Аннотация: Переселенцы, сибирские деревни, военное и послевоенное время,ссыльные. Иркутское военное авиатехническое училище
СТЕПАНОВ АН
СИБИРЬ, РОДИНА МОЯ
ЗАПИСКИ ИСПЫТАТЕЛЯ, ЧАСТЬI
МАЛАЯ РОДИНА
ПРЕДИСЛОВИЕ
Эти тексты начинались как "Записки для внучки". Предполагалось оставить внучке историю её предков. Откуда они, чем занимались, где и как жили. К сожалению, многие не знают даже о своих ближайших родственниках - дедушках и бабушках. Вырастают "Иваны, не помнящие родства". В Университете, где училась внучка, задали студентам задание описать свою родословную. Справились с этим совсем немногие.
Постепенно тема Записок расширилась и вылилась в "Записки испытателя", так как основная часть моей жизни была связана с испытаниями ракетной техники.
ЧТО В ИМЕНИ ...
Потомки дворян гордятся тем, что могут проследить свой род в веках. Например, один наш очень известный кинорежиссёр очень гордится тем, что его предок пребывал у царской постели, был постельничим. Наши предки стояли за сохой, за плугом, после работы они и до своей-то постели еле добирались. Работали, кормили постельничих и пребывали у них в качестве быдла. Для нас, потомков крестьян, восстановить свою родословную совсем не просто. Даже чести обладать фамилиями мы удостоились лишь после отмены крепостного права в 1861 году. В деревне и до сих пор у семьи могут быть две фамилии: официальная и "уличная". Уличная фамилия часто давалась по имени старшего в доме мужчины, т.е. если хозяина звали Николаем, то и вся семья называлась Николаевыми, хотя фамилия их, по официальным документам, была, например, Жеребцовы.
Когда в России стали "давать" фамилии, то у многих в качестве официальной фамилии закрепилась уличная кличка - фамилия. Особенно это характерно для украинских фамилий. Семьи в то время были большими, и в них жило не менее 3-х поколений, общей фамилией становилось имя старшего в семье, деда. Это было очень просто и совсем не затрудняло чиновника. Но были и "инициативные" чиновники, дававшие всей деревне "птичьи", "звериные", "злаковые" и прочие фамилии, в зависимости от их фантазии и настроения. Если чиновник был тупым или ленивым, то вся деревня могла получить одну фамилию, по названию деревни или по фамилии ее бывшего владельца - дворянина.
Нельзя сказать, что с именами собственными в России было проще. Если фамилии "давали" после отмены крепостного права чиновники, то имена выдавали священники при крещении "раба или рабы божиих". А тут уж как "бог на душу положит". Заглянет поп в Святцы, а там целый список святых никакого отношения к славянству вообще и к русским в частности, не имеющих, но на день которых приходится рождение или крещение новорожденного раба. Вот тут и проявляется творчество попа. Младенцу даётся такое заковыристое имечко, что не все лица и духовного звания могут растолковать их смысл, так как оно либо греческое (христианство пришло к нам из Греции), либо из какого-то другого языка (часто - еврейского). Так и появлялись на Руси, кроме имён непонятных, но хотя бы созвучных с русским языком, имена для русского слуха неблагозвучные, совсем уж непонятные. Эти имена так и шли в документах, а в быту их называли попроще. Иннокентий становился Кешей, Серафима - Симой, Аграфена - Грушей, Капитолина - Капой, Олимпиада - Липой и т.п. Таким простым способом из русского обихода и языка были искоренены ранее существовавшие славянские имена. Ко многим именам мы уже привыкли, считаем своими, русскими, но смысла их частенько не понимаем. Не всегда звучные имена переводились на русский достаточно благозвучно. В нашей деревне одного парня звали Ардальоном, и семья гордилась таким звучным именем. Хорошо, что они не знали греческого языка. В переводе с греческого - это просто Замарашка. Кстати, греческие и еврейские слова через имена наших предков проникли и в наши фамилии. Вот и наша, казалось бы, совсем русская фамилия Степановы в Греции будет воспринята как Кольцовы, так как по-гречески Степан - это кольцо.
Свою родословную я смог проследить только частично и только по линии отца, и именно со времени отмены крепостного права. Это немного, но уже кое - что. По линии матери это оказалось труднее, так как фамилия моему пращуру была дана по его профессии - кузнеца, так тоже бывало.
ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ
Предки наши по отцу и по матери приехали в Сибирь из центральной России, только из разных губерний, при переселении туда на свободные земли малоземельных крестьян. Произошло это, скорее всего, году в 1911: в 1910 и 1911 годах вышли земельные столыпинские законы (в том числе и о переселении малоземельных крестьян в Сибирь), а в 1912 году родился наш отец, родился он уже в Сибири. Переезжали большими семьями, с дальними и близкими родственниками. Безземелье, например, в Тульской губернии было очень серьёзным вопросом. Достаточно сказать, что на территории нынешнего Ефремовского района Тульской губернии, откуда состоялось переселение Степановых, расположено более двухсот различных поселений, а на территории нынешнего Дзержинского района Красноярского края, где они в конце концов и оказались, чуть более трёх десятков (новые деревни все давно исчезли). При этом территория Дзержинского района почти в 5 раз больше Ефремовского. Как можно было говорить о земельных наделах крестьян, если даже 2/3 дворян Тульской губернии владело небольшими наделами земли (от 1 до 100 десятин вместе с неудобьями).
