Мудрая Т. : другие произведения.

Пэпэша

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это не закончено и оттого немного путано - впрочем, фокальный герой и позиционирует себя как тот, кто тотально пудрит всем мозги.Однако первая часть в "Нео-Нуаре" схлопотала проход в финал.
  ПэПэШа
  (начало повести)
  
  СЕРЕБРО 1984
  
  Серебро Господа моего, Серебро Господа...
  Ну разве я знаю слова, чтобы сказать о тебе?
  Серебро Господа моего, Серебро Господа...
  Выше слов, выше звезд, вровень с нашей тоской...
  
  Б. Гребенщиков
  
   Здешняя тьма лишена переливов и оттенков и совершенно непроницаема даже для таких чутких глаз, как его. Пока от запредельной боли они не начинают излучать свет и ронять искры из себя, сами по себе.
   - Мы бережём вас от прямого попадания солнечных лучей, дорогой.
   Наш дорогой приз, наша редкая добыча. Кто это - "мы"?
   Невидимки скрываются в черноте, будто кукловоды японского театра дзёрури. Об их явлении свидетельствует лишь первое касание клинка, слишком, неправдоподобно острого, или сложенной втрое верёвки с вотканной по всей длине красно-кровавой (да неужели?) нитью, или плети, смоченной в нитрате серебра. Раны, порождённые сей троицей, бурлят и кипят, хоть и недолго.
   Здешняя глушь давит, как в склепе, - нет, гораздо хуже, в гроб он привык ложиться каждое утро. Восход солнца, так хорошо убаюкивающий после пыток, он по-прежнему различает.
   Тогда можно уснуть. Уснуть и видеть сны, быть может?
   Но истинно человеческие видения давно к нему не приходят. Нечто туманно-млечное, тягучее.
   Сон, который вспарывает видение наравне с темнотой, всегда одинаков:
   - Как твое прозвище?
   - Дон Саймон.
   - Дворянин, скажите пожалуйста. Аристократия крови. Истый гот родом из Астурии. А ещё немного подумать?
   Язвительный голос, едкий, словно тинктура солнца в холодной воде, сопровождается опоясывающей болью. Вот ведь, выскочил медицинский термин, память о прежних контактах, думает он, корчась под ударами ремня в металлической оплётке.
   Прежнее чутьё давно ему отказало, но лёгкая, как бы задушевная сиплость, еле заметный аромат табака и ментоловых пастилок без ошибки выдают в его визави курильщика, который лет двадцать назад вернулся к праведной жизни.
   - Природный идальго. Дон Саймон Хавьер Христиан, - он дважды кивает, упираясь подбородком в ошейник-рогатку, подбитый толстым слоем замши. Такие же браслеты с длинными шипами - на руках и ногах, серебром от них так и веет. Пленник распят не без удобства, только вот ни прильнуть к стене вплотную всем нагим телом, ни выкрутиться из жёсткого воротника, ни разбить оковы нельзя никак. Будь последние из чистого золота, как у людей королевского происхождения, тогда бы хоть не обжигали крутым кипятком при малейшей попытке. Впрочем, и в золото щедрой рукой добавляют лигатуру, и сил вырваться на волю не осталось, потому что его не соизволяют правильно кормить. "В йогурте или экстракте женьшеня содержится почти всё, что им необходимо", ну, разумеется. Лакай горькое молоко из подставленной к лицу миски.
   - Хидальго. Христиан. Кретин, - насмешливо переводит, передразнивает собеседник. Он пытается определить этническую принадлежность мужской особи, но этот его английский ни на что не похож. Сплошные противоречия: лёгкое присвистывание, утробное гхэканье, преувеличенная жёсткость сонантов, грассирования нет и в помине...
   - Симон Ксавер Кретьен Моруа де ля Кадено, - ему удаётся выпрямить стан, откинуть голову и даже как следует приложиться затылком о гранит - осклизлая, пружинящая мерзость, таким себя не убьёшь и даже оглушить на время невозможно.
   - Никак проверяешь меня на знание французского?
   Следует обжигающий разрез от ключицы почти до паха, причём расстояние от примысленной ладони, стискивающей рукоять ножа, до источника голоса равно длине всего зала. Немалого и с крутыми сводами: перекличка создаёт характерное эхо.
   - Сплошная гордыня во плоти, - это звучит почти ласково. - Ты представился почти до конца. Теперь отдыхай. Завтра приду с огнём.
   В слове "огонь" содержится множество смыслов. Говорят, что солнце вгоняет в смертельный ступор, но горишь потом безбольно и незаметно. А вот открытое пламя - не дай боги хоть одному языку тебя лизнуть. Страшней лондонского пожара в его жизни не случалось ничего, впрочем, он был тогда молод и хрупок. Но огнём называли и свечи, и масляные лампы, и мягкий свет газовых горелок, маскирующий природную бледность и пугающее мерцание в глуби зрачков. В его случае - худобу скелета, втянутые, иссеченные белыми шрамами щёки, запавшие глаза, плачевное уродство. Сокрытие такого пошло бы ему лишь ко благу.
   Он роняет голову на грудь и погружается в живые картины.
  
   ... Крошечная рыжеволосая малышка держит на нитке воздушного змея, дракона с коробчатыми крыльями.
   - Дэдди, мой Фальк так замечательно летает взад-вперёд по кругу, словно аэроплан, а с места вверх не может. Отчего так?
   - Воздух давит книзу. Тяги не хватает.
   - Так вниз он тоже не умеет. Даже падает не как камень.
   - Воздушная струя держит. Вроде ветра.
   - Всё одно и то же, надоело. Может быть, ему самому надо делать ветер?
   - Кому - Фальку?
  
   И тут же вспыхивает тысяча холодных солнц. Кто-то врубил электричество. Прежний голос:
   - Нынче нас будет только двое. Ты сам и твой давешний кум. Доволен?
   - А что - от меня ожидают восторгов?
   - Дерзец, бить тебя некому.
   Но ведь и в самом деле так.
   Ибо свет широко раскрывает глаза, не готовые принять в себя зрелище.
   Сплошной гранит, ни одной двери в стенах и ни одного зеркала на них.
   То, кто говорит, вышел на середину. Нет, разумеется, не ночной охотник: иной запах. Но как бы не вполне человек.
   Низкий рост, седые кудри войлоком, иссиня-смуглая кожа. На переносице мясистая складка, отчего кажется, что расплющенный на конце нос растёт прямо изо лба. Короткое туловище, тёмные глаза с явной сумасшедшинкой. Мавр? Очень похоже, но нет. Одет более чем странно: грубошёрстный "френчклифт" (вульгарное солдатское словцо) до колен, мешковатые брюки. Поверх них - высокие башмаки на толстой подошве, пальто по рукавам и стойке окаймлено...
   Да, это снова серебро. Массивное, широкое плетение.
   Не вампир, безусловно.
   - Мало остерегаешься. Жилы у людей не только на шее, запястьях и щиколотках, - цедит он, почти ужасаясь своей безнаказанности.
   - Ну да, ещё и в паху, там температуру у детей сбивают. И в животе. Кому знать, как не тебе: ты ж у нас, почитай, военврач. Как, говоришь, твоё имя и титул?
   - Граф Нигель.
   - Может быть, начнёшь прибавлять понемногу? К своему вранью.
   - Nihil. Никто. Ноль.
   - Я ему говорю - прикупи, а он сбрасывает. Что тут будешь делать!
   Однако удара опять не следует.
   - Ну что же, придётся сдать первому. Петр Павлович Шакиров. Назван в честь Петропавловской крепости.
   - Я в ней?
   - Господь упаси. Тебя же взяли в Верденской мясорубке от силы месяц назад. Это нижний этаж одного из лотарингских замков. Загерметизирован насмерть, понятное дело. Так что, дождусь я от тебя учтивости?
   Две пары глаз встречаются: хищный янтарь с вкраплениями, блестящий карий агат.
   - Испанский гранд. Неисправимый сноб. Стоит ему запачкать манжеты, питаясь подлой кровью, и он уже брезгает одеждой. Стоит оказаться голым - бери, считай, голыми же руками.
   На указательном пальце левой руки - перстень-печатка, тускло-серебряный, с легко узнаваемыми родовыми знаками. На другой - широкое кольцо: чернь, тускло-красный камень.
   - Egiptano. Хитано. Джипси-бой.
   - Именно что. Кому знать о вас и ваших повадках, как не нам, вашим данникам. Без чистой сменки и на главную охоту не выйдете. Грубой плебейской пищей брезгуете. Рана от стали в вас затягивается на ходу, благородный металл трудно наточить, но вот если щёчки ножа сделать серебряными... И вплести в канат для ловли мелкие кристаллы прустита ... Это так называемое красное серебро, или красная серебряная обманка, если ты не сведущ в химической терминологии. Впрочем, опасность такого рода вы чувствуете раньше, чем она вас коснётся. Не так уж намного раньше, правда.
   - Отчего ты не приказываешь меня истязать, как прежде? Некому?
   - Ах, вот об этом и речь.
   Без особого усилия пришелец вытягивает из пазов в камне все пять цепей, показывает: садись на пол. Сам опускается рядом на скрещённые ноги, достаёт из кармана куртки и протягивает плоскую флягу:
   - Хлебни вон эликсира. Свежая, тёплая ещё. Правда, агонию, как ты любишь, мы в ней не растворяли.
   Чужая кровь бежит по гортани, заполняет лёгкие, струится по артериям. Откровенно и без стеснения ударяет в мозг.
   - Теперь можно и побеседовать. Догадываешься, кто тебя обрабатывал?
   Молниеносное прозрение:
   - Такие же, как я.
   - Не совсем. Такие, каких ты разыскивал. Те, что получились иждивением профессоров Блейдона, Фэйрпорта и иже с ними. С помощью модификации исходного вируса проблему удалось доконать.
   "Получается, что разыскал. Отрадно".
   - Были когда-то младокельты. Сам ты, как говорят, сталкивался в Константинополе с младотурками. Теперь вот младовурды появились - так они себя именуют. Не боятся дневного света, серебра и зеркал, просто очень не любят. Безразличны к любой флоре типа лимонов и чеснока. Легки на ногу - и на редкость жадны до чужих страданий и крови.
   - Мне казалось, признаний добиваются лишь от меня.
   - Я всего-навсего представляю тебе моих компаньонов. И объясняю причину их временного отсутствия.
   - Тогда, может быть, ты приоткроешь завесу ещё над каким-нибудь секретом?
   - Пожалуй. Например, тем, из-за которого погиб твой человеческий друг Джейми. Ну да, Интеллиджент Сервис в очередной раз воззвала к его гражданской совести. Опытный агент и к тому же в теме. Куда ведь годится - кровопийцы воюют на всех фронтах, а Британия, с коей всё и началось, их не имеет.
   - Ты Антанта или Тройственный Союз?
   - Сегодня я далёк от политики как никогда, - собеседник ухмыльнулся, показав крупные зубы, неуловимо похожие на протез. - Так вот, есть две симпатичных детали обращения. Первая. Вирус протравливают радиоактивным изотопом серебра. Условное название - "серебро 1984", иначе тяжелое серебро, хотя для любого поклонника супругов Кюри цифра выглядит взятой наобум Лазаря.
   - Не понял.
   - Это фантастическая книга, которую ещё не написали. Ах, ты про Лазаря? Цыганская народная поговорка.
   - А то, что стоит между цифрой и словом? Фантастика мало что значит.
   - Слишком многого захотел. Разве обменять.
   Когда с тихим хлопком гаснет свет, он сожалеет о своей торопливости. Хотя к чему знание, которое нельзя использовать, невозможно никому передать?
   В который по счёту раз восходит солнце, и он проваливается в беспамятство - на сей раз цвета чистой крови.
  
