Сухов Тимофей Вячеславович : другие произведения.

Как я ездил в Чечню

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 7.66*9  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Эти рассказы о том, как самый обыкновенный, ни чем не отличающийся от других солдат, ездил в республику Чечня, наводить там, якобы, "конституционный порядок". Конфликт, горячая точка, кампания, как только не называли. И только по прошествии многих лет это назовут - войной... Я попытался отразить быт солдат, "подготовку и снабжение" нашей армии. Неумение воевать, но в тоже время уметь приспосабливаться к простым элементарным вещам. Умение погибнуть, не дожив до первого боя. Считать каждый день до окончания командировки и бросить, поняв, что менять нас там никто не собирается. Позор и предательства - эти два слова будут долго витать в самом воздухе первой Чеченской кампании. Захватить Грозный за два часа? Ввести танки в центр города! Да любой здравомыслящий солдат вам скажет, - что это бред, но не генерал Грачёв. Бросить в пекло молоденьких ребят и отказаться от них, может только - предатель.
  
  
  Всем, не вернувшимся оттуда, посвящается
  
  
  
  
  
  
  Эти рассказы о том, как самый обыкновенный, ни чем не отличающийся от других солдат, ездил в республику Чечня, наводить там, якобы, "конституционный порядок". Конфликт, горячая точка, кампания, как только не называли. И только по прошествии многих лет это назовут - войной...
  Я попытался отразить быт солдат, "подготовку и снабжение" нашей армии. Неумение воевать, но в тоже время уметь приспосабливаться к простым элементарным вещам. Умение погибнуть, не дожив до первого боя. Считать каждый день до окончания командировки и бросить, поняв, что менять нас там никто не собирается.
  Позор и предательства - эти два слова будут долго витать в самом воздухе первой Чеченской кампании.
  Захватить Грозный за два часа? Ввести танки в центр города! Да любой здравомыслящий солдат вам скажет, - что это бред, но не генерал Грачёв. Бросить в пекло молоденьких ребят и отказаться от них, может только - предатель.
  
  
  
  
  
  
  
  "Великая стена"
  
   До НАТОвских сухпайков "Комбат 1", "Комбат 2", "Комбат 3" еще не дошло - они были позже. И как бы это непатриотично звучало, они были лучше наших армейских сухарей и тушенок.
   Разнообразие супов, вторых блюд, концентратов, был в наличии джем, сливки, непромокаемые спички, в конце концов, сухое горючее - чтобы все это дело подогреть. Бывалые офицеры даже говорили, в них должны быть презервативы. Но в нашем случае, к нашему разочарованию, они отсутствовали...
   Верхние полки в купе офицеров были сплошь забиты буханками черного хлеба, запасенного еще в Твери. Ящики и коробки с тушенкой и сгущенкой были даже в тамбуре (под пристальным вниманием офицеров).
   Поезд в Дагестан двигался очень и очень медленно. Только на узловой станции "Червлённая", мы простояли почти неделю. Развернуть полевую кухню в таких условиях было, конечно, невозможно.
   Наш рацион был очень прост. Утром чай с хлебом, в обед тушенка, с ярким названием на банке "Великая стена", вечером хлеб с чаем. Кстати, банку выдавали на два человека.
  Я хорошо помню тот день, когда мы с Лёхой с наслаждением открывали эту тушенку.
  Как всегда ловким движением штык-ножа вспороли крышку. Аромат душистых специй ударил в нос. Сначала нюхали, потом глотали слюнки. Решено было есть по очереди, визуально разделили банку невидимой чертой пополам.
  Я первым вставил ложку в банку и к моему удивлению она во что-то уперлась. Наше удивление переросло в разочарование, когда ножом был поддет огромный, на всю банку мосёл.
   И, как всегда, смех чужому горю из соседнего купе. Остатки бульона были вылизаны черствым хлебом, хрящ и банка с ненавистью выкинуты в окно.
   С тех пор я очень настороженно отношусь к любым тушенкам, особенно к "Великой стене"...
  
  
  
  
  Окопы
  
  - Копать здесь, - капитан Дозморов указал пальцем туда, где нам впервые надо было выкопать окоп. И мы выкопали, как могли, в затылок друг другу. Ну, зелёные еще были, учились только воевать, учились...
  Зато потом, какие мы их только не копали. С бруствером и удобными секторами обстрела, с натянутым сверху тентом, чтобы головку не напекло, со стороны посмотришь на это дело - куст кустом. С длинными удобными переходами-траншеями в полный рост. С удобными выемками в земле под магазины и котелок. Импровизированными площадками для сидения, чтобы покемарить - не без этого, конечно.
  Закапывали бэторы - башни не видать. А ров под двухъярусные палатки рыли так, что без помощи товарища сверху - не вылезть. Сколько тогда я перелопатил этой земли? - тонны.
  И спасибо тебе земля-матушка, что нас тогда уберегла...
  
  
  
  
  Собака
  
   Жара. От жары нет спасения, даже в тени. Броник одет прямо на голое тело. Июль месяц в Дагестане очень жаркий. Я снова дежурю на КПП. Осуществляем пропускной режим на сопку. Сонное обеденное время...
   В метрах двухстах у дороги замечаю собаку, серую, как дорожная пыль. Она стоит ко мне своим правым боком, нюхает раскаленный воздух. Долго наблюдаю за ней. Она стоит неподвижно, порой мне кажется, что эта вовсе не собака, но нет, вот она снова поднимает голову, ловит воздух.
  В голову приходит мысль, а ведь хорошая мишень? Попасть в собаку с такой дистанции для меня раз плюнуть. Прицеливаюсь, делаю выстрел, фонтанчик пыли взметается между ее ног. Она выходит из оцепенения, вертит головой, не почуяв опасности, продолжает стоять. Пробую второй выстрел и снова фонтанчик и мимо. Она не дожидается третьего выстрела, все-таки почувствовала неладное, убегает.
  Сейчас анализируя то время, часто вспоминаю, а ведь хорошо, что промахнулся. Одной жертвой в этой войне меньше.
  
