица.
- Нет, меняется слишком многое... - вздохнул Вадик. - Итак, ведите меня, куда вам будет угодно.
- Ты хотел, наверное, посмотреть город. Мы пройдем почти через центр. И я буду - бесплатно - экскурсоводом, так что учти свою выгоду.
- Ценю заботу, - нахальство девчонки уже выводило Вадима из терпения. Но он постарался этого не показать и спокойно зашагал рядом. Ветер дул в спину, вздымая полы плаща Ирины и подталкивая спутников вперед.
Молча они миновали пару кварталов. Вадим перебросил свое портмоне в другую руку. Ирина о чем-то вздыхала. Подходя к остановке трамваев (заметной издали по значительному скоплению народа), Вадик замедлил шаг, но девушка потянула спутника за рукав:
- Тебе лучше идти пешком. Если действительно хочешь все посмотреть... К тому же это все равно бесполезно - трамваи снова стоят.
Действительно, в самом конце прямой, как стрела, линии Вадим различил красные пятна трамваев, застывших на рельсах. Он пожал плечами и зашагал дальше.
- Вообще-то город сильно меняется, - неожиданно тихо заговорила Ирина. - Ты как давно здесь не был?
- Четыре года.
- Большой срок. Вот через дорогу банк новый устроили, - она указала на сиявшее желтоватым, будто отраженным светом здание, снабженное солидной золотой доской с названием банка.
- В этом самом доме меня когда-то принимали в пионеры, - грустно улыбнулся Вадим. - Ведь совсем недавно... Я умом понимаю, а вот внутри -нет. Как будто пропасть появляется между тогда и теперь - широкая, бездонная... И мрак исторгается оттуда.
- Ты прямо поэт! Но это еще цветочки. Здесь старое здание приспособили, - с каким-то злорадством отметила его собеседница, - а ближе к центру не ленятся и новые возводить. Увидишь еще...
- Стоит ли?
- Тебе виднее, - ответила Ирина.
Они зашагали чуть быстрее. Вадим сначала не без любопытства оглядывался по сторонам, но потом опустил голову. Изменения, несмотря на долгий (для него) срок, были немногочисленны: некоторые дома подновили, другие пришли в упадок; люди же остались прежними - и одевались так же безвкусно (особенно по сравнению с тем, что он видел в столице). Впрочем, провинциальная жизнь особенно легкой не была никогда. Она сосредотачивалась на отдельных пятачках, а остальное пространство было всегда обделено. Та же схема действовала и внутри городов. Совсем недалеко от центра в этот светлый осенний день почти не было прохожих. Судя по всему, данное обстоятельство ничуть не удивляло его спутницу, подобно всем остальным сопутствующим факторам. Но именно Ира нарушила молчание, которое Вадим предпочел бы хранить.
- Подходим к площади. Может, хочешь зайти в какой-нибудь шоп? - спросила она.
- А что, есть забавные вещи?...
Огромная площадь, где в студенческие времена Андрей часами шатался или просиживал без дела, несколько изменилась. Это был еще не центр, но почти, почти... Выйдя из переулка, они оказались возле большого валютного магазина, куда Ирина его и потащила.
- Ну, разве что посмотреть... - протянул Вадим.
- А кто же тут покупает? - улыбнулась девушка. - Для этого есть рынок здесь или какой-нибудь Торгоград в Москве. Сюда же приходят, чтобы взглянуть - и уйти.
Входя, Вадим не без удовлетворения узрел собственное лицо, появившееся на телеэкране перед дверью. Это удовольствие предназначалось, конечно, не для охраны заведения. Просто хозяева стремились придать магазину не свойственную на деле значительность. Только что цены запредельные... Вадим грустно осмотрел прилавок и поймал лукавый взгляд Ирины.
- Что, в культурных центрах насмотрелся на такой ассортимент? Только пошире и подешевле?
- Нет, дело не в этом, - махнул он рукой, уже оборачиваясь к двери. - В крупных - я имею в виду по-настоящему - городах много подобного, но там оно лишено всех претензий, которые у здешних шопов, видимо, в ходу.
Ира задумалась:
- Знаешь, а ты прав. Местная научная школа и экономические выкладки не выбили из тебя умения связно выражать свои мысли. Здесь многие почему-то это умение теряют. Даже я сама...
- Ну, на свой счет ты преувеличиваешь, - несколько самодовольно, наслаждаясь своим минутным превосходством, отозвался Вадим. - Ты, кстати, на каком курсе?
--
Всего лишь на третьем.
- До этих высот мне подняться не удалось, всего два года выдержал. Но мне и этого хватило, чтобы разувериться в справедливости старой поговорки: ученье - свет, а неученье...
- Думаешь, вранье? - улыбнулась девушка, выходя на улицу.
- Сейчас ни в чем нельзя быть уверенным. Время такое. - Вадим - по привычке - аккуратно притворил за собой дверь.
- Общим местом ничего не объяснишь.
Вадим не ответил вслух: Наверное, она права. Но что еще я могу сказать? Что у меня не было денег? Что мне было неинтересно вращаться в этом кругу? Что возникли срочные дела? Все это останется неправдой - вернее, полуправдой, а она - не получит от меня никакого ответа. Пересекая площадь, Вадим окидывал взглядом отдельные новшества, вроде изящных домиков с подземными гаражами, но подобные вещи уже начинали его утомлять. Бог знает, к чему интересоваться камнями, если не можешь понять людей?
Некоторое время снова шли молча. Его спутница оглядывалась по сторонам, видимо, не ожидая ответа на свой полувопрос. Вадим, приводя в исполнение неожиданно возникший замысел, честно пытался смотреть встречным людям в лицо, но особенных результатов это не давало: он не мог выведать ничего, кроме маски усталости и скуки, знакомой ему давно - хотя бы из зеркала.
Неожиданно (по крайней мере для Вадима) миновав череду многоэтажек, они оказались в уютном и вполне приличном скверике, две аллеи которого упирались в массивное белое здание, воцарявшееся над пустым пространством, неизвестно по чьей прихоти сохранившимся в центре города. Его почти европейская масштабность контрастировала с постсоветским убожеством прочей городской архитектуры.
- Что это? - с неподдельным интересом спросил Вадим.
- О, тебе действительно должно быть интересно, как истинному дельцу! - с показной серьезностью ответила девушка. - Новоиспеченный городской банк государственного масштаба. Состряпали его года в полтора, и совсем не зря. Впрочем, мы можем зайти и убедиться. Мне, кстати, надо снять деньги со счета.
- Хорошо...
