Воин наступал. Выставив сверкающий на мутном солнце меч, он осторожно продвигался вперед. Резко ушел от взмаха руки, внезапно метнулся влево и рубанул, но лезвие рассекло воздух. Соперница оказалась проворней. Подавшись в сторону, Медуза сумела отбить оружие, больше того, немыслимым образом извернувшись, нанесла еще один удар, пришедшийся точно по плечу.
Кажется, Дион даже не испытал боли, лишь досаду на превратившуюся в плеть руку. Мгновение - и Медуза оказалась подле него. Со странной грустью коснулась тонким длинным пальцем его груди. И ушла.
Бой закончился. Слуга подошел к Диону, кое-как сумел вырвать из окаменевшей руки меч и, поклонившись победительнице, ушел к своим, маленькой группкой стоявшим у самого леса статуй. Шестеро мужчин переглянулись. Один вышел вперед.
- Меня зовут Цинна, и в следующий раз я буду биться с тобой, - коротко произнес он. Поднявшийся ветер разметал его слова. Воин, не дождавшись ответа, взял в руку блеснувший желтым клинок и последовал за остальными; ветер усиливался, а они брели, пытаясь пробиться сквозь его заслоны, пока не скрылись за краем холма.
- Ты все видел, Цинна, что скажешь? - спросил его старейшина сразу по возвращении. Уже по тому, как мужчины вошли в поселок, стало понятно, чем поединок закончился, а потому никто больше не задавал вопросов.
Молодой человек молчал.
- Она опытный воин, - наконец, сказал он. - Одолеть ее в открытом бою непросто. Видимо, и до нас у нее имелись противники, возможно, более искусные.
- Ты принижаешь умения Диона, - укорил его старейшина. И тут же спросил: - Как думаешь, давно она здесь?
- Я бы очень хотел это знать. Ее искусство боя удивительно, только на овладение им должны были уйти десятилетия. Она может быть старше тебя, отец Паллас, - с легким поклоном закончил он. Старейшина выдохнул.
- На тебя вся наша надежда, Цинна. Никто не владеет мечом лучше: ни Телезин, ни Марр, ни Поппедий, ни даже Дион.
- Не владел, - сухо поправил его воин. - Все они уже мертвы, Верно, ты им говорил то же, - и предупреждая возражения, покачал головой: - Я дезертир, человек конченый. Мне надо было идти первым или не браться вовсе.
- Ты храбро бился с фризами, хаттами, лангобардами...
- И бросил товарищей. Нет, отец Паллас, силой ее не одолеть.
- Ты предлагаешь хитрость, - это не был вопрос, но старейшина хотел получить ответ Цинны. Тот кивнул. - Но мы разгневаем хозяйку.
- Ты так ее называешь...
- Ее именуют Медузой, что на греческом и означает "повелительница". Возможно. ты прав, она здесь немыслимо долго, и все это время защищала остров от пришлецов. Верно, некогда ими были греки. Теперь мы станем камнем или прахом у ее ног...
Кажется, старик совсем пал духом. Поражение Диона, его племянника, дорого далось Палласу, он и говорил, едва сдерживая слезы, и назад шел, еле волоча ноги, но упрямо, как и всегда, отказываясь от помощи.
- ...Однако мне надо верить в тебя, Цинна. Ты молод, но неглуп, хитер, но и сноровист. Ты в чем-то подобен Одиссею, который тоже не один раз попадал в лапы неведомых чудищ, но всегда находил выход.
- Или жертвовал друзьями для этого, - вздохнул Цинна. Оба враз замолчали, увидев приближающуюся Юсту, дочь Палласа. Цинна поднялся.
- Я схожу к ее побережью, осмотрю лес статуй, - от самого порога произнес он. - Тогда и скажу решение.
Кивнув девушке на прощание, он вышел, не захлопнув двери.
Маленький островок со всех сторон был окружен скалами, затруднявшим возможность судну подойти к берегу. Почти безлесый клочок суши, вознесшийся на два десятка локтей над морем, в самом центре которого находилась заброшенная деревня, чьи дома истлели от времени. Первая зима выдалась очень суровой: хорошо, Поппедий нашел на южной стороне горючий камень, им поселенцы и обогревались все последующие месяцы. А потом они наткнулись на Медузу.
Цинна осторожно поднялся на холм, а дальше уже ползком спустился к лесу статуй. По дороге несколько раз останавливался, всматриваясь в выжженную солнцем поляну, расположенную перед пещерой. Здесь первый раз они и столкнулись с чудовищем.
