Я хочу, чтоб ты слышал - ты слышишь?
Я хочу, чтоб ты видел - ты сможешь?
А за окнами - чёрные крыши,
Стать им белыми ты не поможешь.
Я спрошу тебя - ты не ответишь,
Я поверю - а ты не обманешь...
Просто ты никогда и не встретишь,
И с собой никогда не поманишь.
Она жила тут, в этой невзрачной квартирке на десятом этаже. Почти пустой, если забыть об узкой кровати у окна, кухонном столе и кипе ковриков, аккуратно сложеных у стены. Из-за отсутствия всего того, что обычно заполняет жилые помещения, единственная маленькая комнатка казалась просторной.
Она неуверенно, словно думая о чём-то, провела рукой по хрупкому плечу, и свободная кофточка, под которой ничего больше не было, сползла до локтей. Всё в той же задумчивости она медленно отошла от окна, окончательно потеряла кофточку в дверном проёме, а потёртые джинсы - уже на пороге ванной. Тонкие пальцы легли на кран и чуть подтолкнули, разрешая воде заплескаться у своих ног. Она легла, и её крылья выгнулись, принимая форму маленькой ванны.
Вода скрыла её тело, приятно щекоча попавшие под её поверхность основания крыльев. Они не помещались в ванну, и она встала и включила душ, подставив лицо под тёплые струи.
Крылья чуть вздрогнули, когда первые капли упали на них, и распрямились. Теперь вода стекала по ним на спину ангела, не теряя ни одной капли. Она провела ладонью по своим перьям, давая воде доступ под их покров, и трепетные струи осторожно касались кожи. Потом крылья резко встряхнулись, и ставшие живыми бриллианты разлетелись по стенам, полу и потолку.
Он не придёт... Но ведь можно же помечтать. Пусть из мечты родится ещё одна сказка.
Она дрожала от холода. Пока вода не ушла, она стояла под тёплыми струями фонтана, отлично понимая, как быстро мокрое тело замёрзнет. Но ещё она понимала, что не стой она так долго под почти горячей водой, она замёрзла бы насмерть ещё пару часов назад, в этом стылом ночном парке, в колючем снегу. Всё это время она стояла под маленьким водопадом, лившимся из золотой амфоры, которую держал такой же золотой юноша. Его глаза смотрели куда-то вдаль, туда, где был некто, заставивший его забыть о своей ноше.
Юноша был одет странно: в набедренной повязке и с плащом, пусть и довольно коротким, только до этих самых бёдер. Но если бы вдруг плащ стал настоящим, то он смог бы укрыть её целиком. Юноша явно был из народа великанов.
К несчастью, амфора не была бездонной и вода в ней скоро кончилась - ровно в полночь. И она осталась одна в фонтане, в быстро остывающей воде, на холодном ветру, облепленная слишком тонкой и слишком мокрой одеждой, которую не на что было сменить.
- Тебе холодно? - спросил её кто-то.
Она лежала у постамента в фонтане, свернувшись клубочком. Золотой силуэт над ней расплывался.
- Да ты замерзаешь! - вскричал мужской голос.
Чьи-то руки проворно раздели её и растёрли снегом. Она захныкала от слабости, боли и непонимания, но её мучитель не оставлял её. Окончив пытку, от которой кровь неохотно вновь побежала по венам, он укутал её в какую-то тряпку, уложил на землю и накрыл тёплым толстым одеялом. Оно было коротковато, но если чуть согнуть колени, то можно даже подоткнуть его края. Высунув кончик носа, она благодарно посмотрела на своего спасителя.
Почему она приняла его за юношу? У него было бесподобное лицо великолепного молодого мужчины, атлетическое сложение и добрые тёплые глаза. Он завернул её в собственную набедренную повязку и укрыл своим плащом, но его нагота не смущала. Вот жаль, что даже его жертвы мало, чтобы спастись... Ей не хватало собственного тепла...
Опустившись рядом, он заботливо обнял её. Его золотая кожа была тёплой, как летние солнечные лучи.
Ангелы бывают светлыми - а бывают и тёмными, или падшими. То есть, демонами. Они могут ненавидеть друг друга, любить, игнорировать, сражаться... но это всё равно один народ. И демонам тоже есть место в сказках ангелов.
Можно ли сказать, что однажды девочка встретила демона? Вряд ли. Она ведь так и не узнала об этой встрече, а демон... Он просто перемещался, невидимый и неосязаемый, и обратил внимание на девочку, разговаривающую сама с собой. Он пошёл за ней, дошёл до её дома и вместе с ней остановился у двери её квартиры. Дальше ему хода не было, как существо, носящее определение "нечистая сила", он мог разрушить её дом, но только не войти в человеческое жилище без приглашения. Она повернулась к нему:
- Заходи.
Девочка скорее всего приглашала того выдуманного друга, с которым говорила всю дорогу, но разве это имело значение? Слово было произнесено, и демон вошёл в дом человека.
Он остался жить в её комнате, хотя она и не подозревала об этом. Демон не трогал её, разве что ради развлечения заставлял иногда плакать своё домашнее животное. Но однажды она вернулась из школы в синяках и со сломанной рукой.
Демон был в ярости - кто-то попортил его собственность! Изъяв из мыслей девочки образы, он покинул дом в человеческом обличии и быстрым шагом направился к той банде.
Им было от 15 до 20, и избиение одноклассницы стало испытанием для младшего. И демон, издеваясь, вызвал на бой сначала их вожака, потом остальных - всех разом. Каждый удар по ней отдался десятью для каждого из них. Потом демон вернулся и стёр её синяки, переломы и память.
- Ты моя вещь, - прошептал он, безразличный к тому, что его не слышат. - А своё я буду защищать.
Уходя, он поцеловал её и принял из её рук лоскуток со светлым локоном.
- Возвращайся, - сквозь слёзы попросила она.
- Я вернусь, - пообещал он.
- Я буду ждать, - пообещала она.
Он уходил всё дальше и дальше, к городу, где собирались рекруты, чтобы чуть подучиться и отправиться на войну.
А она осталась в деревне, и он знал, что она сказала правду, что ему есть за что воевать, есть куда вернуться, что...
"Я буду ждать..."
Они ворвались в деревеньку, как забавляющаяся охота врывается в лес - с криками, свистом, хохотом. Они рубили всё и всех, они жгли дома, они топтали поселян.
А она стояла у своего дома с выдернутым из плетня колом - хорошим, острым, только отвердевший со временем, ведь Он хорошо его сделал.
Он...
Если она впустит их, куда Он вернётся? Где она будет Его ждать?
Двое налётчиков подлетели к ней на танцующих, уже давно не пугающихся криков, крови и огня конях.
Они полегли, не восприняв растрёпанную, но молодую и красивую девушку всерьёз. Кто-то поумнее достал лук...
...Она падала наземь, и ничего не болело. Было только синее глубокое небо и серые облака - ведь это могли быть только облака... И мягкая земля под ней.
"Тут я его и дождусь..."
Вся деревня была ей погребальным костром.
Он возвращался, без особых денег и славы, но живой и счастливый. Он выжил! Тогда, на поле, получив страшную рану, он дрался, потому что знал: Она ждёт. И в лазарете выжил на изумление всем - потому что не мог её обмануть.
Скоро, за поворотом...
...Выжженная земля. Сгнившие останки давнего пепелища.
Он был на войне, он знал, как получаются такие пепелища... и что никто не выживает на них. Он был далеко, а война гуляла у него дома.
Он долго бродил там, не помня себя. Потом упал и заплакал. Он не защитил...
"Я жду тебя..." - прошептал ветер, так знакомо.
И он понял. И улыбнулся. Конечно же, Она ждёт его. Не может не ждать. Просто надо её найти.
Где-то далеко, ожидая его, улыбнулась Она...
Запрокинув лицо к небу, он рассмеялся и...
...и на его протянутые над головой ладони опустились снежные ангелы.
Они танцевали, едва задевая мальчика бело-снежными крыльями, их волосы, пушистые, как пух цыплёнка, обвивались вокруг своих обладателей и парили. И мальчика пронзил весёлый восторг! Он сбросил обувь - такую тяжёлую и неудобную - фланелевая пижамная курточка упала к его ногам, а он, влекомый ветром, скользил по запорошенной земле. Его руки, плечи, голова, даже выступающие лопатки были покрыты снежными перьями, и снежные ангелы танцевали вместе с ним, увлекая его в свой круг, воистину превращая его в подобного им.
Что было? ПОЧЕМУ было?
Мальчик кружился, плача от счастья, а снежные ангелы обнимали его, учили летать. Он не помнил - о чём можно было помнить? И не хотел - всё, чего мог он хотеть, заключалось в танце снежных ангелов. Ангелов, родных ему по непонятной стылой снежной крови, горячей, как добела раскалённое железо, по зябкому танцу на заснеженной зимней поляне посреди ночного леса. И он - летел, и он - помнил, и он... он танцевал со своими братьями.
Когда его силы кончились, он упал в снег и закрыл глаза. Он счастливо улыбался, костлявая грудь часто вздымалась и опускалась. Не было сил ни двигаться, ни смеяться. И снежные ангелы опускались на него и вокруг, укрывая его бело-снежными крыльями, лаская мягкими руками. Мальчик лежал, не пытаясь вставать, радуясь прикосновениям, которых, оказывается, ждал всю свою коротенькую жизнь. Это потом он встанет, соберёт одежду и вернётся... домой. Потом. Сейчас ещё не рассвет.
К ней тянулись все: люди, ангелы, демоны. При всём желании, её нельзя было не любить. Звери инстинктивно доверяли ей, птицы сидели на её плечах, цветы тянулись к её рукам, как к солнцу.
Ангелы называли это Светом. Демоны - Притяжением. Люди - харизмой.
Она любила всех. Она не могла пройти мимо чьей-нибудь беды, и самый чёрствый человек помогал ей, не желая видеть её огорчение. Ангелы и демоны приходили к ней, и она называла их своими друзьями. Она смеялась с ними, она угощала их сладостями, выслушивала с сочувствием всё, что ей изливали. Она была мать и дитя, подруга и возлюбленная, такт и интуиция.
А ещё внутри неё спал готовый проснуться Бог.
Он так устал... ему нужно было временное забвение, и в тот миг, как зародилась её жизнь, Бог свернулся рядом с её душой.
И однажды Бог проснулся и покинул её.
Она плакала в тот день, одна, спрятавшись ото всех. Она только забыла, что не всем её друзьям нужны двери.
- Что с тобой, малышка? - спросили её два голоса.
- Вы... уйдёте от меня теперь? - всхлипывая, спросила она.
Ангел и демон изумлённо переглянулись.
- Почему ты так думаешь? - осторожно спросил ангел.
- Во мне больше нет Бога и его Света, - шепнула она. - Ведь вас притягивало Его Сияние. Это к Нему вы стремились, не ко мне. Теперь... вы уйдёте от меня.
- Нет, конечно!
Она с надеждой подняла на них заплаканные глаза.
- Глупенькая, - прорычал демон, обнимая её, - всё совсем наоборот. Это Притяжение твоё,
- Бог избрал тебя за твой Свет. Он чувствовал в тебе дом и мог спать спокойно. Только в тебе. Мы любим - тебя.
И она счастливо улыбнулась.
Он шёл через мир, и все люди видели его, видели, как расцветает земля под его ногами, чувствовали аромат, зовущий к нему - приятный и лёгкий. Он остановился и сказал:
- Люди! Я пришёл. Придите же и вы ко мне. Я избавлю вас от бед и болезней, вы больше не будете стареть, оставшись юными до последнего своего часа!
Люди падали на колени, смеялись, плакали и молились, благодаря его за бесценный дар, о котором прежде не могли и мечтать.
- А ты? - его взгляд устремился ко мне, ведь я не падала на колени, а повернулась к нему спиной и уже уходила.
- Мне не нужен твой дар, - сказала я, не оборачиваясь. - Я не боюсь старости.
Удивлённые и неприязненные взгляды буравили меня, пока я не исчезла. А он смотрел с печалью...
Он шёл через мир, и земля горела и плавилась под его ногами, а мир дрожал, умирая. Люди стонали в страхе, протягивая к нему руки в мольбе.
- Люди! - сказал он. - Я пришёл. Идите же ко мне, слейтесь со мной, пройдите через меня, станьте мною и изменитесь, оставшись собой там, где не будет больше смерти, а лишь жизнь.
Люди бежали к нему, ведь земля действительно горела у них под ногами, и их сроки пришли, а им больно было умирать такими молодыми.
- А ты? - спросил он меня, и сквозь его глаза я, близоруко щурясь, видела миллионы и миллиарды человеческих взглядов, в которых отражалась слабая больная старуха. - В прошлый раз ты отказалась от молодости. Так прими же хотя бы жизнь!
- Нет, - ответила я. - Старость была не так уж плоха. Я не боюсь смерти.
И я ушла навстречу огненной гибели.
Он был тут, ничего не меняя, ведь тут был его дом, настоящий дом. Он поднял лицо и увидел меня.
- Это ты, та, что отказалась от моих даров. Почему ты сделала это?
- У меня были причины, - ответила я.
- Не понимаю. Ты единственная поступила так, - качнул он печально головой. - Не знаю, почему, но я хочу подарить тебе шанс, сделать ещё одно предложение. Встать рядом со мной, истинно, а не как другие люди.
- Нет, - ответила я, - опять - нет.
- Твоя глупая гордыня, - с жалостью и печалью произнёс он. - Как и прежде.
- Это никогда не было гордыней, - мягко возразила я. - Ты ведь одарил всех людей одинаково, но люди не ценят доступного всем. Тепло приятнее, когда читаешь, как кто-то замерзает, сладость воздуха замечают, лишь осознав, что могли бы задохнуться. Я была страшной сказкой для них, я была напоминанием.
- Но сейчас, - настойчиво повторил он, - почему ты отказываешься сейчас?
- Потому что ты не сможешь сделать меня равной тебе. Ты всё равно останешься одинок, сколько бы людей ни было рядом с тобой. А я... Просто помни, что я более одинока, чем ты.
И я ушла в смерть, в бездну - туда, где отныне было пусто, ведь он всем подарил бессмертие.
Может быть, он ещё поймёт, что я сказала и о чём умолчала.
Даже Бог хочет, чтобы его любили
Мальчик плакал.
- Ты чего?
Молодой мужчина опустился на колени и положил ладонь на плечо горько плакавшему ребёнку лет пяти.
Мальчик поднял зарёванное лицо.
- Они... - всхлип - не любят меня!
- Ну, ну, успокойся, - мужчина погладил ребёнка по льняной головке. - Может, они тебя любят, просто не говорят.
- Говорят! Но... Но ведь не любят же!
И такая горькая убеждённость в голосе, ясно - не переспорить.
- Ну... Ну хоть бы один!
- А хочешь, я буду тебя любить?
Плечи мальчика замерли. Он потёр глаза кулачками. На лице отразилась недоверчивая надежда.
- Правда, будешь?
- Конечно! Всегда буду.
- Но... ты ведь не знаешь, кто я!
- А ты мне скажешь.
- Н-нет. Я... покажу. А то ты не поверишь.
Мужчина немного растерялся, но тут мальчик коснулся мягкой лодошкой его щеки, и...
Спустя бесконечно долгое мгновение мужчина заморгал и тряхнул головой, потрясённо глядя на... ребёнка?! который сидел на траве.
- Ты... т...
Мальчик печально опустил голову.
- Да.
- Но...
- Понимаешь, они все мне только поклоняются, молятся, фанатики, рабы, равнодушные, ненавидящие... И никто из них меня НЕ ЛЮБИТ!!!
Мужчина долго не мог пошевелиться, глядя на маленького Бога.
- Не плачь, пожалуйста. Я буду любить тебя. Правда.
Мальчик снова поднял на него глаза. Совершенно обычные глаза.
- Спасибо, - прошептал он, прижимаясь к сильному плечу. И засмеялся случайной шутке.
"Я буду любить тебя, - твёрдо повторил про себя мужчина. - Я буду любить ТЕБЯ."
Ангел сидел в округлом проёме, служившим в его доме чем-то вроде окна. Никакой нужды в подобной вещи у ангела не было, пожелай он, и любое освещение, любая температура и любой вид были бы в его распоряжении. Но он создал окно и утолщение стены там, где оно находилось. Возможно, создал только для того, чтобы вот так вот сидеть и смотреть вдаль или, закрыв глаза, дремать, забыв обо всём на небе и на земле.
Всё в его доме было переменчиво, даже приглушённо-мягкий, не раздражающий глаза цвет имел привычку чуть-чуть, почти незаметно окрашивать дом в те пастельные тона, которые больше всего подходили под настроение хозяина. Стены присутствовали лишь чисто символически. Как-то ангел рассеянно прошёл сквозь одну, не потревожив на себе ни волоска, ни пёрышка. В другой раз гость, ступив в обычно крошечную комнатку, почти полчаса пересекал её, такой огромной она неожиданно оказалась.
Обо всём этом гость думал, глядя на ангела на окне. Ангел выбрал полнолунную ночь. Призрачная Леди занимала пол неба, и ангел был заключён в неё, как в круглую рамку. Он не шевелился, смотря на бледный диск, такой завораживающе яркий, но всё равно не умеющий превратить ангела в чёрную тень на своём фоне. Ангел неброско сиял собственной чистотой. Его одежды - немыслимое и немыслимо изящное сочетание летящих складок и парящих лент - белым потоком струились и оборачивались вокруг согнутых в коленях ног, скрывая босые ступни. Натянувшись, невесомая и неощутимая ткань охватывала плечи и талию ангела, подчёркивая почти эфемерную, но такую сильную правильную фигуру. Правый рукав сполз до покоившегося на коленях локтя, а левый скрыл всю свесившуюся с окна руку, оставив только тонкие длинные пальцы арфиста. Улыбнувшись, ангел обернулся, и Луна заиграла в тяжёлый крупных кудрях и на дрогнувших белых перьях.
И улыбка угасла.
- Прости, - прошептал гость, отворачиваясь. - Это не она. Мы ещё не нашли её.
Алмазная искра могла быть звездой. Вот только почему звёзда эта скатилась с его щеки?
Он стоял и смотрел на город, расползшийся в долине под его ногами. Отсюда город казался даже красивым, затопленным зеленью. Но человек знал, что на улицах и в домах, выглядевших отсюда симпатичными игрушками, полно людей, спешащих по своим ничтожным делам, а во дворцах - тех глупцов, которые занимаются столь же ничтожными интрижками. Всё так мелко и скучно... Человек брезгливо поморщился. Отсюда это было особенно легко.
Тут он наконец обратил внимание на шум, доносящийся до него от тропинки чуть ниже по склону. Человеку нечего было опасаться. Он вырос в клане, существование которого считалось легендой, не более. В его клане воспитывали воинов, учёных, правителей... убийц, и всех - идеальными. По сравнению с последним неумёхой из его клана самый талантливый, умеющий и знающий из горожан был тупее подмастерья перед мастером. Неудивительно, что человек чувствовал себя почти богом, глядя на городок.
Из высокой травы выскользнул мальчик лет четырнадцати, и замер, настороженно глядя в глаза человеку, которого совсем не ожидал здесь встретить.
Человеку сначала показалось, что он увидел истинного хозяина этих мест, таким был взгляд этого мальчика. Как у бродяги, что оторван ото всех и ото вся, только без тоски по приюту на дне души, без упрятанного страха за сегодняшний ночлег. И в то же время светлый и лёгкий, как у священника в минуту чистой молитвы.
Без слов человек извинился за то, что занял чужое место.
Без слов мальчик принял приглашение разделить тишину.
Мальчик тоже смотрел на город, и человек осознал, что он ПОНИМАЕТ. То, как смешна и нелепа людская суета внизу, как мелки интриги, как...
Лишь позже, когда мальчик вновь исчез, человек осознал, что тот тоже жил в этом городе. И умел уходить из его паутины...
Человек впервые позавидовал кому-то вне клана. Ибо вдруг понял, что и клан - есть паутина, но ему никогда не суметь выйти из него ненадолго, а потом вернуться. Никогда не быть истинно свободным, как этот мальчик.
Значит, не всё совершенно в тебе, кланник?..
Крэг стоял посреди одной из своих оружейных, стойко перенося процедуру облачения в походные доспехи. Скоро оруженосцы завершат это дело и он сядет на коня, вскинет закованную в латную перчатку длань и всё его воинство двинется завоёвывать соседнее королевство.
Тем не менее, в голове воинственного короля бродили не тени грядущих побед, да и грохот стали не звучал в его ушах. Крэг осознал, что доминирующие под его шлемом мысли совершенно не соответствовали времени. Да что там - взгляд завоевателя притягивал младший оруженосец, парнишка лет тринадцати.
Мало кто знал, но самой большой мечтой Крэга было вовсе не властвовать над миром, а иметь детей: чтобы кто-то смеялся, сидя у него на коленях, слушал его байки, не боясь, чтобы самому учить своё чадо держать меч... Возможно, никто на свете так не жалел, что его величество бесплоден, как сам король.
Процесс облачения в рыцарскую сталь был завершён. Подхватив меч, король направился в конюшню.
Площадь перед зАмком взорвалась приветственными криками, когда король выехал на своём чёрном жеребце. Он начал уже поднимать приветственно руки, и тут...
...Появившийся прямо из воздуха свёрток целенаправленно шлёпнулся в могучие стальные ладони Крэга. Тот инстинктивно поймал его и удивлённо воззрился на шевельнувшуюся кучку тряпья. Держа нападку одной рукой, другой он потянул за край ткани. На его лице появилось выражение крайнего недоумения, быстро расползшееся глуповатой улыбкой.
Из свёртка показались маленькие ручки, и младенец уставился на мужчину маленькими глазёнками. Крошечная мордашка сморщилась, пелёнки стремительно потяжелели, и младенец заорал тем пронзительным дурным голосищем, какой бывает только у младенцев.
Крэг словно очнулся. За пару секунд установив причину рёва, он заозирался по сторонам и крикнул в толпу поражённо замерших горожан:
- Ты! Женщина, иди сюда!
Небогато одетая горожанка опасливо, отчаянно боясь, не смея возразить, смущаясь и абсолютно ничего не понимая, приблизилась к королю.
- Пелёнки в замок! Быстро!!!
Бедняжку как ветром сдуло.
Военачальники переглянулись и нерешительно направили коней к королю.
- Ваше Величество, - произнёс наконец один из них, - армия ждёт сигнала к выступлению.
Король оторвал наконец взгляд от ребёнка и поглядел на них, как на полных идиотов.
- Какой сигнал, какое выступление?! Вы что, не видите, у меня ребёнок мокрый!
Война была отложена на неопределённое время.
Замирая на каждом шагу, Алеля кралась по подземной части своего дома. Отец говорил ей, что у него здесь какая-то лаборатория, но девочка ещё не знала - какая. Отец говорил, что семь лет - это слишком мало, чтобы понять суть его работы. И строго-настрого запретил ей спускаться сюда, не дав ей ни ключа от лифта, ни пароля, ни карточки от двери, но девочку это не остановило. Проверки, глаза, голос? Она просто прокралась следом за одним из рассеянных людей в белых халатах. Совсем недавно. Уже ночью. Потому что только ночью, засыпая, она услышала Зов.
Вот за этой дверью...
Похоже на сценку из исторического фильма, тюрьма, только стены белые и мягкие, вместо койки - операционный стол, вместо тяжёлых цепей - энергетические наручники. Вместо измождённого пленника - измождённый ангел с поникшими, но всё равно величественными крыльями.
Ангел поднял глаза и посмотрел на неё. В неё. Сквозь неё. Алеля почувствовала себя хрустальной статуэткой под лучами солнца.
Придушённо вскрикнув, ребёнок бросился к прекрасному созданию, и обесточенные наручники двумя лентами спланировали на пол.
Сначала ангел не шевельнулся. Его длинные пепельные волосы упали со склонённого лба вперёд, закрывая лицо и почти полностью укутывая обнажённое темнокожее тело. Только крылья замерцали, наливаясь свежей силой. А потом ангел вскочил, заставив Алелю отшатнуться, и закричал в потолок долгим мучительным птичьим криком. Ангел с перекошенным болью и безумием лицом заметался по комнате, ударяясь в стены, в пол, в потолок! Его тело вспыхивало молниями, задевая очередную деталь техники. Но спустя уже несколько мгновений ангел испустил ещё более пронзительный крик и извлёк из пространства сияющий меч. Его глаза, его потемневшие серебряные глаза нашли девочку. Резкий клёкот вырвался из красивых чётких губ, когда меч понёсся к съёжившемуся от страха ребёнку. Алеля вскрикнула от боли и упала, разукрасив пол собственной кровью.
В следующую секунду в помещение вломились вооружённые люди, но они опоздали: издав последний надрывный вопль, ангел взлетел, выставив перед собой сияющий меч, и выжег им путь сквозь броню потолка.
- Алеля!
Из-за спин охраны пробился хозяин дома и лаборатории. Упав на колени рядом с ребёнком, он протягивал к ней руки, желая и боясь коснуться своего залитого кровью дитя.
- Алеля, доченька, что ты наделала?! Алеля, родная, не умирай! Кто-нибудь, Эдварда сюда!!!
Плёнки с записью произошедшего просматривали в присутствии девочки. Она видела на экране себя, с походкой куклы и глазами, светящимися в полутьме бездушной пустотой. Точно так же она открыла дверь, отомкнула сковывающие волю чужака-подопытного наручники, и только после этого приборы зафиксировали присутствие её разума.
- Бедная моя девочка, - говорил её отец, гладя по головке и стараясь не касаться перебинтованной спины Алели. - Он просто подчинил тебя себе. Бедное дитя...
- И везучее, - буркнул доктор Эйтон. - Этот меч мог убить Вашу дочь, но объект промахнулся, срезав почти только одну кожу с верхней части спины. Да и то, если бы мы не были уже в лаборатории, она могла бы умереть от потери крови прежде, чем из города подоспела бы помощь!
Алеля молчала. Она смотрела запись с видеокамер, графики с разных непонятных аппаратов - и молчала. Это был первый раз, когда она безмолвно обманывала собственного отца.
Лёжа в постели, с головой укрывшись одеялом, Алеля осторожно трогала свою повреждённую спину, нащупывая маленькие, еле заметные бугорки чуть ниже лопаток. Ещё несколько недель, и отец отошлёт её в какой-то престижный интернат. Он решил, что и ей, и другим опасно, если такой незащищённый разум находится рядом с лабораторией. Оставить работу он не мог и не хотел...
Алеля знала, что до ближайшей проверки её состояния ещё несколько часов: её осматривали сразу после завтрака и второй раз - перед ужином. От камер в детской она пряталась под одеялом. У неё было ещё достаточно времени, чтобы трогать мягкие тёплые бугорки на своей спине.
Совсем недолго девочка слышала голос ангела, да и то, что слышала, было просто криком. Но, наверное, ангел очень красиво пел. Алеля вспомнила его клёкот, когда он опускал на неё свой меч. Тогда эти чуждые, но такие завораживающие звуки обрели смысл:
"Это мой дар тебе".
В интернате не будет камер и таких частых проверок. Её спина окончательно заживёт и, на удивление врачам, кожа будет гладкой и почти чистой, лишь с полоской тончайших шрамов, с двух сторон словно распускающихся цветами гвоздики. Алелю оставят в покое.
Девочка закрыла глаза, продолжая, словно обнимая себя, касаться бугорков под лопатками, всегда прятавшихся внутри неё к утру. Засыпая, Алеля мечтала о том времени, когда бесконечные проверки престанут мешать расти её крыльям. Когда это время наступит, они быстро вырастут, и тот пепельноволосый ангел прилетит к ней. Он будет петь для неё, он научит её летать и так прятать крылья, чтобы никто их не видел даже днём. Он сказал ей однажды - ночью, во сне - что когда она вырастет, она станет очень красивой.
Он вернётся. И он научит её летать...
Ты больше никогда не обманешь меня - ни сегодня, ни завтра, ни через тысячу лет. Твоя последняя шуточка заставила меня понять это. Мне было плохо, стыдно, больно, хотелось расплакаться и убежать, чтобы никогда больше не показываться на глаза и самой не видеть никого. Они стояли вокруг, смеялись, а ты... Когда я разглядела тебя среди мешанины этих смазанных хохочущих (надо мной, Боже!) рож, ты встретил мой взгляд ядовитой ухмылкой и отвесил мне издевательский поклон, и тогда я... вдруг успокоилась.
Что-то сломалось во мне. Или встало на место, как выбитая из сустава кость. Всё это перестало быть важным. И люди вокруг стали до противного нелепыми. Своим неуместным весельем они вызывали только брезгливость. Мне было даже жаль их.
Ох, да пусть смеются! Не я первая, не я последняя, а давать им своими чувствами новый повод я не собиралась.
Они заметили эту перемену во мне. И замолчали. Почувствовали, как они выглядят в моих глазах? Я не проверяла. Я не проверяла. Я повернулась и пошла прочь. Не торопясь. С прямой спиной.
Кто-то попытался освистать меня, но свист оборвался тяжёлым всхлипом.
Только сворачивая за угол я слегка обернулась и увидела тебя. И ты больше не улыбался.
Я ведь думала когда-то, что ты изменишься, поймёшь, может быть, даже станешь мне другом, но ты рассеял эту мою наивную иллюзию. И ты больше никогда меня не обманешь. Потому что я больше никогда не поверю твоим лживым глазам.
Я клянусь тебе, что больше никогда не обману тебя. Не смогу просто. Да, мне всегда нравилось издеваться над тобой, ты всегда так искренне реагировала, но...
Когда ты посмотрела на меня в тот раз, я впервые увидел твои глаза - такие чистые, лучистые, яркие. И - как они изменились. Я вдруг увидел себя твоими глазами, и впервые за всю жизнь я пожалел о своём поступке.
Ты ушла - гордая, прямая, как флагшток на главной площади... прекрасная, как дурманящее сновидение... я впервые понял, как же ты прекрасна. Кто-то засвистел рядом со мной тебе вслед. Я почти машинально двинул идиота локтём, чтоб он заткнулся, и понял, как тихо стало вокруг. Ты уходила, не оборачиваясь, моё сновидение, моё наваждение, моя обретённая только что мечта. И я всё яснее осознавал, что больше никогда не смогу тебе солгать...
У тебя были глаза побитой собаки, когда я с холодной вежливостью предложила тебе больше никогда не появляться рядом со мной. Ты стоял столбом, словно не в силах поверить, что я, такая доверчивая, такая снисходительная!.. прогоняю тебя. И глаза твои - такие искренние, такие несчастные. Но я больше никогда не поверю им. Я научилась этому - у тебя.
Это такая игра... А что тут удивительного? Ну да, именно игра. Я притворяюсь невидимкой и тихо, как облачко по небу, скольжу рядом. Лист не зашуршит под моими ногами, веточка не треснет, даже свет пройдёт сквозь меня. Потому что сегодня я - невидимка.
Забавно идти рядом с людьми так, словно меня тут и нет, наблюдать за их лицами, как они ведут себя в разных ситуациях. Люди, которых я знаю, говорят о чём-то своём. А ещё они слушают музыку. И я тоже её слушаю, и она мне может понравиться или наоборот.
Можно будет потом, в разговоре с этими людьми, упомянуть о чём-нибудь из их действий или бесед. Они изумлённо посмотрят на меня и спросят, откуда я знаю. А я улыбнусь им с загадочным видом и промолчу, повернусь и пойду по своим делам, чтобы не засмеяться.
...не заплакать...
Завтра я тоже буду играть в невидимку и незримо присутствовать рядом с людьми. И послезавтра, и послепослезавтра... Это моя любимая игра, я не брошу её, я буду тайно ходить рядом с людьми, смотреть на них, слушать их - и играть в мою самую любимую игру.
Я никогда не перестану играть в неё. Потому что боюсь, что если просто, без игры, пойду рядом с кем-нибудь... они всё равно меня не увидят, и будут так же говорить, смеяться, слушать и петь, словно я не существую, словно меня и нет рядом, и никогда не было...
Лучше я буду играть в невидимку.
НЕНАПИСАННАЯ СКАЗКА ДЛЯ АНГЕЛА И ДЕМОНА
Демон медленно подался вперёд, привставая с постамента. Его вечно спокойные глаза, белые, как его волосы, с задумчивым интересом смотрели на представшее им видение.
Ангел. Красивый, в простой удобной одежде. Он сидел на поручне слишком хрупкого серебристого мостика, перекинутого, казалось, через всё море. Здесь явно не обошлось без чуда, потому что "естественным" путём такое построить было невозможно, особенно учитывая, что мост свободно висел примерно в четверти метра над спокойной водой.
Ангел, улыбаясь, щурился, подставляя лицо свету, его крылья вытянулись вверх, купаясь в нежных лучах, и руки потянувшегося ангела поглаживали их, распрямляя длинные светлые перья. А за его спиной две ошалевшие чайки носились в чистом небе, изредка пикируя к воде, чтобы поймать очередную рыбёшку, неосмотрительно приблизившуюся к поверхности. Ангел коснулся пальцами ноги поверхности воды и рассмеялся пронзительному холоду.
Демон смотрел на светлое создание всё так же задумчиво. Его правая рука слегка царапнула колонну длинными острыми когтями, но сам он этого даже не заметил.