В малом переходном мирке, оживлённом игривыми солнечными лучами и попеременным щебетом секретарши и канарейки, Мачей настраивался на лучшее. Он явился заранее и успел себя почувствовать уверенно, когда дверь в кабинет библиотерапевта распахнулась, и в приёмную шагнул улыбчивый доктор Анджей Ксёнгаж:
- Господин Мачей Джёнчел? Прошу!
Встал с банкетки достаточно ловко, удалось поклониться с достоинством, поглядеть с добродушной иронией на рекламный плакатец от клуба Книгочеев (вступительный взнос 200 злотых)... Но как только Мачей, повинуясь гостеприимному жесту, перешёл границу миров, он попал в другое помещение, куда более мрачное и, вероятно, крайне обширное - даже стен не видать... Там-то наигранная непринуждённость его и покинула.
- Вам, я вижу, не по себе? - заметил внимательный доктор.
- Ерунда! - суетливо отмахнулся Мачей. И невольно сжался, досадуя на свою же реплику.
- Вам, должно быть, темно с непривычки?
Да уж. В кабинете библиотерапевта не было других источников света, кроме невысокой настольной лампы в самом его центре. В освещённом ею круге стоял изящный письменный столик и два кресла, на одно из которых опустился гость, на оставшееся - хозяин. Тут же, поблизости, угадывалось ещё несколько кресел, но за ними уже царило то, в чём оптимист вроде доктора усмотрел бы "расслабляющий полумрак", но Мачей - кромешную тьму. Она напрягала и тревожила неизвестностью.
- К счастью, в моих силах сделать мир ярче, - сказал доктор Анджей с доброй улыбкой и покрутил переключатель. Круг от лампы здорово посветлел, но вот темень по краям - она по контрасту только сильней сгустилась.
Потерявшись ещё сильней, Мачей глупо проблеял:
- Почему нам не видно стен?
- Чтобы не отвлекаться на несущественное, - мягко пояснил доктор.
- Я как раз отвлекаюсь. Я невольно всматриваюсь, правда, не могу разглядеть...
- Стены осветить не проблема, - заметил доктор. - Я готов дать и верхний свет, но хочу для начала кое-что уточнить. Вами в заявке не был указан страх темноты, но зато в числе жалоб первым же пунктом значится опасность панических атак при контакте с книгами. Ну так вот, затемнение стен - единственный пришедший мне на ум способ избежать нежелательного контакта. Извините меня, господин Мачей, но вы сами выбрали библиотерапию. Мой кабинет - это библиотека. В нём под стенами - сами понимаете, что.
Разъяснилось. Но Мачею мало логики слов, он привык самолично ощупывать всякий из встречных миров во всех доступных координатах. Опираясь на упрочившуюся веру в себя, настоял на проявлении всего множества стеллажей, книжных шкафов и полок, устилавших пределы кабинетного пространства;
- Знаете, доктор, - сказал он, - я под "контактом с книгой" понимаю не наблюдение её корешка. Если книги не раскрывать, они безопасны - ну как по мне. Но при этом от книг, притаившихся во мраке, мне всё-таки не по себе. Потому уж будьте любезны...
Доктор явил любезность. Что ему оставалось? Но следил внимательным глазом за взглядом Мачея, рассеянно ползающим по далёким корешкам. С этакого расстояния их названий и не разберёшь, можно только узнать дизайн знакомых изданий. Вон - "Посторонний" Камю, "Тошнота" Сартра, "Шагреневая кожа" Бальзака... Неведомо с какой стати Мачей содрогнулся.
- Может, убрать верхний свет? - предложил доктор Анджей. - По-моему, он всё же мешает.
2
Вспомнилось: малый клочок левантской шагрени обжигает карман - жалкий огрызок от шкуры онагра; ужас пред чудом его спонтанного съёживания гонит хозяина в порт, где над пирсами тонет в тумане громада Ковчега. Вроде, не поздно ещё: где бы достать билет на одну персону?
3
Прав был доктор: корешки отвлекают. Вместо толкового экскурса по своей беде Мачею пришлось начать с посторонней темы. Дёрнуло его в неподходящий момент выдать случайную реакцию на книжки, первые попавшиеся взгляду! А ведь французов тех он читал в ранней юности. В давней, глупой - и всё неправда. С той поры все впечатления быльём поросли.