Вблизи здание оказалось несколько менее презентабельным: кучки строительного мусора, ведущиеся кое-где ремонтные работы оставляли впечатление незавершенности и до времени начавшейся разрухи. Возле огромной, на фотоэлементах, стеклянной двери, на крыльце, стоял с сигаретой в руке молодой человек в синей форменной одежде. Завидев Вадима, он как-то по-детски прищурился, затем вздрогнул и направился к ним по ступенькам. В этом человеке Вадим почувствовал что-то знакомое, но узнал его, лишь столкнувшись лицом к лицу.
- Игорь!
- Вадим!
Они обнялись, затем пожали друг другу руки, но встреча была решительно прервана.
- Я не очень мешаю? - улыбнулась Ира. Казалось, заметив в своем спутнике проявление каких-то чувств, она существенно смягчилась. - Ну, пока оставлю вас, - она жестом остановила Вадима, собиравшегося представить вновь обретенного друга, - а потом спущусь в буфет. Где-нибудь через полчаса. Так что, если окажусь нужна, побудьте там.
С этими словами она легко взбежала по лестнице, оставив молодых людей вдвоем.
- Новая подружка? - поинтересовался Игорь, глядя вслед.
- Нет. Всего лишь экскурсовод-любитель.
- Ты, я вижу, сюда прибыл ненадолго. Пойдем в буфет, там и поболтаем. У меня все равно сейчас тайм-аут, - Игорь похлопал Вадима по плечу, и они отправились перекусить.
Буфет находился совсем недалеко от входа и поражал своими размерами и чистотой. Никакой охраны в банке заметно не было, кроме унылого верзилы в комбинезоне, мрачно взглянувшего на вошедших. Впрочем, банк был велик, и в поле зрения Вадима попала лишь малая часть... Усевшись на вертящиеся сиденья у стойки, они наперебой начали расспрашивать друг друга о новостях, о сокурсниках и просто общих знакомых. Вадим почти ничего нового не узнал: все удержавшиеся в институте до финиша разъехались в разные места, и вестей от большинства не поступало. Вадим рассказал, как мог, о своем житье-бытье, но Игорь последнего периода своей биографии касаться почему-то избегал. Спиртного он не пил, сказав, что на работе, и Вадим последовал его примеру. Они выпили только по чашке кофе, оказавшегося на редкость качественным. Вадим не переставая говорил о самых разных вещах - он заметил, что его собеседник не в своей тарелке. Человек, так усердно вертевший в руках чашечку кофе, не мог быть в полном порядке. Наконец, Вадим решился:
- А ты-то как устроился сюда? И как живешь с тех пор, как я выбыл из города? Есть, наверное, что рассказать... Я ведь не оставил адреса и не мог связаться с тобой, не зная в точности твоего.
- Спрашиваешь, как живу? - невесело улыбнулся Игорь. Это выражение лица не шло к его внушительной фигуре и крупным чертам лица. - Да, это - история! Не слишком, впрочем, большая. Думаю, даже успею рассказать до возвращения твоей спутницы.
История о вещем сне
Пока я был занят учебой, все было в порядке. Но после диплома хандра просто достала. Я оказался совершенно не у дел - распределения, естественно, не было, то, что предлагали, меня не радовало. Я сидел дома, потягивая пиво, когда совсем поджимало с финансами - выходил торговать на базар. Настоящего дела не находилось. Домашние обстоятельства тоже не радовали. Мать все болела, получала пенсию, жила на свои деньги, полностью от меня отмежевавшись. от депрессии спасал только телевизор. Как раз показывали по ночам сверхмодный Твин Пикс и я, клюя носом днем, его регулярно отсматривал. На почве всей этой мистики - ощутимо поехала крыша, и мне начали сниться сны. Нет, сны я видел и раньше, но эти отличались особой четкостью, реальностью, что ли... Нечто подобное привиделось мне и после одной из последних серий. Я стоял будто в центре темного города, в котором не горел ни один огонек. Из тьмы явился человек в пятне света и спросил: Чего стоит огонь? Многого, - ответил я. Свет стоит еще больше, - огорченно вздохнул человек, и пятно исчезло. Но в городе зажглись огни. А меня не оставляло чувство потери чего-то важного, нарушавшее внутреннее равновесие. Я не мог определить, чего не хватает, но физически это воспринимал. Потом последовал еще ряд картин, совсем уже бессвязных, и я - проснулся. В тот день некий знакомый предложил работу в новом банке - да, в этом самом. А вернувшись домой, я узнал, что умерла мать...
Теперь у меня есть место и перспектива карьеры, но чувство утраты больше не уходит. Думаю, так оно и останется...
Игорь допил свой кофе и закашлялся, Вадим похлопал его по спине - он не придумал, чем еще мог выразить свою поддержку. А тут спустилась Ирина, благоухая свежестью духов и дивной плавностью движений.
- Ну, я закончила со своими делами...
- Мне, кстати, тоже пора, - вздохнул Игорь, - а то босс хватится.
Он оставил Вадиму свой телефон, пожал ему руку и зашагал вверх по лестнице, скорбно приподняв широкие плечи.
Дверь, используя возможности фотоэлементов, выплюнула их с Ириной на улицу, отделив от удалявшегося человека. И они зашагали дальше по скверу.
- Теперь - куда? - выдержав паузу, спросил Вадим.
- Я, кажется, говорила тебе, что иду в общагу. Но если мое общество наскучило... - Голос ее резко повысился.
- Что на тебя нашло? Мы вроде только начали ладить, - недоуменно воззрился на нее Вадим.
- Извини... Видишь ли, неприятности выходят... С тобой они, впрочем, никак не связаны. Предки опять не выслали денег в срок. Так что - придется занимать! Ладно, выкручусь. Если и правда тебе не надоела моя компания, пойдем в общагу, посидим там немного. У тебя вроде есть еще время.
- С удовольствием за тобой последую, - облегченно откликнулся он. Вадима уже испугала мысль о том, что он будет делать, утратив свою Ариадну в этом жутко пыльном и деловом городишке. Теперь эта проблема была снята: в обществе Ирины беспокоиться, чем занять время, не приходилось... Вдали уже замаячили жилые здания: сквер, а вместе с ним и деловой квартал, кончался.
Снова возвратившись - из зелени - в город, они почти сразу уперлись в массивное и безвкусное здание в сталинской манере: это и был памятный Вадиму центральный корпус (проще - ЦК). Уж это место он в студенческие годы посещал не раз. Часто находились какие-то дела неопределенного свойства, требовавшие его присутствия и завершавшиеся - не без треска - в начальной стадии, так и не успев развиться. Он утверждал разные бумажки; исполняя некоторое время обязанности старосты, получал мизерную стипендию на группу, отыскивал нужных преподавателей. Но так ни разу в жизни и не видел ректора, чья машина, почему-то Вадиму известная, сейчас стояла у входа в ЦК.