Степановы переехали из города Ефремова (или его окрестностей) Тульской губернии, с реки Красивая Меча. Там родился наш предок, давший нам свое имя, - Степан. Было это, наверное, где-то в начале 19 века. У него был сын Фрол Степанович, и затем внук Дмитрий Фролович. Конечно, и сыновей, и внуков у него было больше, но это наша "веточка". У Дмитрия Фроловича в 1886 году родился сын Егор, наш дедушка. У прадедушки были еще сыновья: Герасим, Иван, дочь Анна и, наверное, еще кто-то, о ком мне ничего не известно. О нашей прабабушке я знаю только то, что звали её Ксенией, и она заикалась.
Первым местом в Сибири, куда переехали Степановы, была станция Табулга Чистоозерного района Новосибирской области (по старому административному делению - Омской губернии). В последующем переселенцы потихоньку перемещались и в другие регионы Сибири.
В 1912 году родился мой отец Никандр Егорович. К этому времени у моего дедушки Егора Дмитриевича и бабушки Степаниды Фроловны была уже дочь Прасковья (1905 г.р). Всего у них родилось 14 детей, семеро умерли в детстве. Вряд ли дедушка и бабушка знали значение имени Никандр (дал его, конечно, поп по святцам), дома его называли проще, но вряд ли понятнее, - Ликана, Ликанка. С греческого это переводится как "победоносный муж, воин" К сожалению, греческого в деревне в то время никто не знал. Теперь-то, конечно, знают. Дату рождения его не помнили ни дедушка с бабушкой, ни мы, его дети. Свидетельства о рождении не сохранилось, да я и не знаю, какой именно документ в то время выдавался церковью. Лишь в последнее время я догадался сделать запрос в Новосибирский госархив. И мне ответили. Оказалось, что в документах архивной коллекции метрических книг церквей Новосибирской области, в метрической книге о рождении, браке и смерти Богородице-Казанской церкви с. Кошкуль Чистоозёрного района, содержится запись о рождении Степанова Никандра 28 октября 1912 года. Родителями записаны Степановы Георгий Дмитриевич и Стефанида Фроловна, жители деревни Царицыной. Мы знали дедушку под именем Егор, а бабушку - Степанида. Что-то, по-видимому, не совпадало со святцами. Крестили нашего отца 4 ноября.
Семья нашей матери переехала в Сибирь большим "табором" и тоже на станцию Табулга. Дедушка наш Кузнецов Михаил Кузьмич был из Рязанской губернии; зимами ходил в отхожий промысел - плотничал. Этот промысел был характерен для рязанцев. У них и кличка такая была - "Рязань косопузая". Мужики ходили по соседним губерниям с топором за опояской, этим топором, естественно, перекошенной. Бабушка Пелагея Васильевна (в девичестве Котёнкина) родилась в Смоленской губернии и в молодости ходила батрачить по барским усадьбам. Где-то пути дедушки и бабушки пересеклись. Жаль, что у меня не хватило ума порасспрашивать её, рассказчицей она была хорошей. Прадед наш Кузьма имел всего двух детей, что по тем временам было необычно. Но на это имеется объяснение: наша прабабушка умерла рано и оставила ему сына Михаила и дочь Лукерью. Второй раз жениться прадедушка не захотел.
Из Омской губернии этот наш дедушка вместе с пятью или шестью двоюродными братьями переехал в Енисейскую губернию. Случилось это году в 1913 или 1914 (наша мама родилась в 1915 году уже на новом месте). Новосёлам отвели место между двумя старопоселенческими деревнями Канараем и Борками. Землемер привёз их к месту, где на затёсе на дереве было написано название новой деревни: "Ермиловка". Возможно, здесь было зимовье какого-то Ермила. Поселились на берегу маленькой речушки, построили баню. Стали распахивать полянки, строить деревню. На моей памяти ещё остались невыкорчеванные пни на улице (место под деревню вырубали в сосняке). Материал для строительства был, но не было тёса для полов, дранки для крыш, кирпича для печей. Купить их было негде, да и не за что. Переселенцы были готовы к этому. Поперечной пилой пилили бревна на тёс, расщепляли на дранку, около реки нашли подходящую глину, поставили навес для сушки кирпичей. Мужики были мастеровитые и работящие. Позднее здесь же появились богатые мужики. У них были лошади, сельскохозяйственный инвентарь и наглость. Вели себя агрессивно: крест-накрест перепахивали плугом поляны, уже засеянные первыми поселенцами, и никто не смел им перечить. Их было большинство. Это были те, кого потом раскулачили; и поделом.
Степановы переехали в эту деревню где-то в 1932 - 1933 годах. В то время в Западной Сибири был голод, неурожай. Сильно разрослись воровство, конокрадство. Наверное, в Восточной Сибири было несколько лучше. Пригласили их туда Кузнецовы, уже бывшие в родстве со Степановыми: сестра нашей бабушки Степаниды Фроловны была замужем за двоюродным братом нашего дедушки Михаила Кузьмича.
Предки Нины Ивановны попали в Сибирь в разное время и по разным причинам. Прапрадедушка Горохов Манойло (Эммануил - в переводе: "с нами бог") переселился в Сибирь, по-видимому, холостяком, так как в жёны он взял девушку из коренных народов Сибири - тунгуску (так в то время называли эвенков). Имени её мы не знаем. Знаем только, что курила она трубку. В деревне Борки у них родилось семь сыновей. Один из них, Олемпий, умерший в 1939 году, - прадедушка, а сын его Арсентий ( с греческого - "мужественный") - дедушка Нины Ивановны. У Арсентия Олемпиевича и Варвары Васильевны в 1905 году родился сын Иван. По преданиям семьи, принадлежали они к чалдонам, переселенцам с Дона. Похоже, это были не казаки, а возможно, рыбаки. Причина переселения мне не известна. Приемлемого толкования слова "чалдон" мне в литературе найти не удалось. Но об этом несколько позднее.
