Звонок по телефону раздался как всегда неожиданно. Нельзя сказать, что я совсем не жду звонков, но этот застал меня врасплох. Я стоял на табуретке, пытаясь с помощью гипса и шпателя выровнять поверхность потолка у окна. Телефон бесцеремонно нарушил мое равновесие в буквальном и переносном смысле.
Подрабатывая репетиторством, я накопил за год кое-какие деньги, чтобы поставить себе новые окна. Старые уже совсем не держали тепло и все хуже пропускали свет. Рама прогнила и обещала когда-нибудь вывалиться вместе со стеклом и нерадивым хозяином на улицу. Цены по привычке росли быстрее зарплаты, поэтому денег моих хватило только на окна и мастеров. Заказ фирма выполнила за две недели, а установка стеклопакетов заняла всего день. Все остальное, что сопутствовало этому процессу: откосы, порванные обои и обшарпанный потолок, стали моими проблемами на лето. Слава Богу, денег я с себя не брал, а штукатурить и клеить обои - жизнь научила.
Я спрыгнул с табурета, подошел к уже надоевшему телефону и осторожно взял трубку большим и указательным пальцами, словно она была вся в грязи. На самом деле, это руки мои были по локоть в гипсе, и я боялся испачкать ими трубку. "Забавно, - подумал я, - противоположные причины порождают одно следствие...".
- Алло... Валера? Это Вика, одноклассница.
- Привет! Какими судьбами? - удивленно спросил я.
Вику я видел всего два дня назад, когда вышел пройтись по своему маршруту вокруг дома. Мыслей в голове была тьма, они не слушались, сумбурно возникая и исчезая, словно следы капель от дождя на горячем асфальте. Я вышел прогуляться, в надежде, что вечерний ветерок, унесет, если не все, то хотя бы одну из них, а остальных - заставит придерживаться определенного порядка. Слушая в наушниках Дип Перпл, я пустил мысли на самотек и неожиданно встретил Вику. Оказалось, она выгуливала свою собаку уже два часа. Та весело виляла хвостом и ни в какую не хотела идти домой. Подбежав ко мне, обнюхала и поняла, что у нее появился шанс еще какое-то время побыть на улице.
Вика рассказала новости о наших общих знакомых. Мы также успели обменяться мнениями о Ф. Достоевском, которого она снова читала, но уже с дочерью (господи, как летит время!), о Х. Мураками, чьи произведения стали модными в определенной среде. Мне было приятно, что она вспомнила теплым словом мою "Башню" и даже стала подыскивать классика, у которого мне стоило бы поучиться. Еще она порывалась сбегать за фотографиями последней вечеринки, но потом договорились, что дело неспешное и когда-нибудь я их заберу сам.
И вдруг звонок...
- Меня попросила обзвонить всех наших Людмила Семеновна. Помнишь Галину Петровну, которая географию у нас вела?
- Боростенко, если не ошибаюсь?
- Точно. Так вот ее завтра будут хоронить. Прощание возле школы в двенадцать. Директриса боится, что мало народу будет, ведь все на летних каникулах. Ты придешь?
- Конечно, приду... Спасибо.
- Ладно, пока. Мне еще тут кучу народу надо обзвонить.
Она бросила трубку, оставив мне на прощание один гудок. Еще один обрыв связи... Телефон, словно сговорившись с жизнью, сжимал круг общения с этим миром. Подумалось, - когда-нибудь и по мне для кого-то раздастся бесстрастный, монотонный гудок "Обрыв связи"...
Вспомнилось, что в таких случаях благодарить нельзя. Чушь, конечно, но это нравоучение врезалось в мою память на каких-то похоронах и теперь преследовало меня.
Боростенко, не просто учила меня географии и астрономии 30 лет назад, она была прекрасным учителем и заботливой мамой. Некоторое время я даже наблюдал мимолетные эпизоды ее жизни из своего окна. Жила она напротив моей девятиэтажки в особняке, который построили сразу после войны пленные немцы для какого-то нашего генерала, ее деда. Семья их была большая, поэтому двухэтажный особняк со временем довольно быстро заполнился новыми людьми и стал им тесен. Я с высоты второго этажа наблюдал, как они отдыхали на полянке перед домом, наивно полагая, что за каменным забором в человеческий рост никто ничего не видит. На самом деле, их жизнь проходила на глазах всего нашего дома. Мне, ученику школы, было интересно тогда наблюдать, как наша строгая учительница играла, дурачась, со своими детьми, загорала в шезлонге и выясняла что-то на повышенных тонах с мужем. Естественно, на уроках я смотрел на нее иначе, чем мои одноклассники. Потом их семья куда-то переехала, а дом купила крутая фирма, сделав внутри ремонт по высшему классу, обновив фасад и водрузив сверху, словно флаг победы, синюю вывеску "Дельфин". Чем они занимались, никто не знал, но во дворе теперь появился фонтанчик, убогий сад камней и гараж, где теснились три огромных джипа. Интересно, что второй этаж они сделали жилым и теперь, я периодически наблюдаю жизнь уже другой семьи.
Закончив ровнять потолок, я принял душ и часов до двух ночи с упоением читал Х. Мураками "Dance, dance, dance...". Одна моя знакомая в Интернете, мнением которой очень дорожу, разочаровалась, узнав, что я читаю этого автора. Бывает... Если книга не находит отклика в душе, тут ничего с собой не поделаешь, - лучше ее отложить. У Мураками мне нравится его стиль, ход мысли, а также постоянно звучащая в его произведениях музыка моей молодости, которую я до сих пор слушаю, но уже не на виниловых пластинках, а с помощью цифрового проигрывателя, встроенного в мобильный телефон. Время летит... В веках Харуки, конечно, помнить не будут, да и кому это нужно? Ведь я живу здесь и сейчас, и в веках меня не будет.
Утром, выпив чашечку кофе с лесными орешками, я снова залез в еще теплую постель и начал читать Людмилу Улицкую "Цю-юриХь". Улицкая, конечно, другое дело. Здесь утонченность и мысль в каждом предложении. Метафоры ее настолько красивы и глубоки, что каждый найдет в них свой, нужный только ему смысл... Ею я восхищаюсь, а Мураками - просто люблю...
Прочитав пару глав, убедился, что не стоило прошлый раз читать допоздна. Глаза, не выдержав, стали болеть и слезиться. Текст расплывался, подталкивая меня к пропасти, где простиралось царство сна. Отложив книгу, я повернулся на бок и стал проваливаться. Дружище Морфей подхватил меня, и мы понеслись в его владения, не забывая просматривать обрывки снов, где я сначала что-то доказывал сыну, потом глядел в прекрасные глаза моей странной любви, а под конец - удерживал обваливающийся потолок. В голове звучала "Машина времени" со своей старой песенкой "Эти реки никуда не текут, - они забыли про море...".
Поспал я недолго, очевидно из-за совести, которая так и не заснула, напомнив мне о незаконченном потолке, обоях и еще тысячи дел, которые ждали лучших времен. Посмотрев время на мобилке, я прикинул, что до одиннадцати успею сделать один замес гипса и наконец-то закончить потолок...
Вышел я полдвенадцатого и по пути к цветочному магазину встретил группу молодых ребят, одетых преимущественно в черные тона. Каждый нес букетик белых хризантем, - может, она их любила? Очевидно, решили собраться где-то рядом со школой, чтобы прийти уже всем вместе. Стадное чувство, воспитанное школой, а, может, страх перед встречей со смертью, которая в их возрасте еще редка, заставлял инстинктивно держаться друг друга...
Зайдя в магазин, я увидел женщину моих лет с дочкой. Они довольно долго выбирали цветы, говоря что-то друг другу шепотом и кивая головами. Выбор остановили на шикарных розах, которые всем своим видом говорили - мы из Высшего света. Не нужно было быть проницательным, чтобы определить в женщине учительницу, скорей всего, математики. Одета она была в строгое, стильное, темно-синее платье, явно из дорогой ткани. "Повезло, видно, богатый муж. Учителям такое не по карману" - мелькнуло в голове. Подождав, пока они расплатятся, я стал выбирать свои цветы. Продавщица, посмотрев на мою черную рубашку и джинсы, прикинула мой бюджет и предложила розы, которые умерли еще неделю назад. Их головки поникли, а внешние лепестки уже были подернуты налетом разложения. Очевидно перехватив мой удивленный взгляд, она, словно извиняясь, промолвила: "Ведь все равно зароют... Зато они по пять, а вот эти, - при этом она приободрилась, - за восемь, а те, что справа, шикарные, за десять". Я купил два цветка из той вазы, где были за восемь. Нежно-розовые создания, которые обычно дарят молодым девушкам на первое свидание, должны были сыграть сегодня в другом спектакле жизни. Бутоны их еле раскрылись, а шипы напоминали мягкие отростки и совсем не кололись. "Очевидно гордость какого-то селекционера" - подумал я.
