Бежать. Бежать. Бежать. Прятаться, уходить от погони. Заметать следы. Взять и исчезнуть. Освободить остальных от себя, а себя от них. Взаимовыгодный договор, не так ли?..
Он бежит вдоль по проспекту. Проспект - это единственный ориентир для него. Проспект, рано или поздно, всё же обязано вывести его к дому. Он пробегает под мостами, и ориентируется только по жёлтым фонарям. Ночь. Проспект залит тёплым жёлтым светом (такие фонари называются - фонари дневного света, и кто до этого додумался?), но от него веет холодом. Особенно холодными кажутся белые линии разметки, блестящие от капель воды. Они контрастными лезвиями ножей и сабель лежат на тёмном и влажном асфальте. Он бежит по бульвару, но старается не попадать даже в свет фонарей. Фонари - это только ориентир, как звёзды для моряков из прошлого. Фонари - это единственное, что видят его безумные, пустые, скорбящие глаза. Эти глаза тупо смотрят вперёд и они полны боли. Они ничего не видят оттого, что залиты кровью и слезами. Слезами боли и потери, слезами шока и ненависти. Скорбь, приняв идеальную форму слёз, тонкими реками пробивает себе дорогу на замёрзшем и окровавленном лице.
Он бежит.
Он бежит даже не по тротуару. Его истерзанные босые ноги бегут по холодной земле и чёрной траве, что рядом с дорогой. Его истерзанные босые ноги несут его израненное тело. Несут его по проспекту. Несут его к дому. Они не выбирают дороги. Они ступают на камни, на стёкла, на бумагу, на всё, что угодно, на всё, что может валяться в придорожной траве.
Придорожная трава стала чёрной. Теперь, когда зима уже холодно обжигает, когда первый снег уже собирается нанести городу визит, теперь она чёрная. Длинные её стебли пропитались влагой, корни умерли, теперь она пахнет гнилью. Стебли похожи на пальцы, которые против всех законов о живых существах не имеют никаких суставов, или даже просто костей. Нет у травяных пальцев и фаланг, нет и ногтей. Но они опасны своими крючочками, своими колючками, они тянутся к бегущему вдоль клумб. Он замечает это и прибавляет скорость.
Когда он бежал вдоль реки, он вдруг заскучал по осени. Она ещё не ушла, но осень в этом году превратила его жизнь в настоящий ад. И вот теперь, то, что случилось сегодня...
Босые ноги покрылись грязью. На них были слизкие следы прикосновения травяных пальцев, на них было много порезов и ссадин. Кровь проступала там. Ступни сильно болели и явно износились. Он избаловал их хорошей обувью и теперь они отказывались работать в экстремальных условиях. Но что поделаешь, другого выхода у него просто не было. И он продолжал бежать.
Он продолжал бежать, прижимая руку к дырке в своём животе. Живота у него на самом деле не было, он был тощ, как таранка, но как ещё назвать это место? Пальцы были покрыты кровью, свитер снизу от них тоже чернел ею.
О Господи, - подумал он, - я не успею. Она уже чёрная. Не алая или хотя бы бурая, она уже на самом деле чёрная. А когда ты видишь свою кровь чёрной, тебе становится по-настоящему страшно. В боку поначалу кололо, теперь отпустило, всё прошло и бок просто онемел.
Он продолжал бежать и смотреть на проспект, не выходя на свет, всё так же прячась в тени. Где-то тут его дом, уже где-то тут. Совсем рядом. Что-то неприятно дёрнуло за ногу. Он посмотрел вниз. Это были очередные пальцы чёрной травы. Ему показалось, что они преспокойно могут оказаться пальцами самых что ни на есть настоящих мертвецов, которые норовят утянуть его вниз. Вниз, в царство теней и холода. В царство свободы и пустоты. Даже такой ценой. Он засмотрелся на свои ноги и травяные пальцы, так и не заметив, как приближается земля. Его обессилевшее тело ровно рухнуло в придорожную траву недалеко от станции метрополитена. Месиво крови, слёз, длинных волос, что раньше служило ему лицом, страстно поцеловало влажный грунт. Чёрные пальцы уныло тыкали в него сверху вниз, а проспект продолжал светиться фонарями дневного света.
2
Мой сон всегда был чутким. Но после вчерашних событий я так вымотался, так устал, что, не выспавшись днём, завалился спать ночью. И проспал аж до самого утра, что для меня крайняя редкость. Спал я на любимом месте между трюмо и телевизором, может, именно это и помогло мне так выспаться. Всё может быть.
Проснулся я рано, солнце ещё не взошло. Осенью оно встаёт позже, но сегодня, кроме того, был ещё и пасмурный день. Критически оглядев кровать, я отправился на кухню чего-то перекусить, или хотя бы чего-то выпить.
Когда я шёл по коридору, то кроме храпа своих хозяев слышал ещё и отвратительное чавканье. Пройдя маленький предбанник перед ней, я вошёл в мертвецки бледную от утреннего света и серых облаков кухню. Там я сразу же заметил объект, издающий эти странные звуки.
Домовой сидел на своём любимом месте - межу холодильником и столом. Он уминал остатки еды, забытые по неосторожности вчера на столе или ещё где-то. Он пробормотал приветствие, поглощая очередной кусок вареной колбасы и запивая его остатками киселя. Для меня на кухне было вчерашнее молоко, что тоже неплохо. Поговорив с домовым, мы решили вместе дождаться рассвета. Когда солнце где-то далеко вылезло из-под земли, домовой отрыгнул и исчез. Странноватый он - подумал я и, оставшись совсем без дел, побрёл в свою комнату. Молоко приятно пахло на усах и это меня убаюкивало. Я зашёл в комнату, посмотрел на Сашину кровать, лениво потянулся и снова грохнулся спать между трюмо и телевизором.
***
Второй раз я проснулся от беспокойных голосов прямо у меня над головой. Мама говорила с Сашей, было уже около десяти часов дня.
- Как ты себя чувствуешь? - спрашивала мама.
- Нормально, - ответил Саша, с трудом выговаривая слова. Так мне показалось.
- Конечно, нормально, ты проспал почти сутки. Как бок?
- Почти не болит, он онемел ещё до того, как его зашивали.
- Тебе просто повезло, что лоточники тебя нашли. Ты валялся прям у входа в подземку. - Она натянуто улыбнулось. Конечно, ведь всё случившиеся совсем не смешно.
- Я даже не помню, как добрался туда. Просто бежал по проспекту.
- Так что случилось? Где твои вещи? Кто тебя?
- Подошли какие-то придурки, так, мол, и так, говорят, давай нам, типа, вещи свои. Я, конечно, сказал, не дам. Тогда один достал нож и сказал что подрежет, если я не отдам. Я не отдал. Он подрезал. Забрали ботинки, куртку, деньги. Метро закрыто было. Людей просить без толку. Вот и вся история.
- Ты их запомнил?
- Мама...
- Ну что, мама? А? Что, мама? В милицию нужно заявить, или ты хочешь, чтоб ещё кого-то подрезали?
- Мам, никто этим заниматься не будет. Ночью, в центре города... там мог быть кто угодно, из любого района.
Договорив, он громко кашлянул.
- Господи, простыл ещё?
- Мам...
- Мам, мам, хватит мамкать. Я сейчас в магазин схожу, хочешь чего-нибудь?
- Купи мне колы, пожалуйста.
- Колы? А врач не говорил, что тебе нельзя?
- Нет, они сказали, что нож прошёл между рёбер и ничего не повредил, в том числе и желудок. Значит можно.
- А может соку? Полезнее. Давай сока лучше куплю? Апельсинового?
- Мам...
- Ладно, принесу. А ты спи.
- Хорошо.
Она вышла и я следом за ней. На этот раз на кухне меня ждало уже свежее молоко и полная тарелка отменных мясных консервов. Отзавтракав, я принялся умываться, а, покончив с этим, стал созерцать пейзаж, который открывался мне из окна большой комнаты. Я удобно устроился на большом столе, покрытом бархатной скатертью.
Мама, идя в магазин, позвала и меня. Она считает, что прогулки мне не повредят, а скорее - даже полезны. Тем более теперь, когда осень и стало прохладней. Я лично против прогулок ничего не имею, но улица меня пугает. Особенно людные места и улицы, где полно людей и машин. Двор наш тоже довольно шумный. Но иногда приятно выйти на улицу, покрасоваться перед девчонками, что и говорить.
В этот раз на меня напялили тонкий красный ошейник, от которого тянулась тонкая серебристая цепочка поводка. Мне этот поводок не очень нравился, уж больно щегольской, но сопротивляться я не стал. Задерживать маму я просто не имел права.
На улице было прохладно, дул ветерок, отчего я сразу прижал свой пушистый хвост. Земля была всё ещё тёплой и от асфальта поднималось тепло. Я спрятал когти в подушечки лап и гордо маршировал рядом с мамой. Испаренья приятно грели лапы и я быстро привык к ветру. Поэтому я гордо задрал свой кошачий хвост и начал осматриваться. Ничего интересного вокруг не было. Конечно, многое изменилось с тех пор, как я последний раз побывал на улице (а было это ещё весной, или в начале лета). Трава почернела, деревья погрустнели, посерели, а листья их либо опали, либо собирались это сделать. Одним словом - сезонная скукотища. Я уже потерял концентрацию, когда мы вдруг достигли магазина. Мама не взяла меня на руки, как она обычно это делает, а провела просто на поводке. Продавцы её знали и позволяли оставлять меня внутри магазина у входа в основную его часть. Она привязала меня к никому не нужной тумбе, а сама удалилась в направлении товаров.
Я откровенно скучал на проходе и уже успел изучить обложку книги отзывов, когда нашёл себе новое занятье. Так как сидел я на полу, то видел только ноги входящих. Я стал их рассматривать и представлять себе, что за человек носит такую обувь, что он из себя представляет? Ног было много и новая игра моя начала надоедать. Кроме того, она начала становиться не безопасной - от бесконечно пролетающих мимо ног меня начало мутить. Я отвлёкся, посмотрел на симпатичную кассиршу вдалеке. Она сидела за стеклянной оградой и чётко выбивала чек кому-то из покупателей. Вдруг подул злой ветерок. Мы, коты, очень быстро различаем добро и зло и я не мог напутать. Я повернулся ко входу. Ко мне приближалась пара дешёвых кроссовок с базара, которая выглядывала из-под таких же дешёвых спортивных штанов. Я почувствовал пустой гнев, пустую злость, пустую ярость. Одним словом, я почувствовал зло. Кроссовки остановились напротив меня и я увидел тянущуюся ко мне руку. За ней, в поле моего зрения, появилась противная рожа с бритой головой. Я постарался отклониться, не дать этому уроду себя погладить, но поводок мне помешал. Тогда я нанёс сокрушительный удар по его руке, выпустив при этом когти, разумеется. Он вскрикнул и резко отдёрнул руку. Посмотрев по сторонам, он нанёс ответный удар, прошипев при этом - получи, сука. Кроссовок больно стукнул меня под рёбра, а потом исчез где-то за тумбой вместе со своим хозяином-идиотом. Нормальный человек кота бить не станет, да и нечего было ко мне лезть, я бы его и не тронул. Но во время удара я кое-что почувствовал, ощутил, можно сказать, увидел. Такое может случиться только с котом и вот оно случилось. В момент удара я вдруг увидел незнакомую тёмную улицу, четверых человек, нож, чёрную траву, кровь, ботинки. Сашкины ботинки. Этот урод, который только что хотел меня погладить, вчера ночью подрезал моего хозяина. Ну, теперь берегись. Я запомнил твою обувь. Я запомнил твой запах. Я запомнил твой страх. И я оставил на тебе свои когти.
Я попытался вырваться из ошейника, как вдруг подошла мама и потянула меня домой. Сопротивляться, опять-таки, не было никакого смысла. Я агрессивно задрал хвост и вышел из магазина. Я запомнил этого урода и знал, что обязательно ещё с ним встречусь. И эта встреча станет для кого-то из нас последней.
3
Ночь превратилась в настоящий кошмар. Сначала всё было нормально. Саша лежал у себя на кровати и дремал под включённый телевизор. Я постоянно бродил где-то рядом и наблюдал за ним. Всё было хорошо и я начал успокаиваться. Память у меня хорошая, но, глядя на хозяина, я как-то начал забывать случай в магазине. Мама иногда заходила в комнату, проверяла, как дела у сына. Несколько раз она приносила с собой еду, но Саша отказывался есть. К вечеру у него поднялась высокая температура. Мама дала ему какие-то лекарства и он снова уснул. Последний раз она зашла в комнату около одиннадцати часов, Саша спал. Она потрогала его лоб, который оказался совсем не горячим, и отправилась спать. Винить её за это нельзя. Последние два дня её просто вымотали и она постарела за них больше, чем за последний год.
Глядя на происходящие, я решил тоже завалиться спать. Пару раз я дремал в ногах у хозяина, но сон его вдруг стал беспокойным и я вынужден был перебраться на другое место. Сначала под кровать, потом на пуфик, а затем я заснул между трюмо и телевизором.
Сон оказался крепким и длительным, поэтому, проснувшись, я не сразу понял, что происходит. Первое, что я услышал, был стон моего хозяина. Саша метался на кровати в бреду. Его-то стон меня и разбудил. Я присмотрелся в ауру, что окружала моего хозяина. Некогда синяя, она стала серо-жёлтой и почти прозрачной. Он умирал. В таких делах коты, простите, точно никогда не ошибаются. Он умирал и изо рта его вытекала розовая жижа. Он закашлялся. Конечно, так я и знал, - подумал я тогда. Наши доблестные врачи не заметили такой простой вещи. Нож прошёл между рёбер и зацепил лёгкое. Думаю, что он даже пробил его. Оттого и кашель с кровью. Слёзы навернулись на мои кошачьи глаза, я успел привязаться к этому человеку. Нет, я, конечно, кот, и свобода - это моё второе имя, но с этим человеком меня что-то объединяло. Я не хотел его терять.
Саша закашлялся, неестественно дёрнулся, вздрогнул и затих. Он лежал на боку и смотрел в пустоту слегка приоткрытыми глазами. Он умер.
У меня оставался только один выход и я решил им воспользоваться. На балконе была приоткрыта оконная рама и я, не раздумывая, прыгнул в темноту за ней. Я не пытался приземлиться, спастись, так как знал, что я делаю. Я хотел умереть.
***
Первое, что предстало очам моим ясным, был яркий свет галогеновой лампы.
- Пришёл в себя, - услышал я голос.
- Поздравляем, вы умерли, э-э-э, уже в пятый раз, - сказал другой, очень мягкий голос. По всем известной статистике, у вас осталось всего четыре жизни. Желаете воспользоваться шестой жизнью, или останетесь у нас в раю?
- Я в раю? - удивился я.
- Да, а что в этом такого?
- Да нет, ничего. Просто первые четыре раза, когда я умирал, я попадал в ад.
- Вы были молоды, - ответил тот же мягкий голос.
Я приподнялся, чтобы увидеть ангелов. Рядом со мной стояли двое - прекрасный перс, обладатель мягкого голоса (и, безусловно, профессорский кот в прошлом) и обычная дворовая кошечка (наверно, медсестра). Кошачьи ангелы были очень красивы сами по себе, да к тому же им очень шли маленькие беленькие крылышки.
- Возможно.
- Так какое вы принимаете решение? - поторопил меня перс.
- Даже и не знаю, - обманул я ангелов, - сначала я бы хотел поговорить с Господом нашим.
- Нет проблем, - снова ответил профессор и хлопнул в свои кошачьи ладоши.
Свет погас, а потом снова зажёгся. Я стоял у большой коричневой двери. Кроме неё вокруг ничего не было. Куда не глянь, всюду облака. Облака были под моими лапами и уходили к линии облачного горизонта. Дверь просто парила над ними. Откуда-то слышалось мяуканье маленьких ангелочков, где-то играла музыка. Одним словом - кошачий рай. А я стоял лицом к лицу с дверью Господней.
Наконец я нашёл в себе силы и открыл её. Прямо за дверью находилась небольшая комната, выдержанная в английском стиле. Господь сидел на кресле с колёсиками, спиной ко мне и лицом к экрану на стене. Я не мог его разглядеть.
- Проходи, - вежливо сказал он.
- Спасибо, - сказал я и вошел, чуть прикрыв дверь.
- Чего ты хотел? - он повернулся ко мне. Кошачий Бог оказался обычным беспородным котом, каких полно во дворах. Он имел круглую морду, длинные светлые усы, большие уши и проницательные глаза. Шерсть у него была гладенькая, белая в серые пятна. Возраст его определить было невозможно. Он был упитан, но не толст, сила наблюдалась в движении хвоста. Просто Бог, без возраста, - подумал я.
- Ну, чего молчишь? У меня времени мало.
- Да, да, я понимаю, - быстро заговорил я. - Я хочу подарить свою жизнь.
- Кому?
- Человеку.
- Человеку?
- Да, человеку. Он это, мой хозяин.
- Подарить жизнь человеку, ты это серьёзно?
- Да, Господи.
- Не жалко?
- Нет, Господи.
- А ну-ка, поди сюда, - позвал он.
Я подошёл.
- Покажи мне его, - попросил Господь.
Я собрался с силами и на экране появился Саша. Он лежал на своей кровати.
- Хороший человек?
- Замечательный, - честно сказал я. Я верил в Сашу.
- А ты?
- Простите?
- Ты, хороший кот?
- А-а-м, - замялся я, - ну да, наверно, не самый плохой.
- Не врёшь?
- Да нет, - сказал я. Тут же из-за моей спины появился нимб и завис над моей головой.
- Ну, ладно, верю, - сказал Господь, - всё будет хорошо, иди.
- Спасибо, Господи, - сказал я и начал пятиться к выходу.
Я уже почти достиг его, когда он вдруг сказал:
- А да, ещё одно. Подойди к профессору и оформи жизненные бланки. Кроме того, помни, что первые сутки ты проведёшь в его теле, а он в твоём.
- Да, Господи. Спасибо, Господи, - сказал я и вышел.
Покинув личный кабинет Господа нашего кошачьего, я тут же, морда к морде, столкнулся с профессором.
- Господь передал мне ваше желание, вот бланки, - сказал он.
Я заполнил бланки, где говорилось о том, что я согласен пожертвовать своей седьмой жизнью ради конкретного человека, и поставил подпись.
- Всё, - сказал я.
- Всё, - почему-то очень весело сказал профессор.
4
Саша проснулся быстро, как никогда не просыпался. Обычно этот процесс занимал у него довольно много времени. Иногда минут пять, а иногда и час. В этот же раз, как уже было сказано, он проснулся мгновенно и с непривычки зажмурился.
При пробуждении он, к тому же, не ощущал никаких неудобств. Не чувствовал жгучей боли внутри. А ведь всё это было ещё вчера. Теперь же его заполонило неясное чувство новизны своего положения и неясности происходящего. Что-то было не так, но что?
Саша потянулся и ужас подтолкнул пищу, съеденную недавно, к заднему проходу - вместо рук своих он увидел кошачьи лапы. Шоковое состояние поддерживалось и благодаря тому, что все предметы вокруг казались во сто крат больше, нежели раньше. При этом и визуальное восприятие мира претерпело изменений. Теперь он видел мир как будто сквозь светофильтр, или как если б он смотрел на компьютерные искажения, а может, на вытравленную киноплёнку, или даже выцветшее фото. Он явно ощутил, что смотрит на мир чужими глазами. Зрение его стало настолько другим и чужим, что это завораживало. До этого дня он не раз и не два мечтал глянуть на мир чужими глазами. Посмотреть на себя со стороны. Не отражаться в ком-то, а именно увидеть своё физическое тело, нормальное и здоровое, но не в зеркале...
И он увидел. Тело его лежало на его же кровати и, как ему показалось, мирно спало.
Я умер, - сделал он логичное умозаключение. - А если и не умер, то моя душа явно меня бросила. Пошла налево. Интересно, души тоже могут ходить налево? Это наверно и есть реинкарнация, или как там оно называется?
Саша лежал между трюмо и телевизором. Он запрыгнул на тумбу и глянул в зеркало.
- О Господи, я кот! - сказал он, но прозвучало только рваное и невинное - мяу. Тогда он сел на брошенные кем-то здесь вещи, и начал вылизывать свою шерсть. Что-то в этом есть, - подумал он. Наверно я даже сумею с этим смириться, - продолжал он свои размышления.
Ему было тепло и уютно. Психологическое напряжение последних дней резко спало. Он хотел есть.
Саша неуклюже, совсем не по-кошачьему, спрыгнул с тумбы, и направился в направлении двери. В этот момент его человеческое тело пошевелилось на кровати. Потом послышался шум, шелест и лёгкий смешок. Саша узнал свой смех, но звук, как и изображение, воспринимался совсем по-другому. Так и с ума сойти можно, - проскочила мысль в его голове.
- Ты смотри, с ума не сойди, - с кровати свесились ноги, его ноги, бывшие. - Ну что, дружище, освоился?
- Мяууу, рррмяууу, - выдавил из себя Саша.
- Вот, блин, ни черта не понимаю. Ладно, если ты улавливаешь, о чём я говорю, а я верю, что это так, то успокойся. Такие перемены только на один день. Так что наслаждайся кошачьей жизнью, а потом вернёшься в своё тело.
На этот раз Саша отвечать не стал, поняв бессмысленность попыток произнести что-то связное. Он только доверительно посмотрел на себя человека, а тот протянул к нему руку и начал гладить за ухом.
Саша мерно заурчал и провалился в приятный кошачий сон.
5
Саша заснул быстро. Уж я-то знал толк в котах. Я и сам каких-то пять часов назад ещё был котом. Теперь же я человек. Возможно, впервые в истории человечества кошачий разум вселился в людское тело! Здорово! Ощущения пристраннейшие, спешу я вам сообщить.
Первое, что я почувствовал, проснувшись - это, естественно, отсутствие такого жизненно-важного члена моего тела, как хвост. Без хвоста будет туго, - сразу отметил я. Зато я обнаружил присутствие других органов, которых добрые хозяева меня лишили ещё в детстве, и от удовольствия даже захихикал. Грубо говоря, но, называя вещи своими именами, я обнаружил яйца!
Интересно, успею ли я ими воспользоваться? - скользнула по разуму холодная, но возбуждающая мысль.
Ну что ж, придётся постараться. Я был готов выложиться на все сто, как говориться, лишь бы успеть. Конечно, можно отметить мой невероятный эгоизм по отношению к Саше, ведь цель обмена телами была совсем иной. Но, согласитесь, у меня тоже никто не спрашивал, согласен ли я на лишение сами знаете чего.
Я поднялся, оделся, но наступать на кота и ругаться с женой не стал. Ничего против "Сплина" я не имею, но жаль мне своё тело, что вертится у ног, а жены ни у меня, ни у Саши нет. Бог берёг.
Ошарашенная мама встретила меня на кухне.
- Ты чего это поднялся? - спросила она.
- Всё нормально, мам, - я старался повторить манеру разговора Саши, чтобы чего доброго мать не заметила что-то неладное.
- Конечно, всё в порядке, но тебе лежать нужно, откуда у тебя вообще силы взялись?
- Сам не знаю. Я вчера помолился на ночь, а сегодня просыпаюсь, полон сил.
- Хорош врать, ты вчера с температурой вырубился. Помнишь? Папа говорит, что ты ночью бредил.
- Мам, мне на самом деле гораздо лучше. Дай мне поесть чего-нибудь.
- Ну, давай, садись. Но смотри, только станет плохо - сразу в постель.
- Конечно, мам, какие вопросы?
Я улыбнулся! Сколько раз я пытался это сделать, будучи котом, но у меня ничего не выходило. Теперь же ослепительная улыбка Де Лона, растянулась до ушей. Мне начинало нравиться быть человеком. Нет, правда, мне это начало чертовски нравиться! И это пугало, а что будет, если я всё-таки использую свой шанс лишиться девственности? А? Не захочу назад? Как тогда быть, ведь придётся. Куда я денусь? Но пока... пока я порадуюсь новому открывшемуся миру и своим возможностям в нём. Правда мои первые впечатления от радостей людской жизни быстро улетучились, как только я начал есть. Уверен, мама готовит здорово, но мне, после моих кошачьих консервов и молока, вкус человеческой еды не понравился.
- Что-то ты приуныл, сынок. Бок болит?
- Да нет, задумался, - честно ответил я.
- Колы хочешь?
- Конечно, - соврал я. Как я мог хотеть колы, если никогда в жизни её не пробовал?
Мама налила полный стакан тёмно-коричневого с красными отблесками напитка. Тот опасно зашипел, пенясь и бурля. Я глотнул. Вкусно, мне понравилось. На вкус похоже на мой резиновый мяч, видимо добавки те же, но вкусно. Просто офигенно вкусно. Супер.
- Мне нравится, - сообщил я маме.
- Конечно, нравится, ты только это и пьёшь. Ладно, я уже опаздываю, на работу пора. Заведующая меня постоянно пилит за то, что я опаздываю. Да и вообще ты знаешь, как она меня любит.
- Да, мам, конечно. - Я вновь улыбался во весь рот.
- Ну, давай, - подбодрила она не то меня, не то себя, на ходу обуваясь. - Полежи ещё сегодня, не геройствуй. Приду как всегда, папа сказал, что задержится. Он ещё и за лекарствами зайдёт. Аспирин и тот у нас уже закончился.
- Да, - продолжила она, - там в холодильнике борщ есть и курочка. Разогреешь, если есть захочешь?
- Да, мам, всё нормально. Я смогу.
- Ну, хорошо. До вечера, - сказала она, уже пропадая в дверном проёме.
- До вечера, - согласился я, но она этого уже не слышала.
Ну, хорошо, что теперь? Что делать теперь, а? Теперь нужно сделать то, что задумал. То, что сразу было в моей голове. Ещё до того, как Саша умер. Тем более теперь у меня гораздо больше шансов воплотить в жизнь мой безумный план. Да какой там план1 Я просто решил отомстить. Холодно. Без жалости. Нанести удар исподтишка. Разящий, может, даже смертельный. Я хочу охотиться, я хочу отомстить, я хочу смерти этого говнюка.
Месть - это блюдо, которое подаётся холодным? Я бы так не сказал. Сейчас, когда я судорожно обдумываю план своей мести, я весь горю. Виски пульсирует. Это притом, что я вдобавок ко всему ещё и нахожусь не в своём теле. Какая тут холодность или, быть может, расчёт? Никаких.
Шансов отомстить у меня катастрофически мало. Найти человека, которого никогда не видел, не так и просто. Но у меня было три козырных туза и Джокер. Три туза - обувь, запах, страх. Джокер - свежий след от моих же когтей.
Нужно выбираться из квартиры, - подумал я, отставляя стакан колы. Как это сделать? Хозяева используют для этого ключи, но есть ли они у Саши, а если и есть, то тогда, куда он их кладёт? Нет. Нет нигде никаких ключей. Придётся лезть через окно, - прошелестела по мозгам смертельно радостная мысль. Конечно, я ещё должен куртку одеть. Простудить тело своего хозяина - это извращение и должно караться законом.
Напялив на себя дутую куртку, я обнаружил ключи. Кроме того, я нашёл в кармане какие-то маленькие пакетики, студенческий билет, немного денег, и зажигалку. Во внутреннем кармане лежала полупустая пачка сигарет. Интересно, а мать знает, что он курит? Не думаю. А я вот знаю. У него часто, по вечерам, ещё до того как он посетит ванну, пальцы пахнут табачным дымом. Папа наш курит уже двадцать с лишним лет. Что вы хотите - наследственность.
Я нацепил на голову кепку. Надел кроссовки. Пора выходить.
Пора выходить на охоту.
6
Отследил я его гораздо быстрей и проще, чем на то рассчитывал. Мои козырные тузы с Джокером во главе быстро навели меня на след. Итак, я очутился возле маленького импровизированного базара. Мой враг номер один был раза в два больше Саши (а значит и меня на данный момент). Он был одет в чёрную кожаную куртку, спортивные штаны. На почти лысой башке сидела кепочка. Обувь - неизменные кроссовки. Рука исцарапана. Запаха страха я не ощутил, но вот обувь и просто его запах узнал.
Один-ноль в мою пользу, игра продолжается. Я подошёл ближе, нужно было рассчитать точно, когда нанести удар, и каким образом я это сделаю. Подойдя ближе, я понял, что он не один. С ним был ещё какой-то тощий урод в такой же куртке и кепке, как у него самого, и вульгарная девица лет, эдак, четырнадцати.
Один-один. Напасть в присутствии его друзей просто невозможно. Я боюсь представить, как я нападу на него одного, а тут ещё и друзья.
Ладно. Я отошёл. Продолжая наблюдать за противником, решил покурить.
Не знаю, почему именно людям достались такие блага? Курить - это так противно, но одновременно с этим, как же это приятно!
Я так увлёкся курением, совершенно не доступным мне ранее, и, конечно же, не доступным после этого дня, что не заметил, как ушёл мой враг. Беспокоиться, правда, причин практически не было. Сейчас он со своими друзьями, а это значит, что нанести удар будет практически не возможно. А далеко он не уйдёт. Раз уж я нашёл его один раз, я смогу найти его ещё много, много, чертовски много раз! Только мне это не нужно. Мне нужно застать его одного. Вот и всё. Тогда он допрёт своей лысой башкой, что безнаказанными только домовые остаются. Кровь за кровь, - холодно повторялось у меня в голове.
Я докурил сигарету, бросил окурок в урну и пошагал в том направлением, в котором, как мне казалось, ушла троица. Я сунул руки в карманы, они начали мёрзнуть. Чёрт, как тяжело ходить без шерсти! В карманах что-то было. Я нашёл старый кассетный плеер, перочинный нож и блокнот. Нож мог скоро пригодиться. Я решил получше его рассмотреть. Корпус ножа был сделан из бордовой пластмассы. Посреди ручки была эмблема - белый крест на красном щите. Я достал самое большое лезвие. У основания латинским шрифтом было написано - Викторинокс. Я помнил, как недавно Саша убеждал своих друзей в том, что это настоящий швейцарский нож, а не подделка там какая-то с базара. Я ему верил, так как знал, что нож действительно настоящий. Не пряча лезвия вовнутрь, я положил нож в правый нижний карман куртки.
Блокнот заинтересовал меня даже больше, чем нож. Там мог быть телефон, который мог реализовать мои надежды. Так, посмотрим. Таня? Не знаю даже, кто это. Катя... ещё одна Катя... Маша... Настя... Ира... Женя... Аня... Господи, да где ж он их столько нашёл-то? Кому позвонить? Я вспомнил последний день рождения Саши, когда собрались ребята, друзья его, и девчонки. Я вспомнил, как всю вечеринку на него смотрела Ира. Ира - моя надежда, вот моя цель. Но это потом, а сейчас - охота.
***
Темнеть стало гораздо раньше. Смеркалось. Я выследил врага. Видел, куда он пошёл со своими друзьями. Запомнил подъезд. Спустя десять минут зашёл следом. Притаился у тёплой батареи, уже не раз, и не сотни раз, помеченной моими собратьями. Даже теперь под ней спал чахлый серый кот. Привет, братишка, - сказал я ему. Он не ответил. Что ж, его право, он меня не знает.
Услышал голоса сверху. Они... этажа на два-три выше моего. Крадучись я начал восхождение по чужой неприятной лестнице. Пройдя двадцать ступенек, я остановился. Прислонился к лифту и начал слушать.
- Короче, ладно, пора мне выгребаться, - голос главного противника.
- Слушай, ну что ты гонишь? - заговорил тощий.
Я выглянул в пролёт, чтобы разглядеть их. В подъезде царил полумрак, а глаза у Саши далеко не кошачьи. Но и они сумели приспособиться к тусклому свету. Я увидел своего врага. Он стоял, облокотившись на перила, так что мне была видна его спина. Он курил. Тощий сидел на ступеньках и смачно сплёвывал себе под ноги, а девчонка сидела на его тощем колене.
- Правда, Саша, оставайся. Покурим ещё.
Вот, блин, так мой враг ещё и тёзка мне, точнее моему телу.
- Фонарь, - твёрдо сказал он. - Дела есть, стрела забита, нужно с пацанами переговорить. Мы ж завтра мутить едем.
- Ладно тебе гнать, Лысый. Ты, короче, это, типа, блин, в натуре, завтра мутить едешь?
- Ну да.
- Тогда и мне возьми, а я те филки потом верну, хорошо?
- Нема базару, - сказал Лысый. - Звякни мне сегодня часов в десять.
- А матушка твоя орать не будет?
- Да не будет, не будет...
- Ну ладно тогда, условились.
- Ну, давайте, - утомлённым голосом сказал Лысый, пожал руку тощему и начал спускаться вниз.
Тощий вместе с девчонкой поднялись со ступенек и отправились в квартиру. Мой враг спускался по ступенькам. Мой враг шёл ко мне. Он ровно дышал.
Он уже был совсем близко. Я спрятался за выступом у лифта и ждал. Ждал тихо, ждал с надеждой. С надеждой на то, что уже ничто и никто не помешает мне завершить начатое.
Ему остался пролёт. Десять ступенек, если я не ошибаюсь.
Ему осталось десять ступенек. Десять ступенек его похабной жизни. Десять ступенек от поступка до расплаты. Десять ступенек, правда не вверх, как на плаху, а вниз. Но исход тот же - встреча с палачом.
Палач - это я. Ладошка моя вспотела, всё крепче сжимая рукоятку маленького ножа глубоко в кармане куртки.
Пять ступенек.
Три...
две...
одна...
Удар я нанёс молниеносный. Так быстро и резко, что он даже ничего не понял. Просто рухнул на пол, корчась от боли, извиваясь, как лапша в кастрюле.
- Сюрприз от Викторинокс, - прошипел я.
Он не кричал, что вызвало моё уважение к врагу. Врага можно ненавидеть, но при этом уважать. Это был тот самый случай. Я подхватил противника, вскинул на плечо и вышел с ним из подъезда. Никого. Случайность, или просто справедливость? Не знаю. Я выбросил его в канаву, недалеко от домов. Падая вниз, он стонал, значит был жив. Теперь он был практически в тех же условиях, что и Саша. Саша был отомщён. Ботинки я конечно не вернул, но равновесие восстановил. Знали бы вы, как важна коту месть!
Я вытер лезвие ножа о свои голубые джинсы и радостно направился к телефонному автомату, одиноко зависшему на своей единственной ноге.
7
Саша беспокойно ходил по квартире. Быть котом - это слишком. Друзьям такое рассказать - НЕ ПОВЕРЯТ! А зря. Есть что рассказать.
Он ходил по квартире напуганный, прижав уши. Что происходит? Почему так происходит? Зачем это происходит? Ответов на эти вопросы не было и быть не могло. Ответы на такие вопросы не находятся в человеческом разуме. Да тут ещё и особенность - разум этот попал в кошачью голову.
Кроме происходящего с телом его волновал ещё один вопрос - куда это направилось его прежнее тело?
Ужас сковывал все четыре лапы, но сидеть на месте сил не было. Несколько раз, правда, Саша проваливался в чуткий кошачий сон. Ему ничего не снилось, да он и не хотел этого. Ещё не хватало снов кошачьих!
Целый день он без дела слонялся по комнатам и коридору. Несколько раз посетил кухню в поисках еды и воды. Пить хотелось постоянно, а вот есть он поначалу побаивался. Кошачьи консервы, он никогда их не пробовал, а запах их вызывал тошноту. Но теперь запах показался ему приятным. Он решился на заход. Продегустировал маленькие (якобы мясные) кусочки пищи и ему они понравились. Опустошив миску, он почувствовал желание опорожниться. Собрался это сделать на кухне, но передумал. Его кот - Руски, с детства был приучен ходить по нужде в одно и то же место. Он зашёл в приоткрытую дверь туалета и обнаружил лоток с комочками. Биотуалет для котов! - вершина цивилизации. Совершив все вышеперечисленные процедуры, он снова уснул.
Разбудил его беспокойный звонок в дверь. Саша глянул в окно и увидел, что на улице уже стемнело. Где же бродит этот Руски, примеривший его тело?
Двери начали открывать ключами. Оказалось, что это вернулась мама. Она разулась, занесла на кухню пакет с продуктами, потом, вновь оказавшись в прихожей, сняла пальто. Она пошла в его комнату, а он последовал следом за ней.
- Ну что ты под ноги лезешь, Руски? - спросила она.
Саша, конечно, попытался ответить, что никакой он не Руски, а Саша - сын её... но вышло только р-р-р-мяу.
Мама зашла в его комнату и ахнула. Пошла в ванну, заглянула в туалет, в зал, в спальню. Пусто. Конечно, пусто, - подумал Саша, - вот он я, у тебя под ногами.
Тем временем Мама вернулась в зал и тяжело рухнула в старое кресло. Она сидела с трагическим лицом жены декабриста и смотрела в одну точку. Как на фото.
Сейчас расплачется, - подумал Саша и ловко запрыгнул к ней на руки. Откуда такая ловкость? Он и в футбол-то уже года два не играл, не говоря уже о каких-то там зарядках и всём таком.
- Руски, ну куда его понесло? Ну, скажи мне, котик.