О родственниках Нины Ивановны по материнской линии у нас сведений мало. Дедушка, Башун Иван, вроде, был сослан в деревню Улюколь Енисейской губернии за какие-то польские события. Правда, существует фотография, где он изображён при погонах, и сделана она в городе Канске, т.е. в Сибири. Приехал он в Сибирь в 1910 году из города Бельска Гродненской губернии вместе с женой Акулиной Ивановной. В семье у них было два сына и дочь Екатерина, 1907 года рождения, мама Нины Ивановны.
В 1979 году наша семья пополнилась невесткой Наташей. Так у нас появилась украинская родня.О родственниках нашей невестки Наталии Ивановны мы знаем ещё меньше, чем о родственниких Нины Ивановны по линии её матери. Её отец Милько Иван Петрович родом[Author ID1: at Fri Oct 16 17:28:00 2015
]из Полтавской области Украины. Родственники его погибли во время голода, поразившего в 1932-1933 годах Украину, Поволжье, Кавказ и Западную Сибирь.[Author ID1: at Fri Oct 16 17:28:00 2015
]Мать Милько (Кузяк) Евдокия Ивановна родом из г. Россошь Воронежской области. Проживали и работали на заводе в городе Луганске.[Author ID1: at Fri Oct 16 17:28:00 2015
]
Теперь подробнее о родственниках.
СТЕПАНОВЫ
Первым ребенком в семье Егора Дмитриевича и Степаниды Фроловны была девочка, назвали ее Прасковьей, или, по-домашнему, Параней. Случилось это в 1905 году. Дедушке было в это время 19, бабушке - 18 лет. Следующим выжившим ребенком был наш отец, родившийся через 7 лет после своей старшей сестры. Тетушка Прасковья - долгожитель, жила она в семье одного из своих сыновей всё в той же Табулге.
Наш прадед Дмитрию Фролович был мастеровым человеком, сельским кузнецом и вообще мастером на все руки. Со временем в Сибири Степановы обжились. Со слов Андрея Егоровича, были в хозяйстве и лошади, и коровы, разный сельскохозяйственный инвентарь, даже молотилка, что по тем временам было свидетельством зажиточности. Молотилка была не то что не в каждой семье, но и не в каждой деревне. То есть семья прадедушки стала хорошо обеспеченной, но так как он был мастером на все руки, то его приглашали и, например, застеклить окно. На такую работу он брал с собой внука Андрея. Объясню почему. За работу платили, в основном, куриным яйцом и к тому же, по русскому обычаю, обязательно угощали. Обязанностью внука было донести заработок, сложенный в ящик стекольщика, в сохранности. В противном случае, яйца за дорогу превращались в яичницу. В любом варианте, в воротах его встречала прабабушка Ксения, женщина с суровым характером. Прадедушке, конечно, доставалось. Думаю, что не только словами, так как она заикалась, с таким дефектом речи много не наговоришь, а физическим воздействием.
О точной дате рождения нашего отца я уже говорил. С хронологией у Степановых было слабовато. Когда у нашей бабушки Степаниды Фроловны один из сыновей спросил о своём дне рождения, она ответила так:
- А когда с крыш капало.
В Ермиловку наш дедушка Егор Дмитриевич с семьёй переехал, имея пятерых сыновей и двух дочерей. Старшая дочь уже была замужем, она и все остальные Степановы остались в Табулге. С дедушкой приехали сыновья Никандр, Александр, Андрей, Михаил, Иван и дочь Анна. На новом месте устроились более-менее нормально. Дедушка был мастером на все руки - мог столярничать, кузнечить, шорничать, выделывать кожи, шить шубы, обувь (деревенскую, конечно), валять валенки. В общем, мог делать очень многое. Бабушка была ему под стать: кроме всей сельской работы, она умела ещё шить, по деревенским понятиям, была хорошей портнихой. Владела она дорогой, по тем временам, швейной машинкой "Зингер" с ножным приводом. А ещё семья владела почти единственными в деревне часами-ходиками.
Дом Степановых. Фотография 1956 года
На новом месте купили дом в центре деревни. Дом их был довольно большой. Внутри он был поделён на две неравные части тесовой перегородкой. Меньшая её часть была, в свою очередь, поделена на две комнатки: спальню дедушки с бабушкой, где дедушка еще и ремонтировал обувь, и "детскую" - для всех остальных. Основную часть дома занимала гостиная, она же и прихожая, и кухня, и столовая. В переднем правом углу этой комнаты располагалась русская печь, около неё лавка и полки для посуды. В противоположном углу обе стены занимали широкие лавки, а около них - длинный обеденный стол. Вдоль других двух сторон стола стояли скамейка и стулья. И "детская", и печь, и лавки использовались для сна многочисленной семьи. Правда, в то время, которое я помню, в доме оставалось только два брата - Михаил и Иван. Остальные к тому времени выросли и разлетелись. В отличие от многих в деревне, у входных дверей Степановых висел рукомойник.
У дома были довольно большие сени с кладовой. Двор большой, поросший травой. В левом углу его - большая баня, построенная уже дедом. В огороде была ещё одна баня, оставшаяся от старого хозяина. Использовалась новая баня и для помывки, и для стирки; в ней дедушка и валенки валял (очень нужная в Сибири обувь), а во время войны мы с мамой однажды и самогонку в ней гнали (спиртное - самая "устойчивая "валюта" во все времена). Правый угол двора занимала стайка и пригон - помещения для скота. К ним примыкал навес для дров, крытый берестой. Дед сгонял меня с него, если я туда забирался. Боялся, что береста меня не выдержит. При доме был огород и небольшой палисадник.