  
  
  
  Тверской
  
   Закончилось наше дневное дежурство. Мы цепочкой друг за другом двигаемся к вершине нашей сопки. Жара еще не спала, и я плетусь в конце. Уже показались окопы и поднятые вверх стволы самоходок, бригаду которых мы охраняем на этой высоте. Вчера случайно, к своей радости, обнаружил среди них своего зёму, кажется, из Краснотурьинска. До окопов остается с десяток метров, и я принимаю решение сократить свой путь и срезать по диагонали в сторону первой САУ. Через несколько метров ногой цепляю незаметную в траве натянутую тонкую проволоку. Вздрагиваю от резкого свиста сзади, оглядываюсь на звук и вижу взметнувшиеся вверх, друг за другом, сигнальные ракеты.
   Ругаясь на ходу, меняю направление к нашей еле заметной тропе. В голове вертится мысль, кому пришло в голову устанавливать сигнальные мины так близко? Краем глаза вижу, что ко мне уже бегут с ближайших окопов. Ну, думаю, влип. Мои объяснения никто не слушает, хватают меня под локотки и ведут в направление своих палаток. Мне вежливо объясняют, что у них свой приказ, задерживать всех. Я не сопротивляюсь, смешно, конечно, мы их охраняем, а они... короче, будь что будет.
  Останавливаемся возле офицерской палатки. Обо мне докладывают мои конвоиры и жестом приглашают войти. Я откидываю полы брезента и оказываюсь перед шикарно накрытым столом с офицерами.
  Ищу глазами старшего по званию, чтобы отдать честь и начать свои объяснения, как меня останавливает бородатый дядька, сидящий в центре, одним только вопросом:
  - Тверской?
  Я быстро киваю, отвечая:
  - Тверской.
  Вижу нескрываемые улыбки других офицеров.
  Бородатый небрежно машет в сторону выхода:
  - Свободен.
  Я с облегчением быстро покидаю палатку. На выходе меня уже никто не ждет. Странные эти самоходчики. Нельзя же так тупо выполнять все приказы.
  
  
  
  
  Туман
  
   Таких туманов я не видел никогда.
   Конец сентября был дождливый. Туча, словно имеет интеллект, цепляется за нашу сопку и не уходит неделями.
  Вокруг палаток неимоверная грязь. Вся поверхность истоптана солдатскими сапогами.
  Иногда создается впечатление какой-то нереальности, словно мы на острове. Куда ни глянь - туман. Туман, словно молоко, вытягиваешь руку, и она пропадает, лицо обволакивает этой субстанцией.
  После дежурства в палатке не раздеваемся, спим прямо в одежде. Если снимешь - утром не одеть - мокрая, хоть выжимай. Не помогает даже самодельная печка, сделанная из бочки.
  В сильные туманы ставим посты и вокруг палатки. Офицеры пугают, говорят, что в такую погоду перерезать нас - раз плюнуть. Мы, простодушные, верим.
  В редкие прояснения в оптику наблюдаю за аулом, который расположен между двух сопок. Удивляюсь, как люди умеют выбирать место для жилья? Там всегда светит солнце.
  
  
  
  
  Первый обстрел
  
   Их было всего пять. Один снаряд лег в ста метрах от нашей палатки, к которой я как раз шел. От мощной взрывной волны сжалась грудная клетка, я упал на землю, комья грязи и осколки сыпались на голову. Дозморов, наш командир взвода, орал нам:
  - В палатку, пацаны, в палатку быстро!
  Я кубарем свалился по земляным ступенькам вовнутрь, добрался до самодельной пирамиды с оружием, стал зачем-то искать автомат. От второго взрыва посекло купол палатки, сквозь рваные дыры стало виднеться синева неба. В голове пронеслась мысль, хорошо, что мы вкопались так глубоко. Неожиданно приходит другая страшная мысль, а если прямое попадание?! Нас тут двадцать человек, всех накроет - братская могила.
   Следующие три ухнули левее от нас, там, где стояла первая рота и санчасть.
   Все закончилось неожиданно, шестого выстрела не последовало. Мы молча выползли из нашего убежища, воронки из-под снарядов еще дымились. Неподалеку я нашел осколок, теплый еще, с острыми краями и с какой-то маркировкой. Крутил в руках, хотел оставить, товарищи отсоветовали - плохая примета.
  Этот первый наш обстрел прошел без потерь, погиб лишь "УАЗик" (буханка), с красным крестом на борту, прямым попаданием его разнесло в клочья. В санчасти по этому инциденту сильно не расстроились, стоял все равно без надобности.
   В дальнейшем стрелявший по нам танк вычислили и подбили, как и белую "волгу" (корректировщика), она как раз за пять минут до обстрела всегда появлялась на соседней сопке.
  
  
  
  
  Подарки
  
   Я помню их два - от Ельцина и от Грачёва. От первого радио, от второго - два года.
   В честь какого праздника подарили нам этот радиоприемник, я уже не помню, но было это в Дагестане в 1995 году. Их выдали всем, белые такие, маленькие, влезали в карман, и даже с батарейками. Таскали мы их повсюду, довольные крутили настройку, пытались что-то поймать, но кроме шума и треска он почти ничего не выдавал. Этот треск и слабо пробивавшуюся мелодию было слышно и в палатках и на позициях. Все было хорошо, пока не сели батарейки.
   В ту ночь мы как раз заступили в ночное дежурство. До двух ночи с Лёхой было переговорено буквально все и даже то, что и в прошлые дежурства. В окопе темно, душно, догорает сигарета с оправдываемым названием "Дымок", которая служит нам спичками, так как с этим тоже напряженка. Я предлагаю Лёхе кемарить по очереди. Час он, час я. Он соглашается. С двух до трех мое дежурство проходит нормально, встречаю и провожаю проверяющего офицера. В три меняемся. Я прислоняюсь к стенке окопа и быстро засыпаю, благо с этим у нас все в порядке.
   Проснулся я от удара прикладом в спину, поворачиваю голову с сонными глазами на свет фонарика, он ярким лучом направлен мне прямо в лицо. Оглядываюсь в сторону Лехи, он, обхватив автомат, спит детским сном.
  - Спите, суки,- слышу голос офицера.
  Он с силой ударяет берцем по моему радиоприемнику, осколки деталей летят в окоп.
  - Это залёт, бойцы!
  Еще сказав что-то неприличное в адрес наших мам, он уходит.
   Наутро нас ждет отработка залёта. Сначала получаем от "дедов" удар кулаком в лоб, через подушку - "пробить лося" называется, затем до вечера копаем глубокую, никому не нужную, очередную яму, а в шесть вечера снова на позиции.
   Второй подарок нам выдали в Чечне в 1996 году, он оказался страшнее первого - это добавление к нашему сроку службы в полтора года еще полгода. За эту сильную обиду на бортах наших бэторов и "УРАЛов" красовались надписи - "Спасибо Паше за два года".
  Спасибо вам, ребята, за такие нужные тогда нам подарки...
  
