Грязь под ногами напоминала черное тесто. Липкая, тягучая тварь с неохотой и чавкающим звуком отпускала ступню из плена. Как будто зная: через секунду человек опять попадёт в её ловушку.
Шаг за шагом длинной изломанной колонной русский отряд уходил в глубь родной страны.
Штабс-капитан Голышев решил обмануть грязь. Оттолкнувшись посильнее, взлетел на телегу, уселся между беспокойными ранеными. Кучер недовольно буркнул по поводу нового пассажира, но ор поднимать не стал. Наверное, он оценил, тонкого невысокого офицера как не тяжелого, а может просто побоялся перечить старшему по званию.
- Долго ещё драпать будем, вшбродь? - гнусаво спросил с забинтованной головой раненый. Остальные трое в грязных шинелях находились в спасительном забытье.
- Тебе, родной, чудится. Еще Суворов говорил: мы не отступаем, а заманиваем врага.
Голышев достал берестяную флягу, сделал глоток. Далеко остался колодец со скрипящим журавлем.
- Брест взорван, - с грустью сообщил он раненому.
Тот сверлили его карими глазами, язык облизывал сухие губы. Голышев подождал еще, сделал глоток и, не услышав просьбы испить водицы, крякнул с досады.
- Его всегда взрывают, - последовал странный ответ, - только немчуры там немало в землю ложится.
Страдает от контузии, аль просто бредит. Но смотрит ясно, с усмешкой, как будто он старший по званию, а Голышев отчитывается перед ним. Воспоминания нахлынули: Академический корпус, выпускные экзамены и такой же лукавый взгляд старого прожжённого артиллериста.
- Откуда сведения-то?
- Проверены временем, вшбродь, - сомнения не осталось, как и в первый раз проглатывает, коверкает обращение.
- Можно просто: штабс-капитан.
- Эх, сказал бы ты мне... - и замолчал голубоглазый.
- Что сказать, голубчик? - решил поиздеваться Голышев.
- Да все вы из одного материала слеплены. Что с той стороны, что с этой. Вперед в атаку, патроны после подвезут, да? - с нажимом начал спорить раненый.
Голышев ощутил раздражение. Боль в натруженных ногах поднималась выше, заставляя колотиться сердце чаще.
- Я как погляжу, весел ты не в меру. Или ты рад немцам, а мне такгрубишь, для вида?
- Брехать и грубить не приучен. Не дворянин же, не кость белая, - рука раненого незаметно скользнула под шинель. Громоздкий походный мешок мышиного цвета оказался привязан к другой.
Голышев в ярости спрыгнул с телеги. Грязь с восторгом проглотила его по колени. Дождалась, родимая.
- Я с ранеными в голову спорить не намерен, мозги, видно, гнить начали, - штабс-капитан опустил поднятую для удара руку.
Раненый криво усмехнулся и потерял сознание. Тонкая красная струйка вытекала из-под бинта и поползла вниз, к воротнику.
Голышев дернул шинель, внимательно осмотрел наглого солдата. Достал флягу, смочил ему губы. Телега кренилась, мешая точно вылить воду, но молодой штабс-капитан справился.
Невзирая на усталость, не отстал от телеги, сделал три широких шага и поравнялся с кучером.
- Откуда раненые?
- Трое из последнего боя. Снаряд рядом взорвался. Лошадь и их унтер-офицера в клочья, на мясо порвало, - кучер подвинулся, освобождая место.
- А этот, с головой перевязанной?
- С ним вообще история диявольская...
Через тридцать лет...
- Красноармеец, ты смерть нашел? - седой, усталый на вид капитан Лобарев недовольно зыркнул на вошедшего.
- Смерть? Спирт нашел.
- Долго ходишь. Теперь только за ней посылать будем.
Смех в землянке получился задорным. Молодой бегунок смутился, начал выкладывать на стол трофеи.
- Ты же понимаешь, между майорскими звездами нашего командира только ты и стоишь, - прохрипел старый боец со шрамом на лице.
- Вот именно, стоит, а он бегом должен метнуться, - пошутил кто-то.
Военный юмор - дело нехитрое, смех помогает снять безумное напряжение.
- Лан, доставай что дали, - загоняя шило в новый погон, приказал Лобарев. На первом уже красовалась одинокая дырка.
Из вещмешка появилась тушенка, кусок сала, щедро присыпанного солью, три ломтя черного хлеба.
- Эх, мой первый командир, ныне покойный, говорил: больше всего звезд на небе и на погонах капитанских.
- Хе! - поддержал разговор кто-то, - так что ж теперь, в звании не расти?
Спирт, разбавленный водой, затрепыхался в стакане, когда две звезды пошли на дно.
- За нас. Чтобы жизнь текла рекой, - начал прапорщик.
