Покушение на градоначальника было продумано до мелочей. Досконально изучен график его встреч и поездок. Согласованы и расписаны по секундам действия исполнителей. Казалось, ничто уже не в состоянии помешать осуществлению коварных планов. И только благодаря нелепой случайности, которую невозможно было предусмотреть, градоначальник остался жив и даже не получил повреждений. Однако, совсем без жертв не обошлось. Погиб его ближайший помощник и единомышленник. Когда-то они вместе начинали реформы. Это была тяжелая потеря лично для него и серьезный удар по руководству. В городе объявили траур. Приспустили флаги на административных зданиях. Отменили развлекательные мероприятия. Правительство приняло решение увековечить имя погибшего в названии одной из улиц. На похоронах друга и соратника градоначальник произнес трогательную речь, заставившую присутствующих плакать. Он поклялся, что уже в ближайшее время виновные в этом кровавом злодеянии окажутся за решеткой, а кое-кто и на эшафоте. Лучшие силы службы безопасности были брошены на раскрытие преступления. Им предоставили небывалые доселе полномочия. Каждый день градоначальнику подробно докладывали о ходе расследования. Принятые беспрецедентные меры, в конце концов, дали результат. Через две недели заговорщики были полностью изобличены и схвачены.
Главными организаторами покушения выступили три бывших министра, освобожденные от занимаемых должностей как утратившие доверие. Они потеряли не только высокие посты и соответствующую им власть, но и главный источник дохода, состоящий в реализации коррупционных схем. Чтобы вернуть себе былое положение и достаток, опальные руководители решились на физическое устранение градоначальника, ибо других способов борьбы с ним не видели. Они сплели целую сеть масштабного заговора, в котором были задействованы более двадцати человек. На время покушения у новых реформ оставалось еще много противников, и в случае его успеха возврат прежнего правления выглядел вполне закономерным. На это и делался весь расчет. На карту было поставлено практически все, и теперь, после провала мятежа, его участников ожидала неизбежная расплата. Градоначальник был неумолим. Он лично посетил судебное заседание и потребовал для зачинщиков высшую меру наказания. Суд приговорил их к смертной казни через повешение. Остальные злоумышленники получили длительные тюремные сроки.
В назидание будущим заговорщикам и террористам было принято решение о проведении публичной казни преступников на центральной площади города. Как и предполагалось, в назначенный день перед эшафотом собралась огромная толпа. Градоначальник никогда не упускал случая выступить перед народом. Еще до появления осужденных он поднялся на специально возведенный для него помост и сделал заявление:
- Я хочу обратиться к тем людям, которые до сих пор остаются сторонниками прежнего режима, кто радуется нашим неудачам и рассчитывает на провал реформ. Я хочу им сказать - не надейтесь. Мы пришли всерьез и надолго, и заговоров, подобных случившемуся, больше не допустим. Мы сделаем все возможное для поддержания законности и порядка в городе, чтобы воровство, коррупция, должностные преступления исчезли из нашей жизни. Чиновникам любого уровня, сотрудникам силовых структур, руководителям предприятий необходимо помнить, что их основная цель - служение народу, а не личное обогащение. Тот, кто с этим не согласен, пусть лучше сразу уходит, ибо наказание за деяния такого рода будет суровым и неотвратимым. Это я вам обещаю. И пусть сегодняшняя казнь послужит прямым предостережением тем, кто хотя бы помыслит восстать против легитимной власти. Пощады им не будет.
Толпа приветствовала слова градоначальника восторженными возгласами и овациями. После его выступления организаторы перешли к главному событию дня. Казнь проводилась по заранее подготовленному сценарию с учетом всех элементов воздействия на людей. Приговоренные в белых рубахах, как символ того, что они отрешились от мирских забот и готовы предстать перед Господом, по очереди выходили на край эшафота, каялись в содеянном преступлении и просили прощения у народа. Приглашенный священник отпустил им грехи и напутствовал последним словом. Ритуал экзекуции продолжил палач, который для сохранения анонимности был одет в специальный костюм с красным колпаком. Он расставил приговоренных по местам, накинул им петли на шею и, убедившись в том, что необходимые формальности соблюдены, выбил опору из-под ног. Толпа ахнула и зашумела. Эффект превзошел все ожидания. По окончании смертной агонии, длившейся несколько минут, тела повешенных под нарастающие звуки органа были медленно скрыты занавесом, установленным перед виселицей. На этом церемония казни была завершена. Народ, переживший сильное потрясение, стал понемногу расходиться.
