Когда мне исполнилось шестьдесят лет, я вышел на пенсию, продал квартиру в Москве и купил дом с участком в своем родном городе. Не потому, что собирался ворошить прошлое и предаваться воспоминаниям. Просто в знакомых местах чувствуешь себя спокойнее и увереннее. Последние годы я хотел провести в уединении, за чтением книг и размышлениями о жизни. Летом занимался огородом, обеспечивая себя овощами и фруктами. Даже научился консервировать. Раз в две недели косил траву. Следил за порядком в хозяйстве. Зимой, по мере надобности, расчищал дорожки и убирал снег.
Каждый день бродил по окрестностям, обдумывая прочитанное накануне. Свои мысли тут же заносил в блокнот, который всегда был под рукой, а потом перепечатывал их на компьютере, попутно редактируя и оттачивая стиль. Наиболее удачные высказывания размещал на философском форуме в интернете, но так и не получил на них никакого отклика, если не считать откровенно оскорбительных комментариев. Впрочем, этого и следовало ожидать, учитывая резкость и бескомпромиссность моих суждений.
Три года жил так, как планировал, посвящая досуг интеллектуальным занятиям. Никто меня не беспокоил. Заводить друзей я не собирался. С соседями держался ровно, но на расстоянии. Помощь мне не требовалась. Здоровье вполне позволяло обходиться одному. А деньги у меня были. Я надеялся, что мое счастливое уединение продлится достаточно долго. Но случилось так, что один пронырливый журналист раскопал мою биографию и напечатал статью в областной газете, возведя меня в ранг местных знаменитостей. На этом мое безмятежное существование закончилось.
Дело в том, что я не всегда был стариком-пенсионером. У меня довольно рано открылись способности к изучению естественных дисциплин. В школе увлекся физикой и уже не сомневался в выборе будущей профессии. Кроме науки, ничего не интересовало. Получив высшее образование, устроился на работу в академический институт, занимавшийся исследованием современных технологий. Каждый день отправлялся в лабораторию, как азартный игрок в казино, в надежде получить свой выигрыш в виде очередного изобретения. Воображение меня не подводило. Недостатка в идеях я не испытывал. Гипотезы возникали одна за другой. Некоторые предположения, казавшиеся поначалу невероятными, находили подтверждение в эксперименте. Я был не только азартным, но и удачливым игроком. До сих пор в ящике письменного стола хранится увесистая стопка дипломов и патентов, свидетельствующих о моих достижениях. Я упорно шел к своей цели и, в конце концов, был вознагражден. В тридцать лет совершил открытие, опередившее время, и сорвал джекпот. Это был реальный прорыв в науке, суливший международное признание и номинации на самые престижные премии. Но все вышло иначе.
Министерство обороны увидело возможность использовать мои исследования в военных целях, после чего они были строго засекречены. О международном признании пришлось забыть. Мне предложили возглавить специальный отдел, сформированный из талантливых молодых ученых и конструкторов. На базе моего открытия в кратчайшие сроки было разработано и испытано новейшее оружие, не имеющее аналогов в мире, которое позволило нашей армии получить стратегический перевес над потенциальным противником, а руководству страны вести переговоры на международной арене с позиции силы. Всем сотрудникам отдела выплатили материальное поощрение. Мне же, как идейному вдохновителю проекта, вручили Государственную премию и Орден Ленина. Это стало вершиной моей карьеры. Ничего более значительного я уже не совершал. Хотя с лихвой отрабатывал все выдаваемые властями преференции. Как ученый я, безусловно, состоялся. Но тут произошло событие, надломившее мою жизнь и разделившее ее на две части.