Брезентовый полог резко отдернули, взволнованный казах из соседней роты, задыхаясь от бега, выпалил только одно слово:
- Немца!
Лобарев медленно поставил нетронутый стакан на стол.
- Немцы?
- Нет, один тока. Остальные убиты, - уже на ходу тараторил невысокого роста солдатик, - разведгруппа шла, шла и вышла. Там завод стоит, до завтра сказали не трогать, но командир группы...
Яркая вспышка с шипением перечеркнула ночное небо. Лобарев дернул солдата за ремень, и они присели, прячась от света.
- Он из Воронежской области, упрямый. Грит, если через сутки нас не будет - докладывай Лбу. Ну, вам докладывать надо было. А сам уже через час приполз.
- Один?
- Нет, с немчуркой очкастым.
- Я про группу спрашиваю.
- Один.
Через пять минут они вышли к оврагу. Спиной к дереву, со связанными руками сидел помятый немец. Худой и испуганный. Кляп глубоко вбит в рот, а вот очки не потерялись. Удивительно, как его дотащили.
Воронежский пожал руку:
- Здоров, земеля. На немецком шпрехаешь?
- Я-я.
- Жаль. Тогда слушай. Вышли мы на него случайно, но так, что лучше и не придумаешь. Там, на северо-западе, заводик у них. Непонятный. Вроде и охрана серьезная, и ангар большой, но разворочено. Суетливо. Как будто в муравейник ветку сунули.
- Что в ангарах?
- Не рискнули мы туда. На дороге "ежи" кинули. И часа не прошло, выкатил этот умник.
- Что говорит? Кто таков?
- Да чушь несет. Про чудо-оружие, которое мир изменит. Теслу вспоминает, рвется все рассказать, однако требует чин повыше моего.
- Ну, тогда он по адресу попал, - уверенно сказал Лобарев и вытащил кляп.
1915 год
- Белый, ты, когда не ёрничаешь, - хороший человек.
Голышев, сидящий рядом под навесом, провёл по белокурым волосам. Два дня пути: то робкие надежды, то беспросветная грусть. Холодный дождь стекал по фуражке.
Грязь превратилась в непроходимый вязкий океан. Телеги стали. Армия стала. Весь мир застыл в черно-серых тонах.
- Я думаю, лучше бы ты шпионом оказался. Одежда у тебя "ряженная", странная. Звезды не русские, сам наглый сильно. Выпороть тебя, что ли?
- Я тебя сам выпорю, шкура ты интеллигентская, - подкидывая щепки в огонь, беззлобно ответил Лоб. Обвыкся за последнее время.
- И устав не знаешь. Кто ж тебя пороть-то осмелится?
- Почему?
Резкая вспышка света ударила по глазам. Молния.
- Ты ж душевнобольной. Или все же шпиён? - с улыбкой поинтересовался Голышев. Внутри недоверие холодным ужом завертелось, заелозило. Штабс- капитан понимал: только эти две версии правильные. А то, что контуженый лепечет, - бред.
Вопрос заглушил раскат грома.
- Не веришь мне, значит. И правильно. Я сам не поверил бы.
- Не могут царя убить. Народ...
- Народ и будет править. Хватит, достал уже.
- Смешной. Сам рассказывал, а теперь хватит. Вот ты Богом поклянись, я и поверю тогда.
- Сам ты клоун. Рюкзак тебе не доказательство. Форма моя не доказательство. Может, ты пистолеты такие раньше видел? - спросил раненый, доставая оружиеиз внутреннего кармана шинели.
- Нет.
- Нееет, - протянул Лобарев, - но и тут церковь приплел. Кляяянись.
- Да запомнил, запомнил я твою историю. Народ у власти, попов выгнали, нас, дворян, разогнали, живете теперь счастливо.
- Так и есть.
- И что, беды нет? После того как царя убили?
- Была, да сплыла.
- Угу. Не простит убийство, - поднял Голышев палец вверх, - не простит. Да и не верю я, что Царя никто не смог защитить.
- Про войну веришь?
- Да. По тебе вижу, выправку твою, умение. И если немец через тридцать лет полезет снова, что ж получается, мы его сейчас не победим?
- Не знаю. Я сам уже запутался.
Капитан Красной Армии Лобарев, прозванный за упрямство Лоб, поднялся на ноги. Выше на голову собеседника, непоколебимый, как столетний дуб.
Штабс-капитан Русской Армии Голышев, названный ершистым собратом Белым, стал рядом. Даже в это ненастное время с ухоженной бородкой, гибкий и тонкий, как ветки ивы.
- Смотри на северо-восток, - сказал Лобарев и для верности указал рукой.
Ударила молния. Еще одна. Еще. Грохот грома слился в одну небесную канонаду. Лошади в страхе пытались бежать, раненые голосили. Паника.
