Тюлин Дмитрий Юрьевич. Источник

"Как же вам, старички, не совестно,

посылать за водой безногого?"

- из мультфильма

"Илья Муромец"

Ивана Аксенчука,

1975 год.

Когда мне стукнуло 30 лет, я понял, что бездельничать далее - с ума сойти и устроился работать учителем в сельскую школу. По образованию я - биолог, но пришлось согласиться преподавать, помимо профильного предмета, физкультуру, чтобы заработать хоть сколько-нибудь. Кажется, директор нуждался более в физкультурнике, чем в биологе или химике. Из-за низких зарплат штат учителей в школах нынче невелик, и все вели как "свои", так и не "свои" предметы. Мне надлежало стать универсальным учителем, а по совместительству - курьером, чернорабочим и прочее. В школе когда-то по физкультуре я имел трояк, и эта работа оказалась для меня сущим мучением.

Демографический "ельцинский крест" в посёлке Источниковый (ранее - Ленинский) проявлялся наглядно: в 8 классе учился всего один ученик, по фамилии Никитин, по имени Илья. Сын владельца автостоянок, он слыл кандидатом в мастера спорта по СамБО. Этот Никитин имел кучу медалей, тренировался ежедневно, и я чувствовал себя не в своей тарелке с ним на уроках физкультуры. Вот пятиклассники - понятно. Я научил их взбираться на канат и подтягиваться. Но Никитин на физкультуре отыгрывался на мне за всё. Никитин рос вне коллектива, вся школа вращалась вокруг него, и от того в мальчике прорастали дополнительные аристократические замашки.

- Кажется, Джек-Воробей вам сегодня подмигивает! - лыбился Никитин.

Это означало, что сегодня он выучил урок и добровольно сдаст мне дневник с Джеком-Воробьём на обложке. Но если он получал двойку...

Больше всего на свете я любил ему "читать теорию". В бендэшке спортзала я нашёл книгу, ещё советских времён, которая называлась "Из истории физической культуры и спорта..." Как уютно было мне уткнуться в книжку на скамеечке, вдыхать запах её пожелтевших страничек!

Я читал ему о том, что спорт произошёл не из звериной конкуренции, как учат буржуазные теоретики физической культуры, а из подражания трудовой деятельности человека, из детской игры. О пещере Монтеспан во Франции, где отыскали камень со следами копий на боках, и следы ног: больших и маленьких, на полу пещеры, вокруг камня; учёные предполагают, что то была первобытная школа: на камень набрасывали шкуры и преподавали метание копья в зверя.

- Феодалы, крестьяне... Я иду по дорожке Млечного Пути! -- как-то заявил мне Никитин, послушав в очередной раз теорию.

- Это как? - изумился я.

- А вот есть такая дорожка...

На другой день, много подумав, я ему сказал:

- Помнишь, ты мне вчера говорил, что ходишь по дорожке Млечного Пути?

- Конечно!

- Дело в том, что я тоже предпочитаю только такую дорогу...

- Правда?

- Правда.

Как-то мне удалось уговорить Никитина на "теорию". Там рассказывалось о забавах рабовладельцев Древнего Египта. Тогда Никитин сповадил меня на сущую авантюру. Он заявил, что изобрёл новую игру. Все мячи были выкачены в спортзал. Никитин их пинал в мою сторону, а я должен был не допустить "нашествия". Лицо Никитина во время сего представления сделалось совершенно диким, крик вырывался из его глотки потусторонний, однако пацану удалось заразить меня детским восторгом, при виде разноцветных мячей, которые катятся, катятся, катятся, и катятся, и нет им числа, нет им числа, никогда не закончатся...

- Вы проиграли! - заявил мне Никитин, - Кто проиграл, тот и собирает мячи!

Я согласился, а Никитин лёг на скамейку и смотрел на меня, подперев щёку ладонью.

- Помог бы!

- Зачем? Я же выиграл!

- Ты похож на рабовладельца Древнего Египта! - заметил ему я, поднимая очередной мяч.

- Если бы я жил в Древнем Египте, я родился бы не простым ребёнком, а царским!

Конечно же, я ему объяснил всё после. Как - уже не помню. Я хорошо помню другой случай.

Никитин был единственный ученик в классе, и, усаживаясь всякий раз на новое место, исписал мне все парты. Там было написано, жирно, чернилами, старательно: "Мафия!" "Коза Ностра!" "Якудза!" "Крутизна из меня так и прёт!"

- Ты хоть знаешь, что такое мафия? - спросил я. - Как мафия появилась в ходе исторического процесса?