В обычае у Степановых было общее чаепитие за большим столом у самовара. Сахар при этом был обычно рафинад, большие куски которого сначала раскалывались, а затем делились на кусочки специальными щипчиками. Чай пили вприкуску. В отличие от Кузнецовых, где отца называли тятей, у Степановых отца называли папашкой. Да и вообще словарь у них был своеобразный, необычный для этой деревни. Намедни, надобно, чавой-то, "т" в конце слова смягчается. Наверное, это соответствует тульскому говору. Я что-то не припомню, чтобы ругался дедушка, а у бабушки самым страшным ругательством (на животных) было "гром тебя расшиби".
Степановы Никандр Егорович, Ефросинья Михайловна (с сыном Андреем), Кузнецов Леонид Михайлович (с гармонью). Стоят: Кузнецовы Надежда Михайловна и Александр Михайлович
Мои родители со своим наследником.
По-моему, они довольны своим сыном
Наверное, в соответствии с семейными генами,
сыновья все росли мастеровитыми. Старший, мой отец, заинтересовался техникой. Пошёл на курсы трактористов в МТС, хотя и был очень даже малограмотным: окончил лишь курсы ликбеза в деревне. Работал в колхозе сначала на колёсном тракторе (со "шпорами") - ХТЗ, а перед войной пригнал в деревню первый гусеничный трактор с газогенератором - ЧТЗ-НАТИ. Был бригадиром тракторного отряда. Работал и трактористом и комбайнером (комбайны в то время не были самоходными, а прицеплялись к трактору).
Трактористы. В первом ряду крайний справа - Никандр Егорович. 24.9.1940г. с. Шеломки.
Александр пошел по "счётной" линии - в колхозе молодым ребятам, окончившим семилетку, находилась работа счетовода, но руки у него были мастеровитыми. В послевоенные годы, вместе с отцом и братом Иваном, построил под Новосибирском дом, собственноручно сделал всю мебель, причём на достаточно высоком, для того времени, уровне. Инструменты никогда не выпадали из его рук.
Андрей, прибавив себе возраст, завербовался на шахты Дальнего Востока. В войну, в блокаду, служил авиамехаником на аэродроме под Ленинградом, в Ленинграде остался после войны, стал классным слесарем. В первый мой приезд в Ленинград я разыскивал его через адресный стол (у меня был устаревший его адрес). Справку в адресном столе мне выдали очень быстро:
- Степановых Андреев у нас много, но вот Егорович - один! - Как-то звоню я ему из Москвы, отвечает: - Слушаю! - Это Андрей! - Андрей, Андрей - слушаю! - Да это я, Андрей, Андрей Егорович! - А, понятно! Здравствуй, Андрюша! Много он нам помог в нашу бытность в Ленинграде.
А Михаил в юношестве был большим выдумщиком. Сделал деревянный педальный автомобиль, был у него собственного производства проектор, с помощью которого он показывал нам "кинокартины" собственного производства, делал модели самолетов. В общем, фантазия у него била ключом. В начале войны его приспособили счетоводом в контору. Потом призвали в армию, воевал разведчиком, освобождал Прагу. Награждён высшим солдатским орденом - орденом Славы. После войны остался на сверхсрочную, вспомнил счётную профессию, стал профессиональным военным финансистом. Служил на Кушке, самом южном месте Советского Союза, затем - в Ташкенте.
Иван, самый младший из братьев, последыш, в армию не призывался из-за плоскостопия. Был он и связистом, работал и на железной дороге. Когда я был у него в гостях, показывал мне свои "приспособления", в том числе циркулярную пилу с электроприводом. Дом для своей дочери строил своими руками вместе с зятем.
Анна вышла замуж в этой же деревне. Жила в Новосибирске. Родились у неё дочь и сын. Муж, как и наш отец, погиб в войну.
Ну и еще один штрих к семье Степановых вообще. По преданию семьи, один из наших родственников был паровозным машинистом и за проведение первого состава по одному из мостов через Волгу получил серебряные часы от императора.
А теперь фотографии Степановых разных лет.
Андрей Егорович - 1943 год
Андрей Егорович - ленинградец
Михаил Егорович с семьёй
Иван Егорович, Мария Александровна, Егор Дмитриевич
Сидят: Щербенёва Любовь Алексеевна, Степанова Мария Александровна, Макееваева Анна Егоровна. Стоят: Степанова Ефросинья Михайловна, Степанов Александр Егорович, Щербенёв Григорий, Степанов Иван Егорович, Макеев Александр Алексеевич, Степанов Владимир Александрович
Степановы Владимир и Андрей, Макеев Александр
Алеександр Егорович, Андрей Никандрович, Александр Алексеевич, Дарья Степановна, Иван Егорович, Ирина, Мария Александровна
Степановы: Саша, Степанида Фроловна с Юрой, Егор Дмитриевич, Мария Александровна, Лена, Иван Егорович
Степановы Андрей и Александр Егоровичи
Степановы. Сидят: Михаил Егорович, Капитолина Ивановна, Александр Егорович. Стоят: Андрей Егорович, Дарья Степановна, Иван Егорович
КУЗНЕЦОВЫ
Дедушку Михаила Кузьмича Кузнецова мне знать не довелось, так как погиб он летом 1934 года еще до моего рождения. У бабушки с дедушкой выжили в детстве и стали взрослыми, как и у Степановых, семеро детей: трое сыновей и четыре дочери. Это - Евдокия, Ульяна, Ефросинья, Леонид, Александр, Надежда и Алексей.
