Тайлер : другие произведения.

Воздушные замки. Часть I

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Как отличить нормального человека от ненормального? Что такое норма? Где находится тонкая грань между гением и безумцем? Как добраться до Финляндии без приключений? На эти и еще на множество других вопросов пытается ответить главный герой этой истории. Безрезультатно.

   Воздушные замки.
  
   Шизофрения - тяжелое психическое заболевание, характеризующееся нарушением связности психических процессов и упадком психической деятельности.
   Такое определение дает толковый словарь.
   Шизофреник - больной шизофренией.
   Представьте мою реакцию, когда мне сказали, что я - шизофреник.
  
  
   Часть I.
  
   Глава 1.
   Я хочу спать. Я смотрю в окно, я сосредоточился на фонарных столбах, мелькающих в темноте ночи. Я боюсь закрыть глаза, потому что, если я закрою глаза, я засну, а, если я засну, то Сеня учудит еще что-нибудь.
   А это страшно.
   Сеня из тех людей, которых ни при каких условиях нельзя оставить одних. Существует три группы из этой категории: дети, старики и сумасшедшие.
   Сеня принадлежит к последним.
   Он поссорился с Денни и сейчас, сжав руль так, что побелели костяшки его пальцев, что-то злобно бормотал себе под нос.
   Страшно.
   Ведь в такие минуты от него можно ждать, чего угодно. Нет, от него можно ждать, чего угодно все двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю и триста шестьдесят восемь дней в году, но в такие минуты он может даже превзойти самого себя.
   Страшно.
   В магнитофоне играет Джерри Ли Льюис. Johnny B. Goode. Я делаю громче. Главное, не спать.
   Я должен в любой момент успокоить Сеню или, наоборот, разбудить. Я должен в любой момент взять вместо него руль или, наоборот, оторвать его от руля.
   Я не должен спать.
   Во всем виноват Денни. Денни сжег мою квартиру, Денни уничтожил мою жизнь, Денни завел нас сюда.
   Денни предал Иисуса, Денни убил Кеннеди, Денни разрушил СССР.
   Но Денни не существует.
   А ведь именно из-за него мы сейчас едем в этом стареньком подержанном "Форде" под дождем по пустому, мокрому шоссе, одинокие, замерзшие, усталые, и слушаем Джерри Ли Льюиса. Great Balls of Fire.
   Но Денни не существует.
   Сеня отдал билеты Денни, Денни сказал, что выйдет в туалет, но так и не вернулся. Билетов мы больше не видели. И не увидим.
   Денни не существует.
   Глава 2.
   Я пытаюсь унять свои взбесившиеся пальцы. Они бьются в припадках. Сразу десять маленьких припадков - по одному на палец.
   Здесь уж ничего не поделаешь. Доктор сказал, что это нервное. Сказал, что главное для меня не подвергаться стрессам, вести размеренный образ жизни и ежедневно пить лекарства, тогда все должно пройти. Тогда, может быть, я буду здоров.
   Но я еще долго не смогу жить спокойно. После того, как пять лет своей жизни ты провел в психиатрической клинике N666 с диагнозом "шизофрения", потом еще долго просыпаешься и пытаешься понять, где ты, где ты должен быть, и разрешили ли тебе здесь быть.
   Такое бывает у ветеранов Афганской войны. Они просыпаются в поту, возбужденные и напуганные, с криками: "Что?! Где?! Скажите мне, где я!!!!!!"
   Однажды, еще до того, как я стал шизофреником, я ехал из Питера в Москву на поезде, и со мной ехал один из этих бедняг.
   Он вскочил с кровати и начал дико орать. Его успокаивал весь вагон. Бедняга.
   Раньше я не понимал, как можно спутать теплую кровать/ диван в гостиной/ лежак на пляже с раскладушкой в холодной армейской казарме или влажной землей, где солдаты дремали в "полглаза", когда вокруг свистели пули. Теперь я понимаю.
   Только вместо раскладушки койка в общей спальне в отделении для душевнобольных, вместо дивана врачебный стол, на котором проводили шоковую терапию.
   Шоковая "терапия", как ее ласково называют работники психиатрической клиники, на самом деле не так страшна, как говорят. Но это самое страшное, что было в моей жизни.
   Вообще, сумасшедший дом не так страшен, как о нем говорят. Но он страшен.
   В сумасшедшем доме у тебя нет личности, у тебя нет прав, у тебя нет свободы. В сумасшедшем доме ты - все, а все - это ты. Просыпаешься со всеми, завтракаешь со всеми. Шаг влево, шаг вправо, расстрел.
   И не дай Бог тебе остаться одному.
   - Вы должны учиться общаться,- говорят сестры.- Вы должны учиться жить в обществе.
   Они говорят, что, если ты один, болезнь прогрессирует, ты все больше отстраняешься от внешнего мира.
   А что, если мне не нравится тот мир, в котором мы живем? Что, если я хочу быть один? Что, если я не хочу быть частью общества?
   Вы здесь, потому что вы отделились от общества.
   Вы здесь, потому что вы отделились от всех.
   Вы здесь, потому что не такие, как все.
   Сумасшедший дом, тюрьма, армия, дом престарелых, школа - все это лишь средства, чтобы сделать тебя, как все.
   Моцарт слышал в голове музыку. И что? Он шизофреник?
   Моне видел в голове какие-то картинки. Он шизофреник?
   Альфред Хичкок видел целые истории. Он шизофреник?
   Тогда по улице сейчас ходят миллионы шизофреников. Идите и ловите. Отличный материал.
   В сумасшедшем доме у тебя нет личности.
   У тебя есть только имя.
   Мистер X, пора принимать лекарства; Мистер Y, к вам это тоже относится; Мистер Z, перестаньте приставать к Мистеру Y.
   У тебя нет прав, у тебя нет свободы.
   В семь часов ты уже должен быть вместе со всеми в столовой, где тебя закрывают до половины восьмого, а потом выгоняют. Не важно, успел ли ты доесть или нет, тебя выгоняют вместе со всеми. Все выходят, и ты тоже выходи. Конечно, за полчаса все успевают доесть, сидят, косятся на часы, думая: "Как хорошо было бы сейчас пойти прогуляться/ встретиться с друзьями/ пойти в кино/ снова лечь спать!"
   Вот так мы и жили. Я и Сеня, Сеня и я. Я, Сеня и Денни.
   Сеня тоже был шизофреником. Только немного большим, чем я. И Денни - прямое тому подтверждение.
   Со своими Ронни, Витей и маленькой Керри я уже расстался. Главное только уметь с ними договориться. Я договорился, и они согласились уйти. И никакой электрошок мне не помог, пока я сам не помог себе. Никакие таблетки не заставили их уйти, пока я сам не попросил их оставить меня.
   Сеня очень тяжело это переживает. Он не может жить дальше со своим Денни, но и не может от него избавиться, не может расстаться. Он понимает, что Денни не настоящий, что Денни существует только у него в голове. Денни - его воображаемый друг.
   Денни ушел лишь однажды и не надолго. Я попросил его некоторое время не показываться на глаза Сене, чтобы его выпустили вместе со мной. И его выпустили.
   Но Денни вернулся. И больше не уходил до того случая, когда он взял у нас билеты и отлучился в туалет.
   - Чего тебе опять надо?- говорит Сеня в пустоту.
   Сеня развалился на диване перед телевизором. Телевизор включен, но на него никто не обращает внимания, кроме, возможно, Денни.
   - Я сказал, отстань!- крикнул Сеня.
   Я смотрю на Сеню, а он смотрит в никуда, точнее, он смотрит на Денни. Они опять о чем-то ругаются. Пустое место рядом с Сеней что-то говорит, а Сеня делает вид, что не слушает. Похоже на ссору женатой пары. Когда люди слишком долго общаются друг с другом, они начинают друг другу надоедать, они ссорятся, при чем, очень часто из-за какой-нибудь мелочи. Мелочи всегда становятся причинами войны.
   Я уже надеюсь, что Сеня и Денни в конец разругаются и разбегутся, но этого не будет. Денни привязан к Сене навечно, Сеня - часть Денни, навсегда.
   Насколько я понял, Денни хочет закурить и предлагает Сене, а Сеня бросил еще в девятнадцать лет. Денни любит курить. Если бы не Сеня, он бы курил постоянно.
   - Сеня,- говорю я,- ты сидишь у меня уже целый день. Может, вы с Денни разберетесь у себя, мне нужно работать.
   - Сейчас пойдем, сейчас...
   Да, уходить он не собирался. Он не хотел идти домой да и не мог. Как только он вернется к себе, старушка, у которой он снимает квартиру сразу начнет требовать у него квартплату, грозить, что вызовет милицию, и начнет грузить его поучениями на тему, какой он лентяй и балбес, о том, что ему нужно найти нормальную работу, о том, что никакого Денни не существует.
   Если подумать, Сене было хорошо и в сумасшедшем доме. Там его кормили, одевали, лечили, давали таблетки.
   С нами в одной палате жил парень с многочисленными фобиями. Крайне многочисленными. Говоря точнее, он боялся всего. Однажды ему показалось, что в у него в тарелке какое-то насекомое, то ли волос, то ли гепатит, то ли все вместе. Что-то из этого. Он что-то кричал, но что не было понятно. Только: "Ааааа! Смерть...Это вы...вы..."
   И он швырнул тарелку в стену, после чего, побоявшись то ли выговора, то ли микробов, то ли рака легких, то ли всего вместе - не расслышал, чего он там кричал - забрался под стол и начал тихо скулить. Потом вдруг вскочил со страшными воплями - не расслышал, чего она там кричал, по-моему, что пол слишком грязный - вскочил на стол, снова упал на пол, якобы опаленный слишком ярким светом лампы и начал биться на полу с воплями - я точно расслышал: "Я умру! Мы все умрем здесь!"
   Он часто повторял такое. Один страх заставлял его предпринимать какие-то меры, что в свою очередь влекло за собой другой страх и другие меры, и снова новый страх, и снова новое действие. Страх получить инфекцию, страх сломать руку, страх испортить зрение. Он кричал и плакал, плакал и кричал, и бился в конвульсиях. Вскоре его перевели в отделение для буйных.
   - Я умру! Мы все умрем здесь!
   Может быть, он был прав. Может, мы действительно умерли в сумасшедшем доме. Мы вышли из него, но остались там. Он не отпустит нас. Весь мир - сумасшедший дом. Огромный сумасшедший дом. И сумасшедший дом не может вылечить нас, потому что сумасшедший дом основали, построили сумасшедшие. Санитары, которые глушат спирт в кладовке, тоже сумасшедшие, сестры с неудавшееся личной жизнью, которые самоутверждались на нас, тоже сумасшедшие. И доктор, который выписывал диагноз "шизофрения" любому, кто хоть немного заикался или нервно одергивал голову. Даже повар, который плевал в картофельное пюре, тоже сумасшедший.
   Они все не помогли Сене и не помогут. Он сам себе не поможет.
   - Нет, мы должны уйти,- Сеня снова разговаривает с воздухом.- Это в конце концов, неприлично.
   Денни, кажется, хочет остаться у меня. Может, даже переночевать.
   - Ну, нет,- мямлил Сеня. Спорит с воображаемым другом. Как далеко может зайти человеческая фантазия.- Человеку надо работать, а мы его отвлекаем.
   Самое страшное, когда воображаемый друг начинает настаивать на своем. Начинает говорить: "Или он, или я! Выбирай!"; или "Он мне надоел, избавься от него!"; или "Ну, я же лучше! Я всегда тебя слушаю!".
   Да, действительно. Чаще всего люди выдумывают себе друзей, потому что им одиноко и не с кем поговорить. Воображаемый друг всегда тебя слушает. Он якобы о тебе забоится. Он - твой ангел хранитель. В этом их преимущество.
   На самом деле, он - это частичка тебя. Та частичка, которая знает ответы на все вопросы, та частичка, которая тебя понимает. Понимает по-настоящему. Понимает, потому что это - ты.
   - Он хотя бы работает!- воскликнул Сеня.- А я, неудачник, ничего не умею! Как и ты, Денни...Да, да, можешь не смеяться. Мы, два здоровых мужика и даже не можем прокормить себя. Мы неудачники.
   Сеня закрыл лицо руками.
   - Нет, это ты перестань. Пойдем домой.
   Сеня весь напрягся. Потом, широко раскрыв глаза, начал размахивать руками как будто разгоняет мух.
   - Да знаю, что сейчас эта старая карга будет пилить, какой я неудачник, какой я балбес и лоботряс...И, знаешь, она права!
   Сеня замер.
   - Да что ты! Конечно, нет! Нет! Ты существуешь! Я верю в тебя! Ты есть, ты существуешь. Ты сейчас сидишь передо мной тут. Ты совершенно реален. Она просто не имеет права так говорить.
   Самое страшное, когда воображаемый друг начинает убеждать тебя, что он настоящий, что такой же реальный, как ты, как все люди. Он дышит, он ест, пьет, ходит в туалет, говорит, он радуется, грустит, злится. Он ставит вопросы типа: "Ты что в меня не веришь?!"; или "И ты веришь ей? Она же нас ненавидит. Она хочет на поссорить!"; или "Как ты мог такое сказать? Про меня! Твоего лучшего друга!"; и часто добавляют "Такого я от тебя не ожидал!".
   - Она дура! Просто старая маразматичка!- убеждает Сеня своего воображаемого друга.- Да, так ей и скажу!
   Когда я смотрю, как Сеня оправдывается перед пустым местом, я думаю об электрошоке. Его надо бы сейчас положить на стол, приковать и пропустит все двести двадцать вольт в его мозги. Не в целях лечения, это все равно бесполезно. Нет, просто, чтобы он взял себя в руки. Или, по крайней мере, успокоить на пару часов.
   Я хочу лишь одного: чтобы он ушел. Не могу видеть его таким.
   К тому же мне надо закончить отчеты к завтрашнему дню и хорошенько выспаться.
   Я говорю Сене, чтобы он убирался. Он не обращает на меня внимания.
   Самое страшное, когда твой воображаемый друг - женщина. Да еще красивая. Очень часто такие фантазии возникают у одиноких мужчин, которые мечтают свою "половинку", но разочаровываются в противоположном поле с каждым днем все больше и больше, в результате чего у них вырабатываются всякого рода комплексы. Когда у такого парня совсем едет крыша, и ничего другого не остается, появляется идеальная женщина. Его мечта. И он клянется, что она у него единственная, что он ни на кого больше не посмотрит. А она в свою очередь постоянно поддерживает этот настрой вопросами типа "Ты меня любишь?"; или "Скажи, я у тебя первая?"; или "Поклянись, что не бросишь меня!".
   С нами лечился один парень, который нашел свою "мечту". Она везде следовала за ним. Иногда по ночам я не мог заснуть из-за стонов исходивших от его кровати. Иногда санитары успокаивали его, иногда просто наблюдали. Им казалось это смешным. Потом его тоже перевели в отделение для буйных. Не знаю, почему.
   Хотя, да ему там самое место.
   Когда встречаешься с воображаемым партнером, ты не думаешь, ты просто втягиваешься. Ты не понимаешь, что ты делаешь. У каждого свой идеал женщины. Но во большинстве случаев идеалы сходятся в одном: она должна быть умной и красивой. Когда встречаешься с воображаемым партнером, ты счастлив, потому что не видишь сути. Твоя девушка красива, умна. Она интересна, мила, никогда не стареет. Она всегда разделяет твои интересы. Просто удивительно, насколько вы с ней похожи. Так удивительно, что даже не верится. Это не похоже на правду. И это неправда. Но ты веришь.
   Меня такая напасть обошла стороной, чем я и благодарен Судьбе. Я никогда не испытывал комплексов по поводу девушек, никогда не искал свой идеал. Я даже не знаю, какой должна быть моя "половинка". Сеня, хоть и не пользуется успехом у женщин, тоже не стал создавать свой ложный идеал.
   Нет, он создал Денни.
   Глава 3.
   Тринадцать мифов о шизофрении:
   1. Шизофрения - очень редкая болезнь;
   2. Шизофрения возникает от плохого обращения в детстве;
   3. Шизофрения заразна;
   4. Шизофрения передается по наследству;
   5. Существуют методы излечения шизофрении;
   6. Больные шизофренией агрессивны;
   7. Шизофрения - это следствие плохих поступков;
   8. Шизофрения - признак гениальности;
   9. Больные шизофренией не могут работать;
   10. Больным шизофренией место в тюрьме;
   11. Люди с шизофренией не способны думать о своем лечении;
   12. Существуют методы лечений тяжелых форм шизофрении;
   13. Болеть шизофренией - значит иметь расщепленную личность.
   Если вы где-нибудь услышите эти утверждения, не верьте.
   Глава 4.
   Когда у тебя шизофрения, ты не думаешь об этом, пока тебе не поставят диагноз.
   Шизофрения в начальной стадии.
   Шизофрения в тяжелой форме.
   В моей карте написали просто "шизофрения".
   Сеня "подсел" на разговоры. Не знаю, можно ли выразиться "подсел", но слово подходящее. Он должен постоянно кому-то исповедоваться. Друзьям, девушке, маме, психиатру. Когда все члены твоей семьи живут черти где то ли в Греции, то ли в Италии, ты не можешь с ними много говорить, когда у тебя нет девушки, ты не можешь говорить с ней, когда твои друзья заняты, они не могут тебя слушать. Сеня тратил баснословные суммы на психиатра, хорошо еще состояние семьи позволяло это.
   Не стоит отрицать, что Сеня немного превысил меру дозволенного. И даже не немного. Он был записан на прием к психотерапевту на вечера субботы. Первое время ему хватало, потом он записался на послеобеденное время в понедельник, потом на утро во вторник, потом еще и в среду в половине пятого. Его психотерапевт уже давно потерял надежду вразумить его, что для психотерапевта было просто подарком судьбы. Все были довольны. Все, кроме родителей Сени. Сидя на одном из Греческих пляжей или наслаждаясь красивыми видами Итальянских достопримечательностей, они единогласно решили, что их сын стоит слишком дорого, чтобы продолжать держать его у себя на шее. И просто "перерезали шланг". Отрезали доступ ко всем счетам. На следующий день после того, как Сеня обнаружил, что больше ему говорить не с кем, он получил письмо, в краткой форме объясняющее негодование родителей. Сеня расстроился.
   Сеня зачитал мне письмо вслух и несколько раз громко прокричал последнее предложение:
   P.S.
   Ищи работу.
   Сеня был страшно зол, зол и расстроен. Наличные он быстро потратил. Его личной заначки, зашитой то ли в подушке, то ли в подкладке пальто, хватило на три душевных беседы с доктором, после чего Сеня надолго пропал с глаз общества.
   А снова появился в свет уже с новым другом. Другом, которому не надо платить, чтобы с ним поговорить, друг, которым он дорожил по-настоящему. И ничего ему больше не нужно.
   Следствием всей этой истории стало быстрое переселение Сени из двухкомнатной квартиры на Тверской в Сумасшедший дом N666. Там мы с ним и познакомились.
   - Ну вот я подкатываюсь к ней...
   Сеня рассказывает мне очередную историю про то, как Денни ему напакостил. На этот раз Денни испортил ему знакомство с девушкой. То самой девушкой, которая могла бы даже стать его будущей женой.
   - А этот придурок как выдаст: "А вы знаете, что он сидел в сумасшедшем доме?!"...Нет, ты прикинь...сморозить такое...Ну, настоящий мудак...
   У Сени никогда не будет жены.
   - Ну, я начал как-то выводить ситуацию, мол, он пошутил. Не слушайте...
   У Сени есть Денни.
   - Ага,- промямлил я. Я запрокинул голову назад и уставился в потолок. Интересно, сколько на нем этих маленьких точек. Сто тридцать пять, сто тридцать шесть, сто тридцать семь...я опять сбился.- И что было дальше?
   - А дальше она сказала: "Я понимаю. Такое бывает. Ну, мне пора. До встречи!"
   Раз, два, три, четыре, пять, шесть...
   - И посмотрела на меня, как на безумного!- возмущение в лице Сени было таким, какое было бы, если бы ему сказали, что он на самом деле - женщина.
   Сеню обидели.
   Да, говорю я, ты не безумец. Ты совершенно нормальный. А она дура. Не нужна она тебе. Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать...
   На столе лежит почта. Я к ней даже не притрагивался. Как бросил ее с утра, так она там и лежит. Сегодня как-то многовато конвертов.
   Ежемесячное письмо от мамы, мне даже не надо его открывать, чтобы узнать, что там написано: "Здравствуй. Как твое самочувствие? Посылаю тебе кое-какие средства". Не то, чтобы мне сильно помогали мамины ежемесячные переводы. Я нашел нормальную работу, и сильной нужды в деньгах не испытываю. Каждый месяц я высылаю ей половину моей зарплаты, а на следующий получаю пять тысяч из этих денег обратно. Не то, чтобы они были лишними для мамы, но она не могла не помочь мне хотя бы так. Не то, чтобы ее доброта проходила незамеченной, но эти пять тысяч обычно отправлялись ей назад в следующем месяце вместе с половиной моей зарплаты. Я не могу сказать ей, что мне не нужны ее деньги. Ведь ей уже шестьдесят два, и помогать мне - ее единственное занятие. Единственное, в чем она может почувствовать себя нужной. Единственно, в чем она может почувствовать себя полезной.
   Возможно, это тоже какая-то степень шизофрении.
   Миф N4: шизофрения передается по наследству.
   Сеня создает вокруг себя иллюзию того, что кто-то слушает, мама создает вокруг себя иллюзию того, что она кому-то нужна. Да, она нужна. Она нужна мне даже, если я не буду получать от нее ежемесячные пять тысяч. Но ей этого не достаточно. "Помогать" мне материально ее способ самоутверждения, и это единственное, что у нее есть. Я не имею права этого у нее отнять.
   Я просматриваю почту: счет за квартиру, письмо от какого-то Макса. Сумасшедший дом N666. А, помню его.
   Мистер Z, перестаньте приставать к Мистеру Y. Он постоянно приставал ко всем с одним вопросом: "Я не испачкался?"; или "По-моему, я снова испачкался! Как ты думаешь?!"; или "Я грязен! Я самый грязный во всем мире! Пожалуйста, помогите!"; или "Отстаньте от меня! Вы все грязные! Вы грязь! Не прикасайтесь ко мне!!!", здесь обычно санитары делали ему успокаивающий укол, и он не беспокоился по поводу своей гигиены по крайней мере пару часов.
   Пишет, что он уже потихоньку отмывается. Пишет, что уже не такой грязный. Пишет, что скоро его выпустят. На самом деле интересный парень. Сумасшедший.