   Заря одевает румянцем странного летуна, что рокочет над самым горизонтом. Винты повсюду - перед кабиной, на сигаре корпуса, на обоих крыльях. Юная рыжекосая девушка машет пилоту платком, смеётся, указательным пальцем подбивает кверху очки, неуклюже оседлавшие нос. Винтокрыл на миг замирает в воздухе, словно стрекоза над кувшинкой, и рывком уходит ввысь.
  
   Тихий скрип, мышиная возня за спиной. Методичное цоканье подковок на башмаках им навстречу. Пальцы, затянутые в лайку, приподнимают подбородок.
   - Назови имя.
   - Никто.
   - В самом деле?
   Удар тонкого бича ложится точно поверх рогатки, хлещет поперёк рёбер. Он мог бы разорвать горло и пересечь дыхание, если бы у вампира оно было.
   - Нет. Не знаю.
   - Не твоё. Девицы.
   - Тебе легко догадаться об этом.
   - Неужели? Глупо с твоей стороны так отвечать. Если солнце зажигают, значит, это кому-нибудь нужно?
   Солнце и впрямь приходит - свирепая бело-голубая звезда в мозгу раскаляет псевдоплоть, которая, плавясь, собирается у ног ртутным озерцом.
   Это неправда - жутко обгоревший скелет к следующему вечеру или через неделю исправно нарастит кожу и мышцы. Это ложь: им проще простого взломать архивы и справиться об имени вдовы Джеймса - тем более что все трое не однажды сотрудничали. Ломают его самого. Вырабатывают условный рефлекс - по учению их доктора Павлова. Темнота - боль и опасность, свет - мирный разговор.
   Только что им проку в его бодрствовании, если мучители внедряются в его сладостный кошмар и, похоже, им управляют?
  
   С плавным рокотом поднимается движок реостата, бледное свечение ламп - их называют ртутными, вот ведь совпадение. Огонь, добытый из него самого.
   Голыми руками, даже без колец, Пётр вытягивает цепи из гнёзд, бросает перед ногами вампира плоскую подушку:
   - Садись. В ногах ведь правды нет, как нет её и выше. Больно ты на эти самые кругляши отощал. Так на чём мы остановились? Ах, на серебре. Видишь ли, наш русский академик Зильбер - фамилия-то какова! - догадался, как действует вирус канцера. Он только начинает игру, даёт ей толчок - а потом наследственное вещество оккупанта работает само. Он, собственно, и есть такое вещество, способное преобразовывать клетки в своё подобие. Как бы причастие навыворот.
   - Интересное сопоставление.
   - Увы, комплимент не в мою сторону. Автор - некая дама с отличным медицинским образованием, которая пошла в сёстры милосердия, потому что ей не весьма доверяли как врачу и даже как фельдшерице - ведь это значило подпустить её слишком близко к линии фронта. Горящие лавры леди Флоренс Найтингейл и всё в таком духе. Эксперименты на себе - она всегда была сверх меры любознательна.
   - Может быть, прекратим беседу?
   - А ты не заметил, что я выдаю тебе аванс? Ладно, как пожелаешь.
  
   Кромешная тьма. Мышиное топотанье. Теперь его подкрепляют попеременно серебром и кровяной гущей с противным запахом мышьяка. От неё или единственно от растворённого в ней дурмана он не чувствует под собой ног, под ногами - пола. В его положении такое даже кстати - если бы только не сладкие мороки, которые - он знает - на него зачем-то наводят.
  
   Величавый старец с волнистой бородой делает набросок на куске пергамента. Мужчина в седом парике с косицей и кафтане с обильными следами мела и рисовой пудры держит на привязи нечто, снабжённое по углам пропеллерами, и этот ящик поднимается сам. Леонардо. Михайло.
   - Смотри, ведь так просто додуматься, - смеётся молодая женщина в чепце. - Вертикальная тяга гораздо естественней горизонтальной. Месить воздух куда проще, чем рассекать. Был бы человек не тяжелей пера - летал бы и на этом. Куда угодно и откуда угодно.
  
   - Какова она под чепчиком? - внедряется в его видение знакомый мерзкий баритон. - Пряди оттуда выбиваются? Кто это?
   - Нет, - сил хватает на одно-единственное слово, от которого не больше проку, чем от "да". - Нет. Нет. Нет.
  
   Рокот и лампы. Отчего-то они щёлкают, включаясь. Обострился его слух?
   - Вот принёс тебе одежонку - прескверно выглядишь, - продолжая говорить, старый цыган ловко напяливает на него подобие халата, почти мгновенно размыкая и вновь застёгивая обручи. - Кормят сносно?
   - Да, во всех смыслах. Благодарю.
   - Не стоит благодарности. Так вот, прошлый раз я говорил насчёт обменяться.
   - Ты знаешь имя - иначе бы не внушал мне иллюзий.
   - Кто - я? Боже ж мой ласковый. Я ж не вампир - я здоровая особь без вредных привычек. Теперь о втором условии приобщения. Покупаешь или как?
   - Лидия.
   - О, - Пётр визгливо хихикает. - Ну конечно: имя так распространено в Соединённых Королевствах, что и коллега Орвелл утащил его в закрома. Славный ярлычок для возлюбленной отступника... будущего отступника.
   - Не трать на меня лишних слов. Плати.
   - Тем, что и раньше? Ты без страха, гачупин. Как ваши древние толедские клинки. Ладно. Без толку вкалывать вещество, эту смесь вакцины с сывороткой, человеку зрелому, кто желает сохранить себя любой ценой. Жажда жизни перевесит любовь к отеческим гробам. Это как старому кровопийце наподобие тебя создать птенца: или уйдёт в свободный поиск, примерно один на тысячу, - или родится бесформенное чудище с врождённой гангреной членов. Одна радость, что ненасытное и без моральных устоев. А вот приобщить сладкого юношу, молодое, безмозглое, патриотически настроенное мясо - удаётся в сорока случаях из ста. Желательно перед сражением, чтоб досыта набрался крови. Остальные шестьдесят - материал моментального использования. Белобрысые бестии. Однразовые кровососы. Супергерои на одну схватку.
   - Ты хочешь сказать...
   - Узнал кое-кого поближе? Эти из лучших. Жёсткие ребята. Идут в бой с осторожностью, но впитывать в себя чужую агонию, наслаждаться умиранием великие охотники. Как сказано у Сервантеса? "Смерть, повей своим дыханьем, Подойдя неслышным шагом, Чтобы жизнь не счел я благом, Наслаждаясь умираньем".
   - Я не собираюсь плодить из себя чёрную кость.
   - Кормить собой - лучше? Прощай.
  
   Внешняя ночь в ночи внутренней и во тьме - ночная прохлада. Невысоко над землёй плывёт диковинная птица - тельце в кулачок, стрекочущее колесо над втянутой в плечи стеклянной головой, поникший хвост непомерной длины, чёрные с оранжевой искрой перья, свитые на конце в туманный шар, откуда отслаиваются и падают, раскручиваются вниз дурной бесконечностью хлопья и тяжи. Тяжи и хлопья. Живые искры. Ядовитый рой.
   Бубнящий голос за кадром хроники:"Благодаря рациональной загрузке автожиров проблему быстрого десантирования в тыл удалось благополучно решить. Парк малых транспортов пополнился... Пеликан несёт в клювном мешке и пищеводе рыбу для птенцов и срыгивает перед ними, отсюда пошла легенда, будто он кормит их своей собственной... Операция с кодовым названием "Пеликан" близка к завершению".
  
   Во время бюрократического кошмара, тягучего и монотонного, его не трогают. Не приходят вбивать дисциплину. Не утягивают оков, хотя и не расслабляют до конца. Не впихивают никакой мерзости. Дают набраться сил.
   Пока в углу зала не поворачивается с натужным скрипом механизм, а в открытый проём не вбегает женщина в кожаном шлеме, коробчатых очках, сдвинутых на подбородок, и резко останавливается в шаге от скрюченной на полу рухляди.
   - Дон Симон. Симон?
   Тонкие и холодные, словно лёд, пальчики размыкают сбрую - чуть менее ловко, чем выходило у Петра, - и отбрасывают на пол.
   - Фу, иголки словно у дикобраза - вся искололась. Дон Симон, только не падайте мне в объятия, это непристойно. Впрочем, в Европе давно уж нет ни манер, ни благородного общества, так вы говорили?
   - Нет благородства...Госпожа Лидия. Что я вам причинил. Назвав ему ваше имя?
   - Ничего страшного.
   - Предал?
   - Вернее, расставил приоритеты.
   - Я ещё добавил тогда. "Если женщина... врывается в дом к спящему мужчине... стало быть, она в беде".
   - Верно, - она рассмеялась, переливчатые блики запрыгали в глазах. - Она в беде.
   Изысканно-чёткие, аскетические движения, особенно то, которым она заправляет рыжую прядь за воротник. Прохладный запах росы с оттенком металла - такие духи?
   - Дон Симон, вы можете идти прямо сейчас? Расскажу по дороге.
   - Вы здесь.
   - Откуда, по-вашему, Пет Палыч набрался своих клинических терминов? После Джейми... после смерти Джейми он нанял меня на работу.
   - Сам не биолог? Слушайте. Без объяснений никуда не пойду.
   - Придётся, - она с неженской силой вцепилась в рукав его хламиды и поволокла к выходу. - Нехорошо, если нас застанут на рандеву.
   - Можете шутить?
   - Ничего больше не остаётся. Но и сам Пет Палыч великий шутник, так что с рук сходит. Всё говорит, что Россия сдала себе слишком много географических карт и это дело стоило бы перетасовать.
   Глыба, снабжённая противовесами, ушла на место куда тише, чем открылась. Узкий коридор едва фосфоресцировал, но отчего-то Лидия вернула очки на обычное место.
   - Неприятно для глаз. Такая естественная радиация, что можно ослепнуть. Нет, не биолог и не медик. Вот механик талантливый. Изобрёл малый геликоптер с большой подъёмной силой. Видите, я тоже кой-чего поднахваталась.
   - Мне должно быть тяжелей, а не легче.
   - Это вы пьянеете, - Лидия остановилась. - Лучевая эйфория. С людьми примерно то же самое.
   - Вы хотели объяснить по дороге.
   - Разве? Думала показать и уж тогда... Словом, военные решили, что в условиях войны на его разработках надо ставить крест. Больше двух человек "воздушный извозчик" не поднимет.
   Двух. Человек.
   Он стал истинным тупицей. Ничего удивительного - это ведь над его разумом издевались так долго и планомерно. Больше, чем над телом и волей.
   - Поэтому летает ночной народ.
   - Да. Такое вот нововведение. Пет Палыч о том говорит - убить всех зайцев в поле зрения.
   - ...закрепившись сзади. Сами по себе мы хоть легки, но не летаем.
   - Да. Гиропланов несколько, они стартуют из внутреннего двора.
   - Вы собирались только продемонстрировать?
   Она мотнула головой:
   - Не только. Нет смысла бросать вас тут. Пет проник в мою голову куда глубже, чем я сама. Вывернул подсознание. Прочёл там, что я...
   Лидия чуть прикусила губу. Странный отблеск на острых белых зубах.
   - Что я хотела защитить Джейми, быть с Джейми до самого конца, но очаровали меня лишь вы.
   Пол почти раскаляется под босыми ногами. Сколько они уже стоят друг напротив друга?
   - Вурды почти рядом, - наконец, говорит Лидия, размыкая объятие и одновременно - створки широких дверей. Говорит:
   - Только один борт. Не понимаю...
   На середине залитой бетоном площадки - механизм, похожий на "Даймлер", только закрылки подняты вверх и сомкнуты, а из середины седла поднимается стержень, увенчанный поникшими лепестками. Крылатый мотоцикл.
   - Идите за мной. Я вперёд, вы назад, управление простое, - Лидия подбирает юбки и бежит, цокая подкованными каблуками. Он делает шаг - и...
   Из стены вырастают живые обручи, перепоясывают тело, ложатся на горло, и пока они не успели заглушить его вопль, Симон кричит:
   - Лети без меня! Спасайся!
   Крылья наверху распрямляются, мотор заводится с первого захода, курьёзное насекомое поднимается вверх, достигает уровня первого ряда окон, второго... почти выходит за пределы башен...
   И с гулким хлопком распухает в клубок рыжего огня, откуда, перекувыркиваясь, летят мрачные клочки, осколки, угольно-чёрная кукла, - и когда всё это с невыносимым жаром и скрежетом грянулось оземь, он упал тоже.
  