Когда градоначальник задумывал реформы, он знал, что для их осуществления потребуются годы, десятилетия. Должно смениться не одно поколение, прежде чем появятся люди с новым мировоззрением. Но он был нетерпелив и хотел добиться результатов при своей жизни. Его не устраивало, что завершать начатое им дело будет кто-то другой. Чтобы ускорить процесс перемен, градоначальнику приходилось идти на крайние меры, быть жестким и даже жестоким. Публичная казнь заговорщиков и несгибаемое упорство в раскрытии преступления смогли привлечь к нему сторонников 'сильной руки', поначалу не одобрявших реформы, но в то же время отдалили либерально настроенных деятелей, поддерживавших его ранее. Это внесло некоторую сумятицу в соотношение политических сил. В обществе нарастало напряжение. Несколько богатых и влиятельных семей оставили свои дома и покинули город. Не все хотели участвовать в социальных экспериментах, и те, у кого была такая возможность, постарались их избежать. Тревожное предчувствие грядущих перемен не покидало и простых жителей, которым, в отличие от обеспеченных граждан, оставалось лишь затаиться и ждать. Через десять дней после казни градоначальник выступил с важным программным заявлением. Небольшая выдержка из него приведена ниже:
- Мы живем в непростое время. Проведение реформ сопряжено с риском. Не все готовы перестроить свою жизнь на новый лад. Трудно избавиться от укоренившихся привычек и стереотипов. Общество находится на перепутье, в состоянии неустойчивого равновесия, и только от нас зависит, куда оно в результате качнется, к стабильности и процветанию, или к хаосу и разрухе. Ситуация очень серьезная. Обострилась криминальная обстановка. Политические разногласия переходят в стадию кровавых разборок. Последнее покушение, каким бы ужасным оно ни представлялось, является лишь вершиной айсберга. Суть проблемы гораздо глубже и значительнее, чем может показаться на первый взгляд. В сложившихся обстоятельствах правительство вынуждено пойти на крайние меры и объявить чрезвычайное положение. Это будет особый режим, связанный с ужесточением наказания, вплоть до высшей меры, за противодействие законным требованиям властей и силовых структур, за отказ от выполнения социальных обязательств граждан перед своим народом. Но какой бы суровой ни была реакция руководства на подобные деяния, она не даст желаемого результата, если отсутствует главное - единство. Мы не будем рассчитывать на великую идею, способную сплотить людей. Мы пойдем прямым путем и создадим условия, при которых разобщенность станет просто невозможной. Мы воспитаем в них привычку быть цельным организмом, быть семьей, где каждый заботится о каждом и отвечает за каждого. С первого числа следующего месяца в столице вводится коллективная ответственность за действия своих граждан. Теперь при совершении социального преступления кроме самого виновного аналогичное наказание понесут еще три человека, выбранные из числа жителей слепым жребием. Мы идем на эту меру с тяжелым сердцем, но иного выхода у нас нет. Я надеюсь, что общество отнесется к нашему решению с пониманием, а главное, мобилизует свои внутренние резервы для нормализации обстановки в городе.
Градоначальник пошел ва-банк. Введение круговой поруки могло привести к недовольству и массовым беспорядкам. Однако, его самоотдача и готовность к решительным действиям произвели сильное впечатление на оппонентов и парализовали их волю. Ни один человек не выступил публично против изменений в законе, приняв их как неизбежность, с которой отныне придется считаться. Люди были встревожены, но делали вид, будто ничего не случилось, боясь одним неосторожным словом или неловким движением нарушить зыбкое равновесие. Казалось, что они идут по тонкому льду, рискуя в любой момент провалиться под воду и утонуть. Но время шло, сменялись дни, недели, месяцы, а ничего страшного не происходило. Постепенно все стали привыкать к нависшей над ними угрозе, ступали увереннее, тверже, да и лед оказался не таким уж тонким и ненадежным. Не надо было только прыгать на нем, но никто и не прыгал. Люди становились более открытыми и отзывчивыми, стараясь убедить других, что не представляют для них опасности. Общая беда сплотила народ. Перед слепым жребием все были равны. Ничто не имело значения: ни материальный достаток, ни социальный статус, ни образование, ни способности человека. От судьбы не уйти, как не уйти от неизбежной смерти. Но даже смерть можно отсрочить, если есть средства на правильное лечение, дорогостоящие лекарства, высококлассных специалистов. Со слепым жребием нельзя было договориться в принципе. В каком-то смысле он явился эталоном справедливости и высшей добродетели. Горожане понимали, что рано или поздно им придется испытать его на себе, но относились к этому спокойно и даже не думали об опасности, как обычный человек никогда не думает о том, что может стать жертвой несчастного случая или смертельной болезни.
