Ребёнок в самолёте орал так, что, казалось, лопнут перепонки у близ сидящих, а у дальних ультразвуком покорёжит центральную нервную систему. Его, наверняка, слышали и лётчики в кабине: он пробивал наушники, а бируши разрывал на мелкие кусочки.
Началось это три часа назад с резкого душераздирающего смеха.
Дружная семейка в составе подчинённого папы, активной мамы и маленького сатаны глумилась над пассажирами. Молодой бессловесный мужик делал "уточку" с плоским клювиком из своей руки и с лёту покусывал отпрыска. О, как надрывалось это дьявольское отродие сатанинским смехом! Даже черти в аду закрыли уши, а пятидесятилетние матроны посуровели, несмотря на то, что на них нахлынули приятные воспоминания более раннего периода, когда подобный смех внушал им оптимизм и вырисовывалась главная задача жизни. Но данный экземпляр был породистее и намного громче того, что было у них, поэтому приспособится вот так вот просто не получалось, хотя они тоже очень любили маленьких детей.
После громкого звонкого веселья, у исчадия ада, ни с того, ни с всего резко испортилось настроение, оно заорало и не прекращало орать уже два часа. Черти ушли в самую глухую часть преисподней, а матроны ещё более посуровели, но держались.
Жёсткий воин, мастер различных единоборств, разведчик экстра класса, майор Суровый ехал на отдых домой. За год "дружественной миссии" в одной из африканских стран его нервы расшатались и держались на тонких ниточках. Он прошёл такие тяжёлые испытания и так изуродовал свой организм, что когда сел в самолёт и вдруг скинул накопившееся напряжение, ощутив настоящий релакс, то сразу и заснул со счастливой улыбкой на лице.
Сначала ему снился родной дом в деревне, жена с пирожками, аист на крыше, мир на земле, а потом в сон вторгся чёрт в виде соседа с газонокосилкой. Ужо-то он помотал ему последние оставшиеся в живых нервы. Радостно жужжал и яростно резал крапиву на повышенных тонах, а то вдруг резко переходил на ультразвук. Жена бросила печь пирожки и ушла от майора, когда гад-сосед включил ещё и бензопилу, взял её в другую руку и стал одновременно пилить железное дерево и косить твёрдые стебли лопуха. Мало того, взвыв обоими инструментами, он перерезал главный нерв воина, на котором и держалась вся его нервная система.
Суровый встал с кресла, определил источник звука, тут же оценив оперативную обстановку, схватил за лацканы кофточки молодую нагломордую женщину, приподнял её на полметра.
- Ах ты, сука! Ты зачем его в Африку взяла, сволочь? На Айболита посмотреть? Или поучится кой-чему у Бармалея? Научила, падла?
И опустил.
Почувствовав твёрдую почву под задом, женщина заорала пуще своего отпрыска.
- Я же мать! Я же мать! Уйди, сволочь! Убивают! Насилуют! Проводница! Проводница! Помогите! Он ненавидит детей! Извращенец! Я же мать! Дето ненавистник. Подонок!
По этим крикам и по манере их подачи, матроны и черти тут же определили, чьи гены победили в геномной битве отца и матери маленького сатаны.
Бортпроводница, состроив суровое выражение на лице, обратилась к воину:
- Мужчина, вы мешаете спокойствию на борту, нарушаете общественный порядок. Немедленно займите своё место, мы входим в зону турбулентности. Иначе наши сотрудники свяжут вас, как буйного, мы высадим вас в и сдадим на руки полиции.
Суровый напрягся:
- Я!? Мешаю спокойствию на борту? Вы это серьёзно? Вы - глухая бортпроводница? Вы не слышите, как измывается над пассажирами эта адская семейка? Турбулентность с их подачи зашкаливает уже три часа. Почему мы терпим, а экипаж даже не подумал связать чертёнка с чёртовой матерью и сдать их в полицию в ближайшем аэропорту.
Услышав про "чёртову матерь" и опираясь на помощь стюардессы, яжемать вскочила с места и вцепилась в мужчину мёртвой хваткой одной рукой, другой - нанося удары ногтями в область глаз. Орала она при этом громче своего отпрыска, хотя, казалось, куда уж громче?
Одного профессионального удара хватило майору, чтобы вырубить истеричку. Но тут же в него вцепилась храбрая бортпроводница.