- Ректор все еще не сменился? - неожиданно для себя самого спросил он вслух.
- Да, этот старик место держит уже не первый десяток лет и, может, нас с тобой переживет, - невесело улыбнулась Ирина. - И денежки студенческие как грабастал, так и будет. Надеюсь, тебя туда (она указала на корпус) не тянет? Мне бы не хотелось сегодня входить в эту дверь: может случиться много неприятных встреч. Пойдем-ка лучше в общагу.
Вадим кивнул, соглашаясь. Он не видел, что мог бы дать визит в ЦК, кроме смутного чувства неуместной знакомости, которое возбуждали бы полинявшие таблички на дверях. В общежитии, несомненно, будет гораздо интереснее.
Путь туда лежал мимо развалин, некогда гордо именовавшихся главным корпусом объединенного общежития и сохранивших это имя (но только его) до сих пор. Странно, почему не снесли голые кирпичные стены новоявленные застройщики, не поспешили занять приличный кусок земли почти в самом центре? Может, ждали, когда хлипкое сооружение рухнет без чьей-либо помощи? А до тех пор - им интересовались лишь юные пионеры - подпольщики, устраивавшие там свои сходки, о которых Вадим когда-то читал в газетах, покатываясь со смеху.
Впрочем, следовавший далее новый корпус был куда веселее - в плане деятельных развлечений группового характера. Шестиэтажное здание с бабушкой-вахтершей возле входной вертушки ничуть не изменилось и было до того похоже на самый подходящий объект для критики в студенческих (и не только) газетах, что Вадим даже не стал вникать в подробности. Только, учуяв затхлый запах, брезгливо поморщился. Лифт, конечно, не действовал, и при подъеме на пятый этаж Вадим успел привыкнуть к застоявшемуся воздуху, хотя бы не вызывавшему больше содрогания. Его спутница, похоже, совсем на это не обращала внимания.
В общаге было на удивление пустынно. С чего это вдруг все взялись за учебу? - подумал Вадим. - Не припомню, чтобы такое случалось раньше...
- Полусеместровая аттестация, - словно прочитав его мысли, отозвалась Ирина. - Все лихорадочно суетятся, поправляют свое положение. Только самые мудрые и спокойные остаются на борту... В смысле, дома. Моя соседка - из их числа.
Пройдя по темному коридору, они уперлись в дверь с табличкой: 508. Остановись и подумай! А теперь подумай еще...
- Ольга придумала, - улыбнулась его спутница. - Голь на выдумки хитра...
Ирина трижды стукнула в дверь:
- Оль, ты дома?
- Ты что, не одна? - донесся на удивление мелодичный, но какой-то ломкий, искаженный фанерной дверью голос.
- Отнюдь, - задорно объявила Ира.
- Сейчас я наведу марафет... - Через несколько мгновений дверь распахнулась...
Комната, которая предстала перед Вадимом, хранила следы милейшего, едва заметного беспорядка. Но то была лишь видимость: каждой вещи - от двух кроватей до небольшого портрета Курта Кобейна - место определено раз и навсегда, и сдвинуть ее - означало разрушить маленький мирок внутри этих стен. Шкаф, пара тумбочек, столик, кровати - мебели больше не было, но убранство комнаты вовсе не казалось бедным. Возможно, сыграл здесь некоторую роль и облик самой хозяйки. Худая темноволосая девушка невысокого роста, отворившая дверь, приветливо улыбалась... но в глубине ее глаз на миг мелькнул некий отсвет, смутное значение которого Вадиму совсем не понравилось. Между тем девушки постарались, кажется, сгладить первое, не совсем ясное впечатление. Ольга слегка сжала его руку и быстро, с какой-то уверенной грацией, ввела гостя в комнату, пока Ира представляла их друг другу. Вадима несколько удивила та быстрота, с которой хозяйка комнаты совершала все свои действия. Он едва успел оправиться от первых впечатлений и пробормотать несколько малозначащих фраз, а Ольга, сжимая в руке чайник, уже направилась к выходу со словами: Подождите, через пару минут я поставлю чай. Выходя, она с неожиданной медлительностью прикоснулась к руке Ирины и, хотя старалась сделать это незаметно, не сумела скрыть некоторой неловкости этого томного жеста. С тайным вызовом глянув на гостя из-под длинных ресниц, она еще более ускорила свои движения. Приняв это за смущение, Вадим снова обрел защиту в чуть снисходительной улыбке. Он не хотел никого обижать, но... была возможность отплатить Ирине за все ее прямолинейные вопросы.
- Да, ты тут неплохо устроилась, со всеми прелестями студенческой жизни... Не пойму только, зачем вам две кровати? Все равно спать в одной... - без иронии, с оттенком грустного утверждения высказался он. Но ожидаемой резкой реакции не последовало.
- Ты ничего не понимаешь! Секс - это совсем другое... Сюда... - после этого слова ее утратили разборчивость, слившись в одно невнятное, тихое рыдание. Вадим, не сдержав первого порыва, протянул к девушке руку и дотронулся до ее плеча, но Ира отстранилась...
- Может быть, - все еще всхлипывая, продолжала она, - я и злоупотребила твоим терпением, но сексуальных проблем я бы не коснулась. Тебе, пожалуй, и не понять того, что меня связывает с Олей. Мужчинам (на это я в институте насмотрелась достаточно) вообще сложно относиться серьезно к женским чувствам...
- Извини. Я, конечно, был непростительно груб. Может... - Вадим приподнялся, продемонстрировав готовность к возможному уходу.
- Нет, не стоит, - вздохнула Ира. - Раз уж ты начал... Впрочем, стыдиться особенно нечего. Подобных предрассудков у меня, как и у тебя, нет. - Вадим про себя улыбнулся, обозрев собственную жизнь под таким углом зрения. Ни одна связь не оставила в нем столь глубокого следа, какой оставила влюбленность в свою соседку у говорившей с ним девушки. До его лобового вопроса Ира казалась такой уверенной и неуязвимой...
Она между тем, нескоро подбирая слова, говорила:
- На первом курсе мне пришлось очень тяжело; я засиживалась до ночи, пытаясь освоить все изучаемые науки. Доходило и до нервных срывов. Однажды мой ночной кошмар был столь ярок, что я, проснувшись, никак не могла справиться с истерикой. Оля, как могла, успокаивала меня; она легла рядом и... Все случилось быстро и просто - так, как случается что бы то ни было. С тех пор мы спим вместе. Это очень помогает - знать, что рядом есть человек, который тебя поддерживает вдали от дома. Нет, я понимаю, что симбиоз не вечен, но - никогда не думаю о его конце. И когда ты спросил...
- Не стоит так расстраиваться из-за неудачно сформулированного вопроса незнакомого человека, - как заправский психолог, ответил ей Вадим. - Не ты первая, не ты последняя оказалась в такой ситуации. И для стрессов причин нет. - Он слегка сжал плечо Ирины. В это время за дверью послышался шум, и вошла Оля с дымящимся чайником, сразу поставленным на столик. Ира при ее появлении как будто привела себя в порядок, но опытный глаз подруги сразу подметил изменения в ее облике. На вопросительный взгляд Ира ответила с наигранной веселостью:
- Вы пообщайтесь пока, познакомьтесь поближе, а я - на минуту... Надо припудрить носик! - и выскочила за дверь.
Ольга, не утрачивая своей необычной грации, вытянула из шкафа чашки, протерла их и поставила рядом с чайником. Когда шаги в коридоре стихли, она посмотрела на Вадима с каким-то неопределенным выражением и присела на вторую кровать против него.
- Похоже, она кое-чем с тобой поделилась... И очень скоро. - заметила девушка после недолгого молчания. - что же, ничто не может скрываться слишком долго. Такие вещи и вправду носить в себе нельзя. Хотя здесь мало кто про нас догадывается... А ты, наверно, не очень высокого мнения обо мне.
Вадим хотел было сказать, что всего не знает и вообще из чужой личной жизни выводов не делает, но Ольга остановила его движением руки:
- Все было не так, как ты мог бы себе представить. Я ведь ее не удерживаю и хорошо понимаю, что все это ненадолго. Ей надо продолжать жить - своей жизнью, как это ни банально. Нельзя удержать любовь насильно...
- А ты сама - что же? Чувствуешь ли ты нечто особенное в этой ситуации? - спросил Вадим, желая скорее завершения начатого Ольгой монолога, чем дальнейшей откровенности. В его собственной жизни было не так уж много поводов для оптимизма. А чтобы еще разбавлять ее чужими страданиями...
- У меня все в порядке в сексуальном плане, но того, что я вижу в...ней, ни в ком другом мне не найти. Я ощущаю весь мир только рядом с ней и через нее. А когда она уйдет из моей жизни, наверное, сделаю все, чтобы ей было легче - расстаться. Сама же поступлю... Впрочем, еще не знаю. Может, вступлю в брак, может, займусь каким-нибудь делом - работа всегда находится. А может, запрусь в ванной и вскрою себе вены. Не стану загадывать. Жизнь надо чувствовать, пока она есть - во мне самой или рядом. И надо наслаждаться - пока это возможно - и счастьем, и страданием. Ты ведь ничего ей не скажешь? - совсем уже тихо закончила девушка.
- Я не могу судить. Никого. Слишком велика ответственность, а ее- то я всегда боялся. Может, есть какой-нибудь выход. Ведь есть другие города, другие страны, наконец. И ты могла бы позвать с собой и ее. Как знать... Не все же замкнуто здесь, в этой пыли и грязи...
- Ты думаешь, я не мечтала об этом? Думаешь, я не хотела? Нечто накапливалось во мне, искало выхода после подобных мыслей. Вот, послушай, к чему я пришла. Я так долго над этим думала, что вызубрила наизусть свои мысли. Это очень легко, если отвечаешь за каждое слово.
Еще одна версия гибели Лоры Палмер
Ты, наверное, смотрел Твин Пикс или по крайности слышал о нем? Про это все знают. Ну и имя Лоры Палмер тебе должно быть известно. Сыр-бор разгорелся после ее смерти. А после фильма у меня возникли кое-какие мыслишки, которые не претендуют на полное объяснение, но мне весьма помогают.
Ну вот... Лора не умерла сама - ясно. Но убийца неизвестен. И есть ли он вообще? Понимаешь, секс и насилие - вот что скрывается в тамошних лесах. Лора объединяет оба этих страха - два пугала - и вносит их в пределы городка. Волнение поднимается подспудно и вырывается наружу только после ее смерти. Ее тайны так пугали обывателей. Но верно ли, что девушку убили именно эти люди, как вопит на похоронах ее дружок? Думаю, нет. Отделаться от Лоры некоторые, может, и хотели. Но смерть...и убийство... Вряд ли. А силы зла? Им Лора была куда полезнее живой, разрушая городок изнутри, как смертоносная опухоль. Или - то, что субъективно можно именовать силами добра? Но добру такие приемы не свойственны.
Так кто? Или что?
Думаю, что город и Лора не могли не прийти к столкновению. Как и все ярикие личности, Лора была чужда самой структуре провинциального городка. В Твин Пиксе все, кто был интересен, страдали от психических расстройств и всевозможных фобий. А ее синдром - обращение к лесу, к бегству. Но лес тоже оказался замкнутым, темным миром, не принявшим ее такой, какой она была. Эту девушку - всю, целиком - так никто и не воспринял. И она должна была так или иначе сжечь себя изнутри. А потом? Город, как и лес, уж позаботился, чтобы нашелся подходящий преступник, который и возьмет вину на себя. И расследование совершенно ни к чему. Просто микрокосмы не способны к соприкосновению, а к слиянию - тем более.
- Так и мы с Ирой. Податься отсюда нам некуда. Мы не сможем выжить вдвоем где бы то ни было не по какой-то объективной причине. Просто потому, что неспособны! - с вызовом закончила она свою речь.
Вадим помолчал, как бы обдумывая услышанное; потом заговорил. Заслышав шаги Ирины, он постарался, чтобы каждое слово звучало особенно веско:
- Думаю, ты все же несколько преувеличиваешь, хотя выводы и небезосновательны. Теперь вы двое нужны, даже необходимы друг другу, и это прекрасно. Но когда кто-то почувствует, что симбиоз разрушается - вы расстанетесь, это будет болезненно, но неизбежно. А что если такой день никогда не наступит... Не стоит решать все однозначно, на скорую руку. Пожалуй, это - единственное, чему жизнь меня научила. И я верю, что всякий, принявший это утверждение, может с успехом избежать многих, хотя, конечно, не всех трудностей. Я, может, немного театрален: оттого, что верю в свои слова - безоговорочно. Никто, кроме вас самих, не будет решать, что делать. И любое ваше решение - обоюдное - будет правильным. Так что - не стоит спешить. Можно попробовать...
Тут он сделал вид, что только теперь заметил Иру, молча стоявшую за порогом.
- А, припудрилась... - как будто ошеломленный, а на самом деле - добродушно наслаждаясь маленьким спектаклем, проговорил Вадим. - Проходи, располагайся, будь как дома!