После пережитой суровой зимы, во время которой трое погибло от болезней, поселенцы твердо решили убраться подобру-поздорову. Но леса на этом клочке суши не сыскивалось, а затем зарядили дожди, задули ветра, пришлось полноценное исследование отложить до лучших времен. Первое время меж ними и так происходили свары, как давно забытые, так и заново открывшиеся: вместе с несостоявшимися тираноубийцами в ссылку отправили разбойника Дидима и его банду - неудивительно, что только со смертью головореза, возомнившего себя царьком, удалось восстановить порядок. Тогда же старейшиной избрали Палласа.
Крадучись, Цинна подошел к краю леса. Странное нагромождение изваяний, будто работал обезумевший скульптор, не жалевший сил и талантов, чтоб украсить всю дальнюю часть поляны, но и сам не понимавший, для чего или кого старается. Множество воинов в причудливых позах застыло здесь, обратившись в холодный серый камень.
Спасшиеся от первого появления Медузы, рассказывали жуткое - чудовище выбралось из пещеры и напало на пришлецов, те поначалу перепугались, но тотчас взяли себя в руки и дали достойный отпор. Вот только силы оказались неравны. Тогда им на помощь прибыло два десятка человек. Часть, сомкнув строй, сразу пошла в атаку, а остальные метко швыряли камни с кручи, целя загадочной твари в голову и почти всегда попадая. Но шкура чудовища походила на кожу Немейского льва: копья не протыкали ее, камни не причиняли вреда. Кто-то, видя, что Медуза не может быстро двигаться и лишь стремительными бросками способна достать воинов догадался принести жаровню. Хозяйку острова пытались поджечь, закидав угольями - напрасно. Оставшиеся в живых отошли на холм, взобравшись почти к самой вершине, принялись вытаскивать из земли камни в обхват, кидали или скатывали их - только так сумели отогнать чудище к пещере. Шестнадцать человек осталось стоять бездвижными изваяниями внизу - все те, чьих тел коснулась Медуза длинными, похожими на щупальца руками.
Стоило только вспомнить о ней, как чудовищное создание появилось. Медуза величаво выплыла из пещеры, настороженно обернулась по сторонам, в приоткрытом рту забилось змеиное жало. Цинна вздрогнул, он впервые увидел ее так близко от себя, замер.
Медуза остановилась, повела плечами - и скрылась в пещере к вящему облегчению Цинны. Мороз по коже продрал, хоть воин с удивлением понял, что не может оторвать взгляда от чудовища. Медуза будто притягивала к себе.
Не этим ли объясняются ее удивительные умения, когда опытные воины становились игрушками в ее руках, проигрывая поединки и пополняя тем собрание статуй? Да, она сама умелый боец, но от того же Диона Цинна ожидал атак ловчее тех, что его старый друг успел показать прежде, чем превратился в бездушный памятник былой славе.
Он подкрался поближе. Ловушку можно устроить здесь, тут достаточно тесно, а Медуза не так сильна, как страх перед ней. Самый вид ее может ужаснуть любого: высокий рост, несоразмерно длинные руки, бледно-синяя кожа, темнеющая на голове, где вместо волос растут бесчисленные отростки, подобные жалам морской медузы, ноги, покрытые темной шерстью того же странного синего оттенка, заканчивающиеся черными копытами...
- Что ты здесь ищешь, Цинна? - раздался низкий насмешливый голос за спиной.
Лицо Медузы притягивало, манило. Он замер - и, с большим трудом отогнав морок, тут только осознал, что все еще жив.
- Ты искусная воительница, - наконец, произнес Цинна. - Мне будет сложно с тобой тягаться. Верно, ты многих одолела еще до нашего прихода.
Медуза задумчиво кивнула.
- Это так. Некогда здесь был поселок переселенцев с далекого юга, они говорили на другом языке, но я выучила и его.
- А откуда ты знаешь наш? - осторожно спросил он.
- Ты боишься меня, - усмехнувшись, сказала Медуза. .
- Не стану спорить. Мой друг погиб сегодня от твоей руки.
- Ты будешь мне мстить?
- Это был честный поединок. Но я готов сражаться с тобой и за себя, и за него. Если надо, погибну, но если получится одолеть...
- Так все говорят, - пожав плечами, ответила она. - А потом, трепеща, принимают неизбежное.
- Я готов и к такому, мне не в первый раз.
- Расскажи.
- Зачем это тебе? - удивленно спросил Цинна. - Разве ты бессмертна, чтоб спрашивать подобное?
- Я вовсе не бессмертна, - отвечала Медуза. - Как и любой из вас, я могу умереть, но только не по своей воле и не от старости. Однако вы, люди, так часто призываете смерть, на свою или чужую голову, так упиваетесь ей, что я хочу понять, почему так. Если ответишь не лукавя, я отвечу столь же прямо и на твои вопросы.
- Договорились, - ответил Цинна, сам удивляясь, сколь вдруг легко ему говорить с той, которой минуту назад боялся больше всего, а часом ранее только и мечтал о ее смерти.
И он рассказал, не таясь и не скрываясь, историю своего предательства. Поведал о Масалии, где родился, и Лугдуне, где провел юность. После завербовался в армию, воевал, стал сотником. В последнем сражении их войску грозил разгром, когда первые группы врагов прорвали оборону, и стало ясно, что позиции не удержать, Цинна, он был старшим командиром манипулы, собрал оставшихся бойцов и стал отходить. За ним последовали центурионы и знаменосец когорты. Первые ряды обороняющихся обуяло замешательство, варвары быстро смяли их...
- Вместо того, чтоб помочь, я бежал; да я спасал своих людей, но обрек на смерть остальных, - продолжал он, поражаясь тому спокойствию, с коим говорил о прошедшей три года назад бойне. - И вместо того, чтоб пасть на меч, хоть так умалив вину, я принял предложение нового командира легиона, избранного выжившими в той бойне солдатами и возглавил когорту, примкнув к заговорщикам, надеющимся свергнуть узурпатора, который тогда только воссел на престол.
Он так долго молчал, не зная, как продолжить, что бессловесное ожидание собеседницы стало его тяготить, Цинна снова заговорил:
- Меня хвалили за постыдное бегство. Спасшийся командир нашей когорты возглавил легион, а меня произвел в свои заместители. Я стыдился смотреть в глаза выжившим, а они благодарили меня и славили.
- Вы, люди, преклоняетесь перед смертью, боитесь ее и жаждете, - наконец, произнесла Медуза. - Ваша жизнь и так коротка, к чему укорачивать ее еще больше?
- Тому есть причины. Честь солдата, хотя бы.
- Этого я не понимаю и, верно, никогда не постигну.
- Тогда другое. Когда узурпатор узнал о мятеже, он приказал захватить в заложники семьи командиров, мою в том числе. Моя жена и дочь убили себя.
- Зачем? - просто спросила повелительница острова.
- Ты будто не догадываешься, - зло произнес Цинна. Тут ему пришло в голову, что она не ведает людских порядков. Извинившись, продолжил: - Правитель мог сделать с ними что угодно, и убийство это лучшее из возможных вариантов...
- Я не знала, что вы так жестоки друг к другу, - произнесла она.
- Мы еще и не такими бываем, - сжал губы Цинна, вдруг находя некую радость в разглашении этой постыдной человеческой тайны.
- Некоторые ваши страхи и страсти я ведаю: испытала за прошедшие века, - спокойно отвечала Медуза. - Вы старательно укорачиваете жизнь себе, но чаще другим, будто мстя за свой короткий век. Ведь как вы отмстите богам, даровавшим такие скромные лета?
- А ты сама способна на подобное? - вопросом на вопрос ответил Цинна. Медуза усмехнулась.
- Ты полагаешь, мой черед рассказывать? Что же, пусть так... но в другой раз. Если захочешь услышать - придешь, а нет, я подожду дня поединка.
И она удалилась столь же стремительно, как и бесшумно.
Цинна покинул лес статуй, вернувшись в поселение, где его уже встречала Юста. Но воин отстранился от девушки.
- Ты устал, - сказала она. - Мой отец хочет тебя видеть - а я хотела узнать, что же ты делал так долго во владениях Медузы? И нашел ли способ справиться с ней?
Он помолчал, но потом ответил.
- Я нашел несколько мест, где можно поставить ловушки. Наверно, это пригодится в бою.
Наутро он снова оказался подле пещеры. Долго бродил в лесу статуй, заприметил два или даже три места, где можно сделать неприметный подкоп под тяжелых каменных истуканов, которыми стали его близкие знакомцы, но вскоре поймал себя на мысли, что ищет совсем не это.
...Вторая встреча с Медузой была мирной. Он вместе со старейшиной, Дионом, а еще с Клеоном и разбойником Телезином безоружными спустились с холма, надеясь переговорить с хозяйкой острова. Телезин, правая рука Дидима тоже замарал себя, предав командира, но тем даровал поселению окончательное замирение, - оставшиеся в живых разбойники присмирели, а после согласились признать Палласа новым командиром. Цинна помнил, как долго сходились стороны, как старательно убеждал Медузу старик в мирных намерениях, как он сам протянул руку вперед, показывая безоружные ладони и как резко, обжегшись, отстранилась хозяйка острова, вскрикнув: "Уберите золото!" Паллас потом долго шептался с ней, ветер не доносил слова до замерших в ожидании воинов, проклинающих запрет старика взять с собой оружие. Оно не помогло бы им, но без него все трое ощущали себя ровно голые.
Как раз тогда старейшина договорился о поединке. Первым взялся поразить Медузу именно Телезин, долго бахвалившийся, убеждавший себя и дркгих в возможности победы. Кузнец Дией спешно выковал длинное лезвие меча из почти всего золота, что оставили побежденным мятежникам; лишь командиры сохранили свои перстни в память о поражении.
Телезин, самоуверенный в начале боя, был ошеломлен искусством Медузы настолько, что покорился ему до того, как проиграл схватку. После победы Медуза потребовала нового воина, разрешив ему взять золотой меч: кажется, ее заинтересовала собственная смерть. С той поры вот уже пять раз поселенцы мерились с ней силой. Золотой меч мог пронизать прежде непробиваемую броню чудовища точно нож бумагу, но...
- Ты пришел, - донесся из-за спины насмешливый низкий голос Медузы. Цинна даже не вздрогнул. - Я тоже встала сегодня спозаранку.
- Я пришел спросить тебя, как и было обещано.
- Говори, - согласилась она. - Я скажу, что знаю.
- Я хочу послушать историю твоего происхождения.
- Ты хочешь выведать способ попроще меня уничтожить? - Цинна смутился, хозяйка острова покачала головой: - Этого я не скажу, довольствуйся известным. Но раз таков вопрос, отвечу. Я дочь создателя всей влаги земной и небесной титана Океана и бессмертной Химеры. Когда я родилась, непохожая на других океанид, отец отрекся от меня и заточил на этом острове; первое время за мной присматривали сестры Амалфея, Кафира и Клития. Повзрослев, я осталась одна. А ты, должно быть, решил, будто я родилась на острове, подобно Афродите или появилась от не менее жуткого, чем я, чудища... Может, ты и прав. Я угадала?
Он вздрогнул, разом смутившись, точно мальчишка, застигнутый за написанием похабного слова на входе в храм Весты.
- Мне хотелось понять...
- Глупое любопытство, за которым может крыться лишь желание выведать какой-то секрет, - отрезала Медуза. - Даже жаль, что я сказала вам о золоте. Но мне так обрыдло пребывание в этом проклятом месте...
- Не тебе одной, - добавил чуть слышно Цинна. Кажется, Медуза не обратила на его слова малейшего внимания. Он продолжила:
- Сперва я ждала сестер, наслаждаясь их редкими визитами, а когда они прекратились, нашла утешение в резьбе по дереву. Мои работы сохранялись недолго и успевали сгнить прежде, чем надоедали. Потом здесь появились люди. Сперва сторонились меня. После пытались уничтожить. Наконец, покинули эти края, а на их место пришли другие. И это случалось не один раз. Я так давно живу, что стала немного похожей на всех пришлецов - во всяком случае, в стремлении постичь смерть уж точно. Иначе я бы не согласилась на поединки.
- Мне кажется, ты всегда видишь победу на своей стороне.
- Ты думаешь, я лукавлю, когда бьюсь с твоими друзьями, ибо не могу умереть от их руки? Действительно, чего еще можно ожидать от неведомого чудища, кроме коварства или злобы.
- Но ты убиваешь людей...
- А разве вы пришли к моей пещере за чем-то иным? - резко спросила она. - Глупые слова, лучше оставь их на поединок. Вам, людям, свойственно произносить перед ним напыщенные речи, будто они что-то изменят.
- Мы не по доброй воле пришли сюда и не можем вернуться, - осторожно сказал Цинна
- Эти трудности принадлежат вам, разве не так? Вот и оставь их - и меня до новой встречи.
Вечером он не выдержал, снова пошел к пещере. Одна ловушка была готова, но Цинна понимал: вряд ли такая сможет задержать Медузу хоть на миг. Надо сделать еще две на всякий случай.
- Опять пришел, - хмуро поприветствовала чужака хозяйка острова. - Чего тебе у своих не сидится?
Цинна вздрогнул всем телом. Он никак не мог привыкнуть к непостижимой способности Медузы появляться из ниоткуда прямо за спиной. Будто не копыта на ногах, а кошачьи лапки.
Медленно повернулся, торопливо стягивая с пальца перстень. Удивительно, как быстро мелькнула спасительная мысль!
- Я пришел найти свой знак. Прежде, идя к тебе, я спрятал его в поясной кошель, да тот прохудился. Едва нашел.
