Тёмная Девочка : другие произведения.

Летние грозы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 1.38*38  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    We've cried in the darkness, laughed in the sun We've come full circle and we've just begun - Dolly Parton - Full Circle

  Наверное, с детства у всех в подсознание вбивается одна вечная ассоциация, которая так или иначе остается на всю жизнь. Скажите мне, с чем у вас ассоциируется лето? Если я скажу, что с тремя месяцами жаркой, пленительной свободы, обязательно наполненной приключениями, это же будет правдой?..
  В детстве я, в отличие от всех, не любила лето. Сейчас, впрочем, тоже - но это не так важно, ведь рассказ не об этом.
  В начале каждого лета, сразу после завершения учебного года, мои родители везли меня на дачу. Я неизменно каждый раз спрашивала "Почему?", а мне также неизменно отвечали, что "там чистый воздух, замечательная природа без городского шума и все свое, с грядки". И вот, в то время как мои одноклассники весело играли между собой и дома появлялись только на ночь, я послушно помогала маме с грядками, тихонько играла с куклой на террасе или отправлялась в лес ловить лягушек и ящериц. Одна - потому что детей моего возраста не было: все были или слишком взрослыми, или, напротив, еще совсем маленькими. Старшие меня в свои игры не брали, а с малышами мне самой было неинтересно.
  Итак, каждый год я считала три месяца своей жизни безвозвратно потерянными и время это искренне ненавидела. Три месяца! Маленькой наивной пятиклашке они кажутся вечностью, а значит - каждый год я целую вечность проводила в одиночестве. Так должно было случиться и в этот раз - когда рассерженный папа на машине вез меня в нелюбимое место на уже привычную "вечность", а я, зареванная, несчастно всхлипывала на заднем сидении.
  Солнце палило нещадно, в машине было душно, а слезы отнимали много сил. Поэтому совсем скоро плакать я перестала, не забывая, впрочем, показательно дуться. Папа тоже уже давно смягчился, ежеминутно называя меня то "рыбонькой", то "птичкой", то "котенком". Наверное, выгружая чуть позже свои вещи из машины, я даже смирилась с этим очередным принудительным заключением и разрывом с верными приятелями на эту детскую летнюю "вечность", но тут случилось чудо. Самое-самое настоящее, пусть и несколько обыденное - в лице новенькой соседской девочки, приведенной мамой в мою комнату.
  В детстве мы частенько делаем себе кумиров, особенно из детей старше нас. Или из тех, у кого есть то, чего нет у нас. Вот, у Наташки из соседнего подъезда - самый настоящий кролик дома живет! И толпа малышей из начальных классов с трепетом ожидает ее торжественного выхода на детскую площадку - с кроличьей клеткой в руках. И лебезят, подлизываются к ней - только бы быть удостоенными чести погладить столь желанную зверушку. Или - покормить одуванчиками, трепетно сорванными на краю этого игрового поля. А не будь у нее этого кролика - никто бы и не взглянул на нее, такую разбалованную и капризную.
  Катя была старше меня на несколько лет. И дома у нее жил - что там тот кролик! - самый настоящий кот! У моей бабушки тоже был кот в деревне, но совсем не такой - злой и облезлый. Поэтому я его боялась. А Катин кот был совсем другой - такой ухоженный и ласковый, и так смешно урчал, забравшись ко мне на колени...
  Но, как ни странно, ни ее возраст, ни даже этот чудный кот почему-то так и не сделали ее моим кумиром. Для меня Катя всегда была просто Катей - такой же несчастной девочкой, как и я, которую тоже начали увозить из цивилизованного мира на положенную "вечность".
  Мы очень быстро сдружились - ведь идеально друг другу подходили: я была достаточно развитой девочкой и могла поддержать даже очень серьезный разговор, но все же больше любила слушать. А Катя - очень любила и умела рассказывать. Много чего - от смешных историй про ее одноклассников до захватывающих, волшебных сказок про чудовищ и принцев.
  Поэтому нашу общую, принудительную "вечность" мы проводили вместе.
  Знаете ли вы, какая гроза летом? Когда целый день парит, и земля нагревается просто до обожженных пяток; когда сами тучи наливаются свинцовой тяжестью и медленно темнеют, затягивают солнце, и становится пасмурно, но все равно тепло. А чуть позже, когда эта самая тяжесть достигнет своего апогея - раздаются в горячем воздухе первые, далекие рассказы грома, и еще сухие тучи пронзают длинные изломанные молнии. И вот, через несколько минут, на раскаленную землю неторопливо - я бы даже сказала основательно - падают первые крупные прохладные капли. Все быстрее и быстрее, все больше и больше - пока, наконец, тучи не разрождаются величественным летним ливнем. Все это, как правило, случается вечером - и может продлиться всю ночь.
  Именно таким "парящим" вечером мы с Катей прогуливались вдоль поля, рядом с государственными фермерскими владениями, достаточно далеко от наших дач. И как-то упустили тот момент, когда следовало бы бежать домой - тот самый, когда гром уже прогремел, но дождь еще не начинался.
  За каких-то пару минут мы успели промокнуть до нитки. Я растерянно пыталась закрыться руками от льющейся с неба воды, как вдруг Катя схватила меня за руку и потащила в сторону ферм. Мы очень быстро успели добежать до вожделенного укрытия - хотя я сначала даже и не поняла, что мы спасены: просто бежала за подругой, не глядя на дорогу. И теперь подняла голову, осматривая огромную постройку, в которую мы забежали.
  Это был сеновал. Не такой, как у бабушек и дедушек в деревне, а с полукруглыми металлическими стенами, плавно переходящими в такую же полукруглую крышу. Со сломанными дверями - точнее сказать, самыми настоящими воротами; точно такие же виднелись в далеком противоположном конце. Площадь постройки была воистину огромна даже для взрослого, не говоря уже о маленьких детях. Забита она была больше чем наполовину - теми круглыми стожками, которые выплевывают сельскохозяйственные машины, и при всем этом ее потолок оставался так же высок и недоступен. Даже если вскарабкаться на самый высокий стожок - не дотянуться и кончиками пальцев.
  Мы забрались в сено и замолкли, устраиваясь поудобнее. Капли дождя хлестали по металлической крыше, в сухой траве тихонько шуршали мыши, и было очень уютно лежать в почему-то теплом сене. Меня клонило в сон; я подползла ближе к Кате и, взяв ее за ладошку, примостилась рядышком - одной засыпать было страшно.
  Это было удивительное время. И удивительное место, случайно найденное нами. Оно стало "нашим" - таким, которое бывает только у детей. Каждый вечер мы бегали туда - и однажды нам посчастливилось вновь переждать там такой же летний дождь, вновь испытать это сладкое томление где-то внутри. Там мы рассказывали друг другу самые потаенные мысли и чувства, а, случалось, и события - те самые, которые хочется забыть, стереть из памяти, за которые мучительно стыдно и обидно. Рассказывали - и становилось легче, свободнее. Как в поговорке - "камень с души свалился". Раз за разом.
  Там же произошел и детский, невинный поцелуй - простой "чмок", но, пожалуй, значащий гораздо больше, чем страстные взрослые поцелуи. "А следующим летом ты приедешь?" - "Конечно приеду!" - "Тогда снова будем вместе гулять!.."
  Но - мы предполагаем, а Бог располагает. Пару лет эта "вечность" была для нас самым любимым временем, и целый учебный год мы, как и многие дети, мечтали о ней. Но потом все закончилось. И я, тогда уже учащаяся седьмого класса, наивно пыталась изменить текущее, испытать те самые чувства и вернуть это время - тот летний вечер с тем самым летним дождем. Я верила, что у меня все выйдет - ведь чем я хуже той пятиклашки, которая там когда-то была? И для всего этого достаточно просто снова оказаться там, в "нашем" месте.
  Я долго сидела там, слушая дождь...
  Не буду лишний раз говорить, что у меня ничего не вышло. Мы все-таки не в силах вернуть прошлое - возвратиться в детство, прожить заново счастливые дни. В конце концов, нам и так дана способность вспоминать - а это почти то же самое. Но мне, разгоряченному подростку, этого было мало - я возомнила себя кем-то, способным вернуть само время, и испытала первое недетское разочарование, когда ничего не почувствовала, хоть и решилась прийти на старое место. А ведь все было, как раньше - и сеновал, и металлические стены-потолок, и шуршащие мыши, и капли дождя, тревожащие тишину. Наверное, не почувствовала потому, что Кати не было - она случайно забеременела и так же случайно вышла замуж. За того самого, случайного.
  И больше никогда не приезжала.
  С тех пор я ни разу не ходила на "наш" сеновал. И попыталась стереть из памяти одинокий вечер - не хотелось, чтобы он затмевал ту самую нашу драгоценную "вечность".
  Эту первую, далекую и поэтому полузабытую первую любовь я всегда невольно трепетно вспоминаю теплыми летними вечерами, когда в отдалении гремит гроза, а из тяжелых темноватых туч льется на раскаленную землю вода. Ведь свою сократившуюся втрое "вечность" я даже сейчас целиком провожу в этих местах, навевающих самые ненавистные и самые любимые мной воспоминания.
  Миранда 2006-2007
  
  В Нью-Йорке сухой октябрь и совсем не чувствуется приближение зимы. Окна в спальне нараспашку. Раннее утро, и сюда почти не долетает суета пробуждающегося города, слышен только шелест листвы в парке. Ты сидишь на подоконнике, крутишь кольцо на безымянном пальце. Еще один октябрь, еще одна годовщина. А ты снова здесь, снова не смогла вырваться: истерики Ирва, претензии Стивена.
  А в Лондоне ливень уже которые сутки, и низкое небо цепляется за Биг-Бен, шпили Парламента и тонущие в нем современные небоскребы. И не ты, а Арон, старик-смотритель небольшого кладбища при церкви Христа, принесет цветы - букет голубых незабудок. Ты думала - время притупит боль и другие люди заполнят пустоту в душе, но даже появление твоих девочек не смогло залечить рану, которую оставила она. Забавно, получается, она была единственным человеком, которого ты любила в своей жизни... до сих пор любишь. Снимаешь кольцо. Все твои мужья постоянно задавали вопрос: почему ты носишь это кольцо, надевая подаренные ими обручальные кольца на другую руку? Ты не отвечала, не обращая внимания на их обиды и недовольство. Тебе было все равно. Кольцо простое - тонкая полоска золота, замкнувшая ее жизнь на твоей руке, с гравировкой на внутренней стороне: "You are my affinity". Улыбаешься с грустью: "My affinity". Да, твоя... только твоя. Ненормальная девчонка-фотограф, заполнившая твой мир, изменившая тебя, чтобы в конце навсегда оставить одну.
  Будильник заводит свою незамысловатую трель. Пять утра - пора вставать, хоть ты еще даже не ложилась.
  Твоя массажистка подвернула ногу. Почему-то ты уверена, что она просто симулирует. Рой опять испортил твой "сюрприз" для сотрудников смской, ты видела, как он судорожно набивал ее на светофоре. Кто платит ему деньги? Правда, порой тебе кажется, что твой персонал скидывается ему, чтобы он заранее предупреждал их о твоем раннем, внезапном, появлении. Сегодня у тебя нет настроения быть сукой. Ты вообще не хочешь быть здесь. Снова и снова подавляешь острое желание взять билет до Лондона, но... слишком много дел. Твое чутье говорит, что Равиц готовится нанести тебе удар; ты должна разгадать его планы и контратаковать. Пока ты дышишь, этот лысеющий коротышка с большим эго не отберет у тебя "Подиум". Твою империю. Твое детище. Слишком много сил ты потратила, чтобы достичь всего этого. Делала это ради нее, для нее. Ты ведь не могла разочаровать свою взбалмошную девчонку-фотографа.
  
  - Они поклоняются ей. Боготворят.
  - Мириам, поверь мне, пройдет время, и для мира моды ты станешь иконой, и все дизайнеры, фотографы, художники, модельеры - все будут целовать землю, по которой ты ходишь.
  
  С какой уверенностью она тогда говорила это! Она верила в тебя. И ты надеешься, что не разочаровала ее.
  Как только въезжаете в центр, машина тут же встает в плотном потоке. Рой нервно поглядывает на тебя в зеркало заднего вида. Вопросительно изгибаешь бровь.
  - Еще максимум десять минут, Миранда.
  Отмахиваешься от него. Хоть бесконечность - сегодня ты никуда не торопишься. Смотришь в окно на лениво ползущие машины - пешеходы и те двигаются быстрее. В недрах сумки оживает мобильник. Ты ждала этого звонка.
  - Да? - говоришь очень тихо. Ты полностью доверяешь своему водителю, но некоторые вещи ему просто не следует знать: - Да, мистер Ковган, в этом году снова не получилось. Дела. Я знаю, всего не переделаешь. Я обязательно приеду. Постараюсь поскорее. Да, как всегда, голубые незабудки. Вы спрашиваете каждый год, - тепло улыбаешься. Да, он спрашивает, а ты отвечаешь. Голубые незабудки. Она любила эти простые полевые цветы и научила тебя любить их. И каждый год ими ты говоришь: "Я тебя не забывала".
  Рой останавливает машину у издательства "Элиас Кларк".
  - Хорошего дня, Миранда.
  Киваешь в ответ. Когда у тебя были хорошие дни?
  Эмили опять только чудом вписывается в поворот, на всех порах несясь встретить тебя у лифта. Окидываешь быстрым взглядом. Она, кажется, стала еще тоньше. Этой девушке надо больше есть, а то скоро ее будет сдувать даже под кондиционером. На автомате начинаешь диктовать список дел на день. В приемной, скинув пальто и сумку на ее письменный стол, замечаешь кого-то на месте второй помощницы. На секунду тебе кажется, что ты видишь призрак. Видимо, сегодня просто такой день...
  - Кто это? - не успеваешь разглядеть девушку, прежде чем Эмили закрывает тебе обзор.
  - Никто.
  Заходишь в кабинет, но что-то не дает покоя. Эта девушка в приемной. Эмили следует за тобой, что-то бубня про съемки, эскизы, и мешает сосредоточиться.
  - У отдела кадров извращенное чувство юмора. Я поговорила с ней, она нам совершенно не подходит...
  - Эмили! - кажется, у тебя уже начинается мигрень. Когда-нибудь ты доведешь ее до нервного срыва и с чистой совестью отправишь в отпуск.
  - Последние две кандидатки, что вы отобрали, не протянули и недели! Я хочу с ней поговорить. Сама, - пресекаешь все возможные возражения.
  Когда девушка заходит в твой кабинет, чувствуешь, как принимаются дрожать руки. Тянешься к очкам и начинаешь их протирать, судорожно, почти нервно. Не может быть! На тебя смотрит она; одно лицо, словно сквозь годы она вернулась к тебе. Она что-то говорит, но ты почти не улавливаешь смысла, улавливаешь только имя.
  - Здравствуйте, мое имя Андреа Сакс, но все зовут меня Энди.
  Энди...
  
  - Что это за имя такое - Энди? Разве оно не мужское?
  - Ну, родители ждали мальчика. Тем более, это сокращение.
  - А полное?
  - Андреа.
  - Андреа... Так мне нравится гораздо больше.
  
  Девушка еще что-то говорит, а ты по-прежнему не слышишь ни слова. С опозданием понимаешь, что она замолчала и смотрит на тебя, ждет твой реакции, хоть какой-нибудь.
  - Это все, - переводишь взгляд на альбом с фотографиями на столе. В мыслях хаос, внутри все дрожит. Такого не может быть! Так не бывает! Ты смотришь на фотографии, но ничего не видишь. Когда она уходит, ты быстро достаешь из ящика стола старый номер лондонского "Подиума" за 1980 год. С легкостью находишь фотографии. Сбоку мелким шрифтом имена моделей, предметы одежды и имя фотографа. Энди Сакс.
  - Эмили! - секунда, и твоя первая помощница уже стоит перед тобой, готовая исполнить любой приказ.
  - Скажи второй помощнице - завтра в шесть. Это все, - мысленно считаешь секунды - через сколько до нее дойдет. На пятой. Прогресс. Когда Эмили пулей вылетает из твоего кабинета, появляется Найджел с еще одним альбомом фотографий.
  - Это была новая девушка, которую я видел в приемной ранее?
  - Да.
  - Не стандарт.
  - Умная.
  Он кладет перед тобой альбом.
  - Когда ты покажешь мне что-нибудь приличное?
  Он вздыхает. У него нет ничего лучше. Это лучшее, он был уверен в этом. Но для тебя это лишь "неплохо".
  
  - Энди, это уже двадцать пятая! Я устала. Хоть одна, но будет хорошая!
  - Они все хорошие, я ищу совершенства. Моя босс в Нью-Йорке всегда требовала совершенства! Оно достижимо, главное - приложить усилия.
  
  Ты уничтожила все свои юношеские снимки, кроме тех, что делала она. Они действительно были совершенны. Ты хранишь их дома в отдельном альбоме.
  
