Мамка моя, покойница, все, бывало, в вину мне вменяла сходство с папаней. Напьется, тряпка, и ну мне по пунктам и параграфам, как любит Алистер говорить, об этом самом сходстве втирать. И мне, и Рике доставалось, но сестре как-то меньше. Может, потому что я сама под руку матери лезла, лишь бы сестрицу защитить.
Может, потому я Рику с трудом, но сумела приодеть, приобуть да от суровых реалий оградить (ох, ну эту фразочку я тоже у Алистера подцепила), чтоб, может, со временем сестра нашла себе какого-то мужика кастой повыше. А то, знаете, мужики из касты повыше нас, неприкасаемых, не очень жалуют. И будь у тебя хоть поперек та самая дырка - все равно. Я видала шлюх из каст высоких. Надо сказать, неприкасаемые шлюхи - это портрет отчаяния, ненависти и обиды. Привлекательность лица и особая прелесть осанки, голоса, взгляда не выдерживают грязи нашего района неприкасаемых, Пыльного города. Бабы из Алмазных же залов вертят задами совсем в другую сторону, ежели вы понимаете, о чем я. Конечно, они-то таскаются с мужиками не ради того, чтоб семья с голоду не померла...
Откуда знаю я, неприкасаемая, как выглядят и чем вертят в Алмазных залах? Ну, мне подобным закрыт туда вход. Но я работала на Хартию. И со временем стража перестала спрашивать, почему эта потаскуха с клеймом на всю рожу свободно шастает по городу...
Вот, и Рику я старалась оберегать от грязи, насколько это было возможно. Сколько носов я расквасила, просто так, без особых причин, ради нее, только за похабные словечки в адрес моей сестрички, чтобы Рика сумела почувствовать это... как его... ну, слово такое... а, собственное достоинство! Хахахахаха, шучу, шучу, слово я помню, ну, просто, ради пущего эффекту так сказала. Да... Вот... И в Хартию я идти не собиралась, были у меня мыслишки кой-какие насчет моего будущего, будущего сестры и той пьянчуги, которая называет себя нашей матерью.
Но все перечеркнул Берат, долбаный сношатель нагов и глава Хартии по совместительству. Увидал он, значит, мою прелестницу Рику и прибрал ее к рукам. Хобби у него такое, значит, было - пристраивать неприкасаемых баб в знатные семьи. По нашему-то закону как получается? Из-за того, что наш народ вечно гибнет на Глубинных тропах в стычках с порождениями тьмы, всем знатным домам страсть как нужны воины. Вот благородные гномы и скачут от одной клейменой мордашки к другой. Которая разродится сыном - счастливица! И она, и ее семья будут причислены к благородному дому отца малыша, станут гражданами Орзаммара, и после смерти Камень примет их, как любых других своих детей.
Вот Берат и мечтал с помощью какой-нибудь особо лакомой гномочки-пылеглотки породниться с благородным домом покруче. Но что-то ему все мелкие попадались домишки-то. Надо сказать в защиту Берата, что у нас в Пыльном городе в общем-то и нету бабенки, которая б могла заинтересовать одного, скажем, из трех холостых принцев Эдуканов - Триана, этого, второго, забыла его имя, или младшего, Белена. Ну или их папеньку - короля-вдовца Эндрина Эдукана.
Еще в защиту Берата скажу, что он был неглупым мужиком. Потому что сделал ставку на единственно верную лошадку - на Рику.
На этом защищать его я, пожалуй, брошу, потому как мою сестру он почти запер у себя, заставив учиться манерам поэзии, письму и прочей ерунде, которая так важна для хорошей охотницы за знатью. А мне сломал ребро и нос, когда я пришла сестру свою забрать. И то была лиха беда начало.
Я младше Рики, но всегда было так: я защищала ее. И тогда не смогла ее оставить. Когда кости срослись, я пришла к Берату и стала работать на него и Хартию.
Целый гребаный год. Моя сестра училась вежествам придворным, а я совершенствовала иные навыки - дипломатию, к примеру, выбивая монеты из задолжавших Хартии торгашей. Дипломатия вообще великая вещь. Раньше-то я зарабатывала как? На Глубинных тропах порождений тьмы много. Принесешь дюжину голов этих уродцев патрулю какому-то - они дадут монет или жратвы. Ну, или пинка дадут - я же ведь клейменая, не гном, а так, пыль, что со мной церемониться.
А порождения - они страшные. Они, на самом деле, куда хуже Берата и всей его Хартии, потому что они не нашего мира, они - плоды самого ужасного проклятия в мире, они - бедствие почище лавины, обвала, дрожания земли или что еще матушка-природа выкидывает за штуки...
И вот когда ты спускаешься, как в последний раз, на Глубинные тропы, не обращаясь мысленно ни к Камню, ни к предкам, потому что ты - неприкасаемая, и они тебя попросту не слышат... Когда знаешь, что один порез может заразить тебя скверной, от которой нет исцеления, когда понимаешь, что иначе денег не заработать, когда рубишь мечом вонючую плоть порождений, а они брызжут на тебя черной кровью... И когда тебе дают потом пинка - вот тогда кажется, что эта черная кровь на твоей душе травит узоры. И скверна - она не в теле, она в самом духе твоем, и узор ее не смыть ничем...
Вот этим я ковалась, как воин. В юности все идет в прок, и дети способны вынести куда больше, чем взрослые. Потому мне Хартия с их возней за господство в городе стала просто неприятным моментом жизненным. Мой товарищ детства Леске тоже стал работать на Берата. Вдвоем совсем легко было. Только зря я его втянула в это.
А потом повалилось все, как камни на голову. Эта дочь ящера Джарвия, которая забралась в штаны Берату, тот идиот, который скрыл от Берата контрабандный лириум, Рика с вестью о том, что, наконец, нашла знатного покровителя, приказ пойти на священные Испытания и подпортить кое-кому результат...
Я часто вспоминаю тот день, когда пришла на Испытания, проводимые перед ликом Совершенных предков Орзаммара, нашего города. Совершенные - это те из наших предков, кто сделали что-то значимое для гномьего народа. Например, отбили огромную, оказавшуюся роковой для других городов, волну порождений тьмы, как Совершенный Эдукан, предок нынешнего королевского рода, или же создали бездымное топливо для шахт, как Бранка - единственная Совершенная за несколько поколений.
Клейменым из Пыльного города нельзя участвовать в Испытаниях, это значило бы осквернить память предков и Камень, из которого мы все вышли. Но так получилось, что парень, на которого ставил крупную сумму Берат, ужрался в хлам, а я как раз похожего телосложения, да и дерусь объективно лучше, чем подавляющее большинство благородных засранцев. Это я снова слова Алистера повторяю, каюсь и сожалею... Предки, а вот и фразочка Зеврана...
Пока металась по Арене Испытаний в сомнениях, ждала Леске, который пошел отравить питье противнику Бератова бойца, встретила Дункана. Вот, сказала так обыденно и обычно, словно и не о нем, а о каком-то себе левом мужичке, спасшем мою клейменую попочку не за просто так.
Словом, там был глава Серых Стражей Ферелдена Дункан. Серые Стражи уже многие сотни лет сражаются с порождениями тьмы, потому мы, гномы, их уважали. Наверхникам то неизвестно, что это такое - по большей части, конечно. Потому что уже четыре раза порождения выбирались наверх - и так начинались Моры. Я не знала, что тогда они снова начали вылазить на поверхность, и Дункан в срочном порядке разыскивал новых рекрутов...
Так вот, он первым был там, кто не заорал при виде меня: "Сгинь, клейменая!" Он уважительно обратился и говорил со мной, а я была шокирована - сам глава Серых со мной, как с равной, базарит!
Вот, наверное, знание, что Дункан будет смотреть состязания, стали последним доводом в пользу моего детского дурацкого решения. Это прозвучит странно, знаю, но можно и в двадцать два года и после десятков убийств чувствовать себя ребенком. Я напялила чужой доспех и шлем и вышла на Испытания.
И прежде чем меня раскрыли - отправила на камень всех зажравшихся надутых благородненьких, которые плевали в меня, пинали, могли даже убить безнаказанно в другой раз. Я не просто побеждала, обезоруживая или как еще благородненько. Я рвала мечом кольчуги, тыкала кинжалом в щели доспехов, и в страхе и непонимании падали дети Камня, поливая его своей кровью. О, в тот вечер, уверена, Камень вспомнил обо мне как о своем ребенке тоже!
А потом было... все плохо. Избили, бросили в тюрьму. А потом отдали за деньги Берату, так как он очень уж хотел сам со мной разобраться. Ну а мне умирать совсем несподручно было. И пришлось убить Берата, а затем и Леске, потому что он предал меня.
Я раньше думала, что больнее презрения нет ничего. Оказалось, что предательство больней.
Пришла домой, а там меня ждали уже. В том числе и Дункан ждал. Хотели меня арестовать и на суд отвести, но он предложил мне свободу - и стать Серым Стражем. Ну а я что? Мать меня и не признала, когда я прощаться пришла. Обозвала меня Рикой и шлюхой. Потом после оплеушины слегка протрезвела и сказала, что я, Эйлат, как и мой папаня-утырок убегаю на поверхность.
А ведь наверхники - их даже в Орзаммар не впускают. Считается, что они хуже, чем неприкасаемые. Только я не знаю худшей доли, чем быть клейменой в Пыльном городе. У тебя небольшой выбор есть: попрошайничать, ноги расставлять, работать на Хартию или сгинуть на Глубинных тропах. А наверху - тысячи путей.
Мне надо уйти, чтоб Рику ее покровитель не бросил из-за сестры-преступницы. Надо уйти, чтобы выжить. Разве не этим я занималась с пеленок, когда сутками лежала после побоев матери? Меня раз, семилетнюю, уже хоронить хотели - в голове такая дыра была, и пахло от мертвецов получше, чем от меня. Рика не дала меня забрать, не дала лишить единственного ценного, что у меня было - жизни.
Я ведь на все шла ради того, чтоб выжить. И лучше, если потомки не узнают, на что именно.
Дункан тогда увел меня из Орзаммара и подержал за плечи, пока от вида бездонных небес выворачивало наизнанку. Потом потихоньку пошли мы через всю страну, к Остагару, к диким землям, где войско ферелденского людского короля готовилось дать бой порождениям тьмы. Дункан врачевал мои раны - не только на теле, но и на душе. Подозреваю, у него таких ран было не меньше. Десять лет прошло, а я все еще так живо помню его мудрое смуглое лицо, кольца в ушах, диковинные кинжалы, манеру немного по-орлейски грассировать.
Жаль, что не успела я тогда с ним ближе стать, не разузнала о нем почти ничего. Потому что в Остагаре рухнуло и то хрупкое равновесие, которое подарил мне командор Серых...