В жизни у меня было два учителя. Один проповедовал идею имитации: "Изображай окружающих, выгляди нормальной. Так ты больше узнаешь о них и меньше пострадаешь". Другой говорил: "Делай, что хочешь. И будь, что будет".
Оба в моей памяти таблицы, содержащие уравнения их личностей и алгоритмы по взаимодействию и управлению ими. И ни одного из них сейчас нет рядом. Никто не озабочен тем, что я могу нанести себе вред. Никто не будет наблюдать со смешанными чувствами ужаса, заботы, брезгливости, жалости и непонимания за моим падением на землю. Ни один не поможет подняться на ноги и добрести до дома. Ни один не протянет платок, чтобы вытереть кровь. Не прижмет к себе. Сегодня мне предстоит в одиночку пережить истерику аутиста. Собственную истерику.
Еще несколько дней назад стало очевидным, что сознание балансирует на грани, за которой переполнение. Я быстро теряю терпение, мучаюсь мышечными болями, сердце стучит учащенно, бессонница вновь пришла в гости. Пальцы потеряли чувствительность от непрекращающейся судороги. Они сведены в плотный жгут. Неподвластно простейшее действие - написать пару слов ручкой. С трудом анализирую речь окружающих людей. Трижды мысленно проговариваю возможные ответы. Постоянная необходимость выбирать увеличивает эскалацию паники. Маятник тревоги раскачивается слишком сильно и звучным, однотонным метрономом отстукивает оставшееся до взрыва время. Исключение сенсоров и ограничение коммуникацией не помогло. И в настоящий момент мое существо за той чертой, когда истерика неизбежна.
Запахи духов, бензина, города, пищи выжигают легкие. С каждым вдохом я теряюсь всё больше и больше. Хочется задохнуться, лишь избавиться от смердящего мира.
Как шумно! Шелест газеты, звук из наушников стоящего в метре человека, стук каблучков, работа двигателей, шуршание шин - все превратилось в вой и рев. Шепот звучит криком. Мир такой визжащий, будто его режут миллионы садистов. Кромсают без анестезии. И он заходится в животном, гортанном реве, а фоном ему служит грохот лавины смеха, разговоров, музыки. Оглохнуть бы. Но не поможет. Звук не в ушах, он уже в голове. И резонирует по сосудам.
Окружающее так слепящее ярко. Невыносимые, безобразные краски и образы скачут в дьявольской пляске. Мир распался на миллионы фрагментиков. Все они несут разную информацию, и я тону в ней. Водоворот цветов и искаженные, искореженные фигуры. Сотни кривых зеркал повсюду. Вижу, но не понимаю что. Абстракции и потекшие формы, залитые ядовито-белым светом.
Вздох, звук, изображение единой армией насилуют мое истерзанное сознание. Они толкают меня друг другу, причиняя невыносимую боль. Бежать некуда. Плотное кольцо сенсоров сдавило, не выпускает. Страшное, издевательское надругательство. Я не более чем едва живой сгусток обрывочных мыслей и неуклюжих движений.
Сенсорная перегрузка - свершившийся факт. Последняя капля. Что станет ею? Что опрокинет сознание в состояние сингулярности? Еще один взрыв, в очередной раз рождающий Вселенную имени меня. Мой мир живет от разрыва до разрыва, от боли до боли. В голове бьет чугунный колокол. Страх и тревога исполняют дуэтом песню смерти текущего цикла. Ожидание - самый жуткий промежуток времени. Ты еще на краю, но уже не можешь сделать шаг назад. Это как отсроченный импульс. Ожидание непереносимо.
Дисфункция сенсорной интеграции - скупые, тусклые слова, за которыми атомные взрывы, разрушающие ткань реальности восприятия, безумный, удушающий страх, всеобъемлющая тревога. Забавно, но ни одному нейротипичному человеку не дано это почувствовать. Именно потому, что у них присутствуют и корректно работают все чувства. Как описать понятными им словами мои ощущения? Это едва ли проще чем рассказать о рождении Вселенной.
Я на полянке, где по странной прихоти судьбы задержалась красавица-осень. Многообразие опавших листьев поражает гармонией и подтверждает факт, что человек по сравнению с природой лишь криворукий подмастерье. Листья всюду - канареечно-желтые треугольники ясеня; лимонные сердечки берез; соломенно-фисташковые овалы орешника; медно-коричневые с кромкой как волна дубов; табачные, золотистые, оранжевые, пятерни кленов; песочные заостренные овалы ольхи; серножелтые трезубцы можжевельника. Великолепный покров щедро присыпан опадающими охровыми играми сосен. Огоньками алеют и багровеют ягоды рябины, как предупреждение и символ, как сигналы неизбежного. Карканье ворона сбивает с темпа раскачивания. Падаю на колени. "Раз ступенька, два ступенька, жил-был рыжий кот у Сеньки" - повторяю как последнюю мольбу без надежды на пощаду. Помилования не будет.
