Разрушенный вертолёт сгорел бы дотла, если б не ветер с залива. Остатки борта шипели, плевались огнём, но поднятый с дюн песок резкими порывами сбивал пламя.
Лопасти винтов погнуло. Фюзеляж развалился на части. Двигатели зарылись в песок, их горящее нутро бросало искры сквозь множество прорех.
Оба пилота погибли. Пётр видел их сгоревшие тела.
Длинный след от брюха машины тянулся по склону вверх, как бы повторяя траекторию падения. После горной гряды вертолёт снизился. Это спасло жизнь нескольким пассажирам. Это и скорость их реакции. Счастливчики успели выскочить из разгорающихся обломков.
Чёрный дым погребальной лентой тянулся от извергающих пламя топливных баков. Дым жался к песчаным дюнам, стелился по ним до самого залива и таял над неспокойной океанской водой. Ещё немного и вертолёт рухнул бы в залив. Там глубоко. В шторм никто бы не выжил.
Несколько неподвижных тел валялось у развороченного борта. Песок почти занёс некоторые из них.
Чуть в стороне давилась слезами женщина в красном платье. Молния на её спине разошлась и было видно, как напрягаются мышцы под загорелой кожей. Она трясла и била по щекам окровавленного мужчину. Голова у того болталась. В открытые глаза залетали песчинки и липли. Бесполезно его трясти. Сломана шея.
Пётр вспомнил эту женщину. В аэропорту, до посадки, всех долго держали в одной комнате. Большинство молча ждало, а они со спутником всё время о чём-то шептались.
После падения она сама выволокла его наружу. Хрипела и плевалась от лезущего всюду песка, но тащила, пока не оказалась на достаточном от огня расстоянии.
Прихрамывая, к Петру подошёл Ник, бывший напарник. Его пиджак остался в вертолёте, а одним из рукавов рубашки было замотано окровавленное предплечье. Катастрофа прервала их с Ником совместный полёт в город. Теперь денег станет больше не у тех людей, что планировалось. Впрочем, неважно. Деньги к деньгам, слёзы к слезам. Да и о срочности речи не шло, подождут пару дней своих денег. Самому Петру с них достанутся именно что слёзы.
- Сильно страдает, - сказал Ник, ощупывая взглядом фигуру женщины.
- Стыдись, - толкнул его локтем Пётр. - Это её муж, наверное.
- Надо спешить! - крикнул поджарый мускулистый парень в камуфляже и указал в сторону гор. Там, бугрясь иссиня-чёрными тучами и бросая молнии, до самого горизонта тянулся грозовой фронт. В этих местах такой фронт не сулит ничего хорошего, а ведь прогноз обещал солнце до конца недели.
Пётр вскарабкался на дюну. Вдалеке, над большим холмом, крутили лопасти несколько ветряков. Их корпуса покоились на мощных балках каркаса. Ниже, как бы утопленные в холм, высились здоровенные ворота. В длинном портале, ведущем к ним, Пётр разглядел человеческую фигурку. Судя по развевающимся светлым одеждам это был местный.
Пётр подозвал темноволосого:
- Ты ведь военный? - спросил он, мазнув взглядом по прилепленным к одежде в районе ключицы удостоверению и посадочному талону. С фотографии на него смотрел бравый сержант с кучей медалей на груди. Разглядел и имя: Алекс.
- Собираем всех, кто выжил, - с начальственной ноткой в голосе произнёс Пётр, - нужно срочно убираться отсюда. В полукилометре есть какая-то постройка. Если сможем там укрыться, нам повезло.
Сержант кинулся выполнять. Пётр усмехнулся. Иногда достаточно быть в отглаженном костюме и иметь важный вид, как у них с Ником, чтобы твои указания выполняли без разговоров. И не важно, что на плече у тебя какая-то невнятная чепуха, вроде: "Колонист третьей категории. Полицейский. Отставник". Последнее слово ставит в табеле о рангах ниже любого кадрового армейца.
Сержант с силой оторвал плакальщицу от мёртвого тела, схватил такой же камуфлированный, как и вся его одежда, рюкзак и потащил женщину вверх, на гребень дюны.
Для успокоения совести Пётр несколько раз крикнул, прислушиваясь сквозь завывания ветра, не найдётся ли ещё кто живой, не дождался и тоже начал карабкаться по склону.
Спустя минут десять борьбы с песком, они добрались до здания. Вокруг тянулся забор с колючей проволокой.
- Подождите! - послышался сзади слабый крик.
Пётр оглянулся. Метрах в двадцати к ним ковыляла фигура в чёрном. Он видел эту монашку при посадке. Постоянно склонённая голова в капюшоне и сутана до пят, или как этот балахон у них называется. Человек-функция. Без лица и фигуры. Только голос и правильные фразы.
Миссионерство развито в этих землях. Местные, жители некогда заражённых территорий, после войны скатились к первобытнообщинному строю со своими укладом и верой. Теперь их возвращают в материнское, так сказать, лоно. Лицо миссионера при этом может стать помехой, вдруг не понравится. Обращаемый не должен отвлекаться на личности. Он должен внимать, соглашаться и идти указанной дорогой. Такова цель.
- Интересно, - шепнул Ник, разглядывая подошедшую. - Она симпатичная?
- Узри лицо монаха и будешь счастлив год, - поговоркой ответил Пётр.
Ветер рванул сильнее, и девушка издала звук, похожий на стон, прижав ладонь к ключице. Её пальцы были измазаны кровью. Под ними виднелись рваные края ткани и обугленный угол удостоверения. Вообще, одежде миссионерки сильно досталось. В нескольких местах виднелись подпалины и пятна чего-то маслянистого, тускло лоснящиеся на свету, особенно в районе раны.
- По крайней мере, она молода, - шепнул Пётр Нику, заметив, что кожа на той части её лица, что приоткрыл ветер, гладкая и свежая.
Сержант вдруг шикнул и поднял руку, вглядываясь в открывшееся окошко на правой створке ворот. Крохотное, разве что рука пролезет.
Пётр похолодел и потянулся к кобуре под мышкой. Ухватился за рукоятку, но доставать оружие не стал. Все они находились в своеобразном коридоре из стен портала. Имей злой умысел тот, кто открыл окно, постреляет всех, как в тире. Местные колонистов не любят, могут и пальнуть. Последняя карательная операция гонору им поубавила, но есть отщепенцы, готовые на всё. Тем более при таких обстоятельствах, когда никто и не узнает, что тут произошло.
Он весь напрягся, решив, что в случае опасности кинется к воротам. Пётр увидел две такелажные проушины на створках. Если просунуть туда что-нибудь, ворота изнутри открыть не получится. А из такого крохотного окошка не очень-то постреляешь.
- Не доставай, - шепнул он сержанту, скинувшему рюкзак и шарящему внутри. - Я видел, как сюда шёл местный. Оружие ему не показывай.
- Сестра, - шепнул он монашке, - скажите вы этой падшей душе за воротами, вас он должен послушать.
- Что сказать? - растерялась девушка.
- Что буря, что погибнем, если не войдём, что-нибудь из высокого, что вы им обычно плетёте, чтоб слушались.
- Уходите! - раздался из-за дверей хриплый голос.
Пётр подтолкнул девушку вперёд. Та ойкнула и отстранилась:
- Не могу. Больно говорить.
Противно скрежетали лопасти ветряков над головой. Шторм усилился. Начали падать первые капли дождя.
- Буря идёт! - крикнул Пётр. - Не дашь нам укрыться и на твоей совести будет пять невинных душ! Подумай, виноваты ли мы в чём-то на столько, чтобы лишать нас жизни?
Окошко закрылось. Пётр подождал немного и, глянув на сержанта, двинулся к воротам. Звук шагов отдавался звонким эхом где-то наверху под мощными бетонными сводами.
Створки ворот не были закрыты полностью, оставалось немного места, чтобы протиснуться. Пётр с сержантом пролезли внутрь.
Держа ружьё наперевес на них смотрел высоченный детина с клокастой бородой и спутанными волосами до плеч. У ключицы местный имел прикреплённое удостоверение. Такое же, как у самого Петра. Только ранг самый низкий. Под изображением чернела надпись: Колонист седьмой категории. Охотник. Значит, имеет право на оружие. И имя: Майк Дребер.
Так же на его шее висела металлическая пластина с выцарапанными письменами. Амулет. Знак различия. Признак рода. У каждого местного есть такой. Надевают при рождении и не снимают даже на ритуале придания тела огню.
Пётр подумал, что местных формально сделали равными, разрешили учиться, занимать должности, позволили быть кем угодно, хоть главами корпораций. Есть и такие, но в основном меняться они не желают.
- Как это он может нас не пустить? - послышался женский голос снаружи. - Это здание создано колонистами! Нас нельзя отсюда выгнать! Ну и что, что он пришёл первым! Как пришёл, так и прогоним!
Пётр поёжился, узнав голос плакальщицы. Сказал местному тихо:
- Закончится буря и мы уйдём.
Тот покосился на удостоверение Петра и протянул своё ружьё:
- Пару дней ждать придётся.
С этими словами он огляделся, почти бесшумно прошёл к стене, встряхнув, разложил тканевый коврик и уселся на него, сгорбившись и положив руки перед собой ладонями вверх.
Сержант позвал остальных. Вместе мужчины сдвинули створки ворот.
Стало очень темно. И тихо. Звуки шторма больше не доносились снаружи. Разве что скрежет генераторов над холмом давал о себе знать. Пахнуло затхлой духотой и сыростью. Где-то капала вода.
Сержант на ощупь отыскал в комнате охраны рубильник и включил дежурный свет. Грязные плафоны под потолком вспыхнули, залив округу мерцающей желтизной. Какая-то живность в них не оценила изменений и забегала, противно шурша. Хлопья паутины, опутывая ржавый каркас потолка, свисали вниз. Пол устилало множество луж, поблёскивающих масляными разводами.
- Связи нет, - крикнул сержант, подёргав тумблеры на пульте.
- Что это за место? - поинтересовалась плакальщица, оглядываясь. Она вцепилась в здоровую руку Ника, тот, кажется, не возражал.
Пётр посмотрел на её удостоверение: Мила Уайт. Ранг третий. Домохозяйка. Интересно. Какой высокий ранг для домохозяйки.
- Какой-нибудь военный завод, - ответил сержант, подходя. - Таких много позакрывали после... - Он покосился на местного, брезгливо сморщился, мог бы закончить, мол, после карательной операции, но не стал. Пётр сделал вывод, что парень прошёл психокоррекцию. Отвоевался, боевой задор этого воина властям больше не нужен.
За стеклом будки охраны виднелись разложенные на полках каски, костюмы химзащиты, форменные куртки на вешалках. Половину стены занимала карта местности, пестрящая сделанными чьей-то рукой пометками. Рядом с ней виднелась надпись: "Система пожаротушения" с кучей тумблеров и небольшой буквой N в треугольнике. С внешней стороны комнаты, над самыми стёклами нависли запылённые плакаты: "При выходе предъяви увольнительную" и "Держись правой стены. Ворота открываются вовнутрь".
В глубине раздался звук перекачиваемой по трубам жидкости. Неподвижный застоявшийся воздух казался липким. Писклявый дробный ритм работы какого-то механизма докатился издалека и стих.
- Мы его оживили? - пробормотала плакальщица Мила, с опаской бросая взгляды в слабоосвещённые тоннели завода. - Жутковато. Надолго мы здесь? - и, не дождавшись ответа, прошептала, явно обращаясь только к Нику: - Я летела на суд, развод с мужем. Но вот беда, свидетель, главный мой свидетель, от которого зависят все мои деньги, погиб!
Она заглянула Нику в глаза:
- Ну, вы видели, там у вертолёта. И теперь плакали мои денежки. - Женщина замялась. - Вернее, денежки мужа. А могли бы стать моими. Так что, теперь уж всё равно, надолго ли мы здесь.
Пётр поморщился. Все думали, она овдовела, потому так убивается, а тут вон как.
Мила встряхнула головой и посмотрела на местного, сгорбленно сидящего на коврике.
- Как собака, - дёрнув плечом, прошептала она, но недостаточно тихо. Тот открыл глаза и бросил исподлобья резкий взгляд.
Спеси в её фразе было не меньше, чем гадливости во взгляде сержанта минуту назад. Наверное, у людей это вшито в подкорку, колонист ты или местный - не важно. Надменность и высокомерие! Одни напачкали войной, бросили, потом вдруг вернулись, честь и достоинство вырвали с кровью, словно больной зуб, согнали в резервации, захапали лучшие земли, и теперь велят лишь одно: знай своё место! И всё, что ты можешь - бросать злобные взгляды, да намекать, что не хотел бы делить кров с этими людьми. Но это ведь тоже гордыня. Круг замкнулся. Люди никогда не будут другими.
Местный, видимо, ссоры не искал. Он пробормотал что-то, собрал свой коврик и так же бесшумно ушёл вглубь завода.
- Надо разведать, - произнёс Ник и двинулся по одному из двух тоннелей, уходящих от ворот.
- Постойте! - крикнула ему Мила, догнала и снова повисла на руке. - Не оставляйте меня. Эти стены пугают до дрожи. И этот... зачем он здесь? - она говорила что-то ещё, но парочка скрылась за поворотом и стало слышно только эхо её каблучков.
"В её словаре вряд ли есть слово Одиночество", - подумал Пётр.
Все разбрелись исследовать временное пристанище. Оказалось, нутро завода сформировано двумя тоннелями, по окружности ведущими к шахте. Та уходила вниз на невообразимую глубину. Камешек, брошенный отвесно, не издал ни единого звука. Скрытый в теле холма, завод можно было считать подземным. По крайней мере, ни одного проёма наружу, кроме ворот, обнаружено не было.
Лифт не работал. Попросту не имел двигателя. Видимо, сняли при эвакуации. Здесь много что сняли и вывезли, судя по более светлым следам на полах и столах множества помещений.
У шахты было прохладнее и даже свежее по сравнению с тоннелями.
Появились Мила и Ник.
- Мы нашли столовую, - весело произнесла женщина. Её глаза блестели. Недавний стресс явно пошёл на спад.
- Там есть вода, сушёные бобы и крупы в контейнерах, кофе и даже консервы, - её речь немного путалась. - Я бы не стала рисковать с ними, но Ник попробовал. Говорит, вкусно. Тут есть прачечная, химическая лаборатория и даже спортзал! В лаборатории Ник обнаружил спирт, представляете? Похоже, военные отнеслись халатно к закрытию базы.
Сержант недовольно кашлянул.
- Или очень спешили, - поправилась Мила.
Ник добавил:
- А ещё есть две одинаковые комнаты. Одна в левом тоннеле, вторая в правом. Это какие-то цеха, похоже. Там печи и много железных столов вдоль стен. Эти комнаты чище остальных, а столы можно использовать в качестве кроватей.
- Да-да, - закивала Мила, - пойдёмте, сестра, - она приобняла и слегка сжала монашку, - покажу вам наши спальные места.
Устроились на ночлег. Сержант сразу же завалился, подложил рюкзак под голову, повернулся к стене и через минуту захрапел.
Очень быстро стало ясно, что консервы есть не стоило. Ник заметно побледнел и стал надолго отлучаться. Зато выяснилось, что здесь имеются туалеты. И они, о чудо! работают.
Пётр никак не мог уснуть. Спать на железном столе - то ещё испытание. Скоро кости таза ныли, словно кто-то Петра изрядно поколотил. Лежать на боку стало невыносимо. Ко всему донимала липкая, тягучая жара. Он проворочался пару часов и всё же не выдержал, отправился к шахте. Там хоть какое-то движение воздуха.
Завод жил своей жизнью. Иногда в шахте что-то ухало, визжало механизмами. То и дело где-то слышался звук перетекающей жидкости. Он заметил спящего в закутке местного. Постоял над ним, вглядываясь в спокойное лицо. Надо же, все в комнатах позакрывались, а этот спит себе считай на проходе. Ни свет ему не мешает, ни звуки, ни твёрдый пол. Дитя природы.
Вспомнил, как местный отдал своё ружьё едва увидел на удостоверении слово "Полицейский". Оружие для них - предмет культа. Редко кто просто отдаст, тем более колонисту. Хотя, закон предписывает поступать именно так. Поведение показалось нетипичным, и Пётр спрятал ружьё у себя в комнате. Бережёного бог бережёт.
В районе ворот раздались чьи-то гулкие шаги и сразу перешли на едва слышное шорканье. Кто-то удалялся по противоположному тоннелю. Пётр прошёл мимо пункта охраны и заметил мокрый след армейского ботинка, отпечатанного рядом с лужей.
Он подошёл к своей комнате, с щелчком замка потянул за ручку тяжёлую дверь. Прислушался. Тихо. Пробрался в темноте наощупь, вытянулся на жёстком столе и, наконец, провалился в чуткий полусон. Слышал шаги в тоннеле. В комнате. Звуки завода. Скрип ветряков где-то там, снаружи.
***
Утром Ник стал ещё зеленее. Под глазами пролегли тени, здоровая рука заметно подрагивала.
- Надо бы тебе от живота что-нибудь выпить, напарник, - пробормотал Пётр. - Видел здесь медчасть или хотя бы аптечку?
- Это будет эксперимент пострашнее консервов, - скривился Ник.
- Эй, сержант! - позвал Пётр. - Есть у тебя аптечка?
Парень не ответил.
- Сержант! - Пётр тряхнул его за плечо и почувствовал странную податливость. - Чёрт! - прошептал он и перевернул парня на спину. Руки остались в том же положении, подложенными под щёку, как делают дети, когда спят. Челюсть неприятно отвисла.
- О-хо-хо, - протянул Пётр и потрогал артерию на шее. - Похоже, наш боец отвоевался. Часа три-четыре как.
- Что? - не понял Ник.
- Мёртв сержант, говорю. Холодный уже.
- Как это? Он же здоровый, как бык. Мышцы одни.
- Телёнка тоже может хватить удар, - проговорил Пётр.
Послышался стук и открылась дверь.
- Пойдёмте завтракать, - произнесла Мила с порога. - Что происходит? - спросила она, уставившись на странную позу и искажённое лицо сержанта. За её спиной перекрестилась монашка, понявшая всё быстрее.
- Он что, мёртвый? - нерешительно произнесла Мила.
- Похоже на то, - ответил Ник.
- Его что, убили? - этот вопрос был задан почти неслышно. Мила бросила быстрый взгляд на дверь и продолжила шёпотом: - Я слышала, как ночью кто-то ходил. Что-то меня разбудило. Сплю я крепко, но в наших обстоятельствах... Темень была, хоть глаз выколи. А в тоннеле горел свет, я видела через щёлку. И там кто-то прошёл. И он явно не хотел, чтобы его услышали.
Она уставилась на Петра и зашипела:
- Вы что, не понимаете? Это местный! Видели, как он смотрел на военного? Ну! Включите мозги, вы же умный человек, это сразу видно! - она посмотрела на его удостоверение и смутилась: - Кому я это говорю, сами всё понимаете.
Пётр понимал. А ещё он понимал, что сержант к утру остался в той же позе, что принял вчера, засыпая. И этот факт является толстым намёком на спокойную смерть во сне. Причём быструю. На железном столе долго на одном боку не пролежишь.
Одну версию всё же стоило проверить. Парень мог наглотаться чего-нибудь своего. Нынче военных пичкают такой дрянью...
Он подошёл к сержанту и вытащил у того из-под головы рюкзак. Вытряхнул содержимое на стол. Тут было бельё, парадная форма с медалями, аптечка, наградной пистолет в лаковом футляре.
Оружие Пётр сунул себе за пояс. Потом развернул довольно увесистую тряпицу и на железо стола со звоном выпало несколько металлических пластин с накарябанными на них буквами.
- Ох, - скорбно раздалось сзади.
Пётр повернулся и увидел полные ужаса глаза монашки.
- Признак рода, - одними губами прошептала она.
- Привёл, - послышался тихий голос Ника.
"Как не вовремя"! - подумал Пётр, оборачиваясь. Хотел спрятать амулеты, но понял, что не успел.
Напарник подталкивал в спину местного, а тот вытаращив глаза пялился на рассыпанные по столу пластинки.
Пётр бросил злобный взгляд на Ника.
- Что? - не понял тот. - Не проводить же расследование без единственного подозреваемого.
Местный перевёл взгляд на Петра, потом на труп сержанта и процедил что-то сквозь зубы.
- Похоже, для этой смерти нашлась причина, - задумчиво проговорил Пётр, пристально глядя в глаза местного. - Что скажешь?
- Если убили, ищи среди своих, - не отводя взгляд твёрдо ответил тот.
- Вы должны его изолировать! - с нотками истерики в голосе выкрикнула Мила. - Под замок! Сейчас же!
Это начинало раздражать.
- И всё же я не вижу способа, которым сержанта могли умертвить, - устало произнёс Пётр.
Он взял в руки аптечку. По сути аптечкой та не являлась. Это был набор стимулирующих и седативных средств, где у каждого лекарства имелось своё место. Все ячейки были заняты. Все упаковки целы. Если сержант и выпил что-то, то явно не отсюда.
- Видите? - он показал аптечку Миле. - Все лекарства на месте. К тому же, скорее я или Ник могли его убить. Мы были рядом целую ночь.
Мила сверкнула глазами.
- Ему могли вколоть что-то... - робко произнесла монашка.
- Могли, - кивнул Ник, подтверждая возможность такой версии. - И даже не здесь, а ещё вчера, например, до вылета вертолёта.
- Да! - получив поддержку, воскликнула Мила, но, видимо, поняла, что тогда виноват точно не местный и добавила: - Нет.
Пётр посмотрел на миссионерку внимательно.
- Простите, не знаю вашего имени...
- Ольга, - произнесла та.
- Почему вы думаете, что вкололи?
- Нас учат... - пролепетала девушка, - медицине. Если ему вкололи не то или больше нужного...
- Что ж, - произнёс Пётр, мысленно похвалив ход её мыслей. - Убедиться в этом мы обязаны. Поможете мне?
- Нет, простите, - проговорила она и удалилась из комнаты. Именно удалилась. Двигалась Ольга, словно дама высшего света из старинных романов, подобрав двумя руками изрядно вымокшие от луж полы своего балахона.
Ник усмехнулся, а Мила посмотрела вслед с недоумением:
- Я помогу, что здесь такого? Со здоровыми руками только я и осталась. Не просить же этого...
Местный не удостоил её даже взглядом. Он стоял скрестив руки и смотрел только на сержанта.
Ник вышел следом за Ольгой, за что был удостоен цепкого взгляда Милы.
Сержанта раздели. Осмотрели тщательно. Никаких следов не нашли.
- Ну он и волосат, - пробормотала Мила. - В такой растительности даже дырку от пули спрятать можно.
- Можно, но не спрятали. - Пётр накинул на труп камуфлированную куртку.
Монашка вернулась вместе с Ником. Отворачиваясь от тела, взяла отложенную Петром аптечку.
- Здесь нет ничего от отравления, - извиняющимся тоном сказала она.
Ник заглядывал в коробку из-за её плеча. Эти слова заставили его беззвучно выругаться.
- Но в столовой есть соль, - утешительно продолжила Ольга. - Я сделаю вам раствор, будете пить. Это поможет почувствовать себя лучше. Но не сразу.
"Эх, девочка, не знаешь ты моего напарника, - подумал Пётр. - Ему надо прямо сейчас, иначе никак".
Ник, словно подтверждая эту мысль, снова беззвучно выругался и заявил:
- Я с женщинами за год столько не обнимаюсь сколько здесь с унитазами. У меня уже любимчики среди них есть.
- Прошу всех покинуть помещение, - вернул всех к реальности Пётр.
Говоря это, он не сводил взгляд с тяжёлых армейских ботинок, снятых сержантом перед сном и стоящих у стены.
***
Находиться в одной комнате с трупом не хотелось. Он вышел вслед за всеми, хотел пойти к шахте, но передумал и направился к воротам.
Снаружи бушевала буря. Тяжёлые капли хлестали сквозь приоткрытое Петром окошко. С удовольствием он вдохнул влажного воздуха, но долго нежиться не получилось. Ветер резким порывом чуть не сорвал створку с петель. По стеклу пробежала трещина.
Пётр поёжился, представив, что было бы, останься они снаружи. Увидел карту местности в комнате охраны и пошёл к ней. Провёл пальцем по воображаемому маршруту их полёта. От ущелья, единственного возможного пути над горами, прямо через дюны к заливу и дальше, к геометрически правильным городским кварталам. Вернул палец к побережью, нашёл точку, обозначающую завод. Получалось, до города пешком несколько часов пути.
Справа от карты заметил вырванный провод, свисающий рядом с большим динамиком. Пётр мог бы поклясться, что вчера этого провода здесь не было.
Он в задумчивости осмотрел комнату и кашлянул, произнеся тихо:
- А вот теперь смерть сержанта заиграла неожиданными красками.
Увиденное настолько поразило его, что какое-то время мысли путались. В конце концов Пётр успокоился. Новые обстоятельства требовали действий, но что именно делать он пока не знал.
Отыскал местного. Тот был всё в том же закутке, что и вчера.
- Слышал ночью что-нибудь необычное? - спросил Пётр и получил хмурый ответ:
- Я спал. Во сне я не слушаю.
- Ты недавно сказал, чтоб я искал среди своих. Знаешь что-то про смерть сержанта?
- Все что-то знают, - пожал плечами местный.
- Нужна твоя помощь.
- Я тебе ничего не должен, - с этими словами лицо местного лишилось эмоций, словно превратившись в маску.
"Этот ничего не скажет", - подумал Пётр раздражённо.
- Что-то ты темнишь, - сказал он. - Что ж, пойдём. Я должен тебя... - он замялся, подбирая слово, нашёл, что произнесённое Милой подходит лучше всего и закончил: - изолировать.
Местный, кажется, совсем не удивился, спросил вяло:
- За то, чего я не делал?
- У тебя был мотив, и ты мог, - пожал плечами Пётр.
Местный кивнул и поднялся.
- Ты похож на крота, полицейский, - сказал он. - Тычешься носом в знакомой норе, а должен парить, как орёл.
- Поговори у меня, - огрызнулся Пётр, почувствовав обиду. Орёл в мифологии местных означает ум.
Рядом со столовой он видел небольшую кладовку. Если не считать стеллажей, там пусто. Отличное место для изолятора.
- Взлети, полицейский, - повторил местный. - Сверху виднее.
У столовой на них выскочила Мила:
- Вот вы где, - сказала она и потянула Петра за рукав. - Идите сюда. Помянем сержанта.
На местного даже не взглянула, показав, что приглашение его не касается.
Пахнуло спиртом. Мила понемногу разлила его в высокие керамические цилиндры, вроде пивных кружек, но без ручки.
- Правда из еды у нас только размоченный горох, - с сожалением произнесла она. - Но есть вода. Без неё спирт не пьют.
Взглянув на кислое выражение лица Петра, она поняла его по-своему:
- Мы с Ником уже пили. Он меня всему научил. Не волнуйтесь.
"Ох уж этот Ник", - с улыбкой подумал Пётр.
Монашка взяла двумя руками кружку и поднесла местному.
- Помяните с нами заблудшую душу, - произнесла она. - Возможно, если вы простите ему, то и вам простится.
Тот, казалось, удивился, кружку взял, но, подумав, передал Петру.
- Залпом! - улыбаясь, произнесла Мила. - Обязательно залпом! И сразу воды!
- Я не пью, - извиняющимся тоном произнёс Пётр и вернул кружку на стол.
- Пригубите хотя бы! - не сдавалась Мила.
В этот момент в дверь ворвался Ник. Выглядел он бодрее.
- Решились-таки! - сказал он, быстро проходя к столу и хватая кружку. - Ну, спи спокойно, боец!
С этими словами он втянул в себя воздух:
- Ох и забористая дрянь, доложу я вам!
- Нет! - крикнула Ольга. - Не пейте! Вам же нельзя!
- Да ладно, - отмахнулся Ник, - не начинайте снова! - Одним глотком он вылил в себя алкоголь и сразу хлебнул воды из кувшина. Крякнул довольно.
Одновременно с ним выпила Мила. Замахала ладонью возле рта и бросилась к кувшину, влив в себя почти всё, что осталось.
- А вы? - спросила она Ольгу.
Миссионерка отпила немного, закашлялась и отставила кружку.
- Вода! - Мила со смехом протянула ей кувшин.
Глаза Ника вдруг округлились, он схватился за горло и начал оседать, заваливаясь вбок. Пытаясь поймать равновесие ухватился за балахон монашки. Страшно закричал, сразу перейдя на хрип. Захлебнулся собственным кашлем, выплёвывая белёсые сгустки. Изо рта вытекло что-то пенящееся и мутное. Наконец, упал, несколько раз дёрнулся и затих.
Пётр бросился к нему. Проверил пульс. Оттянул веки закатившихся глаз. На щеке Ника, там, где прошла вытекавшая изо рта жидкость, появился след, как от ожога. След побелел, и кожа под ним вздулась.
Пётр поднялся.
- Где вы взяли этот спирт? - резко спросил он Милу.
Та пальцем указала за дверь:
- Напротив. В лаборатории. Мы с Ником вчера нашли.
Он взял и понюхал кружку из которой выпила Мила. От пронзительного запаха алкоголя на глазах сразу же выступили слёзы.
Мила напряглась, глядя на его действия:
- Вы что, - спросила она, - думаете это я сделала?
Пётр не ответил.
- Чьей идеей было устроить поминки? - спросил он Ольгу. Падение Ника сорвало с девушки капюшон. Пётр впервые увидел её лицо целиком. Короткая стрижка. Ни косметики, ни украшений. Максимум безликости. Человек-функция, как и все они.
- Ник, - ответила та, накидывая капюшон. - Он пришёл к нам в комнату и сказал, что так было бы правильно.
- Когда это было?
- Сразу после... осмотра сержанта.
- Прошло довольно много времени после этого. Почему так долго тянули с поминками?
На это ответила Мила:
- Мы бы устроили сразу, но Ник... Эти его консервы... Вы понимаете? Даже когда всё было готово, он отлучился.
Пётр кивнул и снова спросил Ольгу:
- Вы пытались его остановить. Почему?
- Алкоголь вреден при пищевых отравлениях, - тихо, но твёрдо ответила она.
- Эти кружки, откуда они? - спросил Пётр.
- Из лаборатории, - ответила Мила. - Я их вымыла, если вы об этом.
- Почему их четыре?
Женщина спросила с вызовом:
- А сколько их должно быть?
Пётр помолчал. Проверил другие кружки. Понюхал. Взболтал. Попросил всех отойти и плеснул в каждую немного воды, осторожно, с вытянутой руки. Особенно много времени уделил той из которой выпил Ник.
- Произошло убийство, - тихо сказал он, наконец. - Мне нужно вас разделить. Следить за каждым возможности нет, а разобраться в произошедшем надо. Поэтому я всех закрою в разных комнатах. Спасибо за понимание.
Он затолкал местного в кладовку и всунул в ручку двери валявшуюся рядом железку. Ольгу точно так же закрыл в столовой, а Милу - в комнате, где ночевали женщины. Потом оттащил тело Ника в комнату к сержанту, оставив каблуками его туфель длинный след на полу. Уложил на соседний с сержантом стол. Оглядел стены, потолок, дверь, свой стол, за который сунул ружьё местного. Оружия не было.
- Вот те раз, - пробормотал Пётр, поправил пистолет под мышкой и сел напротив двери, так, чтобы видеть пространство за ней.
Утром смерть сержанта не зародила в нём подозрений. Всё выглядело естественно. Нет, предполагать отравление можно, но где мотив?
Сомнений в том, что бедняга тихо умер во сне, тогда не появилось. Теперь же Пётр знал точно - парня убили. Но страшно не это. Второе убийство показало, что убили его зря.
Пётр уставился в одну точку. Как только он задумывался о возможном мотиве, в мыслях возникала пустота.
Судя по ожогам на щеке Ника, вместе со спиртом тот выпил кислоту. Какую-то сильную, если учесть почти мгновенную смерть. Серную, скорее всего. Белый ожог на щеке и вздувшаяся кожа...
Кислота была только в одной чашке, это точно, Пётр проверил. Он скривился, представив, что происходило внутри напарника, когда тот хлебнул отравы, а потом залил её водой. Каждый школьник знает: воду в кислоту лить нельзя. Выделившееся тепло разорвало Нику внутренности. Это если не считать отравления и ожогов.
Итак, наш убийца знает толк в химикатах. По-видимому, это не единственное его умение. В электрических схемах он тоже разбирается.
Мысленно Пётр представил свинью-копилку, так всегда делал при расследованиях. Нужно класть туда воображаемые монетки. Когда заполнится - дело раскрыто.
Он встал и отправился в комнату охраны. Уставился на щит с выключателями, надписью: "Система пожаротушения" и плохо различимой снизу, затёртой буквой N в треугольнике. Щёлкнул одним из тумблеров. Над головой зашумели трубы. Сработал замок какой-то двери. Через несколько минут тумблер сам вернулся в первоначальное положение и замок отщёлкнулся. К такому алгоритму обязательно должна прилагаться сирена, но её убийца заранее отключил.
Пётр мысленно положил монетку в копилку.
Под каждым выключателем было что-то написано. Не слишком чётко, но прочитать можно: Цех ?1, ?2, шахта лифта...
- Итак, - повторил вслух Пётр. - Преступник знаком с химией. Причём с той её частью, что пригодна для умерщвления. Для первого убийства он использовал азот. Этот газ не только хорошо тушит пожары, но ещё и убивает тихо и незаметно. Организм просто не понимает, что скоро умрёт. Потеря сознания. Смерть. Никаких следов. И только благодаря случаю был умерщвлён один, а не трое.
- Почему преступник действовал именно так? - спросил себя Пётр. - Ружьё ведь пропало до второго отравления. Ника могли застрелить и дело с концом.
Он задумался.
- А потому, что искал возможность как можно дольше оставаться в тени. Рядом есть вооружённые люди, кто знает, как всё обернётся. Сгоришь, а цели не добьёшься. Кроме того, он импровизировал. Не было у него другого оружия! Жертву встретил случайно. И убийство заранее не готовил. Просто использовал то, что нашлось под рукой.
Ещё монетка.
- Тогда Ник прекрасно вписывается в качестве жертвы. Всю свою жизнь он плевал на мораль в отношениях с противоположным полом. "Потешить беса", так он это называл. Появляется мотив. Ревность. Или месть.
Он вспомнил, как менялось поведение Милы после катастрофы. Она словно получила глоток воздуха. Расцвела. Но в скорости этих изменений было что-то неестественное. Возможно так она пыталась приблизить Ника к себе. Отравление консервами. Кто знает, как это было? Потом азот. И, наконец, спирт, смешанный с кислотой. Время на обдумывание и подготовку у неё было.
Новая монетка звякнула в копилке, но на этот раз Пётр бросил её не слишком уверенно.
- Мила могла, конечно, украсть ружьё, - задумчиво произнёс он. - И пустить газ. Но как она сумела угадать, что кружка достанется именно Нику? Да, спирт налила она, но передавала-то Ольга!