В коньяк мела мезозоя меня и Клавдиуса командировал Институт палеонтологии. Клавдиус взялся выследить у островов Сарматского моря последнего полиптиходона на Земле. Мне предстояло наснимать кадров о поисках, чипировании и последующей кончине старого ящера. Разделение прочих обязанностей оставалось на наше усмотрение.
Погожим утром я ожидал компаньона у зарезервированной спатиотемпоральной капсулы (машина времени с опцией перемещения в пространстве, на языке ветхозаветных фантастов). Здесь покоилось несколько сотен таких циклопических капсул, и каждая имела вид древней морской мины. Поблёскивающая седым волосом площадь с непроницаемо-чёрными аппаратами, выстроенными армейскими рядами, походила на кладбище военной техники. В предвкушении приключений, я наслаждался контрастными ласками ветерка и солнца.
Наконец, в проходе меж мрачных махин возникла исполинская фигура Клавдиуса. Макушка нерасчёсанных слипшихся русых волос почти подпирала серебристо-голубое небо. Одет он был в тёмно-синий комбинезон с люминесцирующими лимонными продольными полосами по краям, на ногах - охотничьи берцы. Громадный рюкзак за широкими плечами выдавал в напарнике чудака. С напряжённым любопытством и настороженностью всматривался я в его размашистые движения, в кривые и резкие черты лица. Меня предупредили, что Клавдиус работал в КСБ (Космическая Служба Безопасности), вычислял приспособленцев и уволился после того, как убил одного из них.
Приспособленцы - главная проблема галактического сообщества, его ноющая рана, пятно на белой рубашке. Первые покорители дальнего космоса не ведали, в какой кошмар переродится их мессианская политика на планетах, населённых технологически отсталыми расами. Человечеству повезло: к тому моменту, когда наши предки взяли в руки дубины, старшие братья по разуму уже усвоили горький урок. Поэтому наши радиопослания проигнорировали. За Землёй наблюдали, и мы фиксировали неопознанные летающие объекты в небе, но нас не травмировали. Прямой патронаж из космоса обрекает культуры на специфический психологический недуг. Люди, подвергнувшиеся этой форме насилия, теряют так называемую "планетарную волю". Переняв чужие технологии, разработанные в бесклассовых обществах, они утрачивают коллективное стремление к прогрессу, как к социальному, так и к научно-техническому. Важно, что жертвы пришельцев спешно искоренили в своих обителях варварские обычаи (не без помощи покровителей) и всячески подражали патронам, отчего их травма обнаружилась не сразу. Их порок проявляется лишь при исключительных форс-мажорных обстоятельствах, в случаях необходимости принести себя в жертву во имя дальних. В соответствующих ситуациях приспособленцы всегда выбирают собственное, либо семейное благополучие. Им совершенно не свойственна пассионарность. Слишком поздно вскрылось печальное положение дел: приспособленческие цивилизации успели завладеть всеми известными в галактике технологиями. Искалеченные аборигены неминуемо продолжали попадать в условия предельного риска, поэтому им не удалось ликвидировать институт социального наказания в своей среде. Галактическое сообщество ограничило их в правах: совместная работа с подобными индивидуумами чревата опасностью. Многие приспособленцы, по понятным причинам, испытывали комплекс неполноценности и из самоутверждения шли на всевозможные нарушения галактического закона. От внедрения в здоровые социумы (применяя векторную трансформацию физиологического облика, устраняя возможность визуальной идентификации себя среди нормальных людей) до космического пиратства. Их болезнь - в общественном сознании, не в биологии. Они вполне способны пуститься в смертельные авантюры, но ради себя. В итоге, галактическому сообществу пришлось создать КСБ. Но приспособленцы всё равно находили лазейки, чтобы вырваться за пределы звёздных систем, ставших им тюрьмой. Людям же улыбнулась удача. Нам позволили самостоятельно, в военных и революционных грозах, закалить характер, залить кровью героев алтарь нового мира, воздвигнутого на принципах гуманизма и научного знания. Не все выбираются из исторической мясорубки живыми, но мы смогли. На базе родившегося всепланетного единства, его экономической мощи, мы реализовали прорыв в дальний космос, где нас приняли как полноценных взрослых членов великой галактической семьи.
Но вернёмся к повествованию...
Никто нас не провожал. Да и зачем? Робот доставил всё необходимое к капсуле. Клавдиус протянул мне руку, я заглянул в его искрящиеся серые глаза. Кто он, вскрывший гробницу с вековым демоном душегубства?
- Привет! - сказал я. - Нелегко напасть на след полиптиходона?
- От меня никому не спрятаться! - ответил Клавдиус.
Мы рассмеялись и расслабились.
Роботы-ассистенты заключили нас в надёжные объятия и увлекли при помощи пропеллеров к тенечувствительной глотке спатиотемпоральной капсулы, раскрывшейся бутоном навстречу. Внутри мы пристегнулись, Клавдиус вручную настроил маршрут. Машина поднялась на несколько километров в воздух, после чего погрузилась в коньяк мела в районе Сарматского моря. До острова назначения мы добирались как на обычном аэротакси.
Мы посадили капсулу на продуваемом ветрами заросшем папоротником плато, и только тогда я побросал вещи в рюкзак. Затем мы сбежали по крутому склону к пляжу.
Пятидесятиметровая полоса мелкого песка обрывалась у водной кромки ракушкой. Бирюзовые волны оборачивались единичными барашками лишь у самого берега. Редкие птерозавры парили над морем, высматривая рыбу.
- Много здесь крупных ящеров? - спросил я.
Клавдиус покачал головой.
- На суше из пресмыкающихся - разве что птерозавры. Ну, никогда не забывай о змеях. Единственная опасная рептилия в округе - полиптиходон. Может выбраться на сушу, но он тут один, так что, встретить плиозавра, тем паче вне воды - подарок Фортуны. Берегись лучше акул. Всегда проверяй исправность отпугивателя!
Палящее солнце надоумило нас раздеться по пояс. Клавдиус уселся программировать на постройку жилья и прочих элементов лагерного быта самовоспроизводящихся минироботов с ядерными реакторами в белых матовых тельцах. Я тем временем устанавливал у линии прибоя штатив с 3D-камерой, воображая отснятый процесс труда маленьких алхимиков ускоренным, как эпизод научно-популярного фильма. Клавдиус кивнул мне, когда первый миниробот завертелся у подножия холма, и мы поспешили освободить сцену, на ходу проверяя бластеры у бёдер.
Мы отправились на прогулку вдоль взморья. Я часто нагибался и набирал пригоршни ракушек. В их россыпях преобладали двустворки: ребристые протокардии, которых неспециалист едва ли распознает среди украшений современных курортов, смахивающие на морских гребешков окситомы и энтолиумы, улитки соляриеллы. Мезозойский колорит вычерчивали многочисленные трубки лопатоногих моллюсков, брахиоподы, останки белемнитов и, изредка, аммониты. Подступающие к литорали утёсы шумели рощами папоротникообразных и голосемянных пальм. Пару раз мы замирали, выжидая, пока устрашённые шорохом наших шагов змеи доползут до воды и торопливо уплывут прочь.
Клавдиус предложил намочить ноги, я снял сапоги и понёс в руке. Бриз гнал с возвышенностей хвойные запахи. Мы с удовольствием шлёпали по тёплой кристальной воде, наблюдая как шарахаются от наших лодыжек стайки рыбок и пучеглазые белемниты, родичи кальмаров.
К моменту нашего возращения, минироботы завершили возведение одноэтажного барака. Не выключая, я перетащил камеру внутрь, запечатлеть производство мебели, приборов и убранства. Пока чудо-механизмы наводили марафет и самоуничтожались, мы дремали на свежем воздухе, в тени новоявленного дома, убаюкиваясь колыбельной прибоя.
Дальше потекла размеренная экспедиционная жизнь. По утрам Клавдиус улетал на оснащённом гидрошасси аэротакси в море. Он прочёсывал акваторию с эхолотом и иногда брал меня с собой. Всю технику для научных нужд творили минироботы.
Я много снимал с аквалангом, ежедневно уплывая к скалистым грядам. Здесь, за садом обросших мягкими пористыми губками каменных уступов, позировали разные акулы, обычно - небольшие. Крадучись как кошки, скользили по дну, лениво разгоняя песок хвостом с сильно вытянутой верхней лопастью, кругломордые синеходусы. Частенько удавались кадры со скатами сквуатинами и химеровыми рыбами. Эффектно смотрятся на видео семиметровые птиходусы. Эти тупорылые акулы соскребают моллюсков и безобидны для ныряльщика. Медузы, во множестве сгоняемые волнами, порой досадно засоряли обзор.
Хищные собакомордые акулы также возникали на пути: те, что помельче - креталамны и гигантские: скваликораксы и, конечно, кретоксирины. Не раз и не два, в довесок к электрическим полям отпугивателя, потребовалось задействовать бластер. Однажды взбесившиеся креталамны набросились на Клавдиуса, точно стая шавок. Одна из них изловчилась прокусить коллеге бедро. Алые акварельные разводы тянулись в воде за Клавдиусом, пока он выбирался на сушу.
Будучи вольны заказать минироботам любой деликатес, мы увлекались ископаемыми лакомствами. Забредали сетью на мелководье; попавшихся белемнитов жарили на сковороде. Рыбу удили со скал и охотились за ней с подводным ружьём, применяя ночами фонарь. Как-то раз Клавдиус забил гарпуном синеходуса. Мясо пришлось вымачивать в лимонном соку, дабы избавиться от вони и горечи.
Было дело, разорили мы гнездо птерозавров, устроенное в траве, в дюжине шагов от спатиотемпоральной капсулы. Яичница получилась отменной! Плешивые родители с петушиными гребнями паслись неподалёку, опираясь на четвёртые пальцы кистей, ловко извлекая из папоротника ящериц. Заметив нас, изымающих добычу, аждархиды разволновались, тяжело и шумно сорвались в облачное небо, откуда пытались нас атаковать, противно и пронзительно вереща. Чтобы прогнать рептилий, Клавдиус пальнул по ним бластером: твари, не менее трёх метров в размахе крыльев, могли нанести роковой удар клювом.
Огромной черепахе мы позволили уплыть с миром: больно редкий зверь для тех веков и краёв.
Вечерами, под трели цикад, чей-то навязчивый скрипящий писк и треск смолянистых поленьев, мы просматривали видео в спроецированных над морем голографических вратах апокалипсической величины. Иногда выпивали натуральную белорусскую водку, которой предусмотрительно запасся Клавдиус.
В одну из таких звёздных ночей, опорожнив вторую рюмку и закусив орешком мезозойской голосемянной пальмы, я задал Клавдиусу вопрос:
- Почему ты убил того парня?
- Он был маньяком, - ответил Клавдиус, громко раскусывая орешек. - Задумал снабдить отсталую цивилизацию технологиями и стать для них королём.
- Как ты его ликвидировал?
- Утопил тарелку преступника, сбил с воздуха. Он намеревался встретиться над океаном с аборигеном, тоже закомплексованным нердом, тоже с манией величия. Туземец прилетел на трёхместном самолёте, этот - на тарелке...
- А что стало с туземцем?
- Я забрал его в сигару.
- Похитили?
- Угу.
- Отправили к приспособленцам?
- Да.
- Что ты чувствовал, когда лишил жизни человека?
Клавдиус уколол меня взглядом.
- Паршиво я себя чувствовал. До сих пор не могу понять: чем я отличаюсь от них. Мы - такие же приспособленцы, как они, потому что согласились карать и убивать, прогнулись под них, понимаешь?
Клавдиус щедро влил в себя водки с горла. Моё нутро опало вместе с настроением, пить расхотелось.
Так миновало почти два месяца. Я отснял полторы сотни часов видеоматериала, из которого планировалось нарезать кадров минут на пятнадцать, для монтажа завязки фильма. Дальнейший сценарий предполагал полиптиходона в главной роли, но обнаружить плиозавра оказалось труднее, чем хрестоматийную иголку в стоге сена. С каждым днём бесплодных поисков Клавдиуса, моя вера в существование морского гада таяла, как свеча.
С сезоном штормов и дождей, я совсем заскучал. Ещё через неделю вернулась ясная погода, и Клавдиус, по обыкновению бодрый с утра, в очередной раз пообещал:
- Я найду его.
Опять он вернулся ни с чем и, угрюмый, ушёл рыбачить. Я остался нежиться на мелководье, не забывая поглядывать за плавниками акул. Внезапно пение ветра и волн пресёк вопль Клавдиуса. Дальше - пощёчиной громкий удар твёрдого тела о воду, и возобновилась привычная мезозойская симфония.
Оправившись от шока, я бросился на берег и со всех ног помчался вдоль мыска. Но я не увидел Клавдиуса за поворотом, где он неизменно забрасывал удочку со скалы. Тогда я ринулся навстречу волнам, с целью обогнуть каменные гряды, полагая, что Клавдиус упал в море. Открывшаяся картина сделала моё тело ватным.
Клавдиус, растерянный, стоял по колено в воде, сжимая бластер в повисшей правой руке. В нескольких шагах позади него покачивался на волнах, застряв на мели, мёртвый полиптиходон. Я моментально узнал монстра по уродливому и бугристому, длиной с человеческий рост, массивному черепу. Из приоткрытой пасти торчали толстые изогнутые рифлёные зубы, вызывающие своеобразный катарсис: такая машина для убийства не склонна забирать жизнь быстро, как акула - она дробит кости и рвёт жилистое мясо с трудом. Череп плавно переходил в чуть вытянутую толстую шею, затем - раскрашенное зеброй, покрытое толстыми круглыми чешуями, брюхо, зеленоватые пятнистые бока, ласты, куцый хвост вдалеке... Волны бились, плескались о тушу.
- Я всё объясню, - бормотал Клавдиус, - он вынырнул внезапно...
- Внезапно? - изумился я. - Я ничего не слышал, значит ты засёк его издалека. Сюда его пригнал прибой!
- Дай прийти в себя, я всё объясню.
Я направил на Клавдиуса бластер.
- Ты - приспособленец.
- Послушай, не торопись! - горячо затараторил Клавдиус. - Я всё объясню. Конечно, я пожертвовал бы собой, чтобы выполнить задание Института палеонтологии, но полиптиходон всплыл не один! Клянусь тебе, не один! Следом за ним вынырнул второй зверь, ещё крупнее! Клянусь! Я не ожидал, и нервы не выдержали. Я застрелил одного. Мне кажется, они - пара, самец и самка, Институт палеонтологии ошибся. Их было двое, и одного я убил, оставшийся в живых - действительно последний. Мы верно вычислили там, в будущем, где и когда закончит дни последний, и что он одинок, потому что предпоследнего убил я, и всё это сохранено в пространственно-временном континууме, причинно-следственная связь не нарушена! Не убей я завра, ящеры могли оставить потомство и исказить наше будущее!
- Что за чушь ты несёшь!
Клавдиус беспомощно заозирался по сторонам, внезапно вскинул бластер, наставил на меня.
- Ты - приспособленец, - заявил он.
Я нажал указательным пальцем на кнопку, и оружие в моей руке полыхнуло рубиновым лучом. В груди Клавдиуса образовалась дыра. Ноги товарища подкосились, он рухнул на спину, оглушительно плюхнувшись о воду, рядом со своей жертвой. Я завороженно созерцал, как стихия полощет его рану, размывая цветок из артериальной крови и прозевал, как волны прибили чудовище почти к моим стопам. Смрад тухлой рыбы из зева полиптиходона отрезвил меня. Я узрел надвигающиеся плавники кретоксирин, развернулся и зашагал прочь, чтобы вернуться с 3D-камерой и зафиксировать трупы на видео.
Всю эту чистую правду я изложил комиссии. Мы не имели возможности изменить прошлое: в случае Клавдиуса вмешательство грозило тяжёлыми нарушениями причинно-следственных связей в пространственно-временном континууме (тот случай, когда "эффект бабочки" - не фантастика). В течение следующего месяца мы оформляли протоколы трагедии.
Лишь об одной детали я умолчал. Когда Клавдиус завертел шеей, он понял: то, что вдруг попало в его поле зрения, давно отслеживается мной. В двух десятках метров от нас высунул шею из воды второй полиптиходон, ещё матёрее первого. Исчадие ада внимательно уставилось на нас жёлтыми, с вертикальными щелевидными зрачками, глазами. Я взвесил в уме все "за" и "против" и посчитал, что фанатик, прослуживший в КСБ много лет, не успокоится, пока не выполнит задание Института палеонтологии, а ящер слишком коварен, чтобы я мог и впредь рисковать на берегу этого страшного моря. Последний полиптиходон скрылся в пучине, лишь услышав удар тела Клавдиуса о волны. В вашей подкорке живёт религиозный испуг насекомоядного зверька перед всесильной рептилией, вы поймёте меня и простите.