Один из сотрудников отдела был неожиданно арестован. Ему предъявили обвинение в тиражировании и распространении запрещенной литературы. Молодой талантливый ученый, с которым у меня установились самые тесные деловые отношения. Мы понимали друг друга с полуслова. Когда возникали трудности в работе, оставались вдвоем в лаборатории и устраивали мозговой штурм, на лету подхватывая и развивая спонтанно возникающие идеи. Таким образом была решена не одна задача. Но о его личной жизни я понятия не имел. Даже предположить не мог, что мой товарищ окажется идейным борцом с тоталитарным режимом. Возможно, он не хотел подвергать меня риску и никогда об этом не заговаривал. После его задержания меня вызвали в Комитет государственной безопасности в качестве свидетеля и долго выясняли, какое отношение я имею к диссидентским взглядам сослуживца. Так и не сумев ничего доказать, следователь сделал мне предложение на ближайшем заседании Ученого совета выступить с публичным осуждением антисоветской деятельности моего сотрудника. Повлиять на его судьбу это никак не могло. Она решалась в другом месте. Но я должен был продемонстрировать лояльность к власти, покаяться в отсутствии необходимой бдительности и откреститься от любого возможного инакомыслия, что являлось обязательным условием сохранения отдела. Мне еще не доводилось сталкиваться с подобным давлением. От этого выступления зависело не только мое будущее, но и будущее других людей. Решать за них я был не в праве. Меня просто вынудили пойти на унижение и отречься от друга. Перед выходом на трибуну выпил стакан водки и кое-как заставил себя произнести слова, заранее согласованные с партийным комитетом. Потом в туалете меня стошнило. На следующий день взял больничный, боясь появиться в институте. Было стыдно смотреть людям в глаза. Но странное дело, когда я все-таки вернулся, то не встретил ни одного осуждающего взгляда, ни одной презрительной ухмылки вслед. Все считали, что я поступил правильно, и на моем месте сделали бы так же. И это было страшно.
Мне и раньше приходилось идти на уступки, чтобы продолжать исследования. Но у каждого компромисса есть допустимые границы. На этот раз я перешел черту и потерял достоинство. Не смог противиться принуждению. Не потому, что боялся. В конце концов, любой страх можно преодолеть. Просто нечего было отстаивать. Привык плыть по течению, следуя стадному инстинкту. Но после выступления на Ученом совете во мне что-то сломалось. Чтобы жить дальше, нужны были новые ценности. Наука их дать не могла. Стал много читать. Сначала художественную литературу, а затем и философскую, пытаясь найти ответы на самые наболевшие вопросы. Некоторым авторам я до сих пор благодарен. Они открыли мне иной мир и заставили думать. Но ни один из них так и не сказал последнего слова. Я потратил много времени и сил на изучение их творчества пока, наконец, не понял, что все ответы должен дать себе сам. И только сам.
Через три года после описанных событий к власти в стране пришли новые люди. Сменился политический курс. Моего товарища вскоре освободили. Он не стал искушать судьбу и при первой возможности уехал за границу. Мы с ним так и не встретились. Я продолжал руководить лабораторией, исполняя возложенные на меня обязанности, но делал это скорее по инерции, без прежнего воодушевления. Великие свершения остались в прошлом. Теперь у меня были другие приоритеты. Долгие годы я старательно совмещал занятия наукой с нарастающими духовными потребностями. И только с выходом на пенсию посвятил себя им без остатка. Но и здесь меня поджидали сюрпризы.
Мои разработки перестали быть тайной. Секретные материалы за давностью лет перевели в открытый доступ. Информацией о моих исследованиях мог воспользоваться любой желающий. С легкой руки журналиста я неожиданно получил известность. Для небольшого районного центра с населением тридцать тысяч человек мои достижения оказались весьма существенны. Решением администрации мне присвоили статус почетного горожанина, а фотографию разместили на стенде с громким названием 'Прославленные земляки'. Моему уединению пришел конец.
Сначала меня позвали в школу, где я когда-то учился, чтобы рассказать ученикам о своем увлечении физикой и сделанных изобретениях. Потом последовали и другие предложения. На какое-то время я превратился в этакого 'свадебного генерала', присутствующего на различных мероприятиях для придания им веса. Это было не слишком обременительно, но раздражала сама необходимость демонстрировать приобщенность к тому, что давно уже стало чужим. В конце концов, мне это надоело. Я решил при первом же удобном случае сказать то, что думаю, а не то, что от меня ждут. Как раз и повод нашелся. Организаторы торжественного концерта, посвященного Дню Победы, хотели, чтобы я поздравил народ с праздником и призвал молодежь активно заниматься наукой для укрепления боеспособности вооруженных сил и сохранения победных традиций. Но у меня на этот счет были свои планы.