   - Прицельное бомбометание вместо кровососных банок? - слышится над ухом зловредный баритон. - Что-то в этом есть, доца моя. Немного расточительно, сомненья в этом нет. Зато можно вести гироплан без прицепа.
   Симон аккуратно двигает конечностями. Чудо из чудес: он не виснет на цепях, не брошен кучей горелого тряпья - вполне цивилизованная кровать рядом с другой, чистые простыни. Тугие бинты поперёк всего тела, какие-то шланги, изнутри которых просвечивает красное.
   - Очнулся, воздухоплаватель в кавычках, - смуглое лицо Петра наклоняется над ним.
   - Лидия.
   - Каков романтик. Едва оклемался - сразу подай ему Лидию. А если она врала? Как по-твоему, можно влюбиться в череп на ходулях? Отлично зная, что твоя хвалёная краса - всего лишь морок?
   - Погибла?
   - Хм. Как говаривал мой приятель граф Толстой, не жалей девку - она была к тебе подослана.
   - Зачем? Скотина, - Симон напрягся. Бесполезно - путы не рвутся.
   - Ты не увидел в ней ничего странного? Глаза - чисто живые самоцветы, брильянтовые клычки, лёгкость в движениях необыкновенная...
   Цыган сделал паузу.
   - Говори, не молчи.
   - Третье условие обращения. Вампира можно не только передать по эстафете, но и подправить. Создав экстремальные условия. Это наряду с вливанием вируса и сыворотки. В считанные недели воспитать невосприимчивость к обычным агентам, я тебе исправно их перечислил. Натренировать в условиях, приближенных...хм... к боевым. Все получается не так уж и худо, кроме того, что никакой эфир с хлороформом не действуют. Только туманят мозги и на время отбивают нюх. И вы делаетесь очень склонны к самовозгоранию - в порыве страсти. Кумекаешь?
   - Из меня сотворили подобие.
   - Именно: ты ведь так стремился вскрыть главную тайну Великого мирового побоища. Вскрыл. Воспринял. Вот и носи в себе до упора, пока не надоест.
   - Я не воюю.
   - Представь себе, я тоже. Держусь над схваткой. Тот, кто любуется на пауков в банке и бульдогов под ковром, вряд ли захочет к ним спуститься.
   - Ты убил. Вы её убили.
   Его собеседник демонстративно снимает больничную обувь, халат, стягивает через голову длинную, до колен, кольчугу, остаётся полуголым - во всей мускульной красе и мощи. Одним махом сдёргивает с тела Симона все больничные ухищрения:
   - Истина о себе познаётся в бою. Говорил тебе - я хоть и человек, но без дурных привычек. Живу долго и во всех временах сразу. Одолеешь меня - так и быть, заново приважу к тебе мою... моего лучшего птенца.
  
  
  ДАМЫ ПРИГЛАШАЮТ КАВАЛЕРОВ
  
  Барабаны, гремите, а трубы, ревите, - а знамена везде взнесены.
  Со времен Македонца такой не бывало грозовой и чудесной войны.
  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
  Кровь лиловая немцев, голубая - французов, и славянская красная кровь.
  
  Николай Гумилёв
  
  Пожалуй и даже наверняка Пётр специально делал конфузную ситуацию и вовсе неудобоваримой. Покоиться внутри покорёженной чёрной скорлупы, которая и есть ты сама. Терзаться жуткой болью, стыдом и подобием морального удовлетворения. Вот букет не из тех, которые кладут тебе на гроб. Вампиров-недоносков, между прочим, положено хоронить, пускай в братской могиле, - или так обойдёмся?
  Его "шустрики" едва успели приволочь слегка обгоревшего дона Симона и то, что осталось от неё самой, чтобы подключить к системам госпитального жизнеобеспечения, а хозяин уже сидел в палате. И как всегда, начал с самого начала, чтобы хорошенько вбить в голову Лидии все претензии.
  - Нанимали вас, скажем так, из чистого гуманизма. Неутешная вдова, то, сё... Чтобы ухаживать за добровольно пострадавшими в результате эксперимента. Вы отбоярились тем, что изобретают небесный велосипед все, кому не лень, но срываются с небес немногие. Я отозвался в том смысле, что оно, конечно, так. Воздухоплавание - простая отмычка... тьфу, отмазка. На самом деле я курирую процесс изготовления для России новых солдат, которым присущи крайняя задиристость и остаточный патриотизм, а кроме того - неярко выраженные парапси... спиритические способности. (Она могла поклясться, в тот самый раз он произнёс что-то вроде "спиритисские", да ещё цыкнул зубом.) И натаскиваю конечный продукт. А поскольку мы друзья по Антанте, то Британия может взаимообразно рассчитывать. Как рассчитали и уплатили другие союзники, включая Японию. Вы мне не поверили - и снова были правы: денежным тузом я не выглядел. Ведь изготовители оружия сосут от обеих враждующих сторон и прихватывают боязливых нейтралов. Которым тоже хочется иметь живое оружие победы - на всякий пожарный случай. Мирового пожара, я разумею.
  Кажется, она застонала, но так тихо, что оратор не обратил внимания.
  - Как вспомню, тогда вы обозвали меня гороховым шутом в гороховом мундире. Умиляюсь на ваше знание русской фени. "Гороховым пальто" обзывают шпика. Нет, не шпик в смысле такого сала, с которым готовят похлёбку из бобовых. На Гороховой улице Питера находилось полицейское управление, и его сотрудникам выдавали штатскую униформу, как сейчас на мне. Цвета детской нескромности.
  Скорее всего, Петр рассчитывал на способность вурда механически записывать сказанное в мозг - даже тогда, когда он из-за страданий не воспринимает ни единого слова.
  - Женская непоследовательность вопиюща. Укротили природный нрав и согласились вы почти сразу, как только нанесли мне оскорбление. Из научного любопытства: у вас уже были теоретические наработки по вампиризму, основанные на практике. Уникальной. Включая псевдосонеты а-ля Шекспир.
  Если он намекнул на Симона лишь для того, чтобы привести Лидию в ярость, то достиг результата. Фирменный трюк - и безнаказанный, потому что выражать чувства она могла лишь глазами. Сверкая и ворочая.
  - Вот-вот. Уж как и от кого вы подхватили заразу, с каким бережением я немного погодя читал вашу психику шиворот-навыворот и сзаду наперёд, в каком запаснике держал, пока вы помирали, как возвращал на место, пытаясь сохранить в ней, то есть душе, хоть крупицу тёплой человечности, - опустим. Но вроде преуспел. Дал контрольное задание - вывезти готовый объект за пределы замка и испытать в полевых условиях. Так нет же: вы влюбились, и любовь ваша приобрела конкретно взрывчатый характер. Мало того: вы занялись порочным самовоспламенением... самопожертвованием и решили подняться за пределы стен, чтобы не повредить никому из немёртвых, стоявших на атасе. Благонамеренный вампир - явление редкое, но изредка попадается под ноги. Хотя чукча...цыган хитрый, он и это предусмотрел. Почему, вы думаете, я оставил только один вертолётик? Желая при случае подорвать его с блеском. Машинка до отказа заправлена гремучим газолином - а вам сие будто коту под хвост начхать.
  Лидия не выдержала - улыбнулась. Кажется, лицо - не такая уж заскорузлая маска. Хотя немного пошло трещинами.
  - Прицельное бомбометание вместо кровососных банок? Что-то в этом есть, доца моя. Немного расточительно, сомненья в этом нет. Зато можно вести гироплан без прицепа.
  Конец его тирады и диалог с соседом по палате прошли мимо Лидии - внезапно отказал слух.
  Потом они двое сцепились. Курьёзное зрелище: тощий как лучина Симон и Пет Палыч, вдвое его короче и с хорошо наеденным брюшком.
  "А ведь я и вправду поправляюсь, - подумала она. - Злость - безотказное средство, особенно в сочетании с гремучим юмором".
  Разумеется, Симон почти сразу же припечатал лопатки Петра к линолеуму. Ни веса, ни физических и тем более моральных сил покончить с врагом у него не было - и понятно отчего: вампир держал в голове слова о "моём лучшем птенце". Сказанные тотчас после кромешной ругани в адрес означенной дамы. Кто бы руководил церемонией передачи жертвы от одного хозяина к другому, если не Пётр?
  "Хозяина. Это как бы и не я подумала. Петр умеет подсадить, будто на хорошую дозу морфия, - сказала она себе. - Уязвил нарочно, затеял драку нарочно, поддался... Как бы тоже не специально".
  - Ну одолел, одолел, - хозяин, кряхтя и почёсывая бока, поднялся из пыли, дождался, пока оппонент доберётся до кровати и рухнет внутрь, прямо на снятые бинты и катетеры. - Два лежачих недоразумения - ты и твоя мадам. Ага, ты себе уяснил: это она валяется по соседству горелой кочерёжкой. Если бы не сниженное восприятие чужих мыслей...
  - Оттого, что меня обратили на новый манер, - прошелестел Симон.
  - Будем думать, что это временно. Ожидалось в точности до наоборот. Ты у нас своего рода первая ласточка. Остальные произошли непосред... прямым путём от хомо хапилис.
  "Дурацкая манера у Петра - спотыкаться на простых терминах, когда хочет изобразить простофилю. Или и это часть игры. Ох. Больно даже думать. Ворочать мозговыми извилинами".
  