  Ты наблюдаешь за девушкой каждый день, смотришь, как она пытается вписаться в этот чуждый ей мир. Проверяешь ее возможности. Испытываешь. Доводишь до предела. Новенькая умна, это невозможно не признать, но она не раскрывает свой потенциал. И ты не можешь понять, почему. Она способна на большее! Когда прошел первый шок, ты почему-то сразу безоговорочно поверила - это она. Она. Потому что не может быть двух людей, так похожих друг на друга, и с одним именем. Они могли бы быть близняшками, как твои девочки, если бы между ними не было пропасти в двадцать восемь лет. Она ведь почти такая же, но другая. Наивнее, что ли.
  В Майами ураган. Ты ненавидишь этот город. А в Нью-Йорке у твоих девочек выступление, которое ты снова пропускаешь. Не сомневаешься, что их папочка тоже не явится. Ты знаешь: они спокойно относятся к тому, когда ты не приходишь, говорят, что понимают, но ты не можешь снова и снова так их разочаровывать. Рассудком понимая, какая это блажь, спускаешь собак на нее - в надежде, что ей все-таки удастся переправить тебя в Нью-Йорк. Ты портишь настроение себе и срываешь ее вечер с отцом, но ничего не можешь поделать. Ты ненавидишь шторм, а ее голос действует на тебя успокаивающе. За окном вспышка молнии озаряет гнущиеся под порывами ветра пальмы. Вздрагиваешь.
  - Андреа, найдите мне рейс!
  - Миранда, но воздушное сообщение прекращено...
  - Это все, - не даешь ей договорить, с силой захлопываешь телефон и швыряешь его в стену. Ты нелогична. Ты понимаешь это, но ничего не можешь с собой поделать. Опускаешься на кушетку. Еще одна вспышка молнии, гром. Свет в отеле мигает и выключается. Стараешься дышать медленно и глубоко. Чертов город! Свет включают спустя пять минут, еще через пять звонит управляющий отеля с извинениями за причиненные неудобства. Заверяешь его, что все в полном порядке. Ты больше никогда не полетишь в Майами! Никогда! Откидываешься назад, закрываешь глаза и начинаешь массировать виски. Ты устала. Вымоталась за день, проведенный в нескончаемых совещаниях и встречах... а вечером этот чертов ураган. Тянешься к сумке. В кошельке под фотографией близняшек еще одно фото, черно-белое. На нем изображены двое, девушка лет восемнадцати и молодая женщина. На лицах счастливые улыбки. С этой фотографии на тебя смотрит Андреа, другая Андреа, Энди. Ее волосы короче, и во взгляде легкая усталость. Она старше, твоя Энди. На обороте надпись, сделанная твоей рукой: "Лондон, 1980".
  Днем Рой встречает тебя в аэропорту имени Кеннеди. Он сразу же улавливает твое настроение, молча берет вещи и идет к машине, не перекинувшись с тобой и парой слов. В офисе тихо. Эмили с опаской и любопытством выжидающе смотрит на тебя. Андреа нет на месте, как и твоего кофе на столе. Меряешь шагами кабинет. Двадцать шагов от одной стены до другой. Еще пятнадцать - от окна до двери. Беглый взгляд в приемную. Эмили все еще одна, висит на телефоне. До тебя долетают лишь обрывки фраз. Судя по тону, она ругается со студией, которая должна заниматься декабрьскими съемками. Слышишь, как она с силой швыряет трубку и витиевато ругается. Усмехаешься. Этой девушке пора отдохнуть. Ты отправишь ее в отпуск летом. Перед Парижем. Слышишь, как возвращается Андреа.
  - Эмили! - ты знаешь ее имя - как ты можешь его не знать? - но просто не можешь показать этого, это не в твоем характере. А тебе следует держать марку. Твоя маска снежной королевы давно стала неотъемлемой частью тебя, и ты уже и не помнишь, каково это, жить без нее. Не помнишь, какая ты другая. Может быть, все бы было иначе, если бы она не ушла. Ты была бы другой.
  Подходишь к окну. Внизу на безумной скорости живет мегаполис. Сегодня же ты возьмешь билеты в Лондон. Слышишь, как она ставит кофе тебе на стол.
  - Миранда, мне жаль...
  - Вы разочаровали меня, Андреа... Я думала, что, взяв на работу умную толстую девушку, делаю правильный выбор, но, похоже, я ошиблась...
  - Миранда...
  - Это все, - поворачиваешься и медленно подходишь к столу.
  Она все еще стоит, ты видишь, что ее колотит, она сжимает руки в кулаки, уверена - до боли впиваясь ногтями в ладони. Ты не хочешь делать ей так больно... Но другой ты быть уже не умеешь. В уголках карих глаз застывают слезы. Наблюдаешь за тем, как она разворачивается и почти бегом покидает твой кабинет. Бежит к своему единственному другу в этой империи зла, к Найджелу.
  - Эмили! - на этот раз появляется именно обладательница имени.
  - Да, Миранда?
  - Закажите мне билет на ближайший рейс до Лондона. Это все.
  Она кивает. Может быть, завтра ты уже будешь там.
  
  Эмили покупает тебе билет на вечерний рейс. В бизнес-классе кроме тебя еще двое, пожилая пара сзади через пару рядов. Основное освещение выключено. Сидишь с бокалом красного вина, впереди еще семь часов. Тебе следовало бы попробовать заснуть, но слишком много мыслей: воспоминания, вопросы, на которые нет ответов. Что было бы, если бы она была жива? Закрыв глаза, ты пытаешься представить вашу жизнь вместе. Она бы стала известным фотографом, ты - редактором журнала. Может быть, вы бы по-прежнему жили в Лондоне. Или же переехали бы в Нью-Йорк, как это сделала ты, потому что это был ее город, город, который она любила. А ты тоже хотела его полюбить! Ты пытаешься представить ее старше - в этом году ей бы исполнилось пятьдесят четыре. Улыбаешься. Какой бы она была? Все те же теплые карие глаза, легкая полуулыбка. Больше заметных морщинок на лице, и в уголках глаз притаилась усталость, а темных волос коснулась седина. В твоем воображении она все равно красива. Допиваешь вино. Ты до сих пор любишь ее. Ты бы отдала всю свою славу, все свои деньги только за то, чтобы она была с тобой. Но если это она? Если представить, что каким-то совершенно невероятным образом твоя новая вторая помощница Андреа Сакс - это она? Что тебе делать? Ты хочешь быть с ней. Снова ощущать ее рядом с собой. Ты снова хочешь научиться любить.
  А в Лондоне дождь, чему ты совершенно не удивлена. Ты покинула этот город двадцать пять лет назад, он стал чужим без нее. Машина останавливается возле старого дома. Ты не поехала в свой особняк; когда ты в Лондоне одна, то останавливаешься в вашей квартире. Тебе пришлось съехать оттуда, но потом, спустя годы, ты выкупила ее у прежних владельцев. Отпускаешь водителя. И выключаешь мобильник - сутки они протянут без тебя. Старый подъезд, лестница, жалобно скрипящая между вторым и третьим этажом - все так, как и было тогда. Двухкомнатная студия под самой крышей. В спальне мансардные окна - когда шел дождь, она любила сидеть на подушках на полу перед ними и курить. Высокая барная стойка, отделяющая зал от кухни. Диван углом, журнальный столик. Маленькая темная кладовка, где она проявляла свои фотографии. Ты постаралась все восстановить, как было, когда вы там жили. Уверена, что тебе удалось.
  Принимаешь душ с дороги, переодеваешься в джинсовый костюм, накидываешь плащ. На углу цветочный киоск, где ты покупаешь букет незабудок. До кладбища добираешься на такси. Старик уже ждет тебя у входа. Он провожает тебя до аллеи, а потом возвращается к себе в небольшую сторожку готовить чай. Он всегда поит тебя травяным чаем с медом.
  - Здравствуй, - сметаешь рукой в перчатке опавшую листву с надгробия и кладешь еще один букет. - Я не смогла прилететь, не было времени. Знаешь, я опять на пороге развода. Ты испортила меня, - улыбаешься с грустью, слезы жгут глаза, с трудом пытаешься удержаться и не переступить грань. - Это так странно, но в мою жизнь ворвался твой двойник, она так на тебя похожа, почти точная копия... И я не знаю, что мне делать, Энди... Когда я смотрю на нее, я вижу тебя. Почему ты ушла? - уже не сдерживаешь слез, ты каждый раз задаешь этот вопрос, зная, что ответа не будет.
  В сторожке пахнет хвоей и травами. Садишься в скрипучее кресло-качалку. Старик протягивает тебе чашку ароматного чая.
  - Ты не меняешься, Мириам, - улыбается, глядя на тебя поверх толстых очков в роговой оправе. Он единственный, кто все еще называет тебя твоим именем.
  Вы говорите до позднего вечера. Ты рассказываешь ему о работе, о своих девочках, об очередном неудавшемся браке. Он не осудит. Когда выходишь на улицу, понимаешь, что дождь закончился. До квартиры идешь пешком. Вы много гуляли. И она восхищалась всем вокруг, больше всего - машинами, и все время фотографировала. А ты не могла понять, что здесь может быть такого? Что так удивляет ее? Она ведь из Нью-Йорка. Для тебя тогда это был город мечты. Но о нем она мало говорила, на все твои вопросы отвечая расплывчато: "Просто мегаполис, как многие другие... как Лондон".
  В квартире тихо и пусто. Ты заказываешь ужин у Рикки; теперь это дорогой ресторан, а раньше - просто маленькое кафе на углу. Вы всегда завтракали в нем по пути в редакцию, и ты еще удивлялась, сколько кофе она пьет! Садишься на пол, на подушки, смотришь в огромные окна: небо хмурое, к ночи, наверное, снова будет ливень. Открываешь бутылку красного сухого вина, которое тебе в подарок всегда присылает Рикки. На ужин греческий салат и мясо с картошкой. Достаешь альбом с фотографиями, вот они, целых два года твоей жизни, наверное, лучшие два года. Множество крупных планов с тобой. А вот она, это твоих рук дело, видно, что снимок немного смазан и перекошен. Но ты все равно очень любишь это фото. Она только что проснулась и сидит на кровати - на голове полнейший беспорядок, на ней темно-синяя пижама в клетку, в руках чашка кофе - и с недовольством смотрит на тебя.
  
  По возвращении в Нью-Йорк обнаруживаешь, что Стивен полностью перебрался в гостевую спальню. Не осталось никаких личных вещей, а все свои документы он уже давно хранит в офисе. Какое-то время назад ты хотела попытаться спасти этот брак, но теперь уже нет. Вы даже не видитесь с ним вечером, а утром ты уходишь на работу еще до того, как он просыпается. Сейчас ты не пересекаешься даже со своими детьми. По четвергам девочки начинают в полдень. Поднимаешься на семнадцатый этаж. Редакция встречает тебя привычным хаосом и суетой. Эмили уже о чем-то ругается по телефону. Найджел звонит, ты даже не успеваешь подойти к кабинету. Когда ты включила телефон после посадки в Нью-Йорке, у тебя было тридцать пропущенных звонков, более пятнадцати голосовых сообщений и два десятка смс. Кажется, только ленивый не искал тебя. Нет, они не смогут протянуть без тебя и двадцать четыре часа. Ты сама сделала их такими, слишком зависящими от тебя, неспособными принять ни одного самостоятельного решения, неспособными скоординировать работу между отделами без твоего участия. Слушая возмущения Найджела, отмечаешь, что Андреа нет на месте. Заходишь в кабинет, и все отступает на второй план. Вот она - новая прическа, новый стиль. И она неотразима. Найджел не терял времени даром. Он все еще что-то говорит тебе в трубку.
  Она улыбается тебе открытой, искренней улыбкой. И весь мир перестает существовать.
  
  Тебе кажется, что она читает твои мысли. Знает, чего ты хочешь, еще до того, как ты сама это понимаешь. Она предугадывает твои желания. И ты не можешь не признать, что тебе это нравится. Вы выходите из студии Джеймса Холта, ты собираешься с мыслями, чтобы продиктовать ей список заданий на остаток дня, но только начинаешь говорить, как она опережает тебя. С трудом сдерживаешь улыбку; твое одобрение она видит только в чуть приподнятых уголках твоих губ. Ты просишь ее принести тебе книгу. Она кивает.
  Ты ждешь ее внизу, но первым приходит Стивен. Он пьян и зол. И ты сразу же понимаешь: этот вечер не будет спокойным. Девочки предпочитают встречаться с ним как можно реже, он никогда им особо не нравился. Он, как всегда, начинает с претензий. Тебе кажется, что ты уже наизусть знаешь все его речи. Он опять прождал тебя в ресторане, а у тебя было совещание, которое затянулось дольше, чем ты предполагала.
  - Наверх, - цедишь сквозь зубы.
  - Не приказывай мне!
  Разворачиваешься и поднимаешься на второй этаж. Как же ты устала от этих бесконечных сцен! Разве ты виновата, что он оказался не таким хорошим бизнесменом, чтобы держаться на твоем уровне? Оказался недостаточно хорошим во всем. Ты давно уже перестала считать его недостатки - слишком уж длинным получался список, а достоинства совсем исчезли. Слушаешь... все одно и то же. Неужели он не может придумать ничего нового, чтобы предъявить тебе? Внезапно он замолкает. Андреа стоит на лестнице и с неподдельным ужасом смотрит на тебя, в руках книга. Стивен что-то фыркает и уходит к себе. А ты не можешь отвести от нее глаз. Испуганная и растерянная, она осторожно кладет книгу на ступеньки и быстро исчезает из виду. Ты уверена, что к случившемуся приложили руку близняшки. Эмили должна была дать ей четкие инструкции, а девочки сбили ее с толку.
  
  Ты сразу же улавливаешь напряжение в офисе. Это затишье перед бурей. Все ждут твоего появления. Персонал расступается, только заметив тебя. Ты не в настроении. Спасибо Стивену - бессонная ночь и усталость, которую не в состоянии истребить даже литром кофе. Ты стареешь для таких эмоциональных передряг. Сегодня же поговоришь с адвокатом. Этот брак пора ликвидировать. Подавляешь желание захлопнуть за собой дверь в кабинет. Ты не можешь показать свою слабость. Кофе успел остыть, но сегодня ты этому даже рада, залпом опустошаешь чашку. Андреа должна вот-вот появиться.
  Она напугана, в кабинет заходит осторожно и с ходу пытается оправдаться. Останавливаешь ее движением руки. Когда произносишь приговор, следишь за ее реакцией. Видишь, как она сразу же начинает соображать, где можно достать редкий рукописный манускрипт. Не сомневаешься, что у нее получится. У нее получается все. Все твои невыполнимые задания она выполняет с необычной легкостью. Как ей это удается? И в этот раз она не разочаровала тебя.
  - Два других экземпляра уже у девочек, - отвечает она на твой немой вопрос, кладя книгу на стол перед тобой, потом протягивает кофе.
  - Это все, - отворачиваешься к окну, чтобы скрыть от нее улыбку. Сейчас она как никогда прежде похожа на твою Энди. В глазах легкая наглость и самоуверенность, на губах чуть заметная усмешка. Ты словно увидела перед собой ее. Но ты ведь не можешь показать ей, как сильно она на тебя действует. Ты уже решила, что возьмешь ее с собой в Париж. Придется подвинуть Эмили... ничего, она переживет. Будут еще поездки.
  Дом погружен в тишину, девочки отправились ночевать к своей подруге, Стивен в очередной поездке, и ты сомневаешься, что она такая уж деловая. Но в данный момент тебя это волнует меньше всего. Ты наконец узнала, что готовит тебе Равиц. Он уже давно хотел сместить тебя с поста главного редактора "Подиума" и поставить вместо тебя эту француженку. Эту бездарность с полным отсутствием вкуса и стиля! Во что она превратит журнал? В настольную книгу для обитателей дома престарелых!? Ну, если он думает, что у него это получится, то он совсем тебя не знает. Ты размажешь его по стенке вместе с этой его подхалимкой! Надо было избавиться от нее раз и навсегда лет пять назад, когда ее только сделали редактором французского "Подиума", тогда ведь у тебя был шанс. Такой компромат! Вряд ли совет директоров одобрил бы ее расходы на собственные нужды из бюджета издания.
  Из коридора слышно, как открывается входная дверь, шелестят осторожные шаги.
  - Андреа.
  Она появляется в дверях твоего кабинета немного взволнованная; из-под кепки выбивается непослушная прядь волос, и ты очень сильно хочешь убрать ее ей за ухо. Прикоснуться к ее щеке.
  - Андреа, я хотела сказать, что собираюсь сделать тебя первой помощницей. И в Париж со мной поедешь именно ты. Последнее время Эмили перестала справляться со своими обязанностями.
  - Но... Она же так ждет этой поездки...
  - Иногда приходится кем-то жертвовать, чтобы пробиться в этом мире, Андреа. Это все.
  Провожаешь ее взглядом. Она сделает то, что должна.
  В итоге все сложилось даже лучше, чем ты предполагала. Эмили умудрилась неудачно подвернуть ногу и со сломанной лодыжкой оказаться в больнице. Правда, Андреа все-таки пришлось сообщить ей, что теперь она первая помощница. Думается, разговор был не из самых приятных.
  
  Вы прилетаете в Париж поздно вечером. Город встречает вас теплом осенней ночи и горящими огнями улицами. Найджел дремлет на переднем сидении. Ты пытаешься разобраться в бумагах, украдкой косясь на Андреа. Она не может наглядеться, как завороженная смотрит в окно. Ты знаешь, что раньше она никогда не выезжала за пределы Штатов. Ты сомневаешься, что у тебя, да у всех вас, будет много свободного времени во время Недели Моды, но ты постараешься показать ей город, провести по своим самым любимым местам. Но еще сильнее ты хотела бы уехать с ней в Лондон. Впрочем, скорее всего, с этим придется повременить. Неделя выдается совершенно безумной: показы, встречи, званые обеды, снова встречи. Ты заинтересовалась парой молодых дизайнеров: "Подиуму" нужна свежая кровь. Необходимо будет встретиться с ними перед отлетом. Особенно хороша одна девушка, она совершенно по-особому видит многие вещи. В основном это молодежный стиль, есть даже коллекция, которую она называет "мода улиц". И на твой взгляд, это что-то невероятное, ты бы хотела видеть ее работы на страницах "Подиума". Но всем этим ты займешься завтра после банкета. А сегодня относительно спокойный вечер, и ты планируешь провести его с Андреа, пригласить ее на ужин. Но вмешивается Стивен. Даже через океан он умудряется испортить тебе жизнь. Чертов алкоголик. Ему не хватило смелости позвонить тебе лично, он через адвоката сообщил, что подал документы на развод. Ты с удовольствием их подпишешь и постараешься сделать все, чтобы испортить ему жизнь - любыми способами. Ты пытаешься не думать об этом, но все равно возраст дает о себе знать. Когда в твоем номере появляется Андреа, ты все еще не в состоянии куда-либо идти, чувствуешь себя полностью разбитой. Ты отчетливо представляешь, что будет твориться в прессе, какими именами станут называть тебя все бульварные газетенки, и как, несмотря на все твои старания, это затронет и девочек тоже. Андреа выглядит обеспокоенной - не каждый день снежную королеву, как тебя называют, можно увидеть в таком состоянии. Ты даже не пытаешься притворяться... не с ней. У нее мягкий голос, и она смотрит на тебя с искренней теплотой. С ней легко говорить, и ты говоришь, говоришь о своих страхах. Ты не помнишь, когда последний раз с кем-то была так откровенна. У тебя никогда не было друзей; кроме Энди ты никого не подпускала к себе. Люди уходят, оставляя после себя шрамы на сердце, и их уже невозможно залечить.
  - Миранда, я могу что-то еще для вас сделать? - в ее глазах нет жалости, только грусть.
  Слова "свою работу" застывают на губах. Киваешь:
  - Останься со мной...
  - Конечно. Я так ни разу за всю неделю не включила телевизор в номере. Можно? Здесь много каналов? - она отставляет сумку и, скинув туфли, перебирается к тебе на диван. Садится не слишком близко, но и не на другом краю.
  - Достаточно! - усмехаешься, беря пульт с тумбочки.
  - А что-нибудь на английском, а то с французским у меня не очень?
  - Думаю, найдем, а если нет, я помогу.
  Тебе все-таки приходится немного переводить. С одобрением отмечаешь, что Андреа неплохо ориентируется в языке. По одному из каналов как раз начинается фильм "Переворачивающая страницы". Ты заказываешь ужин в номер: два салата, горячее и десерт. Ты не помнишь, когда последний раз ела сладкое. А с ней тебе почему-то хочется мороженого. Вспоминаешь, как вот так же ты когда-то сидела с Энди на полу в вашей квартире, с ведерком фисташкового мороженого, и смотрела фильм "Чужой".
  По окончании фильма Андреа выглядит задумчивой и немного отстраненной. Вы молча смотрите финальные титры.
  - Жестоко... - после продолжительной паузы наконец произносит она. - Миранда... - она смущенно начинает теребить край юбки.
  Смотришь на нее с улыбкой:
  - Да, Андреа?
  - Еще ведь не поздно и... может быть... если, конечно, вы не устали и не хотите спать, тогда я пойду...
  - Андреа, - иногда ее способность, а точнее, отсутствие способности нормально формулировать свои мысли, когда она нервничает, раздражает.
  - Можетбытьмымоглибыпойтипогулять? - говорит она на одном дыхании. А ты лишь смеешься. На секунду на ее лице мелькает удивление, а потом появляется искренняя радость и восхищение. Она никогда не видела тебя такой и не слышала твой смех. Ты и сама не помнишь уже, когда последний раз искренне смеялась.
  - Конечно, пойдем, дай мне только время одеться. Да и тебе я советовала бы переодеться во что-нибудь потеплее.
  
  Вечерний Париж удивительно прекрасен, в такое время действительно веришь во всю ту розовую чушь, что пишут про этот город. "Город любви", "самый романтический город на свете"... И все в таком же духе. Водитель довозит вас до Эйфелевой башни, и начинаете свою прогулку вы именно с подъема на нее. Ты рассказываешь ей о городе все, что знаешь. Немного истории. Немного мифов. А она не расстается с фотоаппаратом. Когда ты увидела ее в холле отеля, одетую в джинсы, черную водолазку и кожаную куртку и с фотоаппаратом в руках, ты будто вернулась назад, в прошлое. Она много фотографирует достопримечательности. И тебя. Как Энди, когда вы гуляли по Лондону. Вы доходите до Триумфальной арки на площади Звезды и начинаете спускаться по Елисейским полям к площади Согласия, а ты переключаешься на моду. Для тебя Париж в первую очередь это столица моды. Значительно позже вы пьете тягучий горячий шоколад в одном из многочисленных кафе на Монмартре, и ты рассказываешь ей о своей первой Неделе Моды в Париже в качестве помощника главного редактора еще лондонского "Подиума". Каким безумием были те дни! Как ты с ума сходила от ужаса! Боялась сделать что-нибудь не так, боялась в чем-нибудь ошибиться.
  Она внимательно слушает, с нежной, еле уловимой улыбкой, в глазах блестят смешинки. Потом ты рассказываешь ей о Ирве и его плане сместить тебя. Рассказываешь, сама не понимая, зачем говоришь об этом. Ее лицо меняется, во взгляде появляются жесткость и злость:
  - Он не смеет...
  - Он просто не знает, с кем связался, - усмехаешься. Что-то заставляет тебя рассказать ей о предпринятых тобой мерах. Она тут же грустнеет - Найджел успел поделиться с ней новостью о своем повышении.
  - Иногда приходится кем-то жертвовать. Не беспокойся, я не останусь у него в долгу... Если все получится, в следующем году мы запустим новый журнал, мужской, и я сделаю Найджела редактором. Надеюсь, он оправдает мои ожидания, - хитро улыбаешься.
  - Тогда за "Подиум"! - и она салютует тебе чашкой с шоколадом.
  Вы возвращаетесь в отель далеко за полночь, она провожает тебя до номера. У самых дверей она останавливает тебя прикосновением теплой руки.
  - Миранда... Спасибо за вечер, - а потом наклоняется и очень осторожно и несмело целует тебя в щеку.
  - Доброй ночи, Андреа...
  Прежде чем уйти, она неуловимо быстро поднимает фотоаппарат и делает снимок. Потом ты долго рассматривала ее фотографии с тобой, сравнивала их с фотографиями Энди. Стиль, бесспорно, похож. Нет, ты почти уверена, что они сделаны одним человеком.
  Уверена сердцем и душой, хоть здравый смысл и говорит, что это невозможно.
  
  Дайана сморщила нос и с тоской посмотрела на свою подопечную. Если так будет продолжаться и дальше, то ее миссия ангела-хранителя провалится с треском. А тут еще и эти недвусмысленные намеки. Мол, безнадежный экземпляр, зачем ресурсы попусту тратить... В общем, если в ближайшее время не случится чуда, ее отзывают. И никого взамен не пришлют. Но без ангела-хранителя ее подопечная вообще долго не протянет! Ну как можно сидеть над этой чертовой книгой в самый канун Рождества? И как можно встречать Рождество в полном одиночестве? Нет, нужно что-то придумать. К тому же, если уж и случаться чуду, то именно сегодня.
  Дайана всегда любила Рождество. Рождественские песни, звучащие отовсюду, улыбки на лицах прохожих, теплые поздравления и пожелания, - казалось, все это делает мир прекрасней, ярче, добрее. И хочется петь, улыбаться и любить всех и вся. И Мириам, та Мириам, которую она когда-то знала, тоже любила Рождество. Они гуляли, взявшись за руки, под рождественским снегом, и жизнь была наполнена смыслом. Это было очень, очень давно. Когда Дайана была обычным человеком, а не призраком (правда, иногда она забывала об этом и думала, что все еще жива, особенно рядом со своей подопечной). Впрочем, ее Мириам тоже уже нет. Есть Миранда Пристли, великая и ужасная. И одинокая.
  Дайана снова поморщилась. Приходилось признать, что она действительно оказалась плохим ангелом-хранителем. Она потакала желанию Миранды стать сильной, но не заметила, как та ожесточилась. А теперь уже поздно. Ничего не исправить. Или же...
  Ликующая улыбка осветила лицо Дайаны. Она знает, кто может ей помочь! Есть у нее одна подруга, совершенно потрясающее существо. Правда, если кто пронюхает, то за общение с ней Дайане голову снимут. Потому что забытых богов не существует. Это все знают. А раз их не существует, то и общаться с ними нельзя. Это - Правило. А Правила нарушать строго воспрещается. Именно поэтому Дайана смывалась к своей единственной подруге по загробному миру при каждом удобном случае. Вот и сейчас, если она не сможет помочь, то и никто не в состоянии. А значит, надо действовать.
  Еще раз взглянув на свою подопечную, которая все так же не отрывалась от Книги, призрачная девушка унеслась прочь. У нее в запасе было всего несколько часов.
  * * * * *
  Дайана умерла тридцать три года назад. В этом не было никакого сомнения. Миранда... нет, тогда еще Мириам, видела это своими собственными глазами.
  Это было их третье Рождество вместе. Порой Мириам казалось, что именно ради этого дня она проживает весь остальной год. Хотя, конечно, это было не так. Но когда ты младшая из одиннадцати детей в бедной еврейской семье, ютящейся на задворках лондонского Ист-Энда, то поводы для хорошего настроения можно пересчитать по пальцам одной руки. Конечно, если бы отец узнал, что она празднует католическое Рождество... но он не знал. Всю его жизнь теперь составляли тексты на древнееврейском. Иногда Мириам задавалась вопросом, а помнит ли он вообще о том, что у него есть дети? Впрочем, именно в Рождество это приходилось как нельзя кстати. И, выскользнув из дома, Мириам неслась туда, где ее уже ждала Дайана.
  Это Рождество не должно было отличаться от остальных. Подарок был готов и тщательно спрятан от любопытных глаз братьев и сестер, праздничное платье перешито так, что только очень наблюдательный человек понял бы, что это то же самое, в котором она была на прошлое Рождество. Мириам продумала все до мельчайших подробностей. Ей хотелось, чтобы все было идеально. Особенно в этот раз.
  В этом году они заканчивали школу, и у Мириам был план. Надо было только заручиться согласием Дайаны. Рождество - время исполнения чудес. Самое то, чтобы озвучить безумную идею. Дайана просто не сможет отказать. Они вместе мечтали об этом, а теперь есть шанс, что их мечты сбудутся. Накоплений Мириам как раз должно было хватить на дорогу до Нью-Йорка, а уж там они как-нибудь смогут выжить. Хуже, чем здесь, все равно уже быть не может. А там они будут свободны.
  Впервые в жизни Мириам позволила себе поверить в чудо. Она была счастлива. Она неслась на место встречи, сжимая в руках подарок.
  А в это время банда пьяных подростков увидела юную одинокую девушку, идущую по не самой благополучной улице.
  Мириам вывернула из-за угла в тот момент, когда один из насильников, кончая, перерезал Дайане горло.
  Тридцать три года спустя это все еще было ее самым страшным кошмаром. Иногда она жалела, что успела тогда убежать.
  * * * * *
  Миранда смотрела в Книгу, пытаясь сосредоточиться на работе. Правда, получалось это у нее плохо. Она ненавидела Рождество. Не-на-ви-де-ла. Религиозный праздник, чуждый ей от рождения. И точка. И не важно, что он уже давно стал светским. Все, что касалось Рождества, приводило ее в ярость. Об этом знали все. Не существовало такого праздника для Миранды Пристли.
  Дети, как обычно, проводили эти дни у отца. Офис работал в обычном режиме даже в сочельник. Вот и Книгу очередная "Эмили" доставила всего пару часов назад.
  Миранда презрительно фыркнула. За последние два месяца это была уже третья "новая помощница". Андреа подложила ей большую свинью своим уходом. Глупая девчонка! Что за детский поступок? Остаться после истории с "Гарри Поттером" и уйти из-за такой ерунды... И бросить ее одну среди этих некомпетентных идиоток! Миранда ни за что не призналась бы себе, что она скучает по бывшей помощнице. В какой-то степени она была даже рада, что та ушла. Андреа будила в ней чувства, которые Миранда уже очень давно не испытывала. Особенно по отношению к женщине. Большие выразительные карие глаза, в которых так легко прочитать эмоции: вот обида, что тебя не ценят, вот злость, желание доказать, что ты чего-то стоишь, вот торжество победы, а вот это странное, тревожащее понимание, приятие, сопереживание, которому так легко поддаться, раствориться в теплоте этих манящих глаз, забыть, кто ты есть, и стать просто человеком, женщиной...
  Миранда тряхнула головой. Нет. Больше никакой Андреа Сакс в ее жизни. Она была просто хорошей, компетентной помощницей. По крайней мере, по сравнению с теми бестолочами, которые приходили на ее место. И ни одна из них не обладала достаточными навыками выживания, чтобы задержаться на этом месте. А у последней вообще были повадки начинающего камикадзе. Где она только раскопала эту фотографию? И как осмелилась спросить?
  Миранда вошла в свой кабинет как раз в тот момент, когда новая помощница опрокинула стопку папок с фотографиями для старых номеров, лежащих на дальнем столике. Этот хлам давно пора было выкинуть. Или отправить в архив, что практически одно и то же.
  - Миранда, простите, я сейчас... я все соберу.... - начала мямлить она. Один гневный взгляд - и она затихла.
  Не обращая внимания на копошащуюся ассистентку, Миранда села за стол и стала изучать образцы, которые ей доставили сегодня из отдела аксессуаров. Абсолютно бездарная подборка. Неужели у них не было ничего более приличного? Она пыталась найти хоть что-то действительно стоящее, но тут ее отвлекло восклицание этой идиотки.
  - Ой! Какая красивая... - тут девушка нахмурилась. - Но это явно не отсюда. Фото слишком старое, - она поднялась с коленей, подошла и протянула фото Миранде. - Да и съемка не профессиональная. Вы знаете, кто это?
  Миранда подняла взгляд с образцов, чтобы как следует отчитать эту нахалку, которая никак не может запомнить, что к ней нельзя...
  ...увидела фотографию...
  ...обращаться без экстренной необходимости...
  ...дрожащей рукой выхватила снимок...
  ...и уж тем более что-либо спрашивать.
  - Это все.
  - Но, Миранда, я еще не закончила убирать...
  - Это ВСЕ!
  Девушка вылетела за дверь, будто за ней гналась стая прожорливых лангольеров.
  А с фотографии Миранде улыбалась Дайана. Которая умерла ровно тридцать три года назад. В сочельник.
  Теперь снимок был спрятан в третьем томе антологии английской поэзии у нее в кабинете. Дайана любила читать ей стихи. Открывала книгу наугад, читала первые попавшиеся строки и говорила, что это ее маленькое предсказание на сегодня.
  Миранда посмотрела на свою руку так, будто фотография все еще жгла ей пальцы. Она не хотела вспоминать. Помнить Дайану такой - улыбающейся, счастливой - было еще больнее, нежели раз за разом видеть в кошмарах ее смерть. Тогда она умерла вместе с ней. Мириам Принчек умерла. Навсегда. А у Снежной Королевы модного мира нет сердца. Так какого же черта оно разрывается на части?
  Миранда захлопнула Книгу и швырнула ее на журнальный столик. Она ненавидела Рождество. И ненавидела свою новую помощницу. К дьяволу! Спасть, спать и спать. Снотворное должно помочь пережить эту ночь.
  Поднимаясь наверх, Миранда скользнула взглядом по зеркалу. На секунду ей показалось, что вместо своего отражения она видит лицо Дайаны, но тут же решила, что просто психика не выдержала нервного напряжения сегодняшнего дня. Снова посмотрев в зеркало, она увидела там только себя.
  Первый раз в жизни Миранда заперла дверь в свою спальню на ключ. Не было никакой объяснимой причины, почему она это сделала. Она никогда ничего не боялась. Даже темноты, когда была маленькой девочкой. Но сейчас кто-то внутри нее съежился от страха и трясся как осиновый лист.
  - Вздор! - громко произнесла Миранда, но звук собственного голоса ее не успокоил.
  Переодевшись, она шагнула в сторону ванной, где на маленькой полочке, ее ждало спасение. Две таблетки - и она будет спать, как младенец. Крепко и без кошмаров.
  В этот момент часы в холле пробили полночь. Миранда не успела удивиться, почему их так отчетливо слышно в спальне, как ей в спину повеяло холодом. Медленно, очень медленно она повернулась к кровати и...
  - Привет! - звонкий голос колокольчиками зазвенел по комнате.
  Миранда закрыла глаза, глубоко вдохнула, задержала дыхание на несколько секунд и шумно выдохнула. Открыла глаза.
  - Даже не рассчитывай, - Дайана задорно улыбнулась, удобнее усаживаясь посреди ее кровати. - Ты от меня не избавишься, пока мы не поговорим как следует. Впрочем, - пробубнила она себе под нос, уже обращаясь не столько к Миранде, сколько к самой себе, - есть шанс, что ты от меня вообще никогда не избавишься. Но это только если ты будешь очень хорошей девочкой.
  - Я не верю в привидения, - защитная реакция дала о себе знать. С ней у Миранды всегда все было в порядке.
  - Ну и пожалуйста, - Дайана пожала плечами. - Я не прошу тебя в меня верить. Только выслушать.
  Миранда во все глаза смотрела на призрак из своего прошлого. Во всех смыслах этого слова. Дайана была практически прозрачной и светилась холодным голубоватым светом. Именно так в фильмах, которые были столь любимы ее дочерьми, изображали привидения. Но этого просто не могло быть! Бред, бред и еще раз бред. Привидений не существует. Так же, как и Санта-Клауса. Это все сказки. Но на кровати сидела Дайана, в этом сомневаться не приходилось. Ее лицо, ее голос, ее манера склонять голову на бок и морщить нос, когда что-то не получается.
  - Я не галлюцинация. И ты не сходишь с ума. Мир, я прошу, выслушай меня. Это очень важно, - Дайана умоляюще посмотрела на нее.
  Миранда ненавидела этот взгляд. Она никогда не могла противостоять ему. Он делал ее слабой. Даже сейчас, когда в этих глазах не было цвета, не было жизни. И это имя... Никто больше не называл ее так. Все знали, что она не выносит сокращенные имена.
  - Мне нужны доказательства, - это было смешно. Какие, к черту, доказательства? И главное - чего?
  - Мммм... Если я тебе скажу две вещи - одну из них знаешь только ты, а вторую - только я, но ее ты можешь проверить, этого будет достаточно?
  - Да, - почти неслышно выдохнула женщина.
  - В тот день ты несла мне подарок, - Дайана грустно посмотрела на свою подопечную. - Мне очень жаль, что ты так и не смогла мне его подарить. Браслет был очень красивый. Две переплетающиеся серебряные змеи с изумрудными глазами. Я бы носила его с удовольствием. И гордостью. Я помню, как ты вдохновилась тогда дурацкой книжкой, где прочитала, что раньше в Испании на помолвку девушкам дарили не кольца, а обручальные браслеты. И я знаю, что в свой подарок ты вкладывала именно этот смысл, - призрачная девушка улыбнулась, вскочила с кровати и подошла к большому комоду. - Он лежит в тайном отделении между третьим и четвертым ящиками.
  Миранда почувствовала, как ледяная рука сжала ее сердце. Она выдвинула третий ящик, нажала незаметную кнопочку и достала браслет. Она потратила тогда почти все деньги, которые скопила за год. Потом она так и не нашла в себе силы продать его. Тридцать три года спустя змеи взирали на нее изумрудными глазами все с той же насмешливостью, из-за которой она и купила украшение.
  - Он прекрасен, - Дайана осторожно коснулась змеиных голов. - Не убирай. Возможно, пришло его время.
  Миранда положила браслет на комод и вопросительно приподняла бровь.
  - Ты поймешь позже, - девушка снова задорно ухмыльнулась и забралась на кровать.
  - Вторая вещь?
  - Я тоже несла тебе подарок. Извини, мне совершенно не нравился этот испанский обычай, поэтому я ограничилась колечком. И, кстати, я тоже собиралась предложить тебе смыться в Нью-Йорк. Не одна ты копила на поездку, - Дайана опять улыбнулась и разве что не показала язык ошарашенной Миранде. - В общем, колечко. Золотая пантера, охотящаяся за своим хвостом. С пронзительным взглядом сапфировых глаз. Я уже тогда чувствовала в тебе хищника. Правда, сейчас я бы вряд ли решилась тебя приручать. Уж больно ты грозно сверкаешь глазами, - она дразнилась, как это было всегда, сколько Миранда ее знала. - А еще там была гравировка - "Serva me, servando te". Практически напророчила. Но не бери в голову. Его изъяли полицейские, оно долго валялось в архиве, а потом пошло по ювелирным лавкам, - тараторила она. - Понятия не имею, где оно может быть сейчас - надоело следить за его передвижениями. А жаль, конечно. Оно действительно было особенное. Очень красивое. И очень тебе подходило. Даже тогда.
  - И как я это проверю? - Миранда спросила просто так. Она уже верила. Без всяких доказательств. И это было слишком больно.
  - Если ты не забыла, то тебя вызывали на опознание. И давали список вещей, найденных при моем теле. Кольцо было отлично спрятано, поэтому его не украли. Ты не очень хорошо соображала тогда, уж извини. Увидев мое тело, ты сжала список в кулак, заплакала и убежала. Потом ты его сунула в карман и забыла о нем. Даже ни разу не взглянула.
  Миранда кивнула. Она вообще не помнила ни про какой список. И вряд ли бы смогла забыть о таком кольце.
  - Посмотри в коробке со старыми вещами, которые ты по непонятной мне причине никак не можешь выкинуть.
  - Это напоминание.
  - О чем? О том, что на свете есть такие жуткие шмотки?
  - О том, что когда-то других у меня не было.
  Они вышли из спальни и поднялись на третий этаж. Точнее, поднялась Миранда, Дайана, как и полагается каждому приличному призраку, элегантно парила рядом.
  Все казалось именно так, как и сказала Дайана - кольцо значилось в списке, список лежал в кармане пальто, пальто было запихано в коробку, а коробка стояла в дальнем углу старой гардеробной.
  - Я все еще жду объяснений, - потребовала Миранда, когда они вернулись в спальню. - Я тебя внимательно слушаю. Именно об этом ты просила, не так ли?
  Дайана беспокойно облетела комнату по кругу и приземлилась на подоконнике.
  - Это сложно. Мммм... Ты ведь читала Диккенса?
  Миранда кивнула.
  - Ты, конечно, не Скрудж, и страшных мук после смерти я тебе тоже пророчить не буду, но свою жизнь ты уже практически проиграла, - увидев непонимание пополам с шоком на лице своей бывшей возлюбленной, она быстро замахала рукой: - Нет, нет, нет, я не к тому, что ты скоро умрешь. Просто, Мир... вспомни, когда ты последний раз чувствовала себя счастливой? Действительно счастливой? Когда последний раз смеялась? Молчи. Я знаю, что у тебя есть куча аргументов и контраргументов. Просто подумай. Когда ты в последний раз делала счастливым кого-то другого? Вот на последний вопрос я отвечу сама - тридцать три года назад.
  - К чему все это? - своей пылкой речью Дайана заработала только недовольно поджатые губы. Миранда опустилась на кровать, сложив руки на коленях, как примерная ученица воскресной школы.
  Девушка склонила голову на бок и задумчиво прикусила нижнюю губу.
  - Знаешь, я пожалуй не буду тебе сейчас ничего объяснять. Мы все обсудим после.
  - После чего? - ярлык Снежной Королевы не нуждался в подтверждении, от ее взгляда и тона температура в комнате упала еще на пару градусов. - Дайана, немедленно мне все объясни или...
  - Непременно. Но не сейчас. У нас нет времени. С тобой хочет пообщаться одна моя очень хорошая подруга. Единственная, на самом деле. По моей просьбе, конечно. Трех Рождественских Призраков я вряд ли смогла бы найти, к тому же они такие вредные, - призрачное личико исказилось в брезгливой гримасе, - а она согласилась помочь.
  - Какая еще подруга? Дайана, сейчас же прекрати этот балаган, - Миранда начала раздражаться (чему она сама даже обрадовалась, потому что раздражение как-то незаметно вытеснило боль), - я требую...
  - Мир, все потом. Честно. Она уже практически здесь.
  - Кто - она?
  - Ну... когда-то ее звали Гекатой. В ее власти прошлое, настоящее и будущее, все перекрестки и дороги, двери и пороги... - пафосно начала Дайана, но тут же сбилась и вернулась к прежнему насмешливому тону. - Когда-то были. Сейчас она уже не та. Люди забыли ее. А что такое боги без веры? Но ты можешь использовать это имя. Ей будет только приятно. Она явится к тебе в трех своих ипостасях и покажет то, что посчитает нужным. Не противься. Ты не потеряешь ничего. Даже времени. Оно тоже в ее власти. А потом мы с тобой снова поговорим.
  - Но...
  - Пожалуйста, - девушка бросила на Миранду умоляющий взгляд и растаяла в воздухе.
  Часы закончили бить полночь.
  
  Ну что, Миранда Пристли, ты довольна? Тебе нравится твоя жизнь? Твой "Подиум"? Твоя гордость и нежелание прощать и давать второй шанс? Тебе нравится вся эта двуличная роскошь? Все эти люди, которые говорят тебе в лицо, что поклоняются тебе, а на самом деле ненавидят тебя? Об этом ли ты мечтала? Тебе нужна такая жизнь?
  Каждый день ты задаешь себе эти вопросы. Очередной "мистер Пристли" ушел от тебя. Твой характер стало совершенно невозможно терпеть. Ты не думаешь ни о чем, кроме работы. Ты была сильной даже тогда, когда осталась одна. Твои девочки стали постепенно отдаляться от тебя.
  Однажды, после той ссоры на банкете, когда твоя ассистентка буквально спасла твою карьеру и тебя, ты вдруг посмотрела на нее с другой стороны. Ты поняла, что эта девушка одна из совсем немногих, кто относится к тебе очень хорошо. Не меньше. Даже Эмили так к тебе не относилась. В тот момент ты была слишком занята текущими проблемами с вечно пьяным супругом.
  Придя домой после банкета, и, разобравшись со всеми поверхностными неурядицами типа уложить встельку пьяного муженька и непослушных дочерей-оторв, ты задумалась над идеей взять с собой в Париж не Эмили, а Андреа. Она очень надежная, компетентная. А что? Она похожа на меня в моем возрасте. Пусть учится. В ней есть потенциал.
  После того вечера что-то изменилось. Ты это знала. Андреа тоже это знала. Ваши отношения стали более теплыми. Доверительными. Она иногда вместо няни сидела с девочками. Они так хорошо проводили вместе время. Дети тянутся к детям. Андреа ведь сама в душе еще ребенок. Из нее получилась бы замечательная мать. Не то, что из тебя. Ты разбаловала и распустила их. Ты любишь их. Но любить не умеешь. Ты хочешь этого изо всех сил, но никак не получается.
  Когда дети были с ней, то ты почему-то считала, что таким образом ты приближаешь их к себе. Просто интуитивно. Странно, но постепенно так стало получаться, что ты уже не мыслила этих "сред" без Андреа у себя дома. Она стала оказывать на тебя какое-то странное влияние. Ты стала стараться больше проводить времени с девочками.
  А потом, когда, видимо, их отношениям с парнем пришел конец, то дома у тебя она стала бывать намного чаще. Она уходить никуда не стремилась, а ты ее и не выгоняла. Да и муж дома уже не ночевал.
  Там, в Париже, когда Стивен прислал тебе документы на развод, ты очень расстроилась. Ты боялась одиночества. Это твоя слабость. Ты до боли боялась остаться одна.
  Но рядом была Андреа. Она была единственной, кого в данный момент тебе было не противно видеть. Ты хотела ее видеть. Рядом. В ту ночь тебе постоянно снились кошмары. Ты постоянно плакала. И все время тебя успокаивала теплая рука, которая гладила твою щеку, руки. Странно, но тебя это постоянно успокаивало.
  Наутро ты сделала вид, что все как всегда. Она тоже.
  Когда она сидела с девочками, ты просила ее остаться с тобой, в спальне. Она просто лежала рядом и была с тобой.
  Однажды ты пригласила ее в кино с девочками. Ты купила 4 билета, но на следующий день выяснилось, что Каро и Кэсс приглашены на вечеринку к школьным друзьям. Андреа начала их ругать. Но ты ее остановила.
  Подсознательно ты хотела, чтобы все так и получилось. Чтобы вы пошли в кино вдвоем. Ты боялась этих мыслей. Но, тем не менее, от себя не убежишь.
  Ты даже плохо помнишь содержание фильма. Ты была целиком сконцентрирована на Андреа. Она молча смотрела и была поглощена всем происходящем в фильме. А ты искоса любовалась ею. Потом ты обняла ее. Она положила голову тебе на плечо. Потом она повернулась, чтобы что-то сказать. Открыла рот и закрыла тут же. Ты помнишь ее взгляд. Как она умеет смотреть. Какие большие и красивые карие глаза у нее. Ты слегка наклонилась и коснулась ее губ. Она разомкнула губы и ответила на поцелуй. Вы сидели в кресле и целовались.
  Внезапно она прервала поцелуй. Ты не поняла, что произошло. Ты сделала вид, что не заметила. Ты не поняла, что произошло.
  Вы ходили в рестораны, она так же ночевала у тебя дома. Ты ждала, когда же -когда же наконец она поцелует тебя. Тщетно.
  Ты позвонила ей - узнать, почему она не пришла к тебе и к девочкам. Она не сказала ничего вразумительного. Ты не стала подробно спрашивать. Ее голос был отрешенным и грустным. Она просто попросила тебя встретиться. Не дома. Где-нибудь в кафе.
  Ты злилась на нее. Не понимала всего происходящего. Ты согласилась встретиться с ней в кафе. Вы поговорили о том, о сем. Толком ни о чем. Ты так ничего не поняла, что же с ней происходит. Зачем давать тебе надежду, зачем все это? А с другой стороны, она тебя не отпускает.
  Ты решила порвать ваши отношения. Да не было, собственно, отношений. Просто порвать все, что могло бы быть между вами. Все пустое. Да, ты так и решила поступить по приезду из Австрии.
  Ты с девочками на 11 дней собиралась в Австрию, покататься на лыжах. И вернуться за неделю до Рождества. Рождество ты хотела отметить вместе с ней, с Андреа. Но это Рождество ты проведешь в одиночестве. Девочек ты отправишь туда подольше вместе с няней. Тебе так будет легче.
  Вернувшись из Австрии, ты написала Андреа сообщение: "Завтра я жду тебя в "Баббо" в 5.00 p.m.". Она ответила, что придет. Ты прилетела в пятницу. За выходные будет время прийти в себя, прежде, чем навсегда ее потеряешь.
  Ты пришла в ресторан гораздо раньше 5.00 p.m. Раньше на 2 часа. Тебе хотелось напиться, набраться смелости перед подобным разговором. Ты это сделала. Выпила треть литровой бутылки текилы с лимоном. Ты была настолько пьяна, что никак не могла встать. К тебе подсел какой-то мужчина. Ты грубо посылала его. Как позже выяснилось, он был геем и твоим очередным поклонником, боготворящим тебя. И он просто хотел помочь тебе добраться до такси, пока ты не упала на пол.
  Андреа увидела тебя в объятиях этого субъекта и подумала, что больше тебе не нужна.
  С утра, с больной головой и похмельем, ты стала оправдываться перед ней. Ты снизошла до того, что пришла в ее маленькую квартирку. Но она хлопнула перед тобой дверью.
  Вечером она позвонила тебе и попросила о встрече. Ты согласилась. Но к вечеру поняла, что идея совершенно глупая. Ты все равно хотела ее бросить. Зачем тебе все эти разговоры и лишние нервотрепки? Она и так причинила тебе много боли.
  И ты отказалась. Ты написала в сообщении: "Прости. Я больше не хочу видеть тебя в своем доме. В своей жизни. Заявление оставь Эмили. Соберешь свои вещи, когда я буду отсутствовать. Это все." О Боже! Как ты ненавидишь эту фразу "это все". Но это стало частью твоего имиджа. Частью твоего лицемерного и продуманного до мелочей имиджа. Эта маска слишком прочно приросла к твоему истинному лицу.
  На следующий день, как ты и просила, заявление об уходе было на твоем столе. Ты как будто ненароком спросила Эмили, почему Андреа отсутствовала на работе вчера. Она ответила, что девушка ездила в больницу к сестре. Сестра только недавно вышла из комы. Джил попала в серьезную аварию. Ей сделали операцию, но было неизвестно, выйдет ли она из комы. И вчера свершилось, наконец - Джил вышла из комы.
  Теперь ты все поняла. Ты поняла причину ее отрешенности. Но было уже поздно. Слишком поздно. Ты никак не могла переступить через свою гордость. Посмотреть на ситуацию с другой стороны. Ты думала, что причина в том, что она не любит тебя. Поэтому она не желает тебя. И даже если так, то назад пути нет.
  Через 3 дня она вновь ворвалась в твою жизнь. Она позвонила тебе домой. За день до Рождества. Она сказала, что ты нужна ей, что любит тебя. Просила остаться с ней. Шептала, что не может без тебя. Но ты сказала ей: "Уходи". Она спрашивала тебя, почему, почему ты ее отталкиваешь. Ты промолчала, потому что у тебя не было в голове вразумительного ответа. В твои планы вообще не входил этот разговор. Ты уже выкинула. Вычеркнула ее из своей жизни. Ты стала спрашивать, зачем она пришла, ведь все кончено. Видимо, у нее исчерпался запас слов. Андреа повернулась и ушла.
  Жаль, что воспоминания о ней не сотрутся из твоей памяти никогда. Ты даже не хочешь думать о том, что все у вас могло сложиться. Ты всячески отталкиваешь эти мысли от себя. Ты не имеешь право иметь слабые места. Она была бы твоим слабым местом.
  Так ты второй раз потеряла ее из своей жизни. Теперь уже навсегда. Ты сможешь жить дальше. Она? Тебя это не касается. Больше ты ничего не хочешь о ней знать. Точка.
  
  Это как-то скучно, а еще всем плевать, что баба танцует с бабой. Люси слишком гибкая в моих руках, прогибается, прижимаясь выпуклым лобком. Сквозь два слоя ткани - моего серебристого платья и ее красного - это почти не чувствуется, но приятно.
  У нее маленькие сиськи. Маленькие руки. Маленькие кудряшки - как у овечки - и это чертовски мило. А в маленькой сумочке маленькая статуэтка, которая стоит больших денег.
  Я все это уже знаю.
  - Почему такое имя?
  - Я люблю сказки про Нарнию. Всю жизнь мечтала встретить этого чертова Льва, а он не пришел.
  - Он как Санта. Приходит только к хорошим девочкам.
  - Черт, - она смеется.
  Кажется, когда-то я ей уже говорила про Санту. Приятно, что не только я узнала ее, но и она меня.
  - Идем на балкон? - она игриво улыбается. - Здесь так душно...
  На балконе тихо. И она сможет сбежать.
  - Я даже не знаю, как выглядит эта дерьмовая статуэтка.
  - Это маленький пенис.
  - А? - тупая шутка, у Люси нет чувства юмора.
  - Да я не шучу. Этот идиот коллекционирует пенисы. Маленькие позолоченные пенисы.
  - Он из чистого золота.
  - Туфта.
  У нее в руках на самом деле позолоченная капелька, по форме напоминающая пенис. Размером с большой палец.
  - Почему мне кажется, что он использовал его не по назначению? - я морщусь. Брать это в руки не хочется.
  - А какое у этой штучки еще может быть назначение? - она белозубо смеется. - Попробуем?
  - Оставь это себе.
  Она прячет эту золотую хрень в сумочку и обнимает меня.
  - Поцелуйчик на прощание? - а губы уже близко-близко, и хочется тупо улыбнуться. Скучала по ней.
  - Обойдешься, - щипаю ее за задницу, она со смехом отскакивает. Так, щипками и шлепками, загоняю ее в дальний угол балкона-террасы, за огромный горшок с цветком. И там ей популярно объясняю, насколько сильно по ней соскучилась.
  - Н-ну давай попробуем эту хрень? - она задыхается, цепляясь за мою руку, управляя ей. Я только что-то мычу, пачкая ее плечо помадой. Хорошо. Как же, черт побери, хорошо с этой заразой.
  А золоченая капелька сквозь платье трется об меня. Тьфу. Тьфу.
  Отталкиваю эту дуру, отбираю статуэтку.
  - Ты же знаешь.
  - Прости, - она так хлопает глазами, что невозможно не послушаться. Но статуэтку я прячу.
  - Беги.
  - Ну и дура.
  
  Вилли - Вилльгельмина - Вонка всегда недолюбливала детей. Потому что подавляющее большинство детей, которых она видела в своей жизни, были неаккуратны, шумны и избалованны. Поэтому хрупкая, тихая, почти незаметная девочка с мальчишеским именем Чарли и мальчишеской же короткой стрижкой, но с по-девчачьи пышными ресницами и пухлыми губами сразу привлекла её внимание, хоть Вилли и не подала виду. Но, спрятав глаза за огромными чёрными очками, задержала на ней взгляд чуть дольше, чем должна бы была. И подумала, что, должно быть, эта малышка покладиста и аккуратна. Её догадки подтверждались всё больше, когда владелица фабрики краем глаза наблюдала за Чарли, очень осторожно ступающей по сахарной траве и аккуратно придерживающей своего старого дедушку, чтобы ему было легче идти. И когда из всех детей самой неизбалованной оказалась именно Чарли, Вилли почти не удивилась, разве что для вида. Сильная привязанность девочки к своей семье удивила куда больше.
  
  Чарли не жила на фабрике постоянно, ночевала и проводила выходные дни она с родными, в отремонтированном с помощью Вилли доме. Со временем Вонка перестала этому удивляться и даже прониклась некоторым пониманием - её отношения с собственным отцом налаживались благодаря девочке.
  Малышка Бакет, как оказалось, вообще нравилась людям. Даже Умпа-Лумпам - они стали чаще исполнять свои песенки и посвящали их ей. Вилли могла бы признаться, что Чарли нравится и ей. Но признаться только самой себе, глядя в глаза своему идеальному отражению в зеркале.
  
  Однажды отражение показалось не совсем идеальным, отчего Вонка на целый день слегла от расстройства. Как это ужасно - сначала седой волос, а теперь ещё и это... морщинка на лбу. Пока что она не слишком заметна, но она ведь есть!
  - Совсем скоро я превращусь в уродливую старуху! - Причитала Вилли драматическим шёпотом, лёжа на диване и прикрывая глаза тыльной стороной ладони. Умпа-Лумпа задумчиво глядел на неё, время от времени записывая что-то в блокнот.
  Негромко скрипнула открываемая дверь и в комнату заглянула Чарли - подросшая, с волосами до плеч и падающей на глаза пышной чёлкой, с не слишком длинными ноготочками, покрытыми светлым лаком и в красивом красном платьице и белых туфельках: Вонка просто не могла позволить, чтобы девочка продолжала ходить в широких серых кофтах и штанах ("Чарли, как можно! Брюки - это одежда для мужчин, но никак не для леди!"), стричь волосы ("У девушек должны быть длинные опрятные волосы") и грызть ногти ("Фу!").
  - Вилли, ты занята? Мне нужен твой совет.
  Женщина коротко взглянула на неё и жестом подозвала ближе. Девочка послушно подошла и присела на краешек дивана. Умпа-Лумпа снял очки, отложил блокнот и деликатно удалился.
  - Скажи, Чарли, я ведь уже совсем старая и некрасивая, да? - Спросила женщина после короткого молчания и заглянула девочке в глаза, словно пытаясь прочесть в них ответ. Та замерла на секунду, на её лице читалось изумление.
  - Вилли, да ты что! - Воскликнула она. - Ты ещё такая молодая! И очень красивая! - Чарли чуть надломила брови, выражая всё своё непонимание. - Как ты можешь так говорить?
  - Но у меня седина! И морщины! - Всхлипнула женщина.
  Чарли внимательно всмотрелась в лицо Вилли - её волосы были как всегда идеально уложены и в ухоженных каштановых прядях не виделось ни единого серебряного отблеска; кожа лица была гладкой, здорового оттенка, не было даже синяков под глазами, что уж говорить о мифических морщинках.
  Девочка улыбнулась.
  - Вилли, ты прекрасна. Не выдумывай себе недостатков, иначе они в самом деле появятся.
  На этот раз пауза длилась дольше. Чарли беззаботно улыбалась, показывая свою искренность, Вилли напряжённо над чем-то раздумывала. Наконец она осторожно произнесла:
  - Чарли, ты и вправду считаешь, что я красива?
  Малышка с готовностью кивнула.
  Вонка немного нервно, но облегчённо вздохнула. Затем достала из кармана шоколадку собственного производства и протянула её девочке.
  - Вот, держи. Ты ведь любишь шоколад. Спасибо тебе, Чарли. Что бы я без тебя делала, малышка. - Женщина улыбнулась своей фирменной улыбкой. - А теперь иди, я приведу себя в порядок, и мы обсудим твой вопрос.
  Чарли приняла шоколадку, ответила короткое "Хорошо" и вышла из комнаты, тихонько прикрыв дверь. Вилли проводила её задумчивым взглядом.
  
  Все условности, тонкости и маленькие секреты Чарли схватывала просто на лету, сладости у неё получались не хуже, чем у самой Вилли Вонки. И идеи для новых конфет в её голове рождались вполне хорошие.
  Вилли была довольна. Девочка оправдала возложенные на неё когда-то ожидания, и даже больше, чем владелица фабрики рассчитывала.
  Когда учить Чарли Бакет кондитерскому делу стало бессмысленно - за те несколько лет, что так быстро пролетели, она уже знала всё, что должна была и отлично справлялась с возлагающимися на неё обязанностями - Вилли решила... не то чтобы научить, но немного подсказать девочке, как быть хорошей леди в обществе. Манеры, особенности поведения, уход за собой - всё это было само собой разумеющимся, к чему Вонка приучила подопечную ещё когда та только начала работать под её началом. Но Чарли шёл уже без малого шестнадцатый год, и порой она делилась с Вилли своими мыслями о том, как ей хотелось бы иметь друга. Или ходить в школу - чтобы у неё был не один, а много друзей. Чтению, правописанию и другим наукам она все эти годы обучалась на фабрике, Умпа-Лумпы, может, и были выходцами из глухой и отдалённой страны, но выходцами очень даже образованными.
  Помимо всего этого, Вонка не могла не понимать, что в возрасте Чарли обычные девочки уже начинают понемногу задумываться не только о друзьях, но также и о любви. Той самой, чистой и светлой, такой романтичной в девичьих мечтах и вовсе не такой прекрасной на самом деле. Впрочем, быть может, это просто Вилли в своё время не слишком с этим повезло, оттого и мнение такое сложилось.
  Первым делом Вилли объяснила Чарли, как правильно пользоваться косметикой. Красить ногти светлыми лаками и губы прозрачными блесками она научила девочку уже давно, но вот с остальным временила, справедливо полагая, что ребёнку тушь, карандаш и помада ни к чему. Теперь же она втолковала выросшей малышке, как правильно подчеркнуть свою красоту. Которая, к слову сказать, у неё была, и немалая.
  Если в детстве Чарли и походила на мальчика из-за остриженных кое-как волос и немытого личика вечно голодного ребёнка, то теперь, с длинными, красиво завитыми волосами, спадающими на плечи, оформившимся аккуратным личиком (и не только) и ярко сверкающими глазами она больше была похожа на принцессу из сказки.
  Принцессу, к которой Вилли Вонка, к собственному огромному удивлению, сильно привязалась. Она много думала о ней, стремилась как можно дольше находиться рядом, не хотела надолго отпускать даже домой и начинала нервничать, если Чарли где-нибудь задерживалась дольше, чем, по мнению Вонки, было нужно. И чем старше становилась девочка, тем сильнее Вилли начинала бояться этой своей привязанности.
  
  - Ты не понимаешь!
  - А что я должна понимать? Ты действительно считаешь, что они еще долго будут бегать за тобой как преданные щенки? Это Сойер-то, который готов душу продать, чтобы спасти собственную шкуру? Или Джек со своим комплексом мессии, который, не задумываясь, пожертвует тобой во благо своих идеалов?
  - Не смей так говорить о них!
  - Иначе что?
  Небо над островом было пасмурным. Волны с шумом бились о берег, предвещая шторм. На темном песке, далеко от лагеря уцелевших, Кейт и Джулиет готовы были вот-вот подраться.
  Остин не нравилась "другая", она приняла ее появление в штыки и считала, что та охмурила Джека, чтобы втереться в доверие всем остальным. Она помнила, как с ними обращались Другие, и не верила, что блондинка хочет помочь им. Но больше всего ее грызло чувство вины перед доком, ощущение, что она теряет Шепарда. После той ночи с Сойером это не оставляло ее, преследовало как тень. И во всем виновата новенькая - она полностью завладела вниманием лидера уцелевших.
  Кейт хотелось забыться, унять эту боль, но когда она пришла с этой целью в палатку Сойера, стало только хуже. Сбежав от любовника и полностью растерявшись, она решила пройтись по пляжу и тут ее догнала Джулиет. Разговор начался с того, что та хотела бы помириться с ней, но слово за слово и Кейт выпалила все, что накопилось внутри.
  Спустя некоторое время она поняла, какую ошибку совершила. Слушать как белобрысая стерва, говорит ей то, чего она боялась больше всего, было невыносимо. Кейт теряла самообладание с бешеной скоростью. Где-то глубоко внутри она понимала, что за словами Джулиет скрывается нечто большее, чем желание поссорить Кейт с Джеком и Сойером.
  Жизнь на острове напоминала абсурдную пьесу - здесь не было границ. Идеальное место для Кейт, но сюда не вписывалась "подружка" Джека. Она была лишним элементом, не поддающимся пониманию брюнетки. Она вызывала странные чувства и, сдавшись под натиском напряжения и обиды, Остин бросилась на нее, не понимая, чего хочет больше - убить Джулиет или...
  
  - Прекрати! - Прохрипела Джулиет, пытаясь убрать сильные руки, сжимающие ее шею. Сердце быстро колотилось в груди. Кейт ее не убьет, но от понимания этого не становилось легче. Страх засел в животе, распространяясь по всему телу. Может это вовсе не страх?
  Придавив женщину к земле Остин, пыталась задушить ее и вдруг резко отняла руки, положив их на бедра. Джул жадно глотала воздух, краем глаза замечая, как Кейт вглядывается в темноту.
  - Слезь с меня, - попросила она, размышляя над тем, что в другой ситуации она совсем не была бы против, но это в другой ситуации, а сейчас... "Что она там увидела?"
  Брюнетка опустила взгляд на нее и Джулиет увидела это странное выражение. Смесь обреченности и предвкушения - на лице Кейт все это выглядело опасным.
  Бёрк попыталась спихнуть ее с себя, но Остин перехватила ее руки и прижала к песку. Склонившись над пленницей, брюнетка несколько секунд смотрела на ее лицо.
  Сердце Другой, как ей показалось, на миг замерло - никогда Веснушка, как называл ее Сойер, не была так близко. Волосы девушки скрыли от нее внешний мир, оставив только испуганное лицо и приоткрытый рот.
  Джулиет понимала, что происходило с Кейт до и во время драки, понимала, как той тяжело слышать о том, что она никому не нужна, понимала, что так она хочет подчинить Кейт себе, сделать эту своенравную девчонку своей, но то, что происходило сейчас ставило в тупик. "Что..."
  
  Горячие мягкие губы брюнетки прижались к губам Джулиет. Не рассчитав расстояние в темноте, Кейт невольно столкнулась с блондинкой губами, но болезненный вздох только придал ей решимости. Одежда рвалась под дрожащими руками, слишком грубые ласки вызывали возмущенные стоны у Джулиет, но та не прекращала ей отвечать.
  Остин старалась не думать о такой отзывчивости. В густой чаще она заметила движение и в свете одинокого факела разглядела лицо Джека. Времени на раздумья не было. Нужно отомстить, показать доку, что такое его подружка, отнять ее у него. Док должен был увидеть их как раз в такой позе, а что там делает блондинка уже не важно. Почти...
  
  
  Джулиет почувствовала, когда Кейт сдалась и поплыла по течению. Теперь она была сверху и могла делать с Веснушкой, что хотела - та словно отключилась, при этом весьма активно участвуя в процессе. Судорожные вздохи вырывались из горла, когда холодные пальцы скользили от шеи к соскам, от сосков к животу, от живота к клитору. Блондинка мстила ей тем же - она целовала тонкую шею, чувствуя соленый привкус на губах, и все равно мягкая нежная кожа казалась ей сладкой на вкус.
  Бёрк легко покусывала небольшую грудь, чувствуя, как бьется чужое сердце, как хрипло дышит та, что еще пять минут назад пыталась убить ее. Каждый стон был волшебным звуком, возбуждающим еще больше. Такое препятствие как одежда преодолевалось на "раз-два", казалось, что вот-вот и Джулиет перестанет дышать от нахлынувшего наслаждения.
  Быстро теряющая голову Кейт подчинилась спокойной любовнице - она раздвинула ноги и прикрыла глаза рукой. Но Джул не дала ей "уйти", взяв ее за плечи, она притянула любовницу к себе так, что обе оказались сидящими на маленьком островке из собственной одежды.
  Ночной бриз не мог остудить их - все завертелось перед глазами. Руки ласкали там, где это было нужно больше всего, губы сливались в поцелуе, касались терпкой горячей кожи, открывались для громких стонов.
  Кейт, чувствуя близость разрядки, стала быстро двигать бедрами, навстречу влажным от ее смазки пальцам Джул. Она уже не могла помогать ей, полностью отдавшись наслаждению, поэтому Джул сама закончила, впившись в губы брюнетки, пытавшейся прийти в себя после оргазма. Наконец негромкий стон стал последним в их симфонии страсти и обе устроились на своеобразном покрывале. Джулиет, дабы удержать Кейт от бегства, улеглась на ее плече и облегченно вздохнула. Это только начало...
  
  Джек не спал. Он перебирал медикаменты в палатке, когда в нее зашла Джулиет. Мокрые волосы женщины свидетельствовали о позднем купании, а легкая улыбка, играющая на нежных губах о хорошем настроении.
  - Как все прошло? - Тихо спросил он, когда Бёрк села рядом с ним. Она долго смотрела на него своим загадочным взглядом.
  - Если бы не ты - ничего не было бы, - ответила блондинка.
  - Похоже, я вовремя подошел. - Усмехнулся док. - Что думаешь делать дальше?
  - Приручать, - рассмеялась Джулиет, и Джек поддержал ее широкой улыбкой.
  - Удачи.
  - Спасибо, будем надеяться, что мне хватит на это времени, - тихо прошептала Джул и, пожелав спокойной ночи, ушла к себе. Шепард, погасив свет, расслабленно улегся на кровать, размышляя над тем, удастся ли ему уснуть после увиденного на пляже или нет.
  
  Только дураки считают, что убегать - всегда слабость и трусость. Те, кто сам не смог бы отказаться от возможности присутствовать в жизни другого человека. "Это любовь и истина - всегда быть рядом с тем, кому нужен", - говорят они. Нет. Это эгоизм, простой и грубый эгоизм, особенно если своим присутствием подвергаешь других опасности.
  Поэтому когда-то в Детройте Элис ушла, едва появилась такая возможность. Джил уже погибла из-за неё. Больше никто не повторит её судьбу.
  Быть одной стало чем-то привычным. Людей становилось всё меньше. Вирус, как паук, накидывал на Землю всё новые верёвки, запутывая окончательно в свою сеть. Дорога, заправки, высчитывание положения спутника, редкие сигналы о помощи, на которые она так часто не успевала - такой стала жизнь Элис. И ничего не изменится. Бороться нечем и некому. Если только мертвецы сами рассыплются, разложатся до такого состояния, что не смогут двигать своими прогнившими конечностями. Но ведь это будет нескоро, очень нескоро...
  Иногда Элис казалось, что вирус высушил и её. Она была затаившимся зверем. Но она не смирилась с этим. Пока не смирилась.
  Так было и тогда, когда она встретила Клер. Девушку, которая не отчаялась, которая пыталась сделать всё, что в её силах. Элис было горько смотреть на неё. Что может сделать Редфилд? Да, она сильная. Но ни одна сила в мире не сумела остановить вирус.
  Может, жалость и заставила Элис сказать про Аляску? Верила ли она сама? Едва ли. Но ей хотелось, чтобы Клер поверила.
  А потом был Лас-Вегас, где они потеряли слишком многих... Где Клер потеряла любимого.
  Элис знала, что такое потеря. Это горечь во рту и резь в глазах. Это раздирающая пустота где-то внутри. Это то, что не имеет человеческого облика.
  Она помнила это. Мэтта, который умер на её глазах. Джил, свою любимую Джил, малейший намек на которую вызывал желание разорвать, убить всех, кто был виновен в её смерти.
  И крик Клер там, в Вегасе, не был криком. Это было отчаяние, беспомощность, боль, вырвавшиеся как птица, принявшая форму звука, как неистовая мольба. Такое не может оставаться внутри, иначе оно отравит человека, растерзает его.
  Элис слышала это. Сознание рванулось, пытаясь освободиться от электрического наркоза, вырваться из-под действия невидимого паралитика. "Клер". Единственная мысль, долго и навязчиво бившаяся внутри, освободившая Элис.
  Клер была настоящим лидером. Она не плакала после смерти Майка. Не позволяла себе срываться. Она успокаивала детей, отдавала приказы, даже смеялась - всё как обычно.
  Но то, что из камня нельзя выжать воды, не значит, что он ничего не чувствует.
  Поэтому вечером Элис пришла к ней. Клер сидела в машине одна - видимо, Кей-Март, что-то поняв, ушла к детям. Ни распухших глаз, ни мокрых ресниц - Редфилд умела держать себя в руках. Если плакать - то беззвучно, закусывая ладонь, не позволяя никому видеть.
  Элис не стала ничего говорить. Слова "я понимаю" - самая глупая вещь в мире. Оттого, что кто-то понял, легче не становится.
  Поэтому она просто обняла Клер, прижимая к себе, поглаживая спутанные рыжие волосы. Позволить ей принять помощь, не показывая себя слабой.
  Слов так и не было. Были лёгкие поглаживания по влажным от жары плечам. Потом осторожный поцелуй в полуоткрытые губы. Был легкий запах сигарет и бензина в машине, смешивающийся с запахом крови, моря и горячего ветра - запахом Клер. Рыжие волосы, разметавшиеся по одеялу на заднем сиденье. И снова поцелуи: в губы, шею, грудь - и ответные ласки Клер.
  Элис всю ночь обнимала Клер, словно стараясь закрыть от всего. Завтра не станет Карлоса - и снова из-за неё. И из-за "Амбреллы". Но больше этого не повторится.
  Лицо щипало - оно слишком отвыкло от слёз и теперь реагировало особенно болезненно.
  
  ... -Ты не летишь? - кричала Кей-Март.
  -Позаботься о детях.
  Элис не сразу нашла в себе силы посмотреть на Клер. Подняла руку в прощальном жесте.
  Клер всё поняла. Им были не нужны слова - достаточно взглядов. Достаточно того, что они знали.
  Она ничего не сказала. Не стала останавливать. Она поняла выбор.
  Хотя - Элис была уверена - не совсем поняла причину.
  Бывшая сотрудница "Амбреллы" чуть отошла, глядя на вертолёт, летевший туда, где они будут в безопасности. Где в безопасности будет Клер.
  -Ты обязательно спасёшься, - беззвучно прошептала Элис. - Ты будешь жить. Хотя бы ты...
  
  "Лунный отблеск растекся по лезвию меча, истекая бледной кровью раненого ночного светила. Взвыл и тут же умолк верховой скогре, получивший от погонщика короткий удар по ребрам. В раскинувшейся внизу долине пестрели шатры: выстроившиеся по ниточке там, где разбили свой лагерь Бессмертные, и беспорядоченно скученные там, где расположились люди. Мерцал багрянцем позабытый костерок, и черным, врезанным в ночь изломанным силуэтом вздымалась к небесам Крепость - обманчиво тихая, никогда не дремлющая, ожидающая нападения исподтишка.
  Ожидающая его нападения.
  Завтрашним вечером. Или послезавтрашним утром. Его враги не рассчитывали, что он будет здесь уже сегодняшней ночью.
  А если рассчитывали, значит, он шагнет прямиком в расставленную подготовленную ловушку.
  Но другого выхода нет.
  Его никогда нет..."
  Бойко прыгавший со строчки на строчку курсор замер. Цифры в правом нижнем углу показывали 2:22. Если, бросив случайный взгляд на часы, слишком часто начинаете видеть одинаковые числа, вы наверняка Иной, если верить Луке и его поклонникам. Только там не было сказано, какой именно - Светлый или Темный...
  Вейла несколько раз сжала и разжала затекшие пальцы на правой руке. Левой, не глядя, пошарила в окрестностях перегревающегося ноута. Пустая сигаретная пачка. Вскрытый пакет чипсов. Две растерзанные шоколадные обертки. Кружка с дохлыми чаинками. Стимуляторы исчерпаны. Кофе и пиво она никогда не любила.
  Стрелка курсора пролетела через экран, клюнув изображение песочных часов безжалостной стастистики. Восемь листов. Кровь из носу нужны двадцать. Издатель вчера звонил, намекая: "Доколе, моя прелес-сть? С-сроки, с-сроки!.." Аванс давно проеден. Остался месяц, после чего текст не то что должен - обязан быть "мене, текел, фарес": напечатан и представлен.
  Аффтар, убей сибя ап стену, желательно с разбегу: двенадцать авторских за тридцать дней - нереально. Но издатель ждет, а в дайрь и на самиздатовскую страничку лучше не заглядывать, ибо от алчных фэнских воплей "Продолжения!!!" сотрясаются стены древнего Колизеума. Профаны, коммерсанты... Где им понять... Так, Вей, без фанатизма. Дыши медленно, ритмично. Совсем заработалась, мать.
  Вспомнив господина Издателя и свой последний визит в логово Зверя, Вейла мрачно оскалилась.
  Тогда она пришла ругаться по поводу обложки книги первой - "Осенний звездопад". К обложке Вейла сотоварищи подошли со всей креативностью, сколотив команду для сотворения достойного эскиза. Поехали в осенние карельские леса. Пейзажи впечатляли до оторопи. Джулиана и Корвин позировали. Джулиана была великолепна в черном-и-серебре, Корвин, у ее ног, дивно хорош с лютней. Судзуки ухитрился запечатлеть тончайшую утреннюю дымку над озерной гладью, Беатрис творила чудеса с фотошопом. Диск был отвезен Издателю и в торжественной обстановке вручен. Под клятвы - непременно передать художнику и использовать по назначению. Спустя месяц Вейле прислали письмо с прицепленным к нему файлом Oblojka.jpeg.
  Увидев картинку, Вейла произнесла слово Силы, от которого присутствующий при сем Ангмарец подавился пивом. Впрочем, когда будущую обложку посмотрел он, то сказал еще много слов, которых Вейла прежде не знала.
  Корвин исчез, зато появились два полуразложившихся андета с черными фламбергами наперевес. Перед ними маршировала некая полуголая культуристка с навороченным арбалетом, в облике коей смутно угадывались черты Джулианы. Вместо предложенного Вейлой скромного, звучного и многозначительного наименования на обложке красовались истекающие кровью буквы - "Нисхождение Тьмы".
  Сидя напротив Издателя и наотрез отказавшись от дежурной чашки кофе, Вейла брызгала слюной, вопя: "ГДЕ? Где вы разглядели хотя бы упоминание о голых девицах с арбалетами? Или ходячих зомби? Ткните пальцем, чтобы я тоже прозрела! Черт побери, какое нисхождение тьмы? Вы текст хоть бы просматривали?! Нет, я не прошу читать, но хотя бы краем глаза заглянуть?! Вы настолько не уважаете меня? Или вашего пресловутого "массового читателя"? Вам самим-то не стыдно штамповать горы подобной гадости?"
  - Милочка, да не волнуйтесь вы, - дождавшись паузы, успокоительно загудел мэтр литературного бизнеса. - Ну просмотрел я ваше гениальное творение. Изначальный Свет, изначальная Тьма, все как положено. Но женские персонажи ведь у вас там присутствуют? Присутствуют. Теоретически, почему бы им и не походить немного раздетыми? И ходячие скелеты упоминались, я точно помню...
  - В единственном числе! - завопила Вейла, для наглядности размахивая перед собой указательным пальцем. - В единственном! Один скелет! Уно скелето! Ван! Один штука! Без всяких мечей!
  - Один скелет - это маловато, - укоризненно покачал облысевшей макушкой Издатель. - Мы вас под какой маркой выпускаем? Вот здесь и логотипчик стоит: "Меч и магия". Ну, магии у вас предостаточно, а вот прочего колориту недостает. Все разговоры, понимаете ли, психология... Вот и приходится, чтобы читателя завлечь, малевать на обложке столь возмутившую вас девицу. А то, что в качестве эскиза предложили вы, только на дамский роман подходит. Кстати, вы не хотели бы заняться? Что-нибудь лирическое на историческом фоне? С вашим прекрасным знанием языка и предмета...
  - Ни за что! - отчеканила Вейла. Издатель пожал плечами - мол, как хотите, я вам от души стоящее дело предлагаю. - И не надо мне вкручивать про колоритный антураж! Читала я эту мерзость, что вы мне подсунули, якобы для ознакомления! Зюкин, Дрюкин, как там бишь его... И это - образец для подражания? Детсадовский язык, ноль сюжета, ноль логики! Файрболы пачками на каждой странице! Персонажи из картона вырезаны, разговаривать вообще не умеют!
  - Зато тираж пятнадцать тысяч, и допечатка два раза по пять, - фыркнул Издатель. - А вы, дорогая, за пределы своих пяти тысяч вряд ли выйдете. Надо срочно что-то менять. Бросьте вы эти заумные рассуждения о судьбах мира, пишите проще. Веселее. Побольше экшена, побольше разбрызганных по стенам мозгов, побольше драматичности. Оптовики подобное добро расхватывают - только давай! Мы ж не вечное искусство двигаем, мы бизнес крутим. Или вы думаете, что войдете со своими... гм... романами в историю?..
  Вейла встала, выпрямившись во все свои метр пятьдесят сантиметров и надеясь, что выглядит достойно. Молча вышла и уже на улице от души проорала: "Торгаш! Продажная шкура!"
  "Скелетов ему побольше! - разорялась она, едучи в метро и ощущая дружеское шевеление чужого локтя в печени. - Войду в историю! Да чтоб ты хоть что-то понимал, ремесленник! Каждое слово должно вспыхнуть в твоей душе, изойти кровью и родится единственно верной фразой! Ты проживаешь с персонажем всю его жизнь, от мига рождения до смерти, возвышаешься и падаешь вместе с ним, и когда... Вей, стоять! Опять тебя несет в явное не туда. Ты ж не перед фанами разоряешься. Глупенькие детки, они ведь искренне верят в ту лапшу, что ты вешаешь им на уши. Лет семь назад ты тоже верила. Пока не выросла. Так что сиди, дорогая, на жопе ровно, и строчи. Мечтай когда-нибудь вылить ушат грязи на аффтора Дрюзюкина, чтоб ему пусто было..."
  Вейла пошарила в разорванном пакете и обнаружила парочку уцелевших чипсов, поломанных и раскрошившихся. С отвращением кинула в рот, вытерла замаслившиеся пальцы о треники и покосилась в окно. На нее прищуренным кошачьим глазом косилась белая луна - полный диск колдовской белтайновой ночи.
  В квартире царила тишина.
  Духовный френд, собрат по разуму и соквартирец Ангмарец позавчера отбыл за город, прихватив шумный кагал Назгулятника и часть ривендельского Совета из Московитании. "Обкатывать полигон", то есть сидеть у костра, трепаться, напиваться в хламовник и бренчать на расстроенных гитарах. "Вей, мы на недельку, работай спокойно, не отвлекайся!" Вот Вей и работает, аж мозги скрипят. Ничего, Вей все сможет, все вытянет, фэны возрыдают слезами пятидесятого калибра и осыплют ее восхищенными фидбэками, а критики навроде Легионера Погануса подавятся своими погаными языками... Вей всех сделает... Вот только опомнится и сообразит, на каком она свете... И сварганит себе бутерброд с прокисшим сыром...
  В прихожей робко, еле слышно звякнул дверной звонок.
  Вейла нахмурилась и на всякий случай постучала ладонью по уху - померещилось? Какие звонки заполночь? Или у нее в голове бренчит?
  Длынь-длынь.
  Когда тебе звонят в дверь в половине третьего ночи, не спеши открывать. Сперва подумай: ждешь ли ты сегодня гостей? И если нет, то кем может быть удод, нарушающий своим несвоевременным визитом творческое уединение молодого талантливого автора?
  Алкаш сосед, дядя Кеша не то Геша? В принципе возможно. Время от времени сие существо, находясь в измененном состоянии сознания, промахивалось дверью и нарушало мирный сон сограждан душераздирающими воплями. Ломился пару раз и к Вейле. Тогда на звонок выходил Ангмарец, играя мышцами и желваками, и деловито спускал маргинала с лестницы. Но сейчас Анг в лесах, гоняет виртуальных назгулов, бросив беззащитную девушку на поживу реальным городским упырям. Л-ладно, в нашем славном двадцать первом веке любая девушка должна уметь за себя постоять... Вейла окинула задумчивым взглядом висящий на стене любимый шестопер Ангмарца, мастерски переделанный из бейсбольной биты, и решила, что слово "беззащитный" из фразы можно исключить, а упырям, ежели что, мало не будет.
  Все так, но...
  Длынь-длынь.
  
  Моя жизнь была расписана - от начала до конца, во всех подробностях - еще в тот момент, когда меня передали на руки матери, а одна из медсестер крикнула отцу: "Поздравляю, у вас дочь!". Папа наверняка был рад - у него уже было три сыночка, и вот, на закуску - лапочка дочка.
  Меня назвали Анастасией - в честь бабушки, так же, как когда-то в честь ее бабушки назвали Надеждой мою мать. У меня была комнатка, заставленная куклами, розовое одеяло и розовые же комбинезончики, и, конечно, любимый мишка по кличке Плюшка. Мои старшие братья, хоть и дразнили, но очень любили и даже поколотили как-то за меня мальчишку из детского сада. В семь лет я пошла в первый класс, проявила незаурядные способности к математике и встретила первую любовь - одноклассника Леню, который носил мой портфель и называл меня Настенькой, вызывая у моей мамы ностальгическую улыбку. С той же улыбкой девять лет спустя она накормила супом моего первого "серьезного" парня и с той же улыбкой (разве что еще и всхлипывая немного) проводила меня под венец с сыном друга детства Алексеем.
  Леша воплощает собой образ типичного русского парня - светловолосый, с носом картошкой, лентяй и любитель вкусно покушать. Иногда ему доводилось выпить лишнего, тогда он начинал петь и буянить, и я укладывала его в постель, а на следующий день с упоением жаловалась на него подругам - Ленке, с которой мы познакомились еще в музыкальной школе, и Вике - институтской одногрупнице.
  Мой диплом пылился на полке; мой муж целовал меня по вечерам, исправно выполнял супружеский долг и порой, возвращаясь из командировок, вдруг дарил новое кольцо - я знала, что это значит, но ревновала лишь немного; мой трехлетний сын однажды подрался на площадке и вывихнул себе руку, и это было величайшим несчастьем в моей жизни.
  Я твердо знала, что через два года мы заведем второго ребенка (если честно, хотелось дочку), потом Леша получит повышение, и мы, наконец, купим приличную машину вместо нашей развалюхи, потом докопим на дачу, Степка тем временем уже будет учиться в школе и, может, играть за школьную команду в футбол... Потом настанет время уже мне самой улыбаться ностальгической улыбкой, встречая его первую девушку, а потом... потом, я, наверное, состарюсь и умру. Последняя перспектива меня не пугала и не казалось печальной - умирают все, а я прожила такую долгую и счастливую жизнь, к чему жаловаться?
  Мой личный рай - не самый лучший, а все же рай - казался нерушимым ровно до того момента, пока в моей жизни не появилась она.
  Ее звали Амалия, и уже в одном этом крылся вызов - вызов моему привычному миру Ань, Насть и Ленок. Я впервые увидела ее на улице - хрупкую фигурку, у ног которой лежало несколько тяжелых пакетов. Один из них разорвался, и на грязный тротуар вывалилась куча вещей.
  - Вам помочь? - спросила я, подойдя. Она подняла на меня глаза.
  Глаза эти были черные, как и ресницы, и густые брови - а кожа на худом, скуластом лице напротив, очень белая. Некоторых мужчин, наверное, подобная экзотичная внешность могла привлекать - я же посчитала бедняжку попросту уродливой.
  - Благодарю я, - произнесла она хрипло. Вдвоем мы сложили рассыпавшееся в один из уцелевших пакетов, и она без видимых усилий дотащила все до машины - роскошного джипа, не чета нашему "Форду".
  - Меня зовут Амалия Керц, - она порылась в сумке и вытащила из кармана визитку - бордовый прямоугольник, украшенный затейливым орнаментом. - Главный редактор журнала "Shining". Не читали?
  - Простите, нет, - покачала я головой.
  - Жаль, - произнесла Амалия, зажимая зубами сигарету. Я машинально подала ей свою зажигалку, ожидая, что она заберет ее у меня, но Керц лишь нагнулась так, чтобы было удобнее прикурить из моих рук - и я покорно щелкнула колесиком. Амалия усмехнулась и откинула темные волосы со лба. - Вам бы пригодилось почитать пару советов из колонки Лизы Мельниковой - вы и так красавица, а стали бы сиять.
  - Спасибо, - я нервно кивнула. - Простите, мне пора, муж будет беспокоиться.
  - Муж, - она глубоко затянулась, - что-то подсказывает мне, что вы в рабстве у человека, которого называете своим мужем, и совершенно лишены возможности вести нормальную светскую жизнь. Но это поправимо. Может, сходим в воскресенье в театр?
  - П-простите, не поклонница, - ошарашено пробормотала я и почти бегом кинулась прочь. Эта женщина явно ненормальна! Впрочем, она, по счастью, не стала меня преследовать, кричать мне вслед и так далее...
  Если бы я тогда знала!
  Ей просто не было необходимости гнаться за мной по улицам - она добралась до меня и так. Загадочным образом она узнала сперва мой электронный адрес, а затем и телефон, хорошо хоть под подъездом не стояла - и каждый раз звонила как ни в чем не бывало, словно старой подруге, и предлагала сходить в кафе или съездить за город.
  - Оставьте меня! - шептала я, судорожно оглядываясь на дверь ванной. - Вы мучаете меня!
  - Мучаю? - искренне удивилась Амалия. - Крошка моя, я пытаюсь тебя освободить.
  Тогда она впервые назвала меня так.
  Когда я, утерев слезы, вылетела из ванной, Леша поймал меня в объятия.
  - Что-то происходит, дорогая? - спросил он. Мой супруг не мог считаться особо внимательным, но, видимо, игнорировать то, что со мной происходит, было выше даже его сил.
  Сказать ему всего пару слов, и он - я это знала, я выходила за него замуж, зная это, - посадит меня на кресло, погладит по голове, назовет дурочкой и решит мои проблемы.
  Я до сих пор считаю, что сдалась именно тогда. Не когда согласилась на встречу - "одну-единственную, только отстаньте от меня!", не когда засмеялась над шуткой Амалии и приняла мороженое из ее рук, и даже не тогда, когда позволила ей себя поцеловать. Я сдалась в тот момент, когда вместо того, чтобы сказать "меня преследует какая-то психопатка, помоги!" произнесла - "ничего страшного, милый, нервы подсели из-за новой диеты", и сопроводила свою ложь уверенной улыбкой.
  Амалия вся была огнем, неистовым, как глубина ее черных глаз. Мне хотелось бы сказать, что этот огонь сжигал все вокруг, но, увы, в первую очередь он сжигал ее саму изнутри. Внешне же она большую часть времени владела собой идеально, и наверняка среди ее подчиненных о ней ходила слава "железной леди". Но мне доводилось видеть, как она дает волю чувствам, и я понимала, насколько она безумна изнутри. Впрочем, со мной Амалия успокаивалась и была нежна, как цветок. Она постоянно беспокоилась обо мне, постоянно предлагала свою помощь и постоянно улыбалась.
  Наверное, в первую очередь меня привлекала в ней эта улыбка и еще какое-то дикое чувство гордости - я знала, что никто другой не способен заставить Амалию так улыбаться. Она обнимала меня своими длинными руками и несла всякую чушь, и зарывалась лицом в мои пушистые кудри. Ее квартира выглядела нежилой, но я постаралась убрать ее веселыми тканями и смешными фигурками, она питалась в фаст-фудах или же шикарных ресторанах, я же кормила ее домашней едой. Мне было жалко ее, одинокую, сгорающую и совершенно ненормальную, и я поддалась этой жалости, позабыв, что от нее до любви у женщины один шаг.
  С тем же неистовством, с которым она когда-то пыталась добиться встречи, она теперь оберегала мой покой. Она ни на чем не настаивала, подарив мне первый поцелуй - и прошло полгода, прежде чем она показала мне, чем секс с любимым и любящим человеком отличается от секса с мужчиной, который хочет себя удовлетворить.
  - Я не могу без тебя, - произнесла она после близости почти будничным тоном, раскуривая сигарету, - ты нужна мне, как воздух огню.
  Я притворилась спящей и зарылась лицом в подушку, чтобы не слышать этих слов.
  Я любила ее - правда любила ее - и ради этой любви изменила клятве, данной мужу, обкрадывала своего сына, проводя с Амалией часы, который могла проводить с ними, я разделила с нею - с женщиной! - постель. Могла я пасть ниже? Наверное, нет.
  Мои подруги, разумеется, догадались, что у меня "кто-то есть", и очень обижались на то, как решительно я пресекала все попытки обсудить мой адюльтер так же, как когда-то мы обсуждали, например, Ленкин загул. Впрочем, они были хорошими подругами, которым можно было доверять, и ничего не сказали Леше.
  Секс с Амалией был потрясающим - ни один мужчина, тем более мой муж, довольно ленивый в постели, никогда не доставлял мне такого удовольствия. С самого начала эта черноволосая женщина была для меня чем-то вроде двери в мир иных, неведомых наслаждений, и она не изменяла себе. Однако теперь, после всего, что произошло, наша связь стала однозначно... лесбийской, как не ужасно звучало это мерзкое слово по отношению к нашей любви. И страх мой, что все вскроется, стал еще сильнее.
  Меня окружали хорошие и добрые люди, но все они были гетеросексуалами и в большинстве своем гомофобами, и вряд ли стоило ожидать от них понимания. А мама? Маму же схватит удар!
  Разумеется, браку придет конец. Смогу ли я тогда, сжав зубы, отправиться к Амалии и навсегда остаться с нею? Вряд ли, думала я, а потом смотрела на сына и поправлялась - нет, никогда.
  Представьте: спасительный сквозняк среди вони, та темнота у вас под ногами - лестница, лампочку выдрали с мясом задолго до вашего рождения, кто-то орет благим матом на первом, втором, третьем, четвертом этажах. Суть в том, что этажей всего три, а живете вы как раз под притоном сук-наркоманов, воющих круглые сутки и над блядюшником вашей суки-соседки. Суть в том, что вам приходится все это терпеть день за днем, год за годом, во сне вам кажется, что вы, блядь, живете в доме терпимости. Вы просыпаетесь и видите, что пущенная по кругу истина недалеко уковыляла.
  Представьте: проснувшись ранним вечером, вы решаете перед началом трудового дня заскочить к соседке за солью, спичками, своей долбанной двадцаткой баксов, которую одолжили ей год назад.
  "Дерьмо", -- говорите вы, стукнув по гостеприимно болтающейся на одной петле двери, и заходите. Мэг стоит посреди своей спальни-рабочего места-кухни в стрингах и растянутой майке, рядом с Мэг - ее новое приобретение: красный и неожиданный, как хер, баллон с надписью "пропан", вентиль откручен, наконечник шипит. Э, нет, вы учились в школе, вас не проведешь: шипит новый дружок Мэг -- Це-Три-Аш-Восемь. Мэг вертит в руках зажигалку. "Дерьмо", -- вы поняли, что назад свои баксы уже не получите.
  -- Дай закурить, -- говорит Мэг, -- дай закурить, раз уж приперлась. Или я чиркану этой дрянью и вся ваша помойка взлетит на воздух.
  -- У тебя был тяжелый день, Мэгги, у меня был тяжелый день, давай я сбегаю за выпивкой, давай я поднимусь к себе за куревом и травой, давай не будем горячиться, Мэгги.
  "Безмозглая корова, -- думаете вы, -- ты чирканешь своей дрянью в любом случае, так что хер тебе, а не сигареты"
  -- Тяжелый день, ха. Тот мудак, который говорил, что любит меня и принесет мне кокс, сегодня он пришел со своими обдолбанными дружками, их было шесть хуев, Ло. Мне даже не заплатили. Это любовь, когда забесплатно, это так называется, да?
  -- Все будет в порядке, Мэг, я принесу нам травы, и все уладится. Ты найдешь себе нового мудака, ты заработаешь много денег, ты вся засыпешься коксом. Не нужно горячиться, ты всегда мне нравилась, Мэгги.
  "Сдохни, но в одиночестве, шлюха", -- вы прикидываете расстояние до окна, до ножа, до двери. Вас мутит.
  -- Ничего не в порядке, Ло, ничего в этом гребанном доме, квартале, мире никогда не в порядке. Лучше иди сюда и отсоси мне, Ло, потому что я блядь, но не помню, чтобы хоть раз целовалась.
  Все упрощается. Вы подходите к ней - дальше от двери, но ближе к окну - и становитесь на колени, спускаете трусы с ее жирных бедер, раздвигаете ей складки между ног и начинаете лизать, стараясь не попадать языком в ту дыру, что зияет у нее под клитором. Сдирая язык о трехдневную, жесткую, как у мужчин, щетину, вы думаете, что лучше бы она и была мужиком, тогда можно было бы просто расслабиться, а так приходится прилагать все силы, чтобы не отстраниться. Вы представляете себя на Гаити, на Кубе, на улице.
  Представьте: вы - маленький герой, вы спасаете весь мир и три лестничных клетки с жильцами-животными своим умением отсасывать, хотя мечтаете спасти свою собственную шкуру.
  -- Иди сюда, -- повторяет Мэг. Она даже не возбудилась. - Поцелуй меня.
  Вы поднимаете руку, чтобы вытереть рот.
  -- Не нужно, -- улыбается она, -- мне и так будет приятно.
  Вам плевать, будет ей приятно или нет, вы хотите вытереть с губ ее слизь и сперму ее ебарей.
  Целуясь, она выпячивает губы, ввинчивается вам в челюсть, как будто хочет сожрать, засовывает язык вам в рот и толкает его, толкает, толкает, пока ваш рот не наполняется ее слюной, у нее холодный язык, холодный и скользкий, как у покойника. Вы думаете, что у вас такой же, что все вы тут уже трупы. Вы думаете, что вас сейчас вырвет.
  Представьте: вы в сотый раз обшариваете глазами комнату, у вас ничего, совсем ничего нет под рукой. Кружится голова, у Мэг, должно быть, тоже, потому что она начинает виснуть на вас. Вы подталкиваете ее к столу. На нем - целлофановый пакет и пустая бутылка, и когда Мэг, не открывая глаз, опускает свою жирную задницу на его край, вы делаете плавное, нежное движение и разбиваете бутылку ей о затылок. Она вздыхает и тучно оседает на пол.
  Представьте: вы бьете, пока она не теряет сознания, пока ее лицо не превращается в месиво, пока в руке у вас не остается только горлышко, пока у вас не начинают неметь пальцы, пока шум у вас в ушах не перекрывает шипение из баллона, пока у вас не темнеет перед глазами.
  
  - Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка - "Набережная"...
  Автобус мягко трогается с места, и я откидываюсь на спинку сиденья. Яркое солнце выныривает из-за высоток, отражаясь мириадами зайчиков от стекол витрин, окон автомобилей... я щурюсь, достаю солнцезащитные очки. Автобус неторопливо плывет по Городу. Я всматриваюсь в знакомые улицы, я не была здесь очень давно, многое изменилось. Мимо проносятся машины, в салон автобуса входят какие-то люди, хорошо, что час пик еще не начался, народу относительно мало. Смотрю в окно, на свое отражение на стекле. На меня в упор смотрит красивая улыбающаяся женщина со стильной прической, в модных очках. Успешная, известная всему миру скрипачка Мичиру Кайо. Я усмехаюсь ей. Прошло столько лет. И я снова здесь в родном Городе. Появилось много новых улиц, домов, из "Короны" сделали детский развлекательный центр на несколько этажей... на месте школы Мюген разбили огромный парк с озером и аттракционами... Другая жизнь, другая реальность. И все равно - это мой Город. Который снился мне, в который я приезжала за это время - но ненадолго, на концерты, на пару дней. А теперь я вернулась.... Мой менеджер отнесся с пониманием к этой идее - взять отпуск на год, якобы на написание нового альбома: "Ах, мисс Кайо, мы все понимаем! К черту гастроли, концерты, Ваше здоровье нам важнее". Нет, идеи и композиции у меня действительно есть, и должен получиться неплохой альбом. Но я не хочу сейчас об этом думать. Просто мне мучительно, до боли захотелось сюда приехать. Мой сын сказал мне - "Конечно, мам, поезжай, а я через пару месяцев приеду!", - я в ответ взъерошила его светлую челку и с удивлением обнаружила, что мне приходится вставать на цыпочки, чтобы дотянуться до его макушки. Восемнадцать лет, взрослый человек, студент колледжа, и так похож на своего отца...
  ... я пытаюсь отогнать грустные мысли, но воспоминания всплывают передо мной на стекле окна, как на экране. Кто-то сказал, что жизнь всего одна, что живем мы один раз. Это неправда. Мы проживаем много жизней. Меняются целые эпохи, в каждом из нас. Моя прошлая жизнь закончилась год назад со смертью моего мужа. Биолог, он не вернулся из экспедиции по Южной Африке, его вертолет разбился, видимо, пилот не справился с управлением. Впрочем, когда умирают твои близкие, истинная причина не важна. Во мне что-то сломалось. И так получилось, что я не находила себе места, а прислушавшись к себе, поняла, что единственное, куда меня тянет - это Токио. И вот я здесь.
  ... никто не знает, откуда, из-за какого поворота на тебя накинется твое прошлое. Или подойдет тихо сзади, прикоснется к плечу и прошепчет на ухо давно и старательно забытое имя...
  незаметно для меня автобус наполнился людьми. На очередном повороте чье-то случайное прикосновение к колену выводит меня из оцепенения. Я немного отодвигаюсь на сиденье, бросаю взгляд на стоящего передо мной человека. Он одет в светлый льняной костюм, одной рукой опирается на черную трость, в другой держит книгу, и поэтому мне не видно его лица. Но это не главное. Внезапно мне становится трудно дышать. Мой взгляд прикован к тонким длинным пальцам, охватывающим серебряный набалдашник трости. На безымянном пальце - кольцо из черного агата с тонким знаком бесконечности на камне. Этого не может быть. Бесконечность, лемниската, символ из моего далекого прошлого. Далекого, скрытого до такой степени, что я иногда думаю, что это было не со мной. Такое кольцо носил только один человек в моей жизни. И вероятность встречи с ним равна одному из шести миллиардов, или сколько там сейчас на Земле людей? может, это случайная ошибка... в это время автобус резко тормозит, человек передо мной быстро засовывает книгу в карман пиджака и хватается за поручень.
  Светлая пшеничная челка. Глаза все те же, только теперь за стеклами очков в тонкой оправе. Шрамы над бровью и на скуле. Я выдыхаю. Не может быть. Наверное, я просто ошиблась, бывают же такие похожие люди...
  Нет. Мичиру, ты не ошиблась. Незнакомые просто очень похожие люди не смотрят так остолбенело. И не говорят сдавленным голосом - "Привет... Мичиру".
  Один из шести миллиардов. Одна из шести миллиардов.
  И я уже обнимаю ее, слезы, совершенно неуместные, глупые, текут по моему улыбающемуся лицу. "Харука... Хару... неужели это ты? Ты?" - "Ну конечно, я, кто же еще?" - отвечает она, обнимая меня, и я понимаю, что наше равновесие очень хрупко - автобус продолжает движение, а мы балансируем на харукиной трости. Потому, что она умудряется еще и поддерживать меня. Я беру себя в руки, отстраняюсь, достаю из сумочки платок "А я тебя не узнала... ты стала носить очки, и трость, почему? И вообще, как твои дела? Мы же сто лет..." - "Не слишком ли много вопросов, Мичиру? - мягко перебивает меня Харука, - может быть, сойдем на остановке? Я знаю отличное кафе поблизости. Наверно, у такой занятой леди, как ты, найдется часок-другой для старого... знакомого?"
  "Конечно, Хару. Времени у меня теперь сколько угодно".
  
  2.
  
  Хару. Ты сказала "Хару". Стараюсь ничем не выдать своего волнения. Хотя внутри все перевернулось. Вот тут и начнешь снова верить в судьбу, в божий промысел или во что-то там еще. С утра я отдала машину в автосервис (старик Камеда-сан открыл свой бизнес). Решила проехаться на общественном транспорте. Проехалась...
  Рада ли я нашей встрече? Не знаю. Я иду, улыбаюсь тебе, очень внимательно слушаю, как ты живешь. Палка мерно стучит по мостовой, ты опираешься на мою руку и я чувствую тепло. Тщательно забытое тепло...
  После нашего расставания я и не предполагала, что все будет так серьезно. Я думала, что смогу вернуться, что ты дашь мне второй шанс. Но прошла неделя, потом другая, и вот мы с девочками провожаем тебя на самолет. В Америку. Зареванная Усаги, Хмурая Мако, ничего не понимающие Рэй и Минако, серьезная Ами... Чуть в стороне Сетсуна и Хотару. Маленькая Хотару крепко вцепилась в ладонь Сетс, смотрит на меня волчонком. Она так и осталась в полной уверенности, что разрыв с тобой произошел по моей вине. Наверно, так оно и было.
  --Пока, девочки, - машешь ты рукой.
  -- Прощай, Хару, - легкий кивок в мою сторону, и ты уходишь. Странно, но в этот момент в моем окаменевшем сердце ничего не дрогнуло. Мне было все равно, наши отношения давно изжили себя, так я думала. И думала так двадцать лет. Мичиру, и вообще, вся моя прошлая жизнь превратились постепенно в набор цветных картинок, пыльных фотографий. Которые редко когда достаешь из старого альбома, и, слепо щурясь, пытаешься разглядеть - а кто там улыбается? Чужие, забытые лица, другая реальность, остановись, мгновенье, ты прекрасно.
  Жизнь не стоит на месте. Где-то на краю ее была ты - блестящее турне по Америке и странам Европы, потом - свадьба, рождение сына... чужая, счастливая молодая женщина. Иногда мой взгляд случайно выхватывал тебя на страницах газет в рубрике - "Светская жизнь". Там, кстати, мы иногда были вместе. В разных, правда, статьях: моя стихия - спорт, несколько лет еще моя карьера была на взлете, пока я не попала в серьезную аварию - не вписалась в поворот на треке... Потом - годы реабилитации. Врачи почти собрали меня заново, спасибо связям Ами Мицуно, известного на всю страну профессора нейрохирургии. Все, что осталось - легкая хромота, да неважное зрение (осколки стекол поранили лицо, задев глаза). Мне пришлось уйти из большого спорта, завоевывать дешевую популярность за счет своих недостатков я не захотела. Купила маленький домик в гористой местности и уже лет пять живу там. Сначала - не одна, естественно. А потом со временем круг моих знакомых и друзей начал заметно редеть. Мне стало легче одной. И мне это нравилось до поры. С девочками я отношений почти не поддерживаю, хотя Усаги, молодец, шлет мне на рождество и день рождения открытки и всегда зовет в гости. Я же все собираюсь написать ей письмо, да как-то недосуг. Или неохота. Я привыкла к одиночеству.
  Или я себя убеждаю в этом, глядя на тебя?
  
  3.
  
  Маленькие колокольчики над дверью кафе мелодично зазвенели, но никто из обслуживающего персонала не обратил на это особого внимания. Харука и Мичиру сели за столик у окна. Через некоторое время подошла официантка, приняла заказ, пообещала, что будет готово "минуты через две", и упорхнула.
  Воцарилась долгая пауза. Харука спаслась тем, что достала серебряный портсигар, вынула оттуда тонкую черную сигару и закурила. Ароматный дым, причудливо клубясь, пополз к потолку. "Куришь? - удивилась Мичиру. "Редко, - выдохнула Харука, - только когда волнуюсь". "Волнуешься? Почему?" - удивленно вскинула брови Мичиру, совсем, как раньше, когда она, кокетничая, дразнила свою Хару. Нынешняя Харука поперхнулась дымом, потом взяла себя в руки и выпустила пару идеальных колечек. "Ну... так... все-таки столько лет мы не виделись..." - "А я знаю про тебя почти все!" - "Я не удивлена. Ты еще и до знакомства все обо мне знала, не так ли?" - и Харука многозначительно подняла одну бровь и хмыкнула. "Один-один, Хару!" - засмеялась Мичиру, слегка покраснев. Фирменная улыбка Тэнно осталась прежней. "Рассказывай дальше," - попросила Харука, гася сигару, когда принесли кофе.
  ... они просидели в кафе до вечера. Потом вышли на улицу. "Давай прогуляемся до набережной," - предложила Харука, как можно небрежнее, хотя внутри нее все замерло от страха, что Мичиру откажется. "Конечно," - улыбнулась скрипачка,- "только вот дождь начинается. Но ничего, у меня есть зонт". Она раскрыла зонт и передала его Харуке. Взяла ее под руку. И вскоре две фигуры под одним зонтом перестали быть различимы среди все более частых струй летнего дождя.
  - Мы пришли...- тихо сказала Мичиру. Набережная была пустынна, кое-где поблескивали лужи. Харука с Мичиру подошли к мокрому парапету. Океан шумел, кучевые облака величаво проплывали над горизонтом, вся картина выглядела достаточно грозно, но кое-где уже проглядывало закатное небо. Ветер спутал всю прическу Мичиру. Кстати, они не заметили, что дождь почти кончился, и продолжали стоять под зонтом. Потом Харука будто очнулась от оцепенения, сложила зонт и отдала его Мичиру. Та отвлеклась от созерцания волн и стала укладывать его в сумочку.
  -Мичи-чан, - проговорила Харука. Мичиру подняла голову. Ветер растрепал харукины вихры, и несколько прядей упало на лоб. Но Харука не обращала на это внимания. Она пристально смотрела в глаза Мичиру, и дальнейшие слова просто застряли в горле. Мир замер. Вздохнув, высокая блондинка прошептала, - я так скучала по тебе на самом деле... Я поняла это только сейчас. Прости меня.
  Вместо ответа Мичиру провела рукой по волосам Харуки. Захотела что-то сказать, может, отшутиться, но ... в голове было абсолютно пусто. Только шум волн и песня ветра.
  - Поцелуй меня.. - попросила Мичиру.
  
  Харука всегда была очень серьезной девушкой, даже видами спорта она занималась серьезными, прыжки в мешках, бег, мотокросс, гонки в конце концов... И все это - с одной единственной и очень серьезной целью - избавиться от ночных кошмаров, точнее, просто кошмаров, так как эти кошмары, (а именно зеленоволосая стройная девушка в зеленой мини юбке по самое небалуйсь, к тому же юбке - плиссированной, которую игриво приподнимал ветер, каждый раз, когда она, эта зеленоволосая девушка, начинала наизусть выученный Тено монолог о демонах, темноте и пустоте и священных талисманах, которые им предстоит разыскать (любой ценой!)), являлись к ней не только ночью... Так что мало того, что бедная Харука категорически не высыпалась по ночам, так даже и в светлое время суток этот бессовестный демон преследовал ни в чем не повинную спортсменку, которой между прочим (для хороших результатов на всяких там забегах-заездах) нужно было правильно питаться и спать, хоть изредка... Вот такая вот была у серьезной девушки по имени Харука нелегкая жизнь, которую мог скрасить лишь шоколадный пудинг (Который так хорошо делала ее двоюродная бабушка, которой конечно же не было в Токио. Да и вообще - в Японии. Пару лет назад она вышла за муж за какого-то европейца и укатила к нему в Швейцарию. С тех пор Харука получала лишь открытки на Рождество и восторженные отзывы европейского дедушки о шоколадном пудинге)... Ну, это так, к слову.
  
  Но однажды этот навязчивый демон (Харука уже искренне считала ее демоном, точнее, искренне верила, что считает ее демоном) не явился. Не явилась... Харука выспалась с удовольствием проглотила на завтрак яичницу с докторской колбасой и бодренько побежала на соревнования.
  
  - Эй, Тено! Что-то ты сегодня слишком бодрая... неужто выспалась? - ядовито заметила Эльза Грей - знакомая.
  
  Харука ядовито кивнула, и вдруг... и вдруг поняла, что странная но прекрасная незнакомка с роскошными зелеными волосами на свидание сегодняшней ночью не явилась... и даже утром не отразилась в зеркале в ванной, и не приглучилась по дороге к спортивному комплексу...
  
  Харука загрустила, даже немножко обиделась на безответственное поведение незнакомки. Пол года, целых пол года, донимать ее, и вдруг... и вдруг! Взять и исчезнуть! Просто так, даже не оставив записки или хотя бы сообщив, что мол, раз ты такая, Тено, тормозная, я и без тебя мир спасти могу. Адьос, пакеда! Не скучай! Мир спасу - еще свидимся... если спасу...
  
  Харука переоделась и уселась на лавочку в спортзале. Пока все разминались и молили богов о победе в сегодняшнем забеге она сидела и сосредоточенно ждала. Ждала и ждала, начиная осознавать что хочет, что просто мечтает, жаждет увидеть эту странную девушку. Снова услышать ее нежный грустный голос, снова любоваться ее большими и глубокими, синими, как море после бури, глазами, зелеными волнами волос, рассыпающимися по хрупким плечикам... Снова... снова...
  
  - Говорят, ты быстрее всех? - знакомый голос, только вовсе не грустный а задиристый и вредный... Эльза Грей улыбнулась. - Так докажи!
  
  - Да пожалуйста! - буркнула Харука в ответ и пошла к своей дорожке.
  
  Харука доказала, снова опередив всех незадачливых соперниц и вредину Грей, пролетела, как ветер, все сто метров... Выслушала восхищенную Эльзу...
  
  - Харука, я хочу тебя кое с кем познакомить, - посерьезнев произнесла Эльза , потянув Харуку за куртку.
  
  Харука нехотя повиновалась, догадываясь, что это будет очередной мальчик, высокий и смазливый. В последнее время все ее знакомые слишком старались найти ей парня. Каково же было ее удивление... когда... когда...Харука потеряла дар речи, забыла весь японский, английский и все то, чего она даже не знала...
  
  ЭТО БЫЛА ОНА!!! Та девушка, та странная прекрасная незнакомка из кошмара... простите, сна.
  
  Незнакомка грустно улыбнулась:
  
  - Мне кажется, вы умеете слушать ветер...
  
  Ветер, может быть... Харуке казалось что она даже готовить научиться, если Она захочет. Если она только пожелает... только скажет... Харука пропустила мимо ушей краткую биографию странной незнакомки, теперь представшей перед ней...
  
  - Глупости! - Тено гордо вскинула голову, обиженно вспомнив пол года бессонных ночей и нудные лекции, вместо красочных снов.
  
  Незнакомку, точнее, теперь уже Мичиру Кайо, такое положение дел вовсе не огорчило. Наоборот, в ее глазах мелькнула робкая надежда:
  
  - Не хотите... попозировать для моей картины?
  
  - Простите, - Харука вдруг решила быть вежливой, - но не хочу.
  
  Тено подхватила свою сумку и вылетела со спортивной площадки, отчаянно надеясь, что это не выглядело как поспешное отступление.
  
  Харука вот уже третий час мерила шагами комнату. Она пропустила свой любимый сериал "Дикий Ангел", она великодушно простила долг Эльзе Грей (они поспорили на 1000 йен, что Харука проиграет сегодняшний забег), вежливо разговаривала с мамой по телефону, которой вдруг приспичило узнать, как поживает ее гулящая дочь, она даже пропылесосила в квартире и не пошла в зал игровых автоматов...
  
  Последующие три часа она билась головой об стенку, выла, стонала, крушила все что было в комнате... В конечном итоге, когда ее уютная квартирка превратилась в руины... Тено в изнеможении повалилась на огромную кровать и произнесла одно единственное слово:
  
  - Мичиру...
  
  На теплоход ее занесло чисто случайно. Нет, правда, с первой и пока что последней встречи Харуки и Мичиру прошел месяц. Харука настолько увлеклась подготовкой к предстоящим гонкам, что и думать забыла про какую-то там Мичиру Кайо, тем более теперь она ее даже во сне не видела.
  
  Посидев немного в ресторане, послушав скрипку ( в исполнении Мичиру Кайо!) она решила немного прогуляться. Почему-то при виде зеленоволосой красавицы ее начинало трясти и колотить, поэтому, и только по этому, она поспешно спустилась вниз... и тут же наткнулась на огромнейшую и мрачнейшую картину в пол стены - конец света. Что-то очень знакомый конец света... Когда до Харуки дошло, где она такое уже видела она не поленилась отыскать имя автора. Ее опасения подтвердились - Мичиру Кайо - гласила надпись, выгравированная на золотой табличке под картиной. - Спасибо, что пришла, мисс Харука Тено.
  
  Харука начало трясти. Во первых, "мисс" ее называли разве что в полиции... когда ей приходилось иметь дело с органами правопорядка, за всякие там, мелкие проделки, а во всех остальных случаях к ней обращались либо "Харука", либо "Тено", ну, или "молодой человек". А во вторых... у подножия лестницы сидела Мичиру Кайо, скромно сложив ручки на коленях и взирала на нее большими синими глазами с неподдельным восхищением... и грустью.
  
  - Как могла девушка с таким невинным лицом выдумать такую ужасающую картину, - попыталась отшутиться Тэно.
  
  - Это не выдумка, - спокойно отозвалась Мичиру, - я так вижу. И ты тоже так видишь.
  
  Тут Харука не выдержала. Она очень, по ее мнению, доходчиво объяснила "незнакомке", что мир от всяких там демонов спасать не собирается, что вообще она - гонщик номер один среди юниоров, а не какой не "борец за добро и справедливость" и ей абсолютно плевать на мир, Мичиру и всю эту возню на счет каких-то там талисманов.
  
  Мичиру молча выслушала эту страстную речь, и проводила гордо удаляющуюся Харуку гневным взглядом.
  
  Прошла еще неделя. Точнее пролетела. Харука решила, что наконец-то со всем этим покончено и она сможет, наконец-то! Сможет пожить спокойно. Выиграть гонки, собрать друзей и пойти куда-нибудь праздновать...
  
  Со спокойной душой и чистым сердцем Харука проходила мимо гаража... из которого доносились какие-то странные звуки. Сначала Харука решила, что мешать не стоит... но потом поняла, что стоит вмешаться.
  
  В гараже обнаружился юноша, даже скорее мальчик, лет тринадцати на вид. И на вид - ему было плохо. Он лежал, привалившись к стене, держась обеими руками за горло. То и дело его тело сотрясали судороги. От этой ужасной картины сердечная Харука пришла в полнейший ужас, но в обморок не хлопнулась, а наоборот резво подскочила к пареньку и попыталась выпытать у него что случилось. Его хватило только на сдавленное "Помогите" и в следующую секунду его тело окутал свет и душераздирающий вопль огласил весь гараж. Харука тоже чуть не заорала, увидев чем стал паренек - двухметровое чудовище, поразительно напоминающее червя со щупальцами нависло над ни в чем неповинной Тено. Ну, повинной разве в том, что отказалась позировать для картины Мичиру. Тут Харуку на мгновение озарило - а не подослала ли Мичиру эту тварь в харукин гараж? Уж больно она невинно выглядела. Но в следующую секунду тут же отказалась от этой мысли, вспомнив горячий монолог "Прекрасной незнакомки" из сна о Пустоте и Темноте и Демонах в придачу. А Мичиру очень напоминала эту незнакомку, разве что... юбки по длиннее носила. Еще через секунду Тено вообще пришлось забыть о Незнакомках, Мичиру и Кубке Чемпионата Японии, и бросить все силы на спасение своей драгоценной жизни - чудовище угрожающе взвыло и кинулось на нее.
  
  Харука отлетела к стене, так удачно попавшееся под руку оружие - лом, к другой стене, а угрожающе рычащее и брызгающееся слюной чудо-юдо между ними...
  
  Чудо-юдо взвыло еще более угрожающе, а Харука безропотно простилась с жизнью, Мичиру и Кубком Чемпионата Японии, как... яркий свет озарил гараж, Харуку и чудовище.
  
  Свет немного потускнел и превратился в жезл, все еще сверкающий, сияющий и манящий. Харука почувствовала, что он решение всех ее проблем и всех неприятностей. Стоит ей только его коснуться, и все решится само собой, и больше никто не будет наведываться к ней во сне, нападать без предупреждения и...
  
  - Стой! - звонкий голос вырвал Харуку из забытья. Жезл перестал светиться и тонко звякнув о каменный пол, откатился подальше.
  
  Ну вот опять!.. - не без раздражения подумала Харука, но все-таки обернулась на голос. В дверях стояла Мичиру...
  
  - Если ты к нему прикоснешься, то больше никогда не сможешь вернуться к нормальной жизни! - как бы извиняясь, но без нотки сожаления в голосе произнесла зеленоволосая девушка и подняла над головой жезл. Почти такой же как, только что светился перед Харукой.
  
  Мир затопил голубой свет и перед изумленной гонщицей стояла уже не просто Мичиру Кайо, а прекрасная незнакомка из сна. Харука открыла рот.
  
  Чудовище тоже. Только не от удивления, а для того чтобы издать очередной пронзительный вопль и кинуться на прекрасную незнакомку, которая была еще Мичирой Кайо, художницей, скрипачкой... и просто красивой девушкой... которая пытается спасти мир. И которая еще умело дерется.
  
  Мичиру двинула чудовищу так, что оно согнулось пополам и было погребено под невыдержавшей такого накала страстей балкой, свалившейся с потолка. Следующие две секунды Харука отстаивала право на жизнь незадачливого паренька (или все таки чудовища?) ее доброе и ранимое сердце не могло вынести такого варварства, пусть даже во имя самой благой цели из всех самых благих целей, во имя спасения мира. Не какого-то, а нашего.
  
  Чудовище было полностью с ней солидарно, правда ему, чудовищу, было все равно кто был на его стороне, а кто нет... Харука опять попала в переплет... И только потом, после всего-всего-всего, после того как гараж был приведен в порядок, вся вода выкачена (Нептун немного перестаралась, так что затопило весь гараж), пол подметен, а незадачливый паренек был отправлен в больницу (или лабораторию на исследованияJ ), Мичиру, точнее Сэйлор Нептун, позволила себе упасть на руки спасенной (между прочим собственноручно!) Харуке и дать волю чувствам... Сердце Харуки наконец-то оттаяло и она смогла поверить, что Мичиру действует во благо родины, а не посланница коварных демонов, призванная доставать ее, лишать сна и душевного покоя.
  
  - Конечно мне не все равно, - каялась Мичиру, - но я выбрала свой путь, я воин. И я не могу больше жаловаться... - Мичиру всхлипнула...
  
  - Тогда зачем ты спасла меня? - допытывалась Харука, - Ты больше не можешь быть обычной скрипачкой...
  
  - Я следила за тобой вовсе не потому, что ты тоже воин... Я давно все о тебе знаю и... Харука, ты должна меня простить, но... но... я люблю тебя!.. - Мичиру снова всхлипнула и вымученно, но очень картинно, улыбнулась.
  
  - Тогда зачем ты являлась ко мне во сне??? И днем??? Целыми сутками???.. - хлюпая носом вопросила Харука, нежно обнимая раненную воительницу.
  
  - Любовь должна быть взаимной... - выдавила Мичиру и бурно разрыдалась уткнувшись в грудь Харуке.
  
  Харука погладила рыдающую Нептун по голове, промурлыкала на ушко что-то успокаивающее и испепеляюще глянула на жезл, который выжидающе сверкнул.
  
  С тех пор Харука еще ни разу не пожалела о сделанном выборе. Теперь жезл всегда лежав у нее в кармане, а превращаясь в воина - Урануса она выплескивала всю свою ненависть и обиду на судьбу, сотрясая землю и калеча демонов.
  
  Мичиру переехала к ней, и теперь, каждое утро, ее ждал горячий и вкусный завтрак, носки теперь не стояли неделями под креслом, а пылесос - в далеком и темном углу. А вечером, после трудного и напряженного дня всегда можно было забраться под одеяло, обнять Мичиру (или получить увесистую затрещину, но все-таки от любимой!J) и забыть о всяких непутевых демонах, Пустоте с Темнотой, дурочке Сэйлор Мун и злом противном мире. Теперь в ее душе поселилось тепло, и если даже "прекрасная незнакомка" и являлась во снах, то Харука больше не просыпалась с головной болью и не засоряла квартиру трехэтажным матом...
  
  - Харука, тебя в последнее время не мучают эротические сны? - спросила как-то за завтраком Мичиру, небрежно застегивая коротенький розовый халатик с романтичными оборочками.
  
  Харука подавилась кофе и подняла на подругу лукавый взгляд:
  
  - Почему это сразу мучают...?
  
  Мичиру тихонько рассмеялась, и, подойдя к Харуке, обвив ее руками за шею, поцеловала в щеку.
  
  - Ты знаешь, - улыбаясь начала Мичиру.
  
  - Знаю, - перебила Харука, тоже улыбаясь, - Любовь - великая сила!
  
  - Но что бы она стоила без шоколадного пудинга! - закончила Мичиру, ставя на стол тарелку с аппетитным лакомством и с наслаждением наблюдая, как вспыхивают серые глаза Харуки и она бросается на любимый десерт и с полным ртом убеждает ее, Мичиру, что вообще-то и без пудинга, а уж тем более шоколадного, любовь все-таки великая сила, но с пудингом - любовь еще и навсегда!
Оценка: 1.38*38  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"