  
  
  
  Мины
  
   Ехали на соседнюю сопку, на "Шишиге" (ГАЗ 66). Было нас человек десять. Душный дагестанский вечер. В машине хорошо - обдувает. Соседняя сопка тоже наша, там стоит первая рота нашего полка, переехали месяц назад. С какой целью едем? В общем, нам было все равно, никто и не спрашивал. Согласились сами, хоть какое-то развлечение.
   На очередном спуске мотор у нашей "Шишиги" глохнет, и мы какое-то расстояние катимся в тишине. Похоже, приехали.
  "Серый" - наш водила копается в моторе. Мы спрыгиваем, закуриваем.
  - Карбюратор не сосает? - издеваемся над Серым. Он ругается, машет на нас рукой. Курим сигарету за сигаретой. Кто-то уже интересуется, не взяли ли воду?
  Как и всегда на юге темнеет быстро. Радиостанции у нас нет, и что делать в таких случаях - хрен его знает...
   Прикидываем, сколько осталось и сколько отъехали. Недолго посовещавшись, принимаем решение, идти на свою сопку. Со злостью вспоминаем пропущенный зря ужин, с ненавистью пинаем колесо несчастной "Шишиги", и идем домой...
  Идем молча друг за другом, уже взошла луна. Кто-то начинает спрашивать, в какое время выехали? Пароль-то уже новый на сутки или старый? Выехали после шести, значит, новый.
   Прошли подъем и поворот, вроде знакомый, когда ехали, старался все примечать. Вырисовываются знакомые очертания нашей лысой сопки. Решаем идти не через КПП, а чуть срезать, сразу к своим палаткам.
   - Стой. Три.
  Отвечаем: "Пять". Пароль правильный, радуемся как дети. Бурно и весело нашим в окопе рассказываем о поломке... Нас прерывают словами:
  - Вы же, мудаки, сейчас шли по минам! Там вся "зелёнка" ими усеяна.
   К палаткам идём молча, ни про воду, ни про ужин уже никто не вспоминает. Только теперь до нас доходит, что же мы наделали?
  
  
  
  
  Бессмысленные потери
  
  В эту ночь я был старшим по радиосвязи на сопке. Моей задачей было каждые полчаса опрашивать по рации посты, выслушивать краткие доклады. Бывало иногда, вместо ответа, звучит неприятный гул и треск.
  - Смени аккумулятор. Слышится чей-то мудрый совет.
  Всё было спокойно, пока резко не ожила радиостанция, и я не услышал переговоры соседней сопки с одним из бэторов. Из этих радиопереговоров было ясно, что везут раненых.
  Нам было приказано незамедлительно пропустить две брони через нашу высоту в штаб, который находился в десяти километрах от нас. Невероятно, только сегодня часть нашей роты перебралась на новое место и уже есть раненые?
   Вдалеке показались мигающие огни. Шли наши машины с включенными левыми поворотниками - так мы отличали кто свой, кто чужой. Не замедляя ходу, они прошли мимо нашего КПП. И только на следующий день мы узнали причину этой глупой трагедии.
  Дежуривший на новой сопке капитан (забыл фамилию этого гада) был сильно пьян, и разводить бойцов по новым позициям решил не пешком, как это обычно принято, а верхом на броне. И это в темное время суток, без включенных огней, с неработающим, как всегда, прибором ночного видения, по незнакомой местности!
  Поздно заметили край оврага на склоне сопки. Машина повисла левыми передними колесами и упала на башню с шести метровой высоты, калеча всех, кто сидел наверху и внутри, и только одного Серёгу Горвата не спасли, придавило этой массой.
  Этот несчастный бэтор потом долго лежал там, напоминая место трагедии, грустно показывая нам свое гладкое брюхо. Через месяц его еле вытянули другим бэтором.
  Вот такие бессмысленные потери, кстати, не единственные на этой высоте. Через пару недель, когда мы уже туда основательно переехали, командир первой роты (она стояла на южном склоне) стал издевался над своими солдатами. Одного достал так, что тот не выдержал и всадил в него весь магазин. Хоронили в Твери, наверное, как героя! После этой истории и наши офицеры поостыли, все-таки у солдата оружие за спиной. Но квасить не перестали. И то, что говорят, война всех объединяет - не верьте - это кино.
  А в нашей трагической истории хотели обвинить водителя. Ну, кого еще?! Долго его возили в штаб и обратно, но все замяли, как всегда, и не такие там творились дела.
  Этот капитан потом приходил нас провожать, когда мы поехали уже во второй раз, в 1996 году, в Грозный. В купе вагона он, почему-то, именно мне изливал свою душу, наверное, чувствовал за собой вину, скотина. Я кивал, слушая его, а перед глазами стояла картина, как мы с Горватом сидим у палатки и трескаем подгоревшую кашу из одного котелка, он с любовью рассказывает мне о своей Москве. Вспоминаю вылазку за фруктами с ним. Упорно молчу, слушая вполуха его исповедь, стараясь не смотреть ему в глаза, мне все равно, что он там говорит и думает. Кстати, к этому времени он стал уже майором.
  Прошло много лет и вдруг, в интернете, случайно увидел запись с юбилея моей части, где промелькнул памятник локальным воинам. На нем я заметил фамилию Серёги Горвата. Не забыли. Хороший был парень...
  
  
  
  
  Лягушка
  
   Это случилось уже под вечер, когда приехал бэтор с бачками ужина. Мы шумно толкались, гремя котелками. Каждый хотел залезть без очереди или хотя бы не быть последним. Проморгаешь и останешься без ужина, обычная практика.
   Взрыв, и поднявшийся из зеленки сноп черного дыма, прогремел в трехстах метрах от нас. По характерному звуку и дыму мы безошибочно определили в нем ОЗМку. ОЗМ - осколочно заградительная мина, в простонародье - "лягушка". Если зацепишь - спасения нет.
  Особого значения не придали. Что тут такого - сработала мина, не ночью же.
   А причину взрыва мы узнали в пять утра, когда нас сонных и недовольных разбудили на построение. Перед строем лежала закрытая плащ-палатка. Андреев начал, как всегда, со слов о технике безопасности при обращении с гранатами и другими взрывчатыми вещами, о бессмысленных потерях, о нашей глупости и тупости. После недолгих нотаций развернули плащ-палатку.
   Их было двое. Это были наши старослужащие - "деды". Тела были сильно разворочены, кителей на них не было, кровь уже запеклась. У одного была разорвана грудная клетка. От многочисленных осколков не осталось живого места.
   Как выяснилось позже, они заступили на ночное дежурство. С какой целью они снимали мины, так никто и не понял, а их окоп был полностью завален снятыми минами ОЗМками. Саперы сказали, что попались они на двойной растяжке. И оставалось им до дембеля считанные недели...
  
  
  
  
  Лейтенант
  
   Он приехал уже под конец командировки, в сентябре месяце, средних лет, со смешной, чуть тучной, фигурой, всегда веселый и добрый.
   В одно из очередных ночных дежурств мне дали задание показать расположение постов на сопке. Он идет впереди, я за ним. В очередной раз вспыхивает ракетница, выпущенная нашими с позиций. Я автоматически приседаю, стараюсь не двигаться, жду, пока сядет выстрел. Он же продолжает идти.
  - Товарищ лейтенант, стойте!
  Он поворачивается, с удивлением смотрит на меня и мое положение.
  - Товарищ лейтенант, надо присесть, здесь работают снайперы. Пока ракетница не упала, надо подождать.
  Он понимающе кивает мне, приседает. Я смотрю на него, поражаюсь его незнанию элементарных вещей.
   Следующая встреча с ним произошла днем, когда он делал уже самостоятельный обход. Я толкаю Кашина, показывая на приближающего лейтенанта. Он подходит, задает привычный вопрос:
  - Как служба?
  Мы киваем, отвечаем:
  - Порядок.
  Он пристально вглядывается на соседнюю сопку, указывая туда рукой, и задает вопрос:
  - Парни, а там ведь люди?
  Мы смотрим и видим лишь мелкий кустарник, разбросанный по лысой сопке.
  - Это бараны, товарищ лейтенант, они там всегда пасутся, - шутит Кашин, подмигивая мне.
  Через час он нас снова донимает расспросами, мол, бараны-то не двигаются? Я пожимаю плечами, еле сдерживая смех. Кашин снова налегает на версию про баранов. В следующий обход он уже не задает никаких вопросов, все, наверное, уже понимает.
   Последний раз мы его видели собирающего какие-то ягоды, которые мы почему-то сами не ели. Он гордо нам показал наполненную пол-литровую банку с черно-фиолетовыми ягодами. На следующий день обход делал уже другой офицер. На наш вопрос о лейтенанте он ответил - увезли сегодня утром с какой-то кишечной инфекцией. И больше я его никогда не видел. Смешной был лейтенант...
  