Он показал перстень, от которого хозяйка острова явственно отшатнулась. После долго смотрела на Цинну, наконец, произнесла:
- Хорошо, поверю в твою безграничную доброту... или глупость, как посмотреть. Чего же ты ждешь? Нашел свою цацку, теперь убирайся.
Он сделал несколько неверных шагов, затем обернулся.
- Не могу отделаться от всего одного вопроса. Твои удивительные умения в искусстве боя - они от кого?
- Ты думаешь, у меня были иные наставники, кроме моих сестер? Нет, только те, с кем я сражалась когда-то, учась защищаться и нападать. Можешь представить себе, какими были первые поединки. Впрочем, тогда люди ходили в шкурах и пытались убить меня каменными топорами. Они приходили и уходили, я же осваивала их мастерство, ничего не забывая. Кажется, даже преуспела в нем. Но никогда не понимала вашего стремления истребить меня или погибнуть. Ведь вы и так отправитесь в небытие...
- Позволь, но зачем тогда эти состязания? Как торжество твоей безупречной выучки?
- Ты снова подозреваешь во мне коварство. Я скажу, хотя вряд ли поймешь. Познакомившись с вашим родом, я впервые увидела смерть, до того времени не понимая вовсе, что это за состояние. Когда же узнала, то... - голос ее прервался, Медуза долго молчала, наконец, продолжила как бы с новой строки: - После того как люди появились в моих владениях снова, я поняла, насколько мне не хочется видеть их. Я хотела изгнать непрошеных гостей, велела убираться им, а когда они навалились на меня, пытаясь уничтожить,, больше всего желала быть погребенной вместе с павшими. Но не вышло. Я океанида и бессмертна до тех пор, пока не встречу свою погибель: сама я не умру, как не смогу и причинить вред себе. Такова жизнь дочери титана - свое забвение он найдет только в поединке и никак иначе. Отец воевал с богами, мне же остались люди.
Она помолчала и заговорила совсем иными словами, гораздо тише, но злее:
- А теперь иди. Не хочу больше ни вспоминать, ни беседовать.
Юста сидела у околицы, прислонясь к потрескавшемуся колодезному кругу. Увидев знакомую фигуру, поднялась спешно, оправила платье.
- Как ты?
- Поставил первую ловушку, надеюсь, толк будет. Но надо еще хотя б одну. Медуза слишком умела и ловка, натиском ее не одолеть.
- Ты сможешь, я верю.
- Дион бы смог, но... - Цинна замолчал, увидев невольные слезы на глазах Юсты, резко оборвал себя. - Прости: говорю, не думая.
- У нас готово жаркое, может, зайдешь?
Цинна кивнул, сейчас ему требовалось простое человеческое общение. Девушка повела его к дому, щебеча о новостях и сплетнях, он слушал плохо. Что-то не давало покоя, какая-то мысль, воспоминание. Он смотрел на девушку, но в наползавшей темноте уже не мог разглядеть ее лица.
Через день Цинна снова потянулся к пещере Медузы, будто железо к магнитной горе. Дождь, ливший накануне, перестал, земля быстро подсохла. Ловушка расползлась, но Цинна быстро ее восстановил. Занялся другой - и подскочил, будто почуял, что не один. Так и было.
- Опять потерял что-то? - насмешливо спросила Медуза. Цинна покачал головой.
- Я к тебе.
- Снова с вопросом? Ну что же, спрашивай.
- Неужели люди всегда тебе были отвратительны? Неужто не находилось никого...
- Ты только за этим... Тогда поди прочь!
- Нет, я о нас хотел рассказать. В отличие от прочих, мы пришли на остров не по своей воле и хотели бы поскорее убраться. Но нам нужны корабль, хотя бы один. Нынешний государь, захвативший власть в нашей стране, он...
- Вы всегда во всех бедах вините кого-то, но только не себя.
- Он начал большую войну, сделал неподъемными повинности и подати и карал вольнодумцев, а чтоб против него никто не посмел восстать, взял в заложники семьи видных людей: военачальников, советников, глав городов и провинций, торговцев и заимодавцев. Ему служат наемники, которым он щедро платит, а казна у него необъятна. Этим золотом он убивает, грабит и разоряет всех, до кого сможет дотянуться. Им он убил мою семью, покорил многих моих товарищей, готовых биться с тираном, но враз оказавшихся слабыми и беспомощными перед властью этого металла. Это все, что я хотел сказать тебе. Разве только...
- Еще что? - наконец, будто от сна очнувшись, спросила Медуза.
- Как твое подлинное имя?
- Не скажу тебе, незачем. Из всех людей только один человек знал его, и это не принесло мне ничего, кроме несчастий.
- Он тебя отверг? - произнес Цинна, сам не понимая, зачем пытается спорить с хозяйкой острова, когда полностью в ее власти. - Экая беда. Мои родные погибли ради меня, я потерял не только их, но и многих друзей, а с ними и честь. Что ты можешь знать о потерях?
Медуза вспыхнула, лицо ее, прежде темное, ныне вовсе почернело. Но она сдержалась, ответив:
- Будто это невеликая потеря - жить веками и тысячелетиями в полном одиночестве. Будто это не горе - быть отвергнутым родителем своим и сестрами. Будто не беда - пережить человека, любящего меня всем сердцем и умершего не от стрелы или меча, но от старости. Да так я потеряла того единственного среди вас, кто знал мое имя. Каково это - не иметь возможности сойтись хоть с одной живой душой, зная, что ты переживешь и его и его потомков, как бы долго ни продолжался их род? Каково это - всегда и во всем оказываться изгоем?!
- Прости меня, - Цинна опустил голову. - Но не думай, что и меня не миновала схожая участь. Мой отец, прибывший в нашу страну из далеких краев, всю жизнь верой и правдой служил государю, но получил лишь право на поселение, эдакое половинное гражданство, не имея возможности даже передать сыну наследство. Неудивительно, что с ним мало кто хотел общаться - потому я после его смерти и перебрался на север, к себе подобным в Лугдун. Только там я получил от нового государя, кого сверг узурпатор, все права и свободы, а взамен обязался служить для него.
- Стать убийцей, - коротко заметила Медуза. - Именно это меня и поражает в людях больше всего. Когда враги нападают на вас, вы почитаете их подлыми убийцами, когда вы изничтожаете врагов, вы считаетесь освободителями. Ступай прочь, Цинна, и не говори со мной более о подобном.
- Постой! - воскликнул он. - Погоди. Ты забыла о моем предательстве.
- Теперь ты и его поставишь себе в заслугу.
- Я лишь хочу сказать, что воевал с узурпатором ради прекращения войны. Прости, что обошелся при этом без нужных слов, но против детоубийцы мне видится достойным лишь одно средство - меч. Мы проиграли ему, прости нас и за это, как и за то, что невольно пришли на твою землю и потревожили тебя.
С тем он и ушел от растерявшейся хозяйки острова...
...Однако через день снова предстал перед ней. Ловушки в этот раз он не трогал, встал у входа в пещеру, поджидая появления Медузы. Но та опять застала его врасплох.
- Прости за дерзость прежних речей, - произнес Цинна, склоняясь в приветствии, - как и за неуместные сравнения и тщетные потуги оправдаться. Верно, тебе наши тревоги и надежды кажутся мелкими и недостойными внимания, а наши страхи смехотворными.
- Вы сами себе главный страх и тревога, - ответствовала Медуза. - Но раз ты пришел, я принимаю извинения. Что же на этот раз привлекло тебя в мой стылый край?
Цинна вздохнул.
- Я и сам не могу в точности сказать. Мне стало необходимым увидеть тебя - вот я и вернулся. Но если ты...
- Нет, оставайся. Можешь спрашивать меня и далее.
- Тогда я осмелюсь спросить о твоей поразительной способности передвигаться бесшумно. Твои копыта...
Медуза улыбнулась.
- Второпях не придумал ничего достойней. Они раздвоены, ведь я дочь Химеры, что наполовину львица, а наполовину коза - потому мне доступна легкость и бесшумность в беге... Удовлетворила ли я твое любопытство?
- Зачем ты об этом спрашиваешь? Уж не хочешь ли, чтоб я... - но вдруг покачала головой. - Вижу, ты не хотел сказать дурного, просто твои слова снова опережают мысли. Нет, я не видела ее никогда, мне неведомо даже, жива ли она. Люди, пришедшие сюда и назвавшие меня Медузой, поговаривали, будто ее убил Беллерофонт, такой же воин, как и ты. А иные уверяли, что он всего лишь загнал ее в недра горы Краг, где и по сей день можно услышать ее горделивый глас, подобный львиному рыку или ощутить жар ее дыхания. Но я не верю, чтоб Химеру мог одолеть кто-то из смертных. Как и в то, что она, родив меня, вспомнила хоть раз об этом.
- Отчего так?
- Я плод тайного и нежеланного союза, столь же чуждого для нее, как и для отца, ныне ушедшего от детей своих за край земли. Создатель вод, он разочаровался и в богах, и в титанах, и во всех творениях, ими созданных, в первую очередь, в людях, и теперь пребывает у вод вечности, омывающих берега Земли и Космоса. Так мне рассказывали сестры, когда я видела их в последний раз. Поэтому не спрашивай о них более, это не доставит ни тебе радости, не мне светлой печали.