Он зачем читал экзистенциалистов? Так, понтовался. Чтоб сказать: ребята, я посторонний, и что-то меня тошнит. Кажется, от вас и тошнит. Ну, не только от вас - от всего. Я родился не в ту эпоху...
Вызывающее, неадаптивное поведение. В том, что это так, Мачея убедили пацаны на районе.
Оказалось, в мире, где тебя мутузят, не так-то легко оставаться посторонним. Нет, ну на какой-то из поздних стадий бития - очень может быть, но в момент, когда общение только начинается, понимаешь довольно живо: есть миры, где не ты хозяин. Если будешь отсвечивать, то тебя в них выдернут. Дело ясное, через боль. А отчего в конечном итоге: выбрал неверные путеводители по мирам. В общем, были проблемы, были. Но ведь решение вышло впрок. Глупому юнцу наука.
- Правильно ли я понял, - спросил доктор, - что подбирая книги для чтения, вы руководствуетесь мотивом ухода от мира, в котором чувствуете себя уязвимым?
4
В портовом кабаке разыскать билетёров с Ковчега было проще простого: при широком скоплении посетителей все другие нет-нет, да поглядывали на них, эти же на других не смотрели. Важничали. Хоть, казалось бы, кто они таковы? Один - древний старик с выражением заученной патриархальной благообразности на челе, но при том бухой вдрободан; его собственный сын, сидящий поодаль тыкал в спину его перстом и хихикал в голос, развлекая своих собутыльников: "О, батянька-то мой даёт!". А второй билетёр - помоложе, с рыжими усами на пол-лица - вид имел такой, будто по дурости укусил дикобраза, так что его ни выпустить, ни заглотить.
Мачей сел напротив обоих этак посредине.
- Мне бы на борт, - шепнул просительно, выгребая на стол из карманов последнее золото.
- Всякой твари по паре! - неожиданно связно возгласил патриарх. - Ты женат? - Мачей кивнул. - Брак разнополый? - Мачей подтвердил опять. - Ну, приходите к трапу вдвоём с утра, что-то придумаем...
- Да, но моей жене... ей на Ковчег не надо! - пролепетал Мачей, в ярких красках уже представляя разговор с госпожой Катаржиной. Да и ему самому на Ковчег её бы не надо. Не оберёшься потом истерик!
- Как не надо? Заставь! - потребовал патриарх.
- Слышь, не ной! - вдруг обернулся к нему его рыжеусый сосед. - Ты забыл об одном: Бог умер. И никто теперь не обязан плодиться и размножаться. - И к Мачею: - Да не робей ты! Держи билет.
5
- Правильно ли я понял, - спросил доктор, - что подбирая книги для чтения, вы руководствуетесь мотивом ухода от мира, в котором чувствуете себя уязвимым?
- От миров, - поправил Мачей. - И, скорей, руководствовался. Раньше, до панических атак.
- Расскажите об этом, - попросил его доктор. Ну наконец-то!
Достоевский сказал, красота спасёт мир. А Бруно меж тем утверждал, что миры множественны. Можно ждать, пока будет спасён мир, в который тебя занесло, ну а можно сыскать мир иной - покрасивше. Много иных миров. Или иначе - МОДЕЛЕЙ.
Да, Мачей эскапист. Что в том такого? Разве плохо кому-то, что ради ухода из некоторого несовершенного мира он пристрастился к литературе? Вон, другие, так те вообще в телевизор втыкают, а читать - это всё-таки труд. Да, в основном что-то лёгкое, для развлечения. Сами знаете, тяжестей в мирах обыденности и без того валом. Чем снимать стресс - алкоголем? Ну а если текущий мир в полном кризисе, это что же - всем людям спиваться? Нет уж, надо хоть кому-то здоровье беречь. И почитывать лучше фэнтези. Чисто для релаксации.
- Миры фэнтези все красивы? - поинтересовался доктор.
- Ну, по правде, с красивым беда. Не накопаешь такого на долгие годы чтения - стоит быть реалистом. Я смирился с тем, что стоит ценить и красивенькое: те миры, в которые далеко не уйдёшь, но хотя бы поверишь: декоратор старался.
