Столяров Анатолий Федорович : другие произведения.

Повести нашего времени

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 5.12*6  Ваша оценка:

Повести нашего времени

2008

   "Повести нашего времени" - первая самостоятельная книга Анатолия Столярова. Изображённые в книге события, происходившее на рубеже 20-го и 21-го веков, довольно подробно отражают несовершенства административно-командной системы, детализируют механизмы её подъёма и спада, демонстрируют всё это на примере отдельных судеб и философии жизни, а также предостерегают от тяжких последствий, которые неизбежно следуют за разобщённостью людей.
  

АННУШКА

О, дай мне Бог сойти с ума,

Как с поезда, в угоду сердцу.

В селенье тихом обогреться,

Покуда леденит зима.

В снегу тропинку проторить

К избе, снаружи незаметной,

Зажечь свечу, поговорить

Без слов с огнём ее заветным.

Юрий Ключников

1964 год

ПЕРВЫЕ ЛИЦА

   310-й ПАПА РИМСКИЙ
   Павел VI (Джованни Баттиста Монтини)
  
   13-й ПАТРИАРХ МОСКОВСКИЙ И ВСЕЯ РУСИ
   Алексий I (Сергей Владимирович Симанский)
  
   3-й ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ ООН
   У Тан
  
   ПЕРВЫЙ СЕКРЕТАРЬ ЦК КПСС, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ СОВЕТА МИНИСТРОВ СССР
   Никита Сергеевич Хрущёв (до отставки 14 октября 1964 года)
  
   ПЕРВЫЙ СЕКРЕТАРЬ ЦК КПСС
   Леонид Ильич Брежнев
  
   36-Й ПРЕЗИДЕНТ США
   Линдон Джонсон
  
   67-й, 68-й ПРЕМЬЕР-МИНИСТРЫ ВЕЛИКОБРИТАНИИ
   Александр (Алек) Фредерик Дуглас-Хьюм (до 16 октября 1964 года), после выборов Джеймс Гарольд Вильсон
  
   1-Й ПРЕЗИДЕНТ ПЯТОЙ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
   Шарль де Голль
  
   ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОЛХОЗА "СВЕТ КОММУНИЗМА"
   Трофим Никифорович Чумхов
  

Просторы России! Всё есть в этой фразе:

И топот копыт и журчанье реки.

На многие вёрсты раскинулись сразу

Посёлки, деревни и городки.

Первое знакомство

   Заканчивалась зима 1964 года. В "Новогоднем поздравлении советскому народу" с гордостью говорилось: "Год, который мы прожили, венчает великое десятилетие в жизни нашей страны. Народы нашей Родины вышли на новые рубежи коммунистического наступления. Советские люди с гордым сознанием выполненного долга обозревают пройденный в 1963 году путь". Среди этапов пути назывались новые успехи в штурме космоса - полёты советских героев-космонавтов Валерия Быковского и особенно Валентины Николаевой-Терешковой, подчёркивались важные практические шаги по пути разрядки международной напряженности и укрепления дела мира, успешному выполнению Программы КПСС, осуществлению важных мер по ускорению темпов создания материально-технической базы коммунизма.
   "Мы расстаёмся с уходящим 1963 годом добрыми друзьями", - тепло говорилось в новогодних газетах. И вот минуло уже почти два месяца нового года, и жилось на необъятных просторах светло и уверенно. Или почти светло и почти уверенно.
   Колхоз "Свет коммунизма", один из сотен под таким же названием, обильно рассеянным по стране после недавнего 22-го съезда КПСС, провозгласившего курс на построение коммунизма, расположился на берегах могучей северной реки. В колхоз входили четыре крупных поселения. Они окаймляли крупный, на десятки километров, остров посреди реки. Остров был так велик, что на нём встречались непроходимые леса и даже образовалось озеро под названием Кордон, любимое место отдыха для детворы и приезжающих на отдых горожан. Управление колхозом осуществлялось с центральной усадьбы, которая именовалась Островком. Островцом же назывался районный центр, до которого было свыше пятидесяти верст береговой дороги. Район, соответственно, назывался Островецким. И лишь областной центр именовался Островом. Познакомимся же поближе с природой, людьми и историями этого удивительного края.
   Зимняя дорога шла под уклон. Внизу довольно обширное пространство было усеяно безмолвным войском вмёрзшей в лёд осоки, среди которого хаотично рассыпались, словно бессонные часовые, кусты ивняка. Через речку, один из многочисленных притоков могучей реки-соседки, кормилицы и поилицы, перекинут мост, прежде неопрятный и ветхий, но прошлым летом поправленный "до уровня проезжаемости", как говаривали местные водители. Но что-то напортачили с фундаментом, образовался водоворот, вода под мостом не замерзала в любую стужу, здесь всегда парило, как в бане, поэтому приходилось передвигаться по мосту, словно по полосе препятствий, рискуя поминутно свалиться в тёмную бездну. Настил постоянно покрывался наледью, и деревенские мальчишки приспособили его для игры в хоккей, только-только входящий в моду, уступая дорогу редким автомашинам и повозкам. Клюшки мастерили сами, а вместо шайб использовали старые подошвы кирзовых сапог.
   Вечерело. Анна Ивановна Сахонова, бригадир Островковского отделения колхоза "Свет коммунизма", набегавшись за день по неотложным делам, уже по дороге домой, свернула с укатанной дороги вправо, где на берегу речки темнело здание лесопилки. Колхоз строился, расширялся, деловой древесины шло много. Подул встречный ветерок, и приятно пахнуло свежими хвойными опилками. Зоркий глаз Анны Ивановны приметил три здоровенные копны опилок и сучьев и огромные кряжи, которые приволокли вчера с дальней порубки для экстренной распиловки. Однако случилась поломка на сельской электростанции - пилорама весь день простояла без дела. Всё было припорошено свежим снегом. Кряжи, словно чёрные привидения, выглядывали из-под снежных шапок. Картина причудливая, только художнику рисовать. Анна Ивановна была не художником, а практиком. Подозрительных следов, указывающих на действия расхитителей (и на что в первую очередь обращала внимание Анна Ивановна), нигде не наблюдалось.
   К дощатому сараю лесопилки, сбоку, было приделано кирпичное здание электростанции. Вообще-то, электростанция - это громко сказано. На бетонном основании тремя болтами (четвёртый не подошёл по размеру, и его, не долго думая, срезали автогеном) был прикручен 50-киловаттный генератор, приводимый в действие дизельным двигателем. Говорили, что подобные станции разрабатывались для условий Крайнего Севера и Антарктиды, где они превосходно себя зарекомендовали. Промышленность освоила выпуск этих простых и надёжных агрегатов, которыми и были оснащены средней руки поселения, куда ещё не дотянулись нити большой электрификации, но где уже отвыкли от лучинной дикости средневековья. Электростанция в Острове работала не постоянно, а по требованию и по графику. Требования исходили от председателей - колхоза и сельсовета - для обеспечения тех или иных хозяйственных или общественно-политических мероприятий, а график предназначался для населения. Стук дизеля за речкой означал свет в доме, тишина означала мрак и привычную керосиновую лампу. Телевизоров и холодильников на селе ещё не было. Командовал станцией расторопный и умелый мужик Фёдор Степанович Цехаров. Годами он превосходил Анну Ивановну не так уж и много, лет на пять всего, но разнообразными умениями снискал всеобщее уважение. Чуть что сломается - швейная машинка, сепаратор ли - все идут к нему. И отказа не получают.
  

Башня

  
   В прошлом году Фёдор Степанович приобрёл и районную, и чуть ли не областную известность. На пригорке, в версте отсюда, была построена новая водонапорная башня. Для стройки пригласили умельцев из соседнего района, славящихся передаваемым из поколение в поколение секретом особого строительного раствора, не подвластного времени и непогоде. Они в каких-то два месяца возвели круглую башню, глядя на которую колхозники, и особенно приезжавшие гостевать горожане не переставали восхищаться:
   - Башня на диво! Ну, прямо как в Кремле!
   Умельцы получили по договору денежную и натуральную оплату и собирались отбыть восвояси. Их отъезду предшествовал разговор с председателем колхоза Трофимом Никифоровичем Чумховым.
   - Мужики, работа у вас знатная, спору нет, - говорил он, обходя дугой вознесшееся в небо изящное сооружение, где каждый кирпичик сидел ровно и прочно, как зёрна в початке кукурузы, с недавнего времени ставшей почётной культурой на всех землях необъятной нашей страны, в том числе и на северных пустошах Островка. - Умеете, умеете. Нечего сказать.
   Каменщики самодовольно усмехались, догадываясь о направлении последующего разговора и зная, к какому берегу он выведет.
   - Однако, мужики, полдела - это не дело, - продолжал Чумхов. - Дом без крыши - хуже землянки.
   - Не мастера мы по кровле, - отговаривался старшина каменщиков, - наше дело выйти на уровень - и баста. Крышу пусть другие делают. А мы нет... Мы - каменщики...
   Но Чумхов, зачарованный каменными узорами, которые в трёх местах опоясали цилиндр водокачки, и в глубине уверенный, что русский мужик на все руки мастер, продолжал уговоры. Он считал себя искусным оратором, и только сравнение с Троцким ("споришь, как Троцкий!"), которое однажды сделал про него заезжий лектор общества "Знание", сильно испортило ему мнение о самом себе. Но в данном случае он не скупился на слова и доводы. В ход пошли строительные заклинания "под ключ", "аккордный наряд" и прочие невообразимо убедительные словеса. Чумхов вёл себя настойчиво, и настойчивость его объяснялась просто. Приближалась 45-я годовщина Великого Октября, и ему, старому колхозному лису, очень хотелось утереть нос всем своим соседям-завистникам и предъявить районному руководству новостройку, отмеченную принципом: "Выше. Лучше. Быстрее". Он стал "заводиться". В разгар вспыхнувшей дискуссии он приказал подошедшей на разговор Анне Ивановне срочно доставить из колхозной конторы текст заключённого со строителями договора, долго читал, шевеля губами, хмурился, наконец, найдя нужное место, широко улыбнулся и зажмурился от удовольствия, как кот на прогретой солнцем завалинке:
   - Вот, мужики, читайте: "... и выполнять другие работы..."
   Старшина достал очки, испуганно взял бумагу, вчитавшись, перевёл дух:
   - Нет, Трофим Никифорович, на понт меня не возьмёте. Тут написано: "... и другие каркасные работы". Крыша - это не каркас...
   Председательская карта была бита. Но он, продолжая упорствовать, ещё долго уговаривал мастеров, как он выражался, "уделать шатровую крышу", соблазнял их тем, что можно будет, вдобавок к денежной оплате, забрать остатки пиломатериалов, которых, как известно, остаётся против сметы почти наполовину. Даже Анна Ивановна почувствовала неловкость от всего происходящего. У неё был дар употреблять к месту удачные поговорки, которых она помнила великое множество. Не удержалась и в этот раз:
   - И сладок мёд, а в жару киснет, - сказала она, непонятно к кому обращаясь. Мастера, пошептавшись в сторонке, согласились было "залезть на крышу", но заломили цену - в треть уже полученной за кладку стен. Это вывело Чумхова из себя. Он топнул ногой, застонал от острой боли и закричал вне себя:
   - Кровопийцы! Мерзавцы! Птицы высокого полёта! Высоко им, видите ли! Вон из моего колхоза! Чтобы и духу вашего здесь не было!..
   Председатель, что и говорить, был жадноват. Он обожал широкие строительные проекты, но платил за работу крайне неохотно. По этой причине всё местное население, еще не уехавшее в поисках лучшей доли в города, предпочитало работать "на постоянной", то есть на машинном дворе или на ферме, избегая участия в строительных мероприятиях, справедливо полагая, что всё равно одурачат. Последним актом общинно-колхозных деяний стал ремонт упоминаемого выше моста через речку. Произвели работу с ледяным сюрпризом не специально, но хуже, чем специально. Если понуждать человека делать ненавистный труд, да ещё обижать с оплатой, которая в старое время называлась вознаграждением, то в итоге и получится чёрт знает что. Колхозники, зная про этот первородный грех социалистической деревенской экономики, бежали от строительных нарядов, как от огня, и постепенно, ещё с конца 50-х годов, эти наряды стали переходить в руки отхожих работников, сначала из областей с традиционно ремесленным, но избыточным населением, а затем к посланцам закавказских республик.
   Трофим Никифорович знал про это очевидное обстоятельство, но ничего поделать не мог и не хотел. Во-первых, не мог протестовать против устоявшейся системы, благословляемой решениями партии и правительства о специализации труда и негласном поощрении внутрисоюзной сезонной и постоянной миграции населения, а, во-вторых, - и это оказалось во время принятия решений по денежным вопросам первостепенным, - не мог совладать со своей председательской скупостью. Он приехал в Остров задолго до войны, в числе двадцатипятитысячников. Приехал налегке, "в фуфайке", как говорили про людей, не обременённых излишним имуществом. Он был уже не мальчиком, а закалённым борцом за социалистические идеалы. Во время кулацкого мятежа в родных ему оренбургских степях молодой комсомолец Чумхов попал в руки рассвирепевшей кулацкой молодёжи. Его зверски пытали, серьёзно повредили ногу, которую впоследствии врачи едва смогли спасти. Остались последствия: хромота, специальная обувь, опасность неосторожных движений, которые приводили к приступам нестерпимой боли, как давеча во время поединка с каменщиками. Спасли его от верной гибели в степях красноармейцы из отряда особого назначения НКВД, которые доставили его, полуживого, сначала в райком, а затем, стонущего, - в больницу. Партбилет, как высшую награду за подвиг, ему вручили прямо на больничной койке. С тех пор он ни разу не изменил делу партии, даже в коварном 37-м, хотя и трясся каждую ночь, как осенний лист на ветру. Тогда у него на время даже онемела покалеченная нога. С той далёкой поры он смертельно ненавидел кулаков и попутно всех тех, кто помышлял получать от общества больше, чем предполагал сам Трофим Никифорович.
   На великую войну в связи с инвалидностью он не попал, но от предложений переехать в районный центр, переключиться на партийную или советскую работу, всячески отказывался. "Засел на Островке капитально, как Робинзон Крузо", - любил он повторять своим детям, Владимиру и Алевтине, когда они подросли и стали задаваться вопросом о причине их проживания в такой исключительной глуши. По окончании ими школы, однако, он не стал усиленно направлять их в сельскохозяйственные институты, как традиционно поступали со своими отпрысками его коллеги-председатели, а поочерёдно, в соответствии с желаниями, направил в Москву. Владимир поступил в геологический институт, а Алевтина - на биологический, в Ломоносовский МГУ.
   История с кровлей на башне тут же облетела всё село. Кто-то серчал на заезжих строителей, кто-то сочувствовал им. В самом деле - полезай на двадцатиметровую верхотуру, чтобы сломить себе голову за жалкую колхозную подачку. Хотя деньги уже третий год были "новые", утяжелённые в десять раз, но зримой величины, как золотые десятки ещё не забытой поры НЭПа, они не имели. Анна Ивановна по приказу Чумхова обошла всех колхозников, "у кого руки приставлены правильным концом", чтобы сколотить бригаду кровельщиков-добровольцев, но все наотрез отказались. Про Фёдора Степановича, считавшегося приложением к неяркому вечернему электрическому освещению, она почему-то поначалу не вспомнила. Фёдор Степанович сам вызвался покончить с позорящей колхоз строительной "незавершёнкой".
  

Движение к звёздам

   - Забегалась, Аннушка? - В деревне помимо официального обращения по имени-отчеству, широко применяли и уменьшительно-ласкательные формы, причём с огромным количеством смысловых оттенков. - Хватит тебе гоняться. Возьмусь-ка я за дело. К Октябрьской, говорите, надо? Устроим вам флаги на башне!
   Не ставя предварительных условий, в дневное время, пока не был занят на своей станции, привёз на подводах пиломатериал, листовое железо, укрыл, чтобы не украли, всё внутри башни, соорудил верстак для заготовки железа сложной формы и лебёдку для поднятия тяжестей на высоту. Всё это в одиночку. Прохожие дивились, когда слышали на высоте стук молотка и визг пилы, когда из поднебесья неслись вихри опилок и происходило незаметное движение к звёздам.
   - Не боись! - кричали снизу.
   - А я и не боюсь. Я десантник, бывший. Могу и спрыгнуть отсюда, был бы парашют.
   Крыша удалась на славу, двухярусная, с замысловатым слуховым окном, направленным строго на восток, а на самой верхушке поворачивался по ветру симпатичный металлический флажок. Не красного, а зелёного цвета.
   Работа была закончена 6 ноября вечером, а на следующий день, после митинга, недавно назначенный председатель райисполкома Ляхонков, вальяжный, чиновитый, с удовольствием разглядывал чудо местной архитектуры. Чумхов был на седьмом небе. Заметка в районной газете "Коммунистический Островец" назвала его "выдающимся строителем коммунизма в местном масштабе". А успешного завершителя работ Фёдор Степанович пригласили в колхозную контору спустя месяц, где кассир буднично выдал ему 20 рублей за вычетом подоходного налога. Заезжие строители, между прочим, просили 200. Фёдор Степанович не подал вида на очевидно несправедливое решение. Даже Анна Ивановна чувствовала себя неловко, хотя строительные наряды она не закрывала и формально была ни при чём. Целую зиму ей не приходилось иметь дело с безотказным мастеровым, которого после истории с крышей на башне прозвали "верхолазом-Кулибиным". Сейчас её привели на электростанцию конкретные вопросы. Анна Ивановна постучала в затянутую промасленным дерматином дверь.
   - Посторонним вход не воспрещён, - отозвался добродушный голос изнутри. Анна Ивановна имела странное и редкое заболевание - блуждающую приглуховатость. Большую часть времени она обладала слухом тонким, как у лесного зверя, но порой, совершенно внезапно, при ожидании резкой смены погоды или сильном волнении, слух утрачивался, то на одно, то на другое ухо, а что хуже всего - то и на оба сразу. Самое негодное состояло в том, что никак заранее нельзя было угадать приход нелепой болезни. Надо ли говорить, что в наиболее ответственных случаях, а именно тогда и возникало волнение, она оказывалась обезоруженной перед игрой обстоятельств. Прислушиваться, как престарелый дед Евдоким, ей казалось не с руки, приходилось притворяться, что понимает всё с полуслова, как засекреченный агент. На пороге станции глухота поразила её ни с того, ни с сего. Переступив порог наобум, она только и решила:
   - Пора лечиться!
   По озадаченному виду Фёдор Степанович она поняла, что оказалась не совсем желанной гостьей. Хозяин не в силах был оторваться от дела. Руки его по локоть были испачканы в машинном масле. В углу начинала гудеть растапливаемая печь, а под потолком ярко пылала пятилинейная керосиновая лампа, но её света не хватало, чтобы соединить какую-то сложную резьбу, и Фёдор Степанович негромко чертыхался, искоса поглядывая на бригадира: лишь бы не услышала. А та, чтобы скрыть оглушившую её тишину, сосредоточилась на запахах и зрительных образах. В помещении густо пахло соляркой и самосадом. На стене висели ещё не засиженные "мухотой", то есть мухами (видно, вывешивались уже осенью), обложки журнала "Огонёк" с портретами Юрия Гагарина и убитого четыре месяца назад президента США Джона Кеннеди. Фёдор Степанович наконец "поймал" резьбу, вытер ветошью руки, чтобы поздороваться с бригадиром, но, сделав неловкое движение, обронил со станины увесистую кувалду с железной рукоятью. Она звонко ударилась о цементный пол. Звук упавшей тяжести отозвался в голове Анна Ивановна звуком раннего будильника, и слух восстановился. Перехватив взгляд бригадира, направленный на Кеннеди, Фёдор Степанович покачал головой:
   - Жалко парня. Молодой совсем. И за что его подстрелили?
   - Такие они, проклятые империалисты, - уклончиво отозвалась Анна Ивановна. - От них всегда жди беды.
   - Зачем пожаловала, Анна Ивановна? - поторопился Фёдор Степанович, избегая лекции о международном положении, которые он терпеть не мог со времени службы в армии. - По делу или посмотреть мою берлогу?
   Анна Ивановна знала, что электромеханик не любит одиночества, и по вечерам здесь частенько собираются мужики, чтобы поговорить за жизнь. Но без политики. И без пьянства, потому что Фёдор Степанович сам не употреблял и другим не разрешал. Одно курево и карты в дурака. Вот и все развлечения.
   - Что стряслось, Степанович? Почему днём станцию не запускал? Пилорама простояла без дела. Чумхов недоволен.
   - Диверсия произошла. Солярку летнюю привезли. Замёрзла, зараза. Всю систему прошила. Грею у печи, как квашню с тестом. (У печи, точно, стояли друг на друге три матово поблескивающие бочки). Бестолковщины у нас много, сама знаешь. К коммунизму на летней солярке не приедешь.
   - Пиши докладную, разберёмся...
   - Да ещё запор в двери слабый, гвоздём отроешь. Вот ребятишки и повадились сюда наведываться, пока меня нет. Бросили в бензобак соли, чертенята, еле-еле прочистил. Говорят, и Колька твой с ними озорничать выходит...
   Упоминание про сына кольнуло Анна Ивановна в самое сердце. Вообще-то она была ещё молода, 28 лет всего, но уже успела хлебнуть большой беды. Быв от природы смышлёной, она легко закрепилась в колхозной жизни, заняв определённое место в иерархии управления. Она имела хороший почерк, старалась много читать, газеты и книги, и в выпускном классе, который пришёлся на год кончины товарища Сталина, впервые услышала оценку односельчан своих способностей:
   - Грамотная!
   Муж её, Алексей Сахонов, за которого она легко и безоглядно вышла в 20 лет, оказался из другой материи. По-крестьянски работящий, не пьющий, он, казалось бы, имел все основания приобрести статус настоящего крепкого хозяина. Успев срубить и поставить новый пятистенный дом, он внезапно загрустил. Анна Ивановна решилась на серьёзный разговор:
   - Чего не хватает, Алексей? Живём, работаем, дети радуют. А что ждёт впереди - сердце радуется!
   Алексей помолчал немного, хлопнул руками по коленям (позже Анна Ивановна многократно вспоминала это жест):
   - Тошно мне в деревне, Аннушка. Не могу в колхозе. Сама видишь, к трактору я несручен, а с вилами ходить тоже не желаю. Надо в город перебираться. Сама письма читаешь, сёстры меня давно зовут. На великие стройки коммунизма, между прочим.
   - А дом, а дети?
   - Все устраиваются, и мы устроимся. А здесь чего ждать - на руках кровавых мозолей? Всю жизнь на побегушках - что я, что ты!
   Происходил этот разговор весной третьего года, ещё до полёта Гагарина. Поговорив и не найдя понимания в позиции друг друга, супруги на время затаились. А тут космос, Гагарин, пыль до небес. Всеобщее ликование было столь сильным, что казалось, будто звёзды удалось потрогать не одному счастливчику, а всем его согражданам, без исключения. Понятие личного счастья и несчастья, по мнению Анны Ивановны, изменилось раз и навсегда. Но на мужа её Алексея космический триумф произвёл совсем иное воздействие. Он окончательно отвернулся от породившей его деревни. Тайком от жены написал двум своим сёстрам, которые 10 лет назад по линии трудовых резервов были "замобилизованы" в Среднюю Азию, чтобы готовили место. Они уже обжились под южным солнцем, вышли там замуж. Приезжая в отпуска, привозили диковинные восточные сладости, от которых были без ума дети - сын Коля и дочка Света. Потихоньку агитировали брата завязать с принципом "где родился, там и пригодился" и в короткий срок окончательно привели его в "чемоданное настроение".
   На семейном совете решено было так: раз невозможно разорваться между желанием и осёдлостью, то пусть муж и отец попробует судьбу в чужих краях. Советчиков у Анны Ивановны было немного: отец погиб на фронте, а мать после её замужества в личные дела вовсе не вмешивалась.
   С тяжёлым сердцем отпускала Анна Ивановна своего Алексея в Среднюю Азию, в город Душанбе. Предчувствия неладного не покидали её. Измучили нехорошие сновидения. На вокзале, в райцентре, она разрыдалась так, что даже проводница, повидавшая на своём веку всякое, не удержалась:
   - Вот заливается, сердечная. Не к добру это...
   Алексей устроился в Душанбе монтажником в домостроительном комбинате. Снимал комнатку в пригородном кишлаке, встал в очередь на собственное жильё. Большую по деревенским меркам зарплату копил на сберкнижке, но и домой, в Островок, присылал довольно. В отпуск приехал совсем городским - в узконосых лакированных ботинках, в костюме с замшевым воротником. У него изменился говор, и Анна Ивановна была оглоушена от новизны и счастья. Алексей делился наблюдениями о жизни:
   - Советская власть поступает умно. Первый секретарь там - как водится, таджик. А второй - обязательно русский. Для контроля.
   Ещё он смешно рассказывал про неумелость восточных людей: "Говоришь ему: - Сделай то-то. - А он в ответ: - Раствор "йок". Или примутся сверху кирпичи бросать - только успевай уворачиваться. Ставим стену, говоришь ему: "Закрепи как следует", - нет, он твердит своё: "Мало-мало постоит!"
   Алексей сходил к председателю Чумхову, долго с ним беседовал и, несмотря на все его возражения, стал готовить жену к переезду. Анна Ивановна по-прежнему относилась к этой идее без энтузиазма и без колебаний отложила решение этого важного вопроса ещё на полгода. Алексей уехал недовольным, а Анна Ивановна, несмотря на то, что исподволь и вела кое-какие приготовления к смене места жительства, по-прежнему отдавала все силы колхозу, совершенно не жалея на работу времени и здоровья. Она придумала новаторский способ обмера вспаханных полей, ускоренный и точный, что как нельзя кстати наложилось на государственную кампанию по ликвидации приписок в земледелии. Сначала районная, затем областная печать указали на значимость и перспективу ценного опыта. Вскоре к Анне Ивановне примчались инструктор сельскохозяйственного отдела райкома партии Султанов и взъерошенные корреспонденты из Москвы. Фотография Анны Ивановны впервые появилась в центральной печати. А вскоре её избрали в бюро райкома. Заворготделом, старый аппаратчик Хинин, немного циничный, но знающий дело, как свои пять пальцев, а оттого не теряющий уважения окружающих, напутствовал Анну Ивановну, прежде знакомую только понаслышке:
   - Говорят, в Среднюю Азию собралась, Анна Ивановна? Зачем тебе далась эта Средняя Азия, скажи мне, пожалуйста? Урюка захотелось? Гони мужа назад, нечего там делать. Бывал я в этой Средней Азии, горе мыкал, с басмачами сражался. Ишаки и есть ишаки.
   - Живут там люди хорошо. И муж говорит, изобильно...
   - Хорошо там, где нас нет. Ты теперь - кто? Член бюро райкома! Вдумайся в это. У члена бюро много обязанностей, но есть и права. Одно из них - право заходить на базу потребсоюза с чёрного хода. Никакой тебе записи, никакой очереди. Заходи и бери. Всё, что там есть. А чего нет - тут же привезут и доставят!
   Анна Ивановна не могла взять в толк всего, о чём говорил словоохотливый заворг, но чувство раздвоенности, поселившееся в ней на проводах Алексея, неизмеримо усилилось. По дороге домой колхозный парторг Томихин, не скрывающий зависти к внезапной удаче Анны Ивановны, приказал шофёру остановиться у придорожного родника, самолично распечатал припасённую бутылку зубровки, энергично открыл банку консервов армейским ножом, нарезал хлеба аккуратными ломтями, чокнулся оловянными стопками:
   - За большое твоё плаванье, Анна Ивановна!
   Торопливо выпил, крякнул и полушутя-полусерьёзно добавил:
   - Ну, почему "Краткий курс ВКПб" не вразумляет меня так же, как тебя, Анна Ивановна?
   - Не поймал карася - щука будет, - привычно ответила поговоркой Анна Ивановна.
   В душе она, конечно, ликовала. Все прежние боязливые чувства, которые у неё возникали при одном появлении большого или малого районного начальства, оставались позади. Впереди рисовались невероятно счастливые горизонты.
  

Удар судьбы

   Приехав в свой Островок, она попросила Томихина завернуть в почтовую контору, чтобы с ходу отбить Алексею телеграмму с радостным известием и предложением вернуться из командировки, потерявшей уже почти всякий смысл.
   Почтальон тётя Вера, увидев входящую Анну Ивановну, смертельно побледнела и выронила свою сумку из рук. Из окошка, где принимали посылки, выглянуло ещё одно испуганное лицо, разобрать, чьё именно, Анна Ивановна не успела. Предчувствие беды оглушило её - и прямо, и фигурально.
   Протянули телеграмму. Анна Ивановна успела прочитать 4 слова: "Алексей погиб. Несчастный случай..." - и повалилась на пол. Бросились за водой и в соседний фельдшерский пункт. Принесли нашатырь. Откачали. Тётя Вера, яростно накручивая ручку телефонного аппарата, связалась с районной телефонной станцией и заказала срочный разговор с сёстрами Алексея, благо, адреса она помнила наизусть. Анну Ивановну уложили на залитую сургучом лавку, где она, как в тумане, ждала чуда - что случилась какая-то ошибка, опечатка, спутали фамилию и так далее. Каким-то чудом (а, возможно, слух о новом члене бюро райкома уже дошёл до связистов) Душанбе ответил всего через час. Но в действительности чуда не произошло. Алексей погиб. Таджик-напарник плохо закрепил деревянной подпоркой плиту балкона, и она рухнула с пятого этажа прямо на Алексея. Всю трудную часть переговоров тётя Вера взяла на себя. Прижимая трубку к уху, она громко кричала теряющей сознание и слух Анне Ивановне короткие предложения, добиваясь только кивка - да или нет. Узнав, что в Душанбе установилась температура в 48 градусов, она в сердцах бросила:
   - Не доставим мы сюда Алексея. Там прямо на улице кипяток кипяти. Только первого секретаря обкома, если, не дай Бог, сковырнётся, осилят доставить, да и то не всякого. Крепись, Анна Ивановна!
   В результате мучительных переговоров решено было хоронить мужа на чужой стороне. Прибывший по срочному вызову председатель Чумхов полностью согласился с таким решением.
   Анна Ивановна опоздала и на похороны. Самолёт в Душанбе летел из ближайшего крупного города, до которого нужно было делать две пересадки, да вмешалась нелётная погода... Прибыла Анна Ивановна в южную столицу за Памиром с большим опозданием. Проплакала целый день на православном кладбище, погоревала вместе с золовками, да и вернулась домой.
  

"Да будет свет!"

  
   После трагедии внешне мало что изменилось в ней. Упорства в работе не стало меньше, в отношении к людям не убавилось и не прибавилось строгости. Но неожиданно для самой себя она закурила. Делала это тайком, но предпочитала крепкие папиросы - преимущественно "Памир", как напоминание о недавней беде. Сократила домашнее хозяйство, а детей отправила в райцентр, в хороший и проверенный интернат, где часто их навещала и откуда они, уже подросшие, иногда с попутными родственниками приезжали и сами, особенно старший, Николай. Анна Ивановна придерживалась воспитания чёткого: сказал - исполнил, и верила, что её-то сын, несмотря на то, что безотцовщина, окажется правильным во всём. Но, оказалось, не во всём. Фёдор Степанович сделал очевидное предостережение. Её, конечно, подмывало расспросить, от кого известно про участие сына в опасных мальчишеских проделках, ставящих под угрозу энергоснабжение целого колхоза, но победило служебное стремление ставить на первое место общее, а не частное.
   - Диверсия, говоришь? Не суйся середа прежде четверга. А в милицию, поди, не заявлял?
   - Какая милиция? Мальчишки ведь. Сами озорничали, в своё время. До войны помню...
   - В другой раз доскажешь, - невежливо перебила Анна Ивановна. - Запускай своего помощника.
   Фёдор Степанович проверил уровень масла в картере дизеля, подлил бензина в бак "пускача" и с третьей попытки завёл его. Раздался оглушительный грохот, многократно усиленный теснотой помещения. Это окончательно восстановило слух у Анна Ивановна. "Пускач" нехотя провернул вал дизеля, и тот, чихнув для пробы и выпустив через выведенную в оконный проём трубу клуб чёрного дыма, начал набирать обороты. Вслед за этим заалела электрическая лампочка под бумажным абажуром. Дизель пыхтел всё увереннее, и лампа вскоре приобрела ослепительную яркость, затмив и пятилинейку, и отблеск пламени от печи.
   Фёдор Степанович проверил показания вольтметра и амперметра. Последние его огорчили:
   - Опять лишние лампы на фазу понасажали!
   Мощность генератора позволяла поддерживать горение по одной пятидесятисвечовой лампочке в доме. Дополнительная нагрузка сказывалась моментально.
   - Жульничает народ, не может без этого! Будешь утром обходить с нарядами, последи, Анна Ивановна, у кого по две лампочки висит. Я им устрою Варфоломеевскую ночь!
   Фёдор Степанович любил, когда его дети учили вслух уроки, особенно по литературе и истории, поэтому в своей речи часто использовал "недеревенские" выражения.
   - Чего ещё надобно, Анна Ивановна?
   - Просьбу имею. Не выключай нынче свет подольше, почитать мне нужно. Книжку интересную прислали, целый месяц ждала.
   - Да ты уж не первая приходишь. Перед тобой киномеханик забегал, Пархич. Кино с журналом привезли, удлинённый сеанс. Он уже просил часок накинуть.
   - Какое кино? - по привычке знать все подробности, спросила Анна Ивановна.
   - Кажись, "Свинарка и пастух". А журнал про войну.
   - Хорошо. Так ты уважишь меня?
   - Уважу. Как кончишь читать, выключи свет. Это будет условный знак. Мне отсюда твоё окно видно.
   - Смотришь в чужие окна? - спросила Анна Ивановна, искоса глянув на собеседника. Особым вдовьим чутьём она научилась распознавать мужской интерес к себе.
   - А чего же делать, когда мужики не приходят в карты играть? На окна да на звёзды. Движок тарахтит, скучно. Бывало, в армии, в Забайкалье, объявят ночные прыжки, - опять взялся за любезные сердцу воспоминания Фёдор Степанович, - откроют люк: внизу - темнота, а сверху - звёзды. Жуть...
   - Смотри, рехнёшься тут... Хоть бы собаку завёл...
   - Не смеши, Анна Ивановна! Лучше отгадай загадку: "Летит, кричит, когтями машет?" Думаешь, про сокола или орла говорится? Нет, это про нашего брата, электрика, говорится!
   Фёдор Степанович не удивился просьбе о регулировании света в деревне. Так уж устроена российская душа: если существует какое-то ограничение, считается особым шиком умение его обойти. Как Господь при сотворении мира, он мог продлить освещение в домах односельчан хоть на всю ночь (допустим, во время свадеб), а мог, постучав для приличия дизелем часок-другой, вновь вернуть всех ближних к чаду керосиновых ламп.
   - Для чего экономишь казённую горючку? - спрашивали его.
   - Как для чего? Для вершения тёмных дел, - объяснял Фёдор Степанович самым непонятливым. - Надо увеличивать население Страны Советов!
   - Закурим? - уже почти крикнул находящейся в дверях Анне Ивановне, но, догадавшись, что ляпнул невпопад и некстати проговорился, только махнул рукой.
  

"Конь в пальто"

   Анна Ивановна чертыхнулась, вспомнив, что пачку своего любезного "Памира" оставила в ящике рабочего стола, который всегда запирала на ключ. Вернулась в контору. Дежурного на месте не оказалось, куда-то вышел. "То вагой его не поднимешь, то провалится, как под землю", - сердито подумала Анна Ивановна. В эту минуту зазвонил телефон. Она привычно сняла трубку.
   - Кто? - раздалось на другом конце провода.
   - Конь в пальто, - ответила она словами, услышанными однажды в ответ на столь же бесцеремонное обращение от председателя колхоза.
   - Это райком партии. Инструктор Слепов, - после неловкой паузы донеслось из трубки. - Это вы, товарищ Сахонова?
   - Это я, точно. Здороваться надо, а то звоните с бухты-барахты, не разбери Терентий.
   - Заработался. Прошу прощения. Вам срочное сообщение. Вернее, сообщение будет завтра утром. В восемь часов будьте на месте. Поняли?
   Анна Ивановна, положив трубку, призадумалась. На заседания бюро райкома её приглашали как-то по-другому. Да и Слепова она знала очень плохо. Какая-то тёмная, дёрганая личность. Надо срочно посоветоваться с председателем. Пошла к нему домой, в просторный пятистенный дом, только недавно отстроенный. Чумхов, блаженно вытянув ноги в шерстяных чулках, сидел в редкостном пока для сельской местности изделии - кресле-качалке.
   - Из райкома звонили? - переспросил он. - Чего хотят?
   - Звонил Слепов. Говорит, утром будет важное сообщение. Какое именно, не сказал.
   - Вот чудо природы, этот Слепов. Колдырь полудеревенский. Я его ещё по областному центру знаю. Он в аппарате обкома работал. Потом сюда перебросили. Зачем? Дуропляс он. Циркуляры строчит, как из пулемёта. Спит и видит себя, как Чапай, впереди и на лихом коне... Вот уж поистине, кто умеет, делает сам, кто не умеет, учит других...
   Анна Ивановна вспомнила, как полгода назад в колхоз поступила директива под названием "Примерный план по осуществлению государственных поставок продукции растениеводства, животноводства и овощеводства, а также проведению мелиорации и химизации общественных угодий". Документ был написан на 76 страницах и производил сильное впечатление. В нём было учтено абсолютно всё: от размера рабочих рукавиц до времени, когда бабы должны высаживать горох. Было заметно и самое главное: автор "исторического" документа отличался грамотностью лишь в построении предложений и расстановке знаков препинания, а в остальном, в трудной науке работы с землёй, оставлял желать лучшего, а точнее он щедро использовал книжную и брошюрную "мудрость предков", а в поставленном вопросе был "ни бум-бум". "Примерный план" дня два провалялся на рабочих конторских столах, а затем был использован, как и следовало ожидать, по прямому назначению - мужиками для сворачивания самокруток. Причём, в данном случае председатель, большой сторонник порядка и ревностно следивший за сохранностью любой нужной и полезной казённой бумаги, самолично способствовал уничтожению слеповского документа.
   - А он не клинья к тебе подбивает? А, Анна Ивановна? - подмигнул Трофим Никифорович. - Почему под вечер позвонил? Почему не мне позвонил? Что за секреты? Утром, прежде чем с ним снова говорить, обязательно дождитесь меня.
  

"Свинарка и пастух"

   По дороге домой Анна Ивановна миновала просторное поле, где односельчане растили коноплю - выгодное растение короткого северного лета. Повсюду торчали не убранные на зиму пугала, многие из которых были одеты в рваные немецкие мундиры, увенчанные ржавыми касками с характерными рожками на лбу и наплечной частью - незамысловатые трофеи вернувшихся с войны мужиков.
   Дома она наскоро перекусила (готовить любила и умела, но не придавала этому значения), прибралась по хозяйству, накормила-напоила скотину, присела на лавку. Нечаянно глянула на свои ладони и удивилась признакам раздавленности тяжёлой повседневной работой. В колхозе она, бригадир, имела дело с чернильной ручкой, химическим карандашом, счётами и кнутом для управления лошадью. Это - основная работа. А дома - мелочи. Принести воды, наколоть дров, истопить печь, приготовить корм для "обузы" - так она называла домашнюю живность, - а рук-то всего две. Вот они и покрываются раньше времени морщинами, сначала неистребимо шершавы, затем невыносимо корявы.
   Мерно тикали ходики. Чтобы резко избавиться от внезапно навалившегося плохого настроения, Анна Ивановна взялась за дело бумажное, но милое. Начисление нарядов и трудодней позволяло ей, как писателю, за чередой скучных цифр видеть движение созидательной жизни и борение человеческих страстей. Она достала "Таблицы для начисления трудодней в колхозах". Брошюра была Госстатиздата, 1934 года издания, 6-го издания, под редакторством К.Г. Иванова. Издана тиражом 100000 экземпляров в типография издательства "Курская правда". Очень ценимое среди счетоводов и бригадиров изделие. Путеводная нить. Там были указаны нормы, количество выполненной работы и единые расценки в трудоднях за норму - 0,5, 0,75, 1,0, 1,25, 1,5, 1,75, 2,0, 2,25, 2,5. Нормы начинались с 25 дней и завершались 1950 днями. "Полторы войны", - называла по себя Анна Ивановна. Её бригада в зимний период по составу резко сокращалась, "укорачивалась", поэтому работу она завершила ранее обычного - в каких-то полчаса. Показалось, что и свет лампочки сегодня горит ярче, и тень не норовит угодить под руку. "Кормит не широкая полоса, а долгая", - завершая работу, подумала про себя.
   Оставалась книга. Не зря же просила о продлении "светового периода". В последнее время сельские жители, особенно ответственные и полуответственные товарищи, увлеклись чтением романа Николая Сизова "Трудные годы". Из рук в руки переходил журнал "Октябрь", где роман публиковался. Действие его развертывается в 1950-1953 годы в одной из центральных областей, в отсталом сельском районе. Это напоминало почти весь Советский Союз. Читатели видели жизнь, как в зеркале. И большие люди, недавно сошедшие с исторической сцены, становились ближе и понятнее. Автор книги, понятное дело, подыгрывал нынешнему лидеру страны - Хрущёву. Авторитет Никиты Сергеевича после поездок в США и Карибского кризиса в народе был невероятно велик. Даже трудности с продовольствием и трагические события в Новочеркасске не смогли ослабить его популярности. Роман "Трудные годы" зачитывали до дыр. Анна Ивановна едва дождалась своей очереди на журнал. Вчера она, при свете керосиновой лампы, долго читала про то, как первый секретарь обкома Заградин, глубоко обеспокоенный положением дел в деревне, будучи на заседании Совета Министров, высказывает ряд замечаний и предложений о помощи селу. Маленков в ответ на это посылает в Ветлужск (почти что Остров) бригаду во главе со своим оруженосцем Ширяевым, чтобы показать ветлужцам, "где север и где юг". После острой схватки с Ширяевым на расширенном бюро обкома Заградин решается идти на приём к Сталину.
   Анна Ивановна уже раскрыла "Трудные годы", но тут внезапно вспомнила про "Свинарку и пастуха". Смутное сравнение тяжело шевельнулось в голове. Там, наверху, - власть, необъятная, всесильная, но - "Трудные годы", здесь - "Свинарка и пастух", низменные, казалось бы, занятия, зато надежда, простое человеческое счастье.
   Анна Ивановна быстренько собралась в клуб, где "крутили" фильмы. Она уже раза три смотрела "Свинарку и пастуха", но сказку про удачливую судьбу, где узлом связаны родные северные просторы и далёкие южные горы после гибели мужа стала воспринимать как личное откровение.
   В кино, в народ её повело ещё одно важное обстоятельство. Днём, озирая через окно колхозной конторы утонувшие в снегу угодья, она зорко подметила, что стог сена, ближе к околице, подозрительно покосился.
   - Воруют, - не без оснований решила Анна Ивановна. Приметила она и тропинку, ещё не припорошённую снегом. В голове возник список подозреваемых, который возглавил Семён Яхонтов, живший на одной улице и даже приходившийся дальней роднёй. Его, правда, Анна Ивановна недолюбливала и не жаловала вниманием. Тот долго состоял в единоличниках, в колхоз вступил под большим нажимом, на войне сражался отважно, но после возвращения с фронта в разговорах напирал на то, что побеждённые нами немцы жили и живут несравненно лучше, чем жили и живём мы, победители. Сведения об этих разговорах дошли до органов, его вызвали куда следует, прищемили язык. Семён сник, работал в колхозе ни шатко, ни валко, при всяком удобном случае норовил прихватить что плохо лежит, и не из жадности вовсе, а из потребности досадить колхозу. Этому же учил и детей своих.
   Анна Ивановна решила убедиться, пришёл ли Яхонтов в клуб, а тот - она достоверно знала - не пропускал ни одного фильма, и исполнить неприятную, но обязательную бригадирскую миссию - устроить засаду на расхитителей социалистической собственности. После зрелищ (кино привозили не чаще одного раза в неделю) мужиков тянуло на подвиги: кого - на рюмку, кого - заглянуть под чужую юбку, а кого - на дела тёмные, воровские. Именно последних Анна Ивановна регулярно хватала, как опытный рыбак берёт на живца глупую рыбу.
   В сельском клубе было накурено. С боковых стен поглядывали друг на друга портреты Маркса и Энгельса. Клубные завсегдатаи в ожидании сеанса бились в домино за отполированным до блеска дощатым столом. Суетливый киномеханик Пархич (так его прозвали по необъяснимому, но хорошо прижившемуся прозвищу матери Парха) собирал гривенники за входные билеты и страшно негодовал, когда обнаруживал монеты дообменного периода.
   - Черти! - орал он. - Вы бы ещё керенки принесли! А ещё культурные люди, в кино ходят!
   Зрители дружно хохотали. В углу рассказывали смешной анекдот про кукурузу, но заметив вошедшую Анну Ивановну, примолкли. Она, в свою очередь, без труда выявила Семёна Яхонтова (он сидел на лавке вместе со старшим сыном Иваном) и расположилась с таким расчётом, чтобы видеть нужное, самой оставаясь незамеченной.
   Перед фильмом прокрутили киножурнал N20. Диктор напомнил, что приближается двадцатилетие Победы в Великой Отечественной войне. Затем кинофрагменты и закадровый голос освежили в памяти, как война начиналась. Как Советский Союз настойчиво предупреждал Запад об угрозе фашистской агрессии и как будущие западные союзники, подыгрывая врагу, долгое время мутили воду, и даже посланников, в малых армейских чинах, без полномочий, направили в нашу страну на самом тихоходном военном судне. Приводились и другие расхожие пропагандистские штампы о начале великой трагедии, едва не погубившей страну и народ, но на исходе зимы 1964 года никто ни в чём, даже в нелепицах, звучавших с экрана, не сомневался. Говорил диктор голосом уверенным - значит, так оно и было. Да и как иначе? Вот бывшие фронтовики, они хлебнули лиха. А сколько не вернулось? Все спознались с бедой. Область, где располагался Островок, на целую треть был захвачен врагом. Повсеместно, в том числе и здесь, под боком, готовились партизанские базы. Осталась одна ненавистная память - мундиры и каски на огородных пугалах.
   В колхозном клубе стоял всего один кинопроектор, поэтому после каждой плёнки аппарат перезаряжали. В это время зрители могли покурить, обсудить увиденное. После третьей смены плёнки, когда храбрый пастух-горец отважно боролся с волком и бросал его в теснину, Анна Ивановна заметила, что Яхонтов вместе с сыном исчез из клуба. Она тоже незаметно вышла на свежий воздух.
   Мороз к вечеру усилился. Было темно. Луна временно спряталась за низкими облаками. "Самое удобное время для воровства", - отметила про себя Анна Ивановна. Прошлое лето оказалось дождливым, сенокосные работы, кроме напрасного труда, почти ничего не принесли. Сено для колхозного стада оказалось на вес золота. Анна Ивановна еженедельно посылала агрегат с огромной пилой для разрезания скирды пополам - иначе тракторы, даже в сцепке - не осиливали подтащить её к ферме. Скудные запасы истощились, оставался неприкосновенный запас, но к нему, вот, подобрались злоумышленники. Хорошо, выручала хулимая острословами кукуруза. Без неё, измельчённой и заквашенной в траншеях, пришлось бы снимать солому с крыш, как встарь.
  

Овраг

   Анна Ивановна обогнула ветвистые берёзы, заслонившие ясный свет замечательной луны, и, стараясь без нужды не озираться, направилась к намеченному объекту. Её давно уже не нужно было учить ориентированию на местности - всё в округе было исхожено и изъезжено на совесть. Вообще говоря, из трёх главных бригадирских обязанностей - понукать, отчитываться и измерять - ей по душе больше всего приходилась последняя. Порой она ловила себя на мысли, что ей гораздо милее родные поля, луга и перелески, чем люди, её окружающие. Поэтому в любую пору года - хоть весной, хоть летом, хоть осенью, хоть зимой - она могла в требуемое место могла подобраться по-библейски - "по воде, аки посуху".
   Силуэты копошащихся возле колхозного стога людей она заметила издали. Подойти решила по-охотничьи - с подветренной стороны. Но в двух местах под ней проломилась снежная корка.
   - Кажись, идёт кто? - послышался хриплый мужской голос, принадлежность которого, однако, она с ходу определить не смогла. Таиться дальше было бесполезно.
   - Стой! - дико, изо всех сил закричала Анна Ивановна и, обернувшись, словно приободряя себя, ещё громче добавила: - Окружайте их!
   Она бросилась в тень стога, на время потеряла из вида весь белый свет, а когда опомнилась, вокруг уже не оказалось ни души. На месте происшествия валялась спутанная верёвка и железный крюк, которым сельчане выдергивают залежалое сено.
   Преследовать беглецов было бесполезно. Лёгкие и удобные ботики, которые ей, как члену бюро райкома, выдали в начале осени на базе райпотребсоюза и которыми она втайне очень гордилась, были слабо приспособленной обувью для бега по рыхлому снегу. Анна Ивановна успела лишь зафиксировать, что удалялись два силуэта - один покрупнее, другой помельче.
   "Ну, и чёрт с вами, - в сердцах решила Анна Ивановна. - Всё равно выведаю всю правду".
   В недалёком лесу громко заскрипели деревья. В природе угадывались какие-то перемены. В небе совсем прояснилось. Анна Ивановна подняла голову и обомлела. Звёздная россыпь простиралась во все стороны, казалось что вселенная нежно, но бесстрастно опрокинулась на заснеженные просторы. Установилась полная луна. Анна Ивановна, сказать по правде, солнце, несмотря на его силу и значимость, по-бригадирски недолюбливала. Много хлопот от него летом: пропадает, когда нужно, а когда не нужно, спалит окаянной засухой всё вокруг. Луна - другое дело: нейтральный, но надёжный друг.
   - Боже ты мой, - запрокинула она голову. - Как в храме стало!
   Редкое спокойствие установилось в душе бригадира. Суетная беготня, мелкие страстишки - всё, казалось, растаяло на заснеженной, подлунной поляне. От необычности вновь нагрянувших переживаний - что поделать, высокое и низменное в нашей жизни всегда переплетено - Анне Ивановне остро захотелось закурить. Как-никак весь вечер готовилась к этой ставшей для неё обычной процедуре, да всё некогда было. Она достала помятую пачку папирос, блаженно затянулась первыми обжигающими глотками дыма. Вновь взглянула на небо, и ей показалось, что луна шаловливо подмигнула. Ей захотелось ответить тем же самым - мол, знай наших! - но в этот момент внезапный порыв ветра вытянул из папиросы огненную струю и бросил её на скирду. Сено, продублённое декабрьскими морозами и взъерошенное февральскими ветрами, моментально вспыхнуло. Анна Ивановна оторопело глянула на быстро разгорающийся огонь, попробовала бросить в него несколько комьев снега, но быстро убедилась в тщетности своих усилий. В какую-то минуту факел поднялся, кажется, до самой луны. От вселенских размышлений не осталось и следа. Положение складывалось самое нелепое и угрожающее. Анна Ивановна опрометью бросилась в ту сторону, куда недавно устремились встревоженные ею самой беглецы. Погоню за погоней наблюдала полная луна.
   Один раз Анна Ивановна, несмотря на необходимую спешку, обернулась. Зарево пожара уже освещало опушку леса. На окраине села залаяли собаки, послышались громкие встревоженные голоса. Пришлось в темпе сворачивать с протоптанной дорожки в перелесок. Но и там послышались голоса. Пришлось бежать наугад. Редкий лес расступился, освобождая место небольшой полянке. Ручеёк, весь под прозрачным льдом, деливший поляну на две почти равные части, огибал развесистые вязы, терял русло и разбивался на добрый десяток узеньких запорошенных снегом протоков, с выглядывающей отовсюду промерзшей высокой травой. Незадачливый ручеёк бился под снегом и льдом насколько хватало его жалких силёнок, а затем окончательно тонул в болоте, недалёкое присутствие которого выдавал курившийся повсюду туман.
   Рядом находился овраг. Не разбирая дороги и больше всего опасаясь встречи с людьми, Анна Ивановна бросилась в его спасительное нутро. От неожиданности, от позора, от необычности всего произошедшего сердце у неё колотилось как бешеное. Зарево в поле разрасталось, в селе прибавилось огней, в один миг показалось, что электростанция за речкой стала стучать громче и ответственнее. Тропинка проходила прямо по кромке оврага, послышались торопливые шаги. Кто-то с крика спрашивал:
   - Кто горит-то?
   - Да не кто, а что. Скирду в поле подожгли! Бежим тушить!
   - Сейчас, потушишь её! - сердито бубнил незнакомый голос на краю оврага. Незнакомец в сердцах сплюнул. Анне Ивановне показалось, что плевок угодил в самое сердце. "Сейчас хватятся меня, - будучи вне себя, думала Анна Ивановна. - Надо выходить отсюда". Но боязнь быть обнаруженной и уличённой в поджоге не позволяла даже подняться. Шаги сверху прекратились. Больше всего на свете сейчас Анна Ивановна боялась лишиться слуха - это означало бы быть практически обезоруженной перед натиском страшных обстоятельств.
   Северный ветер задул с невероятной силой, и прямо через голову Анны Ивановны понеслись огненные искры. Внезапно рядом с ней, где чернело какое-то маслянистое пятно, раздался хлопок и вспыхнуло сизое пламя. Оно занялось стремительно и поднялось вровень с краями оврага. С нечеловеческой быстротой Анна Ивановна стала забрасывать снегом этот таинственный огонь. Снег шипел, огонь долго не сдавался, но наконец затих. По склонам оврага струился непонятный тяжеловатый запах, сродни тому, что давеча заполнял помещение электростанции. Можно было перевести дух. Анна Ивановна вспомнила молящуюся иногда мать и захотела перекреститься.
   - Бога нет, - говорила она всякий раз матери, когда та преклонялась перед иконами.
   - Бога нет, - соглашалась мать, - но что-то есть на небе такое, что управляет всем... Нами управляет.
   Полная луна, несмотря на резкую смену погоды, продолжала сиять прямо в лицо. Ставшая гонимой беглянкой Анна Ивановна осторожно выглянула из-за снежных закраин. Скирда догорала стремительно, и толпа любопытных возле неё заметно редела. Люди расходились другой дорогой, и это обрадовало бригадира в западне. Под рукой Анны Ивановны оказалось что-то твёрдое. Это оказался пенёк спиленной осенью осины. Всё ещё опасаясь выходить на дорогу и стараясь хоть чем-то занять себя, она принялась подсчитывать ясно проступившие годовые кольца. Их оказалось двадцать восемь. "Ровесница", - подумала она про загубленное дерево в женском роде и беззвучно заплакала. Впервые после страшных дней и ночей в Душанбе. Выплакавшись, она повторила про себя недавно прочитанные и крепко запомнившиеся ей стихи:
   Сияла в небе полная луна.
   Один раз в месяц силу мне даёт она.
   Я чувствую её великое тепло.
   Душа моя вдыхает силу и добро.
   Загадкой сказочной луна влечёт пьяня.
   Я не могу дождаться окончанья дня.
   И только к вечеру луна войдёт в меня,
   Волшебной силой моё тело леденя.
   Я всё умею в эти дни и всё смогу.
   Такую силу, не дай Бог, иметь врагу,
   Могу страдающих от боли исцелять,
   Покой и радость всем несчастным дать.
   Утерев слёзы и превратившись в обычного бригадира, с непроницаемой маской на лице, она покинула своё временное убежище, подарившее столько переживаний и испытаний, и двинулась сначала к околице, затем резко повернула в сторону угасающего пожара, где смешалась с толпой односельчан, пока наконец не дождалась желанного народного приказа:
   - Анна Ивановна, ты чего здесь толкаешься? Без тебя обойдёмся! Беги звонить участковому!
   Она прихватила с собой закадычную подружку Клаву Хрунину, мигом домчалась до конторы - уже, кажется, в десятый раз за этот беспокойный день. С трудом дозвонилась до лейтенанта Хулимова:
   - Прибывай немедленно! Погорели!
   - Я не пожарник, - попробовал отвертеться Хулимов, которому до смерти не хотелось на ночь глядя разбираться в чужих прегрешениях. - Кто сгорел-то у вас?
   - Да целы все! Сено сгорело! Дело возбуждать придётся! До райкома дойдёт!
   Дождавшись участкового, Анна Ивановна дала ему самое беглое описание произошедшего, ни разу не упомянув про Яхонтовых и про свои опасения и даже ни разу не употребив местоимение "я". По её рассказу выходило так: "Мы увидали", "Мы прибежали", "Мы позвонили". Всё!
   Участковый кое-что нацарапал в блокноте, бестолково пошарил в своей планшетке, закурил:
   - Опрос свидетелей, думаю, отложить до утра? А, Анна Ивановна?
   - Делай, как знаешь, - устало отозвалась Аннушка, хотя от последних слов в душе начинало позванивать торжество. - Я вот думаю, ставить в известность председателя или обождать?
   - Ну, это уж делай, как сама знаешь...
   Стали расходиться. Дома, после ужина, Аннушка от души накурилась и при тусклом свете десятисвечовой лампочки продолжила чтение, прерванное накануне.

"Трудные годы"

   "Павел Васильевич Заградин, беседуя со Сталиным, чувствовал, что его слова не проникают в душу собеседника, наталкиваются на какую-то глухую стену настороженности. Сталин не прерывал Заградина, но слушал рассеянно, чертил и чертил толстым синим карандашом замысловатые линии на белой плотной бумаге большого открытого блокнота.
   Заградин говорил то, что говорил и на Совете Министров, адресуясь к Маленкову, Молотову, Берия, Кагановичу и другим членам президиума, но говорил сейчас более горячо, взволнованно, с нескрываемой душевной болью, с неподдельной тревогой, звучавшей в каждом слове, в каждой фразе. Через некоторое время Сталин остановил его:
   - Одну минутку.
   Павел Васильевич замолчал. Было слышно, как монотонно стучат большие часы на камине, а на улице ветер кидает снежную россыпь в глухие дощатые заборы, которыми обнесены веранды дачи.
   Сталин долго, прищурясь, смотрел в даль комнаты. Потом встал, не торопясь подошел к ореховой полке, которая тянулась по всей стене, взял вырезанные из "Огоньк" цветные иллюстрации, не спеша, тщательно стал рассматривать их, поворачивая к свету, далеко отставляя от глаз. Затем взял с этой же полки молоток, гвоздь и стал прибивать иллюстрации к стене. Заградин молча наблюдал за его работой. Возвратясь на своё место, Сталин проговорил, чуть ухмыляясь:
   - Значит, запустили вы им ежа в штаны, а, Заградин?
   - Не понимаю, товарищ Сталин.
   - Ну, я имею в виду ваше выступление на Совете Министров.
   - Я ничего такого особенного там не сказал, товарищ Сталин.
   - Не знаю, чем, но кое-кого вы напугали.
   - Да мне и говорить-то, в сущности, не пришлось. Я слово, а мне пяток навстречу.
   - А Хрущёв, как он отнёсся?
   - Никита Сергеевич? Одобрительно. Очень одобрительно.
   Сталин поднял голову и пристальнее посмотрел на Заградина:
   - Ну, с ним-то вы, кажется, единомышленники. Укрупнение колхозов вы вслед за москвичами начали? А сселение деревень - это, конечно же, следствие его статьи об агрогородах. Разве не так?
   Заградин, не задумавшись, подтвердил: Никита Сергеевич - понимающий человек. Сталин заметил, что Заградин сказал это проникновенно, с нескрываемой убежденностью.
   - Село он знает, - согласился он. - Знает. Это верно, - и, поеживаясь, проговорил: - Что-то прохладно здесь, пойдёмте-ка в кабинет.
   Не дожидаясь ответа Заградина, Сталин пошёл через зал к дверям своего кабинета. Павел Васильевич шёл сзади. Он вновь, как и в самом начале беседы, почувствовал колющую боль и жалость, увидев чуть сгорбленную спину, сутулые плечи и седой, стариковский затылок Сталина.
   В кабинете горела большая настольная лампа с матовым абажуром. Ароматно пахло табаком, сизые волны дыма причудливыми бесформенными фигурами плавали под высоким дубовым потолком. Сталин то садился, то вставал со своего кресла и ходил, ходил по толстому мягкому ковру. Сам он почти не говорил, а Заградина слушал по-прежнему: то рассеянно, то настороженно, то с обострённо-нервозным вниманием.
   Не надо было каких-то особых усилий или специальных познаний, чтобы увидеть за взволнованными словами Павла Васильевича тревожную, но зато истинную картину состояния сельского хозяйства страны. Непредвзято настроенный слушатель увидел бы в них и мизерные урожаи, и экономический развал многих хозяйств, и бедственное положение тысяч людей... В глухом от волнения голосе Заградина он услышал бы поистине народную тревогу за состояние земледелия в стране, за состояние колхозного производства. Узнал бы, что нужно советскому земледельцу, какие неотложные меры необходимы, чтобы серьёзно помочь больной колхозной деревне. И то, что с ухмылками было отвергнуто и отброшено Маленковым, Берия, Кагановичем, могло, должно было найти истинную оценку, горячее одобрение и поддержку здесь, у Сталина.
   Так, во всяком случае, думал, глубоко верил в это Заградин, прямо, откровенно, до опасного предела откровенно высказывая здесь свои мысли, планы, наблюдения, свои тревоги, выношенные за многие годы партийной работы в разных районах страны, проверенные и перепроверенные в беседах с сотнями и тысячами людей, знающих деревню, живущих её интересами".
   Аннушка успела пробежать и газеты. Много материалов, целая полоса, были посвящены пятилетию кубинской революции. Статьи отличались умеренностью, больше говорилось про труд и созидание, чем про соседство с коварной Америкой. На все лады прославлялся кубинский народ. Имя Ленина на полосе встретилось два раза, а имена Фиделя Кастро и Никиты Хрущёва - по одному. Радовали ударные факты: построены овощные фабрики под Киевом, в Молдавии делает большие шаги малое орошение, в Крымской области культивируется гидропоника на открытом поле. Внутреннее ликование вызывало производство зерна на гектар пашни: в 1953 году - 9 центнеров, в прошлом, 1963, - 17 центнеров, в текущем намечалось собрать уже 22, а в планах на 1985-86 годы значилось 30 центнеров. На все лады возносился патриотический подъём кубанцев, требующий всенародной поддержки: Кубань дала 202 миллиона пудов хлеба и обязалась в 1964 году вырастить 230-250 миллионов. В центнерах, тем более в тоннах хлеб измерять было не принято: в пудах выглядело весомее и солиднее.
   Однако газеты трубили не только в фанфары. Хлёстко звучали выступления против шаблона в распределении колхозных доходов, звучали призывы оградить агрофирмы от мёртвых схем.
   Почти слипающимися глазами Анна Ивановна прочитала близкое и понятное ей напутствие: "Землебоязнь надо лечить!" Рука сама потянулась к выключателю. Через пару минут замолк стук дизеля за речкой, и следом погасли все соседние огни. Засыпая, Анна Ивановна ещё некоторое время невольно вспоминала события этого бесконечно длинного и сложного дня. Уже в потёмках выключающегося сознания мелькнул образ весёлого Никиты Сергеевича Хрущёва, и Анна Ивановна поймала за хвостик ускользающую мысль: "А ведь всё это неспроста!"
  

В Москву!

   Поутру, как обычно, Анна Ивановна пробудилась под звуки гимна Советского Союза из репродуктора. Торжественные и мелодичные звуки приводили её в трепет. Когда случались гости, например, сёстры, она была не в силах скрыть своего отношения к главной мелодии страны и за скорыми утренними домашними делами частенько даже напевала его. Почти все гости на это удивлённо качали головой.
   - Хватит дурить, Аннушка: не на партсобрании!
   Один только брат Виктор Иванович, учитель в районном центре Островец, полностью одобрял и разделял её занятие.
   Гонимая смутной тоской, Анна Ивановна первым делом навестила ночное своё убежище - берлогу в овраге. Чтобы не вызвать подозрений у случайных прохожих, захватила с собой треугольный измеритель - сажень. Три времени года - весну, лето и осень - она с ним не расставалась, но иногда производила измерения и зимой. В основном она прохаживалась по неудобьям, поэтому её внезапное появление возле оврага никому бы не показалось подозрительным. Более того, даже самые заклятые враги могли бы подумать только одно:
   - Вот карьеристка! Даже под снегом наращивает колхозную землю!
   Следы её пребывания в овраге были почти занесены. Но овальное пятно от странного пожара выделялось даже в предутренней темноте. В одном месте со всхлипами сочилась пахучая жидкость. Она пробралась туда отдельным путём, нарочито умножая следы. Набрала в склянку из-под лекарств этой жидкости вперемешку с землёй.
   Погода за ночь вновь начисто изменилась. Мороз закрепчал, как в крещенские дни. Дымы из печных труб столбами уходили в ясное небо. В стёклах домов дрожали кроваво-красные отблески от разгорающихся печей, и это зрелище, возвращая во вчерашний день, стало вселять в неё беспокойство.
   Первые бабы с коромыслами на плечах потянулись к колодцу.
   - Говорят, трое их было. Троих видели, - донёсся до Анны Ивановны голос самой зевластой. - Поле от пожара ровное стало, как жидово ребро.
   - Хватит к яйцу ноги приставлять! - вмешалась другая. - Ври больше, чего не знаешь! Скажи ещё, шайка Улана на скирду налетела!
   - Чего Улана вспомнила? Улан в старину жил! Троих в поле видали. Народ толкует так, колхозники.
   - Колхозники - известные работники: день не ходит, день - больной, а на третий выходной.
   Анна Ивановна прошла мимо, сделав вид, что ничего не услышала. Досужие разговоры бабёнок были ей на руку. Если самые первые, утренние разговоры уже нарисовали трёх злоумышленников, значит, следствие в лице участкового Хулимова и уполномоченных из райцентра, если будут направлены ему на помощь, так и застопорится на этой цифре. Она уж знала упрямство своих земляков, известное по всей округе. Замедлив шаг, ещё раз мысленно проверила себя на уязвимость: "Весь вечер на виду. Была в генераторной. Была у председателя. Была в кино (по-деревенски говорили "на кино"). Была на пожаре. Вместе со всеми. Вызвала участкового самолично".
   В правлении колхоза, как всегда, горела настольная лампа и потрескивал детекторный радиоприемник. Передавались марши, но их почти не было слышно. За сосновым квадратным столом сидели четверо-пятеро собеседников, а табачного дыму было столько, что огонёк в лампе еле-еле дышал, как в часы большого собрания. Казалось, что и приёмник потрескивает потому, что дыму в конторе много. На столе для окурков стоял глиняный горшок, он был уже полон. Временами в горшке от брошенной цыгарки вспыхивал огонь, тогда его прикрывали осколком настольного стекла. При этом каждый раз кто-нибудь произносил одну и ту же шутку:
   - Сгорит борода - коровы бояться перестанут!
   - Так, может, хоть удоя прибавят.
   Сквозь полумрак на дощатых стенах проглядывались кое-какие случайные плакаты и лозунги, список членов колхоза с указанием по месяцам количества выработанных трудодней - это работа Анны Ивановны, обрывок старой стенной газеты и пустая, вся чёрная доска, разделенная белой чертой на две равные части: на одной половине мелом было написано - 1963, на другой половине - 1964.
   Мужики также строили догадки насчёт ночного пожара. Для этого они пренебрегли даже более увлекательной темой - о значении партийности и роста колхозной карьеры. Пётр Хрымов совсем недавно был рядовым колхозником. "Не артельщик, а портфельщик", - говорили про него за глаза. Когда приезжало начальство, он часами мог сидеть на месте, не спуская глаз с ответственного товарища. Вступив в партию с год назад, он начал поговаривать о том, что все командные высоты в колхозе должны занимать коммунисты, а что ему теперь просто неудобно не продвигаться по должности. Председатель Чумхов, повидавший на своём веку и не таких соискателей должностей, делал вид, что ничего не замечает. Однако Хрымов купил себе авторучку и стал носить галстук. Председателю пришлось сдаться. Он, конечно, догадывался, что в лице новоявленного сельского карьериста он не получит вторую Анну Ивановну, самолюбивого, но добросовестного работника, но деваться некуда. От авторучки с галстуком в деревне не спрятаться, не скрыться. Пришлось его назначить начальником МТС. Подхалим Хрымов, кстати, в глазах Чумхова выступал и заметным противовесом второму бригадиру полеводческой бригады, в некотором роде сопернику Анны Ивановны, Семёну Сухову. Слыл он мужиком справедливым, но злым, говорил редко, но едко. На резкие слова его обычно никто не обижался, видимо, люди не чувствовали в них нелюбви к себе.
   - Перезимуем? - увидев входящую в контору Анну Ивановну и опережая её ожидаемые реплики, спросил Сухов.
   - Это в каком смысле?
   - В самом прямом. Кормовом. В смысле кормовых единиц.
   - Продержимся. И не такое бывало.
   - Здорово, братва, - послышался с порога добродушный голос участкового Хулимова. - Сообщайте, где тут у вас скрываются неуловимые мстители?
   Анна Ивановна вздрогнула. Её нервическое состояние грозило оказаться заметным, но тут из председательской конторки, отделённой добротной стеной, раздался голос председателя:
   - Анна Ивановна, добро пожаловать ко мне!
   Она искоса глянула в крохотное зеркальце, неряшливо прицепленное у косяка, отметила про себя, что пора заглянуть в парикмахерскую, шагнула за порог и без приглашения села за приставной столик.
   - Наслышан про ваши подвиги и оперативность. Благодарю. Дальше пусть компетентные органы работают. Наша задача - не останавливать производство. И общее руководство, само собой. Говорите, звонили вчера из райкома? Сейчас узнаем, в чём дело.
   Чумхов самолично связался с дежурным райкома, а через него с секретарём Семихатовым. Коротко доложил про ночной пожар, потом сделал выжидающую паузу. Не дождавшись естественного развития разговора вышестоящего с нижестоящим, взял инициативу на себя:
   - Мне доложили, был вчера важный сигнал. Моя Анна Ивановна беспокоится. Слепов, говорит, приказал: ни шагу назад, как в боях под Москвой.
   - Хватит балагурить, Трофим Никифорович. Вам готовят подробную телефонограмму, но раз сам позвонил - знай: насчёт Москвы ты не ошибся. Принято решение направить товарища Сахонову в столицу на всесоюзное сельскохозяйственное совещание.
   - Какое совещание? Скоро в Москве состоится Пленум ЦК по сельскому хозяйству.
   - Само собой. Но Никита Сергеевич одобрил предложение подкрепить партийный разговор разговором хозяйственным, профессиональным. Пришла директива из области. Анну Ивановну заметили и выделили. Пусть собирается в дорогу. В пожарном темпе.
   - В каком это пожарном?
   - В самом прямом. Отправляй прямо сегодня. Завтра у нас заседание бюро райкома, к тому же, а вечером - прямо в столицу. Возможно, ей придётся и выступать на совещании, будем её готовить. Имей в виду!
   - Из огня да в полымя!
   Чумхов молча положил трубку. Внимательно посмотрел на Анну Ивановну. Внутри у неё похолодело от страха. По репликам председателя она ничего не поняла, но всякое упоминание про пожар, огонь и пламя выводило её из себя. Из соседнего помещения принесли текст телефонограммы на целую страницу, председателю уже известной.
   - Вот так, Анна Ивановна, предстоит тебе новая жизнь. Без преувеличения. Рекомендовали тебя на всесоюзное совещание. Сам Никита Сергеевич проводить будет.
   - Но скоро Пленум.
   - Одно другому не помеха. Я так и так собирался попросить тебя об одолжении, а сейчас случай помог.
   Чумхов прохромал к входной двери и накрепко прикрыл её.
   - У тебя ведь сестра живёт в Москве? Валентина, кажется?
   - Да, Валентина. Третий год в гостях у меня не была.
   - Это неважно. Она как, серьёзная женщина?
   - Ну, вы скажете, Трофим Никифорович? Как же я отзовусь о родной сестре?
   - Да я другое имел в виду. Чем она занимается, кем работает?
   - Она, вообще-то, работает уборщицей, но служит в министерстве.
   - Это кое-что. Значит, слушай...
   Чумхов вторично подошёл к двери, прислушался.
   - Пошлю я с тобой подарки своим деткам, это понятно. Не обессудь за поклажу. Но не это главное. Нужно будет встретиться с дочерью Алевтиной и крепко переговорить. Она, метёлка, надумала замуж выходить. Письмо вчера прислала. Так и так, дорогие родители, будьте готовы: скоро у вас появится зять. И зовут его Виталий Мевх. Фамилию не выговоришь. Прошу, очень прошу, Анна Ивановна, когда будете встречаться с дочерью, приглядеться и к этому Мевху. Пригласите для этого и сестру, приглядитесь вместе. Она москвичка, её не объегоришь, как деревенских. А сейчас отправляйтесь домой, - незаметно перейдя на "вы", продолжал председатель, - готовьтесь, делайте необходимые распоряжения. Если что, составьте мне список дел, которые невозможно доверить соседям.
   - Кому сгореть, тот не утонет, - не по делу ответила Анна Ивановна.
   Длительное отсутствие бригадира в председательском кабинете и его подозрительное и частое передвижение к двери вызвало жгучий интерес в приёмной. Все перестали подглядывать и подслушивать участкового, который в уголке производил допросы свидетелей ночного происшествия. Взоры приковались к Анне Ивановне. Но допросу, более деликатному, чем у Хулимова, помешал внезапный звонок телефона. Трубку взял невозмутимый счетовод Фёдор Васильевич Хрунин и через минуту протянул её Сахоновой. Звонил инструктор райкома Слепов.
   - Вы уже получили телефонограмму? - по привычке без приветствия заговорил он.
   - Получили.
   - Выезжаете сегодня?
   - Сегодня.
   - Это правильно. Вы вот что, - понизил голос Слепов, - у вас там рыболовецкая бригада действует, - привезите-ка парочку балыков. Для Москвы. На полпудика привезите, не меньше. Вам всё понятно?
   - Понятно, - только и смогла ответить Анна Ивановна, вконец ошеломлённая происходящим, как минувшей ночью, так и начавшимся днём. Она начисто забыла про строгое предупреждение председателя в обязательном порядке докладывать ему про все поручения Слепова. Забежала на склад, велела выписать под общеколхозные нужды два балыка производства собственной коптильни, а сама бросилась домой, собрала соседских мужиков, которые резво, в какие-то полтора часа - за селянку и магарыч - зарезали и обработали ей зимнего домашнего поросёнка. Родственный подарок в Москву (а также для детей в райцентре) был готов. Мимо калитки прошёл Семён Яхонтов. И тут Анну Ивановну осенило. Поскольку её собственное участие в ночном происшествии уже подёрнулось дымкой забвения, а времени до отъезда оставалось ещё достаточно, она написала в местную школу записку с просьбой задержать ученика Ваню Яхонтова и не отпускать, дожидаясь её прихода.

Допрос

   - Где он? - всего через полчаса спросила она учительницу Клавдию Александровну, с которой была очень дружна.
   - В пионерской комнате.
   - Оставьте нас одних.
   Ваня Яхонтов, завидев Анну Ивановну, вздрогнул и опустил голову. А она сделала самый тиранический вид и взяла быка за рога:
   - Скажи-ка, Ваня, что это ты делал вчера вечером в поле возле стога?
   Она намеренно не употребила слова "сгоревшего".
   - Я нигде вечером не был. Учил уроки, - заплетающимся языком заговорил Яхонтов-младший.
   - Нас никто не слушает. Ты должен сказать мне всю правду!
   - Я и говорю правду! - уже чуть не плача, упорствовал Ваня.
   - Нет, не правду! Признавайся во всём!
   - Не в чем мне признаваться!
   - Подумай, твои сверстники в годы войны за правду совершали подвиги. Марат Казей, Зоя Космодемьянская. Они шли на смерть, но не выдали врагу важных сведений!
   Анна Ивановна и не сразу сообразила, что говорит совершенно не то, что нужно. Ваня сильно побледнел, закачался, опираясь на спинку стула и упал на пол. Вбежавшая Клавдия Александровна, оказавшаяся неподалёку, обрызгала его холодной водой. Ученик тяжело задышал. Краска возвращалась на щёки. Допрос пришлось прекратить.

"Вся власть Советам!"

   Отъезд из Островка в Островец был омрачён для Анны Ивановны сразу двумя обстоятельствами. Собрав два чемодана - один с личными вещами, другой с презентом, Анна Ивановна вызвала колхозную повозку, чтобы доставить заметную ношу, грозящую удвоиться со стороны председателя, до машинного двора. Регулярного автобусного сообщения в районе пока не существовало, поэтому полагаться приходилось на собственный колхозный автопарк. Анна Ивановна в ожидании повозки выглянула на улицу и обомлела. В направлении её дома резвым шагом приближался участковый, при этом имея такое выражение лица, словно раскрыл заговор если не против Хрущёва, то против первого секретаря обкома Елохова.
   - Узнал что-то, проклятый! Не тишмя идёт, а лётом летит.
   Анна Ивановна уже отругала себя самыми последними словами за учинённый недавно бессмысленный и несвовременный допрос школьника. Никогда ещё она не хотела обратиться в птицу так, как в последнее время, чтобы подняться вверх и улететь отсюда далеко-далеко. Уж скорей бы сесть в поезд и забыться под стук колёс. В душе она, конечно, уже стала понимать: ход событий, помимо её воли, приобрёл такое направление, что всё случившееся с ней, даже если и будет обнаружено, то простится ей безоговорочно, а более того, найдётся такая масса толкователей, способных обратить чёрное в белое и наоборот. Но всё равно порой становилось страшновато. Требовалось одно лекарство - забвение, время.
   - Что ты копошишься, Анна Ивановна? - от калитки закричал участковый. - Опять райком звонил, справляется. Давай багаж, помогу!
   - Тебя на подмогу, что ли, прислали? Больше некого?
   - Что с них возьмёшь, с косоруких? А вот и санки подъехали!
   Участковый перехватил вожжи и молодцевато замахал кнутиком, погоняя саврасую лошадку. Анна Ивановна в очередной раз успокоилась и в душе пообещала привезти супруге милиционера, с которой у неё были некоторые общие интересы (в сфере книгочтения), из Москвы хороший подарок.
   Анна Ивановна подоспела в контору, когда там разгорался спор двух председателей - колхозного Чумхова и сельсоветского Выхина.
   - У нас в Конституции записано: "Вся власть - Советам!" - надрывался Выхин.
   - Знаю не хуже вас, - упорствовал Чумхов. - И куда же вы клоните?
   - На словах: "Вся власть Советам!", а на деле - вся власть председателю колхоза!
   - Вы эту антисоветчину бросьте! Где наслушались такого-прочего?
   - Ничего я не наслушался! За мной люди стоят!
   - А за мной - кто, кони, что ли? Тоже люди! И производство, если хотите знать, - тоже за мной.
   - Хватит спорить, давайте по-хорошему: дадите машину в райцентр или нет? У меня люди просятся и в больницу, и в собес, и на поезда опаздывают!
   - Что вы ко мне пристали? Берите машину в школе и поезжайте!
   - Хватит чудить, Трофим Никифорович! На этой машине ещё при НЭПе ездили. Давайте решать по-хорошему или я буду жаловаться в райком и исполком!
   - Хорошо. Берите "самовар". Он у меня сегодня вне нарядов. И Анну Ивановну заодно прихватите.
   - Как "самовар"? - смутилась уже Анна Ивановна. - В райкоме неправильно поймут.
   - Не беспокойтесь. Поймут как надо.
   Втайне Анна Ивановна рассчитывала добираться до райцентра на председательском "Москвиче". Тем более сам же попросил об одолжении - доставить в Москву гостинцы и "пошуршать" насчёт замужества дочери... И вот со скандалом сажает на "самовар". Видимо, заглодала старого колхозного волка зависть к успеху своей подчинённой.
  

"Самовар"

   Теперь самое время объяснить читателю, из-за чего разгорелся весь сыр-бор и что такое, собственно, этот самый "самовар".
   "Самовар", "чурка" или "газген" - автомобиль с газогенераторной установкой на борту. Работал он не на бензине (использовал его в минимальных количествах), а на газе, вырабатываемом из древесных чурок. Самой характерной, бросающейся в глаза чертой были два здоровенных цилиндрических "котла", стоявших за кабиной, один из которых был побольше другого. Большой "котел" как раз и являлся газогенератором. Львиную долю объема газогенератора занимал бункер, куда через верхний загрузочный люк насыпали запас деревянных чурок или угля. Под бункером, в нижней части генератора, располагался топливник - печь, которую топили теми же чурками или углем. Необходимый для горения воздух проходил в топливник через боковые щели или фурмы. За счет тяги, создаваемой работающим двигателем (при пуске - специальным вентилятором), воздух просасывался через горящее топливо, в результате чего образовывались химические составляющие горючего газа: углекислота, окись углерода, водород. Под топливником, на дне газогенератора находился зольник. Колосниковая решетка не позволяла попадать на него крупным не догоревшим кускам топлива. Хорошо ехать в газогенераторном автобусе: кондуктор не только продаёт билеты, но и кидает дрова в топку, а пассажиры в пути греются у раскалённой "печки". Из топливника газ тянуло через зольник, а затем - наверх по рубашке - простенку между бункером и наружной стенкой газогенератора. Таким образом горячий газ просушивал топливо в бункере. Из рубашки газ по трубе поступал в охладитель, обычно состоявший из радиаторов, чем-то напоминавших современные батареи центрального отопления. Они лежали на раме автомобиля под грузовой платформой. В охладителе газ не только охлаждался, но и проходил грубую очистку от тяжелых механических примесей.
   Особой процедурой был розжиг. Просто сесть, повернуть ключ зажигания и, включив стартёр, запустить двигатель - с газогенераторным автомобилем так не получалось. Прежде следовало "раскочегарить" газогенератор. Можно было использовать естественную тягу: открыть верхний загрузочный и нижний зольный люки, в зольник положить растопку: лучину, бумагу, солому, пропитанные бензином тряпки, и поджечь. Вслед за растопкой огонь охватит дрова или уголь в топливнике. Такой розжиг мог занять минут 30 - 40. Быстрее удавалось запустить газогенератор с помощью искусственной тяги. Её могли создать либо раскручиваемый стартёром двигатель, либо расположенный между очистителем и смесителем электрический вентилятор. Чтобы двигатель или вентилятор прососал воздух по всем трубам, охладителям и очистителям, требовалась длительная работа стартёра или электромотора, а значит, очень мощный аккумулятор. В те годы аккумуляторы, а тем более мощные и надёжные, были дефицитом. Проблема усугублялась тем, что "полуторки" имели крайне недолговечный стартёр. Бензиновые "газики" обычно заводили с помощью рукоятки. Но создать нужную тягу в газогенераторной системе с помощью "кривого стартёра" было практически невозможно. Поэтому пришлось дополнить конструкцию устройствами, обеспечивающими кратковременную работу двигателя на бензине - для получения искусственной тяги на момент розжига и пуска. Смеситель совместили с пусковым карбюратором. Его работа требовала от водителя особой манипуляции несколькими дроссельными заслонками, обеспечивавшими пуск и переключение с бензина на газ. Но и в этом случае запуск автомобиля занимал минут 10 - 15... Словом, хлопот с "самоваром" хватало. Лишь самые отчаянные или проштрафившиеся водители садились за его баранку.
   Между прочим, и слово "шоффёр" переводится с французского как "кочегар". Так называли водителей древних паровых экипажей. На газогенераторном автомобиле профессии шофёра и кочегара снова срослись в единое целое.
   В путь тронулись после полудня. Анну Ивановну, как почётного пассажира, разместили в кабине. Водитель был из приезжих, плохо ей знаком. На "самоваре" довелось ехать в первый раз, поэтому она приступила к расспросам.
   - Быстро бежит твой рысак?
   - Да километров 40-50 в час выдаст. Но это максимум.
   - А заправка надолго?
   - Да тоже километров на 50. Хуже другое - после каждой поездки приходится чистить трубы. Домой как трубочист приходишь. Жена уже не пускает.
   - А как кончатся в дороге берёзовые чурки?
   - Очень просто: остановился на обочине, взял топор, нарубил дров, положил их в бункер. Муторно, зато огонь всегда под рукой, картошки можно напечь. Можно сказать, столовая на колёсах.
   - Кто придумал эти "самовары", за границей?
   - Не знаю. В войну они появились, весь бензин на фронт уходил, в тылу чурками обходились. Думаю, наши придумали. Очень уж издевательская над организмом конструкция. У американцев всё сделано было бы руками. Ездил на "Студебеккерах", довелось... Теперь вот на этом... чудище...
   - Опасно же - огонь, газ.
   - Опаснее некуда. Перед остановкой двигателя нужно поработать на холостых оборотах. Позабудешь - беда.
   - Что такое?
   - В лучшем случае - выбросит ядовитый газ. Сколько уж шоферни погибло!
   - А в худшем?
   - А в худшем - пожар. Между прочим, нам запрещено въезжать на склады горюче-смазочных материалов и боеприпасов. Но не бывает тухлых тормозов, бывает много канифоли, - туманно завершил шофёр.
   Упоминание про пожар опять подпортило Анне Ивановне настроение. При первой же остановке, пока водитель орудовал металлической кочергой в своей печке и подбрасывал сухие берёзовые чурки, она перебралась в кузов - поближе к народу. От печки исходил жар, словно в бане. Витал устоявшийся промасленный уют эмтеэсовской мастерской. Ехали кто с чем, с различными болячками. Больше всех переживала соседка Анны Ивановны. Её ещё два месяца назад в колено клюнул петух. Плёвое дело, на каждом шагу случается. Она уже и думать забыла про дерзкого петуха. Но недавно колено распухло. Фельдшерица настояла - немедленно ехать в райцентр. Пожилой мужик Андрей Солянихов ехал в стоматологическую больницу, как он сам выражался, "менять зубы". Вообще-то по-настоящему его звали Андрий Соляних, происходил он из пленных русинов, полу-австрийцев, попал в Островок неведомыми путями, да там и осел. Слыл он человеком обидчивым, капризным, любил по случаю и без случая жаловаться. От его "сигналов" стонали в комитете народного контроля и районной газете "Коммунистический Островец". Но при случае, по причине разнообразных познаний на обочине жизни, но стремящейся изо всех сил заглянуть в самый её центр, он мог быть и душой компании, особенно в дороге, да ещё в такой, когда едешь не просто на автомобиле, а на сущем Змее-Горыныче.
   Проезжали село Сосновку. Солянихов взял слово:
   - Был бы я на месте Леонида Ильича Брежнева, то от имени Президиума Верховного Совета СССР переименовал бы эту Сосновку в Хитровку, ком ему на шишку!
   Пассажиры "самовара" знали, что больше половины жителей села носили фамилию Хитровых, но ещё плохо ориентировались относительно фамилии Брежнева, но переспрашивать не стали: раз названа Соляниховым, значит, большой человек.
   - А вышел из этой Сосновки один Хитров, ну, просто Хитров из Хитровых. Уехал в Москву, служит в главке (рассказчик произнёс последнее слово с особым ударением). Всем остальным Хитровым - и родне, и соседям - запретил себя проведывать. Даже отца родного на порог не пускает. Боится, видно, чтобы в столице его деревенским прошлым не попрекнули, деревней не попутали. А как без деревни, дурак, и сам не понимает. Ты, говорят, Анна Ивановна в Москву на какой-то съезд призвана. Встретится ненароком Хитров, не церемонься, вправь дышло в глотку, ком ему на шишку!
   - Всё не по-твоему! - донеслось от огнедышащей печурки. - Хватит соловья баснями кормить. Валяйте картошку есть! Испеклась. Нам ещё двадцать вёрст пилить!
   В районный центр Островец въезжали уже в сумерках. Над самым крупным предприятием района - фанерной фабрикой - высился ярко освещённый огнями башенный кран. Анна Ивановна подивилась: у них в деревне на электричество молятся, каждая лампочка на счету, да и перебоев не счесть, а тут жгут - почём зря.
   - Куда? - открыв кабину, на ходу прокричал шофёр.
   - Прямиком в "Дом колхозника"!
   - Ты куда направишься, Аннушка, к Виктору или пойдёшь с нами? - поинтересовалась соседка.
   - С вами.
   "Самовар" ещё долго дымил в темноте, почти бесшумно вращая двигатель. Не подвёл, довёз всех в целости и сохранности.

Уроки

   Поутру Аннушка прошлась по центральной улице городка. Установился такой час, когда местные жители и жители пригородных селений спешили заполнить всю её многоверстную ленту по обычному графику: утром - в город, вечером - из города, двигаясь кто на мотоцикле, кто на велосипеде, а кто и на своих на двоих. Тротуары переполнены пешеходами, на проезжей части суматоха. Но минует этот час, и вся улица, как бы утомлённая только что испытанным нервическим возбуждением, впадает в обычное забытьё, погружаясь в какое-то сонливое настроение, нарушаемое изредка проезжающим автомобилем или подводой с крикливым возчиком, с тем, чтобы снова с наступлением сумерек испытать тот же непродолжительный, но лихорадочный припадок возбуждения и оживления.
   Остановившись возле крупных афиш на главной площади, Аннушка порадовалась. В кинотеатре "Мир" шли фильмы: уже известный "Старик Хоттабыч" и новые картины "Под одной крышей" и "Незабываемая весна". В клубе имени известного революционера Заборского демонстрировали "Евдокию". Ещё более удивило местное телевидение, на Острове пока недоступное: кукольный театр показывал спектакль "Пашкин хвост". Замыкал вечерний эфир документальный фильм "Чудотворец из Бирюлёва". "Почему из Бирюлёва? - недоумевала Аннушка. - Разве наши хуже?"
   Заглянула в книжный магазин. Там на видном месте выставили новинки, книги, изданные в конце 1963 года. Почётное место занимали "История Коммунистической партии Советского Союза", "Основы марксистской философии", "Философский словарь" М. Розенталя и П. Юдиной, "Общий курс слесарного дела" Н. Крапивницкого и "Советская сатирическая печать 1937 - 1963 г.г." С. Стыкалина и Н. Кременской.
   Затем она направилась в школу, где преподавал брат. Анна Ивановна тихонько проходила мимо полураскрытых классных дверей. В первом проходил урок начальной военной подготовки, там разбирали и собирали автомат Калашникова, пыхтели с противогазом.
   - Пусть не обижается на меня родина, - послышался голос учительницы, - ты очень слаб в военном деле, но я всё равно поставлю тебя пятёрку. Случись война, будешь стрелять мимо, надеюсь, хоть не попадёшь в меня!
   Речь, очевидно, шла о сильном в основных дисциплинах ученике, которому никак не удавалось ходить строем и правильно держать мушку.
   В соседнем классе военно-патриотическая тема находила своё продолжение зычным голосом отставного военного, только недавно переселившегося в школу:
   - Нам нужен мир. Но весь... Стальные траки наших грозных танков в порошок сотрут гранитные скалы, под форштевнями наших боевых кораблей гневно вскипит морская вода...
   Что произойдёт под крыльями наших самолётов, Анна Ивановна расслышать не успела. На весь коридор послышалось:
   - Декламируются стихи "Песня строителя":
   "Майна! Вира!" Доносится с крана;
   Вырастает за смену этаж!
   С высоты красивей панорама,
   И чем выше - взор радостней наш!
   Кирпичи и бетонные блоки
   Мы сливаем в один монолит;
   За высокое качество, сроки
   На площадке строитель горит!
   Переплёты вставляем в проёмы,
   Марши тянем мы до чердака,
   Соревнуется в стройке дом с домом, -
   Наша гордость в сердцах высока!
   Засверкали под шифером крыши
   И наводят накат маляры -
   Скоро, скоро в квартирах услышим
   Звонкий смех золотой детворы!
   Не пугают нас зимние беды,
   Обеспечим жильём свой народ;
   Людям радость от нашей победы!
   Стройплощадка нас новая ждёт!
   Кабинет обществоведения находился в самом конце коридора. Анна Ивановна ещё ни разу не наблюдала своего брата за работой, поэтому не стала прерывать урока, вызывая его, а присела на стульчик, исподтишка заглядывая в класс. Всё ей было любопытно. И разглядывающие под партой потрёпанный иллюстрированный журнал ученики-троечники, которые тихонько хихикали, и брат Виктор Иванович, который прохаживался по классу и с видимым удовольствием объяснял:
   - Наше общество раньше развивалось на основе пятилетнего плана. Сейчас оно развивается на основе семилетнего плана. Пятилетка делится на следующие периоды: год начинающий, год продолжающий, год определяющий, год решающий и год завершающий. В семилетке дело обстоит по-другому. Здесь также есть года - начинающий, продолжающий, определяющий, решающий и завершающий. Но появились два новых года. Какие они, как вы думаете, дети? Как их можно назвать?
   От неожиданности даже Анна Ивановна, прислушиваясь за дверью, тоже задалась вопросом: "А, в самом деле, какие это годы, как их можно обозвать?" Виктор Иванович лукаво улыбнулся и поднял с места самого смышлёного ученика Ваню Хмелина, который никогда не терялся в объяснении сложных вопросов политической грамоты и подавал серьёзные виды на будущего комсомольского и партийного выдвиженца.
   - Я думаю, что после года начинающего наступит год предопределяющий, а после года решающего... - ученик задумался, стараясь подобрать нужное слово.
   - Мешающий, - негромко, но отчётливо прошептал кто-то. Виктор Иванович недовольно сморщился, стал выискивать глазами возмутителя политического спокойствия, но находчивый ученик, опередив с ответом, не позволил ему этого сделать:
   - ... Год будет обгоняющий!
   Дождавшись ответа, созвучного с его собственными выводами, Виктор Иванович успокоился и продолжил тему:
   - Основа жизни - производственная база и производственные отношения. База - это промышленность, пароходы, заводы, станки с программным и числовым управлением.
   - А что такое станки с программным и числовым управлением? - поднял руку ученик с последней парты, под партой отбиваясь от охотников перехватить у него иллюстрированный журнал.
   Виктор Иванович на ходу развернулся, искоса посмотрел на задавшего вопрос и, не раздумывая, начал отвечать:
   - Программные - значит, соответствуют Программе нашей любимой Коммунистической партии. Партия и правительство изготовили их большое число - вот они и числовые. Продолжаем тему урока. Над базой находится надстройка - идеи. Идеи - это о чём мы думаем, к чему стремимся. Развитие идёт по спирали, от простого к сложному. Главная цель - построение коммунистического общества. Сейчас мы строим его основы, - на лице Виктора Ивановича начинала блуждать довольная улыбка. - От каждого по способностям - каждому по труду. А высшей стадией является коммунизм с его принципом: от каждого по способностям - каждому по потребностям! - С произнесением последних слов на несколько повышенном тоне на лице Виктора Ивановича разлилась такая довольная улыбка, как будто бы его угостили сладостями на восточном базаре.
   - Когда будет построен коммунизм?
   - В 1980 году, - ответил Ваня Хмелин. - 16 лет осталось.
   - Ну, и умный же у нас Витька, - подумала Анна Ивановна, слушая лекцию брата из убогого школьного коридора. Но радость и удовольствие оказались мгновенными, потому что одновременно с прозвучавшими сведениями взгляд её скользнул по плоской поверхности печи, на которой школьники вынесли нестираемыми царапинами приговор брату: "Виктор Иванович - чудак на букву "м"!"
   Словно оправдывая забавное определение, учитель приказал: "А теперь самое главное пишите под диктовку!" И ученики стали писать: "В программе коммунистического строительства важное место отводится задаче воспитания нового человека, формирования у него коммунистической сознательности, готовности, воли и умения строить коммунизм. Одна из основных задач нашего социалистического государства - воспитание человека коммунистического общества, владеющего основами научного, марксистско-ленинского мировоззрения. Его формирование является основным звеном в системе коммунистического воспитания советского человека.
   В жизни социалистического общества роль коммунистического мировоззрения неуклонно возрастает, что является выражением как общих закономерностей развития социализма, так и особенностей его современного этапа. Социализм создаётся и развивается на основе творческой инициативы трудящихся, овладевающих марксистско-ленинской идеологией, и коммунистическое мировоззрение, всё шире проникающее в сознание советских людей, выступает и как следствие социалистических преобразований, и как необходимое условие дальнейшего социального развития. Это объективная тенденция развития социализма. На современном этапе коммунистического строительства действуют новые условия, ещё более усиливающие значение внедрения в сознание широких масс марксистско-ленинского мировоззрения.
   В числе главных задач общеобразовательной школы указывается на необходимость становления у юных граждан нашей страны коммунистического мировоззрения, без которого немыслимо всестороннее, гармоническое развитие личности, соединяющей в себе духовное богатство, моральную чистоту и физическое совершенство.
   Что же такое мировоззрение? В чём заключается сущность коммунистического мировоззрения?
   Мировоззрение - это система взглядов на объективный мир, отношение человека к окружающей его действительности и самому себе, а также обусловленные этими взглядами основные жизненные позиции людей, их убеждения, идеалы, принципы познания и деятельности, определяющие социально-политическую, философскую, религиозную, нравственную, эстетическую, научно-теоретическую ориентацию личности. Мировоззрение является существенным показателем зрелости личности, неотделимо от её общей направленности.
   Источник происхождения того или иного мировоззрения - условия материальной жизни общества, общественное бытие. Оно формируется прежде всего в процессе общественно-трудовой деятельности.
   Основная черта коммунистического мировоззрения - непримиримость к любым проявлениям буржуазной идеологии. Надо разбираться в сложных и многообразных явлениях современной действительности, воспитывать коммунистическое отношение к труду, стремление быть рачительным хозяином, умножать трудовую славу родной страны; неустанно обогащать свою память всеми знаниями, которые накопило человечество; вырабатывать у юношей и девушек гражданскую зрелость, готовность строго соблюдать принципы морального кодекса строителя коммунизма, формировать умение и потребность отстаивать свои взгляды и убеждения.
   Процесс формирования коммунистических убеждений особенно активизируется в подростковом и юношеском возрасте. То есть именно в вашем возрасте".
   Закончил свой семинар Виктор Иванович весьма эффективно:
   - Уясните, ребята, самое главное: коммунистические убеждения от антикоммунистических отличаются теми, что они коммунистические...
   - Не хуже Слепова, однако, у него получается, - некстати вспомнив "Примерный план...", подумала Анна Ивановна. Она, честно говоря, не любила заглядывать в дом к своему брату. И всё из-за Анастасии Петровны, его жены, женщины страшно манерной и приглуповатой, которую она про себя именовала яхонкой. Она убивала своей простотой и нелепыми мещанскими вопросами: "А какой у тебя свитер?", "А почему у тебя нет плаща болоньи?" и прочее в таком же духе. Детей у брата не было, но всё равно Анна Ивановна, после несчастья с Алексеем, совершенно не рассматривала его в качестве жизненного подспорья. В один далеко не прекрасный день отношения расстроились вовсе. О действительной причине знала одна Анна Ивановна. Супруга брата поставила Аннушку в тупик очередным вопросом:
   - А у тебя есть талисман?
   Она в эту пору была несколько приглуховата (болезнь ещё не развилась до острых форм), и успела расслышать только последнее - Лисман. А надобно знать, что на местном спиртзаводе лет десять назад работал инженер Лисман, перед чарами которого Аннушка не смогла устоять. Не болтливыми оказались оба, Лисман вскоре уехал, казалось бы, никто ничего не знал и не знает, но Аннушка всё равно постоянно опасалась огласки и общественного порицания, очень болезненного в сельской местности. И вот золовка будто бы наступила на больную мозоль. Анна Ивановна быстро разобралась, что недалёкая родственница брякнула первое попавшееся любопытное словечко из радиопередачи, но сердечко всё равно ёкнуло.
   Она дождалась звонка, обменялась с братом крепким рукопожатием, узнала от него московский адрес сестры Валентины. От приглашения зайти к ним домой отказалась. Да, честно говоря, и некогда было: через два часа намечалось заседание бюро райкома.
  

Раздвоение личности

   Оставшееся время Аннушка распределила так. Забежала в интернат, обняла детей - Коленьку и Светланку, вручила кульки с подарками и предупредила, что вечером заберёт их с собой: стало известно, что отъезд в Москву отложен на целые сутки - из-за задержек в формировании областной делегации, в состав которой Анна Ивановна должна была влиться прямо на станции Островца. По дороге в райком заглянула в сельхозуправление, навестила своих добрых наставниц в планово-экономическом отделе - Ольгу Юрьевну, Лилию Алексеевну, Татьяну Ивановну и Любовь Алексеевну (Громогласовну, как её прозвали за выдающиеся голосовые данные). Они всегда помогали Анне Ивановне дельными советами.
   В райкоме стояла тишина. Сотрудники аппарата опасливо относились к персоне первого секретаря, попросту боялись его. Недавно избранный (назначенный) секретарь Иван Петрович Семихатов оказался у руля власти совершенно чудесным образом. В партсовшколу, где он учился, прибыли учёные из Москвы для проведения первых, опытных образцов экзаменования под названием "тестирование". Семихатову и другим слушателям поручили осмыслить и разрешить проблемную задачу.
   Московский профессор общественных наук глянул на новичка с добрым еврейским прищуром и сформулировал вопрос:
   - В районе успешно действуют сельскохозяйственные предприятия, но портит статистику и тянет назад единственное промышленное предприятие - завод "Авангард".
   - "Авангард" не может тянуть назад. "Авангард" должен вести вперёд, - попробовал заболтать вопрос Семихатов, а заодно прозондировать почву относительно действительных умонастроений экзаменатора.
   - Согласен. "Авангард" не должен тянуть назад. Но пусть это будет неправильный, в корне не советский "Авангард". Что с ним делать? Какие действия руководителю следует предпринять, чтобы исправить ситуацию?
   - А какие предложения вносили мои товарищи?
   - Самые разные. Одни предлагали интенсифицировать работу "Авангарда", направить продукцию на экспорт и тому подобное.
   - Предложения хорошие.
   - Предложения хорошие, не спорю. Но случилось непредвиденное - они не помогли. Как быть дальше?
   Семихатов оглянулся на дверь и внёс радикальное предложение - исключить завод из единой экономической модели, вывести за скобки, разделить в корне промышленность и сельское хозяйство, чтобы не мешали друг другу. Разделить всю систему управления.
   Прищур московского профессора достиг небывалой величины. Он пожал руку собеседнику и пошёл советоваться со своими коллегами. Было заметно, что ход мысли Семихатова произвел заметное впечатление на экзаменаторов. Они составили ретивому ученику самую лестную характеристику, и он, "пройдя через кадры", в мгновение ока сам стал учителем целого района. А по угаданному им пути вскоре зашагала самая крупная в мире партия - КПСС, а за ней и вся советская страна. Пожалуй, никогда ещё в мире со времён Древнего Рима лозунг "разделяй и властвуй" не действовал со столь прямолинейной саморазрушительностью.
   Семихатов с первых дней появления в районе получил кличку "атаман Антонов". Произошло это следующим образом. Секретарь приехал осенью, обосновался и приказал доставить себе домой из колхоза "Красный садовод" яблок на зиму. Председатель "Садовода" отнёсся к поручению нового хозяина района со всей серьёзностью и ответственностью. Он отправил в дорогу целую полуторку яблок, самосвал. Водитель доставил продукцию по адресу, но, как на грех, в доме Семихатова не оказалось ни домработницы, ни какой другой подмоги, и он приказал тому разгружать яблоки самостоятельно. Не на того напал! Прокричав на всю улицу: "Силе действия равна сила противодействия!", он опрокинул всё содержимое кузова прямо на дорогу. Затем, будучи не в силах совладать со своим протестом, выскочил из кабины и оросил кучу яблок своей пенной струёй. В долгу не остался и Семихатов. Он, несмотря на то, что был ещё довольно молодым человеком, обильно побагровел, тоже заорал благим матом: "Я вам покажу антоновские яблоки!" Вскочил на кучу даров природы и в какие-то пять минут растоптал всё без остатка. Яблочный сок стал стекать даже в канализацию. Редкие прохожие жались к изгороди, старались не попадаться на глаза разъярённому воеводе. К вечеру весь городок знал подробности яблочной эпопеи, почти сразу же прозвучало и свежее определение Семихатова - "атаман Антонов". Дерзкого водителя никто не осуждал, все были на его стороне. Все догадывались, что в районе ему больше не работать, но сейчас все дороги открыты, лети, как вольный ветер, на любую большую стройку, а их с каждым днём становится всё больше и больше, а стоящие шофера, да, особенно, с характером, везде пригодятся, повсюду их с руками оторвут. Ходовой товар. Сейчас не сталинские времена. Это при товарище Сталине за подобную выходку и публичное оскорбление власти могли бы и расстрелять. Прямо на месте.
   Анна Ивановна знала про крутой нрав секретаря и не торопилась попасть к нему раньше заседания. В орготделе ей дали повестку дня, но не успела она вчитаться, как туда заглянул Слепов.
   - Всё сделали, как я просил? Очень хорошо. В Москве вам нужно будет встретиться с ответственным товарищем из ЦК. Это мой товарищ. От него может быть много пользы району. Я тут особенно никому не подчиняюсь, у меня своя линия. Я прислан на укрепление.
   "На укрепление ослабления", - чуть было не сорвалось у Анны Ивановны с губ. Она только теперь хорошо пригляделась к собеседнику. Он был довольно высок, худощав, руками размахивал, как крыльями, когда говорил, смешно оттопыривал губы. Вообще весь его облик производил неумолимо комическое впечатление, но вот, поди же, направо и налево сочинял никому не нужные, а зачастую и вредные наставления от имени райкома, и козырял широкими связями в центральном аппарате партии.
   Свои иезуитские штучки Слепов начал демонстрировать с самого начала.
   - Как называется ваш колхоз? "Свет коммунизма". Это название соответствовало нашему развитию до 22-го съезда КПСС. Сегодня надо идти дальше, обгонять перспективу. Вы, как член бюро райкома, должны поставить вопрос о переименовании колхоза и присвоении ему более высокого звания - "Светоч коммунизма".
   Слушая всю эту нелепицу, Анна Ивановна чувствовала себя уставшей больше, чем во время сенокоса. Хорошо, что подошли другие работники аппарата и перевели разговор на нормальные темы - о сборе взносов, о состоянии наглядной агитации, о видах на рост партийных рядов.
   К Семихатову Анна Ивановна хотела зайти с жалобой на председателя. Как, мол, так - публично оскорбил, отправив в дорогу на "самоваре". Но что-то шевельнулось в душе, возникло что-то жалостливое по отношению к обидчику. Много он пережил, много испытал. Безотцовщина. Недавно простил изобличённого палача-кулака, который мучил его в степях 30 лет назад. И она раздумала идти к секретарю с жалобой.
   В приёмной пролистала подшивки газет. В газете "Коммунистический Островец" на развороте, под аршинными заголовками были сообщены "Показатели социалистического соревнования Островецкого производственного управления по производству и продаже государству продуктов сельского хозяйства". В графе "Идут впереди" Анна Ивановна обнаружила и свою фамилию. Она в списке стояла второй. Это обстоятельство её крепко расстроило. "Не суйся середа прежде четверга, - по привычке, иносказательно подумала Анна Ивановна. - Поглядим, что после Москвы будет". Ещё бегло отметила, что особенно активно проявлял себя в газете некто Э. Тракс, председатель группы содействия колхоза "Полёт". В каждом номере следуют сообщения о единодушной поддержке патриотической инициативы земледельцев Кубани и Саратовской области. Сообщалось, что все прибывшие удобрения будут своевременно доставлены на поля, а именно до 10 марта. И рядом информация к размышлению: у её хорошей знакомой Светланы Шаталиной случилась радость: родилась дочурка. Ей дали имя Валентина - в честь первой женщины-космонавта Валентины Николаевой-Терешковой.
  

