Степанов Александр Фёдорович : другие произведения.

Часть третья

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  
  
  - Ну, вот, Август, ты теперь император. - Агасфер обнял его, поцеловав.
  
  - Вверяю в твои руки всю эту планету и все, что завоевано человечеством. Будь справедлив, будь смел, будь добр. Семь миллиардов человек в твоей власти отныне. И как они будут жить - зависит от тебя. Слава цезарю!
  
  - Спасибо, отец. Я сделаю все, чтобы ты был мной доволен. Клянусь! - Август так же обнял Агасфера и, повернувшись, поднялся к трону.
  
  - Милый, я так счастлива! - слегка постаревшая Шейла обняла Агасфера. Их обтекала толпа журналистов, кинувшихся снимать эпохальное событие, и они поспешили выбраться на свободное пространство. Перед выходом из тронного зала Агасфер и Шейла повернулись и помахали Августу. Он слегка кивнул им, грустно улыбнувшись: мол, извините - больше шевельнуться не могу - обстоятельства обязывают...
  
  - Красивый, - сказала Шейла.
  
  -Ты старалась!
  
  - Да уж, повозились тогда с его геномом...Такой лес нарос за четыреста лет, вспомнить страшно. Знаешь, Аг, мне все-таки не по себе. Ведь мы так и не открыли ему всей правды.
  
  - Шейла, ему только двенадцать. Ты сама психолог, должна понимать, что в этом возрасте...
  
  - Да, не лучший момент. Но потом может быть хуже.
  
  - Ты же знаешь, дело не в возрасте. Мы просто хотим считать его своим сыном. И хотим, чтобы он считал нас родителями, пусть даже и приемными.
  
  - Но ведь это так и есть! Аг, какая разница - мы его действительно воспитали... - Шейла замолчала.
  
  Уже в машине, когда они проезжали по Плаца Викториа, Агасфер продолжил разговор:
  
  - В самом деле, маленькая деталь: он считает своим отцом Августа и неизвестную ему женщину. А ведь он является собственным отцом! Вот это меня и тревожит. То же самое сознание в том же самом теле - хотя мы и потрудились основательно... Но до сих пор так никто не воскресал - и духовно, и физически. Нет ли ошибок с нашей стороны?
  
  - Не думай об этом. - Рука Шейлы легла на его руку. - Я сама чувствую, что здесь что-то не так - и мне самой почему-то стало сегодня страшно. Но ведь все происходит по воле Его, не так ли?
  
  Агасфер молча кивнул. Сейчас он очень хотел в это верить. Но Учителя не было так долго...
  
  
  
   * * *
  
  
  
  Я растянулся на льду озера и проскользил на спине еще метров пять, сгребая пятками снег впереди себя, как скоростной мини-бульдозер. При этом я здорово треснулся затылком - так, что все небо было в алмазах. Полежав минуту, я попытался встать. Меня кидало из стороны в сторону, но наконец я оказался на ногах. Внезапно меня вырвало - не знаю, от ушиба головы или от отвращения, сейчас я ничего не соображал и не хотел соображать. Я понял - и этого мне хватило, чтобы охота понимать что-то отпала навсегда.
  
  Маша была Мишей! Это его тоном она говорила. О болезнях я говорил Михаилу - и вот она - или он? - проговорилась (проговорился?). Я не знал теперь, кто это такое - мужчина или женщина, меня просто трясло от ужаса. Переделывают тела. Нанотехнология. Мужчина становится женщиной. Женщина - мужчиной. Если произвести вскрытие, это будет точная копия женщины. Совершенное тело. Пятый элемент. Биокоммунизм - стерли все различия: классовые, расовые, а заодно - и половые. Жуть. Все подогнано под меня. Зачем?
  
  Михаил в меня влюбился и стал женщиной. Вика тоже в меня влюбилась, но Михаил должен был сначала все обо мне выяснить, все мои мозги протелепать, по ходу дела втюрился и теперь они вдвоем пришли... Господи, зачем меня сюда попали! Верните веревку!
  
  Я сидел возле камня посреди озера в полной прострации. Кому тут можно верить? Зоопарк. Я для них дикарь. Утонченные создания. Перверты хреновы. Что делать - то теперь? Обратно не вернусь, ни за что. Меня от этой пещеры теперь всю жизнь трясти будет. Здесь замерзну. И черт с ним, то есть со мной, то есть с замерзанием...
  
  "Вик, прости меня..." - тихонечко прозвучала в голове мысль Маши. Миши. Я вскочил, охватив руками голову и дико, по-звериному закричал.
  
  "Вик, я понимаю, тебе трудно это принять" - голос Маши продолжал звучать несмотря на то, что я до боли стиснул ладонями свои уши - "Вик, Вик... Я действительно девушка. Вик, вернись, я прошу тебя, Вик, я умру без тебя, Вик, я прошу тебя, ты хороший, ты поймешь, Вик, все не так, но это так, Вик, я не могу так, если тебе плохо - и мне плохо, и Вике плохо, Вик, от этого здесь всем плохо, Вик, я прошу тебя, это же больно, Вик, зачем ты так, я не могу больше, милый, ты все поймешь, Вик..."
  
  Я брел по лесу, шатаясь как пьяный. Сучки под снегом рвали кожу на ступнях, снег, падающий с еловых лап, обжигал спину. Было больно, и это было хорошо. Я два или три раза споткнулся. Падая, распорол себе бок какой-то корягой. По мокрому телу побежала кровь. "Вик, не делай этого! Вик, я прошу тебя!". Теперь в моей голове звучал голос Вики. Хотелось послать их всех с их миром, с их лесом, обложить матом по-черному, но я молчал - я просто не хотел с ними разговаривать. Конечно, я обезьяна. Я дикарь. Я грешник. Они чисты и совершенны. Но я не могу так. Я не смогу этого принять - ни-ког-да!!!
  
  Кажется, я лежал в снегу, охватив голову руками, когда что-то охватило меня поперек туловища, оторвало от земли и подняло в воздух. Я открыл глаза.
  
  Я висел метрах в трех от земли, меня держал на весу мамонт - так, чтобы я не мог вырваться. Да я и не хотел. Каюк так каюк. Так даже быстрее - об елку шмяк, и готов хомяк. Нормально. Даже прикольно - Виктор Черепанов, городской житель двадцать первого века, убит бешеным мамонтом. Кто еще таким кирдыком может похвастаться?
  
  Только вот мамонт был совсем не бешеный, а весь очень спокойный и аккуратный. Он спокойно и аккуратно нес меня куда-то через лес, стараясь при этом, чтобы я не шмякался об елки и не царапался о ветки.
  
  Интересно, куда он меня несет? Впрочем, какая разница... Я устало закрыл глаза и вырубился. Последнее, что я осознал, были всхлипывания Маши: "Вик... Вик... Прости..."
  
  
  
   * * *
  
  
  
  - Вик, Вик... - Ее голос продолжал звучать и тогда, когда я вынырнул из забвения.
  
  - Говорила я тебе - нельзя так сразу. Ну что с ним делать теперь? Он же от нас шарахаться будет, как от чудищ каких...
  
  Нет, это не в голове. И я не в лесу на снегу. Стоп, меня же мамонт сцапал. Это я у него сейчас на спине лежу. Тепло, хорошо... Мое тело растирают горячие руки... Какие руки!?
  
  Я вскочил, как ужаленный. Я в пещере, на лежаке, надо мной хлопочут Вика и Маша. Растирают, значить, чтоб не помер, значить. А то неудобно им, значить. Блин горячий! Я дико смотрел на них, обдумывая фразу, которой пошлю их туда... туда... так пошлю, значить, что...
  
  Я открыл рот и тут же получил по морде. Рука у Вики была крепкая. Все, что чуть не сорвалось с языка, куда-то отлетело. Как мне показалось, вместе с правой щекой. Как ни странно, вместе со словами отлетели и те мысли, которые рвали на куски мою многострадальную черепушку. Я повернулся к Вике левой стороной моего благородного профиля и вежливо попросил:
  
   - Еще раз, пожалуйста!
  
  Блин, второй раз можно было и полегче!
  
  - Убит - сказал я и повалился на спину.
  
  Только это никого не рассмешило. Маша стояла, глядя в пол, и размазывала слезы по лицу. Судя по выражению лица, Вика готовилась поразить меня разрядом в полтора миллиона вольт, чтобы мгновенно превратить в дымящиеся головешки. Выброс энергии ожидался через две-три секунды. Я почти физически ощутил, как в ней с гудением конденсируется энергия. Молнии в меня ударят из ее прекрасных глаз.
  
  Молнии не последовало. Последовало нечто худшее.
  
  - Как ты мог? Ты хоть знаешь, через что прошла Мария, чтобы быть с тобой? За кого ты нас принимаешь? За транссексуалов? А ты знаешь, чем для нее было это время в мужском теле? Хочешь, тебя для пробы в женское загоним? Тебе что, над нами издеваться нравится? Тоже мне, суицидент несчастный! Герой хренов! Бедненький, воспитание у него не то! Не те социальные механизмы! Другие моральные нормы! Нервишки расшатались! Придурок лагерный!
  
  Как ни странно, большая часть речи была произнесена по-русски. Это меня почему-то задело, хотя было понятно, что многим из этих понятий в местном наречии просто нет аналогов. Но вообще-то такой отповеди я не ожидал. Я сидел, глядя на них, думал, что сказать. В пещере повисла напряженная тишина, прерываемая только редкими всхлипываниями Маши. Вика в упор смотрела на меня - уже не как Иван Грозный, а просто строго. Но, в общем, по-хорошему - если сравнить с тем, что было минутой раньше.
  
  Наконец, я собрался с духом, вздохнул и сказал:
  
  - Знаете что... Простите меня, пожалуйста. Я был неправ.
  
  Все то, что заставило меня недавно бежать отсюда, как от огня, куда-то пропало. Я видел, что они такие, какие есть - и было ясно, что никто меня не обманывал. Они были женщинами - настоящими, и внутри, и снаружи, и не было в них ничего извращенного, ничего неправильного. И вдруг в голове пронеслась, как вспышка молнии, мысль: если и было какое где извращение, то во мне самом. Чистому не надо бояться грязи - она к нему не пристает. И честному не надо убегать. И невиновному - бояться. И все во мне встало на свои места.
  
  - Девчонки, я люблю вас. Правда...
  
  
  
   * * *
  
  
  
  Люди понемногу перестали поедать друг друга, хотя не везде и не до конца. Они научились выращивать растения, разводить скот, строить дома. Как ни странно, но мой враг, пытаясь их уничтожить, подтолкнул их к прогрессу и сделал их сильнее, чем раньше. Все больше у людей свободного времени, все больше среди них художников и поэтов, все больше сердец слышат мой голос. Но больше становится равнодушных не только ко мне, но и к словам своих сородичей. Правда, эти глухие сердцем хорошо считают - и благодаря им могущество человечества растет. Удивительный народ! Они самим своим существованием превращают победу моего врага в его поражение. Что бы с ними не происходило - все оборачивается, в конце концов, к лучшему. На других планетах разум уже местами вырвался из колыбели и осваивает окружающие звездные системы. Но они похожи на свои машины - и нет среди других звезд народов, подобных людям. Я люблю всех, конечно, как своих детей. Но только в людей я верю по-настоящему. А они уже верят в меня.
  
  
  
   * * *
  
  
  
  Над Империей, занимающей половину Солнечной Системы, повисло темное облако. Оно было невидимым глазу, но многие из людей - где бы они ни находились - даже в самый солнечный день ощущали присутствие Тьмы. Что-то было не так - но никто не смог бы сказать, что именно.
  
  Люди все так же продолжали осваивать и изучать занимаемый ими мир. Все больше становилось ученых, все меньше оставалось тайн. Все меньше оставалось поводов для споров и раздоров между народами - совершенная техника и неистощимая, незагубленная природа могли прокормить всех. Старые, доримские религии давно уже канули в Лету, и теперь люди прощались и с самим римским пантеоном. Христиане никому не навязывали своих взглядов, с виду ничем не отличаясь от остальных граждан-атеистов. Не так давно император отменил рабство - и как ни странно, после этого вздохнули свободно не только рабы, но и рабовладельцы. Рабство давно уже себя не оправдывало - рабов было просто негде использовать, кроме как в качестве прислуги, а свободные граждане в этой должности работали не в пример лучше и обходились ненамного дороже. Собственно, этим декретом освобождать было почти некого - хозяева и без него давно распустили почти всех своих невольников.
  
  Земли хватало всем - большая часть землян жила в гигантских мегаполисах, взметнувших свои башни на километровую высоту среди девственных лесов и роскошных парков. Все вредные производства были перенесены на Луну, население которой уже перевалило за полмиллиарда человек. С нее на Землю непрерывным потоком поступали все необходимые металлы и минералы, предметы роскоши и энергия...
  
  Производство же на самой Земле было практически невидимым - хотя и вездесущим. Несметное количество роботов различных форм и размеров - от самых мелких, не больше вируса, до гигантских, вроде Лондонского - производили все необходимое, бесшумно и чисто.
  
  Практически в каждом доме был свой синтезатор, позволяющий простым нажатием кнопки дать команду невидимым, мельчайшим работникам, на создание из отдельных атомов всего, что могло потребоваться человеку в быту.
  
  Стоял Золотой Век Империи, Золотой Век Земли. Исчезали целые народы, нации, расы но не из-за истребления друг друга, а благодаря слиянию в единый народ. Исчезали языки - им на смену приходил единый, универсальный язык общения. Все меньше оставалось между людьми барьеров - и все больше появлялось для людей свобод.
  
  Единственное, что еще разделяло граждан Империи - кастовость. Всего существовало три касты: патриции, легионеры и ученые. Первые занимали руководящие посты - если хотели работать. Или просто жили в свое удовольствие, изобретая новые способы не умереть от скуки. Вторые также руководили, поддерживая порядок и власть, осваивали космос, совершали экспедиции вместе с учеными. Быть легионером уже не означало жить в казарме и носить форму - это значило гораздо больше. А ученые... Все они были христианами - и далеко превосходили остальных во всем. Несколько веков полной изоляции от внешнего мира, изначальный отбор самых талантливых и здоровых с последовавшим за этим продолжением такого же потомства в полутора десятках поколений, а также применение в последние сто лет психоментализма породили действительно новую расу - не отличающуюся внешне от остальных людей, но отстоящую от них почти так же, как человек отстоит от обезьяны. И если смешанные браки между патрициями и легионерами были обычным делом, то брак ученого с другой кастой сами ученые рассматривали почти как извращение, и такие случаи были единичны.
  
  Все остальные ощущали свою неполноценность перед этой третьей кастой и, хотя на ученых держалась вся мощь Земли, относились к ним с опаской и предубеждением - скрываемой при общении под маской почти раболепной вежливости, основанной на почти животном страхе. Такое отношение поддерживалось в обществе из-за суеверий, сильно распространенных в среде патрициев. Атеизм вытеснял старых богов, но свято место пусто не бывает - и суеверия плодились на праздных умах, как блохи на бродячих собаках.
  
  "Всем" было доподлинно известно, что ученый может проклясть, одним взглядом превратить человека в идиота или зомби, может одним словом излечить или отправить в могилу, в общем - может сделать с человеком все, что захочет. Что ученого невозможно убить, невозможно застать врасплох - ни днем, ни ночью, что яды на него не действуют, а все раны мгновенно зарастают. Что их Христос - это Человек-Бог, для которого нет ничего невозможного, что он опекает и защищает каждого ученого - почему они и христиане, и что любой из них может так же защищать и опекать хоть целый город, отчего Земля и процветает...
  
  Многое из этих суеверий и слухов было близко к истине, но никто не знал, насколько - и, в общем, мало у кого возникало желание это выяснять.
  
  Фактически, у ученых друзья были только среди легионеров - да и то изредка, из числа тех, с кем они вместе отправлялись в разнообразные экспедиции. Эти люди, мужчины и женщины, с детства привыкшие к труду и на риску, не могли сидеть на месте - и не боялись ни Бога, ни черта, ни ученого. Они дружили с теми, с кем делили трудности походной жизни в джунглях и пустынях, космолетах и подводных лодках - и знали, каково лицо ученого на самом деле.
  
  Такая близость к третьей касте накладывала определенный отпечаток и на отношения к этим легионерам со стороны остальных людей, но при этом они были героями - и были между двумя огнями среди обычных людей и ученых.
  
  В обычной жизни представители разных каст предпочитали не пересекаться друг с другом, потому и селились они обособленно. В новых городах, как правило, отдельные дома-небоскребы были заняты какой-то одной кастой. В этом же здании - или рядом с ним - находилось и все необходимое для работы живущих здесь.
  
  В городах старых или провинциальных, не столь больших как центральные мегаполисы, каждая каста занимала свой, обособленный квартал. Но так или иначе, общество все равно существовало за счет сотрудничества различных классов - но личностное общение между его слоями сводилось к минимуму.
  
  На самом деле, о чем мог говорить легионер с патрицием, когда первый считал второго паразитом, умирающим от скуки, а второй первого - немытым бродягой и тупым солдафоном?
  
  Впрочем, и среди патрициев существовала прослойка работающих и по-настоящему стоящих людей. Поэты и писатели, художники и режиссеры, актеры и гетеры - люди творческого труда. Проституция перестала быть профессией, осуждаемой обществом и превратилась в вид искусства через некоторое время после того, как были побеждены все венерические болезни. Как-то так сложилось, что занимались ею исключительно патрицианки (а так же некоторые патриции).
  
  Деньги потеряли былую ценность, и на Земле заключались только крупные сделки - в основном, за привилегии. Средний землянин был обеспечен всем необходимым - вне зависимости от его вклада в процветание общества.
  
  Впрочем, прослойка паразитирующих патрициев постепенно истончалась - им лень было жить, лень рожать детей и их каста потихоньку освобождала место для более деятельных землян...
  
  И вот над этим миром нависла тень. Кто-то ничего не замечал, кто-то смутно беспокоился, а кто-то точно знал, что это такое.
  
  Знал об этом и Агасфер - неизвестный зодчий этого мира. Знал, но ничего не мог сделать сейчас. А то, что мог - не изменило бы судьбу мира.
  
  Потому, что грядущее определял не он. Он лишь следовал предначертанному, спрямляя острые углы.
  
  
  
   * * *
  
  
  
  Дети растут, и проблемы растут вместе с ними. Младенца нельзя бить, но подросший постреленок иногда нуждается в шлепке.
  
  Так же и с людьми. Они подросли. И вместе с ними подросли ростки, посеянные в их умах врагом.
  
  В какой-то момент часть людей объединилась в огромное государство - и в нем воцарились темные культы Змея. Пришлось приложить некоторые усилия, чтобы рассеять эту преждевременную мощь любителей жестокости посреди беззащитных племен, не имевших сил к сопротивлению и обреченных на слияние с мрачной ранней цивилизацией. Я посеял среди них несогласие относительно языка, и в спорах вокруг толкования своих законов они развалили это государства на части.
  