Вот в таких декоративных мирах Мачей и привык укрываться от любой, прости Господи, "тошноты". В мелких, но ему в самый раз. Главное, надеялся он, миры-то не выдадут.
- Кому, шпане?
- Ну, не только. Скажем, начальству. Завистникам. Дьяволу. Богу.
Анджей Ксёнгаж ловил каждое слово. Ясно, использует далее. А пока уточнил:
- Надежды не оправдались?
Ну а сам-то как думал? Да, Мачей был наивен. Он ассоциировал со спасительной красотой всё, что роскошно издано любимым издательством в суперобложках последнего поколения - в той самой лучшей коллекционной серии... И ведь надо же, такая подстава! Прямо удар под дых, откуда Мачей не ждал.
Он всего лишь снял наугад очередную книгу с заветной полки, он подумал: название как-то не очень, но вчитался, ещё надеясь на лучшее, он поверил, что книга - что надо, начиналось-то всё по-честному... А на середине очнулся - накатила паническая атака. Сердце так и скакало, обещало не выдержать, по спине полз инеистый озноб, а на памяти - ни строки из прочитанного, будто бешеная корова языком слизала. Только имя автора. Двойное: Сергей да Марина.
- Супруги Дяченко? - уточнил доктор.
- Ага...
- Любопытно, - заметил доктор, - вы об авторе говорите так, будто он - один человек, а не пара. Как бы вы прокомментировали моё наблюдение?
6
На посадке в Ковчег его встретили двое, заслоняя широкими спинами неудобный вихлявый трап. Первым был давешний патриарх - горделивый осанистый, а усатого заместил мрачный тип с наружностью и замашками хайландского горца.
На билет даже не посмотрели. Только в душу. И спросили строго:
- Куда идёшь? - Будто самим не ясно.
- Мне бы на Ковчег, - Мачей кивнул на полускрытую туманом громадину.
- Каждой твари по паре! - привычно возгласил патриарх. - С кем продолжишь свой род во спасении?
Ой, о паре-то Мачей и не позаботился. Думал, коль умер Бог, то всё решено. И билет-то один приобрёл, а супружницу, так и вовсе не поставил в известность: ну её, сама не поедет, так ещё его начнёт отговаривать, а поди её переспорь... А теперь, получается, накрывается спасение медным тазом по причине замены кондукторов.
К счастью, хайландский горец молвил коллеге с гортанным выговором:
- Пропускай, не ной! Всё равно же должен остаться только один. - И к Мачею: - Слышь, а тебе на какой Ковчег - на правый или на левый?
Мачей присмотрелся, протёр глаза - Ковчег и правда двоился. Неопределённо взмахнул рукой: типа, туда. И шмыгнул на вихлявый трап, брошенный высоко над чёрной водой. Когда быстро - не так уж и страшно. Раз, и готово! Славный из Мачея канатный плясун.
7
- Думаю, мой опыт супружеских отношений здесь не при чём, - покачал головой Мачей. - Мы всегда одиноки в тех мирах, в которые убежали. Каждый спасается в одиночку. Даже в совместных проектах спасения вроде Ковчегов! - крайнюю сомнительность этих проектов Мачей выразил на лице.
- Что же не так в Ковчегах? - поощрил доктор Анджей.
- Ложь Ковчегов, - Мачей сглотнул, - в том, что они собирают кучи народа ради того, чтобы всех спасти от катастрофы в единственном мире.
- Катастрофы нет? - уточнил Ксёнгаж.
- Катастроф множество. В каждом мире своя. Но под угрозой потопа всех сбивают в один корабль, обещая на всех единственное спасение. Кто не купит билета - не пустят, кто нарушит судовой распорядок - вышвырнут прочь. В чёрные волны потопа.
- Но не на этом ли принципе и построена наша цивилизация? - Доктор принялся умничать. - Есть мир природы и мир культуры, ограждённый от тёмных вод рядом запретов.