- Снова ты, - кажется, Медуза даже не удивилась его появлению на другое утро. - Странные вы существа...
- Я пришел просить тебя об услуге, которой избавишь себя от нашей докуки. Ведь ты дочь самого создателя вод, а нам нужно убраться с острова.
- Вам нужен корабль или чудесное спасение? - поинтересовалась Медуза. - Но я не могу предложить тебе ни того, ни другого. Волей богов я неспособна плавать, не могу и призвать сестер. Я заточена на этом острове в наказание за постылую связь отца и матери. Больше того, я не могу покончить с собой, чтоб прекратить ненавистное существование. Я молила Прокла под конец его жизни подарить мне смерть, но он отказался, посчитав самые мысли об этом грехом, - помолчав, она прибавила: - Как видишь, я стала мало отличаться от людей, но вряд ли это может тебя обрадовать.
- Но, может, твои вековые познания помогли бы нам построить корабль, чтоб мы все вместе отплыли с ненавистного острова? Мы отправились бы к родным и близким, к друзьям и соратникам, мы подняли бы их на бой против тирана, и ты, ты пошла бы с нами...
- Даже самую благую мечту ты способен опоганить, - печально произнесла Медуза. - Столько в тебе намешано, дурного и прекрасного, непонятно, чего больше. Начиная слушать, я таю, а заканчивая, ожесточаюсь. Почему ты таков?
Теперь он приходил каждодневно. Они подолгу беседовали, но перед этим Цинна столь же старательно, как прежде, готовил ловушки, не ведая, зачем они ему понадобятся. Медуза рассказала ему о Прокле, Цинна поведал ей о Дионе и Телезине, о старых друзьях и походах. В ответ узнал о верованиях прежних времен и колдовстве, которым ее пытались изгнать прибывшие на остров переселенцы, а еще об их удивительных попытках покорить небо при помощи плотных тканевых куполов, гуда нагнетался горячий воздух костра.
Юста ежевечерне встречала его у входа в поселок, они обменивались приветствиями, иногда Цинна рассказывал ей о слышанном или виденном у хозяйки острова. После спешил к Палласу с подробностями, обычно они разговаривали до полуночи, коли не дольше. Рассуждали, прикидывали, спорили. Иногда к ним присоединялись и другие изгнанники, все больше воины, не вытянувшие еще смертного жребия. Изредка вмешивалась Юста, но обычно девушка молчала, лишь глядя на своего избранника. Последнее время они мало говорили, больше рассказывал сам Цинна и все чаще о том, чего Юста знать не желала.Он будто бредил Медузой.
Все ловушки давно были готовы, но времени до битвы оставалось еще много времени. Сейчас же, когда они узнали о новом способе перемещения, возможно, надобность в ней и вовсе пропадала. Но когда Цинна рассказал об этом, Паллас не поверил ему.
- Эллины всегда были мудрым народом, не чета нам, - вздыхая, сказал он. - Можно попробовать, но вряд ли подобное судно способно унести всех, да и где мы найдем столько плотной ткани? Ни лен, ни конопля на острове не растут.
- Медуза говорила, будто клей из омелы обладает удивительными свойствами: пропитанная им материя способна поднять больший груз. Как омела стремится к небу, не имея корней, так и ткань, укрепленная этим клеем и наполненная дымом, воспаряет, - Цинна повторял слова Медузы, пытаясь выдать их за собственные доводы. Паллас молчал, хмыкал, но возражал уже меньше. Под конец смирился, заметив лишь, что мудрецов и ученых среди поселян нет, лишь ростовщик Магн отчасти может считаться таковым, ибо изучал науки по молодости в самой Александрии. Несостоявшийся мудрец чесал затылок, разводил руками, но все же согласился попробовать.
Тогда Цинна снова обратился к Медузе.
- На моем острове мало омелы, - покачала головой она. - Когда-то я извела ее всю, чтоб не оказаться под воздействием тлетворных чар. Видишь ли... Ладно: рано или поздно, но ты узнал бы. Омела обращает меня в такой же камень, в какой я обращала всех созданий вашего племени. Даже дым от горящей омелы губителен для меня.
- Я не посмел бы воспользоваться этим знанием.
- Я верю тебе, - кивнула Медуза. - Но будь осторожен, не спеши с полетами до поры, пока ваш ученый муж не создаст достойный прежних мастеров образчик летающего купола.