Меры, предпринятые правительством, вскоре начали давать результат. Заметно снизился уровень уличной преступности. Были ликвидированы бандитские группировки, терроризировавшие город. Нормализовалась работа чиновников. Злоупотреблять служебным положением стало практически невозможно. Из повседневной жизни исчезли представления о взятках, вымогательствах, откатах. Люди впервые почувствовали себя в безопасности и поверили в свои силы. Беспрепятственно развивался бизнес. Росло материальное благосостояние граждан. Градоначальник всего лишь за год сумел завоевать доверие населения, наглядно продемонстрировав преимущества стабильности и порядка над эфемерными свободами, за которые ратовали его оппоненты. Редкие выступления противников реформ теперь уже никого не интересовали. Народ сам сделал свой выбор.
Введением круговой поруки и ужесточением законов дело не ограничилось. Массированная атака на сознание жителей шла по всем фронтам. Особое внимание уделялось воспитательной работе с подрастающим поколением. Значительные изменения со стороны идеологии претерпела школьная программа. Появлялось больше фильмов, книг, спектаклей, превозносящих жертвенность ради общего дела, а беды и горести отдельного человека преподносились как боль всего народа, отвечающего за своих граждан, как родители за своих детей. Сострадание стало главной добродетелью. Культ трогательного утвердился в искусстве. Людям понравилось быть семьей и заботиться друг о друге. Стремление к взаимопониманию сделало невозможным любой протест. Ни одного социального преступления за прошедшее время совершено не было.
Подводя итоги года, градоначальник отметил, что, несмотря на очевидные успехи в продвижении реформ, остается еще много нерешенных вопросов. За истекший период, пожалуй, самые значительные перемены произошли в силовых структурах, деятельность которых преобразилась и стала гораздо эффективней. Обновился личный состав. Однако, отношение горожан к полиции по-прежнему остается предвзятым. В сотрудниках правоохранительных органов чаще видят угрозу, а не защиту. В то же время, не стоит забывать, что службы безопасности являются промежуточным звеном между правительством и простыми людьми. Без доверия к ним нет уважения к власти, а значит, нет единства. Именно с целью повышения этого доверия руководство города приняло решение о создании так называемых 'народных отрядов полиции'. Каждый трудоспособный и психически здоровый человек в возрасте от двадцати до пятидесяти лет, включая мужчин и женщин, должен будет пройти обязательную стажировку в этих подразделениях для ознакомления со спецификой работы силовых структур. Командирами таких отрядов будут назначаться действующие офицеры, а их участники, на время прохождения стажировки, то есть на два месяца, получат полномочия штатных сотрудников со всеми вытекающими отсюда правами и обязанностями.
Новая инициатива правительства была встречена с одобрением. С одной стороны, она не выглядела слишком уж обременительной, а с другой, давала простым смертным, хотя бы на некоторое время, почувствовать себя хозяевами жизни и испытать сладость власти, ничего для этого не предпринимая. Непосредственное погружение в работу полиции способствовало пониманию того, что многие ее действия и вводимые ограничения, иногда представлявшиеся неадекватными, не имели целью подавить свободу граждан или унизить их, а были направлены исключительно во благо народа. Градоначальник и здесь оказался прав. Уже через несколько месяцев доверие населения к силовым структурам заметно выросло, а протестные настроения и вовсе сошли на нет. Да, он умел добиваться того, что хотел.
