- Странно, - молвил я.

- Конечно, неосмотрительно с моей стороны было наречь его только что любимым... Что-то я распереживалась, доктор!

- На сегодня сеанс окончен, - объявил я. - Мы продолжим разговор завтра. Эмоции слишком накалены. Подумать требуется и вам, и мне.

И когда я явился на другой день, она уже не спала.

- Вам нужно лечь, - сухо заметил я.

- Но моя нога в покое, а больше, вроде, у меня ничего не болит. Знаете, доктор, там в лодке с мотором, с пистолетом в руке, я, должно быть, напоминала девочку-ковбоя. Будь я помоложе лицом, профессор мог влюбиться в меня.

Я обратил внимание на отсутствие двух передних зубов у неё во рту: сверху справа и снизу слева.

- Сколько человек всего трудились в мезозойской экспедиции?

- Семь, или девять. Сейчас пересчитаю!

Пациентка принялась загибать пальцы.

- Точно! Девять человек, вместе со мной.

- Остальные, помимо вас и повара - мужчины?

- Так точно.

- Какова была цель экспедиции? Вы озвучили про какой-то цветок.

- Так точно. Nanjinganthus dendrostyla - древнейшее покрытосеменное растение. Профессор учил, что в юрский период, когда кругом - одни папоротники, найти это растение - всё равно, что отыскать цветок папоротника. Он заявлял, что у них есть серьёзные основания обнаружить цветок на острове, поскольку здесь водятся пчёлы, которые его опыляют.

- В юрском периоде водились пчёлы?

- Представьте себе! Древнейшие пчёлы и древнейшие цветы, с самого начала - вместе! Вы слышали романтическую русскую гипотезу о том, что динозавры вымерли не от удара метеорита? В далёкий пермский период, на исходе палеозоя, наши предки тероморфы занимали экологические ниши крупных животных, а предки динозавров и птиц - архозавры, пресмыкались к земле. Однако, великое пермское вымирание скосило большинство крупных тероморфов, открывая почти на двести миллионов лет дорогу архозаврам, перед которыми пресмыкались первые млекопитающие. Воспользовавшись трагедией конкурентов, архозавры быстро нарастили массу и с тех пор не оставляли нашим предкам пространства для эволюции. Цветковые растения, чрезвычайно эффективные из-за симбиоза с пчёлами и бабочками, образовали корнями дернину, задержавшую сток почвенных минералов в море. Из-за недостатка кальция посыпались на дно панцири одноклеточных водорослей, производящих основную массу кислорода в атмосфере. Из этих панцирей выросли меловые горы. А ужасные ящеры не выдержали кислородного голодания, достигшего в один прекрасный день критической точки, и пали, освобождая путь нашим предкам, потомки которых станут учить детей при помощи того самого школьного мела. Лишний вес сыграл злую шутку с динозаврами, они задохнулись. Красота спасла мир, а потомки тероморфов продолжили прерванную эволюцию, повторяя формы предков пермского периода. Даже с саблезубыми хищниками эксперимент повторили... Так наставлял профессор.

- Боюсь, динозавры пали не от красоты мира бабочек и цветов, а таки от удара метеорита, - вздохнул я.

Внезапно меня посетила новая идея.

- Скажите, что вы помните о наиболее острой фазе того самого межнационального конфликта, из-за которого вам пришлось испытывать вину перед мальчиком, который лепил динозавров?

Пациентка нахмурилась.

- Я сидела у окна на кухне. Горел тёплый свет от лампы накаливания. Тёмно-синий вечер. Я видела алые трассирующие пули в небе и слышала грохот взрывов. Пришли родители и забрали меня в гостиную. Стрекотали автоматные очереди, в гостиной их было слышно не хуже, чем на кухне. Больше я ничего не помню. Ну, автоматы трещали много дней подряд. Взрывали телебашню... А, той зимой в Баку выпал густой снег. Помню, в новогодние дни показывали фильм про приключения Электроника, в воздухе кружили хлопья снега, затем поднялась метель. Редко природа делает такой подарок бакинцам - снег... Первые дни января мы много играли с ребятами в снежки. Но всё это происходило на каникулах. А войска ввели позже...

- Что вы делали на кухне?

- Вышивала. Я увлекалась вышивкой. Мы вышивали платки. Вырезали квадратный кусок из белой простыни, вытаскивали с краёв нитки, чтобы получилась бахрома...

- Что именно вы вышивали?

- Не помню. Может быть, бабочку, или цветок... Я любила вышивать бабочек и цветы.

- Что вы сделали с этой вышивкой?

- Я не помню, вероятно, подарила родственникам, или подруге, а ещё могла отнести в школу, потому что участвовала в конкурсе...

- Мне понадобится как можно больше информации о ваших родственниках и одноклассниках, о школе, в которой вы учились, об адресах, по которым вы жили и которые посещали в тот период в Баку.

- Вы серьёзно намереваетесь лететь в Баку, чтобы найти вышивку?

- Да, здесь могла затеряться важная зацепка, которая поможет нам разгадать ключи от вашей памяти.

- Вам придётся провести целое расследование... Тем более, Баку, должно быть, далеко. И это - дела столь давно минувших лет...

- Весьма далеко. И очень давно. Не настолько, разумеется, как остров в мезозое... Не страшно, у нас длинные руки.

- У вас? Да кто вы, чёрт возьми, доктор? Где я?

- Давайте всё же обсудим вашу жизнь в Баку в январе тысяча девятьсот девяностого года. Что стало впоследствии с Русланом, с Рустамом, с Фидан?

- Руслан улетел в Америку, Рустам остался в Баку, Фидан укатила в Волгоград.

Остаток сеанса я вытягивал из неё "клещами" информацию.

- Кажется, мы забыли про мезозой, доктор, - обратила внимание пациентка.

- Мы обязательно вернёмся к пляжу юрского периода. Но... В следующий раз.

Пока длилось расследование, я тянул время. Школу, где училась страдающая амнезией, посетил лично. Полдня рылся в архивном шкафу с детскими поделками, но искомого не обнаружил.

- Как вы учились в школе? - вопрошал я во время очередного визита в палату.

- Учителя считали меня хорошисткой. Троек не было, пятёрок под конец - тоже. Даже по физкультуре поставили четвёрку. Участвовала в оргработе, с тех пор как повязали пионерский галстук. И потом, когда сняли галстуки, в девяносто первом...

- Учёба доставляла вам удовольствие?

- В детстве - да. А потом стало скучно. Нудные предметы, этот противный скрипучий мел, от которого пачкаются руки, душные одноклассники...

- Вы нравились одноклассникам?

- Не думаю. У меня кривые ноги. А бакинцам свойственен фут-фетишизм.

Она изобразила "сыр", как актриса с обложки глянцевого журнала. Я даже чуть смутился. Рану пациентки я видел, но оценивать её ноги с точки зрения пригодности для подиума мне бы в голову не пришло.

- Иное дело - мезозой? Там вы сияли звездой?

- Ну, не то, чтобы звездой, но благодаря профессору каждый день становился не похож на другой. Как добрый Гудвин, он...

- Чувства к профессору наполняли вашу жизнь смыслом?

- Да, но не только. Было действительно интересно и здорово. Представьте себе, в один день мы варим белемнитов, и знаете, они напоминают кальмаров не только внешне, но и на вкус, а на другой день может повстречаться завропод... Он щипал папоротник в долине, окружённой справа хвойным лесом, а слева - гинкговой рощей. Был случай, мы с профессором наблюдали драку цератозавра и аллозавра на внезапно распростёршейся перед нами опушке. Мы, не сговариваясь, приняли решение отступать, пятясь назад, не производя шума...

- Вы встречались с профессором руками?

- В смысле?

- Ваши пальцы соприкасались в общем деле, или в мужском рукопожатии?

Пациентка замотала головой.

- Я прикасалась к нему локонами.

- Угу.

- Там был стегозавр, горбатый и с треугольными щитками на спине, Руслан лепил такого в школе, а ещё - страшный птерозавр, когда сидит на земле - высотой с письменный стол, зубатый такой, с утолщённым на конце, подобно щипцам, клювом. Он омерзителен, как птица из мультфильма Миядзаки! А как прекрасны были вечера с профессором на пляже, в час заката! Во мне всё трепетало, когда я спускалась по трапу, держась за перила, стараясь помнить о ступеньках. Я любила ожидать своего кумира на огромном араукариевом пне, дерево спилили под дрова для костра ещё до меня... Я долго не решаюсь окунуться, а профессор любил обрызгать меня водой. Я визжала, а потом мы вместе прыгали под гребень волн, смеялись, барахтаясь в бурлящей воде и ускорялись, отталкиваясь ногами вместе с накатывающими пенными валами. И, наконец, счастливая, обмотанная полотенцем, я поднималась по всё тому же трапу, чтобы лежать под пледом, читая книгу... А в шторм собирались все вместе в кают-компании, играли в покер... Горел свет... С кухни веяло пряностями...

- Как долго вы прожили в мезозое?

- Около двух месяцев, из того, что помню.

- Чем вы занимались всё это время?

- Искали цветок.

- В чём заключались поиски?

- Мы бродили по холмам и долинам, по лесам, с компасом и картой, смотрели под ноги. Но видели только папоротники, мхи и хвойную поросль.

- Как всё закончилось? Я, конечно, знаю от врачей. Но хотелось бы услышать от вас лично.

- Профессор где-то подхватил неизвестный вирус. Его лихорадило, бросало в жар. При этом, он отказался возвращаться в Минск, не желая заражать людей в будущем. Но я надеялась, он просто не хочет бросать невыполненную миссию. Поэтому я, стремясь убедить его вернуться, искала цветок одна. Как-то раз я ушла на много километров от лагеря, миновала хвойный лес и наткнулась на болото. Тёмные воды казались посыпанными бледно-розовой крошкой для куличей. Сердце моё забилось, я побежала. Ноги намокли в один миг. Это был он! Nanjinganthus dendrostyla! Предвестник далёкого краха царства драконов и прекрасного человеческого далёка! Такие маленькие алые цветочки, сантиметром в диаметр. Лепестки, как у ириса, на толстой цветоножке, огромный пестик, похожий на маленькое зелёное деревце, возвышался над венчиком. Голова моя закружилась от их сладкого аромата, как у Элли на маковом поле, и я принялась рвать букет, забыв о предупреждении доктора ни в коем случае не делать так, из-за "эффекта бабочки". Злая пчела вынырнула из соцветия и больно ужалила меня в губу. Я вспомнила предупреждение доктора и со всех ног помчалась к нему. И тут из леса выскочил цератозавр.

- Тот самый, который схватил вас за ногу?

- Да, - губы пациентки растянулись в виноватой улыбке.

- Как он выглядел?

- Такой страшный, с бешено вращающимися круглыми глазами, весь бугристый, тёмный, похожий на беса из детских кошмаров, эти существа, которые, ты боишься, обитают под кроватью, когда родители оставляют спать одной. Я перепугалась, а он бросился на меня, схватил за ногу, потянул в лес. Я опомнилась, вынула пистолет из кобуры, передёрнула затвор и всадила пулю ему в глаз. Тогда ящер отпустил меня и убежал. Адская боль в ноге, казалось, разрастается чёрным деревом до зубов. Я ползала вдоль берега, искала оброненную рацию, но не смогла найти в зарослях папоротника. А потом стемнело, в небе загорелись Млечный Путь и луна, а сверчки запели трели. И так ползала весь следующий день, теряя силы. Я подумала, рация потерялась у леса, устремилась туда и там осознала, что не имею сил вернуться к болоту, чтобы напиться. Я не помню, сколько дней провела у леса, меня мучала дикая жажда, когда прибежал профессор. Он утащил меня к болоту. Как бы ни было мне худо, всё это время я крепко сжимала в руке букет. Последнее, что помню - как лежу на коленях у профессора, лицом к устеленной папоротниками почве. Мне чудится, от профессора исходит жар, он так и не выздоровел. Он лепетал, что нельзя брать цветы, из-за "эффекта бабочки", их для того и искали, чтобы взять под охрану, ведь могут существовать иные цивилизации, освоившие путешествия во времени, и что мне теперь придётся требовать доступа к машине времени, если я, конечно, желаю увидеть его снова, про то, что у меня обезвоживание... Он набирал вонючую болотную жижу в ладонь, сложенную лодочкой, и подносил к моему лицу. Я не помню, выпила ли воды... Я очнулась здесь, у вас...

- Вам нравится наш лимонад? - задал я вопрос.

- О да, ваш лимонад - совсем как из советского детства! - рассмеялась она, и я вторил ей заливистым хохотом.

Ещё я пытался интервьюировать её о жизни в школьные годы, но самое интересное, что пациентка мне сообщила - как в школе на пятом этаже случился пожар, и сгорело дотла чёрное пианино. Дети остались лишены уроков пения на два месяца, пока не доставили новый рояль.

Я любопытствовал у неё о жизни после школы. Однако, дальнейшее её существование оставило в осадке лишь скучные истории про корпоративы, ссоры с мужьями, о том, как убежал из дома её сын, или вышла замуж дочь, которая вскоре развелась...

И так продолжалось до того дня, пока я не получил, наконец, в руки вышивку. Увидев изделие, я понял всё.

- Мы нашли тот платок, - сообщил я пациентке.

Она вскинула брови.

- Смотрите, - вертел я перед её карими глазами пожелтевшую от пыли ткань. - Здесь голубь мира и флаг Советского Союза. Слева в углу вышито каллиграфическим почерком: "Миру - мир!", а справа - "20 января 1990 года". Это ваша работа?

- Да... Я помню... Вы нашли её в школе? Почему вы прикрываете ладонью верхнюю часть вышивки?

Я отпустил пальцы, платок оказался в её руках.

- Здесь написано: "Руслану от Людмилы". Он увёз подарок с собой в Америку. Вы ничего не помните?

- Он мне никогда не нравился.

- Ах, вот вы о чём! Он вам не нравился из-за национальности его матери. Но вы учились в одном классе, и до начала политического конфликта могли относиться иначе к будущему изгою, как думаете?

- Что я могла чувствовать к нему?

- Что вы могли чувствовать к нему? А что вы могли чувствовать к стране, в которой родились? Быть может, вы испытывали в отношении этого мальчишки, который лепил динозавров, то же самое, что испытывали к профессору в мезозое? Целый мир, знаете ли?

- Это какая-то ошибка! Я любила Рустама! Быть может, мне просто было жаль Руслана, из-за национальности его матери, и когда по улицам Баку проезжали танки, в порыве эмоций решила его поддержать?

- Вы обратили внимание на три вышитых контурами алых сердечка, каждое пронзено стрелой? И вы помнили о Руслане после отмены комендантского часа, когда возобновились занятия в школе. Ведь вы сделали ему подарок собственными руками.

- И что же, по-вашему, случилось потом?

- Случились каникулы, и летом, имея время подумать, вы трезво оценили политическое значение своих чувств.

Очи пациентки округлились. Я подумал, что её взгляд сейчас соответствует её же описаниям глаз цератозавра.

- Это было там и тогда, - сказал я, - не в мезозое и не перед больницей. Я имею в виду чувство.

- Но что тогда было перед больницей?

Я читал ужас в её глазах.

- Вы должны вспомнить самостоятельно.

Я отошёл к окну. Из всех модных ныне дискурсов, терпеть не могу причитания о мирах. Но я могу об этом поговорить. Мир отличается внутренней непротиворечивостью. Взять что внутренний мир личности, что мир между людьми, разделяющими единые ценности, или хотя бы мир научно-фантастического романа. Конечно, я загнул, когда бросил ей о том, что она трезво оценила политическое значение своих чувств. Вряд ли несчастная представляла себе, что конфликт, который она пережила, являлся лишь звеном в цепи локальных конфликтов, свернувшейся в пространстве и времени позвоночником спящего ящера, остроконечной вершиной горного хребта, ведущего к оскаленной пропасти, в которой сгинет цивилизация планеты Земля. Ей повезло. На момент прилёта ядерной бомбы, она находилась на окраине Минска, не в самом эпицентре взрыва. В уцелевшей части города возникла паника, начался бунт. Её ранило в ногу осколком гранаты одного из мародёров. Все они скоро, от Скандинавии до Южной Африки, от Аляски до Португалии, успокоились под хлопьями ядерного снега. Я видел эти хлопья, когда брёл в скафандре по улицам мёртвого Баку, чтобы изучить содержимое шкафа в школе, где училась много лет назад Людмила Сидорова. Мы давно наблюдали за ними из космоса и оказались не в силах предотвратить катастрофу. Конечно, мы пытаемся сохранить остатки цивилизации, забираем к себе на планеты выживших, подобно ей. Им никогда не удастся развиваться самостоятельно, но, как редкие животные в заповедных зонах, они смогут существовать среди нас... Мы пытаемся лечить их от лучевой болезни, от механических и психических повреждений. Но я не Гудвин из земной сказки. И не волшебник из страны Оз. Кажется, выжившие крупные архозавры - гребнистые крокодилы, были солидарны с американскими авторами импакт-гипотезы мел-палеогенового вымирания древних архозавров, уничтожив на острове Рамри тысячу двести пятнадцать японских солдат за несколько месяцев до импакт-событий в Хиросиме и Нагасаки? Импакт - на стороне добра, и у каждой гипотезы есть автор, не так ли? Как, вы не знали, что автор импакт-гипотезы мел-палеогенового вымирания разрабатывал атомную бомбу и исследовал последствия её применения в Хиросиме? А-за-за! Да, я глубоко погрузился в их потерянный мир. Она была в сознании той ночью, когда за ней прибыла наша "тарелка". Кокетка ясно видела спасателей в скафандрах. Так что... Если существуют инопланетяне, почему бы не существовать машине времени, правда? Ведь логично же? Петля времени объясняет всё! И Людмила Геннадьевна остаётся в миру с самой собой.

Я очень надеялся услышать крик её ужаса, но она сказала:

- Вы можете меня пытать, но я не отрекусь от своих воспоминаний о мезозое и профессоре. Наших дедов из Советского Союза истязали фашисты, но Мальчиш-Кибальчиш не открыл буржуинам военной тайны.

Она пережила собственных детей. И мир - её миру. А что ещё способен сделать врач?

--

Музыка под настроение:

Егор Летов и Чёрный Лукич. "У окна"

Bright Eyes. "Lover I Don't Have to Love"