|
|
||
В небольшой деревеньке, отдаленной от ближайшего провинциального городка, пропадают люди. Деревенские считают, что таинственное зло притаилось в заброшенном более двадцати лет назад санатории, который постепенно разваливается в лесах по близости от поселения. Регулярные исчезновения местных жителей ставят районную милицию в тупик, а когда начинают бесследно пропадать приезжие - за дело приходится браться кое-кому посерьезнее... |
Что-то было не так, и Маша это отчетливо понимала. Только что? Девушка с трудом открыла глаза. Вокруг было невероятно темно, так что взгляду не за что зацепиться. Но проснулась (был ли это сон?) Маша явно не там, где ожидала. Панический страх сжал грудь, отчего дышать стало трудно. Девушка попыталась встать, но не смогла. Что-то крепко удерживало ее руки и ноги. Вместо крика получился еле слышный стон - рот чем-то заткнут. От частого дыхания у Маши помутнилось в голове. Поначалу были слышны лишь удары машиного сердца, которое выдавало запредельный для себя ритм. Затем послышались какие-то шорохи и возня. Вроде бы кто-то тихо говорил неподалеку. Маша вновь приняла попытку встать, затем, собравшись с силами, закричала. Нет, кляп надежно сдерживал звуки. Глаза резанул яркий свет - над Машей с характерным жужжанием загорелись лампы дневного света. Девушка увидела перед собой грязный, обшарпанный потолок, с обвалившейся штукатуркой. С трудом поворачивая шею, осмотрелась по сторонам. Большая комната, абсолютно пустая. Стены когда-то были выкрашены в синий цвет, но теперь краска отвалилась во многих местах. Окно, по всей видимости, в комнате было, но располагалось как раз за машиной головой. Лежала девушка на столе, похожем на операционный. Во всяком случае, Маша вроде бы видела что-то похожее в больницах. Руки и ноги в нескольких местах стянуты старым кожаным ремнем. Запястья саднило, а кисти рук почти не ощущались - видимо слишком сильно затянули. Пахло затхлостью. Дверь в комнату отворилась. Вошедший скинул капюшон с головы, отряхнул руками плащ. При взгляде на его лицо Маша почувствовала волну облегчения. Человек в плаще подошел к связанной девушке и окинул ее взглядом. Он осторожно вынул кляп из машиного рта и улыбнулся. Маша закашлялась. - Это вы, о, как я рада, - затараторила она. - Развяжите меня, мне страшно, что тут такое, где я? Человек достал из-за пазухи стеклянную баночку с коричневатой жидкостью внутри. Отвинтил крышку и поднес к губам девушки. - Вот, выпей, станет легче. Маша не понимала, отчего он медлит и не освобождает ее, но противиться почему-то не могла. Сделала несколько глотков. В груди стало тепло. - Ну и умница. А теперь - нам пора. - Да развяжите же... - остаток фразы Маша договорить не смогла. Язык словно сковало льдом и вышло только нечто нечленораздельное. - Э... ме... я...уу... Человек улыбнулся еще шире и погладил девушку по голове. Он отошел назад, схватился за край стола и толкнул. Маша почувствовала движение. Столик катился на колесиках. Они покинули комнату и двинулись по темному коридору. Сознание плавало, и девушка ощущала странное умиротворение. Вот выехали в большой холл, вот повернули к очередной двери, вот попали опять в коридор. Здание явно было очень старым, обветшавшим. На полу различались горки штукатурки и кусков краски, кое-где валялись различные вещи. Это место было заброшено. Или во всяком случае здесь никто не жил. Наверное. Часть пути Маша не запомнила - она с трудом удерживала сознание. В голове витали дурацкие мысли, невозможно было на чем-то сконцентрироваться. Ясность ума вернулась к Маше только на мгновение, когда движение прекратилось. В эту самую секунду, а может даже более краткий отрезок времени, девушка ощутила такой ужас, который никогда бы не смогла себе представить. Впрочем, в следующее мгновение вернулось странное умиротворение. Маша практически ничего не видела. Глаза застилала плотная пелена. Можно было только сказать, что место вокруг было ярко освещено и, скорее всего, не теми лампами, что были в здании. Свет отчего-то шел не сверху, как привычно, но со всех сторон. Звуки также были едва различимы. Кто-то говорил, возможно даже не один. Хотя с точностью Маша сейчас понять точно не могла. Чувств просто не было. До определенного момента. Именно тогда Маша поняла, насколько же она ошибалась. Потому что в ее мир, лишенный зрения и слуха, резким толчком пришла Боль. Сначала резануло левую руку. Кажется, запястье. Затем правая. То же самое началось в ногах. Девушка не могла двигаться, даже пошевелить пальцем не получалось. Она чувствовала только невыносимую боль и странное тепло в конечностях. Будто что-то струилось по ее рукам и ногам... За последующие мгновения (Маша просто потеряла ощущение времени) Боль разгорелась практически по всему телу. Потом померк свет и девушка поняла, что больше не видит вообще ничего. Вскоре Боль пронзила грудь и тут же исчезла из тела совсем. - Наконец-то... - последняя мысль мелькнула в машиной голове. Последняя. Совсем. Глава 1
- Громовка, парень. Приехали. Застонали колеса, стоящий в тамбуре народ повело в сторону - поезд останавливался. Какой-то старичок с пузатым рюкзаком за спиной схватился свободной рукой за поручень, чуть не выронив дымящуюся сигарету изо рта. Двери вагона с шипением отворились. Я поблагодарил контроллера, подхватил сумку и поспешил выйти на перрон - расписание движения обещало всего лишь минутную остановку. Дедок бросил окурок мне во след, чуть не попав в сумку. С утра ничего не изменилось, погода была до сих пор пасмурная. Туч не было видно, просто все небо застилала серая дымка, создавая непривычный для середины июня дневной полумрак. Начинал накрапывать мелкий дождик. Двери за моей спиной захлопнулись и поезд тронулся. Я огляделся - кроме меня на станции никого не было. Если это вообще можно было назвать станцией. Разваливающийся перрон да старый домик, когда-то служивший пристанищем для смотрителей. Ржавый указатель с надписью "Громовка" (впрочем, второй "о" и "в" уже не было видно, и надпись гласила непонятное "Громка") сиротливо торчал рядом с домом. От перрона сквозь подлесок шла полузаросшая дорога. Машины тут явно не ездили, да и пешком люди ходили редко. Никому не было дела до поселка с красивым названием. "И только я поехал в такую глушь..." Я накинул на голову капюшон куртки, перехватил покрепче сумку и двинулся к дороге, перепрыгивая через рельсы. Воздух был свежим и чистым, отчего у меня, привычного к наполненному вредными газами воздуху города, немного закружилась голова. Дорога вилась узкой лентой, периодически превращаясь в тропку. До "Громовки" можно было добраться от ближайшего поселка на машине (как, видимо, и поступало большинство местных жителей), но от железнодорожной станции идти на порядок ближе. Да и транспорта у меня не было, а ловить частников рискованно - простоишь часок на дороге без толку, тебя и не подбросит никто. Времена нынче такие. Подлесок закончился и взору моему открылось заросшее сорняками поле. Дорога проходила почти по середине, в конце сворачивая в лес. Вдалеке над деревьями возвышалась старая водонапорная башня. Дождик усилился, прибивая тяжелыми каплями дорожную пыль. Вскоре тропка превратится в грязевое месиво. Я прибавил шаг, стараясь лишний раз не касаться высокой влажной травы на обочине - впрочем, кроссовки все равно успели промокнуть. Звуков практически не было слышно - птицы и полевые кузнечики молчали. Да и кто захочет петь в такую погоду? Большой уж с яркими желтыми пятнами на голове шустро скользнул с дороги в траву, напуганный моими шагами. Где-то далеко сверкнуло и тут же шарахнуло по ушам раскатом грома. Начинался ливень. Поле я пересек быстрым шагом минут за десять, успев окончательно промокнуть. При входе в лес и без того неприятный полумрак сгустился еще больше. А вот от дождя деревья над головой мало помогали. Недалеко от меня тоскливо заскрипела сосна, качаясь под порывами ветра. Шел я достаточно долго, пока впереди не замаячил свет. Деревья расступались и я увидел первый домик, обнесенный ветхим забором. Участок вокруг дома явно был обихожен - чистые, прополотые грядки, пышные ягодные кусты. На дождь я уже не обращал внимания, ибо дальше мокнуть было просто некуда. Сам же ливень не раздражал. В окошках горел свет. Я осторожно отворил калитку, прошел через участок и поднялся на крыльцо. Доски под ногами противно заскрипели. Звонка, конечно же, не было, так что пришлось стучать в ближайшее окно (стук в дверь в такую шумную погоду навряд ли кто-нибудь услышал бы). Через минуту занавеска в доме отодвинулась и на меня уставилась пара старушечьих глаз. Я указал рукой на дверь и шагнул обратно к крыльцу. Услышал шуршание, бряканье ключей, затем дверь тяжело отворилась. Хозяйка домика не стала меня ждать и ушла обратно в комнату. Удивительно, насколько простодушный народ. Вошел, поставил сумку и отряхнулся. В комнате послышались шаги. Низкорослая, коренастая бабулька в синем халате в цветочек появилась из дверного проема и окинула меня оценивающим взглядом. - Заблудился, что ли? - голос у старушки был скрипучий, неприятный. - Да вот под дождь попал, бабуль. Мне бы переждать, да обсохнуть немого. Да и вопрос один обсудить надо бы. - Надо так надо. Сымай одежу верхнюю и проходи, - бабулька весьма ловко развернулась и скрылась в комнате. Я скинул куртку, разулся и проследовал за хозяйкой дома. - Одежу на печь набрось. Убранство в доме было бедное. Впрочем, я другого от этой деревни и не ожидал. В тесной комнате помимо печки стоял стол да пара стульев, старый облезлый диванчик, видавший лучшие времена шкаф и старинный телевизор на тумбочке. Бабка уселась за стол и взяла в руки газету. - Наливай чай, чашка на подоконнике стоит. И выкладывай, что хотел. *** - Жить тут собрался значит, - бабка смотрела на меня поверх очков, потягивая чай из фарфоровой чашки. - Отчего тут? Здесь же нет ничего. Мы вот только последние года доживаем. Да и негде у нас. Домов пустых нет, а на постой тебя не возьмет никто. Дождь все еще барабанил по окнам, но уже значительно реже и слабее. Ливень заканчивался. Из открытой форточки тянуло приятной свежестью. Полумрак и не думал рассеиваться - на небе по-прежнему не было и одного светлого пятна. Где там солнце спряталось? - Место мне тут нравится, Варвара Семеновна - я улыбнулся. - Но дело не только в том, конечно. Здесь рядом есть место одно - бывший санаторий "Ясные Зори". Сколько он лет уже заброшен? - Так почитай годков двадцать уже. Было время, даже я там рабатывала. Хозяюшкой. - Если точно, то двадцать три. И вот, видите ли, есть у одного моего знакомого идея - восстановить это место. Трудов много, конечно, но это уже не мое дело. - Так ты то здесь зачем? - бабулька не сводила с моего лица взгляда. Казалось, она искренне заинтересована вопросом восстановления санатория. - А я тут, бабуль, для того, чтобы оценить состояние объекта. Что можно отремонтировать, что сносить. И тому подобные вопросы. Хотя, сдается мне, сносить придется все, слишком много времени прошло. Варвара Семеновна встала из-за стола, взяла чашки и сложила их на подоконнике. "Восстанавливать они собираются", - пробурчала под нос. - Есть тут дедок один, - не оборачиваясь прокряхтела старушка. - Как от меня выйдешь - через три дома по другой стороне улицы. Один живет, если деньги есть у тебя - возьмет на постой. Можешь прям сейчас сходить. Сняв теплую, но еще не просохшую куртку с печки, я попрощался и вышел в предбанник. Кроссовки, естественно, были мокрые вдрызг и надевать их опять совсем не хотелось. Повесил сумку на плечо и открыл дверь. Дождь совсем прекратился, лишь одинокие капли долетали до земли. Я поежился - было довольно прохладно. - Послушай мой совет, коли хочешь. - сказала Варвара Семеновна у меня за спиной. Она стояла на пороге, закутавшись в светло-серую шаль. - Не трогайте вы это место. И вам и нам счастья от того не будет. - Еще ничего не решено. Я только посмотреть приехал. Да не волнуйтесь вы так, хуже точно не будет. Варвара Семеновна смотрела на меня задумчиво, закусив губу. Затем сделала шаг назад и закрыла дверь. Щелкнул замок. *** Дорогу из-за дождя развезло окончательно. Я старался обходить громадные лужи и вязкую грязь, но все равно испачкал кроссовки, да и джинсам здорово досталось. И это при том, что идти до дома неизвестного мне дедка пришлось совсем не далеко. Его дом был побольше, да по новее жилища Варвары Семеновны. Совершенно точно можно было сказать, что ярко синий домик регулярно подкрашивают и вообще следят за его внешним видом. Забор, впрочем, был не в лучшем виде, но все равно не таким ветхим, как у моей знакомицы. Во дворе возвышались пышные яблони, ветки которых буквально ломились от маленьких пока плодов. В отличие от бабкиного дома здесь был звонок прямо на калитке. Я нажал на кнопку и оперся рукой о забор в ожидании. Минут пять ничего не происходило. Я уже собирался было вновь позвонить, но тут дверь дома открылась и на крыльцо вышел рослый дед с густой белой бородой, достигавшей ему до груди. Одет он был в вязаный свитер и безрукавку, на ногах латанные брюки и домашние тапки. Дед подошел ко мне и открыл калитку, которая и закрывалась то, оказывается, только лишь на щеколду. Руку протяни и... - Чем обязан? - поинтересовался дед. Ростом он был выше меня, глаза карие, выразительные. С таким не хотелось бы лишний раз ссориться. - Я от Варвары Семеновны. Говорят, у вас остановиться на время можно. Я заплачу, само собой. Дед выждал с минуту, затем быстро произнес: - Деньги покажь. Я открыл сумку, порылся в вещах и достал несколько купюр. Дед повеселел. Протянул мне руку. - Влас Пантелеич. Можешь просто Пантелеичем звать. - Александр. Можно просто Саша. - Санек, значит... Ну, проходи, Санек. Деньги опосля отдашь. Внутри дом Власа Пантелеевича оказался явно богаче, чем у бодрой старушки Варвары. Две комнаты, полы застланы коврами, мебели много. Телевизор, правда, тоже старенький. Над ним висели кустистые лосиные рога. Несколько настенных полок заставлены чучелами разных мелких тварей. Я встал посреди большой комнаты и уставился на одну из стен. - Ружье засек? - хмыкнул Пантелеич. Дед плюхнулся на диванчик и заложил руки за голову. - Чехова вспомнил? Не боись - это не выстрелит. Сломано. Так, для виду висит. Когда-то охотиться любил, вишь вон чучела стоят. Да сейчас возраст не тот. Поставив сумку на пол, я вновь бросил куртку на печь и присел на диван к деду. - Так на сколько остаться решил? - Пантелеич почесал в бороде. - Пока на недельку. Там видно будет. Дела есть в вашей местности, как закончу - так и съеду. - Дела значить... Сейчас прикину. Дед подумал немного и назвал совсем не большую сумму. Я отсчитал купюры и отдал Пантелеичу. Тот сунул деньги в карман, а одну купуру вернул мне. - Это дело отметить надо. К Петровне через дорогу сбегай, купи... хм... тогой-т... - Пантелеич характерным жестом щелкнул себе по шее средним пальцем. - Извините, конечно, только я не пью. - Молодежь... Ладно, сам схожу. И это, зови меня на ты, что за "выканье". Приду - обговорим, что за дела тут у тебя. Может помочь смогу. Дед вышел из комнаты. Хлопнула дверь. *** - Вот тут спать будешь. Комната все одно пустует. Если чай вскипятить или приготовить чего - так у меня печь есть. Хотя ты и не умеешь, небось, на печи то? Ладно, там разберешься. Туалет на улице, ясно дело... Умывальник там же. Воду в бочке возьмешь. Только потом отправлю на колодец, уж не обижайся. И спрашивай, ежели что. Экскурсия по дому заняла минут десять. Я бросил на кровать сумку, решив разобрать ее чуть позже. Переодеваться не было смысла, потому что я хотел сразу же осмотреть окрестности - все равно намокну. Дождя нет, так об траву... А куртка подсохла все же. Пантелеич усадил меня за стол и разлил по стаканам подозрительную мутную жидкость, купленную у некой Петровны. Я поморщился. Дед выпил из своего стакана, посмотрел на меня, скривился и выпил и из моего тоже. - Ты ж не пьешь... Я вот пью, куда без того. Скучно здесь, понимашь. Делать то нечего - свое отработал уже. Только и делов - за грядками следить, да пить. Да бывает за грибами сходишь. Во и все развлеченьица... Так что, говоришь, за дела то молодые у тебя? - Приехал на санаторий ваш местный посмотреть. Восстанавливать собираемся. Пантелеич поперхнулся. Откашлялся и залпом махнул содержимое стакана. - Интересно. Да... Санаторий, говоришь... А знаешь, Санек, что скажу? Не надо это. Не надо. - Да почему же? У вас тут и так цивилизации никакой, до ближайшего поселка нормального пешком не дойти. А тут у вас, глядишь, все появится - и магазины, и дороги хорошие. Дед встал, подошел к окну и задернул занавеску. Затем проделал то же самое с другим окном и сел обратно. Убрал стаканы и поставил бутылку под стол. - Не любим мы про это говорить, да, вижу, придется. Нехорошее тут место. Да какое нехорошее, бедовое место, как есть. Вы там сидите у себя в городах и не слышите ни о чем. Магазины, дороги... Так ведь не то важно. Ты, Санек, наверняка не знаешь, что тут у нас творится в последнее время. А у нас, Саня, люди исчезают. Так вот был человек, жил тут уж почитай полсотни лет и раз! Нету. И следов нету. Где человек - не знает никто. - Как же милиция? - А что, милиция? Приезжали из района, все облазали, все перетряхнули. Каждый дом вверх ногами поставили, леса прочесали. А народ как пропадал, так и пропадает. Сначала местные, а потом и пришлые исчезать стали. Участковый постоянно тут бывает, но толку никакого. Не сказать, что часто - но раз в год и пропадет кто-нибудь. И так давно. - Почему вы тут живете то до сих пор? - А что нам делать? Тут же старики одни остались. Ну отправят в дом престарелых. А нам что? И так жить недолго, так уж лучше на своей земле. Какое-то время мы сидели молча. Тишину нарушало только тиканье настенных часов. - И как же с этим санаторий связан? - слова у меня получились негромкими, почти шепот. Но Пантелеич, кажется, расслышал. - Так началось то когда это? Вот с закрытия "Зорей" и началось. И потом, тут люди пропадают, а ты хочешь сюда еще толпу привезти? Ладно мы то, старики, привыкли уже. В общем, мое слово - хочешь, сейчас ходи, смотри. Но не трогайте вы это место. - С закрытия двадцать три года прошло. Это ж сколько у вас человек пропало? - Ну, в первое время реже, чем раз в год пропадали. Это только последние лет десять... А так - человек пятнадцать исчезли. Местные и приезжие. Милиция за голову хватается, да поделать ничего не может. Тут, бывало, такой шухер наводили, а все без результата. - Ладно, Пантелеич. Я подумаю. Еще что хотел спросить - у вас тут телефон есть? - Есть. Один. К Михалычу зайди, он у дальнего края живет. В "Зори" проводили когда и нам один поставили. На всякий случай. *** Телефонный аппарат был, конечно же, очень старый, дисковый. Грузный усатый Михалыч строго наказал говорить быстро, потому что "связь дорогая нынче". Я сунул ему в руки купюру и попросил выйти за дверь. Глаза Михалыча радостно сверкнули и он тут же вышел на улицу. К Петровне пошел, не иначе. Я набрал номер. В трубке раздались гудки. "Копейкин на проводе", - послышалось. - Это Полозов. - А, Сашка, ты уже. Как там у тебя? - Нормально, обустроился. Место нехорошее тут, Кузьма. В трубке вздохнули. - Да я так и думал. Разберешься? - Попробую. - Давай, давай. Звони, если что. Сам знаешь, раз уж господа милицейские не справляются, тут только на нас надежда. А пятнадцать пропаж - это не шутки. Тут уже не маньяк какой орудует. Тут уж куда похуже... Глава 2
Я сидел на поваленном дереве и обдумывал полученную информацию. Сразу после связи с начальством, я устроил себе небольшую экскурсию по Громовке. В деревне было тридцать два двора, правда, скорее всего не все жилые. На улице мне на встречу попадались в основном старики, лишь однажды встретил парня лет двадцати. И тишина. Такая тишина вокруг, будто деревня и вымерла вовсе. Машин у местных было целых две. Причем одна даже рабочая. Старенькая светло-зеленая 'копейка' стояла под деревянным навесом во дворе все того же Михалыча, который исполнял роль деревенского старосты. А как же иначе, когда ты один владеешь такими богатствами, как машина и телефон? Впрочем, звонить населению было некуда, да и ездить особо желания не было. Была в Громовке и собственная церковь. И вот тут точно - была. Небольшое белое здание потихоньку догнивало на границе восточной части поселения. От купола остался только металлический остов, краска обваливалась, двор напрочь зарос невысокими березками и лебедой. Никому до бывшей церкви дела не было. Получив от меня еще одну купюру, Михалыч согласился подвезти в ближайший цивилизованный поселок. 'Копейка' долго не хотела заводиться, но, к счастью, через двадцать минут мучений все же заурчала мотором. Мы выехали по разбитой дороге из Громовки и направились по пути, противоположному тому, по которому я пришел сегодня утром. Машина периодически глохла, что поначалу сильно меня раздражало. Минут через десять мы добрались до шибко ухабистой дороги, что вела через поле, и, подпрыгивая на каждой кочке, я совсем забыл про проблемы с мотором. Погода постепенно налаживалась. Тонкие солнечные лучи пробивались сквозь серое полотно пасмурного неба, приятно согревая. Где-то в поле щебетала птица-чечевица. 'Чечевицу видел?' - раз за разом вопрошала она. Спустя полчаса мы выехали на более менее ровную дорогу, а еще через пять минут достигли указателя с надписью 'Алексеевское'. Михлалыч высадил меня в центре поселка и пообещал дождаться. Я заверил своего нового знакомца, что дел в поселке у меня немного, и что вернусь достаточно быстро. Михалычу ждать меня явно не хотелось, но что не поделаешь ради заслуженного вознаграждения. Отойдя метров на сто от 'громовца', я завернул за угол двухэтажного кирпичного дома, обошел его вокруг и, стараясь остаться незамеченным, двинулся в обратную сторону. Скрываясь за стенами домов, я миновал Михалыча и направился к месту, отмеченному мной по пути. Местное отделение милиции располагалось в неприметном кирпичном здании. Дверь настежь открыта и зафиксирована цветочным горшком. Прямиком к стенам примыкал небольшой, огороженный синим деревянным заборчиком, садик с цветами и ягодными кустами. Высокий парень в милицейской форме поливал лилии из пластиковой лейки. Фуражку он повесил на один из колышков забора. - День добрый, - от звука моего голоса милиционер вздрогнул и обернулся. - Как мне поговорить с майором Матвеевым? - А вы, собственно, по какому вопросу? - Милиционер поставил лейку на землю и нацепил на голову фуражку. Я залез в карман куртки и достал удостоверение в красных корочках. Показал собеседнику. - Вопрос чрезвычайной важности. - Так бы сразу... Пойдемте за мной. Милиционер (старший сержант, как оказалось) перешагнул через заборчик и скрылся в здании. В Алексеевском отделе милиции было отчего-то душно. Сидящий за массивным письменным столом дежурный откровенно дремал. При нашем появлении он встрепенулся, но, сообразив, что никто важный не пришел, устроился в кресле поудобнее и закрыл глаза. Старший сержант подошел к двери с табличкой 'М. М. Матвеев', постучал и, не дожидаясь приглашения, вошел в кабинет. Майор Матвеев сидел за столом и читал газету. Лет под шестьдесят, уже полностью седой, он производил впечатление этакого 'доброго дедушки'. - Вот ты глянь-ка, Руденко, - майор пальцами правой руки шлепнул по странице газеты. - Опять сахар дорожает, говорят. А мы тут копейки какие-то получаем... Старший сержант Руденко демонстративно кашлянул. Матвеев поднял глаза, посмотрел на нас и отложил газету в сторону. Снял очки, сложил руки на столе. - В чем дело? - Тут к вам товарищ из прокуратуры, - Руденко указал рукой на меня, словно в комнате был кто-то еще. - А я пойду. - Иди-иди. А вы проходите, садитесь, - майор сделал приглашающий жест. Руденко вышел, закрыв дверь в кабинет. Я сел напротив Матвеева и показал ему удостоверение. Тот кивнул. - Матвей Матвеевич, - майор протянул руку. - Матвеев. - Александр Владимирович Полозов, - рукопожатие. - Я к вам по 'громовскому делу'. У вас ведь недавно опять рецидив? - Да-да, опять... - майор вздохнул. Встал, подошел к шкафу и достал из него толстую папку. - Вот, тут все. Знаете, за двадцать три года я уже привык. Каждый раз одно и то же. Спрашивайте. - Да начните прямо с начала. Введите в курс дела, так сказать. - Что тут рассказывать? Люди исчезают. Сейчас вот каждый год. За все время ни единого следочка, ни одной зацепочки. Хоть выгоняй оттуда всех жителей и все... Да только не решит это проблемы. Конечно, люди и раньше пропадали. И не только тут. То старушка в лес уйдет и не вернется, то рыбак пропадет. Но это обычное дело - старушку инфаркт хватил, упала где-то в лесу, вот и не найти. Рыбак утонул, снесло течением - и ищи свищи. Но в Громовке все по-другому. Исчезают прямо из дому. Никто ничего не видел, ничего не слышал. Дом закрыт, вещи на месте, человека нет. И так каждый год. Только и ждем очередного звонка с сообщением о пропаже. - Помощь не запрашивали? - Запрашивали. Полностью весь лес прошли. Дома у местных проверили. Дальше сами понимаете. Ничего. Даже санаторий старый по кирпичу перевернули. Да вы читайте, там есть все. - Что по последнему случаю? Майор достал из ящика стола чашку и налил в нее из металлического чайника, что стоял на тумбочке. - Чаю не хотите? С мятой заварен. Руденко у нас может... Нет? Ну ладно. В последний раз пропала приезжая. Мария Артемьева, двадцать пять лет, третьего июня приехала к друзьям в Алексеевское, заплутала. Остановилась в Громовке у местного. Утром пропала. У друзей не появилась, дома тоже. Обшарили опять всю деревню - результат ясен. Не знаю я, что мне с этим делать. - У кого пропавшая останавливалась? - я закрыл папку с делом и пододвинул ее к майору. - Сейчас-сейчас... Вот! Некая гражданка Шерстинина Клавдия Петровна, семьдесят четыре года от роду. Адрес сказать не могу, у них там никакого порядка нет. Бабка раньше привлекалась за самогоноварение. Да и сейчас наверняка промышляет, только местные ее не выдадут. - Ладно, спасибо и на том. Может, еще зайду чуть позже, - вновь обмен рукопожатием. - И, напоследок, можно личный вопрос? - Да я знаю, о чем вы спросите, - Матвеев нахмурился. - Не знаю, почему меня так родители назвали. Детдомовский я. - Извините. - Да ладно, - Матвей Матвеевич махнул рукой. - Не вы первый, не вы последний. *** Михалыч дремал, развалившись на передних сиденьях. Я постучал в боковое стекло. Громовец потянулся и открыл дверь. - Разморило что-то. Обратно едем? Я кивнул и устроился на пассажирском месте. В этот раз 'копейка' завелась сразу и мы вскоре выехали из Алексеевского. Глядя на зевающего Михалыча, меня тоже потянуло в сон. Незаметно для себя я заснул, а пробудился уже на въезде в Громовку, после того как машина подпрыгнула на особо высокой кочке. Пантелеич сидел на лавке под яблоней во дворе дома и курил нечто похожее на самокрутку. Увидав меня, он заулыбался и жестом предложил присесть. - Ну что, нагулялси? - старик подмигнул и выпустил изо рта клуб желтоватого дыма. Пантелеич, а где у вас Петровна живет? - поинтересовался я. - Это ты хороший вопрос задаешь. Я, дурак то старый, зря тебе проболтался про нее, да поздно уже. Да и ты парень нормальный, так посмотреть, - Пантелеич замолчал и затянулся самокруткой. Выдохнул, улыбнулся и щелчком отправил бычок в полет. - Через дом от Михалыча живет. Под его присмотром, так сказать. Ток ты это, осторожнее. Напьешси, потом ищи тебя. Хотя, ты ж не пьешь. Несколько минут мы сидели молча. Над головой тихонько шелестели яблоневые листья, до ноздрей доходил вкусный аромат мяты. - Не ходил? Пантелеич смотрел куда то вдаль. Полы его безрукавки легонько подрагивали на ветерке. - Ты о чем? - В санаторий, - cтарик повернулся ко мне. - Не ходил? - Нет пока. - И не ходи, - Пантелеич встал и направился ко входу в дом. - Возвращайся не позже девяти. А то дверь закрою, будешь на крыльце ночевать. *** Из трубы дома Петровны поднимался характерный дымок. Пахло неизвестно чем. Я постучал в дверь и огляделся. Двор у старушки зарос, видимо кроме самогоноварения Петровна давно ничем не занималась. - Жаходи, шего как не родной! - раздался приглушенный возглас из дома. Я вошел внутрь и поморщился - неприятный запах многократно усилился. Высокая худощавая женщина в фартуке выбежала ко мне на встречу. В ее руках была бутыль с мутной жидкостью. - Ты от Пантелеиша штоль? - прошепелявила бабка. В деревнях информация разлетается с удивительной скоростью. - От него. Можно войти? - Ну проходи, коль хошешь. Токма больше двух все одно не дам, - Петровна скользнула в комнату. В доме было душно. От приторного запаха мне становилось нехорошо, голова начала кружиться. Что она тут варит? В комнате бабки уже не оказалось. Я присел на диванчик и стал ждать. В доме было темно, окна занавешены. Обстановка вполне обычная, кроме... И тут меня осенило. Дома Варвары Семеновны, Пантелеича, Михалыча и Петровны были разными, но одна деталь точно была общей. Как же сразу не заметил? Петровна появилась из-за полосатой ширмочки, неся в руках две бутылки. Поставила их на стол. - Жа шанаторий браться решили? Так и жнала, што приедете. Токма нам он ни к шему. Так швоему нашальству и шкажите, - перешла в наступление бабка. - Я знаю, Пантелеич уже рассказал. Подумаем, может, и не будем строить. - Вот и хорошо, вот и ладненько, - оттаяла Петровна. - А то зашем он нам тут нужон? Понаедут, жизни от них никакой не будет. - Пантелеич говорит, недавно прямо у вас кто-то пропал? Улыбка сошла с лица старушки. Она сняла фартук, вытерла им пот со лба и присела рядом со мной. - Жря он. Но раж уж скажал... Была тут девошка одна. Машей жвали. Жаплутала, бедняжка. Я приютила, а она ш утреца то и того... Была девка, да шплыла. Да и ты тут долго не задерживайша. Чаще ража в год не бывает, да кто ж его жнает то... - Спасибо, Клавдия Петровна, - при этих словах старушка отчего-то вздрогнула и окинула меня каким-то оценивающим взглядом. Будто только что в первый раз увидела. Я встал и направился к выходу. - Куда? - раздалось из-за спины удивленное. - Так к Пантелеичу... - Товар то? Товар брать будем? *** К Пантелеичу я вернулся с двумя бутылями в руках, чему старик несказанно обрадовался. Тут же почал одну бутылку. - Вот ты, Санек, говоришь, 'не пью', - поучительно начал дед, жуя бутерброд с колбасой. - А отчего же не выпить? Вот я стакашку опрокинул и хорошо. А ты вон весь хмурый сидишь. Я сидел на диване и читал газету 'Алексеевский вестник'. Номер был удивительно скучный, но заняться больше было не чем. За полчаса я узнал, что некий Семен Макарович Деревянко приобрел новую модель трактора, и что в целом по району возрос процент рождаемости по сравнению с прошлым годом. И сахар, действительно, подорожал. - Скучно, Влас Пантелеич. - А ты что хотел? Чай не город тут у нас, развлеченьев нема. Сходил к Петровне за бутылкой - вот тебе и вся радость на день. На ка, попробуй хоть, не обижай старика. Дед протянул мне стакан с пойлом Петровны. Я вздохнул и сделал неуверенный глоток. Вкус был мерзкий. - Гадость ваша Петровна делает. Спасибо, и без этого обойдусь. Влас Пантелеич, я тут спросить хочу... - Да перестань ты меня по имени отчеству кликать. Сказал же - Пантелеич, значит Пантелеич. - Хорошо, Пантелеич. Давно вы церковь то забросили? Старик сощурился. Хмыкнул, дожевал бутерброд, начал нарезать колбасу. - Да как санаторий забросили. Батюшка Никодим был первым, кто у нас пропал, - Пантелеич соорудил себе несколько новых бутербродов, один протянул мне. Я кивнул и взял хлеб с колбасой. - Вот видишь опять к чему клоню? Все из-за санатория этого. Потому и говорю - не ходи. - Все равно пойду же. Для того сюда и приехал, не могу же начальству сказать, что не выполнил работу из-за местных суеверий? Уволят тут же. - И ничего ты, Санек, не понял. Суеверия... Сказано ж тебе - люди пропадают. Иль не веришь? - Не в этом дело. Верю, только идти все равно придется. - Да мне то все равно. Тебя только, молодого дурака, жалко. Зря пропадешь ведь, случись чего. Делай как знаешь, только мне потом не жалуйся. *** Разделся и лег на кровать. Джинсы застирал в бочке во дворе и оставил сушиться там же. Кроссовки сохли на печке. Из куртки что-то выпало. Корочки мои. Я поднял удостоверение, раскрыл и усмехнулся. Младший советник юстиции Полозов Александр Владимирович. Никогда не любил пользоваться этой штукой. Хотя по службе и проходилось частенько. Обман - он и есть обман, даже ради благого дела. Нет, удостоверение было совершенно подлинным. И я официально числился в данном чине. Но вот только ни в какой прокуратуре я не работал даже и дня. Люди же моей профессии удостоверений не носили. Я сунул корочки обратно в карман и повесил куртку на спинку стула. Выключил свет и лег спать. Сон пришел быстро. А ночью меня разбудил протяжный и громкий вой за окном, раскатами проносящийся по окрестностям небольшой деревеньки под названием 'Громовка'. Глава 3
Вскочив с постели, я метнулся к окну. Улицу было довольно хорошо видно, луна светила очень ярко, а небо на удивление стало чистым. Яростно трещали кузнечики и сверчки, где в отдалении летали светляки. Я уже чуть было не подумал, что странный звук мне приснился, как вой раздался снова. Волк? Не похоже. У меня не было опыта в прослушивании ночных волчьих песен, но отчего-то была уверенность, что серые тут вообще не при чем. Я выскочил из комнаты, наспех набрасывая куртку. Чуть не столкнулся лоб в лоб с Пантелеичем. Старик, казалось, спать и не ложился - все так же был в обычной одежде и сна ни в одном глазу. - Спать иди. Угомонится скоро, - Пантелеич остановил меня протянутой рукой и аккуратно стал разворачивать назад. - Что это было то? - Утром расскажу. Спи, - тут Пантелеич нахмурился и произнес раздраженно, - Ты же не веришь мне все равно, зачем тебе знать? Вот и спи спокойно. Я уперся в дверной косяк и обернулся. Дед уставился на меня удивленно. - Нет уж, в такой обстановке все равно не засну. Если здесь волки стаями обитают, то строить мы точно ничего не будем. Так что не злись, лучше объясни. Пантелеич миг колебался. Затем нехотя кивнул, махнул мне рукой и направился к входной двери. Снаружи было прохладно. Я стащил джинсы с бельевой веревки и быстро напялил на себя. Кроссовки из дома захватить забыл, стоял в одних домашних тапках Пантелеича. - Не шуми. Нам ни к чему, - дед медленно подошел к калитке и поманил меня за собой. - Иди следом, только тихо. Вперед не высовывайся. Мы вышли со двора и пересекли центральную деревенскую улицу. Пантелеич какими-то переулками провел меня до лесной опушки и скрылся за деревьями. - За мной давай, чего встал? - зашептал старик откуда-то из-за поросли молодых елочек. Прошли по лесу еще метров сто, пока не добрались до заросшей дороги. Вой все это время периодически повторялся, становясь все громче и громче. Очевидно, что мы приближались к источнику звука. Пантелеич плюхнулся в траву у обочины дороги. Махнул рукой мне. Пришлось последовать его примеру и лечь прямо на землю. Куртка мигом промокла. - Сейчас смотри направо, вдоль дороги. Только головы не подымай, да не шуми. Я осторожно подтянулся на локтях и повернул голову направо. Дорога ярко освещалась практически полной луной, так что видно было прекрасно. Метрах в трехстах от нас я разглядел ворота и часть забора - видимо въезд в 'Ясные Зори'. А перед воротами на земле сидел человек.