Бюро райкома: "Посланцы Ленина в крае"

Credo quia absurdum

Tertullian

  
   Заседание бюро секретарь Семихатов начал с информации о текущем моменте:
   - Не буду говорить о международном положении. Оно сложное, но наша партия, наше правительство держат руку на пульсе времени. Точно так же обстоит дело и во внутренних делах. Как вы знаете, товарищи, осенью прошлого года произошло долгожданное событие - были разделены партийные и хозяйственные органы управления. Одна система стала состоять из двух частей. Все союзные, областные, районные органы разделены. В области вместо одного обкома стало два - сельский и промышленный. Изменилось и районное звено. В нашей области, как вы знаете, образовано 57 сельских и 4 промышленных райкома. Мы сами относимся к категории сельского райкома. Это разделение соответствует вековым чаяниям колхозного крестьянства. В разделении чувствуется сила нашего единства. Олицетворением единства является фигура нашего любимого вождя Никиты Сергеевича Хрущёва. Вы знаете, что принято очень важное для нас решение направить на всесоюзное совещание нашего посланца, всем вам хорошо известной Анны Ивановны Сахоновой. От имени бюро райкома давайте поприветствуем её! В качестве подарка столице решено срочно изготовить книгу "Посланцы Ленина в нашем крае". Докладывай, Слепов!
   Слепов встал за трибунку и почти не глядя на заготовленную бумажку стал бубнить:
   "В героические дни Великого Октября посланцы В.И. Ленина, Коммунистической партии, представители славной ленинской гвардии борцов за свободу и счастье трудового народа по зову сердца и велению революционного долга встали на самые трудные участки штурма старого мира. Их пример самоотверженной борьбы за победу революции и упрочение её завоеваний стал служить для новых и новых поколений советских людей неисчерпаемым источником глубокой идейной убежденности, патриотизма, гражданственности, преданности делу Коммунистической партии, советского народа.
   С юных лет сотни и тысячи представителей старшего поколения вступали на путь борьбы с царизмом, буржуазией и помещиками, становились профессиональными революционерами, целиком отдавая себя делу партии, делу революции. Юноши и девушки плечом к плечу со старшими сражались на баррикадах Красной Пресни, брали Зимний, командовали полками и эскадронами на фронтах гражданской войны, умирали на поле боя, в белогвардейских застенках, от рук кулаков-мятежников. Они выдержали самый трудный экзамен - на стойкость и мужество, на любовь к Родине, верность делу коммунизма.
   Великая Октябрьская социалистическая революция, славные героические свершения советского народа, замечательные страницы истории, заполненные героизмом коммунистов-ленинцев, вдохновляют тех, кто во всех уголках земли борется против угнетателей, за самые прекрасные идеалы справедливости и прогресса человечества. Первый секретарь ЦК Коммунистической партии Кубы Фидель Кастро говорит, что "со времени Октябрьской революции все новые поколения революционеров воспитывались на её идеях, духе и принципах. Никакое другое событие не оказало такого влияния на умы людей, судьбы народов и мировой прогресс".
   В ленинской партии наш народ видит свой боевой авангард. Сила нашей партии в том, что она существует для народа и в служении ему видит смысл своей деятельности. Коммунисты тем и сильны, что стоят рядом, руководят массами, пользуются абсолютным доверием".
   У Анны Ивановны впервые шевельнулось подозрение:
   - Ведут разговор, как будто уговаривают сами себя. А в действительности пользуются ли доверием? - подумала она про партийцев в третьем лице, и перед её мысленным взором скользнул бессильно спускающийся на пол Ваня Яхонтов.
   - Давай по делу, - не выдержал и Семихатов. Слепов встрепенулся, показал членам бюро фотоиллюстрации.
   Судя по фотовклейке, посланцами Ленина в этом крае оказалась (по непонятной причине) вся семья Ульяновых, следом - полководцы и политики Тухачевский, Гай, Подбельский, Подвойский, временно оказывающиеся здесь для решения пропагандистских или карательных задач, а также пламенные продотрядовцы Караев, Гурцовская, Постилова и Мурзо. Они действовали до того азартно, что хлеб пах порохом. И наоборот.
   - А успеем сделать книжку? Поезд уходит завтра. А нам ещё торжественный митинг проводить, - напомнил предрик Ляхонков. Срочно вызвали директора типографии (предусмотрительно тот находился в коридоре и терпеливо ожидал своего вызова). Он подтвердил, что издание будет завершено вовремя (на самом деле Слепов уже три ночи подряд тиранил полиграфистов, и тираж фактически никому не нужной, фальшивой и бессмысленной книжки, представляющей обузу для Анны Ивановны, которой предстояло везти в Москву лишний груз, и местным школьникам, которых должны были обязать изучать эту муру на факультативах, в ночные внеурочные смены был отпечатан и лежал на складе).
  

Бюро райкома: "Два Вани" и "фанерка"

Верую, ибо абсурдно

Тертуллиан

   Этого вопроса и ждали, и боялись. Жили тут рядом, под боком, два председателя, два смутьяна. От их выходок дрожал не только район, но и вся область. Иван Михин и Иван Булыхин, закадычные друзья, но забулдыги. Колхозы их блистали по показателям, имелись, понятное дело, покровители и в области, и в Москве. Что только они не вытворяли? Однажды, возвращаясь с областного совещании, перегородили трассу, которая вела на север, вплоть до Белого моря, поставили на асфальт ящик армянского коньяка и всякого встречного и поперечного водителя или пешехода заставляли пить до упада, а то, что осталось не допито, после приезда усиленных нарядов милиции и ГАИ, перебили и переколотили. После этого случая, получившего широкую огласку в области, их и стали именовать - "Два Вани". Особым шиком считалось у них после областного совещания (если вызывали их обоих), заказать самолёт "кукурузник" и лететь домой на нём, под песни и пляски в тесном салоне, отправляя вперёд свои машины и страшно негодуя, если водители опоздали к их прибытию на заранее оговорённые поляны.
   Но вершиной их похождений стало дело, которой и было вынесено на бюро. "Не у нас", "в соседнем районе" завелась крепкая председательша. Ядрёная баба, кровь с молоком. Многие вокруг неё увивались, но все получали от ворот поворот. Причём крайне резкий. Это казалось странным, тем более, что председательша была незамужней. Это страшно возмутило "двух Ваней". Они решили "восстановить справедливость". Для начала бросили жребий - кому ломать судьбу. Выпало Михину, но он заболел. Переиграли. Булыхин взялся за дело. В принципе, задача была не такой уж и сложной. По опыту прохиндеи знали, что недоступных женщин не так уж и много на белом свете, а совершенно недоступных не существует вовсе. То, что Мария (так звали председательшу) будет покорена, никто не сомневался. Вопрос заключался в предоставлении несомненных свидетельств торжества любви. Булыхин думал, думал - и придумал. В день "Ч" он приехал в соседний колхоз под предлогом изучения передового опыта в мелиорации. Опытным глазом просёк, что Мария находится в хорошем настроении. Не долго думая, пригласил её прокатиться по границе соседних районов - существовала тогда такая мода. Остановились в так называемом "Пьяном лесу", возле "Поляны любви". На шестой бутылке шампанского Мария сдалась. Коварный искуситель, воспользовавшись силой страсти, незаметно достал заранее припасённую им и добротно окрашенную колхозную печать и очень осторожно, отдаваясь до предела своему демоническому замыслу, поставил партнёрше оттиск на мягкое место. Половина дела была сделана. Оставалась другая часть, уже менее трудоёмкая, но не менее деликатная, - утечка информации. Он знал, что женская половина руководящего состава по субботам собираются в бане. Что-то вроде клуба по интересам. Сегодня была именно суббота. Булыхин подговорил двух родственных по духу и слабых на язык своих былых спутниц, которые собирались было сделать пропуск в банном расписании. Ничего не подозревающая Мария разделась, по привычке хотела повертеться перед зеркалом, чтобы оценить изменения в фигуре. Она могла бы заслонить след позора рукой и тут же незаметно стереть его мыльной водой, но подружки заметили печать раньше её...
   Из бани и поступил сигнал в соседний райком. Семихатов был разъярён. Такого конфуза отродясь не бывало. Предварительную комиссию возглавил матёрый аппаратчик Хинин. Тот, опросив всех свидетелей, составил очень грамотное и зримое представление о предмете обсуждения и при докладе смог столь виртуозно изложить суть дела, что ни у кого из присутствующих не возникло ни чувства зависти, ни чувства брезгливости.
   - Дело сделано, товарищи. В уставе про использование колхозной печати, как её использовал Булыхин, ничего не говорится.
   - Какие будут предложения? - веско спросил Семихатов.
   - Гнать мерзавцев из партии! - заговорил самый старый член бюро, когда-то встречавшийся с самим Лениным.
   - Каких мерзавцев? Мы разбираем одного Булыхина!
   - Да без второго, Михина, думаю, не обошлось. Два Вани, одно слово.
   - Давайте по существу, - ещё более веско сказал Семихатов и почему-то многозначительно посмотрел в сторону Анны Ивановны.
   - Я поддержу мнение большинства, - уклончиво ответила она.
   После жарких дебатов хулигана с печатью исключили из партии и рекомендовали райисполкому рассмотреть вопрос о целесообразности пребывания его на должности председателя колхоза.
  

Бюро райкома: "Политическая диверсия!"

   Проводив взглядом Булыхина, многие тяжело вздохнули.
   - Это только семечки и мелкий дребезг, - вполголоса произнёс предрик Ляхонков, имевший привычку, забегая вперёд, излагать мысли вслух. - Сейчас главное начнётся!
   Напряжение угадывалось даже в том, что докладчиком по вопросу был вновь назначен Слепов. Никто не брался за то, чтобы "готовить вопрос" для заседания бюро. Пришлось доверить дело вездесущему "инструктору-универсалу".
   - Товарищи, - начал он, - недавно в район по направлению медицинских институтов прибыли молодые специалисты. Хирурги, терапевты, отоларинголог.
   - Говори по-человечески: ухо, горло, нос, - недовольно поправил Семихатов. При упоминании про ухо Анна Ивановна встрепенулась: "Надо бы заглянуть к этому специалисту, говорят, он хорошо лечит!" Но тут же вспомнила про Москву и прикинула, что там могут открыться и не такие возможности для лечения.
   - Как специалисты в своей сфере деятельности они не вызывают возражений, - продолжал Слепов, - но случилось самое страшное для партийной организации нашего района: под чуждым влиянием, непонятно каким образом проникшим в наш район, молодые медики под руководством хирурга Разномазова организовали антипартийную группу и даже враждебный печатный орган. Обо всем произошедшем райком бдительно проинформировал главный врач товарищ Сердитов. Вот, товарищи, приходится возвращаться, как и нашим предшественникам, к "делу врачей". Вот, пожалуйста, их "боевой листок"!
   Членам бюро была предъявлена новогодняя стенгазета под названием "Режь и ешь!" В другое время каждый по отдельности, да и все члены бюро, окажись вместе не за ореховым столом райкома, а на фуршете в ресторане "Рассвет", посмеялись бы от души над озорным и двусмысленным (особенно для хирурга) названием, над юморесками и шаржами. Но вынесенный на бюро вопрос заставлял думать иначе. Сейчас весь белый свет сошёлся клином вокруг легкомысленных строчек, прицепившихся в самом низу стенгазеты:
   "Два комсомольца на мокрой фанерке
   делали шилом аборт пионерке".
   Прочитав "это дело", все потеряли дар речи.
   - Детский сад, штанишки на помочах, - нервно заговорил предрик. - Нужно им поставить горчичники.
   - Здесь не горчичники нужны! - горячо заговорил Семихатов. - Здесь применимы иные меры! Да за это... Да это... В голове не укладывается... Давайте высказываться и вносить предложения!
   Все понесли осуждающую околесицу, пришлось высказаться и Анне Ивановне:
   - В нашей стране с большим напряжением работает целлюлозно-бумажная промышленность, а эти обалдуи используют фанерку, да ещё мокрую, вот каким образом...
   Секретарь Семихатов покачал головой, но в адрес Анны Ивановны больше ничего не сказал и обратился к следующему члену бюро, редактору районной газеты Валерию Чехову:
   - А вы почему отделываетесь молчанием? При случае тоже могли тиснуть на своей полосе нечто подобное?
   - Ну, такого мы никогда бы не тиснули. Но по существу дела скажу так. Ребята переборщили. Их опьянил, очевидно, воздух нынешней свободы. Они-то думали, что просто шутят...
   - Какие, к чёрту, шутки?! Я и к вам хотел обратиться. Какие несуразицы в газете допускаете, а? Вот свежие примеры: "По речной глади озера мчался катер", "В лесу искал берёзовую рощу", "Сосны на ветру шелестели листьями". А вот выдержка из очерка: один хороший человек 40 лет проработал дорожным мастером. Дальше написано: "Он больше всего доволен, что и его дочь вышла на дорогу". Выпендрёж, дурь полосатая! Газета выходит во вторник, среду и пятницу. Таким образом, три раза в неделю. А в остальные дни недели что вы делаете?
   - Читаю недавно: "На колхозном рынке находчивый продавец повесил таблички: Фруктовый проспект, Булочная улица, Семечковый переулок. Гнать надо таких продавцов! Улицы, переулки и проспекты должны называться по-нормальному: Коммунистическим, Большевистским, Интернациональным!
   Редактор сник. Семихатов вернулся к теме основного вопроса:
   - Свобода до добра не доводит! Это главный принцип нашей партийной дисциплины. Если бы этот, как его, хирург Разномазов, был членом партии, мы бы сейчас по-другому разговаривали! А с беспартийных что возьмёшь? Но мы должны сделать всё возможное, чтобы антипартийная зараза больше не смогла распространяться! Я предлагаю передать материал в компетентные органы, пусть ещё они поизучают шило и фанерку!
   Так и было записано в решении бюро.
   Еще обсудили ситуацию в филиале академического института, разместившегося в Островце в военное время, да так и оставшегося здесь. Там учёный совет благословил издание научного труда по совершенно кислым названием "Живая этика". Были зачитаны разоблачительные рецензии. В соответствии с этим бюро постановило "Осудить создание группы по изучению так называемой "Живой этики", рекомендовать... прекратить деятельность этой группы, стоящей на немарксистских идеалистических позициях". Помимо прочего бюро рекомендовало "рассмотреть вопрос о целесообразности продолжения работ, проводимых... в лаборатории логико-математических методов обработки геологической информации по парапсихологии и биоволновым процессам, не стоящих в планах научных исследований института".
   Последним вопросом, после утомительной серии разоблачений и тёмных историй, был обозначен приём новых членов КПСС. Это уже грело душу. Докладывать вновь начал Слепов.
   - Перед Новым годом коммунисты принимали на своём собрании кандидатом в члены КПСС осмотрщика вагонов Александра Федоровича Новикова. Я присутствовал на этом собрании. Я поразился, как кандидат скупо рассказывал свою биографию.
   - Вопросы будут? - спросил секретарь парткома товарищ Савельев.
   Со стула поднялся почетный железнодорожник, пенсионер Горенков, вы многие, товарищи, знаете его, и говорит:
   - Биография нам твоя известна, ты скажи вот что: почему так поздно вступаешь в партию, ведь тебе шестой десяток пошёл?
   - Будучи в рядах партии, я принесу больше пользы обществу.
   Вы знаете, с каким одобрением зал встретил его слова!
   Членам бюро стало неловко, но Слепов всё равно продолжал в прежнем духе:
   - Жизнь Новикова прошла на глазах коллектива, как на ладони. Внимательный к работе, честный и добросовестный, жадный до знаний. Это материалы июньского Пленума ЦК КПСС по идеологической работе подсказали ему, что нельзя построить коммунизм без активного участия в общественной жизни. А он ещё чувствует силу, энергию. Так надо отдать её целиком партии, народу. Проголосовали единогласно. После собрания товарищи поздравляли Новикова, от души жали ему руки. У него были влажные от волнения глаза.
   Вспомнил я "дедушку русской авиации" Можайского. На склоне лет понял он, что не может жить вне партии. И вот так же, наверное, волновался, когда ЦК КПСС принимал его в партию.
   Проводив взглядом секретаря райкома Семихатова, который неспешно вручил новобранцу партбилет, Слепов завершил свое причитание следующим образом:
   - Старый осмотрщик счастлив. У него сегодня двойной праздник.
   Человек, про которого всё это говорилось, положил партбилет во внутренний карман, молча, словно лунатик, повернулся и, не сказав ни слова в ответ, двинулся к двери. Предрик Ляхонков неодобрительно хмыкнул.
   Все устали. Заседание подошло к концу. Самые нетерпеливые, во главе с предриком, стали поглядывать на дверь. Семихатов почувствовал это и торжественным голосом объявил:
   - До отдельных распоряжений все свободны. Прошу задержаться Анну Ивановну Сахонову.
   Инструктор Слепов - все заметили - напряжённо ждал, что и его тоже оставят в кабинете для интересной и, надо думать, важной беседы, он даже незаметно остановился возле дверей, выжидая естественного, но выгодного для себя развития событий. Но Семихатов заметил этот манёвр и повелительно, без слов, одним жестом, отправил Слепова в приёмную. Там он долго вертелся, в основном возле двери главного кабинета, и секретарша, и вновь появившиеся посетители замечали, что ему до крайности хотелось стать ещё более плоским, приникнуть к двери, а, если удастся, проникнуть и в саму замочную скважину, с тем, чтобы узнать, о чём таком секретном и важном говорят сейчас баловни судьбы - секретарь райкома и Анна Ивановна.
   Между тем разговор в кабинете номер один состоялся короткий и неприятный.
   - Вы прониклись всей глубиной ответственности? Партия вам поручила! За это требуется... Служение долгу...
   - Я стараюсь. Вся на виду, - брякнула Анна Ивановна. Тут секретарь Семихатов подошёл к ней, приблизился вплотную (она уже подумала, что и он такой же, подвержен одной слепой мысли, как и все, мужики), но сказал совершенно другое:
   - Вы курите, Анна Ивановна! На период пленума и совещания в Москве я запрещаю вам делать это!
   Анна Ивановна оторопела. Она ожидала услышать что угодно, но только не это. Даже то, что воскрес и ожил её муж Алексей, она восприняла бы более спокойно. "Следят, шпионят друг за другом! Что за жизнь такая!"
   - Вы меня поняли? - настойчиво продолжал секретарь. Он уже окончательно превратился в аппаратчика и не видел даже, что перед ним находится симпатичная и молодая ещё женщина.
   - Служу Советскому Союзу! - по непонятной причине дерзко ответила Анна Ивановна. Она уходила, гордо вскинув голову, а возле двери её осенила внезапная мысль:
   - Погодите! Я вам устрою!
   Что она собиралась устроить, сейчас она не смогла бы ответить и под самой свирепой пыткой. Резко открывая дверь, она крепко ушибла подслушивающего за другой стороной Слепова.

Посиделки

   Этим вечером Анна Ивановна переместилась из "Дома колхозника" к своим знакомым Карнауховым, некогда жившим в Островке по соседству. Дома у них всегда было уютно. Нравилось то, что по вечерам дружно собирались в большой комнате. Дети находили свои занятия, например, выжигали раскалёнными прутками отверстия в деревяшках для духовых ружей, а взрослые - о, это совершенно невозможно представить в последующие времена! - увлекались громкой читкой. Доходило даже до романа "Молодая гвардия". Но главным образом отдавали предпочтение краеведческим заметкам и журналу "Вокруг света". Сегодня был именно такой случай. Никто не спросил Анну Ивановну, что такое обсуждали "наверху", да такого и не случалось ни разу, за что она была искренне благодарна хозяевам и невольно тянулась к ним.
   В углу, за круглым столиком, сидела старшая дочь хозяев, Светлана, и что-то писала, загораживая написанное рукой.
   - Что это с ней? - спросила Анна Ивановна.
   - Тише, а то услышит. Письмо пишет Муслиму Магомаеву.
   - Певцу?
   - Ему самому. С ума девка сошла. Ни на какие уговоры не поддаётся. Люблю, говорит, и всё!
   - Если девки влюбляются, и парням скоро придётся. Как начнут писать все подряд письма Ольге Воронец или этой, новенькой, Эдите Пьехе!
   Пошутив таким образом, но не приставая к Светлане, взрослые занялись своими делами. Принесли из ближней чайной янтарное пиво в тёмно-сизом чайнике с длинным горлышком. Хозяин стал печь в печи отваренную и очищенную от кожуры картошку, отчего по комнате прошёл невыносимо вкусный запах, а хозяйка приступила к чтению. Читали какую-то старинную книжку, с оборванными краями, с "ерями", "юсами" в шрифте:
   "Отправляясь от Острова и минуя разъезды Лилейный и Разбойщину, железный путь на 25-й версте достигает первой своей станции Островца. Село Островец расположено в 5 верстах к югу от станции, имеет до 900 жителей и волостное правление. В 15 верстах южнее его, при деревне Злобовке находится имение Семихатского (1500 десятин), в котором заведено улучшенное полеводство с семенным хозяйством и травосеянием, огородничество, питомник плодовых, декоративных и лесных деревьев и скотоводство".
   - Какой это был Семихатский? Не слыхал ни разу. У нас секретарь райкома Семихатов, не свояк ли? - начал было бубнить дед Евдоким, но его остановили:
   - Сиди уж, слушай.
   Продолжили:
   "Не доходя до следующей станции, железный путь проходил мимо селения Большой Островок, имеющего более 2500 жителей, школу, лавки, 2 водяных и 2 ветряных мельницы. Железнодорожная станция отправ-ляла более 55 тысяч пудов грузов. В годы Русско-японской войны дорога была разобрана. Имеется волостное правление. Село и соседние деревни заселены питомцами воспитательного дома по ходатайству императрицы Марии Федоровны (супруги Павла I) и по указу императора Николая I в 1828г. При селе находится почта, телеграф и Мариинское земледельческое среднее училище с фермой при нём, на которой, между прочим, устрое-но искусственное орошение. При ферме есть конный завод для разведения тяжеловозов и рысистых лошадей. К северу от станции Островецкой лежат три бывших немецких колонии: Перхаловка, Побочная и Ягодная Поляна. Перхаловка имеет более 2000 жителей, Побочная 3500 и Ягодная Поляна 8000 жителей, волостное правление, 2 школы, почту, земский склад земледельческих орудий и машин, 5 синилен, 7 водяных мельниц, 7 лавок, 2 базара и 2 ярмарки. По дороге из Перхаловки в соседнее село Монтировку есть легендарное урочище Уланов овраг, где жил когда-то в старину со своей шайкой разбойник Улан, который будто бы зарыл здесь несколько бочек с золотом".
   - Так вот про какого Улана говорили бабы у колодца, - вспомнила Анна Ивановна. В старинную книжку угодила пожелтевшая газетная вырезка, прочитали и её:
   - А в старину, говорят, был у нас губернатор Матвей по прозвищу Гвоздодёр. Самолично проверял, как строятся дома. Нерадивых, говорят, гвоздями к забору прибивал. Вот какой строгий!
   - Так то в старину было!
   - А потом?
   - Суп с котом! Слушайте: "В 1940 году депутаты районного Совета постановили построить кирпичный кинотеатр на 400 мест, но задуманное воплотить в жизнь не успели. Всего через несколько месяцев они становятся тружениками тыла.
   В годы Великой Отечественной войны в районе имелись пятьдесят два колхоза, четыре машинно-тракторных станций, тридцать два сельских Совета. Велась добыча нефти, газа, строился газопровод. Работали мелкие промышленные предприятия по переработке сельскохозяйственной продукции, по обслуживанию колхозов и населения. Жители вносили личные средства на строительство самолётов и танков, отправляли на фронт посылки с тёплыми вещами и продовольствием, выпускали облигации, выполняли финансовые планы реализации Первого и Второго Государственных займов обороны. На третий год войны в район поступила благодарность от И.В. Сталина: "Собравшим за год миллион 200 тысяч рублей на строительство боевых самолётов".
   - Вот ведь, - не унимался дед Евдоким, - газ был во время войны. А мы дровами топим, - и он цыкнул на ребятню, которая у раскрытой печки-голландки слишком шумно раскаляла металлический прут.
   Уже второй вечер подряд читали рассказ из журнала "Вокруг света" про взрыв английского судна "Форт Стайкин" весной 1944 года в Бомбее. Продолжили, вводя в курс дела и Анну Ивановну:
   "... раздался страшной силы взрыв. Огромные обломки раскалённого металла, крушившие все на своем пути, взлетели вверх. Пылающие бочки со смазочным маслом крутились в воздухе, сопровождаемые шлейфами из огня и искр, подобно громадному фейерверку. Океанские суда шли ко дну или были вынесены на берег. Несколько десятков грузовых и пожарных машин были разрушены или исчезли совсем.
   В Бомбее здания задрожали и закачались, перегородки в офисах рухнули. Осколки стекла дождем сыпались из окон. Люди бежали к окнам, взбирались на крыши и смотрели на огромный столб дыма, который поднимался со стороны доков.
   На город падали раскаленные добела куски металла, некоторые из них пролетели по воздуху расстояние более мили.
   Капитан Сидни Келли находился в четверти мили от доков -- он шёл со своим приятелем по улице. Металлический обломок разрезал пополам его спутника. Капитан же вообще не пострадал".
   - Вот повезло человеку! Счастливый!
   "Недалеко от забора доков стояли три девушки - члены женской команды английских военно-морских сил. Когда произошёл взрыв, одна из них исчезла. Спустя несколько часов ее обнаружили почти в 300 метрах от того места, где она стояла до взрыва.
   Капитан Найсмит, его помощник Хендерсон и Стивенс как раз дошли до кормы "Форт Стайкина", когда произошёл взрыв. Стивенс пролетел несколько метров и упал. Шатаясь, он побрёл к воротам дока. Найсмит и Хендерсон исчезли навсегда".
   - А вот слушайте самое главное!
   "На расстоянии одной мили возле хижины одного индуса упал золотой слиток весом 14 килограммов, который был воспринят хозяином дома как дар Будды. Сапожник Противакшу Басу получил с неба слиток в 22 килограмма и единственный сдал его властям. Но остальные из 155 золотых слитков пропали.
   Часы на башне доков остановились в 16 часов 06 минут. Так они стояли еще долгие месяцы, показывая время разрушительного взрыва. Поразительно, но именно 14 апреля 1912 года "Титаник" столкнулся с айсбергом..."
   Дед Евдоким, любивший слушать и резюмировать, опять вылез с неуместным вопросом: "Ать! Ну, кто победил? Наши?"
   - Молчи уж! - остановили его. - Вот этому Простоквашу повезло - больше пуда золота с неба упало!
   - А вот в Воронеже недавно у одного лётчика сделали обыск и нашли подушку, полностью забитую деньгами. И золота много конфисковали... - заговорил кто-то. "И почему советские люди не перестают молиться на это проклятое золото?" - в сердцах подумала Анна Ивановна. Завершить свою мысль она не успела, потому что за окном вспыхнуло зарево, раздался страшный грохот. Разбив стекло, в комнату влетело дымящееся бревно. Свет погас, недавно приобретённый телевизор, гордость и хвала Карнауховых, по которому только что стали показывать уморительно смешную передачу КВН, тоже задымился. Все онемели, а затем бросились на улицу. У соседнего дома была снесена крыша, но крепкого пожала не занималось. Остановилась пожарная машина, случайно проезжавшая мимо.
   - Что, что случилось? - наперебой спрашивали все. Чумазые соседи переглядывались и подозрительно молчали.
   - Самогонку гнали, да не доглядели. Я их знаю, у них давно все балки от сивушных паров прогнили. Хорошо, добрые люди не сильно пострадали, - внушительно сказал кто-то, помогая вытаскивать из дома Карнауховых прилетевшее бревно.
   Волей-неволей Анне Ивановне пришлось возвращаться в "Дом колхозника".

"Вагончик тронулся"

  
   Уже второе утро в Островце Анна Ивановна встречала в школе-интернате. Она забрала, как и обещала, старшего сына Николая с собой на вокзал. Там она заметила, как он преобразился. Слушал, затаив дыхание, голоса дикторов по внутреннему радио о графике поездов, и даже отрывочные реплики путейцев с маневровых дорожек приводили его в неописуемый восторг. По всему угадывалось, что атмосфера железнодорожной "полосы отчуждения" приходится ему по душе.
   А на митинг всё прибывал и прибывал народ. Открыл и вёл его предрик Ляхонков. Выступающие, которых набралось около десяти человек, и безусые комсомольцы, и седовласые ветераны, на все лады хвалили Никиту Сергеевича Хрущёва и Анну Ивановну Сахонову. Голова у неё совершенно закружилась. Возникла и продолжительная глухота, но этого никто не заметил. Когда прибыл московский поезд, на перрон вышел первый секретарь сельского обкома Елохов, тепло пообщался с собравшимся народом. Анна Ивановна поручила своему брату доставить сына Николая на место, а сама заняла место в вагоне.
   Вагон был сравнительно новый, хорошо поскрипывал на стрелках, но российская натура сказывалась. В туалете, прямо к зеркалу, по непонятной нужде был прислонен проржавевший лом, кустарно изготовленный из 20-миллиметровой арматуры.
   Освоившись, Анна Ивановна стала прислушиваться к говору пассажиров (остальные делегаты размещались в соседних вагонах и её пока не беспокоили):
   "Председатель нам тогда сказал: "Где любо, там и распахивайте!". Земли было мало, но добрая. А сейчас земля неподходява! Робить надо. Земле надо ход дать. Первый ход - это очень важно. А то неподходява!"
   Анна Ивановна с удовольствием слушала эту, напоминающую южно-русскую, речь, а разговор про близкую её кормилицу-землю просто растрогал. Как-то душевно становилось, когда собеседницы вместо слов "у себя", "у тебя", "такие" употребляют и говорят "у сея", "у тея", "мы такея", "такех нет". Конечно, говорить правильно умеют сейчас почти все, в школе учились, телевизор начинают смотреть, газеты читают. Но вот увлекутся - и разговор становится другим.
   - А дача у ваших в городе есть? - спрашивает одна женщина с огрубелыми руками, под "вашими", очевидно, подразумевая детей.
   - Нет, - отвечает другая. - Мои работать на земле несрушны. Пока квартиры сватали, зятю предлагали: раз в старом доме, другой - на первом этаже. Отказался, потом получил в девятиэтажном доме, на втором этаже. В футбол играть можно, котежа какая-то.
   Народная речь так отпечаталась в сознании Анны Ивановны, что когда на второй день её вызвали в купе первого секретаря, и тот спросил, не растеряется ли, если будет окончательно решено поручить ей выступление на всесоюзном совещании, она ответила:
   - Придётся пофарьячиться! Думаю, сухота не свалит! Чай, не обляза какая-нибудь!
   - Вы уж понятнее выражайтесь, Анна Ивановна! - улыбнулся Елохов.
   - Буду стараться!
   В Москве делегацию встречал солидный человек с уходящим в сторону взглядом. Он сопроводил всех до автобусов на площади - новеньких, с иголочки, тупорылых "ПАЗиков". В автобусе представился:
   - Я - ответственный работник главка сельскохозяйственного машиностроения. Мне поручено сопровождать вас. Моя фамилия Хитров. В Москве существовал Хитров рынок, но я не имею к нему никакого отношения.
   Анна Ивановна пока ещё побаивалась большого города, смотрела во все стороны, почти ничего не слыша. Но фамилию провожатого разобрала и вспомнила забавный разговор в "самоваре", происходивший несколько дней назад.
   Автобус нырнул под железнодорожный мост, выехал на очень широкую улицу, затем повернул в тесный переулок, незаметно оказался возле стен Кремля, обогнул и его. Более знающие люди определили:
   - Везут в гостиницу "Москва".
   - Совершенно верно, - отозвался провожатый. Выходя из тёплого салона автобуса, Анна Ивановна немного задержалась возле него и сказала:
   - Привет, земляк!
   Хитров ничего не ответил, сделав вид, что не расслышал. Прав оказался дед Солянихов, когда говорил, что этот человек порвал со своими корнями на сто процентов.
   - Не на сто, а на двести, - решила Анна Ивановна.

Родственные души

   Прежде чем тронуться в путь к сестре, Анна Ивановна расспросила словоохотливую дежурную по этажу, как ей лучше всего добраться до набережной Мориса Тореза. В Островце, помнится, её стращали тем, что в Москве любое путешествие нужно начинать и завершать в метро. В метро Аннушка ещё ни разу не ездила и потому опасалась предстоящего путешествия. Проводить же её было некому. Пока в номере гостиницы она жила одна.
   - На Мориса Тореза? - переспросила дежурная. Говор выдавал её недавнее происхождение из деревни, причём похожей на ту местность, откуда произошла сама Анна Ивановна: - Выйдешь из дверей, поверни налево, дорога пойдёт на подъём, а после моста будет и набережная этого самого Тореза. Кто у тебя там?
   - Сестра живёт.
   - Вот и хорошо. Встретитесь.
   Анна Ивановна вышла из гостиницы, свернула налево, нырнула в подземный переход и уверенно зашагала по широкому тротуару, идущему вперёд с заметным подъёмом. Рядом текла река людей, слева - река автомобилей. Миновала несколько кварталов. Встретился большой памятник со всадником, который протянул руку в сторону красного здания с флагом на крыше. Анна Ивановна прошла дальше. Здания с изумительной лепниной на карнизах сменяли друг друга. Распахнулась огромная дверь посреди стеклянных витрин и остро запахло копчёностями, даже слюнки потекли. "Елисеевский", подняв глаза, прочитала она. Поняв, что никакого моста впереди не предвидится, что сбилась с пути в самом начале, она повернула назад. Когда в зимнем тумане отчётливо проявились башни Кремля, она отчего-то испугалась и повернула во двор через арку с чугунными воротами. Ей страшно захотелось, вопреки предостережению секретаря Семихатова, закурить. Достала пачку сигарет, зажгла спичку. На неё странно посмотрели молодые люди, вынырнувшие из подъезда. Пришлось пройти в нижнюю арку, где её тонкое обоняние поразил другой, против "Елисеевского", запах - тонкий аромат чая и пряностей. Это был "Магазин колониального товара". "Вот сюда бы моего брата Виктора Ивановича, он бы их всех быстро разоблачил", - подумала Анна Ивановна. Здесь, как и на улице Горького, было людно. Но публика совершенно другая. Хорошо одеты, идут не спеша, мужчины с тросточками, женщины отменно надушены. Пришлось вернуться во двор, где её смутили молодые люди. Достала новую сигарету. Поняв, что заблудилась и что без посторонней помощи не обойтись, она стала соображать, кого же призвать на помощь. Вспомнила, как их колхозный счетовод Фёдор Васильевич Хрунин церемонно обращается к незнакомым в районном центре:
   - Гражданин, подскажите мне...
   К Анне Ивановне приближался пожилой мужчина. Существует образ учёного - высокого, худого, в очках, нескладного, чудаковатого, далёкого от быта. Именно такой, в сером длинном пальто, шёл почти встречным курсом.
   - Гражданин...
   Встречный вздрогнул, рассеянно посмотрел на Анну Ивановну:
   - Что вам угодно?
   Потом ещё раз глянул на неё, снял и протёр очки и добавил:
   - А я ведь вас знаю.
   - Откуда?
   - Про вас недавно в газетах писали. А зовут вас Анна Ивановна, верно? И фамилию припомню. Сахонова?
   Анна Ивановна оторопела. В огромном городе встретить человека, который бы тебя сразу узнал - в этом было что-то мистическое. Надо было продолжать разговор, но в голову не приходило ни одной мысли. Собеседник сам взял быка за рога.
   - Не утруждайтесь вспомнить меня. Лично меня вы не знаете. Но меня знают все, уверен, что и вы в том числе. Мы в некотором роде с вами коллеги.
   - Как это?
   - Очень просто. Вы в своей работе любите считать и делать разнообразные вычисления, а я вам помогаю.
   - Как это? - во второй раз спросила Анна Ивановна. - Да кто же вы?
   - Таблицу Брадиса знаете?
   - Знаю.
   - Ну вот - я и есть Брадис. Между прочим, кое-что из ваших новаций, описанных в прессе, я использовал. У вас оригинальный подход к расчётам и работе с цифрами. Мы в некотором роде родственные души. Я бы вам посоветовал вот что...
   Не спрашивая разрешения собеседник достал ручку и блокнот и наскоро что-то написал. Сунул бумажку Анне Ивановне.
   - Зовут меня Владимир Модестович. Приехал проведать дочку в Москве. А вы, я вижу, впервые в столице.
   - Да, растерялась вот. Дома вокруг... непонятные.
   - Это верно. Особенно вот этот дом, у нас за спиной. Вы знаете, что он переехал? Это знаменитое Саввинское подворье.
   Анна Ивановна вторично потеряла дар речи. Её девичья фамилия именно так и звучала - Саввина. Что привело её в этот двор и познакомило со столь выдающимся человеком?
   Было заметно, что собеседник никуда не торопится. В Брадисе проснулся профессор, и он приступил к лекции.
   - А знаете ли вы, любезная Анна Ивановна, что Саввинское подворье вошло в историю кинематографа Москвы и России как одно из мест, где зарождалось наше кино. Именно здесь с 1908 году в начале своей карьеры работал знаменитый Александр Ханжонков. Даже я помню эти времена. Поначалу он занимался только торговлей и прокатом кинолент. И не он один - в этом же здании размещались конкуренты: фирмы "Глобус", "Гомон", "Эклер", "Наполеон", "Кинолента". Доводилось бывать. У вас есть дети? Стихи им читаете? Так вот, у Агнии Барто есть стихи о мальчике, вернувшемся в Москву из "Артека" и не нашедшем на месте своего дома:
   Дом стоял на этом месте,
   Он пропал с жильцами вместе!
   ... Сёма бросился к соседям,
   А соседи говорят:
   - Мы всё время, Сёма, едем,
   Едем 10 дней подряд.
   Тихо едут стены эти,
   И не бьются зеркала,
   Едут вазочки в буфете,
   Лампа в комнате цела.
   Брадис прочитал стихи совсем не старческим, хорошо поставленным голосом. Он более подробно объяснил, что во время реконструкции центра Москвы под строение, выходившее окнами на Тверскую и числившееся под N 26, подвели рельсы и с их помощью здание уехало на десятки метров назад, оказавшись во дворе, и стало домом N 6/6. В то время, которое мы описываем, в нём располагались элитные коммуналки.
   - Позвольте полюбопытствовать, - продолжал Брадис, - какая причина завела вас в этот укромный уголок?
   Анна Ивановна без лишних церемоний объяснила, что руководствовалась советами в гостинице, а вообще-то направлялась на набережную Мориса Тореза.
   - Так это совсем в другую сторону. Это за Красной площадью, за Кремлём! - рассмеялся Брадис. - Я пережил длинные времена, когда эта набережная называлась Софийской. Именем Мориса Тореза она названа не так уж и давно.
   Узнав, что Анна Ивановна поднималась по улице Горького и выше, он рассмеялся ещё заразительнее.
   - А знаете, коллега, - позвольте называть вас именно так, поскольку вы на практике используете методы расчётов, которые я создаю в теории, - что если бы вы продолжили путь в том же направлении, который избрали, то всего через один квартал пришли бы на место, где одна интересная Аннушка, ваша тёзка, когда-то пролила масло. Вам ничего это не говорит?
   - Нет, - честно призналась Анна Ивановна.
   - Ничего страшного. Будете много читать...
   - Я и сейчас много читаю...
   - Это хорошо. Будете ещё больше, тогда всё и узнаете. Вам лет 25?
   - Нет, 28.
   Брадис проводил Анну Ивановну до Александровского сада. По дороге он рассказал, что свою легендарную таблицу придумал сам, но в работе очень и очень опирался на помощь аспирантов. Львиную долю черновых расчётов сделали именно они.
   Действительно, во времена, когда не было ни компьютеров, ни калькуляторов, разного рода математические вычисления - извлечение квадратных корней, тригонометрических функций - производили с помощью таблиц Брадиса.
   Много позже Анна Ивановна узнала, что Владимир Модестович Брадис практически всю жизнь трудился в Калининском педагогическом институте.
   Родился он в Пскове 23 декабря 1890 года. Брадис - фамилия эстонская, а не еврейская, как можно было ожидать. Когда-то, задолго до рождения Володи, эстонские крестьяне Брадисы подобрали на улице беспризорного мальчика четырёх лет. Он горько плакал. Откуда он приехал, сказать не мог, знал только, что зовут его Васей. Добрые эстонцы взяли малыша в свою семью, дали свою фамилию и вырастили. Мальчик получил образование, стал унтер-офицером. Его сын Модест женился на учительнице гимназии. В семье Модеста Васильевича и Елизаветы Васильевны родилось шестеро детей. Старшим был Володя, будущий профессор математики. Володя учился в Псковской мужской гимназии. Однако завершить образование не сумел - увлекся революционными идеями. Сидел в Псковском каторжном централе, а в 1909 году 18-летний Брадис был сослан в Тобольскую губернию
   Пережив революционную молодость, Владимир закончил курс Петербургского университета на отделении математики. Как и отец, Владимир женился на женщине одного с собой круга - учительнице Путиловского училища Елизавете Чебуркиной. Известно, что революции всегда пожирают своих детей. Так в 1917 году, в прошлом активисту левого движения, а потом молодому учёному и преподавателю пришлось вместе с семьёй бежать из охваченного волнениями Петербурга и искать более тихого места. Такое место нашлось в Твери, в городе, где состоялась его едва ли не планетарная слава.
   В 1928 году, задолго до рождения Анны Ивановны, выходят его "Таблицы", впоследствии они выдержат более пятидесяти переизданий и будут переведены на разные языки мира. При этом составление "Таблиц" Владимир Брадис не считал главным делом своей жизни, потому что к технической работе по их составлению он привлекал своих студентов и рабфаковцев, о чём честно и говорил возле Александровского сада..
   В годы великой войны была эвакуация. Следом за ней - смерть жены. Владимиру Модестовичу было уже за пятьдесят. К удивлению многих знакомых, спустя год он женился во второй раз. Его второй женой стала Софья Николаевна, заведующая кафедрой иностранных языков пединститута. В 1944 году у супругов родилась дочь Ольга.
   Ольга выросла и закончила школу, высшее образование она решила получать в Москве. Поступила в университет на факультет иностранных языков, потом в аспирантуру, вышла замуж, одна за другой родились две дочери. Учебу пришлось бросить. Чтобы помочь дочери, Софья Николаевна переехала к ней в Москву.
   Вставал Брадис очень рано, когда в доме все спали, часов в пять. Шёл на кухню и варил геркулесовую кашу на воде, в которую добавлял несколько капель йода, отчего она приобретала синюшный оттенок. Но на цвет он внимания не обращал, а йод справедливо полагал полезной добавкой для мозга. Ел кашу и принимался за работу. Утренние часы были для него самыми плодотворными. После шёл он в аптеку за йодом.
   Вот и сейчас ему нужно было завернуть в аптеку на улицу Герцена, или, как он старомодно вспоминал былые, дореволюционные названия, - на Малую Никитскую. Он показал путь дальше возле кремлёвских стен:
   - Перейдёте через мост - вот вам и Софийская набережная, тьфу, Мориса Тореза... Если суждено встретиться - буду рад. Жизнь, как говорится, долгая, а земля - круглая. А площадь круга - помните? - равна два пи эр квадрат!
   Анна Ивановна прошла вдоль всей длинной стены, запорошенной снежными рисунками, на Васильевском спуске приостановилась. Впереди велись раскопки, в глубоких ямах виднелись камни древних фундаментов и огромные дубовые сваи, потемневшие от времени, но ещё достаточно крепкие.
   Анна Ивановна шла не спеша, наклонив голову, по бригадирской привычке посматривая вниз и стараясь примечать, не украдено ли чего-нибудь и куда могут привести следы. Внизу проходила Москва-река. Была она подо льдом, и в нескольких местах пересечена пешеходными тропинками. Большой Москворецкий мост, снаружи изумительный, привлекающий большое количество московской и зарубежной публики, особенно по вечерам, при ближайшем рассмотрении оказался не так хорош. На спуске к набережной бросалась в глаза аляповато посаженная плитка, держащаяся на честном слове, пожалуй, ещё со времён Сталина. По сторонам неопрятно свисала проржавевшая арматура. Вблизи набережной был косо спилен пенёк.
   После моста, проглядев ступени вниз, она двинулась вперёд и, к своему великому удивлению, обнаружила ещё одну водную, хотя и скрытую подо льдом преграду.
   - Не черти ли водят меня по Москве?
   На родине, возле Островка, их родная река в одном месте чуть не сливалась, её русла разделяли всего несколько сотен метров, так что проплывающие пассажирские теплоходы оказывались совсем рядом, и пассажиры на верхних палубах могли приветствовать друг друга. Зато потом река делала крутой поворот и гигантской петлёй уходила в дремучие леса, так что теплоход, утром оказавшийся в виду Островка, скажем, со стороны правого борта, только к вечеру появлялся почти на том же месте, только уже со стороны левого борта. Но здесь, в самом центре страны, Анна Ивановна не могла представить подобных сюрпризов природы. Откуда-то со стороны потянуло свежим шоколадом. Позже Анна Ивановна узнала, что рядом находится известная кондитерская фабрика "Красный Октябрь", а сама она забрела в окрестности Болотной площади, где был казнён великий крестьянский освободитель и бунтовщик Емельян Пугачёв.
   Возле магазинчика, распространяющего терпкий запах свежей кожи, пришлось вновь попросить помощи. Её повернули назад, в направлении набережной, а, узнав требуемый дом, посоветовали, не доходя до здания английского посольства, возле большой и приметной голубятни, повернуть через арку прямо во двор.
  

Две сестры и кудесник Замоскворечья

   Пока сестра Валентина возилась на кухне, Анна Ивановна подошла к окну и через полупрозрачные тюлевые занавески стала разглядывать невероятную и потом вспоминаемую всю жизнь картину. Ещё подходя к дому сестры, она спиной чувствовала невидимое, но определённо явственное давление кремлёвских стен. Она страшно разволновалась тогда, особенно в арке ворот, когда пространство внезапно сузилось, и Кремль оказался позади, за спиной. Повинуясь неведомому чувству, она даже оглянулась. Словно боясь потерять драгоценное видение, она на несколько секунд остановилась, с теплотой посмотрела на возвышающиеся в переливающихся волнах вечернего речного тумана стены, и даже украдкой смахнула слёзы радости.
   Первые полчаса с сестрой прошли в суете внезапности и доброжелательности.
   Теперь, в спокойной обстановки, без ноши в руках, она остановила взгляд на панораме, за которую половина жителей Советского Союза отдали бы полжизни. Слева просматривался полукруг бетонного устья Неглинной. Его удалось различить благодаря орлиной зоркости Анны Ивановны. А также потому, что в этом месте сильно парило, а неопрятный туман тащило через Москву-реку прямо к дому, где находилась Анны Ивановна. На льду заискрились снежинки, какие-то игривые нынешней зимой, затем они засияли на кремлёвских стенах, окрашенных косыми лучами заходящего солнца. Внизу, под окнами загудели автомобили и замерцали непонятные огни, - это остановилась какая-то свадебная процессия, чтобы сделать памятные фотографии на самом красивом месте Москвы.
   В 1964 году на старт вышли автомобили "Москвич-407" и "Волга" ГАЗ-21, а из ГДР прибыл "Драбант 601" с кузовом из пластмассы. На улицах Москвы в уличном движении зоркий глаз замечал перемены. Исчезли симпатичные и милые эмблемы оленей с "Волг", зато стали чаще мелькать "Запорожцы" с видной звездой на капоте.
   Мелькали на улицах и мотоциклы. Выделялись своей элегантностью новые чешские "Явы", особенно на фоне наших уже подустаревших "Ижей" - "Иж-49" и "Иж-56". Начинали тарахтеть в уличной толчее новенькие "Мински" - М-104, только-только открывшие новый модельный ряд.
  
   Телевизоров у сестры оказалось два - новенький "Старт-3", симпатичный, с закруглённым матовым корпусом из пластмассы, выпускаемый в настольном варианте.
   - Сколько стоит? - поинтересовалась Анна Ивановна.
   - 234 рубля. Новыми, - на бегу сообщила Валентина.
   В комнатушке племянницы находилась телерадиола "Беларусь-5". Можно было смотреть телевизор, слушать радио или грампластинки. Анна Ивановна просто руки развела от удивления - как далеко шагнула техника. Удивила её и стоимость "комбайна".
   - 384 рубля 85 копеек, - опять же пробегая мимо, сообщила сестра. Для колхозной деревни это были очень большие деньги.
   Прибежала из школы племянница Элла. С мороза румяная, пышет здоровьем и красотой. Она имела такую ладную фигурку и стройные ножки, что ею любовались все подряд. Бросилась обнимать Анну Ивановну и заговорила без перебоя:
   - Ой, тётя Аня! Как хорошо, что ты приехала! Я покажу тебе всю Москву! Сносят Зарядье, мы там катаемся со снежной горки почти прямо до реки! На этом месте построят самую большую гостиницу в Европе! Будет называться "Россия"! А я помню, как мы летом приезжали к вам в Островок! Мне там очень понравилось! Как хорошо купаться на большой реке! В Москве-реке купаться стало опасно. Передай привет, как вернёшься, Ване Яхонтову! Я про него помню!
   Элла побегала по комнате под радостными взглядами сестёр. Попросила у матери денег:
   - Идём сейчас же с подружками на дневной сеанс. Вы не можете себе представить - показывают "Фантомаса"! Это невообразимо! Мы сходим с ума!
   - Не сойдите совсем, - с лёгким укором сказала мать. - Куда бежите, в какой кинотеатр? Когда ждать?
   - Да здесь у нас, в "Ударнике" показывают. Не на Арбат же идти! Через два часа буду. Мне ещё уроки учить. А вечером на каток, не забыла?
   Анна Ивановна была несколько оглоушена особым темпом столичной жизни и возможностью, как она подумала, "пожить для себя". Валентина же глянула в газету "Вечерняя Москва", которую только что принесли прямо в коммунальный коридор, и вынесла свой приговор:
   - Будет время, мы тоже сходим в "Ударник". На вечернем сеансе показывают "Живые и мёртвые". До смерти люблю Симонова. Мы с ним на фронте встречались. Будет премьера.
   Анна Ивановна не знала значения слова "премьера", но переспросить постеснялась. Её до сих пор ошеломляла обстановка, в какой она оказалась. С одной стороны, сестра, с которой спали в одной дряхлой деревенской постели перед войной, с другой - вот он, новый мир, остров посреди столицы мира и башни Кремля за окнами.
   Валентина взглянула на часы.
   - Сейчас мой придёт.
   Анна Ивановна лично не была знакома с зятем, "на побывку" в деревню, на родину жены, он не приезжал ещё ни разу. Даже не успел познакомиться со свояком Алексеем. Засела у него в голове поговорка, унаследованная от замоскворецких кумушек: "Свояки до дележа братья", да так он и не смог понять, к чему это было сказано и почему запомнилось.
   Иван вскоре и пришёл. Ладный парень, с характерной московской выходкой. Не торопился ни в чём. Прошёл в ванную. Умывался с фырканьем, и, как показалось, несколько дольше, чем следовало. Затем вышел с полотенцем в руках:
   - Ну, давай обнимемся, душа моя! Привет и целование!
   Валентина с укором за излишнюю развязность ударила его полотенцем по рукам:
   - Хватит беситься! Давайте за стол!
   - Погодите! - закричал Иван. - Угадайте, что я сегодня соорудил в своём пролетарском цеху!
   Он вернулся в необъятную прихожую, куда уже начинали выглядывать любопытствующие соседи, привлечённые шумом в квартире, и принёс что-то завёрнутое в газету.
   - Дивитесь! - закричал зять. - Я изготовил яйцо вечности!
   Только тут сёстры догадались, что Иван заметно пьян. Однако он ловкими движениями развернул газетные листы и предъявил некий металлический предмет.
   - Что это?
   - Я же говорил - это и есть яйцо вечности!
   Металлический предмет в точности повторял очертания обычного куриного яйца, но это не было округлое токарное изделие. Угадывалось, что внутри его пустота, а оболочка не сплошная, а состоит из тонких, почти невидимых спиралей.
   - Да что это такое, Ванька? - закричала Валентина.
   - Объясняю для непонятливых. Это яйцо из металлической стружки. Я так точил деталь, что стружка не падала в утиль, а свернулась в эту штуковину.
   Сёстры с удивлением, теперь уже неподдельным, уставились на принесённую вещицу. Они по очереди катали стальное яйцо в руках, ощущали его тяжесть и прохладность и никак не могли определить, где начинается железная спираль и где заканчивается. Мастерство, конечно, было продемонстрировано колоссальное.
   Было непонятно, специально ли к приезду свояченицы (хотя он не знал об этом, она приехала внезапно) или по неистребимой привычке человека мастерового творить некстати и невообразимое, но его металлическая безделушка украсила начало родственного вечера.
   - Догадываешься, Анна? Работаю на станке. Я - пролетарий. Ты - колхозное крестьянство. Серп и молот, а не пора ли за стол?
   За столом, после первой рюмки, Иван для приличия поругал цеховое и заводское начальство, посетовал, что начальство зажимает его.
   - У меня руки золотые, Аннушка, - интуитивно угадав способ обращения, говорил Иван. - После войны на всё Замоскворечье был один мастер по ремонту швейных машинок - их тогда из Германии понавалом навезли, - это я! Меня все угощали - и на Ордынке, и на Пятницкой. Потом вот Валька в руки меня взяла. Чуешь, сестра, благодарен я ей! Про тебя в газетах писали. Мне показывали. И про меня напишут! Давайте выпьем за партию и правительство! Вон они, за рекой сидят!
   Выпили ещё.
   - Пива у вас крепкая, - заметила Аннушка. Она почему-то иногда некоторые слова среднего рода переиначивала в женский. Получалось забавно: "одеяла", "покрывала", "зубила".
   - Ну, давай, ещё по одной, - предложил зять.
   - Ехало не едет, а ну не везёт!
   Иван совсем захмелел. Взял в руки гитару и запел хорошим голосом недавно появившуюся песенку Владимира Высоцкого про слесаря шестого разряда:
  
   Я был слесарь шестого разряда,
   Я получки на ветер кидал, -
   Получал я всегда сколько надо -
   И плюс премию в каждый квартал.
   Если пьёшь, - понимаете сами -
   Должен чтой-то иметь человек, -
   Ну, и кроме невесты в Рязани,
   У меня - две шалавы в Москве.
   Шлю посылки и письма в Рязань я,
   А шалавам - себя и вино, -
   Каждый вечер - одно наказанье
   И всю ночь - истязанье одно.
   Вижу я, что здоровие тает,
   На работе - всё брак и скандал, -
   Никаких моих сил не хватает -
   И плюс премии в каждый квартал.
   Синяки и морщины на роже, -
   И сказал я тогда им без слов:
   На фиг вас - мне здоровье дороже, -
   Поищите других фраеров!..
   Если б знали, насколько мне лучше,
   Как мне чудно - хоть кто б увидал:
   Я один пропиваю получку -
   И плюс премию в каждый квартал!
   Наигравшись на гитаре и высказавшись с помощью слов Высоцкого о своих собственных переживаниях, зять пересел на диван отдышаться. Валентина успела переглянуться с сестрой и вскоре отправила супруга в спальню, проговорив на прощание:
   - Баиньки!
   На освободившийся диван сёстры не присели, а рухнули.
   - Ни разу не спрашивала тебя, - переводя дух, спросила Аннушка, - ты как с Иваном познакомилась?
   - Как и все в Москве - на танцах.
   - А квартира? Это Иван сделал? Передовик он, вижу.
   - Да нет, - с неохотой отозвалась Валентина. - Это личная моя заслуга. Это помог товарищ майор Самсоненко. Мы на фронте вместе служили. А сейчас он здесь служит, в партийных органах. Я ведь в железнодорожных войсках на фронте была. Я тебя старше на двенадцать лет, а, сказать по правде, на целую жизнь. И под обстрелами, и под бомбёжками довелось побывать. А как обрезали рельсы? Сейчас что не резать? Тут тебе и передвижные электростанции, и дисковые пилы. Они, конечно, не как масло, но всё же быстро рельс режут. А в военное время? Жуть.
   - Ну, расскажи, расскажи, - прижавшись плечом, попросила Анна Ивановна.
   - А вот как. Рядом с путём кидаем шпалу, на неё костылями бьём рельс для обрезки. Верхом на шпалу садимся лицом друг к другу - словно тяги-перетяги - мы, две работницы, мужиков-то нет, они впереди, на передовой колотят, и вручную кромсаем рельс. Мне как-то сосед, тут у нас, в коммуналке живёт, говорит: "Я нынче вместо сварного рельс резал. Целый день электросваркой сверкал".
   - Да как же вы резали, батюшки мои, пилой, что ли?
   - Пилой. Была такая рельсорезная пила "Робеля", пилили рельс так, как брёвна двуручной пилой. Мы с тобой дрова последний раз вместе готовили лет десять назад. Помнишь, упарились? А на фронте: впереди стрельба, позади хульба. А посерёдке старшина: "Бабоньки! Если мы не сделаем ещё два реза, то завтра плеть не соберём, тогда и опасные рельсы не заменим. Опоздают наши эшелоны, чтобы добраться до логова проклятого гада!" И оставались на шпалах. С мозолями, с обморожениями. Разве не герои?
   Уже со слезами на глазах сёстры помянули погибшего на фронте отца и дядьёв. Тут приоткрылась дверь.
  

Цыганка Сэра

   - Ой, - закричала Валентина. - Заходи, соседка!
   Соседка оказалась живой, подвижной молодухой. Она старалась вести себя степенно, но беспокойство характера давало знать себя на каждом шагу.
   Валентина принялась знакомить своих гостей:
   - Это сестра Анна. Она приехала с севера.
   Соседка перехватила инициативу и продолжила:
   - А это коммунальная проживаха. Зовут меня Анна.
   - Да мы тёзки!
   - Но меня ещё прозвали цыганкой Сэрой. Вот Валентина верно скажет. А приехала, естественно, с юга.
   В соседке, действительно, проглядывало что-то цыганское. Стать, речь, причёска. Втроём сели за стол, ранее почти не тронутый.
   - Иван спит? - уточнила Сэра. - Устал?
   - Устал.
   Стали говорить о том, о сём. Сэра вежливо расспросила про работу, про жительство, удивилась, что Анна Ивановна живёт на берегу необъятной реки.
   - Люблю, когда много воды, и она течёт!
   - Дайте я сяду между вами, дорогие мои Ани, - растрогалась Валентина. - На счастье, говорят.
   Откупорили ещё одну бутылочку. Издалека послышась звуки кремлёвских курантов.
   - А знаешь, Анна, наша Сэра умеет гадать. Весь остров, весь Балчуг, всё Замоскворечье ходит к ней, когда прижмёт. Хочешь - погадает.
   - Нет, не хочу, - отказалась Анна Ивановна. Валентина догадалась о причине несговорчивости и перевела разговор на другую тему.
   Сэра выпила ещё одну рюмочку, уже в одиночестве, раскинула потёртые карты (и карты у неё были особенные, в колоде 64 штуки) и повела следующую речь:
   - Идёт двадцатый век. Когда-нибудь скажут: им повезло! Это как сказать. Век - это как клубок с нитками. В середине впутано крепко и надёжно, а по краям будет рваться.
   - Как понимать, объясни, не понятно.
   - А всё скрывается в цифре 10. Любое десятилетие, где сумма слагается в десятку, грозит бедой.
   - Как же так? Вот был недавно год 55-й. И ничего, всё обошлось благополучно.
   - Правильно. Это десятилетие как раз и находится посерёдке. Был ещё год 46-й. Послевоенный, помните? Карточки отменили. С союзниками разругались. А были и другие годы. 37-й, 28-й, 19-й, 10-й.
   - Ну и что? - спросила Анна Ивановна, так и не понимая, на какие закономерности пытается сослаться вечерняя собеседница.
   - Как это что? В 37-м прошли репрессии. Вы в деревне не заметили этого, а вот здесь, на набережной, и в доме, где мы живём, по десять раз всех пересажали.
   - Не накручивай, тёзка. - Анна Ивановна не любила разговоров на антипартийные темы. - Про другие-то годы что скажешь?
   - В 28-м закончился ленинский НЭП (Сэра усвоила образ мыслей Анны Ивановны, и решила ей подыгрывать), в 19-м шла гражданская война, в 10-м умер Лев Толстой.
   - Открыла Америку! - не удержалась Аннушка. - Да это все знают! Что будет-то?
   - Это знает только господь Бог. Но ты, как партийная, скажешь, что Бога нет. А я вижу, что будут испытания. И на нашу долю, и на долю деток наших.
   - И когда же?
   - Как в зеркале. Был спокойный год 28-й, ничего не предвещает и год 73-й. Зато меня пугают 82-й и 91-й. Будут смерти и пожары.
   - Опять пожары, - чертыхнулась Анна Ивановна. И тут её осенило: - А про нынешний год ничего не говоришь, про 64-й, он тоже в десятке!
   - Потому и не говорю, что сама догадалась! Молодец! Догадливая!
   - Да что же может быть? Война? Страшнее войны ничего нет.
   - Так-то оно так. Я не знаю, что именно случится. Но что-то обязательно случится.
   Сёстры были обескуражены. Даже словоохотливая Валентина, казалось, лишилась на время дара речи. Вскоре Сэру позвали домой, и они вздохнули с облегчением. Первой заговорила Аннушка:
   - А знаешь, по дороге сюда я познакомилась знаешь с кем...
   - С кем это?
   - Да с этим... Да все-все его знают. Да как, бишь, его? На "Б" фамилия? Бр...
   - Неужели Брежнев? - полушёпотом спросила побледневшая Валентина и бросилась закрывать шторы на окнах в сторону Кремля.
   - Какой Брежнев? - испугалась Аннушка. - Леонид Ильич, что ли? Ты чего испугалась?
   - Испугаешься тут. Одна грозится концом света, другая несёт невесть чего. Кто встретился-то? Пойдём-ка, пропустим по рюмочке, освежим память.
   - Да, в самом деле, все его знают, - продолжала Анна Ивановна. Тут она увидела на столе, где Элла готовила уроки, желанную таблицу и воскликнула: - Да Брадиса окаянного! Владимира Модестовича.
   Валентина взяла в руки таблицу Брадиса, словно вещественное доказательство.
   - Долго вы говорили? И о чём?
   - Заблудилась я. А он, добрый старичок, указал дорогу.
   - Профессор. Он, поди, Москву как свои пять пальцев знает.
   - Говорит, не в Москве живёт, в Калинине. Приехал проведать дочь.
   - Стой, дочь не Ольгой зовут? Он называл имя?
   - Да, говорит, иду к Ольге...
   - Тогда я знаю её. Она тоже уборщица, в соседнем здании.
   - Как уборщица? - настала очередь удивляться Анне Ивановне. - Дочка такого человека?
   Вгорячах она не сообразила, что таким восклицанием обижает сестру и унижает её, подчёркивая низкое общественное положение. Валентина умно посмотрела на сестру и зачитала нараспев, как нерадивые, но старающиеся школьники:
   Нынче всякий труд в почёте,
   Где какой ни есть.
   Человеку по работе
   Воздаётся честь!
   От упоминания Ольги Брадис перешли к мечтам и уговорам.
   - Давай перебираться в Москву. Тут места всем хватит. Товарищ Самсоненко поможет. Да ты и сама хваткая.
   - Нет, Валентина, помнишь, как у нас на родине говорят: где родился, там и пригодился. Я уж дома набью свою колею. А сначала деток на ноги поставлю.
   - Смотри. Твоё дело. Тут из-за места в Москве люди глотки готовы перегрызть. Ну, да ладно. Мои мечты скромнее.
   - Какие такие мечты?
   - Мечтаю через реку перебраться.
   - Как это через реку?
   - А пойдём посмотрим.
   Сёстры подошли к окну, выходящему на Кремлёвскую набережную. Там текли потоки людей и автомобилей. Всё было озарено огнями. Башни выглядели по-вечернему трогательно. Хорошо видная из окна крайняя слева Водовзводная - импозантная, стройная, элегантная, мерцала звездой на шатре. На Благовещенской, с её зелёными шатрами в два яруса, местами был налеплен ослепительно белый снег. Похожая на неё Тайницкая башня крышей выглядела потемнее и снега на ней почему-то не было. Обе Безымянные башни - и первая, и вторая - заслонялись дымкой. Остальные - Петровская, с её характерным 8-гранным шатром, угловая Беклемишевская, самая импозантная, и осанистая Константино-Еленинская терялись в тени колокольни Ивана Великого.
   Валентина ткнула пальцем в стекло и, как показалось Аннушке, капризно сказала:
   - Там хочу работать!
   - Окстись! Как это там? Там - вожди!
   - Не путай меня, Аннушка! Хочу работать во Дворце Съездов. По своей профессии, понимаешь?
   Кремлёвский Дворец Съездов из окна второго этажа виден не был. Это огромное здание было построено всего три года назад - в 1961 году под руководством архитектора Михаила Васильевича Посохина и при поддержке Никиты Сергеевича Хрущёва. Здание проектировалось как площадка для проведения общественно-политических мероприятий. Первоначально здание было рассчитано на 4000 мест и на этапе проектирования было разделено на три направления - зал заседаний, фойе и фасады. Однако вскоре под влиянием строительства нового Дворца Съездов в Пекине было решено расширить дворец до 6000 мест и спроектировать банкетный зал, который в итоге разместили прямо над зрительным залом. Возросший объём здания отчасти было решено "спрятать" под землю. Так появились несколько дополнительных этажей, где расположились зрительные гардеробы. Во внутренней отделке использовался красный карбахтинский гранит, мрамор коелга и узорчатый бакинский туф, различные породы дерева. Именно эту беспримерную красоту и имела желание Валентина холить и лелеять. Тем более, что до места работы было бы тогда просто рукой подать.
   - Мечтать не вредно, - сказала Аннушка.
   - Мечты должны сбываться, - не удержалась старшая сестра. - Я, например, обязательно буду учиться. Нынешним летом обязательно поступлю в институт. Вот увидишь! Буду первой в родне с высшим образованием!
   - Выдавали нынче пайки, - словно не дослышав, заговорила Аннушка. - Пригласили прямо на склад. Там - как в сказке! Настоящий коммунизм! Чего там только нет! А фрукты какие! И названия такие близкие, родственные.
   - Ты запомнила их?
   - Кого?
   - Да не кого, а названия фруктов.
   - А то как же! Первый фрукт зовётся "папа и я", а второй "кум и сват". Продавщицы смеялись, когда отпускали.
   Рассмеялась и сестра Валентина:
   - Это "папайя" и "кумкват", очень редкие и полезные растения. А ты и не знаешь ничего, да и перепутала всё подряд! Не обижайся за это - деревня, одним словом!
   Уже нарочно продолжая "фруктовую" тему, Валентина вспомнила ещё два названия, с которыми её столкнула московская жизнь, - "питахайя" и "личи". Аннушка, простив предыдущий упрёк и желая подыграть, со значением сказала:
   - Ну, когда пихнутся, это хорошо лечит! Сама, чай, знаешь!
   В кино, на "Живых и мёртвых", сёстры уже опоздали. Стали приступать к уборке. С серванта соскочило металлическое яйцо, принесённое давеча Иваном. Оно ударилось о старинные, ещё дореволюционные половицы, подскочило, несколько деформировавшись, но моментально восстановив свои почти невидимые на глаз спирали. Стальная скорлупа мастера не подвела. Он начинал храпеть в соседней комнате, а предмет его мастерства продолжал волновать родственные, но довольно отдалённые пока ещё сердца. Валентина продолжала собирать и мыть тарелки, а Аннушка выглянула в окно. Ей показалось, что башни Кремля на мгновение опрокинулись в их богатую (по сравнению с деревней) комнату. Сказка продолжалась.
   - Оставайся, - предложила Валентина. Аннушка хотела согласиться, но тут вбежала племянница, и сразу жизненное пространство ограничилось.
   - Нет, я пойду...
   Валентина, стала разговаривать уже несколько холоднее, чем в начале вечера, оделась и проводила сестру до Василия Блаженного, то есть ровно половину пути до гостиницы.
   - Давно интересуюсь, кто такой был Василий Блаженный?
   - Я точно не знаю, но, по-моему, какой-то юродивый из села Елохово под Москвой. Сейчас это недалеко от Казанского вокзала.
   - Слушай, а у нас самый главный в области, первый секретарь, по фамилии Елохов...
   Валентина не ответила, а Аннушка вновь глянула в тёмный зёв провала, образованного раскопками былой стены былого Китай-города. И снова столетние, ещё не сгнившие свайные дубы показались ей зубьями дракона, и остро вспомнился овраг, где она таилась, и осиновый пенёк на склоне.
   Сёстры договорись назавтра навестить детей председателя Чумхова.
  

"Не может быть!"

   В своём гостиничном номере, после возвращения, Анна Ивановна обнаружила соседку.
   - Где пропадала? Я уж волноваться стала, - словно старой знакомой сказала она. Представилась. Валентина Салахай, с Кубани.
   - Знаешь, в этом году винограда уродилось - уйма. Я заготовила 90 банок виноградного сока. Да вина домашнего... И с собой привезла...
   Валентина была черноволосой, красивой женщиной. Что-то цыганское было в её облике. Она походя изложила семейные сведения - о муже, о двух сыновьях, о сестре, которая живёт в Москве.
   - Между прочим, её тоже Анной зовут...
   Ослепительная догадка озарила Анну Ивановну:
   - А она не на набережной живёт? На Мориса Тореза?
   - На Мориса Тореза... - удивлённо протянула Валентина. - А ты откуда знаешь, блутавая кошка?
   - Да мы только что сидели за одним столом! Она соседка моей сестры Валентины!
   - Не может быть? - заразительно захохотала Валентина. - Если всё так, мы эту Москву никогда не забудем! Ой, Анька, - извини, что так называю, я сестру привыкла так называть, а с ней мы все вместе ещё обязательно встретимся, - не могу, в какое хорошее и интересное время мы живём! Отдыхала прошлым летом в Крыму. Прохожу по пляжу: батюшки! Сам Гагарин! И детки рядом - Леночка, ей четыре годика и Галюшка, той всего два.
   Не давая вставить слово, Валентина Салахай продолжала:
   - Не обращай снимания на мою фамилию. Я хохлушка, из Крыма. Скоро будет 10 лет, как Никита Сергеевич подарил Украине Крым. Спасибо ему за это.
   Анна Ивановна уже успела привыкнуть, что её соседка мимоходом высказывает такие серьёзные вещи на политические и общественные темы, что просто диву даёшься. Но легко у неё выходили и разговоры на темы бытовые. О здоровье она легко и непринуждённо могла говорить часами. И всё выходило складно, ловко, интересно. Узнав про странную глухоту Анны Ивановны, она тут же посоветовала:
   - Этого нельзя оставлять ни на секунду. Тут, понимаешь, всякие морды тряпичные околачиваются, а мы, ударники, не при делах? Я видела на втором этаже медпункт, там наверняка подскажут, куда обратиться. Пойдём вместе!
   По дороге Салахай срочно вызвали в штаб кубанской бригады, и Анна Ивановна оказалась перед людьми в белых халатах одна. Её встретила миловидная, доброжелательная девушка по имени Марина Светлых. Она внимательно выслушала пациентку, задав всего лишь пару мелких уточняющих вопросов. Узнав, что приступы носят хаотичный и внезапный характер, она поморщила лобик:
   - Слушайте, а ведь мне приходилось уже слышать про нечто подобное...
   Она порылась в каких-то своих записях и продолжила:
   - Ну, да, вот был случай. И на лекциях нам рассказывали... Очень хороший профессор. Лечат, лечат, - она заглянула в карточку, которую уже успела завести на временную пациентку, - Анна Ивановна, и лечат весьма успешно. Сейчас мы позвоним на кафедру.
   Телефона в медпункте не было, пришлось обратиться к дежурной по этажу. Профессор оказался на месте, уже одно это предвещало удачу. После окончания смены Марина Светлых проводила в клинику при кафедре медицинского института, где свела с восходящим светилом медицинской науки и практики. Тот, в короткий период, с помощью иглоукалывания и каких-то специальных методик вернул её к жизни.
   - Все болезни, чтобы вам верно знать, происходят от внушения. Взять вас: вы внушили себе, что оглохнете, и организм слушается этой команды...
   Анна Ивановна не спорила, хотя ей хотелось возразить, что уже много раз болезнь приходила внезапной гостьей и причиняла ей невозможные страдания.
   - Вам ещё сколько находиться в Москве?
   - Ещё неделю.
   - Очень хорошо. Успеем пройти полный цикл процедур. Вам когда удобнее - наверное, под вечер?
   Анна Ивановна почувствовала, что и этот совершенно незнакомый ей человек откуда-то немного знает про неё, скорее всего, как и Брадис, по газетной заметке, и она только тут осознала, какая это великая сила - быть на виду.
   Она была очень благодарна Марине за проявленноё участие и в знак благодарности, по совету сестры Валентины, пригласила её в кафе "Хоттабыч". Во время по-восточному вкусного ужина возник интересный разговор.
   - У вас есть мечта, Анна Ивановна?
   - Конечно. Поднять детей, хорошо работать.
   - Ну, это, как у всех. А что-нибудь особенное хотите?
   - Не задумывалась. А вы?
   - А у меня две мечты. Первая - побывать в Париже, на Эйфелевой башне!
   - Как - в Париже? - оторопела Анна Ивановна. - Тогда вторая мечта какая же - до Америки добраться?
   - Про вторую мечту не скажу. Она в душе. Сбудется - хорошо. Не сбудется - ну, и ладно!
   Душой компании на этаже по-прежнему выступали Салахай и Сахонова. Происходили новые знакомства. Подъезжали делегаты с разных сторон. Валентина Самохвалова прибыла с Хопра, Алла Новихина - с загадочной реки Белой. По заведённому обычаю она сразу же стала рассказывать колхозные сказки:
   - В нынешнем году в нашем хозяйстве "Россия" насчитывалось 1011 колхозных дворов, 62 трактора, 40 автомобилей, 5 электростанций, 1210 голов крупнорогатого скота, 500 голов свиней, 1000 голов овец.
   "5 электростанций, - завистливо подумала Анна Ивановна, - а у нас всего одна. И то по расписанию".
   - А общая земельная площадь?
   - 17145 гектаров.
   - Не хило!
   - Самое интересное в другом! На пост председателя колхоза "Россия" был избран выпускник Башкирского сельскохозяйственного института Пётр Моор - сын чапаевца. Вместе мы сделаем лучший колхоз Башкирской АССР, а, может быть, и всего Советского Союза.
   Появился бригадир тракторной бригады Семён Ухарёв, хлюстоватый и совершенно бесцеремонный парень. Подёргивая щеголеватые усики, он при всяком удобном случае рекомендовал себя: "Завожусь с полоборота! Работаю, как трактор "С-100"! Надёжен, как штык-юнкер!" Он по очереди старался завести в свой номер всех симпатичных делегаток, даже плотоядно поглядывал на саму Валентину Терешкову, когда проводилась торжественная встреча с ней в Колонном зале Дома Союзов. В один момент даже попытался испытать свои чары на Анне Ивановне, но получил от неё здоровенную оплеуху и сразу взял себя в руки. Одна Валентина Самохвалова, представитель Саратовского сельского обкома партии, не смогла избежать его чар. Анне Ивановне нечаянно выпало стать свидетелем этого события. Она по какому-то мелочному вопросу заглянула в номер саратовских подруг. Дверь оказалась закрытой, но не запертой. Уже привыкнув к почти к недельному московскому общежитию, она вошла в комнату без стука.
   - Какой ты сильный, Семён! - услышала она шепот Валентины.
   - Какой сильный? Встретила бы ты меня лет пять назад! - самодовольно отозвался Семён, но, заметив вошедшую Анну Ивановну, перечислять свои подвиги прекратил. Анна Ивановна с жалостью поглядела на подругу.
   Высоченный агроном из Воронежа, Виктор Люхов, отрекомендовался так: "Пашу и пишу. Живу не богато, но, чёрт возьми, и не бедно!" Он в первый же вечер сварганил стенгазету, где довольно метко описал в стихах характеры своих новых знакомых.
   Потом в их компанию влилась председатель крупного колхоза Валентина Хохлова. Поселявшаяся вместе с ней (и успевшая узнать кое-какие личные подробности) Алла Абахтова с Северного Кавказа с порога спросила:
   - Говорят, ты, в отличии от многих из нас, - многодетная мать. - У тебя двое сыновей?
   - Почти, - со смехом отозвалась Хохлова. - Только не двое, а трое. И не сыновей, а дочерей. Последние - двойня.
   - Да ты мать-героиня! Научи!
   Поднялся весёлый, добродушный гомон. Анна Ивановна не приняла в нём участия, но воспоминания о собственных детях некстати пронеслись в голове.
   - Наука нехитрая! - в шутливом тоне продолжала Хохлова. - Не за этим мы сюда приехали. Правда, девки! Лично мне ничего лишнего не надо. Звание Героя Социалистического труда - и довольно! Я бабёнка хитрая, и у себя дома все звания уже получила. Даже своему бухгалтеру заслуженного организовала. Так что держись, Москва!
   Следом подъехал подающий большие надежды прораб Владимир Хазаров. Он был невысокого роста, грузноват, но очень эрудирован и добродушен. С первой же минуты всё мужское и женское население "делегатского" этажа стало тянуться к нему. Он знал всё обо всём, настоящая ходячая энциклопедия. Спрашивали, к примеру:
   - А какая площадь у Израиля?
   - Четырнадцать тысяч квадратных километров, - без запинки отвечал Хазаров.
   - Какая партия правит сейчас в США?
   - Демократическая.
   Заходил разговор про писателя Константина Симонова, особенно в связи с только вышедшим и бьющим все рекорды популярности фильмом "Живые и мёртвые", и тут мнение Хазарова било не в бровь, а в глаз:
   - Что такое, собственно, представляет этот Симонов? Всю войну сопровождал генералов, описывал каждый их шаг. Осталось только описать, как в сортиры ходят.
   - Ну, ты перегибаешь палку, - возражали ему. - Наоборот, он показал рядового, солдата. А генералы - само собой.
   - Как же, вспомните, а этот, как его, Синцов, по-моему. Он же в начале книги ходит с кубриками. Потом случай приводит его в рядовые. Это не типичный путь. Да, признаемся, все мы хотим идти не путём Синцова...
   - Но и не путём генерала Власова...
   - И всё равно: плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. А вам, милые дамы, нужно вести себя, как Жанна Д,Арк. Не в смысле героизма, а в смысле девственности.
   - Опоздали, - широко и довольно засмеялись все Валентины, Аллы и Аннушка. - Остаётся мечтать, чтобы стать если не генералами, то хотя бы генеральшами!
   - А я вот, например, не мечтаю, - продолжал Хазаров. - Я им буду.
   - Но ты же не служишь на воинской службе.
   - Ну и что? Помните "Табель о рангах" Петра Первого? Тайный советник - это и есть генерал. А по-придворному - камергер.
   - Тайные советники и камергеры - это всё в прошлом.
   - Как сказать, как сказать...
   Нравились его остроумные высказывания на злобу дня и особое умение просто и доступно говорить о вещах сложных и малопонятных. Поражала его невероятная смелость в частных разговорах.
   - Догнать и перегнать Америку! Как мы это сделаем? Как, я спрашиваю? Где цементная промышленность? Да знаете ли вы, что у нас цемента хватает лишь на 35 процентов? Фонды нищие. А что происходит в прессе? Всем заправляет Аджубей. Аджубей, чтобы вы знали, - это зять товарища Хрущёва.
   Затем, как показалось, перешёл все мыслимые рамки.
   - А знаете ли вы, что лозунг "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" придумали не Маркс и Энгельс, а немецкий социал-демократ Карл Шаппер? Что будем дальше делать?
   - Вино пить!
   - Так и знал! Давайте не будем праздник превращать в обычный день!
   Все, разинув рот, неловко и опасливо переглядывались, но невероятное любопытство пересиливало страх. Вечером в номере Анны Ивановны и Валентины Салахай устроили товарищеский ужин. Привезённое с Кубани вино пошло на "ура". Пришедший секретарь Бауманского райкома партии товарищ Самсоненко оказался очень доволен. Третий тост был поручен Хазарову. Простоватый тамада Мамедклыч Худайбердыев из Туркмении сделал это без какой-либо тайной мысли, но остальные внутренне содрогнулись. Осторожный Люхов под каким-то благовидным предлогом даже на время удалился.
   - Товарищи, я никогда не состоял ни в какой оппозиции, - издалека начал Хазаров, - но сейчас произнесу оппозиционный тост...
   При этих словах из комнаты исчезло ещё несколько гостей. В основном посланцев южных республик, как союзных, так и автономных.
   - ... Сама обстановка призывает к этому, - как ни в чём не бывая, продолжал Хазаров. - Мой тост будет за дорогого нашего товарища Никиту Сергеевича Хрущёва! Это наш факел, это наше знамя! Пускай звучат вражеские голоса, что в нашей советской действительности наблюдаются случаи волюнтаризма, но мы-то знаем, что мы были обречены объединиться вокруг Никиты Сергеевича! Иначе мы попросту бы пропали! Хрущёв - это наше всё!
   - Верно! - по-армейски громко закричал секретарь райкома Самсоненко. - За наше всё - по всей!
   Выпив большой бокал янтарного домашнего вина и узнав, что приготовила его самолично Валентина Салахай, он полез к ней целоваться. "Как бы не пришлось нынче идти ночевать к сестре", - подумала Анна Ивановна, но перехватила насмешливый взгляд подруги и успокоилась.
   Вернулся бригадир Люхов. Оглядев присутствующих, особенно довольное лицо Самсоненко, тоже включился в общее веселье, успешно преодолевшее точку политического кипения и встающее на нормальные рельсы нормального общения. Тоже похвалил вино:
   - "Хлебнёшь, упадёшь, вскочишь, опять захочешь". Так говорят про добрые напитки. Позвольте рассказать анекдот!
   - Позволяем! - понеслось со всех сторон. - Только не политический!
   - Какой политический! Про любовь! Но предупреждаю - анекдот длинный! Готовы!
   - Готовы!
   - Так вот. Собрался однажды симпозиум по вопросу: "Что такое любовь?"
   Председательствующий заявляет:
   - Любовь - это болезнь, поскольку требует постельного режима.
   Врач:
   - Категорически возражаю. Какая же это болезнь, если требует таких затрат энергии? Это работа!
   Инженер:
   - Какая же это работа, когда главный член стоит? Это процесс!
   Юрист:
   - Откуда взяли, что процесс? Один даёт, второй берёт. Это взятка!
   Еврей:
   - Никакая не взятка! Вкладываешь больше, вынимаешь меньше. Это обман.
   Сотрудник милиции:
   - Говорите, сделка? Но ведь никто никого не обманул, и оба удовлетворены. Это искусство!
   Артист:
   - Какое же это искусство, если нет зрителя? Это наука!
   Встаёт старенький профессор и разводит руками: "Какая наука, когда самый плохой студент это может, а я - нет..."
   Все громко и продолжительно смеялись. "Большевики всё и всегда могут", - стал развязно выступать товарищ Самсоненко, но Валентина Салахай ловко и незаметно выставила его за дверь, так что отсутствие руководящего товарища было замечено не сразу. Выставленное на стол вино стало заканчиваться, шустрые восточные бригадиры, кучкующиеся вокруг Владимира Хазарова, стали приглядываться к манящим огням на улице Горького, а туркмен Худайбердыев горячо заговорил:
   - Что ми хлэб ножем режем? Горло не нада сушить, да?!
   Дело чуть не дошло до гонцов в "Елисеевский", но внезапно вернулась компанейская Алла Абахтова, которая успевала совмещать гостиничные "посиделки" с "выходом в город", и повернула ход истории в другую сторону.
   - Где была? - сразу пристали к ней.
   - Да тут недалеко. - Она подошла к окну и указала: - Вон там. В гостинице "Интурист". Меня пригласили знакомые, а там устроил вечеринку интересный парень из Баку. Муслим Магомаев.
   - Как? - закричали все. - Сам Муслим Магомаев!
   С осени прошлого года этот артист был необычайно популярен в народе. Анна Ивановна вспомнила про письмо дочери Карнауховых и, подойдя поближе к Алле, ухватила её за руку. Но поговорить им не дали. Все дружно запели "Бухенвальдский набат". Виктор Люхов сносился в свой номер и принёс номер газеты "Правда", где был напечатан отзыв билетёров Кремлевского дворца, которые написали на концертной программке: "Мы, билетёры, невольные свидетели восторгов и разочарований зрителей, радуемся Вашему успеху в нашем замечательном зале. Надеемся без конца слышать Вас на нашей сцене. Большому кораблю - большое плавание".
   - Они ещё не разошлись! - кричала возбуждённая всеобщим вниманием Алла. - Муслим всем рад. Пойдёмте туда ещё раз! Там и известный поэт Хеничев. Интересный такой! Прямо из Политехнического музея пришёл.
   Умудрённая жизнью Валентина Салахай остановила разгорячённую компанию уже у порога.
   - Нет! Не забывайте, зачем вас сюда послали! Никаких Муслимов, никаких ресторанов! Видели, как я проводила товарища Самсоненко. Он же в состоянии нестояния. Если хотите, пойдём лучше к нашему графу Монте-Кристо!
   - Какому мотоциклисту? - удивилась Анна Ивановна, у которой некстати наступил приступ временной глухоты. Уже знавшая про это Валентина прокричала ей на ухо:
   - Да не к мотоциклисту, а к Монте-Кристо! На месте разберёмся!
   - Ой, спасибо Сулейману, что совет хороший дал! - понеслось по коридору гостиницы.
  

"Золотой чемодан"

  
   Шагая по длинному коридору, а потом спускаясь по лестнице, Салахай успела объяснить, что в кубанской делегации состоит человек, имеющий непосредственное отношение к так называемому "Золотому чемодану", о котором тогда воодушевлённо писали многие газеты. Даже Анна Ивановна, от суетливой атмосферы восстановившая слух раньше обычного, вспомнила недавнюю заметку в "Сельской жизни". Там сообщалось следующее.
   В сентябре 1941 года, ещё до страшного поражения советских войск в Крыму, где и сложил голову её отец Иван Степанович, из Керчи вывезли 19 ящиков, в числе которых был и чемодан с золотым запасом полуострова в сугубо континентальный город Армавир. Однако летом 1942 года война докатилась и туда. Фашисты подступали к городу, поэтому было решено переправить "золотой чемодан" в более отдалённую часть Кубани - в станицу с очень хорошим названием Спокойная, где ценности были переданы в местное отделение Госбанка. Но война словно охотилась за "золотым чемоданом" и обгоняла его бег в пространстве. Осенью он оказался в штабе партизанского отряда. И там загадочным образом бесследно исчез. Сгинули византийские монеты червонного золота, золотые боспорские монеты греческого и римского времени, золотые подвески - в виде грифона, с изображением конного и пешего воинов... Кто-то из спокойненских партизан готовил себе спокойную старость.
   Пропажу чемодана обнаружили 13 сентября. Страна надрывалась в смертельной схватке с врагом, а у лесных партизан в отрогах северного Кавказа замелькали золотые изделия. Кому война, а кому мать родная. Медсестра Хульженко позже говорила: "Я только нашла золочённый крест, облепленный красной медью, а в середине стекло... Не помню, куда его дела". Боец Сыхоев вспоминал: "Во время ремонта повозки я нашёл две маленькие монеты исторической давности. На одной монете выгравирована какая-то голова... Я их долго носил в кармане, а затем где-то потерял". По мелочам "находили, но потеряли" многие. Понятно было, что основной массив чемодана прилип не к рукам рядового бойца, а крупного партизанского воротилы, как ни противоестественно звучат эти слова. В марте 1943 года, когда немцы были изгнаны, началось расследование. Сомнению был подвергнут акт о том, что "золотой чемодан" и 40 тысяч рублей Госбанка были сожжены в лесу "вследствие невозможности эвакуировать, так как путь следования был перерезан вражескими войсками". Органы начали "разработку" бывшего кассира партизанского отряда Гульхицкой. Однако она прежде всего подозревалась в измене Родине, пособничестве оккупантам. 29 марта 1944 года она была арестована, но 30 октября того же освобождена из-под стражи, поскольку выдвинутое обвинение доказано не было.
   Командир отряда был пойман полицаями и расстрелян. Погиб от рук фашистов управляющий отделением Госбанка Лобода, погибли и многие партизаны, которые могли бы пролить свет на тайну чемодана. Ближе всех соприкасавшийся с чемоданом в критические дни секретарь райкома Иван Мальхов не смог дать никаких вразумительных объяснений. Сразу после войны он был снят с должности 1-го секретаря Спокойненского райкома партии и направлен директором свиноводческого совхоза в Ленинградском районе Кубани, где застрял на долгие годы. К нему и направлялась в гостинице "Москва" многонациональная компания специалистов сельского хозяйства.
   Мальхов встретил гостей в халате, но переоделся так быстро, словно костюм с многочисленными орденами и медалями уже скрытно сидел на нём и многозначительно кивнул соседу по номеру, который воспринял визит незваных гостей с видимым удовольствием:
   - У нас событье на носу - давайте резать колбасу!
   Тем временем Мальхов, опытным взглядом выделив из толпы Владимира Хазарова и обращаясь в основном к нему одному, вкратце рассказал историю "золотого чемодана", разумеется, излагая события исключительно в свою пользу. Валентина Салахай, видимо, слышала всё это уже неоднократно. Поэтому незаметно подтолкнула свою тёзку Хохлову: мол, приступай к допросу. Та разгадала намерение подруги:
   - Товарищ Мальхов, соловья баснями не кормят. Открывайте быстрее свой чемодан! Здесь собрались самые настоящие хлеборобы Советского Союза, достойнейшие из достойных, немедленно знакомьте нас с достоянием Родины и народа!
   - Хватит брехать! Вспомните, что тогда происходило! Немцы по головам ходили. Крым отдали, Кубань отдали! - начал горячиться Мальхов. - От всего чемодана остались 2 монеты.
   - А остальные? - не удержалась Аннушка.
   - Думаю, грабители находились в отряде. Они, вероятно, закопали похищенное в лесу - не партизанить же с ценностями в вещмешке - и рассчитывали вернуться за сокровищами после войны, кто бы ни одержал победу...
   - Как, наши советские партизаны могли так думать? Да никогда! - горячо вмешалась в разговор простоватая Валентина Самохвалова. - Это были герои! Это - патриоты! Вспомните - Зоя Космодемьянская, молодогвардейцы!
   - Это герои на все времена, - со значением произнёс Мальхов. - Но всякое случалось на свете, в том числе и в партизанских отрядах. В основном это герои, но встречались и разбойнички, да и просто лихие люди.
   - Всё равно не может быть! - у Валентины даже задрожали губы. - Советские люди, все как один, другие... чем вы говорите...
   - Все не все - судите сами. А мой рассказ, если хотите дослушать, подходит к концу. Впоследствии воры, возможно, оказались убиты или арестованы, так и не смогли вернуться за похищенным... А я ни при чём! Зря зовёте меня графом Монте-Кристо. Да и в самом деле - эка невидаль - "золотой чемодан"! Крым сдали, Кубань сдали! - фальцетом повторил он давешнее заклинание. - Вот как дело было! А я в ссылке уже пятнадцатый год!
   - Хороша ссылка - всю грудь орденами завешал!
   - Так они трудовые!
   Владимир Хазаров присвистнул: "Вот эт парень!", а Виктор Люхов на подоконнике что-то торопливо писал в своём блокноте.
  
   - На отъезде слышала я спор председателей колхоза и сельсовета. Один кричит: "У нас лозунг "Вся власть Советам!", а на деле - вся власть председателю колхоза!" Как понимать всё это?
   - Да очень просто, - ответила Салахай, - встретились два барана, столкнулись рогами.
   - Так-то оно так, но кто из них прав. Ведь всё равно придётся разбираться.
   - Придётся, - с неохотой согласилась Валентина, - и к чему это приведёт? Будут спорить - будет смута. Лишь бы на наш век спокойствия хватило.
   - Скоро придумают сыворотки, чтобы сделать людей спокойными. Или генную инженерию какую-нибудь введут. Вот зоотехники запаслись препаратами. Стадо блажит, плеснут особой жидкости - и все ходят смирные!
   - Кроме самих зоотехников!
   - И в нашей области, - поддержала разговор Валентина Хохлова, - все зоотехники - сплошные бестии и чудики! Сомохин, начальник, подаёт пример. На день колхозника напился до бесчувствия, сломал ногу. Полгода на работу не выходил. Народ смеётся: "С чёртом надо дружить!" Завёл на работе любовниц. Особым расположением пользуется у него лаборантка, новенькая, только что из института. Как они закроются, всё учреждение шепчется: "Опять пошли опыты ставить!" Заместитель Швахов - тоже хороша птица. Перед начальством трясётся, как лист. Как-то племянница читала вслух "Ревизора". Там смотритель училищ Лука Лукич Хлопов говорит: "Я, признаюсь, так воспитан, что, заговори со мною одним чином кто-нибудь повыше, у меня просто и души нет и язык как в грязь завязнул". Прямо как про Швахова сказано. Вечно теряет документы, ничего не помнит, голова совершенно пустая. Недавно нашёл себе занятие: строится новый дом, ему обещали квартиру в нём, так он ходит каждый день смотреть за работой, людям глаза мозолит. Надоел он слесарям хуже горькой редьки, те и плеснули на него с балкона шайку кипятка. Пошла за ним кличка - Шайка. Начальник отдела кадров Хурмин на работе в носу ковыряет, спит и видит только рыбалку и охоту. Круглый год не выгонишь его с озёр и болот. А недотёпа, как и все его наставники в коллективе: выпил лишнего, не доглядел на улице, поскользнулся на какой-то кожуре и растянулся во весь мах, как конь на льду.
   - Хороши, нечего сказать, - словоохотливо включилась Валентина Самохвалова. - А куда же начальство смотрит?
   - Смотрит, да ничего не видит.
   Вечером Владимира и Алевтину Чумховых навещали не две сестры, а сразу четыре: две Анны и две Валентины - Сахоновы и Салахай. Смесь севера и юга волшебно подействовала на студенческую молодёжь. Избранник Алевтины Виталий Мевх - произвёл хорошее впечатление на всех без исключения. Когда разновозрастные девицы, выпроводив Виталия под каким-то благовидным предлогом - а мастерства в этом деле сёстрам Салахай было не занимать - сама Анна Ивановна отозвала в сторону Владимира, старшекурсника геологического института и показала пузырёк с неизвестной жидкостью.
   Даже не принюхиваясь, на взгляд, он определил:
   - Это нефть. Где вы её взяли?
   - В овраге. Вы должны помнить это место. Откуда же она взялась? Никогда там ничего не было!
   - Её выдавило земляным пластом при смене погоды. А ещё был сопутствующий газ. При резком перепаде температур его выбросы случаются такие, что накрывает целые селения
   Только тут Анна Ивановна поняла, на какой огненной жаровне она оказалась в своём овраге, и какая великая и слепая удача сопутствовала ей.

"И восхитился линией бедра!"

   По поручению свыше на "делегатских" этажах гостиницы "Москва" стали экстренно устанавливать холодильники "Саратов", очень надёжные, но чрезвычайно шумные в работе, что впоследствии вызвало много анекдотов и баек в его адрес.
   - В прошлом году, как сообщил недавно промышленный обком партии, у нас был выпущен миллионный холодильник "Саратов", - с гордостью за свою область сказала Валентина Самохвалова.
   - А давайте образуем клуб Валентин. Видите, как нас тут много!
   - А Анна Ивановна как же?
   - Её изберём почётным председателем!
   - Нет, почётным председателем изберём Валентину Терешкову! Кто "за"? Единогласно! А Анну Ивановну определим заместителем. Все согласны?
   - Согласны! - со смехом ответили подруги.
   Валентину Николаеву-Терешкову все видели на утреннем заседании. Она появилась в проходе, весёлая, улыбающаяся. Совсем недавно, в июне 1963 года, она слетала в космос и стала мировой знаменитостью. "Всего 9 месяцев прошло, - вслух подсчитывали журналисты-острословы. - Срок".
   После некоторого молчания заговорила Валентина Хохлова:
   - Вот мы сейчас молодые и беззаботные. Ровесницы. Я смотрела биографию, и Валентина Терешкова нам ровесница. Но придёт время и нам выходить на пенсию. Когда же это произойдёт?
   - В 1991 году, - ответила Анна Ивановна, умеющая быстро считать в уме.
   - Так мы уже одиннадцатый год при коммунизме жить будем! Ну как не позавидовать себе? А кто в каком месяце родился?
   - Я - 15 апреля, - напомнила Валентина Салахай.
   - А я ещё раньше - 4 апреля, - продолжила Валентина Хохлова. - Мы апрельские, как Владимир Ильич Ленин.
   - Не только Владимир Ильич. Но и Никита Сергеевич. Он тоже родился в апреле, 17 числа.
   - А ты, Анна Ивановна?
   - А я ни то ни сё.
   - Да день рожденья-то когда?
   - 22-го августа.
   Не успели высказаться про эту дату, стоящую особняком, как Валентина Хохлова внесла новое предложение. "Давайте помянем Надежду Константиновну Крупскую. Недавно ей исполнилось бы 95 лет". Все встали и застыли в почтительном молчании.
   Стала выходить стенгазета. Её редактор Виктор Люхов пописывал стишки. Одно из них сразу произвело впечатление:
   "Бросим свару, волокиту
   И засучим рукава
   За Сергеича Никиту,
   За вождя любимова!"
   Произвело впечатление и другое "произведение":
   "По коридору проходил вчера
   И восхитился линией бедра!"

Поцелуй

   Пленум ЦК КПСС (а вместе с ним и сельскохозяйственное совещание) подходил к концу. Выступил министр сельского хозяйства СССР И.П. Воловченко. Основные направления: интенсификация на основе удобрений, орошения, механизации, передового опыта. От Эстонии на Пленуме выступал заместитель Председателя Совмина, министр производства и заготовок сельскохозяйственных продуктов Э. Тынурист.
   В заключение после первых секретарей и руководителей сельского хозяйства всех союзных республик с большим докладом выступил Никита Сергеевич Хрущёв. Объявил Шестой год семилетки. Всё разложил по полочкам, призвал ещё раз догнать и перегнать Америку. Его слушали с большим вниманием, часто прерывали аплодисментами и овациями. Никита Сергеевич был в хорошем настроении. Популярность первого секретаря ЦК КПСС была в народе в этот момент невероятно высока. Квартиры в монолитных домах ещё не получили названия "хрущёвок", и каждый обладатель ордера был счастлив до небес и благодетеля Хрущёва возносил выше господа Бога. Лидерские полёты Гагарина и Терешковой в космос, успешные действия на международной арене, привлечение на свою сторону многих стран Азии и Африки, а особенно Кубы подняли авторитет Советского Союза и особенного его вождя на немыслимую высоту. Был счастливо преодолён, к неописуемому удовольствию всего мира и особенно так называемого передового человечества Карибский кризис. Земной шар в испуге перешёл от дела войны к делу мира. Множилась притягательность Страны Советов. Даже спортивные достижения способствовали этому. На летней Олимпиаде в Риме в 1960-м было завоёвано 103 медали: золотых - 43, серебряных - 29, бронзовых - 31. Спортсмены США заметно отставали: они взяли только 71. Страны - члены НАТО завоевали 45 медалей, а страны Варшавского договора - 50, причем Чехословакия и Польша по 21-й, больше всех в Европе, кроме принимающей страны - Италии. Правда, 42 медали имела команда Германии, но команда была особенная, имевшая статус объединённой, поэтому её результат можно смело было отнести и нашим, и вашим.
   Анна Ивановна вместе со всеми слушала запоминающиеся слова, бешено аплодировала, вставая вместе со всеми в особо значимых случаях. Когда Никита Сергеевич завершил чтение доклада, то, совсем не уставший, в хорошем расположении духа, направился к корреспондентам газет, скопившимся возле трибуны. В этот момент с Анной Ивановной случилось такое, чего она не смогла впоследствии, как у неё ни допытывались, рационально объяснить или хотя бы передать словами картину произошедшего. Неведомая сила подняла её с места. "Куда? Куда ты?" - успела крикнуть вдогонку Валентина Салахай. Анна Ивановна, не помня себя, пробилась сквозь строй помощников и охраны и совершенно изменившимся от волнения голосом произнесла:
   - Дорогой Никита Сергеевич! Позвольте я вас расцелую!
   Хрущёв рассмеялся, сам раскрыл объятия и крепко прижал Анну Ивановну к себе. Она успела различить бородавочку на лице и небольшую небритость щёк. Тут же всё утонуло в гуле восторженного одобрения и непрекращающихся бликах вспышек фотокорреспондентов.
   - Откуда ты прибыла, смелая? - спросил вождь.
   - С Острова.
   - Бывал. Знаю. Успешно работаете? Не подкачаете?
   - Да за вас, Никита Сергеевич, все силы положим!
   На следующий день все газеты Советского Союза, коммунистических партий зарубежных стран и ряд либеральных изданий поместили портреты целующегося Хрущёва на первую полосу. Анна Ивановна оказалась на высоте положения. Её жизнь до отъезда из Москвы проходила словно в тумане. В гостинице её тут же хотели поместить в отдельный номер, но она наотрез отказалась. Подружка Валентина Салахай была тому несказанно рада.
   - Я сама собиралась отчебучить что-нибудь на этом совещании, но ты меня опередила и превзошла!
   Среди ночи раздался стук в дверь. Люхов пришёл с цветами в руках и протянул их Анне Ивановне в темноте, почти наощупь. Успел процитировать: "... и восхитился линией бедра". Она молча приняла цветы, развернула дарившего и также молча захлопнула за ним дверь.
   Все потихоньку собирались к отъезду. Вышел последний номер стенгазеты. Коротенькие рассказы по сути дела, фотография уже ставшего легендарным поцелуя, а внизу, как бы неприметно, размещались стишки:
   С предрассветными мыслями
   Я однажды пришёл.
   Но за двери был выставлен
   И сказал: "Хорошо!"
   Анна Ивановна поискала глазами автора и, найдя, растянулась в недвусмысленной, но доброжелательной улыбке.

"Лули"

  
   Анну Ивановну встречали на станции как героиню. Митинг перед отъездом, который так поразил неделю назад её воображение, сейчас показался какой-то детской забавой. От вокзала до райкома в две шеренги выстроились пионеры с бумажными цветами в руках, на ступенях вокзала и возле райкома были расстелены ковровые дорожки. Кричали здравицы. В шеренгах встречающих мелькали портреты Никиты Сергеевича Хрущёва. Портрет самой Анны Ивановны, понятное дело, изготовить не успели. Да и зачем - вот она сама, сама прославившаяся на весь Советский Союз и прославившая никому доселе не известный городок Островец. Последний отрезок пути хотели даже нести на руках, но виновница торжества смогла отбиться. Особо падким на торжества не удалось даже подбросить её в воздух. Не далась.
   Для организации торжественной встречи из области прибыли ответственные товарищи - немногословные и умелые. Затерялся и потускнел вездесущий Слепов, хотя старался быть всё время на виду и находиться возле Анны Ивановны. Было заметно, что его подмывало расспросить про то, как проходила в Москве встреча по его просьбе и состоялась ли она вообще. Но он не знал, как вести себя в складывающейся ситуации и соображал, что в данный момент районная синица в руках гораздо важнее, чем журавель в туманном московском небе.
   Было собрано экстренное расширенное заседание бюро райкома. Следом провели встречу с активом. Сначала партийным, затем советским и комсомольским. Примчались корреспонденты. Сначала центральные, которые не успели запечатлеть исторический момент поцелуя в Москве и стремящиеся любой ценой "догнать тему" в дороге; иные приехали на одном поезде с Анной Ивановной. Затем вклинилась пресса областная. Обычно медлительные обозреватели двух областных газет наперебой гонялись за Анной Ивановной, стараясь не упустить не только ни одного её слова, но, казалось, брали "на карандаш" и отдельные придыхания. Последними, как водится, прибыли представители районной газеты. Впрочем, они могли не приезжать и вовсе: всё было написано уже заранее, героиню они знали вдоль и поперёк, и сочные её высказывания, с шутками и прибаутками, остроумные словечки и пословицы были записаны в запасном варианте статьи во вторничный номер. Был и основной вариант - казённый, иконный, где Анна Ивановна представала почти бесплотной. Текст сочиняли почти полностью в райкоме, всё взяли в свои руки приезжие товарищи из области, даже Слепова не подпустили близко, хотя у него чесались руки приобщиться к великому делу высушивания нормального человеческого языка и приведения его до состояния жвачки для колхозной коровы.
   Все поголовно - и активисты, и журналисты - наперебой спрашивали об одном и том же: как она решилась броситься на такую высочайшую амбразуру и что она чувствовала в момент поцелуя. Анна Ивановна отвечала по-всякому - говорила и про обаяние, которое излучает вождь советского народа, и про тягу к нему простых людей, и про партийный долг. Не говорила только про обиду на секретаря райкома, которая, собственно, и толкнула её на безрассудный, но удачно завершившийся поступок. На одну из встреч, уже вечером, прибежал брат Виктор Иванович. Он слушал, открыв рот и просто таял от удовольствия. В его представлении Анна Ивановна была уже не только близкой родственницей, но и живым памятником.
   С ним вместе, под ручку, прошли они после всей общественной кутерьмы в уже ставший ей родным по проводам дом Карнауховых. Виктор Иванович долго упрашивал переночевать у него, ссылался на супругу, но получил отказ. На повороте две пожилые женщины уставились на Анну Ивановну, и позади послышались праздные, но недовольные голоса:
   - Узнала?
   - Как не признать! Сама по съездам ездит, а у самой дети в людях живут. Двое.
   Анна Ивановна отняла руку брата.
   - Дальше пойду я одна. Валентина привет тебе большой передаёт. И Иван, само собой. В гости ждут. Девка у них хорошая. Невеста уже.
   Виктор Иванович не знал что сказать. Немного потоптался на месте. Снял шапку и молча пошагал назад.
   У Карнауховых за время отсутствия Анны Ивановны починили окно и телевизор. Как раз в тот момент, как она переходила порог, на экране появился Никита Сергеевич Хрущёв. Он что-то темпераментно говорил, широко размахивая руками. Ужинали запросто, хотя Анна Ивановна выставила на стол различные деликатесы. Вновь, как и в день отъезда, с душой уминали картошку, запечённую в голландской печке, и запах её казался ещё вкуснее, чем в прошлый раз.
   - Какой он вблизи? - не удержалась от вопроса хозяйка, даже не называя Хрущёва по имени.
   - Обычный. Как все мы.
   - А чем пахнет?
   - Коньяком. Хорошим, - рассмеялась Анна Ивановна. Вслед за ней это сделали и другие. Укладываясь спать, она начисто выбросила из головы и вождя, и многочисленные свиты, которые не давали ей спокойно жить, особенно последний день, и подумала лишь об одном:
   - Завтра забираю детей - и домой. Хватит им мытариться.
   Наутро в райкоме она обнаружила словно другой мир. Всё руководство было вызвано в обком для обсуждения насущных вопросов по претворению в жизнь исторических решений только что прошедшего пленума ЦК КПСС. А низовые работники, словно исчерпавшие все свои силы на вчерашнее почитание и общественное помешательство, уже смотрели на Анну Ивановну, как на досадную помеху. Даже Слепов куда-то испарился. Служебных машин ни в райкоме, ни в исполкоме не оказалось. "Хорошо, что детей не забрала раньше времени, - подумала она, - а то опозорилась бы перед ними".
   Кто-то сказал, что из Островка прибыл уже известный "самовар". Его видели возле "Дома колхозника". Делать было нечего. Анна Ивановна отыскала водителя, договорилась о времени и месте встречи и помощи в доставке багажа.
   В интернате директор Татьяна Степановна Репова и старшая воспитательница хотели было первым делом провести встречу с коллективом. Но Анна Ивановна решительно отказалась. Она едва удерживала слёзы, когда забирала детей. Правда, ей помогло то, что большая часть времени ушла на оформление необходимых документов, было не до сантиментов.
   - Будут вопросы - обращайтесь, - сказала на прощание Татьяне Степановне, - чем смогу - помогу.
   Некоторое время пришлось поджидать "самовар" на привокзальной площади. И вновь Анна Ивановна заметила, как остро реагирует её Николай на голоса дикторов, и во время объявления отправления и прибытия поездов превращается в подобие профессионального театрального зрителя.
   Наконец тронулись в путь. По совпадению обратные пассажиры оказались почти те же, что и по дороге сюда. Соседка наконец-то избавилась от последствий злосчастного поклёва петуха. Беспокойный Солянихов удалил в больнице почти все зубы и очень смешно шепелявил. Ему хотелось поговорить, расспросить Анну Ивановну про случившееся в Москве во всех подробностях, но много говорить ему не давали, перебивая всякий раз, когда он вмешивался в разговор.
   Анне Ивановне предложили самое хорошее место, на скамейке возле гудящей печи "самовара". К ней нежно приникли Николай и Светланка.
   За прошедшее время снег почти сошёл. Дорога была ещё тверда, местами даже поднималась едкая, полузимняя, полувесенняя, пыль. Езда была не тряской, спокойной. Река, показавшаяся за стеной придорожных деревьев, по сравнению с недавними видами Москвы-реки, показалась ей ещё более огромной, чем была на самом деле. Лёд, освободившийся от снега на больших пространствах, ослепительно блестел на солнце. "Самовар" въехал в полосу тени, бросаемой вековыми пихтами, и стал вписываться в поворот, последний перед прямой дорогой домой. Внезапно колёса сорвались с цепкого участка, бессильно крутанулись на гололёдице, машина балериной развернулась почти на месте, вызвав лёгкое головокружение у пассажиров, и влекомая чудовищной силой нелепого случая устремилась к обрыву.
   - Лули! - закричал Солянихов, барабаня кулаком в кабину водителя. Словно услышав зов тревоги, машина выпрямилась, взяла прямолинейный ход и, ломая колесами хвойную поросль, устремилась вниз. Снег на склоне сохранился почти полностью, и "самовар" заскользил по нему с силой набирающего скорость лыжника. В одном месте образовался выступ, машина стрелой полетела в пропасть. Сколько продолжалось это соревнование со смертью - после не мог сказать никто. Поднимая снежную пыль и роняя на ходу вихрь огненных искр из трубы, "самовар" долетел почти до кромки берегового льда и там, словно обессилев, остановился. Анна Ивановна, не помня себя от страха, оказалась на пригорке. Возле неё, прижимаясь, плакали дети. Внизу страшно кричали. "Фули не лулил? - чаще и громче всех повторялось шепелявое восклицание Солянихова. - Ком тебе на сыску!" Водитель держал в руках "кривой стартёр" и бессмысленно глядел на капот машины, под которым стало заниматься пламя и бормотал бессмысленно: "Трамплин! Трамплин!" Из кузова второпях вытащили багаж Анны Ивановны.
   По счастью, никто из пассажиров не пострадал. "Заговорённые", - говорили про них позже. А "самовар" сгорел дотла. За считанные минуты. Когда подоспела помощь, на реке вовсю трещал и ворочался лёд, местами метровой толщины. Наступала весна 1964 года.
  