В деревне Ермиловке Кузнецовы были одними из её основателей. Поселился здесь Михаил Кузьмич с тремя двоюродными братьями. Двоих я знал - Николая Борисовича и Михаила Борисовича - третий, очевидно, умер до моего рождения. Петр Борисович поселился в соседней старопоселенческой деревне Канарае. Был, вроде, еще кто-то, о ком мне не известно. Бабушкины родственники, Котёнкины, поселились в мордовской деревне Калкасет, расположенной в пяти километрах на север от Ермиловки. В Ермиловке поселилась с семьей и сестра бабушки.
Кузнецовы Михаил Кузьмич и Лукерья Кузьминична
Михаил Кузмич был рыжим. Однако цвет своих волос передал лишь одному внуку Ивану, сыну Евдокии Михайловны. Других рыжих среди его потомков не было. В гражданскую войну бабушка попыталась было пошутить по поводу цвета волос мужа. Через деревню прокатывались то красные, то белые (колчаковцы). Красные искали белых, белые - красных. Если находили - вешали на колодезных журавлях. На этот раз въехали конные белые. Бабушка оказалась на улице, ей и был задан вопрос:
- Есть в деревне красные? - Есть ... мой мужик ... рыжий.
За эту шутку чуть не схлопотала плетей. С ними тогда было очень просто, и бабам часто плетей доставалось больше, чем мужикам (они прятались в лесах). Когда я стал себя помнить, жили они в центре деревни в пятистенном доме, довольно большом по площади, состоял он из двух комнат: передней, она же кухня, столовая, да и спальня, и горницы. Дом был высоко приподнят над землей, имел крепкие сени с кладовой, высокое крыльцо с терраской. При доме были все надворные постройки, в том числе амбар, баня. Но это было позднее. Этот дом был куплен. Дедушка собирался сам построить большой дом, уже был привезен лес. Может быть, и хорошо, что не успел построить: мама говорила, что раскулачивали всех владельцев пятистенок. Но, может быть, это и не так, потому что богатыми Кузнецовы вовсе не были.
После окончания гражданской войны наступила эпоха коммун. Михаил Кузьмич вступил в коммуну, организованную в соседнем (5 км) Канарае. Отвели туда две коровы, лошадь, но в коммуне дело не пошло, и оттуда он вышел "голым" - без скота и жилья. Одну корову бабушка увела под покровом ночи, но за это пришлось вернуть ружьё (наверно, выдавали коммунарам). Надо было строить какое-то жилье, обзаводиться хозяйством. Ездили на работы в город Канск, участвовали в каких-то строительных работах.
Всё потихоньку устроилось, но вот обычная деревенская трагедия оборвала жизнь моего не сдающегося обстоятельствам деда. Был какой-то праздник. Естественно, что мужики веселились. Мой отец в это время спал дома, мама его разбудила и отправила к дедушке, где уже веселилась компания. Муж тети Дуси, Котов Степан, дурной во хмелю, решил "пошутить": прихватил охотничье ружье - двустволку и побежал с нею по деревне. Повстречался ему мой отец:
- Ликанка, стреляю! - Стреляй!
Отец стоял около колодца, подняв правую руку. Раздался выстрел, но, к счастью, мимо. Порвало только рубашку под рукой. Отца после этого месяца три потряхивало. Шок. На "весельчака" навалились мужики и отобрали у него оружие. В запале дедушка решил разбить злополучное ружье. Схватил за стволы и прикладом ударил по колоде, лежавшей у колодца. Второй курок был взведен - и от удара произошел выстрел. Заряд был на медведя. Пуля прихватила руку и вошла в левую часть груди. Умер дед здесь же. До районной больницы было далеко, - пока привезли врача, все было кончено. Просто истёк кровью. Бабушка овдовела в 48 лет. Бабушкой она была великолепной, доброй. Кучу своих внуков, как наседка, подгребала под свои крылья, умела и накормить, и сказку рассказать.
Далее фотографии разных лет
Котов Степан, Кузнецов Леонид Михайлович, Степанов Александр Егорович
Старшую свою тетушку Дусю я помню уже взрослым, хотя видел её ещё и перед войной. Комплекцией она была солиднее моей мамы, но, одетую в мамино платье, мог принять её за свою маму даже я, сын. Вроде бы вместе они разные, а по отдельности - очень похожие. Замуж она вышла за богатого Котова, но по принуждению со стороны жениха. В период, когда шла вербовка для работы на шахтах Дальнего Востока, они переехали туда. Родились у них сын и две дочери. Вообще тётушкам моим в жизни не везло. Тётя Уля, добрейшая женщина, семейную жизнь так и не сложила. Выходила замуж, по каким-то причинам разошлась. В результате имела трёх дочерей от разных отцов. Отец младшей погиб в войну. В конце жизни вышла за вдовца, инвалида войны, отца большого семейства. Похоронила его, доживать пришлось с младшей дочерью в Казахстане. Надежда, после двух замужеств, имела тоже троих детей от разных отцов.
Первый ряд: Кузнецова Марфа, Степанова Нина. Второй ряд: Кузнецов Сергей с Кожемякиной Таней, Кузнецов Валерий с Кузнецовым Колей, Кузнецов Александр Михайлович, Степанова Ефросинья Михайловна со Степановым Сашей, Кузнецов Леонид Михайлович, Савич Владимир Владимирович. Третий ряд: Кузнецова Ольга Михайловна, Кожемякина Лидия Никандровна, Кузнецова Любовь Алексеевна
Леонид пошел по ветеринарной части. Долго работал в Якутии с оленями. Детей после себя не оставил. Самой удачной, по сравнению с другими, оказалась жизнь у Александра. В войну окончил пехотное училище в Белой Церкви, воевал, был ранен. Награжден неоднократно. После войны работал в лагере для военнопленных немцев. Затем перешёл в милицию. Окончил десятилетку и юридический факультет заочно. Был очень добрым, во всяком случае, к родственникам, человеком. Женат был трижды. С первой женой разошелся по неизвестным мне причинам. Вроде бы из-за того, что пыталась отравить бабушку Пелагею Васильевну, которая в то время жила с ним. Вторая, Ольга Михайловна, добрейшая женщина, родила ему двух сыновей. На третьей женился после смерти Ольги Михайловны. На пенсию вышел с должности начальника ОБХСС Луганской области.
