Аннотация: Над миром восходит звезда Полынь, по небу несутся четыре всадника, а на улице опустевшего города человек встречается со смертью.
Ева-Луиза проснулась в номере элитного отеля на Манхэттене, когда звезда еще не взошла и за окном было темно. Она лениво зевнула, потягиваясь на шелковых простынях. На них еще оставались следы крови прежней постоялицы - а та улыбалась ровными белыми зубами из кресла, в которое зачем-то переползла, прежде чем умереть, захлебнувшись кровавыми сгустками и черной желчью. Ева-Луиза ответила ей улыбкой, почти не задержав взгляд на непристойно обнажившемся черепе с клоками светлых волос. Вежливость для нее была превыше всего. Она даже никогда не заглядывала в окна, где - она знала, о да, она знала! - целые семьи сидели за столами так же, как и ее мертвая - уставившись в никуда пустыми глазницами, скалясь вечными улыбками. Хотя ей и было смертельно любопытно, конечно.
В здании отеля уже почти год не было электричества, и до восхода звезды приходилось все находить почти наощупь. Еву-Луизу это совершенно не тяготило: поиск нужных предметов превратился в увлекательную игру. Вот и сейчас она поднялась с постели в красном полумраке, нащупала на столике расческу с редкими зубьями и подошла к окну, за которым горело небо: на окраине города опять жгли костры. Будто бы это могло кого-то уберечь.
Ева-Луиза улыбалась, медленно проводя расческой по длинным пепельно-серым волосам, и щурилась на далекое зарево. К восходу звезды она собиралась выйти на улицу и прогуляться по опустевшим проспектам, а там, если не надоест, добраться до окраин, чтобы с наступлением нового времени темноты костры запылали снова - если будет кому их зажечь, конечно. От этих мыслей ее сердце затрепетало, она бросила расческу на пол, на ковры, которые уже начали покрываться белесой плесенью, и потянулась, раскидывая руки навстречу белому ревущему сиянию.
Всходила звезда.
Ее пламя осветило всю спальню, цепкие лучи добрались до брошенной расчески - "ломать в пальцах ломать господи господи нас спасут я не хочу умирать не", до закатившегося под кровать обручального кольца - "скандал развод ненавижу тебя подавись своими деньгами", до потрескавшейся картины на стене - "что за мазня ты никогда ее не продашь как ты можешь у нас дети"... Ева-Луиза слушала, как кричат, плачут оставленные людьми вещи, в который раз сгорая в безжалостном пламени звезды и каждое время темноты воскресая заново, и не знала, чего ей больше хочется - заткнуть уши или болезненно вслушиваться, ловя каждый звук, каждый стон. Людская жизнь всегда волновала ее, но сейчас вокруг была только смерть - как и всегда, когда Ева-Луиза выбиралась на свет. Она вздохнула, посмотрела еще раз, как лучи звезды льют расплавленное серебро на покинутые дома, увидела мертвых, неподвижно лежащих под фундаментами, замерших внутри бетонных стен, спящих на холодных постелях в запертых комнатах, и обернулась к своей соседке. Когда Ева-Луиза только-только пришла сюда, при каждом восходе звезды кольца, серьги и полуистлевший шелковый халатик кричали на разные голоса "не хочу не хочу умирать не хочу как страшно", что это даже утомляло. Сейчас они замолкли, только расческа продолжала хныкать - видимо, запомнив предсмертный шепот хозяйки лучше остальных. Ева-Луиза давно заметила, что золото и бриллианты привыкли менять хозяев, а вот глина, дерево и теперешний пластик - нет, они оставались верными надолго. Можно сказать, что и навсегда. Срок их службы был уж очень кратким.
Мертвая по-прежнему улыбалась ей. Ева-Луиза помахала ей рукой, прощаясь, задернула тяжелые шторы, чтоб вернуть в спальню тихий полумрак, и вышла в коридор отеля, аккуратно прикрыв за собой дверь. Первое время она даже запирала ее на замок, чтоб создать иллюзию смешной человеческой жизни, потом перестала - все-таки она не любила бессмысленных действий. Она прошла мимо других дверей, запертых и распахнутых, за которыми была пустота и мертвецы, спустилась по боковой лестнице. На втором этаже лицом вниз лежало то, что когда-то было человеком, - но в безжалостном свете звезды, лившемся через окно, оно напоминало чудовищную раздутую гусеницу. Ева-Луиза прошла мимо, стараясь не наступить в черную лужу, застывшую на полу. Человек умер не так давно, и она ничего не хотела знать о том, кто принес ему смерть.
Она спустилась в холл, шлепая босыми ногами по мраморному полу, кивнула охраннику, который скорчился на стуле и скалился последней улыбкой, и вышла из дверей под свет звезды - обнаженная, с распущенными волосами и остро заточенной косой в правой руке.
Город был молчалив, черен и прекрасен. Костры на окраинах потухли, и перед Евой-Луизой высились темные силуэты зданий, по которым тек, струился истинный свет. Она шла по потрескавшемуся асфальту, по гладкой коже которого когда-то шагали люди и катились машины - "ну скорее-скорее сколько можно гори зеленый я спешу ну же", мимо разбитых витрин магазинов, когда-то сверкающих огоньками гирлянд и драгоценностями, выставленными под алчные взгляды людей - "я хочу это хочу ну сколько раз мне еще отсасывать тебе за такую мелочь", мимо застывших остовов машин, внутрь которых она старалась не смотреть - "давай быстрее быстрее за что я тебе плачу гони ну же гони мы успеем"... Ева-Луиза не спешила, наслаждаясь этим шепотом, стонами, светом и пустотой города. Люди, прячущиеся в своих норах от заразы, не понимая, что облегчают ей работу, сейчас спали, утомленные временем темноты - и не знали, что она близится.
Впрочем, человек, внезапно заступивший ей дорогу, кажется, знал. Ева-Луиза остановилась, с удивлением разглядывая его, высокого, исхудавшего, дрожащего под светом звезды. Она хотела было спросить, кто он и откуда здесь взялся, но человек трясущейся рукой вытащил из-за пазухи пистолет, навел на нее, беспрестанно щурясь, и выстрелил. Грохот разорвал тишину, отозвался в пустых и гулких людских квартирах, в переулках, уцелевшие стекла задрожали и запели. Ева-Луиза пошатнулась, тяжело оперлась на косу, прижала ладонь к сквозной ране под сердцем. Человек стоял и смотрел, и в его глазах полыхала надежда невиданной силы. Пламя звезды стало еще ярче и злее, будто бы она и впрямь умела сердиться, как болтали люди.
Ева-Луиза рассмеялась. В дырах, пробитых пулями, свистел ветер, и это было щекотно. Пожалуй, ей не хотелось бы, чтоб они зарастали. Человек застонал и упал на колени, выронив бесполезное оружие.
- Ты хотел убить меня? - спросила она, делая первый осторожный шаг к нему. - Зачем?
- Из-за тебя умирают люди, - хриплым голосом отозвался он. - Ты - сама смерть. Ты - зараза. Чума.
- Разве смерть можно убить? - хмыкнула Ева-Луиза, присаживаясь рядом с ним на уцелевший кусок бордюра. Косу она положила прямо на асфальт, и ее лезвие тускло блестело в свете звезды. Человек смотрел на этот блеск, как зачарованный. - Нет, если ты попробуешь дотронуться до косы, рассыплешься пеплом. Она только для меня. Даже не думай, ладно?
- Люди говорили, что видели тебя, - невпопад ответил он, по-прежнему не отводя взгляда от ее оружия. Кажется, ее предупреждение он пропустил мимо ушей. - Ты приходила, а потом они начинали умирать, один за другим. Я долго искал тебя. И нашел.
- Ты убийца? - поинтересовалась она, хотя ответ был, пожалуй, очевиден.
- Я врач, - сказал человек, и Ева-Луиза почувствовала, как от него веет холодом и отчаянием.
- Иногда это одно и то же, - она пожала плечами. - И что ты будешь делать дальше?
- Дальше? - недоуменно переспросил он. - Я сижу с тобой рядом вот так, и ты спрашиваешь про какое-то "дальше"? Вероятно, к утру у меня начнется лихорадка, по телу расползутся кровавые язвы... несколько веков назад это было бы слегка иначе, но ты, как я посмотрю, успешно развиваешься и... мутируешь. Потом я начну блевать желчью, потом кровью, а потом умру, и смерть станет для меня долгожданным избавлением. Так ведь?
Ева-Луиза фыркнула, не в силах больше сдерживаться. Человек обиженно покосился на нее, но ничего не сказал. Она молчала тоже, разглядывая его сквозь опущенные ресницы. Он был слишком изможден и вымотан, он плохо видел - так вот почему он так щурился! - и хотел есть, он столько сил вложил в безнадежный рывок в попытке убить саму смерть, и... у него ничего не вышло. Интересно, что его вещи кричали бы о нем? Тосковала бы по нему эта вытертая рубашка и порванные штаны? Плакал бы пистолет, помнивший тепло его рук?
- Как тебя зовут, человек? - спросила она, наклоняя голову набок. Волосы, серебристые в свете звезды, стекли по обнаженному плечу.
- Звали, - спокойно поправил он. - Адам Ховард. Сейчас меня некому звать.
- Адам, - повторила она и снова фыркнула. - А я Ева. Ева-Луиза.
- Смешно, - так же ровно ответил он. - Ну что, пожмешь мне руку в честь знакомства, и все закончится?
Она поднялась на ноги, взяла косу и встала перед ним, глядя сверху вниз. Адам не отводил взгляда, и в его светлых глазах было что-то такое знакомое, но она не могла вспомнить, что.
Он кивнул и тяжело встал, снова вздрагивая всем телом. Свет звезды был опасен для смертных, поэтому Еве-Луизе хотелось увести его хотя бы под защиту рукотворных стен. В подземельях людям было безопаснее, но прямо сейчас она раздумала навещать их. Они медленно шли обратно к отелю, Адам озирался по сторонам - то ли боялся какой-то неведомой опасности, то ли хотел вспомнить знакомые места.
- Ты бывал здесь раньше? - спросила Ева-Луиза, искоса глядя на него. Она шагала, стараясь подлаживаться под его неуклюжесть. Человек хромал, но старался не подавать виду и не отставать от нее. Что ж, а она старалась его не обгонять.
- Где уж мне, - криво улыбнулся он, - это место для богатых и знаменитых. В былые времена я не вылезал из своей больнички на краю цивилизации, а сейчас везде все одинаковое... За исключением того, что здесь есть ты.
- Я здесь ненадолго, - начала было она, но что-то заставило ее обернуться. Она увидела четыре огромные тени, вырастающие из сияния звезды, и крепко схватила человека за руку. - Быстрее! Бежим!
И они побежали - мимо витрин и домов, по разбитому асфальту. Сзади слышалось конское ржание и топот копыт, всадники неслись по небу, и звезда сияла все ярче и злее. Наступало время, которое еще при свете солнца люди называли полночью, а сейчас это был сверкающий полдень, нестерпимо горящий, способный спалить все живое, не попрятавшееся в норы.
- Зажмурься! - крикнула Ева-Луиза, еще крепче стискивая руку Адама. Он подчинился, но тут же споткнулся, чуть не упал, захромал еще больше. Она изо всех сил толкнула его в распахнутые двери отеля и обернулась, глядя, как всадники несутся над мертвым городом, и из-под копыт их коней - белого, черного, рыжего и бледного - вылетают искры и становятся новыми созвездиями. Они исчезли в черных тучах, и свет звезды стал потихоньку меркнуть. Близилось время темноты.
Ева-Луиза вошла в двери, оглядываясь по сторонам. Адам сидел, привалившись спиной к стене, покрытой облезлой позолотой, и тяжело и неровно дышал.
- Всадники ушли, - зачем-то сказала она, и ее слова отдались эхом в пустоте холла.
- Хорошо, - отозвался он. - Но ты до меня дотронулась, Чума. Или как тебя лучше называть? Чье живое имя ты взяла на этот раз? Кто такая Ева-Луиза? Впрочем... какая разница. Это неплохое место, чтоб умереть. В таком крутом отеле я даже не думал вообще оказаться...
- Ты не хочешь вернуться к своим? - удивленно спросила Ева-Луиза. Древко косы в ее руке потеплело, будто ожило.
- И что я им принесу? Заразу? - скривился Адам. - Нет уж. С твоего позволения, Чума, я останусь здесь, среди мертвых богачей и их не менее мертвых слуг, среди голосов и песен. Твое царство велико, неужели в нем не будет места для одного никчемного меня?
- Ты слышишь голоса и песни? - она изумленно вскинула серые брови.
- И давно, - он пожал плечами и уставился в темноту невидящим взглядом. - Их голоса повсюду. У нас говорят, что это шепчутся и поют сами мертвые, но мне кажется, это вещи. Люди умолкли навсегда. Знаешь, я читал столько книг о том, что случится во время гибели мира, но про говорящие вещи там ничего не было. Интересно, когда умрет последний человек - под твоей косой, под копытами всадника, под лучами этой сверхновой, что пялится сейчас к нам в окна, неважно - что останется? Кто будет жить в новом мире? Или и мира-то никакого не будет?
Ева-Луиза молчала. Звезда медленно уходила за горизонт, всадники неслись все дальше и дальше над умирающей планетой, а перед ней - Чумой, Заразой, порождением самого Мора - сидел уставший человек с ее меткой на исхудалой руке и говорил о будущем. Она опустилась на потрескавшиеся мраморные плиты рядом с ним, вытянула голые ноги, пошевелила пальцами - в последних лучах звезды тень от них поползла по полу, превращаясь в огромную жирную гусеницу. Человек смотрел на это без всякого омерзения.
- Как думаешь, что твои вещи споют о тебе? - спросила Ева-Луиза.
- Не знаю, - Адам прищурил глаза, пытаясь разглядеть что-то в темных углах. - Наверное, что я был неплохим парнем, только ничего не смог и ничего не успел. Нас учат сражаться со смертью, но никто не знает, как на самом деле это делается. Я попытался - и не сумел.
- Ты был единственным, кто хотя бы попробовал, - она перестала шевелить пальцами, и гусеница замерла на месте.
- Остальные были не такими идиотами, - отозвался он. - Меня ужасно клонит в сон. Так и должно быть? Другие умирали иначе.
- Ты и не умираешь, - сказала Ева-Луиза, встала и протянула ему бледную руку с кровавыми язвами. - Пойдем со мной. Уложу тебя спать.
Он молча вложил свою ладонь в ее и поднялся. Она провела его по лестнице мимо раздутого тела, мимо выбитых окон и молчаливых комнат, открыла перед ним двери спальни, в которой ее дожидалась мертвая соседка, все так же улыбаясь.
- Это ее звали Ева-Луиза? - Адам мельком взглянул на полуистлевший труп.
- Да, - сказала Чума и откинула одеяло. - Ложись. Ты устал. Завтра будет новый день, Адам.
Человек заснул, не успев коснуться головой подушки. Она укрыла его, как мать укрывает свое дитя, и поцеловала в лоб окровавленными губами. Адам что-то забормотал во сне, но ей некогда было вслушиваться.
- Адам и Ева, ну надо же, - прошептала она, кладя ладонь на череп своей мертвой. - Никогда так не везло. Ну, это неплохое начало.
Кость под ее рукой дрогнула, мелко-мелко затряслась и стала обрастать новой кожей. Светлые волосы заструились по плечам, на порозовевшие щеки легла тень от ресниц. Чума гладила ее по спине, рукам, ногам, и все, к чему прикасались ее худые пальцы, обретало плоть. Наконец она отступила, глядя на мирно спящую в кресле девушку в грязных лохмотьях, полюбовалась - и осталась довольна.
Адам и Ева спали и видели сны о будущем, а Чума, вновь потерявшая имя, вышла из комнаты, аккуратно прикрыв за собой покосившуюся дверь. Она поудобнее перехватила древко косы и улыбнулась краешком рта - в подземельях еще оставались люди прежнего мира, и ей предстояло много работы. Очень, очень много работы.