На центральной площади города установили высокий помост с навесом, куда по очереди выходили артисты и почетные гости. Не знаю, сколько людей посетило праздник, но все видимое пространство было заполнено до отказа. Я стоял внизу, рядом со сценой, и настраивал себя на решительные действия. После выступления танцевального коллектива ведущий пригласил меня к микрофону, представив публике как защитника отечества на научном фронте. Я понимал, что долго говорить мне не дадут, и постарался уложиться в несколько фраз:
- Сегодня все празднуют Великую Победу, выражают свое уважение к ветеранам, отдают дань памяти павшим на поле боя. Но для меня этот день праздником не является. Война - это преступление. Преступление с обеих сторон. Что бы там ни говорили. И если уж помнить героев, то тех немногих, кто нашел в себе мужество отказаться от участия в ней. Пусть даже ценой своей жизни и поруганной чести. В войне не бывает победителей. Только проигравшие. Ваш День Победы правильнее было бы назвать днем окончания безумия. Но судя по тому, с каким пафосом отмечается эта дата, безумие никогда не закончится.
На этих словах меня оттащили от микрофона и вытолкали со сцены.
- Трус! Подлец! Предатель! - доносилось с площади.
Я спустился вниз. Группа ветеранов, ожидавшая своего выхода для получения памятных подарков, встретила меня с нескрываемым осуждением. Единственная женщина среди них влепила мне пощечину. Я улыбнулся и поблагодарил ее в ответ. Ведущий праздничного концерта старался успокоить собравшихся и отвлечь их внимание от моего демарша. На сцену срочно вызвали музыкантов. Зазвучала победная песня. Народ стал подпевать знакомые слова. Негодование постепенно стихло.
Надвинув на глаза бейсболку, я незаметно протиснулся сквозь ликующую толпу и выбрался на соседнюю улицу. Никто меня не преследовал, но на этом дело не закончилось. Вечером несколько подвыпивших патриотов с криками и бранью забросали мой дом камнями, не пропустив ни одного окна. До побоев, слава Богу, не дошло. Погода в мае стояла теплая и я не особенно пострадал. А стекла потом вставил. Других последствий моего выступления не наблюдалось. Разве что некоторые соседи перестали со мной здороваться. Но это не сильно расстроило. Я надеялся, что теперь от меня отстанут и оставят в покое. Возможно, так бы и произошло, но в дело вмешался случай.
В тот день областное телевидение по традиции проводило перекличку городов, празднующих Великую Победу. Так уж совпало, что мое короткое выступление было показано в прямом эфире и растиражировано в интернете на всю страну. Руководству области это, естественно, не понравилось. Разразился грандиозный скандал, в результате которого 'полетели головы' на телевидении и в администрации города. Фотографию 'прославленного земляка' быстро убрали. Под уголовную статью мои действия не подходили. Разобраться со мной решили другим способом.
В сети стали регулярно появляться порочащие меня тексты. Это было забавно. Узнал о себе много нового. О том, как бросил жену и больного ребенка, оставив их без жилья и средств к существованию. О том, как сбагрил пожилых родителей в дом для престарелых и совершенно перестал о них заботиться. И много чего еще. Моя жизнь прямо-таки бурлила событиями, о которых я даже не догадывался. Но самое удивительное заключалось в том, как легко и охотно народ верил написанному. Под каждой из подобных заметок тут же появлялись десятки осуждающих отзывов. Ни один человек не усомнился в том, что это может быть неправдой. Доходило и до прямых угроз, чему я старался не придавать значения. Иногда сообщения поступали на электронную почту. Но все это были мелкие укусы, вроде комариных. Тяжелая артиллерия подключилась через две недели.