- Помогите! Убийство на борту!
Оглядев опытным взглядом салон, разведчик тут же определил местонахождение сопровождающего самолёт агента. Прикрываясь бортпроводницей, Суровый, как бы ненамеренно достиг его местоположения и резким рывком, схватив рукой за горло, одновременно, тренированным пальцем нажал на болевую точку. Агент сразу сник и успокоился, стюардесса - тоже. Майор прошептал им обоим на ухо:
- Вызывайте пилота. Не вздумайте шутить, иначе упадём все вместе. Вы же не хотите умирать? А я, как вы уже поняли, шуток не понимаю, к смерти - привыкший. Будете вести себя хорошо - жизнь гарантирую. Скажите пилоту, что какой-то странный запах в салоне и дымка. Иначе - взорву самолёт к чёртовой матери. Да-да, к этой самой, которая с чертёнком.
Агент достал мобильный телефон и, нажав на кнопку, проговорил в него то, что ему было приказано. Суровый отметил:
- Если не напортачил - все останемся живы.
Пилот ещё только приоткрыл дверь, как Суровый вихрем ворвался в кабину, сметя его на ходу.
Многоголосый шум Африки не мог перекричать треск цикад с соседнего дерева. Мирно потрескивал костёр, освещая пространство, ещё не поглощённое тьмой. По довольно светлому небу летали различные птицы и летучие звери, большие и малые. Солнце уже зашло, но на аэродроме был вполне различим стоящий на взлётной полосе одинокий реактивный лайнер. У огня сидели странные люди и негромко переговаривались, отблески пламени на их лицах придавали действию мистический характер. Были среди них: и европейцы, и африканцы, и даже одна женщина. Она была привязана к дереву недалеко от костра. На костре жарилось мясо. Вкусный запах, казалось, проникал даже в глубину тёмных джунглей, окружающих аэропорт. Привлечённые этим запахом дикие животные издавали различные звуки, то угрожающего характера, то просящего, то взывающего к милосердию. Когда ветерок дул в сторону тёмного массива, звуки перерастали в вопли отчаяния, до того вкусно пахло жаренным. Говорил в основном африканец средних лет, говорил практически одно и то же, предаваясь воспоминаниям.
Белый отвечал. И было понятно, что между ними шёл разговор давних друзей.
- Сколько же лет, Суровый, сколько зим?
- У вас, Бананга, зим не бывает. И это - хорошая примета.
- А помнишь, как мы с тобой в снег прыгали с крыши общаги, когда нас с девчонками оперотрядовцы застукали.
- А то...
- Я тогда ещё геморрой или гангрену подхватил.
- Не гангрену или геморрой, а, скорее всего, гонорею.
- О, да, триппер, триппер. Ха-ха. Здорово было. Молодость, время удач и приключений. Скажи, Суровый, а как же ты меня нашёл?
- В новостях услышал, что аэродром захватили людоеды из группировки Мумбука-Базука, позвонил Омонди с "Международных отношений". Вы с ним тогда дружили. Взял у него твой спутниковый на всякий случай.
- Мы с ним и сейчас дружим, вот недавно Зафара-исламиста с "Экономики Азии и Африки" вместе съели. Нормальный был мужик, умный, а на деле - жилистый, невкусный. Да, молодость, молодость, надо было его тогда ещё съесть, когда он был румяный, молочной свежести. Портит нас время. Ох, портит. Ты-то зачем самолёт захватил? Небось какая-нибудь девка понравилась? Вот эта что ли? Ну, какая из неё красавица? Кожа, да кости, взгляд исподлобья. Женится тебе надо. Давай тебе нормальную тостожопенькую с открытым взором подберём. Кто хоть она? Что с ней делать будешь? Она же орёт всё время. Злобная тварь. Вот только что устала, угомонилась, заснула, вроде как, или в обморок упала. Неужели тебе такие нравятся?
- Это яжемать. Сволочь. Из-за неё я самолёт захватил. Она взяла своего ребёнка в Африку, чтобы тот навёл в ней шухеру. Не знаю, как насчёт Африки, но в самолёте они шухеру навёли.
- Яжемать! Добро пожаловать! Я, когда её увидел в первый раз, то подумал, что к нам прилетела горгулья с Собора Парижской Богоматери. У них там пожар недавно случился... Да из-за горгулий он, скорее всего, и сгорел. Вон ты даже самолёт захватил...