  
  
  
  Жетон
  
   Их нам не выдали, как и всему тверскому батальону. Я вспоминаю часто "смертный медальон", который показывал мне отец. Даже во время Отечественной войны были капсулы для идентификации данных.
  В 1995 году у меня, как и у многих из нас, жетона не было. Я стал делать их сам. Из автоматного пенала был извлечен ключ-отвертка, а из броника боковая дюралюминиевая пластина. На ней я выбивал фамилию, номер военного билета, номер части и группу крови. А на другой стороне моим шиком была надпись на английском языке "Нет смерти".
  Сколько я их переделал тогда, не пересчитать. Заказывали даже офицеры, с них я брал две банки сгущенки и пачку сигарет.
  
  
  
  
  Доброе утро
  
   По дороге на сопку замечаем пыливший к нам бэтор. Я и Серёга Кашин - дневное дежурство на КПП. Наше КПП только так называется, на самом деле это мощная беседка из ящиков с песком от стреляных выстрелов "града", бригаду которых мы, кстати, и охраняем на этой высоте. Небольшой окоп, вырытый справа от нас, с установленным на бруствере пулеметом Калашникова. Поверх ящиков алюминиевая радарная антенна, куполом вверх, пробитая в нескольких местах и подаренная нам связистами. Из этого укрепления торчит трос, который Кашин то опускает, то поднимает, пропуская транспорт.
  Кашин, мой одногодка, он сержант, ко всему прочему он еще и зёма, что очень немаловажно в армии. Наши обязанности мы раскрепили так. Я спрашиваю, откуда транспорт, цель и кто старший машины, если она не наша. Он по проволочному телефону докладывает в штаб, ждем подтверждения, опускаем трос - проезжай. И так весь день. Машин за день мало, ежедневный АРС с водой, пару наших "УРАЛов", несколько бэторов ну и все, короче, все свои.
   В этот раз бэтор был не наш, без опознавательных знаков с бойцами на броне. На мой вопрос кто старший машины, бойцы почему-то заулыбались, а средних лет дядька ответил мне:
  - Полковник Чечель, внутренние войска.
  Я помню, что чуть растерялся, забыв по уставу ответить "Здравия желаю, товарищ полковник". Ляпнул то, что первое пришло на ум, под гогот всей машины.
  - Доброе утро, товарищ полковник.
   Вечером, после дежурства было построение. Старший лейтенант Андреев, наш ротный, начал речь с таких слов:
  - Утром приезжал к нам один полковник и на КПП один наш солдат его приветствовал словами "Доброе утро, товарищ полковник". Андреев повернул голову ко мне и добавил слова полковника: "Я готов был расцеловать этого бойца".
  И снова дружный смех всей роты.
   А ведь думал, что получу...
  
  
  
  
  Вылазка
  
  Конец жаркого лета. На проезжающем ежедневно АРСе через наше КПП, привозят фрукты. Говорят, их много в ауле Балансу, что расположен в пяти километрах от нашей высоты. Это тот самый аул, что по осени не бывает закутан плотным туманом.
  На склоне нашей сопки есть небольшая разрушенная и покинутая деревня. Крыши домов разбиты, каменные заборы развалены. Печальный вид брошенного жилья. Мысль о том, что там есть сады с фруктами и что там их видимо-невидимо, нам не дает покоя уже много времени.
  - Пропадают ведь фрукты, да и нет там никого, давно ведь брошена деревня! - спорили мы с Кашиным. Спорили очень часто и подолгу. Он высказывал свои "за и против" - я свои.
  В общем, после жарких споров, пришли к мнению, что попробовать стоит, но нужна разведка на наличие мин у склона горы, нужна тара, в конце концов.
  Дождавшись проверяющего офицера, благо, он днем обходил посты раз в два часа, стали готовиться к вылазке. Были вынуты надоевшие и абсолютно ненужные противогазы, кстати, очень удобные подсумки для переноски фруктов, как оказалось. Я вытащил переднюю и заднюю пластины из броника, его надел на голое тело. Решили идти налегке, взяли только по одному магазину.
  Через час после проверки и очередных глупых вопросов, лейтенант удаляется на соседние посты. Засекаем время и двигаем вниз по склону. Быстро переходим дорогу и втроем перелазим через еле живую каменную изгородь. Попадаем в чей-то, когда-то красивый, ухоженный сад. Здесь полное запустение, высоченная трава, покошенные строения, почти разрушенный дом без крыши.
  Я занимаю позицию у забора, держа оба направления дороги. Горват (еще живой тогда, через месяц на него упадет БТР) держит окна-глазницы дома. Лёхе главное задание, он трясет по очереди, то одно дерево, то другое. Слышно, как мягко падают фрукты в траву. В какой-то момент, краем глаза, замечаю, что Лёха трясет дерево, на котором вообще ничего нет, не плодоносное. Я подсвистываю, показывая ему вверх, он, не обращая внимания, продолжает теребить этот ствол. Тут мы с Горватом просто "выпали" над этой картиной. И смешно, и страшно одновременно. Ржать, конечно, некогда, собираем все, что Лёха героически натряс, и также быстро уходим.
  В очередной обход лейтенант косится на наши фрукты, бережно сложенные в окопе, как бы спрашивая - откуда. Мы уходим от ответа, довольные подмигиваем, угощаем его. Он не отказывается, тоже довольный уходит.
  
  
  
  
  Вши
  
   С ними я познакомился в конце лета в Дагестане. И не мог избавиться до конца командировки.
  В один из бесчисленных дней услышал возглас в палатке:
  - Пацаны, это что вши?
  Помню все начали задирать майки и каждый по-своему поражался своей находке. Я всегда считал себя чистоплотнее других и даже был уверен, что уж у меня-то их точно нет.
   Но, задрав майку на груди, я убедился, что и в этом вопросе я, как все.
   Я пристально разглядывал это насекомое, сидевшее нагло, почти без смущения, у меня на вывернутой одежде. Жирное, полупрозрачное, с красной точкой посередине. А больше всего поразило, что оно имеет еще и волоски. Не менее был удивлен и размерами этих существ.
   В основном они активизировались ночью, когда тело спало. А на утро мы были покрытыми красными точками-укусами.
  Ночи стали бессонее. Теперь-то я точно знал, почему я чешусь во сне, что это не пресловутая грязь, как мы думали.
   Боролись по-разному. Кто давил ногтями, что не так просто, нужен навык. Кто травил керосином. Лично я травил керосином. Как и в большинстве случаев, помогало мало.
   Проведав о наших "болезнях" офицеры теперь к нам не заходили, а через пару недель пригнали "вшибойки" - машина, в которой паром с какой-то белой гадостью выпаривало наших "попутчиков".
  Выпаривали даже матрацы. Уровень этих тварей падал, но через некоторое время все по новой.
   Осенью, покидая сопку, сжигали эти матрацы, собрав гигантские кучи и облив их керосином.
  По приезду в часть, нас мыли и брили в бане. Все волосы были острижены, головы посыпаны белым порошком, а пол бани был буквально усеян тысячами этих точек. Стойкая оказалось тварь.
  
  
  
  
  День рождения
  
   7 октября - мой день рождения. Я заступил на ночное дежурство. Идет дождь. На мне плащ-накидка. Дождь идет уже две недели, вода грязными потоками стекает на дно окопа, где уже скопилась целая лужа. Боюсь прислониться к стенке окопа, везде грязь, даже не верится, что где-то есть солнце и хорошая погода. С напарником не разговариваем, молчим, ненастье действует и на наше настроение. Вдруг вслух вспоминаю, усмехаясь, что на мой день рождения на Урале всегда выпадает первый снег.
  - У тебя днюха что ли? Надо летёхе сказать.
  Я протестую, придется кому-то покидать теплую палатку. Напарник машет рукой в мою сторону:
  - Перестань, в свой день рождения сидеть в окопе?
  В итоге судьба распоряжается так, что я оказываюсь все-таки в уютной палатке, словно дома, даже печь сделанная из бочки, трещит как-то иначе. Мне празднично вручают подарки в виде пары чистых носков, одной банки сгущенки и пачки сигарет "ТУ 134". Я делюсь с друзьями сгущенкой, с разных концов ко мне подходят угоститься сигареткой. Я с удовольствием всем предлагаю, сам закуриваю, делаю глубокую затяжку. Никогда в жизни у меня не было больше таких шикарных подарков, как там.
  
  
  
  
  Вода
  
   Тот, кто когда-нибудь испытывал по-настоящему жажду, поймет мой рассказ.
   Лунная, душная дагестанская ночь. От луны так светло, словно днем. Мы с Лёхой снова в одном окопе. Теплая претеплая, даже противная вода во фляжках заканчивалась.
   Как это ни странно, но у нас напряженка и с питьевой водой, уже не говоря о таких вещах, как помыться. Чтобы постираться, выдают одну гильзу от САУ, наполненную водой.
   На три роты один АРС с водой и тот всегда стоит на соседней сопке у санчасти.
  Ночью почти все разговоры о воде, на какую бы тему они не начинались. Кто сколько мог бы выпить, какая бывает вода с пузырьками или без, газированная или простая, но только холодная. Лёха вспоминает, как в деревне пил когда-то ключевую воду. Невыносимо слушать.
  Траншей между окопами у нас пока нет. Я по верху перебегаю к правому окопу, к Юрке Соколову. Там оказывается такая же тема о воде. На ум приходит авантюрная затея и как всегда приходит она Юрке. С нашей позиции хорошо видно сопку и еле различимый АРС (хоть он и защитного цвета).
  Проводим краткое совещание с двумя постами. Набираем с десяток пустых фляжек и ждем. Каждый час происходит обход наших позиций дежурным офицером. Цифровой пароль на сутки мы знаем.
  После очередного обхода быстрым шагом спускаемся по дороге с сопки. То и дело откликаемся на пароль.
  - Стой. Два!
   Отвечаем: "Три".
  Сегодня пароль пять.
  Поднимаемся на желанную сопку, там уже не наша рота. Сильно не переживаем - пароль един для всех. Жажда напиться сильнее самой авантюры.
   Вот и долгожданный АРС. Помню, было очень тихо, даже необычно тихо. Крутим вентиль, который предательски начинает скрипеть. Было впечатление, что этот скрип слышно и на нашей сопке. И нет конца и края этому противному звуку.
  Помню, как сейчас, это мелодичное журчание живительной влаги. Сначала пьем сами, по очереди. Пьем, сколько влезет в нас. Вода прохладнее, чем была во фляжках, хоть и АРС простоял весь день на солнце.
  Затем набираем все фляжки, Юрка жалеет, что взял мало. Еще раз напиваемся, вертим все со скрипом обратно и двигаем с сопки.
   Спуск прошел без проблем. При подъеме, невдалеке замечаем наших офицеров. До обхода время еще есть, значит, не проверка - совпадение. Юрка бросается от дороги влево, я вправо. Замечаю небольшой кустарник, вживаюсь в него так, что меня почти невидно. Юрка просто ложится, прижавшись к земле. Если заметят - нам конец. Сердце не остановить, и смешно, и страшно - странное чувство. Но нам повезло, они прошли мимо, они ведь не рассчитывали на такую наглость.
  А мы всю ночь пили столько, сколько хотели. Это была самая лучшая ночь в моей жизни.
  
  
  
  
  ОБСЕ
  
  Они приехали к нам на двух белых машинах, с синими нерусскими буквами на дверях. Все спрашивали, интересовались, как служится нам? С чем возникают трудности? Чем помочь?
  Мы, конечно, отшучивались, ну чем они нам могли помочь? Предлагали позвонить по спутниковому телефону, прямо из окопа. Фантастика по тем временам. Некоторые товарищи дозванивались. Я повертел тяжелый телефон с массивной антенной, номер магазина, где работала мама, так и не вспомнил, хотя хорошо знал, а своего домашнего у нас не было. Так и отдал этот чудо аппарат, завидуя тем, кто дозвонился.
  Ребята потом долго спрашивали, кто это были и как расшифровывается ОБСЕ?
  
  
  
  
  Бараны
  
   Середина ночи, темно так, что хоть глаз выколи. Только выпущенная кем-то ракета, проявляет очертания нашей высоты и "зёленки" впереди. В окопе я один, пока один, этот печальный опыт (один боец - одна ячейка), скоро изменят. Два бойца, как показала практика, не спят, да и не так скучно и страшно.
   Когда сработала сигнальная мина, я вначале и не понял - думал опять ракетница. В небо друг за другом с воем поднялась гроздь факелов, затем сработала боевая мина - ОЗМка. Послышался треск автоматной очереди, заухал пулемет, слева от меня. Из траншеи показался бежавший лейтенант, бросив мне на ходу:
  - Что не стреляете, бараны, раз сработала мина, значит, там кто-то есть.
  Я начал класть очереди по взлетавшим то тут, то там минам. Стремительно утекал боекомплект. В ушах звенело от стрельбы. Стояла страшная канонада, воздух наполнился запахом пороха, кто-то лупил трассерами, выдавая себя и в тоже время, корректируя нам направление. Трудно было даже представить, что я пять минут назад спокойно стриг себе бороду ножницами.
   Все кончилось, как и началось, пулемет последним отстрелял свой большой магазин, и наступила тишина.
   А наутро мы обнаружили, что бараны стреляли по баранам. Вся "зёленка" перед нами была усеяна их трупами. Так наш противник применял тактику снятия мин. К вечеру саперами было снова все заминировано.
  
  
  
  
  Сухари
  
   Наша палатка была расположена рядом с продовольственной. И о том, что она была именно продовольственная, знал каждый. Она была длинная, не закопанная, и хорошо охраняемая. Солдаты стояли по обеим сторонам у входа и были, к сожалению, не из нашей роты. И то, что в нее постоянно наведываются, знали все, включая и самих охранников. Доходило до того, что мы ждали своей очереди, когда перед нами вылезут из палатки другие. А так как солдата волнует две вещи - пожрать и поспать, то мы легко нарушали одну вещь в пользу другой.
   Как-то ночью, дождавшись очереди и подняв полы палатки, мы проникли внутрь. В ней кромешная темнота, фонарь есть, но включать опасно, двигаемся на ощупь. Под руки попадаются ящики, какие-то коробки, мешки. Коробки, как назло, все запечатаны, двигаемся дальше, выставив руки вперед. Вдруг руки нашаривают мешок, в нем что-то легкое - сухари! Не самая удачная находка, лучше бы тушенку или сгущенку надыбать, но все же берем.
  Также тихо покидаем любимую палатку, минуя охрану, нас уже нетерпеливо поджидает следующая очередь. В нашей палатке тоже темно, делим сухари, довольные "точим" их. Смеёмся, планируем следующую вылазку.
   Только утром обнаруживаем, что не только мы любим пожрать - все наши сухари сплошь червивые.
  
  
  
  
  С оркестром
  
  1 ноября 1995 года, поезд медленно подползал к перрону вокзала Твери. Два часа ночи. Очень холодно, падает мягкий снег. К нашему удивлению нас встречали, да не как-нибудь, а с оркестром. Закончилась наша трехмесячная командировка, продлившаяся шесть месяцев. Мы шумной толпой вывалили из вагона на платформу покрытую снегом. На перроне кроме оркестра, играющего марш, нам наливали горячий чай.
  О том, что мы в летней форме одежды и что нам нужнее бушлат, а не чай с оркестром, никто конечно, не догадался. Нас продрогших погрузили в "Шишиги" и направили в бывшую когда-то часть, где мы год назад проходили курс молодого бойца, для карантина.
  
  
  
  
  
  Анализы
  
  Месяц карантина подходил к концу. Мы были побриты, обработаны, одеты в новую форму, откормлены. В один из дней нас предупредили, чем быстрее сдадим анализы, тем быстрее мы попадем в часть, а там и в обещанный отпуск.
  Как всегда о сдаче этой процедуры было сказано, для некоторых из нас, уже поздно. Организм есть организм. Мы расстроенные курили у туалета с пробирками в руках. Обсуждали неловкость ситуации, в которую нас поставили. Вот ведь непруха, вторично себя не заставишь... Выручил нас опять Лёха.
  Он подвергся устному опросу о состоянии его здоровья, и после удовлетворительного ответа, мы на свой страх и риск, дружно наполнили пробирки его анализами.
  А через две недели я уже был в отпуске.
  
  
  
  
  Вокзал для десятерых
  
  Поезд медленно остановился у перрона. Выходить нам почему-то запретили. В тамбуре слышалась возня и ругань, убирали уже ненужные мешки с песком и пулемет. Мы все прильнули к окнам.
  - Грозный вроде, - как-то уныло сказал Лёха, показывая на здание вокзала, на удивление целое, не разрушенное.
  Прямо на платформе уже были свалены вещи и амуниция тех, кого мы приехали менять. Грязные, ободранные бойцы, со старыми еще до пояса брониками и касками времен отечественной войны. Господи, ничего не изменилось! У нас хотя бы были "Кираса-5" и сферы, что уже тогда считалось давно устаревшим.
  Один солдат замедлил ход и привлек наше внимание. Он остановился прямо перед нашим окном, и ни с того ни с сего, начал стрелять, сначала вверх, потом по сторонам. Мы с шумом упали на пол, боясь, что он нас зацепит.
  - Вот гад! Еще разгрузиться не успели, того и гляди пристрелит! - кричит мне в ухо Лёха.
   Два офицера уже скручивали ему ласты, забрав автомат.
  - Видать того... - снова комментирует Лёха.
  Это потом нам сказали, что этот батальон, оттрубил там больше двух сроков, морально разложился, и потери его составляли около 50 процентов. В основном по своей глупости, что, кстати, и у нас тоже было в первую кампанию.
  Разгрузка и параллельная погрузка шла вяло, неорганизованно. Почему-то именно погрузкой никто из офицеров не руководил. Это все напоминало какой-то хаос. Мы еще не вышли, как на эти же места уже грузились другие, нагло спихивая наши вещи. Водилы спешно отвязывали с платформы четыре бэтора и два "ГАЗона". К грузовому вагону подставили худые и длинные доски, стали спускать полевую кухню. Одна доска не выдержала, кухня с шумом завалилась на правое колесо. Мат-перемат, все бегают, суетятся - еле поставили на колеса.
  Последняя "Шишига" ушла на новое место дислокации уже в темноте, оставив нас десятерых на перроне - не влезли. А так как ночью передвижение опасно, мол, ждите до утра, гаврики.
  Как сейчас помню эту лунную, холодную апрельскую ночь. Тишина. Где-то, на далеком блокпосту, прозвучит автоматная очередь. Высоко в небе самолет высыплет осветительные ракеты. Они долго мерцают, вися на парашюте, пока не потухнут. И так по новой каждый час.
  Спать решили прямо на платформе. Подложили под голову вещмешки, под спину броник, ноги старались не разгибать, чтобы не касаться холодного асфальта. К двум часам ночи стало совсем невыносимо. Пронизывающий холод от бронежилета не дает задремать, вот тут бы те бушлаты, которые нам сказали не брать, пригодились бы. Так и курили до самого утра, разговаривая ни о чем, смотря на звезды. Как там теперь наши? Устроились, или там еще хуже? Везде оказывается бардак, даже на войне.
   А утром мы уже пересекали разрушенный Грозный, на пригнанном за нами бэторе, направляясь в Старопромысловский район, на бывшую когда-то овощебазу.
  
  
  
  
  Зачистка
  
  Каждое утро, до открытия пропускного режима в Грозный, задачей нашей роты было разминировать въезд в город от овощебазы, где мы дислоцировались, до ближайшего блокпоста. И, как правило, почти каждый раз саперы снимали, приготовленные для нас ночью "подарки". Для зачистки выдвигалась группа из двух бэторов и сопровождавшей их зенитки, закрепленной нашими умельцами на "Шишиге". Оставшиеся два бэтора на базе - группа поддержки, в которой находился и я.
  Сидим на броне по полной боевой, в открытый люк слушаем радиопереговоры выехавшей группы.
  Неожиданно воздух сотрясает громкий взрыв, и столб поднявшегося черного дыма с той стороны, где наши зачищают дорогу. Послышалась автоматная стрельба. Сквозь резко начавшуюся канонаду, различаем ритмично работающую зенитку. Напряженно ждем приказа на выдвижение в помощь. Сквозь шум радиостанции слышим голос радиста одного из бэторов:
  - "Коробочка" базе, ведем бой, есть раненые, возвращаемся.
  Первым влетает бэтор с зениткой, за ним, чуть отстав, второй. Ждущие санитары уже обступили машины, выволакивают раненых. Мы продолжаем сидеть, наблюдая за этой картиной, ждем приказа. Видимо, в этом хаосе про нас просто забыли.
  Через час узнаем в подробностях о неудачном разминировании. Свидетели этой зачистки рассказывают о дистанционно подорванном фугасе, после проезда первого бэтора, о беспорядочной стрельбе. О работе зенитки, которая с перепугу, ложила длинные очереди, выворачивая кирпичи из заброшенных зданий, о колонке с водой, которую случайно задела своим мощным калибром, вода хлестала высоким столбом.
  Ранило в ногу Сашку Галимова, моего зёму с Красноуфимска, одного сапера и еще пару бойцов, сидящих на броне, а осколком в затылок убило лейтенанта второй роты. Его брат, тоже, кстати, лейтенант и командир взвода в этой же роте, не мог прийти в себя, пытались успокоить, оттаскивая от трупа. Так он и повез хоронить брата-близнеца ближайшим транспортом в Тверь.
  Долго потом обсуждали этот случай. Помогла бы ему сфера (каска), которую он никогда не одевал или нет? А я думаю, так: не выпендривались бы в своих банданах, возможно, помогла бы...
  
  
  
  
  ОМОН
  
   Нам повезло, это был свердловский ОМОН, можно сказать, мои зёмы. Они были в Грозном до нашего приезда, и до конца их командировки оставался месяц. Они вели пропускной режим в город и из города, их позывные были - "Байкал 1" и "Байкал 2".
   В дневное дежурство я с крыши бывшей овощебазы наблюдал, как в семь часов утра начинался пропуск транспорта в город. Они разматывали, поставленную с вечера бухту колючей проволоки, делали все неспеша, с какой-то леностью, чувствовалась прошедшая бурная ночь. Первыми в колонне машин стояли "Газели" с хлебом (рядом был хлебозавод), дальше шли легковушки, грузовики, автобусы. К открытию уже стояла целая вереница машин.
  С "Газелей" бесцеремонно, под недовольное ворчание водил, выгружали в наш окоп еще теплый хлеб, это была уже традиция, заложенная еще до нас. Проверка частного транспорта не занимала много времени, документы в порядке - проезжай. Другое дело с грузовыми машинами. Автобусы, у которых полностью убраны сидения, были битком набиты продуктами и шмотками, что естественно привлекало особое внимание омоновцев.
   В такие моменты оживала радиостанция и в эфире звучали переговоры двух постов:
  - "Байкал 1" "Бакалу 2" прием.
  - "Байкал 2" на связи.
   - У нас автобус с джинсами и еще какими-то шмотками, надо кому? Вроде все размеры есть. Прием.
  - "Байкал 2" "Байкалу 1" попридержи немного, сейчас узнаю.
   Порой попадался жмотистый водитель, тогда слышалось в эфире:
   - "Байкал 1" "Байкалу 2" прием.
   - На связи "Байкал 2".
   - Автобус "ЛАЗ" поработайте с ним...
   - Понял тебя "Байкал 1".
  Нерадивого хозяина "ЛАЗа" вторично шмонают на другом КПП и выгребают еще больше, за непонимание текущего момента.
   Бывают и пассажирские автобусы, с которых толпой вываливают женщины и дети. Они обступают проверяющих, что-то шумно доказывают, машут на них руками. Чтобы восстановить порядок кто-то из омоновцев дает очередь из автомата вверх, женщины мгновенно успокаиваются, толпа расходится, такой метод всегда эффективен.
   К вечеру в окопе уже не протиснуться. Они перетаскивают в свой ангар то, что законно конфисковано за день, начиная от "Киндер-сюрпризов" и кончая пивом.
   В шесть вечера наша рота заступает на дежурство охранять овощебазу. Пропуск транспорта закончен. В семь часов вечера начинается комендантский час.
  
  
  
  
  
  Телега пришла
  
   Приказ об увольнении в запас нашего призыва мы узнали в поезде по дороге в Грозный. Не поверите, но это факт. Ехать на войну, когда тебя почти уволили - невероятно.
   Но никуда не денешься, служить пришлось и еще, аж 60 дней и ночей. Приказ из части с нашими фамилиями пришел ночью. Токарев, мой зёма, дежуривший на зарядке радиостанций в эту ночь, первым сообщил нам по рации, зашифрованные, но понятные для всех слова:
  - Пацаны, телега пришла!
  Радости нашей не было придела. Но эта радость быстро прошла, когда мы узнали, что ближайшего транспорта в течение недели не ожидается. Вот тебе, бабушка и Юрьев день!
   В дежурства нас брать перестали и представляете - сняли с довольствия. Последним фактом мы не расстроились, у каждого были свои припасы и заначки, а общая кухня не для дембелей...
  На вторую неделю такого непонятного пребывания мы стали сами проситься в дежурство. Офицеры сначала отказывали, говоря нам шутя:
  - А кто вы такие? Вас даже в списках нет!
  Но, в конце концов, все же соглашались.
  В общем, через две недели поехали мы через весь Грозный в аэропорт "Северный" к прибывшему вертолету. Первый раз летел на "МИ-8", как и в обычном самолете, мне не понравилось, может, что не видно земли было? А может, что уши закладывает?
  Через пару часов тряски и болтанки, сели мы на аэродроме Моздока. Трудно даже назвать это аэродромом. Одна полоса, небольшое здание касс, какие-то строения и всё. Но самое главное благо - там уже не было войны.
  Нас было около двадцати солдат, сопровождающий нас офицер и прапорщик. Самолет, который нас должен был забрать, прибудет только на следующие сутки - вот такая организация и взаимодействие!
   К вечеру стало холодать, пришлось располагаться прямо на земле. Бушлаты у нас забрали в Грозном, сказали, что поедете налегке, кстати, и патроны тоже изъяли. На дорогу было нам выдано три трехлитровых банки томатного сока, консервы и пару буханок хлеба, - на всю ораву.
  
   Естественно, некоторым товарищам стали приходить мысли, а не найти ли нам чем согреться? Ведь мы гражданские почти! После недолгих препирательств офицер разрешил нам взять для поднятия настроения немного водки. Прапор намекнул нам, чтобы и их не забыли...
  Это средство было мгновенно найдено, разлито и выпито, вместе с сухпайком.
  Спать решили на найденных прямо тут же картонных коробках. Раз в час прибывали какие-то самолеты, шла погрузка, разгрузка. Двигатели самолеты не глушили, отчего на поле стоял противный, не дававший уснуть, свист турбин.
   В полночь прилетел очередной транспортный самолет и встал под погрузку. Какими уж путями, но наш прапор разузнал (не служа в разведке), что данный борт летит не куда-нибудь, а именно в "Мигалово" - военный аэропорт города Твери. Такой удачи мы и не ожидали. Ждать сутки наш самолет до Москвы или рискнуть договориться в "Мигалово"?
   По словам пилотов, самолет вывозил офицеров не ниже полковника, и решать нашу судьбу надо было именно с ними. Через полчаса началась интенсивная погрузка данного борта, больше похожая на бегство. Нужно было максимально быстро вычислить самого главного по званию и провести переговоры.
  С явной неохотой было получено разрешение, но было четко указано наше место - на створках грузового отсека. Если честно, нам было плевать, где сидеть, лишь бы двигаться к заветной цели - домой.
  Наша посадка началась, в отличие от офицеров, через передние двери пилотов. Под гул турбин летчики начали проверку наших военных билетов и зачем-то проверку оружия по номерам. В левое ухо пилот мне орал:
  - 225 номер?
  - Да, да 225.
  - А это что за коробка? Он щупает мой вещмешок.
  - Это блок сигарет.
  - Друган, подгони пачку? Курить нечего.
  - Забирай всю коробку. Он радостно кивает, перестает шмонать мое барахло. Оружие зачем-то сдаем в кабину пилотов, сами рассаживаемся на наши места, согласно купленных билетов - на створки.
   Техники посередине нет, но почти все места по бокам заняты военными.
   Через двадцать минут после взлета пол грузового отсека начинает покрываться густым инеем, становится холодно сидеть, подкладываем мешки. Сидения по бортам есть, но мы в положении напросившихся гостей, остаемся сидеть на своих местах - каждому званию свое место...
   Два часа полета, и намерзший иней начинает таять, мы садимся в "Мигалово". На полосе ливень, да еще какой. Долго разбираем автоматы, каждый ищет по своему номеру, мне проще, из двадцати человек у двух только АКС (складывающийся). Разобравшись с вещами, чешем репу - куда идти? И в каком направлении аэропорт, хрен его знает? Кто-то предлагает туда, указывая на еле видневшиеся вдали огни. Двигаем в том направлении.
   Три часа ночи, дождь и двадцать человек с автоматами - интересная, наверное, была картина. Через десять минут появляется что-то типа поселка, возможно, пригород Твери, понимаем, что с аэропортом мы промахнулись. Дождя уже почти нет, идем пустынными улицами. Редко, редко появится вдали человек, но завидев нас, с испугом скрывается в переулке.
  Вдруг неожиданно напарываемся на КПП и ворота какой-то военной части. В/Ч 1654, по знаку - ВВшники, вроде. Не думая о последствиях, вламываемся на КПП. Сонный дневальный вначале подумал, наверное, - всё, капец,- война, два отделения небритых, мокрых солдат в четыре утра с оружием. Вызванный по тревоге дежурный по части долго нас материл, мол, напугали солдата.
   В конце концов, выделил нам бойца показать дорогу, а сам созвонился с нашей частью, для высылки нам навстречу машин. Дошли до автобусного кольца, решили сделать перекур. Уже начало светать, на улице ни души, субботний нерабочий день. Наш прапорщик достает припрятанный магазин с трассерами, его-то, конечно, не обыскивали, в небо с сухим треском уходит очередь - почти праздничный салют. Напоследок запустили оставшуюся зеленую ракетницу. В общем, разбудили мы мирный спящий пригород старой Твери.
  Оставив после себя пустые консервные банки (не пропадать ведь пайку) и стреляные гильзы, двинулись по дороге в сторону города.
  На очередном перекрестке замечаем "Шишигу" и "ПАЗик", они подмигивают нам фарами - наши.
  В пять утра бесцеремонно вваливаемся в расположение первой сводной роты, в здание штаба. Не обращая никакого внимания на спящих "духов", включаем свет. Они, абсолютно не понимая, что происходит, растерянно вертят головами. Вызванный дежурный по части вскрывает пломбы и распечатывает КХО. Мы сдаём надоевшие за эту командировку автоматы, сваливая их прямо на пол у пирамид. В здании, где располагалась когда-то наша третья рота, всё опечатано. Так же бесцеремонно вскрываем замок и входим в свой почти родной дом. Я в ленинской комнате включаю телек. В голове одна мысль - в субботу нас явно не дембельнут! Заваливаемся спать прямо на учебные парты.
  Наше предположение не оправдалось. К восьми часам утра прибыли командир части, секретарь, и большинство офицеров по материальной части. На руки выдали заветный обходной лист. Это явный признак, что он нас хотят избавиться именно сегодня. В библиотеке мне обходную бумагу не подписывают, требуют вернуть книгу Джека Лондона, которого я взял в командировку. Мои объяснения, что Лондона и его собаку по кличке "Белый клык" гусеницами танка, который случайно разворачивался, раздавили, никто не слушает. Кое-как отвязался, сдав какие-то журналы взамен. У каптёрщика выпрашиваем новые бушлаты, пришиваем толстенные белоснежные подшивы, которых у нас не было много месяцев, и новые шевроны, подкладывая под них упругую материю. Кто-то уже нашел и напялил аксельбант. Короче наводим шик.
  Без всяких построений и песен, без приглашения, прямо толпой идем обедать. Садимся в столовой там, где охота, нам дают двойную офицерскую порцию. С ленцой посматриваем на обедающую роту бритых "духов", посмеиваемся над ними, сержант им установил контрольное время, они торопливо гремят ложками. Неужели полтора года назад я был таким же?
  В шесть часов вечера нас выстраивают на малом плацу для увольнения. Напротив штаба стоит приготовленный "ПАЗик". Строй неровный, некоторые уже "под мухой". Командир части тыкает одного в грудь:
  - Ты и ты, и вот еще, вроде, ты, шаг вперед. Снять берцы, поедете домой через "губу", десять суток ареста.
  Слышатся дерзкие невразумительные оправдания. В конечном итоге всех и даже тех, кто должен ехать через "губу", высаживают на вокзале Твери. Только там выдают всем долгожданные военные билеты, в которых нагло, без зазрения совести, черным по белому написано, что какое-то там "льготное удостоверение выдано". Вот так вот!
  Ну, а в восемь часов вечера мы уже тряслись в электричке Тверь-Москва, по направлению домой...
  
  Кстати, удостоверение я выбивал с трудом, не без помощи знакомых, так как придрались к, якобы, неверной записи в военном билете. Не те слова написали, неправильно их расположили. В общем, все как всегда. Россия матушка...
Оценка: 7.66*9  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"