2
Когда мне вручили повестку о зачислении в народный отряд полиции, прошло уже около года с тех пор, как ввели эту повинность. Так как стажеры получали особые полномочия, вступление в него сопровождалось принесением присяги. Градоначальник любил помпезность и даже такое, казалось бы, рядовое событие сумел превратить в нечто важное и торжественное. Клятва стажеров каждый раз была приурочена к проведению тех, или иных публичных мероприятий: съездов, форумов, выставок, концертов, что придавало ей большую значимость и повышало ответственность тех, кто ее приносил. В моем случае таким публичным событием послужил эстрадный концерт, организованный, по странному стечению обстоятельств, именно во Дворце культуры силовых структур. В начале второго отделения ведущий попросил у зрителей тишины и минуту внимания. Затем один из будущих стажеров, выбранный среди прочих за хорошую дикцию и сильный голос, зачитал полный текст присяги. После этого призывники должны были по очереди подойти к микрофону и произнести всего два слова: 'Торжественно клянусь!'. Все действие занимало не более пяти минут и не слишком отвлекало зрителей от их веселья. Я стоял почти в самом конце очереди на присягу. Когда пришло мое время выходить на сцену, я занервничал и не сразу решился произнести то, что собирался. Из зала раздались ободряющие крики:
- Давай, клянись, не задерживай.
И тогда я сказал, сказал громко и четко, чтобы услышали все присутствующие:
- Торжественно заявляю, что отказываюсь вступать в народный отряд полиции, как и выполнять прочие социальные обязательства перед народом.
После моих слов в зале воцарилась мертвая тишина. И только спустя полминуты стал нарастать тревожный гул, послышались недовольные выкрики. Из-за кулис ко мне подскочил какой-то мужчина в строгом костюме и галстуке и со словами: 'Ну ты и дебил, блядь!' потащил меня со сцены к запасному выходу. Мы спустились по лестнице и выбежали на улицу. Быстро затолкав меня в машину, мужчина сел за руль и тронулся с места. Сделано это было вовремя. Нас уже преследовали.
- Куда мы едем? - спросил я.
- В самое безопасное для тебя место, в тюрьму, - прозвучало в ответ.
Похоже, никто толком не знал, что со мной делать. Все только странно переглядывались и молчали. Для начала у меня отобрали личные вещи, но оставили одежду. Потом отвели в камеру. Был уже вечер. До утра ко мне никто не заходил. Несмотря на всю неопределенность моего положения, ночь я провел спокойно и нормально выспался. Утром принесли завтрак. Оказалось, что в тюрьме вкусно кормят. Со мной никто не заговаривал. Да и я никого ни о чем не расспрашивал. Примерно через час пришел врач, милый обходительный человек, который обращался ко мне на 'вы' и называл по имени-отчеству. Он задавал разные вопросы, касавшиеся обычной жизни, спрашивал о моих увлечениях, интересах, о том, какие книги и фильмы мне нравятся, чем я занимаюсь в свободное время, какую музыку слушаю. Но при этом ни разу не упомянул о вчерашнем происшествии на концерте. Наверное, он хотел убедиться в том, что я не сумасшедший и не опасен для окружающих. Когда моя вменяемость подтвердилась, он пожелал мне удачи, поблагодарил за беседу и откланялся. Потом долгое время ничего не происходило. Я даже успел заскучать. Примерно через три часа дверь в мою камеру снова отворилась. На пороге, в сопровождении тюремщиков, стоял градоначальник. Несколько секунд он пристально разглядывал меня, потом вошел внутрь и сел напротив кровати на специально принесенный для него стул. Затем попросил охранников оставить нас. Те вышли.
Какое-то время градоначальник сидел молча, иногда поглядывая на меня исподлобья, и только потом заговорил:
- Когда я принимал решение о коллективной ответственности, то даже не предполагал, что когда-нибудь мне придется применять ее на практике. Это была скорее психологическая мера воздействия на людей, которая должна была подтолкнуть их к объединению и помочь лучше узнать друг друга. Два года все шло так, как я и рассчитывал. А потом появились вы, и мои планы пошли прахом. Вы спутали мне карты. Мне казалось, что если и случится какой-то прецедент, то он будет связан с действиями оппозиции, с какой-нибудь протестной акцией, или с чем-то еще в этом роде. Но то, что сделали вы, не укладывается ни в какие рамки. Послушайте, ведь я же не требовал ничего сверхъестественного. Я ратовал только за соблюдение законности и порядка. Введя чрезвычайное положение, я не ограничивал основные свободы граждан более того, чем предусмотрено конституцией. Не предполагалось никакой ответственности даже за критику власти, кроме случаев откровенных оскорблений и призывов к ее свержению. Но я всегда считал и продолжаю считать, что закон обязаны уважать все, ибо он есть символ единства народа. Тот, кто не уважает закон, не уважает и свой народ. А это уже серьезное преступление. Вы образованный, интеллигентный, здравомыслящий человек совершили поступок, который я понять не в состоянии, хотя и не считаю себя глупцом. Скажите, что ужасного в том, чтобы посодействовать полиции и взглянуть на ее работу изнутри? Не могли бы вы объяснить мне, зачем вы это сделали? Что побудило вас к этому? Мне просто необходимо понять, чтобы учитывать в своих дальнейших решениях. Помогите мне, прошу вас.