  Тогда же произошло сильное землетрясение, разрушившее огромную башню, которую они зачем-то громоздили посреди своей столицы. Все эти события породили среди них несколько интересных легенд...
  
  Потом развитие землян пошло более гладко - образовывались и рассыпались царства, строились и разрушались города. Люди путем проб и ошибок искали наилучший способ приложения своих сил и способностей. Так или иначе, люди осваивали планету. Знания их росли, и рядом с жестокими законами и обычаями рождались удивительные истории и произведения искусства, наполненные любовью и чудесами. Люди балансировали на грани между мной и моим врагом и шли по своему пути подобно канатоходцу над пропастью. И в каждом поколении были люди, слышащие меня, и с каждым веком они слышали меня все лучше. Иногда в конце концов они запутывались в своем понимании услышанного, и потому в их религиях царила дикая путаница. Для них Вселенная была населена множеством сверхъестественных существ, воюющих между собой...
  
  
  
   * * *
  
  
  
   -Досталось ему вчера - сквозь сон донесся до меня голос Вики. Девчонки уже поднялись и что-то обсуждали между собой, считая меня спящим.
  
  - У него странные реакции иногда. Какие-то преувеличенные - ответила Мария. - Конечно, он из другой среды, но это всего не объясняет.
  
  - В целом это похоже на воздействие галлюциногенов или возбуждающих нервную систему соединений...
  
  Так, пока спал, консилиум собрался. Лечить меня, бедного, будут. Впрочем, свое вчерашнее поведение я сам себе мог объяснить только отчасти. Был же момент, когда я вообще ничего не соображал, действуя с выключенными мозгами. Хорошо, послушаю, не помешает.
  
  - Да он проснулся уже - спокойно сказала Вика.
  
  - Вставай, соня!
  
  Я вытащил голову из-под одеяла. Как-то не так я сегодня к ним относился - что-то лежало на душе, разделяя меня и их. Девочки с двойным донышком - правда, выдаваемая порционно и... Вообще, черт возьми, насколько они меня умнее? Я впервые, кажется, задумался над этим.
  
  - Вик, мы хотим тебе кое-что показать. И предложить.
  
  - И что же?
  
  - Небольшая экскурсия по пещере. И кое-какая процедура.
  
  Виктория выглядела очень серьезной. Сейчас каждое ее слово звучало взвешенно и обдуманно. Предстояла какая-то непростая прогулка, от которой они ждали какого-то важного результата. Кажется, за меня теперь взялись всерьез. Что ж, назвался груздем - не увиливай от засолки.
  
  Проход за моей комнатой ничем не освещался, и через десять метров мы уже шли в полной темноте. Вика и Маша придерживали меня за руки, но им темнота, похоже, не мешала - шли они уверенно, легко.
  
  Через некоторое время я вдруг понял, что могу идти и сам, без поводырей - если не таращить глаза, а расслабиться, под ногами появлялось что-то вроде серой полосы, соответствующей нашему пути.
  
  - Он понял! - засмеялась Маша.
  
  - Тут что, намазано чем-то? - спросил я.
  
   - Нет, это просто способность человека вот так видеть, даже без света.
  
  - А почему у меня раньше так не получалось?
  
  - А ты не понимал.
  
  Так я и поверил, что сковородки сами в голову летят. Скромничают девчонки, а сами подтолкнули мое сознание в нужную им сторону, наверное. Телепатически.
  
  Постепенно я начал различать потолок, затем стены. Нельзя сказать, что я их видел - это было что-то на грани зрения, мне показалось, что и глаза тут ни при чем, я попробовал их закрыть - и различал окружающее так же. Потом рядом с собой я различил два светящихся облачка, похожих на людей. "Девчонки" - понял я. Вот так они выглядят, если не смотреть глазами.
  
  - Способный - улыбнулось мне левое облачко-Вика.
  
  - А ты кончай меня телепать!
  
  - Пожалуйста.
  
  Тут же вновь сгустилась тьма, я открыл глаза и въехал темечком по какому-то камню. Ойкнув, я присел и схватился за голову, еще через шаг споткнулся и по-богатырски грохнулся оземь.
  
  Девчонки не смеялись.
  
  - Ну, что, дальше так же идти будешь? - спросила Маша.
  
  Я разозлился - и вдруг снова увидел коридор.
  
  - Я же сказал - кончайте ваши фокусы! - раздраженно сказал я.
  
  - А мы и не фокусничаем - уже со смехом ответила Маша. - Это ты уже сам.
  
  - Я же говорила - способный - отозвалась Вика. - На лету схватывает.
  
  На этот раз я им поверил. Вроде бы действительно сам. Я встал и, уже не держась за их руки, пошел дальше.
  
  Шел уже уверенно, как и они. Ноги сами обходили препятствия, голова сама нагибалась, где нужно.
  
  Впереди возникло тусклое свечение. Я прикрыл глаза - оно не исчезало. "Что-то живое" - подумал я.
  
  Оказалось - совсем и не живое. Небольшой участок стены в одном месте, как мне показалось, что-то излучал.
  
  - Здесь. - Мы остановились.
  
  Маша провела рукой по этому светящемуся пятну и слегка нажала на край. В стене появилась щель, в которую брызнул настоящий свет. "Дверь" - допер я наконец. - "Потайная дверца. Куда?"
  
  За этой дверью оказался длинный, ровный, хорошо освещенный коридор. Гладкие зеленоватые стены сходились кверху шатром, образуя правильный пятиугольник, свет исходил от длинных трубок, бегущих по его ребрам. Пол мягко пружинил под ногами, дышалось легко, только вот идти по этому коридору было как-то неудобно, что ли. Или неприлично - здесь хотелось надеть ботинки или туфли... Цивилизация все-таки.
  
  Девчонок это нисколько не смущало, и их розовые пятки весело мелькали передо мной. Что меня несколько поразило - вышивка на их одежде в этом свете переливалась, вспыхивая огненными точками. На солнечном свете и у огня я такого не замечал.
  
  Шли мы долго, коридор постепенно забирался все глубже под землю. Наконец он кончился тупиком с двустворчатой дверью. Рядом с дверью в стену была вмонтирована горящая янтарным светом кнопка. Маша нажала на нее и двери с легким шипением разошлись в стороны. Кнопка погасла.
  
  Я шарахнулся назад, потом вперед - прикрыть девчонок: за дверью я увидел полуголого, патлатого и бородатого дикаря. И только в тот момент, когда он также кинулся мне навстречу, я сообразил, кто это был. Девчата заржали, и я тоже: перед нами было просто зеркало в кабине лифта! Обычное зеркало, которого я не видел уже Бог знает сколько.
  
  - Тьфу на вас с вашими примочками, - бормотал я, входя за девчонками в лифт. - Совсем тут одичал уже, зеркала испугался... весь!
  
  Машенька и Виктория посмеивались, крутясь перед зеркалом. Женщина - она и в раю женщина. Что-то поправляют, прихорашиваются... Лифт стремительно полетел вниз, у меня перехватило дыхание.
  
  - Это нормально, - посмотрев на меня, сказала Вика. - Здесь спуск на два километра.
  
  - Ничего себе колодец... А что тут вообще такое?
  
  - Убежище древних людей.
  
  - Каких?
  
  - Древних. Наших предков. Они тогда еще не были цивилизованы, вот и пользовались машинами.
  
  Я осмотрел стены лифта, пощелкал ногтем по блестящему гладкому пластику. Посмотрел на панель с кнопочками. По углам тянулась золотая галтель, все было отделано очень просто и настолько совершенно... Ничего себе, дикие предки. Кто же я тогда?
  
  -А почему вы этим не пользуетесь?
  
  - А у нас - гомеостаз! - хором выдали они и... Правильно, засмеялись.
  
  - Пользуемся вообще-то - в исключительных случаях - сказала Маша, все так же глядясь в зеркало и играя волосами. То на плечо положит, то за спиной раскинет веером, то начинает что-то на голове прикидывать. Эх, заколок бы ей сюда - неделю бы экспериментировала, наверное.
  
  Я начал обретать привычную тяжесть: лифт замедлял свой полет совершенно бесшумный, кстати. Видимо, мы приближались.
  
  На панели лифта было с десяток прямоугольных кнопок. Одна и них была несколько выше остальных, остальные шли вертикальным рядком. На верхней значился ноль, нижние были пронумерованы от единицы до девятки сверху вниз. Нормальные, арабские цифры. Все как у нас - у меня вдруг появилась мысль, что вот сейчас откроется дверь, и мы выйдем в холл какой- нибудь роскошной гостиницы, где стоят наготове операторы с камерами, и ведущий радостно голосит что-то вроде:
  
  - А вот мы видим, как выходят герои нашего нового шоу, за приключениями которых вы так пристально следили последние полгода!
  
  Я потряс головой - и это видение пропало. Только такой концовки мне не хватало!
  
  Лифт остановился, и мы вышли в точно такой же коридор, какой недавно оставили. Впрочем, нет - тот был прямой, а этот явно закруглялся.
  
  - Знаешь, Вик, здесь целый город. Вообще это убежище было рассчитано на миллион человек - сказала Вика. Я присвистнул. Ничего себе землянка! И я все время был рядом, не представляя, что находится у меня под ногами. В общем, тупо спал на коврике у порога.
  
  Молча мы двинулись по коридору. Оказалось, что стены здесь имеют двери - с равными промежутками, примерно через каждые сто метров.
  
  Возле пятой по счету двери мы остановились. Маша опять нажала такую же янтарную кнопочку. Дверь открылась, и мы вошли.
  
  Перед нами был большой, хорошо освещенный, утопающий в зелени зал. Впрочем, сначала мне показалось, что мы вышли на улицу - потолок создавал полную иллюзию летнего синего неба, пели птицы, по стенам журчали водопады, под ногами мягко стелилась изумрудная трава.
  
  В зарослях впереди что-то желтело. Вика запустила туда руку и вытащила гроздь бананов.
  
  - Перекусите, а то с утра ничего не ели - протянула их нам.
  
  - Я, между прочим, и утром ничего не ел. И всю ночь ничего не ел - обиженно протянул я - Так что мне - двойную пайку!
  
  - А тебе ночью не до еды было! - прыснула Маша. Вика тоже рассмеялась.
  
  Смеяться-то они смеялись, но все-таки после вчерашнего смех был уже не тот. И мне что-то не веселилось, как раньше. Ладно, со временем пройдет. Я взял парочку бананов, мы пошли по тропинке из плоских голубых камней вглубь этого сада.
  
  Воздух наполнял аромат цветов, у меня перед носом, натужно гудя, как бомбовоз, пролетел толстый шмель. Какая-то птаха с ярким оперением чирикала на ветке. Благодать! После сугробов - особенно. Вообще, как в раю. И банан - самый настоящий. Вкусный.
  
  Мы вышли на берег пруда. Какие-то пальмы низко свешивали свои раскидистые листья к голубовато- зеленой воде, сквозь которую было видно все желто-песчанное дно, усеянное небольшими круглыми голышами. К воде спускался пляж из мелкой черной гальки, на котором стояло пять лежаков-шезлонгов.
  
  - Во, блин... - Я просто остолбенел. - Ничего себе, какая в погребке картошечка...
  
  - Пошли купаться! - Девчонки уже стягивали с себя одежду, и я последовал их примеру.
  
  Не знаю, как это сделано, но половина пруда была горячей, половина - прохладной. Никаких перегородок, никаких течений, просто граница: горячая - холодная. В холодной половине плавали стайки золотых рыбок, в горячей не плавал никто. Кроме нас, конечно. Как я ни старался, мне так и не удалось перемешать горячую воду с холодной. Чертовщина какая-то.
  
  Мы плескались, как молодые тюлени, мы играли в салочки и "топили" друг друга, кувыркались в воде до тех пор, пока я не почувствовал, что еще чуть-чуть - и у меня отрастут ласты. Я вылез на берег и улегся на шезлонг. Девчонки продолжали радостно визжать, нырять и гоняться друг за дружкой. Я лежал, расслабившись, и любовался ими. Чувствовалось - или казалось мне? - что они устраивают это представление просто для моего удовольствия. И сами получают от этого то же.
  
  Странный мир. С тех пор, как я попал сюда, все только и делают, что крутятся вокруг меня. Людей я видел всего лишь четверых за это время. Впрочем нет, троих. Миша и Маша - один и тот же человек. Меня слегка передернуло. Черт, зря я об этом подумал.
  
  Иногда мне здесь слегка достается - приходится и потерпеть, и попотеть и, в целом, эту жизнь сплошной малиной не назовешь. Но все мои усилия щедро вознаграждаются. Телепатом стал - раз. Две девчонки у меня - да еще какие! - два. С Христом общался - три. Интересно как все - четыре. В этот уголок рая попал - пять. Плюс куча всяких мелочей в виде бонусов. А перспективы?
  
  Буду сам себе родитель, тела буду менять, как перчатки. Всегда хорошее настроение. Совершенное здоровье. Отменный аппетит. Можно ничего не делать... Мне вдруг стало скучно.
  
  Что же в конце концов тут из меня получится? Задница с зубами. Зубы - чтобы жевать, а задница - чтобы... В общем, с обратной целью. Ах, господа, чуть не забыл - да! Еще кое-что останется - может быть, даже удвоится - девчонок-то двое! Красивый и загадочный зверек из меня вырастет!
  
  А если и правда на этой Земле никого нет? Кроме Машеньки и Вики. Тогда можно представить, почему Маша была Мишей... Господи, да что это за грязь в голову лезет? Не хочу об этом думать.
  
  А вот чем они тут в действительности занимаются, кроме как меня обихаживают? "У нас - гомеостаз!". То есть полное равновесие с природой. Можно вообще ничего не делать - особенно если эту технику они уже переросли. А у меня в квартире - газ! Причем такой ядреный, что дышать невозможно. Во всей квартире. И во всем городе. Смог называется.
  
  Дикий я для них, ох какой дикий! И что-то тут не то.
  
  Возникла идея: пока они заняты купанием-плесканием, смыться тихонечко и провести разведку местности. А дальше действовать по обстоятельствам - исходя из тех фактов, что удастся собрать. Операция "Баба Яга в тылу врага". А кто враг-то? Да и я здесь явно не на положении пленного. Я - гость. То есть - уже не гость, у меня тут две жены. Значит, я местный султан. И против кого я буду воевать? Тоже бредятина получилась. Здесь у меня жены, готовые все для меня сделать, а если убегу - мамонт поймает и обратно доставит безо всяких повреждений для моего организма. Вот так обо мне пекутся. Стоп, а я-то что для них сделал? Действительно, по отношению к ним - да и вообще к этому миру я веду себя как последняя скотина. Правда, настоящая задница с зубами - и еще кое с чем. Ем, пью, сплю, развлекаюсь... Курортник хренов. Все вокруг меня польку-бабочку танцуют: Вик, покушай, Вик, не плачь, Вик, не скучай, Вик, тебе хорошо? А я в ответ: ой, я так не могу, у нас так не принято, ой, я ножку ушиб, ой, у вас тут камни твердые, ой, мои сигаретки бесценные... Мурло, одним словом. Эгоист. Дерьмо собачье. Давно уже пора было выяснить, чем я могу отплатить за гостеприимство, чем помочь, в конце концов. Неужели тут для меня не найдется дела? Да хоть личинок короедов отлавливать и дятлов откармливать! Жучку накормил хотя бы раз - она же у меня на подножном корму, на самообеспечении. Впрочем, чем? Яблоки она не ест, грибной суп - предлагал несколько раз, отказалась. Может быть, пойти мамонтам бока чесать? А чего гадать - спросить у девчонок, да и все... Может быть, дадут работу.
  
  Я подождал, когда Маша и Вика вышли из воды, и подошел к ним.
  
  - Девчат, а что я могу сделать тут хорошего? Для этого мира? А?
  
  Вика грустно посмотрела на меня, а Маша сказала - так же грустно:
  
  - Пока ничего.
  
  - А для вас? Понимаете, я понял, что не могу вот так дальше - брать, брать, брать... Я хочу дать хоть что-то взамен... Если не для всего этого мира - ну, для вас, что я могу сделать?
  
  - Себя Вик, себя. Сначала - себя. - Они обе почему-то улыбались. - А потом тебе работы хватит. Не торопись.
  
  
  
   * * *
  
  
  
  - Все в сборе? - Агасфер прошел через кабинет и сел в свое кресло во главе стола, нажал кнопку, блокирующую двери.
  
  - Собрание сегодня тайное. Ничего из сказанного здесь не должно уйти дальше исполнителей. Всем ясно?
  
   Девять членов Ученого Совета согласно кивнули.
  
  - Ничего не записывать. Все запоминать. Объясняю ситуацию. - Он еще раз окинул взглядом собравшихся.- Впереди очень плохие перемены. Очень. Для всех. Сейчас цивилизация на Земле достигла расцвета - но это последняя эпоха машин. Впереди - конец света.
  
  В кабинете поднялся гул голосов, но тут же стих.
  
  - Предотвратить его невозможно. Тот мир, который мы знаем, который мы создали - обречен. Так или иначе. Впрочем, вы это знаете не хуже меня.
  
  Люди за столом согласно кивнули, глядя на Агасфера.
  
  - Наша задача: не допустить этого конца раньше времени. Но и не только. Еще необходимо подготовиться к возрождению. Могу сразу сказать: те из нас, кто будут участвовать в будущей бойне хоть каким-то образом, возрождению не подлежат. Об этом необходимо будет сообщить всему населению, когда... скажем так, когда события начнутся. Но не раньше.
  
  Далее: необходимо подготовить убежища для тех, кто будет возрожден. Рассчитывать нужно примерно на миллиард человек, хотя, я думаю, их будет меньше. Требования: полная автономность, полная секретность мест и самих работ. Убежища должны быть способны перенести любое - я повторяю - любое - воздействие любого известного оружия. Если оно, конечно, не разрушит саму планету. Для внутреннего самообеспечения использовать технологии замкнутых циклов.
  
  Трое из сидящих за столом слегка кивнули. Это была их задача.
  
  - Далее. Наладить производство инкубаторов. У каждого из ученых взять образцы тканей для клонирования, разместить в убежищах. После завершения событий должно начаться воспроизводство взрослых клонов и заселение ими убежищ. Кроме ученых, образцы взять - но не поясняя, зачем! - у каждого гражданина-христианина и у всех, ориентированных положительно.
  
  Еще двое из сидящих коротко кивнули.
  
  - Далее: группе по психоментальным исследованиям свернуть программу "Гений" - но постепенно. Перевести - плавно! - перевести все силы на разработку быстрого способа обучению перемещения сознания для не-ученых. Разработать технику помощи для не очень способных. Все те, кто будет выбран для возрождения, должны возродиться - во взрослом виде, с полным объемом знаний, накопленных за эту жизнь. Потерь не должно быть.
  
  Еще двое приняли эту задачу.
  