Все трое рассмеялись: напряжение спало, и к мучительной для девушек теме больше не возвращались, будто согласившись без слов. Хотя Вадим считал, что неплохо повеселился, зла он девушкам действительно не желал. Всего лишь случайная встреча... И все же...
- Мы тут занятно побеседовали с твоей соседкой, Ира! Тебе, надо сказать, очень повезло...
Ира медленно подошла и села рядом. Тут Ольга, хлопотавшая в углу, быстро выкатила столик к кровати и провозгласила:
- Можно пить чай! Экологически чистый...
- Только чай? - улыбнулся Вадим. - А водичка-то, пожалуй, местная!
- Новейшая американская система очистки: перегоним Н2О на СО2, - вздохнула с сокрушением Ира.
Следующие полчаса прошли в сравнительно непринужденной и ни к чему не обязывающей болтовне. Все трое словно хотели позабыть о сказанном ранее, о своих и чужих проблемах, о ждущей рядом - за окном - жизни. Они шутили и смеялись над шутками еще беззаботнее, чем свободные от всего этого люди, потому что таких - освободившихся - в мире вещей не существует. Девушки могли смело касаться самого сокровенного, и даже эти темы не вызывали на их лицах ничего, кроме улыбок - столь велико было обольщение иронии, что заставляло их отойти, отделиться от всего и увидеть, что не так уж и велики все неразрешимые вопросы.
Но это очарование, как и всякое другое, оказалось преходящим, недолгим, хотя и оставило в душе какой-то след. Нечто подобное почувствовал Вадим, когда случайно (или не совсем) взглянул на часы и понял: все.
Дождавшись очередной паузы и вглядевшись в радостные лица девушек, которые смотрели друг на друга и - только в настоящее, не думая о будущем и прошлом, он поправил воротник рубашки со словами:
- С вами, дорогие мои, совсем забываешь про время! А ведь у меня впереди важная деловая встреча, да еще кое-какие проблемы. Так что, барышни, придется мне вас покинуть. К тому же Ира обещалась объяснить мне дорогу. А слово надо держать...
Оживленное, счастливое выражение лиц тут же сменилось спокойным, будничным. Кажется, все проблемы вернулись разом, окружая сблизившихся людей.
- Да, жаль терять собеседника, - невесело улыбнулась Ольга, - но дело есть дело. Ира, покажи, пожалуйста, верный путь...
- Я проведу его вниз, - вздохнула ее подруга, - и там продемонстрирую, что называется, на пальцах. К тому же надо взять на первом этаже почту, если что-то для нас есть.
- Я...впрочем, хорошо, спуститесь вниз, - прервала себя Оля. - Но не задерживайся. У нас с тобой тоже уйма дел. Надеюсь, Вадик, мы еще встретимся. Всегда рада буду тебя здесь видеть.
Вадим ощутил прикосновение сухой и теплой кожи к своей ладони. Он встал и, следуя за Ирой, вышел - три шага и в коридоре. Ольга кивнула им и резко, одним движением закрыла дверь, отделившую двоих от одной. Кратковременное единство было разорвано окончательно. Но Вадим с искренним чувством подумал об оставшейся за дверью девушке, о ее силе и слабостях, о пути, который она изберет...
- Что ж, пойдем, - сказала Ира. В полном молчании они миновали два лестничных пролета. Затем девушка обернулась к нему:
- Ну вот... Ты все и увидел. Не думала, что твое мнение будет для меня что-то значить. А оказалось все по-другому. Как будто от твоих слов многое зависит, и я не понимаю почему. Ты, конечно, не будешь давать советов, а скажешь еще что-нибудь такое умное, как тогда...с Ольгой. И, наверно, мне не придется слушаться тебя. Однако подумай, прежде чем сказать, иначе - не говори ничего!
- Давай сначала спустимся вниз, а то стоять здесь, как два тополя на Плющихе, не слишком удобно, - ответил Вадим.
Миновав вертушку с сонной вахтершей и тяжело скрипнувшую дверь, они вышли на улицу. Здесь Ирина, вдохнув в себя хоть относительно свежий воздух, собралась с силами:
- Мне, видимо, важно знать твое мнение, потому что ты здесь -новичок, и ты здесь ненадолго. По этому мои проблемы для тебя - еще один штрих, деталь в картине мира. А детали обычно получаются - на большой, настоящей картине - лучше всего. Я жду...
- Ты слишком нервничаешь, слишком много власти над собой даешь минутным обстоятельствам, - сразу сказал Вадим. - А это неоправданно и наивно. Не задумываться бы каждую минуту над своими поступками, и в следующую - обязательно станет легче. Оля - девушка... насколько я узнал ее, она способна поддержать. Она нужна тебе; как бы ни сложились обстоятельства дальше, я желаю вам удачи. Чувство может исчезнуть, что возможно, но отнюдь не неизбежно, а вы останетесь - вместе или поодиночке. И тогда придется что-то решать, менять. Я никак не могу судить тебя или ее. Оставайтесь и впредь такими... вот и все. Нотация закончена.
- Спасибо! - ответила Ира, не сводившая с него взгляда. - Ты даже не представляешь, как мне помог. С меня - ответная услуга, не столь глобальная, зато насущная. По проспекту дойдешь до колокольни на площади. Там трамвайная линия поворачивает направо. Сядешь в транспорт, две остановки и - на месте! Надеюсь, свидание пройдет успешно.
- Хочу надеяться и я. Что ж, пока. Я не прощаюсь. Увидимся еще. Должны увидеться... Даже - обязательно.
- Дай-ка прикоснусь к тебе. Для убедительности. - Она действительно коснулась губами его щеки. - Что ж, ступай. Друг...
Вадим спустился с крыльца и с улыбкой махнул ей левой рукой. Вместо ответа Ира неожиданно сказала:
- Ты обо мне узнал почти все. Я о тебе - почти ничего. Но твоя проблема сложнее моей; хоть это и женское мнение... Дай бог тебе с ней справиться! - Она сделала приветственно-прощальный жест и скрылась за дверью.
Вадим промедлили мгновение, опустил почему-то еще вздымавшуюся вверх руку, с каким-то удивлением осмотрев ее, и зашагал по проспекту. Больше он ни разу не обернулся - слишком занимали собственные мысли. Последние фразы Ирины вызвали в голове целую бурю мыслей. Можно сказать, шторм, охвативший весь мыслительный процесс. Не слишком ли много я на себя взял, решая ее проблемы и стремясь побороть их все? Ведь каждая ошибка свалится на мои плечи. Впрочем, они обе, кажется, умные девочки. Я во время учебы таким точно не был. И не смог бы так сказать о себе, как Ира - обо мне. Откуда, вроде бы, ей знать? Я ведь нисколько не показывал ей, что со мной творится, старался... держать дистанцию. А она...