Что было дальше?

  
   Росуэлл Гарст, успешный фермер из Айовы, сравнивая развитие сельского хозяйства в СССР и США, впервые публично объявил, что плановая система в производстве сельхозпродукции имеет все возможности обогнать рыночную.
   Госсекретарь США Макнамара впервые полетел в Сайгон. Там заваривалась самая неприятная для Америки внешнеполитическая каша.
   Первому заместителю Председателя Совета Министров СССР Алексею Николаевичу Косыгину присвоено звание Героя Социалистического Труда.
   В Эстонской ССР прославился Kolhoos Estonia.
   Повесть А. Солженицына "Один день Ивана Денисовича" представлена на соискание Ленинской премии 1964 года. В прессе зазвучала настороженная восторженность.
   Хрущёв посетил птицесовхоз "Южный" и бройлерную фабрику Крымской области. Страна готовилась к очередному Пленуму. Вместо кубанцев зимой к успехам призывали саратовцы - сельский обком рвался из жил.
   В апреле 1964 года состоялся самый фальшивый юбилей... Накануне своего 70-летия Никита Хрущев заставил ЦК издать специальную директиву. Мол, дарить юбиляру подарки строго-настрого запрещено. Если бы Никита Сергеевич смог хотя бы ненадолго заглянуть в будущее, он наверняка не пустил бы в свой дом львиную долю гостей...
   17 апреля Хрущеву присвоено звание Героя Советского Союза.
   В день рождения в резиденцию первого секретаря ЦК приехали его коллеги из Президиума ЦК и Совмина. Брежнев нежно целует юбиляра (ну, как тут не вспомнить памятный поцелуй с Анной Ивановной, послуживший темой для многих пересудов), а затем зачитывает подписанное всеми собравшимися здесь же партдрузьями поздравление: "Мы горячо поздравляем нашего самого близкого друга и товарища... Мы счастливы работать рука об руку с Вами и брать с Вас пример... Мы считаем, что Вами прожита только половина жизни. Желаем Вам жить ещё по меньшей мере столько же, и столь же блистательно и плодотворно... Ваши верные друзья".
   Ровно через полгода "верные друзья" свергли недавнего юбиляра.
   2 августа произошёл знаменитый тонкинский инцидент. После провокации в водах вьетнамского залива, построенной по лекалам Гитлера образца 1939 года, США ринулись навстречу "грязной" войне в Индокитае. Произошла первая агрессивная операция под занимательным названием "Пронзающая стрела", ставшая прообразом "Бури в пустыне" и недавнего "Чистого поля" на южных рубежах России.
  
   В космос полетел первый трехместный космический корабль с командиром Владимиром Комаровым, кандидатом технических наук Константином Феоктистовым и врачом Борисом Егоровым.
   XVIII Летние Олимпийские игры 1964 проходили в Токио. А них принимали участие 93 страны, разыгрывалось 163 комплекта медалей в 19 видах спорта. Открытие проходило 10 октября 1964 гола - при Хрущёве. Закрытие - 24 октября 1964 года. После Хрущёва. И вновь СССР обошёл США по медалям - 96 наших против 90 заокеанских. Разница, видите, против Рима, сокращалась. Внутренняя национальная боль сказалась на спортивной арене.
   16 октября газета "Сельская жизнь" вышла в 3 краски и сообщила: Брежнев - первый секретарь. Совмин возглавил Косыгин. Герой Советского Союза, трижды герой Социалистического труда (1954, 1957, 1961 годов) Хрущёв в связи с преклонным возрастом и ухудшением здоровья освобождён.
   16 же октября прошло успешное испытание первой атомной бомбы в Китае.
   Вот так завершился относительно спокойный период совместной вселенской жизни. Год начинался в одном режиме, заканчивался в другом. Впрочем, сколько раз это повторялось впоследствии?
   Когда же начался закат Советского Союза? Непросто указать отправную точку длительного и сложного процесса. И тем не менее такая дата есть. Это 14 октября 1964 года. Весь мир, Европа и Соединенные Штаты Америки, крупные и малые державы, был ошеломлен: секретные службы, которые использовали немалые средства и огромный персонал для прогнозирования такого рода событий, ни о чём не догадывались. В Москве эта новость была обнародована 15 октября в форме краткого сообщения о свершившемся факте. По состоянию здоровья Никита Сергеевич Хрущев оставлял свои руководящие посты. Центральный Комитет Коммунистической партии (ЦК КПСС) принял его отставку без возражений. В мгновение ока один из самых могущественных людей мира исчез со сцены.
   На Президиуме Центрального Комитета (который вскоре станет называться Политбюро) Хрущёву был предоставлен выбор: либо добровольная отставка, либо шумная газетная кампания с позорящими перед лицом общественного мнения обвинениями. Хрущёв покорно согласился на первое. Тут же, на заседании, были назначены преемники; их было двое, ибо было решено, что впредь два поста не могут быть доверены одному человеку: первым секретарем ЦК партии стал Леонид Ильич Брежнев, а председателем Совета министров - Алексей Николаевич Косыгин. Граждане СССР и других стран были извещены обо всем только на следующее утро.
   Реакция советской общественности оказалась вялой. Не было ни протестов, ни столкновений, никаких манифестаций, но, по правде говоря, не было и явного одобрения. Брежнев, преемник Хрущёва, был удивлён, получив секретные отчеты КГБ, информирующие его о нейтральности общественного мнения.
   Значительная часть советского политически активного общества никак не одобряла реформаторских стремлений Хрущева, считала их грубыми и опрометчивыми. Чего стоят совершенно необоснованные и нелепые разделения органов управления. В момент расправы с Хрущевым не было предпринято ни единой попытки защитить смещённого лидера. Даже напротив, порицания, исходящие с этой стороны политических сил, облегчили изоляцию и, соответственно, поражение Хрущева. Случилось так, что даже те, кто несколько лет спустя не колеблясь счёл октябрь 1964 года поворотом всей советской истории вспять, в тот момент, может быть, под влиянием обстановки, "вздохнули с облегчением".
   В народе всё происходящее было воспринято иронично-спокойно.
   15 октября в Островок провели стационарную линию электропередачи. В домах вспыхнул уже нескончаемый световой поток. Смолк стук дизеля за речкой. Стоял на диво пригожий день. Сияло солнце. В воздухе носилась осенняя паутина. По радио сообщили про конец эпохи Хрущёва.
   - Зацеловала Аннушка нашего Никиту Сергеевича, - в один голос говорили мужики в Островке.
   1964 год принёс и другие утраты. В интервале между описываемыми событиями скончались поэты Самуил Маршак и Михаил Светлов и лидер итальянских коммунистов Пальмиро Тольятти. Зато в это же время родились певицы Наталья Ветлицкая, Саманта Фокс и Алиса Мон.
  

Судьба и судьбы

  
   Как сложились судьбы наших героев? Секретарь обкома Елохов из-за откровенной аппаратной поддержки Хрущёва осенью 1964 года угодил в опалу и закончил свою карьеру начальником отдела снабжения на БАМе. На пристани Осетрово он лично руководил разгрузкой взрывчатки для горных проходческих работ. С крана сорвался целый контейнер. Взрывом разнесло всё вокруг. Разрушения были, конечно, поменьше, чем в Бомбее за тридцать лет до этого, но погибло много хороших коммунистов, комсомольцев и беспартийных. В том числе и наш герой.
   Неказисто сложилась жизнь секретаря райкома Семихатова. В начале 90-х он, по примеру некоторых, публично сжёг свой партбилет, стал активно строить новую жизнь - ему это не впервой. С помощью земляка, успешно им запущенному в большую политику - сначала в Верховный Совет, затем в Госдуму - он развернул торгово-посреднический бизнес. Заполонил всю округу "комками" и спиртом "Роял". Оправдывая фамилию, ударился в хищническое строительство. Отстроил шесть особняков. "Осталась седьмая хата", - шутили в районе. Приступил и к седьмому особняку. Но достроить не успел. Разгорелась криминальная война, подросла свежая волна хищников, и Семихатов, несмотря на немыслимые меры предосторожности, был убит в неравной схватке с врагом. Причём, убили его не из навороченной швейцарской винтовки, а по-народному, запросто, топором.
   Инструктор Слепов, несмотря на все его потуги стать если не первым, то хотя бы вторым секретарём, в период застоя и перестройки не был оценён ни на дюйм. Не помогала и желанная помощь из столичных структур. То, что осенью 1964 года "Акела (то есть Хрущёв) промахнулся", скверно отразилось на карьере этого соискателя. На сцену вышли такие демагоги и словоблуды, что заткнули за пояс всех отличников этого не очень почтенного дела. Это его страшно огорчало, и в самом начале демократизации Слепов попытался включиться в разнородные массы недовольных, чтобы приобрести политический капиталец в новых условиях, но и там не повезло. Всё это братство возглавили "два Вани", а лидером демократического движения оказался исключённый из партии бывший председатель Булыхин, как потерпевший "за правое дело". Слепов от отчаяния даже запил, чего с ним отроду не случалось. Судьба устроила ему тяжкое испытание. Как-то, набравшись хорошенько, он ненароком угодил с мусорный контейнер и там заснул. Его вместе с мусором загрузили в машину. Услышав дикие крики, водители не сразу разобрались, в чём дело. Определив источник происхождения звуков, они вызвали "скорую" и милицию. С большим трудом извлекли на свет божий крепко спрессованного человека. Вопреки ожиданиям, пострадал он не очень крепко - отделался всего двумя сломанными рёбрами. После этого несчастного случая получил прозвище "Камбала".
   Сестра Аннушки Валентина, поручив высшее образование, быстро вознеслась в своём министерстве, вскоре после описываемых событий реорганизованном и нацеленном исключительно на добычу нефти. Она выросла в своих и чужих глазах, и в 90-е годы даже считалась олигархом. Но с мужем дела не заладились. Они разошлись жарким летом 1972 года. Иван погоревал немного, попил горькую, но головы и мастерства не пропил. Правдами и неправдами сумел выехать из страны в социалистическую Венгрию, где познакомился с подающим надежды инженером Рубиком и впоследствии разделял его взлёты и падения. Вершиной их совместного творчества, вслед за "кубиком Рубика", стало не менее известное "яйцо Рубика". В этом изделии, совместившем гении срединной Европы и Замоскворечья, округлённом и спиралевидном, при поворотах менялись местами не грани, а скорлупа, желток и белок. По непонятной причине эта хитроумная штучка не смогла завоевать весь мир, хотя авторы возлагали на неё очень большие надежды. Но даже и те скромные гонорары за авторские права, которые перепадали после Рубика Ивану из Замоскворечья и время от времени направлявшиеся в Москву, позволили его дочери Элле, любовь к которой отец сохранил до конца жизни, успешно пройти все ступени спортивного совершенствования на арене фигурного катания и добиться больших высот всесоюзного уровня.
   Федор Степанович Цехаров, "повелитель света", неожиданно для многих ударился в науку, почти в пятьдесят лет защитил кандидатскую диссертацию по вопросам использования водных ресурсов своей реки и при всяком удобном случае подчёркивал её практическое значение:
   - Это вам не про времена Мамая писать! Наука, брат, должна глаза открывать и пользу приносить.
   Почти до детского трепета влюблённый в родные места, он стал превозносить их и с помощью эффектных сравнений. Всякую свободную копейку он с некоторых пор стал использовать на путешествия - дальние и занимательные. Он объехал все интересные места - сначала Советского Союза, затем Российской Федерации - с тем, чтобы своими глазами посмотреть на главные, в его представлении, чудеса природы: речные острова, на которых предки рискнули основать свои поселения. Он посетил сёла Телегино и Шарголь на реке Амур, которые были названы по одноимённым островам. Особенно впечатлил его последний, где имелось, как и на родимом Острове, большое внутреннее озеро.
   На следующий год внимание было уделено жемчужинам Сибири - Оби, Енисею и Ангаре. На Оби впечатлили сёла Мелексим и Сосново, а на Енисее - громадные, под стать некоторым европейским государствам речные острова - Большой Леонтьевский, Сопочный и особенно остров Хренова, без постоянного населения, но имеющий два солидных озера. Ангара порадовала довольно хорошо описанным в литературе островом Тургенева, где мудрые предки разместили сразу два поселения - Алёшкино и Заимку, и любопытным островом Сергушкин, который готовился к заселению.
   Года два спустя, поднакопив для путешествия денег, побывал и в якутском селении Кыплах на могучей реке Лена. Заодно посетил Подымахино и Назарово, обитатели которых своей простотой и душевностью согрели его европейское сердце каким-то неизъяснимым теплом, затем переместился в Змеиново и Глухово, где ему стало попросту тошно от сложных, как на подбор, характеров их обитателей.
   Напоследок, "на загладочку", как любил выражаться Фёдор Степанович, заглянул на более близкую географически Северную Двину. Сюда его двинула внутренняя потребность навестить сёла Кузьмино и Андриановское, потому что предки его по материнской линии когда-то носили фамилии и Кузьминых, и Андриановых. По роковому стечению обстоятельств последним пунктом его речных путешествий стал посёлок Подсосанье. Вслед за этим "шоковая терапия" "подсосала" все его сбережения. Путешествия стали не только невозможны, но и немыслимы. Однако собранных за время путешествий сведений ему хватило не только для подтверждения, что родные места - самые лучшие на свете, но и для квалифицированной диссертации о непререкаемой животворности рек и для последующей публицистической деятельности на тему перспектив переброски части стока северных рек на юг, о чём громко, но бестолково рассуждали многочисленные упыри от науки в пору его молодости.
   Директор свиноводческого совхоза Мальхов с Кубани так и не смог окончательно доказать свою непричастность к исчезновению "золотого чемодана" и умер в один день с Леонидом Ильичём Брежневым. Его место одно время занимала Валентина Салахай. Правда, перед этим она успела поработать в мелиоративной организации. Во время строительства крупного канала в низовьях Дона участвовала в находке клада "Пяти братьев". Стала богатым человеком. Стала часто повторять фразу: "Есть время разбрасывать камни и есть время собирать камни". Во время перестройки завела собственное дело, затем она основала крупнейший в крае винодельческий концерн. Она построила в Архипо-Осиповке особняк, куда запросто заезжали на отдых её подруги из далёкого уже 1964 года. Двух своих сыновей она женила на зависть всей Кубани - на королевах красоты обеих северных столиц. Сама с годами приобрела черты романтической натуры. Часто поднималась на скалу, возле которой разместился её дом, подолгу вглядывалась в безбрежную морскую даль и повторяла про себя стихи Бодлера:
  
   В один несчастный день, в тоске нечеловечьей,
   Не вынеся тягот, под скрежет якорей,
   Мы всходим на корабль, и происходит встреча
   Безмерности мечты с предельностью морей.
   О, странная игра с подвижною мишенью!
   Не будучи нигде, цель может быть - везде.
   Игра, где человек охотится за тенью,
   За призраком ладьи на призрачной воде...
  
   Её сестра Анна, или цыганка Сэра, после событий 64 года окончательно уверовала в свои способности угадывать будущее. Через 9 лет это подтвердилось. И хотя она сначала не предрекала году 73-му войти в историю, путч в Чили, смещение правительства Сальвадора Альенде и особенно резкое повышение цен на нефть сделали её имя в Москве очень известным. В 82-м и 91-м её уже, соответственно, на руках носили. В новом тысячелетии, постарев, она очень мечтает дожить до 2010 года, потому что уже никак не может предугадать, что же может случиться.
   Валентина Хохлова всё это время жила ровно и безнапряжно.
   "Клуб Валентин" существовал довольно продолжительное время. Подруги переписывались, перезванивались, когда встречались в Москве или другом месте, дружно вспоминали подробности своего пребывания возле великих людей и великих событий. Валентина Самохвалова долго мотала нервы со своим Семёном Ухарёвым, сумела переманить его на свою родимую сторонку. Но он не изменил своей нетребовательной натуры, изменял направо и налево, а когда стал приводить женщин домой прямо в присутствии второй половинки, не выдержала, и без совета с подругами, обратилась с просьбой о помощи в комитет советских женщин, к Валентине Терешковой. Шум стоял до небес...
   Общесоюзными усилиями Семёна сумели выправить. Но надежды Валентины опрокинула нелепая случайность. Будучи от природы азартным, он был азартен во всём. В том числе и в сфере автолюбительства. Гонял на своей "копейке" день и ночь. На дороге и подстерегла неприятность, про которую впоследствии даже самые степенные мужики не могли вспоминать без усмешки. Стоял густой туман. Не видно ни зги. Фары не помогали, а только мешали. Чтобы угадывать путь, пришлось опустить боковое стекло и высунуться насколько возможно. Точно так же поступил и ехавший навстречу глуповатый, но, однако, считавший себя очень находчивым автолюбитель. Они столкнулись прямо лбами. Хрустнули позвонки, и после лечения он всякому встречному говорил: "Я хожу с гордо поднятой головой!"
   Анна Ивановна так больше замуж и не выходила. Предложения были, но не совсем добросовестные. Дети выросли. Николай, по её указке, увязался за бывшим первым секретарём обкома, замечательно проявил себя на БАМе. Был там замечен. Восторженное состояние, в которое его приводила атмосфера вокзалов, не осталось незамеченным. После активного и успешного участия в работе двух всесоюзных съездов комсомола его назначили директором крупного московского вокзала. Дочь Светлана стала известной фигуристкой. Её вывела в большой спорт двоюродная сестра из Замоскворечья. Сама Элла через несколько лет повстречала Ивана Яхонтова, который нравился ещё со школьных лет, и уже в студенческие годы составила ему отменную партию.
   Марина Светлых, которая очень помогла ей с лечением слуха, добилась в жизни многого. Она образовала и возглавила большой фармацевтический холдинг, который в одно время даже успешно конкурировал с самим Брынцаловым. Но поскольку последний часто вёл себя неуравновешенно и эпатировал публику своими бесконечными выходками, пальма первенства в делах практических частенько доставалась Светлых.
   При первой же возможности она побывала в Париже. Великолепный вид на Нотр-Дам с набережной Монтебло поразил её. А вот остров Сите, красивый и живописный, в плане напоминающий корабль, плывущий по Сене, который справедливо называют колыбелью Парижа, не произвёл особого впечатления. Возможно, потому, что она успела побывать на родине Анны Ивановны и побродила по бескрайнему острову посреди огромной реки.
   Анна Ивановна и дальше поддерживала отношения с давнишней подругой, но узнать про её вторую мечту, о которой она говорила зимой 1964 года в ресторане "Хоттабыч", так и не смогла. Может быть, и не было никакой мечты, а просто существовало желание счастья и удачи, таинственно украшенное расцветом молодости.
   Некоторое время Анна Ивановна переписывалась с почтенным Брадисом, всячески уходила в сторону от обсуждения острых вопросов. Стороной она узнала, в 1969 году, будучи в возрасте 79 лет, тот женился в третий раз. На Евгении Феодосьевне Даниловой 65 лет.
   Владимир Модестович Брадис умер в 1975 году в возрасте 85 лет, увенчанный всеми возможными лаврами. Он был членом-корреспондентом Академии педагогических наук, заслуженным деятелем науки РСФСР, автором множества научных работ. Его комната в Доме специалистов в Калинине, где он жил, стала считаться нехорошей. Все женщины, которые в ней жили, умерли или стали одинокими.
   С началом перестройки Анна Ивановна стала первым секретарём Островецкого райкома партии. Получив бразды правления, она наметила два крупных вопроса: навестить могилу академика и произвести перезахоронение своего мужа - вернуть его останки со знойного юга на родной север. Первое оказалось осуществить затруднительно по этическим причинам, второе - из-за гигантского расстояния.
   Интересной оказалась судьба того места, где "самовар" с пассажирами совершил свой головокружительный полёт. После того, как вся округа и озеро Кордон получили большое развитие, почти прямо по трассе "самовара" был построен один из лучших в Европе трамплинов для прыжков на лыжах и проложена трасса для горнолыжного спуска. Этот трамплин вырастил целое созвездие чемпионов различной величины. За трамплином закрепилось название "Лули". Отчасти оно было вызвано репликой деда Солянихова, утвердившейся в народной молве, а отчасти от деятельности проектантов из Ленинградского уфолого-логистического института, которые заметно наследили здесь своей аббревиатурой.
  

Фильмотека

   "Хоть фильм снимай", - говорили мужики про московские похождения Анны Ивановны. К слову, в 1964 году в Советском Союзе было снято 94 художественных фильма. Чем не повод вспомнить некоторые особенности фильмотеки-64. Тем более, что тогда появились фильмы, которые памятны зрителям и 40 лет спустя:
   "Армия "Трясогузки", "Белый караван", "Большая руда" (с неподражаемыми Евгением Урбанским и Станиставом Любшиным) "Вызываем огонь на себя", "Гамлет" (с Иннокентием Смоктуновским), "Гранатовый браслет", "Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён", "Донская повесть", "Женитьба Бальзаминова", "Живёт такой парень", "Жили-были старик со старухой" (режиссёр Григорий Чухрай), "Зелёный огонёк", "Казнены на рассвете" (об Александре Ульянове, брате Ленина), "Ко мне, Мухтар!", "Мать и мачеха", "Метель", "Мне двадцать лет" (режиссёр Марлен Хуциев), "Морозко", "Москва - Генуя", "Обыкновенное чудо" (первое кинематографическое прочтение сказки Евгения Шварца), "Отец солдата" (режиссёр Реваз Чхеидзе), "Председатель" (с Михаилом Ульяновым), "Приключение Толи Клюквина", "Пядь земли", "Сказка о Мальчише-Кибальчише", "Сокровища республики", "Спящая красавица", "Три сестры", "Царская невеста", "Я - Куба".
   Согласитесь, что большинство, если не все фильмы из этого списка сегодня с удовольствием просмотрел бы современный зритель. Но в том далёком году было снято ещё много не оставивших никакого следа фильмов украинских, грузинских и прибалтийских про хороших коммунистов на производстве и в быту.
  

ПРОЖЖЁНКИ

  

Устала и рука.

Я перешёл то поле.

Есть мука и мука,

но я писал о соли.

Соль истребляли все.

Ракеты рвутся в небо.

Идут по полосе

и думают о хлебе.

Вот он, клубок судеб.

И тишина средь песен.

Даст Бог, родится хлеб.

Но до чего он пресен!

И. Эренбург

1991 год

ПЕРВЫЕ ЛИЦА

   312-й ПАПА РИМСКИЙ
   Иоанн Павел II
  
   15-й ПАТРИАРХ МОСКОВСКИЙ И ВСЕЯ РУСИ
   Алексий II (Алексей Михайлович Ридигер)
  
   5-й ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ ООН
   Хавьер Перес де Куэльяр
  
   1-й ПРЕЗИДЕНТ СССР
   Михаил Сергеевич Горбачёв
   1-й ПРЕЗИДЕНТ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
   Борис Николаевич Ельцин
  
   41-й ПРЕЗИДЕНТ США
   Буш Джордж Герберт Уокер
  
   73-й ПРЕМЬЕР-МИНИСТР ВЕЛИКОБРИТАНИИ
   Джон Мейджор
  
   4-й ПРЕЗИДЕНТ ПЯТОЙ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
   Франсуа Миттеран
  
   РУКОВОДИТЕЛЬ МЕЛИОРАТИВНОГО ОБЪЕДИНЕНИЯ "ВОЛНОРЕЗ"
   Иван Семёнович Яхонтов

Кого-то Бог берёг,

Кому-то Бог давал...

Меня у трёх дорог

Раздумьем осенял.

И. Щёлоков

***

   - Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики суд объявляет решение. Вы считаетесь разведёнными! - зычно провозгласил судья. Отец и мать Наташки, не глядя друг на друга, направились к выходу. Сама она пришла в суд без приглашения, тайно. Она, конечно, догадывалась, что у родителей вялотекущие семейные отношения, обильно уснащённые разнообразными ссорами, драками, взаимным раздражением, неизбежно клонились к тому, свидетелем чего она только что стала. Вчера вечером она случайно подслушала разговор о вызове в суд и решила во что бы то ни стало туда проникнуть. В здании суда ей бывать пока не приходилось, но от кого-то она знала, что в этом нет ничего невозможного, и существует даже определённая категория людей, которые из интереса ходят послушать истцов и ответчиков, и находят в этом что-то полезное для себя. "Собаки!" - прошипела Наташка, сама не зная к кому относятся эти слова: то ли к судьям, то ли к родителям, то ли к завсегдатаям судебных заседаний.
   Мать проходила совсем рядом с ней, и чтобы остаться незамеченной, она прикрылась пластиковым пакетом с изображением Моны Лизы и броской надписью "Sorri, Leonardo!" Когда путь оказался свободен, она вышла на улицу. Настроение - хоть волком вой! Она прикинула - куда лучше пойти в таком настроении и как лучше всего от него избавиться. Как ни прикидывала, лучшего варианта, чем отправиться к бабушке Александре Васильевне, ничего не придумала. Она завернула за угол, чтобы обойти автобусную остановку, и увидела посреди улицы ярко вспыхнувший и моментально погасший факел...
  

***

Читал я письмена

На древнем валуне

И понимал: одна

В них суть - мой Бог во мне.

И. Щёлоков

   Иринка вообще-то не любила щеголять. Одевалась преимущественно по погоде и по возможностям гардероба. Но сегодня решила блеснуть. Недавно ей привезли особенное платье, воздушное, почти невесомое, но не сильно прозрачное. Прихорашиваясь перед зеркалом, отметила в очередной раз совершенства своей фигуры и даже то, что она была страшной любительницей сладкого и мучного, но это не шло ей во вред.
   Стояла замечательная погода начала августа. В толпе выделялось много загорелых людей. Приближение недалёкой осени угадывалось только в виде лёгких паутинок, мелькающих в тени деревьев. Иринке предстояло смешаться с народом на остановке, а там, дожидаясь автобуса, решить окончательно, куда же сегодня поехать. Она стала обходить большой автобус, загородивший половину остановки и пешеходного перехода. Внезапно двигатель автобуса "чихнул", из выхлопной трубы вырвалось пламя, и её шикарное платье вспыхнуло, как пламя газовой конфорки. Она успела только всплеснуть руками. Через секунду она стояла посреди улицы почти голой, в одном белье. Вторая вспышка сбросила с неё миниатюрное платьице, и оно догорало уже на асфальте. У неё были немного опалены ресницы - и больше ничего. К счастью, ожогов не оказалось. Минимальное количество материи, пошедшей на изготовление данного экземпляра одежды, сыграло доброе дело. Водитель автобуса ничего не заметил, и отъехал. Только тут Иринка догадалась закричать. На неё оторопело смотрели с остановки. Сердобольная старушка шагнула было навстречу, но грубо заржавшие парни остановили её. Положение становилось безвыходное.
   - Хватит ржать! - услышала она приятный молодой голос. Ту же к ней подбежала девушка, прикрыла собой.
   - Ты не обожглась? Нет? Ну и хорошо! Да что случилось-то?
   - Автобус!..
   - Что автобус?
   - Это из автобуса... Пламя... Платье сгорело...
   - Ничего, сейчас придумаем что-нибудь. Пойдём к моей бабушке!
   Под развесистой кроной липы Наташка разорвала свой пакет, накинула его длинные ручки на плечи своей случайной знакомой, угодившей в такое страшное и нелепое положение; получилось что-то вроде накидки. "Sorri, Leonardo!" стал прикрывал Иринку, которая уже начинала дрожать от приближения истерики.
   Короткими перебежками, через дворы, девушки проникли к четырёхэтажному дому, окружённому живописными зарослями акации и большими цветниками, где главным украшением была ковровая клумба, а в цветовой гамме преобладали флоксы, разные виды колокольчиков, садовые ромашки и пионы.
   - Кого принесло? - услышала Наташка из прихожей, куда открыла дверь собственным ключом.
   - Это мы, бабуся! Только не удивляйся!
   Вышедшая в коридор Александра Васильевна, увидев Иринку, не только удивилась, но, охнув, присела на стульчик.
   - Кто это?
   - Как тебя зовут? - только тут догадалась спросить Наташка, игнорируя осуждающий взгляд бабушки. Услышав имя, добавила: - Дружба, возникшая при трудностях и испытаниях, очень крепка. Я читала об этом в книжке. Надо подумать, бабусь, как нам спасать погорелицу. Что мы сможем предложить?
   - Что-нибудь да предложим.
   Бабушка Наташки всю жизнь проработала швеёй в ателье по пошиву женской одежды, так что сам перст судьбы указал Иринке то место, где её уличное несчастье могло быть преодолено самым коротким и эффективным способом. Она порылась в шкафу, достала старое платье, увидев которое молодые девушки одновременно недовольно зафыркали, но она не обратила внимание и сразу же застрекотала на швейной машинке, поправляя материю старческими, но уверенными движениями. Попутно прочитала небольшую лекцию про тканые и нетканые материалы:
   - Атлас - по-арабски "гладкий". Атласы бывают виницейские, китайские, турецкие, немецкие; одноцветные, разноцветные... Сколько я пошила из атласа. Этот материал - для хороших людей!
   - А другие?
   - Взять, байка - это мягкая шерстяная или бумажная ткань с длинным ворсом. Первый раз я прочитала про неё в "Переписной книге домовой казны патриарха Никона" аж за 1668 года. Там написано: "сукна красного байки, мерою два аршина". Сначала шерстяную байку окрашивали в каштановый цвет, потом - в любой цвет и даже в клетку. Вот уже сто лет изготавливают в основном хлопчатобумажную байку, более дешёвую, понятное дело.
   - А байка, по-твоему, кому лучше всего подходит?
   - Ясное дело, кому: кто много болтает!
   - Шутишь, бабушка! А что скажешь про батист?
   - "Батист" - слово французское. Был такой ткач Батист из Камбре. Это лучшая ткань. По-другому она называется батистовый муслин.
   - А платье из какого материала на Иринке бы не загорелась?
   - Ну, это трудно сказать. Я не видела, какое там было пламя. Ну, из брезента бы точно не загорелось.
   - Фи, брезент! - одновременно воскликнули девушки.
   - А что такого? Материал как материал. В справочнике записано: "Брезент - грубая, плотная, льняная или хлопчатобумажная ткань, пропитанная водоупорным и противогнилостным составом. Применяется для спецодежды, чехлов". Добавим для ясности - и для джинсов. Джинсы вы, молодёжь, носите за милую душу!
   - А болонью? - со смехом последовал вопрос.
   - Болонья - это капроновая ткань для плащей, водонепроницаемая. Ткань изобрели в итальянском городе Болонья. Летом в болонье запаришься. А зимой холодно. Для какого времени года она подходит - не смею сказать.
   - А тебе самой какая ткань больше нравится? - увлечённая необычным разговором, спросила Наташка. Видно было, что разговор на подобную тему происходил с близким человеком впервые, и у неё заново открывались глаза.
   - Любимый у меня креп-жоржет - вы и слова такого не слышали, должно быть. Это ткань из сильно перекрученных нитей, имеет неровную, но интересную поверхность. Ткань мягкая, струящаяся, на ощупь - песчаная.
   - Как ты интересно рассказываешь! Почему раньше об этом молчала?
   - Случая не было.
   Александра Васильевна в продолжении разговора лишь однажды поднялась с места, обмерила потрёпанным ленточным метром плечи и талию Иринки. Вскоре платье было готово. Примерили. От прежнего фырканья не осталось и следа. Платье сидело ладно, пригоже. Не стыдно даже выйти в свет.
   - Дело мастера боится! - радостно закричала Наташка, обнимая девушку, которая в столь короткое время уже стала её подругой.
   Девушки пошли на кухню пить чай, оттуда доносился щебет, характерный для этапа первого знакомства, когда человек, вроде и симпатичный, и родственный по настрою души, всё ещё таит потёмки неизвестности и с каждым произнесённым словом раздвигает границы непознанного. Александра Васильевна убрала ножницы, обрезки ткани, закрыла швейную машинку полированной крышкой. Раздался звонок у входной двери.
   - Кто бы это мог быть? Уж не из музея ли?
   Пришли, точно, из музея. В Островце существовал уникальный музей революционной и боевой славы, основанный энтузиастами ещё лет сорок назад. В нём было собрано огромное количество винтовок, пистолетов "Наган", пулемётов "Максим". В углу стоял даже самый настоящий броневик времён Великой Октябрьской социалистической революции. Хранилось много полковых и партизанских знамён и другой крайне необходимой для потомков революционной утвари.
   Отец Александры Васильевны, прадед Наташки, был замешан в революционной буче: и сам стрелял, и в него стреляли. Он дожил до 80-летия Советской власти. Умирая, завещал передать в музей свой архив и личные вещи. Вопрос, как водится у нас, затянулся на несколько лет. Служители музея смогли практически подойти к завещанию ветерана лишь в августе 1991 года.
   - Мы вас не обременим, Александра Васильевна, - заверили музейные служители. - Опыт имеется, не в первый раз такими вещами занимаемся. Сейчас составим опись. Показывайте, что смотреть.
   Наташка и Иринка, привлечённые приходом незнакомцев, выглянули с кухни. Они недоумённо смотрели, как те роются в бумагах и вещах, подаваемых бабушкой.
   - Зря мы тебе платье шили, - сквозь смех прошептала Наташка. - Нужно было у бабушки попросить красные революционные шаровары!
   - Хватит тебе!
   Наташка переключила внимание на музейных служителей:
   - Смотрите зорче! Революционные трусы не пропустите! В музее никак нельзя без революционных трусов!
   Нетактичное замечание осталось без ответа. Вскоре незнакомцы завершили свою работу, свернули приготовленные для экспонатов вещи, заставили Александру Васильевну расписаться в каких-то бумагах и неспешно, как могут только передвигаться музейные работники, ушли.
   - Что-то они поздно заявились. Не ко времени. Какие митинги весной были, помните! Всё трещало! Как бы прадедушка не попал под чей-нибудь прицел, как под его прицел попадали в гражданскую войну.
   - А кто он был?
   - Красный офицер. Полком командовал в 17 лет.
   - И красный чекист?
   - Других чекистов не было. Только красные.
   Уходя, Наташка специально пропустила подругу вперёд, чтобы та не успела расслышать, резко повернулась к бабушке:
   - А родители сегодня развелись! Я была в суде!
   - Изверги! - всплеснула она руками. От былой добродушной и начитанной швеи-мотористки ничего в ней не осталось. - И молчали оба! Что теперь делать-то? Ладно, ты про меня не забывай, заглядывай почаще!
   На улице Наташка ещё раз повернулась, заметив, что бабушка наблюдает из окна, кивнула.
   - Мы сегодня горели - и настоящим, и революционным огнём. Куда направить шаги? Поехали к Ольге.
   - Кто она?
   - Приедем - узнаешь.
   Ольга оказалась симпатичной блондинкой, в цветастом халатике. Она жила на окраине города в деревянном доме, искусно изукрашенном разнообразной резьбой. С ходу предложила подругам закурить.
   - "Курятины" у меня много, а "конины" нет.
   - Переведи, - попросила Иринка.
   - Что тут непонятного - "курятина" от слова курить, "конина" от слова коньяк.
   Наташка повернулась к Ольге:
   - Ты на учёбу сегодня ездила? (Она училась на курсах стенографии).
   - Ходила на занятие.
   - На какое?
   - На занятие... денег. Ха-ха-ха! Недолго там была. У меня голова не мусорный ящик! Учись, учись, как говорится, к пенсии орден Сутулова получишь!
   На столе появилось дешёвое вино, "шмурдяк", "чернила". Наташка стала в подробностях рассказывать, как увидела обгоревшую и полуголую Иринку посреди улицы, как её уверенно и быстро обшила бабушка, как приходили из музея забирать вещи славного революционного предка.
   - Ну, вы даёте! - орала захмелевшая Ольга. - Вы прямо эти, как их, прожжёнки!
   При этом она не забывала балагурить и заполнять стаканы:
   - Поздно налитый второй - бесполезно выпитый первый!
   Наташка пробовала перевести разговор на хозяина дома, некоего Валентина, который принял Ольгу на непонятных правах, но сам угодил в очевидную зависимость от своей приживалки.
   - А ну его! - горячилась Ольга. - Захочу и шагу его здесь не будет. Пусть убирается на свой завод и ишачит там сутки напролёт!
   Иринка впервые оказалась в подобной компании. Она заметила, что её новая подружка-спасительница ведёт себя здесь совершенно по-иному, чем на квартире у бабушки. В ход пошла и сигарета, и стали проскальзывать блатные словечки.
   - А помнишь, тогда в Перхаловке, мы колбасили два дня! Ко мне ещё местный литер (то есть лейтенант милиции) ласты клеил! Недавно встретила его: раскабанел - ужас! А тебя по башке бутылкой трахнула, а за что - не помню!
   "Бойцы вспоминают минувшие дни, - мелькнуло в голове Иринки. - Как бы и мне не получить за знакомство".
   Словно угадав чужие мысли, Наташка завелась:
   - Хватит пить! Когда пьём, чем мы лучше своих родителей? У меня сегодня родители развелись! - заревела, не выдержав, Наташка.
   - Ну и что? - невозмутимо, сразу как бы протрезвев, отрезала Ольга. - Мои давно в разводе. А у тебя? - впервые обратив внимание на новенькую, спросила Иринку. И той пришлось признаться, что похвастаться крепкими семейными тылами не может.
   - Хочется убежать! - продолжала реветь Наташка.
   - Куда?
   - Куда-нибудь на край света!
   - А что, идея! Не махнуть ли нам... Ты как-то говорила, что у тебя бабка живёт на Чёрном море.
   - Живёт. В Батуми.
   - Решено! Едем в Батуми! Были сборы недолги!
   Ольга забрала домашние деньги своего Валентина, по совету подруг написала записку, объясняющую свое исчезновение (сама она и не подумала бы этого делать), наскоро собрала вещи.
   - Вот видите, какие мы походные!
   - Были походные - станем мореходные!
   Не теряя набранного темпа, словно боясь передумать, выскочили на улицу. Встав в пол-оборота к движению, Ольга опытным взглядом выбрала нужную машину и эффектно притормозила её прямо возле своих ног:
   - Шеф, на вокзал, срочно!
   Она села на переднее сиденье, немного заголила коленки, по-хозяйски пошарила в перчаточном отсеке. Найдя сигареты, молча закурила. Потом пустила струю дыма в водителя:
   - Заедем сначала к подружке, затем на вокзал.
   Наташка, всё еще находясь в нервическом состоянии, забежала домой сама не своя и собралась в дорогу не менее быстро, чем инициатор всей этой авантюры. Всё это время в салоне машины громко играла музыка. Разговоров никаких не велось.
   - Наконец-то нормальный парень попался, - на вокзале сказала Ольга человеку за рулём. - А то все пристают с расспросами. Ты, мальчик, хороший, молчун. Мне нравятся такие!
   - Если нравятся, значит, встретимся!
   Билеты взяли не глядя.
   - Денег хватит? - в последней надежде остановить подруг спросила Иринка.
   - Туда хватит!
   - А обратно?
   - Про обратно не думай! Много будешь знать - скоро состаришься!
   Иринка робко стояла на перроне. Её напутствовали из окна вагона:
   - Охраняй город. Чтобы к нашему возвращению всё было на месте!
   За всем происходящим весело наблюдал только что подвёзший их на автомобиле мужчина. Этим мужчиной был начальник крупного мелиоративного треста Иван Семёнович Яхонтов.

***

Живу на отшибе. Под боком -- дубрава.

Пустынные ветры, как псы при облаве,

В утробе площадки строительной дерзки.

Здесь даже луна над тобою по-зверски

За башенным краном, у лифтовой шахты,

Готова к прыжку из заоблачной вахты.

И. Щёлоков

  
   Случайных попутчиц Яхонтов подвёз в качестве эксперимента. С некоторых пор он стал испытывать неизъяснимую тягу к постижению чужих душ. Ему нравилось угадывать мысли, а в более тесном знакомстве просчитывать ходы и поступки людей. Иногда он ставил собеседников в тупик, когда, указывая на кого-то третьего, шептал: "А сейчас он скажет то-то и то-то..." И человек, точно, это говорил. Подобная прозорливость обескураживала окружающих. Правда, самого Яхонтова это не радовало, а, напротив, огорчало. Он подозревал, что умение угадать мелкие штрихи бытия может заслонить настоящие открытия. Тренируя наблюдательность, он иногда с балкона своей квартиры смотрел, как соседи выбрасывают мусор в мусорные баки. Баков во дворе стояло целых пять штук и всегда, даже у подъезда, когда направление движение окончательно не определено, он безошибочно угадывал контейнер, куда полетит мусор. "Хватит, достаточно замусоривать зрительную память", - несколько раз приказывал он себе, но ничего поделать не мог.
   Имел Яхонтов и ещё одно странное, необъяснимое увлечение. Любил болота. Не в том смысле, что обожал странствовать с ружьём наперевес, выслеживая доступную там дичь, а просто восхищался их неведомой дремучей силой и таинственностью. В своей необъятной губернии он объездил и обходил практически все болота, а с некоторых пор пристрастился ездить в Сибирь, на знаменитое Васюганское болото. Это самое большое болото в мире. Оно раскинулось в долине одной из крупнейших евразийских рек - Оби и её левого притока - Иртыша, на территории трёх областей: Омской, Томской и Новосибирской. Его наибольшая протяженность с запада на восток 573 километра. Половина Европы может разместиться.
   Но душа и дело находились в разрыве. По долгу службы он должен был уничтожать болота. У него в подчинении находилась производственная мелиоративная организация, самая крупная на данной географической широте в стране.
   У Ивана Семёновича жизнь складывалась наполовину в Москве и только наполовину дома. Он часто вспоминал, как в столицу, в институт приехал нескладным деревенским пареньком. Как на вокзале встретился со сногсшибательной девушкой Эллой. Вернее, она узнала его первым и даже назвала по имени. Как вспыхнул бурный роман, приведший к скорому бракосочетанию.
   Его жена, Элла Ивановна, вскоре стала известной фигуристкой, колесила по странам и континентам. Её движения на льду, с налётом лёгкого эротизма, будоражили мужское население Европы. С ней Яхонтову жилось легко, беззаботно, но с каждым годом эта беззаботность перерастала в прогрессирующее отчуждение. Детей у них не было. Несколько лет они даже жили порознь. Лишь в конце 80-х, когда возможность сольной работы на льду закончились, а Москва обветшала и замусорилась, превращаясь в провинциальную помойку, и тонко организованным натурам столица попросту осточертела, она поддалась на уговоры мужа и переехала в Островец. Там по её просьбе открыли школу по подготовке молодых фигуристов. Большую организационную помощь в этом трудном деле оказала тётя Анна Ивановна.
   В августе 91-го года Элла Ивановна в очередной раз уехала по делам за границу. Яхонтов оказался предоставлен сам себе.
   Надобно сказать, что будучи, по преимуществу, человеком положительным, он не был жаден на удовольствия. Но определённую проблематику на гендерном направлении время от времени решал. Надобному такому случиться, что именно недавно, как раз во время выборов президента России, случилось такое, что открыло глаза на женщин вообще, а на природу легкомысленных подружек, в особенности. У первой он некстати спросил, кто же был её первым мужчиной, ожидая услышать имя известного ему человека. Но Жанна (так звали подружку) без всякого жеманства призналась, что этим человеком оказался её родной брат. Это произошло как раз в день выборов. Яхонтов был ошеломлён известием о кровосмешении у него под боком не меньше, чем победой Ельцина. Теме более, он знал этого брата, был связан с ним когда-то по делам, а когда тот уехал в Америку и хорошо там обосновался, даже собирался его навестить. Вторая подружка (и её тоже звали Жанной, видимо, чтобы не перепутать) через небольшое время сообщила, что беременна от одного гастарбайтера. С помощью сильнодействующих препаратов она смогла вытравить плод, даже некоторое время хранила его у себя дома, заработала лёгкое помешательство. Узнав и про это, Яхонтов загрустил и решил: всё, хватит! Мужчины хвалятся победами над женщинами. Какие уж тут победы? Победой не является то, что приносит поражение.
   Когда любовные лодки разбились о такие страшные рифы, Яхонтов целиком ушёл в дела. Производственная база его объединения расширялась, вводились в строй новые бетонные заводики. Для гидротехнических сооружений, особенно в зоне так называемого Овражного, требовалось много бетонных изделий. Для удешевления щебень стали готовить на месте. Огромные дробильные машины день и ночь перемалывали валуны, распространяя вокруг страшный грохот и извергая снопы искр. Яхонтов без устали колесил по своим подразделениям, проводил на работе целые дни и получал большой заряд бодрости. Работы было много, но угадывалось, что скоро будет ещё больше.
   Внезапно позвонила Анна Ивановна Сахонова.
   - Слушай, приезжают завтра из Москвы мой Николай и Владимир Чумхов, ты его знаешь. Будет проводить разведку.
   - Возле Овражного?
   - Именно там. Ему потребуется помощь. Ну, вездеход, бурилку какую-нибудь. Вдруг мы живём на нефтяных полях и сами того не ведаем! А партия всё должна знать!
   - Да момент какой-то, Анна Ивановна...
   - Какой момент?
   - Не совсем своевременный. Времена наступают тревожные.
   - Времена всегда тревожные. И в голову не бери. Слушай второе. 22-го августа, смотри у меня, никуда ни ногой.
   - Да разве я забыл про ваш юбилей! Никогда! Во сне и то помню!
   В работе пришлось сделать остановку. Его обрадовало известие про скорый приезд из Москвы своих друзей и родственников Николая Сахонова, директора крупного московского вокзала, и Владимира Чумхова, сына бывшего председателя колхоза в его деревне, а ныне успешного и удачливого геологоразведчика, на которого в иных местах просто Богу молились. Они давно не виделись и уже начинали скучать друг по другу. Принять гостей решил на своей двухэтажной даче, построенной на берегу реки. Решил проведать, как и что там, потому что налёты на беззащитные загородные сооружения перестали быть редкостью. Вызвал служебную машину. Водитель, которого он называл Юрец, показался ему каким-то странным. В автомобиле Яхонтов признавал только два места: за рулём, когда ехал сам, или справа сзади, когда был пассажиром.
   - Чем это пахнет? - как только тронулись в путь, насторожился Яхонтов.
   - Это, наверно, с улицы, - ответил Юрец.
   - Что, у нас новую свалку открыли, в самом центре города. Ну-ка, остановись!
   При остановке Яхонтова обдала волна такого густого воздуха, которая жарким летним вечером извергается из чрева захудалой пивной.
   - Открывай багажник!
   Яхонтов глянул и обомлел. В багажнике, скрючившись, лежала женщина. Мелькнула первая мысль - труп. Но "труп" зашевелился.
   - Что это такое?! Как понимать?!
   Юрец покрылся потом и запричитал:
   - Это тёща, будь она неладна! Припёрлась на работу, говорит: отвези домой! А тут вы звоните. Вот и засунул в багажник. Простите меня!
   Яхонтов от омерзения скривил губы. Велел заехать домой, где пересел на собственную машину, как и в прошлый раз, когда подвозил "прожжёнок".
   На даче обошёл оба этажа, полюбовался видом реки, которая внизу, появляясь слева, поворачивала плавно и торжественно, словно на театральной декорации. Спустился вниз, удобно пристроился в гамаке. Лучшего места для дружеского общежития - а заранее можно было догадаться, что оно не будет трезвым - и не подобрать.
   - Нирвана!
   Но "нирвана" продолжалась недолго. Вскоре за оградой послышались требовательные голоса, запищали милицейские рации. Через изгородь показался сержант и пригласил подойти:
   - Тут с гражданином разобраться надо!
   "Гражданином" оказался молодой кудрявый парень в одних плавках. На его лице с дьявольской быстротой менялись выражения удовольствия и недоумения.
   - Обокрали гражданина, - пояснил сержант. - В соседнем кафе прицепилась девица, привела сюда, выпили, то, сё. Очнулся в одних трусах. Вы ничего подозрительного не видели?
   - Я только недавно подъехал.
   Настроение было испорчено окончательно. "Ничего не остаётся, надо ехать к Лёхе-Решету!"
   На обратной дороге, уже в сумерках, проезжая мимо Островка, своей родной деревни, он сделал остановку. Родни в ней никого не осталось, заезжать было не к кому. Но нахлынули воспоминания. Вот поле, откуда с покойным отцом спасались бегством. Последствия этого бегства едва не привели к сердечному приступу во время допроса в пионерской комнате.
   Яхонтов свернул с дороги, поколесил в поле, с помощью фар поискал место, где всё происходило. Вышел из автомобиля, постоял в тишине. Внезапно небо озарилось, яркая полоса прочертила линию с востока на запад, от высоких облаков вплоть до земли. Яхонтов никак не мог впоследствии вспомнить, как это происходило - громко или беззвучно. Впереди что-то вспыхнуло, затем погасло. Он побежал туда, заметил небольшой камешек в отблесках тлеющих травинок. Это был космический пришелец. Событие редкое, но не исключительное. Яхонтов дождался, пока камушек остынет, и бережно поднял его с земли.

И тем, что не берёг,

И тем, что не давал,

Меня хранил мой Бог,

От тщетного спасал.

И. Щёлоков

Аджарская воля и неволя

   Всё по порядку. Приехали "прожжёнки" в Батуми. Наташка очень боялась идти к бабушке. Её тоже, как и бабушку в Островце, звали Александрой, только Анатольевной. Жила она на улице Горького, в удобном очень районе. Деваться некуда - приехали, надо идти "сдаваться родне". Бабушка - такая бывая и дальновидная хохлушка, не то что простушка в Островце - сразу поставила условие: приходить домой не позже 10 часов вечера, вести себя порядочно. Не нравится - возвращайтесь назад. Два дня или три подружки терпели, ходили на пляж, возвращались вовремя. Но деньги текли, а их мало. Дело подходило к крайности. Тогда, можно сказать, на последние рубли, сделали себе умопомрачительные причёски и пошли в порт. Это придумала Ольга. Более ранние походы в местный "Интурист" оказались напрасными. Взяли с собой в качестве прикрытия племянницу Марианну и её подружку Оксану... Идут по батумскому порту две сногсшибательные девочки с очаровательными детками. Не успели сделать двух шагов, подбежал грузин:
   - Девушки, вы не с конкурса красоты? Мне позвонили из рая и сказали, что у них сбежали самые красивые ангелы, но я вас не выдал!
   Разговорились. Через несколько минут он уже с приятелем подъехал на машине с букетами роз. Поехали в ресторан. Новый знакомый Лерман и его приятель заказали роскошный стол, хорошее вино. Детям - фрукты. Они - о, голодающая Аджария! - набросились, словно маленькие обжоры. Стыдоба. Ольга, забыв про своего Валентина, сразу же прикинула, что Лерман - мужик надёжный, не дешёвка. В этот раз подруги пришли домой вовремя, а на другой день загуляли до 4 утра. В доме бабушки, естественно, выразили недовольство. Ольге пришлось спасаться бегством к Лерману. Он оказался начальником выездного спортивного лагеря. Туда же позднее переместилась и Наташка. Лагерь оказался волшебной панацеей. Первым делом Лерман повёз Ольгу в Тбилиси. Но в столицу они не попали, добрались только до Кутаиси, родного его города. Ночевали у него дома, жены и детей не оказалось, а мать встретила гостью прохладно, но без враждебности. Сына же отчитала, хоть и по-грузински, но было понятно. Поездка продолжалась два дня и две ночи. Приехали в лагерь ни живы, ни мертвы.
   Лерман был умным, начитанным прохиндеем. Всех людей вокруг считал дураками и вовсю пользовался их слабостями. Финансировал "сладкую жизнь" именно он. Источник - приписки. В лагере должно быть 120 детей, фактически - 80. Излишки провизии сплавлял немедленно, за наличные. В конце смены жизнь лагеря была полностью парализована. Родители в основном забрали своих детей, остались лишь самые беспризорные, по грузинским меркам, конечно. Рестораны навещали почти каждый день, там познакомились с ворами в законе. Выделялся некий Важа, маленький, неприятный тип. У него много родственников-опекунов. В доме жены держал любовницу-москвичку, ростом вдвое выше себя.
   Произошло первое ЧП батумского масштаба. Во время крепкого загула Ольгу насильно посадили за руль, и она с плачем, в истерике проехала по городу. На окраине за рулём вновь оказался грузин, и на горной дороге, не справившись с управлением, врезался во встречный "Москвич". На месте происшествия не остановился - мужик-железо! - даже не посмотрел в сторону. Ольга вся была в крови, стукнулась о стекло и разбила нос. Она, пожалуй, единственная из всего шального экипажа во всех подробностях наблюдала аварию и предчувствовала её. Перед ударом она успела собраться, сделать упор ногами, но про лицо забыла - и пострадала больше всех. После аварии их обогнала "Волга", принудила к остановке. Выбежал водитель-грузин, выхватил ключи и повёл машину сам. Сначала приехали в больницу. Там очередь. Усатые грузины расступились, увидев окровавленную белокурую девушку. Не говоря уже про безответных жителей средней полосы, которые приезжают на море и пачками попадают "в травматологию" с ушибами, вывихами, переломами. Но тут появились два парня (один сильно хромал) и бесцеремонно полезли к врачам. На них зашикали: "Потерпите, здесь экстренный случай!" - "А у нас не экстренный? У кого-нибудь пятку циркуляркой распиливало?"
   Ольгу поправили, затем отправились в ГАИ. Выяснилось, что будь удар немного посильнее, встречная машина упала бы в море, на волнорезы. Требовалось ремонтировать машины, улаживать инцидент. Финансированием вовсю занимался Лерман.
   Вскоре после аварии их развесёлая компания оказалась в ресторанчике на горной дороге. Выпили, закусили. Тосты звучали тройственные: за товарища Сталина, за женщин, за то, "чтобы всё было и за это ничего не было". Внезапно там оказался Важа и как-то странно посмотрел на девушек. В воздухе запахло бедой. Лерман предупредил: сидеть в машине и ни под каким предлогом не выходить. Сам же остался в ресторане, куда-то бегал и хлопотал. После комбинации волнительных минут машина тронулась. Было объяснено, что Лерман их догонит. Через некоторое время сзади появился хвост - две машины. Одна обогнала, другая осталась сзади. Там сидел Важа. Это была западня, классическая. Ольга и Наташка оказались в истерике. Они плакали и умоляли водителя не выдавать их, а везти хоть в Тбилиси, а ещё лучше в Сухуми. Дело приближалось к роковой развязке. Ольга очень боялась, что воры не только изнасилуют, но и будут издеваться. Войдут в роль, а после убьют. Выход из катастрофического положения, как и положено заводиле, придумала Ольга. Когда на повороте одна машина ушла вперёд, а другая ещё не показалась, они в этой мёртвой зоне быстренько выпрыгнули из салона. Они успели подняться по откосу и затаились. Преследователи быстро выявили уловку беглянок и вернулись назад. Девушки спрятались в чайной плантации, тихо, как мышки, лежали в вязкой глине. За благо нужно было бы отлежаться там до утра, но Ольга настояла - надо идти к людям. Недалеко лежала аджарская деревня. Они пробрались к дороге, только стали подходить к длинной изгороди, как вспыхнули фары. Преследователи оказались хитрее. Подруги бросились к сетке, вцепились в неё. Важа и два его телохранителя оказались уже рядом. Девушки дико закричали. В домах зажёгся свет, люди стали выходить. Возник большой переполох. Важа пытался оторвать от ограды оцепеневших от ужаса подруг, но ему это не удавалось. Девушки кричали людям, а там стояли и женщины, и дети, чтобы открыли дверь, впустили их. Они умоляли, просили, словно подаяние. Но никто не двинулся с места. Важа пугал людей, кричал им что-то по-грузински, видимо, объяснял, что это - его законная добыча, и лучше не вмешиваться. Он становился всё ожесточённее, достал нож, намереваясь нанести удар. И тут показался наряд милиции - люди всё же вызвали её по телефону. Разъярённый Важа нанёс Ольге сильный удар по голове. Но здесь уже один пожилой грузин, несмотря на молчаливое неодобрение остальных, открыл дверь. Они не прошли, не проникли, а провалились в это спасительное пространство. Подъехала милиция. Посадили в машину. И здесь им стало ещё страшней, чем наедине с Важей. Про порядки тамошней милиции они были наслышаны хорошо. Приехали в участок. Дали показания. Приходили милиционеры, ответственные работники, их подняли среди ночи для принятия решения по бандитской выходке. На Важу надели наручники, увели в камеру. Подруги провели в отделении всю ночь и половину следующего дня. Написали заявления. На Важу это произвело сильное впечатление, ночью он разбил какую-то тарелку и порезал себе все вены и живот. Следователи вели себя настырно, выпытывали даже интимные детали. Всплыло имя Лермана. Следователь спросил напрямую: не мог он вас продать? Они ответили не задумываясь: не мог. И точно, когда они вернулись в лагерь и увидели Лермана, с трудом его узнали: за ночь он резко поседел. А тут ещё прибыл ревизор из Тбилиси и представитель санэпидстанции. Их сразу же повезли в ресторан. Ревизор выпил 6 бутылок шампанского, подписал все бумаги, его погрузили в поезд и отправили домой. Подруги поинтересовались: а вдруг проспится и поднимет шухер? Нет, сказал Лерман, ему уплачено за молчание.
   Вот так, читатель: Советский Союз прогнивал и прогнил до основания.
   После этого подруги засобирались домой. Были трогательные проводы, затем спрыгивали с поезда почти на ходу. Это повторилось и во второй раз. Только в третий раз удалось расстаться с благодатной, но суровой Аджарией. Лерман не поехал на вокзал, сказал Ольге: "Всё, ребёночек, пора!" и поручил проводы своему адъютанту Мелитону. По поручению шефа он дал 30 рублей. Среди прочего было загружено в багаж и вино "Саперави". Дорогой его, естественно, употребили. За Тулой Ольга почувствовала какое-то странное движение в купе, но было уже поздно - кошелёк исчез. В Москву они въехали без копейки денег. Сразу же пошли к директору Курского вокзала. Он выслушал и посоветовал ехать в ВЦСПС (кто забыл - Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов), там таких бедолаг выручают. Выручила и девушка-секретарша, дала два пятака на проезд в метро. Добрались, разыскали. Солидное здание, дорогие красивые машины у подъезда. Из роскошных дверей выходят элегантные, с иголочки одетые мужчины. Их магнетизируют двое суток уже ничего не евшие девушки с заплаканными глазами. Тут они окончательно осознали: человек сам кузнец своего счастья. И несчастья тоже. Ответственная сотрудница ВЦСПС сказала, что касса уже не работает, надо ждать до утра. Пришлось добираться до своего вокзала. Там, как и на Курском, они решили брать приступом кабинет директора. Разделились. Ольга пошла в кабинет. Наташка осталась в засаде.
   - По какому вопросу? - попыталась остановить секретарша.
   - По личному.
   Отвыкнув в Аджарии за три недели от славянских лиц и, освоившись, что кругом процветает обман, Ольга была страшно удивлена, увидев в кабинете двоих симпатичных мужчин.
   - Это кто к нам явился и зачем? - полуигриво спросил один. Из глаз Ольги брызнули слёзы:
   - Не могу уехать?
   - Куда?
   - В Остров!
   - А у меня другая проблема. Я могу уехать туда и должен уехать! Поедем вместе. Земляков, тем более землячек, мы в беде не бросаем!
   Директором вокзала оказался Николай Алексеевич Сахонов, а его другом и попутчиком известный геолог Владимир Трофимович Чумхов. Последний ехал по приглашению матери директора, первого секретаря Островецкого райкома КПРФ Анны Ивановны Сахоновой, для проведения предварительных экспертиз по нефтеразработке. Это вопрос находился в подвешенном состоянии два с половиной десятка лет, наконец, в самые трудные и отчаянные времена, решено было сдвинуть воз с мёртвой точки.
   Директор дал поручение относительно двух дополнительных билетов (Наташку тут же разыскали и пригласили в приёмную), сам отпросился в МПС на неделю в связи с юбилеем матери. Об этом руководство знало уже заранее, и препятствий не чинило. Предупредил девушек:
   - А сейчас вести себя тихо и достойно. Ко мне на запись приедет съёмочная бригада программы "Время". Нужно рассказать про особенности пассажирских перевозок 1 сентября. Чтобы никто не опоздал к началу нового учебного года.
   Ольга уже освоилась на новом месте, попросила позволения позвонить домой, в Остров. В её распоряжении оказался лишь телефон недавней "погорелицы" Иринки, она и набрала её номер. Сообщила, что через день приезжают, шёпотом добавила, что познакомились с "обалденными мужиками", что они "пристают" и что сейчас приедут корреспонденты центрально телевидения.
   - А меня тут тоже достал один корреспондент. Говорит, статью напишет о "прожжёнках". Как быть?
   - Плети ему как можно больше! Не будь Маней! Вешай лапшу на уши! Мама, не горюй!
   Прибыла съемочная группа. Оператор оказался развязнее корреспондента. Увидев на столе бутылку коньяка, которую не успели убрать, и присутствующих в кабинете молодых девушек, он решил получить определённые преференции. Без предисловий стал давать инструктаж:
   - Длина любого снятого плана не может быть меньше шести секунд. Имейте это в виду. Не ёжиться, не моргать. А скорость моего "наезда" и "отъезда" должна быть постоянной. Это я обеспечу, - особо напирая на слово "наезд", выстуливался оператор.
   Николай Алексеевич с честью вышел из положения. Ни разу не запнулся, не сказал ни одной затёртой фразы. Глядя на него, сразу угадывалось, что это человек мыслящий. Корреспонденты были выпровожены вон без "выходного пособия". Сахонов обратился к приятелю:
   - Наблюдал за происходящим? Внимательно? Это не агенты "Моссада"?
   - Нет, мы проверили.
   - Что, и ширинку расстёгивали?
   Грубая шутка немного омрачила складывающееся позитивное настроение. Но был благополучно допит коньяк. Нескладный фрагмент беседы затерялся в ворохе фраз.
   Дорогой много шутили на политические темы. Николай и Владимир (девчонки почти сразу перешли на "ты") были собеседниками остроумными, информированными и незашоренными. Один из них сразу спросил:
   - Надеюсь, в нашем тесном коллективе не содержится апологетов? Тогда вопрос: "Возможна ли в Советском Союзе двухпартийная система?" Ответ: "Нет, потому что не прокормим!" Давайте соединим приятное с полезным. Выпьем и не закурим!
   Подруги на юге были поднатасканы Лерманом без оглядки высказываться на любые темы (кроме воров в законе), поэтому с готовностью поддерживали любой разговор. Для начала вспомнили про Леонида Ильича Брежнева. Владимир смешно пародировал детское чтение:
   "Это что за бармалей
   к нам залез на Мавзолей?
   Брови чёрные, густые,
   речи длинные, пустые.
   Кто даст правильный ответ,
   Тот получит 10 лет".
   Подруги уже подзабыли подробности жизни при "политическом деятеле Брежневе времён Аллы Пугачёвой", но хохотали от души.
   А Владимир продолжал:
   - Дочь генсека собирается поступать в институт. Конкурс огромный - 40 институтов на место!
   Страшные аджарские воспоминания таяли, как лёд в бокале коктейля.
   Включился Николай:
   - Мне, как транспортнику, интересно другое. После смерти Леонида Ильича с 1982 по 1988 годы город Набережные Челны в Татарии носил имя Брежнев. А когда город Ижевск был переименован в память о бывшем министре обороны Дмитрие Устинове, существовал автобусный маршрут Брежнев - Устинов. Местные жители, мне они попадались на вокзале, говорили тогда: "Мы приехали из стольного града Брежнева". Или: "Мы приехали из стольного града Устинова".
   - Расскажите лучше что-нибудь о себе, - попросили мужчины.
   - Ловили машину с подругой, остановилась, и за рулем был ОН. Между нами словно молния ударила. Начали встречаться, всё было так красиво... Ухаживания, планы на жизнь. Он собирался в ближайшее время меня к себе перевезти. Но всё рухнуло... У него начались проблемы на работе, загруженность до поздней ночи. Поначалу звонил, затем все реже и реже. И пропал... Я сама звонила ему, на гордость наплевать. Говорил, что любит и меня по-прежнему. Но я знала - появилась другая... Я сказала, что он самый большой трус и трепло, которое в жизни я встретила. И что всё кончено... Он сказал, что я не так поняла его, эта дама была ещё до меня... Значит, он и ей навешал лапши на уши. Теперь он с ней. Но я-то его люблю, люблю, как никогда никого...
   - Таких историй и я могу рассказать с дюжину. Ещё красочнее.
   - Ну, тогда расскажите лучше что-нибудь о себе, - попросила Наташка.
   - Я не гостил - я жил в чужой постели, - продолжая начатую тему, заговорил Владимир. - Как и положено москвичу в первом поколении.
   - Опять вы за своё?
   - Не своё, а наше.
   - Вы, солидные люди, разве не догадываетесь, что девушки, как и государства, должны в определённые времена обладать одним исключительным правом?
   - Каким же?
   - Не давать!
   - Это окончательное решение?
   - Окончательное и обжалованию не подлежит!
   - Тогда, прежде чем отправить вас в соседнее купе, позвольте омрачить впечатление двусмысленным анекдотом:
   - Похороны. Катафалк, после того как на него погрузили гроб, трогается с места, и вдруг за ним выбегает мальчуган лет восьми и рыдает:
   - Папа, папочка, куда же ты, не оставляй меня, я хочу с тобой!
   Процессия, глядя на это, тоже начинает рыдать. И тут вдруг катафалк останавливается, из кабины выходит шофёр и орёт мальчику:
   - А ну марш домой, кому сказал! Не сделаешь уроки к моему приходу, выпорю!
   Последний взрыв хохота утонул под скрип колёс на стрелке. Ехать оставалось ещё целый день. Мужчины без сожаления отпустили молодёньких попутчиц. У них были совместные похождения, они знали друг другу цену и в успехе, и в поражении. И в их возрасте иногда более сладостным было оказывать покровительство, чем достигать случайной связи с молоденькими девушками, оказавшимися в затруднительном положении.
   На вокзале их встречали Яхонтов и Иринка.
   - Это вы?
   - Я же говорил, что встретимся!
   - Куда едем?
   - На Кордон, база отдыха. К Лёхе-Решету.
   Лёха-Решето был в округе своего рода достопримечательностью. Легко входил в дружбу со всеми, с начальством особенно. Всегда был на служебном подхвате. До безумия любил охоту и охотничьи истории. В истории попадал регулярно и он сам. Не обходилось ни одной большой охоты, чтобы он не появлялся на директрисе огня и не получал порцию дроби в мягкие и иные места. По этой причине и получил своё звучное прозвище.
   На Кордон нужно было переправляться по понтонному мосту. Под напором могучей реки, ширину которой местами не мог охватить взгляд, мост изогнулся дугой. Картину смутных предчувствий усилило колхозное стадо, которое перегоняли через реку на глазах путешественников. Стадо никак не хотело двигаться по мосту, и норовило пересечь препятствие прямиком через бурные воды.
   Лёха встретил гостей, как надёжный оруженосец Санчо Панса своего Дон Кихота.
   - Припас горюче-смазочные?
   - А то как же! Улов весомый! У меня свояк - охранник на коньячной фабрике. У него коньячного спирта - как гуталина на гуталинной фабрике.- Глянул на девушек и добавил: - Кекс и секс - лучшие средства для похудения: если не помогает, мучное исключить.
   Разместились хорошо. Сами устроились в главном корпусе.
   - Мы здесь излишества в убранстве не допускаем, - докладывал по ходу дела Лёха. - Вам бы, конечно, положены три билета на два лица, но как хотите...
   Девчонок поместили в бунгало.
   Утром Яхонтову вновь позвонила Анна Ивановна.
   - Как вы меня нашли?
   - Это Элла, жена, тебя не находит, а я из-под земли достану. Ещё до Николая доберусь! Очарованный странник! Когда мать приедет проведать? Уже выехал? Хоть на том спасибо. Напоминаю про 22-е, быть как штык!
   - Да помню, во сне даже помню.
   - Живи и помни! Шалашовок-то своих прогнали или нет? Доберусь я до вашего Лёхи-Решета! Жалобы идут. Додумался, старый бес, привезли недавно молоденьких девчонок, сестёр. Я его в Анапу отправлю (это означало помещение в лечебно-трудовой профилакторий - ЛТП). Сама с ружьём приеду! Пусть моей дроби попробует. Чего молчишь? Хватит пирожки ловить!
   Яхонтов был поражён осведомлённостью секретаря райкома.
  

***

  
   Вечером по очереди приехали Яхонтов и Сахонов. Одновременно привезли газеты. Стали жадно читать статью "Прожжёнки" внутри газеты, не замечая грозные предупреждения ТАСС на первой полосе.
  
   "Прожжёнки" -- это самоназвание. Случаи, когда беспокойные по характеру девушки присваивают своим формальным и неформальным объединениям имена, не редки. "Подлянки", "лучистые", "сильнейшие" - вот краткий перечень таких групп, мелькавших на городском небосклоне. Но если последние в качестве своей групповой визитной карточки использовали марку любимого вина или наиболее популярное в общении друг с другом словцо, то "прожжёнки" пошли гораздо дальше - они метким убийственным словом нарекли свой образ жизни.
   "Прожжёнки" - это девушки, которые прожигают жизнь, и это им нравится, - так думают они сами.
   Группа "прожжёнок" не так уж многочисленна. А наиболее характерны в ней три судьбы.
  
   Аргентина
   Она родилась в небольшом городке на берегу Чёрного моря. Ходила тем в садик, позднее - в школу. Ничто в её детском поведении не предвещало дальнейших биографических катаклизмов. Напротив, не было ребёнка спокойнее. Она любила играть на пианино и завязывать шнурочки на обуви.
   Позднее, когда родители переехали в Остров, она мало в чём изменила первоначально заданному характеру. Перелом произошёл позднее, когда её после школы устроили на учебу в престижное учебное заведение. Этот эпизод сорвал ее с тормозов. Появились друзья и подруги с ненадёжной репутацией. Стал ведом мир подвалов и мансард. С грехом пополам было закончено учебное заведение. Но трудоустройство, настоящее, серьёзное, со взвешенной мерой прав и обязанностей, затянулось. Устав от праздной суеты и неопределённости, она бросилась в "эмиграцию" - к своим дальним род-ственникам на берегах синего иоря. Недавно она определила себя в "невозвращенцы": "В Остров - ни ногой!"
   Впрочем, зачем ей тянуться в места, толкнувшие её на путь, который ведёт в одно, тупиковое направление? Под южным солнцем, оживляющим детские грёзы, спокойнее и умиротворённее. Всё лучшее дал ей юг. Всё лучшее отобрал у нее север.
   Как-то, еще задолго до "эмиграции", она познакомилась на черноморском пляже с парнем, носящем необычное имя Аргентин. Потом, когда его предательство нечем было ни объяснить, ни оправдать, она присвоила себе в качестве малой моральной компенсации его редкое имя. И стала называть себя в кругу знакомых и незнакомых Аргентиной.
  
   Бразилия
   Она родилась в стандартной семье горожан первого поколения, где у рёбенка предоставленность самому себе сочеталась с грубым, почти домостроевским диктатом родителей. У неё с раннего возраста душа болела о невещах, но дома она только и слышала что о стирке, свежеприготовленных щах. У неё рождался неясный, смутный протест против мещанства. Свой первый "протестантский" кружок она обнаружила рядом, в собственном подъезде. Попробовала там сигарету, выпила вина. Узнав про это, дома ей устроили настоящую экзекуцию. Она убежала из дома. Вернулась лишь под условие, что родители перестанут травмировать её своей излишней опекой.
   Ей шёл в ту пору пятнадцатый годок. Сфера "протеста" расширялась. После освоения подъезда появилась новая "терра инкогнито" - пригородные дачи. Однажды, собравшись веселой компашкой, они долго и упорно пили. И в тот момент, когда, казалось бы, следовало поставить точку, она заключила пари: "Я выпью ещё литр водки!" И выпила. Наступили сумерки, пошёл дождь. Парни и девушки, что оказались потрезвее, бросили ее на произвол судьбы. Лишь одна подруга, которую, впрочем, она раньше и подругой-то не считала, словно смертельно раненную в тяжёлом бою, сумела к полуночи донести до городской окраины. Они лежали на остановке, грязные, оборванные, не помнящие себя. Подошел автобус, развозящий рабочих с ночной смены.
   - Смотрите, какие большие собаки, - сказал один, показывая на шевелящиеся во тьме силуэты.
   - Это не собаки, это - бабы, - поправил его второй.
   Под утро они попали домой. У неё были переломаны пальцы, перебит нос, не счесть ушибов. Плюс к этому глубокое алкогольное отравление. Она вернулась в относительное здравие лишь на третьи сутки, да и то под капельником. Как испытанный семьянин, попавший в питейную западню, дала зарок: больше ни-ни.
   Но в молодости плохо с памятью. Едва оправилась от прежних невзгод, как навалились новые. Вновь собралась компания, вновь выпили, вновь её потянуло на необычное:
   - Кто заберётся на телевышку? Никто? А я попробую!
   Их возбуждённую, неуправляемую компанию остановили возле городского кладбища. Подоспевший наряд милиции составил протоколы. Охотница джигитоваться на телевизионной вышке была поставлена на учёт в инспекции по делам несовершеннолетних.
   Тем, в инспекции, она и познакомилась со своей будущей верной подругой, которая отрекомендовалась Аргентиной. Вместе они придумали и второй псевдоним для своего дуэта - Бразилия.
  
   Венесуэла
   Самая извилистая дорога оказалась у третьей героини нашей истории. Она была единственной дочерью в семье переселенцев из Острова, поехавших в далекий Магнитогорск по комсомольской путёвке. После школы она заявила, что намерена вернуться на родину своих предков. На самом деле ее позвала в дорогу многолетняя любовь-привязанность к парню, без которого она не представляла себе жизни. Ну, вот, приехала к нему, перемолвилась. Выяснилось, что он относится к их влюблённости как к детской шалости, только и всего.
   Неудачная любовь создает центробежные сипы. После трудного объяснения её выбросило в Остров. Гордячка, красавица, модно одетая - она сводила с ума парней на улице. Но ей не повезло с самого начала. Хозяйка, у кого она поселилась на квартире, заподозрила её связь со своим сыном. Это напрасное подозрение застигло её врасплох. Она испугалась несправедливостей жизни. Приняла большую дозу лекарств. Попала в реанимацию. "Хочу умереть!" - кричала на всю операционную. Врачи спасли ей жизнь. Потом, случайно познакомившись с Аргентиной и Бразилией и получив из их милостивых рук имя Венесуэлы, она направила ладью своей жизни на пороги грехопадения. Во время длительной, почти двухмесячной пирушки в студенческом общежитии, когда смешались дни и ночи, она лишилась девственности, хотя молва приписала ее к гулящим девкам ещё раньше. С этих пор она превратилась в ласкового, нежного, но всё-таки зверя. Пить стала до упаду, в знакомствах потеряла осмотрительность. Забеременела. Но счастье материнстве не выпало на её долю: ребёнок родился мёртвым. После неоднократного посещения "топольков" и других отрезвляющих заведений её едва ли не под конвоем направили домой, к родителям. По дороге Венесуэле сбежала. Так она стала "прописным Харитоном", человеком без определенного места жительства и занятий.
  
   "Куда нас несёт?"
   Теперь, когда наши героини описаны по отдельности, самое время свести их портреты воедино. И что получится. Три красивые, броские девушки. Хорошие рассказчицы, любого заговорят. Много и азартно курят. Изредка балуются наркотиками. Любят порысачить по городу на красивых автомобилях, выпить "шампуни" или "конины", испытать кайф последнего "бычка". Впрочем, таких девушек в нашем городе найдётся немало. Но не все из них "прожжёнки".
   "Прожжёнок" проще вычислить, чем отфильтровать. Они из тех, кто торопится в начале погони и теряет интерес к ней в конце. Они из тех, кто весел в застолье при первых тостах и грустен при последних. Они из тех, кто устал от жизни в свои двадцать лет.
   "Прожжёнки" не просто прожигают жизнь, они осмысливают это, как глубоко личное бедствие. "Мы утлые лодчонки, куда нас несёт?" - таким вопросом задаются иногда "прожжёнки". Они видят собственную жизнь черновиком и всё собираются, откладывая это день ото дня, писать её набело... Они читают книги с непременным участием героев и героинь, страдающих комплексом "сверхЯ". Они пишут стихи о потёмках собственной души и о факеле, который должен засветить где-то впереди.
   Впрочем, тонкая интеллектуальная материя покрывает не всех "прожжёнок". Венесуэла, например, составляет исключение. Из всех письменных жанров ею признаваемы лишь объяснительные в милиции и долговые расписки. Читать же ей приходится исключительно меню в ресторанах. Но этот факт не меняет дела. Задним числом мы узнали, что недавний глава нашего государства тоже, оказывается, не любил ни читать, ни писать. И это ему нисколько не мешало в жизни. Кстати, при многообещающем восхождении звезды этого руководителя наши героини родились, а вместе с похоронным маршем в его честь уже стояли на краю житейской пропасти.
   Ну вот, опять про застой...
   А что делать?
   "Прожжёнки" становились "прожжёнками" под кошмарный скрежет деформирующихся семейных связей (скрытые разводы были в семьях у всех трех "прожжёнок"), под убаюкивающее песнопение об общественной благодати. Они рано узнали жизнь с чёрного хода. И приняли к сведению: мир прекрасен, но жизнь грязна и отвратительна. У "прожжёнок" широчайший круг знакомых - от министров до грузчиков. И все, все их учили одному - жить весело, не думая про завтрашний день. Учили этому без отрыва от производства. Однажды Бразилия оказалась в Москве без копейки денег: её обокрали в поезде. Вся в слезах, она пришла к начальнику вокзала:
   - Где я могу найти помощь? - У меня в постели, - последовал ответ ласкового, доброжелательного мужчины. На другой день его показывали в программе "Время" как прораба перестройки.
   Можно было привести и ещё немало щепетильных эпизодов из жизни "прожжёнок", в которых нет места полутонам, где все окрашено либо в чёрное, либо в белое. Так уж получается, что они становятся своеобразной лакмусовой бумажной в различных социальных и гуманитарных пробах. Но дело, собственно, не только в одних занимательных эпизодах, которых в биографии "прожжёнок" тьма-тьмущая. Дело в другом. Жадный поиск удовольствий и очень лёгкое удовлетворение этой захватывающей страсти делают проекцию не только на внутренний мир наших героинь, но и на многослойный срез всей нашей жизни.
   "Прожжёнки" - это "типы в типичных обстоятельствах", это явление. Более того - это группа явлений. Прежде всего явление экономического порядка. Ну, как, спрашивается, нигде почти не работая, не имея за душой ни гроша, долгое время можно блистать, наслаждаться сладкой жизнью, лишь изредка охладевая к ней по причине острого, но не навязанного извне, недовольства собой? Всякий нормальный человек, целиком и полностью полагающийся на аванс и кассу взаимопомощи, скажет, что так существовать нельзя. "Прожжёнки" могут. Они лучше других усвоили, что в нашем государстве всего больше в запасе, чем на виду. Они умеют находить ключики к этим запасам. Для них дельцы с мясокомбината, жучки из автосервиса, рыночные воротилы не какие-то мистические деятели "теневой" экономики, а вполне доступные ребята, умеющие жить и делиться. Регулярно наведываясь в рестораны, "прожжёнки" просто-напросто помогают перераспределять средства из одной выгодной сферы в другую. Вокруг денежных людей, как известно, всегда вращается определённое число девиц легкого поведения. Они зачастую становятся предметами элементарной купли-продажи.
   "Прожжёнки" - это и сложное психологическое явление. Некоторое время назад в островные рестораны стал вхож один довольно странный пожилой человек. Он заказывал роскошный стол, собирал вокруг него компанию исключительно из молоденьких девушек, не скупясь, исполнял все их прихоти, приглашал продолжить оргию к себе домой и... ничего не требовал взамен.
   - Почему вы так делаете? - спросили его "прожжёнки".
   - В молодости женщины сделали из меня человека. Когда мне становится грустно, я устраиваю праздник своих воспоминаний, а вы мне помогаете в этом.
   Никто не понимал этого странного человека. "Прожжёнки" поняли его. Они увидели в нем родственную душу.
   "Прожжёнки" чаще всего показывают себя в трёх лицах. То они стеснительные девушки, соблюдающие, однако, меру в своей скромности. Второе лицо - хулиганки, откровенно демонстрирующие своё пренебрежение к окружающим, черпающие в антисоциальности непонятное для остальных удовольствие.
   - Вы дрались друг с другом?
   - Да, была один раз укатайка. Получила от неё бутылкой по голове, - сказала Аргентина, показывая на Бразилию.
   - А могли бы вы убить человека?
   - Могли бы. В нас много злости.
   Третье лицо "прожжёнок" - расчётливые молодые женщины, вводящие мужчин в заблуждение, но в последний момент покидающие их.
   Вот так они и живут они в полуреальном, полупридуманном мире, в долгу перед всеми и перед самими собой.
   "Прожжёнки" любят осень. Боготворят строчки Пастернака:
   Все наденут сегодня пальто,
   Но и мы проживём без убытка.
   Нынче вам не заменит ничто
   Затуманившегося напитка.
   Иногда у "прожжёнок" на душе висит камень. Однажды Венесуэла познакомилась с рабочим парнем-простачком. Обещанием выйти за него замуж она меньше чем за год сумела избавить его почти от трех тысяч рублей, которые ушли не дорогие покупки, поездки на юг. В этой краже без взлома ей помогали подружки. Сейчас они раскаиваются: "Обидели парня. Бог нас накажет за это".
   "Прожжёнки" ищут дорогу к храму. В церковь они наведываются всё с более серьёзными намерениями. Не исключено, что подстерегут "прожжёнок" на каком-то житейском перекрестке служители культа или сект. И вся их предыдущая беспутная жизнь переместится в иную, зеркально отраженную плоскость.
   "Прожжёнки" - это и явление информационное. Они насыщены разнообразными сведениями до такой степени, что порой им не спится ночью. Раньше других они узнают, какой марки вино поступило на городские склады, а какое задержалось в дороге, раньше следователей выясняют, кто стрелял из самодельного пистолете на другом конце города. "Прожжёнки" не любят сплетен, признают информацию лишь из первых рук.
   "Прожжёнкам" тесновато в мире дела, зато вольготно в мире слов. Они - отголосок тех времён, когда блистало светское общество, резвился полусвет. Конечно, реанимировать подобные вещи уже нельзя, но как быть, если современные общественные организации не в силах устроить минимум общения для нормальных людей, не говоря уж про тех, кто с чертовщинкой в голове?
   О жизни "прожжёнок" можно писать бесконечно. Однако читатель вправе спросить: а почему, собственно, автор на протяжении своего повествования ни разу откровенно не выразил своего отношения к "прожжёнкам"? Что ж, попробую это сделать в самой прямой личностной форме. У меня растёт дочь, которая через небольшое число лет вступит в опасный возраст, сломавший моих героинь. Хотел бы я, чтобы дочь повторила путь "прожжёнок"? Да Боже упаси!"
   Статья была подписана так: М. Евх.
  
   - Кто такой этот Евх? - недоумевал Сахонов. - Вконец испортила журналистов эта демократизация. В Москве внаглую магнетизируют камерой и торгуются на каждом шагу, здесь, в глубинке, огородились псевдонимами.
   - По-моему, это не псевдоним, а настоящая фамилия, - вмешался Яхонтов. Газету взял в руки и Владимир Чумхов:
   - По всему видно, автор крепко копал и собирал материал основательно. Всё изучил, вплоть до менструальных циклов своих героинь! А чего это здесь написано, что директор вокзала собирался залезть под юбку? Этого же не было! Откуда он взял такую информацию?
   Ольга стала смотреть в окно, словно давая понять, что разговор её не касается.
   - Ладно, - решили собеседники, - с этим М. Евхом мы будем после разбираться. А сейчас давайте пити и веселитися!
   - За что будем пить?
   - За что, говорите, девчонки, пили ваши недавние грузины?
   - За Сталина, за женщин, за удачу!
   - Ну, за Сталина мы, пожалуй, не будем.
   - А за женщин?
   - Это смотря как вы вели себя в Грузии.
   - Что мы? Мы ничего такого, правда. Вино, шашлыки и круговая оборона!
   - Ой ли?
   - Думайте что хотите.
   - И думать нечего. Улики налицо. У тебя, Ольга, даже на лице (у неё, в самом деле, ещё не исчезли царапинки после автомобильной аварии на горной дороге). Давайте, подобно грузинам, предложим витиеватый тост.
   - Пожалуйста!
   - Давайте выпьем, конечно же, за женщин. Но не только за красоту, которой они радуют, не только за талант, который помогают украсить, не только за богатство, которое могут отнять, но, в первую очередь, за удачу. На пароходе "Титаник", помните, многие были красивы, многие были талантливы, многие были богаты, но удача улыбнулась не всем. Так за удачу!
   - Хорошо сказано! - с восторгом отозвался Лёха-Решето. - Жизнь прекрасна и удивительна, если выпить предварительно!
   Никто из присутствующих, да и мало кто в мире в эту минуту знал, что всего через несколько часов один из самых сильных в мире "Титаников" - советская политическая система - со вселенским скрипом и скрежетом врежется в айсберг случайной неизбежности, и многие пойдут на дно, не понимая, как и почему всё это произошло.
   А пока, кому было весело, веселились. Владимир Чумхов, исколесивший весь белый свет и знавший про ковш желаний не понаслышке, особенно где-нибудь в тайге, в дальней экспедиции, относился к вину поэтически: "Его же и монахи приемлют".
   - А знаете ли вы, как в древней Руси называли кабак?
   - Как?
   - Стопарь!
   Ольга в подпитии становилась агрессивно-интеллектуальной и тоже полезла с вопросом:
   - А как назывался богач, который притворялся бедным?
   - Паскуда, - ответил Чумхов, - но к нам, как видишь, это не относится.
   - Хватит спорить. Какая, интересно, погода будет завтра?
   - По прогнозам Гидрометцентра, этим летом погода будет выше, чем зимой, правда.
   - Погода... А, помните, года два назад смотрели польский фильм "Новые амазонки".
   Этот фильм в Советском Союзе запомнился. Сатирические наблюдения на тему отношений между мужчиной и женщиной, великолепные диалоги, изящные политические намёки.
   - Постойте, постойте! Ведь там прямо говорится - в августе 1991 года произойдёт...
   - Да ничего там не произойдёт. Развод произойдёт...
   - Точно, развод...
   - А ваше материальное положение?
   - Вопрос интересный, но ответ на него не столь интересен. Гораздо важнее взглянуть на этот аспект через призму родственников. Например, в третьем поколении. Видите ли, моя бабуся, царство ей небесное, имела при себе двух гусей. Более того. Они жили у неё. Причем, обратите внимание, один гусь был поразительно белый, а другой, напротив, - исключительно серый. Вот так они жили-поживали, но в один чёрный день - наверное, тогда случился какой-нибудь "чёрный понедельник" - и гуси, того, пропали. И серый, и белый. Окончательно. Так у моей бабуси было подорвано материальное благосостояние. А вы говорите...
  
   Незаметно переключились на мировое светское общество. Ольга, уже безраздельно завладевшая инициативой, напропалую повторяла небылицы Лермана про известное семейство миллиардеров Онассисов. С этой увлекательной темы перескочили на литературу.
   - А знаете, какой герой в "Войне и мире" мне нравится больше всего? - стала приставать Ольга.
   - А ты читала "Войну и мир"?
   - Не только читала, я знаю даже, что название романа "Война и мир" до 1913 года писали "мiр", через "i". А этот знак обозначает вселенную. Многое зависит от одной буквы.
   - Так кто же, всё-таки, любимый герой? Пьер Безухов? Он любил выпить и поесть.
   - Нет!
   - Андрей Болконский?
   - Нет!
   - Ну, не Кутузов же?
   - Так нет же!
   - Сдаёмся! Говори сама.
   - Этого героя плохо знают. Билибин.
   - Да уж! Не припомним.
   - Это советник посольства, обожатель меткого слова и афористичной фразы. В общем, любитель поговорить и подурачиться, как и мы.
   - Да, да, что-то припоминается...
   Ольга, почувствовав к себе повышенное внимание, стала сыпать цитатами направо и налево, то и дело припоминая Кафку и Ремарка.
   - Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью, - остановили её. - А если вспоминать Ремарка, то не следует забывать майора Волькенштейна - это из "Чёрного обелиска", - то есть человека, без которого никакое управление не может обойтись.
   - То есть вы намекаете, что вы и есть майоры Волькенштейны?
   - В некотором роде - да. Помните, друзья, развязного телеоператора в Москве, как он говорил: никогда не выключайте камеру, если действие в кадре не закончено. Например: если машина въехала в кадр, она должна или выехать из кадра или остановиться; если кто-то начинает подносить ко рту стакан, дайте ему завершить задуманное, то есть выпить содержимое. Так последуем мудрому совету!
   - То есть поговорим про автомобили? - не унималась Ольга, начиная чувствовать в присутствующих мужчинах каких-то своих личных противников. - Скажите мне, почему в СССР автомобили называются - "Буханка", "Пирожок", "Рогалик", а на Западе "Астра", "Роза", "Пион"?
   - У нас, судя по названиям, машины съедобнее. Вообще, если вдуматься, человечеством управляет интерес к съестному. Один римский император смог в короткие сроки обожрать всю империю так, что она обанкротилась. А вспомним "хлебные бунты", "соляные смуты", "ячменные заговоры", "водочные эмбарго", "пивные путчи". И нет этому конца.
   - Это политика. Но аппетит, как говорится, дело житейское. Вспоминаю старую русскую поваренную книгу. За точность не ручаюсь, но смысл передаю точно: если внезапно пришли гости, а вы не готовы, то не теряйтесь, а спуститесь в подвал, отрежьте большой кусок копчёного окорока и угощайте гостей.
   Пример оказался не по теме, только одна Ольга слушала внимательно. Она же капризно потребовала вернуться к теме автомобильной, на том основании, что она и подруги любят, при настроении "порысачить". Пришлось напрягать память:
   - Если вспоминать, можно и Николая Васильевича Гоголя переплюнуть, а он дельно писал о способности русского народа награждать прозвищами. Советский народ тоже не отставал. Как величали наши прежние машины: "козёл", "чёрная маруся", "газон", "креветка", "сарай", "каблук", "зубило", "ставрида"... Ничего не забыл? Но больше всего досталось "Запорожцу". "Ушастый", "мыльница", "броневик", "табуретка", "пятнадцать минут унижения - и ты дома", "запор". Кстати, "Запорожец" всегда стоил столько, сколько стоила тысяча бутылок водки. Первый "Запорожец" стоил 1800 рублей. Поллитровка водки тогда стоила 1 рубль 80 копеек. Потом водка подорожала до 2 рублей 20 копеек. Цена "Запорожца" была 2200 рублей. Потом стоил - 2700, 3620, 5200, 5600. А сегодня?
   Никто не знал.
   - А на Западе, - ядовито усмехнулась Ольга, - появилась марка "Мерина". А завтра назовут - "Перина"?
   - Любая жизнь строится на парадоксах. Например, электромобили возникли гораздо раньше, чем бензиновые. Но "бензовоз" стал популярен - и эта популярность сохраняется доныне - после изобретения разновидности электрического двигателя - стартёра. Всему свой час. А какие парадоксы ждут нас самих - об этом стоит только догадываться!
   - Довольно спорить ни о чём! Давайте не забывать мудрый совет: если в кадре появился стакан, он должен быть выпит!
   - Если начинать пить в пятницу вечером, то в неделе получится восемь дней: пять рабочих и три выходных! Пей, Ольга!
   - Не буду! Вы все тут за Ельцина, я его не выношу!
   - Кто сказал - за Ельцина? Я, например, ещё не решил.
   - Вообще-то мы не за Ельцина, а сами за себя. Да и родство протестует! У меня, допустим, мама работает первым секретарём райкома. Ей с Ельциным не по пути, - заговорил Николай.
   - А кто твоя мама?
   - Сахонова Анна Ивановна.
   - Этого не может быть!
   - Отчего же не может? Я сам про многое думал, что не может. Допустим, я полагал, что никак не могу увидеть на ступенях ЦК КПСС человека, который бы сморкался с помощью пальца. Однако я видел это так же отчётливо, как вас в сей момент. Причем, сморкался он основательно, из обеих ноздрей.
   - Да я о другом! Это соседка. Живём мы на одной лестничной площадке. Очень скромная женщина. То-то, я гляжу на вас, лицо похожее.
   - Как же так, соседи, а мы не встречались ни разу?
   - Родители в разводе, я не люблю там часто бывать.
   - Если бы супруги не жили вместе, неудачные браки встречались бы реже...
   - А в старину, говорят, был у нас губернатор Матвей Гвоздодёр. Он запрещал разводы под страхом смертной казни.
   - Молодец! В этом, да и в другом тоже. Это у нас, здесь собравшихся мужиков, фамилии, как на подбор, ничего не говорящие. А вы не замечали, какая фамилия у нас самая ходовая и популярная? Матвеевы. Это о чём-то да говорит!
   Только тут друзья узнали, что у всех девушек, даже у приехавшей с Урала, фамилии одинаковые - Матвеевы.
  
   Утром, за чаем, в "Балды-хане", как по-восточному назвали гостиную, продолжили актуальные разговоры. Воздух за ночь словно наэлектризовался. Трёпа стало значительно меньше.
   - А мы были знакомы с Булыхиным. Встречались как-то, - вспомнила Ольга.
   - Кто это? - заинтересовались москвичи.
   - Чучело. Но знаменосец. Возможно, окажется на коне.
   Подруги переглянулись.
  
   Договорить не дали, Яхонтова позвали к телефону. Голос Анны Ивановн прозвучал уже в форме приказа:
   - Через час быть в райкоме! Мы на краю черты!
   Яхонтов заглянул в соседний холл, где стоял телевизор, глянул на экран и сразу всё понял. Вернулся к компании, где Ольга как раз расстелила на стол газету со статьёй "Прожжёнки" и прямо на ней расставляла бутылки и закуску и заводила свой бесконечный репертуар:
   - Вот мы, "прожжёнки", и говорим...
   - Нет, какие вы "прожжёнки", - сказал вошедший Иван Семёнович, - это мы "прожжёнки"! Всё сгорело, в один миг!
   - Что, что случилось?
   - Случилось! Я бы этого Ельцина, да и Горбачёва заодно... Да ну их в болото... Васюганское... Создано ГКЧП. Это, конечно, не ЧК, но приближается к этому.
   - Неужели война?
   - Война не война, но хорошего мало. От гнева рабов народа погибло гораздо больше, чем от гнева господ...

***

Несчастная Россия!

Даже освободясь,

она не даёт жить человеку.

Из писем народовольцев,

доживших до октября 1917 года

  
   Анна Ивановна приняла поздравления от своих подруг Валентины Салахай и Валентины Хохловой. Они по очереди напомнили про легендарный разговор в гостинице "Москва" в 1964 году и про всё, про всё: про поцелуй с Хрущёвым и про то, как молоды и счастливы были, и как надеялись в этот день уже десять лет жить при коммунизме. Она намеревалась сама позвонить Валентине Терешковой, но почему-то передумала. А следом по телевизору показали огромный митинг в Москве и Ельцина на танке.
   Отойдя от волнения, она вновь позвонила Яхонтову.
   - Да, ты всё же оказался прав, Иван Семёнович. Не хватило мне и моим товарищам дальнозоркости. Что же теперь будет?
   - Будет многопартийность.
   - Как многопартийность? Что, в районе будет несколько райкомов: компартии, демократов и этих, как их, либералов?
   - Нечто вроде этого. Без партий, сами знаете, жить нельзя.
   Анна Ивановна задумалась, это можно было понять даже по телефону.
   - Мне уже всё равно. Пенсию заслужила. Сегодня последний день служу. Но вот что, раз так, сейчас власть будет валяться под ногами. Надо просто нагнуться и подобрать её! Вы меня слышите?
   - Не хочу нагибаться, да и боязно. Ещё Мао Цзедун говорил: "Чтобы поставить человека прямо, его сначала нужно согнуть!" Сейчас все бросятся искать "золото партии"!
   - Не шуми понапрасну! Один умный человек мне в молодости говорил, вспоминая про 42-й год: "Крым отдали, Кубань отдали! При чём здесь золото в чемодане?" Мы ещё не знаем, что придётся отдавать завтра. А слушай-ка, воспоминания про молодость мне навеяли такой вопрос - это всё же вы были с отцом в поле, когда стог сгорел? Ты мне тогда в школе не ответил!
   - А зачем ворошить прошлое? Разве других забот не хватает? Сейчас над волной нужно удержаться. И выборы завершить, между прочим.
   - Завершать их буду не я, очевидно, а кто-то другой.
   Это оказался последний служебный разговор Анны Ивановны из кабинета секретаря райкома. Вскоре пришёл демократический лидер Булыхин. Следом за ним явился Михин с толпой возбуждённых людей. По некоторым из них скучала психиатрическая клиника. Анна Ивановна заметила, что из-за угла выглядывает бывший инструктор Слепов. На помощь пришёл лишь честный и порядочный инспектор комитета народного контроля Вадим Ильич Антипов. Булыхин, чтобы усилить торжественность момента, повторил известные слова матроса Железняка в 1917 году:
   - Караул устал! Кончилось ваше время!
   - Я должна передать полномочия народу! - настаивала Анна Ивановна.
   - А мы и есть народ!
   - Какой народ! Не смешите! Вы - "Два Вани", как были, так и остались!
   В кабинет стали заглядывать прохожие с улицы.
   - Вы видите первого советского безработного пенсионера! - махнула им рукой Анна Ивановна.
   - Мы ещё устроим "беруфсфербот"! - орали пришельцы.
   - Что такое "беруфсфербот"?
   - Запрет на профессию!
   "Движение сопротивления" не увенчалось успехом. Попытки связаться с обкомом тоже не удались - наводнившие коридоры пособники "Двух Вань" успели перерезать телефонные провода. Анна Ивановна собрала личные вещи, в первую очередь памятную фотографию с Хрущёвым, и пошла домой. Райком был опечатан.
   Несмотря на грозные и роковые события Анна Ивановна отменять юбилейный банкет не собиралась. Она сама пришла вовремя, стала поджидать гостей. Нисколько не удивилась, что из 150 приглашённых явилась ровно половина. Из области не приехал вообще никто. У однопартийцев отобрали служебные машины, а передвигаться самостоятельно большинство из них уже отвыкло и не умело этого делать.
   Первый тост, вопреки правилам, сказала сама:
   - На подобных торжествах всегда говорят за здравие. А мне выпало говорить за упокой! За упокой нашего дела, за упокой нашей партии!
   Она до дна выпила большую рюмку, чего не позволяла себе уже давно, и заплакала точно так же, как много лет назад плакала от бессилия в заснеженном овраге.
   Гости стали поглядывать на её сына Николая, чтобы он умеючи исправил ситуацию, но опередила давнишняя подруга именинницы, деловая женщина, только-только развернувшая в районе современную торговлю парфюмерными изделиями.
   - Не горюйте, Анна Ивановна! - закричала она, поднимая рюмку. - Давайте выпьем за бизнес и секс!
   Все оторопели. Ни того, ни другого, считалось, в Советском Союзе не существует.
   - За бизнес и секс, - торжественно продолжила тостуемая, - что в переводе на русский язык означает: желаю успехов в работе и счастья в личной жизни!
   И первое, и второе, применительно к биографии Анны Ивановны, выглядело неуместно, но заряд юмора взбодрил всех. Атмосфера наладилась до такой степени, что, казалось, войди сюда сейчас "Два Вани", которых все попросту презирали или ненавидели, то и им нашлось бы место за столом, а у самых подвыпивших и пара сочувственных слов новым "хозяевам положения", чьё политическое преимущество никто бы не рискнул назвать долговечным.
   Наутро Анна Ивановна по привычному маршруту пришла к зданию райкома, безлюдному, опечаленному. На дверях висел замок. Белела бумажка печати. Анна Ивановна достала свою бумажку и приклеила на двери: "Райком закрыт. Все ушли на фронт".

***

   Что в это время происходило "наверху" - в "штабах" и головах?
   Вечером 18 августа на даче в Крыму был блокирован президент СССР Михаил Горбачёв. Дачу в Форосе посетили члены ГКЧП, которые предложили главе государства добровольно сложить с себя полномочия. Горбачёв отказался это сделать.
   Утром 19 августа радио начинает транслировать обращение ГКЧП к советскому народу. Путчисты объявили о ведении чрезвычайного положения в некоторых районах СССР, приостановке выпуска большинства СМИ. Вице-президент СССР Янаев, якобы из-за болезни Горбачёва, берёт на себя обязанности главы государства.
   В Москву введены войска и боевая техника. Около 12 часов несколько десятков танков приблизились к "Белому дому", правительству РСФСР. На Манежной площади собралось несколько тысяч человек, которые двинулись к "Белому дому". Там к ним вышел президент РСФСР Борис Ельцин и с танка зачитал обращение к россиянам. Создание ГКЧП называлось государственным переворотом, а его члены - государственными преступниками.
   Около 14.00 собравшиеся у "Белого дома" начали сооружение баррикад. Моссовет был взят под охрану войск, которые затем, по настоянию депутатов, были эвакуированы. Вечером прошли студенческие демонстрации в центре Москвы.
   20 августа в Ленинграде начался грандиозный митинг на Дворцовой площади, самый массовый в истории города.
   С 12.00 у "Белого дома" начался санкционированный митинг, присутствовало не менее 100 тысяч участников. Вечером в программе "Время" сообщили о введении в столице комендантского часа с 23.00 до 5.00. Люди ждали штурма Моссовета, которого так и не произошло.
   21 августа в Москве, в тоннеле на пересечении улицы Чайковского и Нового Арбата, толпа блокировала БМП Таманской дивизии. При нервно-хаотическом маневрировании БМП погибли три человека: Дмитрий Комарь, Владимир Усов, Илья Кричевский. К этому времени подчиняться указам ГКЧП отказывается большинство местных властей. Провал путча стал очевидным.
   В 18.00 включены средства связи у "форосского узника" Михаила Горбачёва. Самолет президента СССР, на борту которого были Крючков, Язов, Бакланов и Тизяков, вылетел в Форос. Из "Внуково-2" в тот же день в Форос вылетел другой самолет. На его борту были Силаев, Бакатин, Руцкой, Примаков и 10 народных депутатов Верховного Совета РСФСР. В ночь на 22 августа на самолете российской делегации, летавшей в Крым, возвратился Горбачёв с семьей. Ещё до отлета он заявил, что полностью контролирует ситуацию.
   После этого были арестованы Крючков, затем Язов и Тизяков. Утром в Кремле был арестован Янаев. Пуго был найден мертвым с огнестрельным ранением в своей квартире. В 12.00 состоялся митинг победителей у Белого дома.

***

Счастье есть лишь мечта,

а горе реально.

Ф. Вольтер

  
   "Не было бы счастья, да несчастье помогло". Произошло как в пословице. В Москве события были спрессованы вокруг "белого дома". В Островце вокруг Анны Ивановны. Хлопоты по организации ответственного юбилея, обида на дочь Светлану, что не приехала вовсе, досада на сына, на его суточную задержку с "прожжёнками" - всё это несколько отвлекло от чрезмерного увлечения партийной службой, поэтому в районе обошлось без активных мероприятий по поддержке ГКЧП, а, следовательно, и без последующей прокурорской волокиты. Ещё один вопрос, тяготивший Анну Ивановну, принёс нежданную пользу общественному делу. Её мать, Полина Андреевна, захворала ещё летом. Тогда происходил сбор подписей в пользу различных кандидатов в президенты России. Анна Ивановна, под нажимом обкома, изо всех сил агитировала за Николая Рыжкова. Полина Андреевна, усталым материнским сердцем угадав развитие событий, наедине говорила дочери:
   - Не надрывайся, Анька! Всё напрасно. Худо будет.
   Вслед за выборами и победой Ельцина мать хватил удар. Всё лето состояние ухудшалось. Не помогли ни лучшие врачи, ни лучшие лекарства. Помощь брата Виктора и сестры Валентины, совместно приехавших в конце июля, оказалась кратковременной. Участь младшей сестры, так хорошо известная на Руси, пришлось нести одной Анне Ивановне. Стороной она узнала, что в Остров собирается приехать известный экстрасенс. Она смогла связаться с ним по телефону и уговорила заглянуть в Островец. Тот дал согласие и назначил дату - 22 или 23 августа. 22-го она не могла уделить внимания этому делу по причине соревнования с вечностью, а 23-го сама превратилась в тень. Да и экстрасенс срочно уехал, угадав, что без его услуг в столице тоже не обойтись.
   Умчался в Москву и сын, впервые оставив мать нуждающейся в помощи и утешении, когда раньше всё обстояло ровно наоборот. Отсутствие Николая на работе в самые критические дни было замечено, и по возвращении он получил определённую "чёрную метку". Однако приняли во внимание, что его боевой заместитель сумел взять ситуацию под контроль, и, несмотря на то, что через вокзал в ходе событий перемещались значительные массы правых и виноватых, каких-либо беспорядков удалось избежать. Крупный и беспокойный вокзал, чего больше всего опасались, не превратился в подобие Финляндского вокзала в Петрограде в 1917 году. Медали, правда, никому не дали, но уже за то, что строгих "демократических комиссаров" не присылали, и то спасибо.