- Похожа. Я ни разу не слышал, как орут горгульи, но подозреваю, что именно так.
За спинами ведущих неторопливый разговор вдруг раздался душераздирающий вопль:
- Ааааааа! Где мой ребёнок! Я же мать! Подонки! Мерзкие твари! Дето ненавистники!
Африканец подошёл к ней, прихватив толстую бамбуковую трость от костра.
- Заткнись, дура! Не заткнёшься - стукну дубиной по голове. Ты больше не летаешь и орать тебе запрещено. По просьбе пассажиров, Всемирной Ассоциацией Людоедов ты приговариваешься к пожизненному приземлённому существованию. Ты - отличная яжемать - твой ребёнок очень вкусный. Мы оставим тебя в стаде яжематерей. Будешь приносить нам молочных детишек, а мы тебя - кормить. Иначе мы и тебя съедим? Во всяком случае, есть выбор, а ведь часто в жизни его просто не бывает. А ребёнок... Но ты же читала ему про то, что "не ходите дети в Африку гулять". Читала, он слушал, а выводов не сделали. Кого теперь винить? Людоедов? Так на то мы и людоеды. Не мы же к тебе, а ты к нам. Да ещё и с подарком. Правда, Суровый?
- Ещё какая правда. Она на меня орала по поводу того, что я ненавижу детей. Как я могу их ненавидеть, если однажды они мне жизнь спасли. Как-то нас окружили в одном вражеском городе, куда хитростью заманили "друзья". Мы отчаянно сопротивлялись, благо патронов было достаточно, а вот с едой - никак. Пришлось есть "дружественных" детей. Вкусно, сытно, жизнь себе спасли. Яжемать в корне не права. Я люблю малышей. Они нежные и хорошо пахнут, когда прожарены до хрустящей жёлтой корочки. С солькой, с перчиком - одно удовольствие, а если ещё и есть, чем запить, то вообще...
- Твоя правда, Суровый. Меня, честно говоря, всегда коробило отношение обывателей к людоедам. Простонародье обожает фильмы ужасов: кровавые пилы, брызги, расчленёнку, трупы, маньяков, жуткие убийства, отрезания голов с фонтанами из артерий. Они не то, чтобы очень любят, они трепетно относятся к этому дерьму: скачивают, переписывают, ждут новых серий, обсуждают их. Мерзко, мерзко, очень мерзко. Режиссёры, выпускающие эту гадость - мерзавцы и маньяки. А смакователи всякого гадкого хоррора на страницах изданий - литературные извращенцы.
- Или душевнобольные.
- Душевнобольные? Для этого должно быть наличие души. Нет - это маньяки с жуткими отклонениями. И вот сидят они сейчас в самолёте, на вид - нормальные люди. А если бы узнали, что мы только что мальца зажарили, а? Вот переполоху-то было бы! Им расчленёнку в грубой кровавой форме подавай, а у нас - кулинария. Обычная кулинария с разделкой мяса на доске, с болгарским перцем, помидорами, баклажанами. Ведь это же наглядное лицемерие со стороны вроде бы "нормальных" людей, Суровый?
- Лицемерие, Бананга. Простейшее лицемерие. А между тем мы спасли некоторых из них от неврозов и психических заболеваний в будущем. У человека это копится - по себе знаю. Правильные людоеды - друзья человечества.
- И уж никак не враги.
- Никогда не враги. А что, у тебя уже целое стадо яжематерей?
- Я скромно спасаю человечество от этих беспардонных тварей. Мы их добываем по всему земному шару по просьбе отчаявшихся и уставших от борьбы с ними людей. Такова благородная миссия современного людоедства. Хочешь быть нашим представителем?
- А куда мне теперь деваться? Родина, судя по всему, больше в моих услугах не нуждается. Женщины в парламенте благоволят яжематерям, вот они и распоясались. Сейчас сообщу пассажирам самолёта радостное известие, отправлю их домой с верой в будущее и... Ну, в общем, я с вами. Благородная миссия - борьба с яжематерями. Мир не без добрых людоедов, Бананга. Если не мы, то кто? Видел, как расправил плечи папаша и муж этих мерзких тварей. Да, ему их жалко, но я всем своим нутром ощутил, как он радостно вздохнул воздух свободы. Он больше не раб.
- Он больше не раб! А нам ещё работать и работать...