Вадим и сам только-только начал ощущать, что с ним что-то не так, какое-то нарушение на уровне психики или сознания - как бы это ни называлось. Но он не пришел еще ни какому выводу, пока не услышал слов Ирины. Девушка почти сразу определила глубину, если и не сущность проблемы. Но в чем она, сущность? Задумавшись, Вадим понемногу перестал контролировать свое движение и очнулся лишь тогда, когда вышел на проспект и свернул по направлению к указанному ориентиру, который он, очевидно, машинально отметил.
Поскольку в этой части города Вадим еще не был, его внимание сосредоточилось на внешних приметах, в очередной раз оставив в покое внутреннее содержание. Смятение духа Вадим объяснил себе забытой, изменившейся и потому непривычной обстановкой, столь серьезными встречами и вставшими перед ним чужими проблемами, которые не решались с наскока... Может быть, он поспешил, но не решался возвращаться к этому вопросу, занявшись анализом конкретных впечатлений.
Впрочем, ему не попалось на глаза ничего, что могло бы приковать к себе внимание надолго. Проспект оказался столь же стройным и цельным, как раньше. Эклектичное единство лавочек и контор, супермаркетов и мешочников продолжало свое симбиотическое существование; изменились разве что вывески, ставшие более крикливыми.
Вадим взглянул на часы и понял, что спешить пока некуда: до назначенного ему времени было целых полтора часа, а со слов Ирины он понял, что добраться до ресторана можно за считанные минуты. Мысли об этой странной девушке вновь отвлекли его. Судя по ее последним фразам, она не верила в возможность их новой встречи. Но у Вадима на этот счет уже формировалось иное мнение... Сразу же после нашего плодотворного разговора с этим воротилой отправлюсь к ней в общагу. Надеюсь, застану девушек там. И вечером, поскольку я при деньгах, можно будет неплохо разгуляться. Дядюшка вроде бы упоминал об огромных комиссионных. В свой счет я включу все траты. И куда бы их повести? Ну ничего... Может, еще в какой-нибудь ресторан... Там придумаю. И надо будет что-нибудь преподнести им. Не то чтобы на память, а так - в знак дружбы.
Мысли Вадима не шли дальше ближайшего вечера: он не привык загадывать на долгий срок, чтобы потом не расплачиваться за серьезные просчеты. Потому дальнейшие отношения с Олей и Ириной виделись ему в полном пустых мест тумане. Он не хотел разрывать неожиданно возникшую общность, но к чему приведут эти заигрывания - только Бог знает. Тем не менее решение оставить девушкам какой-нибудь вещественный знак своей привязанности было твердым. А потому возникшая неожиданно рядом с ним вывеска показалась знаком свыше. Неброские черные буквы на желтоватом холсте гласили: Антиквариат.
Вадим толкнул тяжелую железную дверь и вошел. Магазинчик поразил его отсутствием затхлого пыльного запаха, свойственного даже самым солидным из подобных заведений, и обилием зеркал на стенах. Впрочем, все они предназначались для продажи. Красиво уснащенные резьбой и рисунками, зеркала были помечены бирками с номерами. Вадим не особенно разбирался в произведениях такого рода, но даже он понял, что каждое из зеркал представляет немалую ценность.
Однако кроме зеркал, отражавших более или менее отчетливо его высокую фигуру, в магазине были и другие вещи, разложенные на застекленной витрине, уходившей в глубину помещения. Лавочка, хотя и занимала по фасаду немного места, образовывала коридор немалой длины, который не содержал ничего особо интересного. Вадим окинул взглядом обычный набор предметов, всегда появлявшихся в таких местах: книги, монеты (не самые редкие), пепельницы, посуда, подсвечники и прочий хлам. Он не увидел ничего такого, что было бы достойно внимания девушек - и его собственного. Может быть, продавец что-нибудь посоветует. Однако где же он? Все вокруг было недвижимо, но тишина эта не вызывала напряжения, а успокаивала уже порядком измотанного посетителя. С минуту он простоял в нерешительности, затем набрался смелости и стукнул рукой по прилавку. Звук этот был едва слышен, но он нарушил безмятежный покой магазинчика. В дальнем конце коридора отворилась маленькая деревянная дверь и оттуда появился продавец. Неужели он мог услышать этот шорох? - про себя подивился Вадим.
Продавец оказался маленьким морщинистым старичком, напоминающим недоделанную мумию. Он весь как будто иссох, уменьшился в размерах с возрастом, но это не сильно повлияло на его физические качества. Старик приближался медленной, но твердой поступью, не отрывая вопросительного взора от Вадима.
- Я хотел бы купить какой-нибудь небольшой подарок любимой девушке. Вы можете что-то порекомендовать?
Сначала ему показалось, что старик ничего не слышал: движения и мимика, по крайней мере, не изменились. Вадим уже хотел повторить свой вопрос, но тут продавец неожиданно заговорил - медленно, но внушительно, под стать походке:
- Сегодня продажи нет. Купить ничего нельзя.
- То есть? - не понял Вадим.
- Магазин продается, переходит в другие руки, может быть - закрывается. А я в служебке, пакую вещи, потому и не слышал вас. Прекрасный был магазин... Да... - вздохнул старик.
- Что ж, очень жаль, - Вадим пожал плечами. - Но ассортимент у вас не очень велик.
- Да, замечательно было здесь работать, - не слушая ответа, продолжал продавец. - Все товары лучшего качества. А зеркала! Настоящая коллекция, ни в одном ни кривизны, ни изъяна.
И он, покачав головой, зашагал назад к своей дверце. Вадим не нашелся, что сказать. Он еще раз осмотрел все зеркала и свои отражения - действительно, ни кривизны, ни изъяна... Вот если бы наши глаза отражали все так же - без искажений, в истинном свете. Да, хоть бы один такой наблюдатель нашелся; это уже изменит многое, если не все. Только невозможно подобное. И мы продолжаем существовать в мелких дрязгах, погребенные в изъянах и трещинах, не видя за ними чего-то большого, главного. Может, кому-то иной раз и удастся применить настоящее зеркало, но такая удача проходит мимо прочих и мимо самого счастливца - слишком расходится истинное видение с чьим-нибудь личным, низким и высокомерным разом. Да, вот бы найти настоящее зеркало. Или хоть купить... Даже лавочку старикову - и ту закрывают!
В озлоблении Вадим, выходя, сильно хлопнул дверью, но никакого заметного впечатления это не произвело. Он с сожалением оглянулся, потом - еще раз... А потом зашагал дальше, к перекрестку, на который указала ему Ирина.