В областной газете была опубликована разгромная статья под названием 'Предатель родины начинал с предательства друга'. Приведу ее краткое содержание. В статье описывались реальные события тридцатилетней давности, но так, как их увидел автор. В научно-исследовательский институт пришел молодой сотрудник, зарекомендовавший себя талантливым ученым. Главный герой, руководивший отделом, усмотрел в нем опасного конкурента своему стремлению к карьере и славе. Но не стал чинить ему препятствий, решив действовать хитрее. Он с ним подружился. На почве увлеченности наукой сделать это было несложно. Они часто встречались помимо работы и во всем доверяли друг другу. Вскоре молодой коллега признался, что является сторонником демократических ценностей и в свободное время распространяет запрещенную в стране литературу, отстаивающую гражданские права и свободы. Наш герой проявил живой интерес к его деятельности и выразил готовность принять в ней активное участие. С энтузиазмом взявшись за дело, он в течение месяца выведал у приятеля все связи и написал донос в Комитет государственной безопасности, разом 'убив двух зайцев': устранив неугодного конкурента, а заодно присвоив его идеи и наработки, которыми тот бескорыстно с ним делился. Молодой сотрудник был арестован и осужден. На этом наш герой не успокоился. Чтобы получить благосклонность властей и партийных органов, он выступил на заседании Ученого совета с публичным осуждением сослуживца, не скупясь на самые резкие эпитеты в его адрес. В результате тому пришлось несколько лет провести в тюрьме. И только благодаря переменам, произошедшим в обществе, он был освобожден.
С художественной точки зрения статья была написана безупречно. Образы представлены как живые. Дойдя до конца повествования, я искренне возненавидел главного героя, совершенно забыв, что речь идет обо мне. Далее автор констатировал, что склонность к предательству у его персонажа с годами получила развитие и привела к более страшному преступлению: предательству родины и презрению к собственному народу. Свою статью он закончил мощной сентенцией: 'Мы живем в демократической стране, где каждый имеет право свободно выражать свое мнение, не подвергаясь за это преследованию. Но в данном случае все-таки жаль, что наполненные злобой и ненавистью слова, произнесенные нашим героем на празднике Победы, не могут служить поводом для возбуждения уголовного дела. Нам остается лишь верить в торжество справедливости. Рано или поздно, заслуженная кара найдет предателя'.
Судя по всему, статья сильно повлияла на читателей. Негатива по отношению ко мне значительно прибавилось. Но серьезных проблем так и не возникло. Заказчики, очевидно, рассчитывали на другое и решили сменить тактику. Дней через десять в газете было напечатано еще одно обличающее меня произведение под названием 'Шизофрения, как она есть'. Выступление на празднике сразу вызвало у автора подозрение в моей вменяемости. По его словам, заявить подобное мог только неизлечимо больной человек, страдающий раздвоением личности и манией величия. Он провел расследование и собрал неопровержимые доказательства. Герой статьи вообразил, будто в него вселился дух великого немецкого философа Фридриха Ницше, и на протяжении уже нескольких лет размещал в сети свои бредовые идеи, подписывая их его именем. Кое-что было правдой. Ницше действительно являлся одним из моих любимых мыслителей. Он научил меня не бояться. Многие философы заходили в тупик вовсе не от недостатка таланта, а от недостатка смелости. Этот урок я усвоил на всю жизнь. Псевдоним 'Фридрих' показался мне уместен. Автор умело использовал его в своих целях. Хотя основной упор все-таки сделал на содержании. Надо отдать ему должное, мои изречения были приведены дословно. Но вырванные из контекста и намеренно истолкованные, производили странное впечатление. Если не сказать больше. Тщательно изучив все публикации, он пришел к неутешительному выводу: 'Наш герой, наверняка, закончит свои дни так же, как и его кумир, в сумасшедшем доме. А психиатрическим службам города хотелось бы дать совет: присмотритесь, присмотритесь внимательно, ведь это, вне всякого сомнения, ваш клиент'.