Мне не хотелось его расстраивать, но я и правда не знал, что сказать.
- Господин градоначальник, не сочтите за упрямство, или неуважение лично к вам, но я действительно не могу объяснить то, почему это сделал. Есть в мире вещи, не подлежащие объяснению. Я думаю, вы это знаете.
- Да, знаю. Но у людей есть точки соприкосновения, затронув которые, можно понять друг друга и без слов. Разве не так? Попробуйте.
- Ну хорошо, - согласился я. - Скажите, что такое свобода в пределах данности?
- Это единственная возможная свобода.
- Пусть так. Но является ли тогда невозможность реальной свободы поводом отказаться от нее?
- Нет, не является. Однако действовать так нецелесообразно. Вы наверняка заранее знали, что ничего не добьетесь своим поступком ни для себя, ни для других людей.
- В том то все и дело. Свобода не нуждается в целесообразности. Она либо есть, либо ее нет. А остальное неважно. Я поступил так, потому что должен был это сделать. И объяснять тут нечего.
Градоначальник надолго задумался, потом поднял на меня глаза и сказал:
- Мне кажется, я вас понял. Знаете, при других обстоятельствах я был бы рад видеть вас в своей команде. Мне очень жаль, что так вышло. Я подумаю о ваших словах. Прощайте.
Он встал и протянул мне руку. Я охотно пожал ее в ответ. Он мне нравился.
Следующие три дня со мной ничего не происходило. Меня кормили и выводили на прогулку, но видел я только тюремщиков, не говорящих ни слова. Наверное, им было дано специальное указание. Я не понимал, почему откладывается решение моего вопроса, и это меня немного нервировало. А между тем, эти дни в городе были наполнены весьма знаменательными событиями. Градоначальник решил быть последовательным и не отказываться от выполнения принятых им законов о чрезвычайном положении и круговой поруке. Все было по-честному. Слепым жребием из числа жителей города выбрали трех человек, двух мужчин и женщину, которым уготована была участь священной жертвы искупления обществом своих грехов. Проведение обряда готовилось с особой тщательностью и должно было превратиться в незабываемое и величественное зрелище. Каждая деталь имела значение.
На пятый день моего пребывания в заключении за мной пришли два охранника. Надев на меня наручники, они велели следовать за ними. Тюремная машина с зарешеченными стеклами привезла нас на центральную площадь. Меня поместили в маленькую комнатку, расположенную на втором этаже одного из домов. Окна выходили прямо на сцену, установленную на площади специально для предстоящего ритуала. Легкая прозрачная ткань скрывала меня от любопытных глаз, но сам я все видел прекрасно. Постепенно стал собираться народ. Люди приходили заранее, чтобы занять лучшие места. К началу церемонии вся площадь была забита до отказа. На сцену вышел градоначальник.
- Дорогие сограждане, вы знаете, что несколько дней назад произошло вопиющее событие, нечто ужасающее и подлое. Я не стану долго задерживаться на личности преступника. Я беседовал с ним. Это ничтожный жалкий человек, погрязший в болоте махрового индивидуализма и неспособный возвыситься до общей идеи. Конечно, это не снимает с него ответственности, и относительно его дальнейшей судьбы нет никаких сомнений. В ближайшие дни он понесет заслуженное и неотвратимое наказание. Скоро вы обо всем узнаете. Но то, что среди горожан стало возможным появление человека, готового пойти на подобное предательство, указывает и на нашу с вами вину. Мы были недостаточно чутки и внимательны друг к другу, слишком рано уверовали в наступившее благополучие и потеряли бдительность. И должны ответить за это. Сегодня у нас один из самых значительных, но и самых печальных дней в истории города. Надеюсь, что он послужит суровым уроком не только современникам, но и будущим поколениям. Мы прощаемся с тремя достойнейшими гражданами, которым выпала великая миссия стать символом покаяния всего народа. Они не просто уходят от нас, а уходят в вечность, оставляя неизгладимый след в наших сердцах.