  - Я здесь, - шепнули ей. - Не поворачивайте головы, не реагируйте. Даже не подыскивайте слов. Теперь я легко ловлю ваши мысли.
  Матрас еле прогнулся под его весом. Хорошо - в палате нет зеркал, и зачем бы это? Живая смерть: оставила косу в прихожей, но может в любой миг за ней вернуться. И Лидия, в лучшие свои времена - сплошной нос и очки. Ещё роскошные рыжие волосы - уж они как есть обгорели.
  "Кажется, меня наказали за послушание. Предписанный мне обман стал правдой. Я и впрямь в беде".
  - После каждой из манипуляций вашего хозяина я возрождался куда быстрее прежнего, - тихо говорил Симон. - Физически, во всяком случае. Нечто стало происходить и с восприятием - там, в коридорах. Вправду лучи Беккереля?
  "Да. ПэПэШа называет это жестким излучением и дополнительным фактором".
  Она передаёт имя в виде иероглифа: две слепленных буквы русской кириллицы, первая перевёрнута вверх чертой.
  - Вот как вы его обозначили: по первым буквам полного имени. Курьёзный субъект.
  "Не обольщайтесь. Непонятный и тем страшный. Хотя несколькими словами тут не отделаешься".
  - Он показал, что от меня требуется. Настоял, чтобы прямо сейчас.
  Снова род пытки. В обе локтевых вены вставлено по игле, кровь вампира по трубкам стекает в подобие мягкого поильника для лежачих пациентов, носик - во рту женщины.
  "Пеликан как символ и герб. Вы понимаете? Зрелые вурды собирают жидкую жизнь внутри своих лёгких и брюшной полости и приносят неоперившимся птенцам. Он заставил. Он всегда заставляет, хоть это не всегда заметно".
  - Хорошо, что вы не дышите. Смертная бы давно захлебнулась.
  Невидимые пальцы тем временем проникали под черепную крышку, вытягивали тонкие встречные пряди, сматывали в клубок. Смертная бы не почувствовала - или ощутила как туман перед глазами, провал в памяти. Неосознанную потерю.
  "Вы делаете что приказано? Подчиняетесь? Самый древний, самый упорный и своевольный из Ночных Охотников. Меня уже забирали и возвращали назад, это тяжело. Я знаю".
  - Не бойтесь ни за себя, ни за меня. Нет смысла запирать дверь, когда овец увели из овчарни. Теперь я лишь своя собственная копия, хоть и не полная тряпка. Меня укрощали так, чтобы вопреки всему возбудить своеволие. А вас - вас тоже мучили?
  Лицо её собеседника казалось бесстрастным. Как мог быть бесстрастным череп, вплоть обтянутый кожей.
  "Нет. По-другому. Воля истинной женщины, говорил Пётр, не склонна к открытому мятежу. Твоё упрямство - тихое, словно вода, запертая плотиной. Сходно с ним и поступают - капля точит камень. Капля воды, струйка крови".
  - Говорите про себя и о себе, не останавливайтесь. Мне, пауку, так легче вытягивать из вас сущность. Научная увлечённость, житейские пристрастия, груз памяти.
  "Паук пьёт и тянет нить из самого себя. То, что вы делаете со мной, опустошает и вас".
   Он приникает к её груди, вянет, усыхает ещё больше - блеклый осенний лист, закрученный в трубку. Она стократ преображается, вырастает из праха - многоцветная бабочка, рождённая из серой хризалиды, бессмертная роза Парацельса.
  Тугой серебристый клубок падает из рук мужчины, касается преображённой плоти, сливается с ней. Так видит Лидия прозревшими глазами,
  
  Пётр, чертыхаясь, стянул тело вампира вниз:
  - Теперь сама поднимайся. В чём была проблема? Вы же почти не весите, когда не брыкаетесь.
  - Симон умер?
  - Э, нет, шалишь, доца. Дезертировать от меня - такое заслужить надо. Сейчас мы его уговорим на рюмашку... Или это саму бутылку надо уговаривать. Как это по-нашему, по-русски? Не скажешь?
  - Хотите убедиться, что я влёт ловлю ваши заковыристые идиомы. Вылавливаю прямо из мозга.
  Что именно пьют все "младовурды" - тайны для Лидии не представляло с первых же дней обращения. Сама стала такова.
   - Жизнь каждого человека бесценна и уникальна, однако почему-то всегда находятся лишние особи, - философствовал Пётр. - На которых общество, государство и правительство начхать хотели с высокой горы. Война собирает их в кучу.
  - Один человек... - Лидия запнулась. - Такой, как я теперь.
  - Отвыкай запинаться. Это не к лицу совершенному созданию.
  - Симон тоже подбирал слова. Тщательно, будто перед ним расстилался океан лишнего времени. Волки не охотятся в горящем лесу, такая была у него поговорка. Хороший вампир процветает в уравновешенном, едва ли не застойном обществе. Елизаветинском, викторианском.
  Фарфорово-бледное лицо с "рудиментарными" веснушками было напрочь лишено мимики, жили одни глаза. Такой эта маска отражалась в зеркале, и одно это вгоняло в дрожь: слишком похоже на прежнюю Лидию. Слишком непохоже на тот костлявый призрак с выпирающими скулами, каким она должна быть теперь.
  - Вот сейчас пойду и выложу тебе общество. На тарелочке с золотой каёмочкой, - он крякнул, поднатужился, усадил бездыханную оболочку вампира в невзначай подвернувшееся кресло. Засучил рукав кольчуги до локтя, аккуратно надрезал вену, поднёс к бледным шелковистым устам:
  - Пользуйся. Только смотри - не увлекись, побью конкретно. На дело мы тебя вышлем чуть погодя. Что по сторонам зыркаешь - невкусно?
  Симон оторвался от запястья:
  - Довольно. Сначала скажу, что видел. Внутри Лидии - столб с телом, прикованным к нему. Обугленным. Когда я пил от тебя - проявилось, до того не замечал. Это её представление о себе или ты оставил метку?
  - Нет и нет, - качнул головой Пётр. - До такого предела в прошлый раз не дошёл. Потому ты и понадобился. Ость и кость любой женской натуры. То, что остаётся от веретена, когда смотана пряжа. Все они хотят сыграть роль Девы из Орлеана и принимают на себя последствия. Скажешь, не так, девочка?
  - Не буду спорить, но очень хочется, - Лидия уже сидела на постели, выпрямив спину, словно на ней, как в прежние времена, был корсет.
  - Что хочется - спорить или гореть ясным пламенем?
  Симон переводил взгляд с одного на другую, не понимая.
  - Спортивная разминка, - объяснил Пётр. - Интеллектуальное баритсу... вернее, джиу-джитсу. Читал сэра Артура? Конан-Дойла?
  - Дайте нам одежду, - устало проговорил Симон. - Слишком резко... порывать с привычками.
  - Сейчас кастеляна кликну, - ответил тот. - В наличии военная форма без лычек и нашивок, зато чинёная, стерилизованная и может быть легко подогнана по размеру. Все роды и виды войск. Нижнее бельё офицерское, из шёлка-сырца. Повязки с красным крестом, две штуки. Налётом декоративной грязи, а также дрессированными окопными вшами и блохами обеспечиваем дополнительно.
  - Дрессированными? - Лидия закуталась в подручную простынь. Холода она не чувствовала, но при мужчинах было неловко, никакая эмансипация не помогала.
  - Вы же знаете, что кошки и крысы вампиров боятся, - брюзгливо отозвался Пётр. - Насекомые нужны для маскировки.
  К счастью, никого здесь не заставляли быть рядовым ночным убийцей.
  Как объяснил "хозяин" много раньше, нерасчётливо было тратить духовную элиту на то, с чем отлично справлялись сами противоборствующие стороны.
  - Я делаю агентов, - говорил ПэПэШа. - Неуловимых мстителей с неординарными способностями. Совершенных наёмников, причём высоко оплачиваемых. Двойных, даже десятерных солдат, вооружённых чем-то получше двуручников и кошкодёров. Знакома вам терминология Тридцатилетней войны?
  - Джейми угадывал, чем они будут получать жалованье, - ответила Лидия. Теперь она была полностью одета, однако некая деликатность не позволила ей нарядиться "милосердной сестрицей" и тем более украситься алыми крестами. Платье было почти форменное, коричнево-безличное, но поверх буйной рыжины (успела мигом отрасти) накинута цветная шаль.
   - Кровь - это не плата, - возразил ей хозяин. - Но насущная и обоюдоострая... тьфу, двусторонняя необходимость. Видишь ли, доца, Бог не предусматривал, что человечество улизнёт от борьбы видов. Потенция к размножению у него как у мухи, а массированно уничтожать приплод, считай, некому. С того и разражаются эти войны. Не политика, а физиология. А жалованье и наградные, с которых старый цыган взимает-таки хороший процент в свою пользу, - дело отдельное.
  - И с социальным дарвинизмом не связанное, - кивнула она. - Учение, мне кажется, вообще небезупречное.
  - Предпочитаешь других эволюционистов? Как это.... "Если все живое лишь помарка за короткий выморочный день, на подвижной лестнице Ламарка я займу последнюю ступень". Не помню, написал Осип эти стихи или ещё нет. Возможно, спуск вниз означает свободу от всех выросших на тебе обликов, но вурды, что тут поделаешь, влезли на самый верх. Если не лестницы эволюции, но, по крайней мере, пищевой цепочки. Он есть всех - а его никто. За мелких бытовых кровососов я не говорю. Да и то: с голодухи и вшу к ногтю прижмёшь да на зуб попробуешь.
  И, к тихому негодованию Симона, поковырялся во рту длинным, как шило, ногтем, вытащил из щели между передними резцами какое-то волоконце, полюбовался и отправил его обратно.
  
  Ничто на свете не могло выбить его из седла. В любую минуту Пётр был готов опрокинуть на них ушат крайне сомнительных афоризмов.
  Но, как ни удивительно, цинизм Петра почти не раздражал. Лидия поначалу всё удивлялась: чем он держал в повиновении своих драчливых птенцов и, в частности, её саму. Психологическая зависимость испарялась из них быстро, признательности к создателю не испытывал никто, сила у него была, несмотря на бахвальство, вполне заурядная. Кто угодно из вурдов мог свернуть шею или выдрать ноги, не касаясь серебряной кольчужки, которая хоть и жгла, но терпимо. И всё-таки не свёртывал и не выдирал. Может статься, был зачарован и желал ещё раз увидеть ритуал наполовину шутовского посвящения? Подсел на наркотик - все эти выверты, финты, курбеты, фортели, закидоны, когда ПэПэШа корчил из себя нечто мало вообразимое.
  А вот упиваться чужой болью, в чём уверял последний Симона, - вурды никак не могли. У вампиров не бывает настоящей эмпатии, но они словно выпуклое зеркало: удесятеряют всё принятое органами чувств, изощрёнными до предела. Даже бывшие самураи от такого могут сойти с ума, если не отгородятся вовремя. Но они же буквально пьянеют от восторга, если улавливают в чужом благородную ярость и величие духа.
  - Из священной земли Ямато вылетают самые лучшие птенцы, - с некоторой кичливостью произнесла однажды Хатакэяма Юко, девушка очень хрупкого сложения и с каким-то хрупким костлявым личиком - по виду лет двадцати, не больше.
  Юко и ещё один младовурд из "стариков", армянин потрясающей статности и красоты по имени Геворк, Георгий, определённо были вестниками новых тенденций. Ибо Пётр явно тяготел к возврату в объятия подзабытых ларов и пенатов и сколачивал себе малый ударный отряд. Языки они учили легко - их хозяин называл это "метод глубинного погружения". Деньги или обаяние их старшего обеспечивали всем надёжный кров даже в атмосфере всеобщей сумятицы, но куда чаще группа кочевала от одного заброшенного "кастеля" до другого, из одного подземелья в другой подвал - все они казались связаны единой сетью глубоких ходов.
   - На здешнем фронте становится скучновато, - объяснял он. - Зато на просторах моей чудесной родины творится настоящий революционный спектакль, где за компанию с труппой актёрствуют все зрители. Стоило бы посидеть хоть на галёрке.
  Как согласовалась с отечественной тематикой Юко, типичная "букэ-но-онна", то есть девушка из хорошей самурайской семьи, немного подученная традиционному фехтованию и рукопашной борьбе, Лидия узнала, скрытно присутствуя на очередной выволочке или промывке мозгов.
  - Мне до свечки, что в Японии такие фривольные обычаи, - ворчал ПэПэШа. - Кончать с собой прямо на городской площади перед мэрией... И добро бы керосином облиться и спичку поднести, как буддийская монахиня...
  - Я повязала вокруг щиколоток косынку, - тихо ответила Юко.
  - И продырявилась этим... женским ножиком.
  - Кайкэн, - уточнила она чуть громче.
  - Ага-ага. И в чём была суть протеста? Запамятовал.
  - Когда наследника русского царя едва не убил этот безумец-полицейский, - отчеканила девица, - он заявил, что не таит зла на всех японцев, но не захотел выходить на берег с борта своего корабля. Принимал извинения, уверения в преданности и подарки, однако глаза обычных людей не могли судить о его искренности. Ведь он отказался посетить - среди прочих - и мой родной город. Тогда я поняла, что земля Ямато разгневана и её нужно умилостивить. Искупить позор нации своей смертью и кровью.
  - Оригинально, - ПэПэШа хмыкнул. - Ну вот, кровь пролилась, ты умерла... Можно и так сказать, хотя на этот счёт у меня имеются сомнения. Я тебя вернул если не прямо с того света, то с некоей промежуточной станции. Нарочно закрыл паролем возможность повторной ошибки. А теперь тебе вынь да положь - объясни, как может младовурд скончать свою жизнь, когда на него и солнце действует не сильней пузырька с морфином.
  - Экстракт боярышника. Вытяжка чеснока, - её передёрнуло. - Русская о-фуро... баня с осиновыми вениками.
  - Вот-вот. И сразу тошнит кровью. Чужой. А больше нету ничего. Вурд потому и считается неживым, что по сути дела не может умереть.
  - Японец думает прежде всего о достоинстве смерти, чем о лёгкости. И более о смысле смерти, чем о ценности и смысле жизни, - продолжила девушка, как бы совсем его не слушая.
  - Вот и молодец, Юко-сан. А то я было посчитал, что ты хандришь от всех твоих неудач. Как только вам всем не приходит в голову поинтересоваться методикой ухода ещё до того, как согласитесь на процедуру!
  