По пути, желая потратить время, он решил заглянуть в большой, хотя и не самый крупный в городе супермаркет. Красного цвета здание (без изящества и броских деталей) как раз было составной частью следующего квартала. Здесь обошлось без банковского шика. Заметно, что эту часть города, подлинный центр, давно не трогали реконструкторы. Все здания напоминали о тех блаженных временах, когда население доверчиво полагало, что кукуруза может вырасти и на Магадане, если того пожелают наверху, а многие были свидетелями еще более древнего периода, когда каждый обитатель вертел головой во все стороны, отыскивая врага за спиной. Так выживали слабейшие. И кое-кто из них даже добился высокого признания своих заслуг. Их имена - золотыми буквами на мраморных досках - увековечены на стенах домов, возведенных в те незапамятные времена. Один из малых сих и вовсе поделился своим именем с этим городком - на время, впрочем. Sic transit...
Однако не стоит жестоко судить других, - в который раз напомнил себе Вадим. - Они всего лишь хотели выжить и надеялись тогда на случайное везение. Кому-то оно было ниспослано, а большинство... Большинство так и не обнаружило в себе сокрытых некогда сил, просто не веря в их существование. Потому и погибло - безвестно, бесславно, бессмысленно. Его пример, даже нас, потомков, ничему не научил. Надеюсь, хоть этот опыт нас минует - ничто не вечно...
Теряя нить размышлений, он осматривал площадь у супермаркета. И все время ему казалось: чего-то недостает. В поисках неизвестного объекта, отсутствие которого вносило дисгармонию в окружающий мир, взгляд Вадима все время бессознательно возвращался к одной точке. Наконец, он сконцентрировался: храмовая башня! И Вадим сразу понял, чего не хватало. В верхней части сооружения, где раньше все заслонял здоровый ламповый циферблат с часами и термометром, теперь болтались колокола разных размеров, в данный момент скромно безмолвствовавшие. Надо же, церковь возвращается изначальным владельцам. Только часов больше нигде не видно. Людей, которые по ним сверяли свое время, обидели, а верующим - воздали. Впрочем, теперь все веруют, и непохоже, чтобы нашлось много недовольных. Разве что в политических целях: популярность всегда создается громкими публичными выступлениями по мелочам. Теперь уж это привычно. Разобравшись в причинах дискомфорта, он подошел поближе к храму, желая разглядеть его в новом обличье. В недавно минувшие, но такие далекие годы Вадим знал это здание как областную выставку невесть чего (внутрь он не заглядывал, потому и не имел точных сведений).
Не решился он войти и теперь: времена переменились, а вот люди - вряд ли. И он уже не располагал хоть сколько-нибудь значительным промежутком времени. Придется ограничиться внешним осмотром. А с фасада ничего интересного не увидишь, будто перемен и вовсе нет. Двор церковный, как прежде, полон загруженными выше крыши тяжеловозами. Что бы там могло быть? Вход в храм теперь (про давнее, еще довыставочное тогда Вадим ничего не знал) располагался прямо под колокольней, в маленьком темном переходе под аркой. С одной стороны лесенка вела на башню, с другой - маленькие стертые ступени - в храм. Насколько он разглядел снаружи, помещение было обставлено бедно, если не убого. На ступенях и в самом проходе ютились какие-то старушки приживального типа, не просившие подаяния, а молча ждавшие его, что-то расстелив перед собой - как ждут давно взятого взаймы от незадачливого должника... Вадим не давал милостыни с давних пор; не дал и теперь. Он до сих пор считал, что не зарабатывает денег в полной мере самостоятельно и не может бросаться чужими средствами. Порой от этого было очень тяжело удержаться. Но сейчас, у дверей храма, Вадим почему-то не находил в себе того благоговения, которое должны вызывать молитвенные места у верующих, к каковым он себя причислял. Вспомнился трепет, испытанный при вступлении в полуразрушенный храм в одном маленьком городке с забытым названием. Он был там в первый и последний раз и счел своим долгом осмотреть те немногие достопримечательности, какие ему могла предложить местность...
Храм лишился купола, алтарь был разрушен, а пол обвалился, открывая дорогу вниз, к склепу. Впрочем, было еще какое-то подземелье, куда он не рискнул заглянуть. Вадим крестился без устали, будто умоляя о прощении за все, что сотворили другие люди с чудесным строением. И внутри него зарождалось то чувство любви и всепрощения, отзвуков которого он тщетно искал в душе ныне...
Еще раз окинув взглядом нищих и всю темную паперть, он свернул за угол. Здесь находилась паперть подлинная, ставшая затем входом на выставку. Но с исчезновением последней ступени покрылись пылью времен. Этот вход мог бы прекрасно послужить возрожденной церкви. Почему же она не воспользовалась им, открытым, широким, светлым, и предпочла мрачную арку? Вадим остался в недоумении и решил не длить этого состояния, а отправиться все-таки в магазин, от посещения которого его отвлекли впечатления и воспоминания.
Он живо (поскольку время и вправду поджимало) вернулся к красному зданию и буквально взлетел по ступеням. Вокруг входа, на парапете и у ступеней, толпились продавцы, тряся своим мелким потрепанным товаром. Вадиму они напомнили только что виденную околоцерковную братию; только этих было гораздо больше. Даже чересчур много...
Если на улице продавали старое тряпье, то товары в универмаге поражали своим шиком. И ценой тоже. В маленьких городах всегда велики были торговые накрутки, но чтобы дойти до такого, как в этом заведении, продавцы должны поистине озвереть. Однако никого, кроме Вадима, цены не шокировали. Покупателей оказалось немного, да и те брали товар нехотя, вяло. Куда больше вокруг них собиралось зевак. Весь магазин кишел людьми, которые ничего покупать явно не собирались. Они отличались особой резвостью движений и веселой беззаботностью лиц. Словно другая раса: радость - снаружи, страх - внутри. У покупателей (даже потенциальных) все было наоборот; именно поэтому им не удавалось перевоплотиться в зевак и после совершения покупок - мимика выдавала. Ничего не поделаешь... постсоветский менталитет. Хватай и тащи. К этому все с детства привыкли...
Кстати, о детях. Их в магазине Вадим увидел непривычно много - для буднего дня. Но покопавшись в памяти, он решил, что теперь каникулы в школе; еще один пережиток, празднование исчезнувших юбилеев. Теперь детишки развлекались куда целенаправленнее. Основная их часть толпилась возле нового отдела видеоигр, выделявшегося блеском и крайним убожеством оформления. Одежду они, видимо, с родителями выбирают на базаре - дешевле. В супермаркете ни на что приличное денег у большинства не хватит. А это новое, шумное и дурацкое развлечение - на него мелочь найдется... Вадим подошел к отделу поближе.