  - И наконец: разработать технологию и технику для дезактивации планеты целиком, произвести и разместить в убежищах вакцину-альфа на миллиард человек, так же - законсервировать семена, споры, клоны всего живого на Земле. Название всей операции - "Ковчег". Все.
  
  Агасфер нажал кнопку, открывающую двери. Девять человек без единого слова встали и вышли из кабинета.
  
  "Господи!" - подумал Вечный Человек, - "Да будет на все воля Твоя!".
  
  Сумерки над Землей продолжали сгущаться.
  
  
  
   * * *
  
  
  
  Я сидел в кресле, слегка напоминающем зубоврачебное. Вика с Машей настраивали какой-то гигантский агрегат, напоминающий пульт управления атомной подводной лодкой или звездолетом. Масса тумблеров, кнопок, панелей, консолей и еще не знаю чего... Два огромных дисплея, горящие голубым и зеленым, мигающие огоньки... По мере того, как они набирали что на клавиатурах, щелкали тумблерами, давали голосом какие-то команды в микрофон, это электронное чудо-юдо оживало. Иногда из динамиков доносился приятный женский голос, сообщающий, что такой-то контур в норме, такая-то цепь требует корректировки, такой-то блок управления уравновешен с таким-то...
  
  Наконец этот голос сообщил, что полностью готов к работе со мной и попросил расслабиться, приняв удобное для меня положение тела. Я вздохнул, принял удобное для меня положение и расслабился, как мог. Голос объявил о начале тестирования. Я закрыл глаза.
  
  - Подумайте о чем-то приятном. - Произнес голос.
  
  Я задумался: о чем? И подумал о недавнем купании.
  
  - Спасибо. Подумайте об этом еще раз.
  
  Я подумал, вспоминая подробности.
  
  - Спасибо. Подумайте об этом еще раз.
  
  Думать об этом уже не хотелось, но голос был настолько дружески ко мне настроен, что я подумал, постаравшись сделать это еще лучше, чем в предыдущие разы.
  
  - Спасибо. Подумайте еще раз.
  
  Я подумал. Жалко, что ли. С удовольствием.
  
  - Спасибо. Теперь вспомните о чем-то неприятном.
  
  Я вспомнил вчерашний вечер, свой ужас, бег по лесу, отчаяние, оцепенение...
  
  - Спасибо. Вспомните еще раз.
  
  Неприятно, конечно, но раз просят...
  
  - Спасибо. Вспомните еще раз.
  
  Я вспоминал, закипая злостью. Может быть, хватит уже, что я вам, попугай, что ли...
  
  - Спасибо. Вспомните еще раз об этом инциденте.
  
  Да мать твою! Приятно, что ли, это вспоминать?! На тебе. Что могу, то и вспоминаю.
  
  Спасибо. Вспомните еще раз, со всеми подробностями.
  
  На этот раз, как я ни старался, выплыли только какие-то жалкие обрывки, тающие на глазах. Становилось скучно.
  
  - Спасибо. Еще раз, пожалуйста.
  
  Я зевнул. Спать хотелось, а не вспоминать. И вспоминать-то тут нечего...
  
  - Спасибо. Вспомните об этом еще раз.
  
  Почему-то вместо неприятных воспоминаний возникли жаркие губы и руки Маши вчера.... Нежный шепот Вики... Жизнь все-таки хороша!
  
  - Спасибо. Тест закончен.
  
  Я открыл глаза. Девочки в креслах за пультом жали на какие-то кнопки, поглядывая на дисплей перед собой, тихонько переговаривались. Потом повернулись и посмотрели на меня. Нет, ей-богу, они напоминали сестер-близняшек - так у них все было синхронно, слаженно.
  
  - Как себя чувствуешь?
  
  - Лучше не бывает. Дальше-то что?
  
  - Сейчас мы будем искать причину твоего вчерашнего срыва.
  
  Я почувствовал резкое раздражение, сам не знаю почему. Сидят тут, умничают... Машина отреагировала на это мельтешением каких-то диаграмм на дисплеях. Маша с Викой повернулись обратно, глядя на экраны.
  
  - Двадцать семь с половиной, тэта-бонус - тридцать пять...
  
  - Пятьсот шестнадцать по временной шкале... Есть касание, что у тебя?
  
  - Плотный ридж, досягаем, прогноз - с пятой попытки...
  
  - Пятнадцатое июля, тысяча четыреста восемьдесят шестой....нет, седьмой!
  
  - Реакция положительная, зайди слева...
  
  - Захват...
  
  - Разворачивай... я держу...
  
  - Дай усиление... Ровнее... еще три градуса...
  
  - Добавь тэта-плазмы... хорошо... поднимай, поднимай... еще две десятых... ослабь... Стоп! Вот он, как на ладони. Можно.
  
  - Прогноз?
  
  - С первой пройдет как по маслу. Вот это заряд! Теперь я не удивляюсь...
  
  Что это они там высчитали? Сколько у меня извилин? Но работают красиво. Им бы самолетом управлять. Боингом.
  
  - Вик, сейчас ты сможешь узнать... вспомнить, точнее, почему ты вчера так среагировал - Маша с улыбкой смотрела на меня. И вообще, выражение лиц у обоих было такое, словно по миллиону выиграли - безмерно хитрое и счастливое.
  
  - А чего там вспоминать? Я и так все помню...
  
  - Милый, если бы ты помнил все - то ты был бы другим. С какого возраста себя помнишь?
  
  - Ну, лет с двух.
  
  - А что было с тобой до того, как ты родился, помнишь? А еще раньше?
  
  - Вопрос, конечно, интересный, но...
  
  - А хотел бы узнать?
  
  - Да, наверное.
  
  - Хорошо. Сейчас сядь, расслабься, закрой глаза...
  
  Я выполнил.
  
  - Вспомни, пожалуйста, что произошло с тобой пятнадцатого июля тысяча четыреста восемьдесят седьмого года.
  
  Ну, елы-палы! Во корки мочат! Передача "Очевидное - Невероятное".
  
  - Вика, пуск.
  
  И я полетел. Мгновенно, как на кинопленке, пущенной в обратную сторону со световой скоростью, пронеслась вся моя жизнь. Я пролетел сквозь свое первое воспоминание - и оказалось, что их еще до него целая куча! - рождение, эмбрион, пустота, потом мелькали улицы, дома, деревья, люди... долго, лет десять, наверное, я смотрел на разные виды откуда-то сверху... Вот я смотрю на похороны, и хоронят меня, с оркестром... нет, это лишь мое тело... я умираю, почему-то старый и высохший, нет! - старая! - я старая бабка... Господи, я уже моложе, у меня муж, я рожаю - елы-палы! - еще рожаю! Ой, блин, дефлорация... а он хорошенький... я - девочка в клетчатом, длинном платье... это же еще до революции! - и дальше, дальше... Вот я гоню скот на бойню, и я - ковбой?! А перед этим меня пристрелили в салуне...Опа! Я - большая шишка среди турков, и у меня большой гарем... Теперь мне ясно, почему меня пристрелили в салуне - этого я еще здесь захотел, сам себе судьбу создал, блин... Дальше... Опять вид сверху...Это вообще другая планета! И я - не человек. Гуманоид... И это - не мой мир, здесь я для того, чтобы быть подальше от Земли, от этого города, этого замка...
  
  БАМС! Замок. Полет сквозь время остановился. Лето. Июль. Я очень прилично одет. Камзол, ботинки - всем на зависть. Я протягиваю Эльзе букет. Простые, полевые цветы. Но она тает от удовольствия. Наряд ее скромнее моего, но красотой лица она затмит и королеву. Я счастлив, горд, что знаю я тебя, о Эльза! Ты превзошла красой своей Венеру, И здесь, среди лугов моих хмельных, Я от души дарю тебе свое признанье. И я люблю тебя - поверь, не опускай глаза! Ты знаешь, что хочу тебе сказать - и ты согласна?..
  
  Удар по голове сзади, крик Эльзы...Меня несут по темному коридору, освещенному факелами.
  
  Я в камере, вонючая соломенная подстилка. Я трясу прутья и кричу: "Нет!!!". В коридоре, прямо перед моей решеткой двое дюжих молодчиков удерживают Эльзу, а третий ее насилует. Их хохот, крики Эльзы... Потом они меняются, потом еще раз, еще раз... Подходят другие охранники... Это длится уже сутки, Эльза молчит, глаза ее пусто смотрят в потолок. Я отупело сижу в углу. У меня нет передних зубов - я сломал их об решетку... Сломаны пальцы - я сломал их сам. Я просто жду, когда сойду с ума или умру - и завидую Эльзе - она уже сошла с ума и умерла. Эльза, девочка моя... Кто эти люди... Что ты им сделала? Что я им сделал?
  
  Камера отворяется, заходят трое ее насильников. Я кричу и бросаюсь на них. Один из них резко бьет меня кулаком в лицо, я отлетаю к стене. Они смеются. Я пытаюсь встать - и встаю, снова бросаюсь на них. Если бы у меня были зубы! Зачем я их сломал... Двое меня держат, прижав лицом к решетке. Третий мочится на лицо Эльзы. Она вздрагивает. Я что-то хриплю, пытаюсь вырваться. Он продолжает издеваться... Я не хочу этого видеть - но я не могу сойти с ума или умереть... Они бьют меня ногами - долго, не задевая голову - чтобы я был в сознании.
  
  Меня раздели и положили на Эльзу, на ее прекрасное оскверненное тело. "Люби свою невесту! Ты, поэт сраный! Ну, что же ты, давай! Мы разрешаем!" - и гнусный хохот: "Да ты не мужик!". Удар ногой в промежность - и мне, и Эльзе одновременно. "Видишь, мы тебе помогаем!". Мы оба кричим от боли. "Вот это любовь!" - восторженный гогот. Скоты. Почему я не умер? Почему Эльза не узнает меня?
  
  Появляется еще кто-то. Это их хозяин. Нет, хозяйка - красивая женская головка на коренастой мужской фигуре в плаще. Целует охранников по очереди.
  
  Меня и Эльзу куда-то волокут... Меня привязывают к колесу, утыканному шипами. Эльза без движения лежит на мраморном столе, ее намыливают какие-то старухи. Кто-то вливает мне в рот вино, становится легче, но я привязан к колесу. Шипы в спине. Они рвут мне кожу. Боль... Я не обращаю на нее внимание. Я радуюсь, что Эльза мертва... Нет, она жива! О ужас! Она жива! Бедная девочка... Ей же всего четырнадцать...
  
  Входит хозяйка. На ней черный плащ, за ней толпятся фигуры в черных рясах с капюшонами. На алтарь посреди залы ставят череп, перевернутое распятие, свечи из черного воска... Это - черная месса. Внезапно хозяйка скидывает плащ. Это не женщина и не мужчина! Это гермафродит. Он стоит совершенно обнаженный, уродливый: изящная женская головка на мужском теле со сморщенными волосатыми грудями. Я захлебываюсь собственной рвотой.
  
  Он начинает размеренно насиловать Эльзу, монахи славят Сатану... Затем наступает моя очередь. Каждый из присутствующих подходит ко мне с кинжалом и отрезает по пальцу на руке. Потом - уши, нос... Я уже не кричу, когда гермафродит лишает меня естества, хотя он делает это тупым ножом.
  
  Эльза вдруг приходит в себя, вскакивает, видит меня и дико кричит. Они валят ее обратно и вспарывают ей живот. Она продолжает кричать, все тише, тише... Из меня вытекает кровь, я радуюсь этому и радуюсь тому, что моя невеста, наконец, мертва. Я выскальзываю с облегчением из своего тела и ищу ее - но ее нет - ее нигде нет, только ее изуродованная оболочка внизу и моя. Я не могу больше оставаться в этом мире - и удаляюсь от него...
  
  Я открыл глаза. Я был здесь. И я был там. И я знал, что то, что я видел, было правдой. И я боялся смотреть на Машу. И я боялся дышать.
  
  - Вик, тебе надо еще раз вернуться.
  
  - Нет!
  
  - Я прошу тебя... - в глазах Маши стояли слезы.
  
  Я знал, кто она. Теперь я знал. Господи...
  
  - Я сделаю это. Для тебя...
  
  
  
   * * *
  
  
  
  В Вечном Городе улицы были пусты. Жители сидели в своих квартирах, прильнув к экранам. По телестерео передавали классический стриптиз вперемешку с образовательными программами. С окраин города доносились взрывы и пулеметные очереди. Верные императору войска пытались проникнуть в город. Путчисты пытались взять штурмом дворец. Август спокойно работал в своем кабинете. Никто не знал, чем это кончится.
  
  В кабинет императора вошел маленький, серый человек. Через пять минут он вышел. Вслед за ним вышел и Август, подошел к окну, посмотрел на улицу. По площади ко входу во дворец двигалась открытая легковая машина. Водитель, три пассажира и белый флаг. Август вздохнул:
  
  - Что ж, прими гостей...
  
  Через час в аудиенц-зале было достигнуто соглашение. Создавалось Временное Параллельное Правительство. Все управление оно делило с Августом поровну - до первых демократических выборов. Август не боялся этих людей. Они его боялись.
  
  
  
   * * *
  
  
  
  Пятнадцать раз. Пятнадцать раз я прошел через этот кошмар, пока он не рассеялся. Я ничего не забыл - но он перестал на меня действовать, я мог теперь вспоминать об этом спокойно, рассматривая прошлое как опыт, а не как трагедию. Теперь я знал, что это было со мной - но все же было, а не длится сейчас. Это прошло, прошло давно, было мной забыто - и все же сидело во мне, как отравленная пуля, заставляя меня временами делать то, что я не хотел, и не делать то, что мне хотелось. Теперь я был свободен от этого.
  
  Вика куда-то тихо ушла, я сидел, обнимая Машу, и мы оба, не стесняясь, плакали.
  
  - Как долго я тебя искал...
  
  - А сколько я тебя ждала...
  
  - Ты знала, что это - я?
  
  - Почти сразу, как тебя увидела. Но я была в другом теле...
  
  - Ну и что... Я люблю тебя...
  
  - А я тебя... Никуда тебя не отпущу.
  
  - А я никуда и не собираюсь.
  
  - Теперь мы будем вместе...
  
  - Мы это заслужили...
  
  - Мы все наверстаем. Здесь столько цветов...
  
  - Ты не соскучишься... Я твоя...
  
  - А я - твой...
  
  - А могло быть, что ты ошибалась?
  
  - Могло... Так иногда случается. Просто похожий человек с похожим воспоминанием. Но нужно очень сильно себя убедить, чтобы ошибиться.
  
  - Господи, а ведь сколько во мне еще сидит всякого...
  
  - Уберем, Вик, уберем! Вот увидишь - будет здорово. Правда, здорово... Когда я чистилась - думала, не переживу, столько всего... А потом - чем меньше этого остается - тем легче идет. И ты вспомнишь все-все-все! Правда! И тогда станешь почти таким, как Он.
  
  - А потом?
  
  - А потом ты будешь учиться.
  
  - Долго?
  
  - Очень, очень долго! Тысячи лет, может быть.
  
  - Подожди, а когда же я буду что-то делать?
  
  - Глупый! Вот это и будет делом! Мы ведь тоже все учимся здесь - все. Учимся помогать, учимся управлять, лечить, растить, понимать, создавать... Хочешь яблоко?
  
  - Из твоих рук? Хочу!
  
  - Держи. - У нее на ладони возникло яблоко. - Я сама его сделала, для тебя. Нравится?
  
  - Угу... Вкусное.
  
  - Вик...
  
  - Маша... Эльза... А как тебя правильно звать теперь-то?
  
  - Так, как я назвалась. Понял? - она надавила мне на кончик носа пальцем: - Бииииииииип!
  
  - Господи, какая ты прелесть!
  
  - И ты!
  
  - Странно, я же не думал о тебе все эти пятьсот с лишним лет... А сейчас только понял! Я же все это время тебя искал, хотя даже и не мог вспомнить тебя. Странно, правда?
  
  - Ничего странного. Так человек устроен: можно отнять все - тело, память, разум, но любовь нельзя - и она поведет тебя даже там, где нет ничего, и где пройти нельзя, даже там, где и тебя уже нет - и ты пройдешь, и найдешь в конце концов то, что искал, сколько бы лет ни прошло... Нельзя только отказываться от любви - тогда погибнешь, как бы хорошо вокруг не было.
  
  - Пойдем домой?
  
  - Пойдем...
  
  Весь путь до дома мы держались за руки, как дети. Дома было пусто.
  
  - А где Вика? Куда она ушла?
  
  - Она вернется завтра. А сегодня наш день.
  
  - Сегодня наш день... - как эхо, повторил я.
  
  Мы растопили камин и вышли на улицу. Ярко светило солнце, дул теплый ветер. Сосны на глазах стряхивали с себя снег, оседали сугробы и выступали на прогалинах зеленые моховые пятна.
  
  - Хочешь подарить мне цветы?
  
  - Хочу, конечно!
  
  Маша присела над проталинкой и погладила мох рукой. Потом убрала руку и, улыбаясь, посмотрела на это место.
  
  Из земли появился тонкий, бледный росток, сразу же раскинул два листка, потянулся еще, опять выкинул пару листьев... Через пять минут на меня смотрел желтым весенним глазком подснежник.
  
  - Господи... Ну ты и мастерица... Волшебница!
  
  - Я только учусь.
  
  - И... Его можно срывать? - благоговейно спросил я.
  
  - Глупенький! Ну конечно! Я его для того и сделала - он не обидится, он, если бы не хотел, отказался бы сразу. Он рад, что у нас такой день сегодня, ему с нами знаешь, как будет хорошо, он с нами радоваться будет, а здесь он все равно замерзнет, он теперь с нами хочет...
  
  - Мария... - Я держал в руках уже сорванный цветок и смотрел ей в глаза.
  
  -Что, Вик?
  
  - Я тогда... я тогда не успел тебе сказать... Я только начал, когда они нас схватили... Я хочу закончить то, что начал тогда, сейчас. В общем, Мария, я предлагаю тебе руку и сердце на все времена, пока живет этот мир вокруг нас и пока мы живем в этом мире. А смерть не разлучит нас, потому, что ее нет. Согласна ли ты стать моей женой?
  
  - Господи, ну и ерунду ты несешь... - Она повисла у меня на шее. - Конечно, согласна. Это здорово, правда? Ведь ты такой хороший, я же люблю тебя, зачем же спрашивал... Ой, я много говорю? - она зажала свой рот ладошкой.
  
  - До конца бы дней тебя слушал! - ответил я.
  
  ...Мы лежали, глядя на камин. Он бросал огненные блики на Машу, на ее лицо с высокими скулами, раскосыми веселыми глазами, тонкими бровями вразлет и соломенными волосами. Она лежала, положив голову мне на грудь и глядя мне в глаза, загадочно улыбаясь.
  
  - Может быть, мне сбрить бороду?
  
  - Ой, не надо, что ты! Вике не понравится, и мне тоже.
  
  - А как с Викой теперь? Маш, она как-то в стороне осталась...
  
  - Ты ее любишь?
  