- Я не стану спешить. - пообещал он. - Как не уверен в том, что улечу вовсе. Пусть мой разум торопится на поле предстоящей брани, но сердцем я остаюсь здесь.
- Какой брани, почему ты все время думаешь о ней? - задохнувшись, спросила Медуза.
- Я сам этого не ведаю, но мне надо думать, что я... - Цинна замолчал, сбившись: - Верно, я снова говорю глупость, только сейчас в кои-то веки понимаю это. Мне больше не за кого мстить и не к кому стремиться. Все нужное сердцу, находится здесь, и я... я только об одном хочу спросить. Можно ли коснуться твоих волос?
Владычица долго молчала, а после произнесла едва слышно:
- И ты не боишься этого прикосновения? Не думаешь о той, которая встречает тебя ежевечерне у околицы?
- Юста, - он невольно улыбнулся, произнеся ее имя. - Она милая девочка, пусть ей и уже исполнилось восемнадцать. Немного взбалмошная, много наивная. Но я не люблю ее, пусть даже Паллас надеется на это. И она лишь играет в чувства, не открыв для себя подлинного ощущения зависимости от радостей и печалей другого. Я вижу это в ее глазах.
- Возможно, ты близорук, Цинна, - прошептала Медуза. - Но прошу, коснись моих волос.
И он прикоснулся, сперва лишь пальцами. Темно-синие щупальца подались, зашевелившись, овили его ладонь и опали, будто успокоившись. Нежные их прикосновения уподобились легкому ветерку, Цинна провел рукой, щупальца медленно колыхались, следуя за пальцами, светлея от единого прикосновения, и тотчас темнея снова. Ладонь его чувствовала нежную податливую мягкость и ничего более. Спустилась, коснулась плеча, замерла. А после чуть сжалась, другой рукой Цинна коснулся плеча. Снова замер, но тотчас привлек Медузу к себе.
Сколько они простояли так, тесно прижавшись, сказать трудно, может, часы, а может, мгновения. Он ощущал на шее ее теплое, нежное дыхание, чувствовал тревожные содрогания тела, постепенно уходившие, успокаивавшиеся. Щупальца снова овили его руки, будто баюкая. И замерли.
Вдруг владычица очнулась, рывком отстранившись. Грудь ее бурно вздымалась, на глазах выступили слезы.
- Не надо, - прошептала она. - Прошу тебя, не надо.
Он протянул руки к ней, надеясь, обнять, но в последний момент пальцы ухватили пустоту. Она снова осталась недосягаемой.
- Тебе лучше уйти. Я не могу... прошу, уйти ты первый.
Какое-то время они стояли друг пред другом, растерянные, несмелые, взволнованные. Наконец, Цинна медленно отвернулся и побрел в поселок, постоянно оборачиваясь и будто ощущая, что идет не один.
Странно, но Юсты у околицы он не встретил, а зайдя к Палласу, узнал, что та отправилась собирать омелу. Девушка вернулась поздним вечером, растерянно посмотрела на Цинну, перевела взгляд на отца. Протянула пригоршню свежих веточек.
- Темнело, больше не нашла. Наверное, лучше пойти завтра утром, к скалам, она там гуще растет.
- А где ты целый день проходила? - удивленно спросил Магн. До присутствующих донесся слабый запах дыма, исходивший от платья девушки.
Не говоря ни слова, Цинна бросился прочь. Юста рванулась за ним.
- Ты не можешь... не должен быть с ней! Ведь я все равно...
Крик ее потерялся вдали - или он не услышал продолжения?
Цинну нашли только утром; люди осмелились подойти к пещере и заглянуть в нее лишь, когда рассвело. Медуза распростерлась на своем ложе, спокойная и величавая, будто дремала. Цинна сидел у изголовья, столь же недвижный и холодный, точно и сам обратился в камень.
Ни уговоры, ни прикосновения не пробудили его от созерцания усопшей владычицы. Он гладил ее замершие руки, изредка касался волос и плеч - и снова замирал. Потом тихо, как если бы владычица спала, попросил уйти всех прибывших. Юста подбежала к нему, но, по счастью, отец сумел увести девушку; она молча плакала у входа в пещеру.
Через три месяца на остров прибыл корабль, привезший благую весть - тирана свергли восставшие войска. Изгнанники взошли на борт, благодаря капитана за добрые известия. Лишь один из них задержался: Цинна долго стоял, прощаясь с островом, покуда его не взяла под руку нареченная, благословение на счастье с которой он получил с последним вздохом от той, которую покидал навсегда.
Наконец Цинна поднялся на берег, обнял невесту. Корабль, подгоняемый попутным ветром, поспешил прочь от опустевших берегов.