Сосредоточенная толпа глазевших на экраны ребятишек не особенно потеснилась, уступая ему место, так что долго выдержать не удалось. Ничего нового он все равно не увидел. Детьми владели почти те же эмоции, что и взрослыми, а поправка на возраст не слишком велика. Потенциальные покупатели и тут, и там отдельная категория. Сама эта классификация вызывала у Вадима омерзение - он поежился. Но отбросить ее не смог, хоть и противно было делить людей, как освежеванных кур.
На второй этаж он подниматься не стал: время не ждет, клиент - тоже... Первое правило бизнеса. Выйдя из магазина, Вадим с ходу вскочил в трамвай, больше не оглядываясь по сторонам и не отвлекаясь. Надеюсь, этот свернет там, где нужно... Впрочем, они все здесь поворачивают. Так и Ирина сказала.
Он придирчиво осмотрел вагон, в котором разместился. Тут-то уж точно ничего не изменилось. Ободранные сидения изменили форму, но не прибавили в плане содержания. Билетные кассы заменили компостерами, большую часть которых, конечно, сразу переломали веселые ребята. Не было привычной давки, но это превосходно объяснялось неурочным часом: рабочий день в равной степени далек и от начала, и от завершения. Две солидные бабули, размахивая пенсионными корочками, пихнули его и устроились на свободных местах. Вадим усмехнулся. Одна из пенсионерок громко, на полвагона, оповестила другую, продолжая начатый разговор:
- Да. Только за коммунистов!
- И верно, - поддержала сидевшая рядом, значительно менее упитанная, старушка. - С ними мы жизнь прожили, и дальше так надо - продолжать чтобы...
Поскольку монолог бабушки неожиданно прервался, Вадим не удержался от замечания вслух (обычно он не позволял себе подобного, но тут - очень уж силен был взвод):
- Вы-то прожили... Хотите и за нас решить, чтобы и нам пришлось до конца дней жить вашей жизнью, под тем же сапогом. Надеюсь, не выйдет!
Двери как раз отворились, и водитель возгласил: Ресторан Царский замок, избавляя Вадима от последствий. Он вылетел наружу, не считая нужным дожидаться, соберутся ли объединенные пенсионные силы для ответа.
...И оказался на широкой пустынной улице, на пустой остановке с полуразвалившейся будкой. Такой контраст с суетой центра поразил Вадима. Поразила и архитектура: большинство каменных зданий по обе стороны дороги явно строили недавно. Но, подойдя к одному из них, Вадим все для себя выяснил. Многочисленные вывески вокруг невзрачного входа гордо несли наименования находившихся внутри институтов, дирекций и объединений. Старый деловой квартал... Сейчас все на работе, и никто не отлучается из боязни ее лишиться. Впрочем, теперь эта деятельность не так престижна. Бумажная работа требует значительных затрат и не дает денег. И трудится ли здесь еще кто-нибудь? Ведь таких предприятий все меньше, и бывшие канцелярские кварталы все сжимаются и сжимаются...
Вадим обернулся назад. Вдалеке, на площади у башни, кипела вовсю жизнь. А здесь было пусто и тихо. Да что там тихо - мертво. Каменные громадины (впрочем, здания не были так уж велики. Все размеры относительны, стандарт провинции отличается от столичного. Да и пустота улиц играет свою роль) ни в коей мере не улучшали настроения. И Вадим решил, не мешкая, отыскать ресторан.
Это заняло не так уж много времени. Пройдя один квартал, он увидел на другой стороне улицы невысокое светлое здание, недавно перестроенное (и перекрашенное). Цветная, на фоне стрельчатых окон, вывеска просто излучала респектабельность: Царский замок. Вадим взглянул на часы. До назначенного времени оставалось всего семь минут. Он купил в стоявшем на перекрестке ларьке пару плиток шоколада. Кто знает, вздумает ли этот буржуй меня угостить. С него, пожалуй, станется. А под ложечкой-то уже сосет... Хорошо, что теперь такая толпа бизнесменов продовольствием занимается. Палатки торчат со всех сторон. А если у людей не всегда есть деньги... Что ж, голодные бунты прекращаются, как только все участники чем-нибудь набивают брюхо.
Вадим улыбнулся, отбросив мрачные мысли. С такой же улыбкой он отворил тяжелую дубовую дверь и вступил в полутемный холл ресторана. Здесь было пустынно, гардероб не работал, свет не горел - видимо, деятельной жизни работники сегодня еще не начинали. Вадим расстегнул куртку. Неожиданно из бокового коридора появился немолодой человек в черном форменном костюме - очевидно, швейцар:
- Вы куда, молодой человек? - голос прозвучал довольно грозно, а за дверью служебки тут же появился плечистый мужчина с наружностью типичного вышибалы.
- У меня назначена встреча...
- Позвольте узнать, с кем? - угрожающие металлические нотки исчезли не до конца.
- Евгений Анатольевич... - магия, заключенная в этих простых словах, произвела поразительное действие.
- Да-да, конечно. Извините за задержку, - голос швейцара мгновенно изменился, верзила растворился за дверью, как будто его и не было. - Он уже здесь и ждет, судя по всему, вас. Разрешите, я приму куртку.
Вадим кивнул и передал ему свою кожанку, захватил папку с бумагами и поправил неброский костюм.
- Пройдемте со мной, пожалуйста. - Он последовал за швейцаром через пустой, изящно оформленный (правда, в полутьме не удавалось разобрать деталей) зал к небольшой двери в дальнем конце.
Они оказались в освещенной двумя светильниками комнате, мрачно обитой панелями мореного дуба. Впрочем, для незначительного пространства света было вполне достаточно. Каждую стену украшали приятны картины - натюрморты в основном. А в центре за невысоким столиком прямо восседал (не сидел, а именно восседал) человек. Вадим сразу понял, что это и есть всесильный Евгений Анатольевич, местный хозяин жизни.
Глаза мужчины были скрыты толстыми линзами, но подойдя ближе, Вадим отметил, что его конфидент вовсе не близорук. Очки лишь смягчали блеск холодного взгляда. Мужчина был слегка лысоват, подтянут, в меру упитан и производил в целом приятное впечатление. Только одна деталь могла сбить с толку физиономиста: резко очерченному рту слишком явно противоречил мягкий, бесформенный подбородок. Но это Вадим рассмотрел чуть позже, когда подошел вплотную к столу. Швейцар шепнул что-то сидевшему и тот приподнялся, приветствуя Вадима.
- Здравствуйте. Присаживайтесь, прошу, - негромко, но убедительно произнес директор бюро.