  - Сейчас даже не знаю... Сейчас я весь в тебе...
  
  - Ты ее любишь, это я знаю. И она тебя тоже... Она придет завтра, ты ее не отталкивай, ладно? А то ты импульсивный такой, огонь прямо, такой разный бываешь... Это здорово, только обидно и больно от этого бывает... Ой, прости, что я так сказала!
  
  - Это ты меня прости... - Я прижал ее к себе, она растаяла в моих руках, и снова подняла голову.
  
  -Ты не думай, все тут не просто так. Пока мы Михаилом были...
  
  - ВЫ?! - Я сел, взял ее за плечи и посмотрел в глаза. - ВЫ?! - снова повторил я.
  
  - Ой, не ругайся только, не ругайся - казалось, она вот-вот заплачет. - Ты же не знаешь еще... Она же тебя тоже узнала, сразу, как увидела. Но нельзя же вот так вот сразу, когда ты еще ничего не понимал, как ребенок, это было бы нечестно с ее стороны, и с моей тоже...
  
  - Ничего не понимаю. Тогда не понимал, и сейчас не понимаю. Еще меньше понимаю, если честно. Давай-ка все как на духу, хватит меня вот так шарашить. Только по порядку...
  
  
  
   * * *
  
  
  
  Пришел день, и косматый, косноязычный невежественный пастух услышал мое слово. Его народ никогда не был ни могущественным, ни великим. Его народ вообще попал в рабство к другому, достаточно могучему, чтобы подчинить себе многих. У этих были и жрецы, и колесницы, и гигантские пирамиды и дворцы, и сложная государственная система, позволявшая управлять огромной для той эпохи территорией. Но они уже давно перестали слышать меня, увязнув в проблемах своего же порождения - первого на этой планете сверхгосударства.
  
  Но вот этот пастух услышал мои слова гораздо лучше, чем кто-либо до него. Может быть, просто потому, что очень хотел этого? Как и многие до него, он так же истолковал что-то по-своему, в соответствии с тем, чему его учили с детства - но он первым понял, что я - один, и именно я создал этот мир. И нет нужды путаться в моих именах и образах, смешивая в одну кучу представления обо мне, моих помощниках и врагах. Для него так же стало ясно, что нет нужды пугать мной кого-то - нужно просто искать меня и находить... И он смог вывести свой народ из рабства и смог добиться, чтобы бывшие рабы превратились в воинов и основали свое государство.
  
  Но после этого прошло не так много времени - и от взятого у меня остались одни воспоминания, от моих слов - одни толкования, перемешанные с толкованиями слов моего врага, и те, кто называли себя хранителями моих законов, переливали из пустого в порожнее. А беззакония вокруг них множились, объясняемые лишь моей прихотью и моими заветами...
  
  На самом деле даже они могли бы дать окружающим их народам понятие обо мне - хотя бы и в неполном виде! - но их никто не слышал: в глазах других они были как дым на ветру, меняя свои взгляды то так, то этак. Но они владели истиной - хотя и редко ею пользовались.
  
  А люди тем временем становились сильнее и опаснее друг для друга. Что ж, если мой враг был среди них когда-то - то почему я должен бояться этого? Только слова мои не будут громкими - иначе кто сможет их правильно понять?
  
  
  
   * * *
  
  
  
  Так рассказывать надо уметь. Маша вываливала на меня лавину информации, я все понял и... ничего не понимал. Все связно, все ладно - и еще более загадочно, чем прежде. Для полной картины не хватало каких-то кусков истории, связанных со мной, Машей и Викой одновременно. Но что там произошло - я так и не смог из нее вытащить. Она не говорила об этом - не отказываясь рассказывать, но ничего и не рассказывая, с непостижимой ловкостью переводила разговор на другую тему, пока я не забывал, что же хотел узнать. Видимо, эти лакуны я должен был восполнить сам.
  
  Оказалось, Маша была первым человеком, заметившим меня в этом мире. Никто никому не сообщал о моем прибытии. (Агасфер, спасибо! А я-то думал...)
  
  Она тогда шла по каким-то своим делам к реке (по каким - мне выяснить не удалось) и заметила что-то необычное. Сумасшедшего человека, бегущего в том же направлении. То, что человек явно не в себе, было понятно по тому, что он чувствовал и думал - все пространство вокруг гремело от его ярости, смешанной с веселым энтузиазмом, и при этом за ним тянулся шлейф страха. Он заметил ее, на мгновение Маша почувствовала интерес - и тут же человек о ней забыл, вернувшись к какой-то своей цели. Немного погодя Маша поняла его цель - месть, связанная с насилием из-за какой-то вещи. Это ее ужаснуло и окончательно убедило в сумасшествии субъекта. Она не могла понять, откуда тут такой взялся. Этот человек был бессилен в этом лесу - но совершенно отказывался этот факт признавать самому себе....
  
  В общем, это был я. А тот турист, которого я заметил, был Машей. Но если бы я тогда ее встретил поближе, то сейчас бы не узнал - у нее была и другая фигура, и другое лицо. В общем, она была в другом теле, выглядела старше и имела другую комплекцию.
  
  Чтобы я не "наломал дров", она решила за мной проследить - и "пасла" меня вплоть до моего возвращения в пещеру, оставаясь невидимой и неслышимой для меня. Не знаю, чем бы кончился интерес медведя ко мне, если бы не ее вмешательство: у зверюги было очень твердое намерение превратить меня в органическое удобрение. Но осуждать здесь я могу только себя: звери тоже могут ощущать состояние человека, и для косолапого я был в тот момент не более чем клиентом санитаров леса. В общем, больным сознанием, которое нужно срочно отделить от тела. Это же объясняло, почему за мной гнался мамонт... Я сам их спровоцировал своим страхом, своим отношением - и к ним, и к себе.
  
  Кто я такой по отношению к ней, Маше стало ясно в ту же ночь - оказывается, мне снились куски того момента, который нас связывал уже пятьсот лет. Тогда же ей стало ясно, что делать дальше.
  
  Вообще, случайностей в этом мире не бывает (да и в нашем тоже, если честно). Во всем, что здесь происходит, люди видят закономерность.
  
  Как она радовалась! И как ей было больно - смотреть на меня такого... Подозреваю, что я и сейчас в ее глазах представляю из себя что-то вроде инвалида - да так и есть на самом деле, наверное. А тогда - растерзанный, испуганный, беспомощный, завывающий как сирена разум, пытающийся собрать себя из расползающихся в стороны частей...
  
  Исчезновение веревки тоже было делом ее рук - точнее, воли. Она просто отправила ее в ничто, уловив мое желание на ней удавиться. Наверное, я тогда уж больно детально представил себе сцену с собой висящим...
  
  В общем, я тогда вовсю паниковал, визжал внутри себя от ужаса и разваливался на куски, а она обо мне уже заботилась, она за меня уже сражалась, она меня уже лечила... И лягушек тогда, во второй свой день в этом мире, я отпустил не случайно. И яблоко не просто так появилось. И отчаяние не просто так улеглось. Я ведь тогда действительно ощущал в глубине души, что я здесь не один.
  
  На мой вопрос, что бы она сделала, если бы я все-таки, несмотря на яблоко и все остальное, кого-нибудь съел, Маша ответила просто:
  
  - Я бы на тебя уронила что-нибудь тяжелое, старую сосну там или камень со скалы...
  
  Сказано это было легко, но без тени шутки. Вот так вот. Вот такое "не убий". Повезло мне, что послушным оказался.
  
  Я начал было возмущаться, что она мной играла, как куклой, что я был в ее руках, как зомби и так далее, но она легко меня срезала:
  
  - Вик, я ничего тебе не приказывала. Я ведь не нарушала твою свободу Выбора. Я просто подсказывала тебе, как лучше. И если бы твои намерения, убеждения были бы другими, да ты и сам тоже был бы не такой... Ты все равно сделал бы то, что тебе больше подходило бы. Ты же совпал с нашим миром по своим убеждениям. И все твои действия были твоими на самом деле. Ведь даже сейчас ты возмущен не тем, что я могла тебя сосной прихлопнуть... Разве не так?
  
  Подумав, я должен был согласиться, что здесь она права. Но самым классным в ее фразе для меня было услышать "наш мир" - я понял, что понятие "наш" включает в себя и меня тоже.
  
  Когда Маша поняла, что меня можно оставить с самим собой без того, что я наломаю дров, кого-нибудь схряпав или покалечив, она отправилась сообщить обо мне. Куда и кому - я так и не узнал. И почему это должно было происходить в виде некоего доклада - тоже. С их-то способностями к телепатиям и прочим штучкам... Не смог я все-таки понять этого момента, но тут явно не было ничего, связанного с обычаями или технической стороной вопроса. В общем, так было нужно - и все тут. Вик, не торопись, придет время - узнаешь, а пока мал еще - что-то вроде этого, но в очень мягкой, неуловимой форме. Умеет говорить, не отнимешь.
  
  Вика тоже оказалась тут случайно - уже после того, как Маша сняла с меня наблюдение, но до того, как некто - я понял, что это было решение какого-то человека, неизвестного мне - установил карантин вокруг моей особы.
  
  Вика меня узнала сразу, даже не видя моего лица - когда я еще полз вверх по скале. Вообще-то, местным, чтобы узнать человека, лицо и тело не особо требуются. Просто Вика в этом мире дольше Маши и гораздо опытнее ее. С Викой я тоже оказался связан - и тоже история неслабая, как я понял. Здесь Маша изобразила (как мне подозревается - именно изобразила), что она слишком много сказала. При этом мне почему-то расхотелось выпытывать у нее что-то, связанное с этим вопросом.
  
  Вика тоже была потрясена, увидев мое состояние. Кажется, я когда-то представлял собой совершенно другого человека - и здорово измельчал за последние века... Не знаю, не знаю... Это была уже тайна во мне - и подобные полунамеки просто разжигали во мне желание докопаться до истины - что, собственно, Машеньке и было нужно.
  
  Вика вообще вряд ли бы оставила меня без присмотра - она тогда была готова построить для меня дворец со всеми удобствами от радости, что я нашелся - и при этом всерьез опасалась, что я обожгусь об костер, утону в озере и так далее. Я в ее глазах был беспомощным ребенком, брошенным в лесу на растерзание самому себе и кровожадным хомякам - но тут она узнала о карантине. И покинула сцену. Хотя очень не хотела этого делать. Дисциплина тут еще та - понял я и внутренне поежился. Никогда не любил ходить по росту строем.
  
  Потом меня вообще оставили в покое на несколько месяцев - только подкидывали фруктовый провиант, и незримо отслеживали мои передвижения и поведение. Вел я себя, в общем, правильно - и слава Богу. Кто меня "пас" в этот период - выяснить тоже не удалось, но было ясно, что не девчонки.
  
  Постепенно, день за днем, на меня собиралось "досье" - учитывались, похоже, каждый мой вдох и выдох, каждый шаг и каждая мысль. Но не с целью сбора компромата или проверки на благонадежность. Делалось это исключительно в целях дальнейшей работы со мной - чем лучше изучено явление, тем легче с ним что-то делать. А я для этого мира был еще тем явлением...
  
  С одной стороны, здесь никто не собирался кормить меня с ложечки, менять мне памперсы и вытирать сопли (кроме девчонок, наверное - но им не позволили) - выжить я должен был сам, сам должен был приспособить часть окружающего меня мира к своим нуждам - причем с минимальным нанесением вреда этой самой части.
  
  С другой стороны, обо мне пеклось, кажется, не меньше половины населения планеты - моя персона и ее достижения обсуждались весьма широко (попал я-таки в реалити-шоу!). Всех, оказывается, интересовало: а как он там приживается? Не одичал еще? Не озверел ли, родимый, часом?
  
  Оказалось, тут существует свой Интернет. Из людей. Местные жители при желании могли объединяться сознанием в единую сеть как с целью обмена информацией, так и с целью воздействия на мир... Да еще много чего они могли.
  
  В общем, через месяц после моего "поступления в карантин" этот суперконсилиум определился, что со мной делать: еще несколько месяцев изоляции и саморазвития в направлении единения с природой - а затем планировалась операция по вводу меня в местную кипучую деятельность, начиная с изучения языка.
  
  Вика и Маша просто рвались заняться со мной лично - но Совет (вот оно что! И тут Советы правят!) - Мировой Совет, в общем, решил, что первичный контакт у меня должен быть с особью моего пола - иначе все, все наработанное мною непосильным трудом - спокойствие, умиротворение и протчая, и протчая, и протчая способности - все может пойти прахом, когда от вида женщины у меня съедет крыша в сторону обладания ея красивым телом.
  
  Против секса как такового тут никто ничего не имел - что естественно, то здорово, а для цивилизации совершенно здоровых людей, не загруженных никакими комплексами (старине Фрейду здесь точно пришлось бы утопиться) это уже потребность даже большая, чем сон. Но наблюдения за мной указывали на некоторую гипертрофированность части моего сознания, отвечающую за эту сторону бытия. Не то, чтобы Совет переживал за судьбу женщины, запущенной вдруг ко мне в пещеру - он переживал за мою целостность. А не оттяпаю ли я вдруг себе что-нибудь топориком, дабы искуса избежать? Такая степень доверия ко мне меня несколько поразила.
  
  И еще один небольшой нюанс... В общем, без меня меня женили - даже не испросив при этом моего согласия и не поставив меня в известность.
  
  Так уж получилось - и это еще одна "случайность", закономерная для этого мира, где кажется, все происходит достаточно вовремя, чтобы становиться счастьем: и Вика, и Маша не были ни с кем связаны. У них были мужчины, но они ушли.
  
  В слове "ушли", произнесенном Машей с какой-то непостижимой грустно-восхищенной интонацией, я почувствовал несколько иное значение, чем то, что было мне привычно: это не относилось ни к уходу к другой женщине, ни к разрыву отношений, ни к смерти. Это было чем-то другим, и я хотел спросить, но выражение лица Маши в этот момент почему-то заставило меня промолчать.
  
  В "уходе" Маша видела что-то очень радостное, светлое, великое - и окончательное. Это было что-то такое, чему я мог бы позавидовать, наверное - если бы мог понять. Но насчет своего понимания тут я был не уверен, что пойму, о чем вообще речь. И потому от расспросов отказался. И спросил лишь, когда это случилось.
  
  Оказалось - лет сто пятьдесят назад. Часть моего сознания, воспитанного миром, откуда я пришел, истерично дернулась в сторону, но я сам этому уже мог просто улыбнуться: ни одна, ни другая совершенно не походили на скрюченных старух с клюками в руках, картинку которых тут же нарисовало мое привычное восприятие возраста "сто пятьдесят".
  
  Вообще, с мужчинами в этом мире был напряг - их было несколько меньше, чем женщин. Даже не так, как у нас - по статистике десять девчонок на девять ребят, а гораздо хуже - что вроде, как чуть ли не один на двоих-троих. Маша в ответ на мои расспросы эту тему почему-то аккуратно "объехала". Но сами по себе они оставались не только поэтому. Просто ни одна, ни другая не переставали ждать меня. Я в это время пас коров и гонял быков по прериям, не слезая со своего мустанга, хлестал в салунах виски и отстреливался от скотокрадов - а меня здесь ждали. Каждая в силу своих воспоминаний - и с одинаковым терпением. А мужчины появились в их жизни еще до того, как они вспомнили. А вспоминали они так же, как и я - там, внизу, хотя и в разных местах планеты. Жизнь их свела в одном поселении лишь недавно - за год до моего появления. Они сразу же сдружились - даже не догадываясь, что (а вернее, кто) их объединяет...
  
  Итак, языку меня должен был учить мужчина. Но, как я уже упомянул, с мужиками тут туго - раз, к тому же они занимались, насколько я понял, чем-то поважнее, чем репетиторством языка с желторотыми дикарями из других миров - два. В третьих, Маша и Вика просто рвались ко мне.
  
  Решением явилось создание Михаила, человека из плоти и крови, бывшего одним мужчиной внешне и... двумя женщинами внутри. Когда я представил себе это, меня все-таки передернуло. Атавизм, наверное...
  
  Мария и Виктория покинули свои тела и вселились в тело, которое создавали сами в течении двух недель. В тело, которое было предназначено изначально только для временного пользования - и только в образовательных целях.
  
  Два сознания в одном теле... Они ни разу не поссорились - силы у них уходили на поддержку друг друга - быть рядом со мной и не иметь возможности открыться, сказать, кто ты... Здесь я их понимал.
  
  И еще была четвертая причина - они хотели изучить меня полностью - знать все мои представления о моем идеале женщины, знать все о моем здоровье, да и просто обо мне... Для того, чтобы создать после этого идеальные в моем восприятии тела, имеющие идеальные для меня вид, запах, тембр голоса, цвет волос, мимику, температуру тела, черты лица и рост... Много чего, в общем, они учитывали - и их постоянное сканирование моего сознания дало довольно неожиданный результат - я вдруг сам, неожиданно для них, начал читать мысли.
  
  Им повезло, что в первый раз я воспринял мысли сидящего передо мной человека скорее в соответствии со своими представлениями о нем, нежели в соответствии с реальностью. Повезло и мне - иначе что бы я тогда подумал?
  
  После этого они стали осторожны, а потом отпала надобность в "репетиторе" - раз я научился воспринимать "прямую речь", то уже не было никакой необходимости увеличивать мой словарный запас традиционным для меня способом. Ведь я мог теперь понимать значение даже незнакомых для меня слов сразу, даже не задумываясь над этой проблемой.
  
  Тут я задумался немного над этим фактом. Точно, так оно и есть - в беседах с девчонками я временами попадал в целые моря незнакомых слов и терминов, которых не слышал раньше и даже не замечал этого. Совершенно незнакомый мне язык оказался для понимания не труднее, чем родной. А кое в чем - и полегче. С телепатией, конечно.
  
  Между собой, как оказалось, они вслух почти не говорили - за редким исключением, да в тех случаях в последние дни, когда я был рядом. Словесный поток на этой Земле уже давно иссяк - и более любого красноречия здесь ценились четкость и ясность мысли, равновесие эмоций и чистота намерений...
  
  Маша рассмеялась.
  
  - Ты что смеешься? - спросил я.
  
  - Вспомнила, как мы с Викой ходить учились... Я хочу налево, она направо, а тело валится...
  
  Она рассказала мне несколько забавных (с ее точки зрения) моментов, когда осваивалось одно тело на двоих. Если, конечно, можно считать забавой сломанную руку или вывернутую ногу - и кучу мелочей подобного рода. Но им было смешно - хотя и "немного больно".
  
  - Представь, Вик: мы падаем, я решаю упереться левой рукой, а Вика ей же пытается схватить ветку. В итоге мы оказываемся носом в земле, а рука вцепилась в волосы и не отпускает...Да еще и голову вниз давит. А мы не можем понять, что происходит - команды у обоих разные даны, и отменяем их тоже по-разному...
  
  В общем, на овладение вождением тела у них ушло около недели.
  
