Действующие лица:

Плано Карпини - посол папы римского к монголам.

Хингай - секретарь Курултая монголов.

Дубрава - полонянка из русских.

Сельджей - молодая знатная монголка.

Федор - боярин Ярослава.

Гермоген - православный священник из посольства Ярослава.

Кузьма - золотых дел мастер с Руси, угнанный монголами.

Хельга - полонянка с Запада.

Ярослав. Ох, невмочь мне, братие... Все здесь не так... Еда - не та, питье - не то... Что люди! Даже лошади - не те. Лохматые и злые, как волки... Помнишь, Федор, чертовы степи половецкие? Отсюда они родными кажутся!

Федор. На небо посмотришь: синь-синяя да не своя...

Кузьма. Заживетесь тут - сами себе чужими станете...

Гермоген. Уже испоганились...

Ярослав (смеется). Точно! Где это видано, чтобы вот так - всем вместе и запросто - сидеть. Как в четнице детской. (Тыкает пальцем.) Ярослав-княжич, Федор-боярич, Гермоген вящий да Кузьма смердячий; кого не счёл, полезай под стол! Еще попривыкну - и заведу дома, на Руси, такую правду. Для всех единую... Понравится на монгольский лад жить?

Гермоген. Это не по-монгольски - это на проклятый католический манер. Карпини, посол папский, про Англию сказывал - мол, там человека иначе, как по закону, и тронуть нельзя. (Стучит кулаком по столу.) А ежели для подлеца закон еще не писан - так отпустить его?

Кузьма. Э-э-э, владыко, здесь - перед погаными - мы и впрямь все равны. Захотят: любого выведут за порог и порешат. Но у них хоть правды не писаны, но один закон точно есть. Мне ли, мастеровому подневольному, его не знать! Я на их печатях сто раз вырезал: "На земле Хан - на небе Бог".

Гермоген. А в Библии как? "Богу - богово, кесарю - кесарево". Они хоть и поганые, но беззаконие их только для чужих. А меж собой обычаи - сильно чтут. Только как к ним в свои попасть!?

Федор. Насмотрелся я на их обычаи! Вшей жрать - раз они кровью питаются, руки в супе мыть - чтоб капля жира не пропала, тряпичной кукле кланяться, да нас, грешных, как баранов резать... Но когда нас на заклание поволокут, тебя, Гермоген, не тронут. Как своего! У них волхвы и шаманы наособицу идут. И прочие священники...

Кузьма. Папский посол, получается, тоже спокойно жить может. Ан нет: жалуется - совсем бессонница измучила.

Гермоген. Бессонница у него от избытка хитрости.

Ярослав. Хватит языки чесать. Ты, Кузьма, не обессудь, уйди. У нас разговор государственный намечается.

Кузьма. Позволь, княже, я Планушке Карпиньскому поесть отнесу. Совсем отощал. Им монголы против тебя впятеро меньше прокорма дают.

Гермоген. От своих щедрот носи злыдням, коли невмочь, а не от княжеских! Небось, монгольские господа тебе за резные печати полной горстью платят.

Федор. Ты смотри, Кузьма, не зажирей... Синайцы желтолицые тоже цепных псов откармливают, а потом... (Делает характерный - "ножевой" - жест рукой.)

Ярослав. Отнеси, Кузьма, не слушай дураков. Проверь - за дверью не подслушивает ли кто. Замучился я их соглядатаев гонять.

Федор. Мне особенно молодая монголка надоела - Сельджей! В каждую щель нос сует - и не тронь, паскудницу!

Ярослав. Ты, смотри, руки в ее сторону не тяни! Остерегись! Не твоего поля ягодка...

Ярослав. Ох и надоели вы мне, советнички! Что раскудахтались о харчах для латынцев? На пиру не доели или жадность обуяла? Не понимаете, что сытый - друг ли, враг ли - лучше голодного?

Федор. Всех одарить - на Руси богатств не хватит. Мало мы по пути на каждый столб придорожный бобровую шубу накидывали. А здесь хлеще: последнему писцу - меньше гривны не дай. Обидится! Не уважили скотину.

Ярослав. Это точно - глаза у них больше желудка. Но хуже другое. Он дареное берет, недареное крадет, а спустя минуту из голенища нож по твою душу тянет. Но надо давать... Давать и давать, пока руки их проклятущие не устанут...

Федор. Ох и сила в тебе, княже. Только на тебя глядючи и держусь. Сам себе резоны выдумываю: "Коли ему не поносно - то мне и подавно."

Ярослав. Хорошо сказал, боярин! Всегда бы так.

Гермоген. Не слушай ты его, Ярослав Всеволодович. Он ехидна известная. В словах - одно, в голосе - другое, а в глазах третье проскальзывает.

Ярослав. Опять лаяться! Что у нас намечено?!

Федор. К ханше надо бы явиться.

Ярослав. К которой?

Федор. К старой карге.

Ярослав. Потише-потише. Язык вырвут - чтоб такие речи не говорил, а заодно и нам уши подрежут, чтоб лишнего не слушали.

Федор. Извиняюсь. К великой матери, освященной небом, будем иметь честь пойти.

Гермоген. Ты святостью кого попало не поминай! Но и не хули понапрасну. Заметил ли, князь: ханша в прошлый раз живой интерес к Христовой вере выражала? Окрестить бы ее...

Федор. Ты Батыгу окрести - я его крещеного на первой березе повешу!

Ярослав (устало). Остынь... Да-а-а, ханша влияние имеет... Ее любовь дорого стоит... (С ухмылкой.) Ей в ушко шепнешь, она новому хану в голос скажет, а из его уст громом откликнется.

Федор. А нам что за радость от монгольской грозы? Пол-Руси молниями посекло.

Ярослав. Остались еще дубы с чревоточинкой, хоть и Рюриковых корней, которые до пеньков укоротить не помешает... Вроде Мишки Черниговского... Хе-хе-хе...

Федор и Гермоген (вместе). Княже!

Гермоген (в позе обличителя). Помилуй Бога, Ярослав Всеволодович! Одно дело с неприятелем тайный мир заключать, когда Батыга на Новогород-батюшку идет, когда гибель неминуемая грозит, когда до него сто верст осталось, другое...

Федор (становится рядом с Гермогеном). Да и тот мир дурно попахивал! Никогда не прощу тебе, великий князь, как ты потом на заклание Киев бросил...

Ярослав. Какой мир? Не было никакого мира. Они сами развернулись и прочь подались! Как там скоморохи поют: "От Новгорода верстах в ста - у Игнач-креста, с Невским Батый-хан столкнулся, догадайтесь, кто пригнулся"? Врут, как всегда... Открыть вам тайну? Монголы моего Алексашки испугались! Он в свой двухсаженный рост из-под болотной засеки вылез - они со страху и развернулись. А с Киевом промашка вышла. На юг я Лександра слал-гнал, монгол пугать, да с места не сдвинул. Не любит он степь - к лесам да болотам приучен...

Федор (смеется). В тебя пошел...

Гермоген. Что-то ты, княже, о сыне неласково. А ведь Федор прав: он твое дело умело продолжает!

Ярослав. Далеко пойдет! Только мы с ним в разные стороны умелы. Я делаю много да знают про это мало. А он на Неве полторых шведов разогнал, а звону - будто самого короля пленил.

Федор (продолжает смеяться). Он, скоморохи брешут, самолично летописца правил!

Ярослав. Молчи, Федька! Не тебе судить. (Спокойно) Разве Александр смешон? Не завидую тому, кто ему в глаза посмеется! Молодец, сын... Не о сегодняшней славе думает, а о послезавтрашней...

Гермоген. Воистину так! Не только бранными, но богоугодными делами славен...

Федор. Велика заслуга! Русь не монахами сильна, а дружинами!

Ярослав. Федор-Федор! На православие-то не задирайся. Или Гермоген решит, что тебя Карпушка-посол в латынскую веру успел перекрестить!

Федор. Я ради Руси - не только папе, дьяволу душу продам.

Гермоген. Свят-свят!

Ярослав. Тихо... Накаркали дьявола - собственной персоной! Хингая слышу...

Федор. Этот похуже будет...

Хингай (без пауз, в одну фразу). Здравствуй, Ярослав, гони этих.

Ярослав. Здравствуй, дорогой гость, рад видеть тебя!

Хингай. Если ты не хочешь выгнать их сам, я позову своих - и выгонят они.

Ярослав (Федору и Гермогену). Оставьте нас. Прошу.

Хингай. Почему они не поздоровались со мной?

Ярослав. Не успели. Ты повелел выгнать их раньше, чем они открыли рот.

Хингай. Они боятся?

Ярослав. Конечно.

Хингай. А ты? (Смеется.) Боишься! Можешь не отвечать.

Ярослав. Не буду. Вместо этого - можно спросить тебя, Хингай?

Хингай. Спрашивай.

Ярослав. Почему через меня просишь, а сам прямо не скажешь "подите прочь"?

Хингай. Они слишком низкого звания! Даже с тобой я говорю не через слуг лишь по повелению великой ханум.

Ярослав. Да, ханша мудра - она послала ко мне сильного и значимого человека. Ханум понимает, что с Русью нужно говорить серьезно. Ни один сарацинский халиф, ни один король с Запада не сравнится по силе и могуществу с Великим князем Руси. Никто, кроме монгольских ханов.

Хингай. Я помню одного русского князя. Он валялся в поле у речки Сить. Голый и великий... В его облачении не хватало еще одной важной вещи - головы!

Ярослав. Хингай, не надо. Ты знаешь - это был мой брат!

Хингай. У вас русских все князья - родственники, но это не мешает вам резать и предавать друг друга. До нас и при нас. Я бы сказал "и после нас", но "после нас" - не настанет никогда.

Ярослав. Чаще мы решаем свои споры на княжеских съездах.

Хингай. Решения которых забываете прежде, чем выветрится хмель от выпитого вина! Кто любит это питье, рожденное не живым существом, а растением - сами становятся кустом или травой. Хочешь кумыса, Ярослав?

Ярослав (смеется) Ты же знаешь Хингай, что бывает у меня от кумыса...

Хингай. А ты терпи, князь! Обосрешься в чужой юрте - тебя убьют. Такова яса.

Ярослав. Вы расточительны - зачем законы о таких мелочах. Лучше бы вы так же блюли договоренности с друзьями.

Хингай. У монголов нет друзей, Ярослав! Есть уже побежденные и остальные, которые будут побеждены чуть позже. А еще бывают такие, которые не хотят быть побежденными. Такие просто перестают быть. Ты хочешь быть, Ярослав?

Ярослав. Ни я, ни мои сыновья пока не выходили против вас на поле битвы... И не стремимся к этому... Напротив... Ты знаешь...

Хингай (с видимым неудовольствием). Ханум выслушала твои нижайшие просьбы, но мы не можем согласиться с тобой. Когда ты двинешь своих воинов на Запад - за их спиной должны стоять наши тумены. Только тогда мы будем уверены в нашей общей победе и в тебе!

Ярослав. Мои дружинники не нуждаются в погонщиках, даже таких мудрых, как ваши тысячники.

Хингай. Это не обсуждается, Ярослав! Ханум сказала так.

Ярослав. Но ханум не знает...

Хингай. Ханум знает все.

Сельджей. Ханум знает все, что ей нужно знать. Не стоит забивать голову властительницы мелочами.

Хингай. Здравствуй, Сельджей.

Ярослав. А-а-а, это ты... Как же без тебя! Так вот... Ханум знает! И понимает, что если придут ваши воины, то мои дружинники из земель, уже увидевших монгольскую силу, могут не захотеть драться... Они станут оглядываться назад... Зачем махать мечом сто раз, если монгольские богатыри смогут покончить с делом за пол-взмаха. И еще... Тот, кто бьется за себя - а не за кого-то - становится втрое сильнее. Не нужно, чтобы даже мои ближние люди знали, что мы делаем общее дело. Кстати, тогда о нашем союзе сложнее будет догадаться латынцам... И магометовым сарацинам... И прочим...

Сельджей. Умные друзья перед лицом врага - враги. Так говорят покоренные нами китайские мудрецы.

Хингай. От страха наши данники иногда становятся умнее...

Ярослав. Только такой мудрый народ, как ваш, может собрать под своей властью столько земель. От Амура и Байкала до Волги и Днепра...

Сельджей. О друзьях и врагах: ты знаешь, с чем приехал римский посол?

Ярослав. По-видимому, с выражением любви и пожеланием мира. Карпини не читал мне точных слов из папской грамоты.

Хингай. А против кого любовь?

Ярослав. Против сарацин магометовых, конечно. У латынцев вечный крестовый поход против них.

Хингай. Не только.

Ярослав. Неужели против кипчаков?

Хингай. Не прикидывайся более глупым, чем ты есть. Против тебя и особенно против твоего новгородского сына!

Ярослав. Э-э-эх, а я-то, старый дурак, поверил этому францисканцу.

Хингай. Поверил - в чем? Он все-таки говорил тебе что-то важное? Обещал помощь? Или дружбу?

Ярослав. Какая дружба между мной и католиками, когда я пол-жизни об их братьев-рыцарей мечи тупил!

Хингай. Да-да, я не забыл... Но будь настороже. Латынцы хитры и изворотливы. Они обязательно будут натравливать Русь на Великую Орду.

Сельджей. По пути сюда Карпини искал союза с Данилой Галицким.

Ярослав (быстро). Я не люблю Данилу.

Хингай. И это я знаю. Но Карпини должен был предложить союз и тебе. Говори, он предлагал его? Смотри мне в глаза!

Ярослав. Извини, Хингай, но я должен сказать честно. Я бы ни за что не сказал тебе о таком разговоре... (пауза) ...потому что тут же побежал бы к самой великой ханум, ибо человек, который плетет заговоры за ее спиной недостоин жизни...

Сельджей (смеется). Не ходи к ханум! Она может рассердиться, что ты не убил предателя тут же. Беги ко мне. Я стерплю и не рассержусь... Я тебя знаю...

Федор. Князь, там Карпини явился.

Ярослав. Легок на помине...

Хингай. Пусть войдет.

Хингай (лениво). Почему ты, Ярослав, опять не повторил приказание. Я сказал не ему, а тебе! (Ярослав не отвечает и пауза затягивается). Знаешь что... (Решительно.) Принеси вина!

Ярослав. Ты будешь вино?

Хингай Ты будешь! И посол будет! Я хочу знать, что у вас не на конце языка, а в самом сердце. Вы будете много пить, а я буду слушать вас!

Ярослав. А для тебя - кумыса?

Хингай. Не надо - я выпью с вами. Я так решил.

Ярослав. Ай да молодец!

Ярослав. Здравствуй, любезнейший. Извини, что...

Хингай. Ты уходишь, князь?

Карпини. Уважаемый Хингай, я...

Хингай (отводит посла подальше от выхода - к середине юрты и в дальнейшем говорит, время от времени оглядываясь). Посол, нам некогда желать друг другу здравия, как это принято у русских. Ты знаешь, Плано, что сказал сейчас мне князь?! (Пауза.) Он хочет избавиться от соседства с вами на своих западных границах!

Карпини. Он пытается это последние тридцать лет. Безуспешно.

Хингай. Сейчас ему кажется, что это удастся.

Карпини. Едва ли. Он поражен силой ваших туменов.

Хингай. Именно поэтому он хочет позвать их себе на помощь. Князь умеет договариваться... Новгород не зря был обойден набегом Батыя!

Карпини. Не верьте русским! Они научились только предавать - но не продавать! Даже в подлости они до глупости бескорыстны...

Хингай. Нет, он неглуп, этот князек... Он понимает, что мы мудры и предпочтем союз с папой союзу с Русью... Не искал ли Ярослав договора с вами, боясь, что мы откажем ему в помощи?

Карпини. Русских никогда не поймешь, а их князей и подавно. Кто придумал сказку о том, что в их жилах течет норманнская кровь?

Хингай. Слуги. Они всегда ищут господ познатнее! Среди ярославовых, наверное, есть и такие, что до сих пор скалят зубы на восток и улыбаются западу. И ищут твоего покровительства... Ты расскажешь мне о таких?

Карпини. Что такое личная приязнь рядом интересами святого престола и Великой Монгольской Империи! Да пребудет их слава в веках.

Ярослав. Позволь зайти, Хингай.

Хингай (смеется). Несчастен тот, кто просит разрешения войти в собственный дом. Впрочем, этот - не твой. Ой-ой-ой... Ты опять забыл, что на порог нельзя наступать... (Снова смеется). Тебя, Ярослав, не пугает судьба одного князя из Чернигова? Кажется, Михаила... Ты знаешь, что с ним приключилось у Батыя?

Ярослав. Я! Не знаю! Не только что, но и почему!

Хингай. Тогда опиши послу покрасноречивее, как этого русского забивали ногами - Плано не понимает, чем рискует. Начал сегодня хорошо - рассказал, как его друзья стучат мечами во врата Новгорода! А потом вдруг вздумал указывать нам, куда направить монгольские тумены. (Разгорячившись.) Его хозяин - сумасшедший. Если бы не смерть Великого Хана четыре года назад, когда мы вынуждены были вернуться на родину из Западного похода, этот папа лизал бы сапоги последнего нукера в нашем войске и просил его о милости!

Карпини. Это неправда!

Хингай (быстро). Неправда, что сапоги лизал бы? Или неправда, что ты пытался чужими войсками командовать? Куда ты направил бы их, Плано, будь твоя воля?

Ярослав. Я догадываюсь... К южному берегу...

Хингай (перебивает). Какого моря?

Карпини. Конечно, Каспийского. Против воинов Аллаха...

Хингай (перебивает). А не Балтийского ли? Не бойся, князь... (Ехидно). Я открою секрет! Он звал нас против людей, которые живут с той стороны земли и ходят на головах!

Ярослав. Значит не к нам - у нас ходят ногами...

Хингай. Посол говорил красиво. Он заметил, что обратная сторона земли, так же далека, как ваша страна... И тут же подметил, что для монголов нет ничего недоступного.

Карпини. Я не раз говорил о достоинствах монголов русскому князю. Правда, Ярослав?

Ярослав. Ваши уста, мой друг, никогда при мне не изрекали ничего, кроме правды...

Хингай. "Не лгать" - не значит "говорить правду". Ярослав считает, что монголам сложно было бы покорить те самые южные берега (пауза) Балтийского моря. Слишком далеки они даже от Батыевой столицы на Волге.

Карпини. Зато от Новгорода до них рукой подать...

Ярослав. Руку мы подаем, Плано, когда хотим дружески пожать ее. А вот сарацины не имеют такой привычки.

Карпини. Согласен с тобой князь: сарацинские привычки - худшие из всех, которые я знаю. Вы слышали, Хингай, что они не едят свинины?

Ярослав. Что за пир без запеченного поросенка и без вина? Тоска да и только.

Хингай. Сарацины далеко от вас, Ярослав, и их привычки для Руси не имеют никакого значения. Я сам не люблю свинину, баранина вкуснее... (Смееется). Говорят, твои Кузьма и Федор носят Плано конину. А сами ею брезгуют?

Ярослав. Что ты, Хингай, как можно! Гермоген - тот ее просто обожает. Перекрестит и уплетает за обе щеки!

Хингай. Смотри... Ты знаешь ясу о тех, кто выплевывает пищу. Если тебе перестанет нравиться конина, мой совет: попроси у своего Гермогена, как это говорят, причаститься и исповедаться.

Карпини. Он может попросить и меня.

Хингай (вдруг презрительно). Молись о своем, вечно голодный! (Смеется и говорит, глядя на Ярослава) Пойду-ка я испражнюсь.

Ярослав. Надеюсь, Плано, ты не принял всерьез ни одного его слова. Он мечтает столкнуть нас лбами.

Карпини. Еще бы! Но как грубо он это делает. Почему? (Задумчиво.) Он тоже не так глуп, как хочет казаться... Он мог бы сделать это вернее, разговаривая с нами поодиночке.

Ярослав. Он не говорил с тобой на тему дружбы и вражды наедине?

Карпини. В том-то и дело, что нет. Это вызывает подозрение...

Ярослав. И со мной нет... А может это от гордыни? Ведь мы для него не люди, а пешки в индийской игре.

Карпини. И он сидит с обоих сторон доски сразу! Спесивость монголов безгранична... Даже ваши люди не могут сравниться с ними.

Ярослав (живо). А твои?

Карпини. Во власти папы разные народы и каждый горд уже тем, что принадлежит к истинной вере.

Ярослав. Опять проповедь, Плано... Мне сейчас важна одна вера - что ты в конце концов выберешь в союзники меня, а не его.

Карпини. Разве я давал тебе поводы усомниться во мне?

Ярослав. Только такие же, как я тебе.

Карпини. Будем откровенны друг с другом, Ярослав. Мы оба должны - и предлагаем! - Хингаю нашу дружбу так искренне, как только можем ... притвориться. И если ты услышишь, что я заманивал его в союз против тебя - ты должен помнить о нашей дружбе и понимать, что это игра! Те самые шахматы, о которых ты говорил.

Ярослав. Только фигурами норовят двигать не два, а два десятка игроков... Где это главный мастер застрял?

Карпини. Он мог совсем уйти - показать, что ни во что нас не ставит. Не мешало бы вам, Ярослав, сходить посмотреть. А мне, если можно, пришлите своего боярина.

Ярослав. Поболтайте... Федору я доверяю, как самому себе... (Пауза). А если заявится твой недруг Гермоген, скажи, что я жду его, например, у Сельджей. Пусть ищет подольше. Чтобы не мешал - ни мне, ни вам с Федькой...

Карпини. Ничего... Восточные лисы... Что монголы, что русские. Только лицом разнятся, а душа у обоих...

Федор. Ну как, Плано? Сопутствует ли тебе удача?

Карпини. Здравствуй, дорогой друг! Ты знаешь своего суверена. Он, как у вас говорят, воздвиг на месте возможного падения такую гору соломы, что не может на нее залезть.

Федор. И со стога упасть можно...

Карпини. Удается ли тебе поколебать его?

Федор. Эх, Плано, плохи наши дела... Великий осторожник! Не верит он. Ни тебе - ну это-то понятно - но и не мне! Впрочем, он никому не верит.

Карпини. Я понимаю, как трудно тебе, Федор. Но и мне нелегко. Первая обязанность францисканца - просвещать заблудших. А заметил ли ты, что я перестал предлагать тебе задуматься об истинной вере?

Федор. Правильно, что об этой глупости помалкиваешь. Мы с тобой не друзья. Мы попутчики. Если из двух зол не разобрать, где меньшее - выбирай то, что познакомее. У Данилы Галицкого с католиками уживаются, и мы сможем. Пока у других незваных гостей недарёные подарки не отберем.

Карпини. С нашей помощью вы одолеете любого врага! Наши рыцари привычны к дальним походам. Христова могила уже в наших руках...

Федор. Наши ушкуйники-новгородцы тоже не промах - с кочки на валун, то по гряде, то по реке, куда хочешь доберутся. Придет срок - и здесь рассядутся.

Карпини (смеется). Какие вы, русские, хвастуны! И ваша лень от этой тяги к преувеличениям. Когда ставишь перед собой слишком великие цели - пара дней задержки не имеют значения.

Федор. Можно всю жизнь на печи лежать - готовиться... Опять жить учишь! Разберемся с монголами, тогда и с вами померяемся - у кого языки длиннее, а у кого мечи.

Карпини. Дорогой Федор! Оставим это нашим детям, а то и внукам. А мы вернемся к проблемам сегодняшнего дня. Кстати, Федор, а ты приготовил нам провиант?

Федор. Конечно, Плано. Мешок стоит в сенях. (Со злостью осматривается вокруг.) Хотя какие сени - коли это не изба, а так - пузырь, где не то что красного - ни одного угла нет.

Карпини Мешок - это хорошо... Пойду распоряжусь, чтобы перенесли ко мне, а то как бы не пропал.

Федор. За мои харчи - меня же мордой по столу возят. А не дать ему завтра ни крошечки! Глядишь - гонору поубавится? (Смеется.) Нет, ему стыд глаза не выест, пойдет у Кузьмы - у смерда! - клянчить. А этот угодник последнее отдаст.

Гермоген. Привет, Федор. Что тут делал папский лизоблюд? Мешок какой-то поволок... Опять прикармливаешь охальников? Этот брехун говорит: меня Ярослав ищет, а где ищет - Бог весть. Опять врет. Правду говорить - просто не умеет. Что он тебе пел?

Федор. Ничего. Жаловался на монголов. Не кормят, мол.

Гермоген. Письмо ему монголы готовят. Для папы. Верный человек сказал.

Федор. Что в письме?

Гермоген. Обычные песни. Мы самые-самые, вы нас бойтесь и давайте нам за это дани-подарки. Надиктовали начало и конец. А суть, говорят, потом в середину вставим. Сомневаются монголы, сомневаются...

Федор. Ярославу говорил?

Гермоген. Сказал.

Федор. И что?

Гермоген. А ничего. Это хорошо, говорит. Что тут хорошего?! Сдружатся чингизиды с папой - нам у монголов делать нечего.

Федор. Кого бы эти степные черти в друзья не брали - нам с ними детей не крестить.

Гермоген. А если крестить? Эх, Федор, живешь ты - как будто сам себе на роду написал. Не понимаешь, что ничего без Божьего веления не делается!

Федор. Я в отца-сына-и-святаго-духа хоть и верую, а не настолько. Не думаю, что хоть один из трех за моими скудными делами краем глаза следит!

Гермоген. Ну, не настолько, конечно, (повышает голос), но уж дела на Руси Бог точно мимо себя не пропускает... За грехи наши посланы нам эти ироды и не нам судьбу за это корить! Смириться нужно и ждать пока Господь не смилостивится! А чтобы быстрее заступница-богоматерь нас отмолила - нам задача: обратить варваров в веру православную! Не справимся с этим - на века под их пятой останемся...

Федор. Помнишь как Добрыня Новгород крестил? Мечом! Вот и я больше жизни мечтаю таким крестом как можно больше вый монгольских освятить.

Гермоген. Беда с тобой. Мстителен ты - а это грех. А ведь Господь велел любить и прощать мучителей своих! И еще... Громогласен ты... Бери пример с князя. Он, хоть и честит язычников - да вполголоса, хоть и хочет уздечку на них накинуть - да хитростью.

Федор. Нечего мне князя в пример ставить. Ты месть поминал? Так он прощать сызмальства не обучен! Сам знаешь, чем все его враги кончали... Вон страстотерпец Михаил Черниговский... (Смеется). А тяжеленько тебе приходится: обольстит Карпушка князя и тебя со всей братией монашеской живо в папскую колесницу запрягут.

Гермоген. Ох, чует мое сердце, к этому клонится... Нельзя допустить этого, Федорушка, нельзя. Всей Святой Руси от этого поругание будет - хуже монгольского. Эти хоть на веру нашу не посягают, а те...

Федор. Зря боишься - хуже монгола зверя придумать страшно. А за схизматами да богословскими спорами, вы и впрямь забыли, что у нас с латынянами Бог-то единый. Только Ярославу на это плевать. Не с папой князь союзничать будет, а с монголом. Вот где позор земли нашей и поругание героям ее, в курганах лежащим! Чтобы Русь перед степью склонилась?! Да хоть трижды князь, как он смеет такое! И никто на пути его не встанет?!

Гермоген. Ох, зря! Не в моих это правилах, но скажу тебе так: Божье благословение, если такое в мыслях его зреет - монголов в православие ввести и в союзе с ними двинуть на проклятых тевтонов - тут ему не позор, а честь и хвала от потомков будет.

Федор. Да я тебя, старую перечницу, за такие слова вместе с князем твоим перебежчиком за бороду по всему становищу поганому протащу!

Кузьма. А вот и не подеретесь!

Гермоген. Кузьма, рассуди...

Федор. Молчи, ослица валаамова, тут дело государственное.

Кузьма. А я в них поднаторел. Давеча новый трон под царскую-ханскую задницу подгонял. Чем не государственное дело?

Гермоген. Хватит шутить, Кузьма, скажи прямо, кто тебе милее, латыняне или монголы?

Кузьма. Имела кобыла слабость - плетку любила. Распознал это хозяин и стал ее от щедрости еще и батогами потчевать.

Федор. Перетолмачь...

Кузьма. А хрен редьки не слаще. Мне, мастеровому, от любой власти ни хорошо, ни худо не будет. Даже - да простит меня отче наш Ярослав - от княжеской. Что князь, что кесарь, что хан - я для него блоха.

Федор. Не прибедняйся - ты позаметнее насекомое...

Кузьма. Не лыком шит. Отвечаю далее. Пока меня монголы кормят да поят - я тут. Даже уважение питаю. А обижать станут: слеплю я себе ярлычок-подделочку и ищи меня свищи.

Гермоген. Куда же?

Кузьма. А вот этого даже Господу в молитвах не поминаю, чтобы дорожку не перекрыл. А уж вам... Вы князя продать готовы, а за меня гроша не попросите. Особенно ты хорош!

Оба. Кто?

Федор. Так ты подслушивал!

Кузьма. А вы орите громче, чтоб мои хозяева услышали. Пока будете висеть на соседних столбах да на солнышке вялиться - будет время наспориться.

Хингай. О чем наспориться?

Кузьма. Судачим, кого в ханы выберут!

Хингай. Ярослав, твои люди больше интересуются ордынскими делами, чем своими. Молодцы! Знают, кто теперь их господин... Со дня на день великое решение будет объявлено! Давай вино и еду.

Ярослав. Твоя воля.

Хингай. Выпейте - и пусть каждый скажет, каким должен быть идеальный мир! Мы построим его для него! Монголы могут все!

Ярослав. А какой мир лучший для вас самих?

Хингай. Тот, в котором мы - всё и мы - везде. Он уже близок... Мы будем карать и дарить... Самым послушным мы дадим рай - как бы он не назывался на их языке...

Кузьма. В смысле - на небо отправите?

Хингай (Кузьме). Какой мир самый лучший для тебя, раб?

Кузьма. Мне бы дом... Чтоб жена рядом, дети...

Хингай. Ты глуп и по твоей глупости тебе воздастся... Теперь ты, посол!

Карпини. Ты, как всегда, прав, Хингай - лучший мир ждет нас только в царствии Божием...

Гермоген. Воистину! Но никакой папа пусть да не займет место святого Петра, чтобы пропускать туда по-свойски...

Хингай. С Петром или с папой у ворот, но это самое простое. На тот свет мы отправим любого в мгновение ока! (Смеется.) Кто первый в мученики за веру? Не ты, Гермоген?

Ярослав. С небесами мы погодим, нам бы с земными делами разобраться.

Хингай. Чего же на твоей Руси не хватает?

Ярослав. Покоя...

Хингай. Но ты воин и всю жизнь воевал...

Ярослав. Так устроен этот мир... Ты же говоришь о лучшем!

Хингай. В таком лучшем мире не будет места ни тебе, ни твоему вояке Федору. В нем будут править такие, как посол или священник. А счастливы в нем будут такие, как Кузьма!

Кузьма. Пока одни отнимают у других - счастья для таких, как я не будет.

Хингай. Ты не веришь, что мы сможем сделать так, чтобы одни не отнимали у других?

Кузьма. Конечно, нет. Сами-то вы отнимать не перестанете...

Хингай. Мы не отнимаем - мы берем свое. Как вам объяснить... Вот ты несешь в церковь дары - это ведь не Бог их отнимает у тебя?

Федор. Вы хотите стать богами?

Хингай. Ты забываешься, русский холоп, но сегодня мы говорим о могуществе монголов и я прощаю тебя. Ты правильно понял. Почти правильно... Когда люди сами понесут нам дары и будут от этого счастливы, тогда и наступит это лучшее время. Ты любишь свою Русь?

Федор. Больше жизни.

Хингай. Гермоген, ты любишь Христа?

Хингай (между укусами бараньей ноги). А меня перекрестить?

Хингай. А ты, посол, что молчишь? Любишь своего папу?

Карпини (не поднимая глаз - он начал перебирать четки) Да. И хоть ты не спрашивал меня - но и Христа тоже, ибо только та любовь сильна, которая зиждется на верном знании, а не на...

Хингай. Несчастные! Надеюсь, ваши дети прозреют! Они будут любить не Христа, не Русь, не папу, не маму, а нас - монголов!

Федор. Как шея веревку...

Хингай. Что ты сказал?!

Ярослав. Нашейные веревочки наши девушки любят унизывать бусами.

Хингай. Какие девушки, причем тут они?! Не пытайся сбить меня с толку, Ярослав! (Разъяряется) Меня нельзя обмануть, если я не хочу того сам! Лучше налейте себе еще вина! И мне! (Успокаивается). Что-то вы совсем раскисли... А-а-а! Понятно. Девушки... Эй, кто там есть!? (Из-за полога высовывается монгольская физиономия). Позови Сельджей. Она где-то тут, рядом. Пусть приведет нам полонянок. Пару. Одну русскую, одну латынскую. (Физиономия исчезает). Ты, посол, не дергайся. Тысячу раз слышал, что вы люди божии, на девок не падкие. Но пусть твой папа берет пример с Гермогенова папы, то бишь - как его там? - архипапы. Во-первых, целый сундук барахла послал, а не как твой - полторы шкурки кротовых. А во-вторых... Давеча видел, как твой поп, Ярослав, толстую русскую девку за зад ущипнул. Молодец!

Сельджей. Плохо пляшешь, русская. Бери пример с латынянки.

Хельга. Сельджей, ты же знаешь, я не латынянка. Я... (запинается). Впрочем, тут это не важно.

Хингай. Молодец! Покорность - то, за что ценят рабынь. Как звать?

Хингай. Покорность. И красота. Ярослав, хочешь выкупить русскую красотку?

Ярослав (смеется). Хочешь, красотка?

Дубрава. У меня, князь, имя есть...

Хингай. У рабынь нет имен.

Дубрава. Меня зовут Дубрава. По западному - quercia. Или oakwood. Или eichenwald. А по восточному не получается - здесь таких деревьев не водится.

Карпини. А по-христиански? Ведь ты крещена?

Дубрава. Тебе не хватает этих?

Ярослав. Ты не ответила: может выкупить тебя со всеми твоими именами?

Дубрава. Ты, князь, коли хочешь добра - молоденьких девчонок спасай, пока им монгольских прозвищ не дали...

Федор. У нашего князя деньги не на выкуп, а на подарочки расходятся.

Гермоген. Или на прокорм латынцам.

Кузьма. А сколько за латынянку потребуют, а?

Сельджей. Латынянка не продается.

Дубрава. Ее Хельгой кличут. А на меня не тратьтесь - мне на роду написано полонянкой быть. Я свободной себя и не помню.

Кузьма. Откуда же вы, бедняжки?

Дубрава. Не беднее тебя - во мне много-немного, но княжеской крови есть! Бабка в сенях наскребла... По теремам рязанским! Оттуда меня в первый раз булгарам на Волгу продали.

Карпини (с усмешкой). Кто же посмел, Ярослав, у тебя хозяйничать? До наших уважаемых монголов...

Дубрава. А именно его ребятки и посмели - князюшки Ярослава и его батюшки! Забыл, как когда-то рязанцев к миру приводил? Вот дружиннички и расстарались рязанские корешки повыполоть.

Федор. Ври да не завирайся. Я сам рязанцев гонял. Не трогали мы детей.

Дубрава. Никогда? Что глаза потупил, боярин!? А ты не стыдись, гляди гордо. Война - она штука обоюдоострая. И ты князь, не куксись, тебя винить - совсем глупо.

Федор. Еще бы ты посмела!

Дубрава. Не забывайся, вояка. Чужую холопку своей плетью не учат.

Хингай. Ай да русская! Что же ты к своим так не ласково. Может тебя тогда латынцу подарить?

Дубрава. Всех я знавала. Все одним миром мазаны. В Тьмутаракани меня на базаре продавали, в Византии на парчу меняли, потом опять к болгарам - только карпатским - попала, потом к венграм, потом к немцам.

Хельга. Но там-то тебя не мучили?

Дубрава. Нет, не мучили... После того как четвертую шкуру сняли, она больше расти не стала.

Хельга. Но рыцари - они не такие...

Дубрава. У них между ног не свербит?

Карпини. Они братья божии!

Дубрава. Жила я у такого братца... Коли по грехам в рай пускать - он первым в очередь встанет. Все хороши. Под конец кипчакскому хану Котяну постель грела. А когда монголы налетели - меня в их руки Бог отдал. Сильно обидно было, когда меня мимо родины сюда везли. Все я повидала и так скажу: не сволочей на белом свете - не бывает...

Хингай. Как же ты еще жива с таким характером? Я бы тебя на другой день удавил, чтобы другим неповадно было язык распускать!

Дубрава. Супротив таких, как ты, у меня секрет есть.

Ярослав (посмеивается). Здесь не меньше, чем волхвованием пахнет. Не иначе, знает она, как зелье варить.

Гермоген. За это ее еще скорее на костер бы отправили. Не в этом дело... Заступница у нее на небесах есть.

Федор. С небес на русичей чаще кары господни сыпятся... Может, ты мысли читать умеешь или убеждать взглядом?

Хельга. Если бы умела - не стояла бы тут, а давно вольной птицей летала.

Сельджей. Посмотри на ее глаза - здесь не колдовская, здесь женская мудрость видна.

Ярослав. Если любовное зелье редкость, то бабий ум - и подавно.

Дубрава. Бабья мудрость не в уме, она везде, а точнее...

Сельджей (смеется). Ах вот ты о чем...

Хельга. У нас это называется...

Карпини. Дочь моя, не надо...

Дубрава. Хоть горшком назови - только в печь не ставь...

Хингай. Не понял.

Дубрава. Могу объяснить - но моя наука дорогого стоит.

Хингай. Ты забываешь, с кем говоришь. Для монголов любая цена - посильна.

Кузьма. Проси-проси. Они хорошо платят.

Федор (бурчит под нос). Веревка или кинжал - на выбор.

Хингай. Подожди о цене. Сначала покажи товар. Чему ты меня научить можешь, неразумная?

Дубрава. Всему. Сначала ты выбирай - о чем речь пойдет, потом моя очередь настанет.

Хингай (смеется). Ум женщины - на конце иглы. Ум воина - на конце стрелы. Посмотрим, чему ты сможешь научить меня в моем деле. Лук и колчан сюда.

Ярослав. Федор - дай ему наш, русский.

Дубрава. Попал?

Хингай. А я куда-то целился?

Дубрава. А как же! В белый свет - как в копеечку. (Оглядывается). Лучше... Вон муха сидит жирная!

Федор (опять бурчит). Тут других не бывает.

Хингай. В муху? (Пауза). Ты хочешь сказать, что попадешь в нее?

Дубрава. Ты хочешь сказать, что ты в нее не попадешь?

Хингай (неуверенно). Сначала ты.

Дубрава. Не зря наши дружины перед монгольскими головы склонили. Лук-то не под меня. Хилый.

Федор. С ума спятила. Растяни-попробуй, силушки не хватит. Мой лук - проверенный.

Хингай. Не отговаривайся - стреляй.

Карпини. Ой! Ей ничего не будет за это?

Кузьма. Вот что значит - русская баба. Все в руках горит.

Хингай. Эй, кто там - другой лук немедля! Наш - монгольский!

Хингай. Да, Ярослав, с вашим оружием против мух только и воевать... Посмотри на наш.

Сельджей. Стой-стой!

Дубрава (перебивает). Я ведь не с тобой силой и умом меряюсь, сестрица. Правда ведь? Когда баба с мужиком спорит, другая баба на чьей стороне должна быть?

Сельджей. На своей.

Дубрава. Вот и будь на ней. Вы ведь привыкли свое счастье делить?

Хельга. Нет, русская, сопернице любая женщина глаза выцарапает.

Дубрава. Ты бы выцарапала - да коготков господь не дал. Сельджей, я ведь и пригодиться могу?

Сельджей. Ладно, мудри дальше, хитроумная. А там посмотрим...

Хингай. Когда я разговариваю с воинами - даже с тобой, Ярослав - у меня есть ощущение, что я понимаю, о чем мы говорим. Но когда слушаешь женщин - кажется, что они говорят на другом языке...

Дубрава. Язык в нашем женском деле - вещь незаменимая... (Откладывает лук в сторону). Повелитель, что-то у меня не выходит... Давай в муху - первым ты.

Хингай (несколько наиграно). Негоже оружие портить - оно воинам для другого пригодится.

Дубрава (легко и весело). И правильно! Какое у нас следующее испытание? Может будем вино пить - кто кого перепьет?

Федор (бурчит, но уже громко). Пусть сюда придет не голая и не одетая.

Ярослав. Это из наших сказок. Она должна будет раздеться и в сеть замотаться.

Хельга. Не на что смотреть будет, Хингай. Лучше меня попроси.

Сельджей. Помолчи, змея латынская. А ты, русская, прибереги свою красоту...

Дубрава. Нечего ее беречь! Но и всем ее показывать - много чести. Будем считать, что моя очередь учебу выбирать. Пошли, дорогой Хингай.

Хингай. Куда?

Дубрава. Известно куда... Не прикидывайся. Остальных распусти - от меня быстро не уходят. Догоняй. Уходит.

Сельджей (искренне веселится). Иди-иди, повелитель, она явно свое дело знает.

Хингай (заинтересованно). Если что - задушу своей рукой... Ярослав - у вас все такие?

Карпини. Я молчал, но теперь не в силах. И это - женщина?

Гермоген (вслед). У нас таких нет. Это она на вашем Западе набралась, шляючись.

Кузьма. Ладно, попы - не судите да не судимы будете.

Ярослав. Ты как всегда прав, смерд... (Смеется). Мария тоже была блудница.

Карпини. Как можно сравнивать!

Гермоген. Не святотатствуй, князь!

Ярослав. Ладно, праведники! Пойдем тоже отдохнем, пока возможность есть! Хингай надолго ушел. Эта Дубрава не зря ветвями шелестит. Впрямь диво - с таким характером жива и здравствует.

Хельга. Монгол жестоко раскается в том, что связался с этой девкой. Мне рассказывали о ней.

Сельджей. А как ты допустила, чтобы она попала сюда?

Хельга. Та, которую прикормила ты, заболела... А эта успела приручить и сотника, и самого тысячника. Глупцы!

Сельджей. Она опасна, говоришь... Хингай не так глуп, чтобы дать убить или дать увлечь себя. А она не похожа на ту, которая убивает, или на ту, в которую влюбляются.

Хельга. Она не убивает. Она размягчает. В нее не влюбляются. Ей чувствуют цену. Держать ее при себе - приятно, продать - выгодно, подарить - полезно.

Сельджей. Я понимаю тебя. (Смеется). Нужно подсунуть ее русскому князю. Он слишком скован. (Снова смеется). Она и мне понравилась. Если бы она не была русской - она могла бы стать моей подругой. Или наоборот... Если бы она была монголкой - мы бы стали врагами... Уходи.

Федор. Наконец-то. Солнце мое степное. Дай обниму тебя.

Сельджей. Осторожнее, медведь лесной, раздавишь. Опять от твоей бороды вином пахнет.

Федор. Слава богу, сегодня кобылье пойло хлебать не заставляли.

Сельджей. Зря не пьешь кумыс. Спроси у этой... У Дубравы. Она, наверное, выяснила уже, что от него мужская сила прибавляется.

Федор. Моей силы на тебя, красавица, и без кумыса хватит.

Сельджей. Можно даже поубавить. Поцелуй меня еще раз.

Сельджей. Как мне нравится твоя борода. У багатуров из багатуров наших кровей никогда не будет такой.

Федор. Приедешь к нам - налюбуешься. Через одного такие красавцы. Всех сестер твоих оженим.

Сельджей. Но мы же иного племени!

Федор. Какая разница, какая кровь. У нас на литовках женились? Женились! Чудь белобрысую брали за себя? Брали!

Сельджей. Знаю. Вы даже кипчакскими девками не брезговали. Кажется, у вашего князя первая жена была из степи?

Федор. Все так, родная моя.

Сельджей. Вы неразборчивы. Половцы недостойны лизать монголам пятки, а вы спали с их женщинами...

Федор. А я, значит, пятки лизать достоин? Я, между прочим, как и ты, не из простолюдинов. С Великим князем за одним столом сижу!

Сельджей. Не закипай, огненный мой! (Обнимает и целует Федора). Но не забывай, что нам нельзя обнаруживать нашу любовь. Продолжай, как раньше. Ругай монголов. Дружись с Карпини.

Федор. Мне для этого сильно притворяться не нужно.

Сельджей. Вот как? А я? Когда мы поженимся, ты должен будешь полюбить не только моих сестер, но и моих братьев.

Федор. С братьями сложнее... (Смеется). А они-то меня как полюбят...

Сельджей. Придет время и все встанет на свои места. А пока ты должен быть непогрешим. Ругай нас. Только не перебарщивай - не зли Хингая. А то я не смогу тебя защитить. Ну, уходи, неровен час нас застанут. (Снова обнимает и целует его.)

Сельджей. Он настолько же красив, насколько глуп...

Гермоген. Кое в чем язычника от католика не отличить. Как они своим куколкам тряпичным кланяются, так вы из дерева болванчиков настрогаете - и в церковь их.

Карпини. Вы тоже пишете иконы на дереве.

Гермоген. Ты божью икону со статуей поганой не ровняй. У нас такие матки-боски, как ваши, в половецких степях на каждом кургане стоят.

Карпини. Не стоит спорить о мелочах... Бог для нас один, а как ему служить - мы договоримся.

Гермоген. Знаем мы римские договоры. Когда по пути к гробу Господню ваши божьи люди Константинополь брали, они разницы между православными и сарацинами не делали. Им было все равно: что мечеть громить, что храм греческий.

Карпини. Но вы-то разницу между нами и сарацинами, а тем более между нами и монголами чувствуете?

Гермоген. Конечно... Вас к истинному богу уже не приведешь. У вас мозги совсем набекрень, а они для царства истины люди еще не потерянные. Коли муллы сарацинские не подгадят.

Карпини. А мы о вас другого мнения! Особенно о некоторых. Вот вы, мой друг, со своим рвением к божественному можете найти понимание у святого престола. Вы достойны более высокого поста... Если греческая церковь и Рим вступят в унию, вам гарантировано патриаршество!

Гермоген (недоверчиво, но заинтересовано). Что-что ты говоришь? Поясни, уважаемый!

Сельджей. И тут своя любовь просыпается. Уговорит монах попа или нет? (Хихикает). Бедный-бедный-бедный русский князь.

Хельга. Что ты пристал ко мне, старый? Некуда мне бежать! Что я на этой родине не видела! На твоей или на своей! Лучше у вашей Дубравы подучусь и...

Кузьма. А я не так глуп, чтобы звать тебя назад. Нет, мы уйдем вперед! За восточным морем есть огромная земля. Мне рассказывали про нее китайцы. Там такие же ели и сосны, как у нас под Угличем, там бывает и лето и зима, там живут зубры, такие же как наши... Китайцы называли их смешно - бизонами... Там множество птицы и зверья... Но главное - там нет господ! Там нет князей, там нет ханов, там нет рыцарей, нет волхвов! Даже скоморохов нет! Мы поедем с тобой туда...

Сельджей. Кто следующий? Дадут мне уйти отсюда?! (Шум). Тьфу, накаркала!

Ярослав. Устал я, Плано. Дай отдохнуть мне. Разговаривал бы дальше с Гермогеном, с Федором, с чертом, с дьяволом... Извини. С Христом...

Карпини. Вот именно, уважаемый князь! И мы, и вы веруем в Иисуса. Сначала нужно обратить в нашу веру тех, кто поклоняется камням и деревьям. Даже ваш неистовый Гермоген согласился с этим. Начнем это общее дело, и наши дети будут понимать друг друга уже с полуслова.

Ярослав. Вопрос в том, на каком языке будут сказаны эти слова. Я с тобой на латыни разговариваю. Не поленился выучить, хоть от нее голова болит. А вот ты русский не знаешь! Или знаешь, но скрываешь?

Карпини. Слишком много подозрительности в тебе, князь. Руси не нужно бояться Запада. У вас нет других союзников против варваров и сарацинов. Память Рима старше памяти всей Руси. Монголы - это не просто опасность. Это смерть христианства, народа, государства.

Ярослав. Смерть ходит в разных одеждах...

Карпини. Будь разумен, князь! Ты не один год был королем в вашей северной столице. И вы, и наши тевтонские братья одинаково страдаем там от язычников. Объединим усилия - и мы сотрем их с лица земли в один год!

Ярослав. Это ты про литву? На Руси у половины племен кровь с литовской перемешана.

Карпини. Мы с вами поделим эти земли и заселим их настоящими людьми, которые будут жить рядом в мире. Так мы сейчас вместе с поляками очищаем от пруссов и заселяем Пруссию. Поляки, кстати, с вами одной крови.

Ярослав. Одной крови - да разной веры. Наши прадеды-кривичи тоже к балтам пришли и рядом сели. Но по другому! Что князья, что смерды их дочерей в жены брали, а своих к ним в семьи отдавали. Если и задирались - чего меж родней не бывает! - то не с такой злобой. А ваши божьи братья мой город в Ливонии до последнего человека вырезали - вместе с князем Вячко. Им даже данники не были нужны, а только земля.

Карпини. Заметь: не ваша земля, а варваров - латгалов и эстов.

Ярослав. А как величают моих дружинников твои братья с крестами на плащах? Не варварами ли?

Карпини. Не обращай внимание на речи неразумных агнцев, слушай пастухов.

Ярослав. У этих ягнят волчьи зубы. А ваш главный пастырь-пастух из Рима, если русичей и зовет в свое стадо, то боюсь - не на заклание ли? Не против нас ли он поднимает всю вашу братию в северный крестовый? И тевтонов, и датчан, и шведов. Стая овец.

Карпини. Э-э-э... Видите ли, мой друг...

Ярослав. Ладно, дорогой Плано, оставим эту перепалку. Одно дело важнее сотни слов. Ты ломишься в открытую дверь. После Чудской битвы мой сын Александр и мой город Новгород уже не дерутся с вами. Мир с немцами заключен - и не без моего участия. Разве это не свидетельство наших добрых намерений.

Карпини. Ты, как всегда, прав, князь. Этими словами мы бросим якорь в надежной гавани после сегодняшнего плавания по беспокойному морю государственных проблем. Позволь мне удалиться, чтобы позже начать разговор с этой обнадеживающей темы.

Ярослав. Конечно, конечно, посол, давно пора на боковую, давно пора...

Ярослав (перевалившись через сундук). И кто еще у меня в гостях остался?

Сельджей (выпрямляется гордо). Вообще-то это ты у нас в гостях.

Ярослав (разочарованно). Это ты... Все шпионишь...

Сельджей (вслед). Хоть бы удивился... Эй, князь!

Ярослав (через плечо). Что?

Сельджей. Поверишь ты мне или нет, но Дубраву - это не я под Хингая подложила. Она сама по себе!

Ярослав (равнодушно). Значит, кто-то другой подложил... Здесь само по себе ничего не происходит... Устал я, монголка... Устал... Спать... Спать...

Федор. Князь, к тебе сарацинские купцы просятся. Звать?

Ярослав. Насыпать им сонного порошка - и отдохнуть...

Федор. Отказать - обидятся. Ты и так с ними неласков...

Ярослав. Зови! Сельджей, если полезешь за сундук, попроси у Федора шубу. Помягче лежать будет... Можно поспать...

Сельджей. Глупо... Удачных переговоров, князь... Я ухожу...

Ярослав. А тебе неинтересно узнать, что я буду говорить, если я буду знать, что ты меня подслушиваешь и знаешь, что я знаю, что ты подслушиваешь.

Сельджей. Я думаю, что ты уже выбрал себе друзей... Отдохни-ка ты, князь, на самом деле... Я сама скажу сарацинам что-нибудь. Например, что ты пьян.

Ярослав. Спасибо, монголка. Хочешь сделать мне подарок - не пускай ко мне завтра Хингая. А сейчас... Федор, приготовь сарацинам вяленой баранины и подарки. Позови Гермогена - пусть сидит в углу и молчит. Они при нем о Магомете меньше разговаривают. Ну, дружина, к бою...

Карпини. Согласен с тобой, князь: монголы не хотят идти на сарацинов. И сарацины не хотят драки на Востоке. Здесь, у монголов, страны ислама больше надеются на пыл дервишей и на тяжесть мошны, а не на силу оружия...

Ярослав. Всуе пропадают наши усилия, друг. Я зол на Гермогена - не может соблазнить Христом никого из значимых людей. А ты кого окрестить сумел?

Карпини. Даже не пробую... А муллы времени зря не теряют... Нужно смириться с неизбежным. Они не пойдут на юг. Значит - на Запад. Неважно, на вас или на нас - но встретить их мы должны вместе!

Ярослав. Ты снова о союзе! Я не буду писать письмо папе отсюда. Пока достаточно моих слов. А если твой папа такой недоверчивый - дождись меня у сына в Новгороде. Там, вдали от этого осиного гнезда, мы сможем оценить и взвесить все.

Карпини. А вот князь Даниил Галицкий...

Ярослав (перебивая). Тоже не ответил окончательно.

Карпини. Он согласится! Я знаю его тягу к Западу.

Ярослав. Я тоже. И опасаюсь, что она станет больше, чем тяга к своим братичам. При случае напомню ему, что Римский папа - не из Рюрикова рода...

Карпини. Князь, ты говорил, что Даниил твой союзник... Даже против этого несчастного Михаила из Чернигова... Покойного...

Ярослав (в ярости). Данила всегда хотел сидеть на двух стульях. Я помню, как он упросил меня вернуть жену этому черниговскому подлецу!!! Не дал помучить гаденыша! Сестра она ему, видите ли!

Карпини. Наверное, не стоило звать меня среди ночи, чтобы...

Ярослав. Эта сволочь Михаил мне до конца жизни сниться будет! На какой стол на Руси не усядусь - тут же это Олегово отродье! Как лист перед травой! И все с подлостью, с заговорами!

Карпини. Я пойду?

Ярослав (не слышит и не видит, что Карпини уходит). И тестюшка не просто так у меня жену венчанную после Липицкой драки отобрал! Мишка понаушничал! (Ярослав продолжает кричать в пустом помещении). А не с его ли голоса брат Юрий, тоже любимый покойничек, меня на Новгород посылать не хотел! Ненасытные!

Ярослав. Накаркал я себе снов - Михаил Черниговский приснился. Стоит весь в крови и кусок мяса в руке держит. Возьми, говорит, сердце мое, покорми друзей своих новых. А кого кормить - не сказал... Я бы не пожалел падали - но кому предложить?! От таких снов голова, как чугунная, а мне нужно, чтоб она как колокольная медь ясным звенела... Отчитал бы ты меня что ли, Кузьма? Не по церковному, а по старому.

Кузьма. По-старому от совести отчитывать сложно. Гермогена проси...

Ярослав. Придется. Мне психовать опасно. Ошибиться можно. А мне этого теперь совсем нельзя...

Кузьма. Хочешь совет? Брось все - да и дело с концом. Давай я тебе ханский ярлычок справлю. Пойдешь, куда глаза глядят!

Ярослав. Нет, Кузьма, доля моя такая... Ты на князей зла не держи... Мы смерду не в подарок дадены, но сам посуди - кому еще с иноземной поганью разбираться. А если не так, зачем наши прапрадеды на Русь званы были?

Ярослав. Ну что? Придет к нам сегодня мудрый монгольский гость?

Федор. Почивает. До обеда будить не велено.

Ярослав. Успокойся. Что-нибудь из ряда вон?

Гермоген. Эта потаскуха дубравная у Хингая успела подарок выпросить!

Федор. Есть за что, коли он после нее без рук, без ног спит!

Кузьма. Эка невидаль.

Гермоген. Главное не за что подарок, а какой!

Ярослав. Воля ей не надобна, значит: злата-серебра мешок...

Гермоген. Отнюдь... (Театральная пауза и жест). Рязанский полон!

Кузьма. Как это?

Гермоген. А так. Их уже из загона выпустили, где к продаже готовили.

Федор. Чушь это, князь! Жаль, не успел рассказать первым... Мне Хингаевы люди уже разъяснили - это в знак дружбы монголов с великим князем Ярославом.

Гермоген. А ты в толк взял, почему не владимирцев, не новгородцев, не переяславцев отпустили - не кого-нибудь из Ярославовых отчин, а именно рязанцев, которых он всегда терпеть не мог? (Качает головой). Про Дубраву - больше на правду похоже...

Федор. На сказку похоже!

Ярослав (Гермогену). А тебе кто такое сказал? Наши прикормыши? Или у ханши болтали?

Гермоген. Ни то, и ни другое. Молодая монголка. Обещала, что уговорит Хингая разрешить этой шлюхе заглянуть к тебе, князь... Если до того рязанская налимица не переползет к покои к самой ханше...

Ярослав. Это тоже Сельджей сказала?

Гермоген. Нет. Это я думаю.

Кузьма. А вдруг это правда, князь? Стыд... Не зря тебе сны снятся...

Федор. Да... (Вдруг). Ты здесь за полгода ни единой души не выкупил! А одна девка гулящая четверть рязанской земли заново заселит!

Кузьма (все еще недоверчиво). Да ежели так - ее Гермоген в святые записать должен!

Гермоген. На ней и креста-то нет! Не перекрестилась вчера ни разу.

Ярослав. Это не главное... И полон не главное... Она не понимает... Никто не понимает... Тут не о сотне-другой несчастных думать нужно, а о всех оставшихся! Терпения у вас нет...

Федор. На тебя, князь, никакого терпения не хватит. Ты ему обучи тех, кого уже по степным дорогам на веревках волокут, как скот бессловесный, тех обучи, кого заживо в срубах спалили, чьими телами рвы пристенные при осадах заваливали...

Гермоген (примиряюще). Слышал я, у сарацинов есть бойцы - даже девки - которые сами смерти ищут. Вот в ком сила!

Кузьма. Мертвячья. А в нашей Дубравке - сила живая.

Ярослав. Ты, Федор, сам нашим смердам науку вдалбливал - положенное помри, но отдай. Или не так...

Гермоген (все еще примиряюще). Ну... Это для красного словца!

Федор. А к настоящей костлявой в гости их и ты, князь, и я - на поле междоусобное тащили. И Гермоген рядом стоял! Я их кулаком подгонял, а он - крестным знамением! (Гермогену). Забыл, как под твои молитвы на Липицкое поле пол-Владимира вывели, и половину с половины там и положили!

Гермоген. Ах, ты змея!

Ярослав. От братьей руки помереть или от поганого - разница большая!

Федор. Червям могильным все равно, кого есть! Ты, князь, всю жизнь на старших оглядывался... На Великое княжение уселся - и тут себе старшего искать побежал! Не своего - так степного.

Гермоген. За все тебе, князь, воздастся - за всех преданных!

Ярослав. Заткнись, падаль! Сгиньте! Сгиньте с глаз моих, пока не зарубил!

Дубрава. Сцепились-таки, пауки...

Гермоген. Прочь, блудница Египетская!

Ярослав. Так! Все вон! Никого не пускать! Даже Хингая. И особенно монголку! (Дубраве). Ты останься! (После паузы и чуть более милостиво) Раз пришла!

Кузьма (с ехидцей). Свечи потушить?

Ярослав (яростно). Я сказал: Вон!

Ярослав. Это правда?!

Дубрава. Конечно, нет.

Ярослав. А что правда?

Дубрава (улыбается). Он хотел отпустить твоих переяславцев в честь заключения союза, а я выпросила своих рязанцев.

Ярослав. Ох, и подлая же ты, Дубрава.

Дубрава. Я?

Ярослав. Конечно.

Дубрава. А если это все-таки правда? И их отпустили не ради тебя и союза, а ради меня!

Ярослав (неуверенно). Так не бывает.

Дубрава. Бывает. Хингай - степной человек, его деды были почти дикими, а меня учили своим уловкам подруги со всех сторон света. (Вдруг совсем другим тоном - мягким и завораживающим, меняются и ее жесты - таких у нее мы не видели ни вчера, ни сегодня). Если нет любви - нужно умение. А если она есть - то ничего уметь не нужно... Ты был счастлив с женой?

Дубрава (нараспев). Я расскажу тебе... Она видела, что с годами ты становился все злее в погоне за властью... Ты мстил всем и за все... Ты наслаждался местью... Она искала утешения у Богоматери, но на пути к ней оказались те же дрязги - только между попами... Она уехала к любимому сыну Александру, думая, что он поймет ее. Но он - твой сын и унаследовал от тебя не только лучшее, но и худшее. А ты не понимал, почему она удаляется от тебя и хотел принудить ее вернуться. Тогда она пообещала, что уйдет в монастырь. Ты заметался. (Пауза). Ты любил ее... Ради нее в молодости ты, скрипя зубами, помирился с тестем и возненавидел братьев. Она вытерпела все твои выходки... Но не вынесла того, как ты повел себя, когда пришли монголы... Из-за тебя она...

Ярослав. Замолчи, ведьма! Откуда ты знаешь это!

Дубрава. Не смеши меня, князь... Об этом судачила вся Русь. Ты знаешь, как у нас любят байки из княжеской жизни.

Ярослав. Представляю, какую похабщину несли о нас с ней проклятые скоморохи! Извести бы их, сволочей, под корень!

Дубрава. Рассказывали и гнусное... Но я знала не только площадную правду... Я - дорогая игрушка... Меня покупали люди значимые и знающие. Как называла тебя Феодосия?

Ярослав. Словишей. Соловушка по-новгородски... Только не зови ее Феодосией. Проклятая церковь украла не только ее - она отняла даже имя ее. Для меня она всегда была - Ростиславой.

Дубрава. Тебе не хватает ее...

Ярослав. Перестань... Я не могу больше! (С каким-то незнакомым надрывом). Не могу!

Дубрава. А больше всего она не могла тебе простить Михаила Черниговского...

Ярослав. Хватит!!!

Ярослав. Но ты и после смерти ее не угомонился...

Ярослав. Господи, и здесь он... И снится, и поминается, и... (Ярослав безумными глазами смотрит в угол). Вон он стоит в углу - опять сердце протягивает! Гермоген! Помоги! Анафема его! Федор, а ты меч хватай! Секи его, секи.

Дубрава (успокаивающе). Отвернись, князь, пока от угла... На меня смотри... А своих не зови... От врага-покойника и от жены-покойницы ни крест, ни меч не заслонят. Помнишь, волхвы навий поминали - вот это они и есть... Ты лучше поплачь, князь... Поплачь. О ней, о нем, о себе, о народе своем... Поплачь... Теперь на Руси надолго песни плачами станут.

Дубрава. Теперь понял, глупый, что наделал, когда по разоренной Руси метался, боялся на монголов наткнуться? Когда брата убиенного ими - Великого князя Владимирского - хоронил... С замиранием радостным в сердце! Мое это все! Мое! Зачем потом к Батыю на Волгу побежал за княжеским ярлыком?

Ярослав (поднимает голову). Их сила - их воля... А у меня ни друзей, ни союзников... Что мне делать было?

Дубрава. Не знаю, князь. Я слабая женщина и не хочу быть властительницей. Ни мира, ни пол-мира, ни четверть-мира. А кто хочет - должен знать. А сейчас что затеял?

Ярослав (замолкает, потом неожиданно вскакивает). Вот к чему эти песни! Чья ты шпионка?! Опять Сельджей? Или хитрый францисканец тебя перекупил... А может ты от Данилы Галицкого... А-а-а, понял я... Ты от Рязанского князя - он меня хочет со свету сжить и сам на мой стол усесться...

Дубрава. Совсем с ума спятил... Очнись... Посмотри на меня... Я, дорогой князь, не шпионка... Я не тайнами торгую, а собой... Просто невмочь глядеть стало, как ты вот-вот себя продашь - заодно с Русью...

Ярослав. Не продаю я ее, а спасти хочу!

Дубрава. Раньше надо было спасать, а сейчас своими хитростями ты ее под оба удара подставишь. И с Запада, и с Востока... На кого опереться собираешься? Оглянись: даже в твоем посольстве - никому верить нельзя... А ты хочешь чужими руками жар загрести!

Ярослав. Я выжить хочу! Иона выжил в чреве кита... Мы тоже в чреве - драконьем! Степного дракона... Но выжить можно! Только как - подсказал бы кто...

Дубрава (задумчиво и медленно). Ох, не знаю как, Словиша родимый... Нет у тебя выхода! Одному дружбу пообещаешь - другой твоей смерти захочет... И наоборот... (Пауза.) Отравят тебя... Или друг во вражеском обличье - или враг в личине дружеской...

Ярослав (уже заносчиво). Справлюсь! Не таких вокруг пальца обводил!

Дубрава (вкрадчиво). С обоими договориться хочешь?

Ярослав (подозрительно). А тебе, гляжу, в переговорщицы захотелось...

Дубрава (спокойно). Худо, князь... Опять Руси воевать... Кого ни выбери: получится союз с одной сволочью против другой!

Ярослав (с вновь вернувшейся ехидцей). Русь все сдюжит...

Дубрава (тоже с ехидцей). А ты? Слушай, князь, кого из сыновей ты на свое место прочишь?

Ярослав. Молоды еще - да и я не стар!

Дубрава (вдруг бросается на колени). Князь, не жди смерти! Договорись и с ханом и с папой о дружбе - и умри! Сам умри! Не пожалей себя ради Руси-матушки! Бог тебя за такую жертву простит! А значит и Ростислава простит, и Михаил!

Ярослав (отшатывается с ужасом). Блаженная...

Дубрава. Пока твоя хитрость выяснится... А выяснится - спросить не с кого! Если у сына ума хватит - он время долго тянуть сможет... Авось Русь отдохнет и с силами соберется!

Ярослав (в ярости). Ты дура! Мои детки передерутся между собой раньше, чем меня закопают...

Дубрава (испуганно). Да?! (Разочарованно). Верю - ты их знаешь... Что же тогда?

Ярослав. Нельзя, чтобы сейчас на Русь со всех сторон рати поползли! Но тебя никто не спрашивает... (Пауза.) В другом ты права - смерть моя за мной по пятам ходит...

Дубрава (другим тоном). Да, ты не глуп - теперь вижу! Жаль других грехов за тобой много... Прости меня сердечно за выходки мои. Ладно, скажи мне спасибо за рязанцев - и пойду я дальше зайчика-Хингайчика обихаживать. Заодно узнаю о твоих сыновьях побольше...

Ярослав (взбешенно). Не будет тебе "спасибо"! Моя б воля - сидеть тебе в монастырской келье уже завтра. Меня еще никто в такое искушение, как ты, не вводил. Как я только тебе не проболтался?

Дубрава. Не страшно. Выдашь ты невзначай свои планы и через минуту обрадуешься, что теперь их с чистой совестью поменять можно.

Ярослав. От кого ты этому научилась!?

Дубрава (игриво). Чему?

Ярослав. Не тому! Знаешь слово греческое - политика?

Дубрава (с усмешкой). Это искусство моему сродни. Только мерзости в нем побольше. Пойду я, князь...

Ярослав. Плыви, налимица... (Пауза). А мне вдруг почудилось, что хоть один человек на моей стороне может оказаться...

Дубрава. Не забывай, князь: на твоей стороне вся Русь. Затаилась и ждет - на лучшую долю надеется...

Ярослав. Легко Бояню сказки петь да сложно правду говорить. (Вздыхает).

Дубрава. О чем печаль неизбывная?

Ярослав. Серьезно? О мелочи одной... Разучился я людям верить - не знаю навсегда ли и стоит ли жалеть об этом... Но сейчас мне этой глупости не хватает, Рос... Дубрава.

Ярослав. Что это было... Сон... Наваждение... Как мысли мои читала... Навий поминала... (Испуганно). А не навья ли она сама?! И про жену знала! И про Михаила! Проклятый покойник! Она не простила! (Топает ногами в вернувшейся ярости). Чтоб ему гореть во веки вечные... (Не договорив, снова утыкается взглядом в угол и начинает пятиться.) Господи, спаси и сохрани! Вот он опять!

Ярослав. Убери от меня свое мерзкое сердце. Кровь! Кровь! Почему она течет по рукам вверх!?

Ярослав. Что это липкое на шее? Я не хочу пить ее! Не хочу!

Сельджей. Князь?!

Сельджей. Воды?

Ярослав. Ростислава? Почему у тебя волосы черные? Это у меня в глазах темно...

Сельджей. Довела тебя эта русская... Не зря хвасталась, что может с ума свести...

Ярослав. А это опять ты, монголка... Посмотри, у меня рот в крови?

Сельджей. В крови... Губу закусил?

Ярослав. Нет, Сельджей, меня сейчас мой кровный враг своей кровью поил...

Сельджей. Собрать всю кровь, в которой тебя винят - тебя в ней утопить можно...

Ярослав. Половина ее не мной, а вами пролита... Как горько, как солоно...

Сельджей. Постой, что это течет у тебя из глаз?

Сельджей. Это не слезы... Это тоже кровь... Не вздумай умирать сейчас! Ты нужен нам! (Ярослав молчит и поникает в ее руках. Сельджей оскаливается). Мы, монголы, кровь на ранах не перевязываем, мы ее вылизываем...

Сельджей. От крови друга - наполняешься доброй силой, от крови врага - злой...

Сельджей. Не понравилось, князь?

Ярослав. У тебя теперь тоже рот в крови... Вытрись... Обходиться с мужиками я, кажется, с годами научился, но взялись за меня бабы и... Пожалуйста, оставьте меня в покое хоть до вечера... Я должен отдохнуть! Ты знаешь какой завтра день! Каково будет, если я не смогу пойти на объявление имени Великого Хана.

Сельджей. Я объясню все и Хингаю, и великой ханум... Только я должна буду сказать ей, что ты согласился... А ведь ты согласился? Скажи мне - да! Да, князь? Да?!

Ярослав (после паузы). Да, Сельджей... Скажи...

Сельджей (быстро). Дай мне твой крест - как залог правды!

Сельджей (вслед ему). Вот так меняются судьбы мира... Смешно...

Федор. Я видел! Я все видел!

Сельджей. Все всегда везде всё видят! Разглядеть не могут...

Федор. Похоть необузданная! До крови искусала!

Сельджей. У тебя глаза закатываются. Как солнце - за край неба.

Федор. Как я тебя, двуличную, не разгадал! Не столь сердцу обидно, сколь уму.

Сельджей. А мне не ум ваш мил, а душа - залихватская!

Федор. Настолько русские полюбились, что все равно к какой груди прижиматься?

Сельджей. И он себя умным считает! Игра это!

Федор. Подложить тебя под князя и так его к монголам привязать! Быстро вы у рязанской шлюхи научились...

Сельджей. Велика наука...

Федор. А ты, значит, с радостью согласилась... Знаешь, как у нас такие называются? Спроси у Дубравки!

Сельджей. Что спросить? Как она целую толпу твоих соотечественников у Хингая выласкала?

Федор. А ты на большее замахнулась - целую Русь решила собой купить.

Сельджей. Ты же на меня позарился? Чем князь хуже.

Федор. Князя любить доходнее. Он на подарки вам, узкоглазым, не скупится.

Сельджей. А князю мои глаза понравились... И губы не противны были... Блестят красиво, говорил...

Федор. Они у тебя от бараньего жира лоснятся! Пора твоего князя к святым за упокой пристраивать!

Сельджей. Да, Федька, плохо на Руси дело, если у вас бояре, как смерды, мыслят... Так не все ли вам равно, чьими холопами быть - княжескими или нашими!? Еще слово - и я позову Хингая!

Федор. Зови!

Сельджей. Нет, передумала. Не буду звать. Лучше правду скажу. Она тебе худшей казнью будет.

Федор. У тебя правд - как монист на груди.

Сельджей. Эта последняя... Да, я буду с князем, но не "для того, чтобы", а в подарок "за то, что"... Ханум преподнесет меня Ярославу. Наша мудрейшая не могла не добиться своего: ты видел - князь сделал выбор! Правильный выбор! Мы будем вместе! Русь и Восток! На века! Навечно! А я буду вместе с Ярославом! Гермоген окрестит меня и обвенчает! А Батыев сын Сартак будет крестным у наших детей! Порадуйся за нас, недалекий мой! Я бегу к ханум!

Федор. Нет, князюшка, посмотрим, чья возьмет...

Дубрава. Секретарь Великого Курултая имеет честь прибыть... А где остальные?

Федор. Князь у себя, остальные - не знаю где.

Дубрава. Беги зови!

Федор. Вам надо - ты и беги. Раскомандовалась, подстилка монгольская!

Дубрава. Ладно, схожу. А ты тогда, будь добр, любимого Хингая поразвлекай!

Хингай. На колени!

Хингай. Эти русичи обнаглели. Я прихожу - а никого нет! Я бы давно поставил русских на место, если бы не Сельджей... Кровь чингизидов непредсказуема. Почему она так защищает их? Впрочем, русские бабы хороши... (Протяжно повторяет.) Б-а-б-а. Д-у-б-р-а-в-а.

Федор (подняв голову). Дозволь, великий, слово и дело молвить!

Хингай. Заткнись!

Федор. Государственное зло замышляется!

Хингай. Куда вам до настоящего зла, вы еще кровью врагов не напились... Ладно, говори. Только дай мне сесть!

Хингай. Неудобно. (Садится.) Ложись тут. Я поставлю на тебя ноги.

Федор. Князь перекинулся.

Хингай. Не понимаю. Говори простыми словами.

Федор. Он решился на союз с папой против вас, монголов.

Хингай (равнодушно). Вот еще секрет... Докажи!

Федор. Они не писали никаких бумаг... Но я слышал их переговоры.

Хингай. Подробнее.

Федор. Карпини сказал, что Ярослав должен не радоваться, а бояться своего союза с монголами против Запада. Если Запад будет разбит, то Русь для монголов станет не передним краем, а глубоким тылом. А что делают монголы с тыловыми государствами известно... Булгария, например, просто исчезла...

Хингай. Ты начал с этого, потому что думаешь - в этих словах есть смысл? Но Ярослав умнее - его не должны были убедить только эти резоны?

Федор. Конечно... Еще Карпини обещал...

Хингай. Помочь своими рыцарями... Объявить Крестовый поход... Сказочник...

Федор. А еще Карпини говорил, что...

Хингай. Хватит... Я знаю все, что говорил посол, все, что он собирался сказать и что еще придумает... Я могу даже поверить, что Ярослав ответил Карпини "да". Очередная сиюминутная ложь! Ярослав слишком разборчивая невеста, чтобы перестать перебирать женихов...

Федор. Но он сказал...

Хингай. Слова, слова, слова. Слова уносит ветром и никто не может доказать, что они были сказаны. Даже если я сам услышу их отзвук...

Федор. Чем же тебя убедить? Кому еще ты поверишь, если не мне - самому близкому к Ярославу человеку?

Хингай. Не людям... Бумагам, вещам... Лучше всего делам, но до них еще далеко...

Федор. Вещам...

Хингай. Как ты смеешь!

Федор. Подвинься, Хингай!

Хингай. Что!!!

Федор. Надеюсь, ты сможешь отличить католический крест и библию от православной?

Хингай. Ваши амулеты и книги заклинаний от римских? Смогу.

Федор. Ярослав не только заключил союз, он принял католичество и получил от своего крестителя - проклятого Карпини - эти символы новой веры. Вот они!

Хингай. Это серьезно...

Хингай. Когда в дело вмешивается Бог - ваш ли, наши ли - ему тоже можно верить...

Федор. И ты веришь? Ты накажешь предателя?

Хингай. Предателя? Кого именно? Впрочем, спасибо тебе... Я доложу о тебе новому хану.

Дубрава. Высокочтимый секретарь, Великий князь Руси и его приближенные извиняются за...

Хингай. Пусть входят!

Хингай. Мне только что предъявили неоспоримые доказательства того, что ты, Ярослав, принял католичество и вступил в союз с Римом, направленный против монгольской империи.

Ярослав. Чиво-чиво? Во что я вступил?

Гермоген. Что он принял?

Хингай. Я могу выслушать объяснения, которые, впрочем, не изменят твою участь.

Ярослав. А может мне еще объяснить, почему ночью солнце светит? Или почему огонь мокрый? Как я могу объяснять то, чего не было и быть не могло?

Хингай. Захочешь жить - объяснишь!

Гермоген (отстраняет от себя Ярослава). Уважаемый секретарь, вы сказали - он принял католичество?

Хингай. Я косноязычен?

Гермоген. А ты паскудник, князь!

Ярослав. Заткнись, Гермоген!

Гермоген. Нет, теперь ты заткнись! То-то я гляжу: они под ручку разгуливают, только что спать вместе не ложатся. А монах наш как хорош! Где его кормят - там он и гадит.

Ярослав. Помолчи, Гермоген. Тут дело серьезное, а ты слюной брызжешь! Клянусь, Хингай, что я...

Хингай. Опять слова... Ты слишком много говорил последние дни, Ярослав!

Ярослав. А ты, Федор, что же молчишь? Ты знаешь, как я ненавижу католиков... Ах, вот в чем дело...

Хингай. Ну что ж... Я зову своих нукеров...

Дубрава (Хингаю). Подожди, дорогой мой! Ты же сам сомневаешься!

Хингай. Но он же молчит...

Дубрава. Князь, скажи мне - это неправда.

Ярослав. Зачем... Здесь уже никто ничему не верит.

Дубрава. Хингай, ты говорил о доказательствах.

Хингай (откидывает тряпку). Ах, да... Вот его новый оберег и священная книга. Римской работы.

Ярослав. Что это? Тьфу ты... Я знаю этот крест. Библию не помню, а крест сам с мертвого рыцаря снимал. Еще под Новгородом. Трофей военный! Откуда он у тебя?

Хингай. Вот он достал из этого сундука. Твоего сундука.

Ярослав. Этот сундук потому и стоит здесь, что в нем подарки для вас, монголов. Этот крест рано или поздно и без его подлого участия к вам перекочевал.

Хингай. Священник! Ты знаешь эти трофеи?

Гермоген. Н-нет... Я их у рыцарей не отбирал.

Хингай. А сундуки кто укладывал?

Гермоген. Федор распоряжался...

Хингай. Так... Сегодня кто-то должен будет умереть за ложь. (Указывает на Ярослава). Или ты... (Поворачивается к Федору) Или ты!

Гермоген. Здесь без Божьей помощи не разберешься.

Дубрава. Вот она нам и поможет! Хингай, ты же веришь в Бога, в каком бы обличье он не выступал?

Хингай. Бог един. Имена разные.

Дубрава. Но не все имена на самом деле Божьи! Некоторые - пустой звук!

Хингай. Не понимаю...

Дубрава. Если князь принял католичество - для него эти вещи священны, не так ли?

Хингай. Да...

Дубрава. Брось их в огонь, князь! Хингай, ты всегда говорил, что огонь очищает ото лжи.

Хингай. Но если эти вещи от Бога, он может обидеться.

Дубрава. А если это просто римские побрякушки? Если имя, которое звучит на латыни - ложь? Кузьма - огня!

Дубрава. Ну что же ты, князь? Сожги их!

Карпини. Позвольте. Это же крест и...

Дубрава. Да, и князь сейчас бросит их в огонь.

Карпини. Ты сделаешь это, князь? Ты понимаешь, что после этого нам с тобой не о чем будет разговаривать...

Дубрава. Если он не сделает этого, вы тоже не поговорите больше. Разве что на небесах... Или у католиков и православных разные небеса?

Ярослав. Гермоген, что делать мне? Ты всегда говорил, что латынская вера ложная? А если нет? Карпини! Ты говорил: Ничто не грешно, что делается к выгоде святого престола! Что будет со мной?

Гермоген (решается). Не делай этого князь! Это библия... Пусть римская, но на ней имя Божие...

Карпини. In nomine...

Ярослав. Карпини, ты всегда понимал меня! Пойми и сейчас!

Дубрава. Решайся, князь! Это всего лишь железо и бумага! Слова и дела, которым здесь никто не верит, в огне не сгорят.

Гермоген. Не слушай безбожную! Прими смерть мученическую и зачтется тебе!

Кузьма. Вспомни Михаила Черниговского, который умер от руки варваров, кусту дьявольскому не поклонившись!

Ярослав. Его вспомнить? Вспомнил! Вспо-о-омни-и-ил!

Гермоген. Стой, князь!

Карпини. Остановись, Ярослав!

Федор. Я солгал! Не делай этого, князь!

Сельджей (оглядывается и видит необычность сцены). Что здесь происходит?

Дубрава. Прошу тебя, не вмешивайся.

Сельджей. А не слишком ли часто ты меня об этом просишь?

Хингай. Я согласен с ней.

Сельджей. Вот как...

Дубрава. Сейчас речь не о обо мне, а о нем. (Она указывает на Ярослава). И о нем. (Машет рукой в сторону Федора).

Ярослав. Как я ненавижу вас! Всех! С каким удовольствием я бы выжег все вокруг на тысячу верст! Почему я родился в этой стране! (Рвет на шее ворот рубахи).

Гермоген. Князь, а где же твой нашейный... Значит, все это игра... (Замолкает.)

Ярослав (запахнув ворот). Как хорошо было бы быть князем где-нибудь далеко-далеко на огромном острове посреди великого Океана. Откуда плевать и на Рим, и на сарацин, и на всех остальных! Я вырастил бы огромных драконов и время от времени посылал их на вас, а сам сидел в высоких теремах, недосягаемый для ваших жалких стрел и копий! Я бы запретил женщинам спорить с мужчинами! И наоборот! Я бы собрал священников всех религий, запер их в одном монастыре и заставил договориться между собой! Я бы заставил мастеровых думать о своем ремесле, а не чесать языки о делах государственных! А потом наслаждался бы радостной и покойной жизнью! Но нет, мне досталась Русь! Вечное перепутье между Востоком и Западом! Вечный выбор: в какую сторону мирись, в какую дерись. И ты, Карпини, и ты, Хингай, правы: все страны, как страны - выберут себе врага и уничтожают его под корень! А у нас сначала передерутся до крови, потом той же кровью на брачных ложах мешаться начинают. На тысячу верст одно название - Русь, а какой он из себя - русич? Этот рыжий, как норвежец, этот тонконосый, как литвин, этот кудрявый, как склавин, этот курносый, как мерянин. Одна радость - узкие глаза не в чести, а то и такие же как вы, монголы, стали бы попадаться среди прочих. Только вас - и монголов, и латынцев, что-то не могу я представить в виде родни! Воротит меня от вас - слишком вы о себе высокого мнения! Вот вы, монголы, над синайцами-китайцами посмеиваетесь, вы, западники, о них вообще слыхом не слыхивали, а я разговаривал с их мудрецами и диву давался. Их история вашей не чета. Не в сто, а в тысячу лет длиннее. Вот и мы такие же. Вы пройдете - мы останемся. Не скажу: синайцев переживем, но уж вас - точно. А пока - пляшите-веселитесь! Я вам даже подыграть могу. У меня в сундуке гусли валяются. Великий князь Руси - скоморошничать станет. И под чужую дудку попляшу! Я стерплю - и Русь стерпит. Но до поры! Помните - до поры!

Хингай. Ты все сказал? Теперь слушай меня!

Сельджей. Нет, Хингай, к сожалению, у меня более важные новости. Ханум прислала Ярославу слова благодарности и чашу со священным напитком - кумысом. Она повелела, чтобы Ярослав пришел завтра до начала праздника и скрепил своей печатью оговоренное.

Хингай (не вполне понимая о чем речь, но, несмотря на это, очень уверенно). А я от себя добавлю: он придет и уйдет - молча. (Разъяряется). Он всем надоел! А больше всего он надоел мне! Завтра у нас будет новый хан и тогда его не спасет ханум и другие б-а-б-ы! (Смеется). Я вспоминаю мудрость тех, кто так тебе понравился: Чтобы вырастить плод под названием "завтра" - взборони и засей то, что зовется "сегодня"... (Пауза.) Боярина я прощаю. С ним разберутся свои... Прощаю и тебя, посол... Хотя тебя вроде не за что...

Сельджей. Этот кумыс пьет только русский князь. Но пусть каждый вдохнет в себя аромат этого божественного напитка. Пусть каждый подумает о князе, пока передает ему чашу! Только подумает, потому что хватит слов... Встаньте вокруг.

Сельджей. Значит, такими, как я, ты побрезгуешь? Надеюсь, твои внуки понеразборчивей окажутся. И мои - гордыню поумерят... Но тебе этого уже не увидеть - это говорю тебя я, Сельджей!

Дубрава. Дай твою чашу, князь и иди. Каким бы великим ты ни был, эта битва тебе не по зубам оказалась.

Ярослав. Черт возьми! Кто победил-то? Мы или они? Я выиграл или проиграл?

Дубрава. Потомки разберутся...

Кузьма. Денег взять... Своих хватает... А это что... Гусли! Прощай, соловушка!

Кузьма. Дубрава, как тебя по-крещеному, чтобы знать?

Дубрава. Авдотьей...

Кузьма. Авдотья Рязаночка, значит... Ну, прощай Дуня...

Дубрава. А ты, я гляжу, готовишься лыжи навострить?

Кузьма. Новый хан - новые порядки. Новые ярлыки - непривычные.

Дубрава (продолждает). Поддельный в глаза не бросится... А меня не позовешь?

Кузьма. Ты не моего полета птица. Проси князя.

Дубрава. Ему дорога больно дальняя.

Кузьма. Как-то его на Руси встретят?

Дубрава. Не на Руси его судить будут - подалее...

Кузьма. Он что - правда, в папские прихлебалы записался?

Дубрава. Еще выше бери... Я его чашу из-под кумыса дала котенку вылизать...

Кузьма. И?

Дубрава. Вон у порога лежит бедняжка... Язык высунул - синий весь... Князь не кошка - с неделю протянет.

Кузьма. Вот как... Побежать - сказать ему!

Дубрава. А зачем?

Кузьма (пауза). И впрямь. Всю жизнь хитрил, пусть хоть смерть обмануть не пытается. (Другим тоном). Интересно, кто его?

Дубрава. Эта стрела свою цель точно нашла...

Кузьма. А чья она была и кто ее направил - Бог весть... Слушай, Дунька, а не ты ли?

Дубрава. А почему не Карпини? Почему не Федька?

Кузьма. Гермоген тоже мог... А уж монголам нашего брата травить - как семечки лузгать, особенно после того, что он им наплел. Получается, кто угодно мог! Только одному мне до князя дела нет...

Дубрава. И тебя, Кузенька, купить можно. А? Шучу! Хватит о князе! Как говаривала одна персиянка: И это все о нем... Мне с тобой интереснее говорить о тебе! Ты-то куда? Как решил - за море?

Кузьма. Продала латынянка... Нет, Дубрава... Не там мое место сейчас! Давно душа тосковать начала, а сегодня бедный князь, сам того не желая, меня переломил...

Дубрава. Куда же русский человек в тяжелую годину подастся?

Кузьма. На север! Туда, где монгола не видели, но откуда до него рукой подать. Где народ с мечом в обнимку спать ложится, а с кинжала кашу ест. И оба клинка заточенными держит.

Дубрава. Вот ты о чем... Значит, не прятаться... Только не справиться вам - монголы вас в порошок разотрут!

Кузьма. Народ тамошний - ушкуйники - хорошо жизнь знает. Самый страшный зверь на севере знаешь какой? Не медведь и не волк!

Дубрава. А кто? Змей-горыныч?

Кузьма. Драконом князь Орду называл... Нет, Дубравушка, самый страшный зверь на Севере - комар, или того мельче - мошка малая. Всю кровь из тебя выпьет, а начнешь вокруг мечом махать - ни одного крылышка не подрежешь. Так и мы до поры будем кровушку монгольскую по капельке пить. Придет пора - всю высосем... А сунутся карпиньские дружки - и их попотчуем! Удачи мне пожелаешь?

Дубрава. Нет...

Кузьма. Тебя не поймешь... Прощай!

Дубрава (тихо вслед ему). Напившись крови врага...

Дубрава. Ну что, сестрица?

Сельджей. Плохо, сестра... Что делать будем?

Дубрава. Жить будем, а срок выйдет - помирать станем.

Сельджей. Только бы за нас это не решали!

Дубрава. Куда им. Пусть потешатся. Они правят миром! Ха! Миром правим мы. Ты и я.

Сельджей. Нам бы только ужиться рядом. Уживемся?

Дубрава. Попробуем?

Сельджей. Попробуем...