Осень ворвалась в город два дня назад - внезапно и резко, и теперь с неистовством срывала с улиц ошметки лета, превращая их в унылые вместилища слякоти. Густой липкий туман заползал в трещины и щели, тек по стенам бетонных коробок, пробирая их обитателей до костей. Судя по участившимся воплям за стенкой и возросшему числу пустых бутылок у мусорного бака, большинству моих соседей такая погода действует на нервы. Мне на подобные закидоны климата плевать - в конце концов, не так уж много и переменилось в открывающемся мне пейзаже. Металлургический завод как дымил, так и дымит во все свои восемь труб, а замурзанные дети продолжают играть в загаженных дворах. Разница заключалась лишь в том, что летом они, как правило, копошились в сухой грязи, а теперь для их игр матушкой-природой была предоставлена грязь мокрая. Ее-то они и зачерпывали своими маленькими костлявыми ручонками, и с превеликой радостью выливали друг на друга.
От созерцания всех этих пасторальных прелестей меня оторвало треньканье телефона. Поначалу я решил не брать трубку, но вызванивавший меня человек явно решил достичь цели во что бы то ни стало, и я лениво поплелся к аппарату.
- Да?
- Вить, ты?
- А ты кого-то другого ожидал услышать?
- А, ну да... Это Толик из комповой конторы, узнал? Я чего звоню, ты ж говорил, тебе из железа надо было чегой-то? Так вот, сегодня Сан Палыч со склада целый пакет тебе притарабанил, хоть под ёлку клади. Тебе его в конторе оставить или в руки передать?
- Передай, если не трудно.
- Ну и правильно! Я так считаю: раньше сядешь - раньше выйдешь. Тогда давай сегодня и пересечемся, часика через три. Получится у тебя? Ну и чудненько. О, слушай, а не хочешь посидеть, пивка попить? Я недавно одно местечко обнаружил, совершенно замечательное. Недалеко от сквера. Да Гагаринского, Гагаринского, как будто у нас их на каждом углу штук по десть натыкано. Ну как, лады?
- Лады-лады. - Кивнул я, не сразу сообразив, что увидеть мой кивок Толик при всем желании не сможет. - Ну, бывай.
Трех часов вполне хватало на то, чтобы привести себя в благопристойный вид, а также на то, чтоб пробежаться до соседнего рынка и запастись провиантом на сколько-нибудь длительное время. Первый пункт программы много времени не занял - глядящая на меня из зеркала физиономия была помята не больше обычного, глаза смотрели вполне осмысленно и краснотой не отливали. Даже единственный признак неаккуратности - двухдневная щетина - смотрелся вполне органично. В итоге процедура облагораживания внешнего облика свелась к утрамбовыванию волос в хвост, и, напялив на себя джинсы и куртку, я двинулся в промозглое заквартирье.
Район города, в котором мне довелось обитать, был до того сер и безлюден, что больше всего походил на старую железную черепаху. Неудивительно, что даже небольшой стихийный рынок смотрелся здесь эдаким Вавилоном - люди ходили от прилавка к прилавку, приценивались, снимали пробу, громко и звонко ругались с продавцами, пополняя словарный запас покорно плетущихся за ними ребятишек. Здесь кипела жизнь, пусть и местного разлива, и люди радовались возможности оказаться в ее круговороте. Я был настроен не так радостно. Возможно потому, что туман все же нашел способ подействовать на меня, а быть может потому, что кроме жизни в некоторых людях я видел не еще и смерть. Червоточину, которая, я знал, в один прекрасный день выгрызет их изнутри...
Не помню, когда в первый раз увидел это. Сначала я стал замечать, что с некоторыми людьми что-то не так. Они переставали быть просто людьми, что-то инородное вселялось в их нутро - темное и отвратительное, будто могильный червь, и бушующая жизненная энергия этих бедолаг угасала задолго до того, как наступала физическая смерть. А наступала она, надо сказать, довольно быстро.
Не так давно в нашей конторе умер сотрудник. Ничего особенного: по официальной версии - проблемы с сердцем, по слухам - "лошадиные" дозы алкоголя, потребляемые столь регулярно, что абсолютно трезвым его видели разве что под конец месяца, когда пить было уже просто не на что. Но это для всех остальных он умер сам по себе, пусть и не без способствования тому "зелёного змия". А я уже давно видел в нем перемены. Как-то он просто посмотрел на меня... даже не "на", а скорее "сквозь", словно не заметив, и в его глазах была такая пустота, что я едва не ослеп. Понаблюдав за ним немного, я отметил, что его поведение больше напоминает зацикленное повторение заложенной в мозг программы. Тело действовало само по себе, более не обращаясь к тому, что осталось от сознания (пафосно выражаясь - души). Это был уже не тот человек, которого я когда-то знал. Да и человек ли?
***
Прохаживаясь по рынку, я старался не особо всматриваться в лица. В большинстве встреченных взглядов, конечно, читалась лишь привычная погруженность в собственные мысли, но в некоторых глазах я все-таки замечал некое отсутствие света и жизни. Вернее, жизнь в этих людях, разумеется, еще была, но нечто день за днем выпивало ее. И от этих пустых взглядов мое дыхание непроизвольно сбивалось, а сердце делало пару лишних ударов.
Если честно, я уже забыл, когда в последний раз ходил по магазинам, чтобы купить что-нибудь новое и необычное. Поход за продуктами входил в часть ежедневного ритуала - надо умываться по утрам, надо чистить зубы, надо покупать свежие продукты, чтоб не гробить и без того не идеального здоровья желудок. "Овсянка, сэр". Вот я и ходил раз за разом на один и тот же рынок, покупал одни и те же продукты, и вообще, проявлял в своих привычках почти аристократичный консерватизм, как и положено провинциальному интеллигенту, коим я себя, чего уж греха таить, мнил.
Распаковав сумки и разложив все по полкам холодильника, я отправился на встречу с Толей. Не то чтоб я очень любил гулять, ведь так мне приходилось видеть слишком много людей, среди которых то и дело встречались те, в которых я видел приближающуюся смерть. Но ездить в переполненном общественном транспорте, где с трупами приходилось еще и соприкасаться...Благодарю покорно. Но выбирать из двух зол как минимум одно, увы, приходилось. Обычно, если была возможность дойти до места назначения пешком, я так и делал, стараясь поменьше смотреть на окружающих. Тому, надо сказать, неплохо способствовали вакуумные наушники, позволяющие с головой уйти в музыку и свои собственные мысли. Благо, до сквера, где мы договорились встретиться, было идти не слишком-то далеко. Как же все-таки хорошо, что в нашем городе еще не всё закатали в асфальт, и можно было найти частичку природы, пусть и изрядно покалеченной человеком... Бетон ужасно утомляет, что ни говори. Не знаю, что за место приметил Толя, но вообще этот скверик пользовался популярностью. Я и сам любил иногда тут прогуляться, привести мысли в порядок, дать глазам отдых от постоянно работающего монитора. Хоть в последнее время я все реже выползаю из своей конуры.
Внезапно сообразив, что мы не договорились о точном месте встречи, я достал мобильник и ткнул в список входящих.
- Я уже около сквера. Ты скоро?
- А, да я уже тоже на подходе! - Громогласно ответил Толик. - Стань у входа и приветственно маши мне ручкой.
Хмыкнув, я сунул телефон в карман. Совету Толика, я, конечно, не последовал и, обогнув грязно-розовый киоск (вот ведь великолепие архитектурного гения), направился вглубь сквера.
В сквере было тихо и сумрачно, еще не успевшие опасть листья закрывали от входящего большую часть неба, и без того затянутого тучами. Несмотря на легкую загаженность, находиться здесь было приятно, даже появлялось ощущение некоторой аристократической меланхолии, под которую особенно хорошо творилось поэтам Серебряного века. "Унылая пора, очей очарованье..." Угу, аристократическая меланхолия. У двинувшегося крышей программера, который собрался хлестать пиво в местной наливайке. А где же фрак, цилиндр и милая дама, под балконами которой полагалось петь серенады, сударь? Хотя нет, дама все-таки имелась. И хоть место увитого плющом балкона занимала давно не крашеная скамейка, роль музы какого-то уставшего от жестокой действительности поэта подходила этой девушке как никому другому. На вид "даме" было лет двадцать, а быть может, немного меньше - уж слишком упрямо пробивалось сквозь удлиненные, "взрослые" черты что-то от тех пухлощеких голубоглазых малышек, которые обычно играют ангелов на детских утренниках. Светлые волосы, неумело остриженные на уровне лопаток, растрепались по затертому пальтишку, неведомо как державшемуся на узких плечах. Лет четыреста назад во имя этой девушки наверняка совершили бы подвиг, а быть может, и не один, а менестрели наверняка посвятили бы "белокурой леди" длинную балладу, щедро сдобрив сюжет описаниями любовных томлений. В нашем же времени и местности ее могли одарить разве что похабными шуточками и свистом в спину.
- Витя!
Радостный вопль подоспевшего Толика резанул по ушам.
- Э, вон ты куда забрался! Ну, пойдем! Хотя нет, вначале вот, держи. - Толик торжественно вручил мне пакет, - все как просил. А теперь пошли в тепло, а то от этой слякоти все нутро отсырело.
"Совершенно замечательное местечко" на поверку оказалось обычной забегаловкой. Разве что в воздухе не стоял запах перегара, а грязи было ощутимо меньше, чем в окрестных заведениях подобного рода. На большее я, впрочем, и не рассчитывал, потому смиренно плюхнулся на стул у окна, предоставив толику общаться с пышной, ярко накрашенной хозяйкой заведения.
- Ну что, - радостно начал Толик, осушив за один прием половину стакана. - Какие планы по поводу работы?
- Ты о чем?
- Ну, там же Палыч сейчас подбирает человека на должность старшего инженера по сопровождению ПО. Кого-то туда приткнет, кого-то на место предыдущего подвинет, и так, говорят, многие рабочие места в конторе сменят. Ты не думал о том, чтобы урвать местечко потеплее и поприбыльнее?
- Да зачем? Работаю дома, в конторе редко появляюсь, зарплата нормальная. - Я тоже пригубил пива, оказавшегося редкостной бурдой, и после паузы добавил. - К тому же, я избавлен от общения с господами клиентами, что немаловажно.
- А, ну да, ты же у нас не любишь общество хомо-сапиенсов, - ухмыльнулся мой собеседник. - За исключением, разумеется, такого замечательного представителя этого вида, как я.
Я улыбнулся в ответ. Мне нравился Толик - простой, веселый, он, пожалуй, был единственным человеком, которого я мог бы назвать если не другом, то, по крайней мере, приятелем. И, что самое приятное, перед ним я мог спокойно говорить о жутких видениях, пожирающих души людей заразе, и ни разу Толик не повертел пальцем у виска и не указал мне путь к желтому дому. Как-то я пытался ему объяснить, что же я вижу в людях, но он, видимо, принял мои слова за излияния разочаровавшегося в жизни и в людях лирика. Нет, он честно делал вид, что всё-всё понимает, и даже кивал, отдавая уважение чужим странностям... Но в его глазах я оставался замкнутым, непонятным, хоть и неплохим созданием, невнятно лопочущим что-то на ему одному понятном языке. Но, в общем-то, это не имело никакого значения - ни для него, ни для меня.
Иногда мне становилось неуютно от понимания, что когда-нибудь и его постигнет неведомая зараза, но я как-то предпочитал об этом не думать. Хотя, если честно, Толик был обычным человеком, поэтому вполне мог стать очередным клиентом городского морга, умершим неизвестно от чего.
От собственных мыслей я периодически отвлекался, чтобы не терять нить разговора. Впрочем, ничего особенного в этом самом разговоре не было: Толик, не переставая, болтал о каких-то новых сверхпроводимых кабелях, даже не особо слушая мои поддакивания.
- Wi-Fi, конечно, штука отличная, но радио есть радио, и оно всегда будет сопровождаться помехами и глюками. А кабель, хочешь не хочешь, всегда будет стоять во главе всего, что касается высоких скоростей передачи данных!
Интересно, - подумал я, - а в будущем, когда миром будут править роботы, киборги и прочие компьютерные создания, кабель все еще останется во главе колонны всей? А главное, если в человеке останется слишком мало человеческого, будет ли он чахнуть под гнетом внутренней тьмы, словно маргаритка под кислотным дождем?
Я вспомнил об увиденной в парке белокурой даме. Эта девушка внезапно показалась необычайно светлым созданием, словно прибыла она из какого-то "прекрасного далека", и в нашем насквозь прогнившем мирке выглядела настолько инородной, что рождение ее здесь представлялось чудовищной, непростительной ошибкой. Как мне хотелось увидеть ее еще раз! Это белое лицо с неестественно тонкими чертами, пухлую папку на острых коленях... Быть может, она художница? Если так, то может статься, что она еще вернется на свой осенний пленэр. Это стало бы бесценным подарком.
* * *
Когда спустя два часа мы вышли из "наливайки" под неумолкающий треп Толика (и как он умудряется не замолкать ни на секунду?), девушки в сквере уже не было. На ее месте сидели два угрюмых мужика и, неприветливо уставившись друг на друга, цедили сквозь зубы ругательства. Один из них был весь изъеден тьмой, он был практически трупом, притом трупом весьма жизнеспособным на вид, но это была лишь видимость. Совсем скоро этот крепкий мужчина будет лежать в земле, и не важно, какое объяснение найдут его смерти - несчастный случай, недолеченная болячка, внезапный сердечный приступ... Истину буду знать только я, умеющий разглядеть проедающую нутро тьму под горой мускулов.
Нет, эта пакость не ограничивалась людьми лишь злыми и порочными, зыбкие понятия зла и добра давно перестали быть барьером даже для людей, что уж говорить о леденящем дыхании Бездны, источаемом прорехами в людских душах? Она появлялась тихо, незаметно, крошечной черной точечкой на тонкой эфирной субстанции. Появлялась, чтобы в самые краткие сроки расплыться черными кляксами и утащить человека в тартарары, милостиво предоставив могильным червям поедать его останки.
Подавив отвращение, я двинулся к остановке - Толик моей нелюбви к общественному транспорту не разделял, и я, как истинный друг, вызвался подождать с ним маршрутку. Мы уже перешли пустынную улочку, когда я ощутил тяжелый, недобрый взгляд, направленный мне между лопаток. Я знал, что это был тот самый мужик, которому я несколько минут назад мысленно вынес смертный приговор.
- Эй, п**ор патлатый!
Голос у него был еще более угрюмый, чем вид, и едва сдерживаемая ярость, скользившая в этой угрюмости, не предвещала ничего хорошего. Но я не обернулся - глупо бояться покойников. Даже если они умудряются при этом ходить, разговаривать и крыть тебя матом. Когда понимаешь, что дни человека сочтены, трудно испытывать к нему что-либо кроме вялой жалости. Я знал, что он умрет, притом совсем скоро, но и для меня стало неожиданностью, когда вдруг послышался резкий автомобильный сигнал, и наперерез шагнувшему на шоссе человеку рванулась железная туша. Скрип тормозов заглушил стук падающего тела, но я словно бы почувствовал миг, когда развороченная плоть мужчины коснулась асфальта.
Но даже тогда я не обернулся.
Несмотря на то, что маршрутка Толика подъехала быстро (он тут же вскочил в нее и был таков), возле остановки успела собраться небольшая группка любопытных. Людей всегда привлекают подобные сцены - "хлеба и зрелищ, император!" И побольше крови, смертей, размётанных по асфальту кишок! Хорошо бы наяву, но так как удовлетворить потребность в жестокости для каждого налогоплательщика невозможно, то и телевидение подойдет, с его непрекращающимся потоком новостных лент о ДТП, убийствах, разборках и тому подобной чернухе. Мне же абсолютно не улыбалось оставаться здесь - не дай бог еще попросят быть свидетелем.
Сейчас меня больше интересовало нечто другое. Ведь должны существовать люди, неподвластные тварям из Бездны! Да-да, у меня не выходила из головы та девушка. Я чувствовал нечто до боли родное... а может быть, просто влюбился. Хотя последний вариант не исключал первого, более того - мог быть его следствием. И если такие люди все-таки есть, то должны же они как-то заявлять о себе...
Через каких-то пятнадцать минут я уже сидел за компьютером и вбивал в поисковиках различные запросы. На какие только сайты и статьи я не натыкался! И про различные эпидемии чумы в Средневековье и про проклятия фараонов, которые карают все человечество. Я листал сайт за сайтом, страницу за страницей, просматривая тонны информации, но так и не мог найти ничего похожего. Натыкался даже на сайты, посвященные нашествию инопланетян или грядущему Апокалипсису. В последнее мне верилось как-то охотнее, но даже это не давало каких бы то ни было вразумительных ответов на мои вопросы. Неужели я, правда, был единственным, кто видел истинную сущность вещей?! Этот факт был неутешительным, хоть и, конечно, льстил самолюбию.
Хотя, собственно, в чем дело? Я спокойно себе жил до этого дня, проживу и дальше. Наблюдая, как людей вокруг меня день за днем пожирает эта зараза, капля за каплей высасывая из них жизнь. Но эту девушку надо найти непременно. Увидеть еще раз. Понять. Но сначала - найти.
И я искал... Искал в единственно известном мне месте - старом сквере между грязных улиц. Бежал вдоль нескончаемых рядов построек, словно таракан, выцарапанный из любимого темного угла, бежал, чтобы просидеть следующие несколько часов под резкими порывами ветра, ожидая, что вот-вот из-за угла появится тонкая фигурка с папкой в руках. Наверное, мое подсознание многое дорисовало в ее образе, и, надо сказать, постаралось оно на славу - уже через неделю девушка представлялась мне совершенно неземным созданием. Я уже начал опасаться, что меня постигнет жестокое разочарование, когда моя высеченная из эфира Галатея превратится в существо куда более прозаическое. Но я забыл обо всех опасениях, как только мои надежды, наконец, оправдались, и таинственная незнакомка почтила меня своим присутствием. Она не порхала, конечно, но почему-то мне было безумно приятно смотреть, как ловко стиснутый в пальчиках карандаш бегает по бумаге, а бледное личико сосредоточенно хмурится, выискивая в работе мыслимые и немыслимые недостатки. Смотреть, не смея подойти - жадно, словно впитывая в себя ее чистоту и легкость. Как давно я не видел в людях этих черт! В этих копошащихся в навозе мухах, в этом отребье с насквозь прогнившими мозгами и душами.... А она... Она была совершенством.
Я приходил в сквер день за днем, словно надеясь залечить старые раны этими "сеансами", и так привык к этому моему маленькому секрету, моей отдушине, что не сразу поверил тому, что увидел в тот вечер. Самый ужасный на моей памяти вечер - после, пожалуй, еще одного, который мне еще предстояло пережить. И предстояло мне его пережить совершенно точно - слишком хорошо мне были знакомы эти маленькие сгустки черного тумана, кляксами расползающиеся по телу.
Тьма, струящаяся из глаз.
Нет... нет.. нет, нет, нет, нет, НЕТ!
Я плохо помнил, как добрался до дома. Сначала бежал, оглядываясь по сторонам в страхе увидеть очередного мертвеца. В одно мгновение из истлевшего подобия людей они превратились для меня в жутких, отвратительных чудовищ, с изобретательнейшим садизмом уничтожающие все то немногое, что давало мне силы жить. Я каждый день видел ходячие трупы, но лишь сейчас ощутил запах гниющей плоти. Но в чем смысл моего прозрения, моей хваленой уникальности, если я никак не могу избавить мир от этого? Да что там мир, я не могу спасти даже ее, своего светлого ангела. Если даже она стала жертвой этой тьмы, то о какой надежде можно говорить?
Когда бежать уже не было сил, я просто брел по тротуару, то и дело спотыкаясь о выбоины, даже не пытаясь маневрировать в людском потоке. Встречные прохожие обходили меня стороной, принимая то ли за пьяного, то ли за сумасшедшего. А из их глаз на меня скалилась Тьма - хищная, глумливая. Она больше не была бесхребетным паразитом, она обрела сознание, разум, душу. И всей этой черной душой она ополчилась против меня.
Взлетев по лестнице на свой этаж, я зашел в квартиру и первым делом закрыл дверь на все замки. Глупо, бесконечно глупо, но как хотелось создать хотя бы иллюзию защищенности...Что же это? Неужели тьма будет преследовать меня до конца жизни? Неужели я так и буду всю жизнь сопротивляться, пока, утомившись от бесконечной схватки, не позволю им себя забрать?! Им... Кому им? Теперь я понимал еще меньше, чем раньше. Но тем не менее собирался бороться.
Моей воинственности хватило лишь до вечера. Тени воздвигали вокруг меня все более плотную стену. Их было здесь больше, куда больше, чем я видел на улицах. Словно они стеклись сюда, на время покидая прежних хозяев, объединились, чтобы сожрать уже даже не изнутри - снаружи. Правда, что-то словно хранило меня, не давая утонуть в этом непроглядном мраке, но сколь непрочна была эта грань!
Дрожащими пальцами я достал сигарету. Чиркнул спичкой, ненадолго разгоняя сгустившийся мрак, и шумно, со всхлипом, затянулся. Я курил сигарету за сигаретой, почти не замечая, что творится вокруг, а когда пачка все же опустела, слепо двинулся к окну и тяжело навалился на него. Стекло, не выдержав давления, жалобно заскрипело и с тихим звоном осыпалось, впуская в комнату сырой осенний воздух...
Когда я вынырнул из небытия, тьма по-прежнему сгущалась надо мною. Она давила на грудь, мешая разглядеть получше какие-то мутные силуэты, маячившие где-то далеко-далеко. Кажется, силуэты задавали мне вопросы. Кажется, я на них отвечал - не помню, что именно.
Периодически я ощущал во рту горький лекарственный привкус и слабую острую боль в плече. Потом снова вопросы, снова ответы - вероятно, неправильные, потому что теперь я не мог пошевелить руками. Но это было не столь важно - под гранитной плитой, которую воздвигла надо мною тьма, это стало лишь мелкой неприятностью. И тянулись дни - один похожий на другой, тянулись медленно и густо, пока его не разорвал тихий говорок радио, доносящийся из коридора.
- Девушка,19 лет была убита у Гагаринского сквера. Полиция сообщает, что обострение проблем с криминалитетом, скорее всего, связано массовой амнистией заключенных, проведенной два месяца назад местными властями. Личность пока не установлена.
Я отшатнулся от двери. Да, разумеется, "мало ли в Бразилии донов Педро", но что-то подсказывало мне, возможно, что и сама тьма, что погибшая девушка была той самой Незнакомкой, ставшей для меня на недолгое, но такое счастливое время единственной радостью в жизни.
Твари по-прежнему скалились, вот только теперь я чувствовал - невидимая защита растаяла. Я чувствовал себя безмерно усталым, более опустошенным, чем когда-либо, и в эту всеобъемлющую пустоту тьма билась с еще большей яростью. Твари бесновались, заходясь в беспощадном смехе, а я не мог больше им сопротивляться. Да и, наверное, не хотел... Мой бой был безнадежно проигран, и бессмысленно было продолжать сопротивление.
Я закрыл глаза, и почувствовал, как тонкие холодные щупы вонзились в меня, высасывая остатки жизни, и Тьма, густая мягкая Тьма, сомкнула надо мной свое кольцо...
* * *
- Ну что ж вы за пареньком не уследили-то? - С болью проговорил потрепанный мужичонка, нервно теребя в руках кепку. - Вы ведь говорили - у нас методика, вылечим...
- Гражданин! - возмутился заведующий клиникой.- Сколько раз вам можно повторять! Ваш друг умер от разрыва сердца, и профессионализм наших психиатров тут совершенно ни при чем. Не можем же мы следить за пациентом круглые сутки.
- Значит, должны были! - Мужчина вскочил. - Они последить не могут, а человек умер!
- Ну-у, голубчик.- Уже мягче сказал врач, и мельком взглянул в книгу записей. - Анатолий Сергеевич, успокойтесь. Знаете, какая сейчас статистика по сердечно-сосудистым заболеваниям? Со всяким может случиться.
Они еще долго сидели и говорили. Врач оправдывался, его посетитель тоскливо глядел в старый дубовый пол, а за окном кружилась бесприютная ранняя весна, предвещая возрождение к новой жизни.