В кармане вибрацией дает знать о себе КПК. Его дрожь передается всему телу. Меня дергает как под высоковольтным напряжением. И вот я сгораю в крике. Сознание разрывает бесчисленным количеством осколков с острыми гранями. Они несутся с огромной скоростью через мой личный космос, перекраивая его на новый лад. Всепоглощающая агрессия кристаллов ужаса стерилизует мое сознание с беспощадной жестокостью. Вмиг рождаются миллиарды сверхновых, их энергия волнами ударяет по последним очагам восприятия реальности. Каждая клеточка тела сведена болью. И я продолжаю кричать внутри себя, а с губ слетают отголоски - прерывистые всхлипы и вой на одной ноте. Пытка длится столько, сколько рождается Вселенная. Затем наступает тишина.
Вдох. Дрожание ресниц. Робкое движение век. Первый свет мира, который ничуть не изменился, но уже не воспринимается омерзительным, грохочущим и воняющим.
На полянке по-прежнему многообразие цвета осени и музыка звуков природы. Но они уже не воспринимаются враждебными. Светло-серое небо вдруг пронзается солнечным светом. Он играет на кромках листвы, шишечках, чуть жухлом мхе. Ласкает оголяющиеся ветки и танцует на ковре листьев, искрясь множеством бликов. Самый смелый лучик касается спутанных, распушившихся волос и замирает. Золото осени стыдливо меркнет перед седыми прядками в моих волосах. Тушуясь, лучи солнца прячутся за облака. Небо вновь обретает безликий, невыразительный цвет. Заоблачные дали испуганно отворачиваются от неприятного зрелища - алой крови, что я стираю с лица тыльной стороной ладони. Яркий, насыщенный цвет быстро багровеет, сворачиваясь в плотную корочку. Затем мимикрирует под цвет пожухших листьев - коричневеет и рассыпается прахом. Темно-ржавые частички падают на землю, смешиваясь с умирающей травой и перегнивающими листьями. Вместе с ними уходят последние капли яда, что отторгнут моим организмом. Яда абстрактных представлений и эмоций, который курсировал по искореженным тропинкам моего мышления и день за днем отравлял разум.
Я свободна. Надолго ли? Не важно. До следующей истерики есть время. Вновь нужно заполнять таблицы, структурировать базы данных реакций и ответов, писать алгоритмы взаимодействий. И все это в попытках продлить временной лимит имитации - тех часов, что удается изображать так называемую нормальность. Зачем? Ради возможности общения и понимания нейротипиков. Им сложнее чем мне. Типики полны предубеждений и сомнений. А для меня мироустройство структурировано. Что значат ваши ярлыки и якоря по сравнению со знанием об изначальных элементах Вселенной? Аспи и нормальные просто разные. Но мы подстраиваем среду под себя. Мы - творцы без фантазии. А вы приспосабливайтесь к среде. Вы - пользователи с сотней лиц. Но вас большинство. И вы никогда не признаете очевидного факта. А нам всё равно. Мы просто знаем. А вы чувствуете. И все мы - люди. Признавая за мной право, именоваться так в биологическом аспекте, большинство не принимает этот факт в психологическом плане. Обижаться непродуктивно. Приводить доказательства бессмысленно. Притворяться, чтобы заслужить одобрение типика, унизительно. Я просто-напросто принимаю нейротипичных такими, какие они есть. Со всеми их логически противоречивыми эмоциями, терзаниями, поисками, самообманами и играми в ложь, бытовыми метафорами и возвышенными криками о душе. Ущербность и превосходство это не две стороны человечества, а всего лишь характеристика набора особенностей, что делают каждую личность уникальной. И любые классификации и воображения терпят крах перед человеком, который управляет собственной судьбой.
Вот только кто примет или хотя бы поймет меня? Я не робот, не компьютер, не машина, чтобы там не считали окружающие. Я - аутист. Но и человек.
На белом стволе березы наравне с разрывами коры чернел след крови. На ветке ясеня недобро сверкал жгучим глазом ворон. Листья тихо шептали песню увядания. И какая разница, где на кривой Гаусса твое место, ведь никому не дано знать, сколько ему суждено прожить.