Мысли были странными и тягучими, словно летняя ночная жара. Мысли были похожи на нити карамели, к которым так легко и так безнадежно прочно прилипали неосторожные суждения. Из-за стоявшей уже неделю жары воздух казался мертвым, но мужчина иногда ловил себя на ощущении надвигающейся грозы.
И что толкнуло его наблюдать все от начала до конца? Наблюдать, не вмешиваясь ни единым словом, ни единым взглядом или жестом. Сначала было тяжело. Оба его подопечных запутались в сетях собственных чувств и мыслей, и ему было нелегко продираться сквозь эти карамельно-жестокие нити, не прилипнув к той или иной из них - несчастное суждение в лабиринте смертельно-сладких приманок. И гадать, постоянно гадать, какая приманка все же сработает, оказавшись слаще основного инстинкта любого живого организма - инстинкта самосохранения. Он точно знал, что этот инстинкт у него был, есть и - он надеялся - будет. Но у этих двоих, казалось, напрочь отшибло все, что когда-либо заменяло им мозги. Равно головные и спинные. Ибо как еще можно назвать то, что творили друг с другом Узумаки и Учиха в своей вечной игре в войну? Они не понимали, что между ними не может быть победителей - только проигравшие и случайные свидетели. Те самые щепки, которые так упорно вылетают из-под топора дровосека. Все остальные были для этих дровосеков лишь щепками - неизбежными жертвами вечного и никому не нужного соперничества. Иногда они напоминали мужчине аллегорию на Свет и Тьму, вот только он затруднился бы определить, кто к какому лагерю принадлежал. За обоими тянулось много...всякого.
А невинные свидетели спасались в ночи. Или принимали последствия. И невозможно было представить иной порядок мира, чем тот, который вошел уже в плоть и кровь, и пустил корни глубоко в душу и сердце. И каждый бой приводил к новым жертвам невидимой, но жестокой войны двух вконец запутавшихся детей.
Он смотрел, шаг за шагом, анализируя и делая выводы, которыми ни с кем и никогда не станет делиться. Потому что все остальные были лишь теми самыми щепками, они позволили себе стать ими, и теперь лишь пожинали плоды собственной слепоты.
Но иногда хотелось все же вмешаться. Просто взять за шкибот обоих и потрясти, словно нашкодивших котят или щенят. И заставить поговорить друг с другом, и выяснить все до самого конца. И тогда... А что, собственно, тогда? Куда деться Узумаки от жены и детей, и от деревни, за которую он отвечает? От боли, дурной неуверенности в собственных силах и глубокой душевной надломленности, скрывающейся равно за улыбкой и холодом? Куда деться Учихи от его непомерной гордости и не менее непомерных, хоть и полностью обоснованных, амбиций? От призраков, обитающих в пустом и темном родовом гнезде и его собственном сознании? От вины и - тоже - бесконечного одиночества?
Война всегда калечит судьбы и души, но те, кто развязал войну, не оправятся от этого уже никогда. И забыть - не смогут. Ибо невозможно забыть, как рвали друг друга на части - душу и плоть, и оставляли умирать, истекая кровью, харкая желчью болезненных слов и криков над растоптанными мечтами, грезами, надеждами. Бесконечная война, и бесконечная боль поражения.
Потому что в войне под названием "жизнь" никогда не бывает победителей.
Только могилы проигравших....