Через неделю ко мне в дверь позвонили. На пороге стоял наш участковый терапевт, которого я про себя называл заботливым доктором. В начале весны почувствовал себя плохо и вызвал врача. Пожилой мужчина моего возраста сразу расположил к себе вопросом:
- Что стряслось, голубчик?
Я рассказал ему о своем недомогании. Он внимательно осмотрел меня, измерил температуру, давление, послушал сердце и даже сделал кардиограмму. После чего заявил:
- Ну что ж, голубчик, огорчить мне вас нечем. У вас отменное здоровье. А повышение давления можно списать на перемену погоды. В нашем возрасте это случается. Пора привыкать к новой реальности.
Он мне сразу понравился. Мы говорили, как старые приятели. Увидев его теперь за дверью, я выразил удивление.
- Знаю, знаю, голубчик, - опередил он мой вопрос. - Вы меня не вызывали. Я сам пришел. Позвольте войти.
- Пожалуйста, проходите.
Сели за стол.
- Я вам сейчас все объясню, - успокаивающим тоном произнес заботливый доктор. - Я в курсе того, что с вами происходит. Должен сразу сказать, что не согласен с вашим выступлением на празднике. У меня другое мнение. Но еще больше я не согласен с той шумихой и травлей, которые развернулись вокруг вашего имени. Такое даже молодому человеку вынести не просто. А в нашем возрасте тем более. Вот я и решил проведать вас. Как вы себя чувствуете, голубчик?
- Нормально.
- Давайте я вас все-таки осмотрю.
Не найдя никаких серьезных отклонений, он сказал:
- Я пропишу вам успокоительное средство. С ним будет комфортнее. А пока сделаем один укрепляющий укольчик. Заголяйтесь.
Я не стал возражать. После укола вернулись за стол. Он взял мою ладонь. Его дружеское рукопожатие вселяло уверенность. Через минуту у меня в глазах начали расплываться предметы. Сказал ему об этом.
- Все нормально, голубчик. Так и должно быть. Вам необходимо расслабиться и отдохнуть. Проснетесь совсем другим человеком. Поверьте мне.
Еще через минуту я потерял способность двигаться и ощущать прикосновения. Заботливый доктор отпустил мою ладонь, поднялся и направился к выходу. Открыв дверь, он призывно махнул кому-то рукой и посторонился. В комнату вошли два здоровенных санитара в белых халатах. Последнее, что я услышал, были его слова:
- Готов. Пакуйте.
***
Когда я очнулся, то подумал, что нахожусь в какой-то дешевой гостинице. Слишком уж простой и неухоженной показалась мне обстановка. Номер был двухместный. На кровати у противоположной стены сидел мужчина лет пятидесяти и с любопытством наблюдал за мною. Его ноги едва доставали до пола, из чего я заключил, что человек этот весьма невысокого роста. Когда мы встретились взглядами, он заговорил:
- Ну здравствуй, Фридрих. Проснулся?
Я не помнил, чтобы меня звали Фридрихом. Но никакого другого имени тоже не помнил. Вообще не помнил, кто я. И уж тем более не знал, где нахожусь и как сюда попал.
- Голова не болит? - спросил незнакомец.
- Немного, - ответил я.
- Ничего, это скоро пройдет. По себе знаю.
- Где я?
- В санатории. Я бы даже сказал, в лучшем санатории. И знаешь почему?
- Нет, не знаю.
- Здесь отдыхают только самые достойные и заслуженные люди. Элита. Теперь вот и ты с нами. Кстати, Фридрих, у меня к тебе, как философу, есть несколько вопросов. Поможешь разобраться?
- Посмотрим, - пожал я плечами. - А кто вы?
Маленький человечек явно обрадовался моим словам, как будто ждал их с нетерпением. Он достал из тумбочки треуголку, сложенную из газеты, и с гордостью водрузил ее себе на голову. Потом встал с кровати, приосанился, принял величественную позу и, щелкнув каблуками, как это делают военные, торжественно произнес: