 |
Елена Свительская
Хару (Весна)
Грустна моя дорога на земле,
В слезах и горе я бреду по свету,
Что делать?
Улететь я не могу,
Не птица я, увы, и крыльев нету.
Прекрасна цветущая сакура, но недолог век её цветков. Вот и осыпались её лепестки. Вот и истаял дым погребального костра. Куда теперь попала моя бедная мама? В рай ли? В ад ли? Одно хорошо: теперь думы о моём отце перестанут её тревожить. Не будут промокать рукава её одежд каждую ночь. Но и тепло ласковых маминых рук более не ощутить мне.
Я с грустью смотрела на сад. Слуг почти не осталось: они не захотели служить обедневшим господам. Сад зарос. Дом разрушался. Ужасен и печален каждый одинокий день в таком строении.
Мама говорила: отец мой был прекрасен как принц Гэндзи. Но я не думаю, что Гэндзи прекрасен. Да, он превосходил всех в искусствах танца, стихосложения, изготовлении благоуханий, каллиграфии, игре на музыкальных инструментах. Да, он одевался изящно и внешность имел необыкновенную. Но будучи влюблённым в свою жену Мурасаки, этот мужчина продолжал захаживать к другим женщинам. Как она страдала, бедняжка! Впрочем, не она одна. Так уж сложилось в этом мире, что жизнь женщины - это жизнь страданий...
И снова мои рукава промокли от слёз...
Обессилев, уснула. И снился мне императорский дворец. Дамы в прекрасных многослойных нарядах. Нижние кимоно, от которых видны только края, и верхние кимоно подобраны со вкусом. Ширмы, расписанные деревьями и цветами, украшенные прелестной каллиграфией. Роскошно обставленная комната. Я сидела в ней. За ширмой сидел какой-то мужчина и играл на флейте. Какие дивные звуки извлекал он из своего инструмента! И вот вошёл мальчишка-паж. В руках поднос. На нём сложенный лист красной бумаги с золотой пылью и прелестная ветка сливы с красными цветами. "Письмо от наследника престола!" - провозгласил посланник. Мужчина оборвал игру, взял поднос, передал мне. "Дочка, ты ему понравилась. Как я счастлив!" Я знаю, что ты счастлив. Быть может, я стану матерью нового наследника, потом - матерью императора. О, какой очаровательный почерк у наследного принца. Очарованьем и страстью веет от его горячих строк, от искусно сложенного стихотворенья. Я подбираю красивый лист бумаги. Растираю тушь. Мне полагается ответить. Сказать, что я не верю, что всё меняется в этом мире и сердце наследника - не исключение. Хотя на самом деле я хочу написать, что люблю его, что он прекрасен.
Чей-то голос издалека. Вот и улетел словно потревоженная птица мой сон. Ох, не знакомый голос! У ворот. Сбежать и спрятаться. Нужно как можно дальше спрятаться...
Забилась в тёмном углу. За какими-то старыми вещами. Чужаки бродили по моему дому, негромко разговаривая между собой. Яркий аромат коснулся меня: среди них есть аристократ. Что лучше - попасться аристократу ветренику или в руки разбойникам? Не знаю. О, только бы не нашли меня!
Словно пена на воде,
Жизнь мгновенна и хрупка,
И живу я, лишь молясь:
О, когда б она была
Прочной, крепкой, что канат!
Преданная кормилица вышла к вторгнувшимся в мой дом. Умоляла уйти, просила ничего не трогать, призывала на помощь богов. Из её сбивчивых слов трудно было что-то понять. Бедная женщина! Ты не выстоишь против них и себя погубишь!
И вот кто-то приближается к моему убежищу. Ближе запах его духов. Отодвигает короб, за которым пряталась. Мне остаётся только заслонить лицо рукавом. Неприлично показываться мужчине...
Ласковый голос, нежное касание. Когда-то это сгубило мою маму. Мне страшно, мне горько, мне стыдно, мне душно! Звон в голове. Мир тускнеет. И уплывают вдаль его лицо, звуки чьих-то голосов. Неужели, я погибаю?.. И скоро смогу увидеть ту, что привела меня на свет?..
Так непрочна она,
Парча алых листьев осенних!
Только иней с росой
наконец-то выткут узоры,
как уже всё порвалось, распалось...
Прикосновенье нежных ладоней. Мама, это ты! Мы встретились с тобою, мамочка!
Открываю глаза. Надо мной склонилась взволнованная кормилица. Значит, жизнь моя не окончена. И долгожданная встреча с самой близкой, с самой дорогой мне не состоится. Слёзы бегут по щекам.
- Не плачь, моя милая Хару! Всё плохое осталось позади, - уговаривала меня добрая женщина.
Мои слёзы не кончались. И из её глаз брызнули слёзы.
- Хару, теперь пришла и твоя весна!
- Они ушли? - вспомнив о чужаках, - испуганно спросила я. - Скажи, кормилица!
- Они вернутся. Хвала богам, они вернутся.
- Да что же это такое? - от ужаса перестала плакать. - К чему им нарушать наше уединенье?
- Возрадуйся, Хару. Твой отец разыскал тебя. Он более не оставит тебя. Ты переедешь в столицу. Будешь жить в богатой усадьбе. Носить прекрасные наряды. Твой отец - один из лучших музыкантов - поможет твоей игре стать более совершенной. Даст все необходимые знания, которые нужны девушке твоего круга. Он проведёт обряд одевания Мо...
- Но я не хочу в Киото! Не хочу уезжать отсюда!
- Глупышка, ты даже не представляешь, какое счастье подарили тебе боги!
Но я не хотела такого счастья! Я так желала увидеть маму ещё раз! И вот, мне не удалось уйти. Мне нужно жить, жить в этом ужасном и печальном мире, полном страданий!
Отчаяние моё было безутешно. Я пряталась в углу комнаты или лежала на своём ложе. Мне было страшно! О, как мне было страшно жизни, расставанья с домом, где я родилась и провела свою короткую и грустную жизнь. Верно, вырастающим птицам так же печально покидать родноё гнездо.
Отец вернулся. Захотел поговорить со мной. Долго сидел, пытаясь меня разговорить, потом отодвинул старую ширму, разъединявшую нас. Вскрикнув, спрятала лицо за рукавом. Как стыдно: мужчина увидел моё лицо!
- Ты очень похожа на меня, дочь, - голос его потеплел. - И очень красива. Лучшие кавалеры столицы будут страдать, заслышав о тебе. Пожалуй, сам наследник престола потеряет покой. Возможно, ты станешь его любимейшей наложницей, затем женой и матерью его первого сына.
Все девушки моего круга мечтали о том, чтоб родить императору наследника. Но я не мечтала. Мне только бы увидеть маму! Мою любимую маму! Хоть разок! Хотя бы мельком во сне!
Вскоре за мной приехала повозка. Меня не спрашивали, хочу ли я переехать в столицу. Отец, слуги, и преданные мне, и сопровождающие моего родителя - все они радовались, пророчили мне блестящую судьбу. Но подарки судьбы не вечны. Рано или поздно они исчезнут. Так отчего же люди мечтают о них, как о величайшей драгоценности? Я бы очень хотела спросить это у верной кормилицы, но не осмелилась и вошла в повозку. Дверь закрылась за мной, отделив меня от мира и от моего прошлого.
Я лишь пыль на ветру,
что мчится, покоя не зная,
не известно куда, -
и неведомо мне, скитальцу,
где найду пристанище в мире...
Так сказал какой-то поэт о себе. Однако слова его, застывшие в сборнике, были как будто и обо мне...
Дорога была долгой, утомительной. Я прислушивалась к разговору слуг, к пению ветра и шелесту листвы. Однажды, не удержавшись, чуть-чуть приоткрыла окошко и выглянула в щёлку. Боги, как красиво! Я впервые вижу настоящие реку и горы! Не на ширмах, не на картинках к старинным повестям, а так, какие они есть на самом деле.
Весенний дождик
На воде
Узоры ткёт,
А горы
В зелень красит.
Так говорилось в одном из прочитанных мною стихотворений. Я и представить не могла, что это может быть так прекрасно.
О, нет, ничто
С весною не сравнится.
И если б знать,
Как время это
Навсегда продлить...
Грусть, лёгкая и нежная как весенний снег. И такая же короткая. И точно так же красивая. Впервые мысль о расставании с домом перестала причинять мне боль. Вспомнились десятки стихотворений. А глаза неотрывно следили за подплывающим, поравнявшимся со мной и уплывающим вдаль от меня пейзажем.
Очередная остановка. Путь. Сокровище за окном. Темнеет. Вечер. Луна. Какая-то усадьба. Вот отец, вышедший из своей повозки. Вот хозяин усадьбы, выбежавший ему на встречу. Облако, прикрывшее луну, уходит. И в лунном свете я могу разглядеть лицо хозяина. Он молод и красив собой. Хотя одет попроще, чем мой отец. И как он вежливо разговаривает с моим родителем. О, заслышал обо мне, оживился. Ах, он смотрит в сторону моей повозки! Надо спрятаться. Как сердце бьётся. Кажется, оно вот-вот выскочит из груди. Он не должен был увидеть меня через щель, да ещё и ночью, но мне страшно.
Хозяин отправил кого-то, чтоб приготовили для нас комнаты. Затем меня провели в дом, пряча от слуг и от знакомого отца. Ночью я не могла уснуть. Слушала доносившиеся издалека звуки: это мой родитель и хозяин играли и любовались луной. Мне нельзя было показаться и уж тем более присоединиться с ним. Можно было только наблюдать издалека и слушать. Что ж, такова женская доля.
Поутру хозяин прислал мне стихотворение, записанное изящным почерком на синей бумаге:
Хоть говорят:
"Не уходи, помедли",
Весну не удержать.
Прощанье
Так печально...
Отец настоял, чтоб я ответила на послание. Взяв кисть, я написала на поданном им листе:
Ах, если б навечно
Рукава пропитались
Ароматом сливы...
Уйдёт весна,
Но память сохранится.
Меня со всеми осторожностями провели к повозке. Я вошла в неё. Дверь закрылась, отделяя от меня ещё один кусочек жизни, уходящий в прошлое. Мы продолжили путь.
Добрались наконец до усадьбы отца. Проводили меня в мои новые покои. Молоденькие красивые прислужницы шумной стайкой окружили меня. И наперебой стали засыпать меня похвалами:
- Ах, какая у вас белая кожа, госпожа!
- Ах, как черны и длинны ваши прекрасные прямые волосы!
И увели меня переодевать в новые наряды.
Время шло. Я совершенствовалась в игре на кото и бива. Изучала образцы каллиграфии, принесённые мне отцом. Училась подбирать ароматы. Разучивала стихи из антологий и семейных сборников. Все наперебой восхищались мной. Я была единственным ребёнком у богатого аристократа. Порой в моё сердце проникали злые и обиженные мысли: "Не будь я единственным его ребёнком, разве стал он разыскивать меня?".
Дни текли. Отец всё более и более гордился моими успехами. Ранее он строил планы, кто из аристократов достоин того, чтоб стать его зятем. Теперь же начал подумывать о том, чтоб ввезти меня во дворец. Говорили, что наследник престола уже всерьёз увлёкся одной из своих наложниц. "И что же? - читалось на лице моего отца, - Так же спокойно, как оставил предыдущую, он оставит и эту. И что до того, что они произнесли любовную клятву? Он легко произнесёт её для тебя, Хару. Ты прекрасна. Ты займёшь всё его сердце, всю его душу и более никого не пропустишь туда. Придёт время, когда ты родишь нового наследника престола. А я смогу тогда серьёзно влиять на императора".
Провели обряд надевания пояса Мо: теперь я стала взрослой. Неожиданно у меня объявилось множество поклонников. Они жаждали взглянуть на меня хоть украдкой, убедиться, так ли я красива, как обо мне говорят, проверить, так ли я талантлива, как шепчут слухи. Полагаю, отец был не последним, кто приложил руку к распространению этих слухов.
Каждый день мне приносили десятки посланий от воздыхателей. Я не хотела даже смотреть на написанное. Отец читал все послания. И подавал мне письма от тех, кого считал достойными, настаивал, чтоб ответили на них.
- Чтобы эти господа не сочли тебя жестокосердной, - говорил он.
- А другие сочтут, - заметила я из-за разделявшей нас ширмы.
- Что нам до них? - проворчал мужчина.
- Но отец, разве не мечтаешь ты, чтобы я отправилась во дворец? К чему мне отвечать этим господам?
- Чтоб они больше говорили о тебе, чтоб больше хвалили тебя. Тогда и наследник престола сочтёт тебя интересной.
Он был очень расчётлив, мой родитель. Да и понятно: кто из аристократов, не мечтает стать отцом любимой жены императора? Дочек много, быть может, император разделит сердце меду ними всеми или частью из них, но наследником станет только один из его сыновей.
Я жила, не зная любовных терзаний, не ведая горя, всегда сыта и нарядно одета. Служанки исполняли все мои просьбы. Отец подыскал мне свитки с повестями. Я читала истории, разглядывала картинки к ним. Мне казалось, что так всегда будет...
Однажды я играла в Го с Аой, самой интересной и забавной из моих служанок. Вдруг со двора донёсся какой-то шум. Мы испуганно прислушались.
Молодой мужской голос кричал о состязании, моём отце... ох, что-то случилось с отцом! Говорят, сейчас его внесут в дом. Он даже ходить не в силах? Боги!
Я выскочила из дома, пробежал сад, подскочила к воротам. Вот какие-то люди внесли на руках моего отца. Лицо его исказилось от боли. Да что с ним? Отчего?
Бросилась к отцу, что-то кричала ему... кажется, просила не умирать... Нёсшие его изумлённо остановились, во все глаза разглядывали меня. Лицо родителя на сей раз исказилось от гнева. Запоздало вспомнила о приличиях. Ахнула, закрылась рукавом. И, спотыкаясь, бросилась в дом прятаться. Под ноги что-то попало. Я запуталось в полах кимоно. Упала. Было больно, но ещё сильнее были стыд и досада. Прибежали служанки, подняли меня, увели в дом. И, сетуя на мою неслыханную глупость, на моё потрясающе бесстыдное поведение, переодели в чистые одежды, обработали царапину на моей руке. Я то и дело спрашивала, как мой отец, сильно ли он пострадал, будет ли жить. Кто-то из служанок, вняв моим мольбам, уходил проверить. Но пока никаких внятных ответов не приносили. Неужели, он умрёт, как и мать? Не так давно он был не интересен мне, не нужен и вот - несчастье, а сердце моё кричит от горя, от страха за него...
Мои глаза увлажнились. Рукава, в которых прятала лицо, стали промокать от слёз.
Текуч, изменчив
Этот бренный мир.
Тело - лишь
Роса, повисшая
На летних травах.
Служанки напрасно пытались меня успокоить. Я разозлилась от их ласковых слов, от уверений, что всё будет хорошо. Прогнала их всех, даже любимую мной Аой. Долго лежала, задыхаясь от рыданий. Тревога мучила меня, разъедала моё сердце. Не выдержав, я поднялась. Вытерла слёзы. И побрела по зданию, прячась за ширмами, в то крыло, где находились покои отца. Не дойдя, испугавшись шума беготни и чьих-то взволнованных голосов, спряталась за одной из ширм. И стала вслушиваться, надеясь хоть что-то понять о состоянии отца.
Я долго стояла, ничего не понимая. Сердце разрывалось от отчаяния и страха. Неожиданно послышались шаги. Кто-то быстро шёл. По направлению к тому месту, где пряталась. И шаги были не женские, мужские. О, я и так сегодня опозорилась! Что подумают обо мне люди, если я опять покажусь незнакомцу?.. Как долго будут говорить о моём лёгкомыслии, моём бесстыдстве, торжествуя от злости.
Метнулась. Надеясь скрыться, пробежала между ширмами. Сейчас будет заветный проход...
И натолкнулась на опередившего меня. Отшатнулась, запуталась в полах кимоно. И упала бы, не поддержи меня незнакомец. Невольно взглянула на него. У него была простая, ничем не примечательная внешность. Такими же были и его одежды. Но когда наши взгляды встретились, сердце моё замерло на миг, а потом забилось очень быстро. Он держал меня осторожно и нежно. И смотрел на меня... О, боги, что я натворила! Показалась мужчине, оказалась близко к нему. И ничто не разделяло нас! Ни единой ширмы не было между нами! Если несчастье не убьёт моего отца, то известие о моём дрянном поведении точно это сделает! Или он разозлится и убьёт меня!
Рванулась, готовясь пинаться, кусаться и царапаться, если юноша не отпустит меня. Не важно, что дамы так себя не ведут!
Но незнакомец сразу же отпустил меня. Я подхватила одежды, чтоб не мешали бежать и бросилась прочь. Запоздало мне полетело вслед:
- Вас не просто так назвали весною, госпожа Хару... вы прекрасны, как весна!
Я добежала до моих покоев, забилась в какой-то тёмный угол. И до вечера просидела там, сжавшись в комочек. То ждала, когда набегут стайкой служанки и начнут укорять меня за новый дурной поступок, то тряслась, воображая, что тот юноша незаметно крадётся ко мне, то боялась, что вот-вот в комнату ворвётся разгневанный отец... Очень хотелось оказаться подальше от Киото, в каком-нибудь горном монастыре. Закрыться там в маленькой келье, до конца моей жизни молиться милосердному Будде, умоляя его о прощении. О, что я наделала! Что я наделала!
Вечером явилась Аой и, подбадриваемая молоденькими служанками, вытащила меня из моего плохого укрытия. Я ждала упрёков, укоризны. Но им не было известно о моём проступке. К тому же они принесли радостную новость: повреждения отца не столь серьёзны, как остерегались ранее. Мой родитель выздоровеет. Он будет жить! Боги, какая радость: мой отец будет жить! О, как я благодарна вам, боги!
Меня накормили, оставили одну. Я легла на моё ложе, накрылась одеждами. И уснула бы, не подойди ко мне Аой.
- Госпожа, прочтите это послание, - таинственно сверкая глазами, попросила девушка.
- Отец...
- Нет. Тот юноша, который влюбился в вас...
Тот юноша? Боги! С тех пор, как я выскочила из-за ширм и налетела на него, он не успокоится и будет ежедневно слать мне любовные письма. А если ещё и умрёт от нераздельной любви и неугасимой страсти? К моим грехам добавится и грех за его смерть. Мало мне того, что я родилась женщиной, так ещё и это! А как довольны будут сплетники, как счастливы они будут, приговаривая: "Ах, какая жестокая! Ах, бессердечная!"...
Отвернулась от служанки, закрыла лицо рукавом. Она не отставала, молила взглянуть на послание, ответить.
- Иначе он будет думать, что вы, моя госпожа, жестокосердная! - предупреждала девушка.
Аой и так и эдак убеждала меня. И добилась-таки своего. Я согласилась взглянуть на это послание, а более - ничего. Забуду его строки, как строки иных, чьи письма читала прежде.
Бумага была красива, но ещё красивее оказался его почерк:
"Если б достался мне напиток бессмертия, я взобрался бы на гору в провинции Суруга. Открыл бы сосуд и зажёг бы подаренную богами жидкость. Она горела бы вечно и так ярко, как горит теперь в моём сердце любовь к вам.
Не встретиться нам вновь!
К чему мне жить на свете?
Погас твой дивный свет.
Увы, напрасный дар -
Бессмертия напиток"
В тех письмах, что читала прежде я, с принцессой Кагуя меня ещё не сравнивали. А его почерк... как у человека, не примечательного внешне, может быть столь восхитительный почерк? О, у этого юноши должна быть необычайно тонкая душа...
- Напишите ему хотя бы строчку, госпожа! - умоляла Аой.
Видно, очень трогательно просил он её передать мне посланье.
- Он сочтёт меня легкомысленной!
- Одну только строчку! Он будет очень счастлив! - не отставала от меня служанка.
Но на сей раз я не поддалась на её уговоры. Хотя мне и самой очень хотелось написать ему ответ. Ох... если я не отвечу, он подумается, что хотя бы крохи благоразумия у меня остались. О, что же я натворила! Что натворила сегодня!
Отец мой поправился, но беспокойство не оставляло меня. Я мечтала, чтобы незнакомец забыл о моём постыдном поступке, о том, как я выглядела. И одновременно злилась, что он больше ни разу мне ни написал. А написать самой было нельзя. Да и не будь это столь предосудительным, мне не было известно, кто он и откуда, так как я могла ему хоть что-то написать?
Как набирают силу
Летние травы,
Растёт любовь.
Пусть скрыта будет
Дымом от курений.
Мне ежедневно слали письма те, чьи послания мне были не нужны. И порой родитель мой принуждал меня отвечать. Увы, я не могла написать тому единственному, кому хотела...
Настанет вечер -
Горю светлее светляка.
Но огонь души
Не виден никому -
И оттого так холоден любимый.
Ещё недавно я завидовала героиням повестей, мечтая испытать любовь. Теперь я чувствую её. И мне так горько, как было им.
Ещё безнадёжней,
Чем цифры писать
На текущей воде,
Любить человека,
Что не любит тебя!
Однажды отец вернулся из дворца с сияющим от радости лицом. Едва только бросив на него взгляд сквозь штору между нами, поняла, что мной заинтересовался наследник. И тотчас получила словесное подтверждение моей догадке. Любая девушка моего круга, услышав это, несказанно бы обрадовалась. А я почувствовала глубокую горечь: теперь мне не быть с моим любимым.
На следующий день принесли письмо от наследника.
- Пришла и ваша весна, госпожа Хару, - как ни старалась Аой, я поняла, что служанка очень сильно мне завидует.
Но моя весна, наоборот, закончилась... и лето моё окончилось. Сейчас в моём сердце осень.
Какому богу
Молится ветер осенний?
Красные листья
Бросает, словно
Жертву приносит.
И я - как эти листья. Принесённая в жертву честолюбию своего отца и мимолётному развлечению наследного принца. Нет, я не питала надежд стать самой любимой его наложницей, затем - его женой. Ведь только одна станет матерью нового наследника. И что же другие?..
Вот уже оговорили дату, когда я войду во дворец...
Только раз полюбить -
И столько печали.
Какие же муки -
Кому довелось
Многих любить.
Отец сиял от счастья, служанки наперебой поздравляли меня. Они говорили о весне, а для меня уже была зима. Однажды на рассвете бессонной ночи ко мне подошла подозрительно притихшая Аой.
- Госпожа, не знаю и как поступить... - произнесла она, пряча глаза.
- Опять тебя уговорили стать посланницей? Тебе не совестно таскать мне все эти ворохи ненужных писем?
- Я знаю, каково любить без ответа... - её голос стал почти не слышным.
Так вот отчего... у тебя милосердное сердце, Аой. Но как же ты жестока со своей госпожой!
- Знаю, что не должна отдавать вам это письмо, но мне кажется... вы его ждёте...
- От того, кто увидел моё лицо? - сажусь на постели.
- От него.
Протягиваю руку и принимаю заветное послание. Вглядываюсь в любимый почерк.
"Я хорошо понимаю, что для вас, госпожа Хару, лучше, чтоб я молчал. День за днём я увлажнял рукава моих одеяний. И перенёс невыразимые словами муки, принуждая себя не напоминать вам о моём существовании. Теперь вас ожидает во дворце наследник... простите, я не смог сдержаться... хотя бы раз скажу о чувствах, которыми переполнена моя душа. О, нет, я ни в чём не упрекаю вас, госпожа Хару!
Уже почти я умер.
Хотел бы только знать:
Вернусь ли к жизни,
Если тебя увидеть
Мне придётся?
Я не имею права просить вас о встрече. Простите меня за дерзость, моя прекрасная весна! Я постригусь в монахи и уйду в горы. И до конца жизни буду молиться за вас, но более ни чем не потревожу вас!"
Слёзы легли на иероглифы, написанные милой рукой. Сердце болезненно сжалось. Я приготовила тушь и, выбрав алый лист бумаги, написала на нём:
"Хоть сплю,
Хоть бодрствую -
Всё вижу его.
Чтоб ни случилось -
Разве сердце его забудет?"
Аой забрала послание, спрятала в рукав и быстро ушла. С грустью опустилась я на ложе. И спрятала заплаканное лицо в одеждах.
Служанка принесла ответ так быстро словно мой любимый поджидал у ворот усадьбы. А может, так оно и было. Дрожащими руками взяла драгоценное письмо. Слёзы застилали глаза, и я не сразу смогла прочесть послание:
"Люблю тебя -
И всё тут.
Скитается душа...
И уцелеет от меня
Пустое тело"
В ответ послала:
"Чуть смежила глаза,
Увидела: иду
К желанному на встречу.
Пусть та дорога
Явью станет"
И вновь Аой ускользнула с письмом. И снова я, трепеща, ожидала ответа.
Но она вернулась без письма. Сообщила, что слуги начинают просыпаться и мой любимый ушёл, чтобы не навлечь на меня подозрений. Целый день я была сама не своя. Была уверена: он придёт ночью. Он должен прийти!
И сердце не обмануло. Стемнело. Все легли спать. Накатилась тишина на усадьбу. Разве что цикады продолжали петь. Их жизнь коротка, но пока она длится, цикады поют. Любимый шёл неслышно, но аромат его одежд помешал ему явиться не замеченным. Вот он нерешительно замер у ширмы, заслонявшей моё ложе. Мне слышно его дыханье. Моё сердце рвётся из груди к нему. Вот, решившись, юноша обходит ширму и останавливается около меня. Тихо рассказывает о том, какими безрадостными были дни после нашей встречи. Мне полается убежать, позвать служанок. Вместо этого слушаю его. И хотя прячу лицо в рукавах, преград между нами нет. Сердце женское - не камень. Он оказывается на моём ложе, и мы произносим любовную клятву:
- Чтоб нам в небе птиц четой неразлучной летать, чтоб нам на дереве раздвоенной веткой расти!
Ночь подходила к концу. Ему бы уйти незамеченным, но он, поднявшись, подхватил меня на руки:
- Я хочу унести мою весну с собой.
А мне... мне бесстыдной хотелось с ним...
Любимый вынес меня из моих покоев, двинулся дальше. Вот, он выбрался из усадьбы. Счастье было так близко...
Дальше всё смешалось. И сад, и заря, и улица, и крики, и погоня... нас настигли. Меня вырвали из его рук. Оттащили от него. Мои крики, мои рыданья никто не замечал. Меня где-то заперли. Я плакала, отказывалась от еды. Умоляла служанок, которые изредка приходили ко мне, сказать, что стало с ним. Они молчали, отворачивались, презрительно молчали. Я опозорила себя. Но мне не важно, что будет со мной, что скажет наследник, когда ему расскажут. И только верная Аой, принеся мне обед на следующий день, ответила:
- Наследник так разгневался, узнав, что приказал его казнить.
|