***

   - Анна Ивановна, может, Ельцина, как Хрущёва, поцелуешь, всё и нормализуется!
   - Ну уж дудки! Не хочу! Да и Ельцин захочет ли? Когда с Хрущёвым целовалась, ему 70 было, а мне 28. А Ельцин сам на 5 лет меня старше. Будем мы, два пенсионера, целоваться!
   Шутки шутками, но Анна Ивановна, в отличие от многих партийных мужей, распустивших после "разгона партии" нюни, не потеряла присутствия воли. Районный совет депутатов, куда окончательно переместилась власть, за год своего демократического существования, не смог сформироваться окончательно. Во многих округах существовали вакансии, нужно было проводить довыборы. Председателем совета был безвольный человек, в условиях, когда Анна Ивановна держала своей жёсткой рукой ситуацию под контролем, это было незаметно. Но враждебные партии в совете были примерно равны по силам, и установилось фактическое двоевластие. Но "стучали копытами" новые лица, помимо тех, что приходили опечатывать райком. Особенно рьяно вёл себя редактор новой, "независимой" газеты, которые как грибы после дождя возникали всё последнее время, Иван Иванович Хмелин. Этого героя мы встречали в предыдущей повести в качестве находчивого, но хвастливого ученика на уроке Виктора Иванович Саввина. Соискатель депутатского мандата (а особенно связанных с ним неисчерпаемых возможностей) нюхом авантюриста понимал, что в данных условиях принцип "Попу понял - место потерял" как никогда актуален и стал энергично действовать на основе безграничного эгоизма и эластичной совести. Несмотря на то, что имел зрение "плюс минус километр", призрак власти и властишки мог различить за морскую милю. Всё вокруг было наводнено листовками, которые представляют яркий образец этой мутной эпохи, когда даже непонятно, за кого или против кого выступает конкретный "борец":
   "Иван Иванович Хмелин - единственный в Острове подлинный защитник трудящихся. Всю свою сознательную жизнь он посвятил бескомпромиссной борьбе с врагами Отечества.
   Иван Иванович Хмелин - создатель и незаменимый редактор самой популярной, подлинно народной газеты "Островитяне", газеты, которая своими высокохудожественными публикациями и неизменной правдивостью снискала любовь и уважение всех честных людей губернии.
   При упоминании имени И.И. Хмелина предатели Родины и мафиози-кровопийцы трепещут от страха. Своими статьями товарищ Хмелин неустанно разоблачает их злобные козни.
   Бесспорно, товарищ Хмелин - самый талантливый, образованный и интеллигентный журналист Острова - будет достойнейшим из всех депутатов.
   В районном совете он по праву займёт место одного из лидеров оппозиции продажному правящему режиму и защитит интересы простого трудящегося народа.
   Выберите И.И. Хмелина - вождя честных людей!"
   Чтобы положить этому конец, Анна Ивановна создала "подпольный райком". В короткий период она собрала и воодушевила всех слабых духом. С первых дней избирательной кампании стало ясно, что авторитет в народе у неё, из-за скромного образа жизни и справедливой требовательности, не только не утратился, но, после насильственного отстранения от работы людьми, на которых клейма ставить негде, и возрос. Активно поддержала их в этом районная газета. Она минувшим летом превратилась из "Коммунистического Островца" в "Маяк", но легко отделяла зёрна от плевел. Поэтому в первом же туре легко удалось отстранить от посягательств на депутатский мандат "Двух Вань", неистового Хмелина и всех остальных "мутных" кандидатов. Зато были избраны и Яхонтов, и даже, пользуясь несовершенством закона, житель Москвы Владимир Чумхов (сама Анна Ивановна, понятное дело, была избрана депутатом уже давно). Это было сделано на случай успешного поиска значительных запасов нефти и более упрощённого подхода к человеку, смыслящему в этом деле.
   Таким образом большинство (довольно противоестественное в данных условиях) было достигнуто.
   На предварительном совещании Анна Ивановна начала высказываться издалека:
   - Как работает ум? Как мы можем разобраться, где правда, а где ложь? Какая форма власти лучше? Мне тут один Мао Дзедуна цитировал, говорил, что человека, чтобы поставить прямо, надо согнуть. Вот ему и стоит вручить бразды правления.
   Председателем совета был избран Иван Семёнович Яхонтов. По поводу всего произошедшего, в частности, "неправильных" выборов в Островце, некоторое время побурчала "демократическая" пресса, да всё и успокоилось.

***

   Как сложились судьбы наших героев? Самым положительным героем оказался брат Анны Ивановны Виктор Иванович Саввин. В отличии от сонмища агитаторов и пропагандистов, идеологов и апологетов, резко сменивших марксистско-ленинские взгляды на прямо противоположные, он остался при своих убеждениях. И хотя не ходил на митинги с красным флагом, не приходил в восхищение от прописных фальшивых истин, но прошлое ценил и выражался фразой классика: "Я здесь стою и не могу иначе!"
   Вместе с сестрой они закрыли глаза своей матери Полине Андреевне 31 декабря, накануне рыночной экономики. По этому поводу ранее, ещё поздней осенью, Анна Ивановна выразилась так:
   - Не угадала смерть партии и Советского Союза, угадаю смерть матери! Это придётся на новое общественное потрясение.
   Так и случилось.
   Сама Анна Ивановна после этого заметно сдала, но ещё дважды в 90-е годы "комиссарила" в районе, в должности главы администрации. И лишь когда в полный голос зазвучало слово "самоуправление", она полностью отошла от дел. Дела "Двух Вань" пошли на закат самым естественным образом.
   "Прожжёнки" покинули родные места. Одна уехала в Ленинград, одна вернулась в Батуми, одной удалось даже перебраться в Испанию. Там она познакомилась с российским парнем по фамилии Дубов и переехала с ним в Дубовку на Волгу. Стала по-обывательски растить помидоры на плантации. Возник успешный мини-бизнес. Ольга велела супругу устроить в доме добротный подвал из сухого дерева, где постоянно висел для гостей копчёный окорок.
   Владимир Чумхов, почти и не заметивший августовский путч в ласковом плену озера Кордон, в короткие сроки после нормализации положения произвёл разведку недр и обнаружил: нефти в Овражном мерено-немерено. Это был хороший знак.

Фильмотека

   Фильмы 1991 года. Всего за год было снято 315 фильмов (не поднимается рука назвать их художественными). Краткий перечень:
   "Абдуллажан", "Австрийское поле", "Агенты КГБ тоже влюбляются", "Азиат", "Американский шпион", "Анна Карамазофф", "Армавир", "Ау, ограбление поезда", "Афганец", "Афганский излом", "Бабочки", "Бегущая мишень", "Без правосудия", "Безумная Лори", "Безумной страстью ты сама ко мне пылаешь...", "Бес", "Благословенная Бухара", "Братан", "Брюнетка за тридцать копеек", "Бухта смерти", "В петле", "В русском стиле", "Вербовщик", "Влюблённый манекен", "Внимание, ведьмы", "Волкодав", "Времена вампиров", "Встретимся на Таити", "Гангстеры в океане", "Гений", "Глухомань", "Голод-33", "Господня рыба", "Грех", "Грех лицедейства", "Группа риска", "Действуй, Маня!", "Депрессия", "Джокер", "Дикое поле", "Дом свиданий", "Жажда страсти", "Женщина для всех", "Жертва для императора", "Жизнь-женщина", "За последней чертой!, "Загнанная", "Зараженная смертью", "И чёрт с нами!", "Изыди!", "Исчадие ада", "Как живёте, караси?", "Караван смерти", "Карпатское золото", "Клан", "Кровь за кровь", "Крыса", "Крысы, или Ночная мафия", "Курица", "Линия смерти", "Лох - победитель воды", "Любовники декабря" (инициаторы распада СССР?), "Любовь - смертельная игра", "Любовь на острове смерти", "Людоед", "Мёртвые без погребения", "Мигранты", "Не будите спящую собаку", "Небеса обетованные", "Невозвращенец", "Нелюбимая", "Нелюбовь", "Номер люкс для генерала с девочкой", "Ночные забавы", "Ночь грешников", "Ночь самоубийцы", "Обнажённая в шляпе", "Опиум", "По закону джунглей", "По Таганке ходят танки", "Последнее лето", "Последний бункер", "Последняя любовь", "Пустыня", "Путана", "Пьющие кровь", "Резиновая женщина", "Рогоносец", "Секс-сказка", "Семнадцать левых сапог", "Семь дней после убийства", "Смерть за кулисами", "Смерть прокурора", "Собачье счастье", "Танго смерти", "Террористка", "Убить "шакала", "Умирать не страшно", "Ущелье духов", "Феофания, рисующая смерть", "Хищники", "Хмель", "Холод", "Цареубийца", "Циники", "Человек со свалки", "Чёртов пьяница", "Чокнутые", "Шальная баба", "Шкура", "Это я - дурочка", "Я не хочу так больше жить". И на всём этом безрадостном кинематографическом фоне одно жизнерадостное пятно - фильм "Хэппи энд". Ну, разве могло выжить государство при подобном репертуаре (между прочим, перечислены далеко не все фильмы 1991 года)? Оно и рухнуло.

ОСТРОВ НЕВЕЗЕНИЯ

Быть зеркалом мира,

Поверьте, совсем мне непросто.

Ведь есть зазеркалье

И сонм кривизны в зеркалах...

Но вещее слово

И русские наши берёзы

Пусть нежно трепещут

В обычных,

земных и даже во всех

зазеркально-астральных мирах...

Планета

По сути - большая могила.

А в космосе,

Как василёк голубой...

Что я отражу?

Я, безумное зеркало

этого ложного мира?

Планета безмолствует...

Зеркалом мира

Быть может любой...

А. Громыхин

Наше время

   313-й ПАПА РИМСКИЙ
   Бенедикт XVI (Йозеф Ратцингер)
  
   15-й ПАТРИАРХ МОСКОВСКИЙ И ВСЕЯ РУСИ
   Алексий II (Алексей Михайлович Ридигер)
  
   8-й ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ ООН
   Пан Ги Мун
  
   ПРЕЗИДЕНТ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
   Хороший человек
  
   ОЧЕРЕДНОЙ ПРЕЗИДЕНТ США
   Нехороший человек
  
   ОЧЕРЕДНОЙ ПРЕМЬЕР-МИНИСТР ВЕЛИКОБРИТАНИИ
   Несамостоятельный человек
  
   ОЧЕРЕДНОЙ ПРЕЗИДЕНТ ПЯТОЙ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
   Самостоятельный человек
  
   ПОЧЁТНЫЙ ВОДОЛАЗ СПАСАТЕЛЬНОЙ СТАНЦИИ "ВПЛАВЬ"
   Теймураз Затонудзе

Когда судьба по следу шла за нами,

Как сумасшедший с бритвою в руке.

А. Тарковский.

   Губернатор Яхонтов любил утренние часы. Ехал на работу по чистеньким, умытым улицам и подмечал всё хорошее и плохое, что встречалось по дороге.
   Возле военного танкового училища заметил стайку возбуждённых девушек. Велел остановиться. Приблизился под видом прохожего, прислушался. Девушки горевали, что курсанты получают направления в войска, со дня на день уезжают, а невесты могут остаться, потому что в загсе ввели ограничения для женихов, так сказать, "мобильного назначения".
   Яхонтов проследовал на КПП училища. Дежурный, узнав его по портретам в газетах и телерепортажам, отдал честь и пропустил. Навстречу уже бежал начальник. На поставленные вопросы отвечал толково и лаконично. Да, выпуск завершён. Да, курсанты уезжают. Да, молодые курсантские семьи намечаются. Сколько? Вопрос деликатный. Но число достаточное. Девушки ценят в курсантах надёжность и отдают им предпочтение тем парням, что бродят по подворотням и без удержу пьют пиво на родительские деньги. Существуют проблемы в загсе? Да, стали возникать. Требуется административная помощь? Не исключена. Всё же будет гораздо лучше для родины, если в войска явится полноценный семьянин, а не бобыль, ищущий вторую половину по объявлениям или, хуже того, в кабаках.
   Яхонтов определял проблемы текущей жизни по одному ему ведомому принципу и примерно два раза в месяц проводил крупные постановочные совещания для их решения. Лучшие умы губернии пытались определить принцип, по какому намечается направление следующего совещания, где будут "вставлять шпонку", но сделать этого так и не смогли. Губернатор шёл по самому простому пути. Смотрел на анатомический атлас человека, "от макушки до пят", выбирал объект изучения, собирал и всесторонне изучал справочную информацию, делал собственные наблюдения и после этого загружал работой целые государственные структуры, чтобы улучшить жизнь различных социальных и возрастных слоёв населения. Остановка возле военного училища была в некотором роде случайной. В данном случае сработала реакция на бросающийся в глаза факт.
   Яхонтов стал губернатором после успешной работы в Островце. После открытия нефтяных залежей жизнь практически всей губернии изменилась. Города разрослись, похорошели. Губернский центр практически слился с Островцом, превратив его в город-спутник. Сюда была даже проведена линия скоростного трамвая. Дела шли более чем успешно. К Яхонтову несколько раз приезжали депутации общественных и хозяйственных деятелей с предложением поднять свой статус до губернского. Приводили слова заговорщиков, сказанные Александру I после убийства его отца Павла: "Полноте ребячествовать! Идите царствовать!" Однако даже районные полномочия тогда казались в тягость, и некоторое время ему на помощь приходила Анна Ивановна Сахонова. Затем, переждав волну бездумных назначений из Москвы и поток генералов "от канцелярии", он согласился включиться в борьбу. Очень помогла добрым советом жена Элла Ивановна, отношения с которой после целого десятилетия "сумерек" восстановились в блеске и великолепии.
   Яхонтов стал педантичным, требовательным, безупречным в одежде и речи. Власть стал считать естественным продолжением жизни, но пользовался ею только в интересах дела. К младшим сотрудникам был терпим, хотя воли не давал. Незнакомые люди, а они всегда окружают представителя власти, приучили его держаться на дистанции, прохладно и суховато. Его острый ум, натренированный наблюдениями за жизнью, когда у него было гораздо больше свободного времени, старался подмечать максимум полезного и необходимого. Не обиделся, когда узнал, что в народе ему дали прозвище Яша.
   Заместителей же, наоборот, он старался регулярно менять, и предпочтение отдавал тем, кто был со всеми запанибрата, по крайней мере внешне.
   Резиденция размещалась во вновь отстроенном импозантном здании, которое разместилось на месте бывшего порохового склада.
   Яхонтов посмотрел за окно. Город плавился в жарком мареве. С фасадов зданий свисали, словно белые змеи, трубы кондиционеров. Асфальт тротуаров стал пятнистым от луж конденсата. Были видны улицы Рашпилевская, Офицерская. Рядом - Коммунаров. Как в любом другом городе. В кабинете стало прохладно. Пора браться за дела.
   Больше других губернатора "доставала" НКО "Развитие культуры благотворительности: от социального партнёрства к корпоративной филантропии", которая существовала при поддержке министерства международного развития Великобритании и Британского благотворительного фонда "Charities Aid Foundation". Проводниками "дружеских объятий удушения" у них были "братья-славяне", уроженцы и жители Польши. Однажды они смогли уговорить губернатора принять участие в одной презентации. Во время фуршета поляки потеряли приличие и на все лады, на все мыслимые интонации стали произносить слово "Мясо! Мясо!" Других слов они, видимо, не знали. Яхонтов попросил переводчика узнать, не содержится ли какого-то переводного, тайного значения в этих звуках. Оказалось нет: подразумевалась закуска и больше ничего.
   Яхонтову в последнее время всё чаще стали приходить бумаги с обоснованием острейшей необходимости организации тех или иных учреждений, редко вновь открывающихся, чаще предлагаемых взамен действующих. Обоснования строились по одной и той же схеме, хотя и красочно, с применением компьютерной графики. Описывались цели очередной реформы, объяснялось, что будет представлять из себя новое заведение, отдельно выставлялись цели, идеи, функции, характеристики, ключевые моменты, системы, не забывались определение принципов, выявление критериев, определение количества, выбор способа организации и организационно-правовой формы и моделирование системы, а также преимущества относительно конкурентов, опыт работы в других условиях и регионах. Любое описание начиналось с высокопарных слов эпохи Ломоносова и завершалось затертыми фразами из лексикона программистов-недоучек.
   Персонал у него был вышколен, но в решении оперативных вопросов не лишался самостоятельности. Это очень помогало результативности в работе. Две умные, проверенные и надёжные секретарши - Татьяна Евгеньевна и Лариса Владимировна - обеспечивали бесперебойный режим управления по вертикали и взаимодействия по горизонтали и в высоких сферах. Их по голосу узнавали в приёмных большинства губернаторов от Владивостока до Калининграда и в федеральных органах власти. Сделав два-три важных звонка и почувствовав неприятное напряжение в левом виске, Яхонтов опять подошёл к огромному, во всю стену, зеркальному окну. Ночью пронеслась туча, побрызгал благодатный дождик, зелень в лучах солнца выглядела изумрудной. Вдали величаво протекала река. На повороте теснились белоснежные пароходы. За поворотом виднелся кусочек острова Кордон, который тянулся отсюда на целые десятки километров, вплоть до родного селения Яхонтова - Островка. Великолепно смотрелись в этот прекрасный день ажурные линии моста, соединяющего берега могучей реки и имеющего опорную точку на острове посредине течения. Это был уникальный мост, не имеющий аналогов в Европе. Половина его была подвесной, половина - вантовой. Надёжный и прочный мост - надежда многих поколений - резко изменил жизнь огромного региона. Целые века северные и южные территории были отделены, фактически отрезаны друг от друга. Даже понтонный мост не продвигался дальше острова Кордон и больше выполнял вспомогательные, чем сущностные экономические функции. Лишь зимой, по твёрдому льду устанавливалось регулярное транспортное сообщение. По причине отсутствия постоянной связи географически разделённые части губернии развивались неравномерно: существовали более развитый юг и отстающий север. С открытием нефтяных залежей и воздвижением моста возможности составных частей губернии выровнялись.
   За пилонами моста, уже почти на горизонте, угадывались очертания нескольких нефтяных качалок, которые неутомимо разгоняли противовесами густое летнее марево. Дальше, куда не проникал взгляд, этих качалок выстроились целые шеренги.
   Многие важные решения Яхонтов принимал, в тысячный раз изучая эти необоримые просторы. Так произошло и на этот раз. Присев за стол, он побарабанил пальцами по его нелакированной, но чрезвычайно хорошо обработанной поверхности и набрал номер телефона Светланы Сахоновой. При совершении важных звонков он почти всегда обходился без посторонней помощи, даже не искал нужного номера, потому что стал отличаться феноменальной памятью и запомнить до полусотни номеров ему не составляло труда. Вообще-то Светлана была двоюродной сестрой его жены, а одно время являлась ученицей и партнёршей по ледовым пируэтам на коньках. После триумфального шествия по ледовым аренам Светлана Алексеевна, не встретив в раннем возрасте такого броского паренька, каким представлялся для Эллы сам Яхонтов, положила глаз на западный образ жизни. Тем более, что именно в тот период, когда у неё заканчивалась спортивная карьера, Россия не представляла из себя страну, куда хотелось мчаться сломя голову, и она решила не возвращаться. Практически не совершив никаких ошибок при адаптировании к иному общественному микроклимату, она случайно познакомилась со скандинавом с очень трудной, почти непроизносимой на русский манер фамилией. Однако имя он имел симпатичное - Стефан. Он оказался честолюбивым инженером-строителем. Принимал участие в проектах стоимостью только более миллиарда долларов. По этой причине, а особенно по причине успешности всех огромных строительных начинаний его значимость в глазах заказчиков со всех континентов была чрезвычайно высока. Яхонтову страстно хотелось привлечь европейского родственника к проектированию и строительству главного губернского моста, но проект оказался миллиардным только в рублёвом исчислении, и Стефан вежливо, но твёрдо отказался. У подобной позиции, помимо честолюбия и меркантильных соображений, было ещё одно объяснение, и Яхонтов догадывался об этом. По договорённости со Светланой (она не стала менять фамилию, к большому удовольствию своей матери Анны Ивановны Сахоновой), завершение каждого очередного строительного гиганта сопровождалось в их семье рождением нового ребёнка. Сейчас у них было трое детей (к ещё большему удовольствию бабушки), но близился к завершению крупнейший объект в разбомбленной недавно Сербии. Там Стефан трудился, не покладая рук, не только по привычке принимать участие в делах, которые войдут в историю, но и исходя из чувства справедливости и своей неистребимой страсти к пацифизму.
   Светлана взяла трубку моментально. Яхонтов впервые обратил внимание, что речь её начинает англинизироваться, особенно в тех случаях, когда Светлана особенно старается выдавать себя за русскую и отчётливо произносит слова. Взаимно справились о здоровье. С некоторых пор Яхонтов испытывал к свояченице определённое родительское чувство, особенно, когда определилось, что у них с Эллой детей не будет, а Светлана со Стефаном увеличат население "золотого миллиарда" в Европе на значительное количество. Расспросил, как учатся малыши, в шутку поинтересовался, не задыхаются ли в затхлом воздухе старушки-Европы. Перешёл к расспросам про Стефана.
   - Звонит часто?
   - Каждый день. Скучает.
   - Приехали бы к нам хоть на недельку, я бы не дал скучать.
   Светлана не отличалась проницательностью ума (она была просто хорошей женой и хозяйкой), поэтому в разговоре с ней Яхонтов зачастую пренебрегал неизбежными оговорками и предосторожностями. Он прямо спросил, когда у Стефана завершается сербский контракт. Светлану, чувствуется, в этот момент потеребили дети, и она невпопад посоветовала позвонить ему самостоятельно.
   - Позвонить самостоятельно я всегда успею. Не лишай меня возможности поговорить и с тобой.
   Из дальнейшего разговора следовало, что до конца года всё должно завершиться. По крайней мере, Стефан наметил перед Рождеством долгожданную поездку на Мальдивы (он тоже чертовски устал от перегрузок в работе и длительных разлук с семьёй), а после Нового года не исключал возможности навестить Россию, в частности, пролететь на лыжах по знаменитому склону "Лули". Яхонтова это обнадёжило. Тем более, что эта информация не расходилась с недавним телесюжетом в "Евро-ньюс".
   Перезвонил жене и коротко сообщил содержание разговора со Светланой. Элла Ивановна отнеслась к известию с восторгом. Она в последнее время задалась целью создать в городе что-то подобное старорежимному светскому обществу - видимо, сказывалось замоскворецкое прошлое родителей. Её морально сразили случайно услышанные слова одной знакомой: "Мы, жёны начальников, живём, как в плену! Теоретически имеем много возможностей, практически сидим на голодном житейском пайке". Элла Ивановна стала устраивать приёмы по случаю приезда разного рода знаменитостей, а они после успешных нефтяных разработок месторождения Овражное и резких перемен в устройстве всей внутренней жизни Острова, сюда зачастили. Не гнушались визитами и звёзды европейской величины. На первых порах Элла Ивановна использовала свои связи в кругах прославленных фигуристов, но когда их массово потянуло на различные "Ледовые шоу", резко переменила отношение и приглашать перестала. Тем более, что на местной ледовой арене под её собственным руководством уже подрастали довольно перспективные фигуристы. Двоюродную сестру Светлану, которая бывала здесь давным-давно, да и то проездом, она хотела представить публике как успешную спортсменку и очень успешную мать. Сама же она предпочтение стала отдавать театральным работникам, артистам кино, известным литераторам. Остров незаметно превращался в культурную столицу, по крайней мере, на тысячу километров вокруг.
   Яхонтов вызвал помощника, немногословного, прозорливого молодого человека.
   - В киноцентре "Маэстро", припоминаю, намечено крупное мероприятие?
   - Да, дискуссия на тему "Неореализм и 21-й век".
   - Представительство на уровне?
   - Намечалось, напомню, Ваше короткое выступление.
   - Да, намечалось... Но я вот подумал: какое отношение я имею к неореализму? Помню всего один фильм "У стен Малапаги". И фельетониста в "Известиях" - Устина Малапагина, который бойко писал в пору моей молодости... Моё присутствие и выступление отменить... А что было вчера?
   - Проходил творческий вечер известного актёра кино. Элла Ивановна, как всегда, высказалась коротко, но зажигательно.
   - Это я знаю. Что было дальше?
   - Артист был приглашён директором киноцентра к себе домой. Бурная ночь, выпито много спиртных напитков.
   - Сведения достоверные?
   - Достоверные. Сама с утра начала хвалиться.
   - Вот неразумное дитя! (Это словосочетание Яхонтов употреблял в тех случаях, когда хотелось сказать "дура", но в силу своего положения он делать этого не мог).
   Яхонтов уже привык к тому, что его осведомлённость простирается порой за пределы служебной деятельности, но стал относиться к этому философски, придерживаясь крылатой западной отговорки: "Ничего личного!"
   Сегодня была среда. Яхонтов любил этот день недели больше всего, как всё срединное, или, как он выражался, экваториальное. Хотя в его положении суббота и воскресение не были выходными в привычном понимании слова, они, по сути, становились продолжением дней будничных, только ещё более загруженных делами.
   В среду Яхонтов рассматривал второстепенную переписку и производил приём посетителей. Начал с переписки. В пухлой красной папке лежало не менее десятка документов.
   - Социальная проблематика. Как вы просили, - уточнил помощник и бесшумно удалился.
   Первой лежала жалоба, написанная корявым почерком, возможно, оттого и более пронзительная:
   "Вся жизнь проработал на стройках. Стал оформляться на пенсию. Посмотрели мою трудовую книжку, а там записано: Кто по профессии - Сварной. Говорят, такой профессии нет совсем, надо менять запись, а все отказываются".
   Яхонтов зримо представил сцену написания письма. Пожилой человек, всю жизнь проработавший в холоде, испятнанный искрами сварки, скрюченными пальцами взялся за дешёвенькую шариковую ручку, чтобы добиться управы на тех дармоедов, которые использовали плоды трудов безответного работяги, а сами не смогли даже грамотно оформить трудовую книжку. Не удивился бы, увидев на бумаге следы от скупой мужской слезы, но, к счастью, ничего не обнаружил. Сам Яхонтов любил физический труд, не гнушался никакими занятиями. В бытность руководителем мелиорации самолично опробовал все виды тяжёлой землеройной техники. Умел пользоваться электросваркой, и шов, говорят, выводил очень профессионально. Нанёс на полях резолюцию: "Разобраться. Виновных наказать".
   Второе письмо представляло жалобу на судебное решение. Писала, видимо, женщина, издёрганная тяжбой. Она приводила выдержку из решения:
   "Из заявления усматривается наличие подведомственного суду спора о праве заявительницы на спорный жилой дом в существующем состоянии. Факт, который просит установить, имеет значение для разрешения этого спора, но сам по себе не подтверждает каких-либо прав и обязанностей заявительницы. ... если при подаче заявления или рассмотрении дела в порядке особого производства устанавливается наличие спора о праве, подведомственного суду, суд выносит определение об оставлении заявления без рассмотрения, в котором разъясняет заявителю и другим заинтересованным лицам их право разрешить спор в порядке искового производства". Понять скрытый здесь смысл он так и не смог и направил письмо в юридический отдел, на дополнительное изучение.
   Последнее письмо Яхонтова немного потешило. Автор, чувствуется, пожилой человек, выражал негодование по поводу "гадких", как он выражался надписей в салонах общественного транспорта и привел их перечень на нескольких страницах. Сам Яхонтов не ездил в общественном транспорте со времён Генерального секретаря ЦК КПСС Черненко (даже не поддался на знаменитый призыв Ельцина в середине 80-х ездить на трамвае), поэтому прочитал представленные шедевры "наскальной живописи" с определённым интересом. Вот что было прислано:
   "Надписи на автомобилях и в автомобилях.
   Тише едешь - дальше будешь.
   Не уверен - не обгоняй.
   (Эти надписи десятилетиями пылились на бортах советских автомобилей, вместе с портретом Сталина на лобовом стекле, появившемся в 70-е годы).
   Не смотри на попы, а смотри на Stop,ы.
   Еду как могу.
   Помой меня.
   Хочешь ехать быстрее - перепрыгни.
   Господа! Бананы, семечки, орешки ешьте вместе с кожурой!
   Как заплатишь, так и поедешь!
   Не хлопай дверью - умрёшь от монтировки!
   Кто куда, а мы на пьянку.
   Страшно? Сиди дома!
   Мой бампер - и крепче, и дешевле.
   За рулем опытный водитель. Это его десятая маршрутка.
   Тише едешь - дальше будишь.
   10 минут страха - и ты дома!
   Тише сказал - дальше проехал.
   Осторожно! Злой водитель!
   Деньги вперёд!
   У нас не матерятся.
   Мне не наливать - я зеркало.
   Ни одна паста не защищает зубы так, как вовремя оплаченный проезд.
   Зайцы бывают белые и серые... А ты какого цвета, товарищ без билета?
   По салону не бегать!
   Зайцам здесь не место!
   Тише скажешь - дальше уедешь.
   Тормоза придумали трусы!
   Сильно хлопнешь - тихо понесут!
   О выходе сообщать заранее.
   "Тут", "здесь", "там" - таких остановок нет.
   Дверью не хлопать - пугаешь водителя.
   Место для удара головой (над входной дверью).
   Деньги есть - заходи.
   Закурил - угости водителя.
   Не нажал кнопку - проехал остановку.
   Экипаж ищет стюардессу!
   Stop! Частная собственность.
   Купил права по блату.
   Заходи, садись, пристегнись, заткнись!
   Хочешь жить - не отвлекай водителя.
   Машину охраняет паук.
   Как заплатишь - так и доедешь.
   Заходи - не бойся! Выходи - не плачь!
   Внимание! Путаю педали!
   Выход! Облом (надпись на задней двери "маршрутки").
   Жене ты можешь изменить.
   Расстаться с другом навсегда.
   Но за билет не заплатить
   Ты не посмеешь никогда.
   Объявляйте остановку так, как будто Вы её проехали!
   Водителя руками не трогать!
   Что загрузили, то и везу!
   Варнинг пипа! Машину охраняет клоп-спидоносец!
   Несколько монет за полёт - это мелочи!"
   Читая некоторые высказывания, Яхонтов не мог скрыть усмешки, что происходило с ним в последнее время крайне редко. Но закончив обзор документов, он вновь вызвал помощника и сделал замечание по поводу медленного прохождения жалоб и писем через бюрократические инстанции.
   - У нас достаточно возможностей помочь простым людям! - было сказано очень назидательно. - Живём не во времена губернатора Матвея Гроздодёра! Продумайте, как организовать работу, чтобы некоторые очевидные вопросы решались как можно скорее, а лучше всего, чтобы не попадали в виде бумаг на мой рабочий стол.
   Приём посетителей Яхонтов производил по-современному, с широким использованием цифровой техники. Данные на посетителей заносили в лаконичные, но ёмкие формуляры, с их собственного согласия фотографировали. Поэтому перед приёмом можно было заглянуть в компьютер, узнать максимально много о характере предстоящего разговора и иметь представление об облике собеседника. Яхонтов полистал электронные страницы, обратился к помощнику:
   - Кто наиболее настойчив?
   - Двое. Пенсионер Червушин и молодая женщина Ева Е.
   - Что за сокращение? - недовольно отозвался Яхонтов.
   - Это не сокращение. Это фамилия.
   - Проверяли?
   - Да, так записано по паспорту.
   Яхонтов ещё раз глянул на монитор компьютера. Там появилось изображение женщины изумительной красоты.
   - Не обозначена суть вопроса.
   - Докладывают, что наотрез отказывается говорить с кем бы то ни было, кроме Вас.
   - Хорошо, попробуем сначала разобраться с Червушиным. Заявка у него крайне интересная.
   Червушин оказался степенным старцем. Он, заранее предупреждённый о времени аудиенции не более пятнадцати минут, повёл речь с ходу, как будто находился за лекторской трибуной:
   - Хочу в Вас, любезный Иван Семёнович, развеять предубеждения, если они у Вас, конечно, есть, в отношении масонов и масонства. Не знаю, ведомо ли Вам, что уроженцы нашей губернии были видными деятелями парижской ложи "Будущее", Великой ложи "Астрея", петербургской ложи "Пеликан", киевской ложи "Рассвет".
   Масоны сильно влияли на историю России. Они первыми, как Радищев, подняли голос против самодержавия, организовали движения декабристов и народовольцев, активно участвовали во всех революциях.
   - Во всех?
   - Во всех. А что тут такого странного?
   Масонство, как известно, в СССР строго преследовалось, но некоторые граждане достаточно долгое время хранили у себя масонские реликвии и предметы атрибутики. Например, совсем недавно я собирался передать в краеведческий музей из моих рук четыре масонских предмета: лопаточки мастера и товарища, запан и металлический значок. Но директор отнёсся с непониманием.
   Яхонтова подмывало расспросить, что представляют из себя эти странные и загадочные предметы, особенно запан, но, отчётливо понимая, что визит незнакомца имеет и тайную, пока неощутимую сторону, заговорил совсем по-другому:
   - Изменились времена. Как-то, помню, я был, хотя и косвенно, приобщён к процедуре перемещения в музей красноармейского антиквариата. Такие, понимаете, красные революционные шаровары.
   - Вот видите, - обрадовано воскликнул собеседник. - Вам знакомо это дело. Окажите содействие. Перед историей все равны.
   Давно не имея привычки решать дела поспешно, Яхонтов всего лишь сделал лаконичную запись в своём рабочем блокноте. Но это означало одно - вопрос решён. Уже ни при каких обстоятельствах дать соответствующее указание директору музея не будет забыто.
   Следом в кабинет зашла Ева Е. Ева была одета в белую блузку с укороченными рукавами, которые выглядывали кокетливыми бабочками из-под тёмной накидки, тоже в длину укороченной. Всё в костюме было продумано до мелочей. Отточенные черты лица, изумительная фигура, неповторимая походка - всё приводило в восхищение.
   - Что привело такую богиню в наш скучный казённый дом? - несколько не узнавая собственную манеру разговора, произнёс Яхонтов.
   - У меня деловой разговор. Даже, в некотором роде, политическое предложение.
   Яхонтов тут же приливом своего пытливого ума попытался выбросить на поверхность мысль, которая бы отгадала появление красивой незнакомки. Правда, глянув внимательнее, он убедился, что незнакомкой её смог бы назвать относительно. Он припомнил, что наблюдал её лицо на некоторых крупных мероприятиях, где оно выделялось не только внешне, но и поражало сосредоточенностью.
   - Я пришла, чтобы положиться на Ваш большой опыт и Ваши возможности.
   - Но о чём, собственно говоря, идёт речь?
   - О партии.
   - О какой, простите, партии?
   - О партии на предстоящих выборах. О принципиально новой партии. О партии красивых женщин!
   - Сколько я помню, - заговорил Яхонтов, - в литературе описан всего один случай подавляющей роли женщин в выборах. Один умелец изобрёл особый шлифовальный порошок, отчего пальцы его рук приобрели столь необыкновенную нежность и чувствительность, что все женщины проголосовали за него, и он стал президентом США. Правда, это описано в фантастической литературе. И потом, я не занимаюсь партийным строительством. Это решается, по крайней мере, в Москве.
   - Но у Вас большое влияние.
   - Требуется ещё большее. К тому же, Вы не задумывались о последствиях возникновения такой партии? О том, какие серьёзные противники вам встретятся на пути?
   - Каких соперников Вы включаете в первую очередь?
   - Некрасивых женщин, а как бы Вы думали? Именно они проголосуют против вас. А их, между прочим, немало.
   Беседа приобретала туманное направление. Если бы собеседница оказалась менее привлекательна и пришла по более тривиальному поводу, то разговор был бы уже закончен. Яхонтов поднялся, чего он никогда не делал в присутствии посетителей, и прошёлся возле окна. Это дало ему возможность взглянуть на неё в профиль. Взглядом опытного мужчины он успел разглядеть и не совсем правильную линию подбородка и рано возникшие морщинки у глаз. И, в довершении всего, с той стороны, откуда имел возможность смотреть Яхонтов, удавалось разглядеть, небольшой, даже симпатичный шрамик. Даже не шрамик, а нечто вроде царапины, как след французской косметики на лице стареющей, но всё ещё прекрасной дамы. Самые характерные выражения на лице: Смущение. Нежность. Смех. Предвкушение. Экстаз. Эротика. Первые три мелькнули в затейливом калейдоскопе беседы.
   - Не в моих правилах давать несбыточные обещания. Информация, как говорится, принята к сведению...
   Яхонтов почувствовал, что собеседница не расположена покидать кабинет. Он присел за приставной столик, напротив. И тут у него промелькнула мысль, вернее, две мысли, скреплённые друг с другом.
   - Вам, разумеется, задают этот вопрос...
   - Относительно фамилии?
   - Да, у меня, пожалуй, самая короткая фамилия в стране.
   - Когда я учился в Москве, я помню, что однажды такая фамилия промелькнула в газете. Но это было первого апреля, и я подумал, что это всего лишь розыгрыш.
   - Я сама из Москвы. Вернее, там жили мои предки. Мой дед, например. У него была фамилия из четырёх букв, отец сократил до трёх, я пошла более радикальным путём...
   - И как звучало в первоисточнике? Случайно, не Мевх?
   - Именно Мевх.
   - А отец ваш подписывался в газете Евх? Он был журналистом?
   - Абсолютно верно.
   - Но хоть имя у вас настоящее?
   - Имя настоящее.
   - А то был случай. Россиянка вышла замуж за американца. У них родилась дочь. Пошли они её регистрировать в загс. Там спрашивают: - Как назовёте девочку? - Елена! - А отчество? Как зовут отца? - Хью Мэнсон. - Так и пишем: Елена Хьюевна!
   И тут Яхонтов, осознав, что в приливе хорошего настроения привёл пример, не совсем достойный его положения, окончательно вспомнил, что как-то Анна Ивановна рассказывала про поручение бывшего председателя Чумхова встретиться в Москве с женихом своей дочери Алевтины Виталием Мевхом. Тогда, вопреки смотринам двух Валентин и двух Анн и вынесенному положительному заключению, дело до свадьбы не дошло. Молодёжь "разбежалась". Алевтину целиком поглотила наука, где она достигла неплохих результатов, Виталий попал в стихию "шестидесятников". Он уже и забыл про те давнишние штрихи своей биографии, но вот на далёком от Москвы Острове прошлое напомнило о себе. Еще раньше об этом напомнила статья в газете, но бурные события ГКЧП и вскоре после него не позволили внести ясность.
   - Складывается впечатление, что мы видимся не последний раз, - подвёл итоги Яхонтов. - Жизнь долгая, а земля круглая.
   - Насколько я понимаю природу людей, мне не придётся больше испытывать унижения, чтобы добиться беседы с Вами. Меня, я понимаю, пригласят? И говорить будем о том, о чём сегодня не договорили?
   - Непременно. О вечности. О видах материи. Обсудим свойства тверди, жидкости, газа, плазмы и торсионных полей.
   - Но народу нравятся более обыденные предметы...
   - Видимо, я отдалился от народа. Не могу смотреть и слушать художественную самодеятельность. Хотя, докладывают, народу это нравится, зал, даже балконы, переполнены.
   - А знаете, народ всегда находится позади власти. Это же свойство идущего позади: лучше всех видит и чувствует себя идущий позади всех.
   - Это логично.
   - А почему?
   - Он видит походку, видит всё. Кто оступается, кто ныряет в лужу. Но рано или поздно и идущему позади приходится оказаться впереди, и он обречён поскользнуться, как и все остальные до него.
   Жеманно поцеловал протянутую ручку и проводил посетительницу взглядом.
   - Очень приятно было познакомиться!
   Следом по селектору позвонил помощник и сообщил:
   - Приехала Анна Ивановна Сахонова. Внезапно. Приглашать?
   - Конечно!
   После событий десятилетней давности Анна Ивановна не часто просилась на приём. Вообще она вела себя чрезвычайно деликатно. На первых порах, когда Яхонтов остро нуждался в советах, она говорила так:
   - В этом случае надо поступить вот так...
   Когда руководство окрепло, она выражалась осторожнее:
   - В этом случае я поступила бы вот так...
   А в последнее время совсем прекратила всякие упоминания про советы. В приёмной она столкнулась с выходящей красивой посетительницей.
   - Что, опять за старое? Мало я вам тогда хвост прищемила с "прожжёнками"?
   - Это не вы хвост прищемили, - усмехнулся Яхонтов, - это Ельцин прищемил. Это первое. И второе. Вы знаете, кто вам встретился в приёмной? При некотором повороте судьбы вы могли бы стать у неё посажённой, скажем, матерью. Это внучка Мевха.
   - Виталия? И что она здесь делает?
   - Как я понял, ищет истину. Как и большинство её предков. Что вас привело, Анна Ивановна?
   Она, словно подчиняясь флюидам, заполнившим просторный кабинет, тоже поднялась с места, как Яхонтов давеча, подошла к окну:
   - Давят года. Не нахожу места. Видно, подходит закат.
   - Да прекратите! Говорил сегодня со Светланой. Обещаются приехать. Внучат будете учить уму-разуму. Да и родному нашему языку тоже.
   - Не знаю, доживу ли, Ваня. - Она впервые, пожалуй, со школьных лет назвала его по имени: - Помоги мне добраться и повидать могилы...
   - Хрущёва и Брадиса?
   - Угадал! Вот если бы все губернаторы такие сообразительные были, да в наше замечательное советское время, мы коммунизм построили бы не в 1980 году, а раньше!
   И Анна Ивановна, и Яхонтов с удовольствием рассмеялись.
   - Не построили бы, Анна Ивановна, будь в вашем распоряжении не скромный Яхонтов, а хоть десятки неистовых Че Гевар. Жизнь - это такая синусоида...
   - Да знаю, знаю... Я это зримо представляю. Взять мою поездку в Москву 40 лет назад. Приехала - на руках носили, а на другой день чуть на "самоваре" не разбилась. А секрет моего успеха? Колесо на телеге сделали окружностью ровно метр. Я еду на тележке и обороты считаю. Это мне Брадис посоветовал. Никто не мог со мной соревноваться в быстроте и точности измерения земли. Вот тебе и синусоида. Не будь этого случая, до сих пор бегала бы в бригадирах...
   Яхонтов был немного огорчён направлением разговора. Но обещал ей содействие в задуманных путешествиях, хоть завтра.
   Помощник напомнил, что через полчаса пройдёт демонстрация совершенно новой линии связи, где все элементы - наземные, эфирные и космические - взаимно дополняли друг друга.
   После презентации новой линий связи и нескольких тёплых слов на фуршете - Яхонтов не любил подолгу задерживаться на официальных, а тем более неофициальных мероприятиях - он вернулся в свой кабинет, куда в его отсутствие связисты уже провели выделенный канал Интернет-связи. В последнее время он довольно сносно овладел навыками работы с компьютером, поэтому поиск в мировой паутине решил провести самостоятельно. Для начала сунулся в поисковые системы с запросами о своих однофамильцах. Их оказалось немало. И в России, и в Европе, и в Америке, и в Австралии. Даже в Новой Зеландии. А один затесался даже в списки долгожителей Антарктиды. Это обрадовало Яхонтова. Он давно предполагал у своей фамилии наличие магического значения. Затем плавно перешёл к космическим картам в системе "Гугол", она наиболее подробно рисовала весь земной шар. Поначалу увиденное ошеломило Яхонтова. Запросто, лёгким движение мыши, можно было перепрыгивать с континенте на континент, двигаться по автомагистралям, рекам, береговым линиям, увеличивать изображение вплоть до отдельных автомобилей на улице или деревьев во дворе. Задумавшись, Яхонтов скользил курсором по бескрайним пустыням и густонаселённым территориям побережий. Первым делом ему пришла на ум мысль глянуть на современное состояние знаменитых городов древности. Внимательно осмотрел центральные части и пригороды Сиракуз, Коринфа, Александрии. Поискал признаки великого Карфагена. От необычности происходящего Яхонтов даже разволновался, что случалось с ним последний раз в Большом Кремлёвском дворце при вручении большой правительственной награды. Он словно бы услышал в отдалении звон мечей и грохот осадных орудий. Выпил рюмочку хорошего французского коньяка. Затем сосредоточил внимание на столицах мира, где ещё не бывал. Сделал наблюдения о географии Рима, Лиссабона, Буенос-Айреса. Переключился на Китай. Остановившись на устье реки Янцзы, удивился не по-китайски неразумной организации жизни на реке. В устье Янцзы проживали миллионы людей - космическое снимок беспристрастно зафиксировал небывалое скопление улиц, площадей, строений. На правом берегу грандиозной лапой раскинулся Шанхай, на левом - менее известные, но не менее протяжённые Хаймынь и Чжэньцзян. Удивляло, что на острове Чунминдао расположился огромный аэропорт. Но ещё больше удивляло, что берега могучей реки были соединены мостом лишь в двадцати километрах от залива. Знаменитая китайская хозяйственность здесь явно давала сбой. Яхонтов вспомнил Нидерланды, которые он любил и где часто бывал. Там мосты через реки и каналы встречаются практически на каждом километре, а их дополняют ещё вездесущие паромные переправы. Вызывают восхищение каналы, проходящие над проезжей частью дорог. Там сухогрузы и баржи проплывают прямо над головой. Яхонтов перевёл курсор в дельту реки Маас. Местность была запечатлена как нельзя лучше. Без труда отыскал полянку, куда завозил недавно подружку из Розового квартала, согласившуюся покинуть развратную клетку ради глотка свежего воздуха. Это была молодая россиянка, ничего не умеющая, по её же собственным словам, кроме как "крутить передком". Познакомился с ней Яхонтов в самолёте, сохранив, что он делал чрезвычайно редко при случайных встречах, номер её мобильного телефона. Увеличив изображение, он разглядел даже примелькавшиеся в прошлый раз кусты ивы и мирно пасущихся на краю поляны коров. Идиллическая, пасторальная картинка. Войдя в роль вселенского соглядатая, Яхонтов уже азартно старался разглядеть людей, желательно парочки. Ненароком вспомнились прочитанные когда-то в молодости любопытные стишки:
   Они дрожали у воды,
   Княгиня счастья и счастливчик;
   На ветке сохли, как плоды,
   Сырые трусики и лифчик.
   Равнялось все вокруг с мечтой,
   Совсем по-летнему хрустальной,
   И поражало красотой
   И тишиною кафедральной.
   И в этот кафедральный зал
   Не смел шагнуть усталый путник.
   ...За всеми зорко наблюдал
   С орбиты возбужденный спутник.
   Тогда это был просто художественный образ, соединение бездушности техники и невероятной чувственной изобретательности людей. Но вот прошло сравнительно небольшое время, и образ утратил свой поэтический ореол, стал обыденностью. Наблюдай - не хочу.
   Но людей на космических снимках не было. Как после применения нейтронной бомбы. Видимо, составители карт употребляли какие-то специальные программы, чтобы биологические объекты менее заданной величины (той же коровы) без нужды на лоне природы не фигурировали. Устроили, так сказать, рентген, но не окончательный.
   От живой природы - к ледяной материи. Яхонтов прошёлся вдоль побережья Антарктиды, где затерялся и его славный однофамилец. Вдоль берега плавали огромные айсберги. Длина некоторых доходила - он не поленился измерить с помощью масштабной линейки - до двадцати пяти километров.
   Не ускользнули от взгляда любопытного губернатора продукты великих строек. Он внимательно разглядел грандиозные мосты в Скандинавии, Греции, Японии, строящийся самый большой в мире через реку Хуанхэ в Китае. Затем отыскал все миллиардные объекты, построенные при участии его зятя Стефана. Даже на сугубо проекционных изображениях, где, доминировали крыши, кровли и тени от зданий, они производили неизгладимое впечатление. Вернувшись в Европу, он отыскал сухопутные участки туннеля через Ла-Манш, долго и заворожено смотрел на молчаливые зёвы, скрытые в песках французской и пригорках английской стороны, и даже прошёлся курсором на самом мелком, двадцатиметровом масштабе от местечка Фолкенстоун, где туннель ныряет под воду, до самого Лондона. Его вновь потянуло к мостам. Вспомнил про впечатляющие сцены из фильма "Правдивая ложь" и переместился на южные оконечности Флориды, к невероятно длинной бетонной полосе, нависшей над водами Мексиканского залива и соединяющей материк со множеством островов кораллового архипелага. Оттуда машинально переместился севернее, в сторону мыса Канаверал, рассмотрел его вдоль и поперёк, особенно в районе космодрома. С заметным душевным трепетом заглянул в перуанскую пустыню Наска, в окрестности одноимённого города и всё пространство от посёлка Лакра на севере до Окугаллы на юге. Он в молодости видел наделавший много шума фильм "Воспоминания о будущем" ("Erinnerungen an die Zukunft") швейцарского режиссёра русского происхождения Эриха фон Дэникена. Фильм был снят по мотивам одноимённой книги, написанной самим режиссёром, знатным уфологом в виде сборника документальных фактов про летающие тарелки и о том, как зародилась жизнь на Земле. Фильм является попыткой разрушить или пересмотреть широко распространённые взгляды на историю человечества. Среди прочего он ставил вопросы о том, кто построил пирамиды в Египте, кого изображают статуи острова Пасха, кто и для кого нарисовал гигантские рисунки на плато Наска в Южной Америке, где невероятная, масштабная графика из камней была показана вдоль и поперёк. Стрелы на земле перекрещивались, как розы ветров. Для чего их соорудили на пустынной равнине? Автор фильма тогда, когда Яхонтову было 18 лет, предполагал, что, видимо, уже в этом столетии (для Дэникена в двадцатом) люди уже высадятся на Марсе, куда пока отправлялись автоматические летательные аппараты. Предсказание не сбылось. Но мысль о таинственных пришельцах и дальних полётах осталась. Как примут землян вне своей планеты: как богов или как врагов? И вот - новый, компьютерный взгляд сверху. Невероятные треугольники и другие геометрические фигуры, которые различимы только с большой высоты, притягивали, как магнит. Что же это, в самом деле, старинная площадка для космических аппаратов или заурядная игра природы? Яхонтов привычно подумал, что неплохо бы включить Перу в список стран посещения на предстоящий период, но передумал.
   После "путешествия" в Наску" он "вернулся домой". Развернул на экране вид своей деревни, напротив Островка, несколько минут, не отрываясь, смотрел на поле, где сорок лет захлёбывался от позора, а затем обнаружил космический талисман. Углубился в огромную впадину, образованную в лесном массиве. Она очень походила на подкову, обращённую открытой своей частью в сторону Полярной звезды. "Здесь", - не сказал, а скорее выдохнул Яхонтов.
   Однако освоение мобильной связи и Интернета, как всякое новое дело, не обошлось без казусов. Яхонтов почти сразу заметил, что два этих неотъемлемых достижений современности тесно связаны между собой, и не всегда эта связь носит добросовестный характер. Он также отметил, что во время критических ситуаций, а их в последнее время становилось всё больше и больше, вирусные блоги сатанинской направленности цеплялись к каждой мало-мальски значимой информации. По первоначальной неопытности он нажал не ту клавишу, и экран заполонили непристойно двигающиеся тела. Высветилась и подсказка надо позвонить по мобильной связи по определённому номеру. Яхонтов исполнил запрос со своего привычного мобильника. Завязалась любопытная переписка.
   "Извините, на балансе вашего телефона недостаточно средств". Губернатор чертыхнулся и мысленно отругал помощников, недостаточно следящих за пополнением счёта. Взял другой мобильник. Через две минуты поступил ответ, слово в слово повторяющий предыдущий. Уже не в силах скрыть раздражения, Яхонтов сунулся в ящик письменного стола. Там с последнего дня рождения лежало около сорока мобильников - подарочный запас. Половина из них оказалась подключёнными, а на балансе некоторых, особо рьяных дарителей, оказались зачисленными суммы. Яхонтов наугад взял приглянувшийся ему аппарат и набрал уже запомнившийся короткий номер. Моментально прозвучал мелодичный звонок и на экране высветился текст: "Podtverdite udalenie, otpraviv sms ZZI na nomer ... . podderyka http://xxhelp/info)". Тарабарщина на мониторе сопровождалась снятием со счёта значительной суммы. Наконец-то Яхонтов понял, что, несмотря на своё высокое положение и умудрённость в жизни, стал жертвой элементарного кибер-шантажа. Положение оказалось безвыходным: нельзя стало пользоваться компьютером из-за бесцеремонно гарцующих во всплывающем окне обнажённых тел, рискованным казалось и соглашаться на "Podtverdite udalenie", потому что это могло затянуться до бесконечности. Нельзя было и обратиться за квалифицированной помощью к собственным системным администраторам, потому что это означало бы только одно: через двадцать минут аппарат администрации, а к вечеру и вся губерния досужно рассуждала бы - а с чего, собственно, губернатор охоч до клубнички в мировой паутине? Пришлось запаролить свой компьютер, полагаясь на помощь извне.
   Оставалась встреча с генералом Самсоненко. Этот бравый военный сделал карьеру стремительно и заслуженно. В любой "горячей точке" у него был минимум потерь и максимум пользы. Он мог громить без устали вождей и старейшин, если они выступали в обличье полевых командиров, а мог запросто сидеть с ними в духанах, попивать зелёный чай или что-то покрепче. И никому не приходило в голову поднять на него руку.
   По сведениям, полученным из достоверных источников, генерала вскоре должны были назначить на ответственную должность в космические войска - благодаря его решительности, а не знаниям и умениям в этой области. Хотя он приехал в губернию проверять ракетные полигоны, Яхонтов не исключал вероятности предварительной инспекционной поездки с более дальними целями. На Дальнем Востоке разворачивалось строительство нового космодрома. У Яхонтова возникала честолюбивая мысль, используя мыслимые и немыслимые связи, даже выход на президента, переориентировать часть космической программы на свою губернию. Недаром же, казалось ему, метеоритный камень упал возле его ног и стал талисманом. Это неспроста. Ему с некоторых пор не давала покоя информация, что прах конструктора дальних ракет Валентина Петровича Глушко хранится в капсуле у видного космического начальника и по завещанию его следует, когда это станет возможно, захоронить на Луне.
   И здесь следует сказать самое главное. Он зорко следил за всем происходящим в экономике. Копил знания про основные показатели - национальный и региональный валовый продукт, ловко лавировал в лабиринтах межрегиональной дифференциации, заботился о повышении качества жизни, формирования комфортной среды обитания. Это начиналось с каждодневного анализа возможностей бюджета, заботы о развитии инфраструктурных перспектив, привлечения и удержания высококвалифицированных специалистов в разных сферах производственной, научной и гуманитарной деятельности.
   Но Яхонтов смертельно устал, никому в этом не признаваясь. Тайной мыслью его было - после завершения всех намеченных земных дел - отправиться на орбиту космическим туристом и, если окажется возможным, остаться там, подарив себя вечности в самом прямом смысле этого слова. Ему показалась, что ослепительная красавица Ева Е сумела каким-то образом проникнуть в его мысли. Во всяком случае, намёки прозвучали. А лететь в космос лучше всего со своего космодрома. Значит, надо крепить братство с генералом Самсоненко, с которым знакомство до сих пор было почти шапочным. А в строительстве космодрома, если идею поддержат наверху, полагаться на поддержку Стефана. То не подведёт, как не подвёл ещё ни одну страну, которая заказывала дорогостоящие проекты.
   Яхонтов в последнее время увлёкся даже астрологией, хотя понимал, что она - всего лишь глупая дочь астрономии. Астрологи часто подчеркивают, что их прогнозы подтверждаются с вероятностью на 70 - 80 процентов. Правда, при этом они никогда не описывают процедуру подсчета процента правильного предсказания. И это неудивительно: чаще всего это либо интуитивная оценка, либо элементарный подлог. Обыватель идёт на поводу у астролога из-за неумения вникнуть в математическую сторону предсказаний и готовности поддаться гипнотической силе числа. Неоднократно предпринимались проверки точности астрологических прогнозов, и каждый раз они не выходили за рамки случайных совпадений. Пообщавшись с астрологами, Яхонтов убедился, что многим из них достаточно следить за текущими событиями и настроением масс, чтобы сделать предвидения с половиной совпадений - всё равно что пятак в воздух подкинуть. Когда составители гороскопов дают несколько общих рекомендаций по трём основным вопросам, интересующим абсолютно всех - любовь, здоровье, деньги - то неудивительно, что время от времени им удаётся попасть в точку. Поразительно, но ни один астролог до XVIII века не имел понятия о существовании Урана и Нептуна, а теперь как ни в чем не бывало включают их в свои гороскопы. Американский физик Мак-Джерви исследовал распределение дат рождения 17 тысяч учёных и 6 тысяч политических деятелей относительно зодиакальных знаков - оно оказалось совершенно случайным.
   Яхонтов давно убедился, что из всех предсказаний "сбывается" лишь один случай из тысячи. Но он-то и запоминается! Поэтому для решающего разговора с генералом он захватил осколок метеорита, ниспосланный свыше. Как самый важный и неотразимый аргумент. Он позвонил ещё раз в Москву и узнал, что указ о назначении Самсоненко будет подписан до его возвращения в Москву. Надо было действовать, не откладывая. Ему пришла охота проехать на озеро Кордон самостоятельно, без посторонней помощи. Ему подготовили бывалую, но капитально оборудованную "Волгу", с импортным двигателем и шикарной подвеской. Но про бензин в баке подзабыли. Пришлось остановиться на заправке. Подъехал кабриолет, а в нём две молодые девушки. Под влиянием уже произошедших встреч и особенно предстоящей Яхонтов подмигнул. Его не узнали, приняв за обычного дорожного ловеласа.
   - Лена, - произнесла более молчаливая. - Метр двадцать...
   - Что метр двадцать?
   - Длина ноги.
   Яхонтов перевёл взгляд на подругу, которая приближалась, весело помахивая квитанцией. Она живо поддержала тон разговора:
   - Юля. Тоже метр двадцать...
   Вдруг со скрипом тормозов на стоянку ворвалась подержанная иномарка. Из неё вылезли два "качка" и направились в сторону Яхонтова:
   - Слушай, папа, ты зачем нас в Перхаловке обрызгал? Гони бабки!
   Один из них для устрашения помахивал бейсбольной битой. Кабриолет как ветром сдуло. Яхонтов невесело подумал: всё же по служебным делам нужно ездить согласно служебному положению. Но он перевёл взгляд в сторону Перхаловки, над которой висела грозовая туча, затем на сухие колёса своей машины и отчётливо, словно по учебнику, произнёс первую же вспомнившуюся блатную фразу. "Качки" оторопели.
   - Не признали! Как вас зовут?
   - Меня зовут Иван, а отчество отгадайте с пяти раз. Начинается на букву "с".
   - Савельевич!
   - Нет!
   - Степанович? Станиславович? Спиридонович?
   - Нет! Нет! Нет!
   - Подсказываю две первые буквы "се".
   - Сегизмундович?
   - Мне надоело! Вообще-то своего губернатора нужно знать!
   - Да мы приезжие!
   - Тогда тем более! Вы знаете кто - антропоморфные дендромутанты. Сказать проще - Буратино.
   По дороге Яхонтов заглянул к своему давнему приятелю деду Кондусову. Когда ему становилось невыносимо грустно в жизни, он ехал к деду, и в беседах с ним находил успокоение. Дед сидел на завалинке, как ждал гостя.
   - Еду на серьёзное дело, - доложился Яхонтов.
   - Бог помощь, вам, молодым, делать дела, а нам по сторонам глядеть. Мы - овцы. Бежит собака по улице, я дам ей по ноздрям, и уже далеко. У вас другая планида.
   - Что же в этом плохого?
   - Надо как у древних римлянов сделать. Повоевал, отрастил бороду, дадут тебе простыню с красными полосами. Садись на каменную скамейку и властвуй!
   По употреблению слов из церковной книги и примеров из истории стало понятно, что дед не расположен к продуктивному разговору.

***

   С утра генерал Самсоненко успел побывать во всех концах полигона, досыта настрелялся из скорострельного гранатомёта по неподвижным и движущимся мишеням, произнёс три зажигательных речи. Приводил первые попавшиеся примеры, но они действовали на слушателей очень убедительно. Например, он озвучил такую информацию:
   В Париже прошла демонстрация против приватизации железных дорог. Объяснение простое: куски стратегической собственности могут перейти к кучке отпетых негодяев, которые набьют карманы, а после, когда в дорогах возникнет острейшая государственная нужда, окажутся неуловимы, как тень. Это настораживает дальновидных людей. Тем более во Франции уже был пример, прямо противоположный. Разгар Первой мировой войны. Немцы пошли в наступление. Франция - страна довольно маленькая, и почти сразу возникла угроза окружения столицы. Войска есть, но находятся далеко. Как быть? Тогда собрали парижских таксистов, частников, по-нашему, посадили в них солдат и с комфортом доставили к линии фронта. Париж был спасён, а заодно предрешён исход всей войны.
   - Какая дорога самая загруженная? - спросил наугад молоденького лейтенанта.
   - Я слышал, где-то в США, в Калифорнии.
   - Нет, самая загруженная федеральная трасса "Дон". Там на каждом километре загружаются гашники. В свой карман.
   Все долго и от души хохотали.
   Яхонтов приехал, когда он устроил небольшой отдых. Генерала поселили в прибрежном доме отдыха "Синяя Луна". Название было самолично определено губернатором. Про Синюю Луну в последнее время очень много говорили. Считалось, что это первая обнаруженная астрономами во Вселенной планета за пределами солнечной системы. Генерал встретил губернатора наступательно:
   - Нападавший должен быть обязательно унижен. Это аксиома. Недаром же хулиганские выходки доводят до публичного суда, где даже отпетые негодяи прячут глаза и прикрываются газетками.
   Высокопоставленным гостям помогали две чудные девушки, две Кати, умелые, обходительные и сообразительные. Они с одинаковой лёгкостью сервировали столик с закусками и настраивали компьютеры.
  
   Хотя и сладостен азарт
   по сразу двум идти дорогам,
   нельзя одной колодой карт
   играть и с Дьяволом, и с Богом!
  
   За обедом Самсоненко коротко рассказал о себе: "Отец - фронтовик. Долгое время работал в партийных органах в Москве. Меня за руку привёл в военное училище. Вот если бы все отцы были такие - какая бы обороноспособность была у нашего государства!"
   Выпив хорошего конька, генерал ударился в воспоминания. Что было после училища? В войска красавец-лейтенант приехал с молодой женой. Приехал - а дивизии-то нет. Она воюет в Афганистане. И молодого лейтенанта оставили на месте, чтобы оказавшихся здесь "партизан" (так называли студентов после военной кафедры), учил военному делу настоящим образом. Полковники с "военки" к делу особо не подпускали, но, однажды, в ночь с 7 на 8 августа устроили боевую тревогу с последующим марш-броском и учениями на незнакомой местности. Среди ночи - тревога, быстрая обмундировка, здравствуй, оружие - и вперёд! Марш-бросок был длительным - не менее 5-7 километров. Бегом и скорым шагом преодолели полигон и какую-то сонную деревню. На полигоне, сбоку от дороги, наблюдали необычное зрелище. Темноту ночи ярко прорезали струи трассирующих очередей. И всё это бесшумно. Видимо, стрельба велась из подземных капониров.
   Под утро, по густой росе, пересекли какое-то поле, страшно вымокли и устали. У многих начались проблемы с ногами - от сырости мозоли набились моментально.
   Сначала все слепо доверялись лейтенанту Самсоненко, затем увидели, что он ведёт себя не совсем уверенно, но скрывает это. Потребовали объяснений. Лейтенант достал карту, и тут "партизаны" догадались, что он карту читать не умеет. От должности, совсем как комиссары в 17-м году, его временно отстранили. В карте кое-как разобрались сами, привязавшись к местности, уже различимой после исчезновения тумана. Вскоре за лесом послышался шум моторов, над верхушками деревьев взлетели ракеты, а на опушке появился танк. Пропавшее подразделение искали.
   Яхонтов поглядывал на собеседника. Его самого иногда подмывало рассказать кому-нибудь достойному такого рассказа, что и он, такой уверенный в себе человек, смело идущий на всевозможные риски, когда-то пасовал перед сложностями, даже и мнимыми, и бывал неопытен, и бывал растерян.
   Генерал продолжал:
   - Не скрою, был обрадован отсрочке своего свидания с Афганистаном, хотя тогда никто не мог предвидеть масштабов и последствий этого дела. Студенты тут же прозвали меня "лейтенантом Сусаненко". Обидно было до чёртиков! Много анекдотов сложено про военных-хохлов, и они, видимо, взяты из жизни. Взять недавнее разоружение и изгнание украинского отряда интернациональных войск из города Эль-Кут в Ираке. Ну, кто другой допустил бы подобное? Даже неважные вояки янки и макаронники-итальянцы держатся под огнем повстанцев.
   Но, между прочим, именно в те дни и ночи, лежа на теплой броне БМП или танка, ощущалось, насколько велика наша государственная мощь и что каждый из нас всего лишь ничтожная ее частица, и, несмотря на недостатки образования, гордость поселялась в сердце.
   - После этого случая, - завершил генерал, - я приказал себе: быть только впереди! Могу заверить: больше никто и никогда не имел возможности назвать меня "лейтенантом Сусаненко". Понюхал пороха вволю.
   Яхонтов размышлял: когда приступить к решительному разговору, чтобы забить первую сваю в основание своего сложного и многоходового плана. Разговорившийся генерал ему понравился (а если бы он знал, что старший Самсоненко был когда-то добрым ангелом для тёщи, принесшим квартиру в Замоскворечье, у стен Кремля, то понравился бы ещё больше). Но всё равно с разговором решил повременить, рассудив за благо, что лучшее - враг хорошего. А лучшее происходит в результате стихийной организованности. На полдень была запланирована водная прогулка на катере в район плавучих островов. Там же, к вечеру, должен быть организован фейерверк. После фейерверка, особенно его финальной части, когда прямо на палубу умельцы-пиротехники обещали опустить горящую звезду, Яхонтов решил показать гостю свой космический талисман, и это, по его расчёту, должно было перевесить чашу любых весов.
   - За нашего главного спонсора, - предложил Яхонтов.
   - За кого же?
   - За народ.
   - Эти рассуждения нам не к лицу. Не пристало в такой замечательный день, в такой замечательной компании превращаться в махновцев.
   На добротной пристани деревянный настил излучал благодатный аромат. Флотилию бывших советских моторных лодок "Казанок" отвели в сторону, на рейде красовались яхты "Нордик", "Монте Карио" и круизный катер "Монтерей". Управлял делами уже известный Лёха-Решето. Он постарел, но не утратил живости характера и сноровки. Порой за своих благодетелей он был готов пойти в огонь и воду.
   - Ну, что, гросс-адмирал, к плаванью готов? - шутливо обратился Яхонтов.
   - Хоть в кругосветное!
   "Монтерей" был уже заведён, на нём прогревали двигатель. Шума почти не было слышно, лишь бурление воды от винтов выдавало незримую огромную подводную работу. На катер, из-за габаритов не ошвартовавшийся прямо у причала, были перекинуты деревянные мостки.
   - Вперёд, мон генераль! - на французский манер пригласил Яхонтов.
   - Вперёд, мон колонель! - ответил тем же самым Самсоненко.
   Лёха-Решето распростёр на борту катера дружеские объятия. Генерал ступил на деревянные мостки первым. Следом шагнул Яхонтов. Ему показалось, словно позади раздались почти неслышные, по росе босиком, шаги, которые приблизились, а потом отодвинулись в сторону. Сбоку, из-за нависших над берегом деревьев выглянула белая в дневном освещении луна. Это было последнее, что увидел Яхонтов. Под грузноватым телом генерала мостки подломились, и почётные гости стремительно ушли под воду. Вода тут же густо окрасилась кровью. Все оцепенели. Девушки Кати, из любопытства пришедшие на берег, закричали от ужаса. Закричала и вбежавшая на пристань Ева Е. Что привело её сюда, какая неведомая сила толкнула, она впоследствии объяснить так и не смогла. Лёха-Решето нырнул в воду прямо с борта катера. Двигатель в этот момент успели выключить, и он попал уже под останавливающиеся винты, отделавшись лёгкими ранениями. Его смогли вытащить без посторонней помощи. Затем срочно вызвали водолазов. Тела доставили на поверхность. Медики установили, что смерть наступила мгновенно. Генерал был обезображен до неузнаваемости, он принял смертоносный удар подводного оружия на себя. Яхонтову достался удар лопасти по груди, вырвано сердце. Душа отправилась в Чёрную Юрту.
   Сердце искали долго. Сначала наши отечественные водолазы. Затем, увидев тщетность их усилий, пригласили лучшую подводную бригаду из Англии. Результат оказался нулевой. Сердце на дне озера не нашли. Как будто и не было его.
   Исчез и космический амулет, изготовленный из метеоритного камня. Правда, о его существовании никто не знал, догадывалась одна Ева Е, но она никому ничего не сказала.

***

   Как сложились, вернее, сложатся судьбы героев? Об этом не может догадаться и Павел Глоба, даже если его и очень сильно попросить.
  

Фильмотека

  
   "Ананас", "Братва-4", "Военком не едет на войну", "Гады", "Антибумер", "Багровые реки", "Бункер", "Вечное сияние чистого разума", "Гнев", "Дьявол возвращается", "Егерь", "Женщина-кошка", "Забирая жизни", "Инкассатор", "К чему помыслы о любви?", "Марс", "На краю Вселенной", "Помощник Сатаны", "Пустой дом", "Рождение", "Свои", "Рябчики", "Я!"
  

ШУВАТОВСКИЕ ЗАМЕТКИ

Оглавление

НЕБОЛЬШОЕ ВСТУПЛЕНИЕ

ОКРЕСТНЫЕ КЛАДЫ

ПРЕДАНИЯ

ДЫХАНИЕ СТАРИНЫ

СИЛА ДУХА

ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ ПРИВЯЗКА

ШУВАТОВО КАК РОДИНА

СОСЕДИ

"БОГАТЫ И ЛЕСОМ И ВОДЬЮ"

ШУВАТОВСКИЕ НЕДРА

ПРИРОДНЫЕ ЯВЛЕНИЯ И СТИХИЙНЫЕ БЕДСТВИЯ

ДОРОЖНЫЕ СТРАДАНИЯ

"МЫ ВСЕ УЧИЛИСЬ ПОНЕМНОГУ"

ВОСПОМИНАНИЯ О КОМСОМОЛЬСКОМ БИЛЕТЕ

ВИЗИТЫ ЗНАТНЫХ ЛЮДЕЙ

КНИЖНЫЙ МИР

ОДА ВЕЛОСИПЕДУ

ГИМН АВТОБУСУ

ПОХВАЛЬНОЕ СЛОВО САМОВАРУ

НАПИТКИ

КАК ПОЯВИЛСЯ ТЕЛЕВИЗОР

ФИЗКУЛЬТУРА И СПОРТ ПО-ШУВАТОВСКИ

ЗВУКИ МУЗЫКИ

КОЕ-ЧТО О ФОЛЬКЛОРЕ И ЯЗЫКЕ

ПАРА СЛОВ О ТОПОНИМИКЕ

ЛЕТО, ОТДЫХ, ОТПУСКА

ЗЕМЛЯКИ

СКАЗАНИЕ О БЕЛОЙ БЕРЁЗЕ

КУБАНСКИЕ ВОСПОМИНАНИЯ

ЯРЫЖКИ БЛИЗ УРЮРИНСКА

ШУВАТОВО - ЯРЫЖКИ - НЬЮ-ЙОРК

НАСТОЯЩИЙ ПОЛКОВНИК САВЕЛЬЕВ

ПЛЕМЯННИКИ, ПЛЕМЯННИЦЫ

О ВОЙНЕ И ВОЙНАХ

О ДОМОСТРОЕНИИ И СТРОИТЕЛЬСТВЕ ВООБЩЕ

"ШУВАТОВСКИЕ ЗАМЕТКИ" ДЛЯ КУЗЬМИЧА

ТЕЛЕГРАММА

КОЛХОЗ "СУРА"

НИКИТКА

ШУВАТОВО И ИНТЕРНЕТ

БАРИН

Женитьба и могила необходимы.

Н.Н. Сандунов

НЕБОЛЬШОЕ ВСТУПЛЕНИЕ

Заметной и отличительной чертой нынешней литературы стало внимание к человеку. Если в советский период литераторы больше полагались на штампы и угодливо ориентировались на требования политической погоды, а в ранне-рыночный на так называемую 'потребу дня', которую сами же усиленно и формировали, то в настоящее время, когда спрос и предложение на печатное (книжное) слово сбалансировались, вопрос о вечных ценностях стал справедливым и закономерным. И, собственно говоря, тут же выяснилось, что ценностей этих не так уж и много. Вне всякого конкурса, безусловно, находятся любовь, уважение к женщине. Затем, с большим отрывом, следует тема родины, в том числе и так называемой малой отчизны. Происхождение человека от женщины в определенном месте - этой загадкой задавались пытливые умы на протяжении тысячелетий - в пределах Азии, Африки и Европы. После определенного интервала объяснимое в необъяснимом стали искать и наши соотечественники. Это проявляется в разных пропорциях: кто-то выделяет первое, личностно-родовое, кто-то, напротив, природно-географическое. Отрадно, что много книг стало издаваться по данному направлению. В Республике Мордовия уже половина районов издали книги про свою коллективную судьбу. Причем в Старошайговском районе - вот молодцы! - это сделали уже дважды. Дальше - больше. Отдельные поселения не остались в стороне от поучительного дела. Первыми издали книгу про свое родовое гнездо патриоты села Дюрки Атяшевского района. Затем вышел целый фолиант под названием 'Новь села Енгалычева', вотчины Румянцева-Задунайского. Поиск не остановим. Уже приковано внимание к отдельным улицам. Первенцем этого важного дела стал всемирно известный Арбат, и очень красивая и полезная книжечка о каждом доме этой московской улицы издана в Саранске, в типографии 'Красный Октябрь'. И все 'непровинциалы' горды этим. Закономерен интерес и о происходящем в этом направлении за пределами Республики Мордовия. Приятно было подержать в руках книжку о знатном кубанском предприятии 'Хуторок' из Новокубанского района и его замечательном руководителе Федоре Ивановиче Булдыжове, тем более, что он - уроженец Мордовии. Данное повествование, напротив, посвящает в историю становления автора, не уроженца Мордовии, но давно сросшегося с ней. Итак, 'Шуватовские заметки' - рассказ о селении, в котором произрос автор этого, собственно говоря, повествования. Удачно или неудачно возник замысел, успешно или неуспешно он реализован - судить читателю.

ОКРЕСТНЫЕ КЛАДЫ

Чего только не находили везучие люди в окрестных поселениях по обе стороны Суры. Вот летописное дыхание крутой старины: 'В трёх верстах от села Кошелевки в лесной даче в 1895 году была найдена, при расчистке леса, железная секира... Близ села Cурскогo Острога в местности 'Монастырский Угол', есть насыпной продолговатый бугор около 30 сажен длины и 15 сажен ширины. Он называется 'Баржа'. По преданию, бугор насыпан шайкой разбойников, которые с этого места производили грабежи по реке Суре. В подтверждение этого предание говорит, что здесь же недалеко существовала пещера, которая в начале 20 века была разрушена. В селе Коноплянке есть древний колокол в 3,5 пуда, с древней надписью, разобрать которую невозможно, иконы святых из Тальской церкви и книга 'Чтение святых апостол'. На месте древнего города Тальска найдено ружье, от которого остался в целости один ствол. Близ села Коржевки разливом реки Суры смыт слой земли и обнаружено древнее поселение. Здесь же было найдено оригинальной формы каменное орудие... При селе Сурки найдена двойная железная кольчуга... На юго-запад от деревни Чамзинки в трех верстах, при истоках реки Талы, находился в древности гoродок Тальск. Он примыкал к северной стороне вала Корсунской черты. В городке и теперь ещё видны груды развалившагося кирпича от бывших построек. Крестьяне находят в нем старинные медные и серебряные монеты и холодное opyжиe из железа - сабли, копья, топоры и проч.' Каково? Или: 'В четырех верстах севернее села Белозерья, в глухом лесу, на горе, расположен земляной окоп - городище. Он имеет четыреугольную форму, с валами и рвами площадь его равняется десятине. В 1876 году в городке найдена была железная стрела, нож, обломок сабли и кольчуга'. А вот ещё: 'В двух верстах от села Каргина находятся пять курганов. Около этого же села по дороги в Карсун найдены жертвенный нож и сферо-конической глиняный сосуд, схожий с сосудами, найденными в Болгарах на Волге'. А теперь пусть окончательно дрожит сердце нумизматов: 'В городе Корсуне найдены были 9 старинных русских серебряных копеек. В селе Архангельском-Сюксюме было вырыто случайно 95 серебряных монет рублевого достоинства. В этом же селе был найден клад в земле на небольшой глубине, в трех корчагах. Клад состоял из медных старинных пятаков и весил шесть пудов и шестнадцать фунтов... Недалеко от села Енгалычева местная крестьянка нашла в поле почти на поверхности земли 72 мелких серебряных старинных монет и 251 серебряных русских монет Х века... В селе Городищи случайно был найден клад, состоявший из серебряных и медных старинных монет на сумму 40 рублей. В полуторах верст от села Потьмы в 1891 году найдено было в поле несколько серебряных татарских монет. Монеты были отправлены в Карсунское уездное полицейское управление и обменены на русские. В селе Вешкайма на дне оврага, возле крестьянского строения в земле в 1895 году найден клад, состоявший из 120 серебряных и медных монет. При исследовании этого клада оказалось: восемь монет серебряных (рубль, полтинник с изображением Петра Великого, четвертак и пять гривенников; года монеты не определены); все остальные монеты медные с надписью 'деньга', 'полушка'; года на них выбиты от 1830 по 1849. В деревне Лапшаур крестьянин при взмете пара нашел на поле несколько медных монет в 5 копеек ассигнации... В селе Hикитино найден был клад, состоявший из многих серебряных продырявленных монет. При селе Большом Станичном найдено серебряных копеек Петра Великаго до 1500 штук. Близ села Базарный Сызган на горе 'Паточной' найдены были разные старинные русские монеты XVIII столетия. Близ села Кадышева найдены 1 медная и 38 серебряных русских монет XVII века. Близ села Пермиси найдены серебряная пряжка и 12 серебряных золотоордынских монет XIV века. При деревне Вязовки найдено было 150 серебряных золотоордынских монет. Близ села Потьмы найдены были три серебряные монетные гривны, найденные вместе с железною цепью, железным ножиком и 430 серебряными золотоордынскими монетами XIII и XIV веков. В селе Городищи найдены были разные старинные русские монеты XVIII века. Там же при копании рвов для постройки нового храма найдены металлические и стеклянные принадлежности мордовского костюма, выкопанные вместе со скелетом в 1900 году'.

ПРЕДАНИЯ

А что же Шуватово? Как оно смотрится в этом любопытном списке, в этой 'лавке древности'? Тоже неплохо. 'В 200 саженях от села Большого Шуватова по направленiю к западу вдоль лугов жили, как говорит преданiе, мордва, а потому место это носить названiе 'жилищ'. Далее по тому же направленiю в одной версте от села находится холм, называемый кладбищем. Он имеет вид опрокинутой чашки. Около него жили татары. При первоначальном распахиванiи этих мест находили татарския и мордовския украшенiя: серьги, браслеты, застежки медныя и железныя, а также черепки и человеческiя кости. В двух с половиною верстах от села Большого Шуватова, в 50 саженях от реки Суры, есть холм под названiем 'шелом'. В этом холме 50 лет тому назад видели пещёру с деревянными сгнившими косяками при входе. Есть местное преданiе, что в этой пещёре жили разбойники из шайки Стеньки Разина. Холм имеет вид усеченнаго конуса. Если на вершине холма ходить и стучать, то чувствуется, будто внутри холма есть пустота. Эти признаки и преданiя о разбойниках породили немало кладоискателей из местных жителей. Холм кругом изрыт ямами: в одной из ям лет пять тому назад было заметно отверстие в глубь. При раскапыванiи холма крестьяне находили какия-то кости и черепки глиняной посуды'.

ДЫХАНИЕ СТАРИНЫ

'Близ города Корсуна, на городской даче, на так называемых 'спорных полях' валялся камень с восточною надписью. Ныне этого камня тут уже нет. От села Урено-Карлинской слободы по левой стороне московского почтового тракта, в недалеком разстоянiи проходит по направленiю к реке Барышу и городу Корсуну, мимо деревни Песков вал со рвом, известный под названiем Корсунской черты, составляющей продолженiе 'Синбирской". Перейдя реку Барыш, Корсунская черта тянется на запад к реке Тале, а потом у села Тальска поворачивает на юго-запад к пригороду Аргашу. Оттуда вал идет на запад мимо сел Городищ и Сурскаго Острога к границе Пензенской губернiи, перейдя которую продолжается через город Саранск до пригорода Кашкеева. Корсунская черта была построена в царствованiе Алексея Михайловича для защиты от набегов ногайских татар и калмыков. Она разделялась на две части. Первая половина от пригорода Кашкеева до города Корсуна строилась около 1647 года, так как в этом году был основан город Корсун. Другая половина Корсунской черты от Уренскаго городка (Близ нынешняго села Уренско-Карлинской слободы) до города Карсуна и реки Барыша строилась в 1652 - 1654 годах при втором симбирском стольнике и воеводе Петре Андреевиче Измайлове. По черте перед валом, точно так же, как и по Симбирской черте, были построены на известном разстоянiи один от другого укрепленные пункты - городки. Оне имели четыреугольную форму, были обнесены со всех сторон валом, увенчанным деревянным частоколом, с башнями по углам. В нынешнем Корсунском уезде по Корсунской черте было семь таких городков: Уренскiй, Корсунскiй, Мало-Корсунскiй, Тальскiй, Аргашскiй, Городищенский и Сурскiй. В полуторе версте от города Корсуна по направленiю к северо-востоку, в так называемой Пушкарской слободe (ныне уже не существующей), на крутом правом берегу реки Барыша, на Корсунской черте находилась земляная крепостца четыреугольной формы, длиною 79 сажен, шириною 37 сажен, с шестью деревянными башнями, с двух сторон крепостца эта была окружена глубокими оврагами, с третьей стороны рекою Барышем, а с четвертой стороны валом и рвом. В двух верстах от села Анненкова по дороге в село Чуфарово есть курган высотою 1 1/2 сажени. Близ пригорода Малаго Корсуна, в 150 саженях южнее его, на правом берегу реки Корсунки, на Корсунской черте находится городок. Длина его 57 сажен, ширина 50 сажен. По форме он представляет четыреугольник с выступами по углам, где в старину построены были сторожевыя башни. В настоящее время среди городка пролегает дорога, ведущая из пригорода Малаго Корсуна в село Вешкайму. По преданiю,городок построен был одновременно с проведенiем Корсунской черты. В четырех верстах от села Кондарати в удельной даче есть городок, имеющий круглую форму. Он занимает площадь до 120 квадратных сажен, окопан валом и рвом, имеет выезд на север. Близ деревни Горки находится городок четыреугольной формы. В одной версте от села Белаго Ключа есть два кургана, изследованные г. Поливановым. Близ села Малой Кондарати в лесу есть два городка. Близ села Сосновки есть окоп, от коего в 30 саженях к западу существовал г. Тальск'.

СИЛА ДУХА

В самом Шуватове церковь была незначительная, деревянной постройки, поэтому, после исчезновения, памяти о себе не оставила. Фигуры священнослужителей тоже растаяли во мгле времени. Иное дело за горой, в селе Чумакино. Там произошла история, типичная для эпохи 'воинствующего атеизма', а потому плохо понятая большинством современников, зато очень значимая для духовного преображения нового поколения. Судьба Александра Телемакова, пресвитера Чумакинского, имеет все черты жития священномученика. Александр Телемаков родился 6 декабря 1870 года (одногодок Ленина), в городе Сызрани, в семье чиновника 2-го разряда. Ещё в отрочестве Александр решил посвятить себя служению церкви. В 15 лет Александр приезжает из Сызрани в Симбирск и успешно сдаёт экзамены в Симбирскую Духовную семинарию. Учится Александр блестяще, удивляя преподавателей своими способностями и усердием. Поэтому выпускник семинарии не был направлен, как тогда практиковалось, в один из сельских приходов обширной Симбирской епархии для получения практических навыков служения. Епархиальное начальство решило, что он достоин начать свое служение в губернском граде, и не в обычном храме: 2 августа 1890 года двадцатилетний Александр Телемаков был определён псаломщиком в Симбирский кафедральный собор, в котором прослужил три года. В сан он не был рукоположен сразу по причине своего тогда ещё безбрачного положения - к выбору спутницы жизни будущий батюшка подходил серьёзно. Спустя три года, летом 1893-го, Александр был обвенчан со своей будущей матушкой, тогда двадцатилетней девицей Анной Степановной Платоновой. А 8 сентября того же года Преосвященным епископом Симбирским и Сызранским Варсонофием псаломщик Александр Телемаков был рукоположен во священника и направлен на служение на свой первый приход - в село Мариополь Карсунского уезда. Здесь молодой батюшка прослужил четыре года. Одновременно с выполнением пастырских обязанностей отец Александр занимался обучением детишек в местной школе грамоты, где преподавал Закон Божий, чтение и письмо. Во время жительства в Мариополе в семье Телемаковых родился первенец, которого отец Александр назвал в честь Николая Чудотворца, в день памяти которого он сам появился на свет. В начале октября 1897 года епископом Симбирским Никандром отец Александр был награжден первой своей церковной наградой - набедренником - и назначен настоятелем в село Коржевку того же Карсунского уезда. В год приезда туда отца Александра в нём было 469 дворов и около двух с половиной тысяч жителей, а в год приезда молодого батюшки село отмечало двадцатилетие освящения построенного усердием прихожан храма в честь Рождества Пресвятой Богородицы (естественно, не сохранившегося). При этом храме с 1891 года действовала церковно-приходская школа, заведующим которой и стал сразу по приезде в село отец Александр. В этой же школе батюшка стал преподавать. В Коржевке семья батюшки вновь пополнилась - в 1897 году родился сын Федор, в 1899 году - Александр, а в 1902 году на свет появилась первая дочь - Анна. Затем Господь послал этому уже немалому семейству ещё детишек - в 1904 году Екатерину, а в 1906 году - сына Алексея. В 1908 году, в год перевода отца Александра в соседнее с Коржевкой село Чумакино, матушка Анна родила дочь Наталью. На новом месте, в Никольском храме села Чумакино, батюшка прослужил почти 25 лет. И все эти четверть века он был ревностным пастырем, которого любили и почитали прихожане. Здесь, как и на двух предыдущих своих приходах, отец Александр много времени и сил уделял образованию крестьян. Вплоть до октябрьского переворота 1917 года он был учителем в местной земской школе. За заслуги в деле народного образования он был награжден медалью в честь юбилея организации в России приходских школ, а также был удостоен медалью в память царствования императора Александра III. В Чумакино семья отца Александра вновь пополнилась. В 1910 году в семье батюшки родился сын Сергей, а в святочные дни 1912 года Господь даровал ему и девятого ребенка - дочь Нину. Семейство отца Александра жило дружно и спокойно, в любви и согласии. Своей домашней церкви, как, по православной традиции, называют христианскую семью, батюшка уделял особое внимание. Жизнь священника проходила в трудах. В небольшом хозяйстве семьи Телемаковых была одна лошадь и корова, собственный деревянный дом с 15 десятинами земли - жили небогато, но и не бедствовали, зарабатывая кусок хлеба в том числе и своими руками, занимаясь крестьянским трудом. В годы советской власти, стараясь не вникать ни в какие политические дрязги, вообще будучи аполитичным человеком, отец Александр старался выполнять только церковные обязанности. Но власти покоя священнику не давали. Сначала, в 1925 году, он был лишен избирательных прав как 'служитель культа'. Потом у батюшки отобрали землю, оставив многодетной семье лишь две десятины, за которые сельсовет наложил на отца Александра непомерно высокий налог. За неуплату этого самого налога в 1928 году священника 'раскулачили', отобрав у него и землю, и собственный дом со всеми надворными постройками, и лошадь, и корову. Семья священника осталась практически без средств к существованию (доходы от служения в церкви у батюшки были мизерные - ведь и у прихожан храма отбирали землю, зерно, скотину, обрекая их на полуголодную жизнь) и переселилась жить в церковную сторожку. В начале 1930-х годов семью отца Александра постигло большое горе - из-за голода и душевных страданий скончалась матушка Анна, с которой священник прожил почти сорок лет в любви и согласии. Дети отца Александра стали покидать село: кто-то учился в городе или районном центре, кто-то из подросших чад решил не обременять отца лишним ртом и уехал самостоятельно добывать пропитание в голодавшей России. Старший из детей, Николай, жил в Ленинграде, работал в каком-то тресте, и взял к себе младшего брата Сергея. Федор работал в лесхозе на Урале, а Алексей жил в Казани и работал бухгалтером на заводе. В начале 1930-х годов начались повальные аресты православного духовенства по совершенно безосновательному обвинению в препятствовании организации колхозов. Чтобы арестовать и обвинить священников и верующих мирян, в недрах ГПУ создавались фиктивные обвинения в организации духовенством контрреволюционных групп в различных сёлах, а также в распространении этими группами провокационных слухов и антисоветской агитации. В самом начале 1932 года Сызранским ОГПУ была 'вскрыта' так называемая сеть контрреволюционных группировок на территории нынешнего Инзенского района. Были проведены аресты, возбуждены уголовные дела. По одному из таких дел были привлечены к ответственности 22 человека, в том числе и 4 священника, среди которых и священник Александр Телемаков. Согласно обвинительному заключению, все осуждённые были изобличены в том, что 'в целях борьбы с Сов. Властью создали в селах Инзенского и Чамзинского районов контрреволюционные группировки из среды местных религиозных фанатиков, проводили нелегальные сборища для читки поучений черносотенного характера, книги Сергея Нилуса, а также старо-церковно-монархических книг (Библия, житие святых, Иоанна Златоуста и т.д.), используя для этой цели предрассудки крестьянских масс, и проработки прочитанного в духе его преломления к настоящему времени'. Арестованным по этому делу также поставили в вину, что их дома 'являлись притоном для странствующего монашествующего элемента, служителей религиозных культов, разных проходимцев-старцев и т.д. Практически всем привлечённым к ответственности по делу контрреволюционных группировок Инзенского района вменялось в вину знакомство с тайно ходящей по рукам и читаемая многими книгой С. Нилуса 'Протоколы сионских мудрецов'. Отцу Александру Телемакову в вину поставили и ведение личной переписки с автором книги, Сергеем Нилусом. Священник Александр Телемаков был приговорен к 5 годам заключения в концлагерь. Наказание батюшка отбывал в Архангельской области, участвуя в строительстве Беломорканала. Претерпев страшные лишения, холод и голод, тяжкий рабский труд, издевательства и беззакония, 64-летний батюшка выжил. В конце 1934 года он был досрочно освобождён из заключения. Отец Александр вернулся в село Чумакино. Больше ему ехать было некуда, а обременять детей присутствием в семье 'врага народа' батюшка не захотел. Храм в Чумакино к тому времени был уже закрыт, и вновь начать богослужения в нём не было никакой возможности. Крестить новорожденных, отпевать умерших и совершать молебны батюшка начал у себя на дому. Согласно тогдашним понятиям, деятельность батюшки была противозаконна - ведь он не имел регистрации в НКВД как 'служитель культа', а совершение религиозных обрядов на дому запрещалось уголовным кодексом. Но священник сознательно шёл на этот риск. Батюшка не оставлял и мысль о возобновлении храмового богослужения. Жители Чумакино обращались с просьбами об открытии церкви к сельским и районным властям. В конце 1936 года Чумакинский сельсовет, для видимости, пошёл на уступку: обещал открыть храм, если церковная община подготовит к оплате налоговые сборы в сумме 1132 рубля. Тогда, по словам председателя, служба в церкви будет беспрепятственно разрешена, а сам храм будет передан верующим в аренду. Это условие было практически невыполнимым. Найти такую сумму в селе, где крестьяне фактически не имели денег! Церковный совет созвал собрание, на котором верующие постановили - нужно собирать средства. Селяне отдавали церковному совету последнее, приносили муку, зерно, яйца - кто что мог. Продукты продавались, а вырученные деньги складывались в кассе прихода. После Рождества Христова установленная сумма была сдана в сельсовет. Требование, выдвинутое церковной общине, было выполнено, и 19 января в чумакинском храме освятили крещенскую воду. Но после воскресной Литургии 21 февраля 1937 года председатель сельсовета вновь закрыл храм. 26 мая обманутые и возмущённые жители села направили жалобу уже в высшую инстанцию, где подробно описали свои злоключения. В своем обращении, между прочим, сельчане указали, что, по данным последней переписи, население в селе составило 1178 человек обоего пола, и из них указало себя неверующими меньше тридцати человек - остальные открыто исповедовали себя православными. Жалоба возымела эффект. Неожиданный. В августе жалобу переслали в райотдел НКВД с припиской: 'Следует обратить внимание на пункт по вопросу переписи и данных о количестве населения - т.е. установить, откуда они могли добыть эти сведения, не подлежащие оглашению'. Вот что в первую очередь волновало власть. Поручение местного партийного руководства в НКВД поняли как нужно. В отношении строптивого священника начался сбор компрометирующих материалов. 'В настоящее время Телемаков занимается нелегальным крещением новорождённых у себя на дому, производит погребение умерших. Телемаков недоволен нашей конституцией, о которой говорит: 'В конституции записано о свободном религиозном культе, но фактически конституция существует лишь на бумаге, а на деле её нет', - говорится в показаниях на отца Александра ушедшего в раскол священника, жившего в соседнем селе. В показаниях заведующего сельским клубом можно прочитать: 'Мне хорошо известно, то гр-н Телемаков без определенных занятий, одинокий, занимается бродячей жизнью по своему району. Часто приходит в дом монашки Калевой, куда и приезжают из других сёл и районов религиозные церковники, где поп Телемаков проводит молебственные богослужения и ведёт среди прибывших контрреволюционную агитацию - читает божественные книги'. Собранных таким образом сведений для обвинения было вполне достаточно. 24 декабря отца Александра арестовали и допросили. Следствие пришло к выводу: священник был явным контрреволюционером. Всего лишь через четыре дня после ареста батюшки, 29 декабря 1937 года всемогущая 'тройка' при УНКВД вынесла свой вердикт: 'Телемакова Александра Николаевича, рождения 1870 года, русского, гр-на СССР, до ареста священника с. Чумакино Инзенского района, обвиняемого в преступлениях, предусмотренных ст. 58-10 ч. 1 УК РСФСР, - расстрелять'. Ещё сорок дней в переполненной духовенством тюрьме ждал окончания земной своей жизни отец Александр. 19 февраля 1938 года, 68-летний отец Александр Телемаков принял мученическую кончину. Место последнего упокоения священника Александра Телемакова неизвестно. Вот такая судьба и такая трагедия. Переместимся на 100 лет вперёд.

ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ ПРИВЯЗКА

Географически Шуватово расположено под 54 градусами 10 минутами северной широты и под 46 градусами 15 минутами восточной долготы. Поскольку большая часть жизни автора прошла в Саранске, то не мешает указать и координаты этого города. Итак, Саранск находится под 54 градусами 10 минутами северной широты и 45 градусами 7 минутами восточной долготы. Таким образом, относительно Саранска Шуватово лежит строго на одной параллели, с небольшим восточным уклонением. На данной широте длина одной минуты составляет 1,07 км., земная 54-я параллель составляет 23040 км. 1 градус равен 64 километрам. Стало быть, чистое расстояние от Шуватова до Саранска 72,5 км., или 0,03 процента окружности. Разумеется, за счет неровностей и естественных искривлений реальная дорога выглядит несколько дольше, по спидометру автомобиля, например, около 80 километров. Для сравнения длина экватора 40075,696 км., длина градуса 111,32 км. Строго говоря, если пользоваться подробными картами, то нетрудно заметить, что точки под указанными выше координатами не совсем точно передают административно-территориальную картину. Шуватовский азимут приходится не на центр села, а на место северо-западнее, на присурскую луговину, которая так любима рыбаками и охотниками из-за наличия в маленьких озерцах рыбы и дичи. Саранский перекресток координат тоже не упирается в центр города, а метит район так называемого Юго-Запада. Более конкретно про местоположение Шуватово можно сказать так: оно находится в присурской, пограничной зоне. Прямо за рекой - Республика Мордовия. Самые ближние, не невидимые из-за возвышенностей села - Симкино и Паракино. Большие Березники и Николаевка (своеобразная 'малая земля' Мордовии на правом, ульяновском берегу Суры) видны и днём, и ночью. В ясную погоду заметны дымы цементного завода в Чамзинском районе Мордовии, а это свыше 40 километров расстояния. От Инзы до Шуватова можно добраться двояко: через Чамзинку - Коржевку и через Валгуссы - Пятино, причем расстояние и в том, и в другом случае будет одинаковым. Самые ближние по дороге сёла - с востока Чумакино, с запада Тияпино. Ещё ближе - Палатово, но оно отрезано лесным массивом, поэтому воспринимается как крайне отдалённое. Солнце восходит за Вислой горой, 'с полдён' указывает прямо на Инзу, а прячется за горизонт в направлении Больших Березников, за горой под названием Вышка, или Тияпинская гора. Когда-то здесь действительно стояла высоченная деревянная геодезическая вышка. Вышка разрушилась, а название осталось. Здесь одно из самых высоких мест окрестности - 219 метров над уровнем моря. Выше только Белая гора (256 метров) и присурские возвышенности в районе бывшей деревни Васильевка (251 и 266 метров), а с другой, восточной стороны, лесные горы в районе Сухого Карсуна (297 и 329 метров). Правда, все эти возвышенности расположены в лесной местности, поэтому зрительно, в отличии от открытой взору Вышки, как уникальные не воспринимаются. Добавлю ещё, что с тияпинской горы открывается чудеснейший вид на присурскую долину, особенно в восточную сторону. Здесь взгляд охватывает пространство километров в тридцать длиной. Шуватово отчетливо видно внизу, а Коржевка, Новосурск теряются уже где-то в дымке. Между тем, линия горизонта проходит ещё дальше этих поселений. Вот, кажется, и вся привязка к местности. *** Замечаю по житейскому опыту, что заканчивается полоса исторического беспамятства. Люди стали больше интересоваться жизнью своих предков, пробуют составлять родословные, внимательнее, чем прежде, осматривают и изучают родные места. Это похвальная тяга. Невнимание к личности, к роду, к месту жительства, социальное поведение по принципу Иванов, не помнящих родства, видимо, было порождением трагедий 20-го века, принесшего нашему народу неисчислимые страдания и на время притупившего познание самого себя. Конечно, сегодняшнее житьё-бытьё также трудно назвать лучом света в тёмном царстве, однако раскрепощение исторической памяти следует отнести к одной из несомненных заслуг произошедших преобразований. Собственно говоря, эти наблюдения и размышления и побудили меня максимально подробно поделиться с читателем описанием одного из сёл Присурья, конкретно Малого Шуватова. А поскольку два села - Малое и Большое Шуватово - практически слиты, имеют больше сходств, чем различий, объединены социальными, производственными и родственными связями, то правильнее будет именовать их обобщенным понятием Шуватово, что я и буду делать в ходе заметок. Нет нужды объяснять, что я долгое время собирался приступить к написанию этих заметок, поскольку испытывал обязанность осуществить проявление особенных чувств к своей исторической родине, к месту, произведшему меня на свет. Разумеется, в ходе своей активной журналистской жизни - а она у меня по трудовой книжке начинается с осени 1980 года, да к этому нужно приплюсовать годы учебы на факультете журналистики, да первые ученические опыты работы в газете 'Вперёд', - упоминания про Шуватово были неоднократными, а память - неиссякаемой. Достаточно сказать, что я часто подписывал статьи псевдонимом 'Шуватовский', использовал ходовые и привычные с детства фамилии земляков. Но все это вскользь, походя, второстепенно. А хотелось - глубоко, осмысленно, вдохновенно. ШУВАТОВО КАК РОДИНА Впервые задуматься над принципом 'вот моя деревня, вот мой дом родной' мне довелось ещё в раннем детстве. Однажды - это было в середине 60-х годов - в одну из поездок в Инзу (для нас, ребятишек из глухомани, это всегда являлось счастливым событием) оказался в гостях. Мой двоюродный брат, возрастом постарше (Николай Копылов, недавно скончался, царство ему небесное, пусть книга будет поминанием), завёл в гости к своему, видимо, однокласснику на улице Заводской, примерно на то место, где сегодня расположено здание районной администрации. Несмотря на массу прошедшего времени, до сих пор храню в памяти детали примитивного, в общем-то, диалога. 'Это кто?' - спросил одноклассник, показывая на меня. - 'Двоюродный (или, как говорят в нашей местности, проглатывая некоторые слоги, 'двоюрный') брат'. - 'А где он живёт?' - 'В Шуватове'. - 'А где это?' - 'Там', - показывал брат, определяя пальцем примерное направление на северо-восток. Так произошло мое первое цивилизованное открытие про конкретное месторасположение себя, малолетнего, и своих земляков в большом, необъятном мире. Оказалось, что: а) многие и не подозревают о существовании на белом свете поселения, именуемого Шуватовом, и б) они даже не знают, где оно находится. Отсюда возникла первичная, ещё до конца не осознанная потребность восстановить какую-никакую, а справедливость. Второй показательный и запомнившийся разговор на эту тему возник многие годы спустя уже в столице нашей родины Москве. Там произошла встреча с семейством покойного к тому времени Трофима Никифоровича Чумакова. Он, бывший двадцатипятитысячник, в начале 50-х председательствовал в Шуватове, затем жил в Инзе, в доме напротив тогдашнего 'Детского мира', и, думаю, многие должны ещё его помнить. А в Москве произошла встреча с его дочерью Аллой Трофимовной, замечательной, интеллигентной женщиной. Среди прочего разговора начались воспоминания про Шуватово. Она поделилась впечатлениями своего детства, пришедшегося как раз на пору проживания ее семьи в Шуватове. 'Удивляюсь, как мы тогда жили, - вспоминала Алла Трофимовна. - Грязь непролазная, ночью темень, только собаки воют. Но народ добрый. На всю жизнь запомнилось'. Я поразился, что ни разу ни с родителями, ни с соседями не заводил разговора про известное им прошлое своего села. Конечно, я многое знал от них: и про голод военных и послевоенных лет, и про непосильный труд 'на быках', и про лютые меры большого и малого начальства, а вот о чисто сельском климате, о среде обитания речи не заходило. И я догадался почему. Им, коренным сельским жителям, всё это было привычно. А девчушке, привыкшей хоть не к широкому, но все же председательскому размаху, а впоследствии ставшей стопроцентной москвичкой, доктором наук, профессором, шуватовский социум середины прошлого века показался кошмаром, в чём она, не таясь, и призналась. Алла Трофимовна с удивлением выслушивала рассказы про начавшиеся преобразования - строительство дороги, водопровода, но в её глазах читалось недоверие, словно речь шла про какой-то иной населенный пункт, а не тот, в котором прошли её детские годы. Я принадлежал другому поколению, помнил Шуватово бездорожное, но уже не знал Шуватова сумеречного, без электричества, кроме того, моё сердце наполнено большим объемом теплоты к хотя во многом и безрадостному, но дорогому совместному прошлому. В общем при абсолютном сходстве в главных чертах воспоминаний мы с Аллой Трофимовной резко разошлись в индивидуальном восприятии деревни, выведшей нас в люди. Она, 'деревенька-колхозница', несмотря на свой прошлый неприглядный вид, осталась для меня единственно родной, а Алла Трофимовна, при всей широте души, рассматривала её с позиций гостьи. По иронии судьбы, именно в это время, после встречи в московском доме Чумаковых, мне пришлось проехать по столице на наземном транспорте. Троллейбус шел по улице Чернышевского (затем ей вернули историческое имя Маросейка) в сторону Садового кольца, а молодой водитель помимо объявления остановок, не переставая, рассказывал о достопримечательных и памятных местах, мимо которых мы проезжали. 'Здесь жил Маяковский', 'Здесь бывал Пушкин', - неслось из динамика. Я был поражён: обычный троллейбус оказался экскурсией на колесах. Живая история проплывала мимо окон. Затем водитель подготовил сюрприз: 'А в этом доме живу я'. Другие пассажиры, видимо, привычные к маршруту и добровольным лекциям водителя, не подали вида, а я в глубине души возмутился: ну, зачем, думаю, стоило себя приплюсовывать к великим и прочим классикам литературы? Тогда я этого не понимал. Сейчас понимаю. И поэтому с большим удовольствием расскажу про свой 'дом', в котором, к сожалению, не бывали ни Пушкин, ни Маяковский (это всё же не центр Москвы), - про Шуватово. А предварительно выскажу сожаление об одной безвозвратной потере. Деревенское детство мо мало чем отличалось от этой же поры сотен тысяч сверстников. Три времени года - школа, летом - помощь по хозяйству. Взрослея, приходилось постигать всё больше и больше навыков крестьянского труда. А начинание, помню, было простейшим. Нужно было заняться летним выпасом домашнего бычка. Дело немудрёное, скорее даже дремотное. Хворостинка и пригляд - вот и весь инструментарий. Напарником по этому занятию оказался старый дед Подгорнов, как его звать, не помню, да скорее всего, и не знал. Дед и дед - этим все сказано. Дед Подгорнов, как все пожилые люди, обладал философским складом ума при завидном чувстве юмора и являл собою шуватовскую копию известного деда Щукаря. У нас, двух разновозрастных временных пастухов, сошлись настроения: деду хотелось рассказать про старину, а мне - послушать. Дед ещё захватил царские времена, смутно помнил события первой русской революции 1905 года. По его словам, возникал какой-то местный бунт, усмирять который прибывали даже казаки, то ли из Карсуна, то ли из Инзы. Вспоминал дед Подгорнов и барское время. Шуватово до 1917 года было барским селом. (В память об этих временах сохранились лишь крепко одичавший Барский сад и развалины погребов в бывшей барской беседке на окраине леса). Последний помещик Владимир Рюч едва не пал жертвой народной стихии в бурную пору революции. Говорят, при этапировании к месту вызова новыми властями над ним постоянно витала угроза самосуда со стороны мужиков соседних, 'небарских' сёл. Поистине в России бунт 'бессмысленный и беспощадный'. На просьбу окружённого конвоирами человека напиться жители села Палатово принесли ему ведро помоев. Так и сгинул бы Владимир Рюч после шуватовского владычества либо от народного гнева по отношению 'к эксплуататорам', либо от скорой чекистской пули, да повезло: в симбирском заключении его случайно встретил человек в кожанке и с маузером, сам уроженец шуватовских мест. Он-то и дал категорический приказ: земляка, несмотря на 'неправильное' происхождение, отпустить на все четыре стороны. Что и было сделано. Вчерашний барин оказался неплохо приспособленным и к советской действительности. Хозяйствовать он, видимо, умел хорошо и в земле разбирался. Сразу же после освобождения устроился работать агрономом, и в этой должности пребывал вплоть до кончины перед Великой Отечественной войной. Последние годы провел в Мелекессе, там и похоронен. Большего про этот интересный персонаж мне узнать не удалось. Угадывалось лишь уважение к бывшему хозяину дореволюционного села. Дед же Подгорнов, поскольку в политике разбирался мало, больше рассказывал про обычную сельскую жизнь. Как кормились, как одевались, как проводили праздники. Вспоминал и про барина. Даже спустя 50 с лишним лет он вспоминал о нем, а особенно о барыне как о божествах. Поскольку я не был в состоянии задавать наводящих вопросов, рассказы деда были бессистемными, отрывочными, как говорится, шёл разговор от нечего делать. А можно было расспросить подробнее, кое-что записать (ведь умел же в ту пору читать-писать и смутно догадывался, что услышанные сведения в жизни пригодятся), но вот главного-то и не сделал. До сих пор жалею, что не расспросил как следует 'последнего из могикан' Шуватова царской поры, не облёк невесомый рассказ очевидца в крепкую плоть письменного документа. Что поделать?

СОСЕДИ

Симкино (Симкина) - эрзянское село в Большеберезниковском районе. Находится на реке Чернелейка. В 'Списке населённых мест Симбирской губернии' (1863) Симкино - деревня удельная из 194 дворов Ардатовского уезда. Название-антропоним: имя Симки Мемешева упоминается в 'Книге сбора оброка с пчельных заводов с ясашной мордвы Саранского уезда за 1704 год'. Шугурово (Шугур веле) - эрзянское село Большеберезниковского района. Находится на речке Домага (Домас). В 'Списке населённых мест Симбирской губернии' (1863) Шугурово - село удельное из 370 дворов Ардатовского уезда. Основано как Малые Найманы после 1614 года переселенцами из деревни Старые Найманы. В генеральной переписи мордвы Алатырского уезда 1624 года упоминается как 'деревня Шугурова на речке Тошате Верхосурского стана'. Название-антропоним тюркского происхождения, возводится к имени Мурзы Шугер. Это имя упоминается в генеральных переписях мордвы Алатырского уезда 1624, 1671, 1696 годов и во многих актовых документах XVII века. Паракино (Парынзэле, Вере Паронза) - эрзянское село на реке Штырма. По 'Списку населённых мест Симбирской губернии' (1863) имеет 189 дворов. Находится в 64 км. от Ардатова. Образовано выселенцами из деревни Порамзы Черного до 1614 года'). Название-антропоним. Его происхождение связано с дохристианским именем Парай, осложненным суффиксом '-нза'. Это имя часто встречается в основе фамилий Паракиных. Черная Промза (Алу Парынз Веле) также эрзянское село на реке Штырма. В 'Списке населённых мест Симбирской губернии' (1863) Чёрная Промза - деревня удельная из 102 дворов Ардатовского уезда. Упоминается в первой генеральной переписи мордвы Алатырского уезда, проведённой в 1624 году. 'Чёрного Промзы деревня (Черная Порамзина), Керзяцкого беляка, Верхсурского стана'. Жители имели пашни паханной 55 четей, перелогу 60 четей, дикого поля 160 четей, сена у речки Кштырма и под черным лесом 15 десятин. Промзинцы имели ряд ухожаев: Керзяц кий по Кштырме, Лобаскинский по Нуе, Инзирский и Видевирский по Чеберчину, Кушкудимский по Шкудиму, Кевлейский по Кевлею, Клетлезянский по Клетлезяну - притоку Кадалы. Название-антропоним в генеральной переписи имело развернутую форму: 'Деревня мордвина Промзы находится у черного сурского леса'. В XVIII веке название, состоявшее из восьми слов, сократилось до двух слов: Черная (находится у чёрного сурского леса) и Промза (деревня мордвина Промзы). Русские Найманы - село в Большеберезниковском районе. В 'Списке населённых мест Симбирской губернии' (1863) Найман - село владельческое из 153 дворов Карсунского уезда. Основано на месте мордовского села Новые Найманы: 'В прошлом 1697 году ноября в 22 день, велено продать стольнику князю Федору Юрьевичу Ромодановскому в Саранском уезде покидные пустые мордовские земли деревни Новых Найман с усадьбы и с сенными покосы и с рыбными ловли, и со всеми угодьи'. Название-этноним: найманы - народность тюркского происхождения. 'В числе названий ногайцев первое место по многочисленности семей, носящих его, принадлежит названию Найман или Наймань, разветвляющемуся на названия Тараклы-Наймань, Кильш-Найман, Гелек-Найман и Багала-Найман'. Это название напоминает о пребывании на мордовских землях ногайцев-кочевников. Этнографические сведения о более близких и не разделённых Сурой поселениях более скучны и обыденны. Суть их наименований не нашла глубоких исследователей. Что значат слова Палатово, Чумакино, Тияпино? Что могут, кроме очевидного, выразить прямолинейные названия улиц - Луговая, Центральная, Полевая, Школьная, Шоссейная. Интерес могут вызвать лишь переулок Бугор и улица Маленькие Кресты в Палатове.

"БОГАТЫ И ЛЕСОМ И ВОДЬЮ"

Кто не помнит - напоминаю: в заголовок вынесены слова Сергея Есенина из поэмы 'Анна Снегина' о достоинствах некоторых российских поселений. Эти слова по праву можно отнести и к Шуватову. Оно расположено в присурской долине, этим и объясняется наличие больших запасов водных ресурсов. Во-первых, это сама матушка-Сура, вскормившая и вспоившая множество поколений настоящих русских мужиков и баб. Её рыбные запасы до эпохи массовой индустриализации, особенно верховных городов, вроде Пензы, казались неисчерпаемыми. Старожилы всегда вспоминали, что в годину испытаний, в голодную пору Сура считалась самой надёжной кормовой опорой. Хлеб в поле мог не уродиться, а рыба была всегда. Причем, отменная рыба, в том числе и знаменитая сурская стерлядь, которая, как говорят предания, поставлялась в царский дворец в бочках с мёдом. Не знаю, как царям, а автору данных строк она приходилась по вкусу. Правда, было это давно (так и напрашивается добавить 'и неправда', хотя это сущая правда). В прежние годы, до решительного воздействия человека на дела природы, Сура отличалась превосходными весенними разливами, половодьями. Они происходили ежегодно, заливая полой водой огромные пространства. Порой не было видно другого берега, а расстояние здесь до присурских возвышенностей уже на другой, мордовской, стороне - дай Боже! Заметным был и ледоход. Помню, как однажды капризное и бешеное течение реки вынесло на берег такое количество льда, что он высился наподобие многоэтажных крупнопанельных городских домов и очень долго таял. Во время половодья река и многочисленные озера получали живую связь с волжскими и иными нерестилищами, поэтому запасы рыбы постоянно воспроизводились. Бывали и сюрпризы. До сих пор в Шуватове живо воспоминание, как в начале 20-х годов прошлого века в присурском озере Гнилое был обнаружен огромный осетр. Добивали его из ружей, а везли на больших дровнях, и хвост волочился в дорожной пыли. Весил осетр, говорят, более 130 килограммов. Второй достопримечательностью Суры, помимо осетровых, были и остаются сомы. В отличие от стерляди, они не перевелись (хотя и стерлядь ещё встречается), однако резко изменили свой подводный нрав. В результате рыбаки стали менее добычливы. Не удержусь, чтобы не поведать анекдотический случай на затронутую тему. Мой почти ровесник, почти земляк (уроженец села Коржевка) и наконец коллега-журналист Александр Фошин в Саранске одно время увлекался написанием прозаических литературных произведений. Один его рассказ был опубликован в газете 'Молодой ленинец'. Рассказ про рыбака и рыбалку. Каково же было удивление автора, когда после выхода газеты ему позвонили из рыбоинспекции и на полном серьезе потребовали объяснений о случившемся. Фошину пришлось долго и нудно объяснять про художественный вымысел, про авторскую фантазию. От него же требовали одного: назови место рыбалки. Лишенные воображения чиновники совсем замучили автора. Тогда он пошел на хитрость, сказав, что рыбалка, описанная в рассказе, происходила не в Мордовии, а в Ульяновской области. И от него моментально отстали. Напомню также по этому поводу, что на большом количестве старинных гравюр совершенно обыденно изображены рыбаки с орудиями, которые сегодня считаются браконьерскими: сетями, острогами и т.д. Итак, резюмируем, что 'в старое доброе время' из-за своевременных и обильных половодий, отсутствия химического воздействия на речную воду со стороны промышленных предприятий рыбы водилось много и ее хватало и природе, и людям. Даже велась определенная рыбная торговля. Я сам ещё в малолетстве застал небольшую рыбную ярмарку в соседнем селе Коржевка с аппетитными рыбными рядами и настоящий рыбный рынок в Больших Березниках. Потом все это кануло в Лету. И сейчас, встречая рыбную продажу, где-нибудь в придорожных условиях (как это было в прошлом году в Мамадышах на Каме и в Камышине на Волге), я испытывал чувство сожаления, что такую потерю мы понесли на Суре. Веками устоявшаяся рыбоотдача от Суры, по моим оценкам, закончилась в конце 60-х годов. Пенза и многочисленные летние фермы на берегах нанесли пресноводным невыносимый удар под жабры, от которого они не могут оправиться до сих пор. Практически прекратились в последние годы и разливы реки, среди рыбы, как в Советском Союзе при Брежневе, возник застой. Хотя рыба, как и люди, приспосабливается ко всему. И совсем она не перевелась. Рыбаки, замечаю, в Шуватово ездить любят. По выходным приезжает с десяток автомобилей и мотоциклов из Инзы. По ночам горят костры на берегу. А местные рыбаки в основном уже состарились. Пользуясь случаем, хочу высказать похвальное слово знатнейшему и опытнейшему ценителю местных даров природы (а одновременно и соседу) Андрею Андреевичу Фролову. Сура - являлась не только источником рыбы, но и кладовой добротной воды. Мало того, что в пору активной мелиорации ее использовали для полива, она не так давно по историческим меркам была пригодна для питья. На правах очевидца скажу, что во время сенокосов в пойме Суры питьевой воды с собой не брали. Поступали элементарно: зачерпывали фуражкой воду прямо из реки - и в чайник. Заварка рядом - кусты дикой смородины. Было очень вкусно! Но, напомню, закончилась подобная водная идиллия в конце 60-х годов. Во-вторых, водный баланс Шуватова подкрепляют две небольшие речушки, ограждающие село с запада и востока соответственно, протекающие параллельно и впадающие через сеть низовых озер в Суру. Речки не безымянные, у каждой есть название, но они настолько непроизносимы, что абсолютно не прижились, и живут лишь на карте землемеров, вывешенной в правлении колхоза 'Сура'. На западной речке, ближе подходящей к селу, издавна строились бани. Топили их по субботам, по-черному, почти так же, как описано в известном рассказе Василия Шукшина 'Алеша Бесконвойный'. А какое блаженство - сразу после баньки по-черному запрыгнуть в ледяную речную воду! Речные бани, сейчас практически все заброшенные и запущенные, были частью сельской культуры. Много в округе озер. Часть из них имеют прозрачные названия: Купальное, Бездонное, Гнилое, Старая Сура, Ярок. В названии же Михаларька (в некотором написании Милахарька) трудно прочитать что-либо понятное. Тайна названия, скорее всего, затерялась во времени. Попутно хочется заметить, что озер было бы ещё больше, если бы родное наше государство 30-40 лет назад слишком старательно не подошло к решению проблемы мелиорации. Тогда в Шуватово было согнано столько тяжелой землеройной техники, сколько не было видано вплоть до строительства асфальтированной дороги в 1991 году. Осушили тогда озера, прорыли многочисленные канавы, сгребли луговой кустарник в громадные курганы, облили их соляркой и подожгли. Огни пылали, как древнеримские поминальные строения в фильме 'Клеопатра'. Цель, видимо, была благой: увеличить сенокосные и пахотные угодья. Последнее удалось. В лугах доныне в определенных количествах выращиваются кукуруза и подсолнух на силос, иногда кормовая свекла. А с сенокосом вышла промашка. Прежде, до мелиорации, луга выглядели не в пример тучнее. Памятью о немыслимом озорстве над природой остаются придавленные временем курганы, поросшие бурьяном канавы да размытые бурными потоками гидротехнические сооружения, из которых запасливые местные жители изымают железобетонные блоки для хозяйственных нужд. Борьба с природой обернулась бессмысленной, а зачастую и вредной для дела тратой многомиллиардных государственных средств. Хотя не бывает худа без добра. Вспоминаю сейчас, в какой торжественной атмосфере происходило начало мелиорации. Трактористы чувствовали себя героями, как в одноименном фильме. На смычку озера Купальное с Сурой посредством специально прорытого канала собралось, помню, всё село: и стар, и млад. На озеро прибыл даже первый и единственный тогда шуватовский автомобиль. На инвалидной коляске серпуховского производства (того типа, на котором разъезжают Трус, Балбес и Бывалый в фильме 'Операция Ы и другие приключения Шурика') приехал по уличному прозванный дед Безногов. Тарахтение забавного лупоглазого автомобильчика усиливало и без того праздничную атмосферу. Все празднично одеты, даже гармонисты были задействованы. Когда экскаватор поднял последний ковш грунта, и вода с рёвом хлынула в образовавшийся проток, раздались крики ликования. Больше торжеств по случаю этапов большой мелиорации в шуватовской пойме я что-то не припомню. Сегодня от всех былых работ остались лишь названия: Первый ров, Второй ров, Лотки. В-третьих, никак нельзя обойти вниманием местные родники. Их много, особенно на опушке леса. Наиболее известные имеют названия - Часовня и Гремячий Ключ. Вода в них пользуется переменной славой - то целебной, то вредоносной. Кстати, оба этих родника являются родоначальниками указанных выше речек с труднопроизносимыми названиями. Родники имеют особенность: появившись на поверхности и обретя в движении некоторую силу, они затем пропадают, скрываясь в земных породах, а затем возникают вторично, водопадом низвергаясь из меловых отложений, и дальше, вплоть до Суры, больше не играют в прятки. Четвёртым источником и составляющей частью местных водных запасов являются артезианские воды. До 60-х годов Шуватово, подобно тысячам российских деревень, питалось водой из колодцев. Их строительство и поддержание в порядке по праву считалось главнейшей общественной работой. Не помню, вмешивались ли в колодезные дела местные власти (скорее всего, без этого всё же не обходилось, потому что нужно было выделять строительные материалы, инвентарь и т.д.), но не будет преувеличением сказать, что здесь всецело сказывался авторитет местных стариков. Совсем как на тихом Дону. Они указывали место, где копать шахту, в меру сил рубили сруб. Любой колодец поистине был общим, общинным, общественным. В 60-х годах этот устоявшийся веками обычай сменил технический прогресс. В Шуватове научились добывать воду из артезианских скважин. Первоначально устраивали так называемые абиссинские скважины, но они оказались трудоемкими и малоэффективными. Позже в дело пошли элементарные обсадные трубы (здесь, кстати, подоспели для этих целей пластмассовые материалы) и поршневые насосы, которые наловчились изготовлять в любой сельской мастерской. Активное потребление артезианской воды продолжалось вплоть до постройки водопровода. Скважины после этого законсервировали. Недавно для интереса я пересчитал количество скважин в доме покойных родителей. Оказалось - пять штук! С изрядным запасом, как говорится. Но это, думаю, не рекорд. В Большом Шуватове умелец Валентин Фокин на любую скважину, говорят, затрачивал не более дня. Весь огород у него издырявлен. Но вернемся к водоснабжению сегодняшнего дня. Водопровод в Шуватове особенный. Во-первых, он именной, 'горячевский', названный по фамилии предыдущего ульяновского губернатора, при котором Шуватово приобрело важнейшие цивилизационные достижения - асфальтированную дорогу и водоснабжение. Во-вторых, шуватовский водопровод сработан по принципу, возникшему ещё в Древнем Риме. По трубам льется чистейшая родниковая вода из Гремячего Ключа после его вторичного появления на поверхности. Вода собирается в бетонные колодцы - сначала накопительный, затем распределительный - и по полиэтиленовым трубам поступает потребителям силой земного притяжения. Никаких насосов на пути не встречается. Чтобы оценить качество этой воды, сделаю небольшое отступление. В Саранске, несмотря на то, что город питается влагой из артезианских скважин, вода, мягко скажем, имеет неважные потребительские качества. Поэтому после всякой поездки в Шуватово я непременно возвращаюсь домой с запасом питьевой воды. Друзья и знакомые, приезжая в гости, тоже говорят: 'Как бы не забыть захватить с собой шуватовской воды!' Хороша водица, нечего сказать! Запасы ее неисчерпаемы, полиэтиленовые трубы вечны, земное притяжение, подгоняющее воду из леса прямо к сельским колонкам, тоже не поддается износу. Сейчас в Мордовии всерьёз взялись за водоснабжение сельской глубинки. Думаю, шуватовский опыт где-то будет перенят. О шуватовских лесах можно говорить не менее красноречиво, чем о водах. Древесная растительность здесь встречается в двух видах: луговые поросли и собственно леса. В припойменных лесах распространены ивняки (к которым в последнее время проявили интерес даже иностранцы, в Большие Березники, например, недавно по просьбе иностранных инвесторов приезжали корреспонденты газеты 'Известия', так сказать, 'на разведку'), тополя, осокори. Ранее в изобилии водилась осина, но она пала жертвой строительных запросов и мелиоративных мероприятий. О былых запасах этого ценного во многих отношениях дерева напоминает лишь название несуществующего сегодня леса Осинник. В луговых лесах в изобилии растет также черемуха, в мае она дружно цветет, и порывы ветра со стороны Суры доносят пьянящий запах весны. Условно к лесу (точнее, к зеленым насаждениям) можно отнести упоминавшийся выше Барский сад. По сути в царские времена это был типичный усадебный парк: с беседками, куртинами, прудами. Преобладающая растительность - сирень. Растёт несколько ясеней. Парк был разбит по правилам, имел правильную геометрию, которая в результате длительного бездействия была, естественно, утрачена. В детстве, когда мы играли там 'в войну', сад ещё сохранял ранее утвержденные черты, сегодня этого не наблюдается совсем. И ещё один сад имелся в Шуватове. Он так и назывался Сад. 'Пошли в Сад', 'сенокос у Сада' - вот пример обыденных сельских высказываний. Сад был яблоневый, охраняемый. Скорее всего - это продукт 30-40-х годов, когда чрезвычайно популярны были идеи и дела Мичурина. Поскольку местный колхоз (до его разъединения на составные части) как раз носил имя неутомимого селекционера, яблони высадили, возможно, как раз по его душу. Поскольку домашние сады в Шуватове тогда приняты не были, коллективная кладовая витаминов выручала сельчан не одно десятилетие. Но без должной заботы всё приходит в упадок. Захирел и Сад. Уже в мои школьные годы он скорее числился, чем существовал на самом деле. За яблоками, помню, по осени ездили в более преуспевающий чумакинский сад. Затем яблони в Шуватове попросту вырубили, а площадь запахали. И осталось от былого яблочного величия одно слово - Сад. Настоящий лес находится южнее Шуватова примерно в 3-4 километрах. Предки обозвали его составные части следующим образом: опушка - это Барки, правее - Симонов лес, дальше в глубину - Жёлтый Корень. Лес смешанный: достаточно и лиственных, и хвойных пород. Не редкость дуб и клён. Встречается лиственница. Но, разумеется, гордость и хвала местных лесов - берёза. Леса здесь поистине обширны. Бывали случаи, когда ухитрялись заблудиться даже хорошо ориентирующиеся на местности бывалые местные следопыты. Самый курьезный момент произошёл, когда сельский пастух, хлебнув по русскому обычаю лишнего, когда этого делать не стоило, после сладкого сна в березняке потерял не только стадо, но и стороны света. Знал он местность неплохо, но случилось, как в сказке: веточка за веточку, кустик за кустик. Небрежение к непосредственным обязанностям завело незадачливого пастуха, вместо Шуватова, в прямо противоположную сторону и вывело на столбовую дорогу ни много ни мало, а в районе Аргаша. Домой пастух вернулся на рейсовом автобусе, в разгар организации его поисков. Отмахал он при этом по лесному бурелому никак не меньше тридцати километров. Правду сказать, по лесам лет 20-30 назад был нанесен сокрушительный удар. Ценных пород срубили и вывезли видимо-невидимо. Леса тогда здорово проредили. Даже со стороны села видно, что вместо сплошного массива маячат отдельные сосенки. А если взглянуть с высоты птичьего полета? Массовая вырубка леса сопровождалась проведением временных дорог по самым коротким направлениям. Когда-то хорошо наезженные и накатанные дороги прорезали местные леса во многих местах. Сейчас поддерживаются лишь немногие просеки, в основном стараниями порционных дровосеков и грибников, а остальные дороги 'заколодели-замуравели'. Огромные вырубки встречаются практически в любой части леса. Между прочим, печное отопление требует от местных жителей заготовки солидного количества дров. Поскольку в Шуватове преобладают представители пожилого поколения, а они, как известно, отличаются повышенной запасливостью, то не редкость увидеть на иных задворках сооружения из поленьев на манер пирамиды Хеопса. На эти цели, естественно, тоже расходуется часть древесины, выращенной природой, но её количество не идет ни в какое сравнение с 'организованной' вырубкой, проведенной три десятилетия назад. Попутно замечу, что на месте вырубок, пока они не были захвачены свежими посадками ценных пород и естественной для данных широт разнокалиберной порослью, водились дивные по величине и продуктивности малинники. Кому приходилось вкусить лесной малины, легко согласится, что садово-дачная не идёт ни в какое сравнение. Удивительным было и количество спелой малины, собрать полное ведро, помнится, не составляло особого труда. Всем хороши лесные малинники на месте вырубок, да жаль, недолговечны. Два-три года - и ищи новое место. Следующую непосредственно-съедобную пользу от этих мест можно ожидать через десяток лет, когда войдут в силу кусты орешника. Но орех - штука капризная, плодовито родится крайне редко. Самая обильная на орех осень удалась в 1979 году. Тогда забавы в скорлупе запасло все способное к передвижению Шуватово, да, думаю, и пол-Инзы и четверть Саранска тоже. Особый рассказ про грибы. Шуватово относится к грибным местам. Раньше, до массовых заездов грибников-горожан, здесь признавали и собирали, соответственно, только грузди, белые грибы и опята. Под влиянием горожан переключились и на 'пересортицу': в ход пошли подберёзовики и подосиновики, лисички и волнушки. Но приоритет, естественно, остается за гордостью местных лесов: груздями и белыми. Попутно хочу рассказать про любопытный случай на эту тему. Года три назад в вагоне московского поезда моим соседом оказался Виктор Алексеевич Вагин, последний первый секретарь Большеберезниковского райкома партии, а до и после партийной работы - интересный хозяйственник. Виктор Алексеевич, человек по натуре весёлый и неунывающий, на этот раз выглядел прямо убито. Оказалось, что он покидает родные места и переезжает на новое место жительства - в Подмосковье. Мы были давно знакомы, и дорогу скрасили общением. В Москве, на Казанском вокзале, я предложил ему помощь в доставке багажа до стоянки автомобиля и по дороге удивился тяжести походной сумки: 'Чем нагрузился, не камнями?' - 'Грибами, - отвечал Виктор Алексеевич, - между прочим, из вашего шуватовского леса'. Продолжив земляческий разговор, я узнал, что в минувший грибной сезон Виктор Алексеевич, сам неплохой грибник, встретил в лесу подводу, груженную свежими груздями. Сторговался, купил. Дома все это изобилие было соответствующим образом приготовлено и расфасовано по банкам. Некоторую часть грибного изобилия и пришлось мне переносить по перрону Казанского вокзала. Виктор Алексеевич, переезжая на новое место, не захватил много необходимого, а о грибах, вот, постарался. Видимо, знал, что в Москве и Подмосковье они идут на 'ура'! И очень жалел, что в местах, где предстояло жить, такого удовольствия не имеется. Меня же поразило количество разом собранных отменных грибов: не кошелка, не корзина, а целый воз! Даже не хватает воображения представить это, не доводилось. Но вот, оказывается, бывает. Минувшим летом я случайно встретил Вагина на Суре, в пограничном селе Николаевка. Погода стояла дождливая, дорога на Тияпино стала непроходимой. Виктор Алексеевич, навестив родные места, сожалел, что не может добраться до грибного оазиса, где встречаются подводы груздей. Грибная шуватовская зона последние десятилетия привлекает внимание горожан. Из Саранска, бывает, приезжают целыми коллективами, на нескольких автобусах. В это время я предпочитаю в лесу не появляться. Словно не в берёзовой роще находишься, а на какой-нибудь саранской производственной планёрке. Масса знакомых, с уместными и не уместными вопросами. Завершая вопрос о 'лесах и води', хочу уделить внимание объекту, соединяющем оба этих понятия. В глухой чащобе, в районе Желтого Корня имеется лесное озеро. Оно находится вдалеке от проезжих дорог, и про него мало кто знает. Я же знал про наличие этого любопытного явления с малолетства, и испытываю к нему нечто вроде невольного почитания. Когда случится забраться в лес далеко, непременно навещу это озеро. Оно густо поросло кустарником, к воде подобраться практически невозможно. Летом вода зацветает. Водится ли там рыба - Бог весть. Вот затерялся среди лесного моря маленький водный островок, как ни странно всё это звучит.

ШУВАТОВСКИЕ НЕДРА

То, что взращено и выпестовано природой на земной поверхности, я в какой-то мере отразил. Попробуем заглянуть поглубже. Сразу оговоримся, что столь популярных сегодня месторождений нефти и газа в окрестностях Шуватова не обнаружено. А заманчиво. В прошлом году мне несколько раз приходилось ездить в Удмуртию, и всякий раз я терял дар речи, встречая на пасторальных, удивительно шуватовских полянках десятки работающих насосов-качалок, черпающих из земных недр 'чёрное золото'. Представьте себе: пасутся коровки и козы, олицетворяющие вековечность обыденной жизни, а рядом символы скорости и мощи 21-го века - нефтяные поля! Завидки берут. Но, видимо, Присурье жидкими и газообразными углеводородами обездолено. Хотя ходят слухи, что рядом, в окрестностях Больших Березников во время Великой Отечественной войны местные жители обнаружили овраг, со склонов которого стекала горючая жидкость, пригодная в хозяйстве. Проверить эту информацию не удалось. Справедливости ради будем исходить из того, что при дележе нефти и газа природа обошла Шуватово стороной. Что же содержится в шуватовских недрах? Маловато, но кое-что имеется. Прежде всего, запасы торфа. На отопительные цели, сколько я знаю, он не использовался, шел исключительно как удобрение на поля. В давние времена выемка торфа велась, говорят, регулярно, на моей памяти в организованном порядке это производилось один раз, лет двадцать пять назад. В память об этих мероприятиях остались солидные котлованы возле так называемого Попова моста, сильно поросшие бурьяном и кустарником. Понимаю так, что сегодня добывать торф для полей нерентабельно, потому что и до более эффективных органических удобрений, скученных возле ферм, не всегда руки доходят. Так что вполне возможно: торф - полезное ископаемое будущего. Имеются в Шуватове запасы хорошего строительного песка. Карьер на опушке леса обеспечивает все строительные запросы колхоза и местных жителей. Песок легко вяжущийся, светлый, бетонные изделия из него не только надежны, но и эстетичны. Расположенная рядом с Шуватовом Вислая гора таит в себе запасы мела. Кроме того, вскрытая во время строительства асфальтовой дороги опока тоже потенциально является строительным материалом. По крайней мере, слышал от стариков, что в прежние времена, когда не было цемента, вяжущие материалы готовили самостоятельно. Возили с Вислой горы опоку, калили её на кострах, получая таким образом негашеную известь. Каменные сооружения, связанные известью, оказались исключительно крепкими по причине равнодушия ко влаге. Сооружения на цементе ко влаге критичны. Вислая гора велика. Если серьезно исследовать запасы опоки и ее потребительские качества, нельзя исключить возможности когда-нибудь в будущем использовать этот природный материал в промышленных объемах. Не зря же на горизонте маячат дымы Алексеевского цемзавода в Чамзинском районе Мордовии, словно указывая путь использования подземных кладовых. Много в Шуватове камня. Все поля усеяны им. Приходится убирать, потому что при полевых работах могут произойти поломки техники. Но камни появляются вновь, вырастая из земли. Практическое использование камня минимально - для забивки фундаментов, для каменок в парилках, для груза в бочках при солении капусты или огурцов. Мелковато. И ещё наблюдение в подобном же духе. На склонах Вислой горы, да и на территории собственно села встречаются россыпи так называемых 'чёртовых пальцев'. Это хорошо отполированные, чаще всего конические по форме 'изделия' из камня. Кто их изготовил? Природа. 'Чёртовы пальцы', вне всякого сомнения, являются миниатюрными свидетелями былого ледникового периода. Грандиозный ледник, двигаясь с севера, захватывал по пути движения разнообразные предметы земной породы, измельчал их в труху, а выносливые кремни при длительном вращении превращал в геометрически правильные цилиндры без всякого токарного станка. 'Чёртовы пальцы' встречаются в Шуватове повсеместно, поэтому и воспринимаются как обыденная вещь. Зато в других местах им приписывают магическую силу. Родственники, ранее проживавшие в Средней Азии, а сегодня переместившиеся в Центральную Россию, постоянно просят привезти или прислать им этих самых 'чёртовых пальцев'. Попутно следует сказать, что сама местность, её резко пересечённый характер, указывает на чрезмерное трудолюбие, которое проявил здесь давнишний ледник. Вислая гора является наиболее примечательным примером этого 'трудолюбия'. Не исключено, что наша местность когда-то становилась границей максимального ледникового продвижения. Не случайно, что таких грандиозных волнообразных природных сооружений, подобных Вислой горе, в округе больше не встречается. Стало быть, можно предположить: ледник, сделав последнее исполинское усилие, вздыбил земную твердь в размерах нынешней Вислой горы и рассеял вокруг неисчислимое количество 'чёртовых пальцев', затем, утратив натиск, остановился, а под влиянием природного тепла и вовсе исчез с лица земли. Продолжая разговор о сырьевых ресурсах, нужно иметь в виду не только подземные запасы, но и подводные. Бурливая Сура ежегодно обрушивает с крутых берегов множество деревьев, в том числе и твердых пород. Например, дубов. Стволы уходят на дно, покрываются слоем ила, и после десятилетий или даже столетий такого консервирования приобретают бесценные качества. Мореный дуб ценится поистине на вес золота. И разработки этого сырья ещё ждут своего часа. Встречаются и менее ценные находки. Например, мне как-то на день рождения подарили причудливо сплетенные корневища, напоминающие изображения птиц и рыб. Возможно, идея была заимствована у великого мордвина Степана Эрьзи, использовавшего для своих всемирно известных скульптур лесные находки. Он часто простые корневища превращал в уникальные творения человеческого духа. При этом старался найти оригинал, как можно больше соответствующий окончательному замыслу. В Шуватове чудо природы тоже потребовало минимальной работы ножом и наждаком. Просто взяли находку подводного мира, очистили от грязи и водорослей, покрыли лаком - и всё. Лежит себе вещь, радует взгляд. А сколько их ещё на дне речном!

ПРИРОДНЫЕ ЯВЛЕНИЯ И СТИХИЙНЫЕ БЕДСТВИЯ

Землетрясений, наводнений и оползней в Шуватове не случалось: слишком надежное и безопасное место для размещения села выбрали наши предки. Неподалеку расположены татарские села Шлемасс и Дракино. Они настолько замаскированы в складках местности, в изломах оврагов, что проедешь мимо (особенно это касается Шлемасса), и не заметишь расположение довольно крупного населенного пункта. Только зимой выдают дымы от печных труб. Видимо, в этой демонстративной, хотя трудно объяснимой и даже вредной (например, в закрытых и низко расположенных местах затруднительно принимать телевизионный сигнал) в данный период развития цивилизации привычке сказываются последствия давнишних кочевых обычаев. Шуватово же расположено привольно, на виду, хотя предки тоже постарались учесть защитные свойства местности: огородились от возможных неприятностей Вислой горой, двумя речками и Сурой. Лишь со стороны леса село 'беззащитно', приходи и покоряй. Но подобных попыток, сколько известно (кроме традиционных для общинного времени споров по межевому вопросу; по преданиям, с соседями-чумакинцами однажды доходило до сбора 'ополчения', вооруженного 'ружьём и дубьём'), не предпринималось. Поэтому 'незащищённость' со стороны леса можно отнести к дверному крючку из известного еврейского анекдота, который забыли закрыть после всех многочисленных и надёжных запоров, а потому: 'Заходи и все что угодно делай!' Разливы реки Суры, в прежние годы, как уже говорилось, очень обильные, жилых строений не достигали, волны плескались в районе огородов, и, словно воды Нила, приносили плодородную пользу. Разрушительная роль вешних вод ограничивалась увеличением двух внушительных оврагов, рассекающих Большую улицу на три неравные части. Обилие воды вообще-то представляло определенную угрозу для жизни беспечных людей. Но поскольку на водных процедурах с малолетства все проходили серьёзную закалку, то несчастные случаи были предельно минимизированы. На моей памяти случаев утопления не было. По воспоминаниям, давным-давно несчастный случай с летальным исходом произошёл на озере Купальное. Ещё одна трагедия разразилась весной, во время схода вешних вод. Внешне безобидный овраг, который в обычное время сух, как промокашка, похитил жизнь молодого, говорят, парня. Но, повторяю, все это происходило достаточно давно, даже имена погибших стерлись в памяти. Аномальные явления природного плана проявлялись не так часто, чтобы можно было говорить о какой-то системе. Засуха 1972 года не принесла видимых огорчений, леса, конечно, горели, но на другой стороне Суры. Лютые морозы 1979 года не нанесли урона садам, так как садов в Шуватове практически не имелось. Действительно незаурядное аномальное природное явление произошло зимой 1967 или 1968 года. Тогда выпал... цветной снег. Он был поразительно желтого цвета. Весной, когда снег растаял, на крышах остался слой песчаной пыли. Следовательно, снеговая туча где-то по пути прихватила облако песка. Хорошо, что песка. А то однажды в Германии с небес упали заледенелые трупы альпинистов. Их затащило в буквальном смысле слова 'на тот свет' восходящими потоками воздуха. Стихийные бедствия Шуватово, в принципе, миновали. Самая страшная напасть деревянных поселений - пожары - не приносили больших бедствий. В окрестных сёлах, случалось, выгорали целые улицы. В Шуватове же последний и единственный на моей памяти пожар случился осенью 1973 года. Было слякотно и сыро, огню не дали распространиться, но один дом сгорел дотла. Это событие для меня памятно вдвойне. Помогая в тушении, я действовал столь самозабвенно, что провалился сквозь ветхую крышу соседнего с пожаром сарая. Мало того, что оказался в западне рядом с бушующим пламенем, но при падении крепко повредил руку. Шрам от былой травмы заметен до сих пор.

ДОРОЖНЫЕ СТРАДАНИЯ

Дороги в Шуватове, как это уже говорилось выше, были чрезвычайно неказистыми. Точнее сказать, существовали не дороги, а направления, как, впрочем, и повсюду в России. Грунтовые дороги-направления, сколько я помню, пролегали сплошь через населенные пункты. По этой причине летом всегда стояла густая пыль, то от колес, то от порывов ветра. Любая непогода превращала дорогу в непролазное месиво. По утрам и вечерам, когда особенно слышно, с любого окрестного подъема слышалось комариное пение автомобильных моторов. Как это говорилось у Николая Рубцова? 'Когда, буксуя, воет грузовик, мне этот вой выматывает душу'. Сколько топлива и шоферских нервов было истрачено понапрасну. После мелиорации, о чём уже говорилось, в лугах стали выращивать кормовую свеклу. Культура эта поздняя, убирать ее приходится в самое бездорожье. На бугре, под которым расположены сельские бани, колесные тракторы 'Беларусь' действовали специфически: с разбегу они не могли преодолеть подъема, поэтому в ожидании техники на гусеничном ходу их ставили на пониженную передачу, колеса вращались впустую, не давая, однако, скатиться назад, а трактористы тем временем выскакивали из кабины и успевали перекурить. Сцена, что и говорить, колоритная. Показать бы её где-нибудь в штате Оклахома, тамошние фермеры с ума бы посходили. А мы, к сожалению, воспринимали это как само собой разумеющееся. Приведу ещё две страницы на тему бездорожья - одну смешную, другую горькую. В 1971 году проходил 24-й съезд КПСС, и на нём делегатом находился земляк, председатель колхоза из Коржевки Василий (не знаю отчества) Зинин. По этой причине, несмотря на тягомотину тогдашних официальных мероприятий, мы, в ту пору семиклассники, смотрели телевизор довольно заинтересованно. Вдруг покажут земляка, да в самом Кремлевском Дворце съездов! И, говорят, показывали, хотя самому увидеть этого не довелось. Так вот, после ежедневного просмотра съездовских материалов, по дороге в школу и из школы вели оживленные беседы на тему счастливой жизни, которую проектируют в Москве делегаты на предстоящую пятилетку. Говорили и про дороги, которые вскоре 'там и тут Россию всю пересекут'. И однажды, в разгар подобных мечтаний, подогретых неуёмной телевизионной пропагандой, я с ватагой ровесников так увлекся, что незаметно выскочил из резиновых 'литых' сапог. Вот какая вязкая и липучая, словно клей 'Момент', была грязь на так называемой дороге. А по ней предстояло ещё ездить машинам, как это говорилось в одном известном стихотворении, 'в колеях ломая лед'. Второй случай, крепко врезавшийся в память, произошёл много спустя, летом 1987 года. Мой покойный теперь отец, в ту пору бригадир шуватовской бригады (впоследствии колхоз 'Сура') Федор Степанович Столяров после дождя поскользнулся на хлипком правленческом крыльце и получил производственную травму. Вывих. Отец, бывший десантник, сумел самостоятельно вправить сустав, и, превозмогая боль, кое-как добрался до дома. Я как раз в ту пору только что приехал из Саранска. Вместо приветственной чарки пришлось садиться за руль и спешно ехать в ближайшую участковую больницу в Коржевку. Легко сказать - ехать. Прямо по курсу Вислая гора. И скользкая, глинистая, страшная даже в приличную погоду дорога. Три попытки взять препятствие отбрасывали меня назад, на исходную позицию. И лишь с четвёртого раза, до дыма не жалея колес, смог забраться на вершину, а оттуда - до Коржевки. Молчаливые слёзы пролили и отец, и сын: один от боли, другой - от бессилия. Между прочим, прежнее бездорожье носило хронический, а не сезонный характер. Зимой зачастую бывало ничуть не легче, чем летом. Снежные заносы атаковали любую мало-мальски проезжую часть. Сугробы, помню, вырастали невероятной вышины. Зимы были гораздо обильнее на снег или ветры ураганистей - Бог весть. Но факт остается фактом - с заснеженной дорогой, да при буране, да ночью - шутить никак не следовало. Чего таить, автор этих строк едва не погиб, когда по молодости рискнул ночью добраться от Больших Березников до родного дома. Мордовский госуниверситет мог не досчитаться одного своего студента. Пока идёшь по сельской улице, совсем не ощущается непогоды. Зато в чистом поле: 'Беда, барин, буран!' (напоминаю, что процитировано известное высказывание ямщика из повести Пушкина 'Капитанская дочка'). С хорошо изученной, освоенной, твердой дороги совершенно незаметно меня увело чёрт-те куда в сторону, измотало до потери сил, и лишь внезапно появившиеся в бреши снежной пелены далёкие огни окраинных домов села Тияпино сориентировали меня на правильное направление и, в буквальном смысле, спасли от гибели. Расплатой за невнимание к погодным явлениям стала лишь страшная головная боль, разразившаяся после всех буранных приключений. Бездорожье - и летнее, и зимнее - здорово сказывалось как на хозяйственных делах местного колхоза, так и на, казалось бы, далекой от этого сфере образования. Попросту шуватовским ученикам далеко было добираться до школы. О сапогах - а они, по сути, являлись почти всепогодной обувью - говорилось выше. Спасибо резинотехнической промышленности Советского Союза, без неё в сельской глубинке поистине не состоялось бы никакого движения к знаниям, это точно! В восьмилетнюю школу в Большое Шуватово приходилось добираться и на незаменимом велосипеде (о велосипеде и его роли в сельском образовании я намерен рассказать отдельно), и на лыжах, и на коньках. А обыденным пешим порядком - бессчётно! Возникали и диковинные способы. В одну зиму от внезапной оттепели окрестные речки взбухли от обилия талой воды, а внезапно ударившие морозы сковали течение. На обширных пространствах, соединяющих Большое и Малое Шуватово, образовались ледяные поля. Я любил в ту пору мастерить разные диковинные вещи, и однажды сообразил даже построить настоящий буэр. Он стоял на трех коньках, двигался - и довольно быстро - под треугольным парусом, изготовленным из какого-то подручного материала. Конструкция оказалась недолговечной, но разок до школы, помнится, прокатились, а сопровождал весёлым лаем ватагу на необычном для наших мест транспорте любопытный пес Рекс. Добираться в среднюю школу, в Коржевку - это уже 8 (восемь!) километров - было значительно сложнее. Это, без преувеличения, - настоящий поход за знаниями! Нерадивые ученики - они водятся у всех народов и во все времена, - пользуясь отдалённостью от школы родительского дома, поступали, как герои стихотворения Сергея Михалкова: 'Собирались лодыри на урок, а попали лодыри на каток'. Только вместо катка использовались так называемые 'лотки', гидротехнические сооружения на пересечённой местности, попросту сказать, мосты. Под мостами, поджидая дисциплинированных учеников, возвращавшихся из школы, играли в карты, стреляли из рогаток или, кто посмышлённее, из 'поджигов' - самодельных огнестрельных орудий малого калибра. В ту пору, несмотря на бездорожье, Коржевка собирала в среднюю школу учеников с большой округи - от Стрельникова на востоке до Большого Шуватова на западе (по прямой это свыше 20 километров), кроме того здесь же получали среднее образование школьники из мордовского села Челдаево (бывший председатель Союза писателей Мордовии, уроженец этого села Иван Алексеевич Калинкин именует его более коротко - Чей), а также двух татарских - Дракина и Шлемасса. В общем в Коржевке собирался обширный - временами до тысячи человек - интернациональный учебный контингент. И среди этого 'контингента' встречались любители отсидеться в 'лотках'. Правда, говорят, на этот хитроумный способ отлынивания от уроков тут же был найдено противодействие: в классах проводилась перекличка, и фамилии недостающих учеников тут же, из Коржевского радиоузла, передавали по проводной связи на всю округу. 'Незнайки' из 'лотков' водились, видимо, не только в Шуватове, но и по всей разноязыкой окрестности. Вот было диво, когда 'лодыри' вместе со всеми возвращались домой, а их вопреки благодарности за учёбу поджидали со справедливым ремнём. Метод оперативной переклички по проводам, видимо, был очень эффективен, потому что в годы моей учебы в Коржевке (1972-74 г.г.) 'в лотках' уже никто от уроков не прятался. Собственно, про эти 'лотки' я и вспомнил случайно. Иногда приходилось в Шуватове слышать от земляка Александра Сергеевича Поварова - человека весёлого, находчивого, острого на язык (сейчас он работает председателем колхоза в Тияпине) - шутливые, но справедливые упреки некоторым горе-работягам, назойливо жалующимся на малую зарплату: 'Учиться надо было, а не в 'лотках' сидеть!' Дорога до Коржевки мне почему-то запомнилась пешей. Видимо, она преобладала. Уроки тогда начинались в половине девятого утра. Это во сколько же нам приходилось по утрам подниматься, чтобы проделать восьмикилометровый путь с поправкой на туман, позёмку, гололедицу и непрестанную непролазную грязь?! Сегодня даже не верится, что такое было возможно. Хотя встречались, конечно, и способы убыстрить и облегчить путь до школы. Нам, старшеклассникам, уже доверяли мотоциклы, но их имелось в Шуватове ограниченное количество и всякая поездка воспринималась большим праздником. Одно время регулярно ездили караваны местных машин в Неклюдово, на спиртзавод, за бардой. Школьники гроздьями обвешивали пузатые бочки на колесах. Особенно им нравился обратный путь, когда внутри плескалось густое парное варево, а ехать было тепло, как Емеле на печке. После столь грустного предисловия самое время сменить тональность и поговорить на более приятную тему дорожного строительства. Оно - дорожное строительство - складывалось в Шуватове из двух этапов. Первый развернулся ещё в 1972 году, когда была проведена добротная щебенчатая дорога на Тияпино. Запас прочности у нее оказался достаточно велик, и практически без серьёзных доработок (за добавлением асфальта) она существует до настоящего времени. В другом направлении - на Чумакино, Коржевку - дорога не могла похвастаться качеством и долговечностью. Несмотря на основательно возведенную насыпь, она после дождей представляла довольно жалкое явление, а порой и непреодолимое препятствие. Скорее всего, сказывается различие грунта: на тияпинской горе преобладает каменистая, щебенчатая почва, на чумакинской стороне - чернозём. Там строительство дороги требует и больших затрат, и большего умения в работе. Второй этап дорожной эры - уже асфальтовой - происходил буквально в новейшее время. В 1991-92 годах асфальт опоясал всё Присурье, приблизил к цивилизации самые захолустные места. Шуватово разом приблизилось к Инзе (до нее, кстати, около 50 километров). Вместо двух-трёх часов изнурительной автобусной давки в прежнее время - десятки минут почти развлекательной поездки по красивой местности. Лично я, любитель быстрой езды на автомобиле, сегодня преодолеваю расстояние до Инзы примерно за полчаса. Дорога эта была построена в разгар активных социально-экономических преобразований, проводимых предыдущим губернатором, и среди населения упорно именуется 'горячевской'. Кстати, затем был сделан серьёзный прорыв в западном направлении, на Большие Березники и Саранск, то есть очень желанном автору этих строк. Завершилось строительство дороги от села Тияпино до села Николаевка. Дорога связала асфальтовые сети Мордовии и Ульяновской области в единую систему и по-настоящему загрузила красавец-мост через Суру, воздвигнутый три года назад и носящий некоторое время неудобное имя 'мост в никуда'. Предыдущие усилия в дорожном строительстве сократили и сделали более удобными направления на Сызрань, Тольятти, Самару и далее на восток, а новая дорога оказала подмогу по пути в Нижний Новгород, Киров, Москву. Ну, и само собой, в Саранск. Надо признать, что для организации строительства огромные усилия, через различные федеральные организации приложили Глава Республики Мордовия Николай Иванович Меркушкин и уроженец Больших Березников Александр Михайлович Пыков. Вот его рассказ об этой эпопее: 'Летом 2003 года я находился в краткосрочном отпуске и с одним из приятелей поехал по делам на правую сторону Суры. На обратном пути нас застал сильный дождь. Дорога превратилась в сплошное месиво. Под знаменитой горой Эстонец, на границе Мордовии и Ульяновской области, образовался затор. Там сидел трактор Т-150 по уши в грязи. Связь мобильная в ту пору работала ограниченно, подмогу пришлось ждать долго. И я принял для себя решение: надо помочь в строительстве дороги, проходящей от Больших Березников до Инзы вдоль присурских сёл. В связи с тем, что я работал заместителем полпреда Президента в ПФО, имел возможность выхода на губернаторов. Мне предстояла встреча с генералом Шамановым, в ту пору губернатором Ульяновской области. В первую же поездку в Ульяновск такая встреча состоялась. Шаманов заинтересовался историей с дорогой: а где это? Настоящий военный: открыл карту на стене - вот здесь. И тут же: 'А нам это надо?' Я доказываю: мост через Суру есть, надо налаживать культурные, социальные и просто человеческие связи. Кроме того, по этой дороге, давным-давно проложенной крестьянскими телегами, более короткий путь на Пензу, Саранск, Нижний Новгород. Шаманов говорит: 'Да нет у меня денег!' В самом деле, Ульяновская область была слаба в финансовом отношении. И тогда я в Москве повстречался с Виталием Григорьевичем Артюховым, был такой руководитель дорожной службы. Он говорит: давай письмо от губернатора, предлагайте план, дадим деньги и всё необходимое. Если не изменяет память, речь шла о 25-26 миллионах рублей. Письмо от губернатора подготовлено, добавили и наше письмо от аппарата полпреда. Деньги были выделены, но долго не начиналось строительство. Уже на следующий год я проводил в Инзе совещание по социально-экономическому развитию региона с большим количеством начальствующего состава. Состояние района было крайне удручающее. Традиционные предприятия разрушены, перспективы не просматривались. Была разработана программа социально-экономического развития района, глава Геннадий Фёдорович Кузнецов принялся её в меру сил осуществлять. Правда, тогда я несколько раз Геннадию Фёдоровичу пенял, что деньги на дорогу уже выделены, а дело не сдвигается с места. Надо начинать работы, а расторопности не было никакой. Жёстким нажимом, с помощью Ульяновска удалось побудить строителей начать стройку. На глазах подняли дорожное полотно, уложили добротный асфальт. В итоге появилась дорога. Помню, как-то еду туда летом, в отпуске, едем с отцом Александром Пелиным, он собрался навестить родственников, останавливаемся возле рабочих. Идёт ливень, прораб надрывается, заставляет завершить какое-то дело. Останавливаемся: 'Что, мужики?' Отвечают: 'Кириенко поручил дорогу построить, через неделю должны отчитаться, что дорогу построили. Какой-то раздолбай устроил всё это, попадись он нам, закатали бы в эту дорогу!' Я не стал раскрывать себя, проехал дальше. Неприятно немножко стало, но дорога, тем не менее, была построена. Люди получили возможность свободно перемещаться в довольно обширном регионе. Это хорошо. Плохо другое. Мы опоздали на несколько лет. Присурские населённые пункты обезлюдели, во многом благодаря отсутствию надёжного дорожного сообщения. И второе: ездят по этой дороге из городов, в связи с массовым развитием автомобильного транспорта, в заповедные присурские леса, многочисленные любители даров природы. Замечаю: леса почти повсеместно стали захламлены, они превратились в места массового выброса мусора, это кошмар какой-то. Противоречие времени: техническая цивилизация идёт вперёд, а культурная - значительно отстаёт. Дорогу построить не так-то уж и сложно. Сложнее поднять культуру человека, отучить его от привычки бросать мусор там, где это не положено. Будем поднимать культуру - это задача не мене важная, чем строить мосты и дороги'. Говоря о дорогах и транспорте, надо вспомнить, что дорогой, хотя и водной, является Сура. Правда, судоходство на ней прекратилось ещё в 30-40-е годы прошлого столетия, а пристани в Шуватове никогда не существовало. Водным транспортным средством были и остаются элементарные лодки-долблёнки или их заменители из различных подручных материалов. Но в последнее время начинает возрастать экскурсионное значение Суры. Первопроходцем в организации системных водных путешествий по Суре стал саранский подростковый клуб 'Водномоторник'. Подростки из сухопутного города Саранска под руководством энтузиастов (прежде всего Владимира Григорьевича Юнязова) совершали многочисленные путешествия по Суре, в том числе и так называемые 'кругосветные'. Смысл их заключался в том, что ребята садились в лодки на Суре, допустим, в Березниках, плыли по Волге, затем по Оке, затем по Мокше, добираясь в конце концов до Саранска (или в обратном порядке, преодолевая последние десятки километров сухопутным путем). Затем бензин подорожал, подростковые клубы распались. Путешествия по Суре на время прекратились. Сегодня набирает популярность способ путешествия на самодельных плотах. Все элементарно просто: порожние мешки заполняются пластиковыми бутылками из-под напитков, подводятся под деревянную основу - и вперёд - семь футов под килем! Активно использует эту форму отдыха и одновременно экологического познания окружающего мира редакция Большеберезниковской газеты 'Присурские вести' во главе с редактором Евгением Викторовичем Полушкиным. В последние годы в подобные путешествия стали пускаться и любители-одиночки. Достоверно знаю, что энтузиасты поплавать на 'пустышках' имеются в Кочкуровском районе Мордовии и Лунинском районе Пензенской области, а также жители Саранска. И последний вид транспорта, который хотелось бы отметить, трубопроводный. Исключая водопровод, подводящий родниковую воду по трубам из леса прямо до потребителей, больше никаких подземных магистралей в округе не имеется. Большие магистральные трубопроводы проходят в сотнях километров. Местные газовые сети тоже пока рисуются только в воображении. Поэтому в Шуватове и окрестных селах испытывают определённую зависть к жителям Мордовии, где газификация практически завершена. Например, газовые трубы подведены в захудалое село Николаевка, совершенно бесперспективное с экономической точки зрения. Отсюда до Шуватова остаётся всего каких-то 12 километров, а до Инзы, напомню, почти 50. Наверняка строительство газовой дороги окажется таким же тернистым, как и возведение асфальтовой магистрали. Воздушного транспорта, естественно, в Шуватове не имеется.

"МЫ ВСЕ УЧИЛИСЬ ПОНЕМНОГУ"

В Малом Шуватове школа существовала со времён земства и до семидесятых годов двадцатого века. Очень любопытна ее довоенная история. Потому что именно в этот период, не по учебникам истории, а в реальной жизни, проводилась ликвидация безграмотности. По отрывочным воспоминаниям родителей, которым, как и большинству их ровесников, удалось закончить лишь четыре класса, я смог нарисовать такую картину. Занятия в школе вели профессионально подготовленные учителя, присылаемые из городов. Учителя, сколько можно судить, были знающими и строгими. Наказать нерадивых учеников путём постановки 'на горох' (то есть коленями на горошины) или отдубасить тяжелой метровой линейкой считалось в порядке вещей. Негуманно? Да. Нарушение прав человека? Обязательно. Но почему же никто из испытавших былой учительской 'ласки' не высказывал видимого огорчения? Напротив, только слова благодарности за доброе внушение. Вот и против безнадёжных современных оболтусов применить кое-что действенное, заимствованное из прошлой педагогической практики, не помешало бы. Помнится, и Сухомлинский против этого категорично не возражал. Учителя той поры получали казённое жалованье и считались, по местным меркам, состоятельными людьми. Они могли себе позволить даже покупку конфет! В колхозной деревне тогда денег практически не водилось, они появились в достаточном количестве значительно позже, после всех лихолетий, через четверть века. Опять же выскажу сожаление, что не удосужился записать ни одной фамилии учителя довоенной поры, не зафиксировал штрихов биографии людей, совершивших в нашей глубинке великое дело превращения вековечных неучей в разумных, освоивших грамоту современников. Наверное, потомки кого-то из шуватовских просветителей той далёкой волны все ещё проживают в округе, и им было бы приятно прочитать книжное благодарственное слово. Итак, шуватовская четырёхлетка. Два класса и коридор. В одном помещёнии, стало быть, занимались сразу два класса. Только не помню, какого порядка придерживались при делении - последовательного или чётного-нечётного. Да и вообще из ранней школьной поры в памяти мало что сохранилось. Давно это было. Однако самый первый школьный день, как ни странно, помню отчетливо. Первого сентября 1964 года был вторник. День выдался солнечный, тёплый. Второклассники (и более старшие ребята) были непререкаемыми авторитетами. Про учителей и говорить нечего. Любопытствуя, я заглядывал через окно закрытой ещё школы. Мне был виден глобус и свернутые в трубочку географические карты. Глобус казался огромным, хотя, если бы взглянуть на него сейчас, возможно, и не заметил бы. Учителей этой поры помню плохо. Маленькая школа выучила большому делу - заставила осмысленно относиться к грамоте (читать и писать я умел ещё до занятий в классе). Школа-четырехлетка медленно угасла в период застоя. Некому в ней стало учиться. Добротное кирпичное здание отвели под магазин. Магазин просуществовал вплоть до прошлого года. Летом его ограбили лихие люди, и после грабежа торговая точка больше не открывалась. Такая вот запятая. Восьмилетняя школа находилась (и находится) в Большом Шуватове. Эта школа научила мыслить. Пользуясь случаем, хочу выразить сердечную благодарность Клавдии Александровне, Марии Ивановне (намеренно не употребляю фамилий, называю так, как мы именовали их четыре года учебы и долго-долго впоследствии). Мария Ивановна через уроки ботаники и биологии привила привычку иметь неравнодушный взгляд на окружающий мир. А заслуга Клавдии Александровны для меня вовсе бесценна. Она преподавала русский язык и литературу, и понимание грамотности, трепетное отношение к знакам препинания были восприняты именно от неё. Спасибо! Вспоминаю забавный эпизод. На выпускном экзамене в восьмом классе (писали сочинение) я употребил какое-то мудрёное слово, которое не знали даже учителя. Весело пересмеиваясь, они принесли из учительской энциклопедический словарь и удостоверились, что слово написано правильно. И им, и мне было приятно. Вообще в те годы и Клавдия Александровна, и Мария Ивановна только что закончили пединститут и приехали в Шуватово по направлению. И они сегодня в памяти так же молоды, как молоды были тогда. Особого слова заслуживает Иван Петрович Ватолин. По происхождению он из местных жителей. Это настоящий деревенский интеллигент. Преподавал физику, труд и физкультуру. Очень нравились, например, опыты с электричеством, которые самолично придумывал Иван Петрович. В школьную мастерскую, ныне, к сожалению, разрушенную, мы ходили с большой охотой. Многому научились. Навыки изготовления электрического звонка, воспринятые от Ивана Петровича, живы и поныне. О его роли в физкультурном движении и спорте будет сказано отдельно. Но добавлю, что Иван Петрович запомнился не только делом, но и словом. Он любил говорить, размышляя, и этим притягивал к себе собеседников. Отдельно скажу про супружескую чету, приехавшую в школу как раз во время моей учёбы. Фамилия их Пузановы. Муж, Николай Иванович, был директором школы, а Евгения Ивановна преподавала алгебру и геометрию. Очень интересные и деятельные люди, моторные какие-то. Николай Иванович тут же озвучил центр села громкоговорящей установкой. Школа уверенно и молниеносно освоила функции сельского клуба (не в ущерб своему основному предназначению - учить учиться). Звучала музыка, передавались новости. Только восходящая София Ротару неутомимо пропагандировала украинский язык. Популярность шлягера 'Червона рута' была неописуемой. Ничего подобного (в смысле массовой радиофикации) не было ни до, ни после. Молодые супруги жили в квартирке прямо при школе. Избыток личного времени расходовали на нас, учеников. Кажется, нет такого дела, за которое бы они не брались. В школе регулярно работала киноустановка, прямо на переменах шли фильмы. Организовывались различные кружки, например, танцевальные, вовсю проводились выездные концерты самодеятельности, порой выезжали далеко, даже в Валгуссы. Лично я особенно признателен Николаю Ивановичу за то, что научил фотографировать. Это очень пригодилось в профессии и жизни. Кроме того, директор школы, на двадцать лет опередив время, занятия фотокружка пробовал перевести, если выразиться по-современному, на коммерческую основу. Была попытка делать фотографии памятных событий на заказ, чтобы заработать денег на проявители-закрепители, а не только расходовать скудный школьный бюджет. Идея не прижилась, поскольку, как говорилось выше, явно опередила время, но крепко запомнилась. Не нужно представлять молодых педагогов прообразами 'новых русских'. Их энергия была направлена на общее благо. Кроме того, ни комсомольская, ни пионерская жизнь не проходили мимо внимания неугомонных педагогов. Одного металлолома под их влиянием собрали на целый металлургический завод. Правда, они вскоре уехали в Тольятти, где, по отзывам, весьма крепко и основательно вписались в жизнь. Что и не удивительно. Несколько ранее директором школы был уроженец Инзы, пожилой человек. К сожалению, совсем не помню, как его звали. Это был фронтовик, на фронте лишился руки. Его, честно сказать, побаивались. Дисциплина, без которой невозможно наладить стоящее дело, поддерживалась на должном уровне. Постоянно проводились линейки, поощрения и наказания производились на виду. Если подойти упрощённо, то старый директор олицетворял сталинский, а молодой - хрущёвский, точнее, горбачёвский стиль руководства. Поделюсь забавной страницей прошлого. В прежнее время Мордовия придерживалась московского времени, а в Ульяновской области местное время шло на час вперёд. На школьных экзаменах, чтобы заранее узнать тему сочинений, некоторые ловкачи договаривались со знакомыми с мордовской стороны, и, пользуясь часовой разницей во времени, узнавали темы хоть ненамного, но заблаговременно. Гоняли на мотоциклах на большой скорости до Суры, перекрикивались через реку с информаторами и возвращались к самому экзамену. Реальной пользы такая 'утечка информации' не приносила, но адреналина, вероятно, прибавляла. Хороший способ вспомнить 'школьные годы чудесные' подвернулся в и в недавнем году. Совсем новый директор школы, Валентина Федоровна Антонова, кстати, родная сестра автора этих строк, организовала вечер-встречу одноклассников под названием 'Двадцать пять, пятнадцать и другие'. То есть встретились выпускники 1972, 1982 годов и ещё все, кто смог откликнуться. Подобного школа не видела за всю свою историю. Скажу одно: было очень трогательно. Приехали вчерашние шуватовцы из разных городов, порой и дальних. Многие не узнавали друг друга, как, например, мы с двоюродным братом Владимиром Ивановичем, тоже Столяровым. Очень давно не виделись. Встреча в школе стала, без преувеличения, мощным инструментом шуватовского единения. Перефразируя слова классика, можно сказать так: если бы этой встречи не было, её следовало бы выдумать.

ВОСПОМИНАНИЯ О КОМСОМОЛЬСКОМ БИЛЕТЕ

Так называемая общественная работа в пору моей молодости была естественной и жизнерадостной. Отчётливо помню вступление и в октябрята, и в пионеры. Про комсомольскую пору и говорить нечего. Осенью 1971 года, завершив уборку колхозной картошки, стали старательно штудировать устав ВЛКСМ и внимательнее, чем обычно, читать молодёжную газету. Ответственно собирали рекомендации. Комсомольцев в школе было немного, в основном молодые учителя - они нас дружно и благословляли в райком комсомола. Поехали туда как на праздник. Сегодняшняя молодёжь ни за что не поверит, а мы тогда волновались по-серьёзному, не меньше, чем на экзаменах, которые впервые пришлось испытать лишь год спустя. Многое стёрлось в памяти, но сохранились детали 'допроса', учинённого мне на бюро райкома. Кто-то любопытный попросил назвать видный подвиг комсомольцев в мирное время. 'Подвиг Надежды Курченко', - не задумываясь, ответил я. Кто забыл - это стюардесса самолета по рейсу Сухуми - Батуми, которая пыталась воспрепятствовать угонщикам. Она погибла. Самолёт, правда, улетел в Турцию, и 'свободный мир' долгое время укрывал угонщиков и убийц, представляя их борцами с тоталитаризмом. Позже, уже в Саранске, проходила кампания по обмену комсомольских билетов. Новый билет я получил из рук секретаря комитета комсомола Мордовского госуниверситета Николая Меркушкина. Он хранится до сих пор.

ВИЗИТЫ ЗНАТНЫХ ЛЮДЕЙ

На Суре любил бывать первый секретарь обкома партии Скочилов. Политический долгожитель, всевластный хозяин, он наведывался к своему фронтовому другу, председателю колхоза Василию Зинину. Делая поправку на специфику времени, когда говорили одно, думали другое, а делали третье, надо сразу сказать, что эти визиты не оставили иной памяти, кроме скудных строк в данном повествовании. Внешне публичная, но внутренне зажатая атмосфера застойного времени отрывала простой народ от власти. Не припомню случая, чтобы Скочилов проводил встречи со специалистами сельского хозяйства или сельской интеллигенцией. Даже слухов об этом не возникало. Зато гуляли сплетни о качестве застолий и их последствиях, хотя наверняка преувеличенные до неузнаваемости. Следующий командир области, Колбин - он работал уже во времена горбачевской перестройки, и, говорят, был его другом - оказался неутомимым по части 'хождения в народ'. Бывал и на Суре. Запомнился сразу двумя обстоятельствами. Во-первых, добросовестно повстречался со всеми видами актива, глубоко изучил социальную сферу: побывал и в участковой больнице, и в библиотеке, и в столовой. Беседовал на улице с простыми людьми. Именно поэтому возникло второе памятное обстоятельство его пребывания в Присурье. Колбин почти сразу наткнулся на словоохотливого местного мужичка, который, как водится, оказался слегка поддат. Колбин, совершенно не предполагая подвоха, спросил: ну как, дескать, живёте? Мужичок браво ответствовал: 'Если бы хреново жили, мотоцикл бы себе я не купил!' - запрыгнул на свой 'Урал' и уехал, пока свита сопровождения успела как-то отреагировать. После эта фраза стала расхожей, памятна и до сих пор. Понятно, что вместо слова 'хреново' было произнесено другое. Колбина в области любили, как спустя десятилетие в Мордовии полюбили Меркушкина - за неутомимость в изучении и преобразовании рядовой, обыденной жизни. И очень жалели, когда первого секретаря обкома Колбина перевели в ЦК компартии Казахстана. Его назначение встретило сильное сопротивление националистически настроенной прослойки населения, что привело к возникновению общественных беспорядков, а по сути, ещё тогда, зимой 1986-87 г.г., послужило сигналом к распаду Советского Союза.

КНИЖНЫЙ МИР

С книгами в деревне моего детства была напряжёнка. Личных библиотек практически не существовало. Да и в городах в ту пору книжный мир развивался неравномерно: подписные издания можно было достать лишь по большому блату, а в открытой продаже преобладали труды по марксизму-ленинизму. А тяга к чтению существовала. Чтобы её в какой-то мере удовлетворить, государство пошло на выпуск массовыми тиражами так называемой 'Роман-газеты', то есть публикации большого по объему произведения, но в мягкой обложке, на неважной бумаге, мелким шрифтом. 'Роман-газета' позволила массе сельских жителей прочитать интересные по их меркам и по тем временам произведения, но одновременно помогала и благополучно... слепнуть. Тогда ещё не вникали сельчане в глубокомысленные рассуждения о библиотеке, что 'личная не заменит публичную', потому что не до этого было. Кто хотел читать, находил нужное чтение. В библиотеке. Прошло много лет, а до отдельных штрихов помню каждый поход в сельскую библиотеку. Она размещалась в одном здании с почтой, поэтому своеобразному запаху книг предшествовали запахи сургуча и клея. В библиотеке же, состоящей из двух-трех стеллажей, но казавшейся тогда невероятно большой и обширной, стояла благоговейная тишина, разговаривали в основном полушепотом. Добрым волшебником мне запомнилась библиотекарь Валентина Семёновна Симонова. Она до самой пенсии бессменно проработала с книгами и читателями, и за её внимательность, несельский, но такой глубинный по человеческой сути труд ей огромное спасибо. Валентина Семёновна могла забыть, но я отчетливо помню случившуюся несколько лет назад на шуватовской улице встречу. Другой бы человек поинтересовался материальным положением, служебным успехом, а Валентина Семёновна полувопросительно-полуутвердительно сказала: 'У тебя, Толя, наверно, хорошая библиотека составлена'. Эти слова действительно подтвердили: немало на Руси людей, искренне верящих, что 'не хлебом единым жив человек'. К слову сказать, не бывает библиотек маленьких или бесперспективных, есть нетребовательное отношение к чтению. Маленькая шуватовская библиотека с запасом обеспечила лично меня багажом книжных знаний на все школьные годы, а впоследствии, проходя учебу на литературном и журналистском факультетах в солидных университетских центрах (ну, и, конечно же, регулярно подпитываясь свежей литературой), я не только не отставал по уровню филологической культуры, но и во многом превосходил своих городских сверстников. Так продолжается и по сей день, хотя современную российскую литературу я считаю несовершенной, и слежу за новинками лишь для того, чтобы быть в курсе событий. Так что скромной сельской библиотеке и скромной библиотекарше Валентине Семёновне Симоновой я благодарен на всю жизнь. Что читали в те годы? Сельские книгочеи, естественно, отдавали предпочтение литературе на сельскую тему. Названий, к сожалению, не помню. Скорее всего, именно в этот период набирали популярность 'Вечный зов' и 'Любовь земная' (не фильмы, а книги). В это же время были изданы 'Воспоминания и размышления' Георгия Константиновича Жукова, книга была одна, ходила по рукам, на неё в библиотеке существовала запись. Была в библиотеке в единственном экземпляре 'Большая Советская Энциклопедия'. По устоявшимся правилам, издание невыносное. Но Валентина Семёновна, доверяя мне как добросовестному читателю, разрешала брать тома энциклопедии домой. В пору моей сельской юности ещё сохранялись книги из прошлого. Помню, как читал книгу издания 19 века про события Смутного времени. Книга была без корок, название и автор остались неизвестны. Непривычно было и само чтение, так как шрифт изобиловал старомодными 'ятями' и 'ерями'. Жалею, что раритетное издание не сохранилось до наших дней. Ещё большее сожаление вызывает тот факт, что имел на руках старинное издание Библии. Пропахшую стариной и стеарином Вечную Книгу извлёк однажды из дедовой кладовки, даже пробовал постигать Евангелия от Матфея и Марка, Иоанна и Луки. Затем ошибочно привёз Книгу в Саранск, где она и растворилась в неустроенном студенческом быте. Говоря о чтении, не могу не поделиться воспоминаниями о смежной составляющей сельской культуры того времени - грампластинке. В конце 60-х годов невероятно популярной была пластинка с театрализованной 'Свадьбой в деревне'. Водилась эта пластинка практически в каждом доме, выписывали ее через 'Посылторг', а слушали, помню, до самозабвения.

ОДА ВЕЛОСИПЕДУ

Когда говорилось про бездорожье и местные пути-дороги, мелькнуло упоминание и про велосипед. А как же? Любой в деревне подтвердит: без велосипеда - никуда. Его Величество Велосипед помог отечественному селянству хоть в какой-то мере приобщиться к благам цивилизации, почувствовать себя человеком. Давным-давно прочитал в какой-то газете, как китайцы, большие любители запоминающихся политических формулировок, в конце 70-х годов провозгласили курс на достижение для каждой семьи 'трех крутящихся и двух говорящих'. Под 'крутящимися' подразумевались велосипед, швейная и стиральная машина, под 'говорящими' - радиола и магнитофон. В России - по крайней мере, на моей памяти, - занимаясь снабжением населения, обходились без броских лозунгов, сконцентрировавшись на штампах общего порядка: пятилетка - год решающий, определяющий... и т.д., помните? Велосипед проник в российскую глубинку тихо и незаметно. В 30-х годах он был большой редкостью, в 40-х - трофейной добычей, в 50-х - закрепился 'на пыльных тропинках' российской глубинки, а в 60-х наконец-то триумфально размножился. Кое-где висят ещё на ржавых гвоздях легендарные немецкие двухколёсные ветераны. На некоторых, пожалуй, после легкой смазки можно ещё и поехать: немецкое качество общеизвестно. Но поскольку мы провозгласили оду, то исполним ее в адрес ПВЗ - продукции Пензенского велосипедного завода... Этому велосипеду памятник нужно ставить! Не очень надежный, но неприхотливый и дешёвый, он поднял оседлую деревню с колен и двинул ее по округе семимильными шагами. Велосипед, поскольку был основным транспортным средством для школьников, добирающихся в отдалённые учебные заведения, по сути вывел в люди неизмеримое количество соотечественников. Широка страна моя родная, и велосипед позволил миллионам людей успешно бороться с ранее непокорными расстояниями. Без преувеличения можно сказать, что ещё в докосмическую эру велосипед заставил наших предков жить быстрее. К Оде велосипеду можно добавить Сагу мотоциклу. Без него в деревне тоже никуда. Первые мотоциклы, сколько я знаю, появились в Шуватове на рубеже 60-х годов. ИЖ-49, ИЖ-56, ИЖ-Юпитер - вот марки, отражающие основные вехи моторизации деревни. 'Урал' и 'Днепр' появились позднее. Так же как и совершенно уникальный 'Минск' - супернадёжный, неприхотливый, экономичный. Поскольку Шуватово невелико по размерам и численности населения, мототехники в нём водилось и водится немного. Поштучно. Сегодня, из-за дороговизны, новую мототехнику практически никто не покупает, любители довольствуются тем, что сохранилось с прежних времен.

ГИМН АВТОБУСУ

В период, предшествующий 'эре моторов', внутрихозяйственное передвижение до районного центра осуществлялось пешим ходом и конной тягой. Я не удосужился ни у кого расспросить, сколько времени занимала дорога до станции для верхового седока и для подводы. Если допустить, что всадник мог развивать скорость до 20 километров в час, то до Инзы он мог доскакать за два с половиной часа. Коню необходима передышка, набрасываем ещё часок. Три с половиной. Обратно столько же. Считай, весь день. А про подводу и говорить нечего - в дороге находилась от темна до темна. Про пеший ход запомнилась история, рассказанная покойной матерью. В 40-е годы, во время войны, получили телеграмму. Её старшая сестра, стало быть, моя тётка, служила в действующей армии, и случилась ей транзитная поездка через Инзу. На фронте смогла она насушить мешок сухарей, а в тылу в ту пору, известное дело, - голод. По получении телеграммы две сестры, в том числе и мать (а было ей в ту пору лет четырнадцать), захватив тележку на деревянном ходу, отправились в Инзу. Благополучно прибыли к эшелону, встретились с сестрой, поплакали за встречу, приняли драгоценный груз и отправились обратно. К полуночи были дома, преодолев с ощутимой нагрузкой почти сто километров. В наше время такое едва ли кто-нибудь осилил. Но всё мрачное и тяжёлое проходит. Изнурительные походы пешком или на лошади сменили поездки на автобусе. 'Пазики', а позднее 'Лиазы' надёжно связали глубинку с большой землёй. В Шуватово автобус приезжал под вечер. И там ночевал. Утром загружался местными пассажирами и следовал дальше по маршруту на Инзу. Нет нужды объяснять, что на конечной станции у пассажиров были неоспоримые преимущества, они рассаживались в пустом автобусе, и были чрезвычайно горды этим обстоятельством. Дальше, в Тияпине, Аргаше автобус брали 'с боем', и ехали как сельди в бочке. Тогда сельского населения было побольше, преобладал молодой, мобильный контингент, ездили много, а автобусов было мало. Приведённые выше воспоминания относятся к периоду, когда ходил один рейс в сутки, в 70-е годы к нему добавился ещё один. Все равно этого было недостаточно. На обратном пути, из Инзы, шуватовские пассажиры уравнивались со всеми, давились в очереди на общих основаниях. Какие дивные сцены разыгрывались в вагончике, заменявшем на привокзальной площади автовокзал! Иной характерный гражданин, только вчера превратившийся из сельчанина в горожанина, но усвоивший в городе лишь привычку 'качать права', при нехватке билетов (а их не хватало постоянно) тут же грозился жаловаться в 'райком-исполком'. Но поскольку наибольший наплыв пассажиров приходился на выходные дни, а учреждения в это время не работали, праведный гнев безбилетных граждан едва ли доходил по адресу. Все добирались, как придётся. Автобусами, как я понимаю, управляли опытные и ответственные водители. До приобретения собственного автомобиля я пользовался автобусом десятки, если не сотни раз. Ни одной аварии или предпосылки к ней. И не слышал об этом. Шуватовская дорога с автобусами дружила. Сегодня в Шуватово приходят три инзенских автобуса. Утром и после полудня. Под вечер можно ехать в любом направлении - через Тияпино или Коржевку, как заблагорассудится. Ездят через Тияпино, это короче, автобус никуда в сторону не заворачивает (другой рейс ведет ещё в Дракино и Новосурск).

ПОХВАЛЬНОЕ СЛОВО САМОВАРУ

Самовар в сельской жизни вообще, а в шуватовской в частности играл заметную роль. Это не только самый проверенный и надежный инструмент для чаепития, но и универсальный катализатор человеческого общения. Недаром в старину, в купеческой среде любой домашний уют без самовара считался неполноценным. Купцы, говорят, были рекордсменами в поглощении порций кипятка из самовара. При этом велись неторопливые разговоры, выстраивались дела. Может быть, именно благодаря самовару и становилось крепким купеческое слово, и сделки вершились без бумаги, под честное слово. Да что там говорить про купцов, когда в обычные советские времена самовар длительное время заменял болтливое радио и скучный телевизор. Приготовить настоящий самовар - настоящее искусство, и не всякому оно по руке. Для топлива нужны хорошие угли, а на растопку отменная, просушенная лучина. В Шуватове, сколько я помню, самовары никогда не использовались в уличном варианте, поэтому широко показываемые в кино способы его разжигания с помощью сапога были попросту неприменимы. Для самоварного дымохода в печи делали отдельный проём, а для выравнивания по высоте ставились специальные скамеечки. Случалось, горячие угли выскакивали через поддувало, прижигали поверхность скамеечки. Было заметно, что во всех домах подобная 'мебель' покрыта пригорелыми ямочками. Но пожаров на этой почве не возникало. Не исключаю, что падение углей из самовара даже предполагалось, и было это чем-то вроде ритуальной игры с огнём. Заполняли самовары колодезной или родниковой водой, о достоинствах которой говорилось выше. Заварник со свежим чаем надолго ставился на остывающий самовар, томиться. Надо ли говорить, какой при этом распространялся аромат (тем более что в те годы чай продавался не в пример качественнее, чем сегодня). Было у самовара и иное продовольственное назначение. При строительных 'помочах', во время сенокосов, при иных авральных работах, когда разом требовалось накормить большое количество работников, в чреве самовара варили яйца. Тщательно промыв, их заворачивали в марлю и опускали под крышку самовара. Крутые яйца, обычно вредные для здоровья, при таком приготовлении словно приобретали целебную силу. Ну, и особый вкус, конечно. Самовары обычно использовали простенькие, ширпотребовские, из расхожих металлов. Но иногда встречались и настоящие шедевры, медные, тульские, с вензелями и прочими прибамбасами. Помню, водился медный самовар у одной из наших тёток. Время от времени он темнел, и тогда она натирала его до блеска битым кирпичом. Красота неописуемая. С ростом цивилизации, а особенно с появлением 'Тефалей' самовары тихо и мирно отправились на чердаки. Надо ли говорить, какая их постигла судьба в пустующих домах? Правильно, они моментально исчезли под натиском бродячих цыган, нечистых на руку местных кладоискателей и прочих сборщиков цветмета, изрядно опустошивших кладовые родины, созданные разнообразными стараниями предков. Достаточно сказать, что в родительском доме в прошлом году хранилось с пяток самоваров, не осталось ни одного. Испарились. Под покровом ночной темноты из безхозного в зимнюю пору дома они ушли на подпольные склады барахольщиков за бутылку водки или блок дешёвых сигарет.

НАПИТКИ

Производством горячительных напитков домашнего изготовления, сколько можно судить, в Шуватове занимаются умеренно. В прошлые, обездоленные времена, говорят, делали самогон из картофеля. В торжественных случаях, на свадьбах или проводах в армию на стол выставляли целые ведра пахучей огненной влаги. Самому мне довелось видеть подобное всего один раз. Надо ли описывать изумление, с которым я наблюдал, как разом, на манер русского солдата Соколова в плену, употребляются целые стаканы горилки. Довольно тягостное зрелище. Самогонная тема имеет спорный характер, но поскольку она является порождением образа жизни нашего народа, обойти ее молчанием невозможно. Но и сказанного достаточно. Скажу про другие напитки. В Шуватове водятся большие мастера по приготовлению свекольной браги (в Мордовии этот напиток называется поза). Брага получается пенная, ядрёная. Вынутая из погреба в летнюю жару она выше всяких похвал. Рецепты приготовления напитка я записал у старушек-мастериц и наловчился сам готовить брагу не хуже их. Сегодня домашние праздники не обходятся без этого деликатеса. Готовили раньше и любопытный продукт под названием кулага. Но его изготовление довольно сложно а главное, необходима в обязательном порядке русская печь. Поэтому в городских условиях приготовить кулагу невозможно. Зато в Шуватове её готовили превосходно. Прекрасно помню случай из сельской жизни конца 60-х годов. На свадьбе родственницы по линии матери Зои Матвеевны Поваровой её матушка тётя Поля расстаралась. Помню, как бережно готовили солод, как не мене бережно месили глиняный раствор, которым затем собирались 'глушить' створ печи, и многие другие приготовления. Это был целый ритуал. Зато итоговый продукт был великолепен. Он пришёлся по душе и жениху, Александру Крамаревичу (он из Челябинска), и всем гостям, сельским и городским. Жаль, не всё повторяется в этом мире.

КАК ПОЯВИЛСЯ ТЕЛЕВИЗОР

Дотелевизионную эпоху помню смутно. А вот день, когда она для Шуватова окончилась решительно и бесповоротно, врезался в память. Поздней осенью, году, пожалуй, в 1964-65-м, мы, сельские мальчишки, привычно возились на речке, в изобилии собирая репьи и колючки. Вдруг над крышей ближнего дома поднялась какая-то непонятная конструкция. Все устремились туда. Оказалось - поднята решетчатая телевизионная антенна. Телевизор привезла с собой семья новых сельских учителей Кузнецовых. Они, первопроходцы невиданного зрелища, представлялись просто волшебниками. На первый просмотр голубого экрана набилась полная изба. Хозяева, у кого на первых порах квартировали Кузнецовы, были страшно польщены внезапно свалившейся славой. К слову сказать, и впоследствии, когда телевизоры перестали быть редкостью и расплодились в достаточной степени, традиция просматривать передачи коллективно, при набитой избе сохранилась надолго. Особенно это распространялось почему-то на трансляцию соревнований по фигурному катанию и передач КВН (старого, пока он не был отменён). Значит, в Шуватове любили и высоко ценили красоту человеческого тела, способного на одухотворенные движения, и остроумие. Кстати, об антеннах и особенностях телевещания. Высокая антенна, замеченная нами над крышей сельского дома, - является непременным атрибутом шуватовского (да и любого другого сугубо сельского) пейзажа. Ослабленный расстоянием телевизионный сигнал надо поймать как можно выше, иначе телевизор покажет одно моргание. И на заре телевизионной эры, и сегодня шуватовские телевизоры способны показывать только две программы - Москву и Саранск. Недавно возникшая Инзенская студия телевидения в Шуватове воспринимается эпизодически, при сырой погоде, когда волны распространяются без помех на большие расстояния, чем обычно. Во множестве, как и повсюду, появились телевизионные тарелки. Раз уж вспомнили Кузнецовых, первопроходцев телеэфира на шуватовской земле, то не грех обмолвиться, что по примеру нескольких поколений сельских учителей, воздавших должное селу Шуватово, они через несколько лет уехали в Куйбышев (теперь Самара). Не исключаю, что у них сегодня имеется в наличии какой-нибудь навороченный домашний кинотеатр (всё-таки уровень жизни в Самаре значительно выше, чем в Присурье), они, поди-ка, сто раз забыли про видавший виды 'Рекордик', завезённый с домашним скарбом в глухое Шуватово, а я вот помню. И не я один, наверное. Попутно говоря, телевизор в своё время сначала составил серьезную конкуренцию, а затем подкосил под корень сельскую кинофикацию. Ещё в мои школьные годы кино в клубе смотрели часто и охотно. Предпочитали фильмы 'про войну' и остальное, что покажут. Зал всегда набивался до отказа. Особо престижной считалась помощь в перематывании пленки, за эту работу 'особо приближённые' к киномеханику получали право бесплатного просмотра. Малолетки располагались впереди скамеек, прямо на полу, густо покрытому шелухой от семечек. Платили за сеанс, помнится, пятак. По мере старения населения и роста числа телевизоров киноустановка вращалась всё медленнее и медленнее. И в один отнюдь не прекрасный миг остановилась вовсе. И клуб, сельский очаг культуры, угас. Здание ветшает и растаскивается. Даже голосование по выборам проводится в соседней деревне.

ФИЗКУЛЬТУРА И СПОРТ ПО-ШУВАТОВСКИ

Системные физкультурные начала в Шуватове я бы связал с именем уже упоминавшегося Ивана Петровича Ватолина. В дополнении к прочим обязанностям он вёл в школе, как говорилось выше, и уроки физкультуры. Иван Петрович запомнился мне постоянно вооружённым секундомером; он, скромный и деликатный человек, активно понуждал школьников к бегу, объясняя, что это очень полезно и в последующей жизни пригодится. Школьные стометровки Ватолина по своему воздействию считаю более действенными, чем современные спортивные телевизионные каналы. Но, справедливости ради, надо сказать, что многое делалось и помимо школы. Если бы в моем скромном повествовании не использовались заголовочные слова, вроде 'гимн' и 'ода', непременно употребил бы одно из них применительно к заурядному турнику. В самом деле, просто на удивление: два столбика и железная перекладина. Но сколько пользы для здоровья и развития мускулатуры! Турник, как и многое в сельской жизни, становился элементом коллективной жизни. Сооружение этого неприхотливого снаряда было делом улицы, ватаги. Так же, как и его использование. Подтягивались соревновательно, кто больше осилит. Весело и полезно проходили импровизированные соревнования, скажем, по вращению на перекладине. Подчеркну - это происходило без всякого принуждения со стороны взрослых. Само собой. И когда сегодня приходится слышать гневные реплики о том, что физкультурное дело предано забвению (верно, так и есть на самом деле), что нужно на эти цели определить большое государственное финансирование, я возражаю: а, может, и не обязательно? Надо постараться восстановить атмосферу, при которой для сельской ребятни (поскольку про неё ведётся речь) становится естественной потребностью, необходимостью сооружение из подручных средств простейших спортивных сооружений. Турникам возле сельского дома нужно, как и прежде, дать зелёную улицу. Не менее заразительным и полезным был футбол. Первоначально футбольное поле разбивали на сельском выгоне, возле дороги, направляющейся в лес. Но там слишком обширное место, мяч далеко укатывался под уклон, и за ним замучаешься бегать. Поэтому было избрано более удобное место, внизу, под Барским садом. Ровная площадка, ограниченная с двух сторон естественными препятствиями, идеально подходила для работы с мячом. А изготовление ворот, как и турников, для мастеровитых сельских ребят проблем не составляло. Практиковался в Шуватове и волейбол. Но этот вид спортивного досуга был больше связан со школой. Оно и понятно: там требуется больше инвентаря. Из чисто развлекательных игр запомнились лапта и городки. ... Перечитал спортивную часть 'Заметок'. Первая мысль: эх, попробовать бы заново лихо покрутиться на перекладине, пробежать стометровку на время, погоняться за мячом... Да уж. Хорошо. Заманчиво. Да есть одно 'но'. Годы уже не те. И комплекция не та. И животик.

ЗВУКИ МУЗЫКИ

Музыкальная сфера в Шуватове, как и в любой деревне, была однообразной и ограниченной. На свадьбах, на гулянках преобладала вездесущая гармонь. Иные владели этим инструментом столь виртуозно, что, будучи в крепком подпитии, роняли голову на меха, но всё равно продолжали играть. На 'автопилоте'. Играли, естественно, пока были молодые. Иногда брались за меха приезжие, из города, гармонисты. Сегодня это перевелось. Последний раз слышать гармошку доводилось много лет назад. Другие инструменты. Встречалась балалайка. Моя мать, к примеру, хорошо играла на ней. А ещё что-то рассказывала про мандалину. Отдельная история с гитарой. Повинуясь какому-то чувству, вполне вероятно, стадному, в конце 60-х годов среди молодежи пошла мода на этот инструмент, накупили гитар. А играть учились по самоучителям. Так толком никто и не научился. Ни Градского, ни Высоцкого, ни Розенбаума из Шуватова не вышло.

КОЕ-ЧТО О ФОЛЬКЛОРЕ И ЯЗЫКЕ

Деревенская речь отличается повышенной образностью. Иного хорошего рассказчика просто заслушаешься. В языке, в старых преданиях, в песнях - наша история, наши корни. К истории и собственным корням мы относились плохо. Чрезвычайно плохо. Поэтому отдельные робкие попытки вдвойне ценны. Однажды учительница литературы Коржевской средней школы Зинаида Ивановна Морозова (глубоко почитаемая среди выпускников во всём Присурье, да и в Саранске известная тоже) заставила нас, старшеклассников, записать среди пожилых людей своего села несколько старых песен или былин. Я с удовольствием взялся за дело. А какое удовольствие испытали собеседники - не описать! Они, вспоминая слова и мелодию, словно преображались. Очень жаль, что записи тех времён не сохранились, а Зинаида Ивановна Морозова прекратила полезное занятие. А жизнь идёт. Пройдёт десяток лет, и спрашивать про старые песни и предания будет некого. Останется надеяться, что 'новые песни придумает жизнь'. Речь в Шуватове сочная, колоритная, встречаются словечки, не имеющие аналога или применения больше нигде. Произношение тоже специфическое - щипящие произносятся с нажимом, с выделением. Ладно бы от потери зубов (в Присурье это актуальная проблема), а то просто так, от природы. Особенно характерно (и безобразно одновременно) звучало высказывание 'ещё, ещё'. По-шуватовски это выглядит следующим образом: 'ищё-ща'. Лично мне особенности произношения в молодости доставили заботы. Пришлось с помощью магнитофона крепко усвоить нетрадиционность произношения, а затем его исправлять. Отдельные словечки приводить не буду: их слишком много. Приведу любопытный пример языкового заблуждения и консерватизма. Как-то ещё в мои ранние школьные годы возник спор: как правильно говорить - 'нараспашку' или 'нарастопашку'. Причём в одном Шуватове - Малом - говорят на один манер, а в Большом - иначе (чтобы никого не обижать, не скажу, где как именно). В спор включились даже учителя. Истина вроде победила: надо говорить 'нараспашку'. Однако нет-нет да услышишь 'нарастопашку'. Языковые заблуждения, как и прочие, страшно живучи. Анекдотичный, но жизненный пример. Все знают песню 'Напилася я пьяна', где употреблено напутствие для 'заблудившегося' благоверного: 'Если с милушкой на постелюшке, накажи его, Боже'. Так вот, за целое десятилетие активной эстрадной жизни этой песни только певица Надежда Кадышева достоверно, в соответствии с авторским текстом произнесла данное напутствие, а в остальных ста процентах исполнения, в любой, особенно женской, компании последние слова звучали совсем по-иному, а именно: 'Помоги ему тоже'. Кто скажет, что это не так, пусть бросит в автора заметок камень.

ПАРА СЛОВ О ТОПОНИМИКЕ

Большинство местных названий, которыми обозначается местность в районе Шуватова, уже упоминались. Коротко повторим их. Берега Суры: Чёрная Кочка, Панжух. Озера: Купальное, Долгое, Гнилое, Ярок, Бездонное (с происхождением этих названий все ясно), Михаларька (Милахарька) (с этим названием как раз ничего не ясно). Полевые и луговые территории: Поперечная дорожка, Попов мост, Осинник. Лесные угодья: Симонов лес, Банковая поляна, Барки, Жёлтый Корень, Калагуровы поляны. Возвышенности: Вислая гора, Сажелка. Родники: Гремячий Ключ, Часовня. Хозяйственные и культовые (почти) объекты: Барский сад, Сад. Большинство названий легко расшифровываются, берут свое начало от природных объектов, фамилий, имён, профессиональной принадлежности чем-то отличившихся предков. Происхождением самого названия села Шуватово я не занимался, для этого необходимы архивные изыскания. Даст Бог, доживу до пенсии, тогда изучу и этот вопрос. Но предварительно остановлюсь на одном интересном эпизоде с топонимическим уклоном. Проработав значительное время в мордовской республиканской журналистике, я в той или иной степени оказался знаком с большинством заметных граждан республики. Особенно активно процесс интенсивного знакомства происходил в пору редакторства республиканской газеты 'Известия Мордовии'. И вот однажды на этой почве был преподнесён сюрприз. В стенах редакции происходила беседа за 'Круглым столом'. Среди участников не все были мне лично знакомы. Стали обмениваться визитками. Надо ли описывать моё удивление и ошеломление, когда на визитке одной молодой, интересной женщины я прочитал фамилию - Шуватова. Тут же я поинтересовался происхождением столь многозначной для меня фамилии. Однако собеседница не разделила энтузиазма по поводу топонимического исследования, лишь сухо оговорилась, что фамилия досталась ей от мужа. Затем на несколько лет данная тема была законсервирована, просто Шуватовы не попадались мне на жизненном пути. Во время избирательной кампании, когда в печати публиковались списки кандидатов в депутаты, я обратил внимание, что в Ельниковском районе Мордовии попасть в состав райсовета претендует пара граждан по фамилии Шуватовы. Стало быть, в тех местах (Ельниковский район примыкает к территории Нижегородской области) названная фамилия достаточно распространена. Попутно расскажу и про забавный случай из практики. Некоторое время назад в Москве произошла встреча с деканом факультета журналистики Московского университета Ясеном Николаевичем Засурским. Это мэтр отечественной журналистики, учитель неисчислимого множества звёзд газетного пера и телеэкрана. Однако он уже в преклонном возрасте, поэтому считает допустимыми отдельные чудачества. Например, в описываемом случае уважаемый профессор журналистики после официального выступления наотрез отказался от бесед на вольные темы и отклонил все поступившие вопросы. Поначалу я встретил тоже суровый прием. 'Что вам угодно, молодой человек?' - недружелюбно вопросил мэтр, уже открывая дверь зала заседаний. Я спокойно объяснил, что у нас есть серьёзные общие основания для продолжения разговора, так как мы оба Засурские: он - по фамилии, я - по месту рождения, из-за Суры. Объяснение, видимо, понравилось почтенному человеку, мы разговорились и даже сфотографировались на память. Попутно Ясен (такое у него редкое имя) Николаевич Засурский объяснил, что предки его происходят из Пензенской губернии, так что фактически мы оказались земляками. Но перейдём к непосредственной теме разговора. Фамилии в Шуватове отличаются простотой. В Малом Шуватове большинство фамилий происходят от имён собственных. Много Антоновых, Захаровых, Фроловых, Прохоровых, Федяшовых, Дмитриевых. Несколько особняком, но в этом же ряду, стоят фамилии Яшиных и Сафоновых (одна предположительно произошла от уменьшительной формы имени, другая от редкого и неприменяемого впоследствии имени). Относительно Пановых можно гадать, но не слишком долго (слова 'пан' и 'барин' в старой России долгое время являлись синонимичными). Это обстоятельство как раз и подчёркивает 'барский' характер села. Фамилии определённо происходили от имён (и конкретного положения) дворовых людей. Мои предки по линии отца и матери соединили профессиональный подход к формированию фамилии - Столяровы и Поваровы. Видимо, родоначальниками были какие-то столяры и повара. Фамилия Зимины явно указывает на определённое время года. А вот вместе с Хаханиными мы все можем задуматься: откуда 'есть пошла' такая фамилия? В Большом Шуватове, несмотря на территориальную близость, картина с фамилиями разительно отличается. Здесь живучи фамилии Кузнецовых, Большаковых, Мазиных, Серовых, Симоновых, Камакиных, Дёминых, Хлебуновых. Встречаются фамилии 'с мордовским акцентом': Елизаркины, Суханкины. Мне всегда, а в процессе подготовки данных заметок особенно, казалось удивительным, что в крае, 'богатом и лесом и водью', совершенно не встречаются соответствующие фамилии. Казалось бы, на Суре самое место обнаружить целые косяки Щукиных, Пескарёвых, Налимовых, на худой конец, Жабриных или Вьюновых. Нет в Шуватове 'рыбных' фамилий, хоть расшибись. Отсутствуют и 'птичьи' фамилии. Ни одного Журавлёва, Петухова, Гусева (лишь в Большом Шуватове встречаются Гуськовы). Молчат и 'лесные' фамилии. Где Рощины, Дубовы, Берёзовы, Осиновы? Нет их. Как нет фамилий 'грибных' - Груздевых, Лисичкиных, Опятовых. Поразительно и решительное отсутствие 'охотничьих' фамилий - ни Волковых, ни Зайцевых, ни Лосевых. Как будто бы ни один предок за многовековую историю Шуватова ни разу не выходил за добычей в окрестные леса. Не верится в это. Но факт остаётся фактом: при формировании фамилий своих жителей Шуватово решительно проигнорировало окружающий мир, целиком сосредоточившись на родстве и видении профессионального мастерства. Между прочим, шуватовская картина с фамилиями резко отличается от положения в окрестных селах. В Чумакине, Коржевке, с одной стороны, и в Тияпине, Пятине, с другой, набор фамилий настолько несхож, словно здесь жили не соседи-земляки, а представители различных галактик. С именами ещё проще: стандартный набор общепринятых имен. Без выпендрёжа. В речевой практике иногда имя человека видоизменялось и приобретало своеобразную окраску. Коляны, Толяны, Саньки, Юраны многочисленны, как и везде в российской деревне. Но вот есть Колюня и Юрис. Согласитесь, слова имеют совсем иной оттенок, чем Колян или Юран. Это уже прозвища. Прозвища, в основном, базируются на индивидуальных особенностях человека - так появились Левый, Прыткий. А в этих прозвищах отражены политические фигуры как далекого - Колчак, так и недавнего прошлого - Ельцин. Какая похожесть на верховных правителей России склонила земляков к наречению своих соседей именно таким, а не иным способом - уму непостижимо. Зато политизировано и легко объяснимо прозвище Депутат. Но совершенно непрозрачны прозвища Маклай, Масяй, Каймаз. А вот один взрослый человек, бывший офицер, всю жизнь назывался Володя.

ЛЕТО, ОТДЫХ, ОТПУСКА

Об этом можно вспоминать с ностальгией. На стройки разных пятилеток выехало больше половины жителей Шуватова. В самом расцвете сил. Больше всего, естественно, осело в Ульяновске. Иные забирались дальше - в Самару, Челябинск, Душанбе. Встречаются в Москве и Подмосковье. Ну, и в Саранске, само собой. Компактно, то есть, диаспорой, сколько я знаю, шуватовцы ни в одном городе не проживают. Во времена Советского Союза, когда социальная забота о простом человеке держалась на высоте, летом в Шуватове было многолюдно. Считалось делом чести привезти детей на каникулы и приехать погостить на историческую родину самим из далекой Средней Азии, не говоря уже про 'близкие' Южный Урал или Поволжье. По вечерам 'новые шуватовские' щеголяли в городских нарядах, собираясь на вечеринках, рассказывали диковинные истории. А молодёжь проводила время на воде. Озеро Купальное и Чёрная кочка на Суре чуть не круглые сутки оглашались голосами и плеском воды. Воды никто не страшился, плавали первоклассно. За день переплывали Суру раз по десять, это считалось в порядке вещей. Затем длительный отрыв от 'водных процедур' изменил картину. Учась в Свердловске, я с удивлением и ужасом обнаружил, что боюсь далеко заплывать. И сегодня я предпочитаю Суру не переплывать, а, поскольку она сильно обмелела, переходить её вброд. Сейчас летом приезжает значительно меньше народа. Стало меньше детей. Это раз. Непосильно дороги билеты. Это два. Самым регулярным горожанином, посещающим Шуватово, пожалуй, остаётся автор этих строк.

ЗЕМЛЯКИ

Прежде всего скажу похвальное, хотя и поминальное слово своему деду Василию Даниловичу Поварову. Он умер летом 1964 года, перед этим научил меня писать и читать, то есть подготовил к школе. Я-то деда помню плохо, но по отзывам односельчан это был мудрый, умелый и хозяйственный человек. Долго передавали его предсмертные слова. Одна из старших дочерей в слезах спросила: 'Как же жить дальше?' - 'Как-нибудь', - философски ответил умираюший. Кроме того односельчане часто цитировали его давнишние высказывания. Одно было произнесено перед коллективизацией: 'Хлеба в амбарах у каждого было на десять лет'. И во время Великой Отечественной войны: 'Никогда ещё не было такой долгой войны'. Ну, здесь дед исказил истину, потому что на его памяти проходила Первая мировая война, перешедшая затем в Гражданскую, которые были протяженнее. Видимо, на него сильнейшее впечатление произвела невиданная жестокость войны и личное горе. Дело в том, что летом 1941 года погибла его жена, соответственно моя бабушка. Нет, военные действия здесь ни при чём. Даже строительство знаменитого Сурского оборонительного рубежа, развернувшееся в наших местах, тоже не имеет никакого отношения к трагедии. Бабушку во время грозы убило молнией, прямо дома, на печи. Редкий случай. Дед после смерти хозяйки больше не женился, поставил на ноги шестерых дочерей (единственный сын погиб на фронте). Кроме высокой порядочности дед ещё отличался мастерством. Зимой регулярно уходил на отхожий промысел в Самару, работал там десятником на стройке. До сих пор, говорят, в одном из переулков Самары стоят двухэтажные кирпичные дома, построенные его бригадой. Кроме умелости, отличался ловкостью. Никогда не пользовался лестницами, с любой высоты бесстрашно прыгал. Без риска повреждений. Умел. Не курил. Не любил алкоголь. В наши дни, ежегодно приводя в порядок могилы на сельском кладбище, я вырубаю кустарник вокруг дедова креста, а полуистлевший за 65 лет бабушкин крест ставлю в уголок ограды. Спрашивал мнение священнослужителей - можно ли изготовить замену? Один говорит: можно, другой говорит: ни в коем случае. Может, читатели рассудят? По линии отца деда и старшего дядю забрала война. Вообще шуватовцы, по данным 'Книги Памяти' потеряли на Великой Отечественной свыше 130 человек. Эта дедова родня тоже интересна. Отец деда Степана, погибшего на войне, то есть мой прадед, избирался в Шуватове старостой, и по отзывам старожилов, своей справедливостью снискал уважение земляков. Про родителей частично я уже рассказывал, подробнее писать считаю нескромным. Коротко скажу, что это были замечательные, самые настоящие российские люди. Вернёмся в современность. Два забавных случая на почве землячества мне запомнились. Некоторое время назад я оказался среди родственников жены в селе Ильмино Пензенской области (интересном тем, что его приезжал покупать Лев Толстой, а не купил, потому что денег не хватило). В этом Ильмине, как раз на Троицу, собралось много гостей. Стали знакомиться. Во время перекура разговорились с одним мужиком. 'Откуда родом?' - 'Из Шуватова'. - 'Вот тебе раз, и я оттуда'. Собеседник назвал себя по фамилии Решетов, с ударение на первом слоге. Я поправил его, указав, что в Шуватове ставят ударение на последнем слоге. Точно, согласил он, только, долго проживая здесь, привык к новому произношению. Вторая встреча имела место уже в процессе написания этих заметок. В Рузаевку приехала корреспондент газеты 'Вперёд' Ирина Воробьёва 'со своей подругой', как она выразилась. Во время знакомства в типографии 'Рузаевский печатник', когда по какому-то поводу прозвучало слово 'Шуватово', выяснилось, что подруга - уроженка Большого Шуватова, Любовь Михайловна Селькина, девичья фамилия Хрымова. Сейчас жительница Инзы. Случайно встретились земляки, хотя и разных поколений. Трогательная сцена, между прочим.

СКАЗАНИЕ О БЕЛОЙ БЕРЁЗЕ

Эту удивительную историю, хотя она и носит откровенно родственный характер, узнал совсем недавно. Родился я в доме, где проживала большая, по-крестьянски перенаселённая семья. Примерно в это время в саду была посажена белая берёзка. Вскоре отец принялся строить собственный дом, который и 'осилил' в рекордно короткие сроки. В старом доме оставались бабушка Аксинья и младший брат отца, дядя Коля. Семье дяди Коли вместе с миллионами соотечественников выпали тяжкие испытания на развалинах Советского Союза. В начале 70-х годов, по призыву уже обжившихся родственников, они сменили патриархальное Шуватово на столичное Душанбе, или, как называли этот город в просторечье, - 'Душамбу'. Вскоре по старости сменила место жительства и бабушка, одним словом, дом стал бесхозным. Какое-то время он принадлежал колхозу 'Сура', и там поселялись различные, чаще всего случайные люди. Затем дом и вовсе исчез с лица земли... В Душанбе подросли мои двоюродные братья - Александр и Анатолий. Ко времени их самостоятельной жизни восточную окраину потянуло на самостоятельность, а следом и на гражданскую войну. Пришлось вновь возвращаться на историческую родину. Дядя Коля третий раз в своей жизни начал чуть не с нуля. Правда, приют был найден не в Присурье, а в городке Сасово Рязанской области. Там нашлись достаточные зацепки для уверенности, что Россия не бросит в беде. Шуватово же для него и для сыновей оставалось точкой притяжения. В одну из поездок младший из братьев - Анатолий - человек далеко не сентиментальный, пришёл на родовое гнездо, обнял березу, некогда растущую в саду, а сегодня невольную хранительницу былого очага, заплакал и попросил оставшихся соседей ни в коем случае не срубать памятное дерево. Затем братья, по примеру множества молодых россиян, проверяли свои силы в Москве, которая, как известно, слезам не верит. В этом громадном городе я и услышал от них трогательную историю про наше маленькое Шуватово и про белую берёзу, так крепко засевшую в их измученные переселениями сердца. И сохранил её письменно, особенно в память о брате и тёзке Анатолии, безвременно ушедшего до выхода книги.

КУБАНСКИЕ ВОСПОМИНАНИЯ

Это особенная глава в данной повести. Поскольку в предыдущих повествованиях шла речь о родственных моментах, то самое время обратиться к этому же вопросу, только через неожиданную призму. 'Великое переселение народов' в Советском Союзе приходилось практически на любой период его семидесятилетнего существования. Оно в разное время захватывало разные категории населения и безжалостно перемещало из одних пределов необъятной страны в совершенно другие, порой абсолютно несхожие по климату и жизненному укладу людей. Ранее уже говорилось, что уроженцев Шуватова до сих пор обильно можно встретить на просторах Поволжья и Урала, а ранее в Средней Азии и Запамирье. Настала пора рассказать про места более близкие и приятные - про Кубань. Каким образом и в какое время проникли представители обширного рода Столяровых в кубанские края, а конкретно в город Кропоткин, мне установить не удалось, да теперь уже и не удастся. По примерным подсчётам это случилось в конце НЭПа, и привело в благодатные южные края желание развернуться более широко, чем это было возможным в средней полосе. Как бы то ни было, к концу тридцатых годов в Кропоткине сформировалась достаточно крупная и крепко стоящая на ногах группа земляков, которая имела возможность саморазвиваться, в том числе за счёт приглашения родственников из других мест. Таким образом в Кропоткине оказались и мои предки по отцовской линии во главе с беспокойной бабкой Аксиньей. Приехать-то они приехали, и обосновались там на берегу реки Кубани (отцу было уже 8 лет), да что-то не заладилось. Дело не пошло. Пришлось возвращаться назад. Произошло это летом 1941 года, по семейной легенде, то ли за несколько дней до войны, то ли прямо в день её начала. В 1942 году город Кропоткин, как и большинство Кубани, был оккупирован немцами. Попутно скажу, что подобная перспектива Шуватову 'светила' за полгода до этого, во время прорыва германских войск южнее Москвы, когда была захвачена даже часть Рязанской области. Зимой 1941 года прямо по шуватовским огородам был протянут знаменитый Сурский оборонительный рубеж общей протяженностью около 200 километров, к счастью, не пригодившийся. Зимой противника неимоверной кровью остановили, а летом он сделал оглушительный прыжок на юге огромного фронта. Был подмят Кропоткин. Такую же участь разделили сотни известных и неизвестных мест. Своеобразная столяровская порода смогла проявиться и в этих условиях. Двоюродный брат отца, а в повседневном общении для всех дядя Яшка, во время рождественских немецких мероприятий похитил из интендантского автомобиля мешок с подарками, предвосхитив (или повторив) известный подвиг молодогвардейцев из недалёкого от тех мест Краснодона. Так же, как и молодогвардейцы, дядя Яшка попался, был подвергнут истязаниям. На всю жизнь на его спине остались следы от винтовочных шомполов. Сам видел. Но тяга к азарту, к поиску оказалась сильнее. Вот кто был родоначальником рыночной эпохи, а отнюдь не Гайдар. Дядя Яшка собирал придорожные фрукты на родной Кубани, а зимой отвозил в обездоленные витаминами города и с большой выгодой сбывал. Неоднократно, когда учился на Урале, встречал его, уже старенького, на Челябинском вокзале, где он чем-то таким южным и ароматным приторговывал. Запомнилось, что в мои ранние школьные годы гости из Кропоткина ежегодно приезжали в Шуватово. Зов предков, видно, их тянул. Не море, которое рядом, а деревенька за тысячу верст. Во время этих приездов я здорово сдружился с сыном дяди Яшки, звали его Сашкой. Вместе купались, делились немудрёными секретами. Позднее, когда мы подрастали, а наши родители, соответственно, старились, эти приезды становились всё более редкими, а затем и вовсе прекратились. Переписки, сколько я помню, никто из родственников не вёл, а автор этих строк тоже ещё не созрел для родственного бытописания. Тем временем возмужавший Сашка, опередив наступление рыночных времен, стал учиться зарабатывать деньги, не полагаясь на зарплату. Купил автомобиль, стал 'таксовать'. И нарвался однажды на лихих людей, какую-то цыганскую банду. Сожжённый труп бедного Сашки нашли спустя несколько месяцев, благодаря чьей-то бдительной охотничьей собаке. Трагический круг замкнулся: отец смог выбраться из фашистских застенков, а сын не уберегся в мирное время, почти дома. Кстати, в Шуватове об этом узнали спустя длительное время. Приехали соседи и среди прочих новостей поведали о статье в газете 'Сельская жизнь' о ликвидации цыганской банды на Кубани и о ее жертвах, среди которых и находился Сашка. Я же узнал обо всем этом спустя ещё полгода. Нашёл в Свердловской библиотеке нужную газету и прочитал статью, которая меня, разумеется, потрясла. Сам я Кропоткин навещал лишь однажды. Летом 1988 года, совершая автомобильное путешествие на Чёрное море, завернул в этот удивительно зеленый городок. Разыскал там стареньких родственников (дяди Яшки к тому времени уже не было). Выпили знатной кубанской самогонки, помянули знамых и незнамых. Очень была тёплая встреча. А сейчас, думаю, туда ехать не к кому.