- Нет, - Мачей непримиримо покачал головой. - Миров множество. Часть из них расположена на борту Ковчега, а другая снаружи. Неизвестно ещё, кому повезло. Впрочем, все те миры, что в культуре не заслужили места, всё равно не свободны. Ожидая потопа, они так и лепятся к самому дну Ковчега - среди ракушек, полипов и прочей живности. Эти миры называют у нас поддонными, а людей оттуда - поддонками.
- Интересная модель мира, - хмыкнул доктор.
- Многих миров, - поправил его Мачей.
8
Вход на прогулочную палубу для пассажиров стоил десяток монет. Столько же - и проход на корму Ковчега, где находилась оплаченная каюта. Но ведь всё состояние выложено на билет! Ладно, Мачей решил пока осмотреться в бесплатной зоне. Он уже на борту, это какой-никакой успех.
В ожидании спуска в трюм под лебёдкой степенно стояли в ростовых клетках или аквариумах странные звери, птицы, насекомые. Кстати, попарно стояли - про себя отметил Мачей. Бригадир грузчиков возглашал, делая пометки в амбарной книге:
- Змейсы водоплавающие - две особи; крыламы трёхместные - две особи; саможорки - опять же две; тягуны - два упряжных роя, две кричайки... Эй, кричаек зачем приписали к нашему трюму!!! Эй, поддонок, поди-ка сюда!
- Я не поддонок! - обиделся Мачей.
- А то мне не видно! Живо неси эту клетку на камбуз! И скажи там, что наша секция трюма зарезервирована за профсоюзом транспортников!
И мечталось бы воспротивиться, но вид бригадира был настолько свиреп, что пререкаться не захотелось. Мачей с деланным послушанием поволок злополучную клетку в указанном направлении.
- Эй, брат-поддонок! - раздалось от правого борта. Оглянувшись, Мачей увидал парня в белом растянутом свитере грубой вязки.
- Сам поддонок! - презрительно бросил Мачей. - Я пассажир!
- Тю! А куда ты тогда волочёшь эту клетку - неужели на камбуз? Там пассажирам, наверное, самое место.
Мачей проглотил новый комок обиды, но парень, похоже, был незлобивый и даже хотел помочь.
- Не ходи на камбуз, - посоветовал он. - Там пассажиров не любят. А от этих тварей лучше избавься - с ними не пустят к каютам.
В самом деле. Мачей зашёл за пристройку и, отворив дверцу клетки, попытался было выпустить птах на свободу, но те вдруг раскричались с таким возмущением, что пришлось-таки проследовать в носовую часть судна под неодобрительными взглядами чуть ли не всей команды.
- Чёртовы кричайки, - посочувствовал тот же парень в растянутом свитере, встретившись уже на лестнице в камбуз. Кстати, как тебя зовут?
- Антуан Рокантен, - задрал нос Мачей.
- Ретано Рекотарс? - переспросил парень. - А меня Варан. Ты гляди, Рекотарс, если кто будет убивать, ты не дрейфь. Скажи: я передал, чтобы тебя не трогать.
- А чего это меня начнут убивать? - опешил Мачей. - На Ковчеге спасения?
- Ну, ты знаешь, наверное - у нас тут Бог умер, и всё такое. В общем, теперь много чего позволено.
9
- Тот роман Дяченко, о котором шла речь, назывался "Варан"? - предположил библиотерапевт на второй сессии. Он поддался теперь на игру "угадай название". А Мачей-то название очень надёжно вытеснил.
- Не могу подтвердить, - грустно пожал плечами. - Вроде, ничего не читал о рептилиях с острова Комодо... Но что правда, название на обложке было коротенькое... - У Дяченко много романов с краткими глубокомысленными именами, Мачей потом проверял.
- Не беда, найдём, - пообещал доктор. - Вместе вчитаемся...
- Да зачем же? - воскликнул Мачей. - Я надеялся, вы оградите меня от опасных миров, а вы...
- Опыт библиотерапии, - сообщил Ксёнгаж, - показывает, что книжные миры сами по себе не опасны. Тот роман, что вас напугал, вероятно, оказался созвучен некоторой проблеме вашей души, что и повлекло непредвиденную реакцию.
- Знаете, доктор, - молвил Мачей обиженно, - я из-за этих дурацких созвучий опасаюсь теперь открывать книги - всякие, даже по работе. Я утрачиваю способность путешествия по мирам, а вы говорите: "вчитаемся"...
