Там-да-ра-рам-там, там-да-ра-рам! - гремели барабаны, и казалось, что их звук, ритмичный, ровный, такой громкий среди лесной тиши, пронизывает само пространство и подчиняет его своему ритму. Там-да-ра-рам! - казалось, даже сердце бьется в такт барабанам. Там-да-ра-рам-там! - пульсировала земля под ногами. Там-да-ра-рам! - вторила пульсу земли поступь отряда. Полязгивание кольчуг, встряска стрел в колчанах, дыхание сотен легких - все подстроилось под ритм барабанов. Даже звезды в небесной бездне помигивали под него. Это был простейший ритм - но в его простоте таилась странная, зачаровывающая сила.
Там-да-ра-рам! - сердца воинов бились одинаково, с одной частотой, одновременно ударяя о ребра, словно подыгрывая барабанам. Солдаты были единым существом, идущим через поляну, десятками ног топчущим цветы, множеством ноздрей вдыхающим ночной воздух. Личностей больше не было, они растаяли в барабанном ритме. Людей уже не было - был только ритм. И были тела - увешанные оружием комки мышц, вторящие ритму. Трепещи же, все живое! Орден Крови идет!
Там-да-ра-рам-там! - четыре воина замыкали колонну. Один из них был несуразным тощим существом с луком на плече. Существо широко шагало, стараясь попадать в ногу с тремя рослыми соратниками. Похожее на человека, оно все же им не являлось. Ритм также заполнил его доверху, и вытеснил все мысли, гнездившиеся в голове. Для существа не было ничего, кроме ритма - а точнее, оно само было ритмом. Ритмом, что заставляет ноги шагать, ритм задает частоту сердцу и дыханию, ритм протягивает невидимые нити, соединяющие воинов в живой монолит.
Ночь была ясной, тихой и безмятежной. Сейчас бы петь сверчкам да вскрикивать ночным птицам - но тишину убили поступь войска и барабанный марш. Сапоги давили траву, вминая ее в землю, втирая сок в грунт. Трава на этом лугу достигала щиколотки, и заметно мешала идти. Мешала, впрочем, одному авангарду - воины, идущие в конце строя, шагали уже не по траве, а по зеленому пахучему месиву. Они шли уже почти два месяца - в начале лета отряд выступил из крепости Орихалк. Первую половину пути они прошли налегке, в сопровождении носильщиков, несших снаряжение. Так они добрались до степной станции ордена, где сели в фургоны. В фургонах ехали до самых лесов, до порубежных фортов. Но в течении последних дней (а точнее, ночей) они шли пешком и в полном обмундировании, потому что ожидали встречи с врагом - ожидали в каждую секунду, в каждый миг. Отряд то рассыпался на маленькие группки, идущие порознь по звериным тропкам и охотничьим путикам; то, дойдя до поляны или редколесья, снова собирался в топочущую и гремящую барабанами быструю колонну; то растягивался бесконечной цепочкой, переходя речные броды. Лишь боевого построения до сих пор почти не приходилось делать - ожидаемого сопротивления почему-то не было.
Существо с луком тяжело дышало, травяной аромат щекотал ему ноздри, так и подбивая чихнуть. Но это создание остерегалось даже шагнуть не в такт. Идти ему было не так уж легко - ныла плохо сросшаяся плечевая кость, что-то кололо в груди и, наконец, оно было просто голодно. Его не кормили? Нет-нет! - вечером оно уже ело вонючую кашу с кусочками холодного мяса. Просто ему были необходимы и некоторые, хм... дополнительные компоненты. Но об этом попозже.
Колонна перешла поляну, как гигантская многоножка, и вошла в лес. Звездное небо сменилось темными сплетениями кедровых лап. На фоне синеватой небесной темноты ветви казались черными и зловещими. Ветерок слегка шевелил их, и казалось, что они шевелятся сами по себе. Звезды смотрели на воинов через просветы в кронах, а деревья тщетно тянулись к звездам своими колючими лапами. Кедры здесь были старыми - настоящие великаны, до тридцати саженей в высоту, а их стволы не мог обнять даже самый длиннорукий человек.
Существо вздохнуло и сделало резкий кивок головой, разминая хрустящий позвоночник. Странный зуд елозил по спине своими кошачьими усами. Создание знало - это чей-то взгляд. Но... оно шло в самом конце колонны, рядом с тремя другими солдатами, и этот взгляд не мог принадлежать кому-то из своих. Существо быстро, украдкой оглянулось, но никого не увидело. "Показалось" - успокоило оно себя. Тварь облизнула сухие, искусанные губы, тронуло кончиком языка острую верхушку клыка. У него были клыки - длинные и острые. Такими клыками можно вырывать у врага здоровенные куски плоти - но можно и ненароком поранить себе губу или десну. Попадать в ногу с воинами, идущими рядом, было утомительно. Те шли, гордо подняв головы, и шаги их были размеренны и тяжелы. Наш бедняга резко выделялся в строю своим небольшим ростом, тощим сложением и бедным снаряжением. Он держался понуро, ибо ему виделась немая, колкая насмешка в гордой осанке соратников.
Мучительная тоска саднила где-то в глубине, под сердцем, как ржавый гвоздь. Клыкастое создание всей сутью своей ощущало холод одиночества, не покидающий его даже в толпе. Маршировать ему было тяжело, но в таких маршах всегда было и что-то приятное - может быть, то чувство единства людей, которого существу никогда не хватало?
Люди чуждались его. Но оно и не стремилось к другим людям, ибо знало, что его непременно отвергнут. Боль и тоска бездны одиночества висели на его шее мельничным жерновом, и давили на плечи горой. Оно чувствовало себя этаким шатким островком во враждебном океане насмехающихся лиц, презрительных ухмылок и указующих на него пальцев. И этот океан постоянно причинял боль - словно у существа не было кожи. Ему бы быть поэтом - но красота с детства обходила его стороной, не оставляя в жизни ни единого светлого пятнышка. Красоты, добра, света в его жизни не было. Было место лишь сырому мраку, бессильной злобе на всё и всех, и боли, боли от каждого слова и взгляда. Была злоба - и была смерть. Смерть отдельных людей и смерть целых манипулов. Были реки, потоки крови... Несчастный не мог дать какой-либо выход своей боли и тоске, ибо привык сжигать их внутри себя. Он не мог кричать и махать кулаками, как декан* Тараско, потому что был труслив и слаб. Не мог в бою махать секирой, круша вражьи кости, потому что был никчемным воином. Не мог делать какие-то записи в маленькой тетради, как это делал солдат по имени Кедр, ибо был неграмотен и просто не имел денег на грифели и бумагу. Он даже не мог кому-то рассказать о своей боли, чтобы переплавить боль в слова, потому что мало кто желал разговаривать с таким существом. Он был молчалив - оттого что никто не хотел слушать его речь. Да и говорил он еле-еле: тихо, постоянно оговариваясь, запинаясь, путая слова и звуки. Оказывается, даже простейшая устная речь забывается без надлежащей практики!
В марше было что-то приятное... Но куда приятней было исполнять свою работу - отложить дурацкий лук и раствориться во тьме; бесшумно нестись под сенью темных деревьев, напрягая слух и зрение. Эта тварь не могла сражаться - зато могла быстро и незаметно перебегать из тени в тень, и слушать чужие разговоры, прижавшись к земле среди кустов или корней дерева.
Как его звали? Существо давным-давно утратило свое настоящее, человеческое имя, и забыло о нем. Было лишь военное имя-прозвище. Всех воинов ордена Крови звали какими-то прозвищами. Кедр, Хирург, Тараско, Скрыт - прозвища, как прозвища. Ну а нашего беднягу назвали мудреным именем: Носферату. Кажется, это было что-то на языке людей Запада - что-то, связанное с ночью.
У Носферату не было своей жизни - была только непонятная война. Где он потерял свою жизнь, или ее вовсе не было? Откуда он взялся? Где и когда, при каких обстоятельствах родился? А каково было его детство? Детство - одна из самых светлых пор жизни. Но детства своего Носферату не помнил. А точнее, не хотел помнить. "Прошлое ни к чему, прошлое не нужно" - знал он. И прошлое не просто не было нужным - его попросту не существовало. Не было у твари и будущего. Прошлое, настоящее, будущее - что это такое? Бесполезные понятия. Названия того, чего нет, чего не увидишь, не услышишь, не потрогаешь руками и не куснешь зубами. Звуки, ни о чем не говорящие. Не было ни былого, ни грядущего, были только день и ночь. День... Носферату (да и многие его сотоварищи) с ненавистью вспоминал о нем. День! Светлое, враждебное время, когда жгучие лучи впиваются в кожу, высушивая, выжигая из тела силы. Каждое утро половина отряда забивалась в наскоро вырытые бивуаки, накрытые плетеными щитами и тентами плотной ткани. Бивуак! Далеко не лучшее место для сна: тесно, душно, тревожно! Воины бок-о-бок ложились на холодную землю, подстилая плащи, и превращались в бессознательную груду нервно подергивающихся конечностей и судорожно дышащих грудных клеток. Их охватывало тяжелое, зябкое оцепенение, заменявшее сон. В бивуаках всегда было тесно - кому-то непременно приходилось спать полусидя, прислонившись спиной к сырой земляной стене этой "братской могилы". Очень часто в таком сидячем положении перепадало спать именно бедному Носферату. А это было чрезвычайно неудобно - если учесть беспокойность дневного сна. Близость враждебной солнечной стихии сильно давила на психику ночных созданий, потому воины то и дело подергивались, меняли положение, ненароком толкали соседей по биваку, стонали невнятные проклятия, скаля острозубые рты. Так, бывает, спят собаки, или пьяные.
К страху перед солнцем нередко примешивался страх перед врагом. Что может быть страшнее, чем дневное нападение, когда уставший отряд спит в "могилах" и палатках? Это была бы верная смерть - глаза, привыкшие к тьме, ничего не различают на свету, да и само солнце порой убивает вернее врага.
Вы уже, наверное, поняли, кем был Носферату и его соратники. Да-да, они были теми существами, которых принято называть вампирами. Хотя слово "вампир" говорит мало. Эти создания очень разнообразны, у них есть разные породы - и все они отличны от тех тварей, которых мы знаем по историям ужасов. Молва всегда приписывала им разные фантастические черты, придуманные с перепугу или от избытка фантазии. Бессмертие вампиров, их неуязвимость, их превращения, страх перед серебром и святой водой - все это лишь мифы, страшные и романтические мифы. На деле все не так романтично... Да и не так страшно.
Хотя, конечно, и в мифах есть доля правды. Вампиры действительно не выносят солнечного света, который убивает их темные души. Свет солнца не превращает их в прах, как многие думают - вампир вполне может пробегать несколько часов по солнцепеку и остаться в живых. Причем одни переносят свет легче, другие тяжелее. Носферату, к примеру, мог запросто бродить и днем, двигаясь от тени к тени.
Вампиры не являются самостоятельным народом. Они происходят от людей - но не от укушенных и не от умерших грешников. Вампирами обычно становятся добровольно. Вампиры - результат жуткого эксперимента, проведенного орденом Крови. Маги ордена гордились этим открытием, стоившим многих лет и не имеющим в мире никаких аналогов - в ходе длительных алхимических изысканий ими была изобретена особая субстанция, названная мутагеном. Это было полужидкое-полулетучее вещество, мерцающее и переливающееся, будто бы подающее признаки самостоятельной жизни; введенное в венозное русло человека с помощью шприца, оно либо разрушало свою жертву изнутри, либо перестраивало ее по своему непредсказуемому усмотрению. Мутации - так колдуны называли наступающие изменения, - могли быть самыми разными, и их каталоги постоянно пополнялись. Одни подопытные добровольцы обретали нечеловеческую силу и выносливость, у других развивалась странная быстрота движений и реакций, у иных сильно обострялись чувства и возникали необычные способности. Иногда они не старели и жили гораздо дольше положенного. Мутации сильно разнились, в зависимости от телосложения, характера и склонностей "исходного" человека. Все обработанные мутагеном люди не переносили солнечного света; он действовал на них губительно. Наблюдались аномальные отложения кальция и изменения строения хрящей - уродливо заострялись зубы, менялась форма ушей и носа. Кожа стремительно теряла пигмент. Не меньшие изменения претерпевали и духовные тела человека. Менялись характер, влечения, способности... Появлялось необъяснимое влечение к крови, часто пересиливающее остальные инстинкты. Причем предпочтение отдавалось крови человеческой. Лишенные крови, вампиры быстро слабели - начиналось нечто вроде авитаминоза. Кроме того, среди вампиров были нередки заболевания канцером. "Мутации расплаты" - назвали эти явления.
Словом, образовывалось новое существо, новая личность, выстраивающаяся на руинах прежней... И никак нельзя сказать, что все эти превращения приносили жертвам опытов удовольствие... Это настоящая, дорогая расплата за нелюдскую силу или ловкость. Вампиры сильны. Но несчастны.
Разработки мутагена велись очень долго. Сотни и сотни проб и ошибок делали колдуны в своих зловещих лабораториях, целыми поколениями ломали головы над одними и теми же вопросами. Магам были неведомы физиология, биохимия, генетика - их исследования производились совершенно иначе, чем мы привыкли представлять. Даже канонический труд "Ars mutationis" и редчайшая, единственная в своем роде книга "Teratogenesis" не оказали им большой помощи. Неудивительно, что работа над мутагеном длилась почти около ста лет. Но, как оказалось, опыты того стоили. Живучие, сильные, подвижные и сметливые вампиры стали страшным оружием ордена Крови. И хотя к строевой службе они не были пригодны из-за боязни перед днем, вампиров всегда использовали в качестве асассинов, разведчиков и ищеек. Немало кровопийц можно было увидеть и в волшебных лабораториях ордена - те, у кого вместо тела развился ум, были хорошими колдунами.
Носферату принадлежал к особой породе вампиров - к так называемым нахтари, легким и быстроногим существам, великолепно слышащим и видящим, довольно легко переносящим свет, но имеющим ломкие кости. Странное сочетание, не правда ли? Такие существа, как правило, происходили от людей небольших, худощавых. Они не очень-то чувствительны к боли, и Носферату уже трижды приходилось самостоятельно исправлять сломанные кости. Все нахтари - настоящие травматологи-любители! Кости легко ломались - для этого было достаточно даже сильного пинка; но при этом нередко сохраняли прежнюю форму, подобно сломанной зеленой ветке, и срастались также легко, всего за два-три дня. Впрочем, они часто срастались неправильно, и принимали уродливую форму. Носферату был молод, и имел всего одну кривую кость - левое плечо. Этакая память о фьордгеймских всадниках, напавших на отряд дней восемь назад, еще у опушки леса. Носферату тогда лишь чудом не попал под меч и не оказался на копье, ему повезло - его только сшибли с ног и заехали копытом по плечу. Так у нашего упыря искривилась левая рука. Но это была далеко не единственная его травма: он ломал кости уже не меньше семи раз.
Как уже было сказано, вампиры не служили в строевых частях. Но сейчас орден Крови переживал далеко не лучшие времена.
Далеко позади осталась крепость Орихалк - мрачные гладкие стены с острыми бойницами, двадцать высоких башен, чуть ли не царапающих облака, черные пасти ворот со скрежещущими зубами подъемных решеток. Каменное кольцо охватывало целый военный городок с деревянными бараками и амбарами, с мастерскими, из которых доносился стук молотов и звук пил, грызущих дерево, с каменными зданиями лабораторий и Малой крепостью - массивной и высокой цитаделью, в которой размещались штаб и сокровищница вместе с бухгалтерией. Штаб с охраной занимал меньше трети помещений цитадели, казначейство занимало еще меньше. Большая часть Малой крепости пустовала, и только ветер завывал в ее узких окнах и рвал паутину, оплетающую углы. По пустым коридорам, как призрак, бродил, дребезжа ключами и шепотом матерясь, старый инвалид-ключник - Старичина Мышелов. Он был единственным стражем пустынных галерей и таинственных комнат за запертыми дверями. Как знать - может, комнаты не были пустыми, раз Мышелов запирал их на висячие замки?
Старичина Мышелов был ветераном, хвастливым наглым стариком, по вечерам он спускался в таверну, мостящуюся под боком цитадели, и постоянно рассказывал воинам свои байки про свою безвозвратно ушедшую молодость. Голос его был противным, скрипящим, как несмазанный замок. Гордо рассевшись на скамье рядом со смеющимися ратниками, эта живая груда рухляди демонстрировала свои искалеченные руки и дребезжала, дребезжала бесконечные истории про свирепых троллей и бухты Фьордгейма. Старик был назойлив и вреден, но в ордене его любили за забавную ругань, которой Мышелов непременно разбавлял речь, и за явно выдуманные рассказы, выдаваемые за чистую монету. В Орихалке была лишь одна таверна - и та с грабительскими ценами. Орден Крови не одобрял веселья, и посетителями были, в основном, офицеры и воины привилегированных подразделений. Захаживали туда и разные старые проходимцы вроде Мышелова - их часто угощали вином задаром.
Улицы городка были вымощены гладким булыжником, привезенными аж с берегов Гранштрема. И мостовая постоянно дрожала от тяжелой поступи отрядов пехоты и стука копыт. Пасти ворот почти непрерывно изрыгали и глотали вереницы людей в черных доспехах. Одни строи шли в крепость, и их воины волочили ноги от усталости; другие же отряды бодро выходили из-под тени мрачных стен, и уходили вдаль, издалека похожие на гигантских змей, ощетинившихся копьями. Куда же они шли?
Одни шли на восток - там была возведена мощная линия укреплений, граничащая с королевством Граголией. Там шла вялая, словно неохотная, позиционная война между орденом и войсками грагольянских феодалов. Нередко там происходили "битвы", сводящиеся к перестрелкам. Солдаты Крови обстреливали со стен замков отряды грагольянцев, периодически пытающиеся прорваться к лесу, чтобы под его прикрытием добраться до вражьих укреплений и осадить их. Такие атаки заканчивались почти одинаково - строи грагольянцев распадались и обращались в бегство, бросая оружие. Невзирая на крики командиров, грагольянцы отступали к своим фортам. Грагольянские армии были плохо сплочены и плохо вооружены. Кроме того, все люди грагольянской породы от природы тщедушны и трусливы. Однако орден не решался нападать на них, поскольку грагольянцев было впятеро больше, и прятались они в огромных крепостях, казавшихся неприступными.
В отличие от наспех построенных укреплений Крови, грагольянские крепости были построены на совесть. Некоторые из них стояли уже более семи веков и были испытаны еще в годы Первой войны. Другие были возведены лучшими в мире зодчими, нанятыми королем Германом II Воеводой, готовившимся к решительному наступлению на орден. Так эту цепочку крепостей и называли - Линия Германа. Герман Воевода великолепно знал, что главным оружием грагольянских воинов должна стать численность, давящая любую силу, и собирался использовать эту численность в самом полном объеме. Опытный воин, замечательный стратег и мудрый правитель, он объединил Граголию, подчинив все непокорные земли, объявил всеобщую мобилизацию, организовал единую грагольянскую армию, лично подконтрольную ему, начал генеральные учения... Победа над орденом стала целью его жизни. И орден в те поры мог только наблюдать глазами шпионов за всеми приготовлениями, не в силах помешать решительному королю.
Увы, Герман так и не дожил до исполнения своей поистине королевской задачи, преждевременно скончавшись от апоплексии. Корону принял безвольный сын короля-полководца - Герман III Ленивый, - и с той поры в Граголии вновь воцарилась феодальная раздробленность. Единой армии не стало. Она распалась на десятки малых армий, разорванная в клочки графами и герцогами, воюющими по отдельности. Иные из их армий не превышали трехсот копий. Феодалы были заинтересованы лишь в защите своих земель. Они не только не согласовывали своих действий - более того, многие из них враждовали, и было непонятно, почему они до сих пор не перегрызлись между собой. Война стала сонной, почти бескровной. Носферату когда-то участвовал в ней - совершал ночные вылазки на вражескую территорию. Он осуществлял связь штаба со шпионами, живущими в грагольянских деревнях. Это была сравнительно безопасная и несложная работа, Носферату великолепно с ней справлялся - но вскоре об успехах упыря доложили командованию, и его перевели в более "серьезную" часть.
На восток, на рубеж Граголии шла малая часть ордена - большой контингент там не требовался. Если посмотреть на старую карту этого рубежа, можно увидеть, что линия конфронтации шла с юга на север, змейкой извиваясь между рощ и холмов. На юге линия истончалась и исчезала - там начинались малолюдные края, тамошние феодалы были бедны, и армии их были малы, и орден не зарился на их жалкие земли. На севере же цепочка грагольянских фортификаций резко прерывалась, натыкаясь на границу другого государства - Хорьяланда. Эта граница тонула в вековых лесах, и казалось, что ее нет вовсе. Там не было ни крепостей, ни воинов-порубежников. Но командиры ордена считали этот регион гораздо более опасным, потому что неприметная граница Хорьяланда охранялась магами. Хорьяланд прославился своей Академией Магических Наук, и его колдуны были одними из самых сильных в мире - если только не самыми сильными. Граница не защищалась, потому что была проклята. Орден, потеряв много людей, определил пределы проклятой территории, и расположил в лесу около нее несколько маленьких, замаскированных лагерей. Лагеря служили не для обороны, а для наблюдения. Туда отправлялись на полевые работы маги Крови - чтоб разгадать и обезвредить вражеское заклятие. Увы, успехов они так и не добились.
На западе от Орихалка простирались поля и пастбища, кормившие орден. Под руководством фермеров-распорядителей, под плетями надсмотрщиков там трудились сотни рабов, живущих в покосившихся бараках. Рабов поили какой-то колдовской дрянью, которая подавляла психику. Никто из них и не помышлял о побеге. Они вообще ни о чем не помышляли - только работали, тупо и неустанно выполняя приказы. Носферату не раз видел этих существ - оборванных, грязных, с опустевшими взглядами, с гримасами ужаса, застывшим на лицах. В сельских угодьях не было войск - только дозорные сидели на вышках, наблюдая за окружающей степью. Покорные рабы не требовали особой охраны - с ними вполне управлялась кучка стариков и калек. Опираясь на скрипучие костыли, эти уродливые надзиратели бродили среди бездумных рабов, хрипло ругаясь и посвистывая плетьми. Иногда по утоптанным дорогам, разделяющим поля, проносились, вздымая вихри пылищи, отряды легких всадников. Они миновали дозорные вышки, пересекали западную степь и вторгались в долины страны Палюстрии, нападая на села. Конники возвращались с вереницами пленников, заключенных в рогатины, с мешками награбленного добра, иногда они пригоняли целые стада коров - если им попадались степные кочевники. Каждому налету предшествовала тщательная разведка, и потому рейды проходили гладко, без встреч с палюстрийскими войсками. Села грабили, но не жгли; крестьян старались не убивать понапрасну; порабощали не больше половины села; урожай изымали, но не весь - часть оставляли обобранным селянам. Эти несчастные крестьяне были для ордена чем-то вроде большой пасеки, дополнительным пищевым ресурсом. Собственная земля ордена была суха и не давала большого урожая - не помогала даже хитроумная система каналов, подведенных от артезианской скважины. Припасов, поставляемых тайными союзниками из Граголии, хватало ненадолго. Потому приходилось грабить крестьян, чтобы пополнять амбары.
На юге от Орихалка начиналась бесплодная пустошь, переходящая в пустыню. Она была необитаема и безопасна, и ее не удостоили даже дозорных вышек.
Но куда же шло большинство воинов? Они шли на север и северо-запад, в мрачные хвойные леса, ко второй укрепленной линии.
Половина солдат занимала позицию в деревянных лесных фортах. Этот фронт требовал гораздо более серьезной защиты, нежели грагольянский. Дни в фортах проходили в мучительном напряжении, в постоянной боевой готовности. Воины не расставались с оружием даже во время сна - враги могли напасть в любое мгновенье, днем или ночью. Небольшие мобильные отряды постоянно патрулировали пространство между фортами. Среди зарослей подлеска, в оврагах, засыпанных валежником и маскированных окопах-схронах круглосуточно дежурили группы бойцов, гадающих, кто кого первым обнаружит - они врага или враг их. Некоторые командиры так усердствовали в создании засек и завалов вокруг крепостей, что потом даже собственные отряды не могли там провести.
Напряжение изматывало людей сильнее, чем марш-броски и длительные бои, доводя до отупения и полубезумия. Части, занимающие лесные гарнизоны, часто сменялись по причине глубочайшего падения духа.
Другая же половина войск останавливалась в фортах ненадолго. Они шли дальше, в тайгу, в наступление. Мало кто возвращался оттуда...
...Северные леса полны побелевших костей, зарытых в валежник, в болотах ржавеют сломанные клинки и рассеченные латы. Страшно же ходить по таким лесам в одиночку! - там есть места, где людские кости буквально усеивают землю, и на каждом шагу скалятся черепа, выглядывающие из сухой хвои. Неприветливо и зловеще встречает лес путников - отовсюду веет смертью. Но через неделю пешего шага страшные леса заканчиваются, и хвойный свод исчезает, давая волю солнечным лучам. Как радостно выйти из лесной тени и внезапно ощутить ласковое тепло солнца, полуослепшими глазами увидеть дневное небо! Впереди открывается вид на обжитые места. Они похожи на груботканный ковер со скромным узором. На канве из каменистой земли вытканы скромные пашни, огороженные грядами из камней. Промеж каменных гряд тянутся ленточки-дороги, мощенные булыжником. Там и сям разбросаны горсти бисера: палатки, землянки, приземистые каменные домики, деревушки, деревни, городки. Эти края угрюмы и холодны, но после лесного сумрака они, озаренные солнцем, кажутся настоящем раем. Соленый холодный бриз проносится над этой каменистой землей, треплет полотнища палаток, пробегает волнами по полям, огибает недобрые лица деревянных идолов. Если же путник продолжит свой путь на север, то он пройдет сельский край менее, чем за день. Каменистая земля постепенно сменяется скалами, похожими на лежбище каменных тюленей. Белые чайки реют над ними, гнездясь на уступах. Скользкий мох наполняет ложбины и трещины. Приглушенный рев прибоя доносится из-за скал. Можно не пожалеть своих ног и перелезть скалу - тогда глазам откроется красивейшее зрелище, стоящее побитых ног и ободранных локтей. О, это чудесно: скалы резко обрываются прямо перед тобою, и внизу, у подножия километрового обрыва, пенистые волны разбиваются о камни. Нагромождения скал этакими когтями впиваются в море, образуя причудливые, длинные бухты. Острые рифы выглядывают из воды, сторожа входы в бухты, и волны с шумом перекатываются через них, обращаясь в потоки пены. Местами на скалах растут сосенки, дрожащие от напора морского ветра. А впереди - необозримое, студеное море, уходящее в бесконечность и соединяющееся там с голубым небом, полным облаков. Облака словно состязаются с волнами в быстроте - бриз так стремительно гонит и тех, и других, что от их полета захватывает дух. А если повезет - по морю будет нестись длинный, низкий корабль с косым черным парусом, с десятками весел, и блестящими щитами, закрывающими гребцов. Череды волн с белыми гребешками несутся к берегу, подбрасывая к небу алмазы брызг. Глубоко под водою покоится древняя земля Улдогар, многие века назад затонувшая вместе с городами и народом...
Небывалое чувство свободы и простора рождается в душе от холода бриза. Словно видишь себя со стороны - крохотное насекомое, стоящее над гигантским обрывом, под бескрайним небом...
Такова страна Фьордгейм, он же Дальняя Нормандия: длинная полоса деревень и полей, зажатая между зеленым морем лесов и черным массивом скал, спускающимся к океану. Она кажется мирной и беззащитной, это наименьшая и беднейшая страна в так называемой нормандской триаде - но между тем Фьордгейм является опасным врагом. Это молодая страна, и ее жители - потомки беженцев из Великой Нормандии, которые ушли к необитаемым лесам и фьордам, дабы более не терпеть грабительских поборов и зверских кар великонормандского короля. Несмотря на тяготы и преследования королевских войск, беженцы выжили и назвали свою новую родину Фьордгеймом. Сегодняшние норманны Фьордгейма не стыдятся бегства своих предков, обретших в новой стране голодную, но свободу. Они знают цену своей воле. В их жилах течет кровь легендарных викингов, некогда державших в страхе северные берега, и хотя время морских походов давно прошло, викингский дух отнюдь не ушел в забвение. Фьордгеймцы и сейчас мало чем уступают своим славным предкам - у них тот же воинственный нрав, те же мифы и те же обычаи. Во Фьордгейме и доныне можно увидеть одержимых берсерков и мудрых вождей-ярлов. Здесь доныне поклоняются племенным Одинам, Торам и Тюрам. Древний варяжий дух живет во Фьордгейме... В прочих нормандских странах он давным-давно изгнан торговлей, церковью и современными военными учениями.
Только теперь сила викингов служит не грабежам и завоеваниям, а обороне. Всю свою свою короткую историю Фьордгейм от кого-то защищался, и защищался стойко: сначала - на западе, от воинов короля, покуда король не махнул рукой на эту "беглую" страну. Затем - на востоке, от варваров Северных гор. Теперь же бои шли на южном рубеже.
Орден Крови тоже встретил сильное сопротивление: все новые и новые когорты шли в наступление и находили смерть в северных лесах, да и сами норманны порой переходили в атаку, оставляя после себя разрушенные крепости и груды непогребенных тел. Не многочисленностью и не сложностью тактик побеждали фьордгеймцы, а коварством, изобретательностью и отвагой.
В этих битвах гибло множество солдат ордена и множество норманнов, и войне не было видно конца. Ордену Крови был дан отчетливый приказ: "Атаковать Фьордгейм вплоть до полного завоевания. Уничтожать всех, оказывающих сопротивление". Очевидно, Темный Архонт хотел превратить Фьордгейм в опорный пункт для дальнейшего завоевания северных государств. Слова Архонта - приказы, поступающие из столицы Рапакиви, - были законом... Рапакиви находился в мрачной стране Кальме, что расположилась на востоке от Фьордгейма, отделенная от него внутренним морем и Северными горами. В Кальме находился самый главный штаб, откуда поступали приказы всем орденам и странам, подчиненным Темной стороне. Приказы неуклонно исполнялись - даже когда они казались бессмысленными. Никто не знал, что замышляет таинственный Темный Архонт - но его авторитет был неколебим. Говорили, что он хочет то ли захватить, то ли уничтожить (уничтожить?!.) весь мир.
Об Архонте никто ничего толком не знал - только то, что он дает указания главнокомандующим и то, что он организовал все военные ордена убийц, терроризирующие мир. В общем-то, название "орден" было устаревшим и неточным - это были скорее небольшие военные государства, сложные организации со своей иерархией, тайными призывными пунктами, сетями разведки и контрразведки, с секретными языками. И эти организации занимались только тем, что атаковали цели, намеченные Архонтом. Убийц боялись повсеместно - множество стран страдало от их нападений. Впрочем, нередко случалось, что и самих убийц побивали, иной раз истребляя целые ордена. Орден Крови же всегда был одним из самых сильных орденов, крепость Орихалк не знала разрушений, и походы всегда отличались дерзостью.
Так было всегда, сколько помнил Носферату - оборона на востоке, грабежи на западе, наступление на север. Но он не был в Орихалке уже полгода, и не знал об изменениях, произошедших там во время его отсутствия. Для Носферату ничего не менялось - отряды по-прежнему шли на север, сражались, гибли, отступали, подсчитывали потери, сдвигали поредевшие ряды и снова атаковали. Казалось бы, все шло так же, как и раньше. Правда, в последнее время стали часто появляться подразделения, собранные из необученных новичков - ранее такого не допускали, отправляя на север более-менее зрелых воинов. Для новобранцев было другое хорошее занятие - стрелять с башен по убегающим грагольянцам. Носферату догадывался, почему в атаку стали посылать юнцов, некоторые из которых не могли даже хорошо натянуть тетивы. "Скорей всего, у ордена возник недостаток людей" - с дрожью думал он, глядя на этих несчастных пацанов, которым, вероятно, суждено было полечь в первом же бою. И он был прав. Собственно, по этой же причине в строевые части призвали вампиров, малопригодных к походам. Что до самого Носферату, то он никогда не носил оружия, кроме ножа, и не принимал участия в битвах. Теперь же ему дали лук, и обязали воевать наравне со всеми. К счастью, сейчас Носферату был приписан к более-менее сильному отряду - Ночной когорте. Предыдущее войско, состоящее из сопливых недомерков, тупых степных номадов и бывших готских крестьян, угодило в нормандскую засаду и было перебито. Носферату был единственным, кто выжил, потому что следовал своей обычной тактике: днем прятался в норах, а сразу после заката догонял основной состав, остановившийся на ночлег. Бегал он очень быстро, и за одну ночь успевал догнать свой отряд, отошедший от него на целые мили, да еще сбегать на разведку. Однажды он спал в норе и услыхал шум битвы - то фьордгеймские берсерки уничтожали его однополчан... Когда наступила ночь, Носферату побежал к месту сражения и нашел лишь стаи волков, терзающих трупы. Он вернулся в ближайший аванпост и доложил о случившемся. Его сразу зачислили в недавно сформированную вампиро-людскую Ночную когорту. Когорту собрали из солдат, пришедших из Орихалка, а также беглецов, отступивших с севера. Когорту возглавил некий командир Хирург - молодой и никому ранее не известный.
Носферату не был ни общителен, ни любопытен, и не слышал, как новоприбывшие воины рассказывали о страшных наемниках из Пиктландии, натравленных на орден Германом III, прорвавших линию обороны и долго блокировавших сам Орихалк. Герман Ленивый попытался сдержать слово, данное отцу - напал на орден. В атаку пошли только наемники-пиктийцы и часть королевской гвардии - феодалы идти на войну не пожелали... Пиктийская армия почти опустошила королевскую казну, и, как только срок договора закончился, свернула свои шатры и преспокойно ушла домой, на запад. На этом блокада Орихалка и закончилась.
Укрепленная линия была прорвана, и больше ничто не сдерживало грагольянских войск. Тех, кто уцелел после пиктийской осады, срочно отправили защищать рубеж и отстраивать укрепления. Грагольянцы осмелели и провели ряд атак - в том числе и несколько довольно успешных. Множество солдат Крови пало, многие дезертировали - и орден, чьи полчища казались неисчислимыми, превратился в сборище усталых оборванцев. Площади Орихалка опустели; к небу поднимались столбы дыма - пламя пожирало целые горы мертвецов; тучи воронья заполняли небо. Командование хотело было отозвать часть войск, наступающих на Фьордгейм, но тут, словно сговорившись с Граголией, в атаку пошли норманны... Это был новый прорыв, с новыми потерями! В Рапакиви срочно отправили гонцов с донесениями о поражениях. Архонт выслал ордену жалкое подкрепление, и велел продолжить наступление на север - мол, Фьордгейм также понес большие потери, и теперь нужно захватить его прежде, чем тот успеет восстановиться.
И, вероятно, Фьордгейм действительно ослабел - Ночная когорта до сих пор была лишь дважды атакована, и дважды победила. И это при том, что через три дня предполагался выход к морю и деревням. По идее, норманны должны были особо яростно защищать здешние леса. Но вот уже несколько дней когорта не встречала по пути ни единого следа пребывания человека.
В первый раз, еще на подходе к лесам, когда отряд остановился для дневки, застигнутый солнцем, на него напали всадники. Лошадей в этих краях ценят на вес золота, и верховая езда - право лишь сильнейших воинов-аристократов. Своего рода рыцарей - пожалуй, последних рыцарей во всем мире.
Напали эти рыцари-норманны утром, и их было всего лишь около дюжины - против полтысячной когорты. Однако в бой пошли лишь две сотни солдат Крови - вампиры просто побоялись вылезать на свет. Носферату, однако, вступил в бой и даже ранил стрелой одну из лошадей, за что поплатился сломанной рукой. Когорта потеряла пятерых человек. Всадники ловко уклонялись от целых туч стрел, летящих в их сторону, и лишь однажды налетели на воинов ордена, после чего поспешно отступили, увидев, что в биваках под ногами сидит еще тьма тьмущая врагов. В этой короткой стычке погиб лишь один норманн, сраженный стрелами. Воины Крови дивились храбрости и быстроте северных наездников.
В второй раз люди Крови одержали легкую победу - враги, не зная, с кем имеют дело, попытались атаковать когорту ночью. Может быть, другого врага они и разгромили б, но с Ночной когортой такой номер не прошел. Схватка была короткой и жестокой.
Но две победы не избавили воинов от непрерывного внутреннего напряжения. Это было мучительное ожидание нового столкновения. Носферату не слыхал о прорыве грагольянцев, зато был сыт по горло слухами, принесенными солдатами, что отступали с севера. Им удалось побывать совсем близко к побережью, и они рассказывали пугающие истории о странных союзниках, появившихся у Фьордгейма. Судя по сбивчивым рассказам, это были некие феи. Мало кто верил этим слухам - но, судя по перекошенным лицам рассказчиков, что-то действительно испугало их...
А Ночная когорта шла и шла под дробь барабанов. Вампиры не боялись быть обнаруженными, потому что ночь и тьма были их родной стихией, где они могли одолеть любого врага. Однако зловещее чувство чьего-то присутствия не покидало их. Словно кто-то наблюдал за идущим строем, прячась непонятно где. Зоркие глаза вампиров беспокойно оглядывали ночные тени у подножья леса, скользили взглядами по темным лапам кедров. Но там никто не прятался - иначе его бы легко заметили. Носферату тоже тревожно крутил головой, ища этих таинственных невидимок. Он больше полагался на слух, чем на зрение - ведь ему ничего не стоило за полверсты подслушать разговор норманнов. Но сейчас его уши - два грязных заостренных локатора - не слышали ничего, кроме барабанов и топота.
- Там есть кто-то... - сказал Носферату, обращаясь непонятно к кому, вытягивая шею влево, в сторону стволистой лесной тьмы.
- А? - рослый воин-остгот, шедший по правую руку, услышал его слова. Он был безоружен - его щит и копье нес товарищ, - зато навьючен целой "пачкой" маскировочных щитов, сплетенных из лозы.
- Кто-то есть! - повторил вампир, вжимая голову в плечи и вперяя взгляд в широкую спину впереди идущего.
- Да, я тоже чувствую это... - ответил остгот, всматриваясь в лес. Носферату почувствовал, как все у него внутри съеживается - он мог говорить, обращаясь к кому-либо, но терпеть не мог, когда обращались к нему. В каждом слове собеседника ему мерещились намеки и насмешки. Тем временем воин продолжал: - И мне страшно. Феи там, или не феи - все равно страшно. Может, нам только кажется...
Слова его потонули в барабанной дроби.
- Ну конечно, нам это кажется, - тихо и неуверенно сказал гот, когда барабаны приутихли.
- Нам ничего... ничерта не кажется. Там кто-то... что-то есть. Это не норманны - они-то, наверно, напали б... уже, - ответил Носферату.
- Почему бы... - донесся голос другого воина. Носферату не видел его, потому что тот шел справа от первого, разговорчивого солдата.
Носферату и его соседи по строю разом смокли. С этим деканом лучше не спорить - он идет где-то впереди, невидимый из-за спин воинов, но каждый его крик бьет, как кулаком по черепу. Но сейчас и он не смог внести порядок. Трое смолкли - а зароптали сразу несколько десятков. Волнение пронеслось по колонне. Барабанная дробь сбилась и расстроилась. Десятник снова взревел, но его оборвал голос командира когорты.
- Стой, раз-два! Кажется, вам никто не разрешал разговаривать в строю, - он говорил спокойно, как будто даже без напряжения, но его голос, тем не менее, был громок и слышен всем. Командир всегда говорил спокойно, размеренно и незлобиво, но от него веяло таким бесчувственным холодом, что начинали подрагивать поджилки даже у бывалых вояк. Когорта разом остановилась. Барабаны затихли. - Нале-во! - даже приказы он отдавал размеренно. Но эти приказы никто не оспаривал. Он мало походил на привычных офицеров - но его боялись и слушались гораздо больше.
Колонна разом остановилась и, развернувшись, превратилась в три шеренги. Носферату вздохнул и почесал скулу о плечо. Вампир страшно боялся этого командира - а ведь именно ему следовало докладывать о выведанном. Высокая, узкая, темная фигура бесшумно появилась на фоне леса.
- Итак, вы боитесь. Вы ощущаете, как сам воздух стал вам враждебен, - сказал командир, меряя шагами длину своего строя. Командира звали Хирургом - он с отличием закончил хирургический факультет Королевской Медицинской Академии в Граголии, и пришел в орден в качестве полевого врача. Но никто не знал, каким образом он попал из врачей в командиры. Загадочная, словом, личность. - Я уже давно почувствовал это, и ждал, когда злой воздух станет достаточно силен, чтобы вы заметили его. И это случилось.
- И что это значит? Я иду, и дергаюсь во все стороны, как на ниточках... Ан никого нет вокруг! - вмешался декан Тараско. Его голос был зычным и грубым, с сильным коста-лагартским акцентом. Такой голос хорошо подходил этому приземистому волосатому громиле с черной бородой, свисающей на круглое пузо. Он не был вампиром, и предпочитал спать по ночам. А теперь, в Ночной когорте, ему, как и всем воинам-людям, приходилось спать днем, прячась от солнца в палатки. Многие люди плохо спали в таких условиях, и потому были постоянно злы. Зол был и декан Тараско.
- Кажется, младшему офицерскому составу тоже не разрешалось говорить, - холодно ответил Хирург. Тараско захлопнул рот и заскрежетал зубами в бессильной ненависти. Хирург был лет на пятнадцать младше десятника, и Тараско, естественно, никак не мог спокойно переносить повеления этого недомерка. Но этот "недомерок" был слишком страшен, и декан, скрежеща зубами, беспрекословно слушался его. Чем же был страшен этот Хирург? С первого взгляда - ничем. Высокий, худощавый, без видимой мускулатуры, он выглядел слабее большинства своих воинов. Но от его голоса и взгляда опускались руки даже самых свирепых солдат и закрывались рты самых гордых офицеров. Хирург почему-то всегда прятал лицо под повязкой из красного шелка (дань медицинскому прошлому?), и казалось, что его лицо состоит из одних глаз. И взгляд этих глаз, скользя по рядам воинов, начисто срезал волю и разум, как острая коса. Солдаты невольно усмехались, когда видели, как Хирург "срезает" декана: "Что, Тараско, смуглая морда, орешь на своих солдат до посинения, а сам сникаешь от одного слова Хирурга! Поделом тебе, крикуну приморскому, чтоб не заносился!" Между тем Хирург продолжал:
- Теперь сам воздух пытается нам мешать. Вы никогда не испытывали ничего подобного? Не удивительно. Это волшебство. И достаточно сильное волшебство.
Тараско внезапно всхрапнул, как боров, вырвался из-под чар Хирургова голоса, и опять перебил командира:
- Волшебство?! Это чушь! Ни разу не видел! Наши колдуны - тунеядцы и лжецы! Ни разу не видел, чтоб они... - отрывисто и отчаянно прохрипел декан, борясь с самим собой. Командир вздрогнул, услышав это хрюканье, и высоко поднял руку над головой.
- Ни разу не видел, чтоб они показали какое-нибудь чудо? - договорил Хирург за декана. - Да, от наших колдунов такого не дождешься. Если мы когда-нибудь вернемся отсюда, советую тебе сходить на ярмарку, или к трубадурам - там тебе покажут массу чудес, - он сделал многозначительную паузу. - Esse prestidigitatio! А настоящее волшебство не подразумевает фокусов. Конечно, с его помощью тоже можно глотать шпаги и гнуть подковы, но к чему это? С помощью магии делают действительно полезные вещи, хоть часто их не видно глазу. Можно сделать меч нетупеющим; или внушить другу отвагу, а врагу - ужас... Как раз нам сейчас и пытаются внушить ужас.
Хирург сделал какое-то движение поднятой рукой, и на каждом его пальце вырос крохотный язычок пламени, как от свечи. Ряды солдат покачнулись и охнули от удивления.
- Видите, это волшебный фокус. Это настоящий огонь, но, увы, он почти безвреден. Сильные маги могут создавать огненные шары, пускать струи пламени, но это трудно. К чему эти видимые чудеса, если... - командир погасил свои огоньки и указал пальцем на Тараско. - ...если невидимый огонь может причинить гораздо больше вреда!
Десятник вскрикнул и завертелся на месте, болезненно завывая. Он хлопал себя руками по груди и по бедрам, пытался сбросить кирасу, обронил на землю секиру. Воины, стоявшие рядом, посторонились, не понимая причину такого поведения. Тараско как будто и впрямь загорелся, но никакого огня не было видно!
- Ладно, хватит с тебя!
Декан остановился и, пыхтя, стал осторожно поглаживать "ожженные места".
- Это не огонь, а лишь чувство огня. Это всего только огненные духи, послушные мне, напали на Тараско. Если бы я продолжил, у тебя, декан, появились бы настоящие ожоги. Магия, если ее правильно использовать, - такое же оружие, как лук или меч. Пока скептики спорят, бывает магия, или не бывает, волшебники действуют. И побеждают. Я не настоящий волшебник, у меня нет магического образования, но я хорошо ориентируюсь в магии и знаю кое-какие "фокусы" - и потому мне поручили вести вас. Вы конечно, слышали о феях, якобы защищающих Фьордгейм, а кое-кто, быть может, даже видел... Кто-то может посмеяться над этими слухами, что неудивительно, ведь для вас феи - лишь сказка. Но беда в том, что бабушкины сказочки иногда содержат гораздо больше правды, чем хотелось бы. Феи - или фаэри, или феерийцы, - существуют на самом деле. Все сказки о феях, ангелах, сильфах, небожителях - лишь воспоминания о встречах с феерийцами.
Те, кто посторонились от "горящего" Тараско, медленно вернулись на места.
- Если бы кто-то из вас умел читать, он бы знал о Старых народах, населявших мир до нас. Они жили тогда, когда наши предки жили в шалашах и одевались в шкуры. Со временем мы, люди, почти вытеснили их - и теперь они стали героями сказок и легенд. Гномы, гиганты, феи, эльфы - они почти исчезли. Лишь кое-где, изредка и случайно, можно найти их последние поселения - жалкие остатки великих народов... Что же до фей, то легенды молчат об их исчезновении. Они не вымерли, не ушли в другие миры, не спрятались. Полагают, что феи переселились на небо - и живут там на облаках, как на островах, забыв о нашей грешной земле. Но это все сказки, и предположения. А на деле нам не до сказок.
У северных народов, в частности, у улдогарцев, есть масса преданий о феерийцах - видимо, в прошлом северяне поддерживали с феями дружественные отношения. И теперь, много веков спустя, феерийцы вернулись, чтобы помочь своим старым друзьям. Из рассказов наших воинов, чудом избежавших смерти, нам стало известно, что Фьордгейму помогает отряд феерийских стрелков, патрулирующий опушку леса. А это опасные существа...
О, они отличаются от сказочных фей - у них есть мужской пол, и они совсем не так добры и щедры, как в сказках. Они будут щедры к нам только стрелами. Феи умеют летать, и их главная тактика - быстро летать над врагом и расстреливать его залпами. Оттого я и велел выдать лук каждому из вас. При встрече с феями мы должны будем рассыпаться по полю и создать огневую завесу. Не нужно целиться в фей - в них все равно не попасть. Наша задача - выпустить целую тучу стрел, преграждающую путь феерийцам. Залетев в такую тучу, феи неизбежно попадут под стрелы. Но вся беда не в их полете. Фаэри могут изменять вещества - могут превратить металл в пар, а воздух - в лед. Их главное оружие - стрелы с кусками замерзшего воздуха. Эти куски взрываются, попадая в цель... Кроме того, феям помогает воздух - их носит ветер, они управляют погодой.
- Уж лучше б норманны... - пробормотал кто-то в строю.
- Но у нас есть преимущество перед феерийцами. Они - дневные существа, и в темноте они слепнут, как куры. По ночам они беспомощны. Наша главная задача - выяснить место ночевки фей, по возможности, подобраться к ним под прикрытием тьмы, и, тоже по возможности, уничтожить их. Если это не удастся - о феях позабочусь я. Но это уже моя компетенция, и вас это не касается, - командир сделал паузу, снова пробегая взглядом по лицам воинов. - Итак, мы должны как можно лучше маскироваться во время дневки, потому что фаэри легко с нами расправятся, напав при свете. Мы подошли очень близко к опушке лесов, и встанем здесь лагерем. Разведчики выйдут из леса и выяснят текущую обстановку в Фьордгейме. Лазутчики, выйти из строя!
Перед Хирургом возникли четыре уродливых существа, боязливо сутулящиеся. Это были лазутчики когорты - нахтари, собратья Носферату.
- Бегите на север, к нормандским селам. Возвращайтесь затемно, на это же место. Тщательно проверьте тропы, по которым мы сможем пройти. Доложите мне о численности противника и о феях, если их удастся обнаружить.
- Будет сделано... - прошелестели вампиры. Они отдали луки своим деканам и бесшумно помчались на север, туда, откуда уже доносился слабый оттенок запаха моря. Строй когорты же рассыпался, начиная рыть могилы-бивуаки.
Разведчиков было четверо - Носферату, Крысяк, Копач и Буфо. Все четверо - тощие, корявые и изворотливые. Сейчас они напоминали крысиную стайку, бегущую по лесу. Буфо был горбат. У Копача были уродливо искривлены ноги - следствие падения с обрыва. Крысяк-Недоделанный был ростом в четыре фута и пошатывался, будто оступаясь, на каждом шагу. У Носферату при беге загибалась за спину сломанная рука. Но это не мешало упырям бежать легко и бесшумно, почти не оставляя следов на хвойной подстилке. Ни одна шишка не хрустнула под ногами, обутыми в кожаные мокасины. Как призраки, они проскальзывали под колючими лапами кедров, ныряли в темные тени, приостанавливались за смолистыми стволами. Остроухие головы то и дело выглядывали из-за деревьев, вглядываясь в мрак и вслушиваясь в тишину. Ноздри втягивали воздух, пахнущий хвоей и мхом. Пока что лес был редок и вполне проходим - потому Хирург и повел когорту по этим местам. Но таких редколесий в тайге Фьордгейма немного. Обычно старые северные кедры стоят тесно, почти вплотную. Отмершие ветви и поваленные стволы преграждают путь, бороды мха свисают с них. Часто встречаются и ели, растущие плотными стенами. Кедры отнимают у них свет - но ели растут, приземистые и разлапистые. Они грозно вытягивают в сторону пришельцев колючие лапы: мол, дальше хода нет, разворачивайся. В таких местах невозможно пройти большому отряду - даже один человек может плутать там часами в поисках лазеек. Бродишь-бродишь так, и в конце концов натыкаешься на болото, или на еще более густые заросли... Тяжело передвигаться даже тем, кто великолепно знает лес: ветки цепляются за одежду, колются, толкаются, упираются в грудь, как копья. Валежник ранит ступни и рвет штаны, бревна скользки, переворачиваются под ногами... Вдобавок там попадаются голодные волки. Изредка можно встретить даже таежных троллей - мохнатых людоедов, прячущихся в чащобе. Поэтому воины ордена всегда двигались по редколесью, переходя от поляны до поляны. В отличие от них, норманны великолепно знали все тропки здешних лесов, и часто устраивали коварные засады, делали всевозможные ловушки.
Носферату был самым долговязым и самым молодым в четверке, и непременно забегал вперед. И сейчас он первым выбежал на небольшую темную прогалину. Вампир огляделся по сторонам, опустился на корточки и стал разглядывать что-то на земле.
- Сюда!.. Глядите!.. - просипел он.
- Что там, Змей? - шепнул Крысяк, появляясь на поляне. В четверке Носферату звали Змеем - оттого что настоящее прозвище было слишком длинным.
- Гляди... - Носферату поднял с земли какой-то железный обломок. То был кусок чьих-то доспехов.
Крысяк взял обломок и повертел в руках. В это время из тени выкатился горбатый Буфо.
- Ну-ка дай сюда, крыса! - он выхватил находку и небрежно оттолкнул Крысяка. Тот осел на землю и тихо зашипел от бессилия.
- Это был доспех кого-то из наших...- сказал Носферату.
- А вот и сам воин, - добавил Копач, найдя что-то под деревом. Вампиры сгрудились вокруг него. У подножия кедра лежал изуродованный скелет в смятой кирасе. Разорванная кольчуга превратилась в россыпь ржавых колечек.
- Это был офицер, а может, боец из элитной гвардии - только такие ходят в кирасах. Но доспехи не спасли его. Все ребра переломаны, броня смята и сломана. Челюсти разбиты, зубы рассыпались... А левой руки вовсе нет, - констатировал Копач. - Что же с ним случилось?
- Берсерки? - предположил Буфо. - Убили, а потом крушили уже мертвого? Они такое могут... А руку звери утащили.
- У меня такое чувство, что это был один удар... Может быть, его ударило об это дерево. Сильный, просто великанский удар. И он не сразу умер. А доспехи не сильно заржавлены, и, видите, - на костях еще есть немного плоти. Он лежит тут не так уж долго, - предположил Копач. Тем временем Крысяк обнаружил странную воронку в земле, неподалеку от скелета. Она образовалась недавно - время почти не сравняло ее, и в ней почти не было осыпавшейся хвои.
- Сильный удар? - сказал Буфо. - Тролль?
- Не думаю. Тролли не встречаются так близко к поселениям. И потом, тролли не бросили бы труп...
- Что за дела? Что же тут случилось? - удивлялись разведчики.
- Не будем терять время - доложим об этом Хирургу, а он разберется. Наверно, тут побывали эти самые феи, - заключил Копач, выйдя на середину поляны. При ходьбе он помогал себе руками, напоминая уродливую обезьяну. - Мы должны бежать дальше.
- Надеюсь, там будут люди... Я голоден... Мне нужна кровь... Чья-нибудь... - заворчал Носферату. В его тощем животе громко заурчало.
- Мы тоже голодны, - ответил Копач. - Когда мы в последний раз пили кровь? Давно.
Крысяк скрипнул зубами. Копач принял вертикальное положение и неуклюже, но быстро поскакал в лес. Три безобразных тени неслышно последовали за ним. Едва уйдя с поляны, вампиры нашли еще два искалеченных скелета, и еще одну воронку. Но теперь разведчики не стали задерживаться, и побежали дальше.
А дальше бежать было трудно - там начинался непролазный лес с цепкими лапами еловых ветвей. Предполагалось, что когорта обойдет эти дебри стороной. Ну а четыре вампира решили не терять ценного времени, и полезли напрямик, сквозь чащу. Сначала они ползли под ветвями на четвереньках, потом осторожно пошли по валежнику, рискуя переломать ноги. О, сколько же там было валежника!.. Над Фьордгеймом порой проносились свирепые морские бури. Они не щадили ни людей, ни скал, ни лесов. Кедры падали под напором бешеного ветра, и гнили на земле. Поэтому в лесах было пруд пруди валежника. И даже вампирам было трудно идти по нему.
Валежник - гнилая отсыревшая древесина, полная личинок, - с влажным хрустом проваливался и сдвигался под ногами, колол подошвы острыми сучьями. Один неосторожный шаг - и нога по колено погружалась в мшистую, колкую глубину, тут же попадая в тиски мокрых бревен. Провалишься вот так - и сердце замирает, будто падает куда-то в живот. Все скользит, смещается, переворачивается под ногами, грозит перекусить голени деревянными челюстями... Вдобавок под ногами путался молодой подрост, пробивающийся сквозь мертвое дерево. Ветки тоже не церемонились с незваными гостями - зеленые иглы на каждом шагу пытались вонзиться в лицо, колючие плети били по плечам. Лазутчики уже не бежали, а шли, опасливо перешагивая с бревна на бревно. Особенно тяжко пришлось кривоногому Копачу.
- Ох, напрасно нас сюда понесло! - пыхтел он, переползая трухлявые пни. - Напрасно!
Не трудно догадаться, что даже легконогие нахтари не могли бесшумно идти по такому лесу. Мокрый треск сопрелого дерева, шорох хвои сопровождали их. Но никто, кроме зверьков и птиц, не мог услышать их. Ни единый отзвук, ни единый след запаха не говорил о человеческом присутствии. Однако холодящая опаска не покидала сердец разведчиков, и они замирали после каждого излишне громкого треска, произведенного ими же. Постоянно напоминал о себе "злой воздух" - то обособленный зловещий взгляд, исходящий из ниоткуда, щекотал спины и плечи, то какие-то несуществующие паутинки цеплялись, вызывая неприятный зуд, то воздух внезапно холодел, подобно тому, как холодеет вода, когда проплываешь над омутом.
Однажды Крысяк оступился и чуть не грохнулся в валежник - Буфо едва-едва ухватил его за шиворот и удержал, спасши от новых переломов.
- Тупая, слепая крыса! - тихо, но злобно бранились Буфо и Копач, тряся Крысяка. - Только нам, мягкокостным, бродить по этим треклятым бревнам! Смотри в оба, осел!
Упырь-карлик и не думал защищаться - он просто вжал голову в плечи, и зажмурился, слушая ругань. Уровень дисциплины в ордене в последнее время сильно упал - и драки и перебранки между солдатами перестали быть редкостью. Нахтари были самыми мелкими и слабыми в когорте - и с ними никогда не возились, сразу пуская в ход брань и кулаки. Ну а Крысяк был самым мелким и слабым из нахтари - и можно только представить, как обращались с ним. Кстати, спотыкался он оттого, что его позвоночник повредили собственные товарищи, разозлившись на что-то... Впрочем, Крыса часто били и за дело - он был редкостно туп, и редкостно нахален. Он не мог жить, не дразня и не кривляясь - и синяки, не сходившие с его рожи, не имели никакого воспитательного эффекта.
Носферату приостановился, но не принял участия в этой короткой разборке. В конце концов Копач стукнул Крысяка в скулу, и на том закончилось. Бедному Крысу всегда попадало - и за вину, и без вины. Часто Копач и Буфо просто срывали на нем злость, когда им самим доставалось от более сильного. А вот Носферату никогда не пытался как-то выплеснуть свои обиды и напасти, предпочитая топить их во мраке своей туманной души.
Побранившись немного, упыри двинулись дальше. Трудно сказать, сколько времени они шли, скользя по бревнам, сражаясь с кедровыми лапами и попадая в "воздушные омуты". Долго ли, коротко ли длился этот отвратительный поход? Носферату все это время с нетерпением глядел вперед, в просветы меж стволов - не появится ли там долгожданное звездное небо? У него были прямые, здоровые ноги, и потому ему было легче ступать по валежнику. Пахло хвоей, влагой, мхом, легкий дух морской соли и водорослей струился между стволов, борясь с неслышным ветерком - ночным бризом, стекающим к фьордам. Чуткие уши Носферату уже слышали далекий шум волн, гулко разбивающихся о камни, и эхо, мечущееся между скал фьордов...
Внезапно между стволов и ветвей забрезжило нечеткое пятнышко белого света. Вампиры резко остановились, машинально припав к земле. Далеко впереди, должно быть, за пределами леса, светилась какая-то белая точка, этакий молочный шарик. Ветви дробили его свет на отдельные лучи, падающие на залегших упырей. Они никогда не видели никакого света, кроме солнечного, лунного и огненного - и, как зачарованные, наблюдали этот кусочек луны, спущенный на многострадальную землю Фьордгейма.
- Что бы это могло быть? - прошептал Буфо. - Надо подойти поближе.
- Феи, надо по... лагать... Мне страшно... - перед глазами Носферату снова возникли изуродованные костяки в раздавленных доспехах.
Четверка двинулась ползком. Медленно, но верно, эти ночные клещи приближались к загадочному источнику света. Валежник сменился ковром из сфагнума, а тот, в свою очередь, подстилкой из гнилой хвои. Вот впереди, между веток наконец появилось ночное небо. Еще, еще ближе... Наконец кедры расступились, и нахтари, прячась за могучими стволами, наконец сумели беспрепятственно разглядеть источник странного света.
Упыри оказались на лесистом пригорке, с которого замечательно просматривалась вся фьордгеймская равнина - днем было бы видно аж до самых скал.
После лесной тени открытый простор казался необъятным - хотя на деле был узкой равниной, тянущейся вдоль скал фьордов. Вдали, на фоне иссиня-черного неба, темнели громады скал, а всего в пяти-шести ярдах от опушки леса торчали крыши землянок нормандских крестьян. А в темном промежутке между землянками и скалами, примерно посредине, светился таинственный шар, высвечивая большой круг земли. В центре этого круга стояли два стройных субъекта в сверкающих кольчугах. Один из них держал посох, на конце которого и горел белый шар. Шар был не больше человеческой головы - но светил ярко.
Носферату внимательно следил за этой странной парой. Сзади подполз горбатый Буфо. Он скорчился у соседнего дерева, хрустнул суставами и высовунул из-за ствола свою голову, вдавленную в плечи.
- Что думаешь, Змей?
- Эти... Это не нор... ннормандцы. Не та форма, не то снаряжение.
- Может, улдогарцы?
Среди норманнов, воюющих с орденом, иногда встречались и воины другого племени - потомки выживших жителей затонувшего Улдогара. В Граголии и Горьяланде этих людей называли "беляками" - за белоснежный цвет волос и кожи. Улдогарцев было немного - они размножались только "по роду их", так как норманно-улдогарские браки были обречены на бесплодие. Беляки были необычайно сильны и выносливы, и за ними почему-то укрепилась слава колдунов.
Два существа со светящимся шаром были также белокуры и бледны, но, если глазомер Носферату не лгал, они были слишком малы и изящны для улдогарцев, да и черты лиц были явно не улдогарскими. У них были короткие луки и колчаны, почему-то висящие на груди.
- Не думаю... По-моему, маловаты. Может, это те феи? - молвил Носферату.
- Смотри-ка!
Загадочный воин высоко поднял посох и покачал им из стороны в сторону. И в ответ на далекой западной скале вспыхнул другой такой же шар, издали похожий на белую звездочку. Но этот не горел постоянно, а неторопливо мерцал, неравномерно вспыхивая и затухая. Люди в кольчугах внимательно следили за этим мерцанием, временами отвечая посредством покачивания посоха.
- Сигналят... - прошептал Буфо. - Им отвечают со стороны столицы. Будем надеяться, основные силы - в столице.
Далеко на западе, примерно там, где мигал второй огонек, находилась столица Фьордгейма - Уллеборг. Сырой, неприветливый город в замшелом каменном кольце. Крепостная стена была непосредственным продолжением стен королевского замка. Замок будто сжимал город в своих каменных объятиях, пытаясь защитить его от ударов морских волн и вражеских нападений. Но город только задыхался в этой тяжкой петле...
Тем временем таинственные лица продолжали свой "разговор" с Уллеборгом. Временами, когда огонек на западе приостанавливался, ожидая их ответа, люди в кольчугах кратко переговаривались, видимо, разбирая полученные сигналы. Вампиры силились расслышать их речь, но воины говорили на незнакомом языке. Носферату показалось, что он услышал несколько знакомых, нормандских слов - но он не был в этом уверен.
Далекий огонек передал последнюю серию вспышек и угас. Двое с луками оживленно заговорили, кивая друг другу. Голоса их были звонки и молоды, и в звуках их непонятных слов то и дело слышался посвист, похожий на свист ветра. Тот, который держал посох, сладко зевнул, прикрываясь белой фарфоровой ладонью. Они отнюдь не казались сильными - но в каждом их движении виделась необычная, воздушная легкость.
- Гляди, гляди, гляди!.. - зачарованно зашептал Носферату, вглядываясь в озаренные фигуры. Договорив, люди с посохом легким бегом двинулись на запад. Их спины (стояли они, развернувшись к лесу, и доселе их спин не было видно) покрывали какие-то голубые плащи, ниспадающие до колен - у одного чуть потемней, у другого с фиолетовым оттенком. С востока подул порывистый, прохладный ветер. Шаги бегущих превратились в пологие прыжки, словно ветер подталкивал их. Хлопок - и "плащи" взметнулись, разделившись на пары упругих вееров. Веера встали стоймя и напружинились, ловя ветер, как паруса. Ветер подхватил крылатых людей и стремительно понес их над землей. Несколько взмахов голубых крыльев - в свете посоха было четко видно, как пыль взлетела с земли, подхваченная вихрями, - и две невесомые, стройные фигуры вознеслись к самым звездам. Веселый ветер повлек их Уллеборгу. Чудесное это было зрелище: черное небо с алмазными россыпями звезд, а в нем - два блистающих существа с синими крыльями, ровно и быстро летят, оседлав ветер, в ореоле белого света, рождаемого волшебным посохом!
Ветер зашумел в кронах кедров. Колючая ветка царапнула Носферату по щеке - он и не заметил, что уже стоит во весь рост, прижавшись к сосне, и круглыми глазами смотрит на ночных летунов. Пальцы вцепились в кору, клейкая смола налипла на ногти.
- Ложись, дурак, ложись! - бормотал Буфо, обхватывая голову руками. Он прижался к земле, пытаясь слиться с нею. Он не был очарован этим полетом - он был напуган. Да, это были феи - загадочные союзники Фьордгейма. Многие воины ордена смеялись над рассказами о феях, уничтожавших элитные отряды. Не удивительно, ведь каждый представляет фей как героинь волшебных сказок, добрых кудесниц с крыльями бабочек... Но уже первая встреча с фаэри заставляет забыть о насмешках и о сказках. Благоговейный страх, восторг и... недоумение вызывает их вид. "Они не сильно и похожи на фей. Больше на ангелов, которых рисуют в христофорианских церквях..." - подумал Носферату.
Крылатые существа скрылись вдали, и ветер иссяк, будто унесшись вместе с летунами. Волны, бежавшие по вершинам леса, исчезли. Два урода оцепенели, не в состоянии постигнуть увиденное - Буфо скорчился на земле, а Носферату стоял, высунув голову из-за дерева. Откуда-то сбоку подполз Крысяк.
- Змей?.. Буфо?.. Вы видали? Это же... Это...
- Феи! - коротко бросил Носферату. - Они-таки летают по ночам. Значит дело хуже, чем думали...
- Ладно уж, они улетели, - послышался голос Копача. - Мы должны проверить Волчий крюк и эту деревню. Завтра, или послезавтра наша когорта выйдет на этот берег. Значит так... Я с Буфо пойдем к Волчьему крюку, а Змей и Крысяк осмотрят деревушку.
Волчьим крюком называли одну из извилистых, неприметных троп, по которым отряды ордена выходили из лесов. Крюк был ближайшей из троп, и по нему редко ходили из-за его характерной формы, почти вдвое удлиняющей путь. Но по этой же причине Волчий крюк хуже охранялся норманнами. Возможно было, что теперь, из-за нехватки людей, его вовсе оставили без присмотра.
Два искалеченных существа - кривоногое и горбатое, - с потрясающей прытью побежали вправо, вдоль опушки леса. Крысяк и Носферату остались одни.
- Идем, может быть, найдем крови... - прошептал Носферату, грозно (как ему казалось) скаля зубы. - Стой на шухере - свисти... коль... если кого увидишь! - Крысяк кивнул, скорчив отвратительную гримасу, передразнивая его. Копач или Буфо просто двинули бы за такое по рылу. А вот перекривлять Змея Крыс не боялся, так как знал, что тот никогда не будет его бить. И потому не упускал возможности подтрунить над ним, оставшись наедине.
Тощий вампир бесшумно перебежал пустое пространство между лесом и деревней. Он не любил открытых мест, предпочитая двигаться вдоль каких-нибудь стен, как крыса. Раз, два, три, четыре... шесть землянок. И еще пять - покосившиеся, явно брошенные. Маленькая деревушка! Тихо, неторопливо, он обошел ближайшую землянку, ночью похожую на темный курган, нашел закрытую дверь, осторожно-осторожно приоткрыл ее, подковырнув ножом, просунул в темную щель кончики пальцев... Что-то шевельнулось в землянке. Вампир встрепенулся, и в его животе громко заурчало. Он сжался в комок и ухватился за рукоять ножа - ему показалось, что это урчание, похожее на рык, в ночной тиши услышит вся деревня. Несколько секунд упырь стоял у двери, навострив уши. Все та же тишина... Пронесло! Немного помедлив, Носферату снова принялся открывать дверь. "Только б не скрипнула, только б не скрипнула!" - молился он про себя. Петли были старыми и ржавыми - но Змей все-таки умудрился открыть ее настолько, чтобы заглянуть внутрь, не скрипнув при этом ни раза.
В землянке царил прохладный, влажный мрак. Вампир видел два тела, покоящиеся на лежанках, укрывшись шкурами. Он слышал их дыхание, чувствовал слабые запахи человеческих тел, золы в печурке, какой-то убогой снеди. Присмотревшись к спящим, Носферату понял, что это взрослая женщина и девочка лет десяти. "Вдова?" - подумал вампир, отступая от двери. Он осмотрел остальные четыре жилища (пятая землянка вовсе оказалась кумирней, где не было никого, кроме глазастых божков) - и обнаружил там только трех женщин и кучку детей. "Вот тебе и сопротивление Фьордгейма... Похоже, у них закончились мужики..." - ухмыльнулся он про себя: "Неужели на нас нападали последние воины? Тогда победа нам обеспечена... Если не считать фей. А мне обеспечена кровь!"
Носферату судорожно сглотнул и потрогал языком острие клыка. Идеально было бы напасть на одинокую спящую бабу - но здесь таких не наблюдалось, в каждой землянке спало по два-три человека... Кого же выбрать? Ему почему-то пришлись по вкусу женщина с девочкой, спящие в самом первом доме.
Предвкушая вкус соленой крови, Змей переметнулся назад в лес, туда, где засел Крысяк.
- Идем - есть добыча! - пробормотал он. Мигом позже упыри уже расширяли щель между дверью и косяком... Недомерок Крысяк полез в землянку первым. Носферату последовал за ним. Они залезли в домик, и не увидели, как на далекой скале около Уллеборга зажегся белый огонек... Огонек сорвался с места и не спеша полетел к деревушке.
Крыс склонился над спящей женщиной, оскаливая клыки. Носферату подошел к ложу девочки. Она лежала, свернувшись калачиком, укрывшись колкой звериной шкурой, и белые колечки кудрей рассыпались по шкуре. Упырь видел ее личико, нежное, худенькое, бледное; веки, похожие на створки маленьких ракушек, были красны от выплаканных слез.
Костлявые руки с пальцами, похожими на сухие сучья, потянулись к шее ребенка. Обычная тактика - слегка придушить жертву, аккуратно проколоть клыками горло, и, если клыки попадут в нужное место, ловить ртом струйку теплой крови... Иногда приходится припадать к ранам губами, если кровь течет слабо. Жертва должна быть живой, потому что у живых кровь вытекает сама. У мертвого ее приходится с силой вытягивать из вен - а это довольно трудно... Вампиры когорты уже давненько не пили крови живых - приходилось довольствоваться убитыми норманнами. Эти процедуры, ужасные на человечий взгляд, для упырей были обыденными и даже приятными.
- Три, четыре! - прошипел Крысяк, хватая женщину за горло. Носферату же схватил тонкую шейку девочки, почувствовав, как ее сосуды стучат под пальцами. Пушистые ресницы вспорхнули вверх, и серо-голубые глаза выкатились из орбит, изумленно глядя на мучителя. Девочка и не думала высвободиться - только судорожно выпрямилась в постели, сбрасывая шкуру на пол. Стук под ладонями Змея сперва участился, а затем замедлился и стал чуть заметным... Детское тельце обмякло.
Крысяку пришлось труднее - вдова хрипела и билась, вцепившись в запястья беспощадных рук. Но руки карлика были очень цепки, хоть и малы, и ни на миг не ослабили хватку. Носферату в это время уже запустил клыки в податливую плоть и слизывал первые капли драгоценной живой влаги. Очень надо помогать недоделанному Крысяку, который только и умеет, что корчить рожи! Сам виноват, дурак, что напал на большую добычу!
Наконец нормандка затихла, и Крысяк уже открыл пасть, чтобы вгрызться в ее горло. Тут под ногами вампиров кто-то громко пискнул. Крысяк быстро подхватил что-то с пола, одной рукой продолжая держать шею жертвы.
- Котеночек! - сказал он, показывая Змею пушистое тельце, сжатое в кулаке. Котенок отчаянно пищал, вонзая коготки в руку упыря. Крысяк сжал зверька еще сильнее - и тот запищал еще громче. Крысяк отвратительно хихикнул. Носферату с немой ненавистью смотрел на Крыса. "Не мучь его, гнида..." - мысленно клял он Крысяка, не осмеливаясь сказать это вслух. "Трусливая мразь - врезал бы ему по морде, как нормальные люди делают, и делу конец" - клял он сам себя. Но для Носферату, непонятно почему, гримасы и насмешки Крысяка были страшней кулаков декана Тараско... Странный страх осаживал Змея всякий раз, когда он слышал идиотскую болтовню Крысяка. Да и просто не хотелось выпускать клыков из податливой плоти.
- Котеночек... - повторил Крысяк. - Мерзкая тварь! - он с силой швырнул пушистое тельце о стену. - Так... Приступим. - снова склонился над придушенной женщиной. Носферату в это время уже выпил несколько небольших глотков живительной теплой влаги.
Внезапно ветер завыл в трубе печки - белый огонек, незамеченный упырями, наконец долетел до деревушки. Полосы белого света пролились из щелей двери, потянулись по полу к ногам вампиров. Те замерли. Белый свет не сушил и не жег, как солнечный, но был не менее страшен. Он словно спустился с... неба. "Феи вернулись?!" - мелькнуло у обоих лазутчиков. Носферату бросил девочку и выхватил нож, припав к полу. Драгоценная кровь вытекала впустую - но упырю было не до того. Он впервые в жизни пожалел о том, что оставил лук в лагере. Его колени мелко, незаметно дрожали, и передавали свою дрожь воздуху. В памяти живо и четко всплыли два крылатых существа, несущиеся по небу, подхваченные волшебным ветром... Носферату слышал, как тяжело ухает его сердце. Феи дружат с ветром. Воздух помогает им, становясь невидимой преградой для врагов... Может быть, они могут почувствовать и тонкую дрожь воздуха, и волны, рождаемые стуком сердец?!
