Нарьялотэ Феарандэ

НЕНАВИСТЬ

ВСТУПЛЕНИЕ

В тот день славнейшие рыцари Ордена Скорпиона собрались в замке своего предводителя, Лорда Борсэта, чтобы отпраздновать победу над войсками демонов и Кхарэт у подножья Серебристых Гор. Пиршественный зал был полон воинов в сияющих доспехах: согласно древнему обычаю, рыцари этого Ордена носили их даже в мирное время, что означало их готовность к битве в любое время дня и ночи. Во главе стола восседал сам Борсэт; рядом с ним стоял его высокий щит, на котором изображены были огромный Скорпион, герб Ордена, и огненнокрылая птица, знак всего королевства Людей.

- Я приветствую вас, братья мои по оружию, - заговорил Борсэт, - в этих стенах. Но хотя мы собрались здесь для радостного пира, горьки слова, что я должен сказать вам теперь. Ибо сегодня мы получили послание от Короля Шона, в котором он объявляет наш Орден вне закона.

Настала полная тишина, и слышен стал треск огня в очаге.

- Но почему? - вскричал, вскакивая на ноги, высокий темноволосый рыцарь. - Разве не мы одни стоим на защите мира от сил Тьмы в это страшное время?

- Именно потому нас и не желают признать, Джастис, - ответил Магистр Ордена с глубокой печалью в голосе. - В эти дни зло прорастает повсюду, как сорная трава. Мы проливали кровь в жестоких битвах с оплотом ужаса и Тьмы, Асталором, и многие из лучших наших рыцарей пали в тени его чёрных стен. - Борсэт склонил голову. - Но не было нам счастливого возвращения домой: сам наш король предаёт нас. Кому служили мы, безумцы? Старшего сына короля Шона, Блэкфара, называют теперь Тёмным Властелином. И кто знает, что на уме у принца Джарэфа, тоже демона наполовину? Враг поджидает нас повсюду. Вспомните ведьму, что скрывалась в деревне всего в нескольких лигах от нашего замка. На вечную битву, неравную и жестокую, обрекли мы себя, но доблесть наша проклята. Ну и пусть! Мы устоим передо всем - не побоимся и предательства союзников, не побоимся ненависти тех неблагодарных, кого мы грудью своей заслонили от полчищ Мрака. Изгнанниками стали мы в нашей собственной стране. Но даже оставшись одни, мы не оставим боя, - и победим.

- Слава Ордену Скорпиона! - воскликнул Джастис с блеском в глазах, поднимая кубок, и множество голосов подхватили его слова.

...Пир был в самом разгаре, когда в зал вошла девушка, в головы до ног закутанная в изорванный серый плащ. Лицо её было бледным и измученным, и прекрасные синие глаза выражали глубокую скорбь; но походка вошедшей и каждый её жест выдавали в ней благородное происхождение, и приглядевшись, можно было увидеть, что одежда её, расшитая серебром, когда-то была очень красивой. Грациозной поступью она перешагнула через порог и направилась к Борсэту.

- Я приветствую тебя, о храбрейший из рыцарей, и склоняюсь перед тобой, - произнесла она, опускаясь на колени. Судя по голосу, чистому и высокому, девушке было не больше пятнадцати лет. - Я пришла молить тебя о помощи.

- Поднимись же с колен, госпожа, - ответил Борсэт, вставая. - Я прикажу служанкам позаботиться о тебе. Ты устала, и мнится мне, что на долю твою выпало немало тяжких испытаний.

- Нет, лорд, - ответила та, - я не встану с колен, пока ты не выслушаешь просьбы моей. Моё имя - Грета, дочь Элтана. Когда-то дом Графа Элтана процветал и был известен по всей округе, ибо отец мой был мудрым и милосердным правителем, которого все любили и почитали. Но пришёл чёрный день, и мы лишились нашей семьи, лишились нашего дома.

Однажды мы с братом отлучились из замка на несколько дней. Когда мы возвращались, была глухая ночь, и дорога наша легла через лес; и когда мы миновали его, то - о ужас! - нашему взору открылось красное зарево, поднимающееся оттуда, где стоял на высоком холме наш замок и деревня вокруг него. То войско Проклятой Империи Кхарэт с огнём и мечом шло через наши земли, оставляя после себя лишь руины, пепел и кровь. Убит мой отец, благородный Элтан, и мать тоже, а старшую сестру кхарэт увели в плен... - Девушка всхлипнула и вытерла слёзы рукавом. - Брат мой, вооружённый лишь слабым охотничьим луком и кинжалом, кинулся в бой, надеясь спасти сестру, но слуги Хэстарона - будь проклято имя его! - ранили Вэрта, и он бы погиб, если бы не упал в реку, защитившую его от огня. Я укрылась в зарослях шиповника, что сама когда-то посадила в детстве у входа в замок, и видела, как враги разрушают мой дом, где я выросла, как они убивают беззащитных жителей нашей деревни. Я видела, как мою сестру тащили куда-то за волосы, и ничего не могла сделать. Я... почти не помню ничего... мне было так страшно, ведь меня в любой миг могли увидеть... Я думала, что брат погиб, но сдерживала слёзы: воины Хэстарона могли услышать мой плач.

Не знаю, как я дождалась рассвета. Раненый Вэрт, мой брат, сумел - несмотря на сильную боль - выплыть из реки и нашёл меня в моём убежище, и тут же упал без сознания. Я перевязала его раны и оставила в своём укрытии, ибо силы оставили его, а сама похоронила мать и отца... своими руками... страшна была их гибель.

И теперь я прошу тебя об убежище, благородный Борсэт, но больше того молю я о том, чтобы ты принял моего брата - юного, но отважного воина - оруженосцем в своё войско, чтобы он мог отомстить тем, кто разрушил наши жизни.

- Я исполню всё, о чём ты просишь, госпожа, - ответил Борсэт. - Где твой брат?

Стройный темноволосый юноша в сером плаще, стоящий у входа в зал, склонил голову.

- Ты храбрый воин, - молвил Борсэт. - Пока я с радостью сделаю тебя оруженосцем Джастиса, лучшего из наших рыцарей. Но я думаю, очень скоро ты сам заслужишь рыцарское звание.

- Позволь мне поблагодарить тебя, лорд, за всё, что ты сделал для нас! - воскликнула девушка и, не вставая с колен, сжала могучую руку Борсэта своими изящными пальцами.

Долго потом рассказывали о случившемся тогда в королевствах Людей и в эльфийских городах, и долго ходили слухи по самым далёким глухим деревням. Ибо лицо Борсэта вдруг страшно исказилось, как если бы его грудь пронзили копьём, и стон сорвался с его губ. Прошло мгновение - и он, судорожно дёрнувшись, упал на каменный пол.

- Почему, - прохрипел он.

Девушка вскочила на ноги и резким, но грациозным движением сбросила плащ с капюшоном, и волосы цвета сирени, частично забранные в косы, рассыпались по её плечам. Одежды кэлдис были чёрными, только сверкал серебром пояс, стягивающий на тонкой талии опускающуюся по колено шёлковую чёрную рубашку.

- Мне сразу показалось... Ты... не человек.

- Да, и я рада, что не принадлежу к жалкой расе Смертных, трусов, убийц и палачей! - резко выкрикнула та, задыхаясь от гнева. По лицу её катились слёзы. - Да, я из кэлдов. Я из Народа Тьмы, я из Несущих Смерть Прикосновением. Помнишь меня? Постарайся припомнить. Вспомни... Ильдико. - Она странно и жутко улыбалась сквозь слёзы. - Вспомни его смерть. В свою последнюю минуту вспомни те стены, и мёртвые ветви под дождём, и длинные волосы, и кровь... Жаль, что иной, более лёгкой, будет твоя смерть. Но хотя Боги продлили ваши сроки на столетия, вам не воспользоваться этим даром. Ибо мой повелитель, Император Хэстарон, заставит вас заплатить за Синэду сполна!

Многие рыцари, придя в себя, схватились за мечи, но в этот миг звук флейты, острый, словно кхарэтский клинок, прорезал тишину. Странная, чуждая мелодия зачаровывала - и руки лишались былой силы, и никто не мог сдвинуться с места. Боль пронзала тело, замораживая кровь по каплям, а сознание медленно заполняла, вытесняя все мысли и воспоминания, страшная и невыразимо прекрасная мелодия.

Стоявший у входа флейтист был из огненных эльфов Империи Кхарэт. Черты его лица были тонкими и правильными, изгиб тёмных бровей - слегка надломленным.

- Я думаю, это всё, Катори, - усмехнулась девушка, пошевелив ногой тело Борсэта. - Они мертвы.

Сняв со стены факел, она скрылась в соседней комнате. Через какое-то время оттуда повалил дым.

- Теперь мы можем уйти.

Кхэрту обернулся - лицо его было бледно, на чёрных ресницах блестели слёзы. Он сделал было шаг вперёд, но пошатнулся и схватился за выступ каменной стены.

- Катори, тебе плохо... Держись за меня. Нам всё же удалось отомстить, подумай об этом. Ты мечтал о мести - помнишь?

- Со мной всё в порядке, Лантис. Только сердце болит... - тихо ответил кхэрту, и они покинули зал.

Она обняла Катори за плечи, когда они вышли из ворот замка. Тот шёл медленно, опустив голову, так что чёрные волосы закрывали ему лицо. Лантис знала, что ему больно сейчас, но нужно было как можно скорее покинуть это место. Уйти навсегда, оставив за собой руины, и потом уже ничего не будет важно...

...Какова же была боль кхэрту, если её хватило, чтобы убить не меньше ста воинов? Каково ему было нести её в себе?

- Катори. Теперь, когда мы отомстили... тебе легче?

- Разве мы вернули брата?

Ночь была темна и безлунна, и лишь красное зарево, что поднималось позади, освещало дорогу двоим, идущим на север.

I

Тремя годами раньше

Тихим был предрассветный час над Пограничной Рекой, и ни один порыв ветра не всколыхнул поле серебристо-зелёной травы Эхтанора. Словно тысячи звёзд, в тени шелковистых стеблей горели под луной белые цветы мэлас, и нельзя было сказать, земля у тебя под ногами или звёздное небо. Казалось, что даже время остановилось, что богиня огня и света Файтанори задержала на минуту свою солнечную ладью в небесных гаванях Фэрьямирэ, чтобы взглянуть на красоту этой земли. Новый день должен был стать новым днём войны, бесконечной и жестокой, что шла уже много сотен лет: войны между народом Эхтанора, теми Огненными Эльфами, что остались верны Файтанори, и Кхарэт - теми из них, кто проклял её во имя Тёмного Властелина Сарода.

Не было конца этой войне, расколовшей надвое когда-то единый народ Эльфов Пламени, и пророчество гласило, что лишь в Конце Времён закончится она. Больше семисот лет прошло с тех пор, как Сарод был изгнан из мира, и даже после смерти продолжали эхтар защищать от него свою родину, ибо души их сражались в небесном воинстве Файтанори. Даже после смерти не прекращали кхарэт непримиримую войну с эхтар, ибо души их вступали в воинство Сарода.

По еле заметной тропинке, окружённой наполненным белыми огоньками сумраком, шёл воин в эхтанорских одеждах, и луна освещала его русые волосы и длинный серый плащ. Миновав тень дубовой рощи у холма, эхтано огляделся и устало вздохнул. Луна была ярка, и в поле дозорные кхарэт могли увидеть его. До рассвета осталось недолго, а он прошёл за эту ночь гораздо меньше, чем рассчитывал. Теперь ни в чём нельзя было быть уверенным, ибо здесь, на северном берегу Пограничной Реки, начинались земли Империи Кхарэт.

- Может быть, пройдём через ущелье, Айтариллэ? - услышав знакомый голос, воин вздрогнул и обернулся.

- Айтальди! Что ты здесь делаешь?

- Я подумал и решил, что один ты не справишься, брат.

Стоящий у подножья огромного дуба эхтано был ниже Айтариллэ, но даже не небольшой рост и мальчишеская гибкость выдавали его возраст, а искренняя улыбка, какая бывает лишь в крайней юности. Улыбались не только его губы, но и всё лицо, и особенно - ясные синие глаза, в которых, словно в горных озёрах, отражались тысячи звёзд.

Айтариллэ нахмурился.

- Отправляйся назад в Эйтандорэ, Айтальди. Будто не знаешь, что идёт война. По этим местам и одному-то ходить опасно.

- Одному тем более опасно, - беспечно ответил младший брат, убирая за спину спускавшиеся чуть ниже плеч светло-русые волосы. - Хоть я и не стал ещё воином, но мой лук совсем тебе не помешает. Не лишним будет и тот, кто умеет управляться с ним, - Айтальди с гордостью поправил на спине свой длинный лук, украшенный эхтанорскими рунами, и колчан со стрелами.

- Ты безнадёжен, - устало вздохнул Айтариллэ, опускаясь на поваленный бурей ствол дерева в тени высокого дуба. - Ты ещё узнаешь эту войну лучше, чем тебе самому хотелось бы... Ты будешь воином... - он усмехнулся, увидев мечтательное выражение на лице брата. - Но что теперь сделаешь: одного я тебя отпустить не могу.

- Ты просто не понимаешь, каково это - сидеть дома, когда идёт война, знать, что многие из твоих старших друзей и родичей могут погибнуть! Ты...

- Я понимаю, брат, - ответил Айтариллэ, сжимая его руку в своей. - Я помню это.

Далеко за бесконечным полем серебряной от инея травы, там, куда вечно стремились бурные воды Пограничной Реки, небо медленно краснело, словно раскалённый меч на наковальне; но на северном краю небес, над стальными башнями далёкого Асталора, поднимались чёрно-фиолетовые тучи.

- Нет, горами идти нельзя, - мрачно произнёс Айтариллэ, неотрывно глядя на северо-восток, туда, где встало лагерем войско Кхарэт. - Дорога идёт через поле, чуть севернее, а мы должны провести к Вратам не меньше сотни беженцев и раненых. Мы не можем так терять время.

- Кхарэт, я думаю, тоже не будут терять время даром и ждать, пока мы закончим. Может, я успею перехватить их у перевала через Серебристые Горы. Так будет намного легче, верно?

- Нет, Айтальди. Заклятия, открывающего Пограничные Врата Эйтандорэ, я не могу сказать даже тебе. Я дал клятву, когда стал Хранителем. Во всём Эхтаноре лишь двое знают эти слова: Фаэтар Мудрый, верховный маг Ордена Пламени, и я.

- Идти через поле днём - самоубийство, - задумчиво произнёс Айтальди голосом бывалого воина.

- Громко сказано. Лагерь кхарэт далеко, и едва ли они заметят нас. К тому же, сама Королева Кластавэрти приказала мне, - поднимаясь, произнёс Айтариллэ, и рука его по привычке легла на рукоять меча.

Первые несколько часов пути оказались на удивление лёгкими, будто не в опасный поход отравились они, а на мирную утреннюю прогулку; и тем не менее Айтариллэ был (как всегда) осторожен и даже мрачен. Айтальди был уверен, что этой чрезмерной настороженностью брат пытается уравновесить свой горячий нрав, отличавший его даже среди Огненных Эльфов и часто заставлявший идти на неоправданный риск. Несмотря на то, что вокруг было спокойно, Айтариллэ упорно держался тени деревьев, растущих у отрогов Серебристых Гор, ни разу не снял капюшона и при малейшем шорохе хватался за меч.

Они встретили отряд, сопровождавший женщин, детей и раненых гораздо раньше, чем рассчитывали - если это можно было назвать отрядом. Воинов было не больше десяти-двенадцати, и многие из них сами были ранены; и хотя они держались стойко и не показывали своей слабости, было ясно, что они ничего не смогут против отряда воинов Империи, встреться он им на пути. Всё же, взглянув на их суровые лица, Айтариллэ понял: нелегко достался Императору Хэстарону тот северный форт.

Командир отряда шёл пешком: коня под ним, похоже, убили в последнем бою, а может, он отдал его кому-то раненому более тяжело. Правая рука его была сломана, так что начнись битва, всё, что он мог бы сделать перед смертью - смотреть, как погибают другие. Но он был воином. В глазах его читалась твёрдость и решительность, и огромная усталость.

- Ты Хранитель Врат, не так ли, - произнёс он с облегчением, когда Айтариллэ подошёл к нему. Надежда, осветившая это мрачное лицо, была для эхтано лучшим приветствием.

Айтариллэ кивнул.

- Королева Кластавэрти послала меня, чтобы провести вас к Вратам. Они в горах, чуть к югу отсюда. Переход глубоко под землёй приведёт нас к небольшому подземному озеру, через которое стража опустит для нас мост, и мы окажемся в Эйтандорэ. Нам нечего бояться после того, как мы минуем Врата, - добавил он, увидев встревоженные лица стоящих рядом женщин. - Они были созданы гномами Драконьих Гор ещё до Падения Сарода. Никакая сила не может разрушить их; для того, кто не знает заклятия, это лишь металлический узор на отвесной скале.

- Такому как ты опасно покидать Эйтандорэ, - заметил командир.

- Делать это без причины мне запрещено, - устало усмехнулся Айтариллэ. - Но ведь Врата и их Хранитель существуют для таких случаев, как сейчас.

Утомительный и долгий путь через ущелье отнял у них большую часть дня. Многие были ранены, а заваленная камнями тропка вела вверх и бесконечно извивалась. Лишь к вечеру они вышли на небольшую каменистую возвышенность, заросшую колючим кустарником и сухостоем.

Небо по ту сторону Гор пылало, словно за стеной из тёмно-красного стекла развели огонь; но почти сразу над линией горизонта чёрно-синие тучи застилали багровое сияние, и наверху, за этой гранью, начиналась тёмно-синяя мгла, из которой медленно выплывали прозрачные звёзды.

- Воды Небесного Океана окрасились кровью, - тихо произнёс командир. - Это наши погибшие братья проливают свою кровь, защищая живых от Тёмного Властелина. Нет мира здесь, и нет его там, за гранью, - нет и не будет народу Эхтанора желанного покоя. Но мне не страшно будет умереть от клинков Кхарэт, зная, что я встану под одни знамёна с Этанольди Лайто, и государь Файтарон поведёт нас, и госпожа Нэратальди благословит на бой!

Айтариллэ встревожило то, каким голосом воин сказал это.

- Ты рано говоришь так, - произнёс он, сжимая холодные пальцы командира в своей ладони. - Мы почти уже пришли.

Но едва произнёс он эти слова, как в воздухе что-то резко просвистело и раздался мягкий звук удара. Воин судорожно сжал пальцы Айтариллэ и со стоном упал на колени. Из его спины торчала стрела с чёрным оперением.

Эхтано схватился было за меч, но в глазах у него потемнело, и ослабевшие пальцы разжали рукоять.

Он не помнил пути до Асталора.

***

"Больно..."

"Воин Эхтанора, ты должен держаться".

От боли не видя перед собой ничего, кроме глухой темноты и дымных сполохов пламени, Айтариллэ крепко сжимал цепи омертвевшими пальцами, словно это могло помочь ему, и все силы отдавал тому, чтобы не закричать и не упасть на колени, но упал почти сразу. Почти бессознательно (мысли ускользали и путались) резким движением он опустил волосы на лицо, чтобы враги не видели, как оно исказилось от боли.

Айтариллэ не знал, сколько это продолжалось. Мысли расползались в неясный серый туман; ещё мгновение - и тьма заполнила всё.

...Медленно из темноты выступили медные плиты пола, мутно отражающие сполохи пламени. По багрово мерцающему металлу расползалось чёрное пятно; капли падали на него сверху.

Айтариллэ с трудом поднял голову и увидел перед собой всё ту же страшную комнату со стенами из чёрного гранита, освещённую тусклыми факелами. Он стоял у той же холодной каменной колонны, руки скованы над головой, не дают ему упасть. Эхтано попытался вдохнуть глубже, но грудь его прорезала стальная боль, и он не мог сдержать стона.

Айтариллэ вновь опустил глаза, слезящиеся от дыма и боли, и увидел в своей груди тонкий клинок, и тогда он как-то отрешённо осознал, словно всё это происходило не с ним, что чёрное пятно на медном полу - это его кровь.

Мокрые пряди спутанных волос падали ему на лицо; он попробовал откинуть их назад движением головы, но едва смог пошевелиться. Не было сил даже встать на ноги; он уже не чувствовал своих онемевших запястий, стянутых цепью.

- Айтальди... - он сам не заметил, как произнёс имя младшего брата и услышал свой голос, ставший странно хриплым и срывающимся, как-то со стороны.

- Я здесь.

Айтариллэ обернулся на голос, не чувствуя боли в шее и плечах. Айтальди сидел - почти лежал - на медном полу в углу комнаты, прикованный цепями к стене. В неровном свете факела эхтано показалось, что он видит кровь на русых волосах младшего брата.

- Айтальди. - Айтариллэ больно было говорить, да и что он мог сказать?

В мёртвой тишине раздался звук шагов, чёткий и ровный настолько, как если бы приближался некто неживой - в поступи живого не могло быть такой мерной правильности. Прошло несколько мгновений, и на пороге, под аркой из тёмного камня, показалась в мерцающем свете факела чёрная тень - длинные одежды достают до пола, волосы лежат на плечах.

Вошедший сделал шаг вперёд, и пламя осветило белые волосы и бледное лицо альбиноса, тускло выделило из темноты его чёрные одежды - так зарево пожара освещает обрывки туч на полуночном небе. "Это он", - пронеслось в голове Айтариллэ, и сердце бешено забилось в израненной груди, когда Император Кхарэт, Хэстарон Асталорский, взглянул на него.

- Итак, Хранитель Врат Эйтандорэ, - тихо, почти шёпотом, произнёс Император. Краем глаза Айтариллэ заметил воина в чёрных доспехах, быстро и бесшумно спустившегося по лестнице и ставшего в тени.

- Хорошо, Эйно, - сказал Хэстарон, не оборачиваясь. - Каково же твоё слово... Хранитель?

Наступила мёртвая тишина, в которой два взгляда скрестились, как два клинка. В полумраке тёмно-красные глаза Хэстарона казались абсолютно чёрными, но у Айтариллэ они как будто светились изнутри, ясные и синие, словно небо Эхтанора. Ни один из них не отвёл взгляда.

- Ты выбрал, эхтано, - Император бросил короткий взгляд в тот угол комнаты, где сидел Айтальди, не отрывавший глаз от их безмолвного поединка. Эйно, привыкший без слов понимать своего повелителя, одной рукой взял эхтано за ворот рубашки и поставил на ноги, прижав за горло к стене. Айтальди, отвернулся, зажмурившись. Эйно выжидательно взглянул на Императора, тот - с лёгкой усмешкой - на Айтариллэ.

- Айтальди не знает заклятия, - прошептал тот. - Отпустите его.

- Зато знаешь ты, Хранитель, - Хэстарон одёрнул на руках перчатки и откинулся к стене. - Приступай, Эйно...

- ...Рен-Хэстарон?

Император помрачнел. Сделав Эйно знак остановиться, он повернулся на голос, раздавшийся со стороны прохода.

Стоящему в дверях кхэрту на вид было лет пятнадцать-шестнадцать по меркам Людей; но даже для своего юного возраста он был невысок - почти на голову ниже Айтариллэ; встав же рядом с Хэстароном, он не достал бы ему до плеча. На нём был длинный тёмно-синий плащ и лёгкий кожаный доспех, украшенный стальными крыльями - знаком Империи Кхарэт и Легенды Возрождённой. Иссиня-чёрные волосы кхэрту, даже переплетенные серебристым шнуром, доставали ему почти до колен.

Кхэрту стоял, крепко сжав дрожащими руками каменный выступ стены, и лицо его было белей первого снега. Перехватив взгляд сине-фиолетовых, как летние сумерки, глаз, Айтариллэ понял, что тот смотрит на руки Хэстарона, запачканные в крови.

Обернувшись, Император нахмурил брови, и эхтано показалось на мгновение, что лицо его побледнело.

- Ильдико! Что ты здесь делаешь? Я отпустил тебя до тех пор, как мы не выступим в поход.

- Да, рен-Хэстарон. - Кхэрту низко поклонился - отчасти, кажется, для того, чтобы не смотреть Императору в глаза. - Но недавно... только что в Асталор прибыла рин-Файра, посланница Королевы Демонов. Она говорит, что принесла очень важные вести. Князь Аону приказал мне найти тебя, Император, и сказать об этом.

- С этого дня не слушай ничьи приказы, кроме моих, - мрачно ответил Хэстарон. - Скажи, что я поговорю с ней, когда закончу... через некоторое время.

- Я сделаю это, Император. Меня также просили передать тебе...

- Передать что? - переспросил тот после недолгого молчания.

- Войско готово выступить, рен-Хэстарон.

- Хорошо. Я скоро буду. А теперь ступай, и больше никогда... - Император перевёл дыхание. - Неважно. Ступай, Ильдико.

Кхэрту поклонился и вышел из комнаты. В наступившей тишине чётко были слышны его быстро удаляющиеся лёгкие шаги.

- Значит, настало утро. - Хэстарон толкнул тяжёлые ставни, и огромное окно в отвесном склоне обрыва со скрежетом отворилось, и яркий свет ворвался в темницу. Эйно с нескрываемым удивлением смотрел на своего повелителя. - Ты победил, эхтано. Я не могу задерживать выступление целой армии из-за тебя. Но взгляни.

Внизу, под скалой, до самого горизонта поднимался чудовищный лес железных копий, и ветер развевал чёрные знамёна со стальными крыльями на них. Никогда раньше Айтариллэ не видел такого огромного войска; казалось, что поднятые копья Империи бросают вызов чистым синим небесам, на которых загорался новый день, и чёрные полотнища их знамён стремится затмить собой ясное утро.

- Ты думаешь, Эйтандорэ устоит?

Всем сердцем Айтариллэ хотел бы ответить так, чтобы ответ его был достоин Хранителя Врат Эйтандорэ, но не смог даже набрать в грудь достаточно воздуха. Кровь заливала ему лицо, и мир расплывался перед глазами.

- Крепость устоит.

Император обернулся к Айтальди, удивлённо подняв брови.

- Тебе не взять её, кхэрту. Ты не взял бы её, не будь даже её стены так крепки и высоки. Ты не смог победить одного её воина - слышишь, одного! Таких, как Айтариллэ, там будут тысячи...

Эйно замахнулся на Айтальди, но Хэстарон жестом остановил его.

- Оставь этого эхтано, Эйно, - произнёс Император мрачно и задумчиво, и тот отпустил Айтальди. - Пойдём, я должен поговорить с тобой.

- Он сполна расплатится за дерзость, рен-Хэстарон, - Эйно пожал плечами, откинув назад жёсткие чёрные волосы. - Я не забуду об этом.

- Я слушаю тебя, Император, - сказал князь кхарэт, когда они покинули темницу и, поднявшись по ступеням, вошли в тесную комнату, заставленную книгами и освещённую пылающим в камине огнём. Император бросил короткий взгляд на дверь, и Эйно, кивнув, запер её на засов.

- Кажется, Ильдико называл имя Аону Ринтавэнти?

- Да, это Аону послал его сюда, - ответил Эйно.

- Запомни, Эйно: если на войне, которую мы начали, нужен будет отряд, который прикроет отступление, это будет отряд князя Аону. Никому другому ты не доверишь этой задачи.

Эйно кивнул, мрачно усмехнувшись.

- Если во время переправы через Пограничную Реку кого-то настигнет эхтанорская стрела, это будет князь Аону. Неважно, если эхтанорская стрела прилетит с северного берега - главное, чтобы никто этого не понял.

- Ты можешь положиться на меня, рен-Хэстарон.

- Если кто-то должен будет отправиться вперёд, в Эхтанор, чтобы узнать что-то о намерениях Королевы Кластавэрти, ты скажешь, что кроме Аону, испытанного годами воина, никто с этим не справится. То, что он знает язык Эхтар примерно так же, как я - подробности свадебного ритуала у Эльфов Воды из Долины Водопадов, не повлияет на твоё решение.

- Ни в коей мере, рен-Хэстарон, - было видно, что Эйно нравится этот разговор.

- Всё это пройдёт совершенно незаметно. Ильдико Таэро будет последним, кто узнает о случившемся.

- Он узнает лишь, что князь Аону пал в битве, - уверенно ответил Эйно, не совсем, правда, понимая, причём здесь этот хинто. Конечно, ему не полагается знать таких вещей. Он должен выполнять любую волю своего повелителя, а когда не нужен - тихо стоять за его левым плечом, и не выпендриваться. Что ж, у всех великих свои странности. Но если рен-Хэстарон и правда хочет воспитать из мальчишки воина, делать это надо не так! Впрочем, это решать рен-Хэстарону, а сам он воспитает своего хинто, как считает нужным. Лайну научится фехтовать и точно стрелять из лука, а главное, научится убивать. Империя получит достойного воина.

- Только подумай, что он позволяет себе, Эйно: мало того, что этот выскочка, по-видимому, считает себя единоличным правителем своей провинции, он ещё и осмеливается приказывать моему хинто! Я мирился с ним из-за его происхождения, но сейчас моё терпение кончилось.

- Мир праху Аону Ринтавэнти, рен-Хэстарон.

Император усмехнулся.

- Я знал, что на тебя можно положиться, Эйно. Ты можешь идти. Я задержусь ненадолго.

Оставшись один, Император устало опустился в резное деревянное кресло и сидел так минуту или две, отрешённо глядя на свои покрытые запёкшейся кровью перчатки.

- Проклятие Аону, - прошептал он. - Проклятие Эхтанору... Как это всё не вовремя.

Резким жестом он стянул с рук перчатки и бросил их в камин, и смотрел в пламя, сидя неподвижно, пока они не сгорели дотла.

***

Дрожащими руками Айтальди оторвал полосу ткани от своей рубашки и попытался перевязать руку брата, но пальцы не слушались его, и слёзы заполняли туманом всё вокруг, не давали смотреть. Наконец он выронил обрывок на пол и заплакал, закрыв лицо руками.

- Не плачь, Айтальди. Мы победили.

Айтариллэ взял брата за руку, и так сидели они в темноте, не говоря ни слова, - двое обреченных на гибель.

- Айтальди...

- Что, брат?

- Ты говорил, что написал новую песню. Я не хочу умирать, не услышав её.

- Это мрачная песня, Айтариллэ, о смерти Лайто. Не знаю, стоит ли.

- Он умер так, как умрём мы, tilindi. Его убил Эйно, ты же знаешь... Спой мне об Этанольди Лайто, прошу тебя.

И Айтальди начал петь - сначала тихо, но скоро голос его окреп, и снова стал чистым и звонким.

Над Рекой - багровое зарево,

И в дыму плачут звёзды чистые.

Боль и мрак, твоей кровью залитый...

Стонут воды Алтани быстрые.

Уж удары сердца измерены,

Твои губы покрыты инеем...

Не забудут ветры Империи

Твоего эхтанорского имени.

Приведёт ладью тебе ветер,

Паруса на ней - из тумана.

Ярко путь твой звезда осветит

Над небесным ночным океаном.

А внизу - бесконечная битва,

Кровь течёт в берегах Алтани...

Лайто, имя твоё - молитва,

Ты навеки останешься с нами.

Айтариллэ попытался обнять брата, но силы оставили его, и он бессильно опустился к нему на руки. Волосы упали с его лица, открыв страшный ожог, протянувшийся почти через всю левую половину лица, через висок и щёку. Айтальди вздрогнул: ожог имел форму стороны Колеса Хаоса.

Айтариллэ из последних сил усмехнулся.

- Они хотят показать нам свою силу... но у них не вышло, tilindi. Ты правильно сказал ему: на меня им сил не хватило - что говорить обо всём Эхтаноре... Не думай об этом. - Айтариллэ провёл окровавленными пальцами по русым волосам. - Подумай о том, что кхарэт никогда не войдут в наш дом, никогда не сделают с нашими друзьями то, что сделали с нами. А теперь нам ничего уже не страшно. Что они ещё могут с нами сделать? Будем вместе, Айтальди. Будем вместе до конца. Не плачь. Спасибо за песню, tilindi...

..."Naithalente inen. Naithale khareth a yuuin erionne-te feria nento, hine erionne-te anillainen min quaie hintea minen. Ina-kaiite veire min a? Hintale mira, Aytaldi. Hintale mira erionne. Nerthalente. Anilite linna, tilindi..."

Ильдико на минуту замер в тени каменной колонны, вслушиваясь в слова не знакомого ему языка. Затем, поставив принесённый им кувшин с водой на пол темницы, он тихо отступил в темноту и, не замеченный никем, ступил на узкую каменную лестницу, ведущую наверх.

Айерин, жрица Тёмного Властелина Сарода в главном храме Асталора, сидела на скамейке у крыльца, закутанная в шерстяной плащ, с раскрытой книгой в руках.

- Что тебе, Ильдико?

- Ничего особенного, просто проходил мимо, - рассеянно ответил он, прислоняясь к перилам и глядя вдаль, на горящие алым рассветом небеса.

- Типично эхтанорская погода, - Айерин усмехнулась и плотнее запахнула плащ. - Ветрено, холодно и ясно. Скорей бы выпал снег.

Какое-то время они молчали, глядя, как встаёт солнце.

- Вы, наверное, скоро выступаете. Удачи в бою.

Ильдико не ответил, погруженный в свои мысли.

- Айерин? - как-то отстранённо произнёс он наконец.

- Я вся внимание, - так же с незлой усмешкой ответила она, отрываясь от книги.

- Ты знаешь, что означает слово tilindi на языке Эхтанора?

- Конечно. - Айерин недоуменно повела плечами. - Это небольшая птичка вроде жаворонка. У нас её редко можно увидеть, но в Эхтаноре их много, особенно у Тэнвалоссэ. А тебе это зачем - решил изучить наречие Эхтар?

Ильдико не нашёл иного выхода кроме как кивнуть.

- Тебе сказал Император, или ты сам решил? А почему ты спросил именно про tilindi?

Юный воин, казалось, не слышал её слов - он стоял и смотрел на пламенеющий рассвет, глубоко задумавшись.

- Ильдико, что это с тобой сегодня - что-то случилось?

- Ничего, просто задумался. Спасибо, Айерин. Боюсь, мне надо идти. До встречи.

- Я желаю вам вернуться с победой. До встречи, и пусть она будет скорой!

Кхэрту повернул было по направлению к центральной площади Асталора между императорским замком и храмом Сарода, но Айерин окликнула его.

- Ильдико, смотри, вот tilindi. Странно, как его занесло в эти края.

Маленькая серая птичка сидела ветке рябины, сверкавшей в алмазных капельках дождя. Ветерок был слишком слабым для того, чтобы качнуть тонкую ветку, и вниз не упало ни одной искрящейся росинки, но лёгкие белые пёрышки на голове птички мягко клонились под его дуновением, насквозь просвеченные розовыми лучами.

Ильдико бессознательно сделал шаг вперёд, и птичка расправила крылья, на мгновение сверкнувшие алмазной россыпью в утреннем свете: внутренняя их сторона была снежно-белой. Ветка качнулась, и холодно горящий опаловый дождь, звеня и вспыхивая, посыпался на землю, траву и цветы, на плащ Ильдико и длинные пряди его чёрных волос. Ещё мгновение - и она уже неслась навстречу солнцу, небу и заснеженным горам Эхтанора, и вот её уже не видно стало в розовом сиянии рассвета.

II

Вскоре огромное войско, собранное Императором Хэстароном, достигло высоких стен цитадели Эйтандорэ, которую называли иногда Пограничной Крепостью. У истоков великой реки, отделяющей Империю Кхарэт от Эхтанора, стояла эта твердыня, и много кровавых битв было у стен её. И когда армия Кхарэт подошла к её стенам, на берегах Пограничной Реки, называемой также Алтани, "Летящая", началась великая битва, которая потом была прославлена в песнях под именем Khlasta di rille-ta nolle, Битва Рассвета и Ночи. Семь дней длилась эта битва, и с обеих сторон было много убитых и раненых; но войска Кхарэт, что Император Хэстарон давно готовил для этой войны, всё прибывали. Вот почему на восьмой день войско Кластавэрти, доблестной королевы Эхтанора, что сама вела в бой своих воинов, вынуждено было отступить за врата замка.

Не имея возможности переправиться через Алтани, кхарэт выставили своих лучников на отрогах Серебристых Гор, так что ни один из эхтар не мог покинуть крепость. Так началась Осада Эйтандорэ.

Тем осенним утром королева Кластавэрти держала совет с представителями Семи Домов Эхтанора, верховными военачальниками и магами Ордена Пламени.

- В Дор-Хэсталине и Тэнвалоссэ остались лишь те, кто не может держать меч в руках - дети, раненые и те, кто заботится о них, - говорила она. - Если падёт Эйтандорэ, падёт весь Эхтанор.

- Этого не случится, владычица! - воскликнул высокий огненноволосый воин в алом плаще, сжав пальцы на рукояти двуручного меча. - Мы устоим, как стояли все эти годы. Никогда воины Кхарэт не ступят на улицы Эйтандорэ.

- Ты много не знаешь, Фэрулайтэ. - Фаэтар Мудрый, верховный маг Ордена Пламени, казался в эту минуту древним стариком, бессильным и уставшим от жизни. - Крепость может пасть в любую минуту, как бы отчаянно ты ни сражался.

Многие воины оглянулись на мага с трепетом и изумлением, ибо привыкли видеть в нём источник надежды в самую трудную минуту.

- Кхарэт взяли в плен Хранителя тайных Врат, - произнёс маг, неотрывно глядя в синие глаза Фэрулайтэ.

Никто не произнёс ни слова. Страшно было вдруг осознать, что жизнь и смерть каждого решается сейчас силами одного воина.

- Я знал, что Айтариллэ и Айтальди в плену у Кхарэт, - Фэрулайтэ заставил себя говорить спокойно. - Все воины нашего отряда знают о судьбе своих друзей. Но я знаю Айтариллэ. Он не предаст.

- Он в Асталоре, пойми, - слова с трудом давались черноволосому эхтано в синих одеждах. - Хэстарон чудовище, по приказу Сарода он убил своего отца и короля. Мне не хочется это говорить, но, если буря страшна, ломаются и самые могучие деревья. А с Айтариллэ младший брат, которого он любит. Надолго ли ещё хватит его стойкости?

- До сих пор мы живы лишь ею, Хэйлэ. Если Хэстарон откроет Врата, крепости не стоять.

- Нужно выставить возле Врат надёжную стражу, - нерешительно произнесла дева в одеждах Белого Дома.

- Никто не сможет удержать их, - произнесла королева Кластавэрти. - Кхарэт во много раз больше, чем нас, а ведь мы собрали здесь все наши силы. Хэстарон решился на отчаянный шаг, объединив свои войска, и его расчёт оказался верным. Сейчас решается судьба Эхтанора. Мы должны понимать: быть может, скоро нас не будет.

- Если бы только король Шон прислал подмогу. Но крепость осаждена. Если кто-то сделает хоть шаг к переправе, лучники кхарэт накроют его тучей стрел.

- Значит, остаётся дорога через перевал.

Все оглянулись на девушку в красном и чёрном, стоящую возле Фэрулайтэ.

- О чём ты, Эхтарильди? - изумлённо повела бровями королева. - Крепость окружена с трёх сторон, с четвёртой - река. Кхарэт убьют каждого, кто попробует переправиться через неё. О каком перевале может идти речь?

- Я пройду через стан Кхарэт, достану себе коня и выеду на дорогу в Графские Земли. Там я отправлю Королю послание с просьбой о помощи. Я знаю наречие Кхарэт. Никто не опознает меня. Пожалуйста, позволь мне, владычица.

- Легко сказать. Но что же... Другой надежды у нас нет. Попробуй сделать это, Эхтарильди.

Эхтани подошла к королеве и поклонилась.

- Прощай, владычица.

- Не говори так, Эхтарильди Алатарэ-ниссэ, - произнесла Кластавэрти, но в печальном её голосе ясно прозвучало "прощай".

В час, когда солнце ненадолго вышло из-за туч, чтобы скрыться за чёрной линией гор, алыми были небеса над Пограничной Крепостью. Вечер был безветренным, и знамя Твердыни Эхтанора недвижно повисло на длинном древке. Было тихо - настолько тихо, что даже пенье птиц казалось оглушительным девушке в чёрном плаще, осторожно спускающейся по горной тропинке.

Миновав небольшую рощу, Эхтарильди вышла к краю долины, в которой располагался вражеский лагерь. Впереди поднимались Серебристые Горы.

Эхтани осторожно пробиралась среди высоких деревьев, скрывающих её в своей тени, и ей казалось, будто она чувствует на себе взгляд сотни вражеских глаз. Зная, что неуверенность может погубить её, девушка не останавливалась, хотя каждый шаг давался ей нелегко. Глядя на дымящийся кострами лагерь перед собой, занявший всё ущелье Лиртанэлта, она в смятении думала о том, что будет, если задача окажется ей не под силу.

Но не успела она пройти и нескольких шагов, как между стволов деревьев показался тёмный силуэт воина в чернёных доспехах и в высоком шлеме, увенчанным стальными крыльями - знаком Империи Кхарэт.

- Hyattu! Kaito yui-ven?

"Стой на месте... Кто здесь?" - Эхтарильди потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать смысл сказанного.

- Целительница из отряда князя Хитоку, - ответила она на языке Кхарэт так спокойно, как только могла, истово надеясь, что повстречавшийся ей дозорный служит в каком-нибудь другом отряде. - Моё имя Айаши Фьерту.

- Разве ты не знаешь, что в одиночку выходить за пределы охраняемой черты запрещено? - резкий голос воина звучал раздражённо, почти разгневанно. - Стоит мне самому пройти проверить посты, как выясняется, что мои приказы либо выполняются наполовину, либо не выполняются вообще!

Воин подошёл ближе, и эхтани с ужасом узнала в этом кхэрту князя Эйно. Правая рука Императора Хэстарона, Эйно был наполовину демоном, но мать его была из Кхарэт. Черна была слава этого воина.

- Я собирала травы, рен-Эйно, - опустив голову, пролепетала девушка. - Я прошу у тебя прощения.

- Надо было взять с собой сопровождающего и, конечно, спросить разрешения у Хитоку, или кому ты там служишь. А теперь иди в лагерь и не мешайся у меня под ногами. Ищи свои травки там, куда не достают эхтанорские стрелы - на склоне гор, например. Печально, что ты не смогла сама додуматься до этого.

- Да, мой князь, - молвила Эхтарильди с поклоном, мысленно призывая кару небес на всю Империю Кхарэт и на Эйно в частности за такие оскорбления деве из Пурпурного Дома Эхтанора, и поспешила скрыться за деревьями.

На западной стене Эйтандорэ, сложенной из серого камня, стояли двое воинов. Один из них, высокий, рыжеволосый и синеглазый, был в пурпурном плаще и в эхтанорском доспехе из тонких, но прочных мелких стальных чешуек, каждая из которых искрилась и вспыхивала лучах клонившегося к закату солнца; грудь его была защищена стальной пластиной в форме Корабля Файтанори. Такие доспехи носили Эльфы Пламени ещё во время войны с Сародом, Властелином Тьмы. Облокотившись на широкую рукоять двуручного меча, Фэрулайтэ всматривался вдаль, туда, где вершины гор терялись в серо-синем тумане.

Хэйлэ, темноволосый эхтано в синих одеждах, стоял рядом с ним. На плече его по старой привычке висела небольшая эхтанорская лютня, но вот уже месяц Хэйлэ не касался её струн. "За Айтариллэ и Айтальди я не прощу их. Перед тем, как кхарэт убьют меня, я отправлю к Сароду хоть кого-то из них, Фэрулайтэ", - сказал он тогда.

- Мы стоим и будем стоять напрасно, - произнёс он, ещё раз окидывая взглядом замерший кхарэтский лагерь. - Хэстарон ни за что не будет нападать сейчас, он подождёт неделю или две, пока в городе не кончатся припасы. Это военный город, сюда всё привозят из Восточного Эхтанора.

- Не говори очевидных вещей, - Фэрулайтэ усмехнулся и тряхнул головой. - Император желает ждать? Тогда мы подождём тоже. И сейчас, и через неделю, и через две мы прогоним их за Реку, если они сюда сунутся.

- Фэрулайтэ... - Хэйлэ вздохнул. - Как не говорить очевидных вещей, если ты их не понимаешь? Нужно смотреть правде в глаза. У них в руках Айтариллэ. То, что мы живы до сих пор, - чудо. Сейчас мы надеемся ещё на одно чудо - на то, что Эхтарильди сможет пройти мимо многотысячного войска Кхарэт, и никто не остановит её по дороге к перевалу. И в то же время ты прав: всё что мы можем - это ждать, - добавил он.

- И это в то время, когда дорога каждая минута, - мрачно ответил ему Фэрулайтэ.

Какое-то время они молчали.

- Ты знаешь, - сказал наконец Фэрулайтэ, - у Айтальди и Айтариллэ осталась мать в Восточном Эхтаноре.

- Мы с Айтариллэ ездили к нему как-то раз, - горько вздохнув, ответил Хэйлэ. - Ты думаешь, госпожа Акэми знает? Если мы выживем, Фэрулайтэ... давай скажем ей, что Айтариллэ и Айтальди пали в битве.

Фэрулайтэ нахмурился.

- Так не годится, Хэйлэ, - ответил он неожиданно твёрдо. - Она эхтани и должна знать о подвиге своих сыновей.

- Даже если мы победим... горька будет наша победа, Фэрулайтэ.

- Это будет победа Айтариллэ. Его стойкость не может оказаться тщетной, пока сияют паруса Файтанори, клянусь! Иначе не за чем было бы жить, - как и всегда, когда он волновался, Фэрулайтэ заметно повысил голос.

- Уже было так однажды, что битву выиграл один воин, - произнёс Хэйлэ, обернувшись назад, к осаждённому городу. Посреди искрящегося озера памятник Этанольди Лайто, высеченный из белого мрамора, в лучах Файтанори светился, казалось, внутренним светом.

- Я верю, что Этанольди поможет им. Он тоже был в плену у Кхарэт и погиб там, - ответил Фэрулайтэ, не отрывая глаз от сияющего образа, далёкого и в то же время родного для всех Эхтар Эйтандорэ, любивших Лайто просто и тепло, как любят живых.

- Иногда мне кажется, что Этанольди до сих пор с нами. Он не мог оставить нас, когда столькие могут погибнуть, - задумчиво произнёс Хэйлэ.

- Теперь ты понимаешь, почему Хэстарон никогда не захватит Эйтандорэ, - сказал Фэрулайтэ; и видно было, что он отчаянно хочет верить в свои слова.

Неожиданно Хэйлэ кинулся к стене.

По дороге, ведущей к перевалу через Серебристые Горы, мчалось несколько всадников. Фэрулайтэ узнал Эхтарильди, направлявшую летящего на полном скаку коня по направлению к горам, и разглядел стальные крылья на щитах тех, кто мчался следом.

- Твоя сестра безумна, - прошептал Хэйлэ, склонив голову. - Да поможет ей Файтанори! Нужно быть безумным, чтобы сражаться на этой войне.

***

На крепостной стене виден был стройный силуэт в развевающихся на холодном ветру длинных синих одеяниях. На нём не было доспехов, и не была ни щита, ни лука в руках его: тонкие пальцы сжимали лютню. Несколько стрел пронеслось мимо смельчака, но ни одна из них не достигла цели.

Менестрель обернулся на север, и ледяной шквал ударил в его лицо, разметав чёрные волосы. Эхтано ударил пальцами по струнам лютни, и голос его, чистый и сильный, пронёсся над долиной, и Серебристые горы отразили его.

Там стонала Река, и трепали ветра

Серый плащ из туманных ночных облаков,

Там по тёмным деревьям и волнам снегов

Разливала луна тонкий блеск серебра.

Но багровым огнём озарилась река,

И вода обратилась в кипящую медь,

И кружили над ней, начиная гореть,

Окровавленным рваным плащом облака.

Много воинов смелых там гибель найдут -

Кто в огне и дыму, кто в воде ледяной.

Знал и Лайто, что он не вернётся домой,

В Тэнвалоссэ, где яблони в мае цветут.

Я с тобой сотни раз умирал подо льдом,

На костёр погребальный взошёл за тобой,

Я разбил свои пальцы жестокой струной,

Чтоб увидеть твой образ в тумане седом.

В Тэнвалоссэ весна, и цветы под дождём

Пахнут сладко и дивно. В зелёных холмах

Много выросло яблонь, и в белых цветах

Утопает тобою покинутый дом.

Много песен поют о деяньях твоих;

Но тебе, Этанольди, я песню пою,

Чтобы мёртвые встали за землю свою,

Если здесь не останется больше живых.

Множество стрел неслось мимо него; эхтано же был словно заколдован от них. Но едва он кончил свою песню, стрела с чёрным оперением вонзилась ему в горло, и в тот же миг две другие разбили лютню в его руках. Без единого звука он упал на крепостную стену.

И тогда битва началась.

***

Конь вскачь летел по лесной дороге, еле видной в синеватой мгле; ветки - чёрные лапы древних деревьев - стремительно высовывались из тумана и через мгновение оставались далеко позади. Дорога сделалась ?же, почти превратившись в зажатую деревьями тропу, поднимающуюся на вершину заросшего ельником холма.

Повернув голову, Эхтарильди увидела сзади тёмные силуэты всадников: несмотря на туман, было видно, что теперь они намного ближе. Эхтани в отчаянии оглянулась по сторонам: от погони было не уйти. Ночь быстро спускалась на Мглистый лес, и всё менее ясно были видны призрачные силуэты деревьев. Лесу же не было видно конца: до замка Графа Флорэна оставалось не менее полусотни лиг. Сумерки, казалось, поднимались из глубин леса, из чёрных чащ, из глубоких ложбин и оврагов; и вот уже стало совсем темно. Из-за туч вышла луна, и за деревьями медленно загорелись серебром воды озера, и бледные ветлы на берегу, словно ведьминский хоровод, закачались под ветром. Где-то вдалеке одиноко и высоко завыл волк, и другие подхватили его клич на множество голосов.

Через какое-то время эхтани не выдержала и снова взглянула назад через плечо. Кхарэт были так близко теперь, что она могла видеть их лица и гербы на чёрных доспехах, тускло блестящих в лунном свете. Ужас охватил Эхтарильди; зажмурив глаза, она из последних сил пришпорила коня и пригнулась вниз.

Вдруг мощный толчок потряс всё вокруг, и мир перевернулся. Что-то сильно ударило её в спину, и на мгновение девушка потеряла сознание.

Открыв глаза, Эхтарильди поняла, что лежит где-то в десяти шагах от дороги на ворохе сухой листвы; её конь, пронзённый копьём, бился на земле. Остановив коня, Эйно спешился, в то время как четверо его всадников полукругом встали по краю поляны.

- Вот и всё, эхтани.

Опершись на двуручный меч, Эйно с усмешкой наблюдал, как Эхтарильди с трудом поднимается на ноги и достаёт узкий и длинный эхтанорский клинок из ножен за спиной.

- И что теперь?

Прислонившись спиной к стволу тополя, эхтани молчала, мрачно вглядываясь в лес за спинами врагов, и готовилась к бесславной гибели.

Волчий вой послышался снова, теперь ближе - намного ближе.

Эйно выжидательно смотрел на эхтани, не двигаясь. Погоня завершилась, и победа у него в руках - впрочем, он не сомневался в этом с самого начала. Что же будет делать она теперь? Эйно видел много смертей, и многим он был причиной; и каждый раз он немного задерживал развязку - ему нравилось смотреть в глаза жертве, видеть, как именно доживает она последние минуты. Что-то странное было в этой эхтани. Лицо её бледно, но думает она, кажется, о чём-то своём... И куда это она смотрит?..

Неожиданно эхтани выпрямилась, и, резко выбросив руки вверх и схватившись за ветку, мгновенно оказалась на дереве. Безумная. Она что, и правда надеется...

- Рен-Эйно!

Крик воина заставил Эйно обернуться, но было уже поздно - огромный волк прыжком повалил кхэрту на спину, мощными когтями разрывая доспех на его груди. Воины кинулись было к нему, обнажив клинки, но в тот же миг стая рванулась из лесного сумрака, следуя за своим вожаком, и заполнила всю поляну, и столько было их, что они быстро смяли и отбросили кхарэт к дороге; тех же, что успели спешиться, постигла участь их князя. Страшное и странное было это зрелище: в ярком лунном свете шерсть волков отсвечивала, словно стальная, холодным и тусклым сиянием, и волки эти были огромны - таких Эхтарильди не видела никогда, даже когда они вдвоём с Фэрулайтэ, её старшим братом, скрывались от воинов Империи в лесу Ильданорэ.

На краю поляны, ближнему к дороге, двое или трое воинов пытались ещё сражаться, хотя их клинки были почти бессильны против исполинских клыков и когтей, а сосредоточиться и воспользоваться силой возжигать огонь, данной каждому из Эльфов Пламени, они не могли. Несколько зверей, однако, упали на землю, пронзённые чёрными клинками. Это лишь увеличило гнев стаи, всё прибывавшей и прибывавшей, и казалось, что кхарэт обречены.

Всё это проносилось перед глазами Эхтарильди так быстро, что она едва осознавала происходящее. Один из всадников на чудом уцелевшем коне вдруг кинулся вперёд, очерчивая мечом круг - и яркое пламя вспыхнуло на его клинке. Кхэрту бросился в самую гущу стаи, сжимая в руке пылающее лезвие, и на мгновение она расступилась перед ним. Этого было достаточно. Перебросив горящий меч в левую руку, воин подхватил истекающего кровью Эйно - и вот они уже неслись по лесной дороге так быстро, что никто уже не смог бы догнать их.

Эхтарильди подняла голову. Далеко за бесконечным лесом, над верхушками деревьев, небо слабо бледнело. Как-то неестественно тихо стало вокруг, как будто странная битва между кхарэт и волками привиделась ей. Однако взглянув на поляну внизу, Эхтарильди поняла, что это не так.

Стая волков стояла не двигаясь, и бледный свет, еле пробивавшийся сквозь густые кроны, серебрил их покрытую инеем густую шерсть; казалось, они ждали чего-то. Вожак стаи стоял впереди, неотрывно глядя на разгорающийся вдали белый восход, и серебряный браслет ярко сверкал на его передней лапе. Звёзды над его головой пылали холодной сталью.

Всё это было так похоже на сон или волшебное видение, что эхтани закрыла глаза и провела рукой по лицу. Но когда она вновь отважилась взглянуть на поляну, то увидела густую пелену молочно-белого тумана, покрывшего всю землю - казалось, что она находится высоко над облаками.

Но вот над синим краем леса небо ярко вспыхнуло, и первый отблеск парусов Файтанори упал на землю. Дымка сделалась прозрачнее, и в клубах тумана Эхтарильди увидела неясный силуэт воина в длинном плаще.

Незнакомец сделал шаг вперёд, и солнце осветило его русые волосы и тёмно-зелёный плащ; глаза воина были серыми, как пасмурное небо, и на левой руке его сверкало серебряное запястье.

- Добро пожаловать в мои земли, дева, - произнёс он. - Моё имя - Флорэн, сын Эрсана.

Три дня спустя у стен Пограничной Крепости была большая битва, и много полегло там эхтар, и Людей, и кхарэт; но Силы Света одержали победу на этот раз. Ибо в тот час, когда дрогнули войска Эйтандорэ, у подножья Серебристых Гор показались знамёна Графа Флорэна. Основные силы Кхарэт оказались сжаты в ущелье Лиртанэлта войсками эхтар и Людей, словно между молотом и наковальней, и были разбиты; прочие же, среди них Император Хэстарон и смертельно израненный князь Эйно, вынуждены были отступить в Асталор.

Так закончилась Осада Эйтандорэ. В незапамятные времена, ещё до Изгнания Сарода, предсказано было, что не падёт Эйтандорэ, пока не завянут цветы у памятника Этанольди Лайто посреди озера Эйтаноллэ; и в те страшные дни цветы лежали не только на мраморной скале в ногах героя, но и на его коленях, и плавали по воде вокруг: так много было их. Но каждый, кто на лодке подплывал к белой скале, возвышающейся над спокойными водами Эйтаноллэ, вспоминал о тех двоих, которые, как Этанольди когда-то, были взяты в плен воинами Проклятой Империи, и каждый просил Файтанори о стойкости для Айтариллэ Тайраналлэа из Тэнвалоссэ, Хранителя Врат Эйтандорэ.

III

Семь дней спустя

- Ильдико?

- Ты звал меня, рен-Хэстарон?

Как и всегда, хинто появился в дверях почти в тот самый миг, как Император произнёс его имя, и, поклонившись, встал у входа, готовый исполнить любой приказ. Хэстарон привычным взглядом отметил, что несмотря на окончание войны, меч и два кинжала Ильдико в полном порядке, и из-под чёрной верхней рубашки выглядывает край тонкой кольчуги: вчера Император заметил в разговоре, что к бою нужно быть готовым всегда и везде. Мелочь, на первый взгляд; но эта мелочь как-то согрела душу разбитого неожиданным поражением Хэстарона и успокоила его. Старые воины могут не бояться умереть: юные, такие как Ильдико, защитят Империю.

- Садись, хинто, - впервые за много дней Хэстарон улыбнулся, и голос его, обычно холодный и жёсткий, прозвучал чуть мягче - словно после долгой зимы на озере тронулся лёд. - Мы больше не на войне, и ты можешь какое-то время пожить с братом. Мы не скоро соберём силы для новой битвы, - грустно добавил он.

- Благодарю тебя, рен-Хэстарон, - Ильдико склонил голову. - Я скоро вернусь, чтобы служить тебе и сражаться во имя Легенды Возрождённой.

Многие произносили эти слова, но так просто и искренне - никто.

- Я слышу слова настоящего воина - ибо ты воин, Ильдико, хоть и не настал ещё для тебя час Посвящения. В битве у Алтани ты показал себя героем. Мы проиграли, но слава среди Кхарэт Асталора, восхищение родных и друзей, - всё это будет твоим, - Хэстарон усмехнулся, - как, впрочем, и зависть тех, кто не отважился выйти под эхтанорские стрелы. Я хочу наградить тебя за твою доблесть, как могу. Я клянусь тебе, что сделаю всё, что властен сделать.

Ильдико молча опустил глаза, глубоко о чём-то задумавшись.

- Ты хочешь подумать?

- Нет, рен-Хэстарон. Я боюсь, что моя просьба разгневает тебя.

- Я поклялся, Ильдико.

- Ты помнишь эхтано, что так и не сказал, как открыть тайные ворота? Неважно, правы эхтар в этой войне или нет. Они не понимают правильного пути. Но мы так и не взяли ту крепость, а значит, он спас своих друзей от верной гибели. Прошу тебя, отпусти его домой вместе с младшим братом, рен-Хэстарон.

" У тебя есть друзья и брат. И ты ставишь себя на место врага, полагая - и, что всего хуже, справедливо - что он чувствует то же, что и ты. С нравственной точки зрения ты, может, и прав; но те, кто об этом задумывается, всегда проигрывают".

Император нахмурился.

- Если ты настаиваешь, я поступлю так; но лучше выбери что-нибудь другое. Причина не в том, что эти двое пленных нужны мне - я не хочу, чтобы ты сомневался в Пути, Ильдико. Я приказывал тебе не спускаться в темницы, но ты не мог ослушаться приказа... Я никогда бы не стал вводить тебя в заблуждение, но есть вещи, которых тебе лучше было не видеть до поры. Даже самая крепкая преданность не всегда выдерживает такое.

- Я верен тебе, Император, - ответил хинто, не мигая глядя в глаза Хэстарона, - тебе и Легенде. Я восхищаюсь тобой. Нужно немало твёрдости и веры, чтобы поступать, как это необходимо на войне.

"Мы поступаем, как необходимо на войне. Звучит слишком красиво, чтобы быть правдой. Это всего лишь одна из моих попыток оправдать свою жизнь красивыми словами, но Ильдико верит всему, он не может знать... А с другой стороны - не так уж и пусты эти слова. Если не сражаться, враг убьёт тебя. А если вступил в бой, принимай правила войны".

- Но тот эхтано победил, и... - продолжил Ильдико и запнулся, не зная, что сказать. - Битва не была равной, рен-Хэстарон. Будет несправедливо, если наградой за все страдания ему будет смерть.

Смелость и прямота этих слов понравилась ему.

- Я сделаю то, о чем ты просишь.

"Лет шестьсот назад мне, наверное, самому пришла бы в голову эта мысль. Разве мир изменился? Меняемся только мы сами. Ильдико не успел ещё запутаться и устать, а у меня столько лиг позади..."

- У тебя доброе сердце, Ильдико, - сказал он. - Слишком доброе для этой жестокой войны. В этом истинная сила и величие Легенды; но поразить его легко. Будь осторожен: враг может воспользоваться твоей неопытностью. Я понимаю тебя сейчас, Ильдико, более того - я немного завидую тебе... Даже если бы не клятва, я не отказал бы. Но больше никогда не проси меня ни о чём подобном.

"Ты видишь с безжалостной ясностью, как отвратительна эта война, о которой ты слышал столько красивых песен и сказаний. Они тоже правдивы, Ильдико! Это и есть настоящая правда, нужно верить. Когда ты будешь Императором (а ты станешь им), быть может, ты выведешь Кхарэт из этого кошмарного лабиринта, и мы сможем идти к своей цели, не насилуя своей совести".

- Скажи мне, рен-Хэстарон. Винишь ли ты меня в нашем поражении?

- Нет. Ты непричастен к нему; напротив, ты сражался среди отважнейших. А сейчас ты только что поступил, как подобает истинному воину Кхарэт, великодушно и благородно. Не во всём стоит брать с меня пример, Ильдико. - "Стоит ли вообще? Быть может, тебе суждено заново переписать эту жизнь. А я - я буду надеяться, что у тебя это получится лучше, чем у меня когда-то. Это большое счастье, надеяться на что-то". - Вот ключи от темницы. Иди тайным ходом за четвёртой от входа колонной в зале, который я показывал тебе. И запомни его на всякий случай... Пусть дайран ждёт тебя у истоков реки Тошикана в лесу Ильданорэ: тайный ход кончается возле озера. Думаю, ты успеешь вернуться к утру... Завтра отдохнёшь.

- Я благодарю тебя, Император, - тихо произнёс Ильдико, впервые видевший своего повелителя таким.

- Ты выбрал скорбный дар; не благодари меня за него, - ответил Хэстарон. - Перед тем как идти, скажи Катори, что я хотел бы поговорить с ним. Да, постой... Лучше тебе сделать, что задумал, после наступления сумерек. Будет плохо, если тебя там увидят, так что подожди пару часов и иди домой в обычное время, и лишь потом, когда стемнеет, ступай к Переходу. Стражу оттуда я отзову, когда ты уйдёшь. Эти предосторожности не излишни: хоть мне и понятно твоё желание, такие как Эйно не одобрят его. Пусть лучше их исчезновение останется в секрете. Айтариллэ Тайраналлэа вполне мог умереть от ран.

"Что подумал бы я в его возрасте, если б услышал такое... от отца? Если бы я увидел отца убивающим кого-то (а перчатки были в крови, мокрыми насквозь). От этих лет я ушёл так далеко, что поверни я обратно, то по всей этой крови я никогда не дошёл бы назад... (Но ведь я не жалею о пройденном пути?) Нет, не жалею. Повелитель Сарод видит это. Но если бы тогда мне открылось, что я убью отца, что я стану тем, чем стал сейчас, я, наверное, кинулся бы на меч. (Это потому что в юности мы слабы). Едва ли. Ильдико, конечно, очень юн, однако у него душа воина. Как мне хотелось бы вернуться назад и разобраться во всём..."

- Знаешь, хинто... Иногда мне страшно думать, сколько прошло веков и сколько сменилось поколений, - даже среди Эльфов Пламени, Кхарэт и Эхтар. Я помню этот мир другим, и странно бывает думать, что всё так же течёт Алтани, унося далеко на восток нашу и их кровь, как прежде высоко стоят Серебристые Горы. Иногда мне кажется, что лишь они делят со мной память о минувшем. - Хэстарон откинулся назад, подвигаясь ближе к огню и кутаясь в чёрную ткань, устало прикрыв глаза.

"Отец... Как хорошо я понимаю тебя теперь. Говорят, свой долг перед родителями мы выплачиваем нашим детям. Ильдико мог бы быть моим и её сыном: чёрные волосы, как у отца и брата, фиолетовые глаза, как у Фьертис. Я виноват перед Ильдико, так страшно и тяжело, как виноват перед тобой, отец. Я не прошу прощения у тебя, убийца не может просить прощения. Неважно, как это случилось. Это я держал клинок, пронзивший твою грудь. Слишком поздно я понял, что есть узы, которые нельзя разрубить, и что ты никогда не перестанешь быть моим отцом. Но Ильдико... он жил так мало, он слышал только песни... Для него есть надежда, а значит, есть надежда и для всех нас, может быть, даже для меня. Возьми же меня за руку, сын мой..."

- Рен-Хэстарон, ты бледен... Тебе хуже? Я могу заварить ещё трав.

- Не нужно, Ильдико. Я смертельно устал от всего этого... Война калечит. Иди домой. И передай Катори, что я хотел бы поговорить с ним.

Император отвернулся к окну, и никто не видел, как изменилось его лицо, как изменились его глаза: таким никто не видел его много сотен лет.

Всю свою жизнь он посвятил тому, чтобы служить своему Повелителю Сароду - служить беззаветно и преданно. Но теперь Властелина не было больше в этом мире. Вот уже почти тысячу лет был он императором Кхарэт - с того самого дня, что запомнили все Эхтар - когда он проклял Файтанори, и Нэратальди, её Верховную Жрицу и свою сестру, и сжёг её храм. Его имя стало чёрной легендой. Враги ненавидели его и боялись, верные воины Сарода - боготворили. Говорили, что у Императора стальное сердце, и ему нравились эти слова; но сейчас душа его, опалённая чёрным пламенем Сарода, была согрета давно забытым мягким теплом.

Прошло около получаса, прежде чем в дверь тихо постучали.

- Войди, Катори, - Император обернулся к двери.

В комнату вошёл стройный, но невысокий для эльфа темноволосый кхэрту в простых походных одеждах. На груди менестреля в вышитом чехле висела флейта. Поклонившись, Катори встал у двери.

- Ты звал меня, рен-Хэстарон, - было видно, что кхэрту смущён этим неожиданным приказом.

- Садись, Катори. Не нужно соблюдать правила сейчас. Я позвал тебя, чтобы поговорить о твоём младшем брате.

- Об Ильдико? - Катори удивленно взглянул на Императора. - Мне казалось, он только что был у тебя. Что-то случилось, рен-Хэстарон?

- Я очень доволен им, Катори. За те семь лет, что он служит мне, его было не в чем упрекнуть; и хотя в битве у стен Эйтандорэ нам пришлось отступить, он показал себя отважным не по годам. Ты знаешь, Катори, что у меня нет и не будет семьи. Зато была в моей жизни настоящая дружба, и моим ближайшим другом был ваш с Ильдико отец, Таэро Хильтанди. Незадолго до своей смерти он просил меня позаботиться о вас, если с ним что-нибудь случится. Ты избрал путь менестреля - у тебя своя дорога, непостижимая для воина. Но твой брат вот уже семь лет мой хинто, и я привязался к нему, Катори, я сердцем так прикипел к нему, что дивлюсь сам себе. Он стал сыном для меня... Через три года Ильдико достигнет своего совершеннолетия, и в этот день, когда ему дадут третье имя, я передо всей Империей провозглашу его своим наследником - если, конечно, он согласится на это. Таково моё решение. Сегодня я понял, что на многое способен пойти ради него.

Потрясённый, Катори не сразу нашёлся, что ответить.

- Это большая честь для нас, Император, - тихо произнёс он наконец. - Ты и вправду заменил Ильдико отца. Он очень любит тебя. Я счастлив за брата... но при этом я боюсь за него: мне кажется, он ещё слишком юн, чтобы принять такой груз на свои плечи.

- Ты его старший брат, Катори. Я хочу, чтобы ты подготовил его. Сейчас ему совершенно необязательно знать об этом - я так считаю. Да, он молод ещё, он ещё даже не взрослый - но война не станет ждать, и никто не скажет, что станет с ним через несколько лет, месяцев, дней. Быть может, очень скоро Ильдико станет Императором Кхарэт. Кто знает, Катори. Уже сейчас он должен быть готов к этому.

- Рен-Хэстарон, - ответил Катори, глядя Императору в глаза. - Когда наш отец пал на берегах Алтани, а мать пропала, я был младше, чем Ильдико теперь; он же был совсем ещё дитя. Это я вырастил его. Быть может поэтому, несмотря на то, что он скоро будет воином, я вижу в нём любимого братика, о котором нужно заботиться, который нуждается в помощи и защите; и хотя уже через три года он получит новое имя и под ним - я уверен - будет прославлен, для меня он навсегда останется моим дорогим Ильдико. Он один у меня, рен-Хэстарон. Без него я не смог бы жить, - эти простые слова прозвучали так искренне и проникновенно, что дрогнуло даже сердце Императора - то было странно для него.

- Покуда это в моей власти, ничто не разлучит вас, - поклялся он. - Ты можешь идти, Катори. Ильдико, я думаю, вернётся домой к утру. Пусть завтра он останется дома. На следующий же день утром я буду ждать его.

- Позволь мне спросить тебя, Император, перед тем, как я уйду, - чуть замешкавшись, сказал Катори. - Брат был в смятении, когда я встретил его, и он очень куда-то спешил. Я хотел бы знать, что произошло, рен-Хэстарон.

- Я думаю, Ильдико сам расскажет тебе, если захочет, - ответил Император. - Но могу тебя успокоить: ничего плохого не случилось. У твоего брата чистое сердце. Он доблестен и благороден, но совсем ещё юн, и душа его ранима. В этом мире подчас легко запутаться и сбиться с пути. Будет большое горе, если с ним так произойдёт. Ты видишь и понимаешь гораздо больше него - так сделай так, чтобы этого не случилось. Просто будь рядом с ним.

- Я буду счастлив поступить по твоему слову, рен-Хэстарон, - поклонившись, ответил флейтист. - Я не смею больше занимать твоё время. Прощай.

- До встречи, Катори.

Когда шаги его затихли, Император опустился в кресло, стоящее у потемневшего окна, и долго смотрел на юг, туда, где над далёкой Пограничной Рекой медленно рассеивались тучи, открывая для взора тысячи серебряных звёзд.

Вэйе-лин - древнейшая часть Асталора, окружённая высокими стенами, была выстроена на огромном плато, так что мостовая под ногами Ильдико представляла собой естественную поверхность гор, ровно отшлифованную и по-кхарэтски замысловато украшенную. Здания здесь были высоки и прекрасны, и шпили их уходили в тёмно-синее небо, словно бросая ему вызов: недаром ещё в незапамятные времена этот город называли Astalorз, Крепость, Чьи Башни Пронзают Облака.

На твёрдом камне не росло ни деревьев, ни трав, ни цветов; но искусные мастера Кхарэт, любившие прекрасное подобие живого больше самой природы, создали из цветного эльфийского хрусталя странные растения, оплетающие стены домов сверкающими хрупкими стеблями. Когда наступали сумерки, прозрачные цветы их зажигались огнями странных оттенков, каких не увидишь ни в поле, ни в лесу, ни в горах; под легчайшим ветерком они с тихим и мелодичным звоном покачивались, и тогда таинственное мерцание, наполнявшее улицы, приходило в движение, - словно воды зачарованного озера покрывались рябью. Были здесь также деревья со стволами из хрусталя, чьи ветви горели тысячами звёзд, белых, голубоватых и бледно-лиловых, и серебристые пруды, дно каждого из которых вымощено было зеркальными плитками, - и они отражали это великолепие. Воистину прекрасен был Асталор в последние тёплые дни осени, и Ильдико невольно залюбовался хрустальными башнями храма Иртэа, разноцветно пылавшими на фоне чёрного неба, в окружении небесных и земных звёзд. Но вспомнив о своей цели, он вдруг почувствовал себя глубоко виноватым за это промедление и, не оборачиваясь, кинулся вниз по улице.

В подземелье было так холодно, как если бы зима пришла сюда почти на три месяца раньше назначенного ей срока. Ильдико прижимал немеющие пальцы к горячему стеклу золотисто-красного светильника и зябко кутался в свой плащ из тёмно-синей шерсти, с тёплотой вспоминая о Лантис, что, распустив волосы, ночами сидела у огня и, вышивая по краю ткани серебристый узор, тихим голосом пела древние песни-заклятия на кэлдовском наречии.

Лестница вела вниз, головокружительно изгибаясь по спирали. Чем ниже, тем холоднее было вокруг; живое и тёплое, чужое для этих ледяных чёрных стен, дыхание кхэрту обращалось в облака белого пара и тут же рассеивалось в темноте.

Трясущимися руками обматывая вокруг шеи свои длинные волосы, Ильдико с содроганием подумал о тех, кто проводит в этих подземельях месяцы и годы... Те, кто выдерживает, больше. Он так замёрз в шерстяном плаще, пока спускался, - а им нечем укрыться, и нет огня, чтобы согреть холодные руки.

Много веков назад эта темница была высечена в скале, на которой стоял императорский замок; если бы Ильдико мог пройти каменную стену насквозь, он увидел бы перед собой главную площадь Асталора, на которой обычно собираются войска, и высокую крышу Храма Сарода вдалеке, и свободное звёздное небо далеко наверху. Но никогда, поднимаясь к воротам замка по дороге, вьющейся вокруг отвесной скалы, он не задумывался, что за этой чёрной каменной стеной - возможно, в десятке шагов от него - умирают под пыткой в этом жутком холоде.

...Те двое эхтар были братьями. Это было очевидно, как и то, что тот, у стены... С кровью на русых волосах... Он был не старше Ильдико и намного младше того, что рен-Хэстарон назвал Хранителем.

Никогда не забыть, как младший брат смотрел на рен-Хэстарона. Разве такое возможно? Даже не верится, что это не сон. Жизнь оказалось совсем другой, не такой, какой казалась ему раньше. А он даже не задумывался... Возможно, сейчас он поможет кому-то, но всё равно... Каждую минуту, что он спит, разговаривает с Катори, несёт рен-Хэстарону чьё-то послание, или приводит в порядок его оружие, или учится владеть мечом, или ужинает где-то с Лайну и Сайдо, или просто гуляет по Асталору с друзьями, - каждую минуту кто-то терпит боль, кто-то умирает. Неважно, кто, важно, что им больно. Да, те двое - Эхтар... они враги. Катори совсем не похож на того эхтано, Aytarille Tairanalea, - так назвал его рен-Хэстарон. Но это неважно. Ильдико раньше не приходило в голову, что у эхтар тоже бывают старшие братья.

Ильдико никогда не думал об этой любви - брат просто был неотъемлемой частью его жизни и, кажется, неотъемлемой частью его самого. Никто не сказал бы, что любит свою руку, но если ранить или отрубить её, будет очень больно. Когда их отец и мать умерли, он ещё едва умел ходить. Катори был тогда рядом с ним; он вытёр его слёзы и рассказал о Сумеречных Землях, куда ушли они - лес, навечно окутанный серебристым туманом, где под корнями вечных тополей земля покрыта высоким мхом, на котором не слышно шагов. Когда он был болен, Катори днями и ночами сидел рядом, не смыкая глаз. Катори учил его читать и по вечерам рассказывал ему чарующие предания о древних героях, но чаще просто играл на флейте... Тёмно-красный ковёр на полу и тонкий замысловатый узор каминной решётки, какой лишь Кхарэт могли создать, - в камине горит неяркий огонь, и странные тени скользят по стенам из тёмного дерева. Каждый раз, засыпая, маленький Ильдико смотрел на них, и они переплетались в его сознании с рассказами Катори и с его музыкой.

Это было невообразимо далеко от Эхтанора, враждебного и непонятного. Но те двое были братьями, и у них тоже был дом - совсем, наверное, непохожий на дом Ильдико, но столь же дорогой для них. Какой он был, этот эхтанорский дом? Младший брат и правда чем-то похож на tilindi... В эхтанорских рябиновых рощах (говорят, там растут рябины) их, наверное, много живёт, а здесь Ильдико никогда не видел их. Но почему та птичка у Храма, что он видел перед походом... Дыхание кхэрту вдруг перехватило от страшной мысли. Неужели младший брат...

Словно удар чёрной молнии - странное видение перед глазами. Он, Ильдико, лежит на земле, неестественно запрокинув голову; его распущенные волосы спутаны и как-то странно и неровно обкромсаны у концов, как если бы их прядь за прядью срезали кинжалом. Его лицо бледно и залито кровью, и Катори стоит рядом на коленях, закрыв лицо руками...

Вернись.

Властный голос прозвучал в его сознании так отчётливо, что Ильдико повернул голову и скользнул взглядом вниз по лестнице. Никого.

Сердце его бешено колотилось, словно рвалось из груди; дыхание было быстрым и срывающимся. Прошло некоторое время, прежде чем Ильдико понял, что стоит на краю лестницы, прижавшись к стене, - одной рукой стиснув светильник и судорожно вцепившись в холодные камни пальцами другой.

Стараясь дышать медленно и глубоко, кхэрту заставил себя выпрямиться и сделать шаг вперёд. Это мимолётное видение, и ничего больше. Конечно, младший брат жив... Иначе рен-Хэстарон сказал бы ему. Его просто испугала сама мысль о том, что кто-то оплакивает младшего брата. Он слишком часто сравнивал себя с tilindi, а Катори - с Айтариллэ. Но теперь всё кончится справедливо, и все будут жить.

Вернуться? Этот голос послышался ему. Мало ли что может почудиться в месте вроде этого. Нет, правильность того, что он делает, несомненна. Разве может рен-Хэстарон, такой мудрый и справедливый, позволить ему поступить неверно?

Переведя дыхание, Ильдико снова взглянул вниз. Лестница заканчивалась тяжёлой деревянной дверью, казалось, вмёрзшей в чёрную стену. Почему-то именно сейчас он подумал о том, что странная белизна на неровной поверхности камня - вовсе не плесень, а иней. Сделав шаг вперёд, Ильдико вдруг понял, что никогда ещё ему не было так страшно. Ему вдруг захотелось зажмуриться и кинуться наверх, забыть об этих двух эхтар и никогда больше не видеть этой жуткой двери и ржавой решётки на её окне.

Но кхарэтская гордость удержала его на месте. Это глупо и недостойно воина Северной Империи - пугаться собственных мыслей. Что подумал бы о нём рен-Хэстарон, если бы увидел своего хинто?

И как же те, кто действительно может умереть?

Кхэрту откинул назад чёрные волосы и поставил на пол светильник, доставая ключ.

***

Нет, ему это не показалось: сквозь зарешеченное окно на каменный пол косо падал тёплый красноватый свет, резанувший сердце воспоминанием о прекрасной ладье Файтанори, всплывающей над серебряным озером у высоких белых башен Дор-Хэсталина. Мерцающее сияние это было, наверное, совсем неярким; но отвыкшим от света глазам Айтальди даже оно казалось ослепительным. Кто мог придти сюда? Он не слышал шагов и голосов стражи... Но кроме врагов, здесь никого нет. Юный эхтано дотронулся до руки старшего брата. Странно тонкие пальцы были холодны, как стальные цепи на его запястье.

- Айтариллэ...

Раздался скрежет замка, открывающегося с трудом, и дверь со скрипом, оглушительным после многих дней тишины, распахнулась.

Ослеплённый яркими лучами красного светильника, который вошедший держал в руках, Айтальди едва мог видеть невысокую стройную фигурку в кхарэтском плаще, появившуюся на пороге. Кхэрту на мгновение замешкался, затем кинулся к Айтальди, легко ступая по каменному полу, и, поставив свой фонарик, склонился над Айтариллэ. Затем он приподнялся и, скинув свой вышитый синий плащ, осторожно стал укутывать в него раненого.

Теперь Айтальди мог разглядеть его: иссиня-чёрные волосы, спускающиеся на пол тяжёлыми длинными прядями, бледная кожа, тонкие черты лица и тёмно-фиолетовые, как у кэлдов, глаза... Да, он видел этого кхэрту раньше. Это было тогда...Тогда его появление остановило пытку, и теперь он пришёл помочь Айтариллэ. Быть может, это не живой кхэрту вовсе, а призрак, душа того, кто сам когда-то погиб здесь от холода и ран, и теперь облегчает страданья пленных, делая немного легче последние часы их жизни?

Кхэрту повернулся к Айтальди и взял его за руку. Рука была настоящая, тёплая.

- Aitaldi Tairanallea ven-ta?

Айтальди кивнул.

- А ты... кто? - Ему вспомнились слова Хэстарона. - Тебя зовут Ильдико, да?

Кхэрту склонил голову, слегка улыбнувшись.

- Hienna vaini ven a-miyna heju? Lyin, Ildiko Taero heii-te, ren-ardanei lenn hinto.

С этими словами (и, похоже, не подозревая даже, что Айтальди может не понимать его), Ильдико расстегнул свою сумку и протянул ему фляжку, обтянутую кожей, и свёрток из тонкой, в синих и лиловых разводах, бумаги. Внутри лежало несколько ещё тёплых продолговатых хлебцев; во фляжке было молоко.

- Ilveno hyu li fildi, - как-то виновато произнёс кхэрту, и, вынимая другую флягу, снова повернулся к Айтариллэ. - Miyin-sil ta vyerre, - добавил он ещё через некоторое время.

Айтальди не знал, что говорить и как объяснить, что он ничего не понимает.

- Спасибо тебе, - сказал он.

Ильдико произнёс несколько слов на кхарэтском, улыбнувшись ему, и знаками пояснил, что нужно отнести Айтариллэ наверх.

Айтальди не помнил лестницы, крутой и извивающейся, по которой они поднимались наверх; да он и не смотрел по сторонам, все силы отдавая на то, чтобы как можно осторожнее помочь Ильдико нести Айтариллэ. Тот был по-прежнему без сознания, но, согретый плащом Ильдико, больше не дрожал. Айтальди поминутно наклонялся вперёд, надеясь услышать его дыхание. Наконец лестница сделалась менее крутой и завернула направо.

Вскоре они оказались в пустынном и сумрачном зале с серыми колоннами по краям. Было тихо; Ильдико шёл открыто и не прятал фонаря. Айтальди показалось странным, что никто не охраняет их; вообще, место, где поместили их с Айтариллэ, было совсем не похоже на обычную темницу (насколько Айтальди мог её себе представить). И эта странная лестница, которая, когда их вели туда, была прямой и гораздо шире! И зала этого он никогда раньше не видел, хотя был в полном сознании. Или замок Хэстарона может перестраиваться сам собой?

Ильдико оглядел ряды колонн, окруживших зал, подошёл к четвёртой справа и коснулся одного из витых бронзовых колец, опоясывающих её. Под его рукой кольцо повернулось; раздался тихий щелчок, и часть стены бесшумно отодвинулась.

Айтальди не помнил, как долго они шли по тёмному каменному коридору. Ильдико дал ему в руки свой фонарик и взял на руки Айтариллэ, и Айтальди, как мог, старался помочь ему, но голова его кружилась, и часто ему самому приходилось опираться на плечо спутника, чтобы не упасть.

Наконец подул свежий ветер.

Выход из подземелья был полностью занавешен стеблями ползучих растений, свисающими со скалы, но луна светила так ярко в эту ночь, что свет пробивался даже сквозь этот зелёный занавес. Ночь над Ильданорэ была тиха, воздух - свеж и холоден, и наполнен дивными запахами цветов, дождя и еловых ветвей. В полузадушенных воспоминаниях Айтальди звёзды не были такими яркими и чистыми, и осенние цветы не пахли так чудесно; он словно впервые слышал голоса птиц, забыв уже, каким бывает лес в лунную ночь.

Вдруг странный звук, напоминающий сиплое дыхание, заставил его обернуться вправо. Сердце эхтано поледенело.

У твари, занимавшей треть небольшой поляны, были мощные кожистые крылья, как у огромной летучей мыши, массивное тело и голова, какая, наверно, должна быть у дракона. Чудовище сидело неподвижно, пристально глядя на него медного цвета глазами, тускло светящимися в темноте; грудь, покрытая чёрной чешуёй, медленно вздымалась и опускалась.

- Nainu-te dairan miyne lenn... Miyne, Ildiko, lenn, - кхэрту обернулся к Айтальди, пытаясь жестами пояснить сказанное.

Это дайран Ильдико.

Айтальди слышал, что во дни могущества Сарода Тёмный Властелин создал этих тварей с помощью злых чар, исказив тела и души чёрных драконов одного древнего и благородного клана, посмевших открыто выступить против него. Он лишил их возможности принимать облик, схожий с эльфийским (что, как рассказывают мудрецы и бывалые воины в Дор-Хэсталине, может каждый дракон), отобрал у них огненное дыхание и заставил служить кхарэт, которые стали использовать их в бою вместо коней. Говорят, Император Хэстарон приказал кормить их живыми пленниками. Через несколько поколений, - гласила легенда, - дайраны почти полностью разучились думать и забыли о своём прошлом; но если один из них увидит чёрного дракона, страшная звериная ненависть вскипает в его сердце, и порой он даже перестаёт слушаться седока, кидаясь в бой с бывшим родичем. Правда это или вымысел, Айтальди не знал; что до этого дайрана, то он, кажется, очень обрадовался появлению Ильдико и вовсе не считал его своим поработителем. Кхэрту сказал ему что-то на своём языке и ласково погладил по огромной голове, за кожистым гребнем; для этого Ильдико пришлось приподняться на цыпочки, а дайрану сильно склонить шею. Осторожно разместив на спине дайрана раненого Айтариллэ, кхэрту подал Айтальди руку, помогая ему подняться.

- Куда ты везёшь нас?

Ильдико ждал этого вопроса.

- Dor-Hestalin tenn, - ответил он, и дайран, поднимая вихрь мощными кожистыми крыльями, оторвался от земли и рванулся в чистое ночное небо.

***

В последний вечер лета на улицах Асталора всегда можно видеть множество эльфов в длинных одеждах из серебристого, словно покрытого инеем, шёлка, вышитого тёмно-красными листьями. Юноши и девушки кхарэт надевают венки из алых листьев и распускают длинные волосы. Этой ночью никто не ляжет спать: все будут приветствовать осень песнями и танцами, и на крыше храма Верховная Жрица всю ночь будет жечь священный огонь. Закрыты двери залов для тренировок, мастерских, библиотек. Даже хинто в этот вечер может, если таково его желание, отправиться домой и остаться там ещё на семь дней.

Именно об этом думал Лайну Тэннэйи, зеленоглазый кхэрту с коротко остриженными светлыми волосами, в чёрной с белой вышивкой одежде хинто стоявший у моста по дороге на главную площадь. Рен-Эйно отпустил его, и что теперь? Даже если прямо сейчас отправиться в путь, едва он успеет доехать домой, как придётся повернуть обратно. Конечно, он останется в столице; но куда идти сейчас? Он что-нибудь придумает. От этой неожиданной свободы и от праздничной суматохи на улице у него слегка кружилась голова, и хотелось всё время улыбаться.

- Счастливый вид у тебя, - засмеялась проходившая мимо девушка, надевая венок ему на голову. Лайну вздрогнул, обернувшись, и узнал Лантис Иритет. Тёмно-сиреневые волосы кэлдис были распущены; на ней было вышитое красными и фиолетовыми листьями серебристое платье с широким поясом, какое кэлды называют фуэн-шин. Девушка смеялась, глядя на его озадаченное лицо; на руку её было надето не меньше десятка таких венков.

- А я тебя ищу, - добавила она, смеясь. - Прими приглашение. Ильдико Таэро зовёт к себе весь отряд, даже тебя. Там будет прекрасная Нэй Риаминэ, так что приходи. Или пойдём вместе! Мне ещё надо разыскать Найту, Айерин, Сайдо, Тинлико, и ещё Кайито вместе с его лютней... Нужна же нам, в конце концов, музыка. Но чтобы тебе не было скучно, сначала мы пойдём к Нэй, и ты проводишь её к Ильдико. Знаешь ты, где он живёт?

***

...В ожидании вечера они собрались в большой комнате на первом этаже. За окном, составленным из крепко спаянных цветных стёклышек, садилось солнце, и эти разноцветные лучи по-новому разукрашивали комнату, делая её необычной и праздничной.

"В Империи Кхарэт каждые двенадцать лет (такой срок называют lin-thele) посвящены одному из созвездий. Младший Отряд тоже создаётся раз в двенадцать лет. Туда входит столько будущих воинов, сколько звёзд в этом созвездии, и каждый посвящает себя какой-то из этих них. По прошествии двенадцати лет все в отряде становятся воинами Легенды Возрождённой, немногочисленной, но лучшей и самой прославленной из армий Империи.

Наш отряд был создан в lin-thele, посвящённому созвездию Взлетающей Цапли. В нём двадцать четыре звезды. Я знакомил тебя со своими друзьями, и ты знаешь, что в отряде нас тоже двадцать четыре.

Моя звезда - Ilda, или "душа". Когда я родился, она светила как раз посреди неба; вот отчего мне дали такое имя. Никто не знает, почему эта звезда так называется. Обычно её трудно заметить, а в ночь моего рождения, как рассказывал мне Катори, она горела так ярко, что едва можно было разглядеть звёзды рядом с ней. Это та самая бледно-фиолетовая звезда, которую можно видеть над восточным горизонтом за несколько часов до рассвета..."

- Кому ты пишешь, Ильдико?

- Моему хорошему другу, Сэллардору из Дэртукад, - ответил тот, откидываясь назад и играя тонкой и длинной кисточкой для письма. - Когда мы виделись в прошлый раз, он просил меня написать о наших обычаях.

Лантис усмехнулась.

- У тебя есть друзья в Дэртукад? Что ж, каждый проводит время по-своему.

- Я думаю о демонах примерно то же, что и ты. О демонах Дэртукад, конечно, не о тех, кто верно служит Императору. Но Сэллардор не такой, как его родичи. Он демон лишь на четверть, и наполовину он - Эльф Пламени. Только по несчастной случайности он живёт у отца, а не здесь.

- А его мать, если она кхэртис, где она?

- Его мать была эхтани, но она не воспитывала его, как и отец. Он вырос у рен-Сэнды, а он достойный воин.

- Полудемон и эхтани? - Лантис смотрела на него, прищурив синие глаза и усмехаясь - как обычно, язвительно и чуть печально. - Интересный выбор для них обоих.

- Насколько я понял, её не спрашивали, - сказал Лайну, оторвавшись от дротиков. - Таковы их нравы, что сделаешь. О Дэртукад всегда ходила дурная слава. А вот Сэллардор и правда славный парень. Жаль, что он служит такому отцу. Если он действительно хочет быть воином Сарода, если он так преклоняется перед рен-Хэстароном, брал бы с него пример. Есть на свете много замечательных вещей: меч или нож, топор или копьё, верёвка или яд, на худой конец. Лучше меч, - как наш Император, вызови его на честный бой! Даже если предатель является причиной твоего рождения, он не перестаёт быть предателем. Повелитель поможет правому, северный ветер сделает сильными слабые руки и изгонит из сердца преступную жалость. Вытри клинок о траву, распусти волосы! Ты свободен, иди, куда хочешь. А ведь рен-Хэстарону отец был дорог, он в своём роде заботился о нём, жалел. А за что Сэллардору любить Блэкфара?

- Кровь не вода, Лайну, - задумчиво произнёс Ильдико, обмакивая кисточку в тушь. - Он бы, может, и хотел сделать так, как ты говоришь, но отец есть отец.

- Решительнее надо быть. Будто не понимает, что этот Смертный не заслуживает верности.

- Говорить легко, - произнёс Найту, молчавший всё это время. - Поступок рен-Хэстарона был подвигом, а не все способны на подвиг. Нельзя винить их за это. Мы потому и славим героев, которые не пожалели ради великой цели своих и чужих жизней, что способен на это далеко не каждый,

Айерин оглядела свою вышивку и провела по ней рукой, потом покосилась на работу Лантис и намеренно тяжко вздохнула.

- Глубокомысленные разговоры у вас пошли, я вижу. Можно было бы написать драму и поставить в театре где-нибудь в провинции.

- Издевается над словами других тот, кто не имеет своих мыслей.

- Ты так настаиваешь, чтоб я была серьёзной? Ильдико, где справедливость? Часа через три начнётся праздник. Я пришла говорить о ерунде, танцевать и петь. Но хорошо. Лайну прав, прав во всём, просто звучало это... необычно. Такие возвышенные речи услышишь от него не каждый день.

- Кажется, наши священнослужительницы вовсе не такие, как мы привыкли думать...

- Ильдико, - сказал Найту. - Напиши ему про рен-Хэстарона, про то, как он был в юности больным и слабым. Как родичи ничем не могли ему помочь, только молились Файтанори, слишком яркой для его глаз. Как он много читал в своей башне, - читал про великих магов и про древних героев, чьи подвиги изменили мир. Как он нашёл свою настоящую дорогу, и Повелитель Сарод дал ему силы сломать свою золочёную клетку и улететь в небо. Напиши о том, как он скрепил свободу кровью своего жалкого отца, как он стал сильным и гордым.

- И ещё напиши, - добавила Нэй, - как рин-Фьертис, первая из кэлдов, впервые увидела и полюбила его...

- Не думаю, что это имеет отношение к Пути Воина.

- Отношение к Пути имеет всё, что встречается на нём.

- Вчера вечером, на восходе Луны, я шла по улице возле храма госпожи Иртэа, - задумчиво сказала Лантис, - и встретила твою мать, Найту. Она была в чёрном шёлковом платье, и за ней шло десять или двенадцать кошек... И она сказала мне, что я похожа на рин-Фьертис, и подарила мне ветку вишнёвого дерева, что росло у храма.

- Ну.. она права, наверное, - ответил Ильдико, чувствуя, что краснеет. - Они же были знакомы. Я одно могу сказать точно. Матерью моего отца была Аршес из кэлдов, а отцом - Хильтанди из Эхтанора. Хильтанди - то же имя, что и Ильдико, но на староэхтанорском языке. Аршес...

- Мы можем оставить вас вдвоём, - хихикнула Айерин. - Мы уже поняли, что Хильтанди - это всё равно что Ильдико, и Аршес - всё равно что Лантис, похожая к тому же на рин-Фьертис...

- Какая жалость, однако, что даже во благо Асталора воину Легенды Возрождённой запрещено убивать женщин, - зловеще произнёс Ильдико в наступившей тишине. Айерин ехидно улыбалась.

- Понимаешь меня теперь, - вздохнул Лайну.

- Отвлеки их от неправильных мыслей, Кайито, - сказал Найту. - Размышления об истории и магии на них не действуют, так что спой песню.

- Это небольшая часть моей баллады, напиcанная cовcем недавно, - Кайито сидел на столе, касаясь пальцами струн кхарэтской лютни, звенящих тихим металлическим тоном. - О рен-Хэстароне после падения Твердыни и гибели рин-Фьертис, когда наше войско было разбито из-за предательства демонов Газара; он уверен был в своём Пути, но всё ещё многое связывало его с Дор-Хэсталином. Я не очень хотел петь её, знаете... Всегда неприятно утром перечитывать написанное ночью, - добавил он. - Когда я писал, она казалась мне лучше. Теперь мне стыдно перед Ильдико, поскольку он всё-таки хинто...

- Я люблю слушать песни Кайито, - прервал его Лайну, - если не засыпаю во время его предисловия, каждый раз примерно одного и того же. Интересно, когда он допишет свою балладу, сколько времени он будет распространяться перед тем, как спеть её?

Кайито улыбнулся и начал играть.

Развевает вольный дикий ветер

Твои пряди, белые, как снег.

Ты теперь один на целом свете,

Нет спасения, и прощенья нет.

Ты летишь на чёрных крыльях Рока,

И горит огнём твой гордый взгляд.

Как твой лорд, свободный и жестокий,

Ты не знаешь на пути преград.

Вечный воин - вечно одинокий,

Для тебя дороги нет назад.

- Это красиво, - серьёзно и тихо сказала Нэй, оставившая вышивку.

- У него всегда печально и торжественно, - сказала Айерин. - Это неправильно. Нужно радостно и торжественно. Те, кто пишет стихи и песни, обычно забывают, что живут в самой могущественной стране к востоку от Океана. А вообще мне понравилось, Кайито.

Лайну молча пожал менестрелю руку и встал, чтобы подбросить ещё дров в потухающий камин. Скоро пламя разгорелось опять, ярко заблестев на витраже окна и разбросав по стенам вздрагивающие тени узорной каминной решётки.

IV

Месяц спустя

- Будь я эхтани, Ильдико, - мрачно произнесла Лантис, поддевая ногой тяжёлую ветку. - Я не знаю, где мы. Когда я жила в этих местах, всё было по-другому.

- Да спасёт Файтанори твою душу, эхтани. Не говори мне, что лес изменился за четыре года. Постарайся вспомнить.

- Кэладонский лес не такой большой, если верить карте, - Найту сидел у костра, прислонившись к стволу дуба и задумчиво смотрел на звёзды, ожидая, когда в его чашке остынет целебный отвар. - Странно, что мы смогли заблудиться, можно сказать, в трёх соснах.

Юный маг хрипло закашлялся, склонившись вперёд.

- Твои травы готовы, Найту? - Ильдико выглядел встревоженным. - Тогда туши костёр. Светит луна, и дым от него могут увидеть... Ладно, я сейчас сам потушу, здесь недалеко был ручей.

- Не будь занудой, Ильдико, мы же замёрзнем, - протянула Нэй ему в спину. - А если на нас нападут волки?

Он обернулся из-за плеча.

- Тогда разожги огонь у них на шкуре, кхэртис. Лучше волки, чем люди Шона.

Какое-то время они сидели молча.

- Знаете, Лайну рассказывал мне, - сказала Нэй, - что недалеко от Эйтандорэ, во время осады, волки напали на их отряд, когда они преследовали какую-то эхтанорскую шпионку. Никто не успел разжечь огонь, и ему едва удалось увезти оттуда раненого рен-Эйно. Это опасно, то, что мы делаем.

- Ильдико прав, - произнёс юный кэлд, всё это время неподвижно сидевший у костра. - Надо будет закрыть кострище ветками, как отец учил меня. Очень плохо, что мы отбились от войска. Даже если мы выберемся из леса, мы не будем знать, куда идти.

- Мы вернёмся в какую-нибудь из крепостей в Серебристых горах, - сказал Ильдико, появляясь из-за деревьев. - Когда выйдем из леса, будет ясно, какая из них ближе. Там нам скажут, где сейчас войско рен-Хэстарона. Нас только двадцать три, так что нет смысла пытаться сделать что-то самим.

- Ильдико. А почему Лайну не с нами?

- Не знаю, Нэй. Может, он для чего-то нужен рен-Эйно. Действительно, жаль, что нет Лайну и особенно Айко, они неплохо ориентируются в лесу. Но наша задача проста: просто идти на север, и рано или поздно мы выйдем к отрогам Железных Гор.

- Мы идём на север уже два дня, а лес всё гуще, - возразил Сайдо.

- Это тебе кажется, - сказал Найту, протягивая Сайдо открытую книгу. Два дня назад мы были возле Кэладонского моста; к югу же от него, как здесь показано, можно видеть руины Синэды. Они где-то в центре леса. Именно тогда мы повернули на север. Ты же сам, в конце концов, залезал на дерево и определял направление по звёздам, хотя вполне достаточно было повернуться к Синэде спиной и идти вперёд.

- Слушай, Найту, - кэлд закидывал костёр дёрном. - Перестань объяснять на пальцах то, что все и так понимают. Это раздражает. Что бы там ни было написано в твоей книжке, а мы давно уже должны были выйти к Ущельям, сам же говоришь: лес небольшой. Но я вырос рядом с Ильданорэ и знаю лес. Сейчас он и не думает кончаться.

- Кончайте спорить, решение принято, - сказал Ильдико. - Пойдём дальше. Мы, может быть, не так далеко от цели.

Наутро они снова отправились в путь.

- Вот видишь, Сайдо, я говорил тебе. Деревья редеют.

- Что-то не очень похоже на места, которыми мы пришли сюда, - сказал Ильдико, всматриваясь в просвет между липами.

- Верно. Мы шли по болоту, а здесь почва совсем сухая. Такое впечатление, что мы поднимаемся наверх.

- Мы и поднимаемся наверх, Сайдо. Но, может быть, мы вышли западнее.

- Нет там к западу никаких холмов...

- Когда ты рассказывал про Кэладонский лес в прошлый раз, Найту, мы все очень внимательно тебя слушали. А сейчас просто пойдём, ладно? Видишь мох на дереве? Мы идём правильно...

- А вот мох с другой стороны.

Сайдо, нахмурившись, потрогал поросший лишайником ствол, словно проверяя, точно ли этот лишайник здесь растёт или это кажется ему.

- Пойдём вперёд, это лучше, чем стоять здесь.

Прошло ещё около получаса, прежде чем Ильдико, шедший впереди, изумлённо остановился.

- Сайдо.. Мы точно ничего не перепутали?

Руины Синэды возвышались прямо перед ними, на вершине холма.

- Ну знаешь, Ильдико. Может, следопыт из меня не лучший в Империи, но не могли же мы, отправившись на север от моста, обойти вокруг Синэды и выйти к ней с южной стороны!

- Именно это мы и сделали, - произнёс Найту. - Видишь, над аркой написано на Высшем Тёмном Наречии: "Южные Врата".

- Одна рин-Файтанори знает, что творится, - изысканно выругался Сайдо.

- И она не знает, я думаю, - мрачно сказал Ильдико, чувствуя, как непонятное отчаяние начинает овладевать им. Он понимал, что все его двадцать два спутника ждут сейчас, что он предложит какой-нибудь план, и скрепил сердце, хотя их тревога передалась и ему.

- Другого выхода у нас нет, - произнёс он так твёрдо, как мог. - Давайте войдём в руины и поднимемся на смотровую башню - видите, она абсолютно цела, и лестница вокруг неё тоже.

Теперь он должен был шагнуть вперёд; но когда Ильдико сделал это, он почувствовал тот же непонятный ужас, что и у дверей темницы. Куда угодно, - он готов был идти куда угодно, только не в эти разрушенные стены, на которых даже мох не растёт. Что-то нехорошее было в тошнотворно-тусклом свечении этих стен под луной.

- Ильдико?

Обернувшись, он увидел, что все уже спустились вниз по тропе, и Лантис оглядывается назад.

- Стойте. Хоть и маловероятно встретить здесь кого-то, не стоит забывать о войне. Дорожка очень светлая, и под луной нас прекрасно видно. Пройдём по затенённой стороне, - сказал он, и подумал, что некоторые глаза неплохо видят и в тени.

***

Далеко на западе, в замке Блэкфара, могущественного повелителя демонов и людей Дэртукад, сероглазый воин в длинных чёрных одеждах сидел у окна, открытого, несмотря на осенний дождь, и смотрел вдаль. Книга в кожаном переплёте лежала на его коленях, но он давно уже не читал её - взгляд его был устремлён высоко, к темнеющим стальным небесам, где метался дикий ветер, завывая, словно одинокий волк в осеннем глухом лесу.

Так силён был ветер, что даже вековые дубы склоняли головы, когда он проносился мимо на стальных крыльях, и таким же в ту минуту страстно хотел быть Сэллардор; и он верил, что однажды он не будет уже для всех внебрачным сыном Лорда Блэкфара, презираемым всеми за то, что он посмел презирать их мелочность и тщеславие. Неважно, как это случилось, но в жилах его течёт кровь Эльфов Пламени, а они не умеют клонить голову.

Сэллардор опустил глаза, и взгляд его вонзился в пожелтевшие страницы книги, покрытые кхарэтскими письменами. Предание о падении Северной Твердыни... Эти строки он знал наизусть.

...В тот день, когда воинство Кхарэт покидало Асталор, чтобы отправиться на ту страшную битву, Император приказал предать огню его высокие башни и стены, и Храм Повелителя Сарода на главной площади. С тяжёлым сердцем уходили кхарэт из любимого города, что сами построили когда-то, и холодным утешением было то, что лишь руины найдут здесь армии Эхтар, и не ступать им по улицам Асталора. Но когда они взошли на перевал через Драконьи Горы, рен-Хэстарон обернулся, и взглянул на горящий город, и поклялся именем Сарода, что вернётся сюда однажды, и выстроит новый Асталор, ещё прекраснее прежнего. Так и случилось. Вот почему Асталор часто называют теперь Юинта Фьерту, Прошедшим Сквозь Пламя.

Не в первый раз читал он эти строки, но сердце его забилось быстрее, и на глазах выступили слёзы. Но когда Сэллардор очнулся от своих грёз, реальность показалась ему ещё грубее и ниже. В эту минуту он, сам того не желая, немного завидовал своему лучшему другу: Ильдико на самом деле скоро станет воином Асталорэ Юинта Фьерту, будет сражаться под знаком стальных крыльев бок о бок с другими воинами, чьи души чисты и свободны, которые покорны одному лишь Императору Хэстарону и самому Повелителю Сароду. Они сражаются во имя великой цели - вернуть Повелителя в этот мир, возвратить славные времена его могущества, возродить древнюю Легенду... Им есть ради чего жить и за что умереть. А ему? Вздохнув, Сэллардор накинул на плечи плащ и вышел на улицу, по привычке стараясь ступать тише, когда проходил мимо комнаты своего единокровного брата Хьельдара. Но то, что ему приходится так делать, показалось ему таким унизительным в тот миг, что он, дрожа от неожиданно охватившего его гнева, со всех ног бросился вниз по лестнице.

Где-то высоко осень расстилала свой серый плащ над лесами, холмами и реками, и туманом оделись реки, и деревья, недавно горевшие безумным огнём красных и золотых листьев, были одиноки и чёрны, словно и правда пламя опалило их. В ноябрьских сумерках знакомые места становились таинственными и неизведанными, и Сэллардору казалось, что если он пойдёт сейчас по тропинке у тополей, она уведёт далеко, за облака и звёзды, в неведомые и прекрасные земли, где раскинулись на свободе высокие синие горы, и драконы кружат над ними; там высокие башни пронзают облака, и сверкает на солнце сталь, там отвага и преданность значат больше, чем богатство и хитрость, а чистота сердца и помыслов важнее чистоты крови. Сэллардору мучительно хотелось шагнуть вперёд и ступить на эту тропу, но это значило бы разрушить тонкий узор своих грёз и увидеть лишь серую стену и ворота, и дорогу в земли Королевы. Подобное чувство часто охватывало его в детстве, когда зимой он подолгу сидел возле заиндевелого окна и зачарованно смотрел на волшебные картины, оставленные на стекле ночными морозами, и видел наяву прекрасные сны о заколдованных лесах с невиданными деревьями, мерцающими в ярком свете звёзд мириадами огоньков, словно лунный камень, вода и хрусталь. "Не стоит протирать окна, - говорил тогда слуге Лорд Сэнда, наставник Сэллардора. - Я никогда не променяю этого дивного видения, что на день подарила нам зима, на утомивший всех вид за окном: ведь он, пока стоит этот замок, не менялся и не изменится". Но теперь Сэнды не было рядом. У брата подобные слова вызвали бы смех, у отца - раздражение.

Сэллардор перевёл взгляд на дверь оружейной, и наваждение исчезло. Вот уже почти месяц, как меч его лежит в ножнах без дела, в то время как Империя Кхарэт ведёт жестокий бой с воинами Шона. У подножья Серебристых Гор Ильдико, Лантис и Найту, и тысячи других, сражаются рядом со своим Императором; а где-то далеко в Империи Кхарэт, где стоит в холодных горах Асталор, вечный и гордый, в храме у леса Ильданорэ Айерин, жрица Повелителя Сарода, молится, чтобы северный ветер принёс им победу.

Сэллардор нечасто видел Лорда Хэстарона, но первая же встреча взволновала душу юного воина. Император был всегда одет подчёркнуто просто, в длинные чёрные одежды со скромной белой вышивкой. Он не носил венца или короны, и - в отличие от столь многих лордов людей или демонов - не имел пышной свиты, бывая повсюду лишь в сопровождении своего хинто, Ильдико. Ему не нужно множества слуг и богатых одежд, чтобы выглядеть величественно, и без того видно было с первого взгляда, что он Император. Не время на войне доказывать соседям своё могущество, и тем более богатство. Для кхарэт золото - лишь металл, из которого куют ожерелья и кольца для прекрасных дев Империи и которым украшают оружие воинов. Воистину, демонам и людям есть чему поучиться у эльфов, и это касается не только золота и серебра. В Асталоре немыслимы были интриги, в которые запутаны и приближенные отца, и двор Королевы. Кхарэт служат своему Императору, потому что искренне верны ему, а не из страха, как повинуются - при всей своей преданности Сэллардор прекрасно понимал это - Блэкфару и Хьельдару. Ильдико, волей судьбы ставший его лучшим и едва ли не единственным другом, был примером такой жертвенной, безвозмездной верности. И почему только демоны считают, что это унизительно - быть хинто, что это всё равно, что быть рабом? Хинто на языке кхарэт означает "тот, кто следует". Так называли кхэрту, ещё в детстве отданного в услужение знатному князю; на войне он оруженосец, в мирное же время повсюду следует за своим повелителем, исполняя, что тот прикажет ему. "Нет лучшей участи на свете, чем служить тому, кого ты любишь, и знать, что нужен ему, что ты исполняешь своё прямое предназначение", - это были слова Ильдико, а он - первый хинто во всей Империи - знал, о чём говорил. Воин улыбнулся. Это звучало так характерно для Ильдико... Наивность юного кхэрту иногда казалась забавной Сэллардору, много чего насмотревшемуся при дворе отца: и подлости, и предательства, и грязи; но именно поэтому он завидовал Ильдико - завидовал в хорошем смысле этого слова, если он есть. Ему тоже хотелось твёрдо знать, что правда на его стороне, тоже хотелось служить повелителю, за которого было бы не страшно умереть, если б не жаль было, умирая, с ним расставаться. Рен-Хэстарон, конечно, был именно таким.

"Отчего я не родился в Империи", - с тоской подумал Сэллардор, глядя на юго-восток, туда, где стояли теперь войска кхарэт, туда, где, быть может, шла сейчас битва...

Кто-то шёл - почти бежал - по окружённой тополями тропинке. Сэллардор повернулся и с изумлением узнал хинто князя Эйно, Лайну Тэннэйи, которого он видел в Асталоре.

- Лайну! - от изумления он не сразу смог произнести хоть слово. - Я думал, что ты на войне вместе с рен-Эйно. Что...

- Случилось несчастье, Сэллардор, - кхэрту склонил голову, и русые волосы упали на лицо. - Наше войско разбито. Нэй, Лантис, Найту... Ильдико... Весь отряд. Всё они в плену у воинов Скорпиона.

Безмолвным и недвижным остался воин, когда прозвучали эти слова; но пальцы его так сжали ветку тополя, на которую он опирался, что она треснула и обломилась.

- Борсэт, их предводитель, стал лагерем на руинах Синэды. - Голос Лайну был странно тих. - Скоро мы атакуем их. Меня послал к тебе рен-Хэстарон.

- Ты прилетел на дайране? - глухо спросил Сэллардор, и кхэрту кивнул. - Я полечу с тобой.

- Твой отец?...

Сэллардор горько рассмеялся.

- Нечего и думать говорить с ним об этом - считай, что мне уже отказали. Летим немедленно!

За три дня до того

С тех пор, как эта крепость была воздвигнута, минуло больше двух тысяч лет. Рассказывают, будто сам Повелитель Сарод избрал место для неё, и своей рукой положил первый камень её стен. Синэда, "Залы Сумерек" на языке кэлдов, называлось это место. Когда-то чёрная слава Синэды, могущественной твердыни кэлдов и сатаров, гремела по всему Миру Стихий, но теперь здесь были одни лишь заброшенные чёрные руины да сухостой, торчащий среди камней.

Казалось, это место покинуто живыми давным-давно, но тот, чьи глаза остры, мог разглядеть с отрогов Серебристых Гор знамя цвета морской волны, с вышитым на атласной ткани золотым Скорпионом. Сраженья давних дней давно ушли в песни и предания, солнце и непогода разрушили каменные стены, и чёрные плиты, замостившие огромные залы, проросли травой; но прошли века, и в Синэду вернулась война.

Их оставалось семнадцать против сотни врагов, но предводитель Смертных не спешил с завершением боя. Он вёл эту войну не просто ради того, чтобы лить кровь и отвоёвывать новые земли. Он свято верил, что он и его рыцари призваны нести в этот мир Очищение.

Каждый из этих семнадцати кхарэт, ни один из которых не был ещё посвящён в воины, привыкал к мысли, что ему не когда-нибудь, не через много лет, не во сне и не в песне, а теперь же, сегодня, наяву, предстоит умереть за Императора и за вечный Асталор.

- Лучше вам сдаться на милость Лорда Борсэта, - произнёс один из рыцарей на Общем Наречии. Сайдо усмехнулся, вытирая клинок о край плаща.

Битва была проиграна, и всё же она продолжалась.

Найту набрал в грудь побольше воздуха, чтобы произнести последнее заклинание; Сайдо и Кайито без слов переглянулись, готовые его защитить. Но юный маг хрипло закашлялся и, содрогаясь всем телом, пригнулся к земле. Только тогда стало ясно, как тихо было вокруг.

Неожиданно откуда-то сверху раздался голос, показавшийся им знакомым; но такой силы был он исполнен, что многие содрогнулись.

Heshra anites... heyin inlene,

Anite... venna... onnetu vakwele...

На полуразрушенной крепостной стене стоял Ильдико Таэро. Длинные чёрные волосы были распущены и развевались за его спиной, хоть и был безветренным тот день. Казалось, что ветер дует ниоткуда, и сила его возрастала. Глаза Ильдико горели фиолетовым огнём первых звёзд, как у кэлдов-воителей минувших тысячелетий, и эхо разносило по разрушенным залам Синэды слова древнего заклинания. Казалось, Ильдико не видит и не слышит ничего вокруг: он упивался ритмом песни-заклятия, воздев руки навстречу ветру, покачиваясь ей в такт. Небо становилось всё темнее и темнее, и невозможно было оторвать от него взгляда, и многие дрожащие руки выпустили оружие. Но Борсэт крепко сжимал свой тяжёлый меч, мрачно глядя вперёд.

Колдовской вихрь - чудовищных размеров водоворот, смутивший воды Небесного Океана - кружил по небу чёрные тучи с сияющим фиолетовым контуром. Сильный ветер превратился в ураган, пригибающий деревья к земле и ломающий древки знамён, а Ильдико стоял на стене, воздев руки к штормовому небу, и исступлённо выкрикивал слова заклинания, и смерч вращался быстрее и быстрее.

Найту повернулся к Лантис, с трудом переводя дыхание.

- Таким заклинаниям обучают не каждого мага-ученика Шестой Башни, прошептал он. - А Ильдико не переступал и порога Первой. Воинам разрешено изучать только простейшие защитные заклинания, остальные могут ранить... могут даже убить неподготовленного, отобрав слишком много сил. То, что делает Ильдико, поразительно, но боюсь, он так не выдержит долго...

В этот миг бледно-фиолетовая молния ударила в вершину башни, у которой под сине-золотым знаменем стоял один из отрядов Ордена. Раздался мощный удар грома; с ним смешался грохот обугленной груды камней и крики умирающих.

- Не иначе, сам рен-Хэстарон тайно обучал его, - восхищённо прошептал Найту.

- Остановите его! - опомнившись наконец, прокричал Борсэт сквозь грохот. - Что же вы встали! Лучники!..

Но воинам не пришлось выполнить его приказ. Ибо песня-заклятие оборвалась на полуслове, и Ильдико, лишившись сознания, упал вниз. Сайдо Эшра успел подхватить его.

В ту же минуту тучи развеялись, как туман, открыв для взгляда прежнее полузатянутое белыми облаками синее небо.

***

Первое, что Ильдико увидел, придя в себя, это серые тучи, с которых падали редкие капли дождя; и он понял, что слова Найту, доносившиеся до него - не сон.

- Какой бездарный конец, - говорил маг. - Никто не исполнил своего предназначения. Кайито не написал баллады о гибели рин-Фьертис. Я не стал магом, Сайдо не стал воином. Ильдико... - Хриплый кашель оборвал его слова. Задыхаясь, Найту пригнулся к земле; Сайдо обнял его за плечи.

- Я не увижу его больше, - тихо сказала Нэй. Она не плакала. На её бледном лице не было ни надежды, ни отчаяния. Какая-то странная, безнадёжная уверенность была в том, как она произнесла эти слова, и потом имя. - Лайну.

Ильдико только судорожно перевёл дыхание, глядя на неё. Голова его кружилось, перед глазами стояло серое марево. Неужели то, что он сделал... никак им не помогло? А теперь? Теперь... всё.

В наступившей тишине раздался стук шагов по каменному полу, и в полуразрушенном проходе появился высокий рыцарь в светлых латах. Ильдико подумалось, что его чёрные волосы напоминают оперение ворона.

- Кто ваш предводитель, - спросил вошедший на Общем Наречии медленно и чётко, почти без выражения.

- Я, - ответил Ильдико, с трудом приподнимаясь на локтях.

***

В тени высокой каменной арки, наполовину разрушенной, стояли двое рыцарей. Один из них был облачён в длинную тяжёлую кольчугу; он опирался на богато украшенный щит. То был Борсэт, Магистр Ордена Скорпиона.

Второй рыцарь держался в тени, так что видны был лишь его простой серый плащ и чёрные волосы, спадающие на лицо.

Какое-то время они молчали, собираясь с мыслями перед разговором, который - они оба знали это - давно должен был произойти.

- Борсэт, - произнёс наконец черноволосый. Магистр Ордена обернулся. - Я слышал, ты приказал перебить пленников. Но посмотри на того кхэрту, он ещё даже не взрослый. Вон там - две девушки... Такими могли бы быть твои дочери. Что нам в их смерти?

Лицо Борсэта внешне осталось спокойным, но в глубине его глаз вспыхнуло недоброе пламя.

- Быть может, сейчас, - голос его был странно тих, - быть может, сейчас тебе так кажется. Сейчас у кхэрту, о котором ты говоришь, большие сияющие глаза и трогательно твёрдый взгляд, и пальцы кажутся слишком тонкими, чтобы держать меч - невольно думаешь, что они подошли бы для лютни. Поверь мне, это временно. Подумай о Блэкфаре, о Королеве, о Хэстароне, императоре Кхарэт, - все они когда-то были юными. Подумай, сколько жизней было бы спасено, если бы они так и не стали тем... чем стали. А кхарэт... они убили Лорэна, вспомни это.

- Убеждаешь меня, Магистр? Лорд Лорэн бы никогда не допустил, будь он жив, чтобы ты получил эту власть. Он понимал, к чему это приведёт.

- Мне не нравится, как ты разговариваешь со мной, Эрантор. Как ты справедливо заметил, я Магистр этого Ордена; идти против моей воли - идти против Ордена.

- Я оспариваю решение твоё, а не Ордена, и к тому же... Иногда мне казалось, что нет особенной разницы между нами и Асталором, - ответил рыцарь со странной улыбкой. Было видно, что ему уже всё равно, что будет дальше. - Но теперь я понимаю, как глубоко я ошибался - да, ошибался! - но не так, как ты думаешь. Кхарэт делают то, что приказывает их Император, и в самом по себе этом нет ничего плохого. Мы же считаем себя их врагами, но тоже, сами того не замечая, исполняем волю Хэстарона. Мы давно уже запутались в сети его чёрных замыслов. Что ему с того, что ты перебьёшь этих пленных? Это знак бессилия, не больше. А вот недавнее столкновение с эхтар было просто подарком для него - двое могущественных врагов сражаются друг с другом...

- Ты говоришь много ненужных вещей, Эрантор, - произнёс Джастис, выступая из-за колонны и становясь рядом с Борсэтом.

- Пожалуй, ты прав. Мне не о чем говорить с тобой, предатель, - с усмешкой произнёс Эрантор. Джастис рванулся вперёд, но Борсэт остановил его за руку. - И ты ещё смеешь называть имя лорда Лорэна! Почему ты не пришёл тогда ему на помощь? Или твоё войско неспособно было пройти по дороге тридцать лиг за семь дней? Я долго верил тебе, но теперь всё чаще думаю... Быть может, тебя смутило шеститысячное войско Хэстарона? Если бы ты не опоздал, силы были бы почти равны хотя бы по численности. Есть могилы, которые не порастают мхом!

Развернувшись, рыцарь быстро зашагал прочь.

- Почему ты не позволил мне расправиться с ним, лорд? - лицо Джастиса было красным от гнева.

- Даже отступникам вроде него, - произнёс Борсэт, - мы должны показать: Рыцари Скорпиона никогда не преступают Кодекс. Хоть он и заслуживает смерти, я не испачкаю рук его грязной кровью, и не позволю своим рыцарям сделать это. Всё равно судьба его неотвратима.

- Он пойдёт к Королю.

- К Королю, говоришь ты? Он не посмеет. Тот, кто оставил свой Орден, обречён скрываться в тени, пока Правосудие не покарает его. Нет - не о Короле Шоне говорю я, братья, - Борсэт повернулся к рыцарям, стоящим у прохода. - Лишь мы исполняем правосудие на этой земле. Так пускай же погибнут исчадия Тьмы! Быть может, страдание очистит их души и возвратит к Свету.

(...)

Нэй с трудом приподнялась на дрожащих руках, увязающих в холодной грязи, и невидящим взором огляделась вокруг.

Земная грязь перемешана была вполовину с кровью, дождём, и мокрыми осенними листьями, втоптанными в землю тяжёлыми сапогами врагов. Многое девушка не могла разглядеть: мокрые волосы липли к лицу, и перед слезящимися глазами стояло тошнотворное серое марево. "Если я упаду... может... меня посчитают мёртвой и не тронут больше?"

Не сразу - слабые руки дрожали и не слушались её - Нэй удалось откинуть мокрые волосы с лица. Ей смутно показалось, что земля, испачкавшая её пальцы, была странного цвета: не бурой и не тёмно-коричневой, а красноватой. Долго смотрела она на неё, прежде чем поняла, что это её кровь, кровь из её ран. Боль с новой силой ударила в грудь тупым тесаком, и Нэй со стоном упала на землю ничком, тщетно пытаясь высвободить руки из вязкой земли. Страх пригнул её к земле, тяжело наступив на шею, вжав лицом в кровь и грязь. Неужели всё это правда - не бред, не кошмарный сон? Неужели не увидит она больше улиц Асталора, рябину возле Храма, смеющиеся лица друзей? Вот они все, рядом с ней: и Лантис, и Найту, и Ильдико... Но неужели она больше никогда не увидит Лайну?

Образ, возникший перед затуманенным взглядом, был так ярок и жизнеподобен, что Нэй, сама того не заметив, протянула руку вперёд.

Князь Эйно в тяжёлых чёрных доспехах, опирающийся на длинный двуручный меч, и за левым его плечом - стройный юный кхэрту с короткими русыми волосами (гнев заставил её вздрогнуть - "это Эйно обрезал их!") и ясно-зелёными глазами, словно первая весенняя листва на молодом топольке. Чёрная верхняя рубашка, ею самой когда-то вышитая белым по рукавам и горловине... Хинто. "Тот, кто следет" - и за кем! Если бы не жуткая клятва, крепко связавшая её Лайну с этим чудовищем, если бы не Эйно... Лайну всегда был бы рядом, он защитил бы её, не дал бы её в обиду. Это Эйно разлучил их, отобрал у неё любимого, никто не понимает, что это он кинул её умирать...Он такой же, как они. Почему рен-Хэстарон не видит этого? Рен-Хэстарон... Он придёт сюда со своим войском и спасёт их, он может всё. И в первом ряду отряда за ним будет идти...

- Лайну, - еле шевеля губами, прошептала она, и сознание покинуло её.

***

Ильдико поднял взгляд, и ему показалось, что сине-серое небо тускнеет и темнеет, словно перед грозой, и его заволакивают красноватые облака. Видение это было или реальность - он не мог сказать.

- ...Принимай свою смерть, Ильдико Таэро.

Голос этот был подобен мощному раскату грома, но нельзя было сказать, откуда он доносился; и он наполнял душу леденящим ужасом. Только что Ильдико был уверен, что ему нечего больше бояться, что у него хватит сил встретиться с гибелью, не дрогнув. За мгновение всё изменилось: он был один, лицом к лицу с неведомой страшной силой, настолько сильнее него, насколько ничтожна бабочка перед лицом бури. Где это? Может быть... Уже там?

- Да. Ты почти уже у меня.

- Кто ты? - Губы кхэрту не шевельнулись, но он знал: вопрос его прозвучал и был услышан.

- Я тот, кому ты служил и кого ты осмелился предать. Смертные от века служили мне, называя Врагом. Их руки исполняют приговор, что я вынес тебе.

Сердце судорожно дрогнуло и сжалось в груди; но Ильдико нашёл в себе силы взглянуть наверх, в багровое небо, и ответить, как задумал.

- Кто бы ты ни был, ты не вправе обвинять и карать меня. Лишь Император Хэстарон может судить одного из кхарэт, и ещё Повелитель Сарод.

- Да будет так, кхэрту. Я тот, чьё имя ты назвал.

Ещё темнее стало вокруг, и солнце погасло.

- Мой Повелитель... За что? Я служил тебе, - силы оставили Ильдико, и он упал на колени, повиснув на цепях.

- Ты предал меня, помешав победе над Эхтанором. Ты стоишь на моём пути. С тобой я потеряю Хэстарона.

- Императора? - Боль накатывала чёрными волнами, мысли Ильдико путались. - Я никогда не желал рен-Хэстарону ничего плохого... клянусь. У меня и в мыслях не было предавать его, повелитель. Но если я неправильно понял свой путь, дай мне время... Я всё исправлю.

- Пощады не будет.

- Я не прошу пощады... повелитель. Только ответь мне, за что?

- Я начал терять Хэстарона, когда появился ты, кхэрту. Он изменился.

- Я не понимаю, - еле прошептал Ильдико, уронив голову на грудь.

- Рано или поздно Хэстарону пришлось бы выбирать между мной и тобой. Но теперь опасность миновала. Твоя душа принадлежит мне. Скоро ты будешь здесь.

- Отпусти меня, - Ильдико сам не заметил того, что гордые слова его слова прозвучали с отчаянной мольбой.

- Глупец. Эти Смертные думают, что ты просишь их о пощаде. Своей силой я лишил их сердца жалости, - Тёмный Властелин засмеялся, и земля дрогнула, словно где-то в её недрах ударил исполинский молот.

То ли кровь заливала глаза кхэрту, то ли багровые сумерки вокруг сгущались, - он не понимал. Чёрные силуэты рыцарей вокруг расплывались и тонули в душном раскалённом воздухе, и чёрные стены Синэды казались выше и тяжелее.

В бессилии и отчаянии Ильдико опустил голову к земле, насколько позволяли скованные руки, не замечая, как длинные чёрные волосы его, залитые кровью и дождём, увязают в грязи. Голова так кружилась от слабости, что он не осознавал до конца - земля ли перед глазами или почерневшее небо. Боль давно вышла за пределы мыслимого, но Ильдико Таэро не мечтал больше о смерти. Он изо всех сил держался за эту зыбкую землю, за гаснущее сознание, потому то должен был держать ответ.

- Рен-Хэстарон найдёт дорогу.

"Я верю".

Багровые сумерки становились темнее.

V

- ...Ильдико!

Кровавая мгла рассеялась, как будто призраки того кошмарного мира отступили перед лицом сероглазого воина в чёрном плаще, и в клубах серебристо-серого тумана, среди тополей за руинами, Ильдико увидел зыбкую тропу, что уходила вверх и вдаль и терялась в неясной дымке.

- Сэллардор... Это... освобождение?..

- Нет, Ильдико. Ты будешь жить, - воин крепко сжал его руку в своей. Что-то горячее коснулось холодеющих пальцев кхэрту; подняв взгляд, он увидел слёзы на лице Сэллардора.

Всё вокруг расплывалось и гасло, кроме серебристой тропы вдалеке, и всё слабее чувствовалось тепло руки друга, крепко сжимавшего ладонь.

"Наша дружба... Путь, который мы могли бы пройти и не прошли... поздно жалеть о нём. Не плачь, Сэллардор. Ты должен сражаться с ним, иначе все... Рен-Хэстарон, Катори, Лантис... Лайну и Нэй... Ты, Сэллардор... все могут умереть, как я. Он погубил меня, но я верю... Ты ему не по силам".

- Сражайся за меня, - прошептал он, еле шевеля губами.

...Фиолетовые глаза смотрели на Сэллардора прямо и неподвижно.

Немая тишина обступила Сэллардора, словно стены темницы, и чёрная их тень закрыла от него тусклое свечение пасмурного неба. Он простоял там на коленях, быть может, лишь мгновение, может, несколько минут, а может, часы и часы, - всё было едино, всё заполнили странные холодные сумерки. Он не смел, не мог поверить, что его друга больше нет, что он умер так страшно, и вместе с ним умерла в муках часть его души. Наверное, то была лучшая её часть.

Стук копыт разбил тишину на тысячи осколков, и время ворвалось в полуразрушенный зал. Здесь, на земле, жизнь продолжалась, и вместе с нею боль.

- Ильдико!

Медленно, как-то безразлично ко всему на свете Сэллардор повернул голову и увидел Катори, слетевшего с коня (синий плащ - словно крылья, - подумалось ему) и кинувшегося к ним - но не прежнего Катори в одеждах странника и с флейтой в руках, но воина-кхэрту в чёрных доспехах, со стальным крылом на груди, с двумя клинками на поясе. Всё это так мало вязалось с воспоминанием о прежнем Катори, Катори-менестреле, что казалось бредом или кошмарным сном, где возможно всё. Как в кошмаре, Сэллардор был скован ужасом происходящего.

- Ильдико, братик, - бросившись на землю, Катори обнял тело Ильдико дрожащими руками и прижал к своей груди, ласково проводя ладонью по чёрным волосам, не замечая, что пальцы его окрасились кровью. В ужасе опустив взгляд, Сэллардор увидел, что на несколько локтей вокруг земля, размытая дождём, перемешана с кровью, и что они с Катори глубоко погрузились в неё. "Что он, ослеп? - словно отчаянный крик, пронеслось в его сознании. - Он не видит... Не хочет видеть?!"

Склонившись вперёд, Катори сжал руку брата - запачканную кровью, почти белую - в своей лихорадочно трясущейся ладони.

- Холодно, Ильдико, - срывающимся голосом прошептал Катори, закутывая брата в свой плащ, и тёмно-синяя ткань окрасилась кровью. - Что же вы стоите! - неожиданно закричал он, обернувшись назад. - Позовите целителя!..

- Целитель не поможет, Катори.

Сэллардор взглянул вверх и увидел Айерин, стоящую рядом. Лицо её было даже не белым - почти серым, как мрамор; по щекам девушки катились слёзы.

Катори долго смотрел на неё неподвижным взглядом, прижимая брата к себе, словно не желая отдавать; потом опустил глаза - и дыхание его перехватило. Со сдавленным стоном он упал на землю, не выпуская Ильдико из объятий, и как-то тихо заплакал, судорожно вздрагивая. Это было так неестественно и потому страшно, что Сэллардор закрыл глаза. Он дал тогда клятву самому себе, что исполнит последнюю волю друга: он оставит недостойного отца и посвятит свою жизнь Императору Хэстарону и Повелителю Сароду, он отомстит убийцам, и всем прислужникам Файтанори (и кому ещё поклоняются те, кто зовёт себя Светом); и если нужно, погибнет; он будет сражаться за него.

- Я отвезу Ильдико к Кургану Погибших, - глухо произнёс Император, сбрасывая шерстяной плащ и укутывая хинто, словно живого. Дайран стал подниматься в пасмурное небо, тяжело взмахивая тёмными перепончатыми крыльями.

Хэстарон направлял его всё выше и выше, и всё меньше казались чёрные деревья, заросшие сухостоем руины Синэды, воины, стоящие на земле; и вот слепая серая пелена низких облаков окутала их, и ничего не стало видно вокруг. Хэстарон бессознательно прижал хинто к себе, как будто надеялся ещё отогреть холодные руки.

И вот серый туман рассеялся, и высоко наверху раскинулось чистое синее небо, и заходящее солнце засияло где-то далеко позади. Внизу, на много лиг вокруг, раскинулась белая пустыня облаков. Здесь его не видел никто из живущих на земле; и Хэстарон прижал к своей груди того, кто стал ему сыном, и заплакал горько и безутешно.

- Ильдико, прости, - прошептал он, чувствуя, как что-то в его груди мертвеет и остывает.

Белое поле облаков медленно окрашивалось золотом.

***

...Темнота окружала её, темнота, в которой не было больше ничего: ни боли, ни памяти, ни желаний, - только холод, пустота и безмолвие. Но что это? Голос откуда-то издалека... Знакомый голос. Всё яснее...

- Лантис! Лантис... Открой глаза, слышишь?!

...Словно в тумане - прозрачное холодное окно, и за ним небо, какое-то неприютное и пустое, с одинокими тусклыми звёздами. Лучше бы закрыть глаза,не видеть его, не чувствовать, не мучиться. Но некуда было идти, некуда, она знала.

- Лантис...

Айерин?

Девушка с трудом повернула голову. Айерин стояла на коленях перед ней, в своём обычном чёрно-синем платье. Лицо её было залито слезами.

Айерин плачет? Айерин? Это снится...

- Ты была такая бледная... Мне показалось, ты не дышишь. - Айерин сжала руку подруги. - Держись.

- Айерин, - с трудом прошептала Лантис, но горло резанула острая боль.

- Тебе нельзя разговаривать. Лежи спокойно, я буду рядом...

- Ильдико...

Айерин кивнула, закрыв глаза, и прижала руку Лантис к своей груди.

- Тебе нельзя плакать, - прошептала она, сама с трудом сдерживая рыдания. - Завтра на закате... На Кургане Погибших... Я буду проводить ритуал.

- Скажи Императору... Я прошу его, - Лантис перевела дыхание. - Есть такой обычай у кхарэт. Пусть и меня сожгут.

- Даже не думай, - лицо Айерин помрачнело. - Этому обычаю тысячи лет, но он выполняется редко. Если кто-то задумал уйти, он должен просить всех, кто пришёл к погребальному костру, отпустить его. Не только Император, но и каждый кхэрту должен согласиться, что жизнь твоя кончилась. Это не так. Ты нужна всем нам, и ты нужна Легенде Возрождённой. Тебя не отпустит Император. Не отпустят Сэллардор и Катори. И я тоже - слышишь? - я не отпускаю тебя.

***

Лишь когда ночь была на исходе, Лантис наконец погрузилась в тяжёлый и беспросветный сон. Айерин заботливо укрыла подругу вторым одеялом, поправила разметавшиеся сиреневые волосы и, со вздохом накинув на плечи серо-фиолетовый плащ, вышла из дома. Она ненавидела свой талант убеждать. Какое право она имела удерживать Лантис? Разве не сжалился бы над ней рен-Хэстарон? Сэллардор... Катори... Что ему теперь? Собственное горе затмило для него весь мир: она помнила, как он смотрел на неё тогда - словно её не было здесь, словно он видел уже перед собой серебряный туман Сумеречных Земель, куда ушёл его брат.

Кто-кто, а уж Айерин понимала прекрасно, что вовсе не по Ильдико Таэро плакала её подруга. Не в том они ещё были возрасте, по крайней мере, Лантис. Что такое пятнадцать лет? Всё ещё изменилось бы тысячу раз... (А может, эта история имела бы продолжение, но что уж об этом теперь думать...) Всё было гораздо хуже: в Ильдико Лантис оплакивала свою погубленную жизнь, и другой у неё больше не будет. У неё только-только появились настоящие друзья, настоящий дом... Айерин помнила, как четыре года назад Лантис, единственная кэлдис, оставшаяся в живых после расправы над восставшими против Блэкфара, пешком пришла в Асталор из Дэртукад. Её одежда была изорвана в клочья и сапоги истоптаны, и лицо её было белым, как бумага, которой в южных провинциях заклеивают окна. Она пришла тогда на главную площадь и сказала страже, что должна поговорить с рен-Хэстароном. В Асталоре выполняются такие просьбы. Её провели в храм, где Император был в то время со своими воинами; она не захотела принять никакой помощи, прежде чем увидит его. Айерин слышала, как она сказала рен-Хэстарону: "Я пришла служить тебе и Сароду, - и стояла, глядя ему в глаза. - Я Лантис из Дэртукад, мои родители и сестра мертвы". Айерин вызвалась позаботиться об этой кэлдис. Она познакомила Лантис с Ильдико, Лайну, Кайито, Тинлико, Сайдо, Найту и Айко; потом они с Нэй Риаминэ стали целительницами в Младшем Асталорском отряде Легенды Возрождённой, командиром которого был Ильдико. Всё было хорошо, но только четыре года.

Улицы Асталора были пустынны и тихи в этот дождливый чёрный час перед рассветом, но во многих окнах горел тусклый свет. "Скольким, оказывается, не спится по ночам, - печально говорила себе жрица, осторожно ступая по холодной скользкой мостовой. - Я никогда об этом не думала... Сколькие теряют своих родных и любимых на этой бесконечной войне, каждый день... Этот кошмар начался задолго до Синэды, но лишь сейчас горе коснулось... Да, коснулось меня (стыдно было не понимать раньше). И в этот час я должна исполнить своё предназначение: исцелять раненые горем души, приносить утешение и покой. Или напрасно стала я жрицей великого Властелина?"

Из тех, кто был в Синэде, немногие остались жить - Лантис, ближайшая её подруга, и Сайдо, сын рен-Эшры, - они оба кэлды и лучше переносят боль. И ещё Нэй Риаминэ - совсем недавно её перенесли домой из Палат Исцеления... да, Айерин должна зайти в её дом. Сейчас ей так нужно утешение. Лайну, конечно же, рядом с ней сейчас, если только рен-Эйно, его повелитель, не отозвал его к себе. И всё же она пойдёт.

Окно ярко светилось живым золотистым светом: похоже, в комнате Нэй горело много светильников. Сжимая в руках ритуальный веер, Айерин ускорила шаг. Сердце жрицы забилось чаще от волнения, и она лихорадочно стала подбирать слова, которыми заговорит с несчастной. Это был её долг - поговорить с бедной девушкой, тем более, что Лайну, днями и ночами не отходивший от её постели, по приказу рен-Эйно должен был уехать далеко на восток в провинцию Айдэ-линн. Однако теперь, почти достигнув её дома, Айерин начала осознавать, как нелегко это будет. В памяти всплыло испуганное лицо Нэй в Палатах Исцеления. Эта отдёрнутая рука, эти молящие о чём-то глаза, наполненные слезами... Она плакала и просила не молиться о ней Властелину, и говорила странные, ужасные вещи. Что небо покраснело от крови... Что-то про Ильдико Таэро (Айерин вздрогнула, вспомнив изувеченное тело на руках Катори). Хотя это вполне понятно. Его смерть была очень жестокой, ведь он был их предводителем. Враги пытались запугать их... Несчастная, ей же пришлось смотреть на это всё. Неудивительно, что безумие охватило её. Нэй плакала целыми ночами, ей страшно было оставаться одной. Эти её странные слова... "Мы были приговорены, он сказал Ильдико... Они убили его, но она, она сделает то, что они не успели. Не уходи, Лайну, она придёт сюда исполнять его приговор, пожалуйста, не уходи". Напрасно убеждали её, что никогда ни один из воинов Скорпиона не ступит на улицы Асталора, разве что для казни. Быть может, стоит оставить её пока в покое? Но не будет ли одиночество губительно для неё? Может, Айерин только показалось, что Нэй боится её, а на самом деле несчастная просто вспомнила... За что ей было ненавидеть лучшую подругу? Это было горько, обидно до слёз. Она только хотела помочь, когда пришла беда. А если она бледнеет и вжимается в стену, едва увидев Айерин, зачем вообще идти к ней? Видно, не всегда добрые намерения приносят добро. И зачем она вообще упросила Старшую Жрицу отпустить её в Синэду, зачем она в это ввязалась? Говорили же ей, Непосвящённым там не место... Чего она добилась, чем она помогла той же Лантис?

Вдруг осознав, что именно она думает, Айерин устыдилась. Все они, погибшие там, были Непосвящёнными. Она была нужна им, и сейчас она как никогда нужна Лантис, хоть та и думает, что ей теперь всё равно, и она нужна Нэй, хоть та и лишилась рассудка. И не "хоть", а как раз именно сейчас нужна особенно. Несчастной так тяжело, ведь она прошла через весь этот ужас... Айерин передёрнуло. Она видела столько смертей!..

Айерин пыталась возродить в памяти лица Ильдико, Найту, Кайито и остальных, кто каких-то тридцать дней назад пришёл к ней в храм за благословением, но не могла. Она не видела лиц; она помнила, что у Найту глаза были зелёные, а у Ильдико - фиолетовые, как у кэлдов, но не могла себе их представить. Она помнила только, как вошла потом в комнату, убитая, усталая. Как она - наполовину бессознательно - заставила себя раздеться. Туфли её были покрыты толстым слоем грязи, пропитанной кровью, и такими же были её ноги, и одежда. Она мыла эти туфли в холодной воде, стекавшей из пасти какой-то серебряной рыбы в комнате для омовения, и грязная вода текла вниз, в трубы. Это была кровь Лантис, Нэй и Ильдико. Она упала на колени, на холодный белый пол, залитый водой, и долго плакала там. Никто не подошёл и не утешил её. Она понимала, что у каждого своё горе; она терпеть не могла тех, кто думает только о себе. Но почему тем, кому плохо, нет дела до других? Почему не помочь друг другу?

"Вот и воплоти в жизнь эту мысль", - сказала она сама себе. - "Помоги Нэй". Но идти к Нэй очень не хотелось - неясно почему. Было как-то неловко, - и почему-то страшно, - да, действительно страшно идти вперёд.

Неожиданно свет в окне замигал и погас. "Легла спать, - с облегчением подумала Айерин. - Зайду к ней в другой раз... но... как могли все светильники - и на окне, и на потолке, и на полках - погаснуть одновременно?"

В тот же миг до замершей в тени дома Айерин донёсся звон разбитого стекла и - или ей показалось? - сдавленный крик.

Около минуты (или больше?) Айерин оставалась недвижна, охваченная страхом, - тем самым, едва не заставившим повернуть назад. Налетел ветер; в лицо ей ударили первые капли дождя. Тогда, собравшись с силами, она двинулась вперёд по улице - как можно быстрее, но стараясь держаться в тени. Сердце бешено колотилось, и силы оставляли её с каждым мгновением. Не успела она сделать и полусотни шагов, как поняла, что не может даже пошевелиться. Кажется, ноги отказались повиноваться; горячка возбуждения прошла, и Айерин вдруг стало холодно и по-настоящему жутко. С каждой минутой дождь набирал силу, и вот уже он превратился в бушующий холодный ливень, закрывающий улицу фантастическим занавесом. Всё вокруг стало как будто ненастоящим, словно кто-то подменил чудовищными декорациями родные улицы Асталора, и лучше было не знать, кто стоит за кулисами.

"Глупо... Ну, испугалась чего-то и разбила окно. Но есть же кто-то в доме. Ей помогут..."

Все окна были черны.

Никогда ещё Айерин, спокойной и насмешливой, вечно посмеивающейся над вспыльчивым характером Лантис и впечатлительностью Нэй, не было так страшно. Дождь, кажется, окружил её, задушив любые звуки, кроме хлюпанья воды по мостовой, похожего на чьи-то шаги.

- Айерин! - голос, раздавшийся из-за спины, заставил её вздрогнуть. В тот же миг твёрдая рука легла ей на плечо. - Что случилось?

- Я... не знаю.

Обернувшись, она увидела перед собой Лайну, в чёрной с белой вышивкой одежде хинто и чёрном же кожаном плаще за спиной. Его коротко остриженные русые волосы были мокры от дождя. Они больше ни слова не сказали друг другу. Айерин только взяла его за руку, и они направились к дому.

Сделанное, как бывало только в лучших комнатах, из цельного стекла, окно было разбито, и осколки его рассыпаны по ковру; за стеклом в темноте лил дождь. Штора была наполовину сорвана и косо висела на балке, слегка покачиваясь на сквозняке. Лайну, бледный как смерть, прошёл по тускло зазвеневшим осколкам, и провёл рукой по окровавленному стеклу.

Пятна крови, совсем ещё свежие, были везде - на стекле и на подоконнике, и на стенах, затянутых серо-синей шелковистой тканью: "Она сильно поранила руку о стекло", - обрывком мысли пронеслось в голове Айерин.

Лайну провёл по комнате заледеневшим взглядом: дверь на лестницу была приоткрыта и с тихим скрипом, как старый маятник, качалась на петлях. Кровь покрывала не только медную ручку, но и светлое дерево, и стену возле неё. Айерин передёрнуло: она словно увидела вдруг, как Нэй, судорожно рыдая, израненными руками бьёт по стене и ищет выход.

Лицо Лайну было непроницаемо, когда он медленно отвёл в сторону эту окровавленную дверь и твёрдыми шагами двинулся вниз. Айерин задержалась на мгновение, и тут же кинулась за ним на трясущихся ногах.

Должно быть, Нэй упала на лестнице: ступени были вымазаны кровью. Дверь на улицу была распахнута настежь, и дождь, холодный и тёмный, водопадом бил по чёрной мостовой. Серая замшевая туфелька, промокшая насквозь, лежала в нескольких шагах от порога.

- Нэй!

Не помня себя, Лайну кинулся вперёд, в бурю и мрак, и ледяной дождь ударил его в лицо, слепя глаза и не давая хода слезам. Он не знал, где он и куда стремится - вокруг не было ничего, кроме слепой темноты и ледяного дождя, пригибающего его к земле, жестокого и разъярённого.

Споткнувшись и каменный парапет, Лайну пошатнулся и упал на колени, ударившись о твёрдый камень моста. Внизу кипела во мраке, выходя из берегов, холодная река.

Его пальцы, скользнувшие по мокрому камню, наткнулись на что-то твёрдое, и Лайну вынул из трещины между камнями серебряное колечко с белым камешком, что подарил ей когда-то.

- Нэй...

Он долго ещё стоял там на коленях, не замечая ни дождя, ни серого рассвета, ни голосов стражи, которую привела Айерин. Наконец он встал и, не оборачиваясь, пошёл дворами на главную площадь, где собирались войска; и, увидев князя Эйно во главе отряда, он поклонился ему, и встал за его левым плечом.

***

В тот вечер заката не было видно за сплошной пеленой серых туч, затянувших небо над Курганом Смертей. Дождь был редким и тянулся бесконечно, как осень, но далеко на севере небеса темнели, расползаясь от неясной линии горизонта, чёрно-фиолетовые грозовые облака. Приближалась буря, неся на своих сумрачных крыльях холодную зиму.

Три погребальных костра отгорели уже в этот день, и двенадцать не было ещё зажжено; троих родичей, принявших в стенах Синэды жестокую гибель от рук Смертных, проводили Кхарэт в последнюю дорогу: Найту Минитано, Кайито Юминоко и прекрасную Нэй Риаминэ, лесной белой лилии подобную. Четвёртый же костёр - по слову Императора Хэстарона - заложили в тот час, когда день начинал угасать, когда где-то далеко - за тысячами лиг, за свинцовой стеной облаков, по ту сторону Небесных Морей - направлялся к пристани корабль Файтанори, ибо она тоже устала от вечной войны.

Многие собрались тогда у Кургана Погибших, ибо многие знали и любили Ильдико Таэро, когда он был жив; но теперь должно было навеки проститься с ним.

- Прими мой прощальный дар, Ильдико, - произнёс Император тихо, но все вокруг слышали его. Один из воинов с поклоном протянул ему свёрнутый в несколько раз кусок ткани, вышитый золотом, серебром и драгоценными камнями; но сейчас знамя было изорвано и покрыто пятнами засохшей крови. Резким движением Хэстарон развернул ткань так, что все могли видеть огромного золотого скорпиона, вышитого на хоругви.

Склонив голову, Император поднялся на высокое кострище и положил вражеское знамя к ногам Ильдико. Склонившись, он осторожно поправил неестественно запрокинутую голову и долго стоял ещё там; и осенний ветер трепал его чёрные одеяния, и предвестьем зимних метелей развевались длинные белые волосы.

Медленно спустившись вниз, Хэстарон накрыл голову капюшоном и встал, опершись на посох. Не повелителем великой империи казался он тогда, но странником, измученным дальней дорогой; и усталый взгляд его был взглядом изгоя, обречённого вечно скитаться по свету и никогда не вернуться домой.

Ни слова не проронил он - лишь взглянул на смертельно бледную Айерин, обнимавшую Лантис за плечи, и сделал усталое движение рукой. Не отрывая глаз от скорбно склонившегося Катори в пепельно-сером траурном плаще и Сэллардора, взявшего Лантис за руку, жрица шагнула вперёд; ветер колыхнул ритуальные одежды и затих. Коротко остриженные волосы Айерин и лёгкий сине-чёрный плащ были мокрыми от дождя.

Чёрный дым, сперва тонкими струйками, потом всё сильнее и сильнее, поднимался к небесам изо стали. Вскоре весь погребальный костёр пылал. Какое-то время ещё виден был край серых погребальных одежд Ильдико, и мелькали, подхваченные ветром, чёрные пряди его длинных волос; но скоро не стало ничего, кроме багрового пламени и чёрного дыма, что ветер разостлал под ненастным небом, холодным и чужим.

Катори опустил голову и закрыл лицо руками, но ни стона не вырвалось из его груди. Вокруг стояло мёртвое безмолвие, в котором слышны были треск пламени и рыдания предгрозового ветра. Невыплаканными слезами и замершим в горле стоном наполнено было это молчание.

- Мы отомстим, Катори, - прошептала Лантис, сжимая его руку; слёзы раскалено вспыхнули на её длинных ресницах, и боль в её синих глазах обратилась в ненависть.

Эпилог

Прошло три года.

Далеко на юге, в Страже - твердыне Верных Людей, Айтариллэ стоял на крепостной стене, оперевшись на меч, и смотрел вдаль. Небо перед заходом солнца горело зловеще, словно расплавленная медь - не таким было оно в далёком Эхтаноре, когда они с братом провожали корабль Файтанори на исходе дня. Там хрустальные небеса высоки и чисты, и ясен свет алых и золотых лучей, искрящихся на серебристых от инея травах. Там горный ветер, сильный и вольный, несёт по бездонному небу громады белых облаков, наклоняет гибкие стволы священных клёнов, развевает алое знамя над родным городом. Сам воздух Эхтанора пахнет свободой, цветами и почему-то морем, хотя от Серебристых Гор до Моря много лиг.

Но Айтариллэ никогда не вернётся туда. Пока стоит империя Кхарэт - никогда. Они с братом будут сражаться здесь, не щадя себя, чтобы доказать: это не страх перед мощью Асталора заставил их отречься от войны с Кхарэт. Айтариллэ не мог вынести мысли, что когда-нибудь он встретит в битве невысокого кхэрту с длинными иссиня-чёрными волосами и глазами цвета фиалки. Как посмотрит он тогда в эти глаза?

Лучше защищать мир здесь, помогая достойным союзникам на их войне. Здесь не встретишь врага, чьи доброта и благородство окажутся сильнее жестокости Хэстарона, здесь можно не задумываться перед тем, как поднять меч.

Неожиданно у лестницы раздался лёгкий шорох, и Айтариллэ резко обернулся. Возле арки стоял путник в сером походном плаще, скреплённом на груди сверкнувшей в лучах заката серебристой пряжкой. На груди его висела флейта в вышитом чехле. Лицо вошедшего скрывала тень его иссиня-чёрных волос, но всё же Айтариллэ не мог избавиться от мысли, что где-то видел этого странника раньше.

- Ehtano...

Лёгкий кхарэтский акцент незнакомца заставил Айтариллэ схватиться за меч.

- Кто ты и зачем ты здесь? - резко спросил он, лихорадочно пытаясь понять, почему проникший внутрь крепости кхэрту так открыто подошёл к нему.

- Едва ли ты знаешь меня, эхтано, - ответил тот на наречии Эхтанора. - Моё имя Катори Таэро. Имя Таэро говорит тебе что-нибудь?

Айтариллэ качнул головой.

- Что ж, другого я и не ожидал. Но всё же попытайся вспомнить, эхтано, хоть и давно это было: больше трёх лет назад. Вспомни Ильдико Таэро.

"А теперь ступай, и больше никогда... Неважно. Ступай, Ильдико".

- Я вижу, ты побледнел. - Кхэрту ступил вперёд, откидывая капюшон, и сердце Айтариллэ резанул взгляд знакомых глаз цвета фиолетовых сумерек. - Значит, ты не забыл.

- Такое не забывается, кхэрту, - голос Айтариллэ чуть дрогнул. - Зачем ты говоришь мне это? Зачем ты здесь?

- Я был его братом.

- Братом... Постой! Был?

- Да, эхтано.

Сердце с силой сжалось в груди Айтариллэ, когда он встретился с кхэрту взглядом - столько было горящей ненависти и неизбывной боли в сумеречных глазах флейтиста.

- Кто, - смертельно побледнев, выдохнул Айтариллэ.

- Это случилось в Синэде, эхтано. Ильдико, и ещё шестнадцать кхарэт из его отряда, воины Скорпиона взяли в плен.

Айтариллэ склонил голову, ничего не ответив. Жестокость этих рыцарей, исказивших свой древний Кодекс и предавших путь Света много лет назад, известна была всем Эльфам Пламени.

- Вспомни, эхтано. Вы с братом спаслись только благодаря тому, что он заступился за вас. Мало кто осмелился бы подойти к рен-Хэстарону с такой просьбой, но ещё меньше тех, кому он мог не отказать. Вас обоих ждала верная гибель. Её отстранило лишь то, что рядом оказался Ильдико. И что же было ему наградой за благородство? Что сделали с ним воины Света, когда он оказался у них в руках? И после этого вы обвиняете нас в беспричинной жестокости! - Катори уже не говорил - он кричал, сжав края плаща побелевшими пальцами. - Разве это достойная воина месть - перебить пленников и бежать при приближении одного отряда из армии Легенды Возрождённой? Да, вас пытали... но лишь потому, что это было нужно на войне. Не потому, что это нравилось кому-то из нас... Но почему-то Императора, а не Борсэта и его воинов все ненавидят за жестокость!

- Послушай... - У Айтариллэ перехватило дыхание, но он старался говорить спокойно. - Не стоит судить обо всех силах Света по одной лишь горстке отщепенцев, которых Король Шон давно объявил вне закона. То, что они называют себя Воинами Света, не оправдывает их деяний. Рыцари Скорпиона - враги и Эхтанора тоже.

- Мне не нужны твои оправдания, эхтано. Если бы Свет и правда был таким, каким себя называет, Ильдико бы спасли, как он спас тебя. Рядом с вами оказался он, но рядом с ним не было никого... Я не знаю, для чего они так мучили его. Рен-Хэстарон любил его как родного сына, он дал бы этим Смертным любой выкуп. Но им хотелось крови, крови моего Ильдико. Он был ранен в бою. Его волосы они примотали к ветвям того дерева. Его запястья были сломаны, когда мы нашли его. Никто из них даже не... никто не дал ему быстро умереть. Им приятно было думать, что его живая кровь течёт им под ноги. Почему? Ответишь ли, эхтано?

Айтариллэ вдруг стало жутко, словно он прикоснулся душою к тёмной и страшной, всепоглощающей пустоте в душе кхэрту. Он понял вдруг, что Катори прошёл сотню лиг от Асталора - и вот он стоит и рассказывает ему, непримиримому своему врагу, как убивали его любимого брата. Заговорив наконец, Айтариллэ едва узнал свой голос, глухой и странно потускневший.

- Такие, как твой брат, были все в Эйтандорэ, Рубине, Страже - но не в войске Борсэта. То, что я сейчас услышал, поразило меня. Я мечтал встретиться с Ильдико и поговорить с ним... Мне тяжела была мысль, что мы с ним - по разные стороны Пограничной Реки. Вот почему мы с братом здесь, в Страже, а не в Эйтандорэ. - Айтариллэ было тошно и стыдно от беспомощности своих слов.

- Хорошо тебе говорить так, эхтано, - горько ответил ему Катори, и хотя тот отвернулся, Айтариллэ видел блеснувшие на глазах кхэрту слёзы. - Твой брат ведь жив.

Не зная, что ответить, Айтариллэ склонил голову и тоже повернулся назад, делая вид, будто оглядывает земли вокруг крепости; но глаза его застилала туманная пелена.

Неожиданно звук шагов расколол гнетущее молчание, и из высокого проёма показался принц Влад. Айтариллэ сделал шаг вперёд и поклонился.

- Хорошо, эхтано. Ничего тревожного не видно?

- Ничего, лорд. Хотя за этим туманом мало можно разглядеть. Я мог бы послать двух разведчиков из своего отряда.

- Не стоит. Мы только что отбили нападение, и им нужно время, чтобы собрать силы, - принц скрестил руки на груди. - Кстати, кто это с тобой?

Катори слегка повернул голову в сторону Айтариллэ, но не двинулся с места.

- Это мой друг из Восточного Эхтанора, лорд, - чуть замешкавшись, ответил Айтариллэ. - Его имя Лайтанирэ Вэнто. Лайтанирэ проездом здесь, - добавил он.

- Ну, хорошо, - улыбнулся принц. - До темноты мне нужно проверить остальные посты.

- До встречи, лорд.

- Всё равно я ненавижу тебя, эхтано, - прошептал Катори, когда шаги Влада замолкли на каменной лестнице.

- За что? - выдохнул Айтариллэ.

- За то, что ты остался жив. За то, что ты ходишь по зелёной траве, а брат мой сожжён на Кургане Погибших, и прах его развеян над этой проклятой землёй. Я пришёл убить тебя, но не стану. Живи с этим и будь счастлив, если можешь.

Развернувшись, Катори двинулся прочь, и скоро пепельно-серый плащ его перестал быть виден в осенних сумерках. Айтариллэ долго ещё смотрел ему вслед, словно в оцепенении, и думал о том, как жестока и несправедлива была судьба к ним обоим, о том, что это не сплотило их, но сделало врагами навсегда. Айтариллэ не мог, не хотел видеть в этом кхэрту врага. Что пробудило в душе Катори столь глубокую слепую ненависть? Боль... Боль утраты. Каждый на войне это понимает. Его брата убили Рыцари Скорпиона, навсегда запятнавшие имя Воинов Света. После этого убийства все, кто называет себя так, видятся ему такими, как Борсэт и Джастис - бесчестными, трусливыми и жестокими. Роковая ошибка, которую - эхтано понимал теперь - нельзя было не сделать. Боль ослепляет; либо ты мудрец, и тогда ты предаёшь чувства забвению, либо ты воин. Мудрецов на свете немного. Айтариллэ передёрнуло от болезненных воспоминаний: цепи, кровь, освещённое неровным светом факела бледное, почти белое лицо Айтальди... Такое не прощают. Не простил и Катори - за своего брата.

Перед глазами Айтариллэ снова встало бледное лицо флейтиста, его глаза цвета вечерних сумерек, в глубине которых жестоким огнём горели невыплаканные слёзы.

- Почему? Почему - ответишь ли, эхтано?

Кто ответит на этот страшный вопрос? Кто скажет, что случилось с Орденом Скорпиона, когда-то бывшим гордостью королевства Людей? Что за тень омрачила души благородных и доблестных воинов? После всего того, что они сделали, нельзя уже оправдать их. Но ведь что-то заставило их. Или тьма заложена внутрь каждой души, как считают кхарэт? Неважно, что они называют её свободой. Для Айтариллэ лучше было умереть, чем согласиться с этим. Для него Тьма не была отвлечённым понятием, о котором можно было бы так рассуждать. Эти воспоминания никогда не станут прошлым до конца, если только не исчезнет шрам на его лице, если не будет больше Айтальди по вечерам часами смотреть в тёмное окно, не говоря ни слова...

Когда-то Рыцари Скорпиона были славным Орденом, прославленным среди всех свободных народов, от Альвар в Стране Водопадов до Эхтар в Серебристых Горах. Это долг воина - никогда не останавливаться в сражении с врагами, иначе никогда не удастся победить. Но их фанатизм перерос в жестокость, когда они утратили понимание Пути и предали забвению рыцарский кодекс, обратили его в пустые слова, смысла которых никто даже не пытается понять. Отчего это случилось? Разве это лишь только их вина? Как и любой эхтано, Айтариллэ ненавидел Орден Скорпиона, но смутно он понимал, что эти рыцари ещё до своего падения чувствовали, наверное, то же, что чувствовал он в Асталоре, когда видел слёзы младшего брата и его кровь. Значит, эта чёрная история повторилась снова: боль родила ненависть.

Но кто виновен в этой боли - не те ли, кто когда-то жестоко убил Лорэна, Магистра Ордена, бывшего отважным и благородным воином, воплощением славы Людей? Кхарэт... Император?

Айтариллэ закрыл глаза и увидел высокого кхэрту в чёрных одеждах, с длинными белыми волосами и глазами, похожими на раскалённые угли. Тот, кого все ненавидят. Отступник, чернокнижник, отцеубийца, палач, жестокость которого не знает пределов. Повелитель Проклятой Империи Кхарэт, Хэстарон Шаэ. Когда-то он был сыном Наимэ, короля Эхтар, любимым всеми и окружённым почётом. Нет, брат отважного Файтарона и прекрасной Нэратальди не мог родиться со стальным сердцем. Когда он стал отступником? Почему это случилось, ведь среди Эхтар у него было всё!

Или нет...

Нет, ему никогда не понять Хэстарона. Никому не понять его, потому что понять значило бы простить. Но всё же Айтариллэ казалось, что не может столько зла и ненависти родиться из света и любви в душе юного эхтано. Ведь не просто по несчастной случайности стал он воплощением злобы и жестокости для каждого из эхтар, и для других свободных народов тоже? И всё же его вина куда тяжелее, как думалось Айтариллэ, вины Рыцарей Скорпиона, что были слабы духом и потому поддались общему безумию.

Но всё же... кхарэт любили Императора Хэстарона, и подчинялись ему беспрекословно вовсе не из страха. Если Ильдико так потрясло увиденное... значит, он знал своего Императора другим? Айтариллэ тяжело вздохнул, подумав о том, сколького в этой жизни он никогда не узнает, не увидит и не поймёт, сколькое ещё он понимает неправильно. Даже если кто-то считает, что знает истину, скорее всего он знает её лишь отчасти, другая же сторона, другая правда, закрыта для него. Да, кхарэт жестоки и беспощадны - кому как не Айтариллэ было знать это. Но и в Асталоре была своя жизнь; как и вообще в жизни, там было всё. Были там и дружба, и любовь, и преданность - и встреча с Катори заставила его ещё раз убедиться в этом. Кхарэт чувствовали ту же боль, что и Эхтар и другие народы, так же страдали от пустоты в душе и от одиночества, оставшись одни.

Страшная мысль заставила Айтариллэ вздрогнуть. Что, если бы это у него судьба отняла Айтальди? Смог бы он смириться с тем, что живы Катори и Ильдико? Хватило бы у него сил на это? Когда-то Айтариллэ ответил бы не задумываясь, что это низко - завидовать чужому счастью и ненавидеть кого-то за это счастье. Но теперь он понимал: чем сильнее любовь, тем сильнее боль и ненависть, которыми ты за неё платишь. Кто не любит, тому не больно.

За этими размышлениями Айтариллэ не заметил, как вокруг стало совсем темно. Небо затянулось тучами, и стал накрапывать холодный осенний дождь; издали глухо доносились громыханья далёкой бури. Сменивший его воин давно уже стоял на Южной Башне, укрывшись под навесом от дождя. На сегодня Айтариллэ был свободен от службы. В последний раз он обернулся на бескрайнюю и тёмную землю, что раскинулась головокружительно далеко внизу. Грозовой ветер ударил ему в лицо, и что-то странное и свободное шевельнулось в его душе: как если бы он вдруг вспомнил, что умеет летать. Буря звала его, крылья просили полёта ("Воды Небесного Океана окрасились кровью"). Когда-нибудь настанет час справедливой битвы, и тогда он, Айтариллэ Тайраналлэа, получит право на праведную месть, - нет, не за себя... ("Он сполна расплатится за дерзость, рен-Хэстарон") - и не только даже за брата, а за Эхтанор, за милую родину, измученную бесконечной войной... За тех, кто погиб... ("Лайто, имя твоё - молитва...") За Этанольди Лайто! ...Нет, не только за Эхтанор. За каждого из убитых, за всех несчастных ("Ильдико! Что ты здесь делаешь?"), против воли втянутых в эту войну. За того кхэрту, Ильдико Таэро, которому они обязаны освобождением. И за Айтальди ("Это мрачная песня, Айтариллэ"), за этот кошмар наяву, за этот тихий плач в темноте. Эйно из Асталора должен умереть. Пускай не сейчас, - он умеет ждать. Однажды час придёт. Остаётся только дождаться его, а пока...

("Живи с этим и будь счастлив, если можешь").

Нет, на таких как Катори он не поднимет меча. Пусть эта война идёт без него: ему не нужна кровь тех, кому он сумел посмотреть в глаза - и увидел там ту же боль, что и у него. Айтариллэ Тайраналлэа останется здесь. Возможно, его осудят многие; но он, по крайней мере, не станет таким как Борсэт.

Вздохнув и закутавшись в жёсткий шерстяной плащ, он отправился домой - если можно было назвать домом приют добровольного изгнанника под чужим небом, за много сотен лиг от родного Эхтанора.

Скользя по вымокшей мостовой, Айтариллэ в темноте шёл по холодным каменным улицам Стража. Ещё издали увидел он единственное освещённое на всей улице окно, казавшееся поначалу маленькой золотой искоркой. На окне были опущены красные занавески, расшитые эхтанорскими рунами - подарок матери Хэйлэ; и потому тёплые медовые лучи, льющиеся из окна на камни мостовой и старый клён с мокрыми пожелтевшими листьями, напомнили Айтариллэ зарю над Эхтанором: словно солнечный лучик пробивается сквозь лепесток розы. В этом нежно-розовом золотистом свете было всё: и сияние парусов Файтанори, отражённое водами Алтани, и щемящая сердце красота родной земли, и красные цветы у порога, и тепло домашнего очага.

Тихо отворив дверь, Айтариллэ вошёл в комнату. Мрак и холод остались позади, и на душе у него стало тепло и легко так, что хотелось плакать от радости и усталости. Всё здесь было близким, родным: красные занавески на окнах, медный светильник в форме руны "айта" (что на языке эхтар обозначает "крыло"), эхтанорская лютня на стене, красный вьюнок, что оплёл золотистые сосновые доски потолка. За два года они с братом вернули себе хотя бы небольшую часть дома, покинутого ими.

Айтальди спал в кресле с раскрытой книгой на коленях, и его русые волосы, разметавшиеся по пунцовой ткани, вспыхивали золотом. Лицо его было безмятежно, словно не было войны, не было тех страданий, что они перенесли вместе в Асталоре, не было холодной ночи и дождя за окном.

Айтариллэ бережно взял брата на руки, чтобы не разбудить. В эту минуту Айтальди казался ему совсем ещё юным, намного младше него; хотелось заботиться о нём и всеми силами истерзанной души защищать от любого зла.

Айтариллэ осторожно уложил брата на кровать и поправил одеяло. Тёплые слёзы сами текли из глаз эхтано, и он не заметил ласковой улыбки, изменившей в ту минуту его суровое лицо.

Но за окном холодный дождь лил всё сильнее. Неистово ревел северный ветер, и казалось, что где-то вдалеке слышно, как свистят и хлопают чудовищно огромные стальные крылья. Тьма становилась всё чернее и чернее - словно какая-то неведомая и страшная сила разгневана была тем, что не может затопить и уничтожить этот маленький островок света и тепла в безбрежном океане ноябрьской ночи.

Айтариллэ подошёл к окну, и его дыхание затуманило холодное стекло. Вздрогнув, он подумал о том, как холодно сейчас тому, кто один идёт по тёмной дороге.

Плотно задёрнув занавески, расшитые защитными рунами, эхтано подошёл к спящему брату и опустился на колени рядом с ним, и положил голову на его плечо. Ничто не разлучит их, никогда. Ничто не страшно, пока они вместе - ни страх, ни горе, ни тьма и буря за окном, ни даже странное мучительное чувство вины перед потерявшим всё на свете Катори - вины в своём счастье, за которое их немыслимые страдания были ценой слишком малой.

***

Над Стражем, над Эйтандорэ и над Асталором, и над руинами Синэды той ночью лил дождь; но в предрассветный час он не бушевал так больше. Безутешно плакал он, отчаявшись вымыть из этой исстрадавшейся земли кровь, на много локтей вглубь пропитавшую её. Тогда чистыми стали бы воды Алтани к рассвету, и выросли на её берегах прекрасные и хрупкие цветы, и засияли над ними лучи Файтанори. Но была глубокая осень, и все цветы были мертвы.

Утром пришла зима, и земля, политая дождями, схватилась мёртвым льдом. Первый белый снег, холодный и чистый, саваном укрыл Курган Смертей и долго кружил над ним; но ушедшие с утренним туманом не оставили следов на снегу.

апрель 2006

ПРИЛОЖЕНИЯ

Список имён и названий

Айерин (кхарэтск. айе - вереск + рин - госпожа, леди) - юная кхэртис, жрица Сарода в Асталоре.

Айтальди (эхтанорск. айта - крыло + (ль)ди - "уменьшительно-ласкательное :)" эхтанорское окончание имён - брат Айтариллэ. Второе имя - Тайраналлэа (по имени отца).

Айтариллэ (эхтанорск. айта - крылья + риллэ - рассвет) - воин из Эхтар, Хранитель Врат Эйтандорэ. Второе имя - Тайраналлэа (по имени отца).

Алатарэ - воин из Эхтар, отец Эхтарильди и Фэрулайтэ. †607 в битве на Эларской Долине.

Алтани (эхтанорск. "летящая" ), называемая также Пограничной Рекой, - река, берущая начало в Серебристых Горах и текущая на восток, к Янтарному Морю. По ней походит граница между Империей Кхарэт на севере и Эхтанором на юге.

Аону - один из князей Кхарэт †754

Асталор (кхарэтск. аста - пронзать + лорэ - облако) - "Город, чьи башни пронзают облака", столица Империи Кхарэт. Полное название - Асталорэ Юинта Фьерту, "Асталор, Прошедший (сквозь) Пламя", поскольку незадолго до изгнания Сарода город был сожжён и через несколько столетий выстроен снова.

Борсэт - Магистр рыцарского Ордена Скорпиона, ставший предводителем после смерти Лорэна в войне Королевства Шона и Кхарэт за несколько десятилетий до событий повести.

Дор-Хэсталин (эхтанорск. дор(э) - крепость + хэста - густой туман, дым + лин(нэ) - озеро, поверхность воды) - "Крепость у Туманного Озера", столица Эхтанора.

Звёздная Цитадель - одно из наименований Эйтандорэ.

Ильдико (от кхарэтского ильда - душа + традиционное окончание первых имён м.р. у Кхарэт) - хинто Императора Хэстарона, сын Таэро и младший брат Катори. Второе имя - Таэро (по имени отца).

Иртэа - Дева-Луна, богиня любви и магии, которой поклоняются все эльфы Мира Стихий независимо от того, Свету они служат или Тьме.

Кайито Юминоко - юный кхэрту из отряда Ильдико, менестрель.

Катори Таэро - флейтист-менестрель из Кхарэт, старший сын погибшего Таэро и брат Ильдико.

Кластавэрти (от эхтанорского к(х)ласта - буря, гроза и вэрта - сила) - королева Эхтанора, дочь погибшего короля Файтарона и принцессы Эльфов Ветра.

Кхэртис - "одна из Кхарэт" (ж.р.)

Кхэрту - "один из Кхарэт" (м.р.)

Лайну Тэннэйи - юный кхэрту, хинто князя Эйно.

Лорэн - первый Магистр Ордена Скорпиона, преданный Борсэтом.

Лайто - см. Этанольди Лайто

Лантис Иритэт - девушка из кэлдов Асталора, целительница в отряде Ильдико.

Лиртанэлта - ущелье к западу от Эйтандорэ в Серебристых Горах.

Найту Минитано - юный кхэрту, маг из отряда Ильдико.

Небесный Океан - великий океан за пределами Мира, воды которого живущие на земле видят высоко над головой и по которому плывёт солнце - ладья Файтанори. На берегу его начинаются земли, куда уходят после смерти души погибших эльфов.

-ниссэ - эхтанорск. "дочь такого-то", например, "Эхтарильди Алатарэ-ниссэ" - "Эхтарильди, дочь Алатарэ".

Нэй Риаминэ - юная кхэртис, целительница в отряде Ильдико.

Нэратальди (древнеэхтанорск. нэра - ярко сиять + таллэ - утренняя роса + традиционное окончание эхтанорских имён) - дочь Наимэ, погибшего короля Эхтар; жрица Файтанори. Говорили, что в ней на землю спустилась красота богини. Нэратальди была младшей сестрой Файтарона и Хэстарона, и много сделала, чтобы вернуть последнего на верный путь, но тщетно. Погибла она во время битвы у Северной Твердыни, после которой Сарод был изгнан за грань мира.

Орден Скорпиона - один из рыцарских Орденов, созданных Шоном, королём Людей. После того, как Лорэн, первый его Магистр, погиб на войне с Кхарэт, Орден возглавил Борсэт, воин, одержимый жаждой мести, стоявший за полное и немедленного уничтожение всех, кто так или иначе связан с Тьмой, а именно всех, кроме Людей и тех Эльфов, которые прямо их поддерживают. Методы "борьбы со злом", к которым прибегали рыцари этого Ордена, утвердили за ними дурную славу среди сил Света и сделали их злейшими врагами служителей Тьмы.

Пограничная Река - одно из названий Алтани.

Рен-... (кхарэтск. "господин, лорд") - в языке Кхарэт приставка к мужскому имени, означающая глубокое уважение. Хинто, говоря о своём повелителе или обращаясь к нему, использует её всегда.

Рин-... (кхарэтск. "госпожа, леди") - в языке Кхарэт приставка к женскому имени, означающая глубокое уважение.

Сайдо Эшра - юный кэлд из отряда Ильдико.

Сарод - могущественный дух, бывший братом Хранителей Стихий (Файтанори, Хэннайэ, Тарьянира и Хаэтли), однако возжелавший власти для себя и начавший против них войну, собрав войска демонов и созданий Тьмы. Именно тогда его стали называть Тёмным Властелином. Ему удалось на какое-то время почти полностью захватить власть в Мире Стихий и привлечь на свою сторону часть Эхтар с Хэстароном во главе, впоследствии названных Кхарэт; именно в то время были созданы кэлды. Тем не менее, война была им проиграна, и Сарод был изгнан за Грань Мира; но остались некоторые его последователи, желающие его возвращения: Кхарэт и некоторые демоны. У Кхарэт всегда был сильно развит культ Сарода, особенно после восстановления Асталора.

Северная Империя - одно из наименований Империи Кхарэт.

Северная Твердыня, называемая иногда просто Твердыней, - огромная крепость Сарода, с падением которой началась Новая Эра (1 год Н.Э.).

Тайраналлэа (эхтанорск. тайра - свобода + наллэ - полёт ) - родовое имя Айтариллэ и Айтальди.

Таэро Хильтанди - отец Ильдико и Катори Таэро, близкий друг Хэстарона, погибший в битве у Тэнвалоссэ.

Тэнвалоссэ - эхтанорский город к востоку от Эйтандорэ, стоящий на южном берегу Пограничной Реки.

Файтанори (файта - солнечный свет + нори - королева, госпожа) - богиня Солнца и Огня, которой поклоняются Эхтар. В Мире Стихий Солнце - корабль Файтанори с огненными парусами, на котором она с воинством душ доблестных эхтанорских воинов, павших в бою, каждый день проплывает по водам Небесного Океана, озаряя землю своим светом и охраняя её от вторжения Тёмного Властелина. Эхтар почитают Файтанори в двух воплощениях: как Защитницу и Воительницу (и тогда изображают её с легендарным щитом Фэрухластэ ("огненная буря") в левой руке и мечом в правой, с золотыми волосами, заплетёнными в косы), а также как богиню весны и покровительницу домашнего очага, и тогда её изображают девушкой в эхтанорском платье с белкой на плече. Файтанори - одна из четырёх Хранителей, правящая эльфийским народом Эхтар и стихией Огня; её сёстра Хэннайэ, Владычица Морей, покровительствует Альвар, Эльфам Воды; братья Файтанори - Тарьянир, Владыка Лесов, и Хаэтли, Повелитель Ветра.

Файтарон (древнеэхтанорск. файта - свет (солнечный) + ронарэ - магия, духовная власть) - погибший король Эхтанора, отец Кластавэрти. Он был сыном короля Наимэ и старшим братом Хэстарона, но, в отличие от последнего, остался верен отцу и возглавил тех Эхтар, что остались верны Свету и Файтанори.

Фаэтар Мудрый (эхтанорск. фаэ - свет пламени + тарэ - взгляд) - верховный маг Ордена Пламени в Эхтаноре.

Фэрулайтэ (эхтанорск. фэру - пламя + лайтэ - лист эхтанорского священного клёна) - старший брат Эхтарильди и сын погибшего Алатарэ, воин из Эхтар.

Фэрьямирэ (эхтанорск. фэрья - дом (и домашний очаг) + мирэа - дивный, чудесный) - легендарный город на берегу Небесного Океана, куда уходят после смерти души погибших Эхтар и где стоят чертоги Файтанори.

Хинто (кхрэтск. "тот, кто слудует") - кхэрту, в очень ранней юности давший одному из князей клятву верно служить ему и исполнять любую его волю. После этого князь становится для хинто повелителем (таков примерный перевод слова "эрто"), и именно ему до момента посвящения в воины полностью принадлежит жизнь хинто, который на войне обычно выполняет роль оруженосца, но остаётся рядом с князем и в мирное время. Хинто считается символом кхарэтской преданности Сароду и Императору, поскольку в других странах такого обычая нет.

Хэйлэ - воин-менестрель из Эхтар.

Хэстарон (древнеэхтанорск. хэста - туман, дым + ронарэ - магия, духовная власть) Император Кхарэт. Он был младшим сыном Наимэ, короля Эхтар, но Тёмный Властелин Сарод склонил его на свою сторону, и тот отрёкся от Файтанори и убил своего отца, после чего королём Эхтанора стал Файтарон, старший брат Хэстарона. Однако не все Эхтар согласились принести ему Клятву Верности: многие последовали за Хэстароном и стали служить Тёмному Властелину. Их стали называть Кхарэт, и впоследствии они объединившись с кэлдами, а также немногочисленными демонами и Людьми, основали огромное и мощное государство к северу от реки Алтани и к востоку от Серебристых Гор, названное Империей Кхарэт.

Шон - король Людей, чей замок, Рубин, находится в лесу Элсавэн и западу от Серебристых Гор.

Эйно (тёмн. наречие "ворон") - могущественный князь Кхарэт, приближенный Императора Хэстарона. Его отец был из демонов Севера, а мать - из Кхарэт. Именно Эйно ещё до падения власти Сарода убил Этанольди Лайто.

Эйтандорэ (эхтанорск. эта\эйта - звезда + дорэ - крепость) - "Звёздная Цитадель", эхтанорская крепость у истока Алтани, названная так в честь Этанольди Лайто.

Этанольди Лайто (древнеэхтанорск. эта - звезда + ноллэ - глубокая ночь; лайтэ - лист эхтанорского священного клёна + традиционные окончания имён (ль)ди и о) - эхтанорский герой, погибший за 800 лет до Падения власти Сарода. Этанольди был родом из Кхарэт, но когда он был ещё младенцем, родители его погибли с битве с Эхтар, и эхтанорский воин из Тэнвалоссэ, лишившийся на той же войне своей семьи, усыновил его и вырастил как родного сына. Приёмный отец дал ему имя Этанольди, "Звезда в ночи", и второе имя, Лайто, в честь своего погибшего сына. Перед одной из битв у Алтани Этанольди сумел уничтожить кхарэтский флот, однако был взят в плен и - по приказу Эйно (уже тогда бывшего кхарэтским военачальником) - жестоко убит: его ослепили и опустили в замерзающее озеро. Однако Эхтар победили в той битве, и на месте смерти Этанольди была воздвигнута крепость Эйтандорэ (Пограничная Крепость), а посреди озера, где он погиб, ему поставили памятник из серебристо-белого эхтанорского мрамора. Было предсказано, что Эйтандорэ не падёт, пока у памятника Этанольди будут лежать свежие цветы.

Эхтани - "одна из Эхтар" (ж.р.)

Эхтано - "один из Эхтар" (м.р.)

Эхтанор - государство Эльфов Пламени, сражающихся на стороне Света, находящееся к югу от Алтани и к востоку от Серебристых Гор, со столицей Дор-Хэсталин.

Эхтарильди ("огонёк", эхтанорское название белки) - младшая сестра Фэрулайтэ и дочь погибшего Алатарэ, девушка из Эхтар.

Янтарное Море - море к востоку от Эхтанора и Империи Кхарэт, куда впадает Алтани.