Лозицкая Татьяна Петровна :
другие произведения.
Роман. Добровольские страсти. Книга 2. Гл. 30. Смертушка приласкала!
Самиздат:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
|
Техвопросы
]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оставить комментарий
© Copyright
Лозицкая Татьяна Петровна
(
lozict@ya.ru
)
Размещен: 08/08/2021, изменен: 08/08/2021. 30k.
Статистика.
Глава
:
Проза
Скачать
FB2
Ваша оценка:
не читать
очень плохо
плохо
посредственно
терпимо
не читал
нормально
хорошая книга
отличная книга
великолепно
шедевр
Аннотация:
Не признанным героям ВОВ. Слава вечная помять!
Татьяна Лозицкая
Роман. Добровольные страсти. книга 2 глава 30
Татьяна Лозицкая
Глава 30. Смертушка приласкала!
Наконец закончилась ненавистная война, и с фронта вернулись мужики,
только они вернулись совсем другими людьми. Если раньше выпивали
только по праздникам и в умеренном количестве, для аппетита, чтобы
тяжёлая жирная пища могла перевариться в желудке за ночь, то теперь
пили часто: за победу, за погибших на фронте друзей, за то, что
пришлось пережить и просто за то, что остались живы.
Победители повидали много за границей, появилось много вопросов, на
которые не находилось ответов, потому заливали горечь обиды за нищего
российского колхозника, который, как оказалось, в десяток раз живёт
хуже, чем заграничный крестьянин, и дороги у них там, не то что
российские колдобины да ухабины, да грязь непролазная по колено.
Фронтовики часто задавались вопросом, почему так не любит советское
правительство своих граждан, обрекая их на нищенское существование, и
нет в Стране Советов тех прав и свобод, о которых постоянно твердит
партия, а только один узаконенный произвол.
Марфа Васюк с радостью передала председательство Тимофею Арсеньевичу.
Дважды раненый Добрых прошел весь фронт, с трудом выходил из
окружения, как положено пехоте, через всю матушку Россию на
собственном брюхе прополз вместе с солдатами, отступая почти до самой
Волги, а потом шёл назад до Бреста в Германию. Дослужившись до
капитана, в маленьком немецком городке отмечал победу, и вот он конец ужасному кошмару под названием война.
Устав от неё, спешил домой, он соскучился по мирной жизни, по родному
селу, по лугам и старицам, по рыбалке и охоте, даже по злополучной
бесовской тропинке.
Ему хотелось работать от рассвета до заката, чтобы по ночам не снилась
проклятущая война, принесшая столько горя и потерь.
Старший брат и невестка погибли на фронте, и у него на руках остались
племянники и сватья, которая всё никак не могла выехать домой, теперь
уже из-за голода и разрухи.
С возрастом Тимофей всё больше походил на отца, даже походка стала такая же
, из-за ранения тоже немного прихрамывал, но главное, унаследовал
от отца глубокую мудрость, любовь к земле и к людям, живущим на ней.
Не всем селянам повезло так, как ему, только девять мужиков вернулись
с фронта с ранениями, а трое фронтовиков калеками.
Марфа как не пыталась выходить своего мужа, сколько не прилагала
усилий Варвара Степановна, ничего не вышло, Василий умер.
Одно утешало женщину, что мужа похоронили в родном селе, и в любое
время можно сходить на его могилу; а также то счастье, которое
родилось перед его смертью, доченька Васелинка - дорогая память о
любимом человеке.
В колхозе как всегда много дел, мужских рук не хватало, а женщины за
военные годы надорвались от тяжёлого труда, устали, а, может, просто
иссяк их ресурс возможностей, казалось, ничто не может им вернуть силы
и вдохновить на труд, это понимал председатель колхоза Добрых, не
требовал многого от уставших женщин.
Дальнейшие события, происшедшие в селе, изменили их уклад и образ
жизни, община зажила по-новому, но, как всегда, в достатке и дружно.