Степанова Нина Ивановна, Кузнецов Александр Михайлович
Самым младшим в семье был Алексей. В войну, еще мальчишкой, сел на трактор и работал на тракторе довольно долго. Был женат, родилась у него дочь. Умер молодым.
ГОРОХОВЫ
Бабушка Варвара Васильевна (Бурмакина в девичестве) внушала своему внуку Анатолию, а потом и внучке Нине, что они не просто кто-то, а чалдоны (наших чалдоны называли презрительно лапотонами). Она утверждала, что прибыли они с Чалки и Дона. Поэтому и называли их чалдонами. На карте Северного Кавказа Дон, конечно, есть. Но вот никакой Чалки здесь нет. Возможно, это от слова "чалить". Академический словарь Русского языка под редакцией Евгеньева говорит: "чалдон - коренной житель Сибири". Надо полагать, это наиболее ранние русские переселенцы в Сибирь. Причем переселялись большими общинами и основывали целые деревни родственников. Если это были действительно переселенцы с Дона, то причиной их массового исхода могло быть, например, и такое событие: в августе 1818 года состоялось "усмирение" сальских крестьян, в том числе и с помощью пушек. Так что "сальские" и "чалские" могло быть простой трансформацией слова при изустной передаче. Наконец, это могло быть сокращением словосочетания "человек с Дона", "человек Дона".
Как я уже говорил, у переселенца Эммануила и местной тунгуски в Борках родилось семеро сыновей, среди них Олемпий Эммануилович. О родстве с местным или, как тогда говорили, туземным населением, т.е. тунгусами, говорит внешность Лидии, сестры Нины Ивановны. Ген передался ей от прапрабабушки, через поколения.
У Олемпия Эммануиловича родился сын Арсентий (по остальным его детям у нас сведений нет). Где-то в 1903 - 1904 году Арсентий Олемпиевич вступил в брак с Варварой Васильевной. До замужества жила она в деревне Сухово (или Бурмакино) у своих родственников Бурмакиных. Варвара Васильевна рано осиротела (вся ее семья в один день умерла от какой-то эпидемии). Ребенком её отдали сестре отца. Тётка воспитывала её жёстко, держала в "чёрном теле", на правах бесплатной батрачки. Обряжала в ремки и почему-то не хотела выдавать племянницу за сватавшихся к ней богатых женихов. А девица она была, наверное, видная. Отдали за самого бедного, приехавшего из Борков. Жениха видела до этого всего один раз. В общем, образовалась беднейшая семья. Зато оба оказались работящими. Всего за год на собранные и проданные "дары леса" - грибы, ягоды купили лошадь и корову, как-то построились. В 1905 году у них родился сын Иван и затем - дочь Клавдия, сын Николай и дочь Мария.
В гражданскую Арсентий Олемпиевич воевал против Колчака (Тасеевская республика); в одном из походов простудился, заболел воспалением легких и умер. Варвара Васильевна вторично вышла замуж за зажиточного золотоискателя - вдовца в деревню Канарай, на большую семью. Собственные дети и дедушка Олемпий остались на руках старшего сына. Так как второй муж бабушки был связан с золотом, то в какое-то время его арестовали, и домой он больше не вернулся.
В 1925 году Иван Арсентьевич привёл в дом молодую жену - Екатерину Ивановну, урождённую Башун. Необходимо отметить, что в сведениях о прибытии в Сибирь семьи Башун, полученных от Екатерины Ивановны и Анатолия Ивановича, есть некоторые расхождения. Как я уже сказал выше, Башун Иван был сослан в Сибирь в 1910 году, и повторюсь, имеется фотография, где он запечатлён с двумя товарищами, - все трое в мундирах и при погонах. Фотография сделана в городе Канске. В общем, если это была ссылка, то не жёсткая. Не стало его в Гражданскую войну. В письме Екатерины Ивановны говорится, что в деревню Улюколь она была привезена родителями в 1916 году. У Екатерины Ивановны было два брата - Петр и Георгий. Бабушка Акулина Ивановна умерла в деревне Улюколь .
Горохов Иван Арсентьевич
Иван Арсентьевич родился в д. Борки в 1905г. С 1933 года работал в "Заготзерно" в с. Дзержинском, а с 1938г. - в Союзсовхозтрансе в г. Канске. С началом войны в 1941 году был призван в Армию, связистом. Участвовал в боях в Новгородской области и в 1942 году был объявлен "без вести пропавшим". Место гибели и захоронения было выяснено лишь много лет спустя. Захоронен он у селения Любино Поле в Чудском районе Новгородской области.
Горохова Клавдия Арсентьевна Горохов Иван Арсентьевич Горохова Екатерина Ивановна Горохов Николай Арсентьевич
В семье Ивана Арсентьевича родилось пятеро детей: Александр, Василий, Анатолий, Лидия и Нина. Александр погиб в 1944 году очень молодым, почти мальчишкой, за месяц до того, как ему исполнилось 18 лет. Похоронен в латвийском местечке Озолайне, неподалёку от г. Резекне. Мы там были, в то время могилы содержались в порядке. В архиве министерства обороны нашёлся наградной лист. Среди награждённых медалью "За отвагу" есть и Александр: "- Разведчика взвода пешей разведки Горохова Александра Ивановича за то, что смело и решительно вступил в бой с группой противника, численно превосходящей по силам, в районе деревни Петушки 25.7 из своего автомата уничтожил 3-х немцев. Расстреляв все патроны. В этом бою прикладом убил двух немцев. В бою за деревню Буши гранатой убил 2-х немцев, а остальных обратил в бегство.
1926 г.р., русский, член ВЛКСМ. В Красную Армию призван Канским РВК Красноярского края."
Горохов Саша
Василий жил в г. Канске, работал мастером в весоремонтной мастерской.
Анатолий был длительное время на партийной работе в селе Новоселово Красноярского края. Там же и вышел на пенсию. Продолжал работать директором хлебоприемного пункта "Заготзерно".
Горохов Анатолий Иванович (в центре)
Лидия окончила сельхозинститут, но судьба её сложилась трагически. Она рано овдовела, а затем и сама молодой ушла из жизни от случайного укуса энцефалитного клеща.
Рождественский Геннадий, Горохова Лидия Ивановна
Гороховы Ирина и Андрей
Гороховы Ирина Анатольевна и Андрей Анатольевич
ПРО ДЕВОЧКУ НИНУ
Нина Ивановна - настоящая коренная сибирячка. Как уже было сказано, одна из её прапрабабушек по линии отца была по национальности тунгуской (эвенкийкой). Все остальные предки, кроме матери, - чалдоны, одни из наиболее ранних русских переселенцев в Сибири.
Не простым было моё детство, но я всё-таки помню и отца, и рос при матери. Совсем иначе сложились детство и юность Нины. Родилась она за год до начала войны. С началом войны отец был призван в Армию, оставив на руках жены пятерых детей, среди которых Нина была младшей. Мать решила поручить её и одного из сыновей своей свекрови и доставила их в село, где та проживала. За руку вела сына, за собой вела на верёвке корову-кормилицу, а на руках несла годовалую дочку. Не представляю, как это было, так как надо было прошагать более восьмидесяти километров. Корове и сыну, правда, через некоторое время пришлось проделать этот путь в обратном направлении. Дочка осталась у бабушки.
Так началась жизнь у бабушки. Маленькая избушка с приусадебным участком на окраине села. Примитивные хозяйственные постройки и огород. Домик к тому времени был в ветхом состоянии. Бабушка, как могла, поддерживала своё хозяйство в более-менее нормальном состоянии, хотя не на всякую половицу можно было наступать. В хозяйстве бабушки было и одно средство "малой механизации" - тележка. Тележка эта была для бабушки "бедой и выручкой". На ней она привозила из леса сучья и хворост для печки, на ней же привозила и траву для коровы. Всё это надо было заготовить на долгую сибирскую зиму. Других возможностей сделать это у неё просто не было. Внучка была ещё совсем маленькой - бабушка, когда ей нужно было залезть за картофелем в подполье, привязывала внучку к ножке кровати. Боялась, что та может свалиться в открытый люк. Возможно, когда-то это и приключилось. В подполье всё было разделено на отсеки, где хранились различные корнеплоды. Особенно девочку интересовала хранившаяся в песке сладкая морковка, которая лишь иногда перепадала ей. В хозяйстве с какого-то времени завелась и собственная корова. В огороде выращивалась основная деревенская еда: картошка, капуста, огурцы и другие овощи. Этот период своей жизни Нина вспоминает очень тепло. Бабушка любила свою внучку и, как могла, кормила, одевала и воспитывала её. Когда внучку спрашивали, что она делает у бабушки, ответ был простой и исчерпывающий:
- Ращусь.
Были у неё и свои обязанности. В деревнях зимой домашнюю живность (телят, ягнят, поросят) первые недели после рождения спасают от морозов в жилых помещениях. Часто эти жилые помещения представляют собой единственную комнату жилища. В углу комнаты делается подстилка из соломы, на которой и размещается новорожденный. Обязанностью детей было подставлять какую-нибудь ёмкость при исправлении младенцем естественной надобности. Вот и у Нины была такая обязанность, когда в доме появился телёнок. А ещё до рождения телёнка бабушка брала её с собой ночью посмотреть корову, которая вот-вот должна была отелиться. Было страшно: за огородами у реки посверкивали какие-то огоньки. Может быть это волки? Их и в самом деле в войну развелось немало, и на окраине села зимой они вполне могли оказаться.
Ребёнок она была голосистый и, благодаря радио, знала много песен, в том числе и чисто сибирских. У бабушки часто собирались соседки-подружки, и для них устраивался "концерт". Как-то соседские мальчишки научили её матерным частушкам, смысла которых она по младости лет не понимала, и подговорили спеть их бабушке. Однажды, когда у бабушки в очередной раз собрались подружки, девочка решила порадовать их новой песней. Взобралась на чурбак, на котором бабушка колола дрова, и спела. За частушку была награждена прутиком по попе.
Ещё у маленькой летом появилась у неё обязанность нарвать мешок травы для поросёнка. Появилось и потаённое место на огороде. В конце огорода был небольшой необрабатываемый участок, поросший травой. Здесь бабушка подсушивала траву, которую привозила на тележке, - готовило сено для коровы на зиму. Это был её волшебный мир. Здесь у неё росла и клубника, и щавель, и разные полевые и луговые цветочки. За загородкой был заливной луг и река. Здесь можно было мечтать, а мечтать она, как и большинство детей, любила. Было и ещё одно место помечтать - бабушкина тележка, на которой бабушка иногда разрешала летом переночевать. Ночное небо над головой казалось таким огромным, а звёзд было так много, и через чистый сибирский воз-дух они были такими яркими ... В августе начинался ещё и "звездопад", можно было загадать желание, только надо было успеть.