   Я просматриваю почту: что-то новенькое. Письмо из Финляндии. Там у меня живет бабушка. Ей девяносто с лишним лет, и она тоже шизофреник. Она рехнулась на деньгах. То огромной состояние, которым она имеет счастье обладать в настоящее время, досталось ей с огромным трудом. Поэтому она так им дорожит. Она считает, что человек не имеет права иметь такое состояние, пока не узнает цену деньгам. Она считает, что цену деньгам знает только она. Она их заработал "своим горбом", она прошла через все "круги ада", она заработала их сама, она их заслужила, и никому не отдаст. Когда нас с мамой бросил отец, она была первой, к кому мы обратились за помощью, и она принялась осыпать нас такой руганью, на которую только была способна. Вот только обидной была не сама ругань, а содержание: "А вы заработали эти деньги?"; или "Зачем вам деньги? Вы же их сразу потратите?"; или "А каково было мне, когда я была в таком же положении?"; и в заключении "Мне в свое время не к кому было обратиться! Не у кого было просить денег!". После этого мы друг для друга умерли.
   Бабушка уехала в Финляндию и поселилась в одиноком домике вдали от города. Она не наслаждалась прелестями богатой жизни, не ужинала в дорогих ресторанах, не покупала дорогую одежду, она не тратила деньги. По ее мнению, это и значит знать им цену. Она сидела дома, она оградилась от общества, она нашла свое счастье.
   И вот я получаю письмо, что бабушка скончалась на девяносто восьмом году жизни, и что я должен приехать и обсудить условия ее завещания. Я слышал только отдаленные мифы о ее завещании, но представить себе не мог, что оно существует, что оно в принципе может существовать.
   Бабушка была найдена мертвой в своей кровати.
   Представляю маленькую, усохшую бабушку, бездыханно лежащей в своей огромной кровати, в которой она утопает, подобно жертве кораблекрушения в Атлантическом океане.
   Судя по всему она была пролежала так не один день, прежде чем ее нашли. Вонь от ее тлеющего трупа распространилась по всей квартире. И только, учуяв непонятный острый запах, почтальон решился проникнуть в дом старухи и посмотреть на источник зловония. В глубине души, он догадывался, что это так воняет. В глубине души, он даже радовался этому. Бедный Чарли.
   Чарли Никсон, тридцать лет, рак по гороскопу. Самый нормальный человек. Он был одним из немногих знакомых покойной. Он был одним из немногих, кто знал ее. Когда в голове бабушки мелькала какая-то неясная мысль типа: "А я ведь совсем одна..."; или она слышала такое незнакомое слово "одиночество", они обычно звонила Бетти, восьмидесятилетней добродушной старушонке, которая никогда в жизни не зарабатывала больше пяти сотен, собственно почему она и вела такую активную дружбу с моей бабушкой, миллионершей, она чувствовала себя частью этой жизни, и ей это нравилось. Общение с бабушкой не делало ее ближе к жизни богатых и знаменитых, но ей нравилось думать, что это так. Ей просто нравилось так думать. И это единственное, что было у нее в жизни.
   Еще моя бабушка могла позвонить старику Гаррисону, старому извращенцу, считавшему, что все старушки страны, да и не только старушки, запали на него и безумно его хотят, а ему никто не нужен, и он гордо их игнорирует. Это не так. Но ему нравится так думать. И это единственное, что у него есть.
   Ну и, если нет других вариантов, бабушка просто приглашал почтальона Чарли Никсона на чашечку чая, говорила с ним, рассказывала о своей жизни, показывала фотографии своей молодости. Рассказывала, как тяжело досталось ей ее состояние, и как нужно ценить деньги.
   Чарли хотел, чтобы она умерла. Хотел не потому что она плохая, и не потому что она ему надоела. Ему просто было жалко бедную старушку, помешанную на своем огромном состоянии, оградившуюся от мира. Богатую отшельницу, которой нравится думать, что она счастлива, и которая не понимает своего горя.
   И что-то перевернулось у него в душе, когда он увидел разложившееся тело старушки в большой провонявшей кровати. Тяжелый груз упал у него с души. Зажимая нос, чтобы хоть как-то спастись от этого смрада, он, конечно, думал, что ему делать. Оставить все, как есть? Позвать соседей? Позвонит в полицию? Но это лишь его логическая реакция на ситуацию. В сердце же он ликовал. Возможно, в этот самый момент, когда он, откашливаясь, набирал номер полиции, он уже сочинял надгробную речь. Возможно, когда он наблюдал, как бабушку увозят из ее огромного провонявшего дома, он вспоминал все, что он знал о ней.
   Бедная богатая старушка, наконец, была свободна. Она была свободна от своих денег, свободно от своего груза, свободна от своей жизни. И пусть на ее похороны придут лишь добродушная Бетти, гордый маразматик Гаррисон и почтальон Чарли Никсон тридцати лет отроду, рак по гороскопу, бедной богатой старушке уже все равно. Она больше не одинока. Она свободна.
   - Понимаешь, девчонкам не интересно, что я сидел в сумасшедшем доме,- Сеня продолжал что-то бормотать пустому месту.
   Я уже не слушал.
   - Ну, какая нормальная девушка будет встречаться с психом?
   С прискорбием сообщаем вам, что ваша бабушка...
   - Да, я не псих, но им не обязательно знать, что я когда-то был им...
   ...была найдена мертвой в своей квартире на улице...
   - Не говори так!
   Вы должны приехать по адресу...
   - Ну, да! И что?
   ...чтобы обсудить условия завещания.
   Я сел в кресло, не отрывая глаз от письма.
   - Эй!- наконец Сеня как-то отреагировал на это.- Че ты там читаешь?
   - Ебать!- вскрикнул Сеня, прочитав письмо. Я молчал.- Так это что ж...Твоя богатая бабка наконец окочурилась...и...и...и оставила тебе все свое состояние...
   - Не знаю, что она там оставила,- сказал я недовольным голосом,- но мне чего-то не охота ехать аж в Финляндию, чтобы это забрать...
   - Ты что оху...с ума сошел?!
   Мы переглянулись.
   Представьте картину: один шизофреник спрашивает другого шизофреника: "Ты что, с ума сошел?!"
   Долгая пауза.
   - Нет,- продолжил Сеня, снова поймав мысль, так стремительно от него ускользающую,- а прикинь, тебе достались все ее бабки?
   - Сеня, я не поеду в Финляндию.
   - Мы бы могли решить много проблем...
   Я не поеду в Финляндию.
   - Но...это же какие деньги!
   Я не поеду в Финляндию.
   - Ну, хорошо, допустим тебе деньги не нужны, но я-то...
   Я не поеду в Финляндию.
   Глава 5.
   Миф N10: больным шизофренией место в тюрьме.
   За решеткой весь внешний мир кажется гораздо больше.
   Мне холодно, я хочу есть.
   Охранник читает газету и жрет булочки. Я бы попросил его подкинуть мне одну.
   Даже если бы он меня понял, все равно бы не дал.
   В Финляндии говорят на финском. Страшный язык.
   Страшный, как в прочем и английский, и французский, и немецкий, и все другие языки, которых я не знаю. А я не знаю не одного языка.
   Сегодня я пожалел, что не выучил финский.
   Ну, надо же, всю жизнь ты можешь прожить и не знать финского, и тебе даже в голове не придет, что он тебе когда-нибудь понадобится. Но когда ты оказываешься за миллионы миль от своего дома, в совершенно незнакомой тебе стране, в совершенно незнакомом тебе городе и попадаешь за решетку, ты вдруг спрашиваешь себя: "А почему я не выучил финский?"
   Оглядываясь назад, я тщательно вспоминаю все событие, произошедшие за последние две недели, и стараюсь понять, когда же все-таки что-то пошло не так.
   Меня высадили с поезда.
   Я поранил палец.
   Меня посадили за решетку.
   И какой бы момент я не рассматривал, я обнаруживаю, что он был лишь следствием одной единственной ошибки, допущенной еще раньше. А где я совершил ошибку?
   Наверно, главную ошибку я совершил двадцать шесть лет назад. Я родился.
   Глава 6.
   Люди поднимают машины вместе дружно поднимают машины, чтобы дать возможность пожарным подъехать к дому. Вот, что значит наши люди. Они не знают, кто я, они не знают, кто живет на пятом этаже, они не знают, как он живет, они не знают, что они сидел в сумасшедшем доме, но они дружно берут машины и расчищают дорогу пожарным.
   Сеня бегает из стороны в сторону с полным ведром воды и не знает, куда его деть.
   - Я же говорил, не надо!- кричит он.
   Наконец, он спотыкается и падает на землю. Вода разливается по асфальту. Сеня весь мокрый.
   Сеня сказал, что они не специально. Сеня сказал, что все это Денни. Это Денни не уследил за утюгом. Это Денни вылил стакан воды на розетку. Это Денни предал Юлия Цезаря. Это Денни застрелил Пушкина на дуэли.
   Денни не существует.
   Я хочу сказать это Сене, но он не послушает. Я хочу сказать это Сене, но станет еще хуже. Ведь Денни - единственное, что у него есть.
   Неделю назад Сеню выселили из квартиры за неуплату, ну он и попросил пожить у меня какое-то время. Я, как хороший друг, конечно, согласился. Я совершил ошибку.
   Да, может быть, с этого все началось.
   Если бы Сеня, а вернее, Денни, не сжег мою квартиру, они бы еще долго жили у меня. Сеню уволили с работы.
   И вот, я возвращаюсь с работы, усталый, раздраженный, и вижу это.
   - Что ты наделал?!- кричу я.- Ты идиот!!!! Ты...
   - Это не я, это все Денни!
   Дым валит из окон моей квартиры. Жильцы столпились у подъезда и смотрят на это великолепие. Власть огня. Одна искра, и он на свободе. Он поглощает все вокруг. Могущественный и страшный. Огонь. Он развлекается.
   Какой-то добрый сосед вызвал пожарных, но пожарная машина не может подъехать к дому. Ей мешают целый автопарк, расположившийся возле дома. Машины в беспорядке припаркованы у тротуара, никто не подумал, что его машина будет мешать, если из окон пятого этаж полетят стекла и выглянут языки пламени. Никто не подумал, что воображаемый друг Сени такой придурок.
   - Ну, чего ты?- мямлил Сеня.- Подумаешь, несчастный случай.
   Да, подумаешь, несчастный случай. Подумаешь, моя жизнь сгорела.
   Мне стоило таких трудов восстановить нормальную жизнь! Мне стоило таких трудов выбраться в люди! Мне стоило таких трудов реабилитироваться после сумасшедшего дома!
   Сеня, ты мудак.
   - Че я? Скажи это Денни!
   Денни, ты тоже мудак.
   - Он обиделся!
   В этот момент мне захотелось убить Сеню.
   - Мне по хуй!- закричал я.- Мне по хуй, что он обиделся! К черту твоего Денни! К черту тебя! Ты вообще понимаешь, что ты сделал?!
   Сеня понимал. Сеня погладил себе брюки. И он доволен.
   Он попросил Денни выключить утюг, но по непонятным причинам Денни так и не выключил утюг. Гладильная доска начала дымиться, Сеня испугался. Он не нашел ничего другого, как набрать полный стакан воды и вылить его на розетку. Короткое замыкание, и квартира уже охвачена пламенем.
   - И что мне теперь делать?!- кричу я.
   - Продолжать жить!- беззаботно ответил мне Сеня.
   - Как? Скажи, где, скажи, на какие деньги я куплю себе вторую квартиру. Скажи, какого черта я должен делать дальше!
   Сеня задумался.
   - А у тебя нет денег?
   - Представь себе!
   Я смотрю на всю эту картину, смотрю на мокрого Сеню, смотрю, как пожарные пытаются подобраться к дому, чтобы спасти то, что осталось от моей жизни. Я смотрю на их старания, смотрю, как они делают все, что от них возможно. И даже больше. Мне только интересно, почему они волнуются больше меня.
   Может, я осознаю всю безнадежность ситуации. А они не могут позволить себе не волноваться. Это их работа. Они должны спасти остатки моей жизни, они должны спасти другие жизни в других квартирах. Они работают. И это единственное, что у них есть.
   Сеня лениво потягивается.
   И тут он говорит кульминационную фразу.
   - Ну, вот у нас есть повод навестить бабушку.
   Глава 7.
   Итак наш путь лежал в Финляндию, в маленький город Савонлинну, где, как известно, находится древняя крепость Олавинлинна. Что ж, в крайнем случае там и переночуем.
   Мы должны были сесть на поезд до города Святого Петра, то бишь Санкт-Петербурга, потом пересесть на поезд до Финляндии, потом сойти в первом же финляндском городке, взять на прокат машину и самим добраться до окраины этого самого Савонлинны. Не представляю, как у нас это получится, но ничего другого нам не остается.
   - Нам два билета до Питера,- говорю я кассирше.
   Мой совет на будущее и заметка самому себе на полях: обязательно храните какую-то часть денег в банке. Тогда в случае, если вашу квартиру обчистят личности подозрительной наружности или вдруг замкнет цепь во время утечки газа, или вдруг вашу квартиру сожжет психопат с невидимым другом, у вас всегда есть лишняя пара долларов, чтобы как-то продлить свое существование перед неизбежным мучительным голодным концом.
   - На имя?- спрашивает кассирша.
   А? Что? Я сам не свой. Это шок? Это страх?
   - Ронни?!- внезапно воскликнул я.
   Я снова принимаю таблетки, которые прописал мне доктор. Маленькие, разноцветные, похожие на детские витамины.
   Кажется, я видел даже одну в форме слона.
   Кажется, я видел Ронни. О нет, только не это. Только не это опять.
   Ронни мелькнул прямо за спиной у кассирши и снова исчез.
   - На имя Ронни?- спрашивает кассирша.
   - Нет, нет...- пробормотал я взволновано.- Это я так...
   Перед отъездом мы заехали к доктору Петрову, нашему попечителю. Она снабжает нас таблетками.
   Две утром, две в обед, две вечером...
   Вести спокойный образ жизни, не подвергаться стрессам и пить эти таблетки. Тогда все будет хорошо. Все наладится. Я буду здоров.
   Мои таблетки сгорели вместе с утюгом, телевизором, костюмом в синюю полоску, квартирой и моей новой жизнью в целом.
   - Пожалуйста,- говорит кассирша, протягивая нам билеты.- Ваш поезд отходит через пятнадцать минут.
   Доктор Петров дал нам две пачки, и сказал, чтобы мы принимали их по правилам.
   Похожи на анальгин.
   Внезапно мне пришло в голову, что все эти лекарства: анальгин, антидепрессанты, обезболивающие, детские витамины - все это одно единственное лекарство. Лекарство от всего. Я подумал, что если все эти таблетки производят на одном заводе, по одному рецепту, а потом добавляют красители, вкусовые добавки, делают их разной формы: круглые и белые - анальгин, овальные и желтые - обезболивающие, сладенькие, в форме зверушек - витамины для детей дошкольного возраста - потом все это разбрасывают по разным упаковкам и отвозят в поликлинику под различными названиями. Телфаст, Мезим, Феназепам, Ампициллина тригидрат...
   На самом деле все они оказывают один и тот же эффект - заставляют нас думать, что нам становится легче. Проходит головная боль, повышается настроение, укрепляется иммунитет, исчезают воображаемые друзья. И мы верим. У нас нет выбора.
   - Денни спрашивает, на какой нам поезд?- Сеня дергает меня за плечо.
   У нас нет багажа. У нас вообще больше нет вещей.
   - Видишь, написано "Москава-Петербург",- ответил я.
   Сеня повторил это Денни. Денни все понял.
   Сеня все в тех несчастных подгорелых во время пожара брюках, погладить которые ему стоило столько трудов, в той же майке, уже высохшей, но тоже подгорелой. Я в белой рубашке без рукавов, в которой обычно езжу на работу летом и в начале осени, в рабочих брюках, туфлях, носках, хорошо еще не подгорелый. Полосатый галстук петлей болтался у меня на шее, осталось только схватить его и со всей силы затянуть. Так, чтобы шея сузилась вдвое, и глаза вылетели из орбит.
   Выглядели мы глупо.
   А в Финляндии сейчас холодно.
   Но мне все равно. Сене тем более все равно. Он снова о чем-то горячо спорит с Денни, и ему не до "каких-то там незнакомцев", которые смотрят на придурка в опаленной мятой одежде, который разговаривает сам с собой, при чем, разговаривает громко, не стесняясь и не скупясь на резкие слова. Интересно, что думают дети.
   Смешной дядька. Я его боюсь. Подумаешь, дядька, как дядька.
   Мы заняли наши места: четвертое купе, пятый вагон. С нами ехала пожилая пара.
   Представляю, что сейчас начнется.
   Пожилая пара, Петр Ильич и Наталья Семеновна Савельевы. Они вошли в купе и тут же принялись раскладывать свои сумки. У них были две большие сумки с вещами, маленькая дамская сумочка с документами и одна сумка средних размеров с едой. Попробую угадать, вареная курица.
   "Красная стрела" доставит тебя из Москвы в Петербург за несколько часов. Это новый вид поездов, более быстрый и дорогой. Он нам не по карману. Мы должны экономить.
   Мы взяли дешевые билеты на дешевый поезд, поэтому дорога займет всю ночь. Поэтому в поездах кушетки, поэтому пассажиры, пожилая пара, Петр Ильич и Наталья Семеновна Савельевы, когда-то рабочая семья среднего класса со средним достатком, которая тоже не может позволить себе "Красную стрелу", взяли вареную курицу.
   Я очень хочу есть.
   - Подожди,- вдруг Сеня столкнулся с проблемой, которую он не может просто держать в себе. Он вдруг что-то сообразил. Что-то не очень хорошее.- А как же мы будем спать?
   О, нет. О, нет. О, нет.
   Я надеялся, что его вареные куриные мозги не дойдут до этого. Он все равно рано или поздно, пришел бы к этому.
   - Нас же пятеро!- сказал он.
   Пожилая пара замерла в слабом негодовании.
   - Да, Сеня...- я старался предотвратить нарастающий курьез, но, кажется, это было бессмысленно. Единственное, что могло помочь, быстро придумать выход из ситуации. И простыми уговорами проблему не разрешить.
   - Подожди,- по непонятным причинам Сеня начал корчиться, как будто кто-то стал ломать ему пальцы.- Почему здесь всего четыре койки?
   Я хотел только, чтобы пожилая пара не вмешивалась.
   - А где будет спать Денни?
   Денни, ты мудак.
   - Простите, с вами еще кто-то?- озадаченно спросил Петр Ильич.
   Да, с нами воображаемый друг Сени. Денни, международный человек загадка, Денни, невидимый ангел хранитель. Как мы могли забыть Денни!
   - Нет,- быстро ответил я. Не стоило.- Не совсем...
   - Как?! Ты что, забыл про Денни?!- воскликнул Сеня.
   - Нет, друг, как я мог забыть про Денни!
   - Подождите...Какой такой Денни?- вопрошал Петр Ильич.
   - Ну, Денни! Ты, я и Денни! Ему же негде спать!
   - Спокойно, мы что-нибудь придумаем!
   - Какой Денни?
   - Денни!
   - Да, он...
   - О чем вы?
   - Денни!
   - Он может поспать...
   - Я не понимаю!
   - Денни!
   - Хорошо, Денни...
   - Денни!
   - Денни?
   - Денни!
   У меня кружится голова. Я уже молчу. На секунду мне стало все равно. На секунду мне показалось, что я отделился от тела и парю где-то вокруг и наблюдаю за всем происходящим.
   Сеня и Петр Ильич о чем-то спорят. Наталья Семеновна пытается узнать, о чем, Петр Ильич успокаивает ее, Наталья Семеновна говорит, что она спокойна, Сеня продолжает кричать, Петр Ильич успокаивает его, Наталья Семеновна успокаивает Петра Ильича, Петр Ильич говорит ей, что он сам разберется, Сеня продолжает кричать, а я молчу. Я молчу. Я спокоен. Никаких стрессов. Я спокоен.
   Я пытаюсь осмыслить всю ситуацию. Я пытаюсь осмыслить, какую роль играю во всем этом я. В конце концов, понимаю, что никакой роли я не играю, и, если бы я сейчас вышел в туалет или пошел в вагон-ресторан выпить кофе, никто бы и не заметил. Это может продолжаться вечно. Я схожу и выпью кофе, а вернусь, они все также орут.
   Петр Ильич пытается выяснить, кто такой Денни, Сеня кричит что-то про какого-то Денни, Петр Ильич ничего не понимает.
   Я пытаюсь придумать, что мне сделать. Потом вдруг я ни о чем не думаю. В такие моменты нужно просто забыться. Ни о чем не думать. Закрыть на несколько секунд глаза и перезагрузиться. Я перезагружаюсь. Я открываю глаза. Я перезагрузился. Я начинаю понимать, что происходит.
   - Сеня, Сеня,- говорю я и хлопаю его по плечу,- кажется, я понял, что произошло.
   Все замолчали.
   - Наверно, они не заметили Денни при регистрации, поэтому дали нам всего два билета.
   - Тогда нам нужно вернуться и объяснить им...
   - Нет, Сеня, зачем нам переплачивать. Нам нужно экономить, забыл? И если мы сумели протащить Денни бесплатно, зачем нам возвращаться, покупать еще один билет и тратить деньги?
   Пожилая пара уставилась на нас, как на сумасшедших, коими мы и являемся. По крайней мере один из нас. Интересно, о чем они сейчас думают. Если они хотят сойти, то уже поздно.
   Поезд запыхтел и тронулся. Все в купе замерли, дожидаясь ответа Сени. Долгая пауза, очень долгая пауза. Никто не хотел нарушать тишину, даже Сеня, который имел на это право больше других. Все ждали его ответа.
   Вы замечали, что в полной тишине всегда очень сложно сказать что-то в полный голос. Максимум, на что мы решаемся - робкий шепот. Даже если можно и нужно орать, мы ни за что не сделаем это. Мы боимся нарушить хрупкую гармонию тишины. Мы боимся нарушить хрупкую гармонию самого естественного из звуков. Тишина - международный язык, который известен всем. Молчание, знак согласие. Молчание, признак ума. Молчание, выражение скорби. Молчание, поддержка. Молчание. Тишина.
   Сеня испуганно оглянулся. Он посмотрел на движущиеся картинки в окне, посмотрел на пожилую пару, посмотрел на каждую койку в отдельности.
   - Да, пожалуй, ты прав,- тихо сказал он.- Мы что-нибудь придумаем.
   Пожилая пара вздохнула с облегчением. Этот маньяк наконец успокоился.
   - Да, вы можете спать "валетом",- сказал я. Зря сказал.
   Сеня очень удивился.
   - Ты что! Мы оба на одной койке не уместимся,- Сеня положил обе руки на верхнюю койку.- Денни же вон какой большой!
   Я бы сказал Сене все, что я о нем думаю, но будет только хуже. Надо было ехать одному. Не получилось бы. Ему жить негде. С одной квартиры его выселили, в другую не пустили, мою он сжег.
   - Хорошо,- пожал я плечами, при этом бросил взгляд на пожилую пару. Я успел заметить шок в их глазах. Ничего, привыкнут.- Я лягу на полу.
   Неужели я это предложил. Нет, я все-таки это сказал. Сказал вслух.
   Но Денни мне благодарен.
   Пол грязный. Пол очень грязный.
   Мы постелили матрац, который нам принес кондуктор. Мне стоило больших трудов объяснить, почему нам нужен еще один матрац и почему я хочу спать на полу, когда одна койка свободна. Я чувствую какой-то противный запах. Пол пахнет чем-то, не могу объяснить чем. Какая-то смесь различных неприятных запахов. Все вместе - это вонь.
   Петр Ильич еще долго поглядывал на меня, на Сеню, на пустую койку. Очевидно он бы очень хотел получить объяснения хоть чему-то из того, с чем он уже столкнулся. Петр Ильич уже понял, что люди, разделившие купе ним и с его спутницей, личности интересные и весьма неординарные. Он, как Наталья Семеновна, побаивался нас и старался избегать любых контактов с нами. Он все пытался нас разглядеть, но не хотел сталкиваться взглядами с кем-то из нас, поэтому как только мы обращали на него внимание, сразу уводил глаза.
   Я лежу на правом боку в темноте и постоянно одергиваю голову, опасаясь, что ко мне в ухо залезет какое-нибудь насекомое с пола.
   Неприятно, но все равно не сравнить с первой ночью в сумасшедшем доме N666.
   Петр Ильич примерный семьянин, ему шестьдесят пять лет, Наталье Семеновне шестьдесят четыре. Они женаты уже сорок лет. Их сыну тридцать девять, работает в какой-то компьютерной фирме, недавно продвинулся по службе, стал много зарабатывать. Его жена, Анна, очень добрая женщина, работает критиком в одном дешевом издании. Сыну, внуку Петра Ильича, двенадцать лет, как и отец, увлекается компьютерами, не любит читать и много смотрит телевизор. В прочем, как и все дети. У него есть сестра, Марина, восьми лет отроду, взрослеет не по годам, очень любит читать. Учится во втором классе, круглая отличница. Образцовая семья. Семья, какую в наше время редко встретишь. Семья, какой у меня не было и не будет.
   Мне, как человеку, выросшему без отца, в атмосфере вечных конфликтов в семье, трудно представить себе просто семейное счастье. Мама - единственная, кто у меня был. Единственная, кто меня любил. Бабушка в Финляндии со своими деньгами, дедушка давно умер, родственнички - идиоты. Они даже не шизофреники, они идиоты. Поэтому мы с мамой старались держаться от них подальше.
   Может, мне создать свою семью и не повторить ошибок моих родителей. Не стоит и пытаться. Я псих. Я никто. А никто не может создать что-то.
   А, возможно, я просто знаю, что рано или поздно во мне проснуться гены тех, чьим порождением я являюсь. Тех, кого я ненавижу.
   Хотя это всего лишь оправдания. Наверно, я просто боюсь. Просто боюсь связи, близких отношений, боюсь ответственности, боюсь испортить кому-то жизнь. Я не могу жениться. Я еще сам ребенок. Вот, например, сейчас. Я думаю о своем будущем, размышляю на тему семьи и близких отношений в целом, но я совсем не понимаю, зачем. Не понимаю, почему я вообще начал думать об этом.
   Я не могу жениться. Я не вижу в этом перспективы. Я не вижу в этом ничего приятного. Я не вижу чего-то. Чего-то, о чем рассказал Петр Ильич. Я не могу увидеть.
   Я не могу жить иначе.
   Я лежу на грязном полу в четвертом купе в пятом вагоне, в поезде "Москва-Петербург", и понимаю, что ничего больше мне не надо. До того, как я сошел с ума, у меня был какой-то смысл в жизни, была цель, было, ради чего жить и к чему стремиться. После "отсидки" в сумасшедшем доме N666 я потерял работу, потерял друзей, потерял цель. Я сдался. Мне казалось, что все настолько плохо, что хуже быть не может, поэтому нет нужды беспокоиться за свои действия, нет нужды отдавать себе отчет за свои поступки. Я подумал, что могу все. И на какой-то момент ко мне вернулась цель, вернулся смысл жизнь. Я был полностью уверен в себе, уверен в своих силах. Я был способен на все, если бы на что-то решился.
   Я так и не решился.
   Я умер в сумасшедшем доме N666.
   И вдруг я представил, что все-таки может быть хуже. И я струсил. Как часто мы ставим цели и боимся пойти им навстречу. Мы строим воздушные замки и сами же делаем их недосягаемыми в первую очередь для себя. Мы боимся разрушить хрупкую конструкцию нашей мечты. И мечта остается мечтой.
   Я умер. Прежний я умер.
   Но ведь я - это только я. Я всегда я. И термины "прежний я", "настоящий я", "будущий я" - это лишь слова.
   Я умер.
   Я изменился, а, значит, я умер. Я умер в сумасшедшем доме N666.
   Но я не ошибся. Все-таки стало еще хуже. Я потерял даже то немногое, что у меня осталось и чем я жил. Я считал, что мне этого достаточно. Я считал, что это минимум необходимого. Я считал, что если у меня не будет и этого, я просто не смогу жить. Я так думал. Мне нравилось так думать. И я цеплялся за эти огрызки жизни, я хотел жить. Это единственное, что у меня было. Теперь у меня и этого нет. И я счастлив. Не знаю, как это объяснить. Может, я просто понял, что, несмотря ни на что, я продолжаю жить. Может, понял, что теперь все действительно так, что хуже уже не будет. А может, у меня появилась надежда начать все сначала.
   Я встаю на колени, смотрю по сторонам. Вид у меня при этом, как у солдата, решившегося во время засады выбраться из укрытия и разведать, что творится вокруг. В окне мелькают жилые дома, деревья, фонарные столбы. Фонарные столбы есть везде. Электрическая модель Солнца. Как и Солнце, они дают свет, как и Солнце, есть везде. Они работают, когда отдыхает Солнце.
   Сеня спит верхней койке. Спит, как младенец. Он сильно устал после тяжелого дня. А день у него выдался тяжелым. Как-никак, он чуть не погиб, когда поджег мою квартиру.
   Я перебираюсь на свободную койку, стараясь издавать минимум звука, чтобы никого не разбудить. Главное, не разбудить Сеню.
   Конечно, это не теплая домашняя кровать, но эта узкая койка и накрахмаленное постельное белье, которое неизвестно сколько раз использовалось и кем, значительно удобнее, чем вонючий пол, который не отмыть даже тем средством, каким они стирают эти простыни.
   Я посплю немного так, а потом, ближе к утру, спущусь на пол, чтобы Сеня ничего не заметил.
   Я пролежал с полчаса, но не заснул. Я сел на край койки и стал смотреть в окно.
   У меня в голове вертится мелодия какой-то песни. Я не помню слов. Слышал ее лишь однажды. Помню, что она была о чем-то хорошем. Это не веселая песня, и не грустная. Она не о разбитой любви и не о смерти веры в людей. Это не бессмысленный набор слов. Просто такая песня, знаете, которая может заставить нас плакать или смеяться, которая пропитывает тебя не сказать, что любовью, но какой-то симпатией к миру, к жизни. Она дает надежду.
   На соседней полке какое-то движение. Петр Ильич поворачивается лицом ко мне. Он тоже не спит.
   Он видит, что я тоже не сплю. Он садится. Он делает попытку что-то сказать, но обрывается.
   Он все-таки решается что-то сказать.
   - Не спится?- пробормотал Петр Ильич и покосился на матрац, валяющийся на полу шкурой какого-то невиданного зверя.
   - Не спится,- тяжело вздохнул я, опустив глаза.
   Долгая пауза.
   Вы замечали когда-нибудь, как сложно найти тему для разговора, когда ее ищешь.
   Когда встречаешь в кафе кинозвезду и у тебя есть возможность подойти и заговорить с ней/ с ним, ты подходишь и даже говоришь "Здрасьте!", а потом ничего. В голове пусто. Ты опускаешь глаза и принимаешься лихорадочно искать листок бумаги, потом даешь его кинозвезде и просишь автограф. Просишь автограф. Тебе не нужен автограф. Ты хочешь просто поговорить, притвориться, что не узнал знаменитое лицо и не поговорить. Но ты просишь автограф.
   Или когда видишь красивую девушку и очень хочешь познакомиться с ней. Ты подходишь и говоришь: "Привет!"
   И в голове опять пусто. И ты опять опускаешь глаза. Ты чувствуешь себя неуверенно. И ты спрашиваешь, сколько сейчас время.
   Бывают люди, которым легко дается общение, которые легко знакомятся с девушками, которые легко могут задружиться со знаменитостью при первой же возможности, которые легко могут заговорить с эксцентричным незнакомцем со всеми признаки психической неуравновешенности на лице.
   Петр Ильич, примерный семьянин шестидесяти пяти лет, не относится к таким людям. И он смотрит на этого эксцентричного незнакомца со всеми признаками психической неуравновешенности и пытается придумать фразу, с которой он начнет разговор.
   Я решил ему помочь.
   - Вы явно хотите что-то спросить,- говорю я, уставившись на него. Я не дал ему другого выхода, кроме как ответить.
   - Скажите, он...- начал неуверенно, показывая пальцем на спящего Сеню.
   - Сумасшедший, да,- быстро ответил я.
   - А вы?..
   - Тоже.
   Казалось бы, такое откровение могло отпугнуть самого обычного человека, такого же как все, но Савельев, наоборот, еще больше заинтересовался.
   - Да?- удивленно прошептал он. Он хотел что-то спросить, но мог сформулировать свой вопрос. Он не был уверен, что он хочет узнать конкретно.- И что...совсем?
   - Он - да, я - более менее.
   - Ага,- буркнул Савельев.- И...каково это?
   - Интересно.
   - Интересно?
   - Да. Твое воображение показывает тебе, на что оно способно.
   Я удивился, как удачно я смог передать мысль.
   - А этот...Денни...
   Да, он воображаемый друг Сени.
   - А у вас есть воображаемые друзья?
   Любопытство, пожалуй, одно из самых интересных человеческих чувств. Оно самое нейтральное. Оно присуще абсолютно всем людям. Человек может быть черствым, грубым, он может не знать, что такое любовь и радость, он может быть забитым и серым, может быть оптимистом или пессимистом но, каков бы ни был человек, какие бы причудливые формы не принимала его личность, он все равно испытывает это чувство, любопытство. Оно присуще даже животным.
   Петр Ильич был человеком любопытным.
   Я сказал ему, что больше не вижу никаких воображаемых друзей, но это, скорее всего, временно. Тогда он поинтересовался, сидел ли я в сумасшедшем доме. Я ответил. Он спросил, как это началось. Я ответил.
   Он спрашивал, я отвечал. Не знаю, с чего это я согласился на такие откровения. Ведь почти никому не рассказывал о своей жизни.
   Случайные спутники, с которыми ты знакомишься в самолете, в автобусе, в поезде, становятся твоими друзьями только от начала пути до его конца. Когда поезд остановится, и мы покинем купе, мы снова станем чужими. И Петр Ильич будет рассказывать своим друзьям: "А однажды я ехал с шизофреником!"
   Но порой хочется с кем-то поговорить, и здесь эти случайные спутники могут помочь. Ты говоришь с ними, рассказываешь о своей жизни и знаешь, что они не будут тебя осуждать. Мы никогда больше не встретимся. Поэтому нам все равно.
   Я закончил свою исповедь. Савельев задумчиво покачал головой.
   И он сказал, что его зовут Петр Ильич. И поведал мне о своей жизни.
   Потом молчание. Долгая пауза.
   У меня урчит в животе. Я хочу есть.
   Петр Ильич сказал, что его жена очень любит готовить. И всегда готовит слишком много.
   На дорогу она приготовила курицу, но, по словам Петра Ильича, птица пропадет.
   Так всегда бывает. Приготовишься в дорогу, наберешь всякой всячины, а потом обнаруживаешь, что ничего этого тебе не нужно.
   Я тревожно оглянулся по сторонам, наклонился через стол и шепотом спросил: "Стало быть, вы не будете есть?"
   Я не удержался. Очень хочется есть.
   - Нет, нет,- он засмеялся.- Хотите?
   Я помотал головой. Нет, нет, нет...
   Что вы? Я не могу...
   Я так не думал. Я говорил это только из приличия, но внутри я молился, что Савельев не передумал и не лишил меня ужина.
   Петр Ильич потянулся к сумке.
   Вкуснее этой курицы я не ел ничего в жизни. В этот момент мне так казалось. Мне казалось, я был счастлив.
   Очень хотел есть.
   Я жадно впивался в курицу зубами, с наслаждением жевал белое мясо, стараясь растянуть это удовольствие, как можно дольше, но не мог. Очень хотел есть. Я заглатывал курицу и чувствовал, как потихоньку заполняется мой голодный желудок.
   Петр Ильич посмотрел на это зрелище с минуту, усмехнулся, потом пожелал мне спокойной ночи и приятного аппетита и лег спать.
   Я остался один на один с курицей.
   Не скажу, что у меня в голове не промелькнуло мысли поделиться с моим другом Сеней, но он так крепко спал, что я не хотел его будить. Тем более, что он есть не хотел. Ему было не до того. Он вообще ел мало. Может, потому что он все время занят своими галлюцинациями. Мы все часто забываем про реальный мир и уходим в воображаемый. Просто не всегда замечаем. Или не хотим замечать. Нам так больше нравится. Человек счастлив, когда уверен в своей правоте, даже если он не прав.
   К тому же, если я подниму Сеню, он еще чего доброго весь вагон перебудит. Начнет орать, что я мол сел на его лучшего друга или что мы с Денни сговорились и решили его кинуть, или, что Денни убежал от нас, и мы должны его найти. Нет уж, пусть спит.
   Я спал до утра.
   Глава 8.
   Коля Александров страдал манией преследования. Он все время ходил, закутанный в полотенца, в темных очках и панамке, вывернутой наизнанку. Я был одним из тех единственных, кому он доверял.
   Мама, сестра, психиатр и я. Вот и весь его круг общения.
   В сумасшедшем доме N666 он находился задолго до того, как туда прибыли мы с Сеней. По его собственным словам он провел там десять лет. Его выпустили за несколько месяцев до нас.
   До того, как он попал в сумасшедший дом, он жил в Питере. Перед своим уходом он дал мне свой адрес и пригласил как-нибудь погостить. Наверное, стоило приехать раньше.
   Когда он вышел из сумасшедшего дома он вдруг понял, что совершенно не может жить в реальном мире. Когда он вышел, он понял, что не сможет вновь приспособиться к нормальной жизни. Для него такая жизнь уже не была нормальной. Это не та жизнь, к которой он привык. Он привык вставать в половину седьмого, он привык идти со всеми на завтрак, он привык принимать таблетки после обеда, он привык ложиться спать в половине десятого. Он привык к групповой терапии, он привык играть в домино после завтрака.
   Он не привык зарабатывать себе на жизнь, он не привык общаться с нормальными людьми, он не привык сам готовить себе еду. Он не привык к людям, находящимся за дверью сумасшедшего дома N666. Он умер в сумасшедшем доме N666.
   Умерла его мать, его сестра уехала в Америку к жениху. Его все забыли. У нет друзей, у него нет работы, у него нет жизни.
   Он умер в сумасшедшем доме N666.
   Он продолжал существовать, но уже давно не жил.
   Он понял это. И решил прекратить это.
   В свой день рождения Коля Александров проснулся рано утром, застелил кровать, умылся, аккуратно сложил пижаму, одел дорогой костюм, на который он потратил последние деньги, открыл окно и выпрыгнул.
   Просто вышел через окно.
   Его квартира находилась на шестнадцатом этаже.
   Просто вышел через окно. Ушел навсегда.
   Это даже не было самоубийством. Он не убил себя. Он уже был мертв к тому времени, как долетел до земли. Он уже был мертв, когда проснулся. Он уже был мертв, когда одевал дорогой костюм. Он уже был мертв, когда прыгнул.
   Ровно в одиннадцать часов утра я и Сеня сошли на перрон питерского вокзала - не помню, как называется. Сеня, как я, был здесь впервые. Но Сеня более впечатлительная натура, чем я. Он все время нервно оглядывался, видимо, боясь заблудиться.
   Денни следовал за нами по пятам, а Сеня следил, чтобы он не потерялся. И так этим увлекся, что забыл про меня.
   Сергей Риженков поселился в квартире Александрова пару недель назад. Он только осваивался на новом месте.
   Мебели было мало. По крайней мере, у него было место, чтобы пригреть несчастного странника, потерявшего все.
   Сеня еще никогда не терялся в таком большом городе. В компании Денни он может блуждать по холодным улицам Питера хоть всю свою, а потом внезапно обнаружит, что все это время ходил вокруг одного вокзала - название не помню.
   Сергей признался, что первое время ему было немного страшно жить в доме шизофреника-самоубийцы. Он говорит, что порой ему казалось, что в доме еще присутствует дом прежнего жильца.
   Конечно, это не так.
   Я говорю:
   - Может быть.
   Но сам знаю, что дух Коли Александрова умер еще до того, как он въехал в эту квартиру. Он умер в сумасшедшем доме N666. В эту квартиру въехал уже не человек, а существо, именуемое как homo sapiens.
   Сеня знает адрес квартиры, куда я направился, поэтому, если выждать некоторое время, я сам натолкнусь на исхудавшего шизофреника, сидящего под дверью. Главное, чтобы Сергей не наткнулся.
   Мне было все равно, найдется Сеня или нет. В данный момент он был для меня только обузой. Не он, а Денни. А нет Сени, нет и Денни.
   В крайнем случае, я могу задержаться в Питере и поискать его на обратном, пути, когда, наконец, получу свои деньги.
   Сережа с дрожью в голосе рассказывал мне историю Коли Александрова.
   Я сказал, что посочувствовал, но это не так. Я был только рад за Колю. Он освободился. Он не мог просто существовать дальше, пока его организм не перестанет функционировать. Он просто ускорил процесс.
   - Денни! Денни!- кричал Сеня.- Ты куда?! Стой!
   Это последнее, что я слышал от него.
   Я не стал бежать за ним, искать его по всему вокзалу. Он все равно не пойдет со мной, пока не найдет Денни. Денни его погубит.
   Денни - его испытание.
   Денни - его крест.
   Денни - его проклятие.
   - Да, бедный парень,- повторяю я и тупо киваю.
   - Так кем вы были ему?- спрашивает Сергей Риженков.
   - Я его двоюродный брат,- отвечаю я. И даже не краснею.
   - Да, это, должно быть, тяжело вдруг узнать о смерти родственника так внезапно, из уст чужого человека.
   - Да, тяжело,- говорю я и тупо качаю головой. Если кто вдруг не понял, я вру.
   Мы сидим на кухне за круглым столом, пьем кофе. Черный, много сахара. Очень много сахара.
   Я спрашиваю, можно ли мне переночевать у него.
   Он говорит, что с радостью предоставит ночлег. Сергей Риженков был человеком понимающим. Понимающим и добрым. Для таких наглых нахлебников, как я, найти сочетание таких качеств в человеке, значит, найти клад.
   Такие люди еще не потеряли веру в человечество.
   Мне даже не пришлось долго думать, чтобы такое наврать.
   Они живут в своем добром мирке. Сочувствие и сострадание, человечность и гуманизм.
   Сергей Риженков хороший человек. Таких мало. Но они есть. И пока они есть, мир будет жить.
   Я не знал, что буду делать дальше. Я не знал.
   Я могу задержаться в Питере и поискать Сеню. Я могу отправиться в Финляндию без него. Могу немного пожить здесь, просто так.
   Я остановился у Сергея на ночлег, чтобы подумать, что делать дальше. Я должен выбрать один из вариантов.
   Интересно, где сейчас Сеня.
   Я до сих пор гадаю, где он шлялся все это время.
   Я аккуратно сложил мятую одежду на стуле возле кровати. Сергей Риженков дал мне запасную зубную щетку. Одну из них. Весь его шкаф был забит зубными щетками. Он не знал, зачем они ему, но верил, что они ему нужны.
   Как ребенок, который собирает камушки во дворе и заботливо складывает их в углу, искренне веря, что они ему пригодятся. Или старушка, которая не желает выбрасывать свою старую одежду, накопившуюся за десятки лет. Одежда лежит и пылится, никто ее не трогает. Но старушке искренне верит, что все это она когда-нибудь оденет, что все это когда-нибудь обязательно пригодится. Когда-нибудь.
   Я лежу и думаю. Я все еще не хочу спать.
   Интересно, а Сеня сейчас спит.
   И тут меня словно молнией прошибло. Словно ударили по голове чем-то тяжелым. В глазах даже искры появились. Кровь застыла в жилах, мурашки пробежали по спине. Ну как это обычно бывает.
   Такое ощущение, что мозг сжался вдвое. Я и вправду сумасшедший.
   Я бросился к своим брюкам и начал рыться в карманах. Я был готов разорвать эти брюки в клочья. И если бы не знал, что они мне еще пригодятся, разорвал бы.
   Мой бумажник канул в небытие.
   Мой бумажник пропал.
   Глава 9.
   - Подержи, пожалуйста,- сказал я Сене и передал ему свой бумажник.
   - Конечно,- Сеня взял бумажник и непроизвольно положил его себе в карман.
   В бумажнике были наши последние деньги.
   Когда пересчитывал деньги, чтобы заплатить кассирше за билет на поезд до Санкт-Петербурга, я никак не мог сосредоточиться из-за того, что мои руки были чем-то заняты. Мой бумажник. Я нервно впихнул его Сене, а сам продолжил пересчитывать деньги. За билет я заплатил.
   А потом забыл забрать у Сени бумажник.
   Придурок, мудак, псих чертов. Это все я.
   Бумажник у Сени, а, значит, с деньгами можно попрощаться. Вернее, можно было. Я так и не попрощался с ними.
   Я принимаю еще несколько таблеток из пузырька. Мысль снова от меня уходит, я снова углубляюсь в себя. Это плохо. Я принимаю еще одну таблетку. Если я этого не сделаю, снова увижу Ронни. Или Витю. Или малышку Керри. Очень милая, забавная девчушка, любит играть со своим красно-белым мячиком. Ненавижу ее. И Витю ненавижу. И Ронни тоже ненавижу.
   Они упорно рвутся наружу. Они хотят того же, чего и я. Свободы. Но свободным может быть кто-то один из нас. Либо я, либо Ронни. Либо я, либо Витя. Либо я, либо, маленькая Керри. Либо я, либо все они.
   Но все еще борюсь. Я не позволю выбраться им на свободу. Я не позволю этому грузу снова лечь на мои полечи.
   Я реален, они - нет. Вот и все. Вопрос решен.
   Это я должен жить.
   Это я должен быть свободным.
   Сумасшедший дом N666. Я умер там. Туда я не вернусь.
   Хотя, может быть, я еще не до конца мертв. Может быть, во мне еще есть капелька жизни. Раз у меня есть силы бороться. Раз у меня есть силы продолжать цепляться за жизнь.
   Наверное, все-таки больной скорее жив, чем мертв.
   Сеня наверняка уже благополучно просрал все наши, все мои, деньги. Он мог их потерять, он мог отдать их первому встречному, он мог их съесть, он мог их даже потратить. Хотя сомневаюсь, что он еще помнит исходное предназначение денег.
   Даже в том случае, если я его найду, денег при нем все равно не будет. В бумажнике мои накопления за два года. Две тысячи долларов. Пятьсот из которых мы уже разменяли на рубли и потратили.
   Я должен найти работу. Вот я и определился, чем займусь в дальнейшем. Мне нужно совсем немного. Хотя бы пятьсот долларов.
   Ну, ладно, двести я одолжу у Сергея Риженкова. Он вроде бы человек состоятельный. Но я сомневаюсь, что уложусь в эти двести долларов. Билет в Финляндию стоит какие-то деньги, новая одежда стоит какие-то деньги, еда тоже стоит какие-то деньги.
   До чего докатилось человечество. Человек должен платить за то, что ему жизненно необходимо. За то, что принадлежит ему по праву. Он должен платить за еду, воду, за туалет, место проживания. Фактически человек платит за свою жизнь. За право оставаться живым. Чтобы жить хорошо, нужно платить больше.
   Платить нужно даже за смерть. Считается, что человек должен быть похоронен на кладбище, что он должен лежать в гробу, который медленно опускают в землю под проповедь священника, считается, что на похоронах должны быть все твои друзья и близкие. И всех нужно посадить, принять, иногда даже накормить. Без этого, казалось бы, формального ритуала человек не может обрести покой.
   Все эти понятие навязало нам общество. Вы должны делать то-то и то-то, говорить так-то и так-то. И за все это платить.
   Порой кажется, что все изобретенное человеком, создано для того, чтобы потом за это заплатить. Одежда, например. Считается, что человек обязан носить одежду, иначе его запрут за железными прутьями за нарушение общественного спокойствия или за сексуальное домогательство. И человек обязан носить одежду. И человек обязан платить.
   Человек обязан платить за свою жизнь. И если не деньгами, то собой. И уж он сам должен решить, какой вариант для него приятней.
   Сеня выбрал второй.
   Я испытал и то и другое. И понял, что лучше первый.
   Человек ведет себя нормально, как все, и платить деньгами.
   Человек ведет себя ненормально, не как все, и платит собой. Частичками своей души.
   В сумасшедшем доме N666 нас кормили, одевали, лечили и ни копейки не требовали. Взамен мы давали им морально насиловать нас.
   Что вам дороже: ваша душа или ваши деньги?
   С чем-то придется расстаться.
   Бабушка предпочла деньги.
   Равноценны ли душа и деньги? Сколько стоит человеческая душа?
   И не надо говорить, что она бесценна. Купить можно все.
   Это нехорошо, но плохим не считается.
   У меня нет даже паспорта. И куда я могу устроиться?
   Сергей Риженков разрешил мне остаться на некоторое время. Что я ему сказал? Правду.
   Меня обокрали, пока я ехал в метре. И теперь у меня нет ни денег, ни документов. Да, это правда. Альтернативная правда.
   Когда долго стоишь под Солнцем, даже в холодную погоду, начинает казаться, что тебе жарко. Мне жарко.
   Я ясно дал понять Сергею, что собираюсь прожить у него около месяца. Он не возражал. Я этим воспользовался. И задержался дольше. Так сложились обстоятельства. Сначала.
   Мне очень жарко.
   Я устроился сразу в трех местах.
   Один прошел мимо, второй, третий...
   Я уже ненавижу их, простых прохожих.
   Я устроился уборщиком в зоомагазине недалеко от дома Риженкова. Работа не самая приятная, но лучше просто не нашел.
   Алексей Алексеевич, хозяин зоомагазина, человек суровой наружности. На его лице редко появляются эмоции, и все они в большинстве своем являют собой злость. Красную ярость.
   - Платить много я вам не буду,- честно признался Алексей Алексеевич.- Но буду.
   Я молча киваю.
   - Работы много,- продолжал откровения Алексей Алексеевич.- Но вы знали, куда шли.
   Я все также молча киваю.
   Алексей Алексеевич, хозяин зоомагазина, человек полный, не сказать, чтобы привлекательный. Любит смотреть на всех исподлобья. Думает, что так его взгляд кажется более грозным.
   - Наверное, пришли вы сюда исключительно по большой нужде,- Алексей Алексеевич сложил руки на груди. Насколько я понял, гражданин А.А. любит говорить людям правду в лицо.- Видно, вам совсем плохо.
   Всегда откровенно и на чистоту.
   Еще одной чертой его характера было его манера говорить очевидное с таким видом, будто это огромная тайна, а он такой умный распознал все с первого взгляда. Он думает, это придает ему более умный вид.
   - Ну, что,- сказал Алексей Алексеевич, закуривая,- можешь приступать прямо сейчас.
   Здесь он сильно закашлялся. Сигарета чуть не упала на пол.
   Да, Алексей Алексеевич курил. Он терпеть не мог дыма, никотина или этого чувства, возникающего, когда дым вместе с никотином попадают в легкие, которое по идее должно быть приятным. Для Алексея Алексеевича это чувство было пыткой. Но он курил. И продолжал курить. Он думал, что это придает ему более важный вид.
   Я подождал, пока он откашляется, молча наблюдая за агонией, отражавшееся на его лице, потом спросил:
   - Где у вас тут швабра?
   Алексей Алексеевич еще раз затянулся, но на этот раз уже не кашлял. Если не впускать в себя эту дрянь, а просто дымить, можно получить рак губы.
   - Поищи в подсобке,- ответил Алексей Алексеевич и потушил сигарету. Она не догорела и до половины.
   Я стою возле входа в метро где-то в центре города. У меня в руках листовки "Би-Лайн". По идее, я должен раздать их уже к вечеру.
   Это моя вторая работа.
   Мне жарко.
   Уже половина пятого. Лестовок не убавилось и в половину.
   Один прошел мимо, второй, третий...
   Современный обыватель не ценит трудов людей низшего класса. Сейчас я один из этих людей.
   Обыватели проходят мимо. Им сложно взять листочек, им неохота.
   Четвертый, пятый, шестой, седьмой...
   Некоторые посмеиваются надо мной. Мол, какой-то придурок стоит на жаре и раздает листовки ебаного "Би-Лайна". Выиграйте специальную акцию и получите мобильный телефон бесплатно. Купите мобильный телефон в сети магазинов "Би-Лайн" и получите подключение бесплатно. Подключитесь в этом месяце к сети "Би-Лайн" и получите двадцать минут бесплатно.
   Тридцать шестой, тридцать седьмой...
   Я уже считаю людей, которые проходят мимо. Я не могу посчитать всех. Но примерную цифру вычесть могу.
   Сорок пятый, сорок шестой...
   Специальная акция. Каждый покупатель сети "Би-Лайн" в этом месяце может выиграть призы. Телефон, телевизор, компьютер.
   Из метро выходит толпа. Их я сосчитать не смогу. Кто-то берет у меня листовку и я начинаю считать заново. Таковы правила. Я придумал их здесь, стоя на жаре.
   Еще я устроился посудомойщиком в кафе "Здесь".
   Да, мне приходится убирать дерьмо за собаками и попугаями в зоомагазине, да, мне приходится часами топтаться на одном месте по жаре с листовками в руках, но работа посудомойщика в кафе "Здесь" худшая из всех.
   В "Здесь" я провожу больше всего времени - с понедельника по среду, с восьми до одиннадцати, потом кафе закрывается, на следующий день приходит моя замена - какой-то бедный студент с социологического факультета, а я иду в зоомагазин Алексея Алексеевича подметать экскременты кошечек и хомячков. В воскресенье я раздаю листовки.
   Похоже, сегодня воскресенье.
   В "Здесь" мало клиентов. В "Здесь" мало платят. И в "Здесь" много работы.
   Дмитрий Николаевич из тех людей, что мечтают сделать все из ничего. Да, сегодня у него маленькая кафешка, да, сегодня он зарабатывает не так много, как хотел бы, да, клиентура не такая, как хотелось бы. Но завтра.
   Завтра, уверяет он, дело пойдет в гору.
   - Завтра,- уверяет он,- я сделаю первые шаги в светлое будущее.
   Да, и совсем скоро повалит клиентура. Совсем скоро он расширит свой бизнес. Совсем скоро откроет свой ресторан. Совсем скоро он будет владеть сетью дорогих ресторанов. Совсем скоро он найдет свой воздушный замок. Он войдет через парадный вход в дорогом костюме "Hugo Boss" или "Gucci", или еще какой-то там дорогой марки, раскинет руками, быстро оглядит свои владения и скажет: "Я сделал это!"
   Да, он достанет свой воздушный замок. Когда-нибудь. Когда-нибудь, говорит он.
   Он так говорит.
   Я, конечно, соглашаюсь. Я, конечно, не против помечтать с ним. Я, конечно, не против промечтать все рабочее время. И я, конечно же, понимаю, что этого не будет.
   Дмитрий Николаевич не шагнет в светлое будущее, не откроет сеть ресторанов, не поймает свой воздушный замки. Не такой он человек.
   Он мечтатель. Но чтобы достать свой воздушный замок нужно иметь смелость пойти против всех и вопреки всему. Он не такой человек.
   Только когда идешь против всех, получаешь, к чему стремился. Только вопреки всему появляется возможно схватить свой воздушный замок.
   И ты радуешься достигнутой цели, ты ликуешь. Ликуешь не потому, что ты получил свою мечту, ликуешь не потому, что твои старания не прошли даром. Конечно, не без этого. Но все же ты ликуешь, потому что ты свободен. Если ты поймал свой воздушный замок, ты свободен.
   Ты больше не часть чего-то огромного. Ты - это ты. Один. Единственный. Ты создаешь свой мир. Ты не как все, но это уже не твой недостаток. Это твое достоинство. Ты свободен.
   Дмитрий Николаевич не сможет освободиться. Дмитрий Николаевич не такой человек.
   Но продолжает надеяться. Продолжает жить в мечте. Ради нее он живет. И это единственное, что у него есть.
   Воздушный замок где-то далеко в небе.
   Дмитрий Николаевич не злой человек, и не сказать, чтобы строгий. Не сказать, чтобы очень требователен к своим немногочисленным подчиненным. Но Дмитрий Николаевич не любит, когда слоняются без дела.
   Тебе мало посуды? Помой полы. Полы чистые? Так помой еще раз. Чтобы были еще чище. В основном все сводилось к мойке полов. Иллюзия работы, иллюзия приближения к заветной цели. Вот она уже появилась на горизонте! Она все ближе и ближе! Ее уже можно достать рукой! Нет, это всего лишь мираж в пустыне реальности.
   И снова натирать полы, и снова мыть посуду.
   Время: два час, тридцать минут.
   Место: кухня кафе "Здесь".
   После сегодняшнего тройного рейда со шваброй я могу видеть свое отражение в полу. Судя по моему, выражению лица, я чем-то недоволен.
   Так и есть.
   Вот уже вторую неделю я в Питере мою посуду, подметаю, раздаю листовки. Чужой город, чужие лица. Сергей Риженков уже привык этому сумасшедшему, поселившемуся у него в доме. Он уже почти меня не замечает. Просто меня почти нет дома. У работаю.
   Дмитрий Николаевич делал редкие исключения только, когда впадал в свои мечты. Он разрешал с ним помечтать. Не разрешал, просто не замечал ничего вокруг. В такие минуты я был для него лучшим другом.
   - Сеть ресторанов "Кушать подано"!- говорил Дмитрий Николаевич, сидя за дальним столиком кафе "Здесь", подперев рукой голову.
   - Да. Сеть ресторанов повсюду,- говорю я.
   Я стою рядом, повиснув на швабре.
   - Самые богатые и знаменитые люди будут посещать мои рестораны,- говорит Дмитрий Николаевич. Одной рукой он подпирает голову, другой играет с черной пепельницей. Катает ее по красной кружевной скатерти.- И в каждом ресторане будет консьерж, который будет проверять проводить клиентов к их столикам.
   Дмитрий Николаевич говорит, что его консьержи не будут проверять, заказал ты столик или нет. Они не будут заставлять семью среднего достатка, решившую отметить в его ресторане день рождения сына, ждать полтора часа, а в это время пропускать компании подвыпивших знаменитостей с обложек глянцевых журналов. Он говорит, что в его ресторанах все будут равны.
   А еще он говорит, что еда в его ресторанах будет только самого лучшего качества. Он говорит, повара будут самые лучшие. Он говорит, что все его рестораны будут оформлены в одном стиле - каком, он еще не придумал. Но, говорит он, скатерти обязательно будут белыми. Правда, с ними много мороки, но они должны быть белыми. Может быть, с такими красивыми узорами в форме лепестков какого-нибудь экзотичного цветка. А посуда будет серебряная. Пусть не из чистого серебра, но для самых желанных клиентов он может позволить и такую роскошь.
   - Да,- говорю я и делаю тяжелый вздох.- Вот, будет здорово.
   Все официанты будут в белых рубашках, черных галстуках-бабочках, черных лакированных ботинках. Иногда Дмитрий Николаевич будет разрешать студентам подрабатывать в своих ресторанах. И будет платить им не хуже, чем своим рядовым официантам. А им он будет платить много.
   И все клиенты будут.
   В его ресторанах будут подавать мясо с кровью, мясо с острой приправой, обязательно рыбу, с маленькой долькой лимона, будут креветки: креветки жареные, креветки вареные, креветочный соус. В его ресторанах обязательно будет широкий выбор вегетарианских блюд: всяческие салаты, обязательно греческий. Будет сырное фандю. И десерты, много десертов.
   - Люблю сладкое,- говорит Дмитрий Николаевич.- Я хочу поделиться своей страстью со всеми.
   Мороженое, торты, пироги. Шоколадный торт, сырный пирог и клубничное мороженое. Эти наименования вы найдете во всех десертных меню любых ресторанов. В ресторанах Дмитрия Николаевича они тоже будут, но ассортимент, говорит он, будет гораздо и гораздо шире. Будет много сладкого.
   Это мечта Дмитрия Николаевича.
   Это его воздушный замок.
   Это его рай.
   В раю счастливы все. Но у каждого свое представление о счастье. У каждого свой рай.
   Возникает вопрос. Что же такое, этот рай? Утопия? Совершенный мир, где каждый получает, что хочет?
   Никто вам ничего не скажет. Это секрет.
   Можно сказать только одно. Если его от нас скрывают, наверное, оно того стоит.
   - Да, здорово,- говорю я. Я уже не помню, сколько раз я это повторял.- Здорово.
   - Здорово.
   - Здорово.
   - Здорово,- отвечает Дмитрий Николаевич. И тут пепельница ускользает от него и катится к краю. Она падет на пол, кусочек отлетает от нее в сторону.
   - Я уберу,- быстро отреагировал я.
   - Что-то замечтался я,- Дмитрий Николаевич медленно встал из-за стола и покачал головой.- Ладно, пора за работу.
   Так все и было.
   Еще одно было плохо в кафе "Здесь". Оно находилось, хрен знает, в какой жопе. Нет, неплохой райончик. В принципе, культурный. Его даже можно назвать спокойным.
   Дело не в этом. Квартира Сергея и кафе "Здесь" находились в разных концах города. И ехать мне было, не знаю то точно сколько, но долго. Больше часа. Я очень устаю.
   Возвращаюсь я поздно, поэтому всегда есть опасность встретить какую-нибудь неадекватную личность подозрительной наружности. Спасибо сумасшедшему дому N666, я сам отчасти похож на такую личность своим поведением и мимикой. Это не так бросается в глаза, но при желании могу превратиться в конченного придурка. Его подобие. Некоторые даже с опаской смотрят на меня. Некоторые из тех, кого я встречал по дороге домой.
   И все равно стремно. На улице темно и холодно. А я иду все в тех же брюках, все в той же рубашке, все в том же галстуке-петле у меня на шее. Нет, я, конечно, не ходил в нем все эти две недели. Сергей Риженков, очень добрый человек, одолжил мне свою одежду, пока не постирается моя, но в ней ходит невыносимо. Она мне на два размера меньше.
   Пиздец.
   Я не знаю, что будет дальше. И с каждым днем все больше хочу узнать.
   Интересно, Сеня еще жив? Это мне тоже хотелось бы узнать. И где он может пропадать?
   В последнее время, меня терзают смутные предчувствия, что его кто-то подобрал. Либо его вернули в сумасшедший дом, либо посадили в обезьянник, а может сразу в тюрьму за неоднократные сексуальные домогательства, либо студенты с медицинского факультета посадили его в клетку и начали ставить на нем свои опыты.
   Глава 10.
   С каждым днем становилось все жарче. Синоптики по телевизору все обещали похолодание. Никогда не верьте телевизору. А особенно синоптикам.
   Каждый раз, когда обещают дождь, я выхожу на улицу, смотрю на небо и не вижу ни облачка. Только яркое Солнце, которое сильно слепит глаза. Но я продолжаю надеяться. Хотя на улице стоит жара, и, кажется, сходить она не собирается. Полосочка на градуснике, что прикреплен к окну на кухне Сергея Риженкова, ползет вверх, а синоптики все обещают похолодание. Я уже почти уверен, что они специально.
   А ведь я не переношу жары. Но мне приходится сталкиваться с ней довольно часто. Особенно по воскресеньям.
   Проходит один, два, три...
   Я даже не могу считать, так мне жарко.
   - Новая акция "Би-Лайна"!- говорю я достаточно громко и протягиваю листовки случайным прохожим. Я их ненавижу. Они-то не стоят на жаре, не мучаются под солнцем. Сейчас они пройдут какое-то расстояние и зайдут в здание с кондиционером. Там прохладно. А я стою здесь. Из-за них.- Каждый покупатель сети "Би-Лайн" в этом месяце может выиграть призы!- кричу я. Я не знаю, зачем я закричал. Просто мне стало слишком скучно. Нужно выплеснуть негативные эмоции. Нас так учили на групповых терапиях.- Мобильные телефоны! Телевизоры! DVD-проигрыватели!- я проверяю по листовке, ничего ли я не забыл. Ничего. Но покричать еще надо.- А также стиральные машины, микроволновки, вибраторы! Все это вы можете получить совершенно бесплатно!
   Кто-то оборачивается на меня. Кто-то берет листовки. Наверно, заинтересовались вибраторами.
   Думают, действительно ли так написано?
   Что? Можно выиграть вибратор?
   Одинокие домохозяйки будут в восторге.
   И дело пошло!
   - Автомобили, компьютеры, резиновые куклы!- я еле сдерживаю смех. Листовки расходятся. Может, это чистое любопытство? Или живой интерес к акции "Би-Лайн". Подарки всем.- Плетки, резиновые члены всех цветов и размеров, домашние кинотеатры!
   Подростки смеются и хватают листовки. Наверно, интересуются резиновыми куклами.
   Матери с детьми закрывают уши своими чадам и проходят мимо, стараясь делать вид, что не замечают меня и той "гадости", о которой я говорю. Да, гадость, но листовки расходятся.
   Это, по-моему, Сеня сказал мне однажды, что человечество не так безнадежно. Вопрос безнадежности человечества и смысла его существования - вопрос риторический.
   Сегодня я освободился от листовок еще до пяти часов вечера. Я иду домой, довольный и свободный до завтра.
   Вероника Никифорова. Молодая девушка весьма приятной наружности, блондинка, двадцать четыре года. Очень добрая. В ней слишком много этого, как его? Сострадания. Понимания. Но при всем при этом она не дура.
   Вероника Никифорова и Сергей Риженков очень подходят друг другу. У них много общего. Этого, как его? Сострадания. Понимания.
   Вероника Никифорова и Сергей Риженков встречались около полугода. Они почти обручены. Что значит "почти"? Очень хотят обручиться, пожениться и завести детишек, полных понимания и сострадания к ближнему своему, но не решаются. Никто не решается первым сделать шаг вперед, навстречу. Дело в том, что они оба очень неуверенные и трусливые люди. Они боятся перемен. Они стараются всячески избегать любых перемен. А семья, это, знаете ли, большая перемена.
   Вероника хочет мальчика и девочку, Сергей хочет двух мальчиков. Они хотят четырехкомнатную квартиру где-нибудь в безопасном районе, где есть хорошая школа и детский сад. У них будет машина, не дорогая, но комфортная. Такая, какая подходит им. Какая-нибудь "Шкода" или "Форд". Обязательно, чтобы был большой салон, чтобы поместилась вся семья. В машине будут детские сиденья. Сергей любит синий цвет, Вероника красный, они сошлись на том, что машина будет зеленая. Все довольны.
   У них обязательно будет гостиная с шерстяным ковром, мягким диваном и журнальным столиком. На стене в гостиной будет висеть большая семейная фотография. В детской будут голубые с желтым обои и детская кроватка, и полки с детскими книжками, и мягкие игрушки, разбросанные по всему полу. Слоники, львы, жирафы. В спальне обязательно будет стоять большая кровать и кружевные простыни. На тумбочке, на полках будут стоять фотографии. А в кабинете Сергея будут зеленые стены и большой дубовый стол. И полки с книгами. И обязательно красиво отделанная кухня. Обязательно. Все обязательно будет идеально.
   Это их счастье. Это их рай.
   Скорее всего у них не будет и половины всего этого. Скорее всего, они так и не решатся пожениться. Нет. Они не поженятся. Они никогда не поймают свой воздушный замок. Замок на песке. Его сдует резкий порыв ветра. Это я.
   Хотя неизвестно, что было, не ворвись я в их жизнь.
   Сегодня Вероника вся сияет. Она снова весь день проторчит у нас. Она здесь с десяти, как она сама мне сказала. Я ей не нравлюсь. Она мне тоже.
   Когда она впервые меня увидела, то, не скрывая своего негодования, спросила: "Сережа, кто этот тип?"
   И каждый раз, когда она говорила обо мне в третьем лице, называла меня только "тип", при этом часто добавляя "странный", "подозрительный", "опасный". Сука.
   Сергей Риженков, как человек добрый и понимающий, конечно же, защищал меня. Как-никак я потерял близкого родственника, я оказался в незнакомом городе без денег и документов. Вероника Никифорова не поверила. Она сказала что-то вроде: "И ты ему веришь?!"
   - Но, дорогая,- ответил Сергей,- войди в его положение. Ему и так тяжело. Бедняга столько вынес.
   Здесь он явно преувеличил.
   Вероника Никифорова, исключительно в силу того, что она человек этого самого сострадания, все-таки поверила мне и смягчила свой приговор. Теперь она относится ко мне очень и очень холодно. Наверно, все-таки слухи о женской интуиции не просто слухи. Наверно, она что-то чувствует. Чувствует грядущие перемены.
   Когда они нежатся на диване в гостиной, когда Сергей целует ее в щечку, я могу слышать: "И все равно мне он не нравится"; или "Когда он уже уедет?"; или "Ты уверен, что он не опасен.
   Они стали часто ссориться. Когда они шуршат на диване в темноте, когда вот уже, кажется, готовы перейти к делу, Вероника вдруг останавливается, замирает и говорит: "Прости, сегодня я не могу"; или "Я так больше не могу"; или "Не хочу больше его терпеть!".
   Чувствует, что они не одни. Чувствует, что где-то в квартире находится псих. И он все слышит.
   Однажды, когда она осталась ночевать у нас, а у меня был очередной приступ бессонницы, мы столкнулись на кухне в три часа ночи. Она захотела пить. А я просто не спал. Я не спал три дня.
   - Привет,- сказал я. Она сначала жутко перепугалась, потом, увидев, что это всего лишь я, псих, ворвавшийся в ее жизнь, псих, разрушивший ее идеальный мир, идеальную иллюзию, тяжело вздохнула и, ничего не ответив, взяла графин воды и наполнила стакан водой.
   Тогда я повторил:
   - Привет.
   Она молча поднесла стакан к губам и залпом высушила его.
   - Сегодня славная ночь.
   Не знаю, зачем я это сказал. Может, просто хотел ее достать. Может, просто высказал свое наблюдение. Действительно, ночь была славной. Лучшая из тех, которые я наблюдал во время своей бессонницы.
   Вероника поставила стакан передо мной и тихо сказала:
   - Да, ночь славная.
   Она не ответила, она автоматически отреагировала на внешний раздражитель.
   - Не спится?- спросил я.
   - Я захотела пить,- снова буркнула Вероника.
   - Я понял,- сказал я, глядя в пустой стакан.
   Вероника уже собиралась уходить, но тут я, не знаю, почему, сказал:
   - Кажется, я тебе не очень нравлюсь.
   Не знаю, что меня толкнуло это сказать. Просто в голове появилась фраза, и она просто вылетела из меня.
   - Не очень нравишься,- холодно ответила Вероника. Я так и знал. Она не стала бы избегать ответа. Я ей не нравлюсь. Зачем это скрывать? Интересно то, что она может сказать это мне в лицо только наедине, может сказать об этом Сергею тоже наедине, но никогда в жизни не скажет, что я ей не нравлюсь, когда мы все втроем находимся в одной комнате.- Какой-то ты...
   Вероника посмотрела на меня очень внимательно, даже с интересом. Она подбирало слово, каким меня можно было назвать. Так чтобы и не обидеть, выразить всю палитру моего существа.
   Подходящее слово - ебнутый.
   - Ненормальный?- подсказал я ей.
   - Да,- кивнула она с хитрой улыбкой на лице. Она опустила голову, стараясь не смотреть мне в глаза. Многие в разговоре побаиваются меня. Я вызываю у них какое-то недоверие.- И все же мне кажется, ты чего-то не договариваешь.
   Вероника Никифорова не такая дура, как Сергей Риженков. Сука.
   Она меня просекла. Хотя я сильно ничего и не скрывал. Даже Сергей Риженков больше верит в мою легенду, чем я.
   А Вероника не верит. Сука.
   - Ты ведь не родственник этого психа-самоубийцы,- говорит она и поднимает голову. Она смотрит мне в глаза. Надеется, что я заговорю.
   Ага, сейчас. Так я и сказал. Сука. Я не люблю. Она меня тоже не любит. Сука. Я хочу взять ее за шиворот, наклониться к ее ушку с серебряной сережкой и сказать: "Вероника, ты сука!"
   Но я не скажу.
   - С чего ты взяла?
   - Мне так кажется.
   - Ах, кажется!- усмехнулся я.
   Я стучу пальцами по столу.
   Я встаю, наклоняю к ней через стол и говорю:
   - Вероника, ты сука! Ты самая паршивая дрянь! Я тебя ненавижу! Иди на хуй со своим "кажется"! Заткни хлебало и не лезь не в свое дело! Сука!
   Нет, я так не скажу. Я держу себя в руках. Вспомнить групповую медитацию в сумасшедшем доме N666, вспомнить, как нас учили контролировать эмоции. Спокойно. Вдох. Выдох.
   Долгая пауза.
   Я сижу и стучу пальцами по столу. Нас учили, что нужно сосредоточиться на чем-то конкретном. Скажем, постучать пальцами по столу. Я смотрю на свои пальцы, я спокоен.
   - Просто ты мне не нравишься,- сказала Вероника.- Не нравишься, и все. Не обижайся, конечно, но я не могу ничего поделать. Это глубоко внутри меня.
   Женская интуиция не миф. Она чувствовала. Она все чувствовала.
   Я ворвался в их жизнь, в их идеальную утопию. Я разрушил их иллюзию. Все это время Сергей Риженков и Вероника Никифорова жили душа в душу. Они подогревали свои чувства мечтой о воздушных замках. Мысль о том, что в один прекрасный день все их мечты станут явью, о том, что в один прекрасный день они поженятся, заведут детей, купят квартиру, "Форд", поклеят обои в детской - вот то единственное, что держало их вместе.
   Любовь - это чувство, которое делает нас счастливыми. Это, кажется, Вольтер сказал: "Счастье есть лишь мечта, а горе реально".
   Я понятия не имею, кто такой Вольтер. Но, если он прав, то и любви не существует.
   Ведь Сергей Риженков и Вероника Никифорова чувствовали себя счастливыми, пока видели на горизонте воздушные замки. Тут появляюсь я, шизофреник, обманщик, подонок, ебнутый мудак. Я разбираю их воздушный замок по камушкам. У них все должно было быть идеально. Идеально. Идеально продуманный план, идеально выполненный.
   Чехов написал в одной из своих пьес: "Женщины не прощают неуспеха".
   Да, женщины любят, чтобы все было идеально. Когда они заводят серьезные отношения, они верят, что нашли идеального мужчину, что их судьба идеально сложится. И не удивляйтесь, если женщина вдруг начнет вас попрекать по пустякам или постоянно попрекать вас вашими ошибками. Не злитесь и не переживайте. Женщины делают из вас свой идеал.
   Чего хочет женщина? Совершенства. Совершенства во всем.
   Даже если она сама этого не сознает, она хочет именно этого. Она не может "просто жить". Она хочет идеальной жизни.
   И вот появляюсь я, огромное черное облако, нависшее, над белоснежным замком. Совершенство вещь очень хрупкая. Особенно для женщины.
   Вероника Никифорова не может видеть этого пятнышка на кристально чистом полотне своей судьбы. Оно слишком неприглядно. Она не может спокойно любить Сергея, пока есть я. Отсюда вопрос: существует ли любовь на самом деле? Многие великие гадали на эту тему. Большинство сошлось во мнении, что да, существует. Я сомневаюсь.
   Я уже сомневаюсь, такая ли Вероника Никифорова добрая и понимающая, какая нужна Сергею Риженкову.
   - Лучше будет, если ты уйдешь,- сказала Вероника Никифорова и ушла в спальню.
   Я не уйду. Еще чего захотела. Сука.
   Нет, я уйду, но не сейчас. У меня еще слишком мало денег.
   Сегодня я возвращаюсь с работы, уставший и злой, и вижу дома эту Веронику Никифорову, которая сидит на кухне и попивает кофе. Я знаю, что сейчас будет. Она бросит на меня холодный взгляд, скажет "Привет", пытаясь изобразить доброжелательность, но не сможет скрыть ноток призрения, потом опустит глаза и продолжить пить свой кофе. Растворимый, без сахара, со сливками. Гадость. В сумасшедшем доме давали и хуже. Хотя там его вообще почти никому не давали. Боялись, что кофе может плохо сказаться на уже и без того шаткой нервной системе больных. Его давали мне. Я приплачивал санитарам.
   Вероника Никифорова смотрит на меня и говорит: "Привет!"
   И, как я и думал, опускает глаза и продолжает пить свой кофе.
   - Да, привет,- говорю я безразличным голосом.- Где Серега?
   - Он в спальне,- отвечает Вероника Никифорова.
   Помяни черта, и он появится.
   На кухню входит Сергей Риженков, очень веселый и приветливый. Как всегда.
   - Привет!- говорит он мне.- Как дела?
   - Понял многое о человеческих существах,- ответил я. Я не понял, что я сказал. Просто фраза появилась в голове, и она просто вылетела из меня.
   - Ну, шутник!- Сергей рассмеялся и похлопал меня по плечу.
   Вероника посмотрела на него, как на придурка. Правда, в моей фразе не было ничего смешного.
   Сергей Риженков часто воспринимал мои случайные афоризмы, как шутки, при том, смешные.
   - Ну, как его не любить?- смеется Сергей.
   - Так, ты говоришь,- говорит Вероника Никифорова, обращаясь ко мне,- когда ты уезжаешь?
   Ей не нравится отношение Сергея ко мне. Ей не нравлюсь я. Я - ебнутый мудак, который нарушает всю идиллию. Я - псих, который разрушает утопию. Я рву ее свадебное платье, убиваю приглашенных гостей, гажу на свадебный торт.
   - Может, через месяц,- отвечаю я, решив подыграть. Нет, так просто ты от меня не избавишься.- Я не могу сказать точно, у меня еще не достаточно денег.
   - Ничего,- сразу вмешивается Сергей. Вероника сжимает кружку обеими руками. Наверно, она представляет, что сжимает шею Сергея. Или мою.- Я все понимаю. Можешь оставаться тут сколько хочешь.
   Добрый человек. В нем столько сострадания и понимания. Сергей Риженков - человек, весь пропитанный любовью к ближнему своему.
   - Может, сходим куда-нибудь,- говорит Вероника Сергею. Она встает из-за стола и целует его в щеку, потом в губы.- Скажем, в кино.
   Вероника Никифорова недвусмысленно намекает на то, что она хочет остаться с ним наедине. Она не хочет быть рядом со мной. Не хочет смотреть на пятно на ее незаконченной картине жизни.
   Сергей Риженков этого не понимает.
   - Извини, дорогая,- говорит он и целует в ответ. Как будто ей сейчас нужны его поцелуи.- Сегодня у меня много работы. Давай лучше завтра вечером.
   Сергей Риженков сама наивность. Придурок, проще говоря. Язык намеков явно не для него.
   - Завтра?- говорит Вероника.- Ладно, давай, завтра.
   А сейчас она найдет какой-нибудь повод сбежать. От меня. Она бы с удовольствием осталась и подарила Сергею пару сладостных часов, но когда в квартире нахожусь я, она просто не может ни о чем думать, кроме как о том, что у нее в квартире подозрительный тип, который ей не нравится. И она с удовольствием пойдет завтра в кино с Сергеем, а потом подарит множество сладостных часов, но уже у себя дома.
   Я бы мог сделать ей одолжение и уйти на какое-то время, но я не сделаю этого. Потому что не получу должной благодарности. Она успокоится только тогда, когда я навсегда уйду из ее жизни.
   - Послушай,- говорит Вероника,- а тебе обязательно делать всю работу сегодня?
   - Дорогая,- говорит Сергей, обнимая ее за талию,- мне нужно закончить до завтра, а то начальник меня убьет.
   Неужели есть люди, которым Сергей Риженков не угодил?
   Странно. Наверно, Сергей уже совсем достал своего начальника.
   - Ничего не убьет,- сказала Вероника с капризом в голосе. Ей хочется побыть с ним, но не хочется находиться рядом со мной.- Ну, Сережа.
   - Извини, Вероника, не могу.
   - Что ж,- Вероника делает глубокий вдох. Она бросает взгляд на меня, опускает глаза,- ладно.
   Сергей Риженков извиняется, говорит Веронике, чтобы она не обижалась. Вероника говорит, что не обижается. Она говорит, что она все понимает. Она говорит, что не хочет ему мешать.
   - Я, наверно, пойду,- говорит Вероника и выходит в коридор.
   Сергей Риженков идет за ней. Он просит ее остаться. Она целует его, улыбается, говорит, что так нужно, чтобы Сергей быстрее справился с работой.
   - До завтра,- говорит она.
   - Я буду скучать,- говорит Сергей Риженков. Несчастный влюбленный. Наивное, беспомощное существо.
   - Я тоже,- Вероника чмокнула его в щеку.- Я тебе позвоню.
   Вероника Никифорова скрылась за дверью, а Сергей Риженков постоял еще с полминуты, о чем-то глубоко задумавшись, потом закрыл дверь и ушел к себе в комнату.
   Я остался один.
   Сергей не боится оставлять меня одного в своей квартире. У него все равно ничего нет. Ничего ценного.
   Утро понедельника. Самое обычное утро. Ничего не предвещало перемен.
   Я по привычке встал в половине седьмого. Я не могу вставать позже. Сергей Риженков просыпается примерно через час. Я уже сижу у окна и пью чай с лимоном. Сладкий, очень сладки. Первое время Сергей сильно шарахался, когда видел, что я уже бодрствую в такую рань. Я сказал, что у меня в семье все так вставали. Тогда Сергей лишь усмехнулся и сказал: "Молодцы".
   И еще добавил, что надо бы ему привыкать к такому режиму.
   Сергей говорит мне, что сегодня, возможно, не придет ночевать, поэтому надеется, что я оправдаю его доверие.
   - Я оставлю ключи на журнальном столике в гостиной,- говорит Сергей.- завтра я их заберу.
   В его голосе была какая-то опаска. Он все же немного побаивался оставлять меня одного, несмотря на свое "глубочайшее доверие" к мне.
   - Хорошо, хорошо,- говорю я, мотая головой.- Я все понял. Не беспокойся за свой дом.
   - Я не беспокоюсь, просто...
   - Я не ограблю тебя, не наделаю дырок в полу и не сожгу твою квартиру.
   - Я ничего такого не думал...
   - Друг,- говорю я с состраданием в голосе,- а лучше бы подумал.
   На эти мои слова Сергей Риженков прореагировал совершенно спокойно, если не считать того, что левый глаз его немного дернулся.
   - Я затоплю твою квартиру, не разобью посуду и не повешусь в гостиной резинке от собственных трусов,- говорю я и смотрю Сергею прямо в глаза.
   Он смеется и с каким-то отчаянием в голосе говорит:
   - Ну, шутник...
   Рано или поздно, ему придется оставить меня одного. В первый раз всегда очень страшно оставлять свою квартиру практически незнакомцу.
   Мне тоже было страшно, когда оставлял Сеню у себя одного. Без присмотра. Я очень боялся. Видно, не с проста.
   Может, и Сергей волнуется тоже не с проста.
   Сергей Риженков закрывает за собой дверь, а я глотаю свою таблетки.
   Сегодня Дмитрий Николаевич весь день проходил в меланхолии.
   Дмитрий Николаевич - оптимист. Он всегда находился в приподнятом расположении духа, всегда чему-то радовался, шутил.
   Сегодня он почти не улыбался. Он даже на время забыл о своем воздушном замке. Он ходил как призрак по кафе. Раньше он летал, сегодня он даже не ходил. Дмитрий Николаевич перемещался из угла в угол, давая нам указания голосом, лишенным эмоций, казавшимся каким-то далеким и нереальным.
   Петя, студент с медицинского факультета, сказал, что Дмитрий Николаевич якобы задолжал кому-то большую сумму, и теперь из-за этого у него много проблем.
   - Откуда ты знаешь?- спросил я у студента. Тот пожал плечами.
   - Костя сказал.
   Костя его однокурсник. Тоже работает в "Здесь".
   - А откуда знает он?- спросил я.
   - Кто-то другой рассказал.
   - Ага,- кивнул я,- понятно.
   Кто-то сказал кому-то, потом кто-то передал еще кому-то, потом кто-то сообщил кому-то, потом некто сказал Косте, потом Костя сказал Пете, потом Петя сказал мне. Так оно всегда и бывает.
   Сам Дмитрий Николаевич никому ничего не говорил. И не хотел. В этот день с ним вообще было трудно поговорить. Обратишься к нему с вопросом, а он пошлет тебя мыть кладовку. Подойдешь к нему сообщить, что ты вымыл кладовку, он пошлет тебя мыть накопившуюся посуду. И так далее. Весь день мы работали. Дмитрий Николаевич даже не выделил себе времени помечтать всласть.
   Только один раз где-то в половине пятого Дмитрий Николаевич, проходя по кухне, вдруг остановился и сказал: "Да, было бы здорово..."
   Появилась какая-то помеха, мешающая трансляции его мечты. Что-то пошло не так по его идеально продуманному плану. В него ворвался кусочек реальной жизни. Кусочек реальной проблемы. И Дмитрий Николаевич не мог этого вынести.
   Сегодня ушел с работы раньше обычного. В кармане у меня звенели ключи от квартиры Сергея Риженкова. Настроение у меня было не сказать, чтобы хорошее, не сказать, чтобы очень плохое. Скорее, приподнятое.
   Я не видел Сеню две недели. Я уже и перестал гадать, что с ним могло случиться. Я остановился на мысли: "Да все, что угодно!"
   За две недели он не сильно исхудал. Даже загорел. Но вид у него какой-то усталый.
   Я не волновался за него, потому что с ним было бы еще хуже. В конце концов, Сеня - такой человек, который выкрутится из любых ситуаций, пусть и не всегда гладко. Особенно, когда с ним Денни. А Денни с ним всегда.
   Сеня рассказал мне все в общих чертах. Все, что я понял, так это то, что он не скучал.
   Я выхожу из лифта, прохожу по коридору к двери квартиры Сергея Риженкова. Уже отсюда я вижу огромную массу из плоти и крови, валяющуюся под дверью. Полуживое тело в изрядно потасканном полушубке из искусственного меха. Тело дышит и даже шевелится. То ли оно спит, то ли сильно под градусом. Вот, как я нашел Сеню.
   Его волосы взъерошены, взгляд безумен. Безумней, чем обычно. Я не сразу его узнал, хотя с самого начала понял, что это может быть только Сеня и никто больше.
   Сеня тоже узнал меня не сразу.
   Сеня уже успел выбросить свою старую, подгоревшую одежду и изгваздать новую. Теперь на нем были светло-бежевые шорты, зеленая майка, черная в белую полоску жилетка и розовый полушубок из искусственного меха. Последние два атрибута его амуниции не вписывались ни в какие рамки. Где их достал, и, самое главное, зачем ему этот полушубок из искусственного меха по такой жаре, объяснению не подлежало. Ах, да. На нем еще были белые когда-то кеды, которые теперь стали цвета горячего шоколада. Как он угодил в болото и где он его нашел, Сеня так и не сказал.
   - У нас даже осталось немного денег,- радостно сказал Сеня и достал из грязного носка сто долларов.
   Стодолларовая бумажка, помятая, грязная, вонючая, порванная в некоторых местах. Если деньги зло, значит, только в таком состоянии они обретают свой настоящий облик. Грязь.
   - Спасибо,- сказал я. Мне бы сейчас зеркало. Очень хочется посмотреть на свое лицо.- Можешь оставить себе.
   Пока Сеня рассказывал мне о своих похождениях по незнакомому большому городу, используя при этом всяческие литературные обороты, "дабы скрасить всю неприглядность действительности", я все думал о том, как объявить Сергею Риженкову, что у него появился новый жилец. И даже два.
   Кто такой Сеня? Он мой брат или племянник, или сестра?
   И кто такой Денни?
   Как растолковать Сергею, почему Денни может увидеть только Сеня?
   Эта квартира, наверно, проклята.
   По словам Сени, он провел весьма интересные и познавательные две недели.
   - Столько всего произошло!- восклицает Сеня.- Можно написать целую книгу!
   Да, и назвать ее "Бред сумасшедшего". Издательство "Сумасшедший дом N666", автор - пациент N345.
   Первые два дня Сеня слонялся по городу без еды, воды и туалета, голодный и усталый. Они с Денни долго спорили, что делать дальше. Сеня, конечно, предложил сразу пойти по адресу, который дал им я. Но Денни наотрез отверг эту мысль, сказал, что они сами выживут, что это отличное приключение, в конце-то концов.
   Да, отличное приключение!
   Как я предполагал, они долго ходили вокруг вокзала, название которого я не помню, переночевали на скамейке, а потом пошли в большой город.
   Мамы и папы, запирайте своих дочерей! Сеня и Денни идут в город!
   Сыновей тоже можете запереть.
   Они проходили так до вечера, а потом встретили Илью.
   - Классный парень!- говорит Сеня.- Веселый такой!
   Илья, человек своеобразный. Всю свою жизнь он искал каких-то острых ощущений, каких - не знал сам. Когда человек не знает, чего хочет, он находит что-то еще.
   Какие только наркотики он не перепробовал, в какой только форме не употреблял алкоголь. Эти маловажные подробности неизвестны даже самому Илье.
   - Илюха предложил нам пожить у себя,- рассказывал Сеня.
   Мало того. Илюха еще познакомил чужестранцев со своими друзьями. Друзья Илюхи тоже оказались людьми весьма интересными.
   - Веселые ребята!- смеялся Сеня.- Помню, пошли мы...
   Все две неделю Сеня жил у Ильи. И каждый день с ними случалось какое-то приключение. Приучить сумасшедшего к выпивке - это уже само по себе приключение. Вследствие этого в городе произошло множество перемен. По словам Сени, дело чуть не дошло до вооруженного восстания. Военная революция под предводительством сумасшедшего алкоголика. Да, такое тоже возможно.
   Само собой Сеня преувеличил с революцией, с множеством перемен в городе, но я не сомневаюсь, что он многое повидал за эти две недели. Это было видно по его внешнему виду. Правда, помнит Сеня далеко не все, что было.
   Помнит, что попали в болото, но как они попали в это болот, не помнит, помнит, что где-то достал розовый полушубок, но где достал его, не помнит.
   - Помню только,- говорит Сеня,- что было круто!
   - Я в этом ни секунды не сомневаюсь,- говорю я, бросив взгляд на заляпанные кеды.
   Вчера вечером Илью увезли в больницу от передозировки. Обожрался таблеток для похудания. Или снотворного, или антидепрессантов, или болеутоляющих. Короче, чего-то проглотил слишком много. И Сеня, ни секунды не думая, решил отправиться ко мне.
   Вот, он здесь.
   - Ну, вот,- сказал Сеня в завершении своего рассказа,- я и здесь!
   - Я счастлив!- сказал я, не скрывая иронии в голосе. Сеня не распознает иронии. Он очень наивный.
   - Ты что?- насторожился Сеня.- Не рад, что ли?
   Я тяжело вздохнул. Ну, как ему на это ответить?
   Это же сколько проблем на мою голову.
   - Не рад старому другу?- Сеня широко развел руками, и до меня донесся запах двухнедельных похождений Индианы Джонса по пустыне и болотам, в отсутствии душа.
   - Ты не представляешь, насколько!- говорю я, отмахиваясь от этой вони.
   Стоп.
   Слишком много всего накопилось.
   Пора расставить все по полочкам.
   Сеня сжег мою квартиру, у меня ничего не осталось. Теперь мы должны ехать в Финляндию, чтобы получить деньги моей покойной бабки. Другого выхода у нас нет. Предлагаемые обстоятельства заданы. Цели помечены.
   Что мы имеем? Я в совершенно незнакомом городе, в квартире совершенно чужого мне человека, без денег. Вдобавок ко всему на мне теперь шизофреник-алкоголик со своим воображаемым другом, которые сами не могут и слова сказать, чтобы не впутать меня в очередную историю.
   Спокойно, все еще можно исправить. Безнадежных ситуаций не бывает.
   Таблетки кончаются. Первый пузырек почти пуст. Я глотаю еще две.
   Сеня тянется к пузырьку. С каких это пор он полюбил лекарства?
   - Дай-ка, и мне немножко,- говорит Сеня. Я быстро прячу пузырек. Еще чего! Для него это уже не лекарство. Таблетки для него не больше, чем шоколад.
   Сеня никогда не был слабовольным человеком. Единственный, кто может повлиять на него по-настоящему - Денни. Денни любит курить, Сеня - нет, Денни любит выпить, Сеня - нет, Денни любит повеселиться любой ценой, Сеня - нет. Но Сеня зависит от Денни, хотя, казалось бы, должно быть наоборот.
   Денни захотелось выпить, но ему скучно одному. Он сказал что-нибудь типа: "Ты же мне друг, Сеня!"; или "Ну, ради меня!"; или "Ну, не трусь, Сеня!"; или "Сеня, давай, за компанию!".
   И Сеня повелся. Повелся на зов воображаемого друга.
   - Нет, Сеня,- говорю я.- Таблеток ты не получишь!
   - Ну, ты че? Жалко, что ли?
   - Сеня, ты не получишь таблеток.
   - Ну, одну штучку...
   Ты не получишь таблеток.
   - Ну, пожалуйста, друг...
   Ты не получишь таблеток.
   Глава 11.
   У меня снова бессонница. Я то и дело поглядываю на часы. Я жду утра.
   Три часа ночи.
   Сергей Риженков сказал, что вернется в восемь. Я чувствую, что не засну до восьми.
   Три часа, две минуты.
   Я снова глотаю таблетки.
   Кто это был? Ронни? Витя?
   Чья-то фигура мелькнула в темноте, и я сразу вздрогнул.
   В большинстве случаев галлюцинации начинаются очень мягко. Ты слышишь чей-то голос, нашептывающий твое имя, он может пошутить, он может сказать тебе что-нибудь приятное. Потом голоса причиняют все больше беспокойства. Они могут оскорбить тебя, могут толкнуть на какой-нибудь глупый поступок. При чем, настолько глупый, что ты сам не поверишь, что ты на такое способен. Твой воображаемый друг может заставить тебя причинить вред себе или окружающим.
   В сумасшедшем доме N666 в отделении для буйных был такой парень. Кеша. Однажды он познакомился с чудесной девушкой, она безумно ему понравилась. К сожалению, она была помолвлена. Она не могла ответить ему взаимностью. Конечно, он долго переживал из-за этого, но все же сумел взять себя в руки. Он сказал себе: "Жизнь продолжается!"; или "Она не для тебя!"; или "Ничего, у меня еще все впереди".
   Через неделю он встретил Рико. Рико, человек крайне антисоциальный. Полная противоположность Иннокентию. А чем интересен был Рико? Его не видел никто, кроме Кеши. И вот однажды Рико сказал: "Ты ведь ее любишь! Она должна быть твоей! Возьми ее!" и добавил "Наплюй на правила!". Кеша взял ее. Он изнасиловал эту девушку. А на следующий день вскрыл себе вены.
   Каким-то чудом Кешу спасли. Так он и попал в сумасшедший дом N666.
   Не уверен, можно ли называть спасением. Но уверен в том, что за такое спасение убивать надо. Однако по общепринятым нормам это спасение.
   Когда Кешу вернули к жизни, радовались все, кроме самого Кеши. Он не мог жить. Не верил, что смог совершить такое злодеяние. Кеша погиб навсегда. Первые две недели в сумасшедшем доме N666 Кеша еще пытался повторить свои попытки свести счеты с жизнью, пока к нему не приставили санитара, который записывал каждый его шаг.
   - Как мог такое сделать?!- говорил Кеша.- Я ненавижу себя. Я хочу сдохнуть.
   Он садился на корточки начинал тихо скулить. Он качался на месте, плакал и повторял одни и те же слова: "Убейте меня. Пожалуйста, убейте..."
   Кеша не мог простить себе этого греха. И это было для него самым страшным наказанием. Он ненавидел эту жизнь, он ненавидел весь мир, он ненавидел себя. Именно себя. Он винил только себя. Ни Рико, себя. Кеша понимал, что Рико - часть его. Та часть, которая находится глубоко у него внутри. Та часть, которая знает ответы на все его вопросы.
   Воображаемый друг? Ангел хранитель? Или твой злейший враг? Или твое проклятие? Абсолютное зло? Дьявол?
   Дьявол вездесущ. Да, он вездесущ.
   Дети, ведите себя хорошо, будьте вежливы, чистите зубы. А иначе к вам придет Рико, или Денни, или Ронни.
   Рико больше не появлялся. Кешу дьявол уже погубил.
   Сеня тихо спал себе, улегшись на кровати Сергея. Я бросил его в душ прямо в одежде и не выпускал, пока он не вымыл всю вонь, оставшуюся после его похождений. Он долго бился башкой о дверь, кричал, что не хочет мыться, что он уже не маленький. В конце концов, он устал. Сеня помылся, одел чистую одежду Сергея Риженкова и лег спать.
   Дети тоже часто кричат, что они не маленькие. Им нужно только дать время. Они устают и уже не могут кричать и биться в истериках. Они покоряются судьбе, они даже готовы признать, что они маленькие.
   Надеюсь, Сеня когда-нибудь тоже устанет и перестанет видеть этого Денни.
   Некоторые приспосабливаются к голосам. Разговаривают с ними, потом привыкают. Иногда огрызаются с ними, иногда просят, чтобы их оставили в покое.
   Есть люди, которые стараются убежать от своих галлюцинаций. Они уходят с головой в работу, ходят по клубам, стараются отвлечься. Есть люди, которые учатся не обращать внимания на голоса, пытаются их игнорировать.
   Увы, все сводится к одному логическому результату. Неадекватное поведение. Проблемы в общении. Неспособность выживания в обществе.
   Ты просыпаешься с криками посреди ночи, ты теряешь связь с реальностью. В тяжелых случаях тебе выписывают антипсихотические лекарства.
   Смех без причины - признак дурачины. Пословица.
   Смех без причины - признак шизофрении. Вот, как она должна звучать.
   Смех без причины - одно из проявлений слуховых и зрительных галлюцинаций. Еще разговоры с самим собой, напоминающие беседу или реплики на чьи-то вопросы, еще внезапное молчание, как будто человек к чему-то прислушивается, еще встревоженный, озабоченный вид, когда человеку трудно сосредоточиться на теме разговора или определенной задаче, еще включение громкой музыки.
   Такое в сумасшедшем доме N666 можно встретить на каждом углу.
   Я не мог заснуть. Я все думал, что сказать Сергею Риженкову.
   Перебирал разные варианты, выбирал лучшие, потом и их отметал.
   Ничего не приходило в голову.
   Половина четвертого.
   Я уже больше думаю не о том, что сказать Сергею Риженкову, а о том, что нам делать, когда он выгонит нас на улицу.
   Я могу придумать правдоподобную ложь. Да. И Сергей Риженков может ей поверить. Да. Но Сеня как всегда решит внести свой вклад в коллективное дело.
   Четыре часа.
   Умение общаться с шизофреником тоже наука. Ты не должен над больным и его ощущениями, удивляться его переживаниям или пугаться, убеждать шизофреника в нереальности его видения, вступать в подробное содержания галлюцинации.
   Иногда тяжело в разговоре с шизофреником следовать всем этим правилам. Всегда тяжело, когда с тобой говорят так. Не всем, конечно. Но мне было тяжело.
   Бывает так, что тебе хочется узнать правду. Узнать, что с тобой происходит. Но тебе приходится ждать, пока остальные это поймут. А когда они понимают, что с тобой, они начинают следовать всем этим правилам, пусть и непроизвольно. Некоторые боятся, что ты проявишь агрессивность, что ты набросишься на них и станешь душить.
   Миф N6: больные шизофренией агрессивны.
   Не стоит боятся проявлений агрессии, если шизофреник к этому не склонен.
   Пять часов.
   Существует, так называемая, правильная реакция на галлюцинации шизофреника.
   Не стоит отрицать или преуменьшать чувственные восприятия шизофреника, важно давать эмоциональную реакцию на состояние больного. И главное, не пытайтесь выяснить, что могло бы успокоить его. Вот тут может последовать и агрессия.
   Такие советы дают родственникам или друзьям шизофреников. Я до всего дошел сам. Испытав все на себе, а потом попробовав на других.
   Не все любят, чтобы с ними обращались так. Сеня из тех, кому все равно. Сеня из тех шизофреников, которым надо потакать. Из тех шизофреников, для которых написаны эти правила.
   Шесть часов.
   Я скажу Сергею правду. Сеня - шизофреник. Он когда-то жил в одной палате с Колей Александровым. Теперь, когда его выпустили, он захотел навестить старого друга. И вдруг Сеня узнает, что случилось с его лучшим другом Колей Александровым, и волна негодования обрушивается на него. Он в шоке. От такого потрясения к нему возвращаются его галлюцинации, он снова говорит сам с собой, снова видит какого-то Денни.
   Только бы Сеня не проболтался, что я тоже проживал с ними в одной палате в сумасшедшем доме N666.
   Семь часов.
   Шизофреники по-разному реагируют на свои галлюцинации. Некоторые боятся насмешек, стараются скрывать их. Говорят, что никаких галлюцинаций у них нет. Из-за этого часто бывает сложно определить, есть ли него симптомы психических отклонений. Но всегда можно научиться распознать их даже в таких случаях. Шизофреник часто глядит в пустое пространство, как бы наблюдая за чем-то, прислушивается к чему-то, что-то шептать себе под нос.
   Я хожу по квартире и натыкаюсь на картонную коробку с книгами. У Сергея Риженкова нет полок, поэтому все его книги разложены по коробкам. Он не притрагивался к ним с тех пор, как переехал. Я открываю коробку и начинаю осматривать содержимое.
   Чарльз Диккенс "Жизнь Дэвида Копперфильда", два тома.
   Сеня обязательно бы спросил: "Это про такого фокусника?"
   Чарльз Диккенс "Оливер Твист".
   Интересно, Сергей Риженков прочитал все из этого.
   Дюма, много книг Дюма. И Гюго.
   Романы Дюма и Гюго больше подходят для легкого чтения в туалете. Такая простенькая литература. Романтики любят Дюма. Некоторые по нескольку раз перечитывают его. Так они уходят от реальности. От реальности, где нет настоящей любви, где нет приключений, где нет такой жизни. Когда не хочется думать, читают Дюма.
   Томас Манн, Сэлинджер, Габриель Гарсия Маркес...
   Классики и современники. Маленькая библиотека в коробочке. Сергей таскает в этой коробочке множество маленьких мирков. Каждый из этих маленьких мирков интересней настоящей жизни. Так думают многие. Многие. Настоящая жизнь для них слишком жестока. Слишком безумно. А ведь хочется иногда, чтобы твоя жизнь пошла по четко продуманному сценарию. Чтобы все случилось именно, как этого хочешь ты.
   С вами бывало такое? Ты видишь симпатичную девушку и хочешь с ней познакомиться. И за пять минут ты выстраиваешь целую цепочку. Как ты подходишь, как между вами проскакивает искра, как ты говоришь о чем-то, она тебя слушает, потом поддерживает разговор, потом выясняется, что у вас много общего, и так далее, и так далее...
   И вот, ты только собираешься с духом, ты готов реализовать все свои задумки, и вдруг что-то идет не так. Не так. Например, к ней подбегает ее парень, и они оба уходят. И все. И все опять не так, как хотелось бы тебе.
   Или, например, идешь ты на работу. Всю дорогу ты думаешь о предстоящей презентации. Как ты ее проведешь, как нужно сделать, что нужно сказать. Ты уже готов показать класс. Да, ты все спланировал. Да, сейчас выйдешь, и вся публика твоя. Ты подбираешь шутки на вступление, над которыми все обязательно будут смеяться, ты сочиняешь идеальную вступительную речь, которую все обязательно будут слушать, открыв рты. И все будут думать: "Вот, способный парень. Нам такие нужны!"; или "Вот, голова! Мне нравится, как он мыслит!".
   Ты не добраться до своего офиса, как звонит твой мобильный телефон, и твой начальник на том конце провода с прискорбием сообщает, что презентацию передали кому-то другому. Все пошло не так. Но где ошибся ты? Что произошло? Все шло так гладко! Хотя ничего даже не началось. Иногда мы так погружаемся в свои иллюзии, что перестаем реальность. И обижаемся на реальных людей за то, что произошло только в нашем воображении. Глупо? Да. Но глупым это не считается.
   А ведь так хочется, чтобы все было идеально. Чтобы хоть раз все сложилось так, как хотелось бы тебе.
   Мир, где все складывается так, как хочется тебе. Рай?
   Человек не знает, чего он хочет.
   Сбываются надежды одного, а из-за этого рушатся надежды миллионов. Пробивается один, остаются миллионы.
   Не может миллион кинозвезд. Не может быть миллион великих. Иначе не с кем было бы сравнить. Не может быть миллион Кларков Гейблов. Не может быть миллионно Фредериков Феллини. Да, может быть, есть много людей, не менее талантливых, чем тот же самый Коппола. Но Коппола только один. Не может получиться шедевра, если все вокруг будет шедевром, венцом творения рода человеческого. Таков закон.
   Мир, где все складывается так, как хочется тебе. Рай? Вряд ли.
   Мир, где исполняются все твои желания. Рай? Нет.
   Эдгар Алан По, Роберт Льюис Стивенсон...
   Эдгар Л. Доктороу "Рэгтайм"
   Что-то здесь не вписывается. Наверно, это. "Гарри Поттер".
   Гарри Поттер был евреем. Плохо не то, что он был евреем. Плохо то, что он к тому же был маленьким грязным сатанистом. Не мыл голову, для приличия носил круглые очки, чтобы казаться умным. Шрам на лбу - явный признак какого-то непонятного кожного заболевания.
   Варил какие-то подозрительные отвары, которые называл волшебными зельями, потом сам же их пил. После этого обычно происходило чудо. Колдовал на кофейной гуще, заклинал животных, гипнотизировал людей, летал на метле. Да чего он только не делал, этот паршивый маленький антихрист. Экспериментировал с травами, которые тоже назывались волшебными. После этого тоже происходило чудо.
   У Гарри Поттера явно была нездоровая психика. Он любил летать на метле. Он сидел на палке в воздухе без всякой подпорки. Это должно быть неприятно, когда ты всем своим весом прижимаешься к этой палке, а палка упирается тебе прямо между ног, и ты не можешь даже пересесть поудобнее. Гарри Поттеру это нравилось. Хлебом не корми, дай потереться о метлу.
   Превращения людей в животных, живые шоколадные лягушки, говорящая шляпа, движущиеся картинки - все это признаки шизофрении или тяжелого наркотического опьянения. Галлюцинации, бред, мания преследования. Кто дал мальчику наркотики? И кто дает своим детям читать такое?
   Если смотреть на все это, как на добрую волшебную историю, то ее можно назвать сказкой. Если посмотреть реально - это тяжелая драма, повествующая о нелегких годах полового созревания непутевого подростка из плохой семьи.
   Вывод: почитайте лучше Рея Брэдбери.
   Восемь часов.
   Я собираю книги и кладу их в коробку. Сергея Риженкова еще нет. Сеня еще спит. И проснется, видимо, не скоро.
   Я иду на кухню, делаю себе чай с лимоном. Сладкий, очень сладкий.
   Я глотаю еще две таблетки.
   Щелк, щелк...
   Это замок. Сергей открывает дверь и тихо входит. Тихо снимает обувь, тихо закрывает дверь.
   - Доброе утро,- говорю я. Вот так всегда. Когда наступает время объясняться, голова совершенно пустая.
   - Привет, - поздоровался Сергей Риженков. Он был явно в хорошем настроении, что могло пойти мне на руку. В таком состоянии Сергей Риженков может проникнуться пониманием и состраданием даже к самому Дьяволу.- Как дела?
   - У меня,- я оборвал сам себя на половине фразы.
   Ответить ему честно? Не очень, а у тебя, Сергей, еще хуже.
   - Нормально,- пробормотал я неуверенно.
   - Замечательно!- воскликнул Сергей Риженков.
   Сергей прошел на кухню, сделал себе кофе и сел напротив меня.
   Замечательно! Отлично! Шикарно! Ты не знаешь и половины того, что тебя ждет.
   На твоей кровати сейчас валяется туша долбанутого на всю голову алкоголика-шизофреника, а на полу, наверно, мирно храпит его воображаемый друг, который может тут таких дел натворить, что ты уже никогда ни к кому не проявишь ни понимания, ни сочувствия. И, поверь, Серега, уходить они не собираются еще долго.
   - Ты что, не выспался?- спросил Сергей, вглядевшись в мое терзаемое переживаниями лицо.
   Как ему сказать? Я всю ночь не спал, пытаясь придумать, как бы помягче сообщить тебе, что теперь в твоем доме будут жить два шизофреника. Да, уже не один, а два.
   - Тут такое дело,- начал я, стараясь говорить в максимально мягкой форме. Все старания привели к тому, что я начал подходить к главной новости дня через какие-то подворотни. Начал с того, что оценил размеры квартиры Сергея, в процентах рассчитал, сколько народу сюда поместится, потом почему-то завел разговор о своем двоюродном брате, Коле Александрове...
   Короче, кое-как я подобрался так близко к кульминации моего объяснения, что Сергей Риженков сам понял, что ему предстоит услышать то, что его, скорее всего, не обрадует.
   - Он сумасшедший?- спросил Сергей Риженков, выслушав мою новость. Но сначала он тяжело сглотнул, сделал глубокий вдох, выдох, потом снова вдох, но уже не такой глубокий, потом выдох, потом помолчал с минуту. Он не обрадовался. Но он не огорчился. И он не был зол.
   Я говорю, что, да, он сумасшедший. Но не полностью. Здесь я, конечно, солгал.
   - А он не опасен?- спрашивает Сергей Риженков, насторожившись.
   - Нет, совсем не опасен,- отвечаю я с добродушной улыбкой,- я так думаю.
   Тут я тоже солгал.
   Миф N6: больные шизофренией агрессивны. Но ведь никто не говорил, что больной шизофренией не может быть тупым.
   Миф N8: шизофрения - признак гениальности.
   Сеня никогда не отличался особым умом. Его нельзя считать агрессивным или плохим.
   Миф N7: шизофрения - это следствие плохих поступков.
   Просто Сеня слишком глубоко погрузился в свои иллюзии. Он ставит их выше реальности.
   В прочем, как и многие.
   Нельзя его винить за это. Он больной человек. Да еще и дурак.
   - Я даже не знаю,- задумчиво произнес Сергей Риженков.
   - Смотри сам,- говорю я. Я все напираю, я знаю, что Сергей Риженков не откажет в крове бедному шизофренику.
   - Что делать?- говорит Сергей Риженков. В его голосе какая-то озабоченность. Он взволнован. По началу мне показалось, что его реакция на такое известие даже слишком спокойна. Нейтральность Сергея Риженкова быстро дала сбой. Теперь я вижу, что он просто не хотел показывать своего состояния. Он переживал.
   - Ему негде жить,- продолжаю я. Я безжалостен.
   - Да-а,- грустно протянул Сергей Риженков.
   - Я думаю,- говорю я с ложным волнением в голосе. Я претворяюсь, что переживаю за усталого странника-шизофреника, я претворяюсь, что переживаю за Сергея Риженкова, я претворяюсь, что думаю, как помочь Сергею Риженкову, я претворяюсь добрым и понимающим,- что ты бы мог оставить его на некоторое время у себя.
   - Ну, наверно,- простонал Сергей Риженков. Я знаю, в глубине души он не хочет быть добрым и понимающим, я знаю, в глубине души ему хочется послать всех. Всех. Меня с моими проблемами, Сеню с его воображаемым другом, Веронику Никифорову с ее мечтами о совершенном мире. Он хочет сказать: "Да пошли вы все на хуй!"; или "Вы все меня уже заебали!"; или "Я больше не могу! Оставьте меня в покое!".
   - Просто я понимаю его,- говорю я. Наверно, не стоит так с добрым человеком.- Понимаю, каково это, когда ты один в незнакомом городе, без денег, без документов...
   Наверно, так нельзя. Наверно, я не хороший человек.
   Я играю с человеком, как с маленьким игрушечным солдатиком. Давай, солдат, вперед. Ты должен пробраться в тыл врага и уничтожить цель. О, нет! Тебя заметили! Убегай!
   - Это очень тяжело,- говорю я.- Но в твоих силах ему помочь.
   Стреляй! Ложись! О, нет! Их все больше!
   Убегай!
   Беги быстрее, ты почти выбрался из этой ловушки. Вперед. Ты почти свободен.
   - Да!- решительно сказал Сергей Риженков, сжав всю свою волю в кулак.- Ты прав! В моих силах ему помочь! Пусть поживет у меня, пока не заработает достаточно денег, чтобы вернуться домой.
   Граната! О, нет! Ты убит.
   Глава 12.
   Вероника Никифорова сразу не одобрила появления нового жильца в доме Сергея Риженкова. Это была нелюбовь с первого взгляда.
   Теперь Вероника Никифорова была у нас все реже. Это заставляло Сергея Риженкова все больше нервничать и все чаще оставаться ночевать у нее.
   Квартира Сергея Риженкова фактически перешла к нам. Два ебнутых на всю голову маньяка оккупировали квартиру хорошего человека, испортили ему жизнь и теперь счастливы и живут на всем готовеньком.
   Вот так обычно и бывает. Кто-то живет, старается устроить свою жизнь, кладет камен за камешком. Ходит в школу, потом поступает в институт, устраивается на работу, зарабатывает деньги, покупает квартиру, клеит обои, ставит мебель, вешает занавески. Постепенно собирает этот конструктор. Складывает головоломку, чтобы получить какую-нибудь красивую картинку. Он встречает девушку, которая идеально ему подходит. Стрит планы вместе с ней, и вот, они уже вместе собирают эту головоломку. И тут появляются какие-нибудь два шизофреника, два пизданутых долбоеба, у которых никого нет. Два недоумка, у которых нет жизни. Которые не утруждали себя всей этой херней. Которые не собирали головоломки, и не строили свои жизни камень за камушком, камень за камушком, камень за камушком. Эти два мудака уже устали просто существовать. Некоторые такие придурки начинают создавать что-то свое, но большинство, к которым мы с Сеней относимся, разрушают чужое. То, что им не принадлежит. То, к чему они не имеют никакого отношения. В некоторых случаях эти существа специально идут на это. В большинстве - это получается само собой. Как-то случайно. Как в нашем случае.
   Два отъявленных дегенерата врываются в жизнь хорошего человека. Рушат его мечты, сносят его воздушные замки. Гадят в его квартире, сдирают обои, подтираются кружевными занавесками, ломают мебель, насилуют его девушку. А тот, кому они портят жизнь, просто молча смотрит на все это и постепенно сходит с ума.
   Мы не хотели ничего разрушать. Мы не хотели никому делать плохо. И вообще мы уже хотели уезжать.
   Вероника Никифорова устроила дикий скандал Сергею Риженкову, когда узнала о том, что у них на шее еще одни нахлебник.
   - У вас в семье прибавление!- радостно воскликнул Сеня с распростертыми объятиями, медленно шагая ей навстречу.
   Я еще не слышал, что они так ругались. Я вообще не слышал, что так ругались влюбленные. Хотя, если считать моих родителей влюбленными, то возможно.
   - Ты с ума сошел?!- кричала Вероника Никифорова.- Ты мудак! Сергей, как ты мог? Нам достаточно и одного такого чудика...
   Поясню, чудик - это про меня.
   - Но дорогая,- оправдывался добрый и понимающий человек Сергей Риженков,- ему негде жить. Я же не могу вышвырнуть его на улицу!
   - Почему?!- кричала Вероника Никифорова.- Можешь! Это твоя квартира! Ты здесь хозяин, мать твою!
   А мы с Сеней, конечно, все слышали. Мы подслушивали. И Вероника Никифорова это знала. Мы вообще всегда подслушиваем.
   - Сука,- тихо произнес Сеня, вложив в это слово всю ненависть, на которую был способен.
   Я промолчал. В последнее время я вообще мало говорил.
   После того, как я с огромным трудом устроил Сеню на работу, я понял, что в случае, если в спор вступает Сеня, мое слово уже как-то не звучит. Зачем мне напрягаться?
   Алексей Алексеевич, как и Вероника Никифорова, тоже сразу не полюбил Сеню. Алексей Алексеевич тоже чувствовал что-то нехорошее. Может быть, у него тоже работает женская интуиция, а, может, он просто хорошо разбирается в людях.
   - Какой у вас опыт работы?- спросил Сеню Алексей Алексеевич. Казалось бы, вопрос очень глупый, учитывая, что Сеня претендует лишь на должность уборщика в зоомагазине. Но Алексей Алексеевич всегда и всем задавал этот вопрос. Ему казалось, что это делает придает ему важности.
   - Какой у вас опыт общения с животными?- спросил он однажды у мальчика, который хотел купить котенка в его магазине.
   В ответ мальчик лишь тупо посмотрел на него и сказал:
   - У меня была черепашка...она сдохла...
   - Какой у вас опыт в замене стекла?- спросил он однажды мастера, который менял стекло витрины.
   На это мастер с озадаченным видом ответил:
   - Это моя работа.
   И вот, сейчас Алексей Алексеевич проводит "собеседование", как он его называет, с Сеней, который, хоть и под моим давлением, хочет получить должность уборщика, и спрашивает его:
   - Какой у вас опыт работы?
   - Чего?- переспросил Сеня. Послышался какой-то скрип. Наверно, его мозги заработали. Сеня напрягся, прищурился и стал пристально рассматривать Алексея Алексеевича. Сеня явно не просек натуры Алексея Алексеевича, а Алексей Алексеевич явно не проникся симпатией к Сене, в следствие чего между ними установилось некоторое непонимание.
   Я специально устроил его уборщиком в зоомагазине Алексея Алексеевича, чтобы он работал со мной. Я не должен спускать с него глаз. Я должен его хоть как-то контролировать.
   Да и работа не особо сложная.
   - Какой у вас есть опыт работы?- повторил Алексей Алексеевич раздраженно.
   - Мммм....- промычал Сеня.- Я...ээээ....Опыт?
   - Да!- сказал Алексей Алексеевич, повысив голос.- Опыт ра-бо-ты,- повторил он по слогам.
   - Ты еще когда-нибудь работал уборщиком?- перевел я.
   - А!- радостно воскликнул Сеня. До него дошло. В последствии я узнал, что в этот момент Денни что-то шептал на ухо Сене, поэтому тот не мог сосредоточиться на главной теме разговора.- Нет, только в психушке, когда...
   Я толкнул его локтем. Сильно толкнул. Сеня резко оборвался. Я ведь ему еще пять минут назад сказал, чтобы он не упоминал о том, что мы сидели в сумасшедшем доме N666.
   - Психушка,- говорю я,- это такой ночной клуб. Мы там подрабатывали в студенческие годы.
   - Да!- воскликнул Сеня.- Классный клуб! Жаль снесли.
   Алексей Алексеевич посмотрел на нас исподлобья, что-то буркнул себе под и почесал затылок.
   И тут началось...
   - Не сейчас,- шептал Сеня.
   - Что?- спросил Алексей Алексеевич.
   Сеня не обратил на него никакого внимания. Что-то подпрыгнуло у меня внутри и маленькими иголками вонзилось мне в брюшную полость.
   - Денни, отстань!- уже не шептал Сеня.
   - Что?- снова спросил Алексей Алексеевич.
   - Потом поговорим!- сказал Сеня довольно громко. Слышно было всем. И видно.
   Алексей Алексеевич так и подпрыгнул на стуле, когда увидел, как Сеня отмахивается от воздуха и кричит: "Уходи! Уходи же! Пошел вон!"
   - С кем вы разговариваете?- насторожился Алексей Алексеевич. Он нервничал.
   - Да так,- махнул рукой Сеня.- Ни с кем.
   - Не обращайте на него внимания,- говорю я.- С ним такой бывает...
   - Ты уверен, что с ним все в порядке?- Алексей Алексеевич закурил. Это он зря. Денни любит курить.
   - Конечно,- с дрожью в голосе произнес я.
   - Блядь, Денни, заебал!- снова рявкнул Сеня.
   Алексей Алексеевич замер.
   - Кто такой Денни?- поинтересовался он.
   - Никто...
   Это было последним, что я сказал. Дальше я только наблюдал.
   Денни, ты мудак.
   - Да вот же он!- Сеня указал на пустое место, ткнул пальцем в воздух, посмотрел в никуда.
   - Кто?!
   - Денни!
   - Какой еще Денни?!
   - Ну, вот он!- крикнул Сеня.
   - Да тут нет никого!
   - Есть!
   - Кто?
   - Денни!
   Разговор двух идиотов.
   - Здесь нет никого!
   - ЕСТЬ!!! ЕСТЬ!!! ЕСТЬ!!!- Сеня несколько раз постучал по столу Алексея Алексеевича.- Не видите, что ли?
   - Не вижу!
   - Бля, вы что, слепой?! Вот он!
   За то в старости я буду вспоминать, как весело я провел этот день.
   - Он здесь!- кричит Сеня.
   - Тут никого нет!- кричит Алексей Алексеевич.
   Сигарета в руке Алексея Алексеевича уже почти догорела, а он даже не затянулся. Алексей Алексеевич в порыве ярости машет рукой, и пепел черными снежинками падает на стол.
   А я молчу.
   Крики уже доносятся до меня издалека и эхом отдаются в голове. Или я засыпаю, или просто глубоко ушел в себя. Как бы я хотел сейчас проснуться в своей кровати и радостно осознать, что все это: сгоревшая квартира, бабушкино наследство, Сергей Риженков, Вероника Никифорова, кафе "Здесь", зоомагазин Алексея Алексеевича - всего лишь сон.
   - Знаешь, кто ты?!- продолжала Вероника.- Ты тряпка!
   Обычно такие слова говорят друг другу пары, которые живут вместе не уже лет десять.
   - Они же жулики!- кричит Вероника.- Разве ты не видишь?! Они помыкают тобой!
   В общем, Сергей Риженков тогда много натерпелся. Потом еще недели они не разговаривали.
   Но Алексей Алексеевич все-таки взял Сеню на работу. Не спрашивайте, как. Я и сам не понял. Получилось как-то само собой. И начались трудовые будни.
   По началу Сене было тяжело. Да ему всегда тяжело. А все Денни.
   Денни, ты мудак.
   В первый же день Сеня сломал швабру. Как это ему удалось, и зачем ему это было нужно, не знает даже сам Сеня. В общем, в этот день мы не скучали.
   Во второй день сдохла собака. Ну, сдохла и сдохла. Как выяснилось, она чем-то отравилась. И как выяснилось уже под вечер, это Сеня насыпал ей в корм мышьяку.
   - А че она, бля, столько гадит?- оправдывался Сеня. Что ж, стоит признать, основания у него были. Алексею Алексеевичу мы ничего не сказали.
   В дальнейшем все кое-как наладилось, и мы, наконец, начали зарабатывать какие-то деньги. Деньгами их назвать сложно. Но для уборщиков без всяческих средств, документов и прописки в Питере это уже была сумма. Совсем скоро мы накопим нужную сумму и уедем. Я надеюсь.
   Иначе ситуация грозила обернуться трагедией.
   - Думаю, мы уже скоро съедем,- говорю я. Мы все вчетвером сидим в гостиной и смотрим телевизор. Весьма и весьма редкое явление. Я имею в виду, когда мы все вместе находимся в одной комнате.
   - Хорошо бы,- бурчит себе под нос Вероника Никифорова.
   Вероника Никифорова и Сеня не скрывали своей нелюбви друг к другу. Но все же не показывали ее Сергею Риженкову.
   - Чего?!- воскликнул Сеня.
   Сергей Риженков старался делать вид, что не замечает всего этого. Он не хочет чувствовать суровой реальности, а именно, этого невыносимого напряжения в гостиной.
   - Я очень надеюсь, что у вас все будет хорошо,- говорит Сергей Риженков.- Наверно, вы уже соскучились по дому...
   - Почему?- резко прервала его Вероника Никифорова.- По-моему, ему и здесь хорошо.
   Долгая пауза.
   - Чего?!- снова восклицает Сеня.
   Долгая пауза. Я молчу. Я не вмешиваюсь.
   С вами бывает такое? Вы находитесь в одной комнате с двумя людьми, которые терпеть не могут друг друга. И сейчас вот-вот произойдет взрыв. Сейчас. Еще чуть-чуть! Но его не происходит, потому что в комнате еще кто-то третий, кто своим присутствием сдерживает этот взрыв, при этом сам не замечая этого. Ты как бы и ни при чем, но ты находишься в эпицентре взрыва.
   И тут Сергей Риженков не выдерживает.
   - Вероника, хочешь чаю?- спрашивает Сергей.
   - Нет,- отрезала Вероника в ответ, не желая смотреть на Сергея.
   - А я хочу чаю,- говорит Сергей Риженков, быстро встает и убегает на кухню.
   Сергей Риженков не мог больше чувствовать реальность.
   - Сука,- ядовито шепнул Сеня.
   - Мудак,- огрызнулась Вероника.
   Я молчу.
   Сергей Риженков плачет. Он больше не может этого выносить.
   Сергей Риженков должен либо прогнать нас, либо расстаться с Вероникой Никифоровой. Прогнать нас у него не получится, а расстаться с Вероникой Никифоровой он не сможет.
   Ситуация не предвещала ничего хорошего.
   Глава 13.
   Коля Александров медленно подходит ко мне, оглядываясь по сторонам. Он как всегда в своих полотенцах и панамке наизнанку. Он говорит, что за ним ведется круглосуточное наблюдение. Коля Александров чувствует, что на него смотрят, смотрят каждую минуту. Отслеживают каждый его шаг. Он не знает, кто, но он знает, что они видят его.
   - За нами наблюдают,- говорит Коля. Опять.- Думают, что мы ничего не знаем.
   Может быть, он прав. Может быть, за нами действительно кто-то наблюдает. Круглые сутки кто-то смотрит на нас. Как в тех телешоу, где несколько человек запирают в одной квартире с камерами, а потом крутят по телевизору их жизнь.
   Очень интересно наблюдать, как они уживаются друг с другом, что они там делают, как едят, пьют, спят.
   Зверушки в зоопарке.
   Нет ничего интересней, чем наблюдать за реальной жизнью. Ты смотришь на реальную жизнь, но это не твоя жизнь, это жизнь других. Как они встают по утрам, чистят зубы, делают зарядку. Ты смотришь, и все это кажется тебе действительно интересным. Ты не обращаешь внимания на то, что ты каждый день делаешь то же самое. Готовишь, смотришь телевизор, убираешься. Мы часто не ценим того, что у нас есть. Мы смотрим на других и завидуем. А ведь у других жизнь ничуть не лучше нашей. Мы сами выбираем, как нам жить. Мы сами выбираем, жить нам или существовать.
   И вот, кто-то придумал наблюдать за всем миром.
   - Они не дремлют,- говорит Коля Александров.- Они наблюдают.
   Они наблюдают. Им интересно, что же будет дальше.
   А главное для них - чтобы не догадались мы. Мы не должны знать, что за нами наблюдают. Если мы узнаем, пропадет весь интерес.
   Тех, кто узнал, давят. Жестоко давят.
   Убивают, калечат, сажают в тюрьму, сажают в сумасшедший дом.
   Мы должны продолжать жить, иначе нас убьют. Нас раздавят.
   Коля Александров никогда больше не поправится.
   Коля Александров подходит ко мне и говорит:
   - Послушай, друг, как считаешь, зачем это им?
   - Не знаю,- отвечаю я.- Просто интересно.
   - Нет,- говорит Коля Александров.- Я думаю, здесь все не так просто.
   Я закатываю глаза и делаю тяжелый вздох. Тяжело быть единственным, кому доверят сумасшедший с манией преследования.
   - Коля,- говорю я,- может, для начала ты хотя бы узнаешь, кто за тобой наблюдает. А потом уже узнаешь, зачем.
   - Хорошая идея,- соглашается Коля Александров.- А как?
   Интересно, что я должен ответить? Я не могу сказать правду. Я не знаю.
   - Что это такое?!- кричит Дима. Ему снова дают лекарства, а он опять подозревает, что его хотят отравить.- Я спрашиваю, что это такое?!
   Дмитрий страдает тяжелой формой паранойи. Ему кажется, что всем настроены против него. Ему кажется, что его все ненавидят. Ненавидят до такой степени, что иногда даже пытаются убить его.
   - А вы уверены, что это можно пить?
   Да, Дима псих. Параноик.
   Медсестра успокаивает его. Но у нее этого не получается. Она глубоко дышит и старается говорить спокойным голосом. Она старается не терять самообладания. Она старается говорить с больным ласково и приветливо. С каждой минутой это все сложнее.
   - Я тебе говорю, в "Крестном отце" снимался Аль Пачино,- говорит Сеня своему невидимому другу Денни.
   Сеня тоже псих. Шизофреник.
   - Блядь, да какой Де Ниро?! Ты вообще смотрел "Крестного отца"?!
   Есть больные, которые только и мечтаю покинуть сумасшедший дом N666, есть больные, которым все равно - они дураки, а есть больные, которым здесь нравится. Сене здесь нравится. Его тут кормят, поют, дают лекарства. Живет на всем готовеньком.
   - Макс!- кричит Сеня в дальний угол придурку в перчатках и марле на лице.- В "Крестном отце" снимался Аль Пачино или Роберт Де Ниро?!
   Придурок в перчатках и марле пожимает плечами.
   - И тот, и другой,- говорит другой придурок в порванной пижаме.
   - Как это?- Сеня принял вид очень озадаченного физика-ядерщика, столкнувшегося с неразрешимой проблемой в создании оружия по спасению человечества от надвигающегося на Землю метеорита.
   - Аль Пачино сыграл Майкла Карлеоне,- вмешался Олег. Олег как всегда со своей воображаемой девушкой. Держит руку в воздухе и думает, что обнимает ее за талию.- А Де Ниро во второй части исполнил роль молодого Вито Карлеоне.
   - Да, да!- воскликнул Макс и снова спрятался в свой угол.
   - Голова!- говорит придурок в порванной пижаме.
   - Да, точно!- вскочил Сеня.- Значит, мы оба правы.
   Сеня молча описал круг по палате с видом пса, обхаживающего свою территорию. Нет ли кого постороннего. Хорошо, что еще не отметился.
   - Хорошее кино, "Крестный отец",- произнес Сеня умиротворенным голосом и плюхнулся на свой стул.- Н-да!- произнес Сеня с чувством опьяняющего кайфа в голосе.
   Сеня сам не знал, как это объяснить, но сейчас ему было хорошо. Он был почти счастлив. Может быть, даже абсолютно счастлив. Он был совершенно спокоен. А что еще человеку нужно для счастья? Покой.
   Получается, что абсолютно счастлив только мертвец. Или абсолютного счастья не бывает.
   Мы можем, думать, что мы абсолютно счастливы. Что мы достигли своего совершенства. Но это будет так только для нас. Со стороны можно найти много недостатков, много зацепок. Всегда есть, к чему придраться. В любом случае. Но мы не хотим этого видеть, нам этого попросту не надо. Мы думаем, что мы счастливы. Мы счастливы.
   - Послушай,- говорю я Коле Александрову,- а ты не думал, что те, кто за нами наблюдают, не просто хотят остаться анонимными?
   - В смысле?- говорит Коля Александров. Он немного поднимает козырек своей панамки, потом снова натягивает его на глаза.
   - В смысле,- говорю я,- что, может быть, так и должно быть. Может быть, они ничего плохого не хотят...
   - Тогда почему скрываются?
   - А ты представляешь себе, что начнется, если весь мир узнает, что за ними наблюдают!
   - Ну-у...- задумчиво протянул Коля Александров.
   - Посмотри на себя.
   Коля Александров задумался на пару секунд, потом спросил:
   - А зачем они тогда наблюдают?
   - Может быть, так надо.
   - Зачем?
   - Откуда мне знать!
   - Нет, ну, должна же быть причина!- отрезал Коля Александров. Он был твердо намерен докопаться до истины. Почему-то ему казалось, что докопаться до истины можно через меня.- Если они не желают нам зла, то хотят нам как-то помочь...
   - Возможно,- говорю я, пытаясь как-то закрыть эту тему.
   - А может, и нет,- говорит Коля Александров и снова уходит в себя, искать возможные ответы на сомнительные вопросы.- Может быть, они экспериментируют на нас!
   - Делать больше нечего, что ли?- раздраженно отвечаю я.- Ты сам подумай. На хрена?!
   - Не знаю,- пожал плечами Коля Александров.- Просто думаю, зачем им еще наблюдать за нами. Они на нас экспериментируют. Вся наша планета - это огромный эксперимент...
   - Слушай...- говорю я, Коля Александров не обращает на меня внимания. Он уже увлекся выведением теории на тему "Неизвестно кто наблюдает за нами, неизвестно, зачем".
   - Да, да!- радостно восклицает Коля Александров.- И хладнокровно наблюдают за ним. Не важно, что мы делаем. Мы можем даже перемочить друг друга, мы можем даже уничтожить сами себя. Им все равно. Их задача пронаблюдать за всей этой хуйней и сделать соответствующие выводы...
   - Знаешь, что...- я снова делаю попытку избавиться от него, но Коля Александров уже вовсю погрузился в мысленную работу.
   - А если мы узнаем об этом, они просто прекратят эксперемент,- завершил Коля Александров свою логическую цепочку, не имеющую никакого смысла.- Они просто избавятся от нас. Растопчут, спустят в сортир, как дохлую золотую рыбку,- Коля Александров говорил медленно и представлял всю эту картину. На его лице было выражение ужаса.
   Коля Александров псих. Параноик.
   Предупреждение: если вдруг Землю затопит - это не таят арктические льды, просто нас спускают в огромный межгалактический унитаз.
   - Они выбросят нас, как ненужный хлам...
   Предупреждение: если вдруг Земля содрогнется, а Солнце потухнет - это не второе пришествие Христа, просто нас выбросили в огромное межгалактическое мусорное ведро.
   - Или что там делают в лабораториях с подопытными хомячками?
   - Усыпляют,- подсказал я.
   Предупреждение: если вдруг все население Земли внезапно заснет - это не от недостатка кислорода, просто нас всех усыпили в огромной межгалактической газовой камере.
   Никитка в девятнадцать лет сильно увлекся боевиками с Сильвестром Сталлоне и Жаном Клодом Ван-Дамом. С тех пор он здесь. Сейчас ему двадцать три, и он уже не так часто берет швабру и начинает всех расстреливать из нее.
   Люся работает медсестрой с двадцати пяти лет. С тех пора она здесь. Сейчас ей тридцать два, и она уже не столь наивна и позитивна, как раньше. За все эти годы она не выросла выше обычной медсестры, за все эти годы она отнюдь не похорошела. За все эти годы она так и нашла себе спутника жизни. За все эти годы она становилась отрешенней от мира. Теперь она не желает видеть ничего, кроме работы. Теперь она уже не пытается устроить свою личную жизнь. И теперь ее устраивает должность простой медсестры. А что? Для человека, у которого нет ничего больше плохо обставленной однокомнатной квартирки, сумасшедшей сестры, которая, кстати, находится в отделении для буйных, и маленького черно-белого телевизора, эта должность дает очень много возможностей. Например, домогаться к наивным маленьким сумасшедшим типа Никитки.
   - А знаешь,- говорит она,- у каждого героя боевика есть девушка, которую он спасает, а потом в нее влюбляется.
   Никитка смотрит на нее наивными, ничего не понимающими глазами. Он попал в сумасшедший дом N666 слишком рано. А ведь он даже не знает, что такое секс и все, что с ним связано, в том числе и домогательства.
   - Разве?- говорит Никитка. И чуть заметная улыбка появляется на его лице. Ну, конечно. Кто-то решил ему подыграть. Люся знает подход к своим пациентам.
   - Да,- говорит Люся.- А ты не знал?
   Никитка хихикнул. Он засмущался. Он явно не понимает, чего от него добивается сестра.
   - Ты ведь у нас настоящий герой,- медленно произносит Люся, смакуя каждую букву.
   - Д-да,- Никитка покраснел и опустил голову.
   Если бы его прямо здесь и сейчас изнасиловали, он бы все равно не понял, что случилось.
   - И ты спасешь мир,- говорит Люся и нежно поглаживает его по спине.
   - Да!- гордо ответил Никитка. У него появились поклонники. Он должен себя показать.
   - А, давай,- говорит Люся и кладет обе руки ему на плечи,- я буду твоей девушкой, которую ты освободишь от злодеев.
   Никитка жутко раскраснелся. Но не опустил головы. Он посмотрел на сестру, собрав в лице всю храбрость, на которую был способен, чтобы показать, какой он герой.
   Нет, Никита, не надо. Ты же не дурак.
   Точнее, ты дурак, но не настолько же.