Светлые полосы переползли от ног к стене, затем укоротились - источник света двигался, приближаясь к двери. Несколько светлых полос исчезло - кто-то подошел к двери и заслонил собой свет... Упыри напряглись, готовясь напасть на пришельца, как только он откроет дверь. Крысяк чуть слышно скрипнул зубами. Носферату вздрогнул.
Скрипучая дверь взвизгнула по-кошачьи и распахнулась в мгновение ока. Разведчики не успели и моргнуть, как в их глаза ударил белый свет - ничем не загражденный, он стал ослепительным. На сетчатках глаз, как оттиск, отпечатался светящийся шар, висящий в белом зареве. Землянку залило светом, как молоком. Звонкий, громкий голос сказал какую-то короткую, грозную речь. Позади шевельнулась полузадушенная женщина, приходя в себя. Носферату отчаянно заморгал, силясь разглядеть хоть что-нибудь. На мгновение свет ослабел - словно вздрогнул, как пламя от ветра. И на глазном дне Носферату оттиснулась новая картина - силуэт, стоящий в дверном проеме. В левой руке у него был знакомый посох, увенчанный шаром-маяком. Правая рука поднимала короткий, широкий клинок. За плечами этого сияющего гостя простирались крылья-веера. "Фей пришел!" - с ужасом подумал Змей.
Теперь Змей видел, где стоит противник, и вслепую бросился на него, взмахивая ножом. Свет замедлял движения, члены двигались неуверенно, как под водой. Вместо с движением замедлилось и время. Бросок показался вечностью. Острие ножа достигло цели и зацепилось за что-то твердое (видать, кольчугу). По спине упыря побежали мурашки. К спине стремительно приближалось нечто холодное, холодящее полоску кожи. К холоду добавился острый зуд, будто к коже прикоснулась бритва. "Меч!" - осенило Носферату, едва он ощутил этот зуд. Он ловко увернулся от источника холода, стукнувшись плечом о косяк двери. И он вовремя среагировал - холод действительно исходил от опускающегося меча; феериец едва не рассек вампира пополам. Носферату по-прежнему ничего не видел, кроме белого света и "оттиска" вражьей фигуры, и мог только догадываться, где сейчас находится грозное лезвие. Бежать, бежать! - упырь упал на четвереньки и быстро пополз вперед, намереваясь выскользнуть в дверь, пронырнув под крылом врага. Однако его встретила какая-то твердая, гладкая преграда, непонятно откуда взявшаяся. Упырь ничего не успел сообразить, как эта преграда исчезла и тут же вернулась, сильно ударив лазутчика по лицу. Удар был настолько силен, что Носферату откатился к противоположной стене и потерял сознание. Чувство было таково, будто невиданный порыв ветра швырнул в лицо куском листового железа.
Крысяк в это время сидел, забившись в угол у печи. Свет он переносил гораздо лучше, чем Змей. Моргая слезящимися глазами, он видел "битву" Носферату с феерийцем, видел, как вампир попытался ударить ножом, потом едва увернулся от меча, хотел бежать и был отброшен ударом крыла. "Неужто замочил?!" - подумал Крыс, видя, что Змей не спешит вставать. Фаэри сложил крылья и вошел в землянку, держа меч наготове. Крысяк прижался к стене, как настоящая крыса, загнанная в угол, и метнул нож, целясь врагу в шею. Но случилось непонятное - нож, не пролетев и полпути, вдруг завертелся в воздухе, будто попал в вихрь, и упал на пол. Феериец подошел к упырю, предусмотрительно выставив вперед посох.
- Приготовься умереть! Твои злодейства окончены, - раздался громкий голос с нотками неуверенности. Изящная рука занесла меч над Крысяком - медленно и неуклюже, по-бабьи. Крыс же уперся в пол руками, подбирая под себя ноги. Не спуская глаз с клинка, он группировался для неожиданного прыжка - одного из своих излюбленных приемов, основанных на ошеломляющей нелогичности. Лезвие развернулось к нему ребром, и стало невидимым - настолько оно было остро. Сверкнув, меч понесся на Крысяка. Он не издавал свиста, рассекая воздух - казалось, что даже частицы воздуха распадаются от прикосновения этого лезвия. Не дожидаясь, пока меч рассечет и его, Крыс сделал мгновенный, молниеносный бросок вперед, со всего размаху врезавшись головой в колени феерийца, благо что стоял он, как на параде, по стойке "смирно". Задуманное удалось - "фей", ожидая чего угодно, кроме такого нелепого прыжка, пошатнулся, теряя равновесие. Он взмахнул крыльями и удержался на ногах, но от неожиданности выронил меч - какая неловкость! Маленький вампир собрался было проскочить мимо врага, воспользовавшись его замешательством, и улепетнуть, но путь к двери тут же преградило крыло феерийца. Синие веера распустились, перегораживая весь домишко - бегство стало невозможным. Крысяк на мгновение опешил, бросился на ненавистные ноги феерийца, грызя и дергая их, как пес, как всегда бросался на ноги более рослых врагов (а таковых было большинство). Ноги были заключены в кольчугу, и зубы карлика не причиняли им никакого вреда. Однако феериец... растерялся в этой ситуации. Подумав немного, он кое-как высвободил левую ногу и пнул упыря - слабо и неумело, неуверенно. У "фея" был посох с увесистым светящимся шаром, которым он мог бы сильно шарахнуть вампира по башке - но феериец не додумался им воспользоваться.
Тем временем Носферату, морщась, приподнялся на локте. Слезы струились по щекам - от света и от боли. Болел нос - его левое крыло было промято ударом, вдвое уменьшив левую ноздрю. Но он забыл о боли, когда сквозь пелену слез и белый свет разглядел неправдоподобный блеск феерийского меча, падающего на пол всего в одном шаге от него. Змей немного помедлил, собираясь с силами, а затем резко вскочил (кости ног жалобно застонали) и схватил оружие. В это же время феериец затрепетал крыльями и приподнялся над полом, пинками сбрасывая Крысяка, не выпускающего его ног. Не долго думая, Носферату взмахнул мечом, целясь феерийцу в голову. Тот взмахнул рукой, отражая удар, и лезвие скользнуло, перебирая стальные колечки. Вампир немного отступил, готовясь ударить снова, и тут "фей" внезапно взвыл и так махнул крыльями, что ударился головой о потолок и едва не выронил посох - свое единственное оружие. Крысяк отцепился от его ноги и шлепнулся - видно, он нашел какую-то слабину в кольчуге...
- На тебе! - крикнул Носферату, снова ткнув феерийца мечом и снова промахнувшись. Он не владел мечом - как, собственно, и любым другим оружием. Феериец, однако, тоже явно не был великим воином. Он отлетел в сторонку, неловко цепляясь крыльями за стены, и приземлился, сложив свои веера. Крылья сильно стесняли его в тесной землянке, едва не цепляясь за стены. Два упыря неторопливо наступали на него - Носферату с мечом, и Крысяк, подобравший с пола нож. Феериец держал наготове посох, готовясь защищаться. Его руки заметно вздрагивали от страха. Он то и дело поглядывал на дверь, намереваясь бежать. Но Змей уже преградил ему путь блестящим клинком. Видя, что враги не выносят света, фаэри выставил вперед световой шар.
Снаружи чувствовалось какое-то движение - видимо, шум схватки разбудил жителей села. Однако никто не решился прийти феерийцу на помощь.
- Вперед! - неожиданно заверещал Крыс, спрятав нож и бросаясь на посох. Он схватился обеими руками за шар-маяк, пытаясь выдрать посох у противника. Он ожидал, что феериец будет тянуть древко к себе, но стоило Крысяку дернуть посох посильнее, как феериец, вместо того чтоб тянуть, с силой толкнул свою трость вперед. Вампир не успел ничего сообразить, и твердый шар ударил его в грудину. У Крыса перехватило дыхание, и он осел на пол. А Носферату к тому времени разглядел самое слабое место врага - его горло. И когда Крысяк валился наземь, хватаясь за ушибленную грудь, Змей с размаху всадил меч в шею фаэри. Тот не успел защититься, и острый клинок глубоко вошел в его горло.
Носферату показалось, что он проткнул какой-то туго надутый пузырь: стон фаэри потонул в хлопке, и упругая воздушная стена оттолкнула клинок, выбивая его из руки Змея. Над раненым вспыхнуло голубое сияние, как вспышка молнии, окутало крылатую фигуру дрожащим коконом, а затем исчезло, превратившись в тающий синий дым. Сильно запахло озоном. Яркий свет посоха померк, и вампиры наблюдали, как в воцарившемся полумраке тают последние светящиеся колечки голубого дыма. Феериец пошатнулся и упал. У Носферату уже не было меча, но он по-прежнему вытягивал руку в сторону врага. И почувствовал он, как на его ладонь упала капля крови, пролившейся из раны. Феерийская кровь была необычно холодна и легка.
- Готов, - констатировал Крысяк, кое-как переведя дыхание. Перед ним лежал световой посох - круглое навершие поблекло, но продолжало слабо сиять. Крысяк схватил посох, поднялся на ноги и со всех сил хватил тлеющим шаром о печь. Громкий хлопок, затем слепящая вспышка - и шар рассыпался на звенящие обломки, и мрак вновь окутал землянку. Феериец лежал на полу. Он был бездыханен - это сама его жизнь растаяла в темноте вместе с синей дымкой.
Носферату осторожно выглянул из дома. Никого не было видно, но во всем чувствовалось какое-то неуловимое оживление. "Видать, проснулись поселяне и убежали куда-то, спрятались. От нас" - подумал он. И в этот момент он почувствовал, что сотни чьих-то взглядов обратились к деревушке, собираясь на ней, как свет солнца собирается через лупу. А со стороны Уллеборга подул ветер, сильный и скорый... Он тоскливо завыл в печных трубах и в кронах дерев, клоня верхушки. От этого ветра у вампира волосы встали дыбом. На подкашивающихся ногах он обежал землянку, чтобы увидеть западные скалы, с которых несся новый ветер. И от того, что он увидел, у него буквально отвисла челюсть: ветер нес с запада целый рой белых, светящих точек. То были феерийцы. Должно быть, их привлек взрыв волшебного шара. Несколько десятков сияющих искр, слагаясь в живые созвездия, летели над ночным Фьордгеймом. "Это к нам... За нами... Они как-то узнали..." - запаниковал Носферату, не находя себе места от страха. Он уже различал трепет синих крыльев под белыми искрами. Ноги будто приросли к земле. Змей хотел крикнуть что-нибудь, чтоб предупредить Крысяка, но горло издавало лишь клокот и кваканье.
- Когти рвать, Крысяк! - наконец выдавил он, и, спотыкаясь, побежал к лесу. В двери землянки показалась щуплая, корявая фигурка Крыса. Он был весь выпачкан в крови - наверное, не отказался от своей добычи... Видя, что Носферату пробегает мимо него, направляясь к лесу, он, недоумевая, неторопливо побежал следом.
- У-ю-юй! - заскулил Крысяк, увидев, что творится на западе. И кинулся такой опрометью, что даже долговязый Носферату далеко отстал.
А Носферату внезапно остановился на половине пути, развернулся и кинулся обратно в землянку - за оброненным мечом. Крысяк давно исчез в лесу, когда Змей выбежал из домишки с блестящим клинком в руке. Ему казалось, что он вот-вот упадет, лишившись чувств. Это был панический страх - тот, что лишает силы, делает руки подобными веткам деревьев, дрожащим от ветра, а ноги превращает в сырую глину. Сталь клинка, неимоверно легкая и острая, то и дело вспыхивала своим зеркальным бликом перед глазами бегущего. Ему мерещилось, что этот блеск озаряет его среди ночи, делая видимым, как на ладони.
Вбежав под сень леса, он немного успокоился, и, замедлив бег, скрылся в высоком подлеске. "Здесь меня не найдут. Никакие феи не найдут!" - думал он, остановившись, чтобы перевести дух. Ноги онемели и подкашивались. Носферату присел, разглядывая свой чудный трофей. Видимо, феи - искуснейшие кузнецы, раз могут делать такую сталь, острую, как бритва, легкую и гибкую, как прут. В ордене Крови подобных мечей было немного, очень немного. И принадлежали они только командирам и бойцам элитных подразделений. Большинство же воинов было вооружено низкопробной сталью, а то и вовсе обычным железом. Такое оружие было непрочно и недолговечно. Змей сам видел, как плохие мечи ломаются от первого же удара, разбиваясь, как стекло. Иные клинки не ломались, но гнулись так, что после битвы (а нередко - и во время битвы) воины выпрямляли их, придавливая ногами к земле. Некоторые мечи было невозможно хорошо заточить, и вместо ран они оставляли синяки. Кроме того, это ненадежное оружие было очень уродливо на вид. "Я бы мог сделать действительно хороший меч, но на него у меня уйдет три-четыре года. Мне придется годами корпеть над одним мечом, в то время, как оружия требуют сотни солдат!" - говорил старый оружейник ордена. Он был настоящим мастером, но вынужден был ковать наскоро, очень наскоро - и дрянное качество таких работ было неудивительно. Орден успешно воевал с таким вооружением лишь потому, что и у норманнов, и у грагольянцев ситуация с оружием была ничуть не лучше. А этот меч... Острый, легкий, не ломкий и не мягкий, изящный, красивый, блестит, как зеркало. И почему феи до сих пор не завоевали мира?
А ветер крепчал - феи приближались. Носферату обернулся и увидел, что над деревушкой возник целый купол белого света. Ветер ослабел, и его завывание сменилось речью феерийцев. За какие-то минуты они покрыли расстояние, которое пеший человек проходил за несколько дней. Было видно, что они приземлились и теперь собираются искать убийц своего соратника... Змей встал и тихо, но торопливо побрел назад, к лагерю ордена. Куда же делись остальные разведчики - Копач, Буфо и...
И Крысяк... Носферату продрался сквозь кустарник и, выглянув из-за пихты, увидел Крысяка.
Тот лежал на какой-то тропке, обхватив правую ногу.
- Попался я под бревно... - маленький упырь показал на бревно с тремя страшными кольями, лежащее рядом с ним. От бревна тянулась бечевка, привязанная к кедру. Это была одна из ловушек норманнов - стоит кому-нибудь зацепиться ногой за натянутую бечевку, как на голову обрушивается бревно, спрятанное за стволом. Вот Крысяк и угодил в эту ловушку. Ему повезло, что пострадала лишь нога - бревно могло легко раскроить череп. Впрочем, повезло ли?..
Носферату немного посмотрел на раненого Крыса, а затем обернулся к деревне. За стволами виднелся купол феерийского света - он, вроде бы, сместился ближе к лесу... "Не иначе, феи идут сюда!" - смекнул упырь.
- Помоги, Змей... - взмолился раненый. Он шевельнулся, продолжая держать искалеченную ногу, и его голень неестественно сместилась. Крысяк тихо, болезненно заскулил, отдергивая руки от ноги. "Да, нехилый перелом - кость вдребезги!" - подумал Носферату. - Помоги, Змей... Ты же не ублюдок, вроде Буфо с Копачом... Я знаю...
В туманную душу Змея прокралось какое-то подобие жалости, но он тут же вспомнил все рожи и идиотства Крысяка-Недоделанного, и жалость исчезла без следа. Носферату немного подумал, и ответил ему:
- Сейчас феи начнут про... прочесывать лес. Что мне делать? Волочить тебя? Они поймают нас обоих!
И он сделал шаг в сторону лагеря, демонстративно отвернувшись от Крысяка.
- Нет, пожалуйста, не бросай меня, Змей! - запричитал тот, пытаясь подняться. Но резкая боль остановила его, и Крысяк глухо вскрикнул, падая.
- Хотя я не могу оставить тебя здесь... Феи найдут тебя и допросят. А ты все им проболтаешь, сдашь нас всех, продашь... Выдашь... - Змей вернулся к лежащему. Тот корчился на валежнике, скрежеща зубами от боли. Клыки прикусили губу, выпустив рубины крови. Крупная слеза выкатилась из глаза, зажмуренного в немой муке, и сползла по грязной щеке.
- А что?.. - всхлипнул Крыс, приоткрыв глаза. Он увидел Змея, стоящего рядом со сверкающим мечом. - Как?.. Нет, нет, Змей, нне-е-ет!!!!
...Феерийский клинок был настолько остер, что был бы страшен даже в руках ребенка... И он рассекал и плоть, и кости - так острый нож режет мягкий хлеб или распарывает старую рухлядь. Носферату невольно залюбовался большой каплей темной, будто грязной упыриной крови, бегущей вниз по долу клинка. Капля выбежала на перекрестье, и спрыгнула с меча на землю.
Он оглянулся было, и увидел, что "купол" распался, превратившись в линию светящих точек, исчезающих за деревьями и снова выныривающих. "Рассыпались в цепочку. Облаву решили устроить. А если они слышали, как верещал Крысяк..." - догадался Носферату, и бросился бежать к лагерю. Было ясно, что феи опасны только на открытой местности - а в ночном лесу они станут еще более неуклюжи, чем солдаты Крови, не смогут даже взлететь. Хорошо же было бы устроить на них засаду в такой момент!
Вампир сначала несся, сломя голову, потом, когда под ногами заездил валежник, осторожно и неуклюже прыгал по трухлявым бревнам. Он забыл об осторожности - на уме было только одно: поскорее убраться подальше от этих страшных феерийцев! Неподалеку от поляны с изуродованными скелетами он остановился перевести дух, и его нагнали запыхавшиеся Копач и Буфо.
Три упыря притаились в тени, и тихо шептались там, вслушиваясь в тишину.
- На нас напал один фей, но мы его убили. И сбежали... И прилетело много других фей. Крысяк мертв. Он сломал ногу, а я добил его...
- Плевать нам на Крысу. Все равно б сдох. Хороший у тебя меч. Я не думаю, что феи будут за нами гнаться аж досюда. Навряд ли они умеют хорошо ходить по лесу... Ну а мы с Буфо ходили на Волчий Крюк. Там никого нет. И мы смылись, когда увидели, какая банда сюда летит... Значит, каков план действий? Возвращаемся в лагерь. Лучше держаться подальше от полян - не ровен час, пролетят над нами феи, и заметят на поляне...
Неподалеку послышался хруст чьих-то тяжелых шагов. Кто-то ходил рядом, продираясь сквозь подлесок, давя хворост. Вампиры съежились в тени, тревожно озираясь. Кто же это? На человека не похоже - слишком уж тяжелы шаги. Медведь? Но почему на двух ногах идет? Да и истребили в этих краях всех медведей, до последнего корня. Оно бродило где-то по правую руку - примерно там, где разведчики нашли два скелета. Бродило буквально в шести-семи ярдах, но из-за кедров ничего не было видно. Только тяжеловесная поступь была слышна... Змей скрючился, сжимая рукоять меча. Копач сидел на корточках, вжав голову в плечи; он напряженно вслушивался и всматривался в лес, выпятив челюсть от напряжения. Буфо сгорбился еще больше. "Что это? Кто это?" - беззвучно вопрошали губы Носферату. "Оно же близко, совсем близко, это только кажется, что далеко!" - в одночасье думали все трое.
Копач первым пришел в себя:
- Это тролль... Кинемся в лес, врассыпную... Он не догонит нас всех вместе. Встретимся у...
Но существо услышало его шепот и вмиг подскочило к засидке упырей. Послышался звук, одновременно напоминающий рык, храп и человеческую речь. Да, это был тролль - мохнатый, здоровенный! Кто еще мог бы бродить по безлюдной тайге на двух ногах и иметь неприятнейшую привычку появляться невесть откуда?! Но никто, пожалуй, никогда еще не встречал тролля так близко к обжитым местам...
Вампиры, не долго думая, вскочили. Троллю хватило нескольких шагов, чтобы добраться до них - шорох сухой хвои, взметенной ногами упырей, потонул в рыке тролля, чья грязно-серая туша внезапно возникла из тьмы. Удар! - и длинная, сильная лапа людоеда сбила с ног всех трех разведчиков. Падая, Носферату едва не зарезался собственным мечом. Сияющий клинок выпорхнул из руки и упал. Тролль довольно ухнул и поднял другую лапу - в ней была увесистая дубина. Упыри, не поднимаясь, поползли от него, задыхаясь от ужаса. Носферату замешкался и почувствовал, как какая-то неодолимая сила отрывает его от земли. Это тролль ухватил его за шиворот и вздернул в воздух.
- А, помогите! - крикнул Змей. Прямо перед его глазами скалилась вонючая пасть людоеда, тускло мерцали подслеповатые, красные глаза, дыбились треугольные уши. Копач оглянулся, увидел, что тролль поймал Носферату, и метнулся к потерянному мечу. Буфо округлившимися глазами наблюдал за этой сценой. Копач приблизился к троллю на несколько шагов, поднялся на своих кривых ногах, выставляя вперед феерийский клинок, но секундой позже струсил, и бросился назад, в лес, спотыкаясь на каждом шагу. Буфо последовал за ним.
Краем глаза Змей видел, как среди стволов в последний раз мелькнула зеркальная сталь меча, унесенного Копачом. "Плевать нам на Крысу. Все равно б сдох..." - вспомнились ему слова Копача. "Плевать нам на Змея..." - мысленно поправил эти слова Носферату.
Мохнатая, могучая рука сомкнулась на его горле, и вампир потерял сознание. Тролль глухо рыкнул и поволок добычу в чащу.
Это был небольшой тролль - таежной породы. Тролли некогда жили во всех странах, и были очень разнообразны: горные, лесные, подземные, водяные, болотные, таежные, ледниковые тролли... Однако троллей почти повсеместно уничтожили люди - и их можно встретить только в самых глухих местах, нетронутых любопытными людишками. Когда первые беженцы из Великой Нормандии пришли во Фьордгейм, тролли-таежники еще довольно часто встречались в этих лесах. Много лет и много жизней было потрачено на войну с лесом, и самым страшным врагом норманнов в этой войне были именно тролли. Однако люди в конце концов отвоевали достаточно земель для пастбищ и пахоты, набрались сил и одолели чудищ, оттеснив их в самые глухие дебри.
Однако что привлекло этого тролля так близко к нормандским поселениям? Вероятно, он пришел сюда недавно, после нападения Фьордгейма на орден Крови. После этого прорыва, повлекшего огромные потери, лесные края обезлюдели, и по тайге уже не ходили ни охотники, ни патрульные отряды. Сначала осмелели звери - волчьи стаи по ночам забредали в охотничьи деревушки, держа уцелевших людей в ужасе. Привлекали хищников и битвы, дававшие обильную пищу... И теперь здесь стали попадаться и тролли. А они умнее и опаснее любого зверя.
Нога Змея погрузилась в нестерпимый, иссушающий жар. И сознание вернулось к упырю. В его голове сразу нарисовалась жуткая картина: тролль жарит его ногу, сунув в костер. Он рванулся и открыл глаза, и тут же увидел, что никакого тролля поблизости нет, а жар вызвало пятно солнечного света, падающее из бреши в лесном своде. Утро! Уже утро! Отдернув ногу, вампир приподнялся, зацепив головой еловую лапу. Что случилось? Куда делся людоед?
Черт с ним, с людоедом! Надо убираться, пока он, чего доброго, не вернулся! Кое-как сориентировавшись по солнцу, Носферату пополз в сторону лагеря, тщательно прячась от света среди ельника. "Неужто я пролежал здесь до утра? Сейчас утро... А значит, феи хорошо видят. Они могут легко напасть на когорту"
Под руку подвернулось какое-то бревно, грубо обструганное. Это была дубина тролля. "Почему он бросил свою дубину? Что с ним случилось? Феи спугнули? Или убили?" - кружилось в отупевших мозгах вампира. (В стороне, шагах в десяти от дубины, валялся и сам тролль - со стрелой в макушке. Но Носферату его не заметил.)
Болела шея, сдавленная лапой тролля. Болел нос со смятым крылом. Заныла рука. Кружилась голова. Кишки урчали, кости тихо гудели - он так почти и не испил крови, и остался голодным. Плохо соображая, вампир полз и полз, постанывая всякий раз, когда солнечные лучи, прямые и беспощадные, касались его. Солнце ненавидит вампиров - искаженных, противоестественных ночных тварей, и нещадно убивает их, вонзая лучи, как копья. Ночная, скрытная и скользкая сила пропадает, когда дневной свет касается бледной вампирской кожи. В то время, как солнце сушит снаружи, сильная жажда начинает сушить изнутри. Глаза слабеют, и видят лишь в радиусе сажени. Дальше все расплывается в дымке слез, мешающейся со светом... Вампиры сильно страдают от солнца, и нередко умирают, иссушенные им.
Конечно, Змей мог бы вырыть себе нору и сидеть там до вечера - он когда-то делал так, когда был приписан к дневному отряду. Он легко догонял отряд, когда тот останавливался для ночлега. Но сейчас ситуация была совсем иной - Ночная когорта двигалась очень быстро, а главное, тоже могла двинуться сразу с заходом солнца, и тогда попробуй догони ее! Такие мысли вертелись в затуманенной солнцем голове упыря, как испуганные многоножки. К счастью, он не слишком часто попадал под прямые лучи, потому как лесной покров был неплохой защитой. Если бы не кедры - была б ему верная смерть! Вдобавок ко всему Змей где-то потерял свой нож, и был безоружен и беззащитен. Встретились бы ему какие-нибудь враги - тоже была бы верная гибель!
Неизвестно, сколько времени он полз, раня руки и царапая подбородок, и как далеко он заполз. Солнце высоко поднялось - и мир расплылся еще больше. Силы иссякли, и бедняга уже не тратил время, чтоб обползать освещенные места. Он полз напрямик, уже не обращая внимания на жгучие прикосновения солнца. Мысли потерялись, забившись в далекие углы черепа, прячась от света. Над головой свистел и завывал ветер - верный друг феерийцев. Может быть, феи действительно были рядом - но до них упырю как-то не было дела. Он уже и сам не знал, куда направлялся - он просто полз, непонятно куда, потеряв всякую надежду.
Внезапно что-то с шорохом сместилось под его руками, и Змей провалился руками в какую-то глубокую яму. Вконец обессилев, упырь лег на краю этой ямы, свесив в нее руки и голову. Его спину жег солнечный огонь - но у Змея уже не было сил сдвинуться с места.
- Да втащите ж вы его... Пока не заметили! - послышались чьи-то далекие голоса. Чьи-то руки схватили вампира и потащили его в яму. Тот застонал, пытаясь упереться ногами. Тогда руки рванули сильней, и Носферату упал в яму. Сверху послышался шорох, и солнце исчезло. "Щитом застелили... Да это же схрон! Наш схрон!" - наконец догадался он, лежа на сырой земле. Немного оклемавшись, Змей понял, что вокруг царит какая-то неслышная тревога, бесшумная суматоха. "На когорту напали? мы прячемся от фей?" - мысли, как сороконожки, кружились в голове, путаясь в клубки. Ему стало немного легче - ведь теперь солнце не жгло его тела. Но кости ныли по-прежнему. И голод по-прежнему давал о себе знать.
- Мне нужна кровь... Чья-нибудь! - заскулил было Носферату, пытаясь принять сесть.
- Заткнись ты! - огрызнулся кто-то. Нахтари послушно захлопнул рот, и клык воткнулся в десну. Ойкнув, он открыл глаза и увидел пятерых воинов когорты - они сидели на корточках, глядя в небо сквозь щелки в маскировочном щите, утыканном кедровыми ветками и засыпанном дерном и хвоей. Кто-то сунул Змею баклажку с какой-то дурно пахнущей жидкостью. "Вода!" - обрадовался вампир, жадно припадая к баклаге. Но то была даже не вода, а чья-то кровь - подпорченная, подтухшая. Но Носферату не побрезговал ею.
- Я вернулся... Я нашел лагерь... - шептал Змей самому себе. Вонючая кровь заметно добавила ему сил, и ход мыслей стал немного ровней. Был слышен шум ветра, колышущего деревья. Он то утихал, то снова начинал завывать - будто ветер носился над окопом взад-вперед.
- Летают над нами, уроды... - сказал один из воинов. - Что-то заподозрили.
Пять солдат держали наготове луки и стрелы. Трое были людьми. Двое - вампиры, болезненно щурящиеся от света. Носферату кое-как поднялся, и, опираясь на земляную стену, заглянул в щель плетеного щита. Высоко, в ярком голубом небе колыхались кедровые ветки, треплемые ветром. Ветер крепчал - и когда он стал таким сильным, что на землю посыпались сучья и хвоя, по небу пронеслась блестящая эскадрилья феерийцев... Днем они выглядели еще чудесней, чем ночью: синие крылья и блеск кольчуг великолепно вписывались в небесную синеву. Фаэри не было числа - они летели и летели ровными линиями, и все держали луки, и внимательно вглядывались в землю. "Только б не заметили, только б не заметили!" - молился Змей про себя.
И вдруг... Сквозь вой ветра послышался возглас феерийца. Где-то далеко вверху и слева чуть слышно тренькнула тетива - затем в воздухе просвистела тяжелая стрела, летящая к земле. Хлопок!!! - и над лесом взлетели куски дерна. Ветер словно заметался, обратился вихрями. Строй феерийцев рассыпался по небу, и летучие стрелки закружились над лесом, пуская стрелы. Воины упали на дно схрона, зажимая уши ладонями - ибо воздух буквально затрясся от оглушительных, хлопающих взрывов! На концах феерийских стрел сверкали шаровидные кристаллы, взрывавшиеся при попадании в цель - это и были те самые волшебные стрелы, о которых говорил Хирург.
- Убирай щиты! Заряжай луки!!... - прогудел приглушенный голос Хирурга. Пять солдат поднялись, не смея игнорировать приказ. Носферату остался валяться, обхватив голову руками. Барабанные перепонки звенели и болели. Хлоп!!!!! - волшебная стрела взрыла землю совсем рядом со схроном, щит слегка подбросило ударной волной, он покосился и упал в яму, накрыв солдат. Не было ни пламени, ни дыма - похоже, кристаллы взрывались, просто превращаясь в воздух... Но этот воздух нес страшные разрушения.
Совсем рядом прогремел еще один взрыв. Оглушенных воинов, сидящих под упавшим щитом, накрыло облако пыли, комьев земли и сухих кедровых иголок. Должно быть, стрела угодила в соседний окоп - в воздухе мелькнул чей-то сапог, кто-то пронзительно закричал от боли. Носферату оправился первым, выполз из-под щита и, как зачарованный, наблюдал за небывалым зрелищем: десятки фей, кружащихся высоко в небе, полет стрел со сверкающими камнями на концах, вялый, почти не причиняющий вреда, ответный огонь когорты... Он разглядел, как феи делали свои "ракеты" - вынимают из колчанов обычные стрелы, натягивают тетивы, затем конец стрелы вспыхивает белым пламенем, и воздух превращается в кристалл, намерзает на наконечник стрелы. Хирург задумал устроить феерийцам огневую завесу - но этот план не удался, потому что половина воинов залегла в схронах, они были оглушены взрывами; боясь шевельнуться, лежали, не живые ни мертвые. В фей летели стрелы - но их было слишком мало, и всего одна из них попала в цель, по всей видимости, случайно. Один из феерийцев кувыркнулся в воздухе, подброшенный знакомой голубой вспышкой. Он уронил лук и полетел вниз, оставляя за собой след из синей дымки. Крылья его беспомощно развевались, как тряпки. Но эта жертва лишь прибавила неистовства остальным летунам: тяжелые стрелы засвистели вдвое чаще, и взрывы слились в сплошной рев. Иногда, когда этот рев ненадолго утихал, становились слышны проклятия, выкрикиваемые фаэри. Голоса у них были звонкие, но неприятные - в них был слышен присвист, похожий на звук ветра в печной трубе.
А лес превратился в кромешный ад: подымались фонтаны земли, валились деревья, расщепленные взрывами, в воздух взлетали обрывки щитов-плетенок, горланящие люди, оторванные конечности... Стрелы попадали и в схроны, превращая их в могилы для воинов ордена. Те, кого не разрывало на куски, умирали, погребенные под обломками кедров и осыпавшейся землей.
Схрон, где сидел Носферату, не пострадал. Придя в себя, солдаты отбросили щит и схватились за луки. Но в это же время взрывы стихли, а небо опустело. Феи отстрелялись и улетели восвояси. Может быть, у них кончились стрелы. Возможно, они решили, что с врагом покончено.
Все шестеро робко выглянули из ямы и увидели ужасную картину: завалы из рухнувших кедров, разбитых в щепы, земля, изрытая воронкаерои, уже знакомыми Змею, изуродованные тела, разбросанная амуниция. Жалобно стонали те, кого ударные волны не поразили насмерть. Как после артобстрела - только мир Аквилона не знал артиллерии. Лесная крыша над головами воинов сильно поредела, и ничто не преграждало пути солнечным лучам. Вампиры взвыли в один голос, увидев это.
- Все ко мне!!! Стройся в каре!!! - на изрытой земле поодаль возникла высокая фигура Хирурга. Тревожно, часто застучал, раздражая травмированные уши, одинокий барабан - единственный уцелевший. Командира тут же окружили спотыкающиеся люди в темных доспехах, вылезшие из осыпавшихся окопов, как из могил. Лица их были бледны, как у настоящих покойников. У некоторых носами шла кровь. Вампиры жмурились и морщились, заслоняясь руками от солнца. Многие еще не отошли после феерийской атаки, оглушенные и ничего не понимающие, они вставали в строй почти несознательно. Как неживые машины.
Когда остатки когорты выстроились в шеренгу, обнаружилось, что во время бомбардировки погибло около двух третей солдат. Под дробь барабана, с шумным топотом шеренга тут же свернулась в каре - в квадратный строй с пустой серединой. Строй даже теперь двигался, как единый организм, перестраиваясь даже без большого участия деканов и центурионов - такова была выучка ордена Крови. В идеале каре должен состоять из двух рядов воинов - но сейчас получился лишь один ряд. Офицеры выстроили воинов наспех, как попало: лучников вперемешку с мечниками, копейщиков рядом с теми, у кого остались лишь ножи. Некоторые бойцы были так ошеломлены, что продолжали держать рукояти мечей и древка от копий, сломанных во время налета фей. Носферату тоже очутился в этом строю - он подобрал с земли чей-то оброненный топорик. Он знал: сейчас должна начаться новая битва, но уже не находил места ни для страха, ни для злости - перед его глазами до сих пор мелькали крылатые фигуры на фоне неба, а в ушах стоял гул, как эхо взрывов.
Неровный строй из ошарашенных людей стоял на почве, перерытой глубокими воронками. Сквозь звуки барабана, сквозь звон и гул надорванных барабанных перепонок пробивались слова командира:
- Кто-то выдал нас феям. Сами они не заметили бы нас... ...и просто грех не напасть на нас сейчас... ...норманны... Будем биться до последнего... ...подумать только - я не успел даже воспользоваться...
Носферату уже сотни раз видел Хирурга, но при свете - никогда. Оказалось, что он не только утонченно строг, а еще и очень страшен. На его груди висело целое ожерелье из человеческих костей - позвонков и фаланг пальцев... Взгляд сковывал холодным, злым магнетизмом... В руке блестел знакомый феерийский меч - возможно, тот самый, который захватил Носферату, а потом утащил Копач. И блеск глаз Хирурга был так же жесток и холоден, как блеск клинка.
Барабан отчего-то смолк. Наступила тишина - только в ушах звенело. Один из солдат очнулся, бросил обломок меча и достал из ножен кинжал. Змей судорожно сглатывал, обеими руками вцепившись в топор. Он тоже очухался, восстановил часть сил, и наконец начал понимать, что происходит вокруг. Челюсти начали отбивать мелкую, незаметную дробь. Упырь с трудом сдержал странное желание прикусить зубами топорище, ощутить кислый вкус железа. Подергивалось левое плечо.
- Ыгы!!! Ыра!!! Аооо!!! - завыли, заревели какие-то грубые голоса, надвигаясь со всех сторон. Носферату не поверил своим ушам - а точнее, не захотел им верить. От этих криков встрепенулся весь строй. Кто-то натянул тетиву, кто-то встал на изготовку с копьем, кто-то поднял меч, готовясь встретить врага. Вампир перемялся с ноги на ногу, жмурясь от света. Сердце стучало медленно, но сильно. С каждым ударом по жилам разгонялся холодящий страх. Топорик внезапно стал необычно тяжелым - и рука начала медленно клониться к земле, не в силах держать топора. Воинственные выкрики раздавались все ближе и ближе - скоро к ним добавился тяжелый топот множества ног. "Нет, нет, нет!.." - молился про себя Носферату.
- Гыгы! - заорали уже совсем рядом, и тут солдаты ордена увидели своих врагов. На каре со всех сторон неслись оравы полуголых норманнов, размахивающих оружием. Развевались бороды и спутанные волосы, выбивающиеся из-под шлемов. Тяжело топали ноги в потрепанных сапогах. Могучие торсы блестели. Рты, полные кривых зубов, издавали хриплые, нечленораздельные крики. У иных норманнов ртами шла пена, стекая на бороды. У них не было ни щитов, ни доспехов - и многие держали по два меча или топора. Их клинки блестели, как зеркала - не иначе, друзья-феи делали. "Берсерки..." - понял Носферату, и ему жутко захотелось зарыться в землю, как крот. Эти воины-медведи были самыми страшными бойцами Севера - они сражались в состоянии дикого исступления, не заботясь о самозащите, лишь круша врагов налево и направо. Безумцы, они бьются с любым количеством любых врагов, не обращая внимания на такие мелочи, как выпущенные кишки или раздробленный череп... Про берсерков ходили различные легенды: о том, что они пьют отвар мухоморов, или о том, что берсерки - оборотни, одержимые медвежьими духами, неуязвимые для железа...
Неизвестно, сколько было берсерков - но опешившим воинам ордена показалось, что их сотни. Навстречу норманнам полетели стрелы. Теперь, придя в себя, солдаты Крови били метко, и стрелы пронзали берсерков чуть ли не навылет. Некоторые падали, но остальные продолжали бежать, не обращая внимание на стрелы, торчащие в телах. Второго залпа лучники не успели дать. Лязг, крик, мелькание! - норманны налетели на строй когорты. Один из них - здоровенный, на манер горного варвара одетый в шкуры, с топором в одной руке и с палицей в другой, - навалился на солдат, стоявших рядом со Змеем. В тело норманна вошли два копья, но тот и не обратил внимания. Он ревел как настоящий медведь, ломая и подминая бойцов Крови. "Может быть, берсерка и впрямь нельзя сразить железом?" - подумал Носферату, ударяя топором. Он попал берсерку по голой спине, и, как показалось, топорик не оставил даже следа. Тело казалось твердым, как скала... Сила норманна была неизмерима - и он в мгновение ока повалил пятерых врагов. Упал и Носферату - палица сильно толкнула его в грудь (вскользь, случайно, иначе берсерк легко переломал бы упырю ребра). Он и не пытался подняться или защититься - он валялся на земле, ожидая смерти. Лязг, звон, глухие удары, предсмертные хрипы, рев берсерков - это было не лучше феерийского обстрела! Прямо перед глазами чьи-то ноги вздымали пыль, тщетно пытаясь сдержать натиск норманнов; кто-то падал, лились целые струи крови; роняя мечи, воины скатывались в воронки от взрывов; падали чьи-то руки и головы, на мертвых лицах застывали гримасы боли, ненависти и ужаса... Пахло потом, кровью и железом, затем ноздри забила омерзительная вонь чьего-то распоротого кишечника... Строй потерял свою квадратную форму, скомканный натиском берсерков. Вампиры, непобедимые ночью, при свете были почти беспомощны. Мелькали сверкающие лезвия, выкованные феерийскими мастерами. Они резали плоть, как масло, разрубали кожаные доспехи, крошили кольчуги, пробивали щиты и кирасы, разрубали даже клинки паршивой грагольянской стали. Когорта гибла на глазах...
На лежащего вампира кто-то упал, затем страшный удар обрушился на обоих. Он адресовался упавшему воину, но хорошо досталось и Змею. Хрустнули два ребра, и упырь заверещал, чувствуя, как отломки впиваются в легкие. "Конец!" - почти с облегчением подумал он, снова "отключаясь". Но, трижды увы, вампиры-нахтари были слишком живучи.
Погребенный под грудой трупов и потому недостижимый для солнца, Носферату пролежал в беспамятстве до самого позднего вечера. "Опять меня убили... Чересчур..." - ворчали спутанные мысли. Дышать было тяжело - на грудь горой наваливались мертвецы, а сломанные ребра пребольно кололи бок при каждом вздохе. "Нешто зарыли живого?" - подумал упырь, осторожно ворочаясь под тяжестью трупов. Каждое движение троекратно усиливало боль в боку. Наконец его рука выбралась на воздух, кое-как раздвинув окоченевшие члены мертвых. Уй-юй! - скулил вампир, выползая на волю. "Больно! Как больно!" - плакался он самому себе, сидя на груде холодных тел.
"Не скули! Я знаю, что тебе не больно!" - всплыли в памяти давние слова Копача. "Если б Копач был здесь и сейчас..." - тоскливо подумал Змей: "Но где его теперь искать?!" Болезненная дрожь пробегала по его хребту волнами, и зубы мелко дребезжали, когда такие волны докатывались до них. Носферату немного посидел, пытаясь приспособиться дышать по-новому, так, чтоб ребра не кололи. "Не скули! Тебе не больно! Я знаю!" - командовал он себе. Вообще-то, по правде говоря, его боль и в самом деле не была ни ужасной, ни нестерпимой. Еще немного - и он приловчился дышать одной половиной груди и диафрагмой, щадя пострадавшую сторону. И тогда он огляделся по сторонам.
Кругом была родная, мягкая ночная мгла. Было темно и уже довольно зябко. Вокруг - изрытое поле битвы, и горы трупов... Ни души. Все убитые валяются там, где упали - причем доспехи и оружие почему-то остались при них. Это была неписаная истина для воинов Аквилона: после битвы забрать все снаряжение, даже сломанное. Сломанные клинки перековывали заново, ибо металл был очень дорог. Победители всегда возвращались, нагруженные оружием побежденных. Но что случилось здесь? Почему норманны не забрали оружия когорты?
Тут вампир обнаружил, что вокруг лежат не только мертвые воины Крови, но и немало берсерков. Может, когорта все-таки победила? Покалеченная, скорченная фигурка ползала по полю битвы, пытаясь определить, что же произошло здесь. В конце концов Носферату удалось найти малоприметные следы, уходящие назад, на юг, к форпостам Крови. Да, когорта победила - но выжило всего два-три десятка человек. И выжившие бежали, не задерживаясь. Однако раненых, должно полагать, добили. Носферату, вероятно, приняли за мертвого - потому он и остался жив.
Упырь приложился к чьей-то глубокой ране, полной крови и сделал два глотка.
Вдали, в темной чаще, блеснули волчьи глаза. Змей похолодел: "Бежать, бежать отсюда!" Оступаясь, он побрел назад, туда, куда вели следы беглецов. Он весь аж содрогался от холода, боли и страха. Забыв о голоде и усталости, забыв об ожогах, оставленных солнцем, упырь шел неизвестно куда, поскальзываясь на валежнике, хватаясь за стволы, колясь о еловые иглы. Он превратился в животное - в бездумное, запуганное животное, без надежды бегущее от загонщиков. И этот ужасный путь показался ему вечностью. Злой воздух внушал еще больший ужас - Носферату казалось, что на каждом шагу таятся невидимые соглядатаи, выдающие его врагу: берсеркам, феям, троллям, волкам... Бедняга бормотал какие-то бессвязные проклятия, скулил бессловесные мольбы. Одежда скоро превратилась в рвань. Мокасины изодрались о валежник, и сучья впивались прямо в подошвы. Змей то брел, шатаясь и падая, то полз на карачках.
Вдали, за мохнатыми елями и стволами кедров, брезжил какой-то бледный свет. И еще что-то поблескивало прямо на пути - блики пульсировали на чем-то металлическом. Приглядевшись, Носферату понял, что это блестит кираса воина Крови. Какой-то солдат когорты лежал там ничком, раскинув руки. Что-то знакомое почудилось упырю в недвижном теле. Мерцающий свет почему-то нисколько не испугал его - а ведь это был свет феерийского посоха... Сейчас Змея интересовало одно: кто лежит там, и почему он кажется знакомым. Приковыляв к телу, