Лесной туман
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Молодая ведьма вселяется в старый дом у леса. Но оказывается, что пустует он не просто так.
|
Вея деловито похлопала по косяку. Крепкий, на совесть строили - для себя.
- Хорошая изба, - она повернулась к старосте, коренастому мужичку неопределенного возраста, с глубокими залысинами на лбу и мягкими округлыми щеками, выдающими любовь к жёниной стряпне. - И мышами почти не пахнет. Почему пустая-то стоит?
- Так около леса, - пожал плечами мужик. - Нехорошая примета, сами понимаете. Но вам-то оно и лучше, правильно говорю?
У него это звучало как "прально грю", но это не смущало. Было даже приятно, что и вдали от дома слышишь привычный говор.
- Правильно, - задумчиво подтвердила Вея, осматриваясь. Свой дом, неужели? Она с трудом сдерживала волнение - уехала она от матери в прошлом году, и то пожар, то потоп, то люди не приняли. Можно было и дома остаться, но что за счастье, быть второй хозяйкой в избе? А замуж... да кто ведьму замуж позовет. Сестре вон дара не досталось, сразу выскочила. Порода-то у них на глаз приятная. Волос пшеничный, волосок к волоску лежит, глаза яркие ведьмины, зеленые, и фигурой не обделены.
- Хорошо, - она хлопнула в ладоши, тут же заметив, как вздрогнул при этом староста. - Остаюсь я у вас. Скажу сразу - первые недели две настоек не будет. Нужно по лесу пройтись - посмотреть, что здесь есть, а что сажать придется. А амулеты, знаки на домах, детей посмотреть, животных, слово сказать - это могу.
- Добро, - оживился мужик, важно кивнув. - Вы тож не робейте. Если прибить там чего, починить, меня зовите, я эт, через три дома живу.
Она проследила его взгляд, направленный куда угодно на ней, только не на лицо, и мысленно поморщилась. Замуж-то ведьм брать не спешили, а вот зайти на огонёк вечером - это за милую душу.
- Обязательно. А теперь спасибо, я загляну, если что. А так мне тут работать нужно, дом-то не обжитой, а скоро ночь уже.
Староста озадаченно посмотрел на небо, где солнце только вошло в силу, но ушел. Кто этих баб знает.
Работы и правда было немало. До темноты нужно не только вымыть всё, вещи-то и потом разложить можно, но и начертить защиту. Вокруг дома, на косяки, на порог, окна, трубу, чердак и подпол. А, ещё же...
Вея достала из сумки старый валенок и наклонила:
- Выходи, дедушка. Покушать я пока не достала, самой нынче нечего, будем вместе обживаться.
Мелькнула едва заметная тень - домовой принял приглашение. Было немного неловко забирать домового от матери, но ведьма с ним хорошо ладила с самого детства. Добрый дедушка и лечил неразумную, и от вреда оберегал. Мать говорила, что с сестрой такого не было, а здесь... видно правду говорят, что у ведьмы не человечья кровь, вот он её и чуял. А уж как узнал, что уезжает, бузить начал. То тарелку скинет, то горшок перевернет, только тогда успокоился, когда предложила с собой взять.
После обеда заглянула пара женщин. В основном осторожно выпрашивали, знает ли она то или иное слово, для легких родов, от пьянства, может ли договориться с жучками. Ну, и не просто так - яичек принесли, творожка, молока и даже ароматную ковригу хлеба.
Ближе к ночи Вея закрыла дверь. Осень уже клонилась к зиме, и вечерами было прохладно, а скоро и вовсе промерзнет всё. Хоть печь здесь крепкая, и труба не забилась. Хотя, может и прочистили для ведьмы-то.
Она расслабилась, только когда из чашки поднимался ароматный пар от подогретой медовухи. Роскошь, всего одна крынка осталась, а меда так и вовсе на донышке, но сегодня можно.
От печи шел приятный ровный жар. Сегодня она не топила для прогрева - так, немножко, чтобы еду сготовить. Ещё чуть-чуть, она затушит лучину и полезет на полати. Вытянет гудящие ноги, наконец-то позволит себе уснуть.
Вея зажмурилась от удовольствия, поджав босые ноги на лавку, и глотнула хмельного варева.
Стук в дверь, размашистый, мужской, едва не заставил её поперхнуться.
- Эй, есть кто? Отворяйте! - голос был низким, но не слишком, приятным.
- Ты кто? - не нашла ничего лучше, чем спросить Вея. За дверью обрадовались:
- Хозяйка, открой! Охотник я, дотемна по лесу ходил. Устал, замерз, пусти уж, уважу - у меня и косой здесь, и птичкой разжился!
Вея не спешила подходить к двери, знакомое что-то шло от того, кто стоял на её пороге. Она никогда не видела его - это Вея знала точно, только вот слышала немало. И встречалась с подобными, издалека, к счастью.
Она бросила взгляд на уголок домового: усланную сеном лежанку, тарелочку с творогом. Кивнула ему, но повернулась к двери, крикнув:
- Ох, ты подожди уж, накину хоть чего.
- Да что я там не видел, хозяйка, - рассмеялся голос. - Давай уж, пускай!
За одеждой Вея не пошла. Неожиданно даже для себя, она завернула в тряпицу оставшиеся три варёных яйца, два куска хлеба, сыпанув на них солью, вылила в пустую крынку остатки горячей медовухи и... подставила лестницу к чердачной ляде.
Домовой перетек в черную кошку и смотрел как на блаженную на свою подопечную, и на то, как она открывает скрипнувшую дверцу, и как оставляя на чердаке снедь.
"Быстрее, быстрее, только бы не услышал", - бормотала про себя Вея, понадеявшись на слова нашептанные на стены, пол да потолок. Только вот он мог и через слово услышать, бывало уже такое.
Но повезло, она успела захлопнуть дверцу, закрыть щеколду и сказать слово.
- Хозяйка, что за дела? - начиная терять личину, рыкнул голос.
Теперь ведьма подошла к двери.
- Здравствуй хозяин лесной, туманник. Почуял же уже, кто тут нынче поселился. Не будет тебе человечьей поживы.
- Да ладно тебе, какой хозяин, о чем баешь, - сделал последнюю попытку нечистый, но Вея только рассмеялась.
- Не дури, я тебя нутром чую, не проведешь. Но ночь нынче холодная, то ты верно сказал. Загляни на чердак, там тебе отпуск оставила. Не хочу с тобой ссориться, уж не побрезгуй - что было.
Дверь дрогнула от удара, задрожали ставни и сразу почти, Вея вдоха сделать не успела, тяжелым бухнуло на чердаке, тяжелой поступью прошлись и рванули ляду, но слово держало хорошо. Она не зря жгла дорогую свечу, обходя всю избу, знала, что ведьму навестят, и навестят в первую же ночь. Туманника только не ждала - не думала даже, что встретится.
- Открой мне, ведьма, - она слышала, как заскрипели когти по петлям, проверяя их на прочность. - Не то хуже будет.
Куда уж хуже. Те, кто открывал туманникам, до утра не доживали. Но несколько часов могли протянуть. Только ничего хорошего в той жизни не было.
- Туманнику не оставляют отпуск, - говорила ей мать одним из теплых летних вечеров, когда как сказки, рассказывала о блуждающей по миру нечисти. - Он тоже в лесу хозяйничает, но не путай его с лешаком. Туманник если возьмет отпуск, то сам - кровью.
Иногда так случалось, что лес стоял пустой, без хозяина. Редко оно было, на плохой земле чаще. И тогда там зарождалось что-то. В дурной земле доброго семени не вырастет, вот и здесь.
Начинали охотники пропадать. Потом бабы, по грибы да ягоды ходившие. Но не долго, год может, или пару, а затем затихало всё. И лес прихорашивался, и нечисть успокаивалась, только вот на рассвете и на вечерней зорьке туман начинал подниматься густой, и не от воды тот туман шел, а из леса струился.
То туманник родился и силы набирался. Пару лет бродил ещё как варево в котле, а затем шел на охоту.
- У туманников три лица. Днем как мужчина статный смотрится, но и силы почти не имеет, как тот мужчина, не больше. Ночью зверь лютый, но может и тем же молодцем прикинуться, тогда только на ноги внимательно смотри - ноги у них ночью завсегда звериные.
- А утром и вечером?
- Утром и вечером он туман. Все видит, все знает, всюду проникнуть может. Только сделать ничего не может, телом оборачивается он только в своем логове, в чаще.
Туманники стучались ночью. Все деревенские знают: не впускать никого после заката, особливо если около леса живешь. Но туманники сладко морочили голову, и иной раз нет-нет, да откроют дверь.
А на утро их находили.
В доме потом никто жить не мог, даже приезжие. Тяжелым становилось место, темным. Кровь уходила в доски, стекая по ним в подпол - туманник не торопился, выедая самое вкусное, поддерживая в телах жизнь всю ночь. Спал на теплых полатях, ворошил запасы, и исчезал поутру, словить не успевали.
Вея сняла лучину со светца и отодвинула стол. Ведьме сразу показалось, что странно это - чтобы стол посреди избы стоял, но думать об этом было некогда, сейчас же появились другие мысли.
С легким шепотком она прошла рукой по доскам, и рука отозвалась звоном. Ещё нужно днем посмотреть, но и так ясно - отмывали здесь, долго отмывали, да полировали. Чтобы не сразу заметили. По полу и в щелях текли ржавые потеки, да только не от железа те.
Туманник трапезничал здесь и раньше.
- Дом тебе что ли приглянулся? - Вея выпрямилась, отряхивая руки. Она уже искала кровь, но каждый раз это оставляло гадкое чувство грязи.
Туманник не удостоил её ответом, только толкнул печную трубу, от чего та покачнулась и в угли посыпалась крошка.
"Смогу ли я уснуть теперь?", - грустно подумала ведьма, глядя на потолок. Но усталость, долгая дорога, истекшие за день силы дали о себе знать, и вскоре её сморил легкий беспокойный сон.
Утром Вея выглянула на чердак. Можно было не бояться, засветло туманник сам рассыпался туманом, не мог держать форму, а значит уже не страшно.
Яйца он растоптал, крынку разбил, но, Вея заметила, что пятен от медовухи нигде не было. Значит выпил.
Матушка кричала бы на неё до хрипоты, если бы узнала, что вытворила её дочь. Был бы туманник постарше - не дал бы он ей закрыть ляду, вырвав из тонких рук. Да и задобрить его - гиблое дело, только раззадоришь. Но жила в Вее всегда маленькая мысль: "А что если вдруг?", которая и не давала ей покоя в родной деревне. А что если она уедет? А что если она будет жить одна? А что если...
На расспросы о доме староста отводил глаза, да и тому, что она пришла, удивился, и Вея поняла - её не ждали увидеть утром. Её вообще больше не ждали увидеть.
"В который раз уже?", - подумала она, возвращаясь домой. Сколько людей пропали, переехав или остановившись на ночлеге здесь. А своих селили в этот дом? Вряд ли, конечно.
Первым желанием было собраться и бежать, но она вспомнила, что туманник помнит запах. И может отдаляться от своего леса на несколько миль, а лес здесь и сам по себе далеко тянется. Она просто не успеет уехать достаточно далеко, даже если попросит кого-то с телегой подвести. Да и вряд ли кто-то согласится - она уже жертва туманнику, чтобы ягоды собирать спокойно, чтобы охота шла.
Злости не было, жители поступали правильно. Хуже было бы, если бы своих отдавали, таким никакой веры нет. Но теперь нужно было выжить.
Впрочем, ночь слово выдержало, и дальше должно, силушкой она не обделена была - в поле туманник поборол бы, а так, вряд ли пробьется.
"Посмотрим ещё, кто кого", - фыркнула Вея.
На сей раз она не стала надеяться на нерасторопность туманника - с вечера положила на чердаке одеяло, кашу с мясом - соседи резали корову, а у них как раз жук древоточец завелся, того сложно извести, вот и разжилась мясом, чесноком да полбой.
Поздно переехала - весной бы, тогда летом своих овощей посадила бы, живность купила. А так совсем без запасов осталась, только на ремесло и уповать.
Он пришел, как только стемнело. Вея слышала, как лязгнуло кольцо на ляде, как зашипел кто-то на чердаке.
Надеялся, небось, что она запереться забудет. Или там хотел подождать, пока высунется. Иные могли и говорить так, чтобы голос в другом месте слышался, так и обмануть несложно было. Вел бы беседу от двери, а сам у ляды затаился.
Вея поздоровалась, не спускаясь, впрочем, с полатей. В ответ ей был только приглушенный рык и скрип когтей, пробирающий до мурашек. Утром она обнаружила, что ляда была в глубоких зазубринах, больше, чем мог оставить любой живой зверь, покрывая даже медвежьи когти, и такие же были на двери. От них шарахались деревенские жители, зная, кому те лапы принадлежали, но ходить к ведьме не перестали. Видно и правда - давно у них никого знающего не было. Или не выживали.
Постепенно потекли заказы. Когда ведьма в деревне одна, а людей почти на целое село, то всегда забот много. То к корове сходить, слово сказать, то бабить на роды или к детям звали. Пару раз на свадьбу, по осени самое то - свадебки играть, а без ведьмы плохая примета, а ну как чужой колдун придет, и что? Он и порчу кинуть может.
Прошлась она и по лесу - посмотрела, какие травки где растут. Сейчас они уже в дело не пойдут, конечно, не та пора, но это не важно - свои есть, правильные. А вот каких нет в лесу, те сажать нужно. Когда как у обычных хозяек чесночок на подоконнике рос, у ведьмы мята, свадебный цвет да душистые васильки.
Туманник на время затих. Вея оставляла ему еду и питье на чердаке, иногда он даже ел, но в дом больше не просился и двери не царапал. Одеяло не загадил, на диво, видно приглянулось ему. Ведьма его прогревала на печи, да так чтобы едва можно было голой рукой коснуться, чтобы не остыло к ночи.
Диво, но она не ждала от этого ничего. Вея не думала, что туманник раскается и ради её еды перестанет пытаться полакомиться уже ею, просто мелькала вечером мысль "что-то холодно сегодня" или "сварила слишком много, не выбрасывать же". Да и одиноко было. Домовой ночью выходил, днем всё за печкой отсыпался, а тут живая душа на чердаке. Ну, может не совсем живая, и может даже не душа, только все равно как-то легче становилось. А нечисти Вея не боялась, даже той, какую надо бы. Привыкла просто, так же не боится охотник, встретив в лесу кабана. Он знает, что с ним делать - поэтому страх придет, только если с пустыми руками будет, а кабан выйдет позади него в поле. Да и там были варианты.
В общем, такая молчаливая гармония вполне устраивала Вею, но, как оказалось, только её.
В ту ночь Вея легла поздно. Замешивала травки, чтобы томить в печи ночь - на утро будет хороший настой, можно принести аж в три избы. А это дровишки, свои как-то уже кончались.
Она только начала проваливаться в сон, когда на улице пронзительно закричал ребенок. Визг, захлебывающийся, исступленный и испуганный хлестнул по ушам и буквально столкнул ведьму с полатей, свалив на пол. Схватив шаль, подвернувшуюся под руку, как была, в ночной рубахе, босая, Вея побежала к двери.
Домовой быстрой тенью скользнул наперерез, больно ударившись в лодыжку. Не удержав равновесие, ведьма полетела на пол, перекатившись, отбивая плечами бой по деревянным доскам, и остановилась у лавки, впившись в неё бедром.
- Сдурел что ли? - взвыла она, поднимаясь и приложившись затылком, напоследок.
И тут поняла.
Какой ребенок такой поздней ночью, в деревне близ леса, где хозяин - туманник?
В груди похолодело так сильно, что никакая шаль не спасёт. Вея поднялась и посмотрела на руки - они дрожали.
Она почти открыла дверь. Если бы не дедушка, то быть ей сегодня закуской.
Крик оборвался, и в дверь, впервые за долгое время, сильно ударилось тело. Будто проверяя, не замерла ли она на пороге, нельзя ли выбить щеколду.
- Углы ещё пометь, - неожиданно рявкнула Вея, испуганная и раздосадованная из-за своей глупости. - И так: спать не даешь, двери царапаешь. На то тебя только и хватает, что ложным криком шугать!
Выпалила и замерла, не мигая на дверь посматривая. Слово словом, сила силой, но туманника злить - то ещё дело.
- Я лучше тебя помечу, - низкий рык прокатился и ударился в лицо, как наяву пахнув лесным зверем. Скрипнули доски на крыльце под крупной лапой, и туманник ушел. Даже на чердак не заглянул - осерчал.
Миски Вея с чердака убрала, одеяло решила не трогать. Но на том решила: всё.
Не для того ли она из дома ушла, чтобы нечисть приманивать, только чтобы в доме был кто. Хватит, пора самой жить. А то не то что благодарности не получишь, сама доверишься и потечет кровушка ведьмина. А там и дедушка-домовой сгинет, кто его забрать-то догадается? Да и не пойдет он с чужими людьми, а без них истает один, в пустом доме.
Когда Вея об этом думала, на глаза наворачивались непрошеные слёзы. И непонятно, то ли домового живого здорового жалко было, то ли ещё почему.
Начинало холодать, и Вея в очередной раз подумала, что поспешила, въезжая в новый дом осенью. Морозец всё чаще прихватывал поутру двери, медленно запуская тонкие нити и вглубь небольшой избы. Чтобы протопить хорошенько, дров не хватало, и Вея перебралась с полатей под потолком на небольшие, на самой печи. Вечером на них было почти нестерпимо жарко, но к утру оставалось хоть какое-то тепло, не то что на вторых.
Пошли простуды, детские, в основном, и Вея хорошо жила за счет притирок и мазей, но она знала - скоро у людей кончится лишняя еда, которую можно отнести за лекарство, и что ей тогда делать? В других деревнях о ней пока не знали, да и из-за туманника у этой деревни явно плохая молва. Ей только о том не сказали.
Она стала частенько выбираться в лес, чтобы до снега дровишек накопить. Самой таскать их было непривычно, но что поделаешь - жить-то как-то нужно. Не сразу, но поленница заполнялась, а с тем и жить можно. Вместо дров брала за работу крупой, мукой, медом, репой, грибочками сушеными да солеными, и так медленно копились запасы в подполе. Негусто, сытно жить не получится, но хоть как-то, уже хорошо.
А потом и весна скоро. Мать уже наверняка знает, в какой она деревне - Вея передавала весточку, весной брата с гостинцами пришлёт, тот и теста кусочек привезет, чтобы можно самой уже блины да хлеб ладить. Хорошо будет.
Вот и в тот день собралась Вея грибов посмотреть в лесу, да дровишек набрать, открыла дверь, и нос к носу почитай, с мужиком столкнулась.
Он стоял с занесенной рукой, явно намереваясь постучать, и теперь смотрел на Вею с легким недоумением, мол, как ты узнала-то?
- Ой, - растерялась ведьма. - Утра доброго.
- И тебе, хозяйка, - мужик опустил руку. - И правду говорят, ведьма тут поселилась, только зайти хотел - сама выходит.
Вея рассмеялась, мотнув головой:
- Да я в лес хотела, чего надо-то?
Мужик выглядел хорошо - лучше, чем другие из деревни. Одёжка добротная, лицо здоровее, опять же. Одет как охотник, будто только из леса вышел. Вея подумала, что приехал откуда-то, наверное. И почти не ошиблась.
- Дык это, меня осенью-то не было, батраком нанимался. Только и вернулся, а мне баят, что ведьма поселилась. А я ж по лесу хожу, мне силки заговорить надобно, самого себя от зверя, вот и того... пришел свидеться, значится. - Говорит, а сам многозначительно по тряпке меховой на боку похлопывает. Присмотрелась Вея и охнула про себя - да то не тряпка, а косой был. Не перелинял к зиме до конца, лапы белые, а сверху бурый ещё.
С охотниками ведьмы предпочитали дружить. И им польза, и ведьмам свежее мясо к обеду. К тому же, что им делить - и те и те почти лесные.
- Заходи тогда, что на пороге стоять. Я боярышника с малиновым листом настояла, будешь?
- Буду, отчего нет, - оживился охотник, заходя вслед за Веей в дом.
Охотника звали Заруба, он вернулся только недавно и теперь чаще ходил по лесу, вспоминал тропки, силки ставил, зачастую и ночевал. На взволнованный взгляд Веи только отмахнулся, мол, у меня там землянка есть - туда не суется никто. А зачем? Он с лесом и его хозяином не воюет, и с ним никто не в ссоре. А коли не верит Вея, так он может ту землянку показать - ни следов там, ни когтей. Видно по ней, что даже коль не запирай - одно безопасно. Со зверями оно иногда лучше бывает, чем с теми же людьми, там ни татя, ни соседа барагозящего не будет.
Вея знала таких охотников. Они любили лес. А иные и вовсе уходили туда насовсем, становясь его частью. И что-то отдавалось в душе на эти рассказы.
Ну, иль на прищуренные зеленые глаза Зарубы, что уж греха таить. Смотрели так, что мураши по спине бежали, и то у ведьмы - а ей в глаза не любой мужик посмотреть мог.
В тот день Заруба оставил зайца, обещал ещё заглянуть, уже за мазью греющей, и за словом для силков.
При нем Вея никогда слово не говорила - не любила, чтобы под руку кто-то дышал, а то отвлечется и всё насмарку. Просила, чтобы оставил всё, что нужно, а потом забрал.
Приходил Заруба всегда по утру, на лавке то час, то пару засиживаясь, о себе рассказывая да о ведьме спрашивая. И всегда с гостинцами - то птичку принесёт, то мёда туесок, то травку редкую. Да всё землянку звал посмотреть, баял, что тихо в лесу, морозно, а внутри печка хоть и маленькая, но греет хорошо.
Нет-нет, а проскакивала мысль у Веи: "А может и правда? Что я берегу-то, кому нужна?". И розовели щеки, и улыбался Заруба радостно.
Только в один день староста спугнул разговор их задушевный. Мялся на пороге, носом шмыгал - простыл намедни, как раз за мазью пришел медовой, чтоб в грудину втирать.
- Проходи, - махнула рукой Вея. - У меня сбитень стоит, горячий ещё, с ягодками.
Староста глянул в дом и поежился, головой мотнул:
- Нет, давай уж мазюку, пойду. Баба моя тебе яек принесет к вечеру, добро?
- Добро, - пожала плечами Вея. Староста не врал - если сказал, что принесет, значит принесет. Он не любил сам подарки таскать, хотел, чтобы остальные уважали, думали, что ведьма просто так его лечит.
Вея отдала ему плошку, плотно завязанную тканью. Староста поблагодарил, и хмыкнул уважительно:
- А эко вы ловко с хозяином нашим подружились.
Ведьма поморщила нос. Туманник не показывался почти месяц, почитай с того случая, но она и не надеялась, что он про неё забыл.
- Ну, как подружилась. Ночью-то все равно лучше дома сидите.
- Обижаете, - нахмурился староста. - Мы чай тут не первый год живем, знаем. Я ж не про то вам, а про то, что всё ж никто из наших с ним чаи-то раньше не распивал.
Вея открыла было рот, чтобы переспросить, да так и замерла. Улыбнулась кривенько, плечиками пожала, мол "ну, как-то так вышло".
Она проводила старосту из сеней и вернулась к столу на негнущихся ногах. Вея медленно моргнула и твердо сказала себе, что сейчас - как никогда, - нужно держать лицо.
Она повернулась к Зарубе и вздохнула, по матерински, с тихим осуждением:
- Землянка у тебя там, говоришь.
Он не стал притворяться.
Туманники не могут оборачиваться днем, но ему это было и не нужно. В расползшихся уголках губ, в хищном прищуре и блеснувших от смеха зубах был зверь. Он сквозил в нем настолько ярко, что Вея никак не могла взять в толк, как не видела этого раньше.
- А что, - усмехнулся туманник. - Не соврал, есть там землянка. От одного из охотничков осталась.
Он демонстративно провел языком по губе, будто слизывая оставшуюся крупинку после сытного обеда.
Ведьма прищурилась и сама. На поясе у неё висел маленький ножичек, и он казался игрушечным, в сравнении с охотничьим ножом. Да только вот она не боялась.
Женщина почти всегда уступает мужчине в силе, но только не тогда, когда готова биться насмерть.
Туманник смерил взглядом её руку, потянувшуюся к поясу, и хмыкнул:
- Ну, что ж. Пора мне, уж не серчай, хозяйка, - он поднялся. Вея не спешила. Она боялась, что стоит ей пошевелиться, как растает вся злость, уйдет воля, поднявшаяся в груди. Останется только дикая и жгучая обида, которая клокотала в горле и вырваться грозила в отчаянном крике.
Так и сидела, пока он не ушел.
Сени проверила - нет ли его, но всё было пусто.
Закрыв двери, села на лавку ведьма, и расплакалась горько.
Землянку посмотреть хотела, дурочка, думала, позарился на неё охотник приезжий, зайцев носит, травки, понравиться хочет.
А оказалось-то, и тут дар виноват - не целовать он её хотел в уста сахарные, а закрыть в той же землянке, пока ночь не опустится, а потом полакомиться отпуском своим от селян, раз отпуск сам дверь не открывает и к нему не выходит.
Она ждала, что он объявится ночью, но было тихо. Перед дверью поутру тоже не было никого.
Туманник объявился в лесу. Вея не могла не ходить туда - ей нужны были дрова, поздние ягоды, грибы, опять же. Иные только к зиме спеют.
Так, разогнувшись с туеском, она его и увидела. Туманник стоял поодаль, небрежно облокотившись о ствол изящной березы, уже сбросившей листья и казавшейся беззащитной тонкой девой рядом со зверем. Вея себя такой не чувствовала. Смерив Зарубу долгим взглядом, она продолжила собирать ягоды, посматривая иногда. Но тот не двигался с места. Ближе не подходил, ничего не говорил, но и в покое её не оставлял - тенью следуя по лесу, а если ловил её взгляд, то ухмылялся гадко. Мол, собирай-собирай в моем хозяйстве урожай, а я потом свою плату-то возьму.
Вея не сомневалась, что он попытается. Но не ходить в лес для неё - значит умереть. И так зима уже на носу, пару раз уже сыпалась холодная мука с неба, припорошив поутру деревья. Днем стаяло всё, конечно, но скоро не стает. Останется лежать вначале тонкой простынёй, а потом и одеялом пуховым.
С тех пор так и повадилось. Только ведьма в лес, нет-нет, да мелькнет за деревьями силуэт знакомый. Ждал, пока привыкнет к нему ведьма, пока замечать перестанет. Уж что-что, а ждать нечисть умеет, у них почитай времени-то на порядок больше, чем у любого человека.
Туманник подошел через пару недель, когда она уж домой собиралась. Темнело теперича рано, вот и торопилась ведьма. Он уж у самого дома поймал.
Скинула она с плеча вязанку и положила руку на пояс, чтобы знал - просто так стоять не будет.
Заруба фыркнул, глянул сверху вниз, и косого за уши протянул. Процедил с ухмылкой:
- Приготовь мне.
Растерялась ведьма, взяла зайца, как завороженная, и тут слова его дошли. С опозданием, да хоть так.
Вспыхнули щеки, захлестнуло возмущение. Её - ведьму, все мужики в деревне уважали, а бабы так и вовсе расшаркивались. Дома-то плевались, но дома пусть, а так, чтобы в глаза приказы отвешивать. Не бывать такому, хоть бы и хозяину леса. Она-то не лес!
Схватила она косого за уши покрепче, да как огреет Зарубу прямо по роже его наглой. Тот только и успел, что руку подставить. О ноже забыла совсем, так раздосадовала.
- Приготовь ему, - фыркала ведьма, зайцем нечисть охаживая. - Бегу прямо, упала уж три раза, так спешила.
- Так это, осторожнее беги, раз падаешь, - отозвался Заруба странным, перехваченным голосом, и Вея поняла, что он... хохочет.
Отпрыгнул туманник, лицо раскраснелось, на глаза аж слеза навернулась, зубы скалит весело. И только замахнулась Вея косым, чтобы ему вдогонку кинуть, так и сам не хуже зайца ускакал, то бочком, то гарцуя аки конь городской, дружинный.
Так и оставил её у дверей, с зайцем. Вот и думай, то ли дурак, то ли ещё что.
А косой вкусный оказался, жирный, будто летний. И шкурка как раз на воротник сгодилась - прошлую-то Вея на одеяло выменяла. Хорошее, лоскутное. Вея и сама ткать умела, конечно - кто из деревенских не умел, но то долго, и не было у неё ничего для этого, а холод подбирался уже сейчас, и других забот было в достатке.
Так что, когда Заруба появился на следующий день, то ведьма не пожалела уж, положила каши с мясом. От него мясо, от неё каша и печка, всё честно.
Холодало. Снег уже не таял, мягко покрывая дороги. Потихоньку готовили сани, мужчины подыскивали древесину в лесу, чтобы было чем заняться, и на ярмарку с чем съездить. Женщины трепали лён и коноплю. У Веи тоже было заготовлено, как без этого. Лета Вея не застала, как и сбора, но помогала на просушке, так что что-то да перепало.
К тому же в этом доме осталось веретено - будет чем заняться зимой. Прялка только простая совсем была, ручная. Своя-то дома осталась, тяжелая она - с собой тащить.
Туманник появлялся регулярно, раз-два в неделю, не с пустыми руками. То птичку какую принесет, то зайца. Шкурки Вея относила дубильщику, и тот только диву давался, какие холёные.
Ведьма спросила Зарубу однажды, зачем он это делает, но тот только плечами пожал. Сказал, что ведьма - одна такая смелая, что нечисть в дом может пустить, а горячей еды зимой всем охота.
Не поверила Вея, но и прогонять не стала. Без дичи ей зимой совсем тяжко было бы, да и шуметь на чердаке и ночью за дверь выманивать Заруба прекратил.
Прознав про её гостя, деревенские стали заходить реже, только если совсем припрет. Боялись.
Так постепенно и сложилось, что к концу недели Заруба никогда не приходил, и в те же дни у дома Веи люд аж толпился. То одно им, то другое.
Немудрёно, за пряжей, у печи, в лесу и в заботах, прошла зима. Оглядываясь назад, Вея понимала, что если бы не туманник - сгинула бы, как есть сгинула. К концу зимы и каши-то поубавилось, а коль она только её ела бы, да без наваристого бульона?
"Неужто, привык он ко мне", - чудилось иногда. И нет-нет, да ёкало что-то в груди больно и страшно, потому как нельзя нечисти верить. А особливо нельзя себе верить, коли ты за нечисть додумываешь. Привык, как же. Держал свой откуп целым, чтобы буде возможность - полакомиться не костьми одними.
Пригрело солнышко, потекли первые ручейки в низину, пошла грязь по колено. А чуть подсохла, Вея знакомый оклик от калитки услыхала.
- Бают, ведьма тут поселилась, ох ясноглазая, вся в меня!
Выглянула она и рассмеялась. Так и есть - братик её младший стоит, Желан, коня придерживает. Всегда егозой был, на месте ни минутки усидеть не выходило. Вот, видать, мать и прислала, чтобы развеялся.
И не с пустыми руками пришел. Теста кислого принес, заботливо завернутого в мокрую тряпку - маминого, родного. Теперь и пироги, и блины печь можно, дай только муки ещё замешать, и подождать немного. Ещё ложек резных - сам делал, диво какие красивые, братину, и оберегов деревянных. Что-то Вея думала себе оставить, что-то на пару курей сменять, может и на петушка молодого хватит. Хлев-то у дома стоял.
Хотел, говорит, и прялку её привезти, но конь заупрямился. Тяжелая она, неудобная - это телегу брать надо, а с телегой у него плохо выходило.
Рассказал, что у матери хорошо всё, за зиму не болел даже никто. Сестра уж четвертого родила, муж на неё не нарадуется, на руках носит. Да и сам Желан засматриваться на молодок стал, только вот понять пока не мог, какая ему по сердцу, а какая просто голову по весне кружит.
И радостно это Вее слушать, и грустно. Будто у них - есть жизнь, есть что-то впереди, а у неё - нет.
Мать тоже ведьмой была с детства, ей прабабушка перед смертью передала. Говорила, что плакала, глядя, как других девчонок гулять зовут, а от неё шарахаются как от чумной. А потом смирилась. Сказала, что одной оно тоже неплохо. А мужик, мужика и найти можно.
Так и вышло, что три ребенка - и все от разных отцов. Не сказать, чтобы её за это в деревне больше любить стали, но особо и не порицали. Дело такое, без рук дома тяжко, все понимают.
Вея же так не могла. Всё чудилось, что найдется тот, кто по сердцу придется, и кто не посмотрит на то, что она особняком от других стоит. Да только годы шли, из молодухи она уже стала перестарком, а молодца всё не было.
По весне она уже не так топила печь как зимой, ей жаркий воздух тяжелым казался, пусть лучше к утру рука за одеялом потянется, чем засыпать дыша через раз. Желан же другим был, того будто своя молодая кровь не грела, всегда в самом теплом месте засыпал. Вот и сейчас - полезла Вея на верхние полати, а Желан на печных устроился. И чуть не слетел с них, когда в дверь кто-то стучать начал. Сильно стучал, звучно, будто пожар где.
Бросился он открывать, но Вея настороже была.
- Стой-ка. Спроси кто, для начала.
- А то сама не знаешь! А ну открывай! - рявкнули из-за двери, уловив чутким ухом негромкий голос. Даже если б ведьма не узнала говор, все равно бы догадалась. Но он даже не прятался.
Ведьма аж на локтях приподнялась, на дверь изумленно глядючи.
- Заруба, что случилось с тобой, друг мой лесной. Не открою я, сам же знаешь. И слово моё держит, силой не пройдешь.
- А это я сейчас проверю! - пообещал туманник. И как грохнет дверь, а потом ляду на чердаке. И по самим доскам прошелся, и ставни потрепал, даже в трубу нос сунуть пытался, да там жарко было - недавно только огонь горел.
Что-то в этом было нехорошее. Недобрым веяло - то тихий-тихий, а как только поживы побольше собралось, так что, всё, голод проснулся?
- Кто это? - брат у неё силой не обладал, и боялся нечисти как маленький совсем. Даже домовой ему не показывался. Так что опасалась ему Вея про туманника рассказывать. О том, кто это - брат знал, мать им всем вместе рассказывала. И ей совсем не хотелось, чтобы он гнал коня без продыху с самого утра. И так успеет, даже если торопиться не будет, а останавливаться он не собирался. Она припугнет утром, конечно, чтобы не отвлекался на ягодку какую, но не туманником же.
- Ты спи, - она махнула рукой как можно беспечнее. - Ничего он тебе не сделает, так, попугать решил. Только помни, до утра дверь не открывай. Примета плохая. А как солнце взойдет - можно.
На чердаке рыкнули, но туманник затих. Вея долго не спала, вглядываясь в ляду и ожидая следующей попытки, но её всё не было. И только утром она поняла, почему.
Дверь загрохотала, только рассвело. Желан уже оделся, по избе ходил - собирался, а Вея на полатях нежилась. Она любила полежать чуть подольше, когда нет мужика да детей, можно. Ей-то мало что нужно.
Она кивнула, когда брат кинул на неё испуганный взгляд, и он открыл дверь.
Заруба влетел в избу, почти отшвырнув Желана. Хищно повел носом, нашел взглядом Вею и взлетел к ней по лесенке. Смотрел на неё пару секунд, и рявкнул, почти как ночью злобно:
- А этот где спал?
- Ты болезный что ли? - Моргнула Вея испуганно, и под одеяло спряталась. Рубашка-то на ней только нижняя, спальная. - На печных полатях. И вообще, кыш отсюда, одеться мне надо!
Мотнул головой Заруба, но слез. И даже во двор вышел, но в лес не убежал - когда Вея провожать брата вышла, всё там был.
- Познакомьтесь, - фыркнула ведьма. - Это брат мой, Желан. А это Заруба. Охотник он местный. И дурак немножко.
- Сестрёнка, ты бы хоть сказала, что мужика себе нашла, - смущенно буркнул Желан. - А то я даже не свиделся.
- Да какого...- начала было Вея, но Заруба её прервал:
- Нашла-нашла, - он протянул руку, но не стал ждать, когда Желан её пожмет. Только лишь тот поднял свою, сразу клещом вцепился. Вперед подался, с прищуром:
- А ты какой дорогой поедешь, мил человек? А то у нас тут... подмывает некоторые.
- Никакой, по воздуху полетит, - осерчала Вея, видя, к чему Заруба ведёт, да как хлопнет его. Хотела по пояснице, да не рассчитала - чуть ниже рука пошла. Зато туманник растерялся и Желана выпустил. - Чего прицепился?
Отвела Вея братца в сторону, сказала, чтобы не отвлекался в пути. На Зарубу покосилась недобро, но ворчать не стала. А ну как оговорится, так и братца испугать недолго.
Дала Желану туесок с едой в дорогу, отправила. Только тогда к туманнику обернулась.
- Брат что ль твой? - фырчит нечисть, носом ведет. - То-то чую запах у вас похожий.
- Брат. Младшенький. Ты чего ночью устроил? Почто Желана пугал?
- А это чтобы не развелось вас тут, - фыркнул Заруба. - А то налетит ведьминого племени, никакого житья от вас нету.
Долго ведьма стояла, ему вслед глядя, а потом махнула рукой и в избу пошла. Какая разница, почему он очередную дурость творит. Пока за Желаном не бежит - всё хлеб.
Весь день от Зарубы ни слуху, ни духу. Ведьма уж забыть успела, что он с утра вытворил, спать готовилась, когда услышала протяжный скрип на крыльце.
- Заруба, ты чтоль? - крикнула, сонно лицо потирая и зябко ёжась - хотелось уже залезть на полати поскорее.
- Я, - согласился голос. - Спросить хотел, есть что брату-то передать. А то я с ним сегодня сви-ижусь.