Юрик закрыл глаза и сразу же открыл их. Часовая стрелка на заставке смартфона прошла сто восемьдесят градусов посолонь. Он так и подумал, неизвестно откуда всплывшим "посолонь" ― по солнцу. А что, если нет? Что если стрелка остановилась или вообще пятилась назад? И дальше пойдёт назад. Ведь нельзя знать наверняка. Глаза видят то, что видят...
"Откуда эти бредовые мысли? Насколько же я устал..."
Первый день после оцифровки тирана, первое утро без него.
Проснулся Юрик в галстуке и ботинках, на узком диванчике, лицом к стене, разделявшей процедурную палату и дедову спальню. Он здесь ночевал во время серьёзных медицинских кризисов старого тирана, присматривая за врачами и показаниями приборов. Дед опасался, что его уморят в бессознательном состоянии.
За дверью шуршали тихие, деловые шаги. Так ведёт себя посторонняя обслуга, приглашённая для чего-либо, клининг. Угадал.
Гнусно ― сигнализацией заверещал будильник. Забыл отключить. Спустя два десятка лет он в принципе не помнил, что будильник ― регулируемая функция. Шесть ноль десять. Время собираться с силами, пить протеиновый коктейль и идти принимать на себя утреннюю ненависть больного самодержца. Развлекать его приготовленным вчера докладом. Сегодня Юрик ― царь.
Не желая никого видеть и слышать, он эсэмеской затребовал с центрального пульта вывести на смартфон кабинет Деда ― место, куда ему больше не надо ни к семи, ни к девяти часам. И никогда не будет надо! Никогда!
Зумируя, вращая панораму, Юрик оглядел стол, пустое кресло за ним. Хотел убедиться, что всё получилось, что это всё ― наяву. Лёг обратно и ещё некоторое время пялился в экран: четыре вытянутых прямоугольника окон без штор, кресло за монументальным столом, напольные часы... Диорама, музей... Эта благородная архаика, этот лакированный паркет, синева побелки, лепнина. На вещах и между ними ― рассеянный утренний свет. Прошлый утренний свет. Никогда?..
Сердце сжалось так резко и сильно, что перехватило дыхание. Какое ужасное слово ― никогда... Ледяное, невыносимое слово.
Со дня поступления на службу, Юрик и одной книги, пожалуй, не прочитал. Из каких-то подростковых времён у него в голове всплыло пафосное название: "Минус вечность". Отрицательная вечность. Про что был сюжет?.. Про магов каких-нибудь, эльфов... Там было сказано, что бессмертных в горе утешает знание будущего, а смертных ― незнание. Но их утешение рушится одним словом "никогда". Больше никогда ― минусовая вечность. Поэтому и утрата страшней смерти.
Никогда...
Задолго до оцифровки Юрик устроил в Резиденции логово под себя. Всё мягкое: кресла, где сенбернар показался бы месячным котёнком, кожаные диваны, кофейного цвета ковёр с ворсом до щиколотки, по четырём углам вазы, сабвуфер с глубокими басами. Монитор занимал половину стены. Бар, душ. Окон нет.
"Почему я не там, а здесь? ― только сейчас подумал Юрик. ― Я даже толком не запер дверь. Дебил, вот и вся твоя предусмотрительность".
Он давно уже создал параллельную ― личную службу охраны, но кто, в чём и когда может быть полностью уверен?
Последний секретарь первого цифрового тирана, как брошенный пёс, возле двери хозяина встретил утро своей воли.
2.
Живой человек ощущает свою силу. Раненый ― тем более ощущает её убыток. Бывший лакей ― нет. Дистиллированное ничто. Теперь он знал, как чувствуют себя привидения. Отчего не летают в эйфории между звёзд и облаков, а стонут, шатаясь по руинам, громыхая цепями.
Педантично сконструированное будущее смотрело на него в упор. С каждой минутой всё презрительней. За стенами Резиденции Шандал простиралась огромная страна, мутная, многослойная, безликая. Зачем она ему? Юрик не знал, что с ней делать. Он никогда не был публичным человеком. Не грезил парадами в свою честь. Он был идеальным планировщиком, исполнителем конкретных, узких задач.
Юрик отправился в своё логово, ни с кем не поздоровавшись ― прошёл грозовой тучей. Заперся. Приказал себе даже не смотреть в сторону бара! Надо успокоиться, посидеть в тишине. Подумать.
Мысли роились хаотично и с дикой скоростью. Рваные разбегающиеся полуфразы. Комок лески. Не распутывается, не... Вообще непонятно что!
Накопившаяся за вчерашний день документация требовала цифровой подписи Деда, которой Юрик распоряжался уже давно. Он решил поработать, окунуться в рутину. Просмотрел всё вплоть до петиций общественности, чем отродясь не занимался. Они автоматически улетали в корзину, если не годились для того, чтобы посмеяться с другими лакеями или повеселить шефа.
"Никогда... Никогда больше я не обязан паясничать в его кабинете. Терпеть оплеухи, проводить часы возле его кресла, падая с ног. Я могу замуровать этот кабинет! Залить бетоном! Кто мне слово против скажет?"
В районе солнечного сплетения колобродило беспокойство. Что-то внутри поломалось, криво пошло, скрежетало шестерёнкой о шестерёнку.
"Чем дольше живёшь, тем лучше понимаешь все эти: камень на сердце. Все эти: не находить себе места. Чеканные определения. Формулы".
Юрик решил прошвырнуться, продышаться. И это был его последний самообман.
Не прогулочным шагом, не фланируя, а целенаправленно, словно хороший бумажный самолётик, он летел в тот самый кабинет ― в рабочий кабинет Деда. Через охрану, подобравшуюся, как служебные псы. Через парадную лестницу и анфилады с ковровыми дорожками, мимо шуршащего пылесосами клининга, перешёптывающихся горничных.
В кабинете уже находились: завхоз и управляющий отдела обеспечения. Кореш, можно сказать. Он порекомендовал юного секретаря тирану, он привёл в это проклятое место.
Юрик смотрел мимо них.
Щётка для волос лежала на углу стола... До чего же он ненавидел её ― символ своего унижения.
Кресло стояло неровно, как Дед встал с него последний раз. Незачем поправлять.
Вот для него незачем...
Для него, лежащего между двух центральных окон...
Там стояла оцифровочная капсула с мёртвым телом. Грандиозная по значимости вчера, сегодня ― просто вчерашняя. Разрывающая мозг этими двумя качествами.
Охлаждающий газ высветлил и затуманил хмурое лицо в ореоле седой, чёрно-седой львиной гривы. Помнит холуйская рука. Скривившийся рот крупного, старого хищника. Глубокая морщина между бровей, нависших ещё тяжелее, чем при жизни.
Теперь это тело ― мусор, отходы. Юрик с управляющим договорилась его не захоранивать торжественно, а кремировать втихаря. Для развлечения запустить легенду, что оцифровка ― есть физический переход тела в виртуальный мир. А если можно кануть в цифру, то ведь можно и вернуться... Сюда, обратно... Бред, конечно, но народ подхватит.
3.
"Мне больно", ― неожиданно сказал Юрик и обрадовался, что не вслух. Он был в том лихорадочном состоянии, где не существует внутреннего диалога. Мысли, как оплеухи от Деда, прилетали ниоткуда и лупили по голове.
Пока Юрик смотрел в львиное мёртвое лицо, за спиной послышались шаги. Грузчики пришли чтобы унести капсулу. Жуткие, незнакомые мужики в бахилах и синих комбинезонах. Управляющий что-то втирал им и завхозу. Тот рукой указал, через какую дверь выносить. Как и договаривались...
Юрик ударил по крышке капсулы с такой силой, что треснуло лицевое стекло. Загородил её собой и заорал:
― Нет!
Все эти годы он был уверен, что никогда, ни при каких обстоятельствах не будет: править как Дед, стареть как Дед, орать как Дед. Хрипящие вопли дряхлого тирана казались ему позорней позорного. Юрик считал, что уж он-то сумеет ― в стиль... Что сделается всемогущей тенью, призраком, вампиром этого дворца. И вот он орал: на грузчиков, чтобы выматывались прочь, на управляющего, что не его дело, на завхоза, чтобы не распоряжался тут. Орал поверх голов, указывая на распахнутые двери:
― Пошли вон!
Перебивая, не слушая:
― Вон отсюда! Все! Нет, я ничего не забыл! Оставить капсулу здесь! Слышали? Сколько надо, столько и будет стоять! Не вашего ума дело! Я сказал!
Выдохся...
― Король умер... ― понимающе и злорадно, словно победитель пари, прошептал завхоз.
― Да здравствует король, ― мрачно откликнулся управляющий.
По старой памяти он дружески кивнул Юрику:
― Понято. Во сколько совещание?
― Двери закройте.
Двери закрылись.
4.
"Я совершенно один. И я ничего не понимаю..."
Трещина поперёк стекла-хамелеона зигзагом перечеркнула маску львиного лица. Стрелкой указала на мёртвые губы, хранившие оттенок былой капризности. Юрик буквально слышал затуманенный обезболивающими голос: "А давай плюнем на всех, Юрик? Пойдём в зоопарк..."
Покачиваясь он направился к столу.