Так девочка "растилась" и доросла до школы. Бабушка, как могла, снарядила её в первый класс. К шерстяному сарафану были пришиты сатиновые рукава и вставка на груди (сарафан от выросшей из него двоюродной сестры). Из холстинки (американского мешка) была сшита сумка с лямкой через плечо. В довершение ко всему - в школе было приказано подстричься наголо. Для девочки это было настоящей трагедией, но таковы были правила. Со слезами пришлось с этим смириться. На зиму была сооружена соответствующая одежонка. Старая шубка двоюродной сестры была обшита сатином. Естественно, что она получилась "на вырост", но всё-таки шуба. Её новая владелица гордилась этим: пальцем проделывала в сатине дырочку и всем желающим показывала, что под сатином у неё настоящая шубка.
Бабушка сама росла в семье родственников, без родителей. В работу она была впряжена с раннего детства и это, наверное, считала вполне нормальным. Кроме заботы о пропитании поросёнка, внучке было поручено и мытьё полов, когда она и тряпку-то в руках держать ещё не могла. С учётом того, что полы были некрашеные, мытьё их было не таким простым делом. Вообще некрашеные полы в Сибири мылись протираемые голиком (берёзовый веник без листьев) с песочком до желтизны. Бабушкина избушка стояла на окраине села, а дальше за селом располагались два цеха местной промартели, гончарный и крахмалопаточный. Крахмалопаточный перерабатывал картофель в крахмал и патоку, а отходы производства отдавал работникам промартели на корм скоту. В гончарном цехе работала дочь бабушки, поэтому отходы можно было брать и ей. Когда девочка училась в третьем классе, зимой забирать эти отходы было поручено ей. На санки была установлена кадка, которая наполнялась в цехе жидкой субстанцией и транспортировалась домой. Если кто помнит картину В. Перова "Тройка", на которой изображены дети, тянущие санки, нагруженные кадкой с водой, может легко представить этот процесс. Только из троих детей надо оставить самую маленькую девочку. Всё было бы ничего, но дорога, по которой надо было тянуть санки, была неровной, в буграх и обильно полита этими самыми отходами, но уже замёрзшими. Поэтому транспортировка зачастую заканчивалась опрокидыванием кадки со всем её содержимым на дорогу и слезами, так как поднять и поставить её на место просто не хватало силёнок.
В соседнем с бабушкиным домике жил ссыльный архиерей, так его все называли, седой старик. Девочке очень не нравилось, когда ей говорили, что она похожа на архиерея: такие же белые волосы. Архиерея она не любила: когда-то, причащая детей, он спросил, крещёная ли она. Так как она честно призналась, что не знает этого, девочка была лишена просвирки. Для ребёнка это было несправедливо и обидно. Когда её спрашивали, почему она не любит архиерея, она отвечала:
- Он плохой, он топит в ведре с водой котят!
Ещё её возмущали безнравственные, с её точки зрения, отношения бабушки с соседом с другой стороны их двора. Жил там дед по фамилии Рудько, у которого не было обеих ног. Через загородку из жердочек, разделяющую дворы, со стороны деда Рудько стояла деревянная шайка, наполнявшаяся водой. В этой шайке дед любил купаться в жаркие летние дни. Залезал он в эту шайку, естественно, голышом. Бабушка во время этого купания могла быть по другую сторону загородки и, беседуя с ним, стоя справлять малую нужду. Внучку это возмущало до крайности.
Архиерей был настоящий. В ссылку он привёз с собой положенные по чину облачения и иконы. В своём доме он совершал службы и обряды крещения. В последующем он переместился за речку, где был устроен молельный дом. Кроме этого архиерея, в селе были и другие ссыльные. С девочкой из одной такой семьи Нина училась и дружила, иногда бывала у них. Её поражало количество икон в золотых окладах, развешенных в переднем углу комнаты. Жила семья достаточно обеспеченно, а уж в сравнении с бабушкой, сытно. Характерно, что даже в весенний праздник, когда в этой семье пекли "жаворонков", подружку своей дочери ни разу не угостили. Очень уж набожные были.
В конце улицы разместились семьи немцев, интернированные из Поволжья. Жилось им совсем не сладко. Для жилья они построили землянки, в них и зимовали, обогреваясь "буржуйками". По весне собирали на полях картофель, оставшийся осенью после уборки урожая. Из них пекли лепёшки. Нина подружилась с детьми из землянок и часто бывала у них. Как-то она увидела, как пекут на буржуйке эти лепёшки, и попросила бабушку испечь такие же: чёрные сверху и блестящие снизу. Конечно, ели такие лепёшки и в семьях местных жителей. Бабушка Нины пекла хлеб из клубней саранок (диких лилий), дикорастущих лилий, которые ей приносила внучка, но добавляла в него какие-то колючие отруби. В нашей деревне в хлеб добавляли лебеду, картошку, высушенные и растолчённые цветки клевера и Бог знает, что ещё.
В самом начале войны отец девочки "пропал без вести". Таких "пропавших", особенно в первый период войны, было множество. Их ещё до сих пор находят и перезахоранивают. Бабушка какими-то путями пыталась выяснить судьбу сына. Где-то она узнала, что попал он в окружение, и вышло из него всего 6 человек, среди них и однофамилец, но это был именно только однофамилец. Семьям тех, кто числился в списках погибших, были положены хотя бы незначительные пенсии, семьям пропавших без вести и этой малости не было положено. Лишь где-то в середине пятидесятых годов пропавшие без вести были признаны погибшими.