У этой нескладной, некрасивой девочки были яркие и необыкновенные каникулы. Холодные, скучные, одинокие школьные зимы и жаркие, весёлые, шумные летние дни. Четыре года подряд, с 8 лет она ездила на юг Украины, в степи, где порой за лето не выпадало ни капли дождя. Их пионерский лагерь назывался "Вишнегорск" и, действительно, фруктов было столько, что не только руки, но и ноги детей не смывались от ягод. Вишню уже не рвали с деревьев. Компоты надоели. Мама Любы увозила в Москву несколько ведер варенья и весь год ела его сама, девочка даже видеть его не хотела.
Лагерь находился в необычном месте. С одной стороны - кладбище, с другой - колхозный яблочный сад, с третьей - поле подсолнухов, а с четвертой - глубокий широкий овраг, яр, где устраивались пионерские костры с песнями и танцами... А в 100 метрах - лишь пройти соседний лагерь - огромное, трёхкилометровое соленое озеро: говорили, что это остаток Азовского моря.
Люба быстро научилась плавать и, во всём остальном ужасная трусиха, никогда не боялась воды. Они все барахтались в большом огороженном лягушатнике, но почему-то ей одной разрешалось плавать за сеткой, где уже было с головкой. И как же приятно было чувствовать себя на просторе! Ей хотелось переплыть озеро, позднее она сумела добраться до середины, до столбика...
- Мама, а почему же она не переплыла? А я бы обязательно добралась до другого берега! Я...
Х Х Х
Да, им, москвичам, разрешалось чуть больше, чем всем остальным, местным ребятам. Их ведь было всего 10-12 человек, и они были на особом, привилегированном положении. Люба почти всегда была в старшем отряде, так как не хотела расставаться со своими старшими земляками, а потому подружки у неё были взрослые, почти девушки, и она очень этим гордилась. Директор лагеря, Виктор Маркович и его жена, Галина Владимировна, музыкальный работник, дружили с её мамой - та иногда приезжала в командировку на местный арматурный ( "изоляторный", как они его называли) завод, а отпуск свой обычно проводила у сторожа лагеря, то есть снимала там комнату. Сторожиха, добрая толстая хохлушка, старалась подкормить девочку: она ведь была сущий скелет. Да, Люба много плавала, бегала, прыгала, но совсем не ела ни хлеб, ни сладости, ни- особенно! - вареную капусту, а ведь на Украине всегда борщи. Да разве вообще она думала о еде, когда было так весело! Купанье, прогулки в курортном парке, где они собирали ракушки, музыкальные занятия под аккордеон - песни и танцы, инсценировки и подготовка к карнавалу. "Золушка", и она - придворная дама. Многочисленные кружки: танцевальный, фото, редакционный...
"Мама, у меня всё хорошо. Жарко. Я бегаю в одних трусиках. Скучать некогда. У меня порвались сандалии. Пришли мне новые."
Но мама ей ничего не прислала. И она так весь месяц и пробегала босиком, лишь перед сном одалживала у кого-нибудь тапочки - чтобы вымыть ноги. Но иногда она скучала по дому и маме. В начале июня Виктор Маркович выстраивал детей на линейке и предупреждал всех: кто будет есть зеленые, незрелые вишни, того отправят домой. Люба боялась директора: он был очень строгий, но все же старалась срывать вишни прямо у него на глазах. Но её почему-то не отправляли в Москву.
Х Х Х
Шелковица, вишни, абрикосы... Вот только яблок в их лагере совсем не было. Зато их много было у сторожа. - "Любочка, может, насыпать тебе борща? - зазывала её толстая баба Ксюша. - Не треба? Вот возьми хоть яблочек. Но однажды её подловили мальчишки из её отряда: "А, ты воровала в колхозном саду! Сейчас мы тебя к директору. Он тебя накажет!" Она пыталась вырваться, но разве могла она с ними справиться? Они втолкнули её в кабинет, а сами остались у дверей, дожидаться... Она, конечно, страшно перепугалась, слезы уже готовы были...
- Любочка, успокойся. Ну, ясно, что ты не крала. Верим, что - у сторожа. Мама-то еще не скоро приедет? На вот возьми печенье, конфеты. - Виктор Маркович и Галина Владимировна мягко и ласково говорили с ней.
С теми же яблоками и еще со сладостями, стараясь не смотреть на хлопцев, Люба гордо прошествовала мимо.
- Представляю, какой у них был вид, у этих мальчишек!
- Да, Лена, они рот разинули! Вот так наказали!
Х Х Х
А еще были всякого рода затеи.
- Девочки, давайте устроим концерт!
"У лукоморья дуб зеленый..." Она была русалкой. Распустив свои длинные черные косы и замотавшись в белую простыню, Люба молча сидела на стуле под деревом и гребешком расчесывала волосы. Вокруг нее ходил кот, а Лена, румяная белокурая хохлушка, читала само стихотворение. Немногочисленные зрители: директор, его жена и их сын Юрка, ее ровесник, - им хлопали.
Или в палате Люба рассказывала девочкам сказки, которые она придумывала на ходу - похожие на те, что она сама читала в книжках.
А однажды она даже организовала настоящий концерт на эстраде...
- Подумаешь! Разве это концерты? Мы вот в Коробовке 3 фестиваля искусств провели - с инструментами: флейтой и скрипкой!
-
XXX
... Но были и другие затеи. Тихий час. Жарко. И потому невозможно заснуть.
- Девочки, а давайте стащим матрасы на пол под кровати, так будет прохладнее.
И все дружно ее поддерживают. Они тихо лежат под сетками. Входит вожатая. В палате пусто. Где дети? Но, конечно, их быстро обнаруживают. И все дружно и хором показывают на неё: "Люба!"
- А у вас, что, своей головы нет? - возмущается она. - Вы же со мной согласились!
Но почему-то наказывают только ее. Все два часа Люба должна стоять на солнцепеке. И она стоит. Хотя ей нельзя на солнце. Врачи в Москве запретили...
- Но это нечестно, мама! Почему же только её?
Х Х Х
Да, она не переносит солнца. В Москве у нее обнаружили вегетативный невроз. И здесь однажды на спортивных соревнованиях, когда она сидела без панамки на солнце, у нее вдруг отчаянно заколотилось сердце.
- Люба, что с тобой? Ты совсем белая!
- И девочки потащили ее к изолятору. У нее 39№, солнечный удар. Но ей хорошо: за ней ухаживает медсестра Валечка, красивая черноволосая смуглянка с огромными глазами.
- .Валечка, посиди со мной.
Люба влюблена в эту ласковую и добрую девушку. И потому ей хорошо и весело. И она прыгает на пружинах кровати.
- Люба, у тебя высокая температура, тебе надо лежать...
- Да, да , Валечка.
Но только та выходит, она видит подружек у окна - и опять прыгает, прыгает, прыгает. И только ночью ей ужасно страшно. Она - одна в этом домике на пригорке, а все отряды - внизу, вдалеке. Окна ее палаты выходят на кладбище, она смотрит на кресты и ей кажется, что она видит того самого мальчика-лунатика из третьего отряда, про которого рассказывали девочки: он во сне бродит по лагерю, переходит яр и идет к могилам. Да, да, вон там она видит его тень...
- Да всё это враки, про лунатиков. Ну, сама посуди, как они могут ходить по карнизам и не упасть? Я бы ни за что не поверила в эти сказки. Глупая, мама, твоя Люба.
Х Х Х
Через кладбище они ходили каждый день - по пути в курортный парк. И всегда приветствовали одну и ту же могилу, вернее, покойницу: "Мария Гундаренко, гип-гип-ура! Гип-гип-ура!" Днем не было страшно. А вот ночью... Хотя однажды им было весело и в полночь. Озорной воспитатель Миша предложил им сыграть в привидения. Они все завернулись в простыни, тихо-тихо, чтоб не услышал директор, вышли за ворота и спрятались за памятниками. А когда увидели на дороге прохожих, с криком выскочили и налетели на них. Но они почему-то не испугались. Это оказались дети сторожа.
Но это всем отрядом, а вот одной...
А пришлось однажды...
- Мама, мне так надоел лагерь, линейка, режим! Давай я в твой отпуск поживу с тобой. - Люба пожаловалась маме, когда та приехала в командировку.
А она ведь была на особом положении и не только как москвичка: после солнечного удара её на целый месяц освободили от утренней зарядки, можно была вставать немного позже. И всё равно...
Ну что ж, мама согласна, и они вместе живут у сторожа. Но ей скучно. Рядом - дети, веселье. А она все с мамой да с мамой - на пляж, в парк, в фабричную столовую. "Ты же сама так хотела! Что же теперь ноешь? Ну, на следующую смену опять возьму тебе путевку".
Неожиданно приезжает Ирка, подружка по прошлогоднему лету.
- Поедешь ко мне? Переночуешь у меня, а завтра... Тебя мама отпустит? Моя, да конечно, не будет возражать. Она все про тебя знает.
Мама всегда ее отпускает. Доверяет. И они едут в автобусе в город, а Люба по дороге мечтает, как завтра они будут весь день ходить... Но открывается дверь Иркиной квартиры, и их сердито встречает женщина. Ира, оказывается, не предупредила свою мать. И та достаточно громко говорит дочери: "Нет, нет, нельзя, мы ведь рано утром ... Ира в смущеньи: "Извини, я не смогу тебя проводить... "
Хорошо еще, что она успевает на последний автобус. Кондукторша недоверчиво смотрит на девочку: "Ты ничего не путаешь? До какого парка, городского или курортного? Ведь уже так поздно!"
В поселке, хотя и почти безлюдно, идти еще ничего. Но вот она доходит до кладбища. Тишина. Темно. И... страшно. Ужасно страшно. Сердце колотится. Ох, надо идти. Но вдруг она видит в кустах , за деревьями тень. Что это такое? Кошка? Или ей кажется? И она бежит вслед за ней, стараясь смотреть только на неё. Кошка или тень? Кошка или тень? И теперь её немного легче. Она добегает да лагеря. Там тихо, все уже давно спят, но здесь горят фонари. Забегает на гору - к дому сторожа. Темно. И лают собаки, а она их ужасно боится. Всех без исключения - и больших, и маленьких. Уф, славу богу, они - на привязи. Да и сторож, дядя Петро, хоть как всегда и пьяный, но тут как тут, уже спускается к ней...
- А что мама? Ругала она Любу? Нет? Только удивилась? А вот мы с Олькой собак не боимся, даже овчарок. Они ведь просто так никого не трогают. А если укусят, им самим становится стыдно, хвост поджимают, извиняются... Они - умные и честнее людей.
Х Х Х
И опять она живет в лагере. Опять линейка, режим, но все равно ей интересно: подружки и игры. Любе было весело даже без всякой причины, а просто потому, что всегда жарко, можно много купаться в озере, теплый песок, много фруктов и все ее любили - и подружки и взрослые: она ведь была москвичка! "А как у вас там в столице? Неужели не учите украинский язык? Откуда же ты знаешь наши песни "Черемшину" и "Подоляночку"? А как по-русски дуля? Фиг? Хиба ж так гуторят? Тю тебя..."
Весело им, москвичам, было и в пересменку. Все местные дети уезжали домой: в город или село, а они оставались на 3-4 дня одни в лагере. Делали тогда, что хотели без всякого режима: до тошноты качались на всех качелях-лодочках или кружились на каруселях-самолетиках, потом бежали на озеро и плавали вволю, сколько им влезет. Бегали по всей территории и за ней, лазали по деревьям, а ночью все вместе (девочки и мальчики) спали в одной палате на сдвинутых вплотную кроватях. Так однажды Люба оказалась рядом с Андреем, белокурым высоким мальчиком, который ей очень нравился...
Х Х Х
В конце четвертого класса, то есть накануне перехода в среднюю школу, Люба подрезала свои косы, наверное, захотелось что-то изменить в жизни или просто почувствовать себя немного взрослее... Девочки-одноклассницы долго занимались ее прической - то оставляли волосы распущенными, и они спадали пышной волной по плечам, то делали ей хвостики. "Люба, ты теперь прехорошенькая! Все мальчишки будут за тобой..." Она, конечно, смущалась и не верила этому. А в июне опять уехала на Украину. Как всегда ее записали в первый отряд. А в третьем появился новый мальчик, на два года ее старше, очень красивый темноволосый украинец, Саша Красный. Такая вот удивительная у него была фамилия. Почти все девочки из его отряда были в него влюблены. И Люба тоже в него влюбилась. Сначала молчала, скрывала, а потом однажды во время тихого часа по секрету сказала об этом своей соседке и подружке , четырнадцатилетней Светке. А та взяла и написала записку и подбросила через знакомого мальчика в третий отряд. "Саша, тебя любит девочка из первого отряда. Её зовут Люба".
И, конечно же, скоро весь лагерь узнал о ее чувстве. И, видимо, Саша тоже догадывался или даже знал. Когда Люба проходила мимо его отряда, ребята смеялись: "Саша, Саша, смотри, кто идет..." Их пытались свести, его силой тянули навстречу ей. Он смущался и краснел. Она - тоже, хотя и пыталась шутить. Но почему он тогда на пионерском костре, в яру - девочки сидели высоко, почти на самой вершине - он неожиданно вскарабкался к ним и, пристально глядя на Любу, спросил у той же самой Светки: "Скажи, а кто у вас в отряде девочка по имени Люба?" Света тут же со смехом показала на неё: "Вот она!" Саша смутился и кубарем скатился вниз.
А потом вечерами, когда все девочки шли смотреть кинофильмы в летний кинотеатр под открытом небом, она отправлялась в душную телевизионную - тогда проходил международный футбольный матч, и Саша не пропускал ни одной игры. Они всегда сидели рядом, но не разговаривали друг с другом. И, кажется. она там была единственной девчонкой. Ей уже тоже нравился футбол, она разбиралась во всех его тонкостях...
Однажды ее опять наказали и опять в тихий час. Она предложила своей соседке улечься вместе валетом на одной кровати. Просто так, из чистого озорства. Но вожатая, коротконогая милиционер с резким голосом, не поняла этой безобидной шутки и приказала Любе встать. Она же отказалась - специально, чтоб ее позлить или из упрямства. Иногда что-то находило на нее. Да и не любила она эту вожатую. И та отправила ее на солнце. Люба вспомнила свой солнечный удар и... пошла в тенечек. Через некоторое время пришли Саша и Колька, его приятель: их отряд дежурил, а потому они не спали, они должны были помогать на кухне или убирать территорию. Люба поболтала с Колькой, он, естественно, одобрил ее поведение. Саша молчал. И весь тихий час они так и проторчали около первого отряда, играли в теннис, гоняли в мяч... А когда все встали, они ушли. "Классное" наказание" у нее в этот раз получилось.
И только в день отъезда - она сидела в беседке, а он все вертелся рядом - Саша неожиданно заговорил с ней:
- Ты живешь в самой Москве?
- Да.
- А где именно?
- В центре.
- Ты уезжаешь?
- Нет, остаюсь на вторую смену. А ты живешь в самом Славянске?
- Да, в самом. А я сегодня уезжаю.
Люба не сказала ему : "До свидания". Саша тоже не попрощался с ней.
И больше они никогда не виделись. Так она и не узнала, нравилась ли она ему, этому красивому мальчику Саше Красному.
- А почему же он не разговаривал с Любой? И все-таки она нравилась ему?
- Не знаю, девочки, не знаю.
Х Х Х
Это был последний год её в этом лагере. Потом она ездила и в другие, но уже только в Подмосковье. И это уже были холодные, скучные и подчас одинокие каникулы. Ведь там не было озера, а лишь 2-3 минуты купанья в речке Переплюйке, нельзя было бегать босиком, и Люба долго еще не могла привыкнуть - после степных просторов - к тёмным, глухим лесам средней полосы.