Голубой купол расцвел вдали, словно шатер цирка с верхушкой из яркой молнии.
- Вот и Он. Танк.Как мне немец и предрекал.
Голышев погладил бородку:
- Надо пойти проверить. Знаешь, а расскажи еще разок, что случилось в ангарах.
Через тридцать лет...
Высокие корабельные ели слаженно скрипели. Тугой поток ветра гулял в их верхушках. Из ангара воняло кровью и пахло свежим озоном.
Молодой бегунок лежал с закрытыми глазами и раскуроченным очередью животом. Старший прапорщик полазил по его карманам, нашел треугольное письмо.
Лобарев услышал его шаги, но оборачиваться не стал.
- Сколько?
- Семеро. Спешка погубила.
- Чертовщина творится, - Лобарев стоял у входа в ангар и смотрел на выжженный круг на полу. Рядом стоял гигантский танк "Маус", - гляди, до чего немчура додумалась.
- Лоб! - позвал его разведчик.
Лобарев пошел к нему. Немец в очках суетливо крутился со связанными руками возле машины странной конструкции. Колпак от неё, словно дуршлаг накрывал как раз пустое место.
- То же самое говорит?
- Да, кричит про перенос во времени, - воронежский задумчиво потер подбородок, - я думал, у него припадок будет, желчью изойдёт.
- Чего так?
- Да эксперимент полностью его детище. А оказывается, если папаши нет, его можно заменить на соседа.
- Еще раз - попонятливей.
- Ассистент его смог поле включить и танк закинуть в прошлое.
- Ты спроси его, куда, как... и, главное, нас он может перекинуть? - спросил Лобарев.
Воронежский посмотрел на него, как на сумасшедшего, но спорить не стал. Немца в очках стали опрашивать по второму кругу. Половина слов - научные термины - остались непонятыми. Лобарев вцепился в одну фразу:
- Еще раз спроси: если объект меньшей массы будет переброшен сейчас, то прибудет в прошлое раньше на несколько дней? Я правильно понял?
Переводить не потребовалось. Каким-то шестым чувство немецкий ученый осознал суть вопроса и ответил:
- Я.
Лобарев медленно поднялся с корточек.
- Саперы пусть приготовят мне хороший вещмешок. И чтоб он мог так ухнуть, чтоб полземли содрогнулось!
1915 год...
С гулом и шипением пролетел снаряд и ухнул далеко за спиной. Два капитана пробирались по грязи.
- Все назад идут, одни мы вперед, к немцам, - озвучил очевидное Голышев.
- Хе. Так по твоему полководцу и получилось. Заманили, а теперь наступать будем. Вдвоем.
Ветерок тянул холод с речки, пронизывая до костей.
- Вон и мост. Пошли, осмотрим наше новое лежбище, - перехватив поудобнее вещмешок, скомандовал Лобарев.
Ближе к вечеру, устав копать саперными лопатками землю, они разложили нехитрую снедь.
- Наши расчеты верны, немцы будут через сутки на мосту.
- Ты говоришь, этот "бак" настолько огромный, что проваливается в землю?
- Да. Поверь мне, такого железного монстра ты еще не встречал. Смешно, а грязь-то нам помогает. Ведут его по дороге, кладут под него настил.
- А мост?
- Его-то мост не выдержит. Но вот обслуге перебраться надо, подготовить для переброски местность. Вот тут мы и появимся.
- У наших артиллеристов есть пушки, - продолжал искать выход из ситуации штабс-капитан.
- А у него броня. Понимаешь, Белый, вопрос-то прост. Танк, который ты баком обзываешь, манёвренней. Это как огромную пушку поставить на гусеницы, возвести стену непробиваемую, и всё - аллес капут.
Лобарев уложил ветки на дно ямы, подтянул шинель, закиданную сверху землей и кустом.
- Это сверхтяжёлый танка прорыва и артиллерийской поддержки - если умничать. Сухопутный крейсер, который может изменить ход истории.
Голышев тщательно проверил, не выдает ли что их присутствия. Достал саперную лопату, повертел в руках.
- Эх, мне бы саблю. Точно затачивать надо?
- Смотри сам. Главное, помни про мешок. И как подрывать саперную связку гранат.
- Помню. Эх, выпороть бы тебя. За непотребства, - с усмешкой произнес Голышев. Лобарев не отреагировал - тяжело дыша, готовился ложиться в схрон.
Голышев толкнул его в плечо:
- Богом клянёшься, что правду мне говоришь?
Лобарев вздохнул, глянул прямо в глаза штаб-капитана.
- Клянусь. Если тебе это веры придаст - клянусь. А теперь - осталось ждать.
Пройдённые километры давали о себе знать. Усталость погружала капитанов в сон, зыбкое забытьё. Под вечер появился первый отряд. Осмотрелись, загомонили.
Приближение танка два капитана почувствовали. Дрожь земли - словно её лихорадило, трясло от возмущения.
Луна, скрываясь за облаками, не первый час гуляла по небу, когда Лобарев жарко выдохнул на ухо:
- Пора.
Лежать почти без движения - тяжело, но пробираться сквозь лагерь оказалось еще труднее. Свет костров, безликие патрульные. Глухо ухая, пролетела сова.
Капитаны ползли на свет. Словно на кузне, пылал, привлекая внимание, огонь. К нему далеко пришлось продвигаться. Немцы не подвели сухопутный крейсер к реке, остановились поодаль.
- Чёрт подери, - почти беззвучно выругался Голышев. Он увидел монстра.
Словно высечен рубленными ударами из железной скалы. Издавая запах топлива, вселял панику. Не может такого быть в природе. Сама Земля протестовала против такого чудовища, прогибаясь под его тяжестью.
- Твой правый, - шепнул Лобарев и медленно начал красться к патрульным.
Голышев вытащил нож, отодвинул ветки дикой смородины и последовал за ним.
Молоденький солдатик открыл в испуге рот, силясь предупредить второго, которому, сзади черная тварь с перебинтованной головой со всей силы, пробивая котелок-каску, вогнала лопатку в голову.
Не успел.
Штабс-капитан оказался не лыком шит. Кровь маленьким водопадом выливалась из рассечённого горла солдатика.
Всего в нескольких шагах суетились люди, создавая грохот, волнения.
- Твой выход чуть погодя, как договаривались, - произнес Голышев, уверенно протянул флягу с водой безумному соратнику.
- Яволь, - застегивая последнюю пуговицу немецкой формы сказал Лобарев. И закинул вещмешок за спину.
- За наше правое дело, - широко усмехнулся капитан Лобарев и, отпив, вернул флягу.
- За Царя и Отечество, - допивая воду, возгласил штабс-капитан Голышев и выбросил пустую тару.
Через тридцать лет...
Смрадный воздух в бункере тугой петлей душил окружающих. Тщедушный человек с блеском в глазах внимательно смотрел на часы. Откинув движением головы челку, дрожащей рукой налил ядовитое питье в бокал.
Встал и произнес:
- Наш единственный шанс - перебросить сверхтяжёлый танк "Маус" в прошлое - не принес должных результатов. И я признаю...
Часы с невозмутимым спокойствием отсчитали еще минуту. И даже смерть великого фюрера не замедлила бег времени.
1915 год...
Голышев отвлек качественно. Используя наработки разведчиков, "Ромб" поднял шум в одной точке, расстрелял караул почти в упор в другом месте.
Гвалт поднялся такой, словно начался прицельный артиллерийский обстрел по лагерю.
Бегущий в немецкой форме Лобарев не выделялся из общего взбудораженного потока.
Огромная тень танка накрыла его, как будто ночью наступила еще одна ночь. Козырнул в приветствии спешащему офицеру и полез на груду железа, как альпинист на гору. Теплый на ощупь танк казался живым урчащим животным.
Люк. Вот и он, родимый. Пасть зверя. Лобарев сунулся вовнутрь, выставив пистолет.
- А! - успел крикнуть немец и получил пулю в голову.
Залез вниз, дрожащими пальцами развязал узел походного мешка. Связанные гранаты, усиленные шнуром, смотрелись такими маленькими. Куда им справится с гигантом? Но капитан отринул сомнения. Главное - чтобы не промокли, главное - чтобы ухнули.
До взрыва время перестало существовать. Только вязкий поток реальности. Кидая запаленную смерть, стараясь зацепить взрывом два двигателя, Лобарев юрко вылетел из башни.
Взрывная волна ударила его в спину, закружила в вальсе, поменяла местами черную землю со звездным небом и смачно приложила о ствол сосны.
Хрустнул сломанный позвоночник.
Голышев не ушел. Остался страховать да и бросать странного соратника не хотелось.
Внимательно осмотрел, побил его по щекам.
- Эй, капитан.
Лобарев открыл глаза.
- Плохо дело. Ног не чую.
- Плохо, - согласился штабс-капитан.
- Ты скажи мне честно: если выберешься, царя пойдешь спасать?
- Пойду. Спасу, - угрюмо ответил Голышев.
Капитан Красной армии усмехнулся. Быстрым движением вскинул пистолет и выстрелил в грудь штабс-капитану Голышеву. Пуля порвала сердце, а в глазах застреленного застыла тоска прощения. Словно догадывался с самой первой встречи, что так все и закончится.
- Прости, - успел прошептать не ставший майором Лобарев и провалился в черную мглу.