Санкт-Петербургская и Московская железная дорога действует каких-нибудь восемь или десять лет и очень поспособствовала внутреннему процветанию страны. Летом 1862 года она протянулась до Владимира и теперь соединяет Санкт-Петербург с Нижним Новгородом, одной из важнейших точек империи, где проводится большая ежегодная ярмарка, где торговцы чаем и остальным изо всех районов Татарии и Китая встречаются, чтобы обменяться продуктами этих стран с русскими торговцами. В течение текущего года (1862), как ожидают, линия железнодорожного сообщения будет завершена от Санкт-Петербурга до прусской границы и соединится с железными дорогами Пруссии, так что не позднее чем через двенадцать месяцев будет реально путешествовать железной дорогой от самого Марселя или Бордо до Нижнего Новгорода.

Московская и Санкт-Петербургская железная дорога чуть более четырехсот миль в длину и состоит из двухколейного пути, широкого, хорошо нивелированного и прочно построенного. Все дела по обеспечению железнодорожного сообщения, ремонту поезда и колеи, работе мастерских и т. д., включая все практические дела оперативного управления, переданы по контракту американской компании, тогда как правительство заведует финансовым управлением и сохраняет за собой муниципальное управление1. Это - замечательный факт, характерная черта русских: несмотря на то, что они обладают необыкновенной способностью досконально изучить машиностроение и ни в коей мере не лишены технических навыков, им совершенно недостаёт управления и административных способностей. Расточительные, непредусмотрительные и недальновидные, они ничего не могут сделать без помощи более благоразумных и расчётливых голов, что держали бы их в пределах разумного. Так, в прошлом, когда они взялись управлять этой линией на свой страх и риск, несмотря на то, что начинали они с необычайным излишком материалов, они вскоре оставили поезда без колёс, позабыв следить за снабжением того, что расходовалось, двигатели запускались в неисправном состоянии, в исправности ничего не содержалось, никакая случайность не предусматривалась. И в конце концов всё, вероятно, окончательно сломалось бы, когда они решили, что лучше было бы отдать эту деловую отрасль по договору. Их большой недостаток в том, что они страдают от идеи, будто ничего нельзя сделать без чрезмерного числа офицеров, солдат, полицейских и служащих всякого рода - по принципу, я полагаю, что если две головы лучше одной, то невежество или неумение малого числа служащих может быть исправлено большим количеством точно таких же. Другими словами, они, похоже, думают, что если пятьсот человек не могут быть усердными, умелыми и экономными, то пять тысяч, обученных точно в таких же школах, и с точно такими же наклонностями, должны быть в десять раз лучше. Даже теперь нет станции, не говоря уж об основании железной дороги из Санкт-Петербурга в Москву, что не была бы заражена чрезвычайным излишком бесполезных людей в форме. На больших вокзалах этих городов путешественник явно будет сбит с толку толпой офицеров и служащих, сквозь которых ему приходится проделывать свой путь. Прежде чем он войдёт в дверной проём, снаружи носильщики в ливреях предлагают взять его багаж; затем он проходит мимо охранников, которые внимательно осматривают его и позволяют ему войти; затем он встречает охранников, которые показывают ему, где найти билетную кассу; подойдя к кассе, он обнаруживает охранника или двух снаружи и полудюжину клерков внутри; затем он покупает билет, и офицер проверяет его, когда он входит в wirthsaal2; там он встречает других офицеров, которым поручено сохранять порядок; когда звенит колокол, двери открываются; многочисленные офицеры снаружи показывают ему, где найти поезд и в какой вагон ему нужно сесть; оказавшись в вагоне, он четверть часа сидит и видит офицеров, всё время расхаживающих снаружи взад и вперёд, и задумывается о том, что нельзя предположить, что у людей в этой стране очень хорошее зрение, слух и согласие с самим собой, раз считается, что никто не способен использовать их на свою собственную ответственность. Я только удивляюсь, почему они сразу не едят, не пьют, не спят и не путешествуют вместо кого-нибудь по доверенности, и таким образом избавили бы того от необходимости жить или перемещаться вообще. На самом деле, у меня была мысль спросить одного из этих лицензированных господ, не могут ли эти правила зайти настолько, чтобы охватить оплату моих расходов; но мне пришло в голову, что если с меня снимут эту ответственность, они одновременно могли бы обязаться писать эти записки вместо меня, которые, вероятно, изменили бы стиль и таким образом уничтожили бы мою индивидуальность. Но следует признать, что порядок, удобство, вежливость и комфорт - преобладающие особенности железнодорожного путешествия в России. Проводники обычно говорят по-французски, по-немецки и по-английски и чрезвычайно заботятся о комфорте пассажиров. Часы отправления и остановки пунктуально соблюдаются - настолько пунктуально, что вы можете высчитать точную минуту, когда прибудете в любую заданную точку. Не имея часов, я всегда знал время, посмотрев на мой билет. Между Санкт-Петербургом и Москвой тридцать три станции, семь из которых главные: Лубанская, Маловищерская, Окулурская, Бологовская, Спировская, Тверь и Клинская. Остальные - маленькие промежуточные станции. Каждые семьдесят пять вёрст (около пятидесяти миль) поезд останавливается на двадцать минут, и можно подкрепиться, заплатив изрядно высокую цену. В вышеназванных пунктах есть огромные и солидные сооружения, построенные компанией и вмещающие различные конторы, вместительные столовые, вестибюли и т. д., к которым примыкают пространные механические мастерские и различные надворные постройки, необходимые для обслуживания. Иногда поблизости этих станций можно увидеть города, но большей частью они стоят одинокие и заброшенные в мрачном пустыре, расположенном между этими двумя великими городами. Каждые двадцать пять вёрст - подстанции, где поезд останавливается на несколько минут. Это тоже большие и очень солидные строения, но не выделяющиеся архитектурной красотой, как многие станции во Франции и Германии. Обычно русская станция состоит из огромного плоского круглого здания, построенного из кирпича, с очень толстыми стенами и плоской оцинкованной крышей, снаружи покрашенного в красный, а крыша - в зелёный цвет; крылья здания сооружены из того же материала и простираются вдоль колеи; впереди широкая деревянная площадка, на которой пассажиры могут развлечь себя прогулкой, и аккуратный сад и другие помещения с торца. Некоторые из крупных станций не только массивные и огромной протяжённости, но и выглядят довольно поразительно и живописно, когда приближаются издалека, возвышаясь в большой пустыне пространства, словно одинокие часовые цивилизации. На каждой остановке пассажиры устремляются наружу так же, как и в других частях света, кто-то размять конечности, другие же - восполнить потери, которые, кажется, постоянно происходят в желудках путешествующей публики. Не знаю, так ли это, но мне кажется, что люди, путешествующие железной дорогой всегда испытывают либо усталость, либо жажду, либо голод. Прожорливость, с которой тарелки с супом, котлеты, бутерброды, салаты, обжигающе горячий чай, вино, пиво и бренди проглатываются этими томимыми голодом и жаждой русскими, поражает почти так же, как всё, что я когда-либо видел на такой же линии в Уошоу. Но это свойство не ограничено Россией. Я замечаю то же самое повсюду, по всему миру; и меня тревожит то, что я никогда не утомляюсь и редко испытываю голод или жажду. Здесь, в середине лета, со знойным жарким солнцем, и в атмосфере, которая вполне могла бы поджарить саламандру, были целые легионы офицеров, элегантно одетые дамы и толпа разнообразных пассажиров второго и третьего классов, как и я сам, пыхтящие, отдувающиеся, едящие, пьющие, потеющие и не знающие передышки, как будто само их существование зависело от поддержания внутреннего огня и раздувания его вновь. Это ужасно - видеть, как люди живут с такими затруднениями. Я действительно не могу предположить, какого рода переполох они поднимают, когда им придётся умереть. На всю дорогу до Москвы - путешествие в восемнадцать часов - мне хватило бутерброда или двух и стакана чая, и я ни разу не испытал голод, жажду или усталость. Если бы в меня "влезло" столько, сколько в остальных, я бы непременно умер, не проделав и половины пути; а ещё двух бутербродов, думаю, мне хватило бы даже до Уральских гор. Неоднократно я пытался понять, как человеческий желудок может терпеть такие ужасные мучения. Per Baccho!3 Я бы предпочёл, чтобы мне в руку выстрелили пулей из мушкета, чем выпить такое количество вина и съесть такое количество пищи, которое, как я видел, уминают, словно мимоходом, даже женщины и дети во время этих железнодорожных путешествий. Я думаю, что либо этим, либо морозом объясняется необычайно широкое распространение красных носов в России, и мне даже приходило в голову, что станции покрашены в огненно-красный цвет, чтобы когда путешественники попадают в область преломленного цвета, их носы могут выглядеть бледными по контрасту и таким образом напомнят им, что пришло время возобновить калории.

За исключением семидесяти пяти вёрст между Москвой и Тверью, я не могу припомнить, чтобы когда-либо путешествовал через столь пустынную и неинтересную местность, как та, что расположена между Санкт-Петербургом и Москвой. На небольшом расстоянии от Санкт-Петербурга есть несколько усадьб и хуторов, что скрашивают однообразие мрачных сосновых лесов; затем сельская местность переходит в необъятную холмистую степь, болотистые луга, низкорослые рощи молодых сосен, края которым не видать; здесь и сям унылая уединённая деревня из бревенчатых домиков; стадо коров на лугах; убогий, бесплодный на вид хутор с распаханными полями, на больших промежутках, и так далее, час за часом, пейзаж на всём пути до Твери предлагает лишь малое разнообразие. Деревни полностью лишены живописного впечатления. Такие грубые и жалкие лачуги, из которых они состоят, вряд ли можно найти в самых диких приграничных районах Соединенных Штатов. Эти хижины или лачуги построены из бревен, они очень низкие и маленькие, обычно состоят только из одной или двух комнат. Я не видел ни одной побеленной или покрашенной, и в них не было заметно ничего похожего на порядок или систему, все они, казалось, сбились в кучу, словно случайно оказались там, и вынуждены держаться поближе, чтобы уберечься от замерзания во время ужасных зим. Некоторые из них мало чем отличаются от Эдема в "Мартине Чезлвите". Полное отсутствие в облике этих деревень всего, граничащего с вкусом, уюту или сельской красотой; странный и заброшенный вид заболоченных и заросших травой улиц; полное отсутствие интереса к развитию или улучшению со стороны крестьян, которые населяют их, вполне рассчитаны на то, чтобы произвести грустное впечатление о положении этих бедных людей. Как может быть иначе, если они веками находятся в неволе и обязаны платить подати на усмотрение своих владельцев; результаты их труда вырваны у них; любое достижение, сделанное самыми предприимчивыми и умными из них, каким-то образом приносит им ничего, кроме новых тягот? Каким бы ни был результат движения за их освобождение, определенно не может быть ничего более удручающего, чем существующая система крепостничества. Оглядываясь в прошлое на сцены деревенской жизни, свидетелем которых я был во Франции и Германии: опрятные увитые виноградом домики, маленькие цветники, фруктовые сады и зеленые улочки, праздничные дни, когда в воздухе звучали весёлые голоса смеющихся девушек, и village beaux4 -

И у боярышника со скамьёй,
Где собирались дружною семьёй
Седые - вспоминать младые дни,
А юные - для сладкой болтовни5, -

веселые танцоры на деревенских лужайках, развевающиеся флаги и венки цветов, в изобилии развешанные над перекрёстками - с такими видами, как эти, мелькающими в моей памяти, я мог хорошо понять, что существует абсолютное физическое рабство, в котором людей можно угнетать, то, что с течением веков должно сокрушить человеческую душу и сделать жизнь действительно безотрадной борьбой. В блеске больших городов, среди роскоши и великолепия дворцов и церквей, различных атрибутов аристократии и богатства, и всех волнений, соблазнов и новинок, видимых поверхностным взглядом, истинное положение народных масс не заметно. Их нужно видеть в сельской местности - в их отдалённых деревнях и домах по всей обширной стране; там вы не найдете личины, что скрывает ужасные уродства их израненной и раздавленной жизни; там вы видите полную меру их цивилизованности. В хижинах этих бедных людей мало или совсем нет уюта. У многих из них нет ни кроватей, ни стульев, и обитатели ведут дома что-то вроде лагерной жизни, готовя себе еду как индейцы, а зимой теснясь у глиняной печи или камина, где они лежат на голой земле и спят в куче, словно гнездо животных, чтобы согревать друг друга. Их одежда из очень грубого материала, но достаточно хороша и пригодна к климату. Физически эти люди выглядят намного красивее, чем их хозяева. Я видел в Москве крепостных, которые по росту, мощным атлетическим фигурам, смелым и мужественным чертам могли бы выгодно отличаться от лучших образцов мужчин в любой стране. Почти невероятно, что такие статные парни, с голубыми пронзительными глазами и мужественным видом должны были унижаться до такого жалкого рабства, что целовали полы пальто своего господина! У многих из них были такие же смелые черты и мускулистые фигуры, как у наших калифорнийских горняков; и не раз, когда я видел, как они слоняются в своих больших сапогах с лёгким, безразличным видом, и смотрел на их обветренные лица и решительные, выгоревшие на солнце бороды, я почти мог вообразить, что это истинные калифорнийцы. Но здесь сходство прекращалось. Стоило пройти высокопоставленному офицеру, как они проявили какой-то подобострастный признак своего унижённого положения.

Собиратели сена

Некоторые сельскохозяйственные орудия, которые можно увидеть в этой стране, удивили бы калифорнийца. Плуги очень похожи на те, которые использовались Воозом и другими крупными земледельцами во времена патриархов; косы - точные оригиналы со старых картин, на которых Смерть изображена косящей человечество; мотыги, грабли и лопаты украсили бы любой музей, но совершенно неописуемы; а что касается повозок и упряжи - в этом заключается превосходящий гений русских над всеми земными расами, древними или современными, ибо таких повозок и такой упряжи никогда не видели ни в какой другой части земного шара. Чтобы быть точным и методичным, каждая повозка имеет четыре колеса, и каждое колесо грубо собрано из грубого дерева, а затем грубо связано железной полосой шириной около четырех дюймов и соразмерной толщиной. Бревна, искусно обтесанные топорами, заменяют ось; и поскольку они весят не более полтонны каждое, их иногда укрепляют посередине, чтобы они не сломались. Наверху этого - большая корзина, по форме напоминающая ванну, в которой перевозится груз. Иногда корпус состоит из досок, связанных бычьей шкурой, или вообще не используется, если этого требует удобство. Завершив таким образом повозку, закрепив и перезакрепив её старыми веревками, железными цепями и кожаными ремнями, мы переходим к лошадям, которые обычно стоят впереди. Средняя лошадь наделена парой оглобель громадной прочности и долговечности. Она стоит между этими оглоблями и закреплена в них посредством верёвок; но, чтобы не дать ей прыгать выше головы, над ней возвышается деревянная арка, которая является chef-d"œuvre6 украшения. Это называется duga, и это самый бросающийся в глаза предмет во всех повозках, дрожках и кибитках в России. Я не уверен, но она связана с какой-то разновидностью культа. Часто она богато разукрашена позолотой, расписными фигурами и всяческими причудами художественного гения и, должно быть, стоит почти столько же, сколько и вся повозка. Некоторые dugas даже несут на себе изображения святых, так что набожный возница может совершать свои молитвы в течение ежедневных поездок. Предположить, что лошадь могла бы тянуть повозку в России без этой деревянной арки, полезность которой не сможет узреть ни один человеческий глаз, кроме русского, - значит предположить невозможное. Вот оглобли разведены так, чтобы дать лошади с каждой стороны достаточно места, и становится необходимым, поскольку они довольно свободно подвешены на концах, помешать им раскачиваться. Как, вы думаете, это делается? Нет ничего проще. Пропускаем верёвку от конца каждой оглобли к выступающему концу передней оси, снаружи колёс. Для этого ось сделана так, чтобы выступать за колеса на фут, и единственная проблема заключается в том, что два повозки на узкой дороге часто испытывают трудности, чтобы проехать мимо друг друга. Очень любопытно наблюдать, как эти примитивные на вид предметы громыхают по улицам Москвы и Санкт-Петербурга. Чаще всего лошадей ставят по три в ряд. В обычной кибитке или дорожной повозке внешние лошади просто привязаны веревками и мчатся в любом направлении, как им угодно, кнут и маленькая вожжа служат для удержания их в определённых рамках. Совершенно удивительно, с какой безрассудной и стремительной скоростью эти животные носятся по неровным тротуарам. Только представьте себе удовольствие путешествия в тёплый день в такой повозке, у которой нет ни рессор, ни сидений с спинками: к ней привязаны три горячих лошади, и каждая тянет, бросается и лавирует самостоятельно; свирепый ямщик щёлкает кнутом и кричит: "Шивар! шивар!" - быстрее! быстрее! - повозка вся грохочет, раскачивается в колее, прыгает через камни, пробираясь через трясину и грязевые заносы; ваши кости чуть не выскакивают из суставов; ваш позвоночник частично вывихнут; ваш рот наполнен пылью; ваш язык опух и пересох; ваши глаза ослеплены песком; ваш ямщик, упившийся водкой, должен добраться в пункт назначения - или в другое место похуже; ваше доверие людям и лошадям поколеблено до мозга костей; ваши взгляды на будущее ограничены каждым поворотом дороги - о! это очаровательно; это высшая точка человеческого удовольствия. Разве вам не хотелось бы путешествовать по России?

Вдобавок к деревням, которые часто разбросаны вдоль дороги, иногда вдалеке виднеется позолоченный купол церкви, указывая на существование города; но редко можно увидеть больше, чем мельком покрытые зелёным крыши домов над бескрайними участками низкорослой сосны. Это не та страна, которая обладает такими привлекательными чертами, чтобы побудить простого туриста выйти и провести несколько дней, бродя по ней. В этих унылых уединённых пространствах болот и сосен жители не говорят ни на каком другом языке, кроме своего собственного, и это не очень хорошо; но хорошо это или плохо, но для большинства людей из других стран это все греческое или, скорее, русское.

Но, как я сказал ранее, эта привычка отступлений будет для меня смертью. Словно ракета, я впечатляюще начинаю, но взрываюсь и разваливаюсь на куски во всех направлениях, прежде чем прохожу половину пути. Конечно, если сверкания разнообразны и ярко окрашены, порох растрачен не полностью; но беда в том, что если кто-то всё время продолжает взлетать, как ракеты, он никогда не доберётся до места и, в конце концов, не оставит изумлённой толпе ничего, кроме дыма и тьмы.

Если мне не изменяет память, я говорил о колонне частных железнодорожных вагонов императора Александра - возможно, о самом великолепном явлении такого рода из всех существовавших. Он был изготовлен специально для него, стоил более ста тысяч долларов и был подарен ему американской компанией, "Уайнэнс и компания". Ничего столь великолепного в убранстве и столь превосходно приспособленного для удобства, отдыха и радости царственных особ никогда не видели в Европе. Главный вагон - а в кортеже их несколько - называемый par excellence7 императорским, восемьдесят пять футов в длину и немного больше обычного в ширину. Он опирается на две неразделенных бруса из такой упругой и тонковолокнистой древесины, которые могли бы выдержать весь вес вагона без необходимости в опоре посередине, образуя единый участок или арку, от оси до оси, длиной около семидесяти футов. Рессоры, колёса, тормоза и разного вида металлические изделия - из лучших и отборных материалов, тщательно обработаны до мелочей, сочетая в себе прочность и долговечность с художественной красотой. Интерьер главного или императорского вагона - шедевр роскошного украшательства. Здесь очень богатая резьба; шикарнейшие портьеры из вышитого бархата; зеркала и картины в изобилии; ковры и коврики, которые, кажется, уговаривают ноги задержаться на них; столы, мягкие диваны и роскошные кресла; диваны и кушетки редкого дизайна, покрытые очень дорогим дамастом; изящные помпейские вазы и сверкающие люстры - словом, всё, что могла придумать изобретательность и богатство - обеспечить, чтобы очаровать чувства и сделать этот странствующий дворец достойным императорского присутствия. С главным салоном соединена королевская спальня с примыкающими к ней ванными и гардеробными комнатами, одинаково роскошными во всей своей обстановке. Кроме того, здесь есть курительные комнаты, личные кабинеты, великолепные покои для камарильи, секретарей и телохранителей императора. Всё прекрасно устроено для удобства и комфорта; говорят, движение, когда эта колонна в пути, настолько мягкое и убаюкивающее, что сложно почувствовать вибрацию, и создаётся впечатление, будто вагоны плывут в воздухе над рельсами. Полностью такие же, но более приглушенные и изящные в драпировке и расцветке - апартаменты императрицы. Здесь, в самом деле можно сказать, реализована "поэзия движения" - салоны под стать порхающим по ним ангелам, из которых главным украшением является сама императрица - прекрасная и любимая Мария Александрина8, очарование которой ощущается как приятное сияние солнца, куда бы она ни пошла. Здесь есть гостиные, будуары, апартаменты для прекрасных фрейлин, читальные залы и даже танцевальный салон, из чего вполне можно заключить, как развлекается царская свита. Если императору не удаётся добиться благосклонности в этом отделении своего заведения, он заслуживает того, чтобы расстроиться на первой же станции. Но дамы перед ним в невыгодном положении, что, вероятно, заставляет их очень терпимо относиться к его поведению; иными словами, он может отцепить их часть состава от своей собственной и оставить их на дороге в любое время, когда ему заблагорассудится, потянув за верёвочку; но, я полагаю, в истории ещё нет примера, чтобы он воспользовался этой самодержавной привилегией. Обычно с самого начала уславливаются, будет ли путешествие в компании или в одиночку. Когда император отправляется на охоту, его сопровождает избранная компания джентльменов, и, конечно же, он вынужден лишить себя удовольствия от более привлекательного и пьянящего общества дам, которое могло бы приводить его нервы в беспокойство и сделать его непригодным для тех ужасных схваток с лесными медведями, на которых главным образом основана его слава как охотника.