Председателя колхоза вызвали по делам в райком, на этом заседании
рассматривалось много вопросов. В заключение слово взял капитан из
прокуратуры, все сразу съёжились в ожидании очередной неприятности,
так как от этих органов ничего хорошего не приходилось ожидать.
Капитан сидел рядам с товарищем Добрых.
Следователь встал, оглядел всех тяжёлым взглядом.
- Я буду краток. На станции стоит эшелон с бывшими узниками германских
концлагерей, военные, попавшие в плен. Все они прошли тщательную
проверку, но некоторое время должны находиться под комендантским
надзором.
Он сделал паузу, передохнув, продолжил.
- В трудовых лагерях использовать их невозможно, так как они истощены
и почти все больные. Их необходимо разместить по селам, как
спецпоселенцев.
Кто-то крикнул:
- Кому нужны полуживые трупы?
- Ещё не хватало, предателей кормить! - Возмутился секретарь парт
ячейки из Малиновки.
- Они изменники Родины! - Возмущались другие председатели колхозов.
Капитан возразил:
- Изменники в других местах прибывают!
Добрых не сдержался и высказался тоже:
- Я сам дважды выходил из окружения, и только одному Богу известно,
как выбрался. А вот раненых не всегда удавалось спасти, им и
застрелиться-то нечем было, частенько без патронов воевали даже.
Секретарь райкома прервал Добрыха:
- Тимофей Арсеньевич, демагогию не разводите. Все знают, что вы
фронтовик, но в плен не сдались и хватит об этом, а то договоримся до
чего-нибудь. Лучше выдвинете предложение, куда разместить людей.
Добрых попросил у капитана прокуратуры взглянуть на личные дела
несчастных бедолаг. Смотрел и думал: "Небось, все жертвы СМЕРШа, те
особо не разбирались, во всех видели предателей и шпионов".
Несколько человек в ворохе характеристик сразу заинтересовали его
своими профессиональными данными: два механика-танкиста, электрик,
агроном, учитель биологии и географии. Ещё покопавшись, нашёл
ветеринара. Глаза председателя заблестели. Он пальцем поманил
капитана, прошептав ему на ухо:
- Отдай мне вот этих.
Капитан смекнул в чём дело:
- Вот, это правильно, только бери всех, чьи дела в этой папке.
- А сколько человек в этой папке? Я ж себе в другой папке отобрал.
- Двадцать, - ответил капитан, - и ты всех берёшь, тогда в придачу
тех, кого выбрал.
Добрых, почесал затылок.
- Нет, не пойдёт. Могу всего двадцать, а тех, кого отобрал, обязательно.
Капитан согласился, но ворчал недовольно:
- Куда мне остальных?
Первый секретарь инициативу взял в свои руки.
- Вот и добренько, так и всех разберём.
Возмутился Никольский председатель колхоза:
- Хорошо товарищу Добрыху рассуждать, у них колхоз богатый, а нам
самим бы прокормиться, а тут ещё и изменников Родины кормить,
помещение им выделить надо. Нам хватило неприятностей с депортированными
немцами.
- Да на селе одни бабы остались, работать некому, вот и используйте
этих, - пояснил секретарь райкома, добавив. - На селе без мужика
никуда, а вам с десяток перепадет, найдёте, чем кормить.- Махнул
недовольно рукой.
- Так его ещё откормить нужно, чтоб работать смог, а то враз ноги
протянет, - не отступал председатель из Никольского.
Добрых собрал личные дела своих спецпоселенцев. - Ну, я могу уже идти?
А то мне дальше всех добираться до дому. Я уж себе набрал, а там время
покажет, будет польза или дармоедами станут. Селяне у нас добрые,
думаю, выходят солдат.
- Знаем вашенских, чужаков не привечают, - возразил кто-то.
- Да, чужаков не привечают, но понапрасну человека не обидят и зло не
причинят, - Добрых сильно осерчал, быстро вышел из кабинета.
Бывших пленных привезли в село после обеда и разместили в школьном
дворе. Народ села Добровольного собрался быстро. Председатель обратился к
собравшимся:
- Женщины, дорогие селянки! К вам обращаюсь с просьбой.Перед вами
фронтовики, но так получилось, что, попав в плен, оказались они в
германских концентрационных лагерях. Их надобно подлечить и накормить,
душу отогреть. Тяжело пришлось мужикам, поглумились над ними фашисты,
так что прошу помочь, разберите несчастных больных людей по дворам.
Все стояли молча, как окаменевшие и недружелюбно смотрели на
измождённых больных мужиков. Те в основном, сидели на земле, глядели
вниз, пряча глаза, у некоторых текли слёзы, не от стыда, а от горя,
что им приходится пройти через такое унижение.
Молчание прервала Глаша Соломка, первая из селянок получившая похоронку на мужа:
- Мой Матвей в начале войны погиб, а эти в плен сдались,
живёхонькие сидят. Не стыдно нам в глаза смотреть? Бабы, не обидно ли
нам, с похоронками вместо мужей, трусливых мужиков ещё откармливать?
Среди баб пошёл ропот. Тимофей Арсеньевич, уверенный в поддержке
селянок, растерялся и не знал, что сказать в ответ.
Выручил старый Лыско Фрол, спокойным и ласковым голосом сказал:
- Милые мои бабоньки! Вы так устали за годы войны, и сейчас всё на вас
держится, а мужей ваших не вернёшь из могил. И не нам судить этих
солдат, как они попали в плен. Посмотрите только на измученных и
несчастных людин. На них сейчас смотреть страшно. Но, как говорится,
были бы кости, а остальное всё нарастет. Окрепнут мужики и вам же
легче станет, а, если какой и приглянется из них, с добром живите!
Благословим!
Старик оглядел притихших женщин:
- Дорогие женщины! Не век же вам вдовами бедовать, в одиночестве?
Лыско подошёл к ближайшему солдату, который сидел, низко опустив
голову, вытирая горькие слезы. Для него это унижение было хуже смерти.
Не заслужили они такого обращения от своих. Им бы перед строем награды
получать за совершённые подвиги.
- Сынок, подыми голову, о-о-о, глаза добрые, как величают тебя?
- Семён,- тихо ответил мужчина средних лет.
- Ну и ладненько! Мой сынку Степан погиб, а Федор без вести пропал,
вместо него будешь, идём ко мне жить,- он помог подняться солдату, и
они побрели в сторону дома Лыско, а за ними поплелась всхлипывающая
жена Фрола. Она каждый раз обливалась слезами при упоминании о
сыновьях.
Старуха Маланья посмотрела на сноху, сказав:
- Ты, Глаша, как хочешь, смотри сама! Я рано овдовела, хлебнула
одинокой бабьей доли, мне хоть брат Арсений пособлял! Тебе тяжко будет
без мужика. Вон глянь, того паренька, дюже на Матвея нашего похож. Ну
вылитый мой сынок. Я его беру в дом. Ну, что Матвеюшка, пойдём, сынком
мне будешь!
Солдат посмотрел недовольно на старуху и буркнул:
- Меня зовут Кузьма и я вам, женщина, не сын.
Маланья спокойным, лаковым голосом проговорила:
- Сынок, не я тебя обижала! На меня не серчай! Я тоже с горем, потом
тебе ещё стыдно станет за обиду.
Сидящий рядом с Кузьмой солдат, ткнул его в бок локтем.
- Не дури, радуйся, что женщины забирают нас, больно мы им нужны
дохлые, обуза и лишний рот. Небось, самим жрать нечего.
Чуток подумав, Кузьма поднялся и побрёл за женщинами.
- Бабы! Раз нас сам Лыско благословил, разбирай мужиков! - крикнул
кто-то из баб.
К вечеру на траве остался лежать только один человек Пётр Семёнкин. На
вид ему было за тридцать, небольшого роста, коренастый, с большими
залысинами и проседью.
Его заросшее щетиной лицо невозможно рассмотреть, оно было покрыто
гнойными язвами, уже пару дней не сходил жар, и он постоянно бредил.
Несчастного никто не взял, кому нужен покойник в доме?