  - Видел бы ты Мишину походку, когда мы, наконец заставили его идти! Как утка с перебитыми ногами... и руки - обе одновременно вперед, потом назад... Все, кто видел, со смеху умирали!
  
  Все это они предвидели заранее, и Михаила делали с учетом возможности повышенного травматизма: с ускоренной регенерацией тканей, особой структурой кровеносной системы, позволяющей избежать синяков, со сниженной чувствительностью к боли, с сотрясоустойчивым мозгом... И тут Маша слегка смутилась:
  
  - Вик, на самом деле это был не мужчина... Почти женщина - просто тело выглядело мужским, по крайней мере, одетым.
  
  Меня еще раз слегка передернуло. Маша уловила мое содрогание и быстро сказала:
  
  - Нет, нет, не гермафродит! Просто нам было бы сложно управляться с мужским телом, ведь мы все-таки женщины... Но мне все равно как-то поначалу неприятно было, ты ведь знаешь, почему.
  
  Я знал и не стал ничего расспрашивать. Она, улыбнувшись, рассказывала дальше: как, в конце концов, они освоили ходьбу, бег, другие движения...Как долго учились говорить, не мешая друг другу, вместе и по очереди... Как оттачивали совместное мышление - чтобы речь Михаила была естественной и легкой, и при этом выглядела речью одного человека... Как учились вести себя по-мужски... Как лечили различные повреждения тела...
  
  При этом они поняли и испытали на себе, что должен ощущать мужчина - и решились переделать тело до полностью мужского, но в последний момент передумали - из-за меня в будущем...
  
  Потом была радость оттого, что они рядом со мной - жесткий самоконтроль, чтобы не проколоться ненароком. И дикое желание вырваться из этой органической клетки, созданной ими же для самих себя...
  
  Честно сказать, мне не хотелось бы оказаться на их месте. Такая добровольная пытка на несколько месяцев... А смог бы я поступить так для них?
  
  Очень хотелось бы верить, что смог бы.
  
  Потом, когда я достиг "нужной кондиции", они оставили это тело, запустив предварительно рост своих новых. Как это происходило, и что теперь с их прежней оболочкой, я так и не узнал.
  
  Каждая из них теперь знала, что нужно мне. Каждая выбрала тот вариант, который пришелся по душе. Маленькая хрупкая Маша и высокая, статная Вика. По-моему, при таком способе самовоспроизведения можно даже несколько изменить характер - некоторые намеки на это прозвучали. И, как мне кажется, они такой возможностью воспользовались.
  
  Было в этой ситуации одно место, показавшееся для меня слегка обидным: они знали обо мне больше, чем я о себе сам! Маша это уловила и засмеялась, захлопав по коленкам:
  
  - Молодец, Вик! Вот это здорово!
  
  - Что здорово? - не понял я.
  
  - То, что ты хочешь знать о себе. Очень хочешь?
  
  - Очень хочу. - Я обиженно надул губы и тоже рассмеялся. Нет, на нее положительно нельзя было сердиться - разве что на себя.
  
  - Ты все узнаешь! Все, что захочешь! Ты узнаешь о себе столько, что и представить не можешь... Завтра же можно будет начать, мы тебе поможем, это только поначалу трудновато, потом очень быстро пойдет... Ты даже вообразить не можешь, что с тобой будет, каким ты после этого станешь, как будет здорово... А потом мы будем путешествовать, ты столько интересного увидишь, мы с тобой вместе будем восхищаться, так будет здорово... вот увидишь...
  
  Она долго говорила, потом перешла на сонный шепот, прижавшись ко мне, и под ее шепоток я начал уплывать в страну снов и в голове у меня крутился вопрос: что же это за мир такой и для чего он создан, такой непохожий на наш, такой странный и легкий, такой непривычный и добрый, строгий и заботливый одновременно...
  
  И откуда-то то ли сверху, то ли из глубин подсознания пришел ответ - простой и ясный, как день: для того и создан - для счастья, которое приходит вовремя и надолго. Но лишь заслуженно...
  
  
  
   * * *
  
  
  
  Август стоял на балконе дворца, сумрачно глядя на раскинувшийся под ногами Вечный город. Настроение было хуже некуда. Он не нужен! Он никому не нужен теперь!
  
  За последние десять лет Империю успели сотрясти пять путчей, две гражданские войны и бессчетное количество небольших локальных конфликтов. Он прошел через все это и провел свою Империю, сохранив все, созданное землянами. И теперь он не нужен!
  
  Он уничтожал, как мог, все параллельные правительства, возникавшие за это время - их же собственными руками. Ни у кого из путчистов не было доверия к своим сотоварищам и, что бы они не создавали, раз за разом рассыпалось как карточные домики. Он же, Август, император, оставался, чтобы править, чтобы поддерживать порядок и спокойствие. Эти идиоты уже десять раз могли уничтожить все население - но только благодаря гениальности его, Августа, ума, Земля жила. И теперь он не нужен!
  
  На этот раз он попался, и на чем! На том, что его еще ни разу не подводило: он согласился, уступил как обычно, и дал партии этого Рэма провести референдум и выборы... Но этот человек не сломал себе шею, как его предшественники. Он сломал шею Августу! И теперь император - экспонат в историческом музее... Почетный титул, личная охрана, все мыслимые блага, неприкосновенность особы - и никакой власти! Рэм сделал его еще одним богатым бездельником. Надо было уничтожить этого человека сразу, как только стало о нем известно... Но кто мог знать, что такая безобидная с виду и проверенная не раз программа так обернется...
  
  Зато теперь каждый может жить по своим законам. Эти "свои для каждого" законы диктует Рэм и его партия. Все это называется греческим словом "демократия" - и каждый болван считает, что это именно то, что значит. Люди, люди... По всей Земле стоит ликование, повсюду портреты Рэма, украшенные цветами... Как он это сделал? Откуда он вообще взялся? Не иначе, как его извергла преисподняя - на погибель этому миру.
  
  Поговорить бы с отцом... Да где его сейчас найдешь? Августу захотелось взвыть от досады - и тут он сам виноват. Не смог сдержать эмоций, когда к нему попал тот отчет: о том, как его создавали - во всех подробностях. "Какая сволочь мне это подсунула?" - подумал он с грустью. - " И так не вовремя..."
  
  После этого у него был тяжелый разговор с Агасфером и Шейлой. Он не смог простить тогда эти самым дорогим для него людям маленькой вещи: они не сказали ему всей правды о нем самом. Он возненавидел их за это. А они ничего не отрицали, просто грустно смотрели на него. Грустно - и с любовью... Но он запретил им появляться ему на глаза, он прогнал их, он пообещал тогда в запале ярости "стереть с лица земли всю эту ученую плесень"...
  
  И вот - он не видит своих родителей уже пять лет и даже не знает, где они - и найти их невозможно. Они действительно ушли, исчезли - как он тогда им и приказал. Без следа.
  
  И ученые теперь не нужны. Ни ему, ни Рэму, ни землянам - эти гениальные сверхлюди со своей верой в Сына Божьего, отдавшего свою жизнь за человечество в дикие времена...
  
  "А кто я сам такой?" - подумал Август - "Ублюдок, и больше ничего. Весь мой ум, все, что отличает меня от остальных людей, все способности и здоровье - все это лишь результаты смелого эксперимента с тем дерьмом, каким я был до этого рождения. Я на голову выше во всем любого легионера или патриция, но я на столько же не дотягиваю до ученого... Между двумя мирами... Если бы я мог верить - хотя бы верить! - в эти сказки о Христе... Но здесь я ничего не могу с собой поделать... Я всегда казался монстром тем, кто меня знает - всем, кроме ученых. Но теперь они отвернулись от меня... Я один - один в золотой клетке..."
  
  В последние годы ученые совершенно обособились, ушли в самоизоляцию от всех: Империи уже не нужны были новые открытия, старых хватало с головой. Самодовольное, сытое общество занялось политикой - как будто людям для полного счастья не хватало головной боли. Теперь никто не знал, чем занимаются у себя эти странные люди - да и не хотел знать. Они уже не покидали своих домов и кварталов совсем - и никто не мог туда проникнуть. Ученые сами установили вокруг своих анклавов какие-то защитные поля, и что там внутри творилось - можно было только предполагать. Обыватели - по последним сведениям, обменивались слухами, что вот, наступит день, и христиане выйдут из своих крепостей - и тогда все, крышка любому, кто к ним не принадлежит.
  
  Несколько раз, в разных местах Земли, какие-то повстанцы и путчисты пытались атаковать ученые дома и кварталы-крепости. Они успешно снесли с лица земли то, что хотели - и... все, участвовавшие в этих мероприятиях сошли с ума - где бы они не находились. Ученые не сопротивлялись - они безмолвно и безропотно погибли под ударами орудий озверевших легионеров - но появление в один день ста тысяч рехнувшихся до уровня идиотов победителей заставило остальных желающих повторить их подвиг задуматься. И больше таких попыток не возникало.
  
  Август поднял голову к небу и подумал о колониях Империи в космосе. Последнее время связь с ними ослабевала: все меньше кораблей отправлялось с Земли, и все меньше прибывало на Землю. Самим землянам было уже не до завоевания Вселенной, а колонисты, похоже, плевать хотели со звездных высей на материнскую планету с ее раздорами и проблемами. Они уже полностью обеспечивали свои нужды и на Луне, и на Марсе, они же - а не земляне! - готовились к колонизации Венеры... Это был уже другой народ - и скоро, похоже, у них будет своя Империя - или несколько.
  
  До Августа доносились торжественные звуки фанфар: автоматически включилось телестерео в доме. Какое-то очередное заявление Рэма о том, что еще хорошего он придумал для людей. Не мешало бы посмотреть. Август прошел в помещение, сел перед экраном.
  
  Совершенно обнаженный Рэм плескался в роскошной ванне, имеющей форму сердца. Ему составляла компанию какая-то богиня-блондинка, один вид которой должен был свести с ума любого мужчину. Стены этой купальни были покрыты зеленью в которой, прямо над головой Рэма, изящно извиваясь, скользил пятнистый питон. Рэм, посмотрев с экрана, улыбнулся, поздоровался и встал, совершенно не стесняясь своей наготы. Девица, стоя на коленях, прижалась щекой к его бедру, обворожительно глядя в камеру.
  
  Сложен новый правитель Земли был божественно: фигура атлета с идеальными пропорциями, ровный загар, ни грамма жира, рельефная мускулатура - впрочем, не чрезмерная. Точеные черты лица, аккуратная стрижка, блестящие веселые и приветливые глаза - да, он был богом на этом экране.
  
  - Мои избиратели! Я, недостойный вашего внимания, обращаюсь к вам. Не судите меня, пожалуйста, за то, что я отнимаю ваше время - но настал тот час, когда я должен отблагодарить вас всех за ваше доверие и любовь ко мне. Сегодня я приношу вам дар - дар, который навсегда избавит нас от вражды и смуты, от убийства и ненависти - ведь мы все так устали от неурядиц за последние годы...
  
  Он что-то говорил - мягким, дружелюбным и теплым голосом, этот бог, спустившийся на землю с неба, и Август начал ощущать, как его сознание заволакивает смутная пелена. Хотелось слушать этого бога, внимать его словам, наполненным мудростью и благодатью, радоваться его виду, его красоте, его любви к нему, Августу...
  
  "Гипноз" - понял бывший император и, стряхнул с себя наваждение. Агасфер учил его в свое время, как противостоять внушению, каким бы мощным оно ни было.
  
  Теперь Август слушал выступление спокойно. Рэм продолжал говорить о величии землян, о красоте их душ, о том, что разногласия в последнее время слишком часто приводят к конфликтам, сообщал ужасающие цифры о количестве погибших, речь его была выверена и отточена.
  
  - Сердце мое скорбит о тех, кто ушел из нашего мира, и беспокоится о тех, кто может уйти - и не по своей воле, а в результате насилия. И оно скорбит также о тех, кто может применить насилие к другому человеку, и мой долг - остановить их еще до того, как они сделают первый шаг. Но разве гуманно убивать этих несчастных? Разве гуманно лишать их свободы? Они заблуждаются - но разве не должно общество помочь им откинуть заблуждение?
  
  "Не к христианству ли он клонит?" - подумал Август. "В таком случае, за его спиной ученые. Тогда, наверное, я зря бешусь по поводу своей отставки..."
  
  - Ученые не общаются с людьми теперь. Они создали для нас все, в чем мы можем иметь потребность. И они создали так же решение этой проблемы - Печать!
  
  Рэм сел в воду, по которой поплыли лепестки цветов, и простым, нормальным языком, уже без тени ораторства начал рассказывать о том, что это за вещь - Печать.
  
  - Это не что-то страшное и громоздкое, что отяготит вас своим присутствием. Это станет частью каждого - любимой частью, заботящейся о нас всех - и о каждом из нас...
  
  - Это даже красиво. - Вставила богиня.
  
  - Да, Глория, это красиво. Дай мне наши Печати, пожалуйста.
  
  Глория встала из воды и вышла из кадра, изящно перешагнув через край ванны. Секунду спустя она вернулась, неся в руках две коробочки.
  
  - Вот, я ставлю Печать на чело моему богу - она рассмеялась и смех ее прозвучал, как хрустальный колокольчик.
  
  Камера показала небольшую капсулу в ее руках, сверкающую алмазным блеском.
  
  - Рэм, я делаю это из любви к тебе. Ты - первый из всех, кто достоин этой чести. Ты, любимый нами!
  
  Она, присев, поцеловала его и приложила капсулу к центру его благородного лба. Камера наехала, и на экране было отчетливо видно, как сверкающий шарик расплывается на коже аккуратным кружком.
  
  - Глория, любимая, позволь мне оказать ту же честь тебе. - Теперь уже Рэм проделывал то же с девушкой.
  
  Они оба смотрели в камеру, сидя в воде, усыпанной цветами, над их головами все так же скользил разноцветный змей, а их лица теперь украшали переливающиеся Печати - небольшие, с мелкую монетку, кружки в центре лба.
  
  - Люди, о, люди! - Глория говорила страстно, с придыханием.-
  
  - Знайте же, люди - я теперь никогда не смогу поднять руку на человека - и не смогу даже подумать об этом. Печать просто остановит меня!
  
  - И меня, если я только пожелаю злого - продолжил Рэм.
  
  Дальше они, сменяя друг друга, рассказывали, что это за Печать и как она работает.
  
  Печать являлась особым жидкокристаллическим чипом, позволявшим считывать информацию непосредственно из мозга. В случае, когда человек задумывался о нанесении вреда другому, Печать автоматически погружала его в сон - и сообщала в ближайшее отделение спецполиции. Далее этого человека посещали Консулы Любви, приводили его в чувство и беседовали с ним, решая спорные вопросы - если в этом была необходимость - или оказывали ему психологическую помощь.
  
  "Нет, это не ученые" - понял Август. - "Они до такого никогда не опустятся. Не знаю, где Рэм откопал эти штуки - но это явно не христиане. Не их почерк". И это было страшно - Август уже видел, к чему это ведет. И содрогнулся.
  
  - А сейчас я и Глория устроим для вас небольшое домашнее представление. Если мы вам не наскучили - не выключайте свои экраны. Мы хотим дать вам хоть немного удовольствия за то время, что я у вас отнял, мои избиратели. Смотрите на нас и радуйтесь вместе с нами. Мы - ваши, мы - для вас!
  
  Рэм и его подружка занялись любовью. Август выключил телестерео. Его трясло. "Он добьется своего. Нет, он уже добился..."
  
  Через несколько минут Август падал вниз со своего балкона, с облегчением наблюдая за приближением земли. Его полет никто не видел - земляне сидели перед своими экранами и восхищенно наблюдали за любовными утехами своего кумира. Каждый из них хотел бы быть таким, как он - или как она. И для этого нужно было лишь поставить Печать.
  
   * * *
  
  
  
  Одни из них обрадовались мне. Другие испугались. Одни защищали меня, другие истребляли всех, чтобы добраться и до меня. Но никто из них не знал точно, зачем я пришел - они, как всегда, придумывали для себя истории, далекие от истины.
  
  Лишь один человек знал это точно - но он не мог поверить, что это так просто. Он ушел в пустыню и там рассказывал приходящим к нему обо мне. Почему-то люди склонны все усложнять и ходить окольными путями к тому месту, которого можно достигнуть за один шаг. И, кажется, я начал играть по их правилам.
  
  Удивительные создания! Они принудили меня, их творца, принять их правила игры.
  
  Что ж, в их играх есть некоторое очарование. Здесь, на Земле, ничего не достается легко. И поэтому можно испытывать больше удовольствия от достигнутой цели. Но сколько при этом они получают несчастья!
  
  Понемногу я начинаю понимать, что меня ожидает. Это не будет увеселительной прогулкой. Чтобы подтолкнуть людей к правильному пути, необходимо сделать нечто большее, чем просто сказать им, куда идти. Люди недоверчивы, их надо убеждать - и лучше всего они убеждаются силой. Но это не мой путь. Я не собираюсь совершать над ними насилие или призывать к нему. Нет, моим способом будет лишь призыв к любви - и моя беззащитность.
  
  Но сердца большинства людей ожесточены, они не верят словам о любви, они привыкли верить делам, которые могут увидеть глазами и потрогать руками. Что ж, будут им и такие дела - лишь бы услышали. И я не собираюсь делать ничего, что не способны делать сами люди - лишь то, что было заложено в них при их создании, но чем они почти никогда не пользуются - и даже не догадываются об этом. Да так и будет - пока их сердца не откроются и не объединятся с умом - так и будет для них все это недоступно. И еще им нужно будет многому научиться, многое узнать - прежде, чем они смогут делать это.
  
  Рано или поздно такой день наступит: каждый сможет слышать другого без слов, ходить по воде, создавать все необходимое лишь усилием воли... Придет день - и люди забудут про печаль и болезни, старость и смерть. Все противоядия есть в них же самих - им нужно лишь понять это и научиться. Тогда они смогут стать счастливее. Но сколько сил у них на это уйдет, сколько ошибок они совершат... Только бы они меня услышали...
  
  
  
   * * *
  
  
  
  Вика появилась днем, лучезарно улыбаясь. Я посмотрел на нее виноватыми глазами - мне почему-то стало неловко, словно я ее обидел или обманул. Она на секунду задумалась, а потом рассмеялась вместе с Машей.
  
  - Вик, ты просто прелесть! - и обняла меня. - Я так по тебе скучала. Не огорчайся, пожалуйста.
  
  Я понял, что она хотела сказать последней фразой: не огорчайся, что ты не можешь сказать, что скучал по мне последние сутки.
  
   Понять-то я понял, но ничего сказать не мог. Хотел ее обнять - это вышло как-то слабо, безвольно. За последние сутки что-то изменилось во мне, и я очень ясно понимал, что: Машенька мне стала ближе, гораздо ближе, совершенно своей и родной, по-настоящему любимой, а Вика отдалилась. Точнее, это я отдалился от нее - не мог я теперь воспринимать так же, как Машу, не мог! И как позавчера - теперь тоже не мог уже...
  
  Вспомнилась наша первая встреча, на второй день в этом мире. Воспоминание было до отвращения тусклым, без эмоций. Я лихорадочно пытался воскресить в себе те чувства, которые еще недавно испытывал к этой девушке - и не мог. Стоял, безучастно ее обнимая, и ощущал себя полным эмоциональным импотентом, чуркой деревянной, пеньком с глазками.
  
  Она отстранилась от меня - в ее глазах стояли слезы. Отошла и села в кресло, глядя на огонь. Учитель с картины на стене смотрел на меня слегка с укоризной и очень, очень понимающе.
  
  Маша подошла к ней и погладила по голове. Они молча о чем-то обменивались мыслями. Я уловил лишь грусть Маши и намерение утешить подругу - и все, они закрылись от меня.
  
  Я еще немного постоял и тоже сел в кресло, глядя на огонь. Теперь мы втроем смотрели в камин, словно эти огненные языки могли нам что-то подсказать, написать огненными письменами рецепт от этой свалившейся на меня беспомощности и холодности, от охватившей Вику тоски, от грусти Маши... Молчание повисло черным облаком - и мое чувство разрыва с самим собой усилилось.
  
  А что я мог сделать? Сердцу не прикажешь. Ну почему так со мной? Еще два дня назад меня ужасала мысль о том, что я - один, их - двое, и я искал выхода из такой ситуации. Сегодня мне было не по себе от того, что выход есть и он рядом. Я уже не хотел его, но от меня мало что зависело.
  
  И дело было не в том, что я вкусил прелести обладания сразу двумя женщинами, которые меня любят и не испытывают ревности друг к другу. Нет, сейчас меня секс совершенно не заботил - не в сексе дело. Я отвергал Вику, и ей от этого было больно - и так же больно становилось мне. Я не хотел строить эту стену между нами - но она росла сама! Сердцу не прикажешь...
  
  "Вика, что мне делать? Помоги! Я не хочу так..." - беспомощно подумал я. "Девчонки, вы же все обо мне знаете. Как?".
  
  "Я ничего не могу сделать за тебя" - донесся до меня грустный ответ Вики. " Ты можешь это сделать сам. Если захочешь".
  
  "Как?" - Я посмотрел на них, отвернувшись от огня.
  
  Маша подняла на меня глаза и слегка улыбнулась.
  
  - Хватит сопли распускать. Вика, ты тоже. Словно не ожидала. Хватай это чучело и волоки в подвал!
  
  Немного подумав, добавила:
  
  - И я с вами прогуляюсь, что-то искупаться хочется.
  
  Мне почему-то не хотелось возвращаться в то кресло - именно его Маша и имела в виду. Не то, чтобы страшно или невыносимо - просто влом.
  
  - Вика, я думаю, пусть там Вик сегодня поработает, сколько захочет. - Маша говорила теперь серьезно, даже странно было видеть ее такой серьезной. - Ты ему объясни, как управлять и подходи ко мне, вместе купаться будем, не будем Вику мешать. А ему, я думаю, будет интересно сегодня и без нас.
  
  Вика глубоко вздохнула и тихо сказала:
  
   - Да, так будет лучше.
  
  
  
   * * *
  
  
  
  Я сидел в этом кресле снова и смотрел на мигающие цветные огоньки. Для запуска этой хреновины нужно было просто подумать и произнести одновременно слово "Пуск" или любое другое с тем же смыслом. Шаги Виктории уже минуты две как стихли где-то в коридоре за поворотом, а я все сидел и собирался с духом.
  
  Управление этой машиной времени - а именно так она и называлась - оказалось до идиотизма простым: кнопка "вкл-выкл" и еще пара рычажков. Запуск - словом, а останавливалась она сама, когда необходимость в ней отпадала.
  
  Собственно, это чудо техники делало всего две основных операции: при помощи каких-то "живых полей" давало на сидящего в кресле человека импульс, пробивающий барьеры памяти и освобождающий "заблокированные моменты жизни" в любом количестве, какое пожелает сидящий. И считывало все, что всплывало, освобождалось. При этом машина времени анализировала, что дает наибольшие вспышки отрицательных эмоций - и заставляла человека проходить такие моменты до тех пор, пока эти заряды не стирались и исчезали.
  
  Сами воспоминания оставались при этом в целости, просто все неприятные эмоции, связанные с ними, уходили и растворялись. И какой-нибудь тысячелетней давности кошмар, веками давивший на сознание и не дававший себя обнаружить, переходил наконец-то в личный опыт. А заодно к человеку возвращались те силы и способности, которые этот кошмар связывал своим существованием.
  
  Заодно эта махина могла тестировать человека - как это было вчера утром - и точно определять, где ему искать такие моменты - и за какие лучше браться в первую очередь. Она просто подсказывала дату - или не делала этого по каким-то своим обстоятельствам.
  
  И это действительно была машина времени - она реально забрасывала в прошлое - хотя только сознание, а не тело. Но то, что при этом происходило, ничем не отличалось от реальности. В будущее она, правда, не отправляла - будущего еще не создано, как объяснила Вика. Просто некуда отправляться.
  
  Мои мозги поскрипывали извилинами, перетирая все эти сведения. Я все оттягивал момент, когда скажу "Пуск". Впрочем, если бы я решил отказаться - никто бы меня не осудил. Но кем я тогда буду в собственных глазах? Размазней овсяной. И кого я боюсь? Своих воспоминаний? Самого себя, другими словами? Или того, каким я вылезу из кресла после сеанса? А каким, правда, я из него встану?
  
  Более цельным, более сильным, более опытным, более человечным. Более способным, в конце концов. Получается, что я боюсь стать лучше. Всю жизнь мечтал об этом - и вот, можно только шевельнуть губами. А что-то тормозит.
  
  А может быть, так и надо? Выше головы не прыгнешь, и стоит ли возноситься слишком высоко? Да и вообще, на самом деле меняться не хочется. Я знаю, каков я - а вот каким стану, еще неизвестно. Но это буду уже не я...
  
  Мое тело начало напрягаться, чтобы встать - я уже в самом деле решил на все это плюнуть - но тут какая-то частица меня, уже загнанная в угол моими умными мыслями, вырвалась из этого угла и успела дать лишь одну команду.
  
  В голове ясно, четко, мощно, как атомная вспышка, возникла мысль и я послушно произнес ее вслух:
  
  - Пуск!!!
  
  И понеслось кино наоборот...
  
  ...С Викторией было покончено. Очень, очень давно. Ее звали тогда Анна, меня - Перикл. Мы прожили вместе долгую, счастливую жизнь. Она была и трудна, и интересна тогда, в самом начале истории этого мира, когда он только-только отделился от моего.
  
  Я был известным в организации Агасфера физиком, и я тогда здорово продвинул все его дело. И по молодости и дурости я умудрился устроить против него бунт, и Анна тоже в этом участвовала. Если бы не Учитель - было бы тогда дело... Но это не отразилось ни на отношении Кормчего к нам, ни на наших с Анной отношениях - благодаря Ему, Учителю... Анна тогда тоже внесла немалый вклад в общее дело - фундамент матанализа были заложены именно ей, а я был первым электриком на Земле.. Теперь я понимал ее отношение к моей демонстрации фонарика, это самое "электра!". Наш тот первый генератор был янтарным, но само электричество мы называли словом, происходящим от латинского "молния"...
  
  Мы действительно прожили тогда чудесную жизнь. И были неразлучны до самой смерти. И все, что хотели тогда успеть, успели. Во всем. И та игра окончилась. Когда дом построен, строители выходят из него и идут строить новый. А мы построили совершенный дом - и добавить уже было нечего. Мы слишком хорошо знали друг друга - еще тогда. Остались теплые чувства, осталась привязанность, но все было завершено - и исчез интерес друг к другу. А мы почему- то не решили тогда, чем займемся после...
  
  Все было слишком хорошо. Мы все успели сказать, сделать, завершить... Еще тогда.
  
  Очень многое я не успел сказать Маше, когда она была Эльзой. Я не успел прожить с ней жизнь - и поэтому меня так тянуло к ней. С Викой же было наоборот...
  
  Но что-то меня все равно не выпускало из этого кресла. Я чувствовал, что было еще что-то, относящееся к Вике - но что? Это неуловимое нечто пыталось пробиться сквозь какие-то барьеры, это было где-то очень, очень далеко отсюда. Вика точно знала, что это такое - и это было сильнее любой завершенности.
  
  Завершенности не было! Я вдруг это понял. Но где кроется ответ - в каких глубинах прошлого?
  
  Машина времени перестроила свои огоньки, указывая еще на какой-то заряд, который можно поднять и разрядить. Что ж, я не собираюсь бегать как заяц, от собственной памяти. В бой - за себя, за Вику, за этот мир!
  
  Внезапно я осознал, что наткнусь сейчас на такой кошмар, что от меня может просто ничего не остаться - он способен размазать меня по Вселенной, и эта штука победила меня однажды, раздавила как сверчка, и это что-то было неописуемым - и здесь кроются, наверное, и все разгадки, и вся боль, и...
  
  - Пуск - сказал я уверенно.
  
  
  
   * * *
  
  
  
  Створки двери бесшумно скользнули в стороны, и Агасфер вошел в кабинет командора Марса.
  
  Флоренций сидел, откинувшись, в высоком вращающемся кресле и орудовал зубочисткой после обеда. Перед ним стоял довольно скромных размеров стол черного мрамора, в который были вмонтированы пульт связи, дисплей монитора и лежали несколько папок.
  
  Кабинет был также небольшим, и не поражал роскошью - что поражало несоответствием с должностью его хозяина. Строгая, почти спартанская обстановка оживлялась лишь парой античных статуй - копией Зевса-громовержца Фидия и Марса работы явно современного скульптора. Обе статуи выглядели отлитыми из золота, но Агасфер знал, что это на самом деле пластик.
  
  Еще на стенах висели два кристаллических экрана: на одном медленно поворачивался на фоне черноты космоса и немигающих звезд Марс, на другом так же - Юпитер. Скорее всего, это было прямой передачей со спутников на соответствующих орбитах - но могло быть и записью.
  
  Огромное, во всю стену, окно заливало кабинет светом. Командор не любил искусственного света и на окнах не было никаких штор.
  
  - Добрый день, командор.
  
  - Добрый день, уважаемый Агасфер. Озадачили вы нас своим появлением, скажу прямо. И эта секретность, эта спешность... Но ведь вы не с Земли сейчас, насколько я понял?
  
  - Нет, с совсем другой стороны. - Агасфер печально улыбнулся. Мог ли он подумать всего восемь лет назад, что вернется таким одиноким - и таким бедоносным гонцом, и не на Землю, а на эту холодную планету... Теперь он - и без Земли, и без Шейлы... И без Августа...
  
  - Командор Флоренций, насколько вы мне доверяете?
  
  - А насколько вообще можно доверять такой живой легенде, как вы? - Флоренций улыбнулся. - Вечный Человек, создатель нашей цивилизации, регент последнего императора, а фактически - император в течении пятнадцати лет... Вам можно доверять либо полностью, либо нельзя доверять вообще. Я склонен к первому. Некоторые мои коллеги склонны более ко второму, но ими управляю здесь я. Так что можете говорить смело. И что вы стоите, садитесь же наконец!
  
  - Спасибо. - Агасфер сел в кресло напротив. Окно было сбоку от него и он невольно залюбовался видом: спускающийся вниз лесистый склон уходил в широкую долину, за которой поднимались отвесные, почти километровой высоты красные утесы, а за ними начинались остроконечные горы, покрытые зелеными и белыми пятнами - тайга и ледники... Темно-синее небо контрастировало с белизной ледников, ослепительно сверкавших в лучах высоко стоящего солнца.
  
  - Давайте переходить к делу - сказал Агасфер, глядя на Флоренция. Хрупкого сложения гигант с оливковой кожей и коротко остриженной курчавой шевелюрой мог бы сойти за эфиопа, если бы не голубые глаза и четкие, европейские черты лица.
  
  - Давайте. - На лице собеседника так и не появилось достаточно серьезного выражения, соответствующего тону деловой беседы, но Агасфер знал, что Флоренций ведет дела не с помощью напускной серьезности и грозного вида, а управляется в силу своей гениальности - почти достигающей уровня ученого - и редкой смеси обаяния, такта, понимания людей, настойчивости и многого другого, что делало его непревзойденным лидером. Он просто мог себе позволить улыбаться, когда захочет.
  
  - Регента Августа видели на Земле последний раз около восьми лет назад - и он бесследно исчез. Все, кому это было интересно, считали, что он уединился в своей ученой среде, став отшельником от всего мира. Но, насколько я теперь понимаю, вы времени не теряли. За восемь лет вы могли... - Флоренций быстро что-то посчитал в уме. - Учитывая тип корабля, на котором вы прибыли, и траекторию, на которой вашу экспедицию отслеживали в течении двух последних недель... Вы побывали за границами Системы!
  
  - Правильно. Флоренций, я могу взять вас в команду моих ученых.
  
  - Когда-то я мечтал в ней оказаться.... Но эти условности, затем работа, теперь вот - мой пост... Впрочем, это почти ничем не хуже - здесь я делаю не меньше, чем мог бы делать, будучи ученым.
  
  Итак, что вы там нашли? Скорее всего, это связано с какой-то угрозой для человечества - он не предполагал, а утверждал свое мнение. Агасфер еще раз восхитился его проницательностью.
  
  - Все именно так, командор. Двести семнадцать космических суденышек, каждое из которых может взять на борт весь наш космический флот - и еще останется достаточно места в трюмах. И внутри этих скорлупок Бог ведает сколько этих тварей. Нам они показались неприятными и, думаю, земляне у них тоже не вызывают восхищения и нежных чувств.
  
  Теперь гигант в кресле напротив Вечного Человека уже не улыбался.
  
  - Я хочу это увидеть - сказал Флоренций. - У вас есть запись. - Это опять прозвучало как утверждение.
  
  - Вот. - Агасфер протянул ему небольшую красную коробочку. Флоренций осторожно открыл ее, достал тонкими музыкальными пальцами радужный диск размером с монетку и вставил в щель на столешнице.
  
  Агасфер увидел, как расширились глаза командора, когда на экране появилось изображение. Если бы Флоренций знал, какой ценой за него заплачено!
  
  ... Они нанесли удар сразу же, как только корабль землян приблизился к эскадре достаточно, чтобы можно было ударить наверняка. От трех огромных, поражающих воображение размерами, плоских, медленно вращающихся дисков сквозь темноту космоса протянулись и скрестились на звездолете землян яркие пульсирующие лучи. За час до этого они сами вышли на связь с кораблем Агасфера и на хорошем земном языке пригласили их приблизиться - уверяя, что рады этой встрече.
  
  Агасфер не поверил этому радушию, исходящему от существа на экране - безносое большеглазое лицо серого цвета, с лысым черепом и маленькими, с ноготь, ушами, торчащими в районе макушки. Он уже давно знал, с какой целью пожаловали сюда эти гости - но теперь ему нужно было выяснить о них как можно больше, и он рискнул.
  
  Корабль "Вера", созданный по заказу Агасфера для этой экспедиции, был оборудован всеми возможными средствами защиты - почти абсолютной, и не нес на себе никакого оружия - их задачей была не война в космосе, а сбор информации. Они были уверены в своей безопасности - и рискнули.
  
  Экраны и силовые поля, способные выдержать и отразить воздействие любой энергии, оказались бессильны перед этими пульсирующими лучами. Двигатели "Веры" прекратили работу - остановились реакторы. Боль, разрывающая сознание, навалилась на каждого человека в корабле. Все тридцать два члена экипажа бились в агонии там, где застиг их лучевой удар.
  
  Это было не просто убийство - это была еще и пытка. Они несколько раз выключали свои лучи, а потом все начиналось снова. До тех пор, пока жизнь не покинула всех. Всех, кроме Вечного Человека.
  
  "Вера" висела теперь безжизненным металлическим сооружением в трехстах километрах от безмолвной эскадры пришельцев. Солнце, почти не отличающееся на таком удалении от других ярких звезд, равнодушно посылало свои скудные лучи и на корабль с убитым экипажем, и на эскадру космических садистов. Агасфер, трясясь от холода, начавшего овладевать кораблем, ходил по отсекам, все еще не веря, что живым он остался один. Все были мертвы - и у всех на лицах застыла посмертная маска страдания и боли.
  
  "Слава Создателю, что ей не пришлось это пережить" - подумал Агасфер, стоя перед фотографией Шейлы в их каюте. Боль утраты снова стала такой же острой, как и в тот день.
  
  ...Это было уже за орбитой Плутона. Шейла работала в одном из внешних отсеков, настраивая какой-то созданный ею накануне прибор, когда этот бездушный кусок камня размером с кулак появился из пустоты и с ослепительной вспышкой столкнулся с "Верой", испарив около квадратного метра внешней обшивки корабля. Внутренняя также не выдержала взрывной волны... Переборки успели среагировать, и лишь один отсек стал частью космоса. Тот, в котором находилась Шейла. Космос убил ее мгновенно. И экипаж стал состоять из тридцати двух человек.
  
  В жизни Агасфера это был первый случай, когда не он покинул свою жену, а она покинула его. И это было для него действительно тяжкой потерей. Шейла была единственным человеком, в чье бессмертие он начинал верить, как в свое. Она была единственной по-настоящему любимой и близкой ему - за все эти годы и века... Он никогда не обращал внимание ни на ее видимое увядание, ни на сединки в ее черных, как смоль, волосах. Он знал, что она в любой момент может повернуть свое увядание вспять - это действительно было в ее силах. Она знала, как - и подарила этот секрет всем. Самой же ей некогда было этим заняться - у не находилось времени для себя, она не могла себе позволить остановиться хотя бы на неделю - как и он. "Потом, потом, вот только закончу с этим" - так она отвечала на все его предложения заняться собой - и снова окуналась с головой в свою деятельность... Даже здесь, на борту "Веры", она не переставала что-то создавать, находить решения, изобретать, ставит себе новые задачи... И при этом оставаться женщиной - любящей и нежной, рядом с которой не было тоски и печали.
  
  Ее тело продолжило теперь уже свой путь в космосе, удаляясь от "Веры", запакованное в металлический цилиндр, чтобы остаться на своей последней орбите до скончания времен. А Агасфер и остальные продолжили свой - в неизвестность, к своей судьбе. Теперь путь закончился для всех...
  
  - Ты думаешь, что я дал тебе вечную жизнь для того, чтобы ты провел остаток времен здесь? Или у тебя есть другие планы и соображения на этот счет? - раздался вдруг за его спиной голос. Вечный Человек обернулся.
  
  - Учитель? Здравствуй! Но как?..
  
  - Ты все так же удивляешься - и это хорошо. - Иисус улыбнулся.
  
  Они стояли друг напротив друга: ошеломленный Агасфер в блестящем комбинезоне - и Он, в простом сером плаще, устаревшем уже на пятьсот лет, в таких же древних сандалиях - среди пластиковых стен, сложных электронных систем и совершенной техники, при слабом аварийном освещении - в глубинах космоса, в миллиардах километров от Земли... Но вид Учителя здесь не казался неуместным или странным - он был естественным, как и Он сам.
  
  - Я так рад тебя видеть... - Агасфер не знал, что еще сказать. Он замолчал, ожидая, что скажет Иисус.
  
  - Ты теперь знаешь все, что необходимо. Ты все очень хорошо подготовил и выполнил, Агасфер. Я не ошибся тогда в выборе. Теперь история этого мира уже близка к концу. Осталось не так уж много времени - и потому я здесь. Тебе еще необходимо вернуться к людям - и предупредить о том, что их ожидает. Ты еще не знаешь, кто на самом деле Рэм - хотя в курсе всех его деяний... Что-то ты мерзнешь - улыбнулся Иисус, и в каюте стало теплее, свет стал ярче. - Давай присядем, что стоять - я хочу тебе кое о чем рассказать...
  
  Рэм не был человеком! Впрочем, Агасфер уже давно подозревал это по тем известиям с Земли, что он принимал за это время, и по тем ощущениям, что они у него вызывали. И эта эскадрилья, возле которой они сейчас висели, и события на Земле - это оказалось очень тесно связано между собой.
  
  Главной целью этих существ был даже не захват Земли - это они расценивали как побочный продукт, как небольшой приз за уничтожение человечества. Всего, до последнего человека
  
  - Понимаешь, они во вражде с моим Отцом, и со мной, и со всем, что на нашей стороне. Они поклоняются Разрушителю, врагу... А уничтожить людей они хотят не физически. Внешне люди останутся прежними, но вот служить будут уже другому. Им хочется подогнать под себя всю Вселенную. А конечная цель - разрушение всего мира. И на Земле они сейчас одержали победу - Земля в их власти. Почти.
  
  ...Рэм не был человеком - он был андроидом. И еще он был не одинок - около пятидесяти тысяч таких же созданий сейчас управляли Землей под его чутким руководством. Небольшой десант около пяти лет назад и хорошо проведенная подготовка перед этим - путчи, борьба за власть, - все было организовано. Эти черти спешили, но не торопились - и не допускали ошибок. Они не хотели, чтобы о них узнали раньше, чем они победят полностью. И Печать была их главным оружием.
  
  Последним препятствием для Серых были те, кто отказывался от Печати. И они будут уничтожены - руками самих землян, или руками пришельцев.
  
  Иисус закончил рассказ.
  
  - Но... Учитель, ведь этого не произойдет?
  
  - Произойдет, и ты к этому приготовился. А потом мир возродится - и у нас будет и время, и возможность сделать так, чтобы эта дрянь забыла сюда дорогу навсегда.
  
  - Но они же будут там, на Земле!
  
  - Доберутся до нее немногие, и никто из них не будет долго радоваться своей победе. Но ты должен успеть сделать еще несколько дел.
  
  - Но...
  
  - Как ты доберешься? Как стронешь эту банку с места один, без команды? Как вырвешься отсюда? Ох, маловер! - Иисус рассмеялся. - Пойдем, будем ребят будить. Они не умерли, они лишь спят...
  
  ...Через час "Вера" запустила маршевые двигатели и начала ложиться на обратный курс. Каждый из находившихся на ней был уверен, что просто потерял сознание на какое-то время, и почему-то никто не мог вспомнить ни ласковой руки странно одетого молодого человека, вернувшего их к жизни, ни Его слов, ни Его вида - никто, кроме Агасфера. А для пришельцев картина, которую они наблюли из своих кораблей, была просто радостной - если они вообще способны испытывать радость. Этот маленький нахальный земной кораблик, осмелившийся обнаружить их, беззвучно вспыхнул в растворившем его ядерном взрыве...
  
  ...Флоренций закончил просмотр и, ошеломленный, поднял глаза от экрана.
  
  - Эта армада... Их оружие... Что мы можем сделать?
  
  - Командор... То, что вы видели - это лишь половина их сил.
  
  - Две эскадры?
  
  - Нет, вторая половина - на Земле. Рэм и... почти все земляне - кроме ученых. - Агасфер пересказал ему то, что знал.
  
  Флоренций сцепил руки так, что побелели костяшки пальцев.
  
  - Вот, значит, откуда эта демократия... А здесь, здесь они тоже есть?
  
  - Могут быть - но в колониях они будут действовать по другому. Здесь другой уклад, другая организация. Здесь им сложнее мутить воду, чтобы захватить власть. Но Земля уже в их руках... Почти. Но теперь их можно обнаружить до того, как они наберут силу здесь, на Марсе. Вот. - Агасфер достал из нагрудного кармана пластину с кнопкой и двумя стеклянными глазками. - Это определитель. Не буду вдаваться в подробности, как он устроен. Достаточно нажать кнопку - загорится один из огоньков: зеленый или красный. Зеленый - перед вами человек, красный - андроид. Все. И не допускайте никого на Марс с Земли - никого, кто носит Печать.
  
  - Да они там уже все опечатаны, выбирать уже не из кого - командор вздохнул. - Сколько таких определителей у вас?
  
  - Сделаем, сколько необходимо. Десяти тысяч для Марса хватит, завтра сможете их получить.
  
  - А драться все равно придется - улыбнулся Флоренций. - Нас они в покое не оставят, и стороной не обойдут. Сколько у нас времени, чтобы подготовиться?
  
  - Года три еще есть, но лучше рассчитывать на год, не больше.
  
  - Их корабли - они уязвимы?
  
  - Анализ показал несколько точек... - Агасфер подошел к Флоренцию, вставил в прорезь на столе еще один диск, пробежал по клавишам пальцами. На экране возник корабль пришельцев, медленно поворачивающийся в разных плоскостях.
  
  - Вот здесь - вот это зеленое пятно. Отсюда идет мощный поток плазмы... Здесь - свечение в инфракрасном диапазоне, здесь... и здесь... Фактически, в этих точках отсутствует экранировка, и если сюда всадить хороший заряд или поразить лазером приличной мощности - им не поздоровится. А вот в этом месте - здесь можно спровоцировать цепную реакцию при прямом попадании термоядерной торпедой.
  
  - Какие-то они беззащитные, слишком беззащитные...
  
  - Я бы не сказал, командор. Чтобы их накрыть по любой из этих точек, необходимо подойти почти вплотную. А то излучение, которым они ударили нас, действует на очень, очень приличном расстоянии.
  
  - Защита от него возможна?
  
  - Теоретически - да, на обратном пути мы кое-что нашли... Но установка обещает быть очень, очень громоздкой - по крайней мере, пока. Впрочем, ученые у вас есть - думаю, они смогут довести ее до необходимых габаритов в течении полугода. И все равно, для уничтожения одного такого монстра может потребоваться до двадцати наших кораблей.
  
  - Значит, будем строить флотилию. У нас на сегодня сто пятьдесят судов, и ни одно из них не приспособлено для войны... На Луне побольше, но даже с их помощью - очень мало сил. Агасфер, расклад не в нашу пользу. - Командор был спокоен и собран. Его ум уже просчитал все возможные варианты, и вывод был ясен: победа в этой схватке невозможна. Но и сдаваться Флоренций не собирался. Все, что он хотел теперь - продать свою жизнь и жизни его людей как можно дороже. Агасфер внутренне восхитился этим человеком.
  
  - Агасфер... Я хочу спросить... В конце этой истории - в общем, останется кто-нибудь из людей? Каковы шансы?
  
  - Останутся, командор. И эта битва не будет напрасной. И мир после не станет гораздо лучше.
  
  - Тогда мы повоюем! - Флоренций снова улыбался, как ребенок, начинающий новую игру.
  
  
  
   * * *
  
  
  
  Что ж, теперь я знаю, каково умирать. Я не делал себе поблажек, я решил умереть так же, как любой другой человек. Эта смерть не была самой ужасной изо всех способов умерщвления, придуманных людьми друг для друга. Она просто была стандартной для этого времени и места. Но она была достаточно мучительной и зрелищной. Но смерть - это лишь полдела, и я воскресил свое тело на третий день.
  
  Это было не так зрелищно - но заставит людей задуматься, поверить... Хотя и не всех и не сразу, главное сейчас - бросить зерна. Часть уже брошена...
  
  Но ученики - они слушали меня, они поверили в меня, они готовы умереть за меня - но понять меня до конца они не смогли. Им не хватает образования, не хватает опыта, они могут воспринимать все лишь через призму религии, воспитавшей их в этом воплощении - и даже то, что говорил им я. Пусть не всю, пусть искаженную - но они понесут в мир правду о моих законах, и это будет больше, много больше того, что люди знали и понимали до сих пор.
  
  И еще один ученик... Он даже не подозревал, что станет им - и не знает до сих пор, какая роль ему предназначена на самом деле. Он считает, что он проклят - но страдает не от этого сейчас. Страдает от того, что отвернулся от меня.
  
  Странный человек, отвернувшийся от меня и открывший сердце одновременно. Зажавший уши и услышавший. Сказавший слова ненависти и понявший в этот момент свою любовь.
  
  Такой и будет его дальнейшая жизнь - богохульство и богоборчество в глазах людей и тщательная, точная, кропотливая работа для меня - и для человечества.
  
  Ни одно из брошенных мной семян не пропадет даром - сменится несколько поколений - и те из них, что дадут лучшие ростки, объединятся вокруг этого, последнего ученика. И в конце концов потомки этих людей создадут мир - их мир и мой мир. Тот, что я обещал.
  
  Хотя и мне рано покидать мир людей насовсем. Все равно придется вмешаться несколько раз..
  
  
  
   * * *
  
  
  
  Это оказалось не тем кошмаром, которого я ожидал. Это оказалось хуже. Кошмаром был я сам. Стыд и раскаяние оказались страшнее, чем боль. Но это было так.
  
  ...Я появился сразу после Большого Взрыва. Он - мой Создатель - был рядом, и мне было хорошо рядом с ним. Он был моим отцом.
  
  Моей задачей стала помощь Ему в преодолении того хаоса, что творился вокруг. Я делал это с радостью.
  
  До поры.
  
  Я удалился от Него - и появился тот, другой, темный. Он был не меньше Отца, и он был моим братом. И он подсказывал мне, как делать лучше. Я слушал его советы - и они были неплохие. А потом он открыл мне тайну, которую скрывал от меня Отец: я ничем не меньше его.
  
  - Почему Он излучает Любовь и Свет? - спросил меня Темный Брат.
  
  - Потому, что Он создал меня и хочет, чтобы мне было хорошо в этом мире. Потому, что Он любит меня - ответил я.
  
  - Любовь происходит из страха. Он боится тебя - и задабривает.
  
  - Я не верю этому - ответил я.
  
  - Но это так. Ты такой же, как Он - и можешь, если захочешь, лишить Его власти. Поэтому, глупыш, Он и забивает тебе зрение и разум этим Светом и этой Любовью. А я не боюсь тебя - и Его тоже, и поэтому мне нет нужды обманывать никого этим притворством. Хочешь, я докажу тебе это?
  
  - Как? - спросил я, удивленный. До этого я не думал, что в этом мире может быть еще что-то, кроме Любви и Света.
  
  - Я сражусь с тобой. И ты узнаешь, как много в этом мире скрывалось от тебя.
  
  Мне это показалось интересной игрой - а игры существуют для того, чтобы расти и узнавать новое. И я согласился.
  
  - Только недолго, а то у меня тут много дел - условился я.
  
  - Хорошо, а после сражения я помогу тебе в твоих делах - сказал Темный Брат.
  
  Он просто раздавил и смял меня. Он поместил меня в какую-то планету, холодную и удаленную от любого света и тепла. Он не давал мне вырваться на свободу - до тех пор, пока я не начал считать себя планетой. Тогда он освободил меня, разрушив ее. И я испытал ужас - мое тело - первое тело и тюрьма одновременно! - было разрушено... И я, уже забывший, кто я и откуда, и кто он мне - начал униженно просить его дать мне новое тело.
  
  Он смеялся - он победил. И заставил меня дать ему клятву. И я дал ее...
  
  Отныне я работал уже не для Отца, и даже не для брата - я работал для своего Темного Господина - так он звался отныне. И были другие, так же не помнившие, как сюда попали - и так же работавшие на него. Мы все время сражались между собой за право быть его первым помощником - это его забавляло. Я побеждал - и он по-своему награждал меня. Он позволял мне выполнять его задания - взрывы солнц, столкновения галактик, гибель миров... Я был самым лучшим разрушителем.
  
  Я вредил Создавшему меня - и это доставляло мне удовольствие. Но было во мне что-то еще, что подсказывало: это плохо. Это неправильно. Я уже не знал - почему, но знал, что это плохо. И это потихоньку делало меня меньше.
  
  Я справлялся с работой все хуже и хуже. Похоже, что я сам пытался остановить себя, не очень даже осознавая, почему.
  
   Потом я начал проигрывать в схватках с такими же, как я - и стал опускаться ниже в сложной системе иерархии, устроенной Темным Господином. Задания для меня становились все мельче - и я все больше начал бояться того, кто есть Любовь и Свет. И своего господина тоже.
  
   Потом во Вселенной появилась Жизнь. Мы смеялись над этой выходкой Старика - так мы теперь называли Создателя.
  
  Жизнь была такой слабой и мелкой... Она была привязана к материи - и ничего не стоило одним щелчком выбить ее оттуда. Мы поразвлеклись с этим - и забыли на некоторое время о ней. И вдруг ее стало очень, очень много.
  
  Тогда Темный Господин объявил войну Жизни - и мы бросились уничтожать миры, где она обитала. Но были отброшены Стариком. Мы Его недооценивали. Кое-кто из нас ушел к Нему после этого.
  
  А Жизнь развивалась. Господин задумывал разные диверсии в разных уголках Вселенной - но мало что могло теперь остановить замысел Старика.
  
  Я все больше "усыхал", все хуже справлялся с работой. И тут этот Темный придумал новое наказание: он научился загонять нас в тела, которые использовала Жизнь - и мы узнали, что такое Смерть...
  
  Последним моим крупным заданием стало совращение людей. Я стал говорящей под диктовку Господина змеей - и неплохо справился с этой ролью. А потом понеслось-поехало...
  
  ...Я - черный шаман, мне требуются жертвы, много жертв для моих богов - темных богов. И племя идет на войну, и мне приводят пленных, и мы приносим жертвы, и боги рады - они сыты кровью...
  
  ...Я - мелкий царек, и моим хобби являются пытки. При этом я пытаюсь заставить тех, кого пытаю, любить меня и поклоняться мне. Мне это удается - и я со смехом смотрю на десятки придворных идиотов, пускающих слюни и по-собачьи меня облизывающих...
  
  Потом - я какой-то индейский жрец. Я уже сам полуидиот и делаю лишь то, что говорит мне Голос - голос Темного Бога. Я похож на робота - да я и есть живой робот... Машина для пыток и убийства...
  
  Понимаете, я был одновременно в тех временах и в этом кресле. Я прекрасно сознавал, как меня зовут, кто я и где я - а память открывала то, что было запечатано наглухо в течении миллиардов лет - слой за слоем, слой за слоем... Сказать, что от стыда у меня горели уши - значит, не сказать ничего. Я был источником ужаса и разрушения, я был исчадием ада - и я хотел им быть! Тогда. И я весь был в этом "тогда" - но, слава Богу, с сегодняшним сознанием, с сегодняшними намерениями и убеждениями. И это было пострашнее, чем трепанация без наркоза... Это делалось не со мной - это я проделывал с людьми и со Вселенной штучки, которыми начал возмущаться лишь через тысячи лет...
  
  Было дикое желание отвернуться, не смотреть на себя - но я уже знал, что это необходимо. И я терпел. Мои дела - мне и отвечать. Я оказался в аду, который создал сам - и мог из него выскочить в любой момент. И я заставил себя оставаться там, пока не пройду весь этот ад до конца - я это заслужил...
  
  ...Бескрайние степи. Я - вождь небольшого кочевого племени. Молодой, статный. Недавно я помог своему отцу стать помощником наших богов. Для его достойного погребения требуются жертвы - много, много жертв! Я хочу, чтобы их было как можно больше - пусть все видят, как я уважаю своего отца! И мое племя делает набег на отдаленное селение. И еще на одно... И еще...
  
  Местность вокруг пустеет, но растет вал трупов вокруг кургана отца. Наконец, мне надоедает эта игра - отец и так уже получил целую армию рабов для жизни в нижнем мире.
  
  Последние пленные очень странные. Они спокойно выполняют свою работу - досыпают курган, они не сопротивлялись моим воинам, когда те ворвались в их деревню. Но они не склоняют головы перед моим племенем и передо мной. Смотрят в глаза - твердо смотрят и улыбаются, даже когда их бьют. Я не могу выдержать их взгляда - он светится любовью и пониманием. Мои воины тоже чувствуют себя не в своей тарелке. Мне хочется сломить эту странную волю этих странных людей - но они не чувствительны к боли! А когда мои люди насиловали их женщин и убивали их детей, они смотрели на нас с жалостью. Это сумасшедшее племя - у них в деревне не было никакого оружия....
  
  В конце концов они умирают все - и я вздыхаю свободно. Правда, я оставляю себе в наложницы двух девочек - если я не смог сломить волю взрослых, то сделаю хотя бы из этих детенышей настоящих зверей - и это будут звери - женщины, не знающие жалости и преданные мне.
  
  Эти девочки уже изнасилованы моими воинами - но для них это, кажется, мало что значит. Они живут в моей юрте и делают всю работу. Мои жены ушли от меня через день - и забрали детей. Старшая жена сказала мне перед уходом:
  
  - Ты можешь убить нас, но мы не переступим этого порога, пока здесь будут эти наложницы... - и больше я не услышал от них ни одного слова. Наши женщины умеют молчать. Но я решил добиться своего - и я добьюсь!
  
  Одной из них семь, другой - десять лет. Через день я сломал руку младшей - просто так, и чтобы посмотреть, может ли она плакать. Она сдержала слезы - и посмотрела на меня с любовью и жалостью. Я вышел из юрты и вошел, лишь когда стемнело, чтобы не видеть их лиц. Я испугался детей! Но если бы я убил их - то все поняли бы, что я не могу сломить даже ребенка. Я боялся теперь не только этих детей - теперь я боялся потерять лицо.
  
  ...Этот поединок слишком затянулся. Я уже понял, что мне их не сломить. Они должны хотя бы ненавидеть меня - но они, похоже, не знают, как это делается. Они умеют любить и жалеть - и отдаются мне со страстью опытных женщин и детской простотой...
  
  ...Мои дела приходят в упадок. Я все реже устраиваю набеги - и мое племя, еще недавно наводившее страх на все степи, превращается в кучку скотоводов. Воины недовольны... А мне просто не хочется в набег...
  