   Никитка псих. Помешанный.
   - Я вот тут подумал, друг,- говорит Коля Александров,- а что, если и меня убьют!
   - Чего?- переспросил я.
   - Ну, я же узнал их тайну!- воскликнул Коля Александров с выражением холодящего ужаса в голосе.
   - Че за хуйню ты несешь?- говорю я, но это все равно, что разговаривать со стенкой. С говорящей стенкой. Или собакой. Все равно, что спросить бешеного быка, увидевшего красную накидку матадора: "Какого хуя тебе сдалась эта красная тряпка?".
   Какой толк? Коля Александров сумасшедший. Параноик.
   - А что, если из-за меня они уничтожат всех нас!- еле слышно прошептал Коля Александров и задрожал.- Всех!
   Предупреждение: если вдруг наступит конец света - это не Божий суд, просто Коля Александров узнал, что за нами кто-то наблюдает.
   - Так что?- продолжает медсестра Люся.- Ты спасешь меня?
   Никитка кивает. Теперь руки медсестры обхватывают талию Никиты.
   Люся - женщина, полная комплексов и ненависти. Ненависти ко всему. Она домогается к пациентам из ненависти ко всем мужчинам, она делает уколы, тем, кто ее не слушает, по три раза в день из ненависти к сумасшедшим, к своей работе, к неповиновению, к себе. Она понимает, что она ничтожество. И где-то в глубине души догадывается, что она сама виновата в этом. Из-за этого она еще больше ненавидит себя.
   Если не появится старшая сестра или кто-нибудь из санитаров, Никита обречен.
   - Коля,- говорю я,- мне почему-то не кажется, что из-за одного тебя кто-то "там" захочет уничтожить все человечество. А если бы и захотел, то уже давно бы это сделал. Мне кажется, что даже, если они за нами наблюдают, для них это не больше, чем одно из этих дурацких реалити-шоу. Тот, кто придумал наблюдать за всем миром, наверно, должен быть умнее нас, я так думаю. А если он умнее, тогда какого хуя ему смотреть на нас, идиотов, и делать какие-то выводы для себя?! Поверь для этих уродов, что смотрят на нас, не больше, чем зверушки в зоопарке, иначе, поверь, они бы уже давно нас уничтожили.
   - А может, они чего-то ждут?- в отчаянии предположил Коля Александров. Он просто не знал, что еще предложить.
   Он почему-то упорно верил, что все человечество вовлечено в огромный, масштабнейших размеров заговор. Ему хотелось верить, что он часть чего-то большого. Ему хотелось верить, что он что-то из себя представляет. Ему хотелось верить, что он особенным.
   Наверно, ему нравилось в это верить. Наверно, это единственное, что у него есть.
   - Блядь, ну, это ты уже Уэллса начитался,- говорю я.- "Война миров"! Они наблюдают за нами. Они чего-то ждут!
   Коля Александров нахмурился.
   Вывод: почитайте лучше Гоголя.
   - Ну, что?- говорит Люся.- Пойдем?
   - О, нет!- кричит Никитка.- Они наступают!
   Никитка кричит и тычет пальцем вперед. Никто уже не обращает внимания на его крики. Никто уже не обращает внимания ни на чьи крики. Здесь сумасшедший дом N666, здесь кричат всегда. Здесь всегда разговаривают с воздухом, здесь всегда присутствует атмосфера страха.
   Здесь сумасшедший дом N666. Здесь всегда бегают со швабрами и прыгают из угла в угол, издавая звуки, похожие на автоматную очередь, которая звучит в боевиках про Рембо.
   Граната! Ложись!
   Никитка перебегает со шваброй от стены к стене, садится на колено и кричит:
   - Еще двое!
   Никитка ложится на пол и кричит:
   - Получайте, гады! Ну как вам? Еще хотите?!
   Никитка вскакивает на ноги и прыгает вперед, продолжая издавать звуки автоматных выстрелов. Он падает на живот. Похоже, ему больно, но никакого героя не остановит такая ерунда.
   - Еще трое!
   Никитка переворачивается на бок и кричит:
   - Это все, на что вы способны! Сволочи!
   Люся прижимается к стене, ее довольная улыбка на лице сменяется нарочитым выражением страха перед всеми эти боевиками, которые так и норовят достать бравого бойца Никиту.
   - О, Боже!- кричит Люся.- Их все больше! Стреляй, стреляй!
   Люся добилась желаемого. Теперь Никитка в ее власти. И она довольная. Она подыгрывает ему с наслаждением.
   - Стреляй!- кричит Люся. Она упивается каждым словом.- Спаси нас!
   Никитка бежит к ней и прикрывает ее собой.
   - Отходим!- говорит Никитка.
   Они пятятся назад, к двери в туалет.
   Я не могу на это смотреть. Люся использует его. Использует бедного дурочка. Манипулирует им, подобно кукловоду в кукольном театре.
   Ей хорошо, Никитке кажется, что ему хорошо. Он чувствует себя в какой-то мере счастливым. Он чувствует себя в своей стихии. Пули свистят над ухом, выстрелы гремят, кровь льется, окровавленные пули террористов падают на пол.
   Никитка пачками укладывает боевиков из своей швабры, а Люся кричит:
   - Вперед! Нужно двигаться дальше!
   И, взяв его за шкирку, медленно тащит к туалету.
   - У меня все под контролем!- говорит Никитка. Он уложил еще одного.
   Нельзя так поступать с больным, наивным человеком. Нельзя так издеваться над дураком. Игрушечный солдатик.
   Вперед! Беги! Стреляй! Отступаем!
   Ронни смотрит на меня и чуть заметно мотает головой. Взгляд его мрачный и томный. Каким-то образом он догадался, что я хочу сделать. Он отговаривает меня.
   - Не надо, приятель,- говорит Ронни,- не надо.
   Ронни обладает уникальной способностью угадывать мои мысли. Он успевает понять, что я хочу сказать, когда я даже еще не открыл рот.
   Доктор говорит, что Ронни - всего лишь часть моего воображения. Он говорит, что Ронни не существует. Но как такое возможно? Он ведь так реален.
   - Друг,- говорит Ронни,- не надо.
   Ронни мой друг. Он понимает меня.
   Люся уже открыла дверь в туалет. Он кричит:
   - Вперед! Уходим!
   Игрушечный солдатик.
   Стреляй! Сзади! Стреляй! Еще двое!
   О, нет! Их все больше! Отступаем!
   - У меня все под контролем,- повторяет Никитка. Его словарь крутых фраз из фильма уже исчерпал себя. Пожалуй, осталось только одно "I'll be back!", но эта фраза не подходит в данной ситуации.
   Уходим!
   Вперед!
   - Эй, Никитос!- внезапно кричу я. Я резко встаю и тычу пальцем в него. Вторую руку держу на уровне своей головы, и притворяюсь, что держу в ней пистолет.- Да, ты! Я к тебе обращаюсь!
   - Что?- говорит Никитка. Он замер, опустил швабру и прищурился, разглядывая меня. Он был удивлен, но счастлив. Впервые ему подыграли два человека. Я и Люся. Теперь мы оба пишем эту пьесу. Теперь началась настоящая борьба. Люся уже не имеет такой власти над Никиткой. А она была так близка к своей цели. И она бесится. Она ненавидит меня, ненавидит этого придурка Никитку. Нет, она добьется своего. Она не сдастся без боя.
   - Я потерял немало людей из-за тебя,- говорю я.- Может, хватит? Разберемся по-мужски. Ты и я! Один на один!
   Я еще никогда не играл крутого голливудского суперзлодея, но, думаю, у меня получается неплохо.
   Тут я заметил, что многие психи уже смотрят на нас. Они видят бесплатное шоу. Им уже интересно.
   Я знаю, позже мне сильно достанется от Люси. Она пропишет мне очередной курс лечения электричеством или пропишет успокоительные уколы по шесть раз в день. Но, блядь, дело того стоит. Я не позволю ей победить. Просто из принципа. Просто из интереса.
   - Никита, пойдем!- кричит Люся.- Уходим, Никита!
   Люся тянет его со всей силы, она кричит. Кричит от бессилия. Она не хочет проигрывать.
   - Подожди,- вдруг оживился Никитка. Он сделал шаг вперед, злобно уставившись на меня. Он видел во мне заклятого врага своей жизни, который перестрелял его семью или изнасиловал его дочь, или проткнул его баскетбольный мяч когда-то, в глубоком детстве.- Мне надо кое с чем разобраться.
   Никитка, наконец, вырывается из клещей медсестры и медленно двигается ко мне.
   Я смотрю на него, пытаясь придать своему взгляду крутизну и ярость. Никитка уже научился взгляду крутого героя из боевика.
   - Ну, что ж,- говорит он. Сумасшедшие замерли, они уже предвкушали веселое зрелище. Они все немного подались вперед в ожидании фразы, которая начнет схватку между добром и злом. Воображаемое добро и воображаемое зло,- давай, разберемся!
   И в этот момент целюсь в него и стреляю из указательного пальца, притворяюсь, что стреляю. Воображаемые пули из воображаемого оружия. Никитка поднимает свою швабру и стреляет в меня из воображаемого автомата. Мы разбегаемся в разные стороны и кричим. Мы громко кричим. Кричим, чтобы как-то заглушить грохот выстрелов.
   Пуля просвистела у меня над ухом.
   У меня за спиной что-то взорвалось.
   Никитка прыгнул в сторону и упал на пол - что-то очень большое упало с потолка, но он увернулся.
   Во всей этой суете, среди грохота выстрелов и взрывов бочек чего-то горючего, я сумел заметить, что медсестра Люся предпринимает попытки нас утихомирить. Да, она проиграла. Теперь пришло время вспомнить о своих прямых обязанностях.
   - Успокойтесь!- кричит Люся.- Хватит!
   Она кидается на Никитку, но не удерживает его. Она тоже кричит. Тоже очень громко. Она чувствует, что она бессильна. И она ненавидит нас, ненавидит себя. Ненавидит, потому что больше ничего не может. Ненавидит, потому что у нее нет сил.
   Я отбрасываю пистолет, вынимаю из-за пояса нож и кидаю в Никитку. Тот ловко уворачивается и перезаряжает свою швабру. А тем временем бегу в угол, чтобы подобрать автомат одного из моих мертвых солдат.
   - Санитары!- кричит Люся.- Санитары!
   И началось.
   Первым выскочил высокий обалдуй с диагнозом "шизофрения в тяжелой форме". Он подскочил к сестре Люсе, загородил ее собой и начал тыкать пальцами в воздух, издавая звуки, похожие на звуки сливного бочка, когда спускают воду. Через минуту к нему присоединился лысый придурок с тем же диагнозом. Он бегал за спиной Никитки и тоже тыкал пальцами в воздух, стараясь задеть воображаемым пулями воображаемых врагов. Видимо, у него получалось неплохо.
   - Что вы делаете?!- в негодовании кричала Люся со злостью в голосе.- Успокойтесь! Успокойтесь сейчас же!
   Люся была бессильна. Она ненавидела нас.
   Позади меня послышался грохот падения чего-то тяжелого. Олег рухнул на пол и стал палить по двум шизофреникам, помогая мне. Макс забегал у меня за спиной, судя по звукам, с автоматом.
   Еще один со "слабой шизофренией" бросил гранату.
   Еще один, с паранойей, стал кидаться ножами в того, кто кинул гранату.
   Двое с повышенной агрессивностью дерутся на воображаемых мечах.
   Аутист бегает вокруг со скрученный пальцем и издает звуки шмеля, опыляющего цветы.
   Сеня присоединился ко мне и сейчас обстреливает из дробовика психа, который думает, что он пророк из далекого будущего, и больного, который думает, что Ленин и Элвис на самом деле один человек - и это он.
   - Санитары!- кричит Люся.
   Люся плачет. Она уже не борется.
   - Так нельзя!- Люся уже не кричит, она тихо стонет.- Так нельзя,- она утирает слезы, она падает на колени, она что-то мычит, и только изредка удается разобрать, что именно:
   - Почему вы меня не слушаете?- бормочет она.- Слушайте меня...
   Люся потеряла власть. Люся потеряла свой авторитет в сумасшедшем доме N666. Единственное, что у нее было.
   Слезы неудержимо бегут по ее щекам, она прижимает руки к лицу, сопли стекают по ее ладоням, ее косметика расползлась по ее лицу. Она всегда накладывала ее слишком много.
   Люся потеряла единственное, что у нее было. Люся потеряла смысл жизни. Даже то, что от него осталось. Она уже покойница.
   Мы развлекаемся. Мы отрываемся по полной программе. Здесь, среди взрывов и оторванных конечностей вооруженных до зубов боевиков, среди летающих по комнате тапочек и грома выстрелов из швабр, под свинцовым дождем невидимых обычному человеку пуль, мы чувствуем себя в какой-то мере счастливым.
   Люся куда-то уползает. Я отворачиваюсь на секунду, и больше ее не вижу.
   Никто и не заметил, как медсестра Люся пропала.
   Вскоре пришли санитары.
   И вот, я сижу в смирительной рубашке, в кабинете у доктора Иванова. Я жду.
   Доктор Иванов говорит:
   - Вы не хотите объяснить, чем вызвано ваше поведение?
   Сказать ему правду? Я не знаю.
   Это была обычная бритва. Люся взяла ее из кладовки. Обычная бритва.
   Ее тело нашли в ванной. В той самой ванной, куда она пыталась затащить Никитку.
   Она потеряла единственное, что у нее было. Она потеряла смысл жизни.
   - Вы хоть понимаете последствия того, что натворили?- спрашивает меня доктор Иванов.
   Я терпеливо жду своей участи.
   Люся сошла с ума. Она не могла так жить. Точнее, существовать. Когда она осознала, что потеряла смысл того, что она называла жизнью, она уже умерла. Осталось только закончить дело.
   Когда солдат смертельно ранен, он будет умирать долго и мучительно. В таких случаях его просто убивают из чувства жалости. Или без жалости.
   Люся так и сделала с собой. Пока мы все играли в третью мировую войну, она взяла из кладовки бритву, пошла в ванную и перерезала себе вены. Она добила раненого бойца. Себя. И, возможна, она, наконец, обрела свое счастья. Возможно, она, наконец, освободилась.
   Никто и не заметил, как она прошла в ванную с бритвой. Никто и не услышал, как ее тело упало на холодную плитку. Никто и не знал, какую услугу ей оказал.
   Мне кажется, что даже если бы мы все подчинились ей, даже если бы снова разбежались по своим уголкам, даже если бы Никитка позволил ей себя отыметь, рано или поздно она все равно бы это сделала.
   Люся обрела свободу. Люся покончила с собой.
   И виноват в этом остался я.
   Иисуса тоже распяли на кресте за добрые дела. Наверно, это закономерность.
   - Так, что мы будем делать?- спрашивает доктор Иванов.
   Он пропишет мне шоковую терапию.
   А может, я обманываю сам себя. Может, мы действительно поступили плохо. И, может, я действительно убил человек. Не освободил, не осчастливил, а именно убил. Лишил жизни. Поступил плохо. И на самом деле я подонок. И на самом деле я убийца.
   Доктор Иванов подписывает какую-то бумажку и говорит:
   - Несколько шоковых процедур приведут тебя в норму.
   Нет, только не это.
   Да, я убийца.
   Но я спас ее душу.
   Да, я это заслужил.
   Иисус тоже страдал во имя спасения мира.
   Да, я убил ее.
   Нет, она все равно бы сделала это.
   Шестеро здоровенных детин в белой униформе входят в кабинет доктора Иванова и вкатывают стол. Двое хватают меня и кидают на этот стол.
   - Не надо!- кричу я.- Прошу, не надо! НЕ НАДО!!!!!
   Я дергаюсь и изворачиваюсь. Как рыба, пойманная на удочку. Она знает, что ей конец, но надеется спастись. Надеется, потому что ничего другого не остается. Надеется, что леска не выдержит, надеется, ее не станут убивать, надеется, что это всего лишь спортивная рыбалка.
   Меня сдерживают шесть санитаров. Здоровые черти!
   - НЕТ!!!!!!- кричу я.- Не надо! Я больше не буду!!!!
   Один приковывает меня к столу, и я уже не могу двигаться.
   - НЕТ!!!!- кричу я.
   Меня увозят в соседний кабинет. Я не вижу, что происходит, но знаю, что меня уже ждет медсестра, что она уже нажимает на кнопки этого огромного прибора, который подключается к мозгам и пропускает через них нечто, сравнимое лишь с головным атомным взрывом.
   - Пожалуйста, нет!!!!- кричу я.- Нет!!!!!
   Медсестра вставляет мне в рот какую-то хуйню, чтобы я не прикусил язык во время процедуры, и я уже не могу говорить. Только мычу.
   Мне смазываю голову чем-то липким, какой-то смазкой, чтобы ток лучше проходил к моим мозгам. Я уже ничего не могу. Я пытаюсь освободиться, у меня не получается. Я пытаюсь что-то сказать, у меня не получается.
   Медсестра говорит:
   - Спокойно. Все будет хорошо.
   Хорошо тебе говорить, сука. Сейчас будут жарить не твои мозги.
   Я в панике. Я уже сто раз проходил эту процедуру.
   И поэтому знаю, что каждый раз - как первый раз. Хуже, во много раз хуже, чем предыдущий. К этому невозможно привыкнуть.
   Что такое ад? Это сумасшедший дом N666.
   Медсестра берет проводник, подносит к моей голове и....
   Я просыпаюсь в холодном поту...
   Глава 14.
   Дмитрий Николаевич подзывает меня к себе. Я медленно иду к нему со шваброй в руках.
   Весь день в кафе "Здесь" царит атмосфера не сказать, чтобы траура, скорее какая-то мистическая, какая-то таинственная тишина. Тишина охватило собой все помещение кафе "Здесь". Эта тишина настолько сильная, что заглушает даже перешептывания работников между собой.
   Когда ты находишься в абсолютной тишине, ты даже не слышишь мелких, незначительных звуков. Тишина - это тот же шум. Только шум этот у тебя в голове. Тишина - это не когда тихо, это психологический настрой. Настрой сразу нескольких человек. Тишины нет только, когда мы не обращаем на нее внимания.
   Дмитрий Николаевич чем-то взволнован. Сильно взволнован.
   Я иду в мертвой тишине.
   Подходящее сравнение - морг. Все вроде бы равнодушны к тому, что их окружает холодильники, битком набитые трупами, но к такому факту нельзя быть полностью равнодушным. В морге никто не улыбается, никто не смеется, потому что не может, никто не грустит и не плачет, потому что привыкли. Вокруг ходят призраки.
   Да, Дмитрий Николаевич очень взволнован. Но это не радостное волнение. Вот здесь как раз вполне подходит определение "траурное".
   Дмитрий Николаевич хочет мне что-то сказать. Что-то нехорошее.
   А вокруг одни призраки.
   С самого утра Дмитрий Николаевич подзывает каждого работника по очереди и говорит ему что-то нехорошее. Он проинформировал большую часть персонала. Теперь моя очередь.
   Весь день гадал, дойдет ли до меня. Интересно, что он им говорит.
   Что-то типа: "мне очень жаль, твоя квартира сгорела, ничего не осталось"; или "мои соболезнования, твоя мама умерла"; или "без паники, приятель, сегодня конец света".
   Кстати, если вдруг земля разверзнется - это не смещение плит земной поверхности, просто кто-то бьет по Земле огромным межгалактическим молотком.
   Дмитрий Николаевич делает тяжелый вздох и говорит:
   - Я думал, что этот день никогда не настанет,- его голос дрожит,- но, наверно, моим мечтам так и не суждено сбыться...
   Неужели он понял это сам? Он понял, что его воздушные замки будут вечно улетать от него. Все выше, выше и выше. И он будет тянуться за ними. Все выше и выше.
   - Что случилось?- спрашиваю я.
   Я делаю озабоченный вид. Пытаюсь придать своему лицу понимающее выражение.
   - Дело в том,- говорит Дмитрий Николаевич и запинается.
   Я изображаю сочувствие.
   - Дело в том, что мне придется закрыть кафе,- говорит Дмитрий Николаевич.
   Я мог бы его пожалеть, не будь я сумасшедшей бездушной скотиной.
   Дмитрий Николаевич почти плачет. Рухнула его мечта. Рухнул смысл его жизни. Снесены его воздушные замки. От них не оставили камня на камне.
   - Дмитрий Николаевич,- говорю я. Верите, мне ничуть его не жаль,- мне очень жаль.
   Какое мне дело до того, чего никогда не будет. Ну, не построит он этот сраный ресторан. Ну и что? Он все равно бы его не открыл. Он все равно бы так и продолжал мечтать. Только тогда у него было бы кафе "Здесь", от которого нет никакого толку. В принципе, ничего не меняется.
   - Я понимаю, как вам тяжело...- говорю я.
   - Нет, все нормально,- говорит Дмитрий Николаевич. Интересно, куда он теперь пойдет.
   Остается "снова все начинать с нуля". Пойдет в официанты. Будет хвастаться студентам и безработным актерам, питающим надежды когда-нибудь пробиться в большое кино и прославиться, что когда-то у него было собственное кафе, что когда-то он чуть не открыл сеть дорогих ресторанов. Он будет хвастаться, что когда-то почти пришел к своей мечте. Он будет рассказывать об этом таким же неудачникам, как он. Таким же слабакам, ставшим жертвами своих иллюзий. Таким же ничтожествам, которые настроили себе воздушных замков и теперь пытаются за ними угнаться. Эти иллюзии и привели их к такой жизни, эти иллюзии и будут их удерживать в ней. И они ничего не собираются делать с этим, им нравится эта жизнь, им нравится их иллюзорный мир. И это единственное, что у них есть.
   И эти слабаки, жертвы своих иллюзий, они будут с упоением слушать историю Дмитрия Николаевича о прикосновении к мечте. О том, как один из них почти добился своего, почти добился того, о чем мечтают все они. И они будут слушать, что в ресторанах Дмитрия Николаевича все официанты ходили бы в белых рубашках, черных галстуках-бабочках, черных лакированных ботинках, о том, что иногда Дмитрий Николаевич разрешал бы студентам подрабатывать в своих ресторанах и платил бы им не хуже, чем своим рядовым официантам. А им он платил бы много. О том, что в его ресторанах подавали бы мясо с кровью, мясо с острой приправой, обязательно рыбу, с маленькой долькой лимона, креветки: креветки жареные, креветки вареные, креветочный соус. В его ресторанах обязательно был бы широкий выбор вегетарианских блюд: всяческие салаты, обязательно греческий. Будет сырное фандю. И десерты, много десертов.
Эти неудачники, эта серая масса, эти ничтожества будут слушать его не потому что им интересен ресторанный бизнес, а потому что он, один из них, уже прикоснулся к стенам своего воздушного замка. Да, он преувеличивает, но им это уже все равно. Это уже не имеет никакого значения. И они будут слушать. И слушать внимательно.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"