"Почему я так медленно двигаюсь? Почему время стало таким вязким? Что со мной?"
Он взял щётку для волос, увидел свой портфель в углу. Бросил в него щётку. Ещё раз окинул взглядом пустой торжественный кабинет: четверть века преданности, холуйства, унижений, изворотливости, заботы, подлости, лжи, терпения и проклятой победы. Своей жизни, превратившийся в склеп за одну ночь.
Вышел на широкую лестницу, оттуда на воздух.
Площадь перед Резиденцией была пуста.
"Вымерли все? Попрятались?"
Второе.
Набрал управляющего, сухо извинился. Назначил совещание на девять вчера и отключил смартфон.
Мимо автомобилей кортежа Юрик направился к своему заброшенному, личному. Отмахнулся от начальника дедовой охраны.
"Нормальный мужик. Жаль, что Пал Семёныч меня ненавидит, но менять его я не буду. Вечером, всё остальное вечером".
Юрик проехал совсем немного. Свернул в засыпанный жёлтой листвой переулок, оставил машину под липами и пошёл в зоопарк.
Тот был на ремонте ― открыт, но перекопан.
Мини-бульдозер ползал от грузовика со щебнем к вольерам. Рабочие переделывали дорожку. Группа школьников облепила кафе-мороженое. У водоплавающих меняли гравий на плитку, расширяли бассейн тюленей. Олени и ламы заглядывали, что происходит, беспокойно топтались по глине, по грязному сену. Морковку для них в будни не продавали. Ограда вольера была холодной, а если сжать, то ледяной.
Маленький, до боли убогий зоопарк.
Он купил мороженое, как и хотел Дед. Одно. Для себя. Вафельный стаканчик. Мороженое было невкусным, не имело вкуса.
От прежней жизни осталась щётка в портфеле. Вернуться и причесать мёртвое тело Юрик не мог. Очень хотел, но недостаточно сошёл с ума.
К тому же, и это навязчивое желание было ширмой. Когда она на упала, дереализация сменилась на мандраж. Пришлось взглянуть в правде лицо. Страшно, зато есть чем дышать. В конце концов, семнадцатилетним юношей он пришёл в Резиденцию Шандал не воровать, не интриговать, а служить верховной власти. Пришёл, чтобы стать частью её. Остальное лишь методы, нюансы.
Юрик дотянулся и потрогал широкий нос ламы, впервые за день чуть-чуть улыбнувшись:
― Старый лев один, в одиночку держал немыслимую тяжесть. Лев был львом, оказывается. Вот так-то, козочки мои.
На обратном пути в Резиденцию Юрик уже всё решил. Он преодолеет страх, переломит себя. В одну сторону ― тупик, в другую ― трэш-квест. Да, там лабиринт. Пугающий, смертельно опасный, но там выход. Невозможно вечно стоять лбом в стену. Выбора нет, и это хорошая новость.
"Не на то я смотрел. Куда Дед прицеливался, мне там ничего не видно. Я на неделю вперёд вижу, на месяц, дальше темнота".
5.
Проводя общее собрание, Юрик был свеж, конкретен.
Смешно и до тошноты противно ― столько испуганных лиц! К счастью, для них был приготовлен отличный задел на переходный период: международная конференция по теме случившегося технологического прорыва. Выходить к гостям и учёным тирану было не обязательно. На тот случай, если оцифровка не удалась или удалась, но Дед заартачился, были готовы несколько виртуальных симуляций. Уличат? Плевать. Будем возражать и возмущаться!
Распределив обязанности, подтвердив новые назначения, Юрик отпустил всех и метнулся в своё логово.
"Уфф... Ну, могло быть хуже... И так..."
Ему было страшно. Очень. Внутри он извивался ужасом предателя. Ничтожество и трус, который стрелял, не глядя, а теперь пришло время выяснить: убил или нет.
За день рёбра не впустили ни единого полного вдоха, мышцы тела стали каменными из-за чудовищного внутреннего напряжения.
"Не прикасаться к бару! Ты не пойдёшь в цифру бухим. Нет, я сказал! Ты не придёшь бухим к Деду".
Юрик боялся, но ещё сильнее хотел увидеть его лицо. Чтобы время не остановилось! Чтобы, споткнувшись сегодня, завтра пошло дальше. Вышло на новый виток. Оправдало все предыдущие годы, когда он был так мучим. Так эгоистично изворотлив и реально полезен. Когда по движениям бровей тирана выстраивал каждый день. Менял планы и тембр голоса. Падал с высоты карьерных мечтаний в безмолвное бешенство. Взлетал от редкой похвалы. Ему было необходимо увидеть это лицо, услышать этот голос. Проклинающий, ладно! Если Дед вообще там ― в цифровой Резиденции. Если не умер, не распался на ноли и единицы от каких-то непредвиденных факторов. Ведь после программной речи с балкона, которую тиран произнёс вслед за суфлёром, активности с его стороны не было. Цифровая Резиденция закрыта от всех кроме администратора, то есть, от самого Юрика.
