- Ну вот с какой радости я снова имел честь тебя лицезреть? В какие игры играет сознание, когда подсовывает такие неожиданные картинки?
Он потянулся за лежащим на полочке над головой телефоном. Пять тридцать, через десять минут сработает будильник. "Ждать?"
- Ждать и радоваться приятной неожиданности. В кои-то веки утро - доброе. Вот ведь что за глупость такая - "первая любовь". Что-то такое слюняво-телячье. Какой романтик изобрёл? А все прочие повелись на красивый образ... Образ-то так себе... Когда я тебя видел в последний раз? Лет двенадцать... пятнадцать тому... Мельком. Ты что-то хотела сказать, спросить, скорее всего, что-то дежурное... Я торопился или просто неловко было... Не помню. Ну и всё. Мне неинтересно. где ты и как. Уж во всяком случае, не настолько, чтобы разыскивать и узнавать... Да и что у нас было, собственно говоря? У меня было, да. А у тебя? Смешно и неловко... Но приятно. Приятно было видеть тебя, Таня.
Телефон дёрнулся в руке и затих, придушенный лежащим наготове большим пальцем.
- Ты как сегодня добираешься? - Он поставил в раковину пустую чашку
- Мне позже сегодня. Лорка подвезёт. Ты обратно когда?
- Часов в семь. Мне ещё в родительскую квартиру заехать, цветочки полить.
- Хорошо. Подберёшь меня?
- Конечно. Он присел рядом. Ткнулся лбом ей в висок. Повернул лицом к себе...
- Не мешай.
- Да... Пока.
Сел в холодную машину. Курил в распахнутую дверь, пока бормотал на повышенных оборотах, проснувшийся двигатель, а щётки сметали с лобового стекла обильную росу и невесть откуда взявшиеся, совсем уже осенние листья. Седые. "Что-то постукивает "на холодную"... Гидрокомпенсаторы? Ну и бог с ними, если так..."
Город. Утро. Сколько раз он видел эти картины. Сколько зим, лет, хмурого и бесконечного межсезонья храниться в его памяти? А он его по-прежнему любит. Любит свой странный, неуклюжий город, с плохими дорогами и безобразными многоэтажками. И людей, наверное, тоже, как бы это ни было странно. Это его город, его люди. Чужие, но близкие. Люди спешат. Они торопятся заглянуть в своё завтра. Они всегда, всю жизнь, к чему-то готовятся. Ждут чего-то, что должно произойти через несколько минут, через несколько дней, через несколько лет... Готовятся к новой, лучшей жизни и, не замечая перемен, снова намечают новые точки отсчёта. И снова ждут. Жизнь - ожидание. Жизнь - дорога. Дорога, давно знакомая и каждый раз новая. Мимо спешащих куда-то людей, мимо сонных ещё домов с уютно светящимися окнами. Что за теми окнами? Он всегда с интересом смотрел в чужие светящиеся прямоугольники, какие драмы разворачиваются за плотными шторами и кокетливыми кухонными занавесками? Любят ли друг друга люди, живущие там, или давно забыли об этом? Как они провожают друг друга в утреннюю неизвестность, как встречают усталым вечером, какие слова говорят друг другу, когда он проезжает мимо? Проезжает, когда дороги уже пустеют. Размеренно, усталой лошадкой, дышит мотор и что-то неявное, какие-то полунамёки доносятся из приёмника. Прожитая жизнь мутным туманом проносится за стёклами и кажется, вот-вот поймёшь что-то важное, но к туману нельзя приглядеться - он сворачивается в турбулентные завихрения и сырыми осенними листьями мелькает в зеркалах... Он не торопится, наслаждаясь вечером, но та же мысль о завтрашнем дне, угольком горит внутри и горько дымит холодным непокоем. В горле саднит от выкуренных за день сигарет и усталые, с красными прожилками, глаза в зеркале насмешливо говорят - Ты убьёшь себя до наступления "Светлого Будущего".
Его ждут, пусть, не считая минуты, но ждут. А он снова не сможет понять стоит ли, заслужил ли он это чем-нибудь... Тепло кухни, запотевшая рюмка и руки детей, сырая тьма за окном и уютная лампа рядом с тёмным монитором. Восемь цифр пароля...
Умытый утренний город вяло помахивал листвой тополей, моргал жёлтыми сигналами светофоров, ласково гладил солнечным золотом сырые крыши. Он любил свой город...
*************
- Так. Фиалки - это которые невзрачные, мясистые, с бархатными листьями... Хорошо хоть эти знаю. Им, значит, двойную дозу, а остальным по норме...
Старый микрорайон медленно накрывал тёплый вечер. Здесь давно уже нет того многоголосого детского гомона и деревья выросли до крыш и сплелись кронами, а на газонах безбоязненно цветут какие-то цветики. Он вышел из подъёзда в мягкое тепло. Машина стояла на спущенном колесе, виновато вдавив сплющенную покрышку в щербатый асфальт. Он ухмыльнулся, достал из кармашка в двери перчатки и, открыв багажник, принялся доставать оттуда всё необходимое...
- Привет, горемыка! Сломался?
- Привет! Каким ветром тебя, Андрюха?
- Ну, как обычно. В командировке был недалече. К матери...
Он уложил домкрат на место. - Ты как? Принимаешь чего, нет?
- Нет. Ничего кроме пива.
- Снова? Могёшь! Нет, пиво не будем. Да я и за рулём...
- Кофей могу. Тож, говорят, вставляет...
- Второе ведро! Пойдём домой, посидим. Время есть?
- Пол часика. Пойдём.
В пустой квартире тихо поднимались и опускались в косых лучах заходящего солнца пылинки, тикали старинные часы вальяжно помахивая маятником и, заинтересованно смотрела с них фарфоровая статуэтка.
- Я руки помою. Чайник как на плиту устанавливается, помнишь, муж и отец?
- Помню вроде. Что-то тут всё изменилось... А. Нет. Часы на месте! - Механизм тихонько зажужжал и пробил половину часа...
Солнце прочертило последнюю красноватую полоску на стене и скрылось из окна. Они неторопливо убирали со стола.
- Андрюха, ты и посуду мыть умеешь? Что с людями жизнь делает!
- Не говори! - Он демонстративно подтянул рукава. - А я знаешь кого видел вчера? Во дворе нашем с дитём гуляла...
- Взрослое дитё уже?
- Бог его ведает. Старше моих - это точно! О, чёрт! А угадывать кто будет? Опять ты со своей дедукцией!
Он ухмыльнулся, вытряхивая из полупустой пачки сигарету. - И что?
- Ничего. Думал интересно тебе. Старая, она, говорят, не ржавеет...
- Ага. Окисляется только. Чему ржаветь-то? Скажешь тоже.
- Ну, а может и новое чего получится... на старом-то...
- Зачем?
- Да ну тебя! Андрей оперся о мойку, вытирая руки полотенцем. - Для разнообразия. У меня знаешь как было недавно... А. Ладно. В Гомеле мы были месяц почти. Вводная интересная, но и работы непочатый край. Я туда-сюда чуть не каждые два дня мотался - то материал не тот, то досушить чего, то дорезать, то дострогать, то с резьбой косяк какой... А там девчушка одна... Из местных... Толковая, помощь от неё реальная была. И вот... Туда сюда, закрутило. Так закрутило - с ума сойти. Нашлись две души, понимаешь... Всегда над этим посмеивался и на тебе! А хохма, мил человек, в том, что всё это сугубо платонически. Ну никакой возможности. Абсолютно. Да еще и отношение такое друг к другу... ну, не хочется дрова ломать - лучше уж загнуться от токсикоза этого самого. Во как... Так и расстались в растрёпанных чувствах. Дома потом хоть с берёзами, что под окном, обнимайся, да так чтобы кора под ногтями осталась. Край. И всё это чужое, кровоточащее, застоявшееся и наболевшее нашло таки выход... На Катьку. Она, я тебе скажу, неделю под впечатлением ходила. Да и я... Такие, знаешь, вещи мерещились в процессе... Вот...
Он обгоревшей спичкой перемешивал пепел в пепельнице, улыбаясь чему-то. - Отпустило?
- Ну... Постепенно... Да.
- Знакомо. У меня жена как-то на юга ездила... Ты пишешь что-нибудь стоящее?
- Я всё что делаю - стоящее! Да где там... Натюрморты, да пейзажи всякие... На прокорм... Кому они нужны душеизлияния эти невнятные. А время отнимают. Так?
- А что потом, Андрюха?
- Что потом? А. С ней... Да что потом... Прошлое - в прошлом. Чего уж там...
- Да. Действительно. Чего уж там. - Он взял со стола связку ключей, всё так же улыбаясь.
- Ты зайди к нам во двор... Если хочешь. Она спрашивала...
Они простились у подъезда. Андрей побрёл по каким-то своим художественным делам - "Маркетингу нужно было учиться, брат, а не инкрустации соломкой!". Бабушки выгуливали немногочисленных внуков, молодые мамы приглушенно щебетали у ярких колясок. Он вырулил из узкого бутылочного горлышка двора и повернул в соседний. Он увидел её сразу. Трудно сказать, меняются ли люди, облик которых не стараешься помнить. Она изменилась, конечно, и, быть может, в лучшую сторону. Наверняка... А её дочь походила на её же сестру - первоклассницу с остреньким язычком и хитрыми глазёнками. Тогдашнюю...
Той зимой снега навалило - две климатические нормы. Они вечерами гуляли с собаками и он приходил к ней во двор. Стояли долго, гораздо дольше, чем нужно было собакам, о чём-то несущественном разговаривали... Он до сих пор помнил, то странное чувство, где-то в глубине. Что-то бьющееся в клетке из рёбер, вдруг затихающее тупой тяжестью, вздрагивающее и, снова рвущееся наружу. Потом она уходила. Он видел в окна на лестничных площадках, как она поднимается, пытался проникнуть в её мысли. Потом поворачивался и бежал домой. Бежал, ныряя в сугробы и кувыркаясь, а рядом радостно лаял маленький шпиц...
Он смотрел сквозь резную завесу листьев. Под бормотание работающего двигателя смотрел, как они вошли в подъезд с новеньким домофоном и поднялись на этаж. И в окнах загорались тёплые огоньки чужих жизней.
Прошлое - в прошлом.
Летние сумерки нехотя зажгли бледные лампы фонарей. Дорога приняла его в поток красных огоньков, спешащих, каждый в свое устье и лениво потащила вдаль, мимо светящихся прямоугольников окон...