ЯРЫЖКИ БЛИЗ УРЮРИНСКА

Предыдущая глава закончилась на несколько пессимистической ноте. Что поделать: жизнь, она, по меткому выражению одного поэта-юмориста, подобна материи - 'в одном объекте убывает, в другом прибавить норовит'. 2009 год в моей жизни во многом прошёл под знаком Шолохова, казачества и путешествий. В начале года побывал в гостях у поэта Виктора Лютова в городе Семилуки. Семилуки расположены под Воронежем. Город стоит прямо над Доном. Стояла ранняя весна, берега были покрыты белым снегом, и красота замечательной и превосходно воспетой реки только угадывалась. Здесь верхний Дон. Намёков на дух былого казачества, вдобавок в городской микрофлоре, сохранилось немного. Или они остались незамеченными. Также случилось, что именно в 2009 году возобновились родственные отношения с двоюродными сёстрами, с которыми живые связи были потеряны давным-давно, ещё в детстве - моём и их. В 2009 году я совершил, кроме визита в Семилуки, две автомобильных поездки на Чёрное море. При любом раскладе: хоть через Воронеж, хоть через Волгоград - путь из Саранска неминуемо пролегает по местам былой донской казацкой славы. Взвесив наличие возобновляемых родственных связей, избрал наиболее короткий путь: через Сердобск, Балашов, Поворино, Михайловку, Серафимович, Константиновск, Семикаракорск, Багаевку на Ростов и далее. Перечисленные названия многим ничего не говорят. Но откройте любую книгу Михаила Шолохова, и вы без труда обнаружите упоминание почти любого из них. В 'Тихом Доне' географические сведения приведены очень подробно. Последнее прочтение 'Тихого Дона' я совместил с изучением карты Области Войска Донского и достиг того, что, не глядя, находил станицы, допустим, Казанскую или Базковскую, отличал Милютинскую от Мигулинской, а Кумылженскую от Ярыженской. Двуполярное родство обязывало делать остановки в Багаевке (Багаевской) в Ярыжках (Ярыженской). Это показалось глубоко символичным. Багаевка расположена в нижнем течении Дона, прямо напротив Новочеркасска, былой столицы самого воинственного казачьего края, а Ярыжки, напротив, находятся гораздо севернее, далеко от его верхнего течения, вдобавок относятся не к Ростовской, а к Волгоградской области. После знаменитых казацких мятежей против Советской власти на всякий случай обширный край Области Войска Донского значительно обкарнали, передав его былые территории Украине и соседним областям РСФСР. Если раньше самой северной точкой Войска был хутор Кардаил бывшего Хопёрского округа, то сейчас (в границах Ростовской области) - хутор Парижский Верхнедонского района, Шумилинского сельского поселения. Кардаил назван по местной реке, и Парижский, скорее всего, свидетельствует о былой казацкой славе на берегах другой реки - Сены. Но вернемся в Багаевку и в Ярыжки. Юг и север. Низовские и верховские казаки. Народ был один, но уклады жизни во многом разные. Шолохов это неоднократно подчеркивал в своих романах, а в 'Тихом Доне' прямо указал, что причиной массовой поддержки Советской власти на её ранних этапах верховскими казаками был, говоря современным языком, более низкий стандарт уровня жизни, чем у южных собратьев. Мне довелось в ходе поездок сделать срез жизни этих некогда социально враждебных окраин Войска Донского в современных условиях. Итак, на рубеже великих потрясений начала 20 века 'низ' Дона был более богат, 'верх' Дона - более беден. Сегодня - наоборот. Багаевка страдает среднестатистическими российскими болезнями, и даже обгоняет их. Нехватка рабочих мест, неверие в завтрашний день. И даже сияющие за Доном огни больших городов - Новочеркасска и Шахт - не прибавляют социального оптимизма. Вдобавок, в багаевской родне я не обнаружил никаких признаков казачьего духа, интереса к былой истории своей станицы и своего рода. Кстати, Шолохов про Багаевку в 'Тихом Доне', не говоря уже про другие произведения, где внимание целиком уделено Верхне-Донскому краю, не упоминает ни разу. Или я ошибаюсь? На память у меня остался номер газеты 'Светлый путь', как обозначено в титуле, вестника Багаевского района, за 14 августа 2009 года. А в нём, этом номере, - 'Экран соревнования по итогам хлебоуборки', 'Проблемы АПК', 'День государственного флага Российской Федерации', полторы полосы рекламы - и всё. По-моему, слово 'казак', если бы оно и вкралось каким-то образом в текст газеты, показалось бы абсолютно чужеродным. Иное дело - Ярыжки. В 'Тихом Доне' один казак 'сопровождал такой (награбленный после взятия российского города Балашова - автор) обоз до Ярыженской. Одной серебряной посуды, чашков, ложков был полный воз! Кое-какие из офицерьёв налётывали: 'Чего везёте? А ну, показывай! Как скажу, что это - личное имущество генерала такого-то, так и отъедут ни с чем'. Перед поездкой, ещё до встречи с родственниками, на карте, собственно говоря, было обнаружено двое Ярыжек: одни на железной дороге между станциями Поворино и Михайловка, другие - на крутом изгибе речки Бузулук, правого притока Хопра. Оба населённых пункта имеют статус хуторов. Ярыжки железнодорожные примечательны тем, что имеют даже собственный таможенный пост. Ярыжки бузулукские не располагают ничем особенным, за исключением обширных песчаных залежей в своих окрестностях. Так какие же Ярыжки имел в виду Шолохов? Карта Хопёрского округа Области Войска Донского, изданная в 1902 году, отразила станицу Ярыженскую на её нынешнем месте, на берегу Бузулука. То, что станица за 90 лет бурной истории понизила свой статус до хутора, - обыденное явление для многих казачьих мест, особенно выделенных из сугубо донской территории (ныне Ростовской области в область Волгоградскую). Станции Ярыженской на карте 1902 года нет вовсе. Оно и понятно. В полувоенной казачьей бытности более востребованными были станции Поворино, Чертково и Филоново. Это также неоднократно подчёркивается в 'Тихом Доне' Шолохова. Мы встретили с двоюродными сёстрами Ириной и Оксаной и их мужьями осенью 2009 года в Ярыжках. Неподалёку - Борисоглебск, Поворино и всероссийски известный Урюпинск. Надо ли говорить, сколь необычной и долгожданной была эта встреча. Оксана, проживающая в Ярыжках, без конца звонила, уточняя маршрут: 'Ага, проехали Цимлянск! Ага, проехали Серафимович! Ага, проехали Арчединскую! Ну, до нас остаётся рукой подать! До встречи!' Так сложилось, что все мои близкие родственники во времена Советского Союза навещали Душанбе. В Душанбе проживали многочисленные выходцы из Шуватова, в том числе и Зоя Степановна, тетка по линии отца. В девичестве Столярова, за Памиром она стала - по мужу из донских казаков - Красновой. С Красновыми-старшими и Ириной мы единожды, по-моему, в 1974 году мимолетно встречались. А с Оксаной не виделись ни разу в жизни. После распада Советского Союза и невозможности мирной жизни среди воспрянувшего (от чего?) мусульманского населения взоры были обращены в сторону покинутой в молодости России. Но выбор вариантов был крайне мал: Шуватово или Ярыжки. В семье Красновых победным оказался вектор Ярыжек. Мужское начало победило женское, казацкая суть взяла естественный верх над крестьянской. Здесь, на родине предков, обрёл вечный покой Иван Васильевич Краснов, а следом и Зоя Степановна. Эпизод встречи постараюсь передать максимально подробно. На федеральной трассе 'Каспий', вблизи посёлка Новониколаевский, выискал указатель на Ярыженскую. Отзвонился. Обменявшись номерами автомобилей, выехали навстречу друг другу. Заметив впереди белую 'Ниву', призывно заморгал фарами. В чистом поле, в широкой степи, хлопнули дверцами и пошли навстречу друг другу... Кто? Можно подобрать много слов, но народ определил максимально точно: родня! Благоухающие очаровательные дамы за словом в карман не лезли: 'Впёред! Мы же мужиков одних оставили! Одного с ребёнком, другого с шашлыками!' Через 15 минут мы встретились и с 'мужиками'. Они оба - и более старший Валерий Коновалов, и более молодой Николай Пугачёв - потомственного казачьего рода. Всё понравилось в Ярыжках: маленькая наследница Катюшка (жизнь продолжается!), умело организованный уют (как без него могут обойтись красивые внешне и внутренне люди!), смутные воспоминания о городе Душанбе, который подарил им жизнь, а затем изгнание, и о Ставрополье, где Коноваловы обустроились после Памира. Надо всем витала тема Шуватова, хотя меня больше занимали красноречивые, 'говорящие' фамилии собеседников. Итак, три широко распространённые российские фамилии: Красновы, Коноваловы, Пугачёвы. Родовая фамилия моих сестёр - Красновы, не забыли? Максимальную известность на Дону фамилия Красновых приобрела в связи с последним видным атаманом Войска Донского - Петром Николаевичем Красновым. Интересная личность. В молодости заметный писатель, интересный журналист. Запомнился российскому обществу своей поры острыми политическими репортажами с 'боксёрского восстания' в Китае. Правда, атаман Краснов в конце жизненного пути запятнал себя союзническими отношениями с германским фашизмом, за что жестоко поплатился. Родом был Пётр Николаевич из станицы Каргинской, от Ярыжек далеко, по другую сторону Дона, на родине Шолохова. Для интереса полистал 'Казачий словарь-справочник'. Обнаружил там десятерых Красновых-военачальников. Двое из них - уроженцы станицы Урюпинской, то есть близки нам по теме. Один из них, Николай Николаевич Краснов, лейб-гвардеец, полковник Главного штаба императорской армии, родился в 1885 году. На 15 лет моложе Ленина. После времён смуты оказался рядом с атаманом Красновым, своим однофамильцем, и в 1945 году был передан представителям Советской власти. Закончил дни свои в лагере Потьма Мордовской АССР. Другой Краснов, тоже Николай Николаевич, сын предыдущего героя, тоже родился в станице Урюпинской в грозовом 1918 году. В зрелые годы свои он, по примеру легендарного донского атамана, освоил труд писателя, и был широко известен в эмигрантских кругах повестью 'Незабываемое'. Этому Краснову тоже довелось в 40-50-е годы хлебнуть лагерей. По счастью, Потьма не стала для него вечной обителью, он дождался освобождения и даже смог вторично эмигрировать в Аргентину, где и скончался 22 ноября 1959 года. Любопытно, что, проделав обратный путь, из Аргентины в Мордовию, через пять дней после этого - 27 ноября 1959 год, - скончался выдающийся скульптор Эрьзя. Имели хоть какое-то отношения перечисленные Красновы к родословной моих сестёр - не знаю. Но, судя по настойчивости Валерия Коновалова изучить родословную хотя бы до пятого колена - это, вне всякого сомнения, получится. Будет ли Валерий прибегать к помощи 'Казачьего словаря-справочника', Бог весть. Но я прибегнул. И узнал, что там фигурирует полковник П.И. Коновалов, 1880 года рождения. Во время гражданской войны отличился в боях под Батайском и на северных участках фронта (то есть в местах, приближенных к тем, где мы находились). В годы эмиграции этот Коновалов переехал в США. Валерий Коновалов тоже имеет близкое личное касательство к теме Америки, бывал там и даже целый год являлся ударником капиталистического труда. Пугачёвых, кроме Емельяна Ивановича, в 'Казачьем словаре' не встречается. Дано объяснение. После казни крестьянского 'царя' было строжайше запрещено повторять его фамилию, а уцелевших родственников, чтобы оскорбить и унизить, переименовывали в Дураковых, Остолоповых и Объедовых. Последний из рода Дураковых (по пугачёвской, разумеется, линии), Павел Александрович, не утратил родовой лихости, окончил Казачьи Политехнические курсы, воевал в годы Второй Мировой войны во французской армии против немцев, и в последнем бою возле Тулона сгорел в танке. Николай Пугачёв, видимо, шёл по линии других Пугачёвых, склонных не к великим воинским подвигам, а к подвигу обыденной честной, порядочной жизни. Что, согласитесь, не менее почётно и ответственно. В Ярыжках меня не покидало чувство, что существует какая-то ещё дополнительная связь между темой заметок и сущностью казачьего края. Стал перечитывать 'Тихий Дон', и тут же обнаружил ответ. Какая дивизия в 1919 году взломала казачий фронт, вынудила казаков к перемирию, а затем неправомерными действиями привела их к восстанию? Правильно, 15-я Железная Инзенская дивизия Красной Армии. Её ревтребунал, по словам Шолохова, 'наворачивал' в Вешенской, творя суд и расправу над виновными и невинными, и даже, помните, Григорий Мелехов едва не стал мгновенной жертвой классовой борьбы. Формировалась 15-я дивизия в Инзе, а штаб её располагался в Саранске. В это воинское формирование наверняка призывали мужиков из Шуватова. Просто не могли не призывать. Вот и направляли присурских мужичков с одной винтовкой на семерых в пламя гражданской войны. Наверняка кто-то из земляков-предков уже ступал на ярыженскую землю, скажем, во время разгрузки эшелонов (потому что разгружались в Ярыжках и Филонове, прежде чем двинуться на Дон и далее на Донец), чтобы это повторилось спустя многие десятилетия и стало предметов житейского и писательского осмысления. А завершить эту главу хочется здравицами в честь новообретённых сестёр Ирины и Оксаны. Они - шуватовские, да. Они - ярыженские, да! Спор о превосходстве чисто российского или казачьего в наши бессмыслен. Они много испытали в жизни. И не сломились. 'Не боли, болячка - я казачка!' - смело могут сказать они про себя. А Шуватово, где давно не были, решили навестить при первой же возможности.

ШУВАТОВО - ЯРЫЖКИ - НЬЮ-ЙОРК

Как следует из предыдущей главы, возобновлённое родство с потомками шуватовской тёти Зои Столяровой дало многозначное продолжение, в том числе, и письменное. Её дочь Ирина включилась в переписку, которую невозможно не представить на суд читателей. Вот отрывки из некоторых её писем. '... скажу, что 'Шуватовские заметки' я могу перечитывать бесконечно. Получаю большое удовольствие, отдыхаю душой. Читаю, как будто пою очень хорошую песню или слушаю любимые стихи. ... Тема казачества меня волнует с детства. Папа привил мне любовь к казачьей культуре. Книги М. Шолохова 'Тихий Дон' и 'Поднятая целина' читала несчётное число раз. Дело в том, что казачий быт, уклад жизни, говор там переданы очень реально. Я ведь в детстве практически каждое лето проводила в Ярыжках. И имела возможность сравнить книжное описание с реальностью. Надо сказать, в то время, а это были 60-70-е годы, немногое в жизненном укладе казаков (ударение на 'о') изменилось. Кроме того бабушка Нюра Краснова (в девичестве Ломтева) и родственники (по линии отца) много рассказывали историй из жизни казаков и до революции и в первые годы советской власти. У моей бабушки отчим был станичным атаманом (что-то вроде председателя сельского совета). Я как сказку слушала бабушкины истории из жизни станичников. Рассказывала она мне и о жизни на дальних хуторах, о раскулачивании, о расстрелах непокорных зажиточных казаков в первые годы советской власти. Когда мои родственники встречались, устраивались застолья, пели старинные казачьи песни, которые исполняются по-особенному, с определенными переливами и особенной жестикуляцией. Некоторые из них я помню и пою до сих пор ('При лужке', 'За Наташею ухаживал три года...', 'Шёл казак на побывку домой' и др). Кстати, фамилию Красновы в Ярыжках носят только наши родственники, т.е. это нераспространенная фамилия здесь. Потому что Красновы переехали сюда с дальнего хутора Ястребовка, который расположен на реке Паника. В Ярыжках родился только мой отец, самый младший из пяти детей. Все старшие родились в Ястребовке или где-то рядом с ней. Лет пять назад мои тётки (сестры отца) тетя Маруся и тетя Катя ездили в гости на этот хутор, видно, кто-то из родственников там ещё живёт. Кстати, тёток я своих очень люблю и часто у них бываю, непременно с подарками. Они тоже меня очень любят и всегда ждут, а сейчас в пору сотовых телефонов и звонят (обеим уже под восемьдесят). Живут обе в Ярыжках, мужей похоронили. Тётя Катя много лет прожила в Душанбе, в общем-то отец благодаря ей попал туда на жительство. А самой первой в Душанбе приехала их сводная старшая сестра тётя Женя. Тётя Маруся очень колоритная казачка. Весёлая, жизнерадостная, любит петь и плясать. Не любит, когда ее называют Мария. Просит, чтобы звали Маруся. Не образованная, но мудрая. Когда встречаемся, даёт мне очень полезные жизненные советы. Она меня научила вязать пуховые платки. Раньше я этим промыслом даже зарабатывала, а сейчас просто вяжу для своего удовольствия небольшие косынки и дарю своим друзьям. Когда я вышла замуж первый раз (а первый мой муж был родом из Ярыжек), то его бабушка Рая (жившая на дальнем хуторе Бакланы, очень красивая пожилая казачка) показывала мне свой казачий женский наряд, который ей передала её мама. Он у неё хранился в сундуке и состоял из юбки, блузки и подъюбника с самодельными кружевами. Она мне рассказала, что у многих её подружек есть такие же наряды. Наблюдая за старыми казачками, я обратила внимание на присущую им стать, гордую осанку, при этом беспрекословное подчинение мужу, свекру и свекрови. Очень люблю приволжскую природу. Степь. Запах полыни и чабреца. Вольный ветер. В Ставропольском крае всё это вроде тоже присутствует, но душу мне не трогает. Почему-то родным мне этот край так и не стал. ...Очень жду встречи с Шуватовом. Хочу прислушаться к себе и понять, какие чувства я испытываю к этим местам. Сейчас пока живу отрывочными воспоминаниями. Последний раз в Шуватове я была примерно в 12-14 лет. Помню луга, речку Суру, помню, как бабушка Анисья водила меня в лес. Помню баню, она топилась по-чёрному. Помню родник. Небольшие озерца в лугах. Помню грозу и страх, который я впервые в жизни испытала, столкнувшись с этой стихией. Впоследствии я больше нигде и никогда не попадала в такую страшную грозу. Помню сенокос и дядю Федю с косой, всегда весёлого, сильного. Казалось, ему любое дело по плечу. Помню бабушкин дом, полностью деревянный. И крыша деревянная, и постройки все деревянные. Для меня, городской жительницы всё это было в диковинку. Помню вкус черемухи (больше в своей жизни никогда и нигде я не ела черемуху), помню запах полевых цветов. Я тогда нарвала букет и подарила его бабушке Анисье. Она очень удивилась, скорее всего, не поняла, зачем я их ей подарила, у них, наверное, это было не принято. Запомнила запах полевых цветов, запах настоящего леса. Больше в своей жизни я никогда не была в настоящем лесу. Зато много раз была в горах на своей родине. Это отдельная тема. Потому, что очень, до боли в сердце и слёз в глазах, люблю свой родной Таджикистан, свой город, район, где я выросла, свою школу и двор. Очень люблю горы, ущелья, горные речки и водопады, альпийские луга и отвесные скалы. Очень люблю свой южный край в любое время года. Весной, когда близлежащие к городу холмы покрыты дикими тюльпанами разных расцветок, люблю, когда цветёт урюк и персик. Летом, когда стоит жара, но не влажная удушливая (как в средней полосе), а сухая и знойная, когда город утопает в зелени чинаров и ив, журчат многочисленные фонтаны и арыки. Осенью, когда солнце бархатное, и даже в октябре мы носили легкие летние одежды, базар полон южными фруктами и овощами, хлопковые поля готовы к сбору урожая. Зимой, когда минус 10 градусов считалось стихийным бедствием, и тогда все мы называли зиму суровой. В общем, тоскую я по своей родине и мечтаю хоть раз в жизни попасть туда. В детстве мне мама часто говорила, что очень скучает по Шуватову. 'Закрою глаза, - рассказывала она, - и вижу каждую тропинку'. Я тогда не понимала, за что можно так любить маленькую, заброшенную деревеньку. Понимание пришло через много лет. И сейчас я, как тогда моя мама, закрываю глаза и вижу улицы, парки и проспекты родного города. Кроме того, за годы жизни в Душанбе я не только освоила таджикский язык, но и переняла восточную культуру. В нашей семейной кухне присутствуют блюда восточной кухни, мы непроизвольно отмечаем некоторые мусульманские праздники, уважительно относимся к восточным традициям. Таким образом, во мне много чего намешано - вольные казаки, спокойные крестьяне, загадочный восток. С одной стороны я себя чувствую душевно богатой, с другой - бедной, потому что родственники мои раскиданы по всей стране, я много лет не виделась ни со своими одноклассниками, ни со своими однокурсниками. Они волею судьбы и политиков разбросаны вообще по всему миру. Сейчас пытаюсь налаживать связи. Переписываюсь по 'электронке' с некоторыми одноклассниками. Налаживаются связи с родственниками. От этого общения я получаю большое удовольствие. Недавно звонила своей классной руководительнице, Майе Филипповне, в Израиль. Она старенькая. Но хорошо помнит меня и мою семью. Мало того, оказалось, что ее подруга детства, Ася Моисеевна, была классным руководителем у мужа Валеры, и она сейчас тоже живёт в Израиле. Я очень рада, что нашла, например, тебя. Недавно звонила тёте Нине в Челябинск. Она очень растрогалась. Ей в этом году 70 лет уже исполнилось. Днём она обычно трудится на даче, а по ночам работает сторожем в соседнем детском саду. И, возвращаясь всё-таки к Шуватовским заметкам, скажу, что главу 'ЯРЫЖКИ БЛИЗ УРЮПИНСКА' я прочитала. Все нормально, интересно, очень близко мне. Спасибо тебе, что уделил внимание мне и моим близким людям, нашел время порыться в справочниках и других документах. Всё это ещё больше нас сближает. И я этому очень рада. ... В голове еще много мыслей, а в душе - эмоций. На осмысление нужно время. Если бы мне были заданы вопросы, мне бы было проще отвечать. Я ведь по сути своей - инженер, проще говоря 'технарь'. Я, в сущности, не гуманитарий. ... А вот дети мои разделились. Юля - экономист по своей сути (у неё вместо мозгов - калькулятор, очень похожа на бабушку Зою по характеру и повадкам). Саша - лирик, поэт. Её 'Записки' все впереди. ... Я по натуре очень эмоциональна, способна к глубоким переживаниям. Наблюдательна. Много в своей жизни встречала разных людей. Мне нравится наблюдать за ними. Анализировать поведение. Считаю, что каждый человек по-своему интересен. Если встречаю незнакомого человека, то, не стесняясь, расспрашиваю обо всем. Заметила, что если собеседник чувствует интерес к своей персоне, то раскрывается и рассказывает много о себе. Как то раз (в году, наверное, 2007) ехала в поезде из Ростова в Москву в командировку. В купе со мной села женщина лет 60-ти. Жительница Ростова-на-Дону. Одинокая женщина, семьи нет. Всю жизнь прожила с мамой в Ростове. То ли ей общения не доставало, то ли почувствовала во мне благодарного слушателя. В общем, рассказала она мне всю свою жизнь. Рассказчик она была замечательный. Не просто констатировала факты. А и давала очень ёмкие и меткие пояснения. Я слушала ее, раскрыв рот. Даже спать не хотелось. Все события ее жизни выстроились вокруг личности её отца. Еврея по национальности, образованного, красивого и очень любвиобильного мужчины. Звали его Островский Николай Иванович. Самое интересное, что, в конце концов, выяснилось, что мой отец его хорошо знал. Он вместе с ним работал в Душанбе на мясокомбинате. Они не были друзьями. Всё время спорили, не ладили, конкурировали. Я никогда этого Островского не видела, но всё о нём знала из постоянных эмоциональных рассказов папы по вечерам за ужином. Вот, пожалуйста, встретила в поезде незнакомого человека и, оказалось, что нас кое-что связывает. В Москве на вокзале мы расстались, не оставив друг другу никаких координат. Просто ей это не хотелось. Не потому, что я ей не понравилась. Просто у неё, видно, такой принцип. С мужем Валерой тоже был интересный случай, уже в Нью-Йорке. В 1998 году он поехал туда на заработки. В первые два месяца что-то у него там не ладилось с работой. Уже хотел всё бросить и вернуться назад. Останавливало только чувство ответственности перед семьёй за потраченные на поездку деньги. И вот как-то раз в состоянии глубокого неудовлетворения, он взял телефонный справочник Нью-Йорка и стал просто его листать, всматриваясь в фамилии. Дошёл до страницы на букву 'М' и обратил внимание на знакомую фамилию Мавашев. Вспомнил, что ещё в Душанбе, в школе учился 10 лет в одном классе с неким Давидом Мавашевым. Вместе сидели за партой, вместе были приняты в октябрята и так далее. В справочнике Мавашевых было несколько десятков. Методически стал звонить по номерам. В очередной раз трубку взял Давид. Был несказанно удивлён. Предложил встретиться. Рассказал, как попал в Америку. Ещё до перестройки переехал в Израиль, а уже оттуда в США. Здесь уже наладил свой бизнес (компьютерные технологии), имеет несколько филиалов за рубежом (в Бразилии, Гонконге и др.). После общения с Давидом у Валеры прибавилось оптимизма. И работа нашлась (правда в другом штате - Миссури) и дела пошли в гору. В общей сложности Валера пробыл в Америке 10 мес. Затем вернулся в Россию. Не смог долго без семьи. Но эта поездка помогла нам выйти из экономического кризиса. С Давидом до сих пор общается. Сейчас он предлагает рассмотреть возможность открытия филиала в России. Эта история меня тоже заставила задуматься о том, насколько мала наша планета. Если люди, много лет назад разбросанные по разным её концам, могут вот так случайно встретиться. ... Уточнения о Ястребовке и р. Панике? Я ведь эти названия слышала от бабушки и сейчас от тёток. Возможно, в настоящее время это очень маленький хуторок. А река Паника вообще похожа на ручеек. Только весной разливается, а летом опять пересыхает и становится похожа просто на балку в степи'. Под влиянием писем Ирины Коноваловой я, действительно, заинтересовался 'откуда есть пошёл', помимо Шуватова, её род. Позвонил в редакцию районной газеты 'Вестник' Новониколаевского района Волгоградской области, куда входят Ярыжки. Ответил редактор Виктор Александрович Предит. Он пояснил, что в их районе ни Ястребовки, ни реки Паники не имеется. Это, оказывается, в соседнем, Новоаннинском районе. Точно. Первый же беглый взгляд на карту в Яндексе обнаружил хутор Ястребовский (а отнюдь не Ястребовку, как по-простому называют местные жители) и речку Панику. Она протекает через хутор Ястребовский, а впадает в Бузулук в районе хутора Ярыженского. Географически, между прочим, Ястребовский расположен ровно посредине между станцией Ярыжки и хутором Ярыженским Берёзовского сельского поселения Волгоградской области.

НАСТОЯЩИЙ ПОЛКОВНИК САВЕЛЬЕВ

С Володей Савельевым мы учились в одной школе. Близко нас свела молодая жажда творчества. Пробовали писать рассказы, как сейчас помнится, наивные, беспомощные, зато искренние, как всё молодое и новое. Володя - на год моложе меня. В 1975 году он, по моему примеру, поступал на филологический факультет МГУ (не Московского, а Мордовского), но неудачно. В результате судьба развела нас. Ровно на 30 лет. Вновь столкнуло на жизненных путях, как это ни покажется невероятным, опять же творчество. Только в этот раз не робкая его жажда, а твёрдый осадок. Весной 2005 года у меня в кабинете раздался телефонный звонок: - Это полковник Савельев. - Привет, Володя, - отозвался я таким тоном, будто мы расстались только вчера. Беглый, рассредоченный разговор, как и бывает в подобных случаях. Звонил Володя из Инзы, но торопился на поезд. Однако я успел уяснить, что живёт и работает мой старый знакомый в Москве и зафиксировал номер мобильного телефона. В первую же мою служебную поездку в Москву мы, разумеется, встретились. Местом встречи был выбран памятник Гоголя, на бульваре его же имени. Это самый центр Москвы, там круглые сутки многолюдно. - Узнаем друг друга? - на всякий случай обеспокоился я. Всё-таки 30 лет - не шутка. - Я буду стоять с газетой 'Красная звезда' под мышкой. В форме, само собой. Я поднимался по бульвару со стороны Храма Христа Спасителя. Увидел и узнал Володю издалека. На ходу достал фотоаппарат, сделал поспешные снимки. Обнялись. Он проводил меня на место своей работы. В этом здании в своё время осуществлял руководство армиями легендарный маршал Жуков. Ну, когда, при каких обстоятельствах я мог бы оказаться здесь? Действительность завораживала. В одну сторону, кажется, протяни только руку, высятся зубцы Кремлёвской стены, в другую - изгибается неиссякаемым человеческим потоком неутомимая Арбатская площадь. После этого мы неоднократно встречались с Володей - в Москве, в Саранске, на его родине, в Новосурске. Не удалось лишь заглянуть в Шуватово. Он, во время посещения родных мест, проезжает мимо, а вместе заглянуть не получается. Повторюсь, вторично свело нас на жизненном пути, как ни покажется странным, то же самое, что и в молодости, - увлечение литературой. И, между прочим, именно 'Шуватовские заметки', над которыми продолжается работа. Первый вариант 'Заметок' был напечатан в Инзенской районной газете 'Вперёд', и через сайт газеты оказался на просторах всемирной паутины, о чём я, честное слово, и не подозревал. Володя Савельев, по совпадению, именно в это время сам обуянный энергией исследования краеведческих основ и находящийся в плену первых открытий 'о времени и о себе', случайно наткнулся на электронную версию 'Шуватовских заметок' в ульяновском архиве. Да-да, не удивляйтесь, полковник Российской армии проводил свой отпуск не на пляже, а в архиве, изучая жизнь своих предков. Сознание, в принципе, отказывается воспринимать эти сведения как достоверные, но это правда. 'Когда бывает плохое настроение, я перечитываю 'Ревизора' Гоголя'. Ну, какой ещё полковник Российской армии может сказать подобное? Летом 2009 года наша литературная дружба выдержала испытание жизненными обстоятельствами. Нужно было улетать из аэропорта Домодедово, куда я прибыл на автомобиле со своим семейством сразу из трёх поколений. Автомобиль решили запарковать в гараже у Савельева. Это в провинциальном городке поездка в гараж занимает чисто символическое время и не имеет абсолютно никакой проблемности. Иное дело Москва, 'дистанция огромного размера'. Достаточно сказать, что до гаража в Кубинке мы преодолели 102 километра. Да столько же обратно. Да потом Савельеву пришлось добираться домой, до Бутова, правда, это не так далеко, но это всё равно дальше, чем наш город Саранск в поперечнике, в своей максимально широкой части. В общем, за ночь пришлось накататься досыта. Ну, кто в наше время может похвастаться наличием такого безответного друга, каким является Владимир Иванович Савельев?

ПЛЕМЯННИКИ, ПЛЕМЯННИЦЫ

Первым осознанным племянником, появившимся на фоне 'Шуватовских заметок' и на саранском небосклоне, стал Александр Столяров, сын моего двоюродного брата Владимира. Он приезжал вскоре после миллениума в наш город для внедрения бухгалтерской программы 'Парус'. Тогда дело не пошло, мышление наших экономических служб оказалось косным. Неуспех дела предопределил и общее затухание отношений. Лишь в начале 2010 года, после фронтального наступления социальных сетей, в частности 'Одноклассников', контакт возобновился. Александр сам прислал письмо, установился режим 'дружбы'. Через инет я узнал, что он, хотя и не написал ничего подобного 'Шуватовским заметкам', но тоже дорожит малой родиной своего отца. Более того, прошлым летом они проделали на надувных плотах довольно большой путь по Суре - от Шуватова до Сурского. И хочется совершить продолжение. Племянницы Оксана и Алина живут в Ижевске. Помню, как они маленькими девочками бывали в Шуватове, забавно переиначивали местные названия и очень потешались над такой мерой земельных угодий, как 'Огуречики'. Взаимодействие с ними также произошло через 'Одноклассники'. Несмотря на убогий, как и повсеместно в 'социалке', язык общения, 'Одноклассники' выполняют важное дело возобновления внутренних связей между людьми, так капитально оборванных в 90-е годы. 'Одноклассники' я выделяю, потому что считаю, что они справляются с этим гораздо лучше, чем 'Вконтакте' или другие конкурирующие сайты. Через сайт мы возобновили отношения с племянником Александром Крамаревичем из Челябинска, про родителей которого говорилось в одной из предыдущих глав. Интересное и развивающее общение получается. Не могу промолчать и про племянника Игоря Беспалова. Он так же, как и Александр Крамаревич, родился и вырос в городе Челябинске. В детстве лето, как и большинство сверстников, проводил на родине своей матери. А в середине 90-х, поддавшись неведомому зову, вообще решил 'выбрать деревню на жительство'. Приехал в Шуватово и примерно полгода пробовал приспособиться к суровым реалиям медленно угасающей деревни. Проделав эксперимент над собой, так поразивший всю родню и окружающих, вернулся на Урал.

О ВОЙНЕ И ВОЙНАХ

Как уже говорилось, Великая Отечественная война унесла в братские могилы более 130 земляков. Трудно обнаружить дом, куда не приносили похоронок. Согласно 'Книги Памяти' уроженцы Шуватова сражались и погибали на всех великих битвах этой беспощадной войны. Уцелеть смогли только те, кому выпало служить в тыловых частях или на Дальнем Востоке, прикрывая дальние рубежи Родины и принимая впоследствии участие в кратковременной Японской войне. В память о битвах остались рогатые немецкие каски и темно-зеленые мундиры, которые вывешивались на огородные чучела, отпугивать птиц. Наша местность была тыловой, но напоминанием о беспредельности войны стало сооружение так называемого Сурского оборонительного рубежа. Он проходил по берегу реки, и ещё на моей памяти сохранялись следы былых окопов и землянок. Сегодня видимых следов подготовки к отражению враждебных полчищ уже не имеется. Всё меньше остаётся и участников этого беспримерного строительства. Между прочим, недавно на Суре, в районе Больших Березников был сооружён памятник строителям оборонного рубежа. Его можно видеть на левой стороне реки, возле моста. Памятник сооружен усилиями энтузиастов. Войны последнего времени, к счастью, Шуватово не затронули. Кровавой жертвы афганские и чеченские горы не потребовали. Единственную потерю Малое Шуватово понесло в сугубо мирных армейских буднях. В 1982 году в результате несчастного случая погиб молодой солдат Анатолий Яшин, замечательный парень. Царство ему небесное.

О ДОМОСТРОЕНИИ И СТРОИТЕЛЬСТВЕ ВООБЩЕ

Поскольку Шуватово расположено в лесном краю, среди архитектурных форм преобладает деревянное домостроение. Каменные здания и сооружения можно по пальцам перечесть. В Малом Шуватове подобный объект имеется вообще в единственном числе - это упоминавшаяся уже школа, построенная силами земства в начале 20-го века. Поскольку это здание уникально сразу по нескольким направлениям, то следует ему уделить особое внимание. Стоит обойти его кругом всего один раз, чтобы убедиться: выбирали место и строили настоящие мастера. Школа размещена на возвышенном месте, строго в центре села, и, поскольку здесь никогда не существовало церкви (деревянная, о которой говорилось выше, располагалась в Большом Шуватове), она выполняла функции объединяющего звена. Удивляет добротность строительства. Прошло более ста лет, а ни один кирпич не покрошился, не дал трещину. Значит, в первую очередь, наши предки соорудили добротнейший фундамент, а, во вторую, сделали отменную кровлю. Впечатляет само качество кирпичной кладки. Каждый шов - в линеечку, линии раствора оформлены идеальной расшивкой. Геометрически правильно выглядят арочные перекрытия. Приятен цвет кирпича, как представляется, совсем не изменившийся со времени своего производства. Без всякого преувеличения, он отдаёт солнцем. В общем, как говаривали наши предки - лепота! И на этом фоне дико контрастируют постройки застойного периода - аляповатые, приземлённые, вкривь и вкось слепленные из серого силикатного кирпича. В Большом Шуватове каменных строений несколько. Причём каждое из них представляет собой индивидуальность с точки зрения возраста и особенностей происхождения. Казённое здание земской поры, как и построенное по соседству, расположено в центре села. Не знаю его первоначального назначения, а на моей памяти одну его половину использовали как квартиру для приезжих учителей, вторая долговременно являлась фельдшерским пунктом. Прежде всего поликлиника, в некотором отношении аптека, отчасти - операционная. По личному опыту скажу, что это именно так. Как-то в школьные годы здорово упал с велосипеда, рассёк подбородок. 'Операцию' мне делали прямо в медпункте, наложили несколько швов, следы от которых заметны до сих пор. Но медицинская работа была произведена безукоризненно. Не идёт ни в какое сравнение со швами от операции, сделанной уже в Саранске. Настоящей волшебницей мне запомнилась работница медпункта (не знаю правильного названия ее должности) Нина Степановна Столярова. Сколько уколов она поделала, от скольких эпидемий спасла своих земляков. Она не получила ни орденов, ни медалей, но факт, что за обозримую историю Шуватова не случалось смертей кроме как от несчастных случаев, автоаварий, дикого хулиганства и возрастных болезней - это, безусловно, награда Нине Степановне, назначенная свыше. Сегодня Нина Степановна на пенсии, но знаю, никак не обходятся без неё люди, постоянно обращаются за помощью, и не получают отказа. Спасибо! Если с памятью о благих делах все обстоит нормально, то самому помещению медпункта не повезло. Длительное время оно находится в бесхозном состоянии, сегодня полуразрушено и портит картину села. Использовать кирпич оттуда невозможно, так как старинная кладка этого не допускает, всё скреплено насмерть. Здание восьмилетней школы тоже каменное, но оно является продуктом первых пятилеток, и с архитектурной точки зрения малоинтересно. Список общественных зданий дореволюционной поры дополняла ещё церковь. Но она была деревянной, давно сгорела, а заниматься воспроизводством здания культового назначения в голову никому не приходило. Зато в Большом Шуватове имеется единственный каменный дом самостоятельной постройки и личного назначения. Этот дом - ровесник автора данного повествования, в чём можно убедиться, считав каменные цифры, выведенные на оконных арках. Дом обеспечивает кров уже третьим хозяева, а долговечности у него, чувствуется, предостаточно. Непременным украшением и атрибутом прежних сёл и деревень были кладовки, сооружённые впереди домов, ближе к дороге. Подобные сооружения и сегодня в изобилии встречаются по сёлам и весям. Кладовки обычно сооружали из самана - смеси строительной глины и соломы. Помещения получались надежными и удобными. А для крестьянской бытности просто незаменимыми: в них хранили запасы зерна и домашнюю утварь. В них, сколько помню, всегда стоял особый приятный запах, сформированный на основе ароматов здорового зерна и примесей нафталина, который исходил из добротных сундуков. Попутно расскажу про кладовку, сооружённую упоминавшимся выше дедом Василием Даниловичем. Он воздвиг ее в 1928 году, фактически ещё при НЭПе. Датировка строительства носит абсолютно точный характер, об этом свидетельствует дата, выбитая на ручке массивного ключа. Соорудил дед кладовку при минимальном количестве обычного строительного кирпича и преобладании саманных блоков. Однако объект прожил более семидесяти лет, и рухнул под действие непогоды пару лет назад. Отдельные части были задействованы. Например, 'датированный' замок я использовал в своем саранском гараже. И это здорово помогло! Трижды мой и соседские гаражи подвергались нападению взломщиков. Соседей здорово пощипали. В моем гараже не выдержал современный реечный замок, изготовленный 'по спецзаказу' на передовом металлообрабатывающем предприятии. А ветеран нэповской поры выдержал все испытания с честью! Лишь загибался язычок, а в целом замок не поддался. После нападения я его разбирал, правил молотком и ставил на место. Вот какие мастера водились на наших кузницах в своё время! Практически не пострадала за семьдесят с лишним лет и металлическая, кованая дверь в кладовку. После падения её стен я, словно Самсон, отнёс дверь в дом родителей, где, после небольшой доработки, она продолжает исправно служить и радовать глаз. Таков перечень сооружений каменного облика, имеющих продолжительную историю. В конце 60-х годов в Большом Шуватове строители-армяне соорудили здание магазина. По типовому, как говорится, проекту, самый настоящий железобетонный дот. Про удачу в архитектурном решении говорить не приходится, как, впрочем, и про надёжность. Несмотря на использование самых капитальных строительных материалов, предполагающих повышенный запас безопасности, этот магазин оказался так же уязвим для злоумышленников, как и его менее бетонированные сородичи. Минувшим летом заезжие гастролёры, которых здесь иронично называют 'завмагами', овладели добычей, проникнув в железобетонное чрево с легкостью необыкновенной. По счастью, милиция оперативно изыскала злоумышленников. Массовое каменное строительство в Большом Шуватове развернулось десять лет назад. Тогда по целевой программе был построен целый поселок, домов, никак, в пятнадцать-двадцать. Строения на два хозяина, с обширными надворными постройками. Это главный признак села. Остальное всё городское. Планировка квартир, коммуникации. На основе железобетонных панелей. Будь в Шуватове газ, о чём говорилось выше, эти дома оказались бы просто бесценными. Сегодняшние же системы парового отопления, использующие стандартные печи и прозаические дрова (которые 'из леса, вестимо'), весьма далеки от совершенства и очень нервируют жителей. Прожорливы в смысле потребления топлива, способствуют росту загрязнения в доме. Но в социальном плане все равно это серьёзный рывок вперёд. Наличие собственного жилья позволило местному колхозу в самые критические моменты подстраховаться по кадрам, прежде всего, запастись специалистами. А кадры - основа основ любого дела. Примечательно, что в шуватовском колхозе 'Сура' несколько лет назад работал племянник предыдущего губернатора Ульяновской области. К общественным плюсам добавим ещё, что проведение крупного строительства на фоне всеобщей разрухи, выгодно отличало Большое Шуватово от соседних сел. Это строительство велось при председателе Николае Петровиче Столярове (второй раз употребляется фамилия автора, но речь идёт не о родственниках, об однофамильцах). Сегодня он отошёл от дел, живёт в одном из построенных домов, и вместе со всеми разделяет и радости, и огорчения, связанные с этим проживанием. Большое каменное строительство в своё время было проведено на так называемой 'чумакинской' речке, где располагался спиртзавод, который в 50-е годы был переведён в Неклюдово. Мальчишкой я ещё застал развалины корпусов и огромных вымощенных камнем ям (видимо, это были хранилища для сырья). Сегодня от всего этого не осталось и следа. Колхозное строительство концентрировалось вокруг возведения коровников, складов и зерносушилки. Шедевром можно считать кирпичное сооружение колхозной водокачки. Высокое цилиндрическое здание совершенно правильной геометрии и недурно построенное в смысле кирпичной кладки десятилетиями снабжало водой животноводческую отрасль. Сегодня вода подаётся, минуя этот старозаветный объект, но само здание прекрасно сохранилось и снаружи, и внутри (за исключением деревянных конструкций, которые имеют ограниченную живучесть). Думаю, по качеству это сооружение таково, что выдержит и прямое попадание среднего танкового снаряда. Длительное время прорабом трудился Юрий Степанович Поваров (это, хотя и дальний, но всё же родственник), больше известный по самолично выбранному прозвищу Каймаз. Именно под этим прозванием его знал весь Инзенский район. Да и не только. Впоследствии его сменил на этой должности Евгений Александрович Мизинов. При его личном участии также было многое построено. Затем Мизинов возглавлял колхоз 'Сура', но про то, что стройка является основой жизни, сколько известно, не забывал. Основными строителями, особенно при Каймазе, как и повсеместно в застойные годы, являлись армяне, курды или другие посланцы урюковых республик. Строили по-разному: кто хорошо, а кто и неважно. Видимо, в зависимости от того, сколько платили. Признаться, и автору данных строк тоже пришлось потрудиться на строительном шуватовском фронте. Нехватка денег, вызванная покупкой автомобиля, и природное трудолюбие привели на строительство 20-тонных колхозных весов. За сезон вместе с двумя напарниками завершили довольно-таки сложный объект. Если учесть, что все 'строители' были гуманитариями по образованию и во время стройки, где необходимо делать много сложных расчётов, допустили всего одну ошибку, своевременно обнаруженную Каймазом, то можно выставить соответствующую оценку. (Пусть никто не расценивает эти слова как личную нескромность: в ходе предвыборных кампаний приходится выслушивать такое, когда люди нахваливают сами себя так, что просто диву даёшься). Между тем, наше сооружение (хотя это отнюдь не пирамида Хеопса) и поныне высится аккурат посредине между Большим и Малым Шуватовом, возле правления. Непогода и ветровые нагрузки наклонили высокие шиферные стены, задрали железную кровлю из тонкого металла. Проезжая или проходя мимо, огорчаюсь этому прискорбному обстоятельству. Но когда сравниваю, что во всех окрестных селах на аналогичных объектах, даже построенных позднее, стены уже давно напрочь рухнули и весы позорно оголены, поневоле приходит чувство законной гордости. Как-то, ещё в бытность редактором 'Известий Мордовии', я навестил вечерком примыкающую к весам будку, также построенную собственными руками, и (чего греха таить) употребил совместно с колхозным председателем и другими ответственными товарищами бутылочку-другую. Вели разговор о том, о сём, о надоях, урожайности, а у меня не выходило из головы, что же всё-таки важнее и весомее - построить газету или построить весы? И пришёл-таки к выводу (и в этом, надеюсь, со мной будут солидарны читатели), что газета - важнее. Взвешивать различные сельскохозяйственные грузы, особенно зерно, крайне важно и ответственно, но вес печатного слова всё равно перетянет. Недаром великий Шиллер говорил, что слово следовало бы взвешивать, а не только читать. Особенно когда это слово сказано по делу, от души, не закутано пыльным и затхлым занавесом пропаганды (любого сорта и ранга). Но вернёмся к теме строительства. Основу и ядро шуватовского домостроения составляет деревянная, рубленая, в основном пятистенная изба. Поскольку подобные стройки прекратились ещё в 50-х годах, придётся прибегнуть к методу косвенных воспоминаний. Рубили срубы, в основном, общинно, так называемой помочью. Денег, известное дело, в ту пору ни у кого в достатке не имелось, обеспечить полноценный найм профессиональных строителей позволить себе практически никто не мог, поэтому сколачивались временные бригады по родственному или соседскому принципу - и давай махать топорами! Почти все присурские села имеют структуру, состоящую из двух улиц - Большой и Новой - и переулка (по уличному, 'проулка'). Новые улицы стали порождением относительного послевоенного благополучия, когда подросшее поколение, не истреблённое беспощадной войной, взялось за построение счастливой жизни своими руками. Многие надорвали на этом здоровье, но успели построить дома и целые улицы. Честь и хвала! Труда было потрачено великое множество. Врезались в память слова покойных родителей, что при отделке дома, самостоятельно изготовляя потолки, вдвоём они за день могли приготовить не более трёх досок. Шла выборка 'в шпунт' вручную, и кто знает, что это такое, легко поймёт, сколько пота было при этом пролито. Однако деревянные шуватовские дома ничем особенным не отличаются. Правда, встречается несколько больше ошелёвки на стенах и резных украшений на окнах. Краска для наружной отделки использовалась незначительно, по этой причине внешний облик деревянного Шуватова, откровенно скажем, мрачноватый. Спустя годы, наблюдая за разрушительным действием времени, легко убедиться, кто строил добросовестно, как говорится, 'для себя', а кто допускал вольные или невольные промашки. Иные дома и спустя полсотни лет после постройки стоят как по струночке, а другие перекосились на манер избушки на курьих ножках или, что ещё смешнее, из-за провалов в середине дома напоминают китайские изогнутые фанзы. Там не позаботились надлежащим образом о фундаменте. Особенно наглядно это прослеживается на Большой улице Шуватова. Хотя, возможно, просто сказывается близость грунтовых вод. Шуватовские мастера рубили дома не только для себя, но и оказывали услуги соседям. Например, в уже упоминавшемся селе Николаевка Большеберезниковского района, где жители весьма преуспевают в выращивании лука на своих необъятных плантациях, а с топором предпочитают связываться пореже. Там же заметили, что шуватовские плотники были чрезвычайно требовательны к качеству скобяных материалов. Если замечали среди предложенного хозяевами запаса уже использованный гвоздь, вся горсть железа немедленно летела с крыши, как картечь после выстрела. Добавлю от себя: и правильно делали, так как хороший дом из плохих материалов не построишь, и копеечная экономия на гвоздях, особенно при устройстве крыши, в итоге обернётся многотысячными дополнительными затратами. Оглядываясь на достижения деревянного зодчества предков, поневоле испытываешь сожаление не только оттого, что давно уже всякое капитальное личное строительство прекращено (исключая старания Виктора Елизаркина по прозвищу Маклай, поочередно, но не совсем мотивированно отремонтировавшего уже несколько домов), но также по причине массового вывоза некогда жилых, затем ставших бесхозными строений в более перспективные населенные пункты. Особенно много былых шуватовских домов за бесценок перекочевало в Большие Березники, и порой, угадав по отдельным признакам деревянного земляка, становится досадно. А проезжая по ульяновской дороге через село Сосновку (в этом году мне приходилось делать это неоднократно) и наблюдая возле дороги аккуратные, как игрушки, сделанные по линеечке срубы из свежего оцилиндрованного желтоватого дерева, испытываешь душевный подъём. Раз кто-то нуждается в подобной красоте, кто-то может себе её позволить, значит, жизнь не угасла. Просто она переместилась из одного места в другое. Только и всего.

"ШУВАТОВСКИЕ ЗАМЕТКИ"' ДЛЯ КУЗЬМИЧА

'Шуватовские заметки', как отдельное произведение, начали печататься в районной газете 'Вперёд' в середине нынешнего десятилетия. Одновременно автор стал издавать под грифом 'ни на что не похожее издание' отдельные экземпляры книги в очень ограниченном количестве, а именно, в единичном экземпляре. Правда, по экземпляру книга издавалась несколько раз. Началось, в некотором роде, с литературного хулиганства и авантюризма. Один из первых экземпляров достался широко известному в Саранске деятелю и авантюристу Сергею Гурьянову, или Кузьмичу, как именует он себя сам. Он прославлен последние десятилетия, как целеустремлённый гедонист, но в последнее время позиционирует себя политиком, шахматистом и... поэтом. Написал недавно поэму про Евпатия Коловрата. Сочинил песню в честь 65-летия Великой Победы. Появилась у него, в некотором роде, творческая одержимость. Так что адресация ему первой книги была не случайной, как упрекали меня некоторые. Затем экземпляры книги были вручены депутату Государственной Думы России, уроженцу Ульяновской области, В. Денисову, Главе Республики Мордовия Н. Меркушкину. Отдельным поводом стал книгообмен с Руководителем Администрации Главы Республики Мордовия Н. Крутовым. Почти одновременно мы написали и издали книжки про свою малую родину: он про село Новоямская Слобода Ельниковского района Республики Мордовия под названием 'Ямщики', я - про известное читателям Шуватово, то есть 'Шуватовские заметки'. Таким образом, мы, чиновники, под влиянием зова предков, стали писателями. Последнюю отдельную книжку недавно я изготовил для уважаемых мною жителей Шуватова Зои и Виктора Яшиных. Если есть на свете самые идеальные люди - так это они. Почти 30 лет назад на службе в армии погиб их единственный сын Анатолий. В честь его в своё время я написал стихотворение 'Телеграмма'. Объединил его с 'Шуватовскими заметками' и вручил Яшиным, как самым заветным читателям.

ТЕЛЕГРАММА

Памяти Анатолия ЯШИНА посвящается

Из-за леса, что стоит утёсом

За домами старого села,

Неживым огромным водоносом

Туча грозовая наползла.

Ей в седом пространстве было тесно,

И она, сжимаясь, как кулак,

Била-колотила в свод небесный,

В каждое окошко и чердак.

А затем, отяжелев от ноши,

Раскрутив судьбы веретено,

Изо всех зашторенных окошек

Выбрала-пометила одно.

И в него, возникнув в полумраке,

С дальними громами в унисон

И с тревожным лаяньем собаки

Постучался старый почтальон.

Он стучал - и трепетала рама,

Съежился в испуге частокол:

'Из Афганистана. Телеграмма,

Распишитесь'. И глаза отвёл.

Дом затих, как после долгой ссоры.

Потемнели разом зеркала.

Мать искала у стола опоры.

Не нашла. Упала у стола.

А потом с курьерского, ночного,

Что к перрону жалостно приник,

Пареньки, ступая хромоного,

Сняли беззащитный, страшный цинк.

И родня, стоящая сурово

Возле стрелки, где фонарь горит,

У состава нефтеналивного

Плакала и плакала навзрыд.

И в ночи, российским бездорожьем,

По пластам оплаканной земли,

По равнинам веры и безбожья

Паренька убитого везли.

Он молчал, покорный небожитель,

Не постигший ни добра, ни зла,

И его последняя обитель

Накрепко сколочена была.

Были залпы. Говорились речи.

Над крестами плыли голоса.

Только мать не подымала плечи

И рвала седые волоса.

Капали дождинки и слезинки,

Прожигая призрачную мглу,

Разносились их хлопки по цинку

Словно канонада по селу.

Хлынул ливень. Это было в среду.

И вздохнул кладбищенский квадрат.

Сорок лет со дня Святой Победы

Он не убаюкивал солдат.

Жизнь угасла тихо и безвестно,

Словно уголёк в сухой золе,

Но не смолкнет канонада сердца

На российской и иной земле.

К

ОЛХОЗ "СУРА"

Собственно говоря, колхоз длительное время назывался - имени Мичурина. Это была настоящая империя, более десяти тысяч гектаров пахотной земли. Из конца в конец - 15 километров. Председателям приходилось затруднительно, попробуй-ка управлять такой разбросанной махиной. Из бывших председателей запомнился Шкуратов (так, по-моему, называлась его фамилия). Он первым догадался не препятствовать сбору зелёного горошка вдоль дорог сельской детворой. До Шкуратова беспощадно гоняли. А этот уроженец Башкирии прикинул, что детвора потопчет гороху на копейку, а настроения поднимет себе на целый рубль. Доступность лакомого гороха для многих - без преувеличения - стала мандатом доверия к колхозу и к колхозной жизни в целом. В начале 90-х колхоз имени Мичурина разделили на три более мелких колхоза. Одним из них стала 'Сура', объединившая оба Шуватова. Председателем работал Евгений Александрович Мизинов, хороший хозяйственник. Следил за землёй, поддерживал на уровне животноводство, разбирался в современной экономике. Следил за дисциплиной. После распада Советского Союза в Шуватово стали прибывать переселенцы. Бывшие уроженцы Шуватова, вернувшиеся на историческую родину, отойдя от шока и справедливых обид, засучив рукава, взялись за дело. Чего не скажешь про 'переселенцев-профессионалов', 'перекати-поле'. Их в Шуватове тоже достаточно. Криминальная ситуация дружными усилиями прежде всего этой категории людей резко обострилась. Участились кражи. Мизинову приходилось с ними несладко. Но правоохранительные органы в случае нужды помогали. Сегодня 'Сурой' командует женщина. Этого в Шуватове отродясь не было. Со скрипом, но дела идут. И дай Бог! Колхоз 'Сура' был хорош, спору нет. Но мог бы быть значительно лучше, если бы в середине 50-х годов в Шуватове не ликвидировали спиртзавод и не перевели его в Неклюдово. Если бы этого не случилось, то и Шуватово, и колхоз 'Сура' ожидала бы совсем другая история. Правда, вышло все по-иному. Ныне Шуватово пробует свои силы на иной, фермерской основе, а делами заправляет коренной шуватовец, уже упоминаемый в заметках, Александр Сергеевич Поваров. Дай-то Бог! На этом можно и завершить свои 'Шуватовские заметки'. Если что-то назвал неточно, прошу отнестись снисходительно. Человеческая память не беспредельна.

НИКИТКА

Поторопился я сделать заявление о завершении Заметок. Преждевременно оно прозвучало. Подрастает внук, которого зовут Никитка. Ему всего три с половиной года, но разумные речи уже поражают. Особенное доставляет удовольствие автору Заметок, когда внук говорит (а делает это он довольно часто): - Хочу в деревню! Хочу в Шуватово!

ШУВАТОВО И ИНТЕРНЕТ

Собственно говоря, про интернет в заметках речь уже неоднократно заходила - ничего не попишешь: без интернета сегодня никуда! Расскажу, как мы опробовали мобильный интернет. Это происходило в 2008 году. Опробовал в Шуватове флешку Билайна - увы, не принимает. Привез Мегафон - та же история. Остановился на МТС. Эксперимент прошел успешно. А проводить мне его помогал односельчанин и полный тезка Анатолий Федорович Грунин. Он приехал в гости из Полтавы, где проживает; вечером, после обычных крестьянских дел, мы встретились. Я захватил кроме 'кое-чего покрепче' ноутбук и провода с беленькой, еще незатасканной флешкой. Загрузили компьютер. Представьте наше удивление и восхищение, когда мы вошли в виртуальное пространство. В окна заглядывают звезды, улица утонула в сыром бурьяне, в отдалении воют собаки, во всем великолепии проявляются признаки скорого и окончательного угасания нашего села, а мы колдуем над клавиатурой. Очень памятная, незабываемая сцена! Сегодня, к великому сожалению, события развиваются по невыгодной парадигме: интернет развивается, Шуватово угасает. Поэтому среди неравнодушных людей острее проявляются ностальгия и чувство боли за безвозвратно теряемую родину. Недавно сравнительно возникла группа в социальной сети Одноклассники под теплым названием Малое Шуватово. Основатели и активисты группы Ольга Хаханина, Елена Мишова, Алла Целина, Татьяна Китина, Александр Крамаревич неустанно продолжают начатое дело, стараясь увековечить память села в именах и лицах. Очень благое дело. Хочется верить, что общими усилиями будет создан надежный, хотя и виртуальный форпост для противостояния беспощадному времени и безжалостной судьбе.

БАРИН

ПО СЛЕДАМ 'ШУВАТОВСКИХ ЗАМЕТОК'

'3.01.2011 Уважаемый Анатолий Фёдорович! Вам пишет из подмосковных Мытищ Владимир Иванович Тихонов. Нашёл на сайте Ваш адрес, и немедленно пишу, прочитав, пока не все, 'Шуватовские заметки'. Я внук Владимира Петровича Рютчи (а не Рюч, как ошибочно указано в Вашей повести), дворянина, которому принадлежало Малое Шуватово и Чуфарово, у моей мамы, умершей несколько лет тому назад, сохранились семейные фотографии, кое-что я помню с её слов. Несколько лет тому назад я был в командировке в Ульяновске, и посвятил целый день поездке в Малое Шуватово, узнал много интересного от местных жителей и хотел бы обменяться с Вами интересующими нас сведениями. Хочу прокомментировать следующий отрывок из Вашей повести. 'Вчерашний барин оказался неплохо приспособленным и к советской действительности. Хозяйствовать он, видимо, умел хорошо и в земле разбирался. Сразу же после освобождения устроился работать агрономом, и в этой должности пребывал вплоть до кончины перед Великой Отечественной войной. Последние годы провел в Мелекессе, там и похоронен. Большего про этот интересный персонаж мне узнать не удалось. Угадывалось лишь уважение к бывшему хозяину дореволюционного села. Дед же Подгорнов, поскольку в политике разбирался мало, больше рассказывал про обычную сельскую жизнь. Как кормились, как одевались, как проводили праздники. Вспоминал и про барина. Даже спустя 50 с лишним лет он вспоминал о нём, а особенно о барыне как о божествах'. Мои дед и бабушка Владимир Петрович Рютчи и Софья Васильевна Рютчи (урождённая Сабурова) были землевладельцами в Малом Шуватово и в Чуфарово. В 1915 году они удочерили мою будущую маму в возрасте менее 6 месяцев. Далее в 1917 году произошли события, о которых Вы пишете, а я нашёл в Интернете: '1917 (Историческая вставка) Из хроники событий (корреспонденции с мест) 12 марта 1917 года, Карсунский, Сенгелеевский, Симбирский уезды. В Карсунском уезде арестованы участковые земские начальники В.П. Рютчи и А.Н. фон Фик. Тот и другой препровождены в гор. Симбирск в распоряжение губернского комиссара Временного правительства. Симбирянин, 1917, 18 марта'. Из хроники событий 'Наш край'. 2-5 декабря 1917 года, Карсунский уезд. Как только стало известно, что большевики захватили в свои руки власть, так крестьяне с. Б. Березняков и соседних сел принялись громить помещичьи усадьбы, чувствуя себя безнаказанными, говоря, что новое правительство разрешает в их пользу всё имущество, как помещиков, так и прочих состоятельных людей ('буржуев'). С 2-5 декабря разгромлено 8 помещичьих имений, находящихся в пределах Б. Березняковской волости: Шлиппенбах, Арапова, Бельград, Шкорина, Пукалова, Грен, Багрянского, а также Рютчи в Пятинской волости. Имения эти разгромлены окончательно: скот, сельскохозяйственный инвентарь, обстановка домов и разные домашние вещи расхищены, постройки поломаны, окна в домах выбиты. От экономий осталось только то, что невозможно было утащить и увезти. 'Симбирское слово', 1917, 25 декабря. А вот про историю освобождения В.П. я узнал из Вашего изложения. По отрывочным рассказам моей мамы они после 1917 года жили в Оренбургской области, где дед работал агрономом, а потом и в самом Оренбурге. Моя мама после окончания Оренбургского политпросветтехникума работала в различных сёлах Оренбургской и Ульяновской областей сначала по ликвидации неграмотности, а потом как учитель русского языка. В 1934 году произошло её знакомство с будущим мужем Тихоновым Иваном Васильевичем, уроженцем с.Урено-Карлинское, который вскоре был мобилизован на военную службу в танковую школу НКВД в Ленинграде. К началу блокады сложилась ситуация, когда папа оказался со своим училищем в эвакуации в г.Белорецке, а мама с двумя детьми и своими родителями остались в Ленинграде. Сохранились письма той поры, в основном, от деда и мамы к папе. В период между 08.12.41 и 15.01.42г. Владимир Петрович умер, а перед самой эвакуацией скончалась и бабушка Софья Васильевна. Мама эвакуировалась с двумя детьми по 'дороге жизни' через Ладожское озеро, но дорогу пережил только я... Так что мой дед не был похоронен в Мелекессе - интересно, откуда взялась эта версия? Когда я был в Шуватово, местные жители рассказали мне, что дед построил в деревне кирпичную школу, плотину на реке (не на Суре) и спиртозавод. Школу потом заняли под магазин, а сейчас она стоит заколоченная. Показали мне две огромные липы, оставшиеся от въездной аллеи в барскую усадьбу, и пустырь, где когда-то стоял барский дом, большая конюшня и другие хозяйственные постройки. А вот заброшенный сад следов не оставил. Папа погиб в марте 1945 года. Военную и блокадную переписку семьи я сейчас оцифровал, хочу издать её как малотиражную книгу для своей семьи. Но постепенно появляется интерес дополнить письма справочным материалом, который сейчас легко можно добыть в Интернете. Так я наткнулся и на Ваш потрясающий труд! Я был в М.Шуватово в начале июля 2006 года. Я взял на целый день такси 'Оку' около автовокзала, вооружился атласом Ульяновской области и таким образом доехали до цели. Примерно напротив школы и наискосок от неё на лавочке сидели несколько человек, один мужчина и три-четыре женщины. Я представился, встретили меня очень дружелюбно, сказали, что память о бывших хозяевах живёт, но никого из тех, кто мог бы поделиться личными впечатлениями, уже в живых нет. Я всё это сфотографировал и попросил показать место, где была усадьба, три женщины меня проводили к избе, которая ближе всего стояла к нужному месту (одна из женщин была хозяйка этого дома). Рассказали, что могли про школу, построенную дедом, показали липы от въездной аллеи. Показали заброшенный пустырь, открывшийся за зарослями сорняков. Потом пригласили в избу, напоили своим квасом, я их сфотографировал, позднее послал фотографии, по адресу, который они указали, но ответа или подтверждения не получил. Фамилии этих женщин Фролова Антонина Ивановна, Фролова Нина Ивановна и Захарова Мария Михайловна. Я спрашивал также, не сохранились ли у кого-нибудь вещи из барской усадьбы, готов был выкупить их, но сказали, что ничего не сохранилось, так как усадьба была полностью разграблена и, как Вы правильно отмечали, крестьянами не барскими, а чужими. Поскольку была жара, мы с водителем искупались в Суре, несмотря на очень быстрое течение и тучи слепней'. Полагаю, что мы еще встретимся с Владимиром Ивановичем Тихоновым, внуком шуватовского барина. Не зря, получается, были написаны 'Шуватовские заметки', хотя бы из-за одного этого случая. PS. После заметок шуватовских на очереди издание заметок саранских. Эти заметки будут не в пример объёмнее и интереснее, потому что повествуют о новейшей истории так, как было на самом деле, а не так, как хотелось бы.

2002-2013
   ДАГОМЫССКИЕ ЗАПИСКИ,

или РАЗМЫШЛЕНИЯ О ТОМ, ЧТО ТАКОЕ ЖУРНАЛИСТИКА,

ЕСЛИ РЯДОМ МОРЕ, СОЛНЦЕ И ВОДА

Написано при поддержке чувства юмора

при молчаливом одобрении чувств остальных

  
   ДАГОМЫССКИЕ ЗАМЕТКИ,- это первая попытка заглянуть в очень близкую историю, куда никто не заглядывал по причине нехватки времени и сил. Пусть эта попытка не покажется однобокой.

ДАГОМЫС

  
   Дагомыс расположен под 39 градусами 39 минутами восточной долготы и 43 градусами 39 минутами северной широты.
   Если внимательно вглядеться в карту, то бросаются в глаза любопытные закономерности. На долготе Дагомыса расположены легендарно прославленный Краснодон и такие большие и интересные города, как Ростов-на-Дону, Липецк, Рязань Ярославль, Вологда. И менее известные - Апшеронск, Россошь, Пронск, Скопин. Сложноназывательные Усть-Лабинск и Юрьев-Польский на карте мирно уживаются со станицей Кущевской. Антиподом Дагомыса по долготе является город Северодвинск - он расположен на берегу Белого моря. А самая северная континентальная точка на долготе Дагомыса приходится на мыс Святой Нос. И хотя он расположен на широте 68 градусов 9 минут северной широты (не хватает каких-то двух градусов для мест, про которые когда-то пламенно пели: "А мы ребята, а мы ребята семидесятой широты!"), в повторении словосочетания "мыс" на севере и на юге положительно что-то есть. В том смысле, что если кто не съездил в Дагомыс, то останется с носом, возможно, и со святым. И вершает летопись интересных мест на долготе Дагомыса, естественно, станция с неприхотливым, но запоминающимся названием Мудьюга (будет особенно любопытно, если разделить это слово на составные части). Она прячется в северных лесах, но упомянутая в связи с Дагомысом, возможно, утратит свою затаенность.
   На широте Дагомыса нет ничего примечательного. Лишь встречается один населенный пункт с сомнительным названием Красная Поляна. И всё.
   Расстояния: от центра Дагомыса до Красной площади в Москве - 1546,92 километра, до центра Саранска (через Волгоград) - 1651,03 километра. Данные почерпнуты с помощью современных навигационных систем.
   Дагомыс - последний поселок Лазаревского курортного района. Он раскинулся в долине реки Дагомыс, в десяти километрах к западу от Сочи. По одной из версий, его название произошло от шапсугских слов "тыге" - "солнце" и "мыпс" - "не светит". То есть "место, где не светит солнце".
   Однако посёлок окружают пологие горы, склоны которых покрыты густыми лесами, садами и чайными и виноградными плантациями. И солнце там светит постоянно. Недаром ведь Дагомыс - один из наиболее известных курортов Большого Сочи.
   Поэтому и возникла иная версия происхождения названия. Оказывается, русифицированное слово "Дагомыс" происходит от адыгейских слов "дэгъу" - "хорошо" и "мэст" - "горит". Речь, конечно же, идёт о солнце: здесь оно всегда хорошо горит - хорошо светит!
   Но можно предложить и третью расшифровку названия: "дэгъу" - "хорошо" и "мэзы" - "лес". В этом случае получается "хороший лес". А если иметь в виду, что эта местность всегда была лесистой, а почва в долине плодородной, то и такая версия представляется весьма вероятной.

ИСТОРИЯ ПОСЁЛКА

   Дагомыс стал следствием окончания Кавказской войны. Россия победно ступила на побережье и активно приступила к освоению Черноморья и Кавказа. Кто мог лучше других на новых землях освоиться, кроме выходящих в отставку солдат Кавказского корпуса. В долинах рек Западный Дагомыс и Восточный Дагомыс участки предоставлялись солдатами второй, третей и четвёртой рот 2-го Кавказского линейного батальона. Они так и стали называть свои посёлки - Вторая Рота, Третья рота, Четвёртая Рота. В 80-90 годы XIX века в эти края двинулась масса переселенцев из самых разных уголков российской империи.
   Примерно в это же время на побережье стали появляться армянские поселенцы из Турции. Эти люди уже почувствовали приближение массовых репрессий против армян, которые в 1914-1915 годах вообще обернутся настоящим геноцидом. Селились армянские переселенцы тоже кучно; в горах близ Дагомыса они основали такие села, как Нор-Луйс, Нижне-Армянскую Хобзу, Верхне-Армянское Лоо.
   Самые же ценные земли вблизи моря стали покупать для себя царские чиновники, министры, крупные землевладельцы и банкиры. Крупный земельный участок при впадении р. Дагомыс в море приобрела семья Его Императорского Величества, государя-императора Николая II. Здесь было основано подчинявшееся дворцу подсобное хозяйство - 2,5 тыс. гектаров земельных угодий и большая скотоводческая ферма. Для работающих здесь крестьян был построен небольшой посёлок - будущий Дагомыс. К началу XX века в нём жили всего 300 человек. Управлял царским хозяйством князь Успенский. Хозяйство было рентабельным, по большей части его продукция шла на сочинский рынок, где пользовалась большим спросом. Отдыхавшие в Сочи представители столичной знати почитали за честь для себя покупать продукты, выращенные на царских угодьях. Разумеется, какая-то часть выращенных здесь овощей и фруктов отправлялась в Зимний дворец, к императорскому столу.
   После революции в Дагомысе был организован плодосовхоз. Потом на склонах окрестных гор появились чайные плантации. Талантливый селекционер Иов Кошман впервые доказал, что чай можно выращивать и в русских субтропиках. Так в одной из окрестностей Дагомыса возникли Чайные домики. Это одна из достопримечательностей этих мест, украшение ландшафта. Вид тёмно-зелёных чайных шпалер на склонах окрестных гор словно переносит в далекую Индию, а качество и вкус чая, подаваемого в Чайных домиках, только усугубляет ассоциацию. История местного чая такова: в начале XIX века из Индии, Китая, Цейлона в Россию были привезены кусты чая специально для посадки, но прижились они только на территории Грузии, однако вкус чая был не таким, как на родине привезённых кустов.
   Но вот в последние годы XIX века на рынке в Дагомысе вдруг появился самодельный чай очень неплохого вкуса, по крайней мере, лучше, чем грузинский, и продавал его сам "автор" - высокий человек с развевающейся бородой - Иов Кошман, бывший рабочий сухумского чаеторговца Попова. Иов, уйдя от сухумского торговца, принялся разводить чай на российской земле, в районе Дагомыса, в горах, в поселке Солох. Никто не верил в успех его дела, его даже преследовали, вырубая плантации. Пришла революция с её бурями и натисками, а Иов Антонович работал всё упорнее, улучшая свой чай. В конце 30-х годов его труды дали результаты - плантации чая стали распространяться по склонам Дагомыса, а краснодарский чай стал цениться не только как самый северный чай в мире, но и как вкусный качественный напиток.
   Когда в 30-е годы на побережье началось бурное строительство санаториев, в Дагомысе появилась мебельная фабрика, выпускавшая мебель для новых здравниц.
   Еще в начале 30-х годов в Дагомысе работали две туристические базы, несколько маленьких домов отдыха. По-настоящему же курортные страницы появились в истории посёлка в 80-е годы, когда строители югославской фирмы "Маврово" построили здесь две гостиницы: "Дагомыс" и "Олимпийскую". Гостиничный комплекс "Дагомыс" был построен в 1982 году. Он включает более двух десятков объектов, представляющих единый архитектурный ансамбль. Его центром являются оригинальное двадцатисемиэтажное здание в виде пирамиды и комплекс "Олимпийский" с гостиницей и мотелем.
   Этот гостиничный комплекс многие годы считался самым комфортабельным местом отдыха в стране, здесь проходили важные симпозиумы, переговоры и конференции. Именно в гостиничном комплексе "Дагомыс" в 1987 году состоялось знаменитое заседание Пагуошской конференции за предотвращение мировой термоядерной войны и научное сотрудничество. Открывал эту конференцию академик Андрей Сахаров.

ДАГОМЫС В ПРЕДСТАВЛЕНИИ АВТОРА

   Впервые про Дагомыс автор этого повествования услышал в конце 80- годов. Произошло это при следующих занимательных обстоятельствах. Автор работал тогда корреспондентом молодежной газеты и под влиянием некоторых факторов озадачился фундаментальной статьей под многозначительным названием "Закалённые". И написал про них статью. Там героини постоянно взывали к Чёрному морю. Так неосознанно в тему повествования потихоньку проникало оно, Чёрное море. Будучи чрезвычайно развитыми и разбитными, героини сделали попытку изменить ход событий, повлиять на автора (что, честно говоря, бесперспективно), и вывели на арену одного шустрого паренька, который беспрестанно твердил: "Я скоро поеду в Даргомыс!" "Закалённые", хохоча, не уставая, его поправляли: "Не Даргомыс, а Дагомыс", но это было бесполезно. Паренёк был туп, как бревно. Но название запомнилось. Много позже, в какой-то газете автор обнаружил фотографию традиционно небритого олигарха Абрамовича, относящуюся ко времени описываемых событий. Абрамович отдыхал в Дагомысе, ещё не будучи олигархом, и газета, помнится, иронизировала: ну, какая здравомыслящая девица могла бы клюнуть на такого незавидного в смысле внешности отдыхающего?
   Да Бог с ним, с Абрамовичем. Вернемся к "закалённым". В 1988 году они (в том числе и с помощью автора этих строк) уехали на Чёрное море, в Сухуми, на ловлю счастья и загара. Получили убедительные абхазско-грузинские уроки. Одна вернулась через три месяца, вторая - через год. Дальше вмешалась трагическая судьба. Уроженка пришлых мест сгинула в пылу пьяных битв, несмотря на покровительство знатных фигур из МВД, а впоследствии и политиков, землячка была зарезана (варварски, отверткой) ревнивым мужем. Уроженка южного города жива-здорова, находится в столице, но грезит морем и, в частности, Дагомысом.
   Между прочим, слово "закалённые" автор использовал не ради красного словца, а, будучи сторонником крупных обобщений, подразумевал под ним весь советский народ конца перестройки.

НАКАНУНЕ ДАГОМЫСА

   Кто первым бросил клич о необходимости проведения журналистских фестивалей, история умалчивает. Они возникли, как желанные дети, вовремя и без особых хлопот. Конечно, коренной причиной проведения всероссийских журналистских "летучек" стал распад Советского Союза с неисчислимыми потерями и побочными факторами: потерей чувства равновесия в сложном, постоянно меняющемся мире, утратой былой солидарности, резким расслоением журналистов, произволом над свободой слова, доминированием ремесленничества и т.д. В середине 90-х годов наиболее ответственным и дальновидным членам СЖ, как "детям капитана Шмидта", стало ясно: пора проводить конференцию. Начало было положено в двух точках Российской Федерации - в Красноярском крае и Республике Мордовия. В Сибири прошёл всероссийский фестиваль прессы, в Мордовии - республиканский (первоначально он назывался даже фестивалем районной прессы). Но цели, несмотря на разные весовые категории и гигантские расстояния, оказались одинаковыми: синхронно решено направить энергию, чтобы оживить чувство журналистского сообщества, превратить его из декларативного в живое и действенное, в условиях усиливающегося нажима на свободное изъявление журналистского мнения хоть в какой-то мере способствовать отстаиванию журналистской самооценки в быстро меняющемся (и не в сторону журналистов) мире.
   Пробные шары фестивалей, как им и полагается, в чём-то были удачными, в чём-то не очень. Но усиливался размах и замах. Это показали фестивали в Ижевске и Тюмени. Но поиск генеральной линии всё ещё не увенчался успехом. Переломным моментом можно назвать фестиваль в Казани. Здесь, пожалуй, впервые были отработаны линии, которые впоследствии стали столбовыми и путеводными: а) себя показать, б) других посмотреть, в) с пользой провести свободное время. Пешеходная улица Баумана в Казани, своего рода провинциальный Арбат, словно стрелка компаса, указала с одной стороны на север, с другой - на юг. Так и случилось. После "взятия Казани" вектор фестиваля переместился в северную столицу. Происходило это во многом драматически, о чём и повествуется ниже.
  

СОЮЗЫ И СОЮЗНИКИ

(на фоне событий Фестиваля СМИ в ПИТЕРЕ и после него.

26.05-2.06.2001г.)

  
   Довольно примечательные страницы новейшей истории промелькнули на фоне специфической журналистской жизни. В конце мая в Питере был намечен очередной Фестиваль Российской Прессы. В делегацию вошли районные редакторы из Инсара, Ельников и Зубовой Поляны. От Союза журналистов республики, естественно, председатель Лидия Снегирёва и секретарь Валентина Дворянчикова. Замысловатые встречи начались еще на перроне Саранского вокзала. В окружении разудалых людей был замечен человек, похожий на Игоря Гамаюнова, бывшего заместителя главы Большеберезниковского района, недавно, из-за разногласий с главой района, переехавшего в подмосковный Волоколамск. Позже у вагона подтвердилось: это он. Почти сразу после отправки поезда он легко и плавно влился в компанию журналистов. Для автора этих строк это было уже второе "Волоколамское шоссе", по которому движутся судьбы мордовских парней. Зимой попутчиком в Москву оказался последний первый секретарь Большеберезниковского райкома партии Виктор Вагин, отправлявшийся служить с малой родины в гостеприимный Волоколамск. Теперь вот Гамаюнов.
   В Москве было окончательно решено ехать в Волоколамск. С согласия остальных членов нашей временной команды я сел в автомобиль вместе с Гамаюновым и отправился навстречу серьезным познаниям современной жизни. Выяснилось, что появление мордовских посланцев в Подмосковье не случайно: Гамаюнов когда-то учился вместе с нынешним главой Волоколамского района Куроленко, и является его прямым протеже.
   Вскоре мы переместились в районную администрацию. Вагин первым делом расспросил про домашние дела в Больших Березниках. Словом, наблюдалась невинная идиллия. Затем произошла резкая смена декораций. Едва я убедился, что наши мордовские эмиссары в Волоколамске достойно обосновались и закрепились, как объявился глава района Николай Николаевич Куроленко. Украинец по национальности, он был в свое время капитально связан с Мордовией, работал в Рузаевском и Ромодановском районах, при первом секретаре Мордовского обкома партии Анатолии Березине угодил в опалу, был вытеснен из республики. Пробовал себя в разных точках Советского Союза, окончательно окреп в Волоколамске. Хозяйственник, которых раньше называли крепкими, победил на выборах 11 соперников из представителей местного руководства, опоры среди них не имел, поэтому и сделал ставку на мордовскую диаспору. Гамаюнов стал у него первым заместителем, Вагин - начальником сельхозуправления. В политических битвах здоровье Куроленко подорвалось. В день нашего приезда он вообще-то находился в госпитале, у него тромб, намечена операция, но по неведомой причине именно в этот момент ему захотелось вернуться в служебный кабинет и немного "покомиссарить". Узнав про наличие мордовского гостя, он крепко пожелал поговорить со мной. Какое впечатление произвел? Следующее. Имеет манеры уверенного в себе человека, но лишенного самоуверенности, голос настойчивый, как у любого человека, долгое время находящегося при власти, но не наглый, несколько вкрадчивый. Узнав про мою роль в предыдущих информационных битвах в Мордовии и определённое воздействие моих публикаций на ход событий, Куроленко, удалив всех посторонних, взял за рога предвыборного быка. Впечатлила манера Куроленко принимать (и способствовать принятию) серьёзные решения на фоне мелких вопросов и вопросиков, которые он походя решал со своими подчинёнными и иными людьми, которые после разговора стали заходить в кабинет. Обратил на себя внимание бородатый человек, имеющий здесь какой-то корыстный интерес. Все наперебой сыпали именами знатных священнослужителей, которые либо побывали, либо собирались побывать в этих местах. У меня сложилось мнение, что происходит какое-то всеобщее помешательство на церкви. Видимо, потому, что греховна сама атмосфера бытия.
   Куроленко показал свое прежнее сельскохозяйственное производство, где он был руководителем, и свой дом. И то, и другое выглядят отменно. Пригородная сельскохозяйственная фирма по оснащенности современным оборудованием, культуре производства и показателям похожа на мордовскую птицефабрику "Октябрьская". Затем переместились в его дом. Произошла довольно длительная экскурсия по этажам и подвалам, в саду, бане, теплице, на пруду и т.д. При нас работала бригада плотников из Ельниковского района Мордовии, выполняла что-то вроде спецзаказа. Куроленко оказался хвастоват - показал свои закрома: сабли, ружья, винно-водочные запасы, напитки в форме оружия и т.д. Мне он ещё в кабинете подарил часы с лупой. Лупа оказалась настоящей, помогала разглядывать мелкие предметы, а сами часы почему-то не шли. Возможно, это был намёк на мои прямолинейные реплики о вероятном развитии политической ситуации в Мордовии. Мол, все вы, и ты в том числе, молодой человек, живёте в остановившемся времени.
   Куроленко, словом, представляет тип человека, привыкшего к барству постсоветского периода. В самом Волоколамске предстоят районные выборы с сомнительным исходом. Прокурор, как я понял, взял его на крепкую мушку и сколотил вокруг себя "могучую кучку" недовольных. Редактор газеты тоже отошёл и принял чужую сторону. Куроленко до конца осознал пагубность утраты информационной базы.
   Возникшие неприятные мысли были вытеснены поездкой на поле боя, где погибли герои-панфиловцы. Монументальные памятники среди просторной луговины, мирно пасётся скотинка. Возле памятника несколько иномарок, громкая музыка, лица кавказской национальности, вездесущие девки. Мы молча переглянулись. Гамаюнов подозвал старшего из кавказцев и сказал, чтобы через пять минут здесь никого не было. Смолкла музыка, захлопали багажники. Все уехали. Мы помянули павших героев, но настроение было испорчено.
   ... Утром в Питере началось. На вокзале нас никто не встречал. Автобусов не было. Мы и присоединившиеся делегации из других регионов пометались среди стайки автобусов, находившихся на площади: все оказались не про нас - для иностранцев. Было поразительно наблюдать среди прибывших бывшего министра печати РФ Михаила Федотова. Он, как и все рядовые делегаты, выждал некоторое время, взял такси и поехал на место сбора. Мы же спустились в метро. Оно, против московского, работает непривычно. Кроме того, до места назначения - Центрального дворца молодёжи - пришлось порядочно пройти пешком. Затем начались муки с поселением в гостиницу. Игра в кошки-мышки продолжалась шесть часов. Мы стали заложниками политики. Угадывалось, что Союз журналистов РФ в этот период вышел из доверия, и в пику ему в срочном порядке создан "Медиа-Союз" во главе с известным тележурналистом Александром Любимовым.
   Рабочая часть в этот день оказалась минимальной. В областной администрации прошёл диспут на тему районной печати, довольно умозрительный. Покоробил снобизм некоторых выступающих. И это на "родном" фестивале, где полно "районщиков" и проще отстоять свою позицию. Что же говорить про "Медиа-Союз", где будут доминировать сытые столицы? Кстати, каких-либо "чуждых" настроений среди провинциальной журналистской массы, как и следовало ожидать, не было и в помине, никто даже словом не обмолвился. И "вина" Союза журналистов продемонстрирована не была.
   Вечером того же дня был проведен приём губернатора Владимира Яковлева. В гостинице "Прибалтийская", огромном здании, в специальном холле собралась разноязыкая толпа. Мы поближе познакомились с чеченцем по имени Хожа, с которым столкнулись ещё во время мук гостиничного поселения. Он много фотографировал. Я почувствовал, что у него тяготение к кадрам двусмысленным и провокационным: с рюмками, обниманиями и прочим, что наглядно иллюстрирует специфическую российскую душу. В принципе это свойственно любой слепленной на скорую руку компании, нельзя обойтись без красноречивых свидетельств широкой души. Однако восточные люди порою двуличны, в их руках фотоаппарат порой страшнее автомата. Когда подозрения пошли через край, я вызвал Хожу для беседы. Ее начали с поиска общих знакомых, которых обнаружили без труда. Со студенческих лет я потерял след своего однокурсника Имрана, с которым жил в одной комнате общежития в Свердловске. Тут представился случай восполнить пробел: - Имрана знаешь? - Исмаилова? - (Честно признаться, только тут я вспомнил подзабытую фамилию) Точно. Живой? - Живой. На нашей, федеральной стороне. - Помнится, он женился в студентах. - Жена Таисия. Но он, подлец, развёлся. Трое детей. Старшая (или старший - не упомнил) учится в Арабских Эмиратах.
   Ещё я узнал от Хожи, что нынешний декан журфака Уральского университета Лозовский тоже присутствует на фестивале (встретиться с ним не удалось, да и знал его я плохо). Развеивая подозрения в своем агентурном присутствии (хотя одно другому не помеха), Хожа привёл неотразимые данные своей учёбы в Свердловске именно в конце 70-х годов теперь уже прошлого века. Оставалось задать контрольные вопросы: - Приходилось бывать в общежитии? - Как же, Большакова, 79. - А где приходилось в студентах шабашить? - На Чапаева, завод напильников.
   Всё верно. Свой человек. Если и есть второе дно, то совершенно натуральное. Кстати, утром следующего дня Хожа вручил нам фотографии. Особо крамольного там не оказалось, как, впрочем, и эстетичного тоже. В общем, получилась бдительная познавательность. Культурно-познавательных мероприятий было два: на Елагином острове, где раньше проживал Столыпин, прошли выборы "Мисс Прессы" и соревновались силачи в программе "Русский экстрим". И то, и другое происходило на ярко выраженном эротическом фоне - в этом слабость и сила Питера. Программа "Мисс Пресса" была целиком завязана "на этом", на эротике. Запомнились конкурсные номера с остроумными толкованиями слов: "Саломазохизм" (сексуальное извращение по-украински), Гей - Люссак (известный физик, который прославился "при этом"), "Введение" (популярное действие, которое совершают писатели и авторы монографий). Запускали воздушный шар с победительницей. Кстати, победила не Катя Кият ("Европа Плюс") с ярко выраженной ослепительной еврейской наружностью, а славянка (не запомнил как зовут).
   Встречали участников фестиваля торжественно - с духовым ансамблем, в костюмах в виде белых бригантин. Второе, итоговое культурное мероприятие проходило в огромнейшем зале "Октябрьском". Артисты довольно второстепенные, исключая Михаила Боярского и Юрия Гальцева. И вновь - эротизм, порой на грани фола.
   Здесь же происходило награждение "номинантов". Те, кто "номинировался" (их оказалось 150), долго выходили на сцену. Председатель Союза журналистов России Всеволод Богданов терпеливо стоял на сцене и вручал призы. Позже, в Таврическом дворце, повстречав знакомых "номинантов" услышал тираду совсем по Василию Теркину: "Зачем мне орден, я согласен на медаль".
   В Питере, словно замыкая единую негативную систему, помимо проблемы старта возникла и проблема финиша. Она проявилась в плохо организованной схеме продажи обратных билетов. Как и в начале, большинство оказалось предоставлено самим себе. У меня не лежала душа к поездке через Москву, но на прямой саранский поезд попасть оказалось не суждено. В итоге отправились самым неудобным дневным рейсом. Хорошо, что накануне, хотя и ускоренно, успели обозреть красоты второй столицы: мосты, площади, Исакия, Петра.
   Москва нас поджидала неожиданным лютым холодом, подорожанием билетов и растерянностью. Мы бросились на Казанский вокзал как одержимые. А восточных поездов, столь привычных по предыдущим поездкам, нет и в помине. Благодаря помощи лихоимцев, которых повсеместно, а на вокзалах особенно, сегодня развелось бессчётно, мы оказались в гостинице "Измайлово".
   Утром, 1-го июня, я с добровольцем-редактором быстренько помчался на вокзал, чтобы обзавестись билетами раньше всех. Не тут-то было. Билетов не было. Не впадая еще в отчаяние, мы составили новый план. Поехать в Союз журналистов, чтобы добиться от них помощи. В случае неудачи резервными оставались представительство Мордовии в Москве и недавний земляк, заместитель секретаря Совета безопасности РФ (а совсем недавно начальник налоговой полиции РФ, которого сменил Михаил Фрадков) Вячеслав Солтаганов. Наш план оказался неверным в корне, нужно было действовать как раз в обратной последовательности. Опущу мытарства в Союзе журналистов. Поджидая руководство, истомились в коридорчике, проехались по Садовому кольцу в троллейбусе, наслушались правдивых и иных баек. Попали наконец-то к Богданова (Севе, как называют его сподвижники, и он на это не обижается). Он поручил своему помощнику найти решение проблемы безбилетной мордовской депутации. Помощник (запомнилась фамилия Шешунов) мобилизовал свои связи на железной дороге. Простейший вопрос с билетами превратился в серьёзное испытание. Прождали практически весь день. Мы катастрофически превращались в "маленьких людей", описанных в литературе. Наконец, потеряв терпение, я заговорил про Солтаганова. Шешунов оживился. Надо случиться такому совпадению, что в многомиллионном городе, почти сразу удалось наткнуться на фактор знакомства. Шешунов лично и уважительно знаком с Солтагановым. Он моментально связал меня с Вячеславом Фёдоровичем по телефону. Солтаганов, взяв трубку и услыхав про мою просьбу, расхохотавшись, ответствовал, что сам испытывает стихийное бедствие: не может избавиться от двух лишних билетов на Саранск. Предложил встретиться у вагона. На вокзале хлопоты Шешунова, направленные через руководство Московской железной дороги и начальника Казанского вокзала на приобретение трёх недостающих билетов, разбились о непробиваемую броню спецкассы N 2. Тога "маленьких людей", едва сдернутая с помощью Солтаганова, вновь неумолимо натягивалась в "несгораемом ящике" вокзальных страстей. Мой бывший однокурсник, а в тот период редактор Зубово-Полянской райгазеты, пока я ездил в гостиницу мобилизовывать остальных, хлебнул сполна. В кассе дали от ворот поворот. Разделение людей на больших и маленьких продолжалось по нарастающей. С учётом двух билетов, предложенных Солтагановым, в кризисной зоне у нас оставались еще три делегата. Нервы у всех на пределе. Проклятия в адрес ж.д. и министра Аксёненко были испепеляющими. Еще до подхода "главных действующих лиц" мы предприняли попытку добыть недостающие билеты через начальника поезда. Куда там! Наконец-то появился Солтаганов. Он вручил свои "лишние" билеты, но в помощи остальным землякам-безбилетникам отказал: придёт сейчас Пыков и разберётся. Главный федеральный инспектор по Мордовии Александр Пыков, действительно, пришёл и с помощью начальника поезда "решил вопрос". Троих "зайцев" поместили в соседний вагон.
   Я надеялся избежать каких-либо встреч, но Пыков пригласил в купе. Там находились ректор МГУ (мордовского) Николай Макаркин, федеральный инспектор Дмитрий Жарков и "деятель" из кооперативного института Владимир Извеков. Солтаганов присутствовал кратковременно. Поразительно, как переменчив окружающий мир. Какой-то час назад бессилие заполняло всю душу и кожей чувствовалось, как трудно быть маленьким и незаметным. Мои собеседники, выслушав коротенькое сообщение про вокзальные мытарства, меня просто не поняли (какие билеты? что такое их отсутствие?), а первоначальное кислое выражение лица было отнесено к непогоде.
   Ректор Макаркин, как уже бывало неоднократно, поразил неожиданностью суждений. Именно он предложил вспомнить покойных депутатов Госсобрания РМ Андрея Лукшина, Александра Бурканова и Валерия Чинченкова. Вспомнили про 91-й год. Макаркин выразил сожаление, что не вёл тогда записей и дневников. Хорошо бы издать на эту тему отдельную книгу. Кстати, он же единственный смог расшифровать повторённые мной словесные ребусы, загаданные на Елагином острове в Питере. И "саломазохизм", и "Гей-Люссак", и "введение" он угадал безошибочно. Острое мышление - его оружие, и его не скроешь.
   Но порой, признаюсь, мне становилось неуютно. Прекрасно понимая, что жизнь состоит не только из идеалистических картинок, но и прозаических сюжетов, я всё же тяготился отдельных фрагментов собеседования. У меня из памяти не выходила разъярённая толпа на Казанском вокзале и пьяный человек с красными корочками, который представился помощником депутата Госдумы, а его все равно не пустили без очереди. И беспризорники на "Курской", особенно утром, лежащие вповалку, у кафельных стен, в пыли и окурках, с недетским выражением лица.
   Главные слова в поезде, как водится, были сказаны за дружбу. Произнесены прямо-таки душещипательные тосты за это замечательное проявление чувств. Пыков особенно выделил дорожную дружбу. Словно отрицая билетные неудачи маленьких людей, он с пафосом произнёс: "Мы как ездили, так и будем ездить в Москву. Пусть цену билетов поднимут хоть еще в два раза!"
   PS. Не замедлили произойти серьезные перемены в судьбах разных людей, ставших нечаянными героями данного повествования. В ноябре 2002 года в "Российской газете" появилась громкая статья, известившая, что Куроленко решением суда отстранен от исполнения обязанностей главы Волоколамского района. Мордовская диаспора пережила самую настоящую блокаду. Игоря Гамаюнова привлекли в Мордовию, назначив главой Темниковского района. В марте 2003 года Пыков стал заместителем (а позже помощником) Полномочного представителя Президента РФ в ПФО. В 2007 году вернулся в Саранск, вновь став "главным федеральным". А Дмитрий Жарков покинул Саранск, так ничего в нём и не дождавшись. Всеволод Богданов, как и следовало ожидать, успешно прошел между Сциллой и Харибдой современной политики (честь ему и хвала); в октябре 2006 года, на 100-летии прессы Мордовии, побывал в Саранске, посадил дерево в новообразованной Аллее журналистов.
   Побочным следствием является и данное повествование, фактически означающее начало мемуарного осмысления новейшей истории.

НАЧАЛО: ДАГОМЫС-2004

   Весной 2004 года стало окончательно ясно, что купание в крутой черноморской волне обещано широкому кругу журналистской общественности России. Среди регионов началось соревнование: кто масштабнее, представительнее и оригинальнее окажется в Дагомысе. Единицей отличия, вне всякого сомнения, выступал железнодорожный вагон. Именно количеством вагонов, отправленных в южный вояж с журналистами, измерялась успешность мероприятия. Максимум принадлежал Удмуртии - три вагона. Впоследствии этого рекорда достиг Татарстан. Маленькая и скромная Мордовия, не напрягаясь, три года подряд довольствовалась полутора стандартными железнодорожными вагонами. К слову сказать, после первого опыта, ряд регионов, не отдалённых от Черноморья гигантскими просторами (то есть в радиусе тысячи километров), предпринимал попытки приехать на автобусе. Практика показала неуспешность данного эксперимента. Да, из Краснодара можно приехать, ну, из Ростова, на худой конец, но уж дальше Воронежа проблематично. Весь эффект равнинной гонки съедается на перевалах и серпантинах приморской полосы. Авиапутешествия в этом перечне стоят особняком, потому что, сколь показывает опыт проведения фестивалей, ни разу не удавалось полностью зафрахтовать самолет "под журналистов", всегда они были растворены в общей массе пассажиров. Поэтому самым признанным и рациональным оставалось широко проверенное с революционных времен правило: "Наш паровоз, вперед лети!"
  

ЭЗОПОВСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Порок питается и поддерживается тайной

Вергилий

   Жил-был Ударник. Накануне Слёта Больших Передовиков он пригласил Бывалого Человека и сказал ему: "Я хочу взять с собой на Слёт Ударницу. Можно?" - "Можно, идею одобряю, - сказал Бывалый Человек. - Только кого именно?" - "Да одну Ударницу из Счетоводов". - "Не одобряю, - сказал Бывалый Человек. - Эта Ударница может подвести".
   Не послушался Ударник Бывалого Человека и взял Ударницу с собой. Не успел поезд тронуться с места, как появился Перехватчик и, перехватив, увёл Ударницу от Ударника. Вмешались Высшие Силы и там, где отдыхают Загорелые Тела, надавали ему по Рукам и по Барабану. Тут и сказке конец, а Перехватчик совсем не молодец, и он демонстрировал это в течение всех сезонов Дагомыса.

ДОМАШНИЕ ЗАГОТОВКИ

   Прежде чем тронуться в путь, многие, если не большинство, участников фестиваля (исключая разве что Ударника. Ударницу, Перехватчика и Бывалого Человека), отрабатывали различные домашние заготовки. У женатых и замужних это выглядело так:
  

15 уважительных причин,

чтобы фестивалить с супругой (супругом) врозь

  
   "Я хочу просто немного полежать на солнце, а твоя красота, дорогая, затмевает солнце".
   "В отпуске я планирую по ночам громко и противно храпеть".
   "Если поехать вместе - тебе потом слушатъ неинтересно будет".
   "А вдруг водопровод прорвёт? Надо кому-то дома быть!"
   "Мы уже когда-то отдыхали вместе. Зачем опять наступать на те же грабли? Зачем входить в одно и то же море?"
   "Давай поговорим об этом после моего возвращения".
   "Раньше надо было думать. Я уже договорился с товарищем по работе".
   "Это тебе за вчерашнюю немытую посуду".
   "У тебя будет время подумать о том, какой я, это самое, подонок".
   "Чтобы не таскаться каждый день на море, которое и так прекрасно видно из бара гостиницы".
   "Капитан теплохода сказал, еще одна женщина на борту - плохая примета. Чтобы ты какое-то время не обстирывала, не обшивала и не кормила неблагодарную свинью. Благодарная свинья будет часто звонить".
   "Конечно, мы можем поехать вместе, но потом мне нужно будет отдохнуть".
   "Ты же у нас под подпиской о невыезде".
   "Я где-то потерял твой паспорт".
   "Будет написан отменный репортаж!"

ВОЛОНТЁРЫ

   Приехали в Сочи. (Разъезд Дагомыс мало приспособлен для больших партий пассажиров, а журналистов, опьянённых свободой, тем более). Каждую приехавшую группу встречают учтивые и предупредительные гиды-проводники. Усаживают в автобусы и отправляют вплоть до "Пирамиды" - гигантского гостиничного комплекса "Дагомыс". И после размещения в номерах волонтёры проявляют почти европейскую готовность оказать вам любезность практически на каждом шагу. И всё это естественно, легко, непринуждённо. Уже по прошествии времени, мы убедились, каких титанических усилий требовало поддержание подобного порядка. На ноги были подняты все наличные силы управления по делам печати и Союза журналистов Краснодарского края, из года в год они делали незаметную, неблагодарную, чёрную работу. Низкий им поклон!
   Тем более, что с благодарностью дело обстояло крайне скупо. Наезжающее из краевого центра большое начальство (особенно в первый раз, когда присутствовал губернатор Александр Ткачёв) в силу своей служебной специфики было нацелено на поиск грешков, неполадок и шероховатостей (порой и вымышленных). Особенно поразило на Дагомысе-2004 выступление одного из вице-губернаторов, пренебрежительно отозвавшегося об "орговиках" (слово-то какое низкое нашёл!), запоздало выставивших пикет (какое страшное преступление!) у входных дверей.

НОВЫЕ КАЗАКИ

   Естественно, что в казачьем крае дело никак не могло обойтись без казачьих ритуалов. Попутное замечание. Впервые автору наблюдать церемониал в казачьем обличье пришлось осенью 1991 года, вскоре после путча. В Волгограде собралось что-то вроде клуба "свободных" (от кого, от чего?) журналистов. Помнится, там блистал в хорошем смысле слова редактор газеты "Вольная Кубань" В. Ламейкин. После завершения официальной программы неутомимый волгоградский "орговик" Шустерман (он ни разу не появлялся в Дагомысе, но его в журналистском сообществе России знают хорошо) завёз всю честную компанию в посёлок Иловля. Волгоград расположен, естественно, на Волге, а Иловля на Тихом Дону. Такой вот вышел Волго-Дон. В казачьем курене состоялся дружеский ужин. Казаки и казачки, отменно экипированные, пели, плясали, выпивали чарки с водкой прямо со сверкающих клинков. Экзотика была на все сто.
   В Дагомысе же экзотика была направлена на дело. Верховный атаман Кубани зачитал длинный и серьёзный указ, которым произвёл двух почетных гостей - губернатора Ткачёва и председателя Союза журналистов России Богданова - в есаулы. Двумя атаманами в стране стало больше.
   Низовые казаки с наилучшей стороны показали себя на так называемых куренях. На большой автомобильной стоянке разбивали походный лагерь (столовую, ресторан, шинок, винокурню и т.д.), где угощали до отвала и правых, и виноватых. Наибольший успех у внутриконтинентальной России имели районы, славящиеся виноделием (Анапский) или традициями самогоноварения (Брюховецкий, Тихорецкий, Кропоткинский). Названия этих разудалых мероприятий говорили сами за себя: "Кубанская ярмарка" (Дагомыс-2004), "Курень" (Дагомыс-2007).
   Во время "первого" Дагомыса был проведён Приём горских народов. Он проходил прямо у моря, в районе прибрежных кафе. Казачий пафос там отсутствовал, и, наверное, поэтому мероприятие оказалось на уровне ресторанов "Агат" или "Рубин".
  

"БЕЛЫЕ ПРИШЛИ!"

   Восклицанием, вынесенным в заголовок, аборигены приветствуют вновь прибывшие контингенты страждущих по морю и воле. Прибывшие из дальних мест, скупых с точки зрения солнечной активности, поражают на первых порах (и на вторых тоже) матовой белизной своей кожи. По этой отличительной причине они становятся зачастую объектами противоправных действий.
   Известно, что даже хороший склад ума требует своего сторожа. Когда же ум побеждают инстинкты - жди беды. Мордовских журналистов беда подстерегла в первые же минуты пребывания на пляже. Дружно бросившись в желанную воду, они не оставили на берегу никакого заслона. Злоумышленники, в свою очередь, не оставили им никакого шанса на успешное и комфортное продолжение отдыха. Вместо ценных вещей на гальке остались жалкие тряпочки. Злоумышленники, естественно, остались неуловимы. Дорогие часы и не совсем дешёвые фотоаппараты стали служить иным владельцам.

КРАЛИ

   Один мудрый писатель провозгласил, что наш лучший из миров помимо плохого и хорошего обладает еще наилучшим. Иногда в одном месте и в одно и то же время собирается все самое лучшее, что способны произвести виноградная лоза, шелковичный червь и протоплазма. К Дагомысу перечисленное применимо, исключая, разве что, продукции шелковичного червя, потому что к культу одежды здесь отношение плёвое; лишь раза два, на приемах по случаю открытия и закрытия фестивалей кое-кто стремится блеснуть своими привезёнными нарядами. Но это, так сказать, узкий круг, и он целиком состоит из женщин. Остальные категории фестивальной братии довольствуются джинсами и майками, а еще больше - шортами.
   Относительно исходной продукции виноградной лозы в Дагомысе сказано много: и стихами, и прозой, и даже в понятном только узким медицинским специалистам бреду.
   Перейдём к самому главному - к достижениям протоплазмы.
   Порою на пляже встречаются такие экземпляры женской утонченности и красоты, что боязно не только прикоснуться, но и даже посмотреть на такое явление. Космическое, неземное явление! Но, к счастью, так бывает не слишком часто, отдельные проявления. Но телесные идеалы в виде 90х60х90 встречаются сплошь и рядом. Иногда, с учетом веяний времени, появляются (автор видел это собственноглазно) и фигуры 180х120х180. Это, чтобы было понятно неискушенной публике, две страстно обнимающиеся фотомодели. Да, да, они проникли и на дагомысский пляж, где минимум одежды сразу обращает внимание на всё необычное.
   Встречаются и явления прямо противоположные. Несколько лет назад у линии прибоя частенько появлялась женщина, вся в черном и совершенно закутанная в невероятном количестве одежды. Не мусульманка. Сидела на камушках, не касаясь воды и отрешённо смотрела куда-то вдаль. Уходила, вновь возвращалась, и какая тайна скрывалась в ее необычном поведении, так никто и не узнал. Кто это - современная Ванга или Ханга в одном лице?
   Но мы сбились с темы. Эта дама в чёрном была явно не краля, а если и краля, то когда-то очень и очень давно. Лучше вернуться в настоящее и подвести итоги с учётом пытливого журналистского взгляда на протяжении целых четырёх лет. Если бы в Дагомысе проводился полноценный конкурс красоты, то звание мисс непременно получила бы (и по заслугам) девушка, которая выдаёт парашюты и прочие атрибуты морского отдыха и развлечения в районе центрального лифтового спуска. Длинноногая, равномерно загорелая, совершенно не меняющаяся в течение последних пяти лет - это ли не современная Афродита? Порою складывается мнение, что она поистине вышла из воды. Несмотря на свое низменное занятие (а чем, собственно, каким промыслом можно заняться в этом благословенном в летнюю, но отвратительно унылом в зимнюю пору месте?), она имеет, кроме походки, очаровательный взор, и это взор не по-черноморски туманен. Когда вечером, после утоления всех страждущих полетами не во сне, а наяву, над водной гладью, она уезжает на водном мотоцикле домой, нежно прижавшись к плечу своего бой-френда, мужское население пляжа вздыхает, как мотострелковый полк в обороне, у которого кончились патроны.
   И всё же... И всё же автор признается, несмотря на явную опоэтизированность предыдущим абзацем, что ему по душе крали иные - со слегка избыточным весом, с неравномерным, но таким душевным загаром, который хотя и выдерживает два-три похода в баню, но зато он свой, родной, высокоширотный!
   А что касается самого определения "крали", то оно запущено в речевой обиход с легкой руки поэта Виктора Лютова. А сама стихотворная строка звучала так: "По пляжу вон пошла какая краля!". Впрочем, это (да и другие тоже) произведение Лютова будут цитироваться неоднократно.

ВОЛНОРЕЗЫ И БАБУВНОМЕРВЕДЫ

   Для того, чтобы рациональную дневную жизнь преобразовать в успешную ночную, в Дагомысе используются проверенные фразы для знакомства. Вот некоторые из них (с мужской стороны):
   - Девушка, мы с другом поспорили: храпите вы по ночам или нет? Рассудите нас!
   - Девушка, хотите угадаю, что у вас под купальником?
   - Девушка, можно я на вашем лежаке посплю? Да вы не вставайте, не вставайте!..
   - Девушки, проводите нас до санатория, а то к нам пристают подвыпившие шахматистки!
   - Можно вас на свидание пригласить? Вы мне очень нравитесь... Жаль... А подругу вашу?.. Подругу вашу тоже жаль...
   - Девушка, где тот песок, по которому вы ходили? Я его сбегаю поцелую. Хотите - ради вас этот асфальт поцелую! Любую дрянь ради вас поцелую, даже подружку вашу и мужа вашего!
   - Жизнь тяжела и однообразна без отдыха. К такому выводу пришли ученые-отдыховеды и кайфологи, лежебологи, бухологи, оттопырщики и бабувномерведы.
   - Девушка, в полпервого встречаемся в ресторане! Я вам полвторого куплю!
   - Пойдёмте, нас ждут незабываемая флора и сауна.
   - Девушка, помогите выжать плавки, пожалуйста...
   - А пойдёмте ко мне в номер телевизор смотреть! На последний ряд...
   - Мадам, у вас дети есть? Есть. Ну так, значит, вам это дело не чуждо?
   - Девушка, я приехал из ваших девичьих грёз!.. Это в Сибири, вы не знаете...
   - Девушка, мы могли бы с вами позагорать на брудершафт и перейти на "ты"... Куда мне лучше перейти?.. Спасибо... Ладно. Спасибо этому домику, пойдем к другомику...
   - Девушка, а вы видели когда-нибудь, как плачет мужчина, которому отказала девушка?.. Ну так смотрите! А-а-а!..
   - Я проношусь в жизни женщины как двухшаровая молния!
   - Девушка, это не вы невинность потеряли? Вон там обронили!
   - Девушка, а правду говорят, что силикон не тонет?
   - Давайте сразу начистоту. Вы все еще кипятите? Тогда идём к вам! Если нет - ко мне.
   - Девушка, а вы любите смотреть на ночные звезды? Или у вас активная жизненная позиция? А может, вы любите вдыхать аромат душистых трав? Как вам больше нравится?
   - Люди добрые! Обгорельцы мы! С утра на пляже! Приехали в Дагомыс отдыхать с бабами, а тут жара 30 градусов, всё честно, вот термометр...
   - Я как на юг приехал - сразу вас полюбил... Ещё в поезде!
   - Девчонки! Не проходите мимо. Дальше мужики еще хуже!
   - Поправляя очки: - Извините, самцы не интересуют?
   - Вы хороши, как гламурный фоторепортаж!
  
   Со стороны женщин:
   - Я не считаю наше знакомство целесообразным.
   - 0, классно, мальчики! Помогите нам грузин из номера выгнать! Правда, это их номер, но это ничего! Уж больно нам там понравилось!
   - Я не могу: жду парня из плавания. Он в море на банане ушёл! А я верная... наверное...
   - Вы не мужик моей мечты!
   - Звёзды сегодня расположились таким образом, что вы их загораживаете!
   - Нет!.. Нет я сказала!.. Вы что, по-русски не понимаете?! Если я сказала нет, значит - нет!.. Ну, если только бокал... Бокал, я сказала!.. А не рюмку!
   - Давайте так: если больше никого не найдёте, то подходите...
   - Очень свирепо: - Вы мне по темпераменту не подходите!!!
   - Хорошо, только давайте по дороге в больницу заскочим, я свои анализы узнаю...
   - Я что, похожа на женщину легкомысленную, с которой можно вот так... без денег?
   - Мужчина, вы хотя бы маску и трубку снимали, когда с девушками знакомитесь... А плавки надевали!
   - Ась? Повтори, милок, я плохо слышу! Мелочи не найдётся на хлебушек?
   - Знаете, вы мне ещё в вытрезвителе не понравились...
   - А ещё кого-нибудь можно из вашей компании посмотреть?
   - Не мешай, мальчик, я тут мужиков пасу...
   - Я в кабинках для переодевания не знакомлюсь!
   - Может, я вам просто спину расцарапаю, и вы пойдёте друзьям покажете?
   - С каких это пор мужчины стали знакомиться первыми?!
   - А напишите-ка мне эротический репортаж про воздержание!
   Лица, героически преодолевшие все препятствия на пути одиноких сердец и пришедшие к их единению на фоне ночных звёзд, получили гордое имя волнорезов. Они доказали, что галька, вода и железобетон тоже могут стать естественной средой обитания. Первопроходцем на этом поистине эпохальном пути был посланец Мордовии с очень красноречивой фамилией. Его однофамилец угнал самолёт из немецкого плена, а он успешно изгонял некоторые предрассудки в отношениях мужчин и женщин. И событие это послужило предметом поэтического фольклорного осмысления:
  
   ВОЛНОРЕЗ
  
   На Чёрном море как-то летом
   Совсем не днем, а потемну
   На пляж он вышел и при этом
   В волне качнул одну княжну.
   И эта качка, между прочим,
   Преодолев ночной озноб,
   В Батуми, Туапсе и Сочи
   Едва не вызвала потоп.
   В страну уюта и покоя
   Под сводом бдительных небес
   Не торопились эти двое -
   И стал им ложем волнорез.
  

СОГЛАСИЕ КАК ПРОДУКТ НЕПРОТИВЛЕНИЯ СТОРОН

("ВЗЫГРАЛИ ГОРМОНЫ")

   Во время "круглых столов", приёмов председателя Союза журналистов Всеволода Богданова, мастер-классов, поездок в Абхазию, при заплыве за буйки, словом всегда, везде и повсюду, происходят многочисленные знакомства. Они очень часто приводят к гармоничному согласию. Поскольку согласие мужчин постулируемо по определению, следует хоть в какой-то мере классифицировать согласие женщин. Итак, она согласилась, потому что...
   Конечно же, доминируют:
   Характеристики внешности: "Он мне понравился внешне", "Он выглядел таким заботливым", "У него было привлекательное лицо", "Повелась на его мужественный вид", "Возбудило его красивое тело".
   Указание на предварительное мастерство и тактичность: "Он хорошо целовался", "Он вёл себя очень интеллигентно", "У него было хорошее чувство юмора", "Знала, что он никому не расскажет".
   Пороговые величины влечения: "Оказалась в романтической обстановке", "Хотела стать к нему ближе", "Хотела углубить наши отношения", "Хотела эмоциональной близости", "Он заставил меня почувствовать себя сексуальной женщиной", "Хотелось привязать его к себе".
   Указание на конкретные причины: "Сделала себе подарок на день рождения", "У меня взыграли гормоны", "Пора было переходить на иной уровень общения", "Хотела помириться после ссоры", "Хотелось испробовать новые позы", "Мне изменили", "Захотелось другого мужчину", "Меня возбудили сексуальные разговоры", "Любопытно было узнать, на что я способна в постели", "У меня "снесло крышу", "Была пьяна".
   Наиболее сильные и колоритные оправдания: "Так случилось", "Он так сильно меня хотел", "Он сказал, что опишет всё происходящее в Спид-Инфо".

БЛИЖЕ К ДЕЛУ

   Первый дагомысский фестиваль по времени всего на неделю опередил своего младшего собрата - фестиваль прессы в Мордовии (уточнение - в Кочкуровском районе, тоже вблизи воды, только не морской, а речной, Суры). Это было отражено в поэтическом документе.
  
   Отчёт о командировке в Дагомыс-2004
  
   Выпив весь почти кумыс
   На вагонном слёте,
   Прилетели в Дагомыс
   Как на самолёте.
   Горы, пальмы и народ,
   До всего охочий.
   Он вблизи солёных вод
   Спутал дни и ночи.
   Как на Курской битве, гул
   Занял все излуки.
   Сам Богданов-есаул
   Жал народу руки.
   Много сказок Дагомыс
   Пролистал прилюдно:
   Вот победа страшной Мисс,
   Очень полногрудной,
   Вот является шаман,
   В бубен барабанит,
   Ледовитый океан
   Он под солнце манит.
   После этой трын-травы,
   Начиная с зала,
   Корпорация мордвы
   Себя показала:
   Через весь честной народ,
   Поддатой, подпетый,
   Метров сто баянный ход
   Следовал кометой.
   А ещё колючий пляж,
   С полигоном схожий,
   Лепту внес в копилку краж
   И ожогов кожи.
   Возле моря, возле гор
   Ноченькой глухою
   Всех, кто был, рыбак-призёр
   Угостил ухою.
   Пиджачишко подстелив,
   Пуговицы срезав,
   Кто-то партию открыл,
   Энтих, волнорезов.
   Дальше - больше: казаки -
   Очень их похвалим -
   Пораскрыли кошельки
   Перед фестивалем,
   Мы же ярмарки такой
   Сроду не видали,
   Но завидовать тайком
   Никому не стали.
   В южной неге и тепле
   Лишний раз отметим:
   На кочкуровской земле
   Мы не хуже встретим!
   3.07.04
  

ПРОДОЛЖЕНИЕ: ДАГОМЫС-2005

УСТНОЕ (И НЕ ТОЛЬКО) ПОЭТИЧЕСКОЕ ТВОРЧЕСТВО

   Побудительным мотивом для широкого поэтического волеизъявления послужило стихотворение неизвестного автора, по содержанию актуализированное в Дагомысе под кличи "Белые пришли!"
  
   Мы помним чудное мгновенье
  
   Под рокот ночного прибоя,
   Гонимые смутной тоской,
   Мы шли - одинокие - двое
   И вышли на берег морской.
   Он был нелюдимым и тёмным.
   Кругом никого. Ни гу-гу.
   Лишь девушка в платьице скромном
   Задумалась на берегу.
   Задумалась, глядя на стапель, -
   Мечты нашей давней двойник, -
   И платьица милого штапель
   Нам в душу незримо проник.
   Ей волны подошвы лизали,
   И впав, как они, в забытьё,
   Мы к ней подошли и сказали,
   Что где-то встречали её,
   Что общей идти нам дорогой,
   Что счастье нас ждёт впереди.
   Она же с неясной тревогой
   Вдруг сумку прижала к груди.
   Прижала, взглянув непонятно,
   Под моря таинственный гул,
   И тихо, но все-таки внятно
   Сказала в ответ: "Караул!.."
   А мы уже были далече,
   Вдоль моря мы шли не спеша.
   Как музыкой, радостью встречи
   Наполнилась наша душа.
  
   В пустой бутылке, зарытой в пляжный грунт, была обнаружена рукопись следующего содержания:
  
   Винное кубанское Величество.
   Восславляем качество с количеством.
   Чтобы сбить похмельное владычество,
   Нужно взять известное количество,
   Но, простите, столько нужно брать,
   Чтобы, так сказать, не перебрать!
  
   Но это оказались лишь жалкие потуги к тому творческому прорыву, который вызвал воронежский поэт и редактор из города Семилуки (но родом из Мордовии) Виктор Лютов. С его лёгкой руки всё и началось. После благодарственных виршей в адрес Богданова и прочих именитых людей Лютов взглянул на проблему Дагомыса под иным углом зрения и написал
  
   Первое письмо жёнам из Дагомыса
  
   Привет большой, Мария, Валя, Таня!
   Хоть ни один из нас пока не слаб,
   Живём мы, как монахи в Ватикане
   И даже взглядом не ласкаем баб!
   А по утрам встаём чернее тучи.
   И вам, родные, просто всё понять:
   Богданов нас банкетами замучил,
   Но, блин, никак не хочет похмелять.
   Прощаем Леонидыча, ну ладно!
   Ведь садомазохистом он не слыл.
   Спасибо, краснодарский губернатор
   Вина нам две бутылки подарил!
   Он молод, ну, а жизнь отлично знает.
   И ростом вышел, мыслями умён.
   Спасибо, Александр Николаич!
   Ему МЫ скажем здесь от наших жён.
   Одно лишь нас немного беспокоит:
   Богданов! Не наглы мы, не лихи.
   Но только имя с отчеством такое! -
   Не хочет лезть в нормальные стихи!
   Учует панибратство тут. Обидно!
   Ведь этикет блюдём сверх всяких мер.
   Но Всеволод, вдобавок - Леонидыч!
   Ну, с этим, блин, не справился б Гомер!
   ... По пляжу вон пошла такая краля!
   В башку аж вдохновение пришло!..
   ... Простите нас, Мария, Таня, Валя -
   То нас немного юзом занесло!..
   Тут честь земли родной мы не уроним!
   И говорим, пока в душе подъём:
   Коллег мы пригласим к себе в Воронеж!
   Картошки с самогоном-то найдём?
   Тут хорошо. А с вами, жёны, лучше.
   (Господь, не слушай этой чепухи!)
   И хоть уму и разуму нас учат -
   Вы знаете, к наукам мы глухи.
   Коль что не так, вы, жёны, не бранитесь.
   Ведь жизнь порой приколы выдаёт.
   Но помнят вас Серёжа, Саша, Витя.
   А Славка аж привет передаёт!
   Писать кончаем, милые подруги.
   В конце письма ждёт маленький сюрприз:
   Прощайте, наши бывшие супруги!
   Мы покидать не хочем Дагомыс!
   26.09.05г.
  
   Первое письмо жёнам из Дагомыса вызвало широкий отклик во всех семейных журналистских уголках современной России. Это побудило автора письма творчески развить избранную линию, сделав справедливые акценты на краткости пребывания журналистов у синего моря и настоятельной необходимости его всяческого продления.
  
   Второе письмо жёнам из Дагомыса
  
   Мы в Дагомысе пробыли неделю
   И время проводил, кто как умел.
   Ну, кое-кто, конечно, пробалдели,
   А кое-кто немного поумнел.
   Так быстро пролетели дни - обидно,
   Я даже ящик водки не допил,
   Но Всеволод, простите, Леонидыч
   Поклон, конечно, низкий заслужил.
   И сердце чувства заполняют плавно,
   Запомним мы надолго эти дни:
   Я водку пил с великими на равных
   И даже малость больше, чем они!
   Но, шеф, нельзя ль недель на восемь сразу?
   И чтоб всегда обычай был таков:
   Сто дней готов оформить нам приказом
   Писатель и коллега Поляков.
   Я глуп, наверно. Выслушайте только,
   А вдруг в словах совсем не ерунда?
   Ведь в восемь раз бы было больше толку -
   Чё ездить каждый год туда-сюда?
   ... Домой вернёмся без гроша в кармане.
   Но будем мы послушны и нежны.
   Возьмите нас, Галина, Нина, Таня.
   Мы никому здесь на фиг не нужны!
   1.10.2005г.
  
   Настоятельные призывы Лютова резонансно были восприняты и в местной творческой аудитории. Журналистка из Ростовской области Марина Перегудова (история не сохранила подробностей ее биографии, оставив лишь воспоминания про её элегантные красные сапожки), подхватив волну, отреагировала тонко и убийственно.
  
   Письмо жены журналиста, уехавшего на фестиваль в Дагомыс
  
   1 октября горничная, убиравшая один из номеров, в котором проживали участники фестиваля, нашла это письмо. Честная женщина передала его в Штаб фестиваля:
  
   Привет, Серёжа, Саша, Витя, Слава!
   Письмо читали. Плакали навзрыд.
   Вам, журналюгам, только б фестивалить,
   А нам - работа, кухня, дети, быт.
   Вот это замутил Богданов Сева! -
   Вы с бодуна забыли про мораль
   И всем кагалом двинулись "налево".
   Нет! Мы должны лететь на фестиваль!
   Мы денег занимать не стали много -
   Летим на море в пёстреньком тряпье.
   В редакции твоей бухгалтер строгий
   Удержит из зарплаты в октябре.
   А имидж поменяли кардинально:
   Причёски, цвет волос и даже глаз.
   Мы помним анекдотец тривиальный -
   Про "бровки", "глазки" и "противогаз".
   Ко мне ты подошёл после банкета.
   И восхитился линией бедра...
   Всю ночь мы... отвечали на анкету.
   Договорились встретиться с утра.
   С тобой мы стенды вместе оформляли
   И брали интервью у VIP - персон.
   И даже песню хором исполняли.
   Так, что заслушался бы сам Кобзон.
   "Лезгинку" и "ламбаду" танцевали,
   Петунью с клумбы для меня ты рвал.
   С тобой мы даже в лифте целовались.
   И вот меня ты в номер свой позвал.
   Ты рассказал про все свои секреты:
   Про вёрстку и паденье тиража...
   Что в "Мокше" "отвисал" прошедшим летом.
   И даже то, что дома ждёт жена...
   ... Летучка, "круглый стол", свобода слова,
   Бумага, почта, творческий загул.
   И я уже на всё была готова.
   Но тут на полуслове ты заснул.
   Тебе я одеяло подоткнула,
   И с лёгким сердцем я шагнула в ночь.
   Сполна я муки творчества хлебнула.
   Теперь лечу домой. Готовить борщ.
   Прости, что слишком быстро убежала.
   И, кстати, Севе - пламенный привет.
   А ту десятку, что в носке лежала,
   Я забрала на авиабилет.
   Когда читаешь, милый, эти строки,
   То, значит, я у печки - борщ варю.
   Знай, дома не услышишь ты упрёков.
   Вернись, Витёк, я всё тебе прощу.
   Серёже с Сашей передай приветы.
   Для них - приятный маленький сюрприз:
   Их жены дорогие - Валя, Света -
   С послом Туниса двинули в круиз.
   (Озвучено на закрытии фестиваля 2005г., в пику Лютову)
  
   После такого убийственного пассажа Лютову ничего не оставалось, как принять пилюлю из уст своего коллеги и земляка Александра Попова.
  
   Великому поэту, классику, VIP-персоне российской поэзии, великому и по росту, и по всему:
  
   И буду знаменит я, словно Лютов.
   На всю Россию, Русь, ядрёна мать,
   Вальяжным, видным, важным, звезданутым,
   И книги вип-персонам раздавать.
   Тогда и жизнь пойдёт совсем иная,
   Появятся, быть может, даже мысли,
   Я не кривлю душой, я это знаю
   На Витькином примере в Дагомысе.
   Ему здесь равных нет. Любовь, почёт,
   В лицо поэта-классика все знают
   И говорят, что даже сам Ткачёв
   Ему в гранёный водку наливает.
   Богданов утром кофе подаёт
   Витьку в постель и солнышка желает.
   Ю. Поляков заглядывает в рот
   И по ночам носки ему стирает.
   Все ублажают нашего кумира.
   Скажу вам честно и без дураков:
   Шнурки ему утюжит О. Панфилов,
   Трусы, рубашки - только Третьяков.
   За честь считает Игорь Яковенко
   Уважить мэтру эдак, так и сяк,
   А Богомолов держится за стенку,
   Как будто с Шаховой он выкурил косяк.
   Лежит в кровати Лютов и балдеет,
   Высомерьем светится лицо,
   И сам Попцов, к нему благоговея,
   Рукою гладит круглое пузцо.
   Вот так в стихах я Виктора прославил,
   И честно, Толь, не одного его.
   И пусть я тут немножечко прибавил:
   Мне для друзей не жалко ничего.
  
   Всемирно неизвестный главред (в смысле главный редактор) "Родного Придонья" Петропавловского района Воронежской области Александр Попов огласил сие творенье 30 сентября 2005г.

ПРОДОЛЖЕНИЕ: ДАГОМЫС-2006

   Поэтическое осмысление Дагомыса стало мельчать, приобретая черты будуарности.
  
   Прибой и шампанское
   В купе разместились, как пастырь и падре,
   А поезд выстукивал рельсы на Адлер.
   Поехали с первой минуты по-русски:
   Достаточно выпить и море закуски.
   ... В положенный час нас приветил в разломах
   Прибой Дагомыса, как старых знакомых.
   И мало кто знал, что виденье случится:
   В вечернем прибое шампанским умыться
   Хотят до безумия, скинув панамы,
   По древнему замыслу милые дамы.
   Туман расступился, луна осветила,
   Как девы дарили неспешно и мило
   Солёному ветру, который их лижет,
   И плечи, и груди, и то, что пониже.
   Стрельнула бутылка, как выстрел "Авроры",
   И к ним приковались случайные взоры.
   Подошвы тревожили камни крутые,
   И медленно таяли капли морские
   На коже горячей, как будто бы льдинки,
   И пена стекала в нагие ложбинки...
   ... Вселенная над головой проносилась.
   Ну,а в "Пирамиде" всё перебесилось -
   В чертогах страстей и попарно, и соло.
   ... А Люська была, как всегда, полуголой.
   Чтобы исключить превратное толкование последней строки, сразу оговоримся, что героиня (редактор газеты "Сударыня", двоекратный номинант разнообразных дагомысских конкурсов, Людмила Сайфуллова (фамилия на момент проведения тогдашнего фестиваля, а на момент выхода книги Резяпкина) иногда склонна демонстрировать свое великолепно сложенное тело, а в остальном она годна для самого проверенного монастыря. Двух прекрасных дочушек растит она.
  

В ДУХЕ АНФИСЫ ЧЕХОВОЙ,

ИЛИ СЕКС ПО-ДАГОМЫССКИ

   У студентов-филологов есть анекдот. Известны три основных жанра литературы: драма, трагедия, комедия. Что это такое? Драма - это когда есть кого, есть чем, но негде. Трагедия - когда есть где, есть чем, но некого. И, наконец, комедия - есть кого, есть где, но нечем. В Дагомысе все перечисленные жанры сбалансированы.
   Автор полагает, что именно эта глава вызовет самый жгучий интерес читателя. И любой читатель, даже самый непредвзятый, обязательно сделает предположение, что материал собирался эмпирически, на основе опыта, который, как известно, "сын ошибок трудных". Поэтому, не в порядке самооправдания, а исключительно в целях служения истине, чему целиком и полностью посвящены данные заметки, автор уверяет, что основой повествования служили иные источники информации, очень ценные и достоверные. В общем, это исследование, не научное, в строгом смысле этого слова, не диссертация, а всего лишь попытка взглянуть на суть вещей, как она того заслуживает.
   Но прежде всего сделаем одну важную оговорку. Дагомыс давно и по праву является фабрикой секса. Он стал таковым даже до момента своего возникновения. Югославские строители из фирмы "Маврово" на рубеже 70-80 годов прошлого века во время сооружения санаторного комплекса увеличили население посёлка на пять человек. Это сообщили автору знающие люди. А затем заработал настоящий секс-конвейер.
   Блаженны те, кто едет в Дагомыс, заранее зная, чего он (она) хочет получить, испытать, так сказать, шок и трепет. При подобном знании и подобной ясности задачи жизнь несравненно облегчается. Незначительное время уходит на поиски партнера, а поскольку партнёр (партнёрша) приехал (приехала) за этим же и занят (занята) совершенно такой же, но зеркальной задачей, то поиск может быть минимальным - от нескольких часов до нескольких (и такое бывает) секунд. Остальные - не знающие, зачем (кроме загара и мастер-классов) они сюда приехали, - дико комплексуют. С трудом находят себя лица, "Достоевским увлечённые". Остальные же, ничтоже сумняшеся, тут же настраиваются на волну человека, стремящегося быть "вечно молодым, вечно пьяным". Да и как же иначе, если все разом оказываются в положении героя фильма "Берегись автомобиля!": "Кругом понаставили капканов!" Только в Дагомысе следует оберегаться не автомобиля, а друг друга.
   Действо, приводящее к выделению эликсира жизни, вершится здесь круглосуточно по правилам Камасутры, а также помимо этих правил.
   Сначала редко, а в последние годы, в связи с энергичным освоением территории, все чаще парочки используют неудобный из-за крутизны, но экзотичный ландшафт. Подсобные помещения достаются избранным. Счастливчики испытывают оргазм на бильярдных столах и батутах.
   Экстремальный секс вершится на пляже. Это удел лиц, прозванных волнорезами.
   Рекордсменами, вписавшими самые яркие страницы в сексуальное покорение Дагомыса, по праву можно отнести две легендарные пары. Одна ухитрилась совершить гимн Эросу на ковровой дорожке эстакады, ведущей к морю, прямо над гудящими поездами. Вторая пошла ещё дальше: их поединок протекал на бетонных тумбах, вмонтированных в основание фонтана у выхода из комплекса. Вот это высший пилотаж - скользко, мокро, холодно, да и в любой момент могут появиться зрители (подсказчики). А они в Дагомысе все профессионально подкованы. Да, и кому-то ещё доставила удовольствие девушка, которая была немой.
   Не стоит сбрасывать со счетов лесбиянок, гомосексуалистов и прочих разных бисексуалов. Хотя их не так много, и их лепта в копилку секс-достижений "Дагомыса" пока не столь велика, однако не считаться с их присутствием никак нельзя. Если они в смысле секса не могут прибавить количества, то качество могут изменить кардинально. С этим связаны определённые опасения. До сих пор проблемы венерических заболеваний в Дагомысе не стояло. По крайней мере, автор этого исследования не зафиксировал ни одного письменного (и даже устного) свидетельства. Это, как говорится, великое благо и великое достижение. Народ наш чист, как и идеалы в журналистике.
   Ещё один важный момент - участие в сексуальной жизни местных жителей. В Дагомысе, в отличие от других мест побережья, он минимален. Здесь, как и в других курортных местах побережья, присутствуют местные загорелые и сексапильные парни и девчонки, но они остаются в стороне от полезного (для дела жизни) процесса. Почему? Причин, полагает автор исследования, две. Первая. Комплекс "Дагомыс" находится в относительной изоляции от посёлка. Он отделён горами, рекой, железной дорогой. Не очень-то пробьёшься через такие препятствия, даже в очень сильном возбуждении. Или наоборот - пока их преодолеешь, возбуждение и пройдёт. Причина вторая. Персонал "Дагомыса" вышколен, принадлежность к дальнему эшелону администрации президента всё же сказывается. Дисциплинирует, думается, и то, что в условиях отсутствия иных рабочих мест в Дагомысе, кроме сферы обслуживания, на рабочем месте даже самым темпераментным персонам не до игривости, она попросту исключается.
   Любопытна картина, так сказать, регионального сексуального проявления. Москвички проявляют себя во время кубанских застолий крайне застенчиво (срез берётся исключительно на основании журналистских фестивалей). Девушки из Питера, несмотря на их чрезвычайную раскованность у себя дома, в Дагомысе теряют лицо (в том смысле, что ведут себя как недотроги). Охотнее всего, без длительных предисловий, вступают в интимные отношения девушки из Зауралья. Сибирячки сохраняют верность на весь период отпуска, затем до Нового года пишут письма (в последнее время электронные). Южанки ведут себя непонятно: и ветрены, и надуты одновременно. Всеобщее ликование вызывают героини, которые выражаются словами известной песенки: "Лёлик, солнце, я тебя люблю, замуж не пойду..."
   Про мужчин автор, понятное дело, вежливо промолчит. Но от одного замечания воздержаться не может. Ему не по душе те любимчики эротической фортуны, которые направо и налево хвастаются своими подвигами, порой первому встречному рассказывая про то, о чём следует помалкивать и не компрометировать женщин, которые, в сущности, ничем, кроме зова природы, не виноваты. Автору по душе те, кто умеет скромно отдернуть завесу секретности, за которой волнующий туман, и коротко повествовать о деле без имен, фамилий и подробностей, зато с иронией и особенно с самоиронией.
   И все-таки трудно удержаться от переполняющего душу чувства, чтобы не утаить одну невероятную историю, имеющую наипрямейшее отношение к теме разговора. Завёлся как-то в Дагомысе изверг рода человеческого, во всём, впрочем, совершенно нормальный человек, похожий отчасти на современного мужчину, если бы не одно но... Сам не вступая ни в какие отношения, порочащие его, тем не менее занял такую жизненную (а точнее антижизненную) позицию, что вокруг Дагомыса поднялся страшный вой и крик отчаяния. Этот субъект, назовём его для простоты и понятности Гадский (другого имени он не заслуживает), приспособился при всяком удобном и неудобном случае отъезжающим с отдыха мужикам, ещё не успевшим утереть слёзы морской разлуки, подбрасывать в личные вещи предметы дамского туалета, преимущественно лифчики. Причём делал это с выдумкой, разнообразно. Одним подсовывал бесформенные и безразмерные с местного рынка, другим, гад, утончённые и ажурные, словно из журнала мод. Надо ли гадать, какие далеко идущие последствия это вызывало в различных городах и весях нашей необъятной страны, когда ничего не ведающие мужья распаковывали перед жёнами свой багаж и совместно натыкались на предмет белья, происхождение которого было необъяснимо, но очевидно. Со временем образовалась даже небольшая партия таких обманутых ловеласов, которым как-то удалось и перед жёнами оправдаться и вторично попасть в Дагомыс. Они методом крутой дедукции сумели вычислить Гадского, и быть бы ему утопленным в водах Чёрного моря при невыясненных обстоятельствах, но судьба сжалилась над ним и подарила ему легкую смерть от неуловимого мстителя на большой дороге в результате ночного ДТП.
   Таков далеко не полный взгляд на актуальную, но мало изученную (научно) проблему. Боже избави подумать, что автором руководили какие-то назидательные или завистнические цели. Напротив, им руководило исключительно желание, говоря словами поэта Булата Окуджавы, "прокомментировать всего лишь".

ДАГОМЫС: 2007

  
   30 сентября 2007 года. Завершился международный фестиваль журналистов. Утро. Беспорядочная, суетливая сдача гостиничных номеров. Последние звонки по внутреннему телефону. Самые стойкие альфонсы только что возвращаются с охоты. Глаза их заплыли, под глазами чёрные круги. Внизу ждёт автобус, чтобы доставить отдохнувшую, но уставшую орду в аэропорт Сочи (Адлер). Второй автобус медленно загружается артистами ансамбля "Росичи". Они едут домой своим ходом. Но судя по внешнему виду некоторых из них, их медленное путешествие на российском "Пазике" тоже будет похоже на полёт. Это зависит от количества и качества "заправки".
   Пора в путь. А над горой, на уровне двенадцатого этажа, приметный, как солнце, встает образ Всеволода Богданова.
   До Адлера дорога поначалу протекает без шуток-прибауток. Все понимают - этот Дагомыс, скорее всего последний. И уже нигде и никогда не повторится то великое, несравнимое по свое прелести раскрепощение, что было явлено миру на дагомысских склонах и пляжах. Это совершенно точно. Журналистский Дагомыс - это неповторимое, уникальное явление. Ни одна профессия, ни один цех не могут выдвинуть одновременно такое количество своих представителей, отличающихся друг от друга на совершенную малость. Происходят в Дагомысе встречи врачей, могут встретиться энергетики, могут учителя, но это будет совершенно другой контингент. Небольшая их часть будет в чём-то похожа на журналистов, но зато другая - неизлечимые надсмотрщики и фарисеи - в одночасье их задавят. Дагомыс расцветает полным цветом, лишь когда сюда массово приезжают журналисты. И вдруг всего этого лишиться? И тут вспоминают, что накануне, по дьявольскому, а больше внутрикомандному, наущению был посещён местный аквапарк, где львиная доля внимания приковывается не к водным процедурам, а к сопутствующему стриптизу. Человек с обличием явно не Елена Делона, смачно рассказывает, как полуобнаженная стриптизерша уселась ему на колени и долго дразнила "морковкой", фаллоимитатором. Его рассказ (и комментарии некоторых очевидцев) тонут во взрывах гомерического хохота.
   Думы, полагает автор, у попутчиков движутся в следующем направлении. Конечно, у каждого будут поездки в разные места, в том числе и злачные, и за границу, и в каком-то относительно массовом порядке, но такого полкового гусарского настроя уже не будет. Полторы тысячи отменных гусар и гусарих вряд ли уже соберутся под одной крышей.
   Об этом грустят особенно те, кто ещё нетвёрдо стоит на ногах.
   В Адлере жарко, спасительная тень обнаруживается лишь в скверике возле аэропорта. Здесь разыгрывается спектакль по всем канонам классицизма.
   Завязка. Все топчутся вокруг своих походных сумок. Самые нетерпеливые сбегали за кока-колой. Не помогает.
   Развитие действия. Становится весело. В процесс вовлекаются посторонние. Скучающий пассажир, которого попросили сделать фото на память, тут же получил свою порцию. Игривость достигает финальной точки. Едва ли не предлагается демонстрировать в сквере порнографический фильм "Хата". Хохот временами пересиливает рокот взлетающих самолетов.
   Кульминация. Подходит милиционер. В ход идут трафаретные объяснения: "Дагомыс!", "Фестиваль!", "Журналисты!"
   Прилетели. Встречает холодный ветер.
   Проходит две недели. Супруги говорят: "Хватит уже летать в небесах. Спускайтесь на землю!" И они почти спускаются. Но кого-то уносит в замысловатую сень философии Саи Бабы.

"РОСИЧИ"

   Два последних Дагомыса были осчастливлены явлением ансамбля "Росичи" из Саранска. Сцена киноконцертного зала "Дагомыс" повидала невероятное количество артистов, большого, среднего и малого талантов. Но всё равно "Росичи" смогли выделиться. Голосами, манерой держаться, репертуаром. И заслуженно получили звание "фантастически талантливой группы".

ГУТИОНТОВ

   Павел Семёнович Гутионтов прославился в Дагомысе виртуозной организацией проведения творческих конкурсов. Кому не приходилось иметь с этим дела, то никогда не поймёт, какое это муторное и неблагодарное дело - учитывать до мелочей чужие амбиции, овеществлённые с помощью типографской краски и видеокамеры. Гутионтову удавалось и удаётся миновать потенциально опасную Сциллу и Харибду амбиций и целесообразности. Удалось достигнуть и ещё мало кем замеченную и профессионально осознанную трансформацию из конкурса-вымогайки в конкурс-признание. Если сравнить конкурсную процедуру в Петербурге (как максимально неудачную изо всех имевших место) с сегодняшними, то они отличаются, как небо и земля. Это, безусловно, коллективная заслуга, но в её достижении роль Гутионтова переоценить попросту невозможно.

БОГДАНОВ

   Наблюдения за Богдановым в Дагомысе в смысле человековедения чрезвычайно важны и полезны. Он учит зорко смотреть вперёд, не теряться, встречаясь с трудностями, искать друзей и дорожить дружбой, избегать столичного высокомерия, подавлять естественные человеческие слабости, быть вождём "племени краснокожих". В современной России предпринимаются попытки деструктурировать Союз журналистов, разбить его на различные конфликтующие друг с другом сегменты. Этого не происходит во многом благодаря личности самого Богданова. Вполне понятно и объяснимо повышенное внимание, какое на первых черноморских фестивалях Богданов проявлял к губернатору Ткачёву. Но ещё большее понимание вызывает отсутствие назойливости по отношению к этой фигуре при фестивалях последующих. Ещё более заметны роль и значение Богданова во время других журналистских мероприятий и тусовок, объективно менее значимых, но претендующих на лидирующие позиции. В первую очередь это относится к Конгрессу национальных СМИ в Казани, по сути превратившемуся в "речной" Дагомыс. Ещё в 2005 году под влиянием случайной встречи спустя 25 лет однокурсников-свердловчан на борту теплохода "Семен Буденный" автор этого повествования написал:
  
   Здесь каждый дерзок, как король,
   Но, проплывая вдоль излучин,
   Хочу, чтоб щедрости пароль
   В каюте каждой был озвучен
   И чтоб рассвет над нами плыл,
   Не закрываемый туманом,
   И чтоб Богданов с нами плыл,
   Как Стенька Разин, атаманом.
  
   Под влиянием уже других факторов, в 2007 году рождается конкретное посвящение Председателю Союза журналистов России Всеволоду Богданову:
  
   Как в Библии Адам и Ева
   Важнее Бога самого,
   Для нас для всех Богданов Сева
   Начало сущего всего.
   Не зная, в общем-то, корысти,
   Под взмахи фестивальных крыл
   Он лордов лжи с рабами истин
   По городам иным сводил,
   Не будучи при этом сводней.
   Чтоб стал народ в работе злей,
   Как Сталин в прошлом, он сегодня
   Изрёк, что стало веселей.
   Во все немыслимые дали
   Летит Богдановский девиз:
   Во славу древних сатурналий
   Изрядно служит Дагомыс!
   Древнеримское понятие "сатурналии" (ежегодные многодневные празднества со вседозволенностью за государственный счёт) тут же становится предметом обсуждения. Звучит точка зрения: "Это же саморазоблачение!" На что приводится довод: имелось в виду другое, что журналисты, как древние рабы, за унизительную и принудительную службу раз в год получают возможность проветривать свои мозги, как им вздумается.
  
   2002-2007

СЛУЖЕБНЫЙ ОБМАН

Шекспировские страсти на производстве

Буриданов осёл

Сквозь кожу сгнившую торчат

белея - с мясом чёрным - рёбра.

Тут нерешительность, как кобра

ужалила, - смертелен яд.

И рядом две копны гниют.

Душистым было это сено

и очень вкусным, несомненно.

Да выбор - слишком сложный труд.

Не так ли человек-пилот

меж двух возможностей потерян?

Для хода правильного - зелен,

И выбор делает не тот.

А. Балтин

  
   Не могу удержаться, чтобы данную историю не преподнести в форме пьесы, настолько она напрашивается на гоголевское изложение (которого мне, к великому сожалению, не хватает). А в меру сил попробуем. И ещё одно предисловие.

Искать любовь - задача не легка.

И даже, если вдруг душа и велика,

То можешь всё равно ты не найти душе своей отраду.

Но коль настойчив, то награду

Получишь ты наверняка.

Но можешь не заметить ты и подлого пинка.

В любви всегда есть шанс попасть в засаду,

Коль если с ней играешь в "дурака".

Дмитрий Соловьев

  
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
   Начальник (Н) - самый главный
   Долмин (Д) - начальник отдела
   Лариска (Л) - его сотрудница
   Колосихина (К) - начальница другого отдела, а именно отдела кадров
   Сотрудник (С), коллеги, посетители
  
   Краткие характеристики: Д. крайне любопытен, имеет характер откровенного стукача, любит петь арии, неравнодушен к женщинам, страшный матершинник.
   Л. глупа, но по-житейски себе на уме, отчетливо понимает, каким способом может продвинуться в жизни.
   К. имеет много черт законченного человеконенавистника; под видом достижения общественного блага сотворит любое тёмное дело; интриги к числу недостатков не относит.
   Действие происходит в некоей конкретной организации, но может произойти где угодно.
  

СЦЕНА ПЕРВАЯ

  
   Д. в пустом казённом холле тренируется голосом в исполнении арии Ленского "Куда, куда вы удалились?" Но без участия зрителей это занятие быстро ему надоедает.
   - Д.: Пойду пройдусь.
   Крадучись идет по коридору, прислушивается через дверь, о чём говорят в кабинетах. Там, где по рассеянности или в спешке ключи оставлены в дверях, он осторожно поворачивает их, запирая двери снаружи. В двух или трёх кабинетах раздается отчаянный стук изнутри: люди оказались в западне.
   - Д.: Ну вот, дойду до конца коридора - и наведу порядок, Распоясались, дисциплину позабыли, ключи снаружи оставляют. Что за безобразие? А о чём говорят? Особенно в третьем и пятом кабинете. Сейчас же все расскажу начальнику. (Довольно потирает руки).
   У последнего кабинета, усмотрев ключ в дверях, Д. инстинктивно собирается повернуть его в замке, уже протягивает руку, но в этот момент дверь раскрывается вовнутрь, на пороге появляется С. с электрическим чайником. Д., не сохранив равновесия, едва не вваливается внутрь.
   - С.(удивлённо): Что это Вы делаете, Василий Иванович?
   - Д.: Я? Ничего. Исполнял арию перед концертом самодеятельности, а теперь прогуливаюсь.
   - С.: Прогуливаться лучше на улице. Там воздух свежее.
   - Д.: Ничего, мне и здесь сподручно. (Уходит).
   - С. (вслед): Жаль, что дверь наружу не открывается! Сколько уж раз я собирался грохнуть его дверью по лысой глупой башке. Я уж его за дверью чую. Надоел хуже горькой редьки.
  

СЦЕНА ВТОРАЯ

  
   Д. входит в кабинет Н.
   - Н.: Чего пришёл, говори скорее.
   - Д.: Скоро концерт художественной самодеятельности, посвященный десятилетию Вашего замечательного руководства нашим коллективом.
   - Н.: Знаю, помню, спасибо за внимание.
   - Д.: Рано благодарите. Готовимся изо всех сил. Лично я преподнесу музыкальный подарок, достойный Ваших заслуг.
   - Н. (самодовольно): Ну, уж, заслуг... Сказанул тоже... Работаю, как все. Стараюсь, конечно. А начальство не всегда замечает.
   - Д.: Оно такое, начальство. С высоты не всегда и видно. Зато мы все подмечаем и воздаём должное. Скажу без утайки: под Вашим руководством так замечательно служится. Но не все это правильно понимают. В кабинетах номер 3 и 5 ведут такие разговоры...
   - Н.: Какие разговоры?
   - Д. (увлекаясь): Не передать словами. Я лучше в письменном виде принесу.
   - Н.: Принеси, принеси...
   - Д.: А в тринадцатом кабинете не сотрудник, а прямо изверг какой-то. Сейчас ни за что, ни про что набросился на меня с чайником, кипятком чуть не ошпарил. Надо его приструнить!
   - Н.: Приструним, не беспокойся.
  

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

   В кабинете Д. и Л.
   - Д.: Ух, устал. Работаю на износ. Прошёл, навёл порядок. Начальнику глаза открыл. А то он как слепой у нас.
   - Л.: Да, Василий Иванович, всё на Вас держится. Я сколько уж раз думала: если бы не Вы, и работать больше некому. И голос у Вас, и брюшко, и лысина. Прямо поцеловать её хочется.
   - Д.: Поцелуй, не возражаю. (После паузы). Ты вот что, Лариса, хватит в предбаннике париться. Прямо сегодня же в мой кабинет перебирайся. В тесноте да не в обиде.
   - Л.: Это зачем же?
   - Д.: Поучу тебя уму-разуму.
   - Л. (кокетливо): Ну, это можно.
  

СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ (НЕМАЯ)

   В кабинете, куда перебралась Л., в скором времени закрывается дверь изнутри, слышится подозрительный скрип казённой мебели.
  

СЦЕНА ПЯТАЯ

   Л. среди сотрудников и коллег.
   - Л.: Вы не про Василия Ивановича говорите? И я прибавлю. Грубиян, невежа, доброго слова от него не дождёшься. А матершинник - я таких слов от дворников не слыхала...
  

СЦЕНА ШЕСТАЯ

   К. и Л. беседуют один на один.
   - К.: Я пригласила Вас, чтобы поговорить по серьёзному вопросу.
   - Л. (вспыхнув): Это о чём же?
   - К.: О деле. Вы как относитесь к Василию Ивановичу?
   - Л.: Ой, и не спрашивайте! Я всем говорю: грубиян, как трудно с ним работать...
   - К.: Значит, Вы недовольны стилем его работы? А хотите потрудиться в другом отделе?
   - Л.: Это как?
   - К.: Будет повышение. Ну, и прибавка в зарплате, само собой.
   - Л. (обрадованно): Я согласна. Василий Иванович и вправду грубиян. Только начальник согласится ли?
   - К.: Согласится. Это я беру на себя.
  

СЦЕНА СЕДЬМАЯ

   Н. говорит по телефону.
   - Н.: Слушаю, Иван Савельевич. Да-да, все, что Вы приказывали в прошлый раз, мы добросовестно выполнили. Выполним и в этот раз. Не раздумывая. Что я думаю по поводу Ларисы Ивановны? Молодая ещё. Пороха не нюхала. А-а, на повышение... И я так думаю. Засиделась. Верно. Вот и Колосихина мне так же говорит. Да я, честно сказать, Иван Савельевич, и так собирался повысить её. Но Вы раньше меня догадались. Куда повысить? Найдём. Нашли уже... Что я думаю по поводу С.? Неблагополучный сотрудник. Сигналы на него идут. Он у нас без году неделя, а нос задирает. Я его в ежовых рукавицах держу, на самой низкой ставке... Пересмотреть отношение? Пересмотрим. Вместо Ларисы Ивановны его? Хорошо придумано. Место там временное, зато не пыльное, пусть закрепится по-настоящему, пройдёт, так сказать, школу. Не сомневайтесь: сказано - сделано.
  

СЦЕНА ВОСЬМАЯ

   К. и Л.
   - Л.: Я так расстроилась, так расстроилась, когда узнала, что меня переводят в другой отдел. Привыкла уже. Василий Иванович хоть и грубиян, а много сделал для меня. Он вообще-то хороший человек. Вернётся из отпуска, как я в глаза ему погляжу. Вот, скажет, неблагодарная: отлучился, а тут ученицу украли.
   - К.: Ничего, перетрясётся. Кадры должны расти. Мы его заставим ещё поделиться. Вас воспитал, пусть с другим учеником займётся.
   - Л.: Стыдно-то как. Прямо как в школе. Я ведь на тройки училась, а диплом мне купили. Родственники имеются... А всё-таки как же: вот вернётся Василий Иванович - а здесь его ждёт сюрприз.
   - К.: Ничего. Сегодня четверг, а он вернётся лишь в понедельник. Время есть.
   - Л.: Всё равно: стыдно-то как. А приказ начальник подписал? А нельзя мне прямо сегодня на новое место перебраться? Там мужчины такие хорошие, загляденье просто! Я не могу!
  

СЦЕНА ДЕВЯТАЯ

   Д. возвращается из отпуска. Ничего не ведая, в прекрасном настроении, мурлычет под нос какую-то бравурную мелодию.
   - С.: С выходом, Василий Иванович.
   - Д. (пытаясь пройти мимо): Приветствую.
   - С.: Не спешите, Василий Иванович. Нам по пути.
   - Д.: То есть как по пути?
   - С.: Непосредственно. С сегодняшнего дня работаем вместе. Я в некотором роде ваш ученик.
  

СЦЕНА ДЕСЯТАЯ

   Д. и К. горячатся.
   - Д.: Это как понимать? Не успел я отлучиться, уходя в законный отпуск, а тут моими кадрами разбрасываться начали!
   - К.: Не беспокойтесь, Василий Иванович! Вы кого имеете в виду?
   - Д. (растерявшись): Как кого? Ларису Ивановну. Я с ней целый год работал. Всему научил.
   - К.: Вот и хорошо. Её научили, других научите.
   - Д.: Кого других?
   - К.: Мы вот мальчика к вам направили.
   - Д.: На хрена сдался мне этот мальчик! Говорю вам, я работал, работал, готовил кадрового работника, способного на всё, а тут подлянку подкинули. Пойду жаловаться начальству.
   - К.: А зачем? Вот виза начальника: "Осуществить перевод с повышением". Подпись, дата - всё в наличии.
   - Д.: Ну-ка, ну-ка. (Надевает очки). Всё верно. Резолюция, дата, подпись. Всё - полный пипец. Отдохнул, называется. Ладно, мальчика обучим канцелярии, за кого-нибудь другого возьмёмся... Концерт скоро. Пойду, голос потренирую.
  

(Занавес)

Мобилка

Дайте мне резерв, а победу я вам всегда обеспечу.

А. Суворов

  
   Начальник крупного департамента Зодин отправился в санаторий. Служебное лето выдалось на редкость нервным и напряжённым. Путного было сделано мало, но энергии, и своей, и чужой, было потрачено предостаточно. Помимо основных служебных обязанностей ему поручили ведение мобилизационного планирования. Что это такое - Зодин понимал смутно, к тому же догадывался, что и наверху подобные представления преобладают. О том, что в службе зачастую проглядываются детсадовские моменты, Зодин помнил по недавнему случаю. Шло совещание. Было много людей в погонах. О погодных условиях докладывала довольно разбитная бабёнка, видно, что не замужем. Жаловалась, что отсутствует бюджетное финансирование на обслуживание наёмных работников, отслеживающих подъём воды в реках во время паводка. Генерал, ведущий совещание, вежливо прервал, и попросил подняться сотрудников инспекции по маломерным судам. Поднялись два десятка бравых офицеров, всем на заглядение. Генерал: "Вот вам и помощники! Они же казённые деньги получают. Надо загрузить их работой!" Докладчица с интересом оглядела бравых молодцов и под дружную усмешку зала произнесла: "С такими работниками я и сама куда угодно поеду!"
   Попутчицей в купе оказалась очень разговорчивая женщина, бальзаковский возраст преодолевшая лет десять-пятнадцать назад, тётя Люба. Очень разговорчивая, как большинство наших соотечественников на железнодорожных маршрутах. Зодин быстро выяснил, что её биография и образ жизни наглядно демонстрирует невероятную живучесть и одновременно необъяснимую моментальную гибель Советского Союза. Родилась в Киргизии. Затем долгие годы прожила в Якутии. На пенсию вышла в Орске Оренбургской области. Дочь по-прежнему живёт в Якутии, внучка в Самаре. Брат в Подмосковье, сестра в Борисоглебске (куда она и ехала), ещё одна сестра проживает в Волгодонске. Это место понравилось в своё время мужу - из-за близости огромного водоёма. Хотели даже переехать. Но стали строить Волгодонскую атомную станцию, это охладило пыл переезда. Кроме того, антураж обоих городков схож: кругом степи, нередки там и здесь пыльные бури (за Уралом их называют местные жители орским дождём). И разумно решили: чего же менять шило на мыло.
   - В Борисоглебске соберётся почти вся родня, - объясняла тётя Люба. - Про себя мы называем - мобилизация.
   Зодин вздрогнул. Слово, надоевшее ему за последние месяцы, настигло и в вагоне. Чтобы отвлечься от неприятных воспоминаний, вновь прислушался к бесконечным рассказам и притчам попутчицы.
   Она крайне легка на подъём. Получила билет от проводника: "Будет чем отчитываться перед мужем. А то скажет - была не в Борисоглебске, а на Кубань укатила". "Я бы и уехала после "мобилизации" к другой родне в Краснодар, - добавила она, - да огород держит, убирать надо". Зодин подумал, что такие люди, как тётя Люба, цементировали Союз, но своей привычкой к постоянным перемещениям, к неосёдлости способствовали незаметной ржавчине его внутренних механизмов.
   Её рассказы касались, в основном, особенностей путешествий и встречаемых в большом количестве различных шебутных людей. Врезался в память рассказ про человека в пиджаке. Еду, говорит, в Киргизию. В вагоне теснотища, сидят друг на друге. На моём месте (согласно билету) лежит какой-то азиат в пиджаке на голом теле. Разбудили. Начали расспрашивать. Едет из зоны, денег много - и в рублях, и в долларах, и в теньге, и в другой среднеазиатской валюте. Как дошёл до жизни такой, в смысле почему оказался оголённым? Естественно, гулял всю дорогу. В Кургане хмельной прилёг где-то под насыпью. Подошли незнакомые люди (хотя, скорее всего, приврал, это были наверняка собутыльники), схватили за карман, где хранились деньги. Тянули так сильно, что остались одни рукава. Купили ему рубаху на попутной станции. Учили жизни: хватит пить лишнего, спокойно доезжай до дома, ведь ждут жена и дети. Куда там? Разгул, приводит гостей, бомжей каких-то. По неразумному щедр. Из породы людей: украл, выпил, в тюрьму. Он и остался на какой-то станции, видели в окно, видно, воровское дело подвернулось.
   Или о "пропаже" машины. Соседи по Орску прежде работали в Магадане - чувствуется, когда существовал "северный завоз". Стали переезжать на материк. Продали квартиру. Жена поехала на новое место с контейнером, муж полетел с деньгами. В Свердловске (по его словам) подошли четверо: давай деньги. Взяли под бока. Хорошо, хватило ума не держать всю сумму в одном месте. Намеревались за вырученное купить квартиру и машину. На квартиру в итоге хватило, а "машина уехала". "Я бы их ширнул, был бы нож", - горячился после незадачливый курьер с деньгами. Хотя, как и в случае с "мужиком в пиджаке" виноват, скорее всего, был сам: завернул в забегаловку и там разболтал первому встречному по свои набитые карманы. "Это на него похоже, - согласилась тётя Люба, - язык несдержанный".
   За разговором дорожное время пролетело незаметно. Умением слушать и рассказывать попутчики оказались примерно одинаковыми, так что надоесть друг другу не успели. Пару раз разговаривали по мобильникам, даже аппараты оказались одной марки и внешне похожими. Проводив тётя Любу, Зодин вплоть до моря ехал уже в молчаливой среде - больше разговорчивых пассажиров не подвернулось.
   В санатории, куда у него была путёвка, до сих пор бывать не приходилось. Почти с первой минуты он заметил, что место захудалое и невозможно скучное. Возле памятника Ленину он заметил бредущего по тротуару пожилого человека, за которым волочились отстегнувшиеся подтяжки. Он хотел было привлечь внимание, но его опередила пробегавшая мимо сотрудница санатория. Он только усмехнулся, наблюдая потешную сцену, но к вечеру узнал, что ротозеем с волочащимися подтяжками является главный врач санатория. Ему уже под семьдесят, сил хватает только на то, чтобы принимать и угощать проверяющих, а текущие дела идут самотёком. Танцплощадка огорожена ржавой сеткой, в парковой зоне полно бурелома. На море была сооружена изолированная зона, разделённая на мужскую и женскую половины. Там в старые времена ответственные товарищи принимали терапию в виде шума ночного морского прибоя. На пляж была даже проведена правительственная связь, сегодня уже отсутствующая. Ветераны вспоминали про давнишнее прибытие в санаторий кандидата в члены политбюро Воротникова.
   Зодин откровенно заскучал. Отдыхающие по возрасту походили на вагонную попутчицу тётю Любу. Два дня он был откровенно угнетён и даже поругивал себя, что поехал сюда, а не на озеро Селигер, как собирался ещё весной. Но в конце недели прибыло пополнение в лице быстрого в движениях, вероятно, бывшего военного, который с первых же слов определил программу-максимум: "В глазах истории мы должны обвести данную территорию огненной чертою славы". Было в его натуре что-то ноздрёвское, и фамилия оказалась любопытной - Анцигин. Быстрому знакомству способствовало размещение за одним столиком в столовой. Позже к ним присоединились тридцатилетний парень Денис, отрекомендовавшийся так: "Я приехал к вам на Хаус в модных джинсах "Леви-страус". Четвёртой оказалась взрослая девушка Анжела, которая по любому поводу, увиденного или услышанного, восторгалась: "Бесподэ!"
   В ходе знакомства быстро установили, что всем четверым не чужда государственная служба и, в частности, её особая разновидность по мобилизационному направлению.
   Выйдя после обеда в скверик, не сговариваясь приступили к обсуждению животрепещущей и, надо полагать, волнующей всех темы.
   - Извините, скажу полуюмором, - начал Анцигин, - но задушили всевозможные отчёты. Если бы не природное чувство юмора, я бы давно погиб. Борюсь, как движение сопротивление. Догадываясь, что никто и никогда отчёты не читает, я стал издеваться. Начал с цитат классиков. То напишу: "Сними-ка с меня, брат Елдырин, пальто", или "Я ехал на перекладных из Тифлиса", или: "Все несчастливые семьи несчастливы по-своему". Не доходит. Тогда в самом главном отчёте я написал резюме: "Нострадамус предсказал, что Россия погибнет от бюрократии!"
   "Бесподэ!" - зааплодировала Анжела. Зодин высказался отвлечённо: "Бюрократ сильнее смерти? - Но сильны, однако, черти".
   - Разговорчики в строю! - приказным тоном сказал Анцигин. - Нам, греки-киприоты, нужно продумать план боевого сращивания. Война войной, а обед по расписанию. Нужно сделать оперативный скачок...
   Он оглядел окрестные горы, поросшие густым лесом, из которого в двух местах поднимались призывные дымы походного костра.
   "Бесподэ!" - вновь зааплодировала Анжела.
   - Надо действовать наступательно - сумкой вперёд! - наставлял Анцигин. Тут же распределили оперативные обязанности: кому на рынок за мясом, кому за фруктами, кому позаботиться относительно шампуров.
   - Наедимся, как дурак на поминках, - размечталась Анжела, потому что кормили в санатории так себе.
   - Есть дела и поважнее, чем мировая революция!
   - Я знаю про это. В прошлом году, в Черногории, мы сломали две кровати. Одну просто так, а другую в процессе...
   В этот момент у Зодина зазвонил мобильный телефон, которым он после вагона ещё не пользовался. Почувствовав непривычное открывание крышки, он насторожился: так и есть, телефоны в поезде перепутали. Но звонила именно тётя Люба. Она, видимо, обнаружила замену аппаратов только что и сетовала на рассеянность:
   - Вот голова пустая! Просто изжога замучила! Вас хоть звать-то как?
   - Михаил Петрович.
   - Вот слушайте, Михаил Петрович! Звонила на ваш номер какая-то Светлана. Удивилась, что ответил другой голос. Говорит, что отдыхали вместе. Я сообщила ей ваш новый номер, то есть мой прежний.
   Зодин обрадовался. Он живо вспомнил подробности прошлогоднего романтического происшествия. Это было в Тунисе. Первые дни, как и на отечественном море, прошли в знакомстве с обстановкой. На пляже на первых порах становилось невмоготу: пышным цветом расцвёл топлесс сначала среди немок, затем и среди славянок. Выделялась компания с различных южных регионов России. Знакомство произошло за столиком с пивом. Руководящая роль принадлежала забойному парню по имени Максим. В этой знойной компании выделялась колоритная Виктория, очень стройная девушка с выразительным лицом. Она отдыхала с матерью, тоже аппетитной дамой. Но у неё оказался, когда схлынуло первое очарование незнакомым лицом, вздёрнутый, как у телеведущей Шараповой, носик и вульгарный, как показалось, цвет губной помады. Кроме того, ногти на ногах окрашены в зелёный цвет.
   Не сразу, но на горизонте возникло ещё одно лицо - Светка из Азова. Отношения с этой тёплой компанией были таковы, что вечером, когда Зодин прекращал употребление спиртного, они только начинали это делать в особо крупных размерах. По этой причине, а также по причине утренних последствий Светку видели редко. Но всё равно она появилась. "Как себя чувствуешь?" - спрашивали её. Последовал ответ: "Чувствую себя хреново, но уже привыкла". Ответ в стиле Бендера вызвал всеобщее восхищение.
   - Куда же нам двигаться? - спрашивал кто-нибудь.
   - Думаю, в сторону Азии, - задумчиво отвечал Зодин.
   Попутно он произнёс пару нужных тостов за Татьяну Цимпфер и Ольгу Свиркову, которые, вкусив всего сверх меры, погибли в Таиланде, даже не почувствовав этого. Потом сделал важное пожелания, что похмелье лучше всего лечится грелкой во всё тело. Светка внимательно и заинтересованно посмотрела на меня.
   Прошло несколько дней. Виктория случайно обронила фразу, что они уезжают через два дня, а Светка ещё немного задержится. Зодин это запомнил, не зная зачем. Максим со свитой и Виктория с матерью уехали. На пляже и в барах стало тоскливо. Никто не мог заменить исчезнувшие фигуры.
   Зодин отправился к бассейну в одиночестве. Вдруг из-за пальмы появилась Светка и поманила пальчиком. Плавочки на ней приспущены, даже видно изумительное руно. Зодин крепко призадумался, но через несколько микросекунд был возле неё. Оказывается, она обнаружила в окружающей буйной растительности что-то наподобие грота и произвела определённую подготовку. Там уже стоял удобный лежак и приготовлены два бокала с вином. Не успел выпить один из них, как Светка уже прижалась. Прошибло словно током. Оставалось действовать, согласно правилам заданной игры, энергично и грубовато. Однако эмоционалить следовало в меру. Разноязыкий народ плескался буквально в десяти шагах. Зодин видел запрокинутое Светкино лицо и надпись за оградой "Rent a kar". Из-за особенных условий процесса миллисекунды таяли, как во сне. Расслабляться особенно не стоило. Застигнуть мог кто угодно и в любую секунду. Обменялись фразами. "Не могла же я уехать, не подарив себе вкусно", - мяукнула окончательно протрезвевшая Светка. "Дас ист фантастиш", - некстати попытался пошутить Зодин, и в этот момент в грот заглянул какой-то любопытный немчонок. Они дружно рассмеялись.
   Никто ничего не заметил. Светка оказалась не такой разбитной девкой, какой показалась вначале. Лет ей было за тридцать. На другой день Зодин смог неназойливо проводить её и остался сожалеть, что, наверное, больше никогда с ней не увидится. Существуют же мгновения, которые невозможно повторить. После он очень хотел подловить кого-нибудь в этом гроте и заснять на видео. Но смельчаков больше не нашлось.
   - Есть начальники и подчинённые, - инструктировал Анцигин. - Всё у нас, мобилизационных работников, расписано. Пусть вас не смущает упоминание про алкоголь. Он положен по списку. Начальник специального управления получит бутылку коньяка, а вы - по литру добротной русской водки. Точно также ему будет выдана коробка "Герцоговины флор", если сохранилась на складах, а вы по пачке "Примы".
   К вечеру всё было готово. Мясо аппетитно томилось в спецрастворе, источающем аромат на десять метров вокруг. Припасено много зелени и фруктов. Огорчал только тупой нож, который никак не хотел резать.
   "Использован особый вид китайской стали, - шутили про него, - от точения не остреет, а тупится!" Всезнающий Анцигин, чтобы ещё более обострить аппетит и не забывать про тему, их всех объединяющую, припомнил, что нормированное снабжение населения в различных странах в Германии существовало с 1933 по 1955 годы, а в СССР - с 18 июля 1941 по 16 декабря 1947. "Но сегодня они паханы, а мы - ботаны!"
   Пошли разводить костёр. "Не давайте потухнуть яркому пламени наших идей! - ораторствовал Анцигин. - Сегодня не течение, а водоворот!".
   - Уймись, злыдня! - стали покрикивать на него.
   - Кто решил меня гасануть? - не сдавался Анцигин. - Отвечу так: "Рассмеялся им в лицо Мальчиш-Кибальчиш!"
   В самый разгар приготовлений Зодину наконец-то позвонила Светка и сообщила ошеломляющую весть: она по путёвке приедет в тот же самый санаторий, через два-три дня. Известие окрылило. Напрасными оказались прошлогодние опасения, что встретиться больше никогда не придётся. Все предыдущие неприятности с заменой телефонов, неустроенностью санаторного быта разом отошли в прошлое. Оставалось жить, радоваться отдыху и ожидать новых открытий.
   Внезапно Зодина вызвали в главному врачу. В кабинете, словно остановившем бег времени где-то в середине прошлого столетия, ему протянули срочную телеграмму, которой предписывалось немедленно вернуться на службу в связи с необходимостью экстренного продолжения мобилизационной работы. На столе лежали и другие телеграммы, в том числе и его недавним знакомым - Денису и Анжеле. Он заметил, что телеграммы пришли из одного города. И тут до него дошло, что их лица были ранее знакомы, и лишь под влиянием санаторной нелепицы растворились в общей массе. Вспомнил Зодин, что Денис приходится племянником директору крупного оборонного предприятия, а Анжела - дочерью начальника управления связи. До поезда оставалось каких-то полтора часа, не опоздать можно было, лишь употребив нечеловеческую поспешность.
   Прибежали Денис и Анжела. На телеграммы они не обратили особого внимания, а просто-напросто вцепились в отъезжающего компаньона.
   - Куда вы? - надрывалась Анжела. - Это нечестно! У нас всё готово! Вы уклонист! Это... это... дезертирство!
   - Но работа! Кто же её будет делать?
   - Кто-нибудь другие сделают!
   Уезжал Зодин, как и приехал, с тяжёлым сердцем. Но надо же такому случиться, в этот же поезд, в этот же вагон села тётя Люба. Вернули друг другу "мобилки". Светке звонить Зодин уже не стал. А зачем? Очень переживал за слово "дезертир". Тут ему окончательно стало ясно про изнанку этой самой мобилизационной работы. Она считалась (и считается) всего лишь подспорьем к денежному содержанию, за неё полагаются надбавки. Вот и появляются в этой сфере многочисленные племянники, дочки и прочая родня. Получать надбавки - они тут как тут, а как взяться за работу - вкус шашлыка оказывается важнее. "Вот кто дезертиры, а не я!" - негодовал Зодин.
   Тем не менее, в соответствии в директивой, он прибыл вовремя, сделал всю необходимую бумажную работу. Этим же занимались все его коллеги, за исключением тех, кто оказался в "засаде", на тёплом море.
   Работа была проделана колоссальная. Если бы собрать всю исписанную бумагу и поставить стопкой, то её не пробила бы пуля из автомата Калашникова, не говоря уж про винтовку М-16.
   Утром 8 августа по радио сообщили про грозные события на Кавказе. "Противник применяет тактику выжженной земли". Наш герой очень и очень переживал, чуть не молился, чтобы ни одна случайная бомба или ракета не упала в те места, которые он только что покинул.
  

Вешние воды

   В книгу "Вешние воды" включены стихотворные произведения, написанные Анатолием Федоровичем Столяровым в разные годы. Особое место занимают иронические стихи, отражающие своеобразный взгляд автора на обыденные явления и противоречивые события общественной жизни.

А если кто себя пророком счёл,

Счёл, что у нас на самохвальство мода, -

Пусть поглядит внимательней на пчёл,

Чтоб оценить происхожденье мёда!

Н. ГРИБАЧЁВ

   ПРОБУЖДЕНИЕ
  
   Лес, что вчера был снегом скрыт,
   Однообразно жалок,
   Сегодня яростно кричит
   Бессмыслицею галок.
   На реках скоро лёд взревёт,
   Наполнит воздух звоном,
   И заяц мимо проплывёт
   Отважным плотогоном.
  
   ШИВОРОТ-НАВЫВОРОТ
  
   Все было шиворот-навыворот.
   Над нами яблоки висели.
   Устав от бесконечных вывертов,
   Мы наконец дуэтом спели.
   А над землёй тянулись лебеди
   И колокольные напевы,
   И полон был чудесной неведи
   Тот грех, ведущийся от Евы.
  
   КЛЯТВА
  
   Забудь свою грусть.
   Стань доброй, как ангел,
   Ну, будь же, ну будь
   Моим бумерангом.
   В тревоге ночей,
   Когда не клянутся,
   Ты всё же сумей
   Уйти и вернуться.
  
   НА ПРОСЕКЕ
  
   Мы идем по просеке
   В кипенных клубах,
   Паутинок тросики
   Рвутся на губах.
   Воскресенье вербное.
   Вешний ветер, дуй!
   У тебя, наверное,
   Жгучий поцелуй.
  
   ПЛАЧ МОНАСТЫРЯ
  
   От якорей и парусов
   Явился бриз, как миг расплаты,
   И пели утром в шесть часов
   Рыжебородые пираты,
   Когда вели их на пустырь
   Меж небом и землей подвесить,
   И плакал женский монастырь
   От этих мужественных песен.
  
   ОПАСНАЯ ЧЕРТА
  
   Прошла опасная черта
   Грозой в начале мая.
   Досада, словно кислота,
   Нам душу разъедает.
   Но без неё погибнешь враз,
   Ведь, как молитва, внятен
   Кислотно-щелочной баланс
   Ожогов, метин, пятен.
  
   ПОД ЗАБРАЛОМ
  
   Отряхнули иней ели,
   Закружились в быстром танце,
   Остро-солнечные стрелы
   Пробивают снежный панцирь.
   Но весна еще таится
   В строгой редкости проталин,
   Вся она, как хитрый рыцарь,
   Под таинственным забралом.
  
   В ОДНОЧАСЬЕ
  
   Я не знаю священней обряда,
   Чем единство двух родственных душ.
   Это подвиг и это награда
   Тем, кто слабостей низменных чужд.
   Нас удар поразил в одночасье,
   Но приятен внезапный укус:
   Так несчастье становится счастьем.
   Минус так превращается в плюс.
  
   ЯВЛЕНИЕ
  
   Я в городе, где ты была младенцем,
   Учил начала жизни, как букварь,
   И жар души, подобно иноземцам,
   Не приносил на жертвенный алтарь.
   Я как пророк, который не отступит
   От воздержанья даже вне себя,
   Жил в тишине. И знал, что всё окупит
   Священное явление тебя.
  
   НЕ ТРУДНО?
  
   Как ослепительны юные девушки,
   Как хороши их фигурки и ножки.
   Девы Марии, пресветлые Евушки
   И Анжелики немножко.
   Как вам живётся под взглядами встречными,
   Чем измеряете праздники, будни?
   Как в мимолетностях смотритесь вечными?
   Или вам это не трудно?
  
   НА ПЕРЕКРЁСТКЕ
  
   И вот она стоит такая тонкая,
   Тростинка, ковылинка, мотылёк.
   А рядом жизнь, всё бесконечно комкая,
   Ведёт свой поучительный урок.
   Она пошла, воздушная и тонкая,
   И скрыть на перекрёстке двух дорог
   Мучительного своего восторга я
   И восхищенья своего не мог...
  
   ПОДОБЬЕ
  
   Как медленно окрашивает чай
   Коричневый пакетик из бумаги
   И каждый день, как будто невзначай,
   Мы пьём не влагу, а подобье влаги.
   Как трудно низвергается злодей,
   Не выкипают низменные страсти,
   И каждый день среди очередей
   Не власть мы видим, а подобье власти.

1989

  
   МЕЖДУГОРОДНЫЙ РАЗГОВОР
  
   Умолк невыносимый звон
   Мостов и лестниц.
   Гром прозвучал, как телефон.
   Молчавший месяц.
   Я тайно слушаю с тех пор
   В раскатах гнева
   Междугородный разговор
   Земли и неба.
  
   АПРЕЛЬ
  
   День спрятался. Поник.
   Ушёл без опозданья.
   Сменился проводник
   В вагоне ожиданья.
   Веселый менестрель,
Зачинщик совпадений,
   К тебе привёл апрель
   По тропкам воскресений.
  
   ВЕСНА
  
   Звенят, заливаются
   Вешние воды,
   Врываются в мглистую муть,
   Весна, торопясь,
   Голубым теплоходом
   Отправилась в сказочный путь.
   Схватились берёзы
   За поручень неба.
   Осины дрожат у дорог.
   Все ждут, чтоб скорей
   От весеннего гнева
   Взорвался прощальный гудок.
  
   ТЕПЛО НОЧЛЕГА
  
   Бежит, как тень,
   По кромке снега
   От деревень
   Тепло ночлега.
   Колдует лес...
   Блестит до боли
   Холодный след
   В холодном поле.
   Усталость век,
   Промозглость рани.
   Покой, ночлег
   В деревню манит.
  
   ПРИЗЫВ
  
   Озаряются луга,
   И под вспышки молний
   На ночные берега
   Набегают волны.
   Голубая тесьма
   Делается ярче -
   Будто вечность сама
   Меня манит пальцем.
   Каждый всплеск,
   Каждый взрыв,
   Что в природе дремлет,
   Я ловлю, как призыв
   Обойти всю землю.
  
   ПУШКИН
  
   Он в Русь вошёл, которая ждала
   Его ничуть не меньше Иисуса,
   И полетел, как звонкая стрела,
   Над бездною имён, страниц и вкусов.
   Он чистые, волшебные слова
   На нить стиха нанизывал, как чётки.
   И, говорит народная молва,
   Был как огонь безудержный, но кроткий,
   Который может все испепелить -
   Поля, леса и городские крыши,
   А может свет надежды подарить
   Из очага, седой каминной ниши.

1999

  
   ДОРОГА
  
   На дороге грязь чернеет кляксами,
   И смывает дождь её с откоса:
   В этом мире не должны быть грязными
   Ни душа, ни тело, ни колёса.
   Все опушки жёлтым оторочены,
   И в лесу опустошенье снова,
   И стоит берёза на обочине,
   Как смешной термометр у больного.
   Преступая линию известную,
   Ненавижу листопад и хворость, -
   На большой дороге я приветствую
   Превращение бензина в скорость.
  
   ИСКУШЕНИЕ
  
   Зачем бороться с искушением,
   Когда оно на волосок
   Нас приближает к откровениям,
   К пересечениям дорог.
   Зачем бороться с искушением,
   Когда оно в единый миг
   Наполнит нас святым горением
   И освятит в душе родник.
   Зачем бороться с искушением,
   Когда, признаемся, оно
   Для нас становится знамением,
   Пьянит сильнее, чем вино.
  
   ЛЁТНОЕ ВРЕМЯ
  
   Просыпаются мухи и ползают
   По умытому, в бликах стеклу.
   Их весенние запахи пользуют
   И зовут к синеве и теплу.
   Завелись молодые пропеллеры,
   От жужжанья щекочет в ушах.
   Беспокойные мухи поверили,
   Что весна на их биочасах.
   Словно "МИГи", берут ускорение
   И пускаются в длительный путь.
   Отработают лётное время, и
   Им придётся под осень заснуть.
  
   ОПЯТЬ
  
   Я хотел бы понимать
   Прямо противоположно
   Те слова твои: опять,
   Мне опять живётся сложно.
   Не хотел бы повторять
   Я ни письменно, ни устно
   Те слова твои: опять,
   Мне опять живётся грустно.
   Я хотел бы в день любой -
   Это было бы прекрасно! -
   Услыхать слова: с тобой,
   Мне с тобой легко и ясно.
  
   ДА ЗДРАВСТВУЕТ ВЕСНА!
  
   Да здравствует весна,
   Что чертит на асфальте
   Сухие письмена
   И призрак Гарибальди.
   Давно уже страна
   Не гладит против шерсти.
   Вперёд идет весна
   Свободой слов и шествий.
   Пусть будет ночь черна,
   Но будет воздух пышен.
   Да здравствует весна
   Без снайперов на крыше!

Апрель 1990

  
   ВОЗРАСТ
  
   Я нахожусь в опасном возрасте,
   Когда за мыслями - беда,
   Когда от беспричинной гордости
   Гудят больные провода.
   Быть может, ангелы-хранители
   Еще позволят уцелеть.
   Но могут и предохранители
   От замыкания сгореть.
   И кем ты был, маралом, зубром ли,
   Увы, дорога коротка,
   И щелканет прощальным тумблером
   Сухая звонкая доска.
  
   НЕ МЕШКАЙ
  
   А жизнь всего одна -
   Скорлупка от орешка.
   Ударишь - и она
   Или орел иль решка.
   Цепляйся, как репей,
   И жизнь твердит: не мешкай -
   Могу везти в купе
   И в маленькой тележке.
   О Боже, жизнь сложна:
   В ферзи проходит пешка.
   Для этого нужна -
   Медлительность иль спешка?
  
   ЯВЬ ИЛИ СОН?
  
   Нас познакомила улица.
   Ты уезжала на юг.
   Как не хотелось мне хмуриться.
   Милый, незнаемый друг.
   Я не имею понятия,
   Что это: явь или сон -
   В цепкие, злые объятия
   Взял тебя пыльный вагон.
   Села ты словно за занавес -
   Вера, надежда, кумир -
   И увезла за леса, моря
   Свой неразгаданный мир.
   Может, не нужно встречаться нам?
   Свист тепловоза затих.
   Ты промелькнула в семнадцатом
   Мимо окошек моих.
  
   КУПОЛ
  
   Не забудем купить сигарет
   И уедем на сонную дачу.
   По дороге цветочный букет
   Мы прихватим на мелкую сдачу.
   Будет дождь. И упругая нить
   Свяжет небо и звонкую крышу.
   Будем капли руками ловить
   И сердца ошалевшие слышать.
   А когда пересохнет во рту
   И уляжется всё понемногу,
   Выйдем мы, не спеша, с темноту
   На свою и чужую дорогу.
   Будет купол небесный седым,
Невесомою дымкою в храме,
   И печальные звёзды под ним,
   Словно пепел, развеянный нами.
  
   ПРОВОДЫ
  
   Быстрые и медленные танцы
   Промелькнули, как видеофильм.
   Мы в неровном строе. Новобранцы.
   Нелегко на свете молодым.
   Девушки, стоящие поодаль,
   Как актрисы смотрят и молчат.
   Их печаль протянется два года.
   Косо листья жёлтые летят.
   Сосны на перроне, словно мачты,
   Ну, а мы как в трюме корабля.
   У меня не отняты пока что
   Жизнь моя и девушка моя.
   Проводов колючая безбрежность
   Девушек не трогает ничуть.
   В них сокрыта вся земная нежность,
   В нас - земная гордость, но и грусть.
  
   КОМБАТ
  
   Он был для всех и сват, и брат
   Поверх родства законного,
   В боях проверенный комбат,
   Усы, как у Будённого.
   Он мог, ругаясь и шутя,
   Своё направить мнение,
   Украдкой плакал, как дитя,
   В горячке отступления.
   Когда же начали крушить
   Врага нетерпеливого,
   Умел героя отличить
   От болтуна хвастливого.
   Комбат провёл нас сквозь огонь
   И сквозь обстрелы шквальные.
   Имел наш славный батальон
   Потери минимальные.
  
   ВИДЕОКЛИП
  
   Эта зимняя спячка,
   Очень долгий наркоз
   От последних нарциссов
   И до первых мимоз.
   Разошлись по берлогам
   Под последним дождём
   И осенние грезы,
   Словно лапы, сосём.
   В дрёме ждём не дождёмся
   Под сосульчатый всхлип
   Ну, когда ж оборвётся
   Этот видеоклип.
   Все проходит с капелью.
   И меняем мы сны
   На контактные линзы
   Драгоценной весны.
  
   КАК БЫТЬ?
  
   Ах, до чего же страшно стало жить:
   И быть в гостях, и в гости не ходить,
   И ждать журнала "Огонёк", и выть,
   Когда опять он обрывает нить,
   Которой мы привыкли дорожить.
   Ах, до чего же страшно стало жить:
   Глотать таблетки, грезить, есть и пить
   И знать, что твой потомок, может быть,
   Не в состоянье это разделить.
   Ах, до чего же страшно стало жить:
   И хочется, отбросив страсть и прыть,
   Укрыться в скорлупе и все забыть.
   Но - ТАСС уполномочен заявить!
   Как быть?

Апрель 1990

  
   ПУТАНИЦА
  
   Я запутался в людях,
   Потому что они
   Если крикнут, то правду,
   Если шепчут, то ложь.
   Я запутался в мыслях,
   Потому что они
   И от мира того,
   И от мира сего.
   Я запутался в жизни,
   Потому что она
   То вперед устремится,
   То вернется назад.
   Я запутался в женщинах,
   Потому что они
   Верноподданны в ласках
   И в изменах черны.
  
   КОРАБЛЬ-ОСЕНЬ
  
   Лес холодом налился,
   И в мир сырых коряг
   Однажды поселился
   Скучающий моряк.
   Заплакал под рябиной
   И обтянул вчера
   Он желтой парусиной
   Большой лесной корабль.
   Как будто между делом
   У гребня синих гор
   На сосны бросил белок,
   Чтобы вели дозор.
   А в выжженной долине,
   У самого села,
   На сонные рябины
   Повесил вымпела.
   И, вспарывая носом
   Волнистые холмы,
   Плывёт корабль-осень
   До берегов зимы.
  
   ОБРАЗ
  
   Я о тебе боюсь писать,
   А вдруг всё это вздорно -
   Не нужно было засевать
   Сомнительные зерна.
   Я о тебе писать боюсь
   Стихом немым и сорным,
   Но я навечно остаюсь
   Твоим рабом покорным.
   Твой образ для меня возник,
   Когда мне было трудно.
   Ты повела на материк
   Моё слепое судно.
   Ну, вот и берег. Можно жить
   В его спокойном шуме.
   Я так мечтал опустошить
   Всё, что скопилось в трюме.
   Подходят сроки. И, как знать,
   Смогу ли в этот день я
   И невниманья избежать,
   И кораблекрушенья.
  
   ВТОРОЕ "Я"
  
   Никто не благодарен так, как раб,
   Обязанный спасеньем господину.
   Удар его послушных чёрных лап
   Обрушить можно на любую спину.
   Никто так не ужасен, как судья,
   Торгующий беспошлинно законом.
   Поистине его второе "я"
   Представить можно тигром и драконом.
   Никто так не бессилен, как гигант,
   Не оказавший ближнему участья.
   Его неоперившийся талант
   Любое счастье обратит в несчастье.
   Никто так не задумчив, как палач,
   Ведущий на костёр отца родного.
   Но что в его душе проснется: плач
   Иль отблеск осуждающего слова?
   Всем, кто зависим от лихой судьбы,
   Кто не стыдится быть в чужой упряжке,
   Кто избегает внутренней борьбы -
   Не снять с себя смирительной рубашки.
  
   ПАМЯТЬ
  
   Мы никого не понимаем,
   Для нас чужая жизнь - зола.
   Мы лишь себя благословляем
   На мысли, взгляды и дела.
   Не быть достойным среди низких.
   Не стать бесполому отцом.
   Мы очень часто самых близких
   Бьём ядовитым языком.
   Но и на нас туман печальный
   Вдруг ниспадает в тишине,
   Когда горит огонь прощальный
   И тело корчится в огне.
   Кто не глупеет, тот умнеет,
   В ком не веселье, в том тоска.
   А перед каждым пламенеет
   Воскресшей памяти доска
   И мы свои штрихи заносим
   В её сухие чертежи.
   И тем из них цветы приносим,
   Кому укоротили жизнь.
   И после череды событий
   Мы видим, память теребя,
   В цветах засохших на граните
   Как будто в зеркале себя.
  
   ОТКРОВЕННОЕ ПРИЗНАНЬЕ
  
   На туманном, мглистом глянце
   Разливается сиянье,
   Солнце шествует посланцем
   Откровенного признанья.
   Облака кругом пылают,
   Как смутившиеся щёки, -
   Губы неба изливают
   Неподдельные упрёки...
   И рассветному прибою,
   То надеясь, то тоскуя,
   Небо мглистой синевою
   Дарит нежность поцелуя.
   Золотое трепетанье,
   Облака все выше, выше,
   А земля горит желаньем
   И любовью дышит, дышит...
   День уходит в вечность слепо,
   Облака смешались в груду,
   Но влюблённо дышит небо
   Полнокровной, жадной грудью.
   Увяданием объято,
   Солнце катится в изгнанье,
   Небо требует закатом
   Откровенного признанья.
  
   АНГЕЛ ВО ПЛОТИ
  
   Средь бурного разлива
   Асфальтовой реки
   В меня стрелой вонзился
   Короткий взмах руки.
   Легко стрельнула дверца
   И после той стрельбы
   Приблизились два сердца,
   Два мира, две судьбы.
   Лихач, водила ловкий,
   Таков - другого нет? -
   В примерной расшифровке
   Мой профильный портрет.
   А ты в тот миг, признаться,
   Легко могла сойти
   За девочку из бара,
   За ангела в плоти.
   Любезная усмешка,
   Веселые глаза.
   Я понял, что успешно
   Теряю тормоза.
   А на душе короста -
   Игра идёт не в масть.
   Мой Бог, как это просто -
   В аварию попасть.
  
   ТВОЁ ПРИЗВАНЬЕ
  
   Твоё призванье - быть на высоте
   Во всём - в ведущем и второстепенном.
   Залог тому - служение мечте
   Во взгляде ослепительно-мгновенном.
   Твоя привычка жить и покорять
   Всех, кто кругом, отрадна и похвальна.
   Ты будешь долго облик свой являть
   В венецианском зеркале овальном.
   Твои причуды свежи и светлы,
   И ты прекрасна тонким обаяньем.
   Любой, кто был подобием юлы,
   Узнав тебя, стоит, как изваянье.
   Твоих примет, увы, не описать,
   Как минимум, здесь нужен Леонардо:
   Лишь он заставит полотно впитать
   Ту лань, что ходит в шкуре леопарда.
   Твоих приправ словесных острия,
   Как будто одноразовые шприцы,
   Пронзают все породы бытия:
   Намеренья, события и лица.
   Твоей надеждой ныне и в века
   Пусть остается тонкий лист бумаги,
   Где чуткая, послушная рука
   Запечатлела исповеди знаки.
   Твоим приказам искорки огня
   Да сообщит твой профиль королевы.
   Твое изображенье для меня
   Превыше самых лучших копий Евы.
  
   АТАКА
  
   Клубилась пыль туманная
   От хромовых сапог.
   Никто меня в компании
   Переплясать не мог.
   В одно сливались лица, и
   Я кожей чуять мог
   Скрипучей амуниции
   Общественный восторг.
   ...Мы в обороне маялись
   Полгода, как во сне,
   Очередями лаялись
   По вражеской стене.
   Там заросли крапивника,
   И вот - ни дать ни взять -
   Пришлось его, противника,
   Атакой выбивать.
   Блестит роса обильная
   На каске и штыке.
   Дрожание несильное
   В ноге и на щеке.
   Потеря чувства времени.
   От бруствера отжим.
   Без роду и без племени
   Мы по полю бежим.
   А пули режут бритвенно,
   И всех подряд берёт
   Смертельной пляски ритмика
   В свой страшный хоровод.
   ...С трудом прошло дрожание
   Душевных нудных струн.
   Сказал мне старший званием:
   "Ну, ты того, плясун..."
  
   ОКОП
  
   По сводкам Совинформбюро
   Здесь было тихо.
   А мы весеннею порой
   Хлебнули лиха.
   "Держаться крепко!" - дан приказ
   Армейским чином.
   Шестнадцать танков шли на нас
   Железным клином.
   Весенним громом первый залп
   Ударил в уши.
   Передний танк пополз, как краб
   По краю суши.
   Мундиры пригибались вниз,
   Но пёрли скопом.
   Текли ручьи горячих гильз
   На дно окопа.
   Сияло солнце свысока.
   Весна на свете.
   Но обезумели слегка
   И те, и эти.
   На левом фланге млел закат
   В листве спадавшей.
   Дошло, конечно, до гранат
   И рукопашной.
   Вздымало землю до основ
   Взрывною силой.
   Он спас меня, родной окоп.
   Спасибо, милый!
   Над павшими звезда не спит.
   В укор ли?
   ...А у живых беззлобно спирт
   Растаял в горле.
  
   ТЕЛЕГРАММА
  
   Из-за леса, что стоит утёсом
   За домами старого села,
   Неживым огромным водоносом
   Туча грозовая наползла.
   Ей в седом пространстве
   было тесно,
   И она, сжимаясь, как кулак,
   Била-колотила в свод небесный,
   В каждое окошко и чердак.
   А затем, отяжелев от ноши,
   Раскрутив судьбы веретено,
   Изо всех зашторенных окошек
   Выбрала-пометила одно.
   И в него, возникнув в полумраке,
   С дальними громами в унисон
   И с тревожным лаяньем собаки
   Постучался старый почтальон.
   Он стучал - и трепетала рама,
   Съежился в испуге частокол:
   "Из Афганистана. Телеграмма,
   Распишитесь". И глаза отвёл.
   Дом затих,
   как после долгой ссоры.
   Потемнели разом зеркала.
   Мать искала у стола опоры.
   Не нашла. Упала у стола.
   А потом с курьерского, ночного,
   Что к перрону жалостно приник,
   Пареньки, ступая хромоного,
   Сняли беззащитный, страшный цинк.
   И родня, стоящая сурово
   Возле стрелки, где фонарь горит,
   У состава нефтеналивного
   Плакала и плакала навзрыд.
   И в ночи, российским бездорожьем,
   По пластам оплаканной земли,
   По равнинам веры и безбожья
   Паренька убитого везли.
   Он молчал, покорный небожитель,
   Не постигший ни добра, ни зла,
   И его последняя обитель
   Накрепко сколочена была.
   Были залпы. Говорились речи.
   Над крестами плыли голоса.
   Только мать не подымала плечи
   И рвала седые волоса.
   Капали дождинки и слезинки,
   Прожигая призрачную мглу,
   Разносились их хлопки по цинку
   Словно канонада по селу.
   Хлынул ливень. Это было в среду.
   И вздохнул кладбищенский квадрат.
   Сорок лет со дня Святой Победы
   Он не убаюкивал солдат.
   Жизнь угасла тихо и безвестно,
   Словно уголёк в сухой золе,
   Но не смолкнет канонада сердца
   На российской и иной земле.
  
  
   ИРОНИЧНЫЕ СТИХИ
  
   ВЗГЛЯД ВО ВНУТРЕННИЙ ДВОРИК
  
   С крыши свисает кирпич.
   Выехал старый "Москвич".
   Там асфальтируют, тут
   Снова канаву ведут.
   А у подъезда народ
   Грустные песни поёт
   Про безнадёгу и стресс.
   Рядом стоит "Мерседес".
   Кожа его горяча.
   Просит она кирпича.
  
   ПРО МОНГОЛКУ
  
   В общаге семнадцатой шум,
   В общаге идут кривотолки:
   Взбрело же парнишке на ум
   Жениться на дикой монголке.
   В деревню монголку свозил,
   Отцу показал и мамане.
   И с ней допоздна говорил,
   Закрывшись в бревенчатой бане.
   Конечно, про это узнав,
   Сбежались родня и соседки,
   И яркий монголкин рукав,
   Украв, подложили наседке.
  
   ПРОСТИ
  
   Неповторимы прошлого пути,
   И ты меня, пожалуйста, прости,
   Что руки недостаточно нежны,
   Что речи недостаточно сложны,
   Что встречи редки и неаккуратны.
   Но я надеюсь, ты меня поймешь,
   Когда меня пронизывает дрожь
   И все мои порывы очень внятны.
   Не заточатся наши души в клеть,
   В которой тесно, словно в арестантской,
   Мы со своей печалью протестантской
   Должны невзгоды жизни одолеть.
  
   ХАРАКТЕРИСТИКА
  
   В нашем коллективе Иванов
   Засиделся с самого застоя,
   Продырявил кресло, пять штанов
   И презрел влеченье половое.
   Он не значил в жизни ничего,
   Жил без переломов и увечий,
   В связях же, порочащих его,
   Был, как говорится, не замечен.
   Да, его не смелют жернова,
   Но когда смолчат его кукушки,
   Не заплачет бледная вдова -
   Пронесут медали на подушке.
  
   СОН СЛУЖАНКИ
  
   Стекло с седьмого этажа
   Упало.
   Моя смешная госпожа
   Не встала.
   Ей перерезало стеклом
   Аорту.
   Она готовилась тайком
   К аборту.
   Стекло застряло в позвонках,
   Как пуля.
   И затряслась в моих руках
   Кастрюля.
   Кастрюля бросила дрожать,
   Упала.
   Моя смешная госпожа
   Не встала.
  
   СОН
  
   Я спросонья запыхтел, как чайник,
   И лягнул подушку на софе:
   Мне приснилось, будто я начальник
   Треста ресторанов и кафе.
   Я иду по лестничному маршу.
   А кругом улыбки - зашибись! -
   Я целую нежно секретаршу,
   Говорю: "Сегодня задержись!"
   А потом звоню по телефону
   Всем своим знакомым и родне
   И сулю французского бульона
   Тем, кто обещает что-то мне.
   А потом звонит подружка Фрося,
   Говорит, что сохнет на корню.
   А перед обедом мне приносят
   Двадцать пять изысканных меню...
   ...Нелегко очнуться от нагрузки
   И от выражения лица,
   Что на самом деле из закуски
   Только два солёных огурца.
  
   ПРИУКРАШЕННЫЙ ПОРТРЕТ
  
   Дверь хлопнула сама собой,
   Как будто крышка портсигара.
   Мелькнул грузинский профиль твой.
   Ну, почему ты не Тамара?
   В тот час, когда спешат домой,
   Из лифта, словно с крутояра,
   Низверглась ты в поток людской.
   Ну почему ты не Тамара?
   В тот мир, в котором ты живёшь,
   Я шёл с поспешностью корсара.
   Увидел правду, понял ложь.
   Ну, почему ты не Тамара?
   Вопрос колюч, и жизнь - игла,
   Ну, как же тут не удивиться:
   Ты с кротким именем смогла
   Затмить ту гордую царицу.
   И в голове уже содом.
   И где приют от мысли странной:
   Твое очарованье в том,
   Что ты не хочешь быть желанной.
   Не говори на это: нет,
   Ты что, объелся манной каши?
   Мной нарисованный портрет,
   Как водится, был приукрашен.
  
   У ПОДЪЕЗДА
  
   Свежими досками
   Вычерчен пруд,
   А за киосками
   Пиво сосут.
   В доме с колоннами
   Старый мотив,
   А под балконами
   Презерватив.
   Кто его выкинул
   Людям на смех?
   Школьник в каникулы
   После утех?
   Юный солдат,
   У кого отпуск в обрез?
   Иль кандидат
   В члены КПСС?
   Смотрят старушки
   На это пятно,
   Шепчут на ушко
   Слово ино,
   Злее и строже
   Молят в тени:
   Господи Боже,
   Предохрани!

1990

  
   ЭЛЕКТРИЧКА
  
   Сушит грибы электричка
   Прямо на дерзком ходу.
   Бабка крутое яичко
   Бьёт о стекло на виду.
   Стенку царапая финкой,
   Прямо и наискосок,
   С неприподъёмной корзинкой
   Едет от тёщи зятёк.
   Дети набухли от пищи
   И не скрывают зевки.
   В шляпу глубокую нищий
   Просит бросать медяки.
   Стонут колёса на стыках,
   Ну, а внутри тесноты
   Как-то не принято "выкать",
   Принято ладить на "ты".
   Едут не в райские кущи.
   Кто-то в исподнем белье.
   В этом бедламе жующем,
   Спящем, курящем, орущем -
   Словно в огромной семье.
   Дремлет в проходе собака,
   Высунув мокрый язык.
   Где-то за окнами драка.
   Боже, а где проводник?
  
   ПОД ОКНОМ
  
   Ко мне пришла собака ночью
   И поцарапалась в окно.
   Ее собачье многоточье
   Я долго окунал в вино.
   Был лик её умен и ясен.
   И прозорлив туманный взор.
   Но я тоски ее не встретил,
   Не отомкнул дверной запор.
   Я опасался междометий,
   И лап на шее и страстей,
   И что отведал кто-то третий
   Её упругих челюстей.
   Недолго сердце злобу терпит
   И головы тяжёлый гул.
   Я чашу, словно виночерпий,
   В окно, раскрыв его, плеснул.
   А утром, приводя в порядок
   Мозги, расплавленные сном,
   Поверх опрятных, чистых грядок
   Я услыхал небесный гром:
   Внизу, в почтении недужном
   И окроплённое вином,
   Стихотворение о дружбе
   Лежало мёртвым под окном.
  
   НАМОЛОТ
  
   Ах, студенческий капустник,
   Славный выезд на село.
   Было скучно, было грустно,
   Стало очень весело.
   Мы не долго пили-ели
   И курили у окон.
   Мы в глаза подруг глядели
   Под навязчивый музон.
   Хватит слишком упиваться!
   И к двенадцати часам
   Стали тихо расползаться
   По кроватям и углам.
   В темень чувственного зноя
   Голосок один позвал:
   "Я не знаю, что такое,
   Что такое сеновал?"
   Позабыв про невезучесть,
   Совершил с огнём в груди
   Я по лестнице скрипучей
   Восхождение к любви.
   Ах, ты, колкая солома,
   Ах, веснушки на луне.
   На губах твоих истома
   И в рубашке жарко мне.
   Распалившись мыслью грешной
   И убрав в карман очки,
   Я расстегивал поспешно
   Все запретные крючки.
   Нас шатало и знобило.
   Замирало все село.
   В общем, девки, это было
   А потом ещё было.
   ...Испаряется истома.
   Жатва кончилась давно.
   В волосах моих солома.
   В волосах твоих зерно.
  
   ТЕМНО
  
   Мы лежим друг на друге,
   Ах, как душно кругом.
   Мы друзья и подруги,
   Только дело не в том.
   Терпеливо, как джинны,
   Избавления ждём.
   Неподвижно лежим мы,
   Утомлённые сном.
   Все мы сёстры и братья,
   Боже, как мы близки!
   Только наши объятья
   Далеки, далеки.
   К нам теперь благосклонны:
   Не берут, а дают.
   С нас рисуют иконы
   И не продают.
   Да и мы стали честны
   Или даже честны.
   Нам нисколько не тесно
   От стены до стены.
   Нет ни драм, ни комедий
   В нашей душной ночи,
   И никто из соседей
   В нашу дверь не стучит.
   Нас уже не калечит
   Чернокнижие дум,
   Да и думать-то нечем:
   Съели черви весь ум.
   Наша тишь преисподняя,
   Ни хлопот, ни забот.
   Начиная с сегодня,
   Пусть уж думает тот,
   Кто приятельским скопом,
   Под рефрены: "Пора!"
   Был надежно закопан
   Рядом с нами вчера.
  
   ДРУЖБА
  
   Я весил под центнер,
   Я шлялся по центру,
   Плечами размашист
   И в шее могуч.
   Я парень удалый,
   Я парень бывалый.
   Я парень - по прозвищу
   Газовый Ключ.
   Мои габариты
   Смущали забитых,
   Но честно скажу:
   Я политику сёк:
   В подъезде и парке,
   В любой перепалке
   Лишь только за дело
   Я бил между рог.
   Но в ЖЭКе родимом
   Меня, как Чернобыль,
   Боялся начальник
   Исак Петерсон.
   А зря. Потому что
   До самого гроба
   Я с третьей получки
   Был в Машку влюблён.
   Пришёл я к ней как-то,
   Взяв водку и пиво
   И всё остальное
   Под данный момент,
   Вошёл я без стука,
   Вошёл я красиво,
   Бутылку поставил.
   И - ба! - конкурент.
   Вгляделся с порога:
   А это Витюха,
   Шофёр-дальнобойщик
   С колонны второй,
   Кулак я примерил
   Влепить ему в ухо,
   Затем передумал:
   "Привет, дорогой".
   Мы долго молчали,
   Потом тары-бары,
   Про то и про это,
   Начальство и план.
   Тут Витька кивнул мне:
   "Давай лучше вдарим!" -
   И первым подвинул
   Гранёный стакан.
   Катались по скатерти
   Шкурки-колбаски,
   И Витька мне на ухо
   Начал бубнить:
   "Ну, как же мы Машку,
   Поделим по-братски
   Иль поровну будем
   Сейчас же делить?"
   Он долго, паскуда,
   Выматывал нервы
   И лишь напоследок
   Как друга спросил:
   "Ну, кто же из нас из двоих
   Будет первым?"
   Я пробку откинул
   И молча налил.
   Потом мы заспорили
   И среди ночи
   Идею такую
   Пытались толкнуть:
   "Ну, Машка, признайся,
   Кого из нас хочешь
   И хочешь ли ты
   Вообще чё-нибудь?"
   И тут взъерепенилась
   Машка-зазноба,
   Смахнула бутылки
   И сыр со стола:
   "Ну, вот что, идите,
   Идите вы оба!"
   И адрес подробный
   Она назвала.
   Мы вышли на волю.
   Шарахнуть бы нужно,
   Придумал Витюха,
   Мол, много причин.
   Мы взяли по камню.
   Рождалася дружба.
   Крепчайшая дружба
   Сурьезных мужчин.
  
   НЕОБЫЧНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
  
   Да, лучше б сюда я сегодня не ездил.
   На свете на белом давно не секрет,
   Что в жилу и в кайф целоваться в подъезде
   Лишь только в районе пятнадцати лет.
   Опять припозднился. Я злой, как собака,
   На камни бордюрные, на небосвод,
   Что новый начальник мерзавец, однако,
   На то, что подружка давно не дает.
   И вот я шагаю по улице сонной
   Пустой, как пузырь, одинокий, как перст,
   И крою я речью железобетонной
   Причинное место упрямых невест.
   Во тьме заблудился последний троллейбус,
   Блестят провода под луной, как лыжня.
   Но просто решается транспортный ребус:
   Взмахнул - и такси уже возле меня.
   Куда? - усмехается ражий детина,
   Пронзая меня своим взглядом насквозь,
   И, припоминая и бога, и сына,
   Отнюдь не спешит он включиться в извоз.
   Я, будто ребёнок и телом и духом,
   Шепчу, заикаясь: "Приятель, уважь!".
   А он мне орёт прямо в самое ухо:
   - Гони петушок, если есть, и шабаш!
   Я чуть потоптался. Но в том, что
   Кредитоспособен, его убедил.
   Водила кивнул мне и тронулся с помпой,
   Как будто "Пежо", а не "Волгу" водил.
   Прошли два квартала на скорости резвой,
   Способной и вытряхнуть вон ездока,
   И вдруг на углу за трубою железной
   Навстречу нам брызнули два паренька.
   Они по дороге бежали, редиски,
   Четыре кувалды и две головы,
   И даже слова непечатного списка
   В их артикуляции были, увы.
   Они всю дорогу закрыли, как сеткой,
   И "Волга", как голубь, запуталась в ней:
   - Вези нас бегом к Анжелике и Светке,
   Они уже ждут нас одиннадцать дней!
   Таксист согласился. Те плюхнулись сзади
   И сразу же цоп панибратски меня:
   - У нас там на хате есть еще Надя,
   Ломается целкой - пусть будет твоя.
   Решительно очень, но в вежливой форме
   Ответил отказом: уже подустал
   От женщин и девушек. - Ты, парень, не в норме! -
   И кой-что похлеще я тут услыхал.
   Но я апеллировал к мненью таксиста:
   - Куда едем раньше? Приятель, уважь!
   А он посмотрел на меня и присвистнул:
   - Ты первый на очереди - и шабаш!
   Те двое заерзали: - Слушай, водила,
   Крути-ка налево и словишь червяк!
   Я, видя, как ломится грубая сила,
   Накинул поверх уговора трояк.
   "Волгарь" повернул по родному маршруту,
   Гремя на камнях, утопая в грязи.
   А двое, что сзади, улучив минуту,
   Как из мегафона орут: - Тормози!
   Взгляни на себя, мы пока не дерёмся,
   Ты, парень, как видно, мозгами ослаб!
   Давай без базара! Давай разберёмся:
   Ты хочешь оставить нас на ночь без баб?!
   - Да что вы, товарищи, - я отвечаю, -
   Не думал обидеть вас, честное сло...
   - Не думал обидеть? Торопишься баю?
   Залезешь в кровать, как сухое весло?
   Не будет по-твоему! Слушайся нас-то!
   Мы парни бывалые, мы - паханы.
   Поехали с нами немедленно к Насте,
   Она тебя сразу прижмёт у стены.
   Да что вы, ребята! Не бейте вы поддых,
   Я в вас узнаю первоклассных борцов.
   Имею я право на труд и на отдых
   И на раскладушку, в конце-то концов?
   Они отвечают: - Хорош балаганить!
   Кто с нами, тот с нами. И ноги подвинь.
   Когда же смикитишь ты, ёжик в тумане,
   Везем не в концлагерь, а на динь-динь.
   Я стал объяснять, что отнюдь не потентен
   В компании броских, развязных девиц.
   "Послушай, приятель, да ты словно вентиль,
   Всё дуешь и дуешь, не зная границ.
   Не хочешь по-доброму!" И, словно свёрла,
   Их пальцы впились в мои плечи и грудь.
   И бритва опасная к самому горлу
   Проделала самый стремительный путь.
   Напрасно я строил большие идеи,
   К чертям полетел утвержденный генплан:
   Я - Цезарь, я - Гамлет, я - Вовка Седелин,
   Друг детства, которого слопал Афган.
   Пока я себя отпевал и пророчил
   Надгробные речи ценой по рублю,
   Услышал среди ужасающей ночи:
   - Бросайте железки, хамло, застрелю!
   Смертельно уставший от баса и альта,
   Я не удивился таким чудесам:
   В руках у таксиста поблескивал "Вальтер"
   И метил и по лбу и в лоб паренькам.
   Таксист закрутил аппетитную фразу,
   Мол, хватит в салоне вести ералаш,
   Добавил тихонько, но в форме приказа:
   Канайте отсюда, козлы, - и шабаш!
   Мы тронулись в утро, которое мудро
   Уже щекотало дубовые пни.
   Мы стали оттаивать. Белая пудра
   Покинула щеки. - А ну-ка, глотни, -
   Он вынул бутылку и два бутерброда,
   Пожал мне ладонь и его прорвало:
   Да я бы их, сук, пристрелил, как Ягода,
   Наделал бы дырок в них, честное сло...
   Я стал с ним прощаться. Протягивал деньги,
   Но он отбивался: - Ты, чё, одурел!
   Но я объяснил, что неласковый день был,
   А вовсе обидеть его не хотел.
   Такого со мною ещё не случалось,
   Обычно таксисты три шкуры дерут.
   Я шёл не спеша и в виски мне стучалось:
   Октябрь. Перестройка. Свобода и труд.
   По улице шёл я, как будто по Марсу,
   Подъезды, как будто пещеры, считал,
   Потом наклонился к бродяге Джульбарсу
   И в грязную морду его целовал.
   Весь город дремал или гнал самогонку
   И дальних троллейбусов слышался хруст,
   И первый прохожий мне бросил вдогонку:
   - Откуда у хлопца испанская грусть?

1989

  
   Примечания: петушок - 5 рублей, червяк - 10 рублей, трояк - 3 рубля, просторечное название советских (1961 -1991 г.г.) денег.
  
   ВОРОБЕЙ
  
   1
   Жил воробей. Он был как все.
   Родился в жиденьком овсе
   И сразу зачирикал.
   Сияло солнышко над ним.
   И небо было голубым.
   И горя он не мыкал
   До того времени, когда
   В пределах папина гнезда
   Не показалось тесно.
   Тогда, чтоб большее иметь,
   Пришлось подняться и взлететь
   И оглядеть окрестность.
   2
   Окрестность, честно говорить,
   Жила-была фиктивно:
   Она хотела частно жить,
   А надо коллективно.
   Когда-то, много лет назад.
   В январские морозы
   Определили всех подряд
   В колхозы и совхозы.
   Конечно, мёрзли на лету,
   Конечно, знали маету
   С добычей пропитанья.
   Но что поделать: новый мир
   Трудней построить, чем трактир,
   И в этом оправданье.
   3
   А дни летят, а дни летят,
   И воробью однажды:
   - Работать надо, - говорят, -
   Как и любой и каждый.
   - Работать - это я горазд,
   За это я горою,
   Но вот вопрос: а кто воздаст
   За сделанное мною?
   - Не беспокойся, - был ответ, -
   На что же Птичий наш Совет,
   Свободный наш парламент?
   Там, только там заметят труд
   И к крыльям орден пристегнут,
   Чтоб мог хвалиться маме!
   4
   Тут воробей, чтоб куш сорвать,
   По перьям стал перечислять:
   Работать в поле не хочу.
   Там место галке и грачу,
   А я хочу, где кресло.
   Он продолжал свой трудный торг,
   А ворон, толстый, как парторг,
   Сказал: - Ты парень честный!
   И на твоем-то на роду
   Не в поле жить, а в городу.
   5
   Не полнамёка, а намёк
   Он сразу понял между строк.
   И воробей пропискал:
   - Да я все перышки отдам,
   Чтобы к осенним холодам
   Быть с городской пропиской.
   Собрался, как на целину:
   Не взял ни деток, ни жену,
   Исчез, как на пожаре.
   И объявился через час
   Там, где Макар телят не пас, -
   На городском бульваре.
   6
   А там народу пруд пруди,
   Идут, сгибая спину
   Кто на мультфильм "Ну, погоди!",
   А кто на "Умарину".
   Тут воробей вращаться стал
   В скворечниках и стаях,
   И мудрой жизни капитал
   В нем дух протеста поднимал
   С зимы до Первомая.
   У Первомая на носу
   Хотел он клюнуть колбасу,
   Но не было талонов.
   И он, забыв, что он актив,
   Восстал на кухне супротив
   Таких-сяких законов.
   7
   Ну, в самом деле, думал он:
   Манто - отнюдь не кофта.
   Закон суров, но он закон.
   Но почему суров-то?
   Мы ловим крошки на лету,
   А кое-кто к кормушке
   Родню приблизил вподчисту,
   И ушки на макушке.
   Да, больше зла, а не добра
   Под крышами скопилось.
   И биться, видно, нам пора
   За птичью справедливость.
   С чего начать? Друзья решат:
   С собраний или баррикад.
   8
   Слетелись птички на чердак
   Легально, но стихийно.
   Решили: хватит жить вот так
   Совсем однопартийно.
   У перелётных птиц был план,
   Как толком разделиться:
   Допустим, партия южан
   И, скажем, прибалтийцев.
   На них пустилась птичья рать
   Привыкших дома горевать
   И в декабре, и в марте,
   И стала линию толкать:
   "Давайте Сталина клевать,
   Но жить без лишних партий".
   9
   Тут закрутился коленвал
   И маховик собранья.
   Но грач, типичный неформал,
   Повестку быстро расклевал
   И выступил с воззваньем:
   "Так жить нельзя! Хорош летать,
   Давайте лучше ползать.
   Что в небе бесприютном взять?
   В земле побольше пользы!"
   И свою песню ортодокс
   Исполнил, как Саманта Фокс.
   Х
   ... Потом слетал на "Детский мир",
   Искал заплесневелый сыр
   По старенькому шкапу.
   Потом из лужи воду пил,
   Потом какашку уронил
   Лукьянову на шляпу.
   Тот возмутился: - Я поэт,
   Я Осенев, понятно!
   Я в стойку ставить Верхсовет
   Умею ставить знатно!
   Ну, надо быть такой судьбе:
   Его забрали в КГБ:
   - Не надо зазнаваться!
   Ты совершил тяжелый грех!
   - А что я, разве хуже всех? -
   И ну давай клеваться.
   Ах, бился он по простоте.
   И двух приемов карате
   Ему хватило вдоволь.
   Он жалко крылышки сложил
   И клюв бесчувственно раскрыл
   И задышал сурово.

1990

  
   ЖЕРЕБЕЦ
  
   В колхозе имени Поганцева
   Пропал элитный жеребец -
   С таким убийственным известием
   В правленье прибежал малец.
   Ему сначала не поверили,
   Мол, молоды ещё года,
   И те, что пороху понюхали,
   Послали парня кой-куда.
   Потом частично призадумались
   И вспомнив жеребцову прыть,
   Переглянулись и покашляли,
   И согласились: может быть!
   К тому же вспомнили колхозники,
   Что Бог хранит, а не собес,
   Что в их колхозе часто видели
   Людей из ОБХСС.
   И все в округе зримо видели,
   Что обыск - не игра в лото,
   И что у них, ребят придирчивых,
   Есть основания на то:
   Здесь пропадали удобрения,
   Солома, сено и трава,
   Текли в песок ручьи мазутные
   И межбюджетные средства.
   Здесь ЦРУ людей не хапало,
   Но если б, не дай Бог, попал
   План перестройки с ускорением,
   Он всё равно бы здесь пропал.
   Здесь был тридцатым председателем
   Богдан Хмельянович Беда,
   Он много брал, но все ж надеялся
   Уйти от страшного суда.
   Хотя порой на день колхозника
   И на советский Первомай
   Его чертята водкой пичкали
   И заставляли есть минтай.
   В другое ж время он, как водится,
   Был безмятежен, как дитя,
   Ел шашлыки, пил виноградное
   И самогонку не шутя.
   Его сушили на завалинках
   И говорила молодёжь:
   Такого пробкой от шампанского
   Ни в жисть, едри-тва, не возьмёшь!
   А в перерывах между выпивкой
   Ему твердил весь белый свет,
   Что на роду ему написано
   Быть депутатом в Верхсовет.
   И он поверил в это, Господи,
   Пленитель стопок и сердец!
   А тут стряслось, случилось: на тебе,
   Пропал элитный жеребец!
  
   Передовик Семён Колесников
   Разгорячился: так и так,
   В колхозе имени Поганцева
   Творится форменный бардак:
   Конюшня с Брежнева не чищена,
   К телеге не подходит ось,
   И жеребца по кличке Бешеный
   На стойле утром не нашлось.
   На это горькое известие
   Главбух явился и парторг,
   Один рвался звонить в милицию,
   Другой - быстрее ехать в морг.
   Шли разговоры закулисные,
   Ну а среди народных масс
   Сама собою ближе к вечеру
   Уже легенда родилась:
   Враги страны советской злобствуют,
   Им перестройка - не гарант,
   И жеребца сумел кастрировать
   В овраге лютый диверсант.
   Народ терзался у завалинок:
   Свирепы мы, ядрёна вошь,
   И самого тебя кастрируем,
   Лишь только в руки попадёшь.
   Один мужик не среагировал
   На политический момент:
   А вдруг он женщиной окажется?
   Ему сказали: Диссидент!
   Сиди на трудодень, не рыпайся,
   Не проводи меж нами меж,
   Не то съедим тебя мы заживо
   Или отправим за рубеж.
   На сходе грамотно составили
   И Папе римскому поклон,
   Письмо обкому комсомольскому,
   И крик о помощи в ООН.
   Еще депеши торопливые
   Почтамт бечёвкой не связал,
   Забастовал весь дружно спаянный
   Колхозный интернационал.
   Деревня Кши боролась с Хлебкиным,
   А хутор Хлебкин с Якшином.
   На помощь людям заблудившимся
   Пришёл райком и исполком.
   Секретари и их помощники
   Рубили в корень и с торца:
   - Кончайте бастовать без санкции!
   А им: - Верните жеребца!
   В колхоз с заданием от Первого
   Приехал следователь Хват,
   Он произвёл опрос свидетелей,
   Которых было пятьдесят.
   Один жилец, Абдул Хамзеевич,
   Сказал, что видел жеребца,
   Когда сплавлял излишки семечек
   Он до базара - два конца.
   Иван Васильевич Лепешечкин
   Решил сыграть под простака:
   А разве жеребец стыкуется
   С проблемой иврит-языка?
   На то майор ответил доблестно,
   Метая тучи грозных стрел:
   Ты, полиглот, скажи, пожалуйста,
   Пятнадцать суток захотел?
   Сменил настрой Иван Васильевич
   И указал, что к выходным
   Он жеребца видал осёдланным
   Под председателем своим.
   Другие это тоже видели
   И расколовшись до конца,
   Твердили: - После председателя
   Никто не видел жеребца.
   Пошли допрашивать Хмельяныча,
   Сперва пугнули на авось
   Но речь постичь любвеобильную
   Лишь с трёх попыток удалось...
  
   Выдержки из книги "Майская песня"
   2005
  
   СТОЛЯРОВ Анатолий Федорович. Родился в 1957 году в Ульяновской области. Закончил факультет журналистики Уральского госуниверситета имени А.М.Горького (г.Свердловск). Работал в молодежной газете "Молодой ленинец", затем заместитель редактора, а с 1995 года редактор республиканской газеты "Советская Мордовия" (переименована в "Известия Мордовии"). В настоящее время заместитель министра печати и информации Республики Мордовия. Печатается мало, предпочитая работать в стол. Любимое место отдыха: малая родина.
  
   ВЕЛИЧИЕ ПОБЕДЫ
  
   Международные вопросы
   Второстепенно обсуждались,
   И мирно сельские покосы
   С морей на север подвигались.
   ...А после защемило нервы
   У всех, кто прямо шел, кто вкось ли,
   И год суровый сорок первый
   Был разделен на до и после.
   И небывало зазвучали
   На Свет на Новый и на Старый
   Тевтонской и славянской стали
   Громоподобные удары.
   И потекли библейски внове
   Через страдания протоки
   Российской и германской крови
   Неисчислимые потоки.
   Побед перемещались чаши,
   Но сила нам не изменила.
   Величие Победы нашей
   Стихию Зла остановило!
  
   НОВОБРАНЦЫ
  
   Быстрые и медленные танцы
   Промелькнули, как видеофильм.
   Мы в неровном строе. Новобранцы.
   Нелегко на свете молодым.
   Девушки, стоящие поодаль,
   Как актрисы смотрят и молчат.
   Их печаль протянется два года.
   Косо листья желтые летят.
   Проводов колючая безбрежность
   Девушек не трогает ничуть.
   В них сокрыта вся земная нежность,
   В нас - земная гордость, но и грусть.
  
   КАНОНАДА СЕРДЦА
  
   Из-за леса, что стоит утесом
   За домами старого села,
   Неживым огромным водоносом
   Туча грозовая наползла.
   Ей в седом пространстве было тесно,
   И она, сжимаясь, как кулак,
   Била-колотила в свод небесный,
   В каждое окошко и чердак.
   А затем, отяжелев от ноши,
   Раскрутив судьбы веретено,
   Изо всех зашторенных окошек
   Выбрала-пометила одно.
   И в него, возникнув в полумраке,
   С дальними громами в унисон
   И с тревожным лаяньем собаки
   Постучался старый почтальон.
   Он стучал - и трепетала рама,
   Съежился в испуге частокол:
   "Из Афганистана. Телеграмма,
   Распишитесь". И глаза отвел.
   Дом затих, как после долгой ссоры.
   Потемнели разом зеркала.
   Мать искала у стола опоры.
   Не нашла. Упала у стола.
   А потом с курьерского, ночного,
   Что к перрону жалостно приник,
   Пареньки, ступая хромоного,
   Сняли беззащитный, страшный цинк.
   И родня, стоящая сурово
   Возле стрелки, где фонарь горит,
   У состава нефтеналивного
   Плакала и плакала навзрыд.
   И в ночи, российским бездорожьем,
   По пластам оплаканной земли,
   По равнинам веры и безбожья
   Паренька убитого везли.
   Он молчал, покорный небожитель,
   Не постигший ни добра, ни зла,
   И его последняя обитель
   Накрепко сколочена была.
   Были залпы. Говорились речи.
   Над крестами плыли голоса.
   Только мать не подымала плечи
   И рвала седые волоса.
   Капали дождинки и слезинки,
   Прожигая призрачную мглу,
   Разносились их хлопки по цинку
   Словно канонада по селу.
   Хлынул ливень. Это было в среду.
   И вздохнул кладбищенский квадрат.
   Сорок лет со дня Святой Победы
   Он не убаюкивал солдат.
   Жизнь угасла тихо и безвестно,
   Словно уголек в сухой золе,
   Но не смолкнет канонада сердца
   На российской и иной земле.
  
   СУХАРИ
  
   Рассказ
  
   Василий Матвеевич, как всегда, проснулся рано. Стараясь не шуметь, вышел во двор, занялся приготовлениями к затеянному с вечера предприятию. Поточил топор, отыскал большую холщовую сумку, придирчиво оглядел ручную тележку на деревянном ходу. Послушал ранних петухов по деревне. Вернулся в дом. Перекусил мякинным хлебом с козьим молоком, оставшуюся горбушку прихватил с собой.
   Василий Матвеевич привык к домашней хозяйственной самостоятельности издавна. Еще в начале 20-х годов испытал себя в отходничестве. Завершив крестьянские дела, поздней осенью отправлялся на заработки в крупные города Поволжья. В составе бригады строил каменные дома (попутно приходилось и кашеварить). Не пил. Не курил. Проявил себя мастеровым человеком. Дослужился до десятника. Почти двадцать лет разрывался на два фронта: летом - хлеборобство (сначала единоличное, позже колхозное), зимой стройки - в основном в Самаре. Семья большая, надо кормить. Пять девок, один сын.
   Потом - война. Великая Отечественная. Беда сразу пришла в дом, откуда и не ждали. Летом 41-го, сразу за германским нашествием, погибла жена. Не на фронте, не при эвакуации. Дома. На печке. Лето было грозовое. Молния залетела в печную трубу и - наповал. Остался Василий Матвеевич с дочерьми и сыном. Самого по возрасту и семейному положению в армию не призвали. В 42-м, когда и фронт оказался совсем рядом, пришли, одна за другой, сразу две повестки. Сына, Валерия, по-деревенски Вольку, сначала направили в учебную часть. Там его по какой-то причине надолго задержали, видно, командование готовило крупный резерв. Волька писал, что держат на голодном пайке, сильно оголодал, быстрее бы на фронт. Вторую армейскую зиму провел во втором эшелоне. А сейчас - на передовой. Пишет, что бой следует за боем, и конца им не видно. Но воюет уже на польской земле, граница позади. Второй повесткой вызвали старшую дочь, красавицу Маню. Ее направили в тыловую часть обслуживания. Служит в полевой прачечной, стирает гимнастерки и белье. Работа, конечно, грязная, но и ее кто-то должен делать.
   Остались в семье младшие дочери. Затопить печь, принести воды, приготовить обед из скудных припасов - это они могут. Крупные дела, к примеру, заготовка дров, - им не под силу. Приходится самому. Вот и нынче Василий Матвеевич собрался заняться заготовкой дров. А то скоро картошку копать, а там, глядишь, и непролазная осенняя грязь подвалит.
   Заканчивалось четвертое военное лето. Несмотря на победные фронтовые сводки и почти полное освобождение своей территории, настроение было далеко не приподнятое. От войны устали все. Прежде всего в любом хозяйстве, хоть большом, хоть маленьком, не хватало рабочих рук. "Никогда не было такой долгой войны", - думал про себя Василий Матвеевич под легкое поскрипывание деревянной тележки. Потом вспомнил рассказы бывалых односельчан про Первую Мировую, про настырного германца и забияку-австрийца и отказался от ранее пришедшей мысли. Сам он слегка коснулся войны лишь в Гражданскую, да и то винтовки в руках подержать не успел. Прошел в составе походной колонны на Южном Урале верст пятьдесят - тут война и кончилась. Был Василий Матвеевич сугубо мирным, гражданским человеком. Даже топор его немного тяготил. Если бы можно без труда заготовлять дрова вручную, он отказался бы и от топора.
   Василий Матвеевич прибыл в заранее намеченное, хорошо ему известное место. В осиновом лесу, по-местному осиннике, уже начали проявляться следы скорого осеннего увядания. Он довольно быстро нарубил осинового сухостоя - знатные дрова для любой печи, загрузил и увязал их на тележке. Попробовал поехать - посильно. Передохнув, приступил также к намеченному ранее и очень любимому им занятию - сбору хмеля. Как человек, в рот не бравший хмельного, он собирал дары природы не для целей самогоноварения, а для иных, благородных хозяйственных нужд: для заквасок и домашнего врачевания. Подсыхающие стаканчики хмеля гирляндами висели на окраинных кустах краснотала и распространяли ни с чем не сравнимый приятный запах. Василий Матвеевич накинул на шею холщовую сумку и в какие-то четверть часа наполнил ее почти до конца. Затем повернулся, чтобы взглянуть на солнце и определить поточнее, который час, и боковым зрением в проеме двух соседних кустов успел заметить какую-то непонятную тень. И тут грянул выстрел. Василий Матвеевич скорее почувствовал, чем услышал свист пули над головой и, нелепо раскинув руки, повалился на широкую постель из зарослей хмеля. Послышались торопливые приближающиеся шаги.
   - Вставай, болезный, - приказал незнакомый голос. Василий Матвеевич с трудом поднялся. Перед ним стоял обросший щетиной мужик, в подрезанной и прожженной местами солдатской шинели. В руках винтовочный обрез.
   "Дезертир, - мелькнуло в голове у Василия Матвеевича, - говорили мужики намедни, что обосновались где-то рядом двое или трое. Вот и сподобил Господь встретиться..."
   Дезертир направил обрез в сторону Василия Матвеевича.
   - Сухари есть, старый? - весело поблескивая лукавыми глазами, спросил он. По интонации и выражению лица Василий Матвеевич понял, что смертушка миновала его и на этот раз. Вспомнился ему былой случай, чуть не один к одному схожий с нынешним. Зимой 22-го года, в Самаре, на Безымянке, в темном переулке, угодил он под бандитский прицел. Бандиты грабили магазин, один стоял на стреме. На него и нарвался по неведению Василий Матвеевич. Как ноги унес, не помнит до сих пор.
   - Сухари, говоришь... - медленно выговаривая слова, словно пробуя, как ладится собственная речь, начал Василий Матвеевич. - Креста на тебе нету... Воюют все, кровь проливают, а ты по лесам разбойничать взялся...
   - Ты того, дядя... - стараясь казаться строгим, остановил его дезертир, - не зарывайся. Патронов у меня хватит. Пожрать-то, говорю, захватил с собой? - и не дожидаясь ответа, молча охлопал снова напугавшегося Василия Матвеевича, нашел горбушку и ловко направил ее в свой карман. Для виду передернул затвор. - Никому ни слова. Понял? Ни гугу, - почти прошептал он, поворачиваясь, и на всякий случай откинул ногой в сторону подвернувшийся топор и зачем-то добавил: - А кровь и я проливал, запомни.
   Не помня себя, Василий Матвеевич вернулся домой и впервые за войну залез на печку, где погибла жена. От скудного питания и внезапно свалившегося переживания навалилась тошнота. Дочери заметили неладное, но старались не подавать вида. "Тятенька, - позвала одна из них, - пора обедать". Кряхтя (ему казалось, что подобным образом он маскирует свое состояние), Василий Матвеевич спустился с печи, достал свою именную деревянную ложку. Но отобедать постными щами так и не удалось. Прибежал запыхавшийся парнишка-курьер из колхозной конторы:
   - Дядя Василий, вызывают! Какой-то документ поступил!
   У Василия Матвеевича перехватило дыхание. "Наверно, Вольку убило", - с ходу решил он. Дрожащими руками отыскал картуз, в котором всегда выходил на люди, взял суковатую палку и, прихрамывая, зашагал в контору. Председатель хмуро поглядел на него. "Хлебопоставки не в ладу", - определил Василий Матвеевич, на время забыв про свои страшные опасения.
   - Телеграмму тебе прислали, а никак не могут передать, - сообщил наконец-то председатель, яростно накручивая ручку старого телефонного аппарата. На сердце у Василия Матвеевича отлегло. Если бы поступила похоронка, ее бы прислали почтой. Телеграмма - это что-то другое. Наконец установилась связь. Председатель долго выяснял у бестолковой телеграфистки в райцентре содержание телеграммы. С пятой попытки уяснил, что телеграмма послана старшей дочерью Василия Матвеевича ("Маней", - мечтательно взглянув в окно, добавил председатель), что она назавтра едет на фронт в интендантском поезде через ближнюю станцию. Надо встретить, чтобы забрать приготовленный ею гостинец.
   Василий Матвеевич пожал руку председателю, по-старинному даже раскланялся перед ним. Заторопился домой. Собрав всех, сообщил полученное известие, отрядил двух самых шустрых дочерей - Саньку и Анюту - в завтрашний поход. Смазал дегтем колеса своей бывалой тележки.
   На следующее утро разбудил крепко спавших дочерей:
   - Пора в поход.
   Вынул из сундука их парадную обувь, но велел надевать ее только на станции, а дорогой идти босиком.
   До станции было 50 с лишним верст. Часть дороги проходила по слабо наезженной лесной просеке. Утренняя роса легко смыла с ног пыль проселочной дороги. Анюта и Санька вслух размышляли, сколько времени им понадобится до райцентра и сколько времени тратит на это расстояние председатель на коне. И переглядываясь, с видом заговорщиков, прикидывали путь на автомобиле, который однажды они видели возле правления. Получалось подозрительно мало.
   Сделав пару остановок дорогой, запив ячменные лепешки родниковой водой, к полудню подошли к станции. Услышав гудки паровозов, Санька и Анюта, не сговариваясь, повернули к маленькому пруду, помыли ноги и обулись. Через двадцать минут их тележка уже громыхала по булыжнику пристанционной площади.
   Эшелон опоздал всего на полтора часа. Сельские девчонки, во второй или третий раз оказавшиеся на станции, во все глаза глядели на проходившие поезда: с военной техникой под зеленым брезентом - на фронт, с ранеными - с фронта. Поразило их и кипение жизни на привокзальной площади. Особенно удивило, что продавали мороженое в бумажных оберточках и находились люди, которые могли его покупать. Они купить ничего не могли - не было денег.
   Неуверенно расспрашивая людей в железнодорожной форме о прибытии своего эшелона, они долго колесили по перрону со своей неуклюжей тележкой и поглядывали в сторону входных стрелок. Наконец появился паровоз с большой, недавно подкрашенной звездой. За ним потянулись вагоны. Они издали заметили сестру Маню, размахивающую им рукой из распахнутой двери теплушки. Вагон остановился прямо против них, и сестра буквально свалилась на протянутые руки. Непривычная в гимнастерке и кирзовых сапогах, немножко чужая. Минут пять сестры не могли говорить - плакали. Прохожие понимающе поглядывали на них, особое внимание уделяя симпатичной Мане, которую солдатская форма не портила, а даже украшала. После путаного обмена последними новостями Маня задала первый осмысленный вопрос:
   - Как Волька? Живой?
   - Живой. Пишет, постоянно в боях.
   - В боях, - протяжно повторила Маня, - ой, девоньки, навидалась я. Мы от передовой неблизко, а крови кругом - ужас...
   Из соседнего вагона вышел молодой лейтенант, неторопливо подошел к ним, раскурил папиросу. Неловкую паузу прервала Маня.
   - Товарищ лейтенант Карпов, - представила она подошедшего. И несколько капризным тоном добавила: - Отойди, поговорить же с сестрами надо.
   Потом она вновь засуетилась, перечислила города и поселки, где располагалась их часть. Вновь забралась в вагон, выволокла оттуда объемный мешок.
   - Сухарей насушила. Полгода возила за собой. Подруги собирать помогали. Они все у меня белоруски, с оккупированной территории - некому отправлять было. А мне Бог послал дорогу через родные края.
   Привязав мешок к тележке, три сестры плакали еще отчаяннее и продолжительнее, чем при встрече. Но дернулся вагон, и заботливые руки подруг увлекли Маню в его темное чрево. Санька и Анюта стояли на перроне до тех пор, пока совсем не прекратились далекие перестуки вагонов по рельсам.
   Объехав - теперь уже ради чистого любопытства - со своей тележкой еще раз привокзальную площадь, тронулись в обратный путь. У знакомого пруда сняли ботинки, опять зашагали по нагревшейся пыльной дороге босиком. Добравшись до родника, знаменитого исключительно прозрачной и целебной водой, не удержались, достали из мешка по одному сухарю (из настоящего хлеба, какого они давно уже не видели). Вечером, уже в темноте, оказались дома.
   * * *
   Этого мешка сухарей хватило надолго, прямо до дня Победы. Отведали их все, даже Маня, вернувшаяся с фронта в начале следующей весны. Лейтенант Карпов приехал за ней позднее.
   Лишь Волька не смог присоединиться к скромному послевоенному пиршеству. Он погиб поздней осенью, в боях под Варшавой.
  
   СВЕТЛЫЙ ЯР
  
   Заметки из путевых дневников
  
   Среди жителей Мордовии, предпочитающих уюту и комфорту санаториев так называемый дикий отдых, довольно широко известен поселок Светлый Яр. Он находится на берегу Волги, на южной оконечности города-героя Волгограда. Фактически поселок входит в городскую черту, но поскольку Волгоград имеет уникально удлиненную форму (как говорят специалисты, не повторяемую более нигде в мире, несмотря на наличие куда более крупных городов), то от самого известного места - Мамаева кургана - до Светлого Яра более восьмидесяти километров. Место тут живописное. Берега Волги - и правый, и левый, противоположный - покрыты белоснежным песком, пляжи поистине бесконечны. Берега покрыты не по-степному обильной растительностью. Место для отдыха, прямо сказать, идеальное. Не случайно слава об этих местах проникла в Саранск, Рузаевку, другие города Мордовии.
   Об отдыхе тут напоминает многое. И бесконечные кличи теплоходов, спускающихся в Астрахань и поднимающихся обратно, и особая, проникнутая больше Востоком, чем Россией, организация торговли в прибрежной зоне, и, самой собой разумеется, обилие на берегу разномастных автомобилей с номерами значительного количества регионов Российской Федерации, до которых порой "и три года не доскачешь", если повторить памятные слова городничего из "Ревизора". Но берег, кроме сведений о сегодняшнем отдыхе, хранит в своей генетической памяти и гораздо большее. В районе Светлого Яра Волга делает крутой поворот на восток, и с высоты птичьего полета, если бы удалось подняться, город-герой Волгоград оказался бы строго перпендикулярно, а на военном языке Светлый Яр был бы поименован южным фасом. Впрочем, сослагательное наклонение нужно отложить. Здесь проходила Битва. Знаменитая Сталинградская битва. За спиной располагаются знаменитые Сарпинские озера, место сосредоточения немецких дивизий, действующих на южной оконечности огнедышащего Сталинграда. Здесь они достигли Волги. Берег, на котором сегодня отдыхают туристы, покрыт через правильные промежутки большими, диаметром в 5-6 метров, ямами. Нетрудно догадаться, что это следы фронтовых окопов, оставленных Сталинградской битвой. Не пехотных (они, видимо, стерлись от времени), а артиллерийских или танковых. Окопы немецкие. Немцы занимали во время Сталинградской битвы правый берег Волги в нескольких местах, в том числе и здесь. О ходе боев в этом месте мало известно. Светлый Яр не стяжал трагической и героической славы Мамаева кургана или завода "Баррикады". Но память о былых событиях жива. Причем не только на местных берегах. Однажды сюда прибывали гости из Германии. Немцы приехали на места захоронения своих предков, погибших здесь во множестве. Самим фактом своего приезда они подтвердили, что бои шли нешуточные. А, впрочем, каким же им быть, если огромные ямы расположены буквально через 30 метров друг от друга, и 60 лет назад каждая из них извергала страшный огонь и вызывала не менее страшный огонь ответный.
   Вернувшись с Волги домой, я внимательно перечитал издававшийся к 50-летию Сталинградской битвы трехтомник под названием "Память Сталинграда". К сожалению, упоминаний о боевых действиях в районе Светлого Яра и близлежащей акватории Волги обнаружить не удалось. Зато во втором томе, в разделе "Тебе, Сталинград", где собраны поэтические произведения, встретилось стихотворение Ивана Лебедева со следующими памятными строками:
   Здесь солончак от пепла был седой,
   Кипела сталь, с чужой мешаясь сталью,
   Здесь даже камни бредили водой
   И в двух шагах от Волги умирали.
   Я выделил это стихотворение из сотни других (а к теме Сталинграда обращались практически все великие поэты современности, как советские, так и мировые) в значительной мере потому, что автор, Иван Лебедев, является уроженцем Светлого Яра.
   В ту же поездку (это было два года назад), естественно, не обошлось без долгожданной экскурсии на Мамаев курган.
   Мамаев курган впечатляет. Последний раз я бывал там осенью 1991 года, вскоре после путча ГКЧП. Наступление "демократии" на этом величественном памятнике очень сказалось. Следы запустения и нарочитого беспорядка тогда явствовали повсюду. Сегодня же все приведено в относительно полный порядок. Многолюдно. Но рыночные отношения проникли и сюда. Кругом автостоянки. Ведется бойкая торговля.
   И вновь строки из стихотворения Ивана Лебедева:
   И, может быть, поэтому с тех пор,
   Когда весна приходит с опозданьем,
   Я чувствую, поднявшись на бугор,
   Как жадно дышит почва под ногами.
   Стало ясно, что не малую свою родину, Светлый Яр, имел в виду поэт, а широко, панорамно взглянул на Сталинградскую землю, и прежде всего на воплощение горя, мужества и самоотдачи - Мамаев курган. И это, наверное, закономерно. Ставший всемирно известным курган в своем первоначальном виде, говорят, был потрясающе некрасив и портил город. Но военное значение возвело его в ранг вечно памятных понятий, окрашенных к тому таинственным восточным ореолом. А Светлый Яр - что же? Здешняя битва не произвела заметного впечатления на современников и потомков. И правильно. На просторах нашей необъятной Родины найдется немало поселений под названием Яр, разнообразно окрашенных - и Желтый, и Красный, и Черный. Но только Светлый Яр имеет скромную приобщенность к самой великой битве человечества. Здесь силы Света победили силы Тьмы.
  
   ЗВЕЗДИН Иван Федорович. Родился 9 мая 1945 года. В Республике Мордовия живет с 1974 года. Закончил факультет общественных профессий МГУ имени Н.П.Огарева. В его творчестве преобладает гражданская и патриотическая тематика. Творческие замыслы реализованы далеко не полностью.
   (опыт литературной мистификации)
  
   ВОЕНКОМАТ
  
   В девятом классе, "проходя" Толстого,
   Учеников, чтоб каждый больше знал,
   "Войны и мира" постигать основы
   Учитель аккуратный призывал.
   Доказывал он, размышляя шире,
   Достигнув в нас покорной тишины,
   Что в современном беспокойном мире
   Важней всего теория войны.
   Но нам понять все это было трудно,
   Со школой рядом был военкомат,
   В него вливались в праздники и в будни
   Рекой потоки будущих солдат.
   Порою озарялись стены класса
   От блеска полированных перил.
   И нам военкомат предельно ясно
   Войну и мир на практике делил.
  
   ОКОП
  
   По сводкам Совинформбюро
   Здесь было тихо.
   А мы весеннею порой
   Хлебнули лиха.
   "Держаться стойко!" - дан приказ
   Армейским чином.
   Шестнадцать танков шли на нас
   Железным клином.
   Весенним громом первый залп
   Ударил в уши.
   Передний танк пополз, как краб
   По краю суши.
   Мундиры пригибались вниз,
   Но перли скопом.
   Текли ручьи горячих гильз
   На дно окопа.
   Сияло солнце свысока.
   Весна на свете.
   Но обезумели слегка
   И те, и эти.
   На левом фланге млел закат
   В листве спадавшей.
   Дошло, конечно, до гранат
   И рукопашной.
   Вздымало землю до основ
   Взрывною силой.
   Он спас меня, родной окоп.
   Спасибо, милый!
   Над павшими звезда не спит -
   В укор ли?..
   А у живых беззлобно спирт
   Растаял в горле.
  
   КОМБАТ
  
   Он был для всех и сват, и брат
   Поверх родства законного,
   В боях проверенный комбат,
   Усы, как у Буденного.
   Он мог, ругаясь и шутя,
   Свое направить мнение,
   Украдкой плакал, как дитя,
   В горячке отступления.
   Когда же начали крушить
   Врага нетерпеливого,
   Умел героя отличить
   От болтуна хвастливого.
   Комбат провел нас сквозь огонь
   И сквозь обстрелы шквальные.
   Имел наш славный батальон
   Потери минимальные.
  
   АТАКА
  
   Клубилась пыль туманная
   От хромовых сапог.
   Никто меня в компании
   Переплясать не мог.
   В одно сливались лица, и
   Я кожей чуять мог
   Скрипучей амуниции
   Общественный восторг.
   ...Мы в обороне маялись
   Полгода, как во сне,
   Очередями лаялись
   По вражеской стене.
   Там заросли крапивника,
   И вот - ни дать ни взять -
   Пришлось его, противника,
   Атакой выбивать.
   Блестит роса обильная
   На каске и штыке.
   Дрожание несильное
   В ногах и на щеке.
   Потеря чувства времени.
   От бруствера отжим.
   Без роду и без племени
   Мы по полю бежим.
   А пули режут бритвенно,
   И всех подряд берет
   Смертельной пляски ритмика
   В свой страшный хоровод.
   ...С трудом прошло дрожание
   Душевных нудных струн.
   Сказал мне старший званием:
   "Ну, ты того, плясун..."
  
   Выдержки из книги "СМИ Мордовии: Вчера. Сегодня, Завтра"
   2007
  
   Портреты некоторых редакторов районных газет
  
   Просто президент
  
   Кто такой президент? В Российской Федерации - это Владимир Владимирович Путин. В Соединенных Штатах - Джордж Буш. В ассоциации редакторов районных газет Республики Мордовия - это Валерий Федорович Чеглаков. Имя, несомненно, гораздо менее известное, нежели приведенные выше. И, тем не менее, поведем о нем речь.
   Любая заметная личность, появляющаяся на всеобщем горизонте в переломные времена, является либо падающей, либо восходящей звездой. С этой аксиомой смирились все: и объекты, и субъекты политического исследования. Интересное дело: никто еще толком не глядел на биографии фигурантов, кто, не теряясь в лице, менял ориентиры и кресла, подчиняясь переменчивому политическому курсу, имея перед собой в качестве убедительной визитной карточки депутатский мандат. Абсолютное большинство, возомнив себя "трибуной люда", использовали депутатство в качестве трамплина для решения узких целей.
   Иное дело - Чеглаков. Он объявил себя серьезной фигурой после сложения полномочий депутата Верховного Совета республики. Спору нет, и до него были депутаты республиканского парламента из числа журналистов, а, точнее, руководителей крупных изданий, но правдой будет сказать, что их представительство там носило декоративный характер. Это были депутаты "по разнарядке". Чеглаков стал первым в истории мордовской журналистики "депутатом Балтики", то есть плодом свободного волеизъявления народа. В парламенте республики он вел себя независимо, но не драчливо, уверенно, но без перегибов.
   В своей газете он таков же. Не тратясь на публицистические мелочи вроде отчетов о проведенных мероприятиях, он берется за дела, созвучные его необычной натуре. Пытается расшевелить старый уездный Ардатов воспоминаниями о коллективной и индивидуальной истории, просит неравнодушных земляков заглядывать на огонек, сам пишет ярко и образно, забавно при этом переиначивая свою необычную фамилию "Ваш Чеков".
   А почему, собственно, он президент? Очень просто. В 90-е годы, когда происходит масштабный распад общественных связей, он первым угадал необходимость корпоративной дружбы и солидарности и предложил организовать ассоциацию редакторов районных газет. Эта общественная организация сделала много полезного, живет и по сей день. И при таком легком и доступном человеке, каким является Валерий Чеглаков, она обречена на бессмертие.
   Сам же он, как замечают коллеги, имеет в своем развитии весьма редкую, но поучительную тенденцию: год от года становится умнее и деловитее, но при этом обаятельнее и привлекательнее.
  
   Просто Раиса
  
   Раиса Васильевна Кузнецова стала редактором в Атяшевской газете "Вперёд" после многочисленной череды редакторов-мужчин. Сразу скажем: не сломалась, не растерялась. Напротив, успешно, как кормчий, повела свой печатное судно по неуверенным рыночным волнам к надежному причалу. Вообще Раиса Васильевна (или просто Раиса, как вынесено в заголовок) принадлежит к особому типу женщин, взращенных Атяшевской землей. Здесь можно было бы привести хрестоматийные строки и про коня на скаку, и про горящую избу, но лучше привести пример из жизни. Автор этих правдивых строк однажды оказался в затруднительном положении на большой дороге. На ходу "стрельнуло" колесо, и хотя обошлось без тяжелых последствий, автомобилю нужен был кое-какой ремонт. Как на грех, в багажнике не оказалось домкрата. Пришлось "голосовать" на обочине. Любой автолюбитель подтвердит, что в нынешние времена обочина дороги практически равнозначна обочине жизни. Не остановится и не посочувствует никто. Машины равнодушно пролетают мимо. Так оказалось и в тот раковой раз. Множество автомобилей прокатило мимо. Охватило отчаяние. И наконец, когда надежда на помощь практически растаяла, скрипнули тормоза остановившегося "уазика-буханки". Из кабины выглянула розовощекая, разговорчивая водительница. Узнав, в чем дело, быстро распахнула дверцы с эмблемой какого-то Атяшевского агроснаба, достала домкрат, помогла в ремонте и энергично умчалась по своим дальнейшим делам. Спасибо помчалось ей уже вослед.
   Этот эпизод вспомнился потому, что Раиса очень похожа на дорожную спасительницу-незнакомку. И внешне, и энергетикой.
   Раиса - заводила по натуре. Обладая способностью быть душой компаний, она в то же время им не злоупотребляет. Действует с чувством, с толком, с расстановкой. К ней тянутся коллеги-редакторы. Доверяют тайны, получают дельные советы. И в плане газеты, и в плане личной жизни. Все получается у просто Раисы, Раисы Васильевны Кузнецовой из Атяшева. В последнее время её роль заводилы проявляется и на политической арене. Не исключено, что со временем в её лице мы получим интересного политического деятеля из женщин, чего так не хватает нашей стране.
  
   Просто Альфред
  
   Когда редактор Лямбирской газеты "Призыв" представляется в незнакомой компании, его развернутое ФИО вызывает легкое недоумение. Альфред Мухаррямович Васькин. Как это понимать? Имя - немецкое, отчество - татарское, фамилия - мордовская. Полный интернационал в одном лице. С этим свыкся сам Альфред, с этим свыклись окружающие.
   Экстравертный редактор Васькин производит на людей впечатление, основанное на удивительных метаморфозах. При первом знакомстве остается впечатление - фанфарон рыночного времени. Второе впечатление - разбитной малый. И лишь на третий раз, после длительного знакомства, можно разглядеть его тонко организованную, легко ранимую душу. Не будет преувеличением сказать, что из всей когорты сегодняшних редакторов он единственный сущностно задумывается о смысле жизни. И дело не только в том, что он с легкостью необыкновенной может привести по любому философскому поводу пословицу на латыни, а в самой линии жизненного поведения. Он постоянно свой среди своих и чужих, оставаясь в то же время "вещью в себе". Ещё он любит мастерить, хорошо знаком с наждаком.
   Просто Альфред усиливает особенность своего мировосприятия странностью - другого слова не подобрать - журналистского пути. Замечательный рассказчик на любые темы, он не является охотником писать в газету. Редкие и давние заметки являются плодом его публицистических стараний. В то же время во время крупных российских мероприятий из делегации Мордовии нет человека пытливей и заметнее его. Он всегда всё видит, всё знает, обо всём догадывается. Своеобразие его натуры можно угадать по предложенному изображению на фоне одноименного цистерновоза.
   Альфред Васькин - самый "нежурналистский" журналист Республики Мордовия. Но при этом - самый известный в стране. Его контактная база простирается от суперизвестного газетчика Александра Минкина до самолюбивых питерских павианов от журналистики, от лоцманов на Волге до абхазских экскурсоводов, от подающих надежды корреспондентов из Самары до сержанта милиции из аэропорта города Сочи.
  
   Просто Валентина
   Валентина Михайловна Хохлова работала в районной газете с таким названием, каких в России, а ранее в Советском Союзе, насчитывалось не менее сотни. Это название "Вперёд" (как и у просто Раисы). Не ахти какое оригинальное, но напористое, темпераментное, зовущее.
   Валентина Михайловна возглавила газету в пору преобразований. Как и все на этой стезе, хлебнула больше лиха, чем получила признания. Но преодолела все испытания, выражаясь словами Маяковского, "без унынья и лени". Одними из первых в стране коллектив периодического издания под водительством своего редактора смело пошли на эксперимент - объединившись с местной типографией, образовали издательский дом. Подчеркнём, что это произошло в ту пору, когда обилием подобных структур не могла погордиться Москва, а тут, пожалуйста, - новация в глубинке. Организационным следствием этого преобразования стало расширение сети изданий под одной крышей, учитывающих предпочтения и вкусы различных категорий читателей, а также национальные аспекты. Тиражным следствием стал рост подписки и розницы. Финансовым - определённая самодостаточность. Конечно, Валентина Михайловна не превратилась в какого-то олигарха, даже сугубо местного масштаба, но, имея твёрдый счёт в банке, в состоянии иметь крупное собственное мнение об окружающем мире и без боязни его высказывать.
   А теперь самое главное. Собственно говоря, Валентина Михайловна Хохлова работает редактором не в Республике Мордовия, а в Шумерле соседней Чувашской Республики. По каким же основаниям её образ попал в эту книгу? Оснований три. Первое. Её профессиональное кредо здорово совпадает с позицией основателя нашей республиканской журналистики Владимира Васильевича Бажанова, что только при слиянии "чистой" журналистики и "грязной" (особенно в старые доофсетные времена) печати можно добиться максимального успеха. Бажанову, правда, даже после всех странствий по поволжским регионам так и не удалось претворить свои замыслы в жизнь. У Валентины Михайловны подобное слияние произошло "без шума и пыли".
   Второе основание. Не имея мордовских корней, Валентина Михайловна, как представляется, тайно влюблена в нашу республику. Она неоднократно посещала наши редакции, поименно знает своих коллег - редакторов районных газет и половину корреспондентов. Встречаясь на различных форумах высокого уровня с делегацией из Мордовии, Валентина Михайловна чувствует себя в ней своей среди своих.
   И основание третье. Среди многочисленных друзей-журналистов в соседних, пограничных с Мордовией регионах - Ульяновской, Пензенской, Рязанской, Нижегородской областях - нет столь дружественного для нас коллеги, как Валентина Михайловна Хохлова. И вообще она имеет много других достоинств, перечисление которых выходит за формат данной книги.

25 вопросов и ответов

  
   1. Когда издана первая газета на территории современной Мордовии?
   Газета под названием "Мужик" стала издаваться энтузиастом газетного дела Владимиром Васильевичем Бажановым в октябре 1906 года. Первые номера, к сожалению, не сохранились, ориентировочно это произошло в середине месяца.
  
   2. Кто такой В.В.Бажанов?
   Владимир Васильевич Бажанов (1874 - 1955) вошел в историю Мордовии как энергичный, свободолюбивый человек, фактически первооткрыватель неведомого для глубинной России понятия "свобода слова". Несмотря на гонения официальной власти (в то время царской), издавал газеты "Мужик" (1906) и "Саранские вести" (1912).
  
   3. Сколько бумаги расходуется на издание газет и журналов?
   В настоящее время на издание периодической печати РМ расходуется в среднем 90 тонн бумаги в месяц. Такое количество потребленной бумаги приходится примерно на полусотню изданий Республики Мордовия. Интересно, что в советские времена (начиная с 50-х годов) потребление бумаги было фактически таким же, хотя изданий насчитывалось вдвое меньше. Более высокими были тиражи, регулярнее издавались газеты и журналы.
   В начальные времена (10 - 40 годы) из-за малочисленности печатных изданий, нерегулярности их выхода потребление бумаги можно определить на уровне 10 процентов нынешних расходов. Таким образом, суммируя, получаем: за 100 лет существования пресса Мордовии потребила около 70 тысяч тонн бумаги, или 1,5 тысячи вагонов.
   На производство одной тонны бумаги расходуется 13 кубометров древесины. Одно дерево низкосортной древесины, которая в основном идет на производство бумаги, составляет 0,1 кубометра. Стало быть, на производство тонны бумаги уходит 130 деревьев. Потребности печати республики поглотили около 10 миллионов деревьев.
  
   4. Какое издание и когда имело максимальный тираж?
   Газета "Советская Мордовия" в октябре 1982 года издавалась регулярным тиражом 81 тыс.экз. В течение 2002 - 2004 годов газета "За Единую Россию" издавалась тиражом 300 тыс.экз.
  
   5. Есть ли свой гимн у журналистов Мордовии?
   Да, есть. В преддверии 300-летия российской печати известный мордовский поэт и журналист Сергей Сеничев написал слова (а также и музыку) гимна журналистов Мордовии. К сожалению, гимн пока исполнялся редко.
  
   6. Когда был построен Дом печати?
   Дом печати (так называемый старый, ул.Советская,55) был построен в 1939 году. В 2003 году он был снесен в связи с планировкой Соборной площади. В интервале между этими датами в 1983 году был пущен в строй Дом печати на ул.Советской,22 (так называемый новый). В более ранние времена (до Великой Отечественной войны) печатные органы размещались в здании на месте сегодняшнего магазина "Восток".
  
   7. Какова высота Дома печати?
   С учетом цокольной части и надстроек этажа обслуживания высота составляет 40 метров.
  
   8. Когда в Мордовии появился первый линотип?
   В начале 50-х годов.
  
   9. Когда появилась первая офсетная машина?
   В типографии "Красный Октябрь" в 1972 году.
  
   10. Когда в Мордовии вышла первая газета советской поры?
   Вопрос имеет предысторию. Бажановские издания "Мужик" и "Саранские вести" имеют откровенно досоветский "возраст". Газета "Известия исполкома Саранского совета рабочих, крестьянских, солдатских депутатов" вышла 28 августа 1918 года. В октябре 1918 года в Ардатове вышла газета "Трудовая коммуна". Однако газета под названием "Голос деревни" в Краснослободске вышла в мае 1918 года, а первый номер газеты "Инсарская жизнь" появился годом раньше - 11 апреля 1917 года. Таким образом, некоторые уездные города, не ставшие столицей республики, имеют преимущество "в возрасте" своих газет. Однако сохранился номер "Известий Саранского исполнительного комитета" от 25 марта 1917 года - правда, листовочного типа. Поэтому первым печатным изданием советской поры следует признать газету "Голос деревни" из Краснослободска.
  
   11. Сколько редакторов сменилось в газете "Известия Мордовии"?
   На самом деле сегодняшняя газета "Известия Мордовии" на разных этапах развития имела разные названия: "Известия исполкома Саранского совета рабочих, крестьянских, солдатских депутатов" (1918 - 1920), "Саранская правда" (1920 - 1921), "Красное знамя" (1921 - 1922), "Завод и пашня" (1923 - 1932), "Красная Мордовия" (1932 - 1951), "Советская Мордовия" (1951 - 1994). Последовательно сменялись следующие редакторы: М.О.Лифшиц (1920), Н.И.Поляков (по 1922), Соколинский (1922), Ассуиров (1922), Грибова-Решетник (1923), Призенцов (1924), Дыров (1924), Клементьев (по 1926), Чебураев (по 1928), Дружинин (1928), Бабин (1928), Куликов (по 1932), Иркаев (1932), Шапиро (по 1934), А.П.Савин (по 1935), В.М.Семенов (1935), И.Г.Козичкин (по 1937), А.И.Жаринов (по 1938), М.С.Балашов (1938), К.А.Шевелев (по 1943), В.С.Молотов (по 1945), Ф.Я.Овчинников (по 1947), А.А.Голубицкий (по 1951), П.В.Шавензов (по 1972), М.Н.Олухов (по 1988), А.А.Утешев (по 1990), А.М.Пыков (по 1995), А.Ф.Столяров (по 1999), А.И.Пудин (по 2000), В.В.Маресьев (по 2003), О.А.Каштанов (с 2003).
  
   12. Как в печати республики отражалось освещение Приоритетных Национальных проектов?
   Активно. Только за первое полугодие 2006 года в периодических печатных средствах массовой информации Республики Мордовия было опубликовано более 500 материалов на эту тему. Это цифровые измерители. Конкретное влияние на деятельность граждан не поддается учету.
  
   13. Кто из редакторов республики является ветераном по стажу работы?
   Это, несомненно, редактор Ичалковской районной газеты "Земля и люди" Петр Евгеньевич Филинкин. Он работает в этой должности с мая 1974 года.
  
   14. Каков "возраст" Союза журналистов Республики Мордовия?
   Приближается к 50-летию. 5 августа 2007 года творческому союзу исполнится ровно полвека.
  
   15. Какова численность Союза журналистов Республики Мордовия?
   Около 480 человек. Ежегодная прибавка - 15-20 человек.
  
   16. Какие наиболее внушительные победы одерживали журналисты Мордовии во Всероссийских творческих конкурсах?
   В 2003 году редакция Ардатовской районной газеты "Маяк" одержала победу во Всероссийском конкурсе на лучшее освещение аграрной темы, организованном Российским аграрным движением (РАД). Победитель получил автомобиль.
  
   17. Сколько журналистов не вернулось с полей сражений Великой Отечественной войны?
   На мемориальной доске, установленной в фойе Дома печати, увековечены имена 23 журналистов Мордовии, погибших в годы войны. Список начинается с Г.Н.Баранова, заканчивается Н.В.Чекашкиным. Видимо, это далеко не полный список. При большой подвижности населения военной поры, регулярном обновлении состава редакционных коллективов зафиксировать всех призывников, особенно в районах республики, было попросту невозможно. Поэтому фронтовые следы многих павших коллег попросту затерялись.
  
   18. Совершали журналисты Мордовии командировки в "горячие точки"?
   Неоднократно. Командировки совершали В.Маресьев (в качестве редактора газеты "Известия Мордовии"), В.Моисеев, С.Рябов, В.Каланов, другие журналисты.
  
   19. Самое необычное увлечение у журналиста Мордовии?
   Справедливо в этом отношении выделить журналиста Шикура Шабаева (в настоящее время корреспондент ИТАР-ТАСС по РМ). Он заядлый велосипедист. Еще в советскую пору осуществил массу невероятных проектов. Посетил (в ходе одного заезда) на велосипеде все города-герои Советского Союза, затем - все 15 столиц союзных республик, следом предпринял путешествие до озера Байкал. Жаль, что слишком мало написал про свои путешествия и, безусловно, интересные наблюдения. Любопытное увлечение имеет редактор Ардатовской газеты "Маяк" В.Чеглаков. Он содержит различную домашнюю живность и мечтает довольно бесполезного в хозяйстве козла приспособить для верховой езды. По крайне мере, так он всем говорит.
  
   20. Кто в разные годы осуществлял руководство печатью республики?
   В широком смысле весь советский период кураторство над печатью производил отдел пропаганды обкома КПСС. Конкретное управление осуществляло министерство (комитет, управление) печати. Современное министерство печати и информации Республики Мордовия изначально было создано как Управление по делам издательств, полиграфии и книжной торговли Совета Министров МАССР. С 1979 года оно функционировало как комитет МАССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли, а собственно как министерство - с 1992 года. Руководители по годам работы: с 1964 - Н.Рокатушин, с 1967 - Т.Т.Аюшев, с 1971 - Н.П.Игнатьев, с 1975 - И.Д.Косулин, с 1985 - А.А.Долгачёв, 1992 - С.Н.Десяев, 1993 - А.М.Пыков, с 1993 - А.Ф.Ежов, с 1998 - А.С.Лузгин, с 2003 - В.В.Маресьев.
  
   21. Сколько съездов Союза журналистов Республики Мордовия проведено?
   Семнадцать. В конце октября 2007 года состоится восемнадцатый.
  
   22. Можно ли перечислить имена всех председателей Союза журналистов?
   Дмитрий Никифорович Золотков (с 1957г.), Василий Михайлович Сурков (с 1962г.), Петр Прохорович Борейкин (с 1957г.), Михаил Никифорович Олухов (с 1985г.), Виктор Иванович Кечемайкин (с 1988г.), Павел Павлович Кулешов (с 1990г.), Лидия Григорьевна Снегирева (с 1957г.).
  
   23. Кто из известных и авторитетных журналистов России посещал Саранск?
   В разные годы практически все. Многократностью визитов отличался Василий Песков. Осенью 2006 года в Мордовии побывал председатель Союза журналистов России Всеволод Леонидович Богданов.
  
   24. Какие иностранные журналисты были у нас в гостях?
   Проще назвать страны, из которых они приезжали: Венгрия, Болгария, Финляндия, Франция, Германия и т.д.
  
   25. В каких всероссийских творческих конкурсах побеждало местное журналистское сообщество?
   Во множестве. Но поскольку наиболее массовым и признанным является конкурс на российском (с 2007 года международном) фестивале СМИ, то проще перечислить победителей именно этого конкурса:
   2004 год: Союз журналистов РМ, тележурналист А. Зимин;
   2005 год: "Сударыня", "Известия Мордовии";
   2006 год: "Чилисема", "Сударыня", "Созидание";
   2007 год: Союз журналистов РМ, "Известия Мордовии", "Чилисема".

Журналист милостью Божьей

  
   Вспоминая короткую, но яркую жизнь Юры Макеева, невозможно отойти от сознания, что по совершенно неведомой причине к нему была проявлена крайняя степень несправедливости судьбы. Парнишка с окраин Рязанской области, он рано почувствовал тяготение к волшебству письменной речи, имел отличительный взгляд на окружающий мир и мог этот взгляд выразить доступными только ему, но понятными для всех восторженными образами. Наделенный особыми человеческими качествами, он всегда чувствовал себя своим среди своих. Без всякого преувеличения его можно было назвать человеком мира, вкладывая в это понятие совсем иное содержание, чем это принято ныне.
   Мне повезло. Повезло тем, что удалось познакомиться с Юрой на самых ранних стадиях, когда и сам он еще находился на этапе становления, однако, с заметным и осознаваемым всеми элементом внутреннего превосходства. Осенью 1974 года студентов филологического факультета направили "на свеклу" в пригородный совхоз, в Луховку. Корнеплоды собирали на большущем поле прямо возле дороги на Кочкурово. Из массы новобранцев выделили бригаду и дали ей спецзадание - заскирдовать заготовленные тюки соломы. Работа тут же закипела, потому что в бригаде собрались хотя и творческие по натуре, но умелые во многом ребята-первокурсники, а руководил ими второкурсник Юрий Макеев. Геометрически правильное сооружение, неподвластное ветрам и другой непогоде, росло на глазах. Во время перерывов велись оживленные дискуссии на литературные темы.
   Произошло одно маленькое, но, как сегодня принято говорить, знаковое событие. Одного первокурсника, Ивана Юровского, приехал проведать его отец - заместитель редактора газеты "Советская Мордовия" Иван Васильевич Юровский. Коротко познакомившись со всеми, Иван Васиьевич осмотрел воздвигнутое соломенное сооружение и, смешно выговаривая слова, произнес: "Прямо пирамида Хеопуса!" Именно так почему-то сказал: не "Хеопса", а "Хеопуса". Внимание всех и было привлечено к этой, скорее всего, намеренно допущенной оговорке. Всех также поразил сам факт посещения отцом своего сына, потому что остальные, в основном уроженцы мест отдаленных, деревенских, и не могли мечтать о такой возможности. Юра же Макеев, как угадывалось, посмотрел на визит Юровского другими глазами. Он, уже прошедший пробу пера, увидел в Юровском в первую очередь не заботливого отца, а известного журналиста, как ориентир, на который надо равняться. Как пирамиду Хеопса.
   Осенью того же года Юрий Макеев организовал в Мордовском университете литературный кружок. Сам неосознанно стремящийся к образцам спокойной российской лирики, он и всех остальных участников литературного процесса направлял на этот правильный путь, совершенно незаметно избавляя от свойственного молодости авангардистского выпендрежа. Сам он, будучи зорким наблюдателем человеческой души, берясь за перо и бумагу, понимал степень воздействия, какое оказывает поэзия на чувства людей. Поэтому его словесное волшебство было и выразительным, и заразительным.
   Не знаю, для кого как, а для автора этих строк значение Юрия Макеева как значимого поэта современности стало очевидным уже 9 мая 1975 года. Тогда страна праздновала 30-летие Великой Победы. На стадионе "Светотехника" был проведен грандиозный университетский митинг. Ректор вуза Александр Иванович Сухарев, оценивая значение Победы, сравнил ее по масштабу значимости с Великой Октябрьской социалистической революцией. От студенчества дали слово Юрию Макееву. Он прочитал свое ставшее впоследствии известным стихотворение "Обелиски". Как проникновенно, но в то же время патетически рокотали над стадионом слова молодого поэта. Юрий умел не только хорошо писать, но и замечательно озвучивать свои произведения.
   Дальше была газетная работа. Без отрыва от учебы Юра влился в газету "Молодой ленинец", которая тогда, в пору редакторства Петра Николаевича Киричека, и без того переживавшая пору расцвета, с его легкой руки прибавила оборотов в популярности и значимости. Он работал много, вдохновенно. Возвращаясь из командировок, обязательно делился воспоминаниями о самых ярких эпизодах и занимательных диалогах, словно заранее обыгрывая "сценарный план" будущей статьи или корреспонденции. А вот работал над написанием статей по ночам, работал на износ. Многократно переделывал написанное, словно стараясь разрушить предубеждение, что газета живет один день. Как результат - звучные, полновесные публикации, пережившие свое время. Кто сомневается в этом, пусть обратится к подшивкам газеты "Молодой ленинец" конца 70-х - начала 80-х и убедится в изяществе слога, а, главное, в преобладании сути над суетой, главного над второстепенным, умного над глупым.
   Юрий Макеев был легкий человек. С ним можно было поговорить на любые темы - от политики до спорта, с легкостью можно было доверить личные тайны и получить дельный совет в затруднительных ситуациях. Поражала его творческая и житейская скромность, не показная, как у многих, а природная, прирожденная, что ли. Категорически не любил выделять себя. С ним, повторюсь, было легко работать и жить.
   Весной 1982 года Юры не стало. Еще при жизни его я прочитал и запомнил слова какого-то советского поэта: "Я лермонтовский возраст одолел, И пушкинского возраста предел Уж пройден мною..." Кажется, эти слова успел без всякой задней мысли зачитать и Юрию Макееву. Опасения любого много пишущего человека о своем физическом недолговечии применительно к Юрию Макееву оказались трагически правдоподобными. Он не одолел даже лермонтовского возраста...
   Спустя почти четверть века трудно, да и незачем вспоминать мелкие подробности и детали прошедшей противоречивой и трудной жизни. Уходит в прошлое и тень нашего современника, которому несправедливая судьба не дала расправить крылья. Но все чаще, собираясь вместе, мы, бывшие друзья и коллеги Юрия Макеева, приходим к одной мысли: сохрани его судьба, укрепи его сердце, и, закономерно, путь мордовской журналистики оказался бы во многом другим, менее тернистым и драчливым, чем он оказался на самом деле. И это без всякого преувеличения о роли личности в истории.
  
   Анатолий Столяров.

Выдержки из блокнота журналиста

  
   23 октября 1973 года
   В районной газете "Вперед" были опубликованы одновременно мое стихотворение и заметка о сельской жизни. Впервые! Приезжал корреспондент, отыскал меня в школе и предложил больше "нажимать" на газетную прозу, чем на стихи. К совету, видимо, стоит прислушаться.
  
   14 апреля 1976 года
   Учусь в Мордовском госуниверситете на филологическом. Хочется "чего-нибудь такого". Записался в парашютную секцию. Сначала пришлось пройти массу медкомиссий. Затем всю весну "проходили" теорию полета под куполом, учились складывать парашют. Прыгали с вышки в Лямбире, на учебном аэродроме. Все воодушевлены, а я вдвойне. "Без отрыва от производства" написал заметку и, без всяких консультаций с коллегами и инструкторами, поместил ее в многотиражной газете "Мордовский университет". Заметка была сопровождена невразумительной подписью, курсанты-парашютисты разводили руками: кто же бы это мог написать? Я уже стал переживать за последствия. Но тут меня "вычислили" и, к удивлению, очень похвалили. Оказывается, внимание, особенно тактично обставленное, нужно всем.
  
   16 сентября 1977 года
   После перевода на факультет журналистики учусь в Уральском (Свердловском) университете. Газетная практика в вузовской "многотиражке". Мне поручили написать зарисовку о работнике внутренней библиотеки. Я с ходу наткнулся на сотрудницу с необычной фамилией Мяэнпе. Имени не помню, а фамилия, несмотря на давность времени, врезалась в память. Это была зрелая женщина, в соответствии с фамилией, надо полагать, прибалтийка эстонского происхождения. Она тихо и незаметно служила книгам, и очень удивилась, что на нее обратили внимание. Она предложила мне, в знак благодарности, "особые" книги, не имеющие широкого хождения. Я отказался. Я не стал вникать тогда в смысл слова "особые". Что Мяэнпе имела в виду: оппозиционность или, допустим, редкостность издания? Впоследствии я понял, что журналисту (настоящему) нужно обращать на это пристальное внимание. Особенно на первое.
  
   27 июня 1978 года
   Настала первая настоящая практика в настоящей республиканской газете. За конкретным назначением направился к редактору "Советской Мордовии" Михаилу Никифоровичу Олухову. Это был солидный, с медлительными движениями мужчина, из партийцев. Такой, определенно сказать, представитель командно-административного типа. Во время визита новобранца он пил чай из стакана с подстаканником. Я попросился в любой отдел, кроме сельскохозяйственного. У редактора чуть стакан не выпал из рук. Много позже я узнал, что это прозвучало как вызов. Самым искренним побуждением Олухова, как бывшего секретаря сельского райкома партии, было превратить газету целиком и полностью в колхозно-совхозный рупор. Ему даже втык делали в обкоме партии за чрезмерную увлеченность сельскохозяйственной тематикой в ущерб всем остальным. И вдруг какой-то студент прямо с порога бьет копытом в ранимое аграрное сердце.
   Редактор от великой досады поставил недопитый чай в стакане с подстаканником и принялся отчитывать зарвавшегося юнца, невесть что возомнившего о своих гуманитарных талантах. В итоге сторговались на отделе промышленности - все же это производство, а не культура какая-нибудь.
   Знал бы Олухов, что пройдет каких-нибудь 17 лет, и его оппонент сам займет кресло редактора этой газеты. И тоже будет изредка заниматься нравоучениями для молодых людей, оказывающих явное непочтение к "требованиям времени", конечно, с учетом нового мировосприятия. И, возможно, кто-то из собеседников, про кого и подумать сложно, через 17 лет тоже станет редактором газеты и в свою очередь тоже будет кого-то поучать. Жизнь движется по спирали.
  
   15 сентября 1987 года
   Совсем недавно купил первый в своей жизни автомобиль. "Жигули"-"пятерка". Ощущение сопоставимо с первой публикацией в газете. В качестве эксперимента поехал в командировку "своим ходом". Нарочно выбрал самый дальний район - Зубово-Полянский. Превосходно. Ни давки в очередях за билетами, ни унизительного голосования на обочине. Объехал массу адресов. Блокнот распух от информации. Заночевал у родителей коллеги-журналиста Николая Голенкова в селе Мордовская Поляна. Это километрах в двадцати от Зубовой Поляны, на полпути до Ширингушей. Никого не просил об одолжении, долетел, как птица.
   После этой успешной командировки про себя подумал следующее. Будь моя власть (и соответствующие возможности), обязательно старался бы всех корреспондентов посадить за руль, научить фотографировать и печатать на машинке. Впоследствии так и получилось. Обеспеченные и предприимчивые журналисты обзавелись автомобилями, стали пользоваться цифровыми фотокамерами, освоили компьютерный набор. А, может быть, они потому и стали обеспеченными, что были предприимчивы?
  
   1 февраля 1990 года
   Очередная командировка в Зубову Поляну. Общественное оживление. В том числе и нежелательных тонов. Один активист пробуждающегося национального движения категорично заявил: "Я замечаю, что в мордовских селах к русским относятся недоброжелательно". Я возразил, что накануне был в мордовском селе и заметил, что люди скорее недоброжелательно относятся к председателю, парторгу и другим начальникам, но не по признаку национальности, а потому, что тащат из колхозного склада все подряд.
   Поздно вечером, проводив старого знакомого Николая Балашкина домой, возвращался в гостиницу. В темном переулке был остановлен толпой крепко подвыпившей молодежи. Поскольку численное превосходство было неоспоримым, пришлось согласиться развить тему "Ты меня уважаешь?" в близлежащем доме. Там оказался самый настоящий вертеп. Узнав, что я журналист и интересуюсь устройством жизни в самых разных ее проявлениях, был с миром отпущен, несмотря на то, что отдельные представители местной шпаны были настроены весьма агрессивно.
   Невольно был сделан вывод: на переломах общественной жизни уважение к прессе многократно возрастает, даже на бытовом уровне.
  
   17 февраля 1990 года
   В Москве проходит съезд комсомола (как позже выяснилось, последний). Делегацию от Мордовии возглавляли опытные комсомольские работники В.Василькин, В.Сушков.
   Я, корреспондент "Молодого ленинца", беру многочисленные интервью. Беседы с делегатами, коллегами из соседних регионов и центральных изданий. Блистает новое общественно-политическое движение "Сургутская инициатива". Возникло большое оживление в обширном холле гостиницы "Орленок", где проходил съезд. Прибежал окруженный журналистами, но еще не имеющий визиток В.Жериновский (так ошибочно была указана в моих первоначальных записях пойманная на слух фамилия), лидер либерально-демократической партии, человек, который должен войти в историю. Сильный оратор, аналитик, азартный борец. Шесть часов кряду говорил и убеждал, зачем-то энергично отряхивая свой пиджак.
   Вхождение в большую политику немыслимо без первоначальной ошеломительной атаки на журналистов.
  
   19 - 20 июля 1996 года
   Открывается дверь кабинета. Ко мне, редактору газеты "Известия Мордовии", строевым шагом заходит бравый офицер, полковник. Представился. По приглашению присел. Объяснил, что пришел рекомендовать свою племянницу: очень она хочет стать корреспондентом. Получив наставления о необходимости проведения стажировки (племянница помимо желания ничего пока не имела - ни имени в журналистском мире, ни даже отдельных публикаций), отбыл все тем же строевым шагом.
   Надо было такому случиться, что на следующий день, в выходной, поехал на родину - за Суру. На обочине проселочной дороги "голосовали" три женщины, по виду городские. Натерпевшись в молодости дорожных невзгод, я старался при малейшей возможности помочь любым попутчикам. Поэтому в салоне моих "Жигулей" произошла прибавка троих пассажиров. Разговорились. Городские женщины, педагоги, решили "совершить вылазку" в лес, за ягодами. Узнав, что я редактор, тут же принялись рекомендовать дочку коллеги, как говорили, умницу и страстно мечтающую о работе в журналистике. Надо ли говорить, что речь шла именно о той девушке, про которую я накануне "получил рапорт" от полковника. "Нигде нет покоя", - уже жалея о добром деле (что посадил попутчиков), в сердцах подумал я.
   Вот так, совершенно случайно, произошел перебор протекции. Однако это не помешало становлению журналистки. После поры ученичества она работала в нескольких саранских изданиях, а затем, как и многие энергичные молодые люди, уехала в Москву.
  
   15 марта 1998 года
   Командировка в Москву. Учеба, рекомендации. Среди наставников - декан факультета журналистики МГУ имени М.В.Ломоносова Я.Н.Засурский. Это мэтр отечественной журналистики, учитель неисчислимого множества звезд газетного пера и телеэкрана. Однако он уже в преклонном возрасте, поэтому считает допустимыми отдельные чудачества. Например, уважаемый профессор журналистики после официального выступления наотрез отказался от бесед на вольные темы и отклонил все поступившие вопросы. Поначалу я встретил тоже суровый прием. "Что вам угодно, молодой человек?" - недружелюбно вопросил мэтр, уже открывая дверь зала заседаний. Я спокойно объяснил, что у нас есть серьезные общие основания для продолжения разговора, так как мы оба Засурские: он - по фамилии, я - по месту рождения, из-за Суры. Объяснение, видимо, понравилось почтенному человеку, мы разговорились и даже сфотографировались на память. Попутно Ясен (такое у него редкое имя) Николаевич Засурский объяснил, что предки его происходят из Пензенской губернии, так что фактически мы оказались земляками.
  
   Анатолий Столяров.
  

Поздравления редакторам районных газет

   ФИЛИНКИНУ Петру Евгеньевичу,
   редактору газеты "Земля и люди" (Ичалки)
  
   Пройдя дороги и тропинки,
   Измерил ровно по прямой
   Своим редакторством Филинкин
   Отрезок четвертьвековой.
   Был в чем-то уже, в чем-то шире
   Наш мир, как вешняя вода,
   И "Песня - 74"
   Звучала, помнится, тогда.
   К земле стремились люди, земли
   Стремились к людям, это им
   Хотелось, начиная с Кемли
   Понятьем сделать родовым.
   И удалось - "Земля и люди" -
   Вот райгазета, вот акцент:
   И если где людей убудет,
   Земли, уж точно, пребывет.
   "Земля и люди" - кто не знает -
   Сегодня, завтра и вчера
   Окно в Европу прорубает
   Творенье нашего Петра.
   Филинкин, ты перворазрядник,
   Быть может, Пушкин вдохновлял,
   Чтоб ты, как опытнейший всадник,
   Газету прочно оседлал.
   Сдувая лишние пылинки
   С твоих ичалковских плечей,
   Горды мы, что сильней Филинкин
   Тридцати трех богатырей.
   29.05.1999г.
  
   ЮБИЛЯРУ
   МОИСЕЕВУ Ивану Степановичу,
   редактору "Рузаевской газеты"
  
   Такая, знаешь, эпопея.
   Такой вот, понимаешь, план:
   Фамилией - от Моисея,
   А именем - от россиян
   Произошел наш именинник.
   Давно ль перо держал в руке,
   И вот уже сменял полтинник
   В своем житейском кошельке.
   Года - они такая штука:
   То тянутся, а то бегут,
   И все же твой пример - наука
   Как делать свой неброский труд.
   Любой подскажет нам редактор:
   Газета - словно свет во тьму,
   Хоть не чернобыльский реактор,
   Но очень близкое к тому.
   Она - то лавры, то крапива,
   То подкидной, то прямо вист;
   Таит в себе опасность взрыва
   Почти любой газетный лист.
   Но всех опасностей на свете
   Не перечесть до склона дней.
   В своей "Рузаевской газете"
   Прославлен будь, как Моисей!
   Июнь 1999г.
  
   ПОЛУШКИНУ Евгению Викторовичу,
   редактору газеты "Присурские вести" (Б.Березники)
   в день 45-летия
  
   Таков числитель-знаменатель
   Осенней, знаете, поры:
   Евгений, добрый наш приятель
   Родился на брегах Суры.
   Знаток Поволжья и Сибири,
   Отрекся от чертежных книг,
   Зато как дважды два четыре
   Стезю газетную постиг.
   Евгений - это не икона,
   Но все ж божественно почти
   За старосту и плотогона
   Должны мы тост произнести.
   15.09.2004 г.
  
   Ардатовской газете "Маяк"
  
   Ваша служба очень нелегка,
   Ваш район пока не перспективен,
   И, добавим, что без "Маяка"
   Он экономически фиктивен.
   Вы стоите выше дрязг и драк,
   Вы не склонны к льстивым хороводам.
   От души, маячки и маяк,
   Поздравляю вас я с Новым годом!
   31.12.04г.
   Министру печати и информации РМ
   ЛУЗГИНУ Александру Степановичу
  
   Люди издавна судят вот так:
   Журналистика пудрит мозги,
   Но, увы, без нее ни на шаг -
   Это верно, товарищ Лузгин.
   Да, в финансах не видно ни зги,
   Да и сердцу тревожно в груди.
   Рулевой наш товарищ Лузгин,
   К перспективе, как Данко, веди.
   К сожалению, ряду газет
   Без опеки сегодня хана.
   И отрадно, что: "Выбывших нет" -
   В донесениях у Лузгина.
   Капитан, веселей подмигни,
   Не сердись на отдельные дни,
   Все услышат-напишут они,
   Капитанские дети твои.
   5.01.99г.
   Анатолий Столяров.

Выдержки из книги

"Земли близкие и далекие"

(Совместная книга поэта Виктора Лютова (Воронеж)

и Анатолия Столярова (Саранск)

2008

"И ВПРЕДЬ СМОТРЕТЬ

САЛЮТЫ ВАМ

С САМИМ ПОЭТОМ ЛЮТОВЫМ!"

  
   Друзьям и близким по духу
  
   Есть город Нью-Йорк. А есть Большой Нью-Йорк. Есть город Токио. А есть Большой Токио. Есть город Сочи. А есть Большой Сочи. Им посвящены горы литературы. А есть хутор Красный Солонец. Ему посвящена данная книга. Но не будет преувеличением сказать, что существует и Большой Красный Солонец. Это Большой Окружающий Мир. Поэтому в последнем разделе книги решено собрать литературные посвящения людям, которые, как и автор книги, являются уроженцами Мордовии, по большей части Ельников, Краснослободска, одухотворённо видят Россию, а, странствую по белу свету, в первую очередь помнят про родину-мать. По-мордовски Мастораву. И ещё реализована давнишняя мечта поместить в книге писателя-журналиста посвящения коллегам-журналистам, потому что они пишут про многих и часто, а про них - редко или никогда. Dictum factum. Сказано - сделано. Авторство принадлежит А. Столярову, как сказано в предисловии В. Лютова, но мысли излагаются общие, солидарные. Окружающий мир - он и есть большой, необъятный хутор Красный Солонец.
  
   ЗЕМЛЯКАМ
  
   В Саранске нет давно кремля,
   Зато в столице Кремль,
   Такая ж, вроде бы, земля,
   Но управляет всем.
   Из этих стен раз двадцать пять -
   По планам, на авось -
   То разорять, то укреплять
   Россию довелось.
   Презрев опасности и страх,
   Уже который год
   Россия борется в штормах,
   Но кораблём плывёт.
   Никто не сходит с корабля,
   Таков у нас девиз:
   В Саранске нет давно кремля,
   В Саранске - здравый смысл.
   И с этой мыслью, налегке -
   Её не истребить -
   Как будто по Москве-реке
   Мы продолжаем плыть.
  
   Алексею МИШИНУ,
   долгожданному Олимпийскому чемпиону от Мордовии
  
   Блеснул однажды австралийский нимб,
   Прославив бегуна и человека*.
   Затем про восхожденье на Олимп
   Забыли коллективно на полвека.
   Но множились полезные дела,
   И вот - без суесловия и форта -
   Мордовией намечена была
   Дорога в эпицентр большого спорта.
   Переживал буквально каждый дом,
   И Мишин отчитался без запинки -
   Произошёл великий перелом
   На боевом Афинском поединке.
   Не смолкнет триумфальный перезвон
   В честь доблести, стремления и долга!
   Вознёсся на вершину чемпион
   Всерьёз, как говорится, и надолго.
   Всё ближе бой. Иные имена
   С Востока солнце ослепляет ныне.
   Мы встанем, как Китайская стена,
   За Мишина и за триумф в Пекине!
   Июнь, 2008
   * П. Болотникова - чемпиона на Олимпиаде в Мельбурне (1956) В честь
  
   Владимиру Дмитриевичу ВОЛКОВУ,
   Председателю Правительства Республики Мордовия,
   уроженцу Краснослободска
  
   Тридцать лет тому назад
   "Архимеды", стройотряд
   Очень крепко приукрасил
   Сельской местности фасад.
   Не стремился в облака,
   Строил крепко, на века.
   И у Волкова набилась
   Командирская рука.
   С ним хоть в Вену, хоть в Бомбей,
   Он премьеров всех видней,
   Не, допустим, Кириенко,
   А, видать, его ширей.
   Любит шутку и прикол,
   Презирает произвол.
   По фамилии он Волков,
   А работает, как вол.
  
   Василию Даниловичу ЕРЁМКИНУ,
   журналисту и писателю, долгожителю аппаратной среды
  
   В массиве книжек лично для меня -
   И это говорится на серьёзе, -
   "Укрой, туман, усталого коня", -
   Народная, доверчивая проза.
   Потомки это будут изучать:
   Как ты нашёл, не разделясь на части,
   В загадочной потребности писать
   Не меньше смысла, чем в служенье власти.
  
   Григорию Кузьмичу САМОЛЬКИНУ,
   деятельному руководителю из Ельников,
   депутату Госсобрания Республики Мордовия
  
   Собрав в кулак удачи дольки
   И не один осилив шквал,
   Серьёзный гражданин Самолькин
   На Мокше Дело поднимал.
   Не пожелав работать плохо,
   Звезду приметив вдалеке,
   Взял резкий старт, как Громов Прохор
   Когда-то на Угрюм-реке.
   Из леса каждый что-то вынес:
   Кто сыроежки, кто орех,
   Самолькин же построил бизнес,
   Как продуктивный дровосек.
   Его девиз предельно ясен
   И путеводна жизни нить:
   Должны берёза, дуб и ясень
   Солидной прибылью платить.
   Итог внушителен, приметен,
   А что касается длины,
   То вытянется цепь паркетин
   Примерно эдак до Луны.
  
   Ивану Яковлевичу НЕНЮКОВУ,
   мэру Саранска (до Миллениума), уроженцу Ельников
  
   То молчалив, то решителен,
   То весельчак, то суров,
   Личностно здорово выделен
   Этот Иван Ненюков.
   Власть - бесподобная лестница,
   Движется вверх по уму;
   Ради работы - не креслица
   Город достался ему.
   Чтоб каждый день одинаково
   Город крутился и жил,
   Сыну не всякого Якова
   Хватит для этого сил.
   1998
  
   Владимиру Фёдоровичу СУШКОВУ,
   тоже мэру Саранска (после Миллениума),
   уроженцу Краснослободска
  
   Саранск прошлым летом расцвёл, как цветок!
   "Шумбрат"* в этом деле изрядно помог,
   Чтоб малый Саранск с городами большими
   На полном серьёзе соперничать мог!
   Разносится видная слава окрест:
   Здесь много младенцев и много невест.
   Пусть город и дальше по благоустройству
   Не минет в России
   Почётнейших мест!
   * В переводе с мордовского "Здравствуй". Так же назывался
   международный финно-угорский фестиваль в Мордовии в 2007г.
  
   Александру Александровичу БРАГИНУ,
   руководителю ФСБ
  
   От Саранки до самой Лубянки
   Перекинулся огненный жгут,
   Знают даже проклятые янки,
   Что у Брагина нынче салют.
   ЦРУ во вселенной лютует,
   Но не выйдет у них ничего,
   Мы имеем привычку большую
   И за пазухой кое-чего.
   Поздравленья народные звонки,
   Глас надежды и веры не стих,
   А шпионы и даже шпионки
   Пусть трясутся на явках своих.
   1997
  
   Ивану Васильевичу НУШТАЕВУ,
   однокурснику, зам. руководителя ФСБ РФ по РМ
  
   Иван Васильевич Нуштаев,
   Нет преувеличенья в том,
   Что ты как будто бы Чапаев,
   А я - как Фурманов при нём.
  
   Михаилу КАРАВАЕВУ,
   однокурснику, который предпочёл служить не слову, а делу
  
   Не надо рано прятать в клеть
   Надёжность слуха, зоркость взгляда.
   Конечно, всё нельзя уметь.
   Но к этому стремиться надо.
   2007
  
   Юрию Кузьмичу ЗАВАЛИШИНУ,
   крупному учёному Федерального Ядерного центра (г.Саров)
  
   Юбилейные думы просты.
   В родословной особо не роясь,
   Вспомним лишь: основные черты
   Воспитал в тебе Каменный пояс*.
   Варна, Пышма** - волнующий звук
   Этих ласково-нежных названий
   Ты собою прославил не вдруг, -
   На основе таланта и знаний.
   Повод вспомнить сейчас без прикрас:
   Как военные жали ботинки,
   Как шагать приходилось не раз
   До УПИ от старинной Плотинки***.
   А потом, чтобы на ноги встать,
   По-суворовски, снова и снова
   Сверхнауку свою побеждать
   Постигал в лабиринтах Сарова.
   Не могу перечислить всего
   Среди действий поистине славных:
   Ты с великими мира сего
   Говорил и держался на равных,
   Не смотрел управителям в рот,
   Но Москвой и Нью-Йорком услышан.
   Гражданин. Голова. Патриот -
   Это Юрий Кузьмич Завалишин.
   И ещё удивительный знак
   Я желаю отметить без лести:
   Как охотник и знатный казак
   Между Волгой - Уралом известен.
   Юбилейные думы просты
   И охвачены мыслью священной:
   Долголетья тебе, ибо ты
   Дорог людям, стране и Вселенной!
   * Каменный пояс - старинное название Уральских гор
   ** Варна, Пышма - названия казачьих станиц на Урале
   *** УПИ - Уральский политехнический институт, Плотинка -
   историческое место в г.Свердловске (ныне Екатеринбург)
  
   Валентине Семёновне БУЧУМОВОЙ,
   директору "Мордовспирта" (без всякого подтекста
   и намёка на отдельные темы в творчестве Лютова)
  
   Известно Руси и столице,
   А также непьющей Европе:
   Кто делает водку - царица,
   Кто пьёт ее - просто холопы.
   Но скажем без тени коварства
   И свойства продукта укажем:
   Они на судьбу государства
   Влиятельны и со стажем.
   Да, водку разбавливать жалко,
   Но признано всеми по праву:
   Сугубо мужское РОСАЛКО
   Разбавлено Вами на славу.
   24.10.1994
  
   Валерию Владимировичу АЛЁХИНУ,
   депутату Госсобрания Республики Мордовия,
   важному соавтору самой жизнедеятельной Конституции
   Республики Мордовия
  
   Ты под шорох кодексовых гранул,
   На безбрежье правовых границ
   В беспокойный данный день нагрянул
   Со времён Двенадцати Таблиц.
   Не хочу тебя поздравить куце,
   Но вопрос-ответ уже готов:
   Что бывает выше конституций?
   Только тосты в адрес их отцов!
  
   Борису Фёдоровичу КЕВБРИНУ,
   высокому (вроде Лютова) профессору и ректору (Кооперативного института)
  
   О, эта истина избита,
   Что хлеб научный не калач,
   И всё ж его вкусил досыта
   Профессор, ректор, бородач.
   Мороз. Январь. Начало года:
   Грустить отчаянно нельзя -
   На то указывает с хода
   Бориса Кевбрина стезя.
   Он был ведомым и ведущим
   И всеми искренне любим,
   И граждан с мыслью о грядущем
   Как много следует за ним!
   Вот юбилей - не трали-вали.
   Все пожеланья исчерпав,
   Хочу, чтоб вечно повторяли:
   Борис, сын Федора, ты прав!
   Январь, 1994
  
   Любови КНЯЗЬКОВОЙ,
   певице, блиставшей в Саранске, Воронеже и Дагомысе
  
   Она Любовь - и этим много сказано,
   И очень поучительна судьба,
   Что тягой к сцене может быть доказана
   За музыку упорная борьба.
   Как множится зерно отборным колосом
   И не ласкает взоры трын-трава,
   Так восхищенье этим дивным голосом
   Имеет на историю права.
   Пускай же временами и моментами
   Не гаснет пыл сценической крови,
   И так прекрасно, что аплодисментами
   Украшен путь Любови и любви.
   Она Любовь - и этим много сказано,
   И в том резоны непременно есть,
   Чтоб славой Пугачёвой, славой Разиной
   Ей удалось Мордовию вознесть!
   26.04.1999
  
   Кабиру Абдулловичу АЛЬМЯШЕВУ,
   главе Лямбирского района, похожего на Семилуки
  
   Как ныне сбирается вещий Кабир,
   Гостей сокликаючи в Лямбирь,
   Порадовать весь окружающий мир, -
   И мы отразим это в ямбе.
   Напутствие наше, по правде сказать,
   Всего репетиция в хоре:
   Ведь громкое эхо должно прозвучать
   На лямбирском вольном просторе.
   Должно и обязано - это закон,
   Так принято в нынешнем мире -
   Признаемся в этом с различных сторон
   И песнь воспоём о Кабире.
   Дерзай постоянно, не зная преград,
   Во имя успехов и братства.
   И помни, однако: твои пятьдесят -
   Совместное наше богатство.
  
   Михаилу Алексеевичу СУРКОВУ,
   главе Атяшевского района, тоже похожего на Семилуки
  
   Не будем гутарить елейно,
   Эпитеты сладкие звать,
   Но всё-таки дум юбилейных
   Сегодня не избежать.
   Под сводами доброго крова
   Случился, по счастью, не в пост
   В старинном селенье Алово
   В семействе Сурковых прирост.
   Тогда не шумела фиеста,
   Уже отошёл листопад.
   Имело событие место
   Лет эдак полсотни назад.
   Семья - это чаша и ниша,
   И это постиг без затей
   Во всем любознательный Миша
   С младенческих, в общем-то, дней.
   В познании жизни отважен.
   По жизни катился, как вал,
   А в годы студенчества даже
   В саранских "низах" проживал.
   Обзор ограничили крыши,
   И тополь полнеба закрыл.
   Возможно поэтому, выше
   Стремил он полёт своих крыл.
   Постигнув различные пробы.
   И горький, и сладкий урок,
   Район боевых хлеборобов
   Он в свежее русло вовлёк.
   Отчётливо, как в заголовке,
   Ход мысли прозрачный возник:
   Сурков - он не только аловский,
   Российский он, в общем, мужик.
   Живём мы, как сёстры и братья,
   А также отметить должны:
   Его отношеньем к печати
   Мы искренне восхищены!
  
   Михаилу Михайловичу ЗАХАРКИНУ
   (написано в селе Старое Шайгово
   по пути следования в Краснослободск)
  
   Поднявшись на воздушном шаре,
   Увидим мы простор и в нём:
   Россия. Шайгово. Шувары.
   Конкретно улица и дом,
   В котором давнею порой
   Возник наш нынешний герой.
   И в бескозырке, не в пилотке,
   Поболее, чем три годка,
   Влюблён был он в порядок флотский,
   А флот в такого моряка.
   Дела умело он поставил.
   Как будто их вовеки знал.
   Колхоз-губернию возглавил
   И признан был как аксакал.
   Сейчас, пока нальют стаканчик,
   Успеем факт преподнести:
   Такой имеет чемоданчик,
   Что Бушу с Путиным - расти!
   Зовут его? Да очень просто:
   Михал Михалыч, как Бахтин.
   Но в бликах шайговского тоста
   Такой на свете он один!
  
   Галине Иосифовне ПОРШИНОЙ (ЮШКЕВИЧ),
   уроженке Беларуси, подобно Лютову и многим
   другим, основательно влюблённой в Мордовию
  
   Перекрестив земные оси,
   Воздали плюс земной коре -
   Они: София и Иосиф
   В одном волшебном сентябре.
   Летали лебеди и гуси,
   Вожди менялись на Кремле.
   В России же и Беларуси
   Крестьяне кланялись земле.
   Где яровые, там и озимь,
   Где жизнь, там множатся дела.
   Чета Юшкевич цифру восемь
   В чреде наследства предпочла.
   Войны губительная сила,
   Похожая на гроздья зла,
   Их в партизанах не сгубила,
   До мирной жизни довела.
   ...Минула горькая година.
   Утих большой вселенский спор.
   А у Юшкевичей Галина
   Явилась младшей из сестёр.
   Красу, порядочность, охотку
   Вставать с надеждой поутру
   Ей подарила Доброводка* -
   Село, в котором быть добру!
   Затем столица. Минск. Ученье.
   Читальных залов книжный рай.
   Диплом. Защита. Направленье
   В незнаемый мордовский край.
   Здесь шла она всё время в гору,
   Размеренно, не на бегах.
   Нашла опоры и опору
   В семье, работе и делах.
   И не было ей в жизни узко:
   В Мордовии, но беларуска;
   И в Беларуси тоже ловко:
   Своя, но чуточку мордовка.
   Пускай благословляет Муза
   Движенье этого союза!
   * Населённый пункт в Республике Беларусь
  
   Людмиле Ивановне ЗАМОТАЕВОЙ (ПРЕСНЯКОВОЙ),
   коллеге Лютова в самом начале творческого пути
  
   Почему-то не сидится дома,
   Несмотря, что нынче не весна,
   И в виски стучится аксиома:
   Преснякова очень не пресна.
   Присягаем искренне и строго:
   Без неё скучны газеты номера -
   Ведь она практически любого
   Замотает кончиком пера.
   В день январский от души оттаяв,
   Отдадимся мысленно ей в плен:
   Ведь недаром друг наш Замотаев
   Постоянно весел и блажен.
   Испытавши зависти и грусти,
   Мы от всей души произнесли
   Тост за ту, которую в капусте
   В хуторе Лопатине* нашли.
   * Хутор Лопатино - аналог воронежского хутора Красный
   Солонец в Республике Мордовия
  
   Александру ШАРАШКИНУ,
   городскому бизнесмену и издателю сатирической газеты
   в прошлом, журналисту "Сельской жизни" в настоящем,
   по мировоззрению в чём-то сродни Лютову
  
   Шарашкин, добрый мой приятель,
   Освоив бизнес и подвал,
   Был созидатель и издатель,
   И словом сильно задевал.
   Взлетал ты шустро, как Гагарин,
   А приземляться забывал.
   Что этот труд неблагодарен
   Ты своевременно познал.
   Покинув нас без укоризны,
   В московской буче непростой
   Ты вносишь в климат "Сельской жизни"
   Урбанистический настрой.
  
   Владимиру ЕНОВУ,
   заядлому охотнику, рыболову и журналисту
   из Ханты-Мансийска
  
   Меток в стрельбах и в слове примерно,
   Приполярный район тебе мил,
   И про то, как Россия безмерна,
   Ты со знанием дела судил.
   На "Шумбрате"* ты, брат, был не лишний
   Новый город тебя полюбил.
   И отрадно, что спелые вишни
   Ты довёз от Суры до Оби.
   * На Международном финно-угорском фестивале
   в Мордовии в 2007г.
  
   Валерию КОНОВАЛОВУ,
   коллеге из Волгограда, объехавшему весь белый свет
  
   Много в твоём паспорте отметин,
   На любой поход ты очень скор
   И уже давно в авторитете,
   Как незаменимый репортёр.
   Хоть об этом не твердят заране,
   Но прямолинеен мой язык:
   Прямо на Мамаевом кургане
   Я бы тебе памятник воздвиг.
   Все твои заслуги в личном деле
   Трудно зафиксировать за раз -
   Посещал ты Тель-Авив и Дели,
   Посети Воронеж и Саранск.
   2007
  
   Нелли РОМАНОВИЧ,
   социологу, учёной (г.Воронеж)
  
   Добавим мы для верности
   Суждение одно:
   Про все закономерности
   Тебе судить дано.
   И пусть звучат неистово
   Воронежские истины.
   И впредь смотреть салюты вам
   С самим поэтом Лютовым.
  
   Марине ЛОБОДЕ,
   коллеге из Владивостока
  
   Смахнув пылинки дальних стран,
   Определённо вижу,
   Что сердцу наших россиян
   Желаннее и ближе
   Дальневосточный островок -
   Практически конечный:
   Владивосток? Владивосток.
   Владивосток, конечно!
  
   Филиппу ПЕСТРЯКОВУ,
   коллеге из Якутска
  
   Отныне изо всех коллег
   От Тынды до Ростова
   На самый высочайший верх
   Поставлю Пестрякова.
   Пути у вод и у земли
   Не глубоки, не мелки,
   И познакомить нас смогли
   На камско-волжской стрелке.
   Далёкий и обширный край
   Вернейший путь укажет
   И про волшебный "Баянай" *
   Затейливо расскажет.
  
   * В переводе с якутского "Огонь-вода"
  
   Анне ЮРКОВОЙ,
   коллеге из Самарской области (газета "Город Энск", г.Новокуйбышевск), которая в пасхальный день
   актуализировала проблему питьевой воды
   в программе "Время" 1-го канала
  
   Всё сущее из вод произошло,
   Но всё равно необъективно мненье:
   Кому-то это просто аш два о,
   Кому-то - незабвенное крещенье.
   Вода имеет журчизну и блеск,
   Но также отложения и жёсткость.
   Все воду пьют, но только "Город Энск"
   Вопрос поставил в правильную плоскость.
   Вода кругом: и в аромате роз,
   И в жутковатом истеченье крана -
   На этот накипевший паровоз
   Карениной пошла Юркова Анна.
   В программе "Время" всякий увидал
   Заботушку, красавицу и дочку.
   Соорудить ей нужно пьедестал
   Из тех камней, что набухают в почках.
   Так пусть тебя ведёт по жизни слава,
   Российская, самарская Ведьава*!
   * В переводе с мордовского: ведь - вода, ава - женщина;
   обобщённо - Божество, охраняющее воду
  
   Ольге КУДРЯВЦЕВОЙ,
   коллеге из Самарской области
   (газета "Сельский труженик", г.Безенчук)
  
   Не надо ждать свистка финального,
   И без тягучего звонка
   Статьёй закона федерального
   Решить судьбу Безенчука.
   Отныне будет устаканено:
   Не устрашась крутых невзгод,
   Любой, как Киса Воробьянинов,
   В кладоискатели пойдёт!
  
   Марине ПЕРЕГУДОВОЙ,
   коллеге из Ростова-на-Дону (г.Шахты),
   впервые составившей творческую конкуренцию Лютову
   в Дагомысе
  
   Марина из Ростова
   Через морской круиз
   Соединила клёво
   Тунис и Дагомыс.
   На ироничном поле
   Воспрянул рынка дух:
   Был Лютов монополен,
   А стал одним из двух.
   Он был один, как Один,
   Щипал свою струну,
   Но стал вдруг неугоден
   Ростову-на-Дону.
   Марина очень мило
   Без видимых причин
   Мир прессы поделила
   На женщин и мужчин.
   Мир помнит поделённый,
   Что этот важный факт
   Был вскрыт непринуждённо
   Кудесницей из Шахт.
   Как беляки с Антантой,
   Без лишних всяких слов
   Согласны мы с константой:
   Увы, Ростов бедов!
  
   Валентине ХОХЛОВОЙ,
   коллеге из Чувашской Республики
   (газета "Вперёд", г.Шумерля)
  
   Расположена далёко
   (глядя с Ближнего Востока)
   Очень близкая земля
   Под названьем Шумерля.
   Здесь живёт не Чиччолина,
   А Хохлова Валентина.
   Ею данный городок
   Стать известным шибко смог.
   Обгоняет всех подряд
   Местный медиа-магнат,
   И портрет её такой:
   Бизнесвумен, но с душой,
   Помышляет о добре,
   Проживая на Суре.
   2008
  
   Аллаберды НИЯЗОВУ,
   однокурснику, коллеге, племяннику бывшего президента Туркменистана (г.Ашгабад)
  
   Ты не стал луной, не стал наместником
   Возле солнца, храмов и картин.
   Мы с тобою полные ровесники,
   Значит, взгляд на жизнь у нас - один!
   12.07.2007
  
   Николаю БАРАШКИНУ,
   однокурснику, уроженцу Мордовии, коллеге из Узбекистана
  
   В тех краях, где нежится урюк
   И ясней основы мироздания,
   Крепкое пожатье наших рук
   Будет пусть сильней воспоминания.
   2006
  
   Имрану ИСМАИЛОВУ,
   однокурснику, коллеге из Чеченской Республики
  
   Вспоминаю, как в свердловской унии
   Мы точили острое перо,
   Шустрые, начитанные, юные,
   Верящие в правду и добро!
   И когда в кавказские события
   Грозовой стучался молоток,
   Что порвётся наше общежитие,
   Я поверить до конца не мог.
   1994
  
   Татьяне ФИЛИППЕНКО,
   коллеге из ГТРК "Иртыш" (г.Омск),
   вдохновительнице поэтов
  
   Стройна, как лань, и лучезарна,
   На "Иртыше" дивчина гарна.
   Плывёт ладьёй в эфире зыбком
   Её задорная улыбка.
   Её изящная рука
   Ведёт в народ ГТРК,
   Который, словно по призыву,
   С восторгом смотрит теледиву.
   Она начштаба и комдив
   Среди сибирских теледив.
  
   Алле АБАСТОВОЙ,
   коллеге из Ставропольского края
   (газета "Благодарненские вести", г.Благодарный),
   вдохновительнице прозаиков
  
   Кто-то скажет: это неэтично -
   Будоражить весь честной народ.
   Алла, ты вполне харизматична,
   Словно женщина, которая поёт.
   Вдумайся в напутственное слово:
   Пусть тебе удастся, как звезде,
   Повторить успехи Горбачёва.
   Только чтоб не заперли нигде.
  
   Валентине КУРЕПИНОЙ,
   кубанской казачке (в системе печати),
   вдохновительнице поэтов и прозаиков
  
   Мир как будто молнией ударен -
   Ты собою красишь Краснодар:
   Артистична, словно Мата Хари,
   Заводила, словно Жанна Д'Арк.
   Героинь великих всякий знает,
   Их бессмертью не очерчен срок,
   И пускай под южным солнцем тает
   Северный нечаянный намёк.
  
   Алексею ГРОМЫХИНУ,
   поэту
  
   Провозглашаю в этом кличе
   Свои заветные мечты:
   Вот если б так же городничий
   Ходил по городу, как ты!
   Подобен Римскому ты Папе,
   И дело тут - признаем факт -
   Не в бороде и даже в шляпе,
   А исключительно в стихах!
  
   Санди САБА (Александру БАЖАНОВУ),
   прозаику
  
   Вслед за оракулами вторю я,
   И далеко не первый год:
   Твоя "Газетная история"
   В энциклопедии войдёт!
  
   Сергею СЕНИЧЕВУ,
   поэту и прозаику
  
   Литература раззадорена
   Твоим "Онегиным", пойми.
   Возьмёшься следом за "Печорина"?
   А за "Обломова" - ни-ни!
  
   Алле НОВИКОВОЙ,
   коллеге из Саратовской области
   (редактору газеты "Сельская жизнь",
   главе Татищевского муниципального района)
  
   Там ли, верно ли ищем мы
   На житейском смотру?
   Есть посёлок Татищево
   Близ Саратова. RU.
   Сквозь молву и предания
   Устремляется ввысь
   Силой верного знания
   Алла, "Сельская жизнь".
   Всей округой проверено -
   Наяву, не во сне -
   Комиссарит уверенно
   На районном звене.
   В межбюджетных коллизиях
   Превосходство одно:
   Что в газете написано -
   В райбюджет включено.
   Здесь не сказано лишнего,
   Салютуют стихи
   В честь селенья Татищево
   Возле Волги-реки!
  
   Ольге ПАНЮТИНОЙ,
   коллеге из Саратовской области (газета "Петровские вести", г.Петровск, который, вероятно, послужил прообразом
   места действия комедии "Ревизор")
  
   Дивная местность, как сон,
   В центре же - город уездный,
   Гоголем он вознесён
   Над человеческой бездной.
   Все бриллианты и сор
   В хитром замешаны тесте:
   Всякий из нас - ревизор
   Иль любопытный почмейстер.
   Ясное солнце с утра
   Преображает ресницы.
   Мимо творенья Петра
   Кто же проехать решится?
  
   Марии ЛОЩИНИНОЙ,
   коллеге из Саратовской области (газета "Пульс", п.Турки)
  
   Интереснейшие мысли
   Взяли автора в полон:
   У Хопра Турки возникли,
   А Хопёр впадает в Дон.
   И в обширном междуречье
   Перемешанный народ -
   В нём и общечеловечье,
   И турецкое живёт.
   Может быть, и впрямь, как в книжке,
   Горизонты далеки?
   Может, Мелехова Гришки
   Проживают здесь внучки?
   Нет ни грусти, ни унынья,
   Всякий смело дует в ус.
   И ещё одна Аксинья
   Измеряет жизни пульс?
  
   Валентине ЕВДОКИМОВОЙ,
   коллеге из Саратовской области
   (газета "Сельская новь", г.Аркадак)
  
   Не знаешь, что такое аркада? Какой тупой нуб!
   Молодёжный сленг
  
   Архитектором сделаться надо,
   Чтоб узнать, что такое аркада,
   Или проще опробовать знак:
   Съездить в город лесной Аркадак,
   Где восточный расходится путь,
   И на жизнь по-иному взглянуть,
   И её оценить непредвзято?
   Это зал игровых автоматов?
   Или просто смешная забава?
   Подскажи, словно эхо, Вирьава*.
   * В переводе с мордовского: вирь - лес, ава - женщина
  
   Петру КРАСИЛЬНИКОВУ,
   коллеге из Саратова (редактору газеты "Время")
  
   Есть вопросы и ответы
   На железных якорях,
   И причинные предметы
   Скрыты в пыльных словарях.
   Никогда не позабуду:
   Сделав умное лицо,
   Транскрибировали уду
   И ещё одно словцо.
   Нелегко про это кортамс*
   (Кто же здесь кого умней?),
   Втайне помня том четвёртый
   Бодуэна Куртенэ.
   Встать уверенно, ей-Богу,
   На учёную стезю
   Побудил ты очень многих,
   Наш знаток, под стать Друзю.
   * В переводе с мордовского - говорить
  
   Елене БЕЛОГЛАЗОВОЙ,
   родственной душе из Саратова
   Виват, моя шестидесятница,
   Привет горячий и нескромный!
   Воспоминания о пятнице
   Во мне по-прежнему огромно.
   Пусть будем правом возвеличены -
   Ведь мы же родственные души -
   Возжечь огонь от первой спичины,
   Что из брандспойта не затушишь!
   Жизнь - не река прямотекучая:
   Порой сорвётся водопадом,
   Плеснёт в бокал вина гремучего,
   А может и наполнить ядом.
   Но это встретим всё без паники,
   И сдуем словеса, как пену,
   И зажуем медвяным пряником
   Что будет выпито за Лену.
  
   Маргарите Анатольевне БЕЛОГЛАЗОВОЙ,
   строителю промышленных объектов и человеческих душ в Махачкале, Саранске и
   Саратове
   Ещё по сталинским заветам.
   Чтоб каждый дело твёрдо знал,
   Далёким и холодным летом
   Её Саратов провожал.
   Ёще не звали стройки века
   И глушь Сибири не звала.
   Взялась с охоткой человека
   Удочерять Махачкала.
   Громадою бетонных порций
   Был укрощён каспийский вал,
   И ни один упрёк от горцев
   За время всё не прозвучал.
   ...Проходят годы. Дети. Внуки.
   И снова Волга под окном.
   Она не опускает руки.
   Поскольку несподручна в том!
   Дерзанья наши и святыни
   Удастся в будущем вознесть,
   Пока в стране российской ныне
   Такие люди, к счастью, есть!
  
   Владимиру НАЗАРОВУ,
   неофициальному человеку официального сайта Республики Мордовия
  
   На любой вопрос, заметно,
   Хоть фатальный, хоть брутальный,
   Ты ответишь интернетно
   И, как сайт, официально.
   Но замечено попутно,
   Что с тобою там, где шумно,
   Как с Державиным, уютно,
   Как с Высоцким, остроумно.
  
   Светлане СТАРЦЕВОЙ,
   сотруднице МИДа
  
   Любя простор и путешествия,
   Назад тому лет двадцать пять
   Могли, лишь глядя на Сенкевича,
   Про земли дальние мечтать.
   Прошли года. Открылся занавес.
   Сошла заморская роса.
   И многие зажили заново,
   Освоив странствий паруса.
   В столице и деревне Ярцево
   Уже обсохли якоря...
   Благодаря Светлане Старцевой,
   Дипломатично говоря!
  
   Валерию ЧЕГЛАКОВУ,
   полному (не в смысле габаритов) коллеге Лютова
   в Республике Мордовия, редактору газеты "Маяк" (Ардатов)
  
   Мы давненько укрепились в вере,
   Как герои детства - Чук и Гек,
   Что редактор "Маяка" Валерий
   Человечный очень человек!
   Несмотря на время и на сложность,
   Я просил судьбу раз двадцать пять,
   Чтобы предоставила возможность
   Нам подольше дружбу продолжать!
  
   Альфреду ВАСЬКИНУ,
   редактору газеты "Призыв" (Лямбирь, Республика Мордовия)
   и путешественнику, супердругу Лютова
  
   Россию нежно ты любил,
   Но всё же, не робея,
   Сполна предместья изучил
   Варшавы и Бомбея.
   Известно, парень ты не плох,
   Не стыдно перед миром:
   Альфред, как говорится, Кох
   Не стал твоим кумиром.
  
   Николаю Федоровичу ГУЩИНУ,
   редактору газеты 'Заря' (Кочкурово, Республика Мордовия)
  
   Свободно пишутся стихи
   Про запахи от вод до неба
   Умело сваренной ухи
   И крупно резанного хлеба.
   Хочу, чтоб ты и впредь, собрат,
   Судьбу угадывал, как Глоба,
   И эту - круглую из дат -
   Воспринимал, как мы, особо.
  
   Максиму ХАБЕНЮКУ,
   гедонисту, российскому патриоту из Украины
  
   Трансфер туристский как-то раз привёл
   Народ разноязыкий в Титрейнгол*.
   Завёлся сразу парень шебутной,
   Повсюду и везде он часто слышен,
   Средь россиян и немцев в доску свой,
   Средь малороссов, как Кобзарь, возвышен.
   В один момент без виск и капучин
   Сплотил штук пять хабалистых дивчин.
   Шикарных форм. На лица ничего.
   А ноги и не коротки, не длинны.
   Один на всех, а все на одного -
   На чувака из ридной Украины.
   Загар на коже - знак, а не фетиш,
   Не комплексуя даже ни на йоту,
   Что недругам пожертвован бакшиш,
   Вся стая изготовилась к полёту.
   Широк и к юным дамам милосерд,
   Растаял в дымке пляжный экстраверт.
   ...Народ всё так же ходит взад-вперёд,
   Но стало скучно под зелёным зонтом.
   Уже давно за Крымом самолёт,
   И что ж видим там, за горизонтом:
   Матрос Лужкову кепку подаёт,
   Назло грузинам, янкам и Европе,
   А Ющенко** тиранит русский флот
   И город русской славы Севастополь.
   Кто говорит - иного не дано?
   А если вдуматься, дано, да и ещё как:
   Ведь можно, как в замедленном кино,
   А можно и решительно, наскоком.
   Вернулся из Туретчины Максим,
   По улицам промышленным прошёлся.
   Совсем случайно дедовский "Максим",
   Закопанный в семнадцатом, нашёлся.
   24.05.2008, Анталия, Турция
   * Титрейнгол - курортное местечко на анталийской ривьере
   ** Ющенко - президент Украины, стремящийся в НАТО
   вопреки воле народа и дружбе с Россией
  
   Светлане РОМЫХИНОЙ,
   коллеге из г.Севастополь
  
   Известно, что мир, окружающий нас,
   И ласков, и хрупок, и ломок.
   Звучит по-славянски - давно и сейчас:
   Светлица. Светлана. Светлёнок.
   Свет истины пышен, жемчужно-горяч -
   От искры, от вспышки, от спички:
   На фоне прибоя и розовых мачт
   Морские созрели привычки.
   На свете огромное море Светлан
   И все они чуточку вправе,
   Отбросив амбиции, сладкий обман,
   Быть жемчугом в чьей-то оправе.
   О, как превосходен таинственный грот
   На бреге, где виден акрополь.
   Предвижу судьбы справедливый исход
   Твоей, дорогой Севастополь!
  
   Олегу КАШТАНОВУ,
   редактору газеты "Известия Мордовии",
   которой в 2008г. исполняется 90 лет
  
   Не любим мы гроз, и при всякой грозе
   Ломаются люди и вещи.
   На нашей превратной газетной стезе,
   Олег, будь, пожалуйста, вещий!
   Напутствий стандартных сорвав пустоцвет,
   Скажу без тщеславья и лести:
   Пускай обнаружат чрез несколько лет
   На пыльных тропинках далёких планет
   Подшивки "Мордовских Известий"!
  
   Никите ЦЫГАНОВУ,
   внуку, который обязательно побывает в Семилуках
  
   Хочу, чтоб нынешние были
   До совершенства ты постиг.
   ...А мы для будущего жили,
   Творя его в формате книг.
  
   Ивану СЫРЕСКИНУ,
   основателю фирмы "Семируки"
  
   Иван Сырескин не Иван,
   Не помнящий родства,
   И поискать средь ближних стран
   Такого существа.
   Не так давно эрзянский сын,
   Ардатовский мужик
   Пошёл среди людских кривин
   Упорно напрямик.
   Он был разборчив в том и сём,
   Как пчёлка кропотлив,
   Преодолев житейский шторм,
   Пришёл его прилив.
   Иван Сырескин не сырой,
   А очень даже жгуч,
   И тем, кто встретился с бедой,
   Он - в тёмном царстве луч.
  
   Марии ЗЕРОНОВОЙ,
   коллеге из дальнего края (газета "Пармская обитель")
  
   Журналистская тропа
   И прозрачна, и слепа.
   Легче скал в каменоломне,
   Но увесистей снопа,
   Надо с ношей на плече
   Каждый час, как время "че",
   Эти заповеди помнить
   И иные в их ключе:
   Не бояться никого
   И не путать ничего
   Чтобы, нас читая, люди
   Говорили "Ого-го-го!".
   Чтоб не биться, как об лёд,
   Как Колумб, смотреть вперёд.
   Чтобы у грядущей смерти
   Был ужасно тихий ход.
   И чтоб этот тихий ход
   Был известен наперёд.
  
   Валерию Николаевичу ГАНИЧЕВУ,
   председателю правления Союза писателей России
  
   Нынче в моде сюжеты "Про людей и звездей"*,
   Будуарные, словно эпистолы,
   А читатель "Державниц" и "Флотовождей",
   "Русских вёрст" жаждет просто неистово.
   Если слово верно, если крепче гвоздей,
   То тигрица забвенья не съест его.
   В духе этих идей пестуй светлых людей,
   Русский Боян со станции Пестово**.
   * Известный роман-провокация писательницы Ирины Майоровой
   ** Пестово - станция в Ленинградской (ныне Новгородской) области,
   где родился В.Н. Ганичев
  
   Всеволоду Леонидовичу БОГДАНОВУ,
   председателю Союза журналистов России
  
   Как в Библии Адам и Ева
   Важнее Бога самого,
   Для нас для всех Богданов Сева
   Начало сущего всего.
   Не зная, в общем-то, корысти,
   Под взмахи фестивальных крыл
   Он лордов лжи с рабами истин
   По городам иным сводил,
   Не будучи при этом сводней.
   Чтоб стал народ в работе злей,
   Как Сталин в прошлом, он сегодня
   Изрёк, что стало веселей.
   Во все немыслимые дали
   Летит Богдановский девиз:
   Во славу древних сатурналий
   Изрядно служит Дагомыс!
  
   Александру Макаровичу ДОРОНИНУ,
   председателю Союза писателей Республики Мордовия
  
   Я хочу, чтобы полосы чёрные
   Не закрыли угодья твои,
   Чтоб потомки любили и помнили
   Про эрзянские думы твои.
  
   Юрию Михайловичу ДОЛГОВУ,
   главе Большеигнатовского района (в 90-е годы)
  
   Полсотни лет назад в капусте
   Ты обнаружен - будь здоров! -
   Живи 100 лет без мглы и грусти
   И не имей, Долгов, долгов.
   Ты превосходен, словно доллар,
   И, словно форинт, простоват.
   Большеигнатовская школа
   В тебе заложена, мой брат!
   Забудем трудности и споры,
   Запомним проводниц и жён
   И день рождения, который
   Был в Альпах доблестно встречён!
   Сентябрь, 1996 Вена - Будапешт - Саранск
  
   Александру Михайловичу ПЫКОВУ,
   журналисту, редактору, Главному Федеральному инспектору
  
   А лет примерно эдак двадцать,
   Освоив творческий аллюр,
   В газетах начал возвышаться
   Березниковский трубадур.
   Но не всегда усладно, братцы,
   Ему свистали соловьи,
   Случалось даже отдуваться
   Перед инспектором ГАИ.
   Но переменчив жизни вектор,
   И, оседлав больших коней,
   Сегодня Пыков сам инспектор
   И всех инспекторов главней.
  
   Сергею ГОЛИКОВУ,
   директору типографии "РУЗАЕВСКИЙ ПЕЧАТНИК", издателю данной книги
  
   От самых от крестиков-ноликов
   Мы помним, как Божеский дар,
   Что был гражданин такой Голиков,
   А вышел писатель Гайдар.
   И тексты, и фотографии
   Ты просто боготворишь
   В любезной своей типографии.
   Ну, просто Мальчиш-Кибальчиш!
  
   И. МАЙОРОВУ,
   обожателю земель близких и далёких
  
   Обжигая карандаш,
   Излагает под шабаш
   Вот такое назиданье
   Наш последний персонаж:
   Слово отчее любить,
   Слово отчее хранить!
   И при этом помнить свято
   Про вершину, про народ,
   Тот, который делать книги
   Нам возможности даёт!
Оценка: 5.12*6  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"