Он вошёл через проекционную клавиатуру, вывел на плазму меню симов и долго подбирал себе облик. От условной иконки человечка, до сконструированного искусственным интеллектом трёхмерного себя. Ещё дольше подбирал костюм. Под лампой изучал рукав пиджака, сверялся с цветом. Решил заменить симу галстук. Выбрал. Удалил. Беззвучно истерически рассмеялся: сколько можно!
Юрик переключился с плазмы на очки дополненной реальности. С воздушного джойстика и клавиатуры ― на голосовое управление и дужки очков. Вдохнул и шагнул внутрь.
6.
Юрик мог обнаружить Деда командой. Мог ей же переместить его к себе. Мог, наконец, позвать голосом сима. Впрочем, это нет. Он не знал, как в таком случае к нему обращаться. По имени-отчеству и ко мне? Как собак подзывают?
Один за другим Юрик проходил залы более реалистичные, чем наяву: цифра компенсировала ему неидеальное зрение. Ни звука, никого... Склеп. Некрополь.
"Виртуальный призрак виртуального мертвеца должен тоже должен звенеть от чёткости?"
Безлюдные коридоры вызывали содрогание. И всё-таки ужасный поиск убийственно тяжёлой встречи ― ничто перед вполне вероятной безрезультатностью поиска.
В глубине Резиденции...
Там когда-то кино смотрели по-старинному, на тканевом экране...
У дальней стены в кресле-шезлонге, провисшем до пола, сидел Дед и в упор смотрел на Юрика полумёртвыми глазами. Взглядом зависимости и ненависти.
― Вы как? ― пролепетал Юрик.
Сорвавшийся голос воткнулся шипом в цифровую тишину. Чрезмерно циничной насмешкой.
Дед скривился. Выглядел он значительно лучше, моложе ― без одутловатости, без серого цвета лица. Однако по всей фигуре: с плеч, с рукавов пиджака, с головы, вправо-влево выстреливали тонкие строчки пикселей. Разбивали всю фигуру и собирали заново.
Юрик резко вспомнил, что после балконной речи не отменил команды: "поиск ошибок, перезагрузка".
― О, майн гот, простите!.. ― воскликнул он. ― Я сейчас, я быстро!
На дужках очков Юрик торопливо вышел из режима редактирования.
Дед расслабился, утоп глубже в шезлонг и прикрыл глаза.
Юрик тоже закрыл, руками:
― Простите-простите... Простите! Я не нарочно, клянусь!
― И так? ― шёпотом отозвался Дед. ― Цель визита?
― Здесь это больно?! ― с надрывом и неподдельным любопытством воскликнул Юрик.
― Пришёл, значит, в виварий? Эксперименты ставить? Окей, я отвечу. Да, чувствительно... Вначале... Здесь быстро привыкаешь. Что-то случилось и остаётся таким навсегда. Боль ― болью. Ровной. Привыкаешь, ― Дед повысил голос. ― Я ответил тебе, дорогой мой шакал, стервятник?! Теперь моя очередь? Могу я тебя спросить?
― Что угодно! Простите! Спасибо! Мне нужно было это услышать! Ещё раз простите!
― Влепить бы тебе затрещину! Холуём ты родился, холуём и помрёшь.
Сим Юрика опустился в такой же провисший шезлонг, оказавшись на полу, вровень.
― Без вас не могу там. С ними, со всеми этими... Смотрят, как голуби на батон.
― Ты это понял за день?
― Не хочу я, Лев Максимилианович! Понял, что не хочу! Заметят ― съедят.
Дед кивнул:
― И не подавятся. Чего же, изволь сообщить, ты от меня хочешь? Что я должен сделать, чтобы ты перестал выдирать мне кишки день за днём?
― Я больше не буду!
― Надоел.
― Правьте страной.
Дед подпёр кулаком подбородок, сощурился:
― Шутишь что ли?
― Лев Максимилианович!..
― Юра, как тебя по паспорту на самом деле зовут? Я правда не знаю. Мне тоже есть, за что извиняться.
Лев затрясся низким, рычащим смехом, и Юрика отпустило.
Жизнь вошла в привычное русло: старую кличку забрали, новую выдали. И раздражение на месте... Одна только заноза осталась ― щётка для волос на дне портфеля. Игла кощея, о которой никто не должен знать, и без которой нельзя.