Никитин ничего не знал, и я рассказал ему про уволенных охранников, которые стали не нужны королю. Он хотел выскользнуть из кабинета, не дочистив диск-раковину для стекания воды и сливания реактивов, какие имелись в центре парт, но тут на его пути возникла классная руководительница...

Впрочем, когда перечитал - вспомнил. Он вне очереди вытирал с доски и ставил стулья на парты после уроков.

Больше в "Нашествие" мы никогда не играли, однако как-то речь про то зашла...

- Нет, в "Нашествие" мы больше играть не будем! - отрезал я месяцы спустя. - Если директор или завуч войдёт, да даже просто учителя - что мне скажут?

- Хорошо! Что там у нас по программе?

- "Полоса препятствий"...

- Так давайте её соорудим!

Отмечу только, что полоса препятствий завершалась мишенью, в которую нужно было бросить дротик, поднявшись на канате. Просто вернулась та самая фантастика из "Нашествия".

- Нет! - сказал я Никитину. - Такой полосы препятствий тоже не повторится.

Однако, это было лишь предисловие...

- Это как лаборатория! - сказал мне однажды Никитин, обводя рукой содержимое бендэшки. - В каждом предмете - своя тайна. Вот, например, воланчик. Хотите сыграть?

- Давай попробуем...

Я играл в бадминтон всего раз в жизни, с папой, в очень далёком детстве. И у меня ничего не вышло. Это творилось в парке "за шишками". Я упал там как-то с трёхколёсного велосипеда, с большой высоты. Когда мне зашивали лоб, я не издал ни единого звука, и моё мужество очень удивило хирурга. Но именно тогда я впервые ощутил страх смерти. Я и теперь верил, что ничего не выйдет. К моему изумлению, я отлично отбивал воланчик у Никитина, и мне эта игра показалась самой восхитительной из всех, в которые мы играли.

- Есть другой воланчик, - сказал мне Никитин. - Волшебный!

Этот воланчик был сделан из школьной резинки и голубиных перьев. Он плохо летал, но так как мне очень хотелось дружить с Никитиным, я играл в волшебный воланчик старательно.

- Волшебный воланчик, - сказал Никитин. - Но тот, заводской, летает лучше. Волшебный воланчик когда-то летал как птица! Давайте сыграем теперь в обычный воланчик!

- Волшебный воланчик! - сказал мне Никитин, прощаясь.

Несколько месяцев я физкультурником не работал, так как пришёл другой человек. Дети доводили его до истерики пуще меня, и надолго он не задержался. Когда я вернулся, то уже осознал все свои прежние ошибки, и готов был начать новую жизнь.

- Напрасно вы произносите слово "мальчишки", как будто "мальчишки ничего не понимают", - говорил мне Никитин ещё осенью. - Мальчишки хранят такие тайны, которые вам и не снились!

И вот я вернулся.

Никитин сиял:

- Что вы можете сказать о своём возвращении на должность физрука? - спросил он.

- Смерти нет, есть вечное перерождение! - воскликнул я неожиданно для себя словами Таис Афинской из романа Ивана Ефремова.

- Да это всё понятно, - к моему изумлению махнул рукой Никитин. - С чего мы начнём?

- Может, баскетбол?

- Отлично!

Я играл хуже него, но, клянусь, я играл как зверь! Пот катился с меня градом к концу урока, и страшно хотелось пить.

- Может, "волшебный воланчик"? - спросил я. - Мы играли в него всего раз!

- Вам пить хочется?

- Очень!

- Идёмте, попьём!

Мы вышли в коридор.

- Наигрались? - ласково улыбнулась нам уборщица.

- Угу...

- Смотрите, как пользуются этим краном мальчишки! - воскликнул Никитин, и повернул кран так, чтобы вода лилась не вниз, а сверху, как из фонтанчика.

В памяти моей всплыла библиотека в станице, куда приезжали на лето к бабушке, свежий запах от увлажнённой листвы вечнозелёного кустарника. Колонны в библиотеке, фонтанчик, в каком-то древнегреческом стиле, и мама, такая красивая, черноволосая, оранжевоглазая, разрешала пить сырую воду только из него. В библиотеке работала её школьная подруга.

Жажда начала вызывать иррациональный испуг. Я глотнул сырой воды из школьного фонтанчика, и воображение явило мне нечто необыкновенное. Я смотрел на Никитина, и мне мерещился фонтан в оливковом саду в далёкой Древней Греции, из книжки, которую я ему читал, жаркое солнце и синее небо, и тот же человек стоял напротив меня, и мы готовились к Олимпийским Играм, и тот парень напротив как-будто спрашивал меня: "Что произошло? Почему ты так себя запустил?" И потом я вдруг ощутил себя не учителем, но старшеклассником, которого все уважают... Никогда у меня такого не было, когда сам учился в школе! И дальше ощутил себя просто мальчишкой, а там наверху, на фиолетовом фоне, освещённом лампочкой накаливания, плавают диковинные белые лягушки, разноцветные рыбки, и громко смеются Володя, Лёша, Сергей... Этот живой уголок устроил для детей в школе я сам! У нас чудесная школа!

- Это что, традиция? - дрожащим голосом спросил я Никитина.

Прозвенел звонок.

Глаза его блестели, и он кивнул, как-будто боялся что-то разрушить, и всё понимал.

- Ну, я побежал! Никогда не пейте из фонтанчика как из крана! И пейте только из него! Не забудьте превратить его снова в кран, когда напьётесь!

Клянусь, я всегда с тех пор признавал этот кран фонтанчиком! И почти всегда поворачивал наверх... И старался пить только из него.

***

Время движется неумолимо. И вот уже следующий год моей работы в школе-девятилетке. Никитин перейдёт доучиваться в городскую школу. Вместо крана, который следует переворачивать носиком кверху, торчит среди кафельных плит сухой отрезок ржавой трубы. Та книга куда-то пропала. Никитин успел даже доложить мне из ней о спорте республики Куба. История физической культуры, начавшаяся с охоты, продолжалась как история подготовки воинов и повстанцев... Перед началом учебного года директор сообщила нам, что "люди-сверху" приказали очистить школу от устаревших советских книг.

- Сжигайте их дома, но так, чтобы никто не видел. А то народ у нас, знаете какой... - велела директор.

А далее - больше: война на Украине. Забывшие спортивную форму ученики читали у меня на физкультуре советские книги и журналы, выискивали в них интересные факты. Там имелась книга "Говорят мёртвые", состоящая из писем, написанных украинскими партизанами и украинскими узниками фашистских лагерей. Директор настаивала, что книги устарели...

Но как чудесно было, сидя на ПедСовете вдруг обнаружить на парте изображённую простым карандашом космическую ракету, в которой - сердечко и надпись: "СССР!" И горела под портретом Ленина в лаборатории алая лента с серпом и молотом...

- Когда я вырасту, - заявил как-то Никитин, - у меня будет собственная спортивная школа для детей, не важно из какой семьи, богатой, или бедной, там все будут счастливы, и я в ней буду тренер!

- Я тебе верю, - кивнул я. - Я знаю коммуниста, который учит детей каратэ.

***

Кроссу отец научил меня в детстве. Подростком я бегал однажды десять километров по Республиканскому стадиону в г. Баку. Мне не нравилось это занятие.

- У меня не хватает времени подумать о жуках, - ныл я, ухватив, забывшись, ладонью, после пробежки, осу в гнезде на чьём-то окне.

- В гробу отдохнёшь, - отвечал папа. - Там много времени будет о жуках подумать. Лежишь: темно, тепло, времени - целая вечность впереди...

Ещё осенью, когда ремонтировался спортзал, ученики писали мне сочинения на тему "Идеальный урок физкультуры". Среди прочих пожеланий там сообщалось, что их родители бегали по посёлку, "а мы - как утки, по школьному двору!" И вот, весной (а я к тому времени уже несколько месяцев посещал спортивный зал), мы начали бегать к водонапорной башне с семиклассниками, которые показали мне туда дорогу. Там мы утоляли жажду. Потом к этим практикам подключились прочие классы. Иногда получалось очень атмосферно, например, когда, возвращаясь с пятиклассниками (большой класс, более чем в полтора десятка человек) по степи, слушали "Одинокого Пастуха" через мобильный телефон.

- Это что, кросс? - усмехнулся Никитин. - Это детский сад! Сегодня я вам покажу настоящий мужской кросс!

И мы побежали. Мы знали, что уйдём со школы одновременно, по окончанию учебного года. Я написал увольнительную, когда директор попросила меня снять с полки в лаборатории кусок старой школьной грамоты с Володей Лениным и убрать алую ленту с серпом и молотом. Мы миновали посёлок и побежали по полю. На меня напало невероятное вдохновение. Ветер, напоенный травами, хлестал в лицо.

- Ну как?! - торжествующе восклицал Илья.

- Я чувствую себя хозяином природы! - заорал я всей грудью.

- Вот это кросс! А то что, кросс был?

Мы побежали по какой-то тропке, вдоль лесополосы. Я рассказывал Никитину про дубы рядом с Куликовым полем и как, должно быть, таился в дубраве соловей-разбойник...

Никитин хотел выбраться на пруд, где его дядя разводил карпов. Потом, по его словам, пруд отняли у дяди люди с "крышей" в силовых структурах, под свой "бизнес". Он так и не нашёл как пробраться туда, где проводил детство.

- Всё это принадлежало моему дяде... На много километров...

Я настоял, чтобы мы возвращались. Мы занимались проектной деятельностью совместно с ВУЗом, школьники практиковались в научно-исследовательской работе, защита должна была состояться в конце недели, ожидался приезд университетских преподавателей, о нашей школе говорили как о пилотной, и меня ждали две ученицы, я беспокоился, что они уйдут.

- Она будет ждать вас! Я знаю! - уверял Никитин, желая найти лазейку. Он дружил с этой девочкой.

- Кто, Маша? Да только Настя работает! Маша хорошо устроилась! Давай, разворачивай! А то как Кот-в-Сапогах: "Чья это земля?" "Маркиза Карабаса!"

На обратном пути нас начала одолевать жажда. Солнце палило.

- Мы будем пить из колодца! - обещал Илья.

Мне становилось страшновато за сердце, так как я сознавал, что мы пробежали очень много.

- Вы знаете, - говорил Илья, - я подумал и соглашусь с вами: мы все уходим в легенду: вы - легенда, я - легенда, мы все - легенда!

Я рассказывал Никитину про Экзюпери и пустыню, где его самолёт потерпел аварию. Про Муаммара Каддафи и Великую Рукотворную реку. Про то как случилась эрозия почв от перевыпаса овец в долине Тигра и Евфрата...

- И поэтому священники думают, что в их склянках - святая вода? - смеялся Илья.

- Угу, но ты напрасно не стал слушать про эрозию почв на экологии...

Наконец, мы достигли общежития, во дворе которого имелся колодец.

- Здесь можно нарваться вечером на хулиганов, - сообщил мне Никитин.

Рядом, за оградкой, паслись ягнята. Я чувствовал себя высотой до небес, а общежитие представлялось, как с высоты птичьего полёта, я не могу объяснить, я жадно насыщался колодезной водой и ворковал что-то про Уч-Кудук.

Мария ждала Илью. Я вдруг понял, что совсем не знаю эту с-трудом-хорошистку, она смотрела из-за пыльного окна второго этажа на мир большими зелёными глазами: кто такая, откуда пришла, и я задумался о евреях, к народу которых она принадлежала. Эта заштрихованная картина так и осталась висеть у меня перед глазами.

- Сколько километров мы пробежали? - спросил я, соскабливая с лица мокрую пыль.

- Семь или восемь...

Я не знаю, не преувеличил ли он.

Потом я проверял какие-то контрольные, Маша и Илья сидели на парте и болтали ногами, окно было открыто, дыхание цветущей природы врывалось к нам, прогонял воздух в аквариуме компрессор, чирикал в ответ воробьям попугай, скреблись хомяки и ящерица, ждали втроём Настю.

- "Уч" - значит "три"! - воскликнул я, поднимая голову. - В тюркских языках "уч" значит три! Уч-Кудук - три колодца!

Это был последний урок физкультуры, который преподал мне Никитин. У меня было с ним ещё два урока, по биологии и химии, но они прошли как-то смазанно.

***

Уже зимой, работая в сфере науки, далеко от школы, я пробежал заветную десятикилометровку. Бывало, я бежал, когда играла музыка, и много детей, на катке. Бывало, я бежал, и кто-то подтягивался на дереве, и тренировал удары. Иногда я бежал в одиночестве. Но я не прекращал думать о посёлке Ленинском, о людях будущего, об обещаниях, о Солнце, которое восходит раз в 24 часа, о легендах и силе, которая дремлет в народе и в природе, о России, которую многие россияне не знают, о том, как должны выглядеть эти строки... Я до сих пор бегу эти кроссы.

11.08.2013; 27.12.2014; 19-20.2019

Комментарии: 2, последний от 29/01/2020. © Copyright Тюлин Дмитрий Юрьевич (dmityul@mail.ru) Размещен: 19/12/2019, изменен: 25/12/2019. 18k. Статистика. Рассказ: Проза		Ваша оценка:
Аннотация: Все имена и названия изменены

Тюлин Дмитрий Юрьевич : другие произведения.

Источник