У входа в школу уже стояли человек тридцать: учителя, бывшие выпускники и нынешние ученики школы. Все разбились на отдельные группки и судачили между собой, ожидая начала действа. Я подошел к группе учителей, поздоровался. Многих не видел уже целую вечность. Все постарели... Из разговоров понял, что Боростенко сильно болела последние два года и очень похудела. Отметили, что последний год она не пришла даже на Первое сентября, значит дело было худо. Ее класс пришлось отдать другой учительнице. Под Новый год она вышла на работу, но через два-три дня ей стало плохо на уроке, и ее заменили. Больше в школе она не появлялась. Сегодня будет последний раз...
У входных дверей поставили две скамейки и накрыли шторой - видно сообщили, что уже едут. Сильный ветер поднимал ее и периодически сбрасывал на асфальт. К ужасу присутствующих, какой-то мужчина вынес большой топор и положил сверху на штору. Наверно, дворника попросили положить что-то тяжелое, вот он и вынес первое, что подвернулось под руку. Женщины зашушукались и топор убрали, положив вместо него толстенный служебный журнал страниц на триста, в котором обычно записывают время прихода на работу. Символично...
Пришла Вика.
- Привет, я тут тебе фотки принесла, будешь смотреть?
- Да, не время сейчас, потом посмотрю. Спасибо.
Я положил пакет с фотографиями в портфель.
- А где же наши? - спросил я.
- Представляешь, звоню Одинцовой, а она мне заявляет, что не пойдет, потому, что эта Боростенко четверку ей в аттестат по астрономии влепила, вместо пятерки.
- Что, так и сказала?!
- Ну, да! Я еще думаю, что мне больше всех надо? Звонишь людям, рассказываешь, а они еще своими проблемами грузят.
- Она сказала, что не придет из-за четверки? - переспросил я, не в силах поверить услышанному.
- Да. А Семенова сказала, что плохо ее помнит и тоже не придет, - продолжала Вика. - Вот я и перестала звонить. Кому это надо спрашивается?
- То есть из наших мы будем вдвоем?
- Выходит так.
Она увидела знакомого среди выпускников и отошла к нему, а я стоял остолбеневший и никак не мог переварить сказанное Викой.
Вдруг толпа зашевелились и стихла. В ворота школы медленно заезжал автобус с гробом. Опережая его, подошла группа ребят, человек пятнадцать, из тех, кого я видел по пути в цветочный магазин. Из автобуса вышла женщина-распорядитель и решительным шагом направилась к нам.
- Скамейки переставьте ближе к входу, так чтоб покойник был головой к дверям, - стала распоряжаться она. - Вынесите еще стул для фотографии. Так, веночки, пожалуйста, уберите пока. Здесь встанут родственники...
Вынесли фотографию. На ней Боростенко игриво поправляла очки, глядя на оставленный мир чуть исподлобья и улыбаясь. Ребята с белыми платками на рукавах вынесли из автобуса гроб. Родственники шли за ними, но я никого не узнавал. Послышались рыдания. Гроб установили напротив входа и все разом устремились к нему, возлагать цветы и прощаться. Какая-то поспешность была во всем этом и сутолока. Кто-то обронил: "Единственное, чем всегда богаты учителя, так это цветами..."
Мне пришлось подождать, чтобы толпа у гроба чуть рассосалась. Цветов было так много, что некоторые не удерживались и падали на землю. В гробу лежала какая-то сухонькая старушка, чем-то напоминающая мумию. Плохо наложенный грим не мог скрыть зеленовато-серый оттенок кожи. По всему видно было, что человек сильно болел и отдал себя всего в борьбе за жизнь. Я смотрел на эту старушку, и внутри возникало чувство будто меня обманули - где же Боростенко? Я еще раз посмотрел на фото и на покойницу - ничего общего...
Положив свои розы и пожелав ей Царства небесного, сразу ушел, - не могу слушать эти речи над покойником, уж лучше молчать. Голову сверлила мысль: "Ну, почему так все несправедливо? Какие-то раковые клетки сжирают тебя изнутри, превращая твое тело в мумию еще при жизни. Врачи, разоряют твою семью, проводя операции, смысл которых - продлить мучения. Всем наплевать, что ты хочешь жить, любить и еще так много успеть. Они тоже все хотят жить и успеть тебя сожрать..."
Мимо шли люди со своими проблемами и желаниями. Может, кого-то из них уже жрут эти маленькие клеточки? Почему я решил, что их, а не меня? Вспомнилось, что я тоже не всем ставил высшую оценку в аттестат...