Не стану подробно описывать весь обряд. Это заняло бы слишком много места. Отмечу лишь основные моменты. После произнесенной речи на сцену вышли избранники, определенные слепым жребием. Они были облачены в белоснежные атласные мантии и выглядели очень эффектно. Градоначальник встал перед ними на колено и у каждого по очереди поцеловал подол. Затем появились рыдающие родственники. Их прощание с уходящими должно было подчеркнуть не только боль невосполнимой утраты, но и грандиозность приносимой жертвы. Не знаю, было ли это следствием гипноза, или влиянием психотропных средств, но вели себя избранники очень достойно, сохраняя абсолютное спокойствие во время всей процедуры. Они не произнесли ни слова, но их миссия и не подразумевала речей. Их задачей было поддержание атмосферы торжественного величия, а с этим они блестяще справились. Потом пришла очередь церкви. Сам патриарх прочитал над ними молитву и вознес хвалу Господу. Оркестр, располагавшийся на заднем плане, заиграл Реквием Моцарта. В центре сцены была возведена монументальная лестница, порядка тридцати ступеней, уходящая ввысь. Избранники медленно поднялись по ней. Заканчивалась лестница небольшой площадкой, на которой они остановились и, повернувшись лицом к собравшимся, застыли неподвижно на несколько минут. Время церемонии было подобрано с такой точностью, что именно в этот момент прямо над их головами ярко светило солнце. Потом они снова повернулись и стали спускаться по лестнице, находящейся с другой стороны площадки и невидимой зрителям. Создавалось впечатление, что они погружаются в огненное море. Звучала Лакримоза. Присутствующие плакали. Должен признаться, что и у меня из глаз потекли слезы. Трогательные сцены всегда вызывали подобный эффект. Мне было жаль этих людей, но своей вины перед ними я не признавал и не чувствовал. Не знаю, зачем градоначальнику понадобилось мое присутствие на проведении обряда. Наверное, он хотел, чтобы я досыта наелся той кашей, которую заварил. Ну что ж, это дало мне несколько лишних дней.
На следующее утро меня вызвали в суд. Зная градоначальника, я предполагал, что он будет представлять собой нечто пафосное и торжественное, с обилием публики и журналистов. Но все оказалось гораздо проще. Суд провели в небольшом тюремном зале в закрытом формате, без лишних людей и как-то очень буднично. Да и продолжался он всего несколько минут. Судья зачитал состав моего преступления и отметил, что согласно указу о чрезвычайном положении, за подобные проступки полагается высшая мера наказания. Он признался, что судейской коллегии пришлось долго ломать голову, какую именно высшую меру следует применить в моем случае. В результате они единогласно пришли к довольно парадоксальному решению:
- Мы вас отпускаем, - провозгласил судья.
- То есть как? - удивился я.
- Дело в том, что вы никому не опасны, кроме самого себя. Ни власти. Ни народу. Ваши действия настолько бессмысленны и нелепы, что не могут служить даже примером для подражания. Вы свободны. Оставайтесь наедине со своей совестью. И живите дальше, если сможете.
- И вы меня никак не накажете?
- Нет. Мы вас наказывать не будем. Но я думаю, что вы предпочли бы любое, даже самое суровое наказание от нас, чем то, что вас ожидает.
- В каком смысле?
- Скоро вы все узнаете. Идите.
Охранник освободил меня от наручников и предложил следовать за ним для соблюдения последних формальностей. Мы долго шли по тюремному коридору в другую половину здания. В голове у меня все смешалось. Я не понимал, что происходит. Неужели это градоначальник? Неужели это его рук дело? Неужели я был нужен ему только для того, чтобы организовать вчерашнее театрализованное безумие? И куда мне теперь деваться? Что делать?
- Пришли, - сказал охранник и указал на дверь.
В полутемной комнате, оборудованной под склад, мне выдали вещи, изъятые при поступлении в тюрьму, и попросили расписаться в получении. Вернули все, до последней мелочи. Даже деньги в кошельке не тронули.
Потом мы спустились вниз, пересекли по диагонали тюремный двор и подошли к воротам. Охранник, погремев ключами, открыл небольшую дверь в одной из створок. На площади возле тюрьмы собралось около двадцати человек, вооруженных камнями и кольями. Увидев нас, они зашумели, замахали руками и стали что-то гневно выкрикивать.
- Кто это? - спросил я у охранника.
- А это родственники тех людей, которых вчера казнили. Счастливого пути.
Он похлопал меня по плечу и слегка подтолкнул к выходу.
- Ну вот и остатки каши, - подумал я и шагнул за ворота.