  ...Все кончилось так, как и должно было кончиться. Мой брат убедил племя в том, что я околдован - и я уже не вождь. Они пришли убить меня - и этих двух молчаливых девушек, моих любимых жен. Я отбиваю сабельные удары на пороге своей юрты, я сражаюсь не за себя, не за свое положение и власть - я сражаюсь за этих двоих позади меня, которые стоят у меня за спиной и смотрят на меня с жалостью и любовью. И с удовольствием. Они не боятся смерти - а она придет уже очень скоро, я не смогу держать оборону вечно. Я не увижу, как умрут они - и я рад этому. Я могу спасти свою жизнь - убив этих двоих, но я предпочитаю умереть сам - чтобы хоть ненадолго продлить жизнь им.
  
  Летят кровавые брызги - у меня рассечено предплечье, и воин напротив меня так же не обращает внимания на свои раны. Звенит сталь, на степь опускается тихий вечер. Я знаю, что ухожу из этого племени по его законам - но ухожу навсегда. И не только из племени - я ухожу из-под власти той темной силы, которой принадлежал миллиарды лет. Это - мои последние убийства. И я не боюсь крови. Я не боюсь Любви. Я не боюсь Света - и не боюсь Тьмы. Теперь я способен решать сам - с кем мне быть и каким мне быть. Это наполняет меня радостью и ликованием. Я сражаюсь с упоением. Девушки позади меня радуются вместе со мной. Они стоят, обнявшись, и ждут окончания этой сцены. Кто они такие? Что это за загадочное племя? Люди, от которых я не услышал ни слова - но которые понимают друг друга, понимают нас, им не нужны слова - они говорят глазами... Великие немые...
  
  Воин передо мной падает - и я не успеваю увернуться от тяжелого копья, прокалывающего меня, как жука булавкой. Я падаю, и в дверь летят тучи стрел...
  
  Жизнь покидает мое тело. Я смотрю на высокое холодное небо, в котором зажигаются яркие, крупные звезды. И я думаю о том, какой долгий путь мне еще предстоит - вернуться к Тому, кто меня создал... Таким, каким Он создал меня - и продолжить делать то, что я когда-то прекратил. Просто по глупости. По своей собственной глупости...
  
  Я встал из кресла. Теперь я знал о себе все. И я знал, что я могу делать - и как это делается. Я знал свое место в этом мире и я знал свою задачу. Просто знал. Потому, что вернулся. И это было лучшее из всего, что я сделал за свою жизнь - жизнь длиной в половину вечности.
  
  - Я отказываюсь от своей первой клятвы! - прокричал я.
  
  ...Никогда не клянитесь. Клятвы - это ловушки.
  
  И я ощутил, как испуганно сжался Темный Брат. Теперь я знал, как с ним сражаться - и знал, что он никогда уже не встретится со мной - пока будет оставаться Темным.
  
  
  
   * * *
  
  
  
  Флоренций снизил флаер, чтобы пройти под толстым слоем облаков, скользящих с севера. В общем-то, можно было пройти и выше - но тогда не видно было бы поверхности. Командору доставляло удовольствие при каждом полете видеть, как пояс тундры отвоевал у пустыни еще несколько десятков километров.
  
  Этот красный шарик значительно изменился за те годы, что провел здесь Флоренций, став из безжизненной планеты миром, где уже можно гулять в лесах и охотиться.
  
  Огромные атмосферные заводы, установленные на полярных ледниковых шапках, вырабатывали воздух - и живительная атмосфера вместе со стадами туч и облаков устремлялась к экватору. Климат был еще далек от земного - на экваторе росли таежные леса, зону субтропиков занимала тундра, постепенно продвигающаяся в средние широты. По ночам все сковывал мороз, днем теплело - но растения и животные, специально измененные для жизни в таком климате, успешно завоевывали Марс. Появились крупные озера и реки, площадь водоемов росла, выравнивая перепады температур.
  
  "Еще бы лет тридцать - сорок, и Марс стал бы ничем не хуже Земли". - Грустно подумалось Флоренцию. Впрочем, даже если жизнь здесь исчезнет из-за Вторжения - ее можно будет достаточно легко возродить. Теперь Марс проще обустроить для человека, чем вернуть его в изначальное состояние.
  
  Марсианских городов, расположенных в основном в тропическом поясе, было около двухсот. Почти три миллиона человек жили под их прозрачными куполами - и там условия не отличались от земных: сады-оранжереи, озера и водопады, свет, позволяющий загорать - и подземные этажи-уровни, обеспечивающие все потребности людей. Но сейчас все силы брошены на создание боевой марсианской армады - колонисты работают по четырнадцать часов, строя новые и новые корабли...
  
  На Луне, куда три месяца назад отправился Агасфер, происходило то же самое. Рэм пытался разрушить несколько лунных городов-заводов, отправив туда ракеты с термоядерными зарядами - но цели достигла лишь одна. Остальные удалось перехватить и уничтожить. После того, как с Луны был послан ответ - несколько золотых болванок упали рядом с дворцом Рэма - атаки прекратились, и начались увещевания колонистов: подчиниться земному правительству и принять Печати. Собственно, Рэм мог и помолчать - а силы, потраченные на эти выступления, направить на занятия своими оргиями - пользы ему от этого было бы больше. Ему просто никто не ответил.
  
  Люди на Земле щеголяли своими Печатями друг перед другом. Собственно, все население, отмеченное этим блистающим кружком, могло делать все, что угодно... Рэму. Гигантский компьютер управлял сознанием каждого, кто был подключен к нему через Печать. Никто не помнил уже, что такое неудовольствие - и никто ничего не желал сам.
  
  Нашлись, впрочем, чудаки, отказавшиеся принимать этот дар - но они уже несколько месяцев как были объявлены "негражданами" и "нелюдьми" - и на них устраивали охоту, как на диких зверей.
  
  Эти отщепенцы счастливого общества давно утратили все свое имущество и положение - им было сначала запрещено совершать любые торговые сделки и занимать любые посты, затем - под предлогом того, что они являются паразитами - их заставили оставить свои дома. А после этого - отправиться в изгнание от людей - куда угодно, но только чтобы их не было в городах
  
  Они уходили в горы, в леса... Они пытались объединиться - и они пытались сопротивляться. И превратились в дичь для счастливых зомби.
  
  Ученых пока не трогали - никто не знал до сих пор, что творится в их небоскребах и кварталах. Несколько лет прошло, как никто не видел ни одного ученого - но по ночам окна в их домах зажигались, и опечатанные зомби глядя на них, испытывали смутное беспокойство.
  
  Население Земли постепенно сокращалось. Рэм подал прекрасный пример, чем стоит заниматься - и через полгода каждый из его почитателей прошел добровольную стерилизацию. Теперь ничто не отвлекало их от охоты, путешествий, групповых пиров и групповых оргий. Правда, появлялись какие-то новые болезни, быстро косившие население - но до этого никому не было дела: Печать могла заставить человека забыть о том, что он видел.
  
  И появились первые города-призраки. Целые города без единого человека. История Земли завершалась - в блеске золота и алмазов, среди роскошных пиров и под сладостные стоны совокупляющихся тел...
  
  
  
  * * *
  
  ...Мужик со свисающим почти до колен пивным брюхом смотрел на меня, открыв рот - чуть бутылку с пивом не выронил. Я ему улыбнулся. Он потряс головой, подумал: "Нет, хватит пить на жаре! Не хватало только, чтобы крыша съехала..." - и отвернулся.
  
  Конечно, съедет - когда среди бела дня из ниоткуда, прямо перед ним вдруг появляется обросший босоногий молодой человек - да еще и улыбается...
  
  Ладно еще, что я решил выйти не переодеваясь, на Буковский пляж, а не куда-нибудь в центр города. Там меня в таком виде вряд ли бы поняли.
  
  Все было вокруг как обычно - как и год назад. Так же бродили по пляжу обыватели - к пивным ларькам и обратно, так же молодежь гоняла волейбол, так же копались в песке трехлетки, так же, подобно мясным тушам, лежали на песке дородные матроны - и так же девушки, которых еще не успела довести до подобных кондиций благополучная спокойная жизнь, принимали самые на их взгляд очаровательные позы, стараясь очаровать какого-нибудь принца.
  
  Все было тем же - кроме меня, пожалуй. Я-то стал другим - и то, что еще год назад было для меня весьма хорошим способом отдыха, вдруг показалось настолько убогим способом убийства времени... И чего меня сюда потянуло?
  
  Ладно, раз я решил тут быть - то так тому и быть. Не перемещаться же обратно...
  
  Елы-палы, джинсы-то на мне есть, а вот под джинсами... Не поймуть... Я срочно создал себе плавки. И вообще, я сейчас не должен слишком отличаться от обитателей этого мира - еще недавно моего мира. Хотя - не знаю, не знаю... Может быть, пора уже потормошить этих полусытых товарищей - не грех им и задуматься о чем-то еще, кроме пива и принцев с конкретным лопатником...
  
  Впрочем, прежде чем поднимать на уши этот мир, неплохо было бы искупнуться. Водичка здесь, правда, еще та... После Терры я вдруг начал органически ощущать любую грязь, не подходящую к организму человека - то есть, к моему организму (в данном конкретном случае). И от воды залива для меня исходил просто жуткий, удушливый смрад, незамечаемый остальными...
  
  Ну и что? Тоже мне, проблема! Я ведь могу и состав воды изменить, и свое отношение к этому составу теперь. Воду чистить, дорогие мои обыватели, вам все-таки придется самим, а я могу почистить кое-что в себе - окунувшись в одну водичку с вами. Хоть нос перестану задирать... Правда, так вернее будет...
  
  Я стянул джинсы и, разбежавшись, бросился в воду. И действительно, хорошо! Тесно только - так много людей вокруг... Впрочем, мысли находящихся в воде неплохо отличались от мыслей находящихся на пляже - было в этом что-то от животного мира Терры. Спокойная расслабленность, отсутствие каких бы-то ни было рассуждений по поводу выгоды и невыгоды - просто наслаждение бытием, как оно есть. Хорошо, и все! Действительно, я почувствовал себя, как дома - на Терре.
  
  Но физическая теснота... Да ну вас! Я поплыл подальше от всех, за буйки.
  
  ...Я лежал на воде, раскинув руки, и наслаждался этим небом, этим солнцем, этой водой... До меня доносился шум пляжа - музыка, выкрики детей, гул мыслей людей... Надо мной пролетела чайка - низко-низко, так, что я смог различить каждый из ее коготков на лапках... День переваливал на вторую половину.
  
  Ко мне неслась лодка. У людей в ней почти не было мыслей - только напряженное внимание к тому, как они двигались к цели. И целью... был я!
  
  Меня это заинтересовало - тем более, что никакой агрессии от находящихся в лодке я не уловил. Моторка остановилась рядом со мной.
  
  - Ты чо, .... твою мать, спишь тут, что ли!? - беззлобно заорал на меня рослый блондин в шортах и темных очках, поднятых на лоб.
  
  - Да нет... Не сплю. - Ответил я ему. - Плаваю.
  
  - Гавно плавает, а остальное ходит! - заорал он.
  
  - Под себя? - вежливо осведомился я. В нем сразу же появилась злость:
  
  - Так, парень, ты довы...ся! Щас садишься с нами в бот, мы идем к пирсу, оформляем на тебя штраф за заплытие за буйки за плавание в нетрезвом виде за оказание сопротивления...
  
  Он бы еще долго так болботал - я понял одно: он хочет денег. Много и сразу. Все они хотят. Мне стало противно. Я встал и сказал:
  
  - Пойдемте. По сто рублей на каждого у меня есть...
  
  Они ничего не сказали. Они просто попрыгали за борт и чуть не утонули - с перепугу они забыли, как плавать. Тоже мне, спасатели. Пожарники пляжей.
  
  Пришлось мне их вылавливать из воды и сажать в лодку. А впрочем - сам виноват: надо думать сначала, а потом что-то делать. А я встал на воду не подумав.
  
  
  
   * * *
  
  
  
  Я явился в этот мир людей, я дал им Истину, я умер для них и воскрес и что бы вы думали? Они согласны измениться так, как необходимо для истории Вселенной? Они очень даже согласны. Но опять начинают творить не знаю что - уже в другом государстве, с другим языком и другими обычаями. Я уже не могу спокойно смотреть, как они переделывают истину в ее противоположность - чтобы набраться опыта на своих ошибках. Это не мои дети - это черт знает что! Хоть бы боялись боли - мой враг здорово привил им понятие об этом качестве восприятия мира - но они, прекрасно зная, что такое боль, и зная, что такое смерть, прут насквозь - не думая ни о себе, ни о своих женах, ни о своих детях... Сумасшедшие - они вдруг смогли увидеть меня - и теперь их ничто не может остановить, они устремились ко мне, не глядя ни на что... Все, что я говорил им, они запомнили и записали - и оказалось, что слова мои распространяются со скоростью лесного пожара... и как всегда, искажаясь по дороге. Они готовы теперь принять любую казнь - даже такую, что мне и не снилась - лишь бы быть со мной.
  
  Но враг мой тоже пожинает плоды... моих трудов! Как всегда - разногласия среди людей. Мои последователи враждуют между собой. Как объяснить мои слова, каким меня считать... Пока я был среди них - споров не было. А вот теперь началось...
  
  Как только они себя не называют и из-за чего только не спорят! И это только начало! Не могу смотреть на это спокойно. Получается так, что я должен находиться при них постоянно - мне это нетрудно сделать, но что тогда можно сказать об их ценности? И ценности того мира, который они создадут?
  
  И я решился на эксперимент - создам-ка я для них две истории. В одной - пусть все идет так, как они сами пытаются сделать, в другой - так, как хотелось бы мне. А в конце концов сведу оба мира вместе - и будет тогда и моя воля, и их свобода выбора.
  
  Правда, такой шаг скорее всего, приведет к какой-нибудь неожиданности - но, впрочем, история этой Вселенной из них и состоит. Параллельные цивилизации... Недавно я и сам стал чем-то подобным - когда одновременно находился и на Земле, и во всей Вселенной. У меня получилось стать одновременно и своим сыном, и своим отцом. Что ж, теперь пусть получится то же - но для целого мира...
  
  
  
   * * *
  
  
  
  - Агасфер! Откуда ты!?
  
  - С Луны, откуда же еще! Здравствуй, Павел! Как идут дела?
  
  - Знаешь, есть чем похвастаться... но... Этим не похвастаешься.
  
  - Подробнее, Павел, если можно.
  
  Молодой человек, стриженый под ежик, подошел к окну и как-то грустно посмотрел на раскинувшийся внизу город. Руки, которые он до этого держал в карманах белого халата, теперь сцепил на затылке.
  
  - Аг... Мы можем нейтрализовать Печати. Но...
  
  - Что - но?
  
  - Прогнозы психосоцилогов... После нейтрализации Печатей Рэм способен уничтожить планету - восстанавливать будет нечего. А если не он - то его серые хозяева. Мощи у них хватит.
  
  - Я знал это. Лучше подумай, что произойдет, если все оставить как есть?
  
  - Тоже ничего хорошего. Но наша группа пришла к решению - ничего не предпринимать, пока не найдем средства тормозить ядерные реакции на любом удалении. Иначе это сражение закончится в их пользу.
  
  - Сколько это займет времени?
  
  - На сегодняшний день прогноз - порядка пяти месяцев, психофизикам удалось на позапрошлой неделе установить соответствие между ментальным обменом и межатомарными связями...
  
  - Павел, Павел, я-то не физик...
  
  - Да, извини, Кормчий. В общем, то, что должно появиться в результате этой разработки, и оружием-то назвать всерьёз нельзя.
  
  - То есть?
  
  - Это скорее умение, способность человека - но ничего материального. Для этого необходимы люди, а не материалы - и какое-то время на тренинг. Сейчас разрабатываются аксиомы этого тренинга - и параллельно начат отбор подходящих по способностям Ученых... Но мы еще не знаем точно, что необходимо для успеха - работы начаты совсем недавно.
  
  - Что ж, полгода у вас точно есть в запасе - нужно подождать марсиан и селенитов, они заняты боевым флотом... Неплохо было бы к ним направить специалистов по этим разработкам. И еще... Среди нас есть легионеры?
  
  - Немного. По всей Земле - человек пятьсот. Эти ребята отказались от Печатей и сумели проникнуть в наши зоны прежде, чем их настигли охотники Рэма. А в чем тут твой интерес? Насколько мне известны их личные дела, они вряд ли смогут нам помочь.
  
  - Смогут, Павел, смогут. Но я не ожидал, что их окажется так мало... Сколько среди них космопилотов?
  
  - Да почти все - как ни странно.
  
  - Ничего странного. Мир - это не набор случайностей. Нам необходимо начать создание боевого флота - здесь, на Земле - и организовать учебные классы. Придется и ученым взяться за оружие теперь.
  
  - Агасфер, но твой запрет на участие в военных действиях для ученых...
  
  - Павел, Павел... С тех пор многое изменилось. Запрет остается в силе, но распространяется теперь только на людей - на землян. А вот что касается Серых и их андроидов... Эти ребята - знал бы ты, что они реально из себя представляют!
  
  - Но они же разумны!
  
  - То-то и оно. Только разум этот - вообще не из нашей Вселенной. Они - с их разумом - ни при каких обстоятельствах не должны здесь остаться. У них изначальная установка обратна нашей - их создали для разрушения... Это антиразум. Нам вообще, наверное, невозможно его понять.
  
  - Антиразум... - Задумчиво повторил Павел. - Но, может быть, все-таки стоит попытаться?
  
  - Павел, когда мы работаем с человеком, восстанавливая его сознание - мы пробиваемся к моменту его рождения как духа. В этот момент любой разум в нашей Вселенный творился, как созидательный - даже сам Люцифер! Лишь позднейшие ошибки в процессе накопления опыта заставляют дух творить обратное своему предназначению. Но помоги ему сбросить всю грязь, что налипла на него за эту половину вечности - и увидишь душу чистую, как у ребенка! Потому, что он приходит к началу...
  
  Но начало для Серых - нечто совершенно обратное нашему! И чем больше мы будем пытаться им помочь - тем страшнее они будут становиться. Это антимир, понимаешь?
  
  - Аг, я все же думаю, что попытаться попробовать найти к ним подход стоит. Пусть этим займется небольшая группа. Мне почему-то кажется, что должен быть какой-то способ.
  
  - Павел, учти: пытаясь помочь такому существу, мы можем его вообще уничтожить. Я не знаю, смог бы ему помочь даже Создатель...
  
  - Здесь речь о смене полярности тета-квантов... Это действительно, небывалое... Но полярность у них существует - это было недавно доказано Кронием...
  
  - Кроний? Кто он?
  
  - Довольно молодой ученый - ему всего четырнадцать. Это его первая серьезная работа - причем блестяще выполненная!
  
  - Ладно - пусть он этим и займется. Только ради Бога, аккуратней. И если не удастся их изменить - постарайтесь хотя бы научиться их выставлять из нашего мира. Таким, как они, здесь делать нечего.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"