- Вероятней всего, отыскать эту вашу способность можно на том самом месте, где она вами была утрачена, - хитро усмехнулся доктор. Выкрутил всё же по-своему! - Вы говорите: "читательские миры". А припомните-ка, как звали героя в мире той самой дяченковской книги? Нет? Ну хоть какого-нибудь героя, с которым вы идентифицировались при чтении?
- Антуан Рокантен, - пробормотал Мачей.
- Как-как? Рафаэль Валантен? Но ведь это герой Бальзака. У Дяченко с похожим именем - разве только Руал Ильмарранен.
- Ильмаринен - это из "Калевалы", - проявил эрудицию Мачей. - А марраны, иначе Прыгуны - это племя такое из повести Волкова.
Оба почувствовали: ассоциации лишь уводят от сути.
10
Варан как в воду глядел. В камбуз заглядывать было смерти подобно. Но раз уж взялся нести кричаек, то куда же их деть? Всё же пришлось доставить по назначению. А уж в камбузе том...
Деревянный ковчег натужно скрипел, и ничто свистело из всех щелей, и Мачею с трудом удалось одолеть робость перед гибельной обстановкой полного жути мирка - инфернальной кухни Ковчега. Но страшней спецэффектов, образующих ауру камбуза, оказались его повара.
Старший кок, принявший клетку, в мановение ока свернул головы обеим кричайкам (больше не закричат, ага!) и швырнул птичьи трупики в чан с душным варевом, крайне сомнительным и без того.
А помощник его, заступая выход из камбуза, хмуро спросил у Мачея, поигрывая длинным ножом:
- Ты как мыслишь, может ли кухарь управлять Ковчегом?
- Несомненно, - сразу ответил, покрывая застывшей улыбкой нарождающийся ужас. Не угадал, потому что ответ показался здесь больно грамотным.
- Пассажиришка! - констатировал главный кок.
- Я поддонок... - Запоздалая ложь не спасла. Сразу несколько шестёр-поварят заявили хором, что по харе же видно: этот мироед целыми днями сидит в каюте и только книжки, сука, читает!
- Не читаю я ничего! - взмолился Мачей. - У меня, между прочим, панические атаки! Отпустите меня, ради Бога?
Но кому здесь войти в его положение? Издеваясь, старшой сказал:
- Ты, урод, много книг прочитал, а не знаешь, что Бог умер.
- Знаю, - воскликнул Мачей, - вот-те крест!
- Да откуда тебе? - ухмыльнулся кок. - В книжках того не напишут. Знаешь, отчего умер Бог? Это я его грохнул. Из обреза - видал на стене?
- Врёшь, не веришь, - поморщился кок. - А такое видал? - Он достал из кармана фартуха телефон. - Между прочим, мобила Бога. До сих пор принимает молитвы от любого, кто не в курсах. Хошь послушать? Держи-ка, смертничек! - Телефон очутился у уха Мачея, из него донеслось многоголосое бормотание. Люди молятся, да.
11
Мачей сопротивлялся. Глупо этак себя вести за свои же деньги, но, пожалуй, оно того стоило. Абсолютное бессилие доктора Ксёнгажа наполняло душу ликованием. Шла десятая сессия, а заставить Мачея перечитать Дяченко терапевту не удалось. Оставалось его додавливать до состояния полной готовности сделать за пациента его работу.
И тогда... Что тогда? Все поддонки Ковчега будут, должно быть, счастливы.
Книги теперь за Мачея читает Анджей Ксёнгаж. Это куда безопаснее, чем самому. Может быть, перед доктором это не очень-то честно, но ведь он и по специальности библиотерапевт. Значит, ему и так-то немногое светит, если случится попасться в лапы мятежных поддонков.
Никакая улыбка ребятушек не разжалобит, коль почуют проблеск ума в глазах. А от книг... От книг такое бывает.
- Да уж, - через силу, но соглашается доктор Анджей, - мир, без сомнения, множественен. В этой связи мы, пожалуй, рискуем освободиться от всякой ответственности за его судьбы - ведь когда миров много, за что тогда отвечать? - но, к огромному счастью, это не наш случай.
- А чем таким отличается наш?
- Разумеется, паническими атаками, - жизнерадостно сообщает доктор.
Ну, уел, ну, достал, хитрая книжная бестия!
- То есть, мои симптомы стоят на страже моей же совести? - Доктор эту мысль, определённо, одобрил, и уж точно, не возразил. - Ну а если, к примеру, мне хотелось бы обойтись без них?
- В этом случае среди множества миров стоило бы выбрать главный.
- Тот, из романа Дяченко? Но ведь мы с вами до сих пор так и не сумели его локализовать! - Деликатный камешек в его же библиотеку.
- Не суть важно. Главный - для вас.
- Для меня? Тогда при чём здесь романы Дяченко? Неужели вы думаете, что я живу в каком-то из них?
Доктор Анджей позволил Мачею всласть отсмеяться и ответил:
- Вы и правда живёте в книге. Могу доказать.
- Уж извольте! - Мачей в голос подбавил яду.
- Хорошо, - усмехнулся доктор. - А скажите-ка мне, Мачей, к какой такой нации мы на пару с вами принадлежим?
- Мы поляки, - сказал Мачей.
- Вы уверены?
- За себя - абсолютно. Да и вас, господин доктор, не случайно, поди, назвали именем Анджей.
- Хорошо, мы истинные поляки... Расскажите тогда, господин Мачей, что за сила побуждает двоих поляков общаться по-русски?
- А и правда, - Мачей побледнел. - Странное речевое поведение, как для поляков. Но скажите, доктор: есть ли разгадка у вас самих?
- Есть, - молвил Анджей с полной серьёзностью. - Мир, в котором мы ныне находимся, суть мир искусственный, книжный. Более того, это мир явно дублированный. В смысле, на русский язык.
- Верно, - сказал Мачей. - Здесь ведь всё по-русски - ужас какой! Все мои слова, даже мысли... Почему-то я мало что понимаю по-польски. Доктор, неужели всё, что осталось у нас своего - это имена?
- Не обольщайтесь, - Анджей вздохнул. - И с именами, похоже, не всё так чисто. Почему-то в имя "Мачей" подозрительно просто сгущаются имена и фамилия авторов "МАрина-дяЧЕнко-сергЕЙ", да и прозвание "Джёнчел" образует неожиданное созвучие... Впрочем, это уже конспирология. Извините, Мачей.
- Доктор... Вот это да... Вы раскрыли мои глаза!
- Да какой я после этого доктор? - Анджей снова вздохнул. - Так, исполнитель роли. В которую и вернуться-то не судьба после всего вышесказанного!
12
Не пускали. Планировали убить, но сперва, как водится, поглумиться. Поминание имени Варана магического действия не оказало.
- Этот шкет обещал за тебя заступиться? - Адский кухарь заржал. - Вот умора то! Да я этим Вараном, если посмеет явиться, очаг распалю! А не явится - ну тогда тобой.
И распалит! От бандита-поддонка, что грохнул Бога, всякого можно ждать. Особливо при новых порядках жизни в Ковчеге, посвящённых превратно понятой дарвинистской идее борьбы за существование. "Должен остаться только один", - обещал же хайландер, а Мачей недопонял. Думал, "всего лишь один... золотой миллиард".
В миг, когда злые поддонки от моральных терзаний Мачея пришли к физическим, он закрылся от внешнего ужаса внутренней жутью: мир застила паническая атака - всё по-взрослому: с потом, с ознобом, с тошнотой, с дикой скачкой сердца... А вот звуки - те долетали к Мачею словно бы из соседних миров. Звуки выстрелов, между прочим.
Как очнулся - оказалось, живой. А вот кухарей адских - тех, никак, пострелял кто-то. Так и легли штабелями, будто не вынесли приступа мачеевой паники.
- Эй, хорош трястись! - Кто-то склонился над ним, сжавшимся у разделочного стола в позе эмбриона. - Это я, Варан. Говорил же тебе, не дрейфь, всё образуется. Если я чего обещал...
- Этот... - пролепетал Мачей, - Бога убил.
- Да, я знаю, - ответил Варан, - мобила теперь у меня.
По телефону то и дело звонили. Варан терпеливо снимал трубку и говорил: