Вряд ли коротенькая история, которую я решил поведать читателю, может выразить главное, что мне приходилось переживать и понимать, работая первый год в общеобразовательной сельской школе, на должности учителя. Я выбрал случай лишь в виду его завершённости, предельной ясности мне самому заключённого в ситуации урока. Но в школе творятся миллионы историй, причудливо переплетающихся, часто много ярче, чем приведённая мной здесь, но, размышляя, как изобразить главное в полной мере, я теряюсь в выборе жанра. И прежде чем приступить к рассказу, я позволю себе немного философских размышлений, чтобы изобразить направление собственного духовного поиска, внутри которого мне приходилось оценивать происходящее.
Школа - место пересечения поколений. Я часто размышлял здесь, как мог выглядеть первый учебно-воспитательный процесс в истории человечества, и приходил к выводу, что всё началось в незапамятные времена. Как? Возможно, кто-то, невероятно храбрый, поджёг факел в пламени поражённого молнией дерева, и подарил человечеству огонь, защиту от хищных зверей, и требовалось передать знания, и навыки. Мне постоянно представлялось, что я попал в сердце событий, рождённых водоворотом человеческой истории, от первых наблюдений за свойствами твёрдых тел и каменных топоров - до теории относительности и кибернетики, вместе с космическими кораблями и компьютерами. Школа - место, где формируется стержень общественного сознания. Люди не представляют, как много их проблем - неусвоенные уроки школьных лет. В людской памяти те годы просто затираются, но здесь, внутри - всегда пульсирует жизнь на высочайших частотах. Здесь работает воображение так, что понимаешь напрасность потуг многих "свободных художников", укрывшихся от мира в узком кругу себе подобных. Здесь льётся из неиссякаемого "волшебного Грааля" эликсир вечной юности, и нет времени на уныние. Здесь по-прежнему в споре рождается истина, и никогда не знаешь, что произойдёт завтра.
Прежде мне никогда не приходилось работать по специальности, и я порядком подзабыл свой предмет - биологию. Первое, что я решил сделать, когда пришёл работать в школу - исполнить детскую мечту о живом уголке. Когда я сам учился в школе, мне казалось, что живого уголка не хватает. Я часто представлял себя в роли учителя, и в воображаемых образах непременно присутствовал живой уголок. Как-то, в первый год по окончанию университета, мне приходилось навещать учительницу биологии, которая, по совпадению, учила моего младшего товарища с биологического факультета, в совсем другой союзной республике. Она встретила меня со словами: "А, Джеральд Даррелл!", и выразила сожаление, что я от всего отказался. А я чувствовал, что не оправдал её надежд, и единственная пятёрка в моём аттестате была напрасной. В общем, живой уголок я устроил.
- Вот и сбылась ваша мечта! - сияя, заявил мне Сидоров (имена и фамилии действующих лиц я решил изменить), единственный ученик в восьмом классе, когда всем стало ясно, что живой уголок состоялся, намекая на свою главную роль в этой истории, хотя в чём конкретно заключалось его участие, мне не вполне ясно, но понятно, что без Сидорова ничто не имеет смысла. В общем, в итоге, у нас имелись два аквариума с рыбками, лягушками и моллюсками, черепаха по имени Любка, попугай Гоша и хомячиха Маруся. Были и необычные экспонаты. Огромная беззубка, извлечённая из пруда Гришей из седьмого класса выглядела жутковато среди аквариумных обитателей. Потом она выбросила из сифона глохидий, которые впиваются рыбам под кожу, потом на ней образуются шишки, и когда они прорываются, оттуда выпадают маленькие беззубки.
- Ничего не получится, - мрачно сообщил я Сидорову, пока тот смотрел в микроскоп, как глохидии щёлкают зубатыми "челюстями". - Это речной рыбе хоть бы хны, а эти рыбки - слишком мелкие. Не будет ни беззубок, ни рыбок. Посмотри, все плавники в глохидиях! И жабры... Это какой-то кошмар! Весь аквариум в глохидиях!
- Жизнь и смерть в одном аквариуме! - радостно провозгласил Сидоров.
Беззубка тем временем выбрасывала всё новые порции глохидиев.
- Какая она огромная и страшная! - морщилась девочка из седьмого класса. - Нужно её выбросить!
А Гриша улыбался. Может, во всех прочих вопросах он и не знаток, но в отличие от меня знал, что беззубка живёт без панциря три дня, и выдерживает заморозку в бочке.
Рыбки, между прочим, куда-то пропали из аквариума, возможно - выбросились, так как из-за глохидиев сделались нервными, но, возможно, их съели лягушки. Правда, они оставили после себя массу мальков, которых забрали себе пятиклассниники, после того как те успели дать жизнь следующему поколению...
Некоторые незначительные детали происходившего в действительности мне также придётся изменить, но лишь для того, чтобы точнее выразить некоторые моменты.
Кабинет биологии на переменах оставался открытым. Дети играли с животными, а я предавался размышлениям у себя в лаборатории, смежной в отношении класса комнате. Впервые за многие годы у меня появилась возможность вернуться к рассмотрению процессов живой природы. Круговороты в аквариуме, и то, что приходилось рассказывать ученикам на уроках - циклы азота, углерода, кислорода, и так далее, длящиеся миллионы лет - заставляли вспомнить картинку в книжке знакомого отшельника буддиста, которого я часто навещал прежде. Он жил в доме с заколоченными окнами, в надежде достичь просветления. То была кришнаитская литература, с цветными глянцевыми иллюстрациями, наподобие "детской Библии", которую мне покупали когда-то родители. Иллюстрации в книжках такого рода тяжело воздействуют на воображение. Там изображались разные животные, в том числе - обезьяны, и люди, младенцы, взрослые и старики, все они поднимались по лестнице на небо и превращались в падающие в недра земли скелеты. Подпись под рисунком гласила: "Колесо Сансары". На меня нападало уныние, когда я смотрел на "Колесо Сансары", но в творении неизвестного художника присутствовало что-то магнетическое, и время от времени я, находясь в гостях, просил показать мне книжку, и раскрывал её на той же странице. Модель скелета человека в полный рост, которую мы собирали вместе с Сидоровым (когда мы завершили работу, он постучал ему по черепу и, глубоко вздохнув, сказал: "Бедный Йорик!"), и дохлые мухи, периодически появлявшиеся по углам вместе с паутиной, контрольные работы неизвестных, стопками - в шкафу - всё это заставляло думать о тяжёлых вещах. Здесь, в школе, мне приходилось пристально наблюдать мир живой материи, её противоречия, читать об этом и размышлять о том, как донести заключённые в учебниках идеи в понятной форме до учеников, что полностью не вязалось с тем, что являлось мне с противоположной, человеческой стороны. Органический мир действительно напоминал адское колесо, несправедливое в своих основах. Но люди, дети, таланты каждого из них, которые, в иных социальных условиях, могли расцвести необыкновенными плодами - ученики свидетельствовали невероятно отчётливо, что явились из иного мира, что между природой человеческой и материей косной и биологической - существует непримиримая борьба. И я утверждался в мысли, что высшая, необозримо далёкая, конечная цель науки биологии - изучить дьявольскую механику колеса несправедливости, с целью остановить его навсегда.
На том я завершаю философское вступление и перехожу к собственно истории.
С девятым классом, выпускным, договариваться мне приходилось труднее всего. Возможно - переходный возраст, возможно - начала самостоятельного мышления, возможно - сложность предмета (мы изучали "общую биологию", в советское время её изучали в 10-11 классах), но я предполагаю - всё вместе. В тот раз они негодовали по поводу оценок, которые я выставил. С моей точки зрения они получили плохие оценки вполне заслуженно. Цель свою я видел благой, политику - справедливой, однако они посчитали иначе. Когда урок закончился, мне сделалось немного не по себе, казалось, они готовы вцепиться мне в глаза. Они толклись рядом с животными, их глаза бешено сверкали, губы недобро улыбались.
- Что заслужили, то и получили, - сказал я, рассматривая то, что в журнале.
Передо мной возникла ученица из их класса, Люба.
- В мире нет справедливости! - воскликнула она.
- В мире нет справедливости, - ответил я, - люди творят справедливость.
- Я вам не верю! В мире нет справедливости! Всё, что вы говорите каждый урок о справедливости - просто слова! В мире нет справедливости!
Глаза её горели каким-то фанатичным блеском, как-будто она сделала открытие. Я отнёс журнал в учительскую, они продолжали бесноваться у клетки с хомяком и прозрачной салатницы с черепахой. Я ушёл в лабораторию, не обращая внимание на их рэп с мобильных телефонов. Мне показалась удивительной убеждённость Любы в её правоте, и я думал о том, что истина всё равно относительна, она убеждена, что всё так, а я убеждён, что поступил правильно. Тут раздался стук в дверь, и на пороге появился Сидоров.
- Ну что ещё? - с неудовольствием спросил я.
- Там рыбку на потолок запустили! - сообщил Сидоров.
- В смысле?
- Рыбка к потолку прилипла!
Я покинул лабораторию. Класс оказался пуст.
- Нету больше рыбки! - развёл руками Сидоров. - Но пятно осталось! - Сидоров указал на потолок.
Я недоверчиво посмотрел на потолок, и увидел, что там действительно пятно.
- Это наверное старое пятно, - ответил я.
- А вы брызните водой на потолок, и увидите, что это пятно свежее!
Я открыл кран и брызнул в потолок. Пятна получились похожие.
- Так-так... - пробормотал я.
- Вы ещё посмотрите, когда пятна высохнут! - продолжал Сидоров. - Это не я! Я сегодня химию выучил! Я наоборот вам обо всём рассказал.
- Где же рыбка? - удивился я.
- Она могла упасть.
- Давай-ка поищем.
- Вот она!
Рыбка (малёк, потомок тех, кто не пережили нашествие глохидиев) трепыхалась в том небольшом количестве влаги, которое ей досталось. Я вынул из тетради чей-то листок, кто отрабатывал наказание, выводя ответы на вопросы в конце параграфа в письменной форме, поднял с его помощью рыбку и опустил в аквариум. К моему изумлению, рыбка оклемалась и поплыла.
- Были ещё рыбки? - спросил я.
- Я не видел.
- Кто это сделал?
- Я не видел!
- Точно не видел?
- Не видел! Тут много народу было, из разных классов. Я вот химию выучил! Что вы собираетесь теперь делать?
- Я буду запирать живой уголок на ключ, пока не узнаю, кто это сделал. Рыбку запустили к потолку, куда это классифицировать?
- А Димин хомяк?
- Пусть забирает домой, если пожелает.
В течение урока все пятна высохли, что немало меня озадачило.
- И она была на потолке? - спросил я Сидорова недоверчиво, когда прозвенел звонок.
- Да, я видел! К потолку прилипла, и прикрепилась к нему на некоторое время!
Прикрыв дверь, я много рассматривал аквариум, но все рыбки плавали там совершенно беззаботно, я не обнаружил мёртвых мальков. Тогда я запер кабинет на ключ, и ушёл.
Все последующие уроки я разъяснял разным классам, в связи с чем дверь на переменах заперта. Я даже полюбовался в "окно" на замок на двери, подумал, как угрюмо выглядит теперь это место. "Перед директором или завучем вы себе таких выходок не позволите! - размышлял я. - Ну так знайте: я - директор зоопарка!" Потом я услышал как в коридоре пятиклассница говорит подружке: "Это всё девятиклассники, из-за них всё закрыто!" "Никакого воспитания у девятиклассников!" - тоном, не терпящим возражений, отвечает ей её подружка. "Да, - думаю я, - кто - где, а я - директор зоопарка".
На другое утро я выходил из дома раздражённым. Мне казалось, что в этот раз они покусились на моё святое, и дело никак нельзя оставить без самого сурового наказания. Почему-то мне взбрело в голову, что виноват Володя. Наверное потому что он особенно любил рэп, который я не понимаю. Как назло, я сел в маршрутку с водителем - молодым парнем, который крутил рэп. Я сел по обыкновению на переднее сидение. Он всё время по-доброму улыбался, удивительно вежливо обходился с каждым пассажиром, переключал в магнитоле рэп-композиции, и при этом как будто хотел показать пассажирам: зацените-ка вот этот речитатив... Я уверен, он вполне сознавал себя капитаном корабля на четырёх колёсах, и изо всех сил старался сформировать в маршрутке дорогую его сердцу атмосферу. Это свойственно вообще очень многим маршрутчикам, и он был явно одним из тех, кто счастливы на рабочем месте. Невольно я прислушивался к речитативу, там говорилось о мире, где всем друг на друга наплевать, вот прохожий как птица прошёл мимо, ему нет никакого дела ни до кого, и что это, по-вашему, за птица? Меня начала мучать совесть. "Нашёл, с кем связываться, с подростками!" - думал я. Этого Володю я про себя волчком называл. Философскими идеями он не горел, и предпочитал иметь четвёрку. Но на тройку не соглашался, так как не хотел огорчать родителей. Увлекался спортом (качался), к урокам обычно готовился добросовестно. Он, вместе с ещё одним парнем, приходил ко мне после уроков готовиться к экзаменам по тестовой системе. Вначале он смеялся и живо реагировал на происходящее, а потом я замечал, что кладёт подбородок на локти и глядит в одну точку так тоскливо, как если говорит: "Неужели вы не понимаете, волчкам на волю нужно..." Тогда я обычно прекращал занятия, толку ведь всё равно никакого. И что-то так защемило мне грудь, что смотрел на него как на зверя днём раньше, рэп его проклинал. А водитель снова поставил ту же песню про человека-птицу. Выхожу из маршрутки, чтобы пересесть на маршрутку до села, снег в глаза метёт - и чувствую я себя какой-то нелепой злой птицей с портфелем через плечо, в мире, где никому нет ни до кого дела. Тем не менее, живой уголок я решил не отпирать.
Зимой в школу я приезжал, когда в небе ещё не появилось и намёка на рассвет, а в школе кроме меня оказывалась только работница техобслуживания, в виду редкости маршруток. Я выполнял процедуры по уходу за живым хозяйством, после чего ставил стулья в лаборатории в ряд, как скамейку, клал под голову куртку, заводил будильник и погружался в сон. Когда в школе забегали по коридору дети, а за окном начало светать, я прислушался к их визгу. Они говорили о чём угодно, но каким-то непостижимым образом из коридорных криков вытекало, что "Люба - плохая". Я удивился тому впечатлению, но скоро о нём позабыл, так как пора было браться за дело, готовиться к предстоящим "сражениям".
Живой уголок по-прежнему запирался на переменах, но после уроков я не стал закрывать дверь. В классе возникли Володя и Лёша. Последний являлся главным судьёй в любой драке, и вполне мог устроить "летучую рыбу". Но почему-то мне в это не верилось. Он также любил рэп.
- А дверь теперь всегда будет заперта? - осторожно начал Лёша.
- Она будет заперта, пока я не узнаю, кто это сделал.
- Почему кто-то сделал, а должна страдать вся школа? - спросил Лёша. - И при чём тут наш класс? Что, весь класс делал? Я не делал. И Володя не делал.
- Кто же тогда? Либо вы двое, либо Сергей.
- Да мне самому этих всех животных жалко! - проскулил Володя.
Они незаметно двигались к бегущему в колесе хомяку и черепахе, и я всё это время следил за ними. Вот черепаха оказалась в руках, а потом и хомяк.
- Правда, Любка? - спросил Володя черепаху.
Они охраняли территорию, на которой расположились животные, как-будто боялись, что отнимут.
- Коллектив класса в ответе за выходки отдельных учеников, - сказал я. - Рыбку на потолок запустили, как Юрия Гагарина - это вообще о чём?
- А если мы скажем, кто сделал - обещаете, что нас не выдадите? - спросил Лёша.
- Обещаю.
- Люба!
- Да ладно!
- Честное слово! - Володя положил руку на сердце. - Сам видел. Вы на неё не сильно кричать будете?
- Я приму к ней должные меры, - сухо ответил я и направился к лаборатории. Но в дверях обернулся и заметил:
- Я как-то раз монтировал ролик на рэп моих товарищей!
- Правда?
- Правда.
Меньше всего я ожидал такого поступка от Любы. Уж на кого я не мог пожаловаться, так это на неё. Она единственная всегда точно знала, что я требую от учеников, и всегда была на моей стороне. Иногда она выдавала странные фразы:
- Одна идея перекрывает другую идею, и... - и смотрела на меня, надеясь, что я дополню, но я не совсем понял, о чём она, а спросить не догадался.
Но она всё время говорила о справедливости, и почему-то я ей верил, и спорить с ней было себе дороже. Совесть грызла потом болью до самых корней.
Тем не менее, требовалось применить к ней самые жёсткие меры из всех, которые когда-либо применял. Мне никогда не нравилась эта методика, но вызовов с чьей-либо стороны я не прощал. Не нравилось, потому что напоминало о своре российских политиканов, которые никого никогда не намерены слушать, но вместо того учиняют репрессии над людьми с развитым чувством гражданского долга. Но в искренности ребят у меня сомнений не было.
На другой день собаки на поселковой дороге разбегались от меня во все стороны, как-будто хотели сказать: "Учитель страшно зол!"
Живой уголок был открыт.
- Любе придётся очень плохо? - спросил меня Сидоров на перемене.
- К ней будут применены меры, - ответил я.
- Люба красивая! - вздохнул Сергей.
- Люба жестокая.
Наконец, пришёл их класс.
- Люба, встань, - сказал я, после того как все уселись. - Мне тут сообщили, что ты это, рыбку в потолок запустила. Как это понимать?
Она беспомощно оглянулась, одноклассники тревожно оглядывались на неё.
- А как хотите, так и понимайте!
- Я знал, что ты так скажешь.
- А знали - зачем спрашиваете?
В классе воцарилась редкая тишина. Они внимательно отслеживали происходящее, они ждали... Они знали, что я никогда не изменяю принципам. Они знали, что за такой проступок положено самое суровое наказание, и что я никогда никому не прощаю. Знали они и то, что я никогда не повышал на Любу голос, и теперь ожидали, в какой точке я изменю идеям, ждали развязки. Им было интересно... Настало время нанести "удар"...
Но она стояла передо мной совершенно беззащитная, убеждённая в собственной правоте, что заступилась за весь класс, и совсем меня не боялась.
Я попробовал заговорить, и язык в горле не поворачивался. Я понял, что не могу. Тут я выдал совершенно спокойным голосом очень сложную фразу, но именно такие фразы, я обратил внимание, имеют магическое воздействие на учеников.
- Люба, нельзя подвергать живых существ неоправданному стрессовому воздействию, тем более, если у них нет возможности тебе возразить. Вот если над мышами опыты ставят, чтобы лекарства для людей получить - тогда можно. А так - нет.
Она покраснела и опустила глаза.
- Теперь выходи отвечать урок. Такой необходимости ещё никто не отменял.
К уроку она подготовилась хуже всех, в то время как другие на тот день успели свернуть "военные флаги".
На следующий день тучи развеялись. Люба первая подняла руку, и отвечала мне так, как никто прежде никогда не отвечал. Её голос звенел как торжество истины, и класс слушал, подчинённый её воле. Она рассказывала о том, как на нашей планете зародилась жизнь. Я смотрел на рыб в аквариуме, на лягушек, на улиток, и думал, что всё идёт своим чередом...
- Мне кажется, нам пора сыграть в волшебный воланчик! - улыбнулся мне Сидоров в спортзале.
- О, волшебный воланчик! - воскликнул я. - Мы очень редко в него играем!