  Возможно, это японка была поймана на приманку первой. Лидия лишь год назад сумела вызнать у неё, что именно этим Пётр держал на цепи и шантажировал свой выводок - тайной сакраментальной "методики ухода". Но вот врал он или говорил правду, что имеет в руках ключи от жизни и смерти, - понять не умела.
  
  После женщины Пётр приступил к мужчине. Георгий опрокидывал все стереотипы смазливых полноватых юнцов, которых Лидия нахваталась в Константинополе, знакомясь с местными армянами. Худоба его происходила не от обращения, а от природы, на чуть впалых щеках играл жемчужно-смуглый румянец, ранняя седина, которой старинные вампиры обзаводятся лет через двести, а он приобрёл ещё "в человечестве", на висках оттенялась вороными прядями, чертами лица он походил на старую камею. Его явно прочили в напарники Юко-сан: перед греческим наследным принцем с таким именем она заочно благоговела, ибо он спас цесаревича Николая, отбив клинок тростью. И в придачу измывались над ним, как полагала Лидия, почем зря.
  - Давай разберём твои давние полёты, - обыкновенно начинал ПэПэШа. - Ну не садился ты в жирноплан...гироплан то есть. И в аэроплан тоже. Был офицером-кавалеристом. Знал, что на той стороне русской границы против вас сплошной дашнакцутюн. Она страна - одна вера. Станете бунтовать - расстреляют, осмелитесь победить - на ваших спинах в Россию явится смерть.
  - Османы сознательно нас провоцировали. Так мне сказали.
  - Провокация провокацией, а ты что - не знал, с чем кушают военную присягу? Или с тебя её не взяли?
  - Напротив стояли наши братья.
  - Есть такое присловье: все люди братья, но некоторые братнее других.
  Русский генерал-майор Болховитинов назвал большой ошибкой то, что его власти выпустили явных армянских бандитов, вооружили и направили на Кавказский фронт, поскольку здесь они не столько воюют, сколько устраивают резню турецкого населения и занимаются мародерством. Это достойно?
  - Такого не было.
  - Предположи, что было. Что перед вами бандиты, уголовники, выпущенные из тюрем, которые у себя дома поднаторели в резне - а вы бы пропустили их через линию фронта. Даже простой солдат - далеко не рыцарь, а ты не провидец. Такой вариант возможен в принципе?
  - Это неправда, я говорил тебе.
  - Повторить мои слова с небольшой вариацией? Все люди равны во Христе, но тот, кто других равнее, тот и правее. Истину соплеменника всегда предпочтёшь иноземной.
  - Если бы тебя, цыгана из-под Одессы, поставили против твоих соплеменников, ты решился бы их истреблять, пускай на их совести был ад кромешный?
  Галина ещё никогда не видела своего Петра так мало склонным к обычному фиглярству.
  - "Воюй, Арджуна"... Решился. Но в первую очередь постарался бы защитить людей, которых они в этот ад окунули, не разбирая, кто есть ху. Знаешь такие слова - заложники ситуации? А уж потом разобрался по мере сил с теми, кто вооружён.
  Георгий недоверчиво кивнул.
  - Знаешь, - продолжил Пётр, - в чём главное преимущество вурда над простым гражданином? Ему куда легче разобраться, когда начинают пудрить мозги. Он умеет ловить тайные мысли и чаяния. Все прочие, раньше чем удосужиться подумать самим, накладывают на реальность удобный эталон. Авторитарное мнение, родовое мнение, мнение, приятное во всех отношениях.... Ссылаются на него как на религиозный протез.
  - Нас погибло полтора миллиона.
  - Армянский геноцид.
  - Что это за слово?
  - Так назвали то, что с вами проделали. Пока не было ярлыка - не было и явления. Вон, мой великий тёзка укоротил население России на одну пятую - и называлось это "прорубить окно в Европу". Теперь Российское правительство инспирировало кое-какую прибавку: не землёй Великого Урарту, а беглецами из неё. Такими, как ты, горькими бедолагами. Как это тебе?
  После таких разговоров Лидия начинала было проникаться подобием симпатии к опекуну, но едва стоило это выказать, как начинался "поворот на сто восемьдесят":
  - Ответ вы, армяне, получили явно неравновесный, ваши полтора миллиона против их пятисот, если не считать турок-месхетинцев по кавказским деревням. Но уж это издержки истории. Думаешь, сия дама подчиняется морали?
  - Человек подчиняется. И ведь должен быть прав хоть один из враждующих?
  - Ага, вот тут-то я тебя и словил. Такие материи тебя не касаются. Хороший вампир не подчиняется ни морали, ни авторитету, не разбирает, кто прав, кто виноват, - он просто живёт таким, как он есть. Его главное достоинство - в отсутствии лицемерия перед самим собой. От этой печки надо оттолкнуться - и танцевать, дамьё и господа!
  Внезапно подхватил под локотки "мадемуазель Юко", которая слушала диалог, чуть приоткрыв алый ротик, и начал кружить её по залу, передёргивая плечом, подмигивая и напевая громко и фальшиво:
  
  Это школа, школа кэк-уока
  И курбетов, вам говорят.
  Учат здесь искусству экивока -
  Финт вперёд и два назад.
  
  Кавалеры приглашают дамов,
  Там, где брошка, там перёд.
  Две шаги налево, две шаги направо,
  Шаг назад, наоборот.
  
   Дамы, не взрывайтесь с перепуга,
  Шаг вперёд и балансе.
  И держитесь плотно друг за друга,
  Не вопя, что кесь ке се.
  
  Дамы приглашают кавалеров.
  Там, где галстук, там перёд.
  Две шаги направо, две шаги налево,
  Шаг назад, наоборот.
  
  Лидия не выдержала: тело, а может быть и душу словно дёргали за тончайшие нити, заёмная кровь вскипала игристым вином, будто нехитрая мелодийка поселилась прямо в ней. Стала перед романтически мрачным Геворком, присела в глубоком реверансе, обеими руками приподняв юбку, чтобы краем показать щиколотки:
  - Не тревожьтесь, это его обычная манера. Или отсутствие вообще всех.
  
  Ах, девицы, не крутите задом,
  Это ж не пропеллер, а вы не самолёт.
  Две шаги налево, две шаги направо,
  Шаг назад и шаг вперёд.
  
  Кавалеры, дамам не перечьте,
  Не противоречьте, вам говорят -
  Экивок направо и курбет налево,
  Финт вперёд и два назад,
  
  - тем временем напевал их вожатый, слегка отдуваясь, но изображая обезьяну с прежним пылом.
  За этим занятием их и поймал вошедший Симон: зрачки горят агатом-переливтом, улыбка возмущения на аристократически бледном лице. Главный приз ПэПэШа, "натуральный продукт", по его собственной формулировке, обращённый методом произвольного тыка. Большая вампирская надежда.
  - Что тут за скверная танцулька?
  - А, это моя еврейская натура рвётся на свободу, - подмигнул Пётр.
  - Но я своими глазами видел на вас цыганские перстни.
  - Разве еврей и цыган - не одно и то же для старого некошерного татарина?
  Симон хмыкнул и отвернулся. Кажется, он в тот день уловил какие-то важные для Петра сведения и торопился их отдать, а, возможно, погордиться тем, что его ментальные способности восстановились примерно на две трети. Новые вурды были вынуждены примириться с тем, что каждый из них сильно уступал любому из старых и не так уж много превосходил смертного - плата за неуязвимость, человекоподобие и за то, что кормиться можно стало не раз в пять дней, а дважды-трижды в месяц. И не охотиться, если в том не было потребности.
  - В войну и так много лишней, напрасной крови - есть чем пропитаться по госпиталям и от заведомых смертников, - говорил ПэПэШа. - Уж лучше мы их съедим, чем вши.
  И в доказательство зачитывал одну из перлюстрированных им окопных ламентаций:
  "Жизнь солдата на войне - это жизнь крота или ежа. Только ночью он может сравнительно безопасно вылезть из своей норы, сходить за водой, получить порцию. Спать приходится мало: за выстрелами и грохотом сон превращается в какую-то полудремоту, когда и спишь и слышишь всё. Нервы напрягаются до последней возможности, как от положения, так и от лишений всякого рода. Раздеваться и разуваться не приходится по месяцу и более. Вши вырастают поразительной величины, и одни они приносят человеку массу постоянных мучений. Про то, что приходиться не есть, не пить, не спать и т. д., и говорить нечего - это обычное явление. Кто был на войне, участвовал в ней, тот мог понять, какое это великое зло. Люди должны стремиться к тому, чтобы уничтожить её".
  - Конечный вывод очень даже неплох, - говорил он в заключение.
  - Только уж слишком поспешный, - дополнял Геворк с наполовину утвердительной интонацией. - Если хорошо окапываться, соорудить дезинфекционные камеры, землянки в несколько накатов, нормальные полевые кухни, оперативную санитарную службу рядом с линией фронта...
   - И позволить еде воевать с комфортом, а то больно грязна да вонюча, - резюмировал ПэПэШа. - Словом, все претензии к интендантам, не поставившим вовремя валенок.
  - Почему - валенок?
  - Так сказалось. Был у меня корешок, такой Михаил родом из Киева, это ведь совсем рядышком с Херсоном. Или будет, не помню...
  А чтобы собеседники не задумывались над подозрительным смыслом его слов, поливал их очередными сомнительными рацеями:
  - Вампир соблюдает приличия во время еды. "Когда я ем, я глух и нем". Глух - небольшое преувеличение. Но уж нем - точно, рот ведь вплотную занят.
  - Как всегда, мы убираем излишек населения. Если мужчины так необходимы человечеству, зачем брить им затылок?
  - Самоубийство запрещено, особенно православным. Поэтому вампир должен хорошо питаться. Вурду новой закалки не стоило бы искать смерти. Уж не говорю о бесцельности такого занятия...
  "Симон всегда бледен, я белокожа, Юко чуть смугла, у Геворка прекрасный цвет лица, - отчего-то подумала тут Лидия. - Точно знаю, что мы с Симоном не охотились на собак, как он один в Стамбуле. Хороший пёс иной раз спасает всё фронтовое подразделение. Животные - заложники своей любви к человеку, сам человек часто воюет не из-под палки, но ради амбиций. И всё-таки брать его лучше на самом пороге - та же кровь, та же агония, та же духовная сила. На какую мысль нас всех наталкивают?"
  - Патрон, вы рассматриваете нас в качестве скотины для откорма? - вежливо спросил испанец.
  - Ай, не точите на меня зуб. Я вас вообще не рассматриваю, не выдаю ваших грязных тайн и не шантажирую вас ими. Даже не занимаюсь модным нынче психоанализом.
  - Что же вы тогда делаете? - неизбежно спрашивал кто-нибудь.
   - Возбуждаю противоречия. Чтобы мозги не заплесневели и вращались побыстрее. Стараюсь, чтобы вы добывали не только сырьё, а новых пташек для меня, старого курилки. Надо же вам оправдывать свой хлеб... то есть кровь?
  За такими перепалками месяцы и даже годы проходили быстро, тем более что ПэПэШа то и дело норовил подбавить перца в их совместную жизнь.
  Однажды, когда ударная группа уже перебралась через горы и расквартировалась неподалёку от Тобольска, в подвале разрушенной церкви, Пётр собрал их всех и торжественно сказал:
  - Жребий брошен, хотя Рубикон пока не перейдён. Победительница сама себя проиграла в подкидного дурака. Отдала присущие территории, а теперь ведёт себя в точности как комнатная собака, перекормленная сырым мясом. Жрёт себя начиная с хвоста: воет, мучается, но жрёт, так что ошмётки в стороны летят.
  - Угроза революции, - уточнил Геворк. Он как-то постепенно стал мыслить себя русским патриотом. - Гражданская война.
  - Революция и нация - близнецы-братья? - спросил его Пётр. - В общем, все мы тут родом из Антанты. Даже Семён, хотя наш даго скорее макаронник, чем лягушатник. Даже Гоша, угнетённый турецкий армянин. О женщинах не говорю: наша милая ниндзя стоит двоих патриотов, хотя взнос её страны в победу Сердечного Согласия был почти ноуменальным. Номинальным то бишь. А Лидия - это огненный салют всем рыжим в мире. Так что грех не попользоваться нашей силой и фиговым положением страны-ренегатки. В том смысле, что подобрать клочья разбитой империи и не дать им сшиться в едином порыве - наш священный долг. Родилась тут, кстати, некая последняя надежда временной республики, но погибла без особой славы. А теперь конкретный вопрос к собравшимся: хватит ли ментального поля четырёх вурдов для того, чтобы обездвижить всё Красноярское Чека или я вас плохо кормил?
  "Какая же у Петра сильная мозговая защита, если он может так ошеломить внезапным поворотом мысли, - подумала Лидия. - Или мы слабы, или его шуточки создают непробиваемый заслон".
  Остальные заговорили все сразу.
  - Сколько человек в штате этой чеки? - деловито уточнил Георгий.
  - Сэнсей имеет в виду, что нам нельзя будет убивать, лишь погрузить в сон? Какое время будет дано? Сразу и надолго такое не сделать, - с лёгким оттенком кровожадности спросила Юко.
  - Отвести глаза можно одному, всем и мгновенно, - деловито заявил Симон. - Один туман на всех. Но ради чего?
  - В смысле какой навар получит бедный старый цыган?
  - Верно.
  - Добудете мне человека. Молодую женщину. Её не хотели расстреливать, решили для очистки совести запросить директиву из Москвы. В столице даже не уразумели, в чём проблема.
  - Сэнсей так добр? - спросила Юко.
  - Сэнсей так расчётлив, - тихо фыркнул ПэПЭШа. - Хороший кадр, если подрихтовать надфильком. Лидия, одну вас не слышал. Думаете, я навострился читать ваши мысли, только притворяюсь, что нет?
  - Это та самая, которую вы увидели во мне? - по наитию сказала она. - Человеческое имаго? Погодите. Жанна д`Арк?
  - Вижу перед собой истинного младовурда, - хихикнул он. - В точку! Только не она сама, а вроде как грубая копия местного обжига. Ну как, детки, - желаете рисковой охоты?
   Вампиры мало склонны к повиновению и с трудом покупаются на ухищрения чужого ума. Однако есть в каждом из них авантюрная жилка, которая тем ярче, чем больше веков он пребывал в добровольном затворе. Ведь ночной народ буквально помешан на безопасности: хозяину и его птенцам необходимо людное поселение, где люди мало знают друг друга в лицо, разветвлённая сеть убежищ и доскональное знание всех до единого злачных мест. И когда скорлупа силой обстоятельств разрушается, это буквально пьянит его - смесь ужаса и восторга.
  - Я бы, сказал, что наша община все эти годы изображала собой улитку, которая носит с собой опостылевший домик, - ответил Симон с обычной для него суховатой интонацией. - За тех, кто на фронте, не поручусь. Когда выходим?
  - Эк поспешаешь, - покачал головой Пётр. - Как смерть, которая, по присказке, едет быстро. Кажется, цитата из Гёте.
  - Разве мы - не она?
   ПэПэШа приподнял бровь - в такие минуты Лидия замечала, что они у него "соболиные" - крутой дугой, густые и неожиданно тёмные.
  - Вурда уместно сравнить со смертью - только бывает любимая вами агония и бывает смерть острая. Две больших медицинских разницы. За первым номером можно числить жизнь как таковую. А насчет "выходим"... Вот ты как думаешь? Пеший марш-бросок от Екатеринбурга до Красноярска? Поезда почти не ходят, а неугодных просто выкидывают из дверей и окон на полном ходу. Глупый риск и нелепая трата времени.
  - Вертолёт? - спросил Георгий.
  "Эта техника мелькала в разговорах почти назойливо - если учесть нашу восприимчивость к намёкам, - подумала Лидия, невольно дотрагиваясь до щеки, прохладной и гладкой, словно у ребёнка. - И не только мелькала".
  - Сечёшь фишку, - одобрительно заметил ПЭПэШа. "Откуда он таких выражений набирается?" - Будет тебе вертолёт на шесть посадочных мест плюс пилотское.
  - Нас четверо, пленница - пятая. Для кого ещё одно?
  - Пятеро в лодке, не считая собаки. Собственно, как раз считая. Без своего любимца дога наш воздушный ас отказывается работать.
  - Он такой человек?
  - Он такой вампир.
  
  Ещё один сюрприз, не особо приятный, заключался в том, что лётчик оказался чистопородным немцем. Бош, хихикал Пётр. Ганс по имени Манфред. Тедди, но не бэр. Джерри, но не брат Майкла. Впрочем, сможете сами убедиться: ни шерсти, ни рогов, ни даже копыт.
  Убедилась их четвёрка буквально на следующие сутки, когда немец пригнал машину и явился в их собрание.
  Внешность - довольно серая для младовурда, отметила Лидия. Невысок, костляв, голову держит прямо - повредили позвоночник либо сильно обгорел ещё до обращения. Форма безличная, только что сапоги начищены до блеска. Пёс, великолепный белый дог со рваными ушами, прижимается к голенищу, отражаясь в нём всей массой.
  - Спокойно, Мориц, ты со мной, - говоря это, пришелец деревянно поклонился и тотчас же вздёрнул голову. - Честь имею - Манфред, воздушный ас.
  Они поочерёдно представились, очень коротко, лишь Юко спросила:
  - Что с вашей уважаемой собакой? Необычно купирована.
  - Бежал перед моим "Альбатросом", а я не сумел быстро поднять машину с полосы, - ответил он с грустью. - Уши у него были не подрезаны и болтались лоскутками, он так азартно ими размахивал. Правое ухо срезало начисто, а левое Питер снял уже здесь, под наркозом.
  - Так он последовал?
  - Мориц живой. Ну конечно, последовал - но в другом смысле, - сказал он резко. - Мы были очень друг к другу привязаны.
  И добавил ещё более твёрдым голосом:
  - Я знаю о нашем обычае пользоваться бродячими собаками за неимением удобных людей. Так вот: во время спасательной операции вы этого делать не будете. Простите, фройляйн - О-Юко, верно? В вас я вижу союзника.
  Она чуть зарделась.
  "Уж явно это у неё не с собачатины", - подумала Лидия.
  - Зароки давать опасно, - комментировал Симон, даже не встав со своего места. - Кому знать, как не мне. Впрочем, я не возражаю. Нам понадобится активный разум, а плебейские выходки такого рода его затемняют.
  "Он пообещал мне не охотиться на людей, - подумала Лидия. - И держал слово куда дольше разумного, рискуя безопасностью нас обоих".
  - Вы хотите сказать, что людей истреблять достойней? - начал было Георгий. - Что неверные псы...
   - Кстати, о риске, - вставила Лидия громко и торопливо, боясь назревающей ссоры. - Мы ждём удобного дня, когда приговор будет уже подписан, но ещё не приведён в исполнение. Перелёт дальний, дозаправиться в городе, скорее всего, нельзя - не наша, впрочем, забота. Машину герр Манфред поведёт над облачностью - май ныне хмурый. Но как садиться в сплошном шуме от винта - и куда? На крышу? Нам показывали здание на Благовещенской - оно огромное.
  Манфред посмотрел на неё со смесью уважения и досады.
  - Во внутренний дворик, - ответил он. - Его часто используют для расстрелов, и запоры там должны быть непрочные. Это выход не для живых. А остальное... Я накрываю вуалью вертолёт, вы - отуманиваете прислугу замка. И заодно клиентов.
  В ту ночь, когда все расходились по кельям, они с немецким аристократом сошлись ближе и даже чуть пооткровенничали друг с другом.
  - Вы употребили для узников слово, которым пользуются юристы и исполнители приговоров, - заметила Лидия.
   - А, это цитата из меня самого. Шутить я никогда не умел, но однажды, будучи спрошен, почему я расстреливаю противника в упор, рискуя собственной жизнью, сказал: "Я предпочитаю видеть лицо своего клиента". Вряд ли я имел целью обвинить или оправдать.
  - И ещё одно. Вы ни разу не назвали своего летуна по имени. Его нет?
  Оба знали подтекст вопроса: "Если вы не любите свою машину, можно ли доверять ей, а в конечном счёте - и вам?"
  - Да, - он слегка улыбнулся, - мы воевали в окружении звучных имён. "Вестник бури", "Сокол", "Ястреб", даже "Сунь Укун" - это, если знаете, небесная обезьяна, которая принесла людям три корзины буддийских поучений. Мой "Фоккер" карабкался наверх так же ловко, как она.
  Он вздохнул:
  - Эта пасхальная корзинка цвета хаки, будто завязанная в платок с ушками наверху, слишком удобна, слишком уравновешенна. Моя страсть - небольшой одноместный истребитель. Когда летишь на таком, тебе безразлично твое положение в пространстве - хоть вниз головой, хоть вверх мотором. Можно летать как птица, танцевать в воздухе, скользить и ловить струю, словно планер. Я думаю, невдалеке время, когда можно будет купить личный комплект крыльев, оперения и мотора, одеть его, как костюм, и предаться наслаждению полета.
  - Правда?
  - Что я так думаю или что нечто подобное случится на самом деле? Слова "мысль", "сон" и "мечта" на каком-то из языков обозначаются одним словом... Нет, к сожалению. Я видел современные бомбардировщики - внутри можно расхаживать. Полёт на таких аппаратах происходит не благодаря инстинкту, а благодаря техническим приборам, которыми он перегружен. Ужасно, скучно и грубо, почти позорно - и предвещает не то будущее, которого я бы желал всей душой.
  Манфред помедлил и добавил:
  - В тот миг, в горящем и падающем триплане, я поддался искушению - не выжить, не стать бессмертным, а только сделаться настоящим летуном. Нет, мне не обещали ничего такого, претензий не имею. Уже на земле Мориц понял, что я по-прежнему есть, оторвал мои руки от штурвала и вытащил головёшку из кабины, пользуясь суматохой. Скорей всего, и туманную вуаль было кому набросить.
  - Не совсем понимаю. Кто говорил с вами в небе? Кто начал превращение?
  Он усмехнулся:
  - Не вашего фигляра об этом спрашивать. Всё топит в шуточках. Кажется, и под пыткой не выдаст своих истинных мыслей. Дразнит - говорит, что мы "лекарственные вампиры". Вообще нелепо, если свериться с мифом: отец не-мёртвых, хозяин птенцов - смертный человек.
  - Что поделать, мы существуем в этом парадоксе.
  Он вдруг загорелся, будто выловил нечто важное из её трюизма:
  - Вот вам ещё один похожий. Я ведь свой триплан выкрасил в красное. И до поры до времени многие верили, будто им на самом деле управляет женщина, некая немецкая Жанна д"Арк. Однажды мы захватили в плен английского лётчика, и он сходу стал допытываться о моей персоне. Так был твердо убежден, что моим самолётом управляет девушка, что никак не мог мне поверить. Отчего-то был твёрдо убежден, что лишь юная леди может сидеть в машине такой экстравагантной раскраски.
  - Кажется, мы тоже не шутим, а собираем знаки, - ответила ему Лидия.
  И потихоньку от него подумала:
  "Выходит, святая Жанна-воительница таится не только в любой женщине, но и в некоторых мужчинах?"
  Много ночей спустя все пятеро шутили, что украсть Марию из каземата было не трудней, чем выдернуть морковку из грядки.
  Вышли на дело накануне вечером - чтобы не портить чекистам отчётности, как выразился ПэПэШа. Одно дело, когда приказ подписан и нужна лишь отметка об исполнении, другое - когда его только намерены составить.
  - В пути вам никого встретиться не должно, - уверил их Пётр, подсаживая дам на первую ступеньку трапа. - На ночной полёт люди ещё нескоро отважатся, зрение у них куда как хуже вампирского, а потом - скорость! Вы ведь заценили скорость, барон? Это всё топливо.
  Цистернами с горючим какого-то не совсем ясного свойства и в самом деле набили всю утробу, не было куда ноги поставить. И не особо выпрямишься. Мориц устроился комфортней всех остальных - занял под себя два стоящих рядом сиденья и вольготно на них разлёгся.
  - А ведь тут почти не пахнет никакими нефтяными производными, - потянул носом Геворк. - Скорее... Нет, не знаю - будто бы грозой.
  - Сразу видно, что вы родом из-под Баку, - отозвался Манфред, заводя мотор и раскручивая пропеллер.
  - Не оттуда, - буркнул его собеседник.
  - А, ну какая разница? Все Волги впадают в Каспийское море. Во всей Вселенной одинаково пахнет нефтью.
  Наверху, однако, пахло звёздами и дождём. Тут же, над слоем туч, проверили обмундирование - безлично военное. Распределили роли - вернее, уточнили и напомнили их друг другу. Обернуться туда и обратно желательно ночью. Весьма, кстати, желательно. Симон, как самый старший и вернувший себе силу, прячет вертолёт на спуске. Он же просчитывает, сколько людей в здании, где размещены те, кто находится под следствием, и смертники. Юко-сан, следующая за ним по возрасту (конец прошлого века), помогает ему наводить "лисьи чары" на дежурных и прочую обслугу - штучная работа. ("Я уточнил, мода на полуночные расстрелы сюда не дошла", - сказал ПэПэШа - но отчего он был так уверен?) Георгий и Лидия проскальзывают внутрь одиночной камеры и занимаются самым главным - желательно без обмана. ("И снова - зачем такое Петру, - думала Лидия. - Не все равно ведь, какой палкой сбивать орехи с куста".) Манфред же... Да что можно спросить от пилота, кроме пилотского?
  По ночной Благовещенке прошли на бреющем - звук мотора замаскирован менталом, по случаю новой эпохи фонари не горят. Но город поистине был волшебен - могучая река, точёный камень церквей и купеческих особняков, сквозная деревянная резьба домов и ворот, похожая на чуть фосфоресцирующий мираж. Лидия, чьё место пришлось сбоку, прильнула к окну.
  - Как вы женщины, умеете в решающий момент отвлекаться на красоту, - проворчал Георгий.
  - Красота не спрашивает разрешения, приходит и владеет сама, - отзывается японка. Юко сидит так, что ей мало что достаётся из видов, её сторона задёрнута шторкой, однако разве в одном-единственном цветке не заключена для японца прелесть всех цветов земли?
  Только одного не касается едва ли не природное очарование этого места. Огромный куб, в темноте чуть светящийся серым, вокруг которого Манфред делает неторопливую петлю.
  В узком колодце, куда вертолёт ныряет, словно в жерло, никого нет, запор единственной двери, не заложенной изнутри кирпичом, поддаётся крючку в руках Лидии. Умение сладить с любым хитроумным замком простейшими средствами - наследство покойного Джемса.
  - Нехорошая примета, барон, - говорит за спиной Георгий. - Легко войдёшь - тяжело выйдешь.
  - Новые хозяева тут с начала января, - отвечает Манфред. - Я справлялся у знакомого из здешнего политотдела: некто Ярослав, чех по национальности. Вначале он худо-бедно был фронтовым союзником, потом... в общем, неуставные отношения.
  - Поняли. Благодаря посредству вездесущего ПэПэШа, - усмехнулся Симон. - Что, говорите, не успели как следует здесь обустроиться?
  Манфред не ответил. Он заранее объявил, что они с другом останутся сторожить машину - как-никак единственное средство быстрой эвакуации. На обаянии дальше утра никто не уйдёт. Потом, одну такую технику на его глазах уже разнесли на сувениры, добавил он чуть нервно. А держать завесу с успехом можно и отсюда.
  Дверь открылась, и четверо вошли в тамбур.
  - Дальнюю дверь заклинило, - тихо пожаловалась Лидия Симону.
  - Это ничего, - ответил он. - Просто кому-то стало плохо на самом пороге.
  Интерьер был похож на поле битвы до нашествия мародёров. Переступая через бездыханные тела и пролетая мимо кабинетов, отряд наблюдал картины, то обыденно мирные, то потрясающие столь же обыденным ужасом. Симон мимоходом снял с местной девицы фуражку, ремни и огромную деревянную кобуру, отдал Лидии:
  - Лучше наденьте. Мужчина всегда похож на мужчину, но женщине лучше подчеркнуть, что она тут своя.
  Геворка он вооружил ключами, снятыми с чужого пояса:
  - Постарайтесь не слишком лязгать в замочной скважине. Дама вон там. В самом деле одна.
  Клетушка размером в двуспальную кровать: лежанка, ведро с крышкой, столик. Женщина поднялась навстречу.
  - Мария Леонтьевна Бочкарева?
  - Да. За мной? Говорили ведь, что утром.
  Наряжена в ряднину, голос грубоватый, осевший, лицо - припухшая, испитая маска. Но вот глаза - тёмно-серые, юные, с выражением грустной женственности.
   - Да, за вами, - ответила Галина. - Нет, не затем. Мы собираемся вас вывести отсюда, такое можно лишь ночью.
  - А если я не пойду?
  - Всё равно сделаем, - вмешался Георгий. Кажется, с первых слов Лидии он досадовал, что у него из рук вырвали инициативу. - Примерно как с вашими сторожами.
  И распахнул дверь, явив всю картину.
  Глаза Марии распахнулись тоже.
  - Они спят, не беспокойтесь. Потом... Говорится, что дарёному коню в зубы не смотрят, - успокаивающе проговорила Лидия. И, кажется, улыбнулась чересчур открыто.
  - Случайному упырю - тоже? - ответили им.
  Сообразила Мария без запинки. Но следующая фраза изумила обоих вурдов ещё больше:
  - Что одна смерть, что другая. Говорят, почти без боли. Но столько хлопот ведь не ради этого? Я привыкла рисковать: пойдёмте.
  Армянин, видя такое послушание, слегка задержался:
  - Для порядка запру за вами.
  Н самом деле они вовсе не шли: Лидия забрала спутницу в охапку и буквально проволокла по коридорам до выхода.
  - Вы первые, - немец встретил их на подножке летучей машины. - Значит, это она и есть? Я уже заправил бак кристаллами... топливом с присадками. Идите, там стало пусто.
  Внутри хозяйничал Мориц. Немедленно подошёл к гостье, свойски подтолкнул к скамье, утвердил тяжёлую голову на коленях.
  - Ишь какой - корноухий, - Мария улыбнулась - неожиданно и очень красиво, потрепала пса за холку. - И не шарахается ни от кого. Стало быть, врут про вас?
  - В чём-то да, но по большей части нет, - ответил Манфред со своего места. - Ну и где остальные? Я их чувствую.
  "Только кое-что пошло не так", - дополнила Лидия.
  Застрекотал мотор, вверху широко прошелестел и начал набирать обороты винт.
   Дверь закрылась, у корпуса мелькнула смутная тень, тройка опоздавших рука об руку возникла внутри машины - именно в такой последовательности.
  "Симон властвует, - догадалась Лидия. - Остальные перемещаются далеко не так мгновенно".
  Войдя в облака, Манфред чуть расслабился и заговорил:
  - Пойдём наощупь, как летучая мышь. По возвратному сигналу. Корзинку явно стоило бы так назвать. Что там за суматоха внизу - они проснулись?
  - Кое-кто, - неохотно ответил Геворк.
  - Говорили ему - если брать, то лишь тех, кого и так пустят в расход. Естественная и незаметная убыль, - хладнокровно пояснил Симон. - Разрыв аорты. А нас как будто и вовсе не было.
  - Те, другие, допрашивали, пытали и расстреливали. Сам должен понять, голубятник.
  - Я должен возмутиться прозвищу? - ответил ему испанец. - Право, не знаю, оскорбил ты меня или нет. Вызывать на поединок тебя не стану - глупо, мы бессмертны. Месть - несытое и всеядное животное, которое не стоит пробуждать в себе.
  - Прекратите, - остановила их Юко. - Мужчины все по природе дети войны, убийцы. Эти хотя бы пытались истребить таких же убийц, лесных бандитов. Женщине любо выбирать среди тех, которые храбры. Но никогда среди мёртвых.
  - Чёрт, перестаньте спорить, - откликнулся немец. - Бессмертные, немёртвые...Мы слишком затянули - облака светятся, как румяные ланиты. Не сочтите за личный выпад, драконоборец. Какого-нибудь получаса не хватило до места. Снижаемся и ищем укрытие. А то когда покажется светило - сгореть не сгорим, но заснём.
  Машина со свистом пробила туман и пошла вниз по касательной.
  - А если вас застанет прямо здесь и сейчас? - без особого трепета спросила Мария.
   - Похвальное любопытство, - он нащупывал кнопку, которая моментально опускала чёрные шторы. - Если рухнем с небес и лопнет бак с горючим - нам долгая пытка, вам та же смерть. И Морицу, понятно.
  Внизу показались стены разрушенного острога - или не острога, просто большого кулацкого подворья. Во всяком случае, разглядеть вертолёт снаружи они мешали. Когда шасси коснулось земли, а пилот упал головой на руль, никто из остальных вурдов ещё не погрузился в обычный дурман, и Симон успел произнести своим обычным надменным тоном:
  - Госпожа Мари, с первым лучом мы станем неподвижны и бесчувственны, однако исчезать отсюда не советую. Места вы не знаете, искать вас начнут, едва стемнеет, к тому же добряк Мориц в деле очень свиреп.
  - Выйти, облить всё бензином и поджечь.
  - Надеемся на ваше благородство и слегка - на пытливый ум, - отозвался он тускло. - И это не бензи...
  Так мы и не узнаем, чем занималась в течение дня наша эвакуантка, думала сквозь мутную хмарь Лидия. Естественные потребности будет справлять в топливную банку, едой и водой Мориц своими поделится, лишняя треть суток рядом с лучистостью - да, может повлиять, но что уж теперь. Мы сами не можем влиять, потому что спим. Не как люди: чувствуем всё, но с переводом в образы. Это и есть наш сон - всё то, что случается с вампирами днём. Пет Палыч может беспокоиться о нашем вольном отряде, если не отметил атомы, если не настроился на общую пси-волну...
  Мориц бухнул колоколом и заюлил огрызком хвоста, отчего пространство кабины наполнилось рыхлыми белыми волнами. Мария, что тоже закемарила от нечего делать и чтобы не соблазниться нечаянной свободой, приподняла голову.
  - Эй, есть кто живой? - донеслось оттуда. - Слышу, что не одна эта псина. Только к ручке не лезьте и не дёргайте, лучше опустить чёрную гармошку с потолка - это переходный шлюз.
  - Ты кем будешь?
  - Получатель посылки. В смысле вас. Владелец здешних мест. Ну надо же им было - двух вёрст до укрывища не дотянуть.
  - Имя. А то стреляю.
  - Это из Лидиной-то деревяшки? Ваше слово, товарищ маузер, да? Бутафория.
  - Откуда знаешь?
  - В щёлочку увидел. Прежде его не было, значит взяли там же, где вас саму. И без надобности. Мои птенчики сами по себе оружие, хоть на генеральскую свадьбу надевай. Если там же - пули не серебряные и не свячёные, хотя хрен бы и так.
  - Если ты средь бела дня на улице, значит - не из них. Тебе и свинец по нутру придётся.
  - Решительная дама. Так идёте сами или приглашаете кавалера?
  - Упырей нельзя. Был фронтовой опыт.
  - А я человек. Или что-то вроде.
  - Имя, говорю!
  - Фу. Петро. Пётр Павлыч с-под Херсона. Это что-то вам доказало?
  - Знаешь меня?
  - Всю биографию от рожденья до сегодняшнего дня и даже глубже, Мария свет Леонтьевна. Начиная с поезда, сошедшего с рельс на перегоне Борки - Харьков году этак в тыща восемьсот восемьдесят восьмом. За год до вашего рождения в Новгороде.
  - Ты что... Ладно, против дрына не попрёшь, раньше смерти не помрёшь. Иди, если получится.
   ПэПэШа забрался в машину и, слегка запутавшись в складках светового буфера, родился в темноту. Сразу же вокруг него возник радужный ореол - круговое мельтешение перьев, полосок и пузырей. Поклонился - Мария кивнула. Самым странным Лидии показалось то, что внутри не было никакого света для человеческих глаз, защита от солнца безупречна, что там он ни говори, а эти двое общались как ни в чём не бывало.
  - Надо было всё-таки вам вылезти из утробы. Ваши похитители никакая не подмога: лежат себе словно полешки. Мориц, - на этих словах он свойски залез догу в ухо мизинцем, почесал, - Мориц готов держать нейтралитет или пойти на переговоры. Вон, шкура как засветилась белым.
  - Чего уж там, говори. Наше дело так и этак пропащее. Для чего я нужна?
  - Сначала - чтобы познакомиться. Вы же у нас, как будут говорить, знаковая фигура. Русская Жанна Д`Арк, - он усаживался напротив женщины. - И заодно провести кой-какие биографические параллели.
  - Думаю, стоит перейти на "вы", раз ты такой упорный.
  - Думаю, мы начнём с ваших слов. "Женщина первая родила человека, и мы, женщины, должны первыми показать пример, как надо спасти родившуюся уже свободу". Дева Франции полагала, что родилась для того, чтобы завершить войну. Изгнать англичан, у короля которых, надо сказать, были весомое право на Аквитанию и прочие территории, унаследованные по женской линии.
  - Ну и словечки! Вы забываете, что я малограмотная и то уже на фронте выучилась.
  - Ваша старшая сестрица по жизни писать-читать не умела. Вообще-то простительно не одной крестьянке, а и дочке тогдашнего рыцаря. Папаша Жанны был староста деревни, по японским понятиям - самурай местного розлива, только что дворянское звание потерял.
  - А кто такой самурай? Из япов, что ли?
  Пётр выдохнул воздух:
  - Пусть вам это наша Юко-сан разъяснит - поближе к полуночи. Вместе с требованиями их особой национальной учтивости. Ладно, проехали. Взлёт карьеры Жанны начался с визита к королю Карлу и доверительной беседы за кулисами тронного зала: расшифровка заветного сна и так далее. Вы отчего-то рискнули вложить все сбережения, аж восемь рублей, в телеграмму его императорскому величеству. С просьбой зачислить вас с армию рядовым. Боже ж мий ласковый, да такие писульки, небось, тоннами из царской прихожей вывозили. А Николай вмиг ответил в том духе, что да, конечно, с дорогой душой. Чудо под стать тем, что так и роились вокруг Девы.
  - Я-то девой не была, - вздохнула Мария.
  - И время было иное, - кивнул Пётр. - У ней амплуа было такое: или ты безмужняя, или никакой тебе высокой игры. Вам приходилось укладывать рельсы или шпалы, что даме явно не к лицу. А к тому ж выбились в десятники, оттого и муж до смерти ревновал. Испытали на себе кошмар замужества, издевательство душевного насилия, тесноту плотской страсти - извините, чуток сбился на возвышенный стиль.
  - Забавный вы человек.
  - Не вы первая сие замечаете. Дальше. Как ни странно, вы с Жанной обе умели владеть - как толпой, так и отдельными людьми. Имели недюжинный дар убеждения. Тем более удивительный, что... уж не знаю, правдиво ли рисовали Деву в этаком иконописном духе, но сейчас у нас в ходу фото, оно соврать на даёт. Тогда вы ещё хуже смотрелись, чем сейчас. Уши торчат из-под фуражки, выражение физиономии дубовое, типа "вот птичка вылетит", потёртая гимнастёрка и кирзовые сапоги...
  - Была у меня удачная карточка - где я сижу и улыбаюсь. Старший унтер-офицер, грудь вперёд, сплошь в орденах и медалях, наградная сабля на боку, - мечтательно ответила Мария.
  - Да уж, на ней вас трудно спутать с мужчиной. Кавалер Георгиевского креста. Вынесли на себе из-под огня пятьдесят человек раненых в один день... Историю вашего женского батальона смерти опустим, хоть она - лакомый кусочек для историков. Обе стороны разочаровались друг в друге, хотя ваши питомицы показали себя на фронте неплохо - для необстрелянных новичков, понятное дело. В общем, всех ваших повыбили, выбросили из окон или распустили по домам, но вот лично Мария...
  Мария тесно сходится с генералом Корниловым и по его поручению отправляется в зарубежный вояж - знатная особа, которая контактирует с особами владетельными, если снова перейти на старинную манеру выражаться. Президент Вудро Вильсон целует ей руки, через месяц король Британии Георг Пятый приветствует почти теми же словами, что знаменитая поэтесса былых времён, Кристина Пизанская, - Орлеанскую Деву: "женщина, которая прославила свой пол тем, что много сделала для своей страны".
  - Не так. Не совсем так. Жанна спасла и объединила Францию, а я даже в тонкостях политики не разбиралась. Для меня было всё едино - кто прав и кто виноват.
  - Жанна - не объединительница Франции, лишь мощный катализатор процесса. А вы просто явились не в пору, - с грустнотцой ответил ППШ.
  - Я не хотела воевать в гражданской войне, а она это сделала. Арманьяки, бургиньоны и годоны, - ответила она, чуть спотыкаясь на каждом из трёх последних слов.
  - О! Надо же, какие трудные вещи вы запомнили, - восхитился Пётр.
  - Это всё мадам Эмилия и её дочка Сильвия Панкхерст, - пояснила Мария. - Обе известные феминистки.
  - Понял-понял. Далее я чуток притяну историю за уши. Пик жизни Девы - коронация ее короля в Реймсе. Пик вашей - рождественская служба в Томске, прямо с которой вас забрало Чека. Развязка - процесс над Жанной в Руане с целью ославить её колдуньей и опорочить короля. Процесс долгий и какой-то нерешительный: даже пыток не сумели применить. Другая развязка - расследование вашей деятельности, в которой, как ни тужься, не найти ни одного тёмного пятна.
  - Вернувшись из Англии на родину, уже не воевала, - тихо ответила Мария. - Работала в госпитале. Чёрт, я же честно предложила красным сотрудничать: что могло быть между мной и ими?
  - Может быть, как раз эта честность? Как и у Жанны, ваши ответы судьям были умны, откровенны и бесхитростны. Стиль ведьмы или "контры", что в данном контексте одно и то же.
  Женщина пожала плечами:
  - Под конец я устала. Не к чему было стремиться. Зачем ваши ученики меня спасли?
  - Да не ученики. И не спасли. Я просто решил дополнить сходство двух дам-вояк лёгкой инсценировкой. Пускай русские думают, что вас казнили, как до недавних пор думали французы о своей Деве. Ту сожгли, подняв на высокий постамент, закрыв окна первого этажа щитами и запретив людям глазеть из окон второго, чтобы никто не догадался о подмене. О вашем расстреле не останется документированных свидетельств - только сомнительного вида пометка на деле, выполненная синим карандашом.
  - Вы так видите? Гадалка, что ли?
  - Природный цыган из племени оседлых хорохаев, - несносный ПэПэШа встал, выпрямился, выпятив грудь, и чуть не набил себе шишку на маковке.
  - Спасибо, если так, - Мария тоже поднялась, отодвинув лежащее между ними тело Симона.
  - Да не за что. Кстати, если решитесь нас покинуть, рекомендую эмигрировать во Францию и отыскать вашу знаменитую тёзку, Марию Кюри. Тоже фронтовичка: применяла на западном фронте лучи рентгена. Её книга "Радиология и война" либо вышла, либо выйдет в скором времени. Так что вы вполне сможете посоветоваться с ней о радиации, которая сегодня проникла в ваше тело.
  - Что такое?
  - Топливо, - кротко пояснил ПэПЭШа. - Очень эффективное, к тому же вертушка проводит в небесах фосфорическую черту, словно падающая звезда или метеорит. По ней я на вас всех и вышел. Клянусь Солнцем, я не виноватый! Вы сами не вышли оттуда на мой зов. Ну и это мои птенчики не уложились в срок. Им-то что - урановая радиация на них действует отрезвляюще, в противовес солнечной. Не уверен, что это для вас смертельно, не знаю, поможет ли вам мадам Кюри, но что сама она больна тем же лейкозом - у меня нет никаких сомнений.
  
  Наверное, оба проговорили весь световой день. Может быть, Лидию, прирождённого медика, встряхнуло употребление термина, изобретённого в восемнадцатом году. Но когда Мария, понявшая если не всё, то большую часть, отступила назад, всё и вся вокруг, начиная с Лидии, зашевелилось, Мориц, во время разговора тихо лежавший с головой на передних лапах, вскочил и радостно гавкнул, и Пётр сказал:
  - Не буду вас уламывать. Но честью клянусь: вашей крови тут не пили не из-за того, что заразная. Кой-кого из ребятишек и чума с испанкой в своё время не останавливали. Есть один смешной аспект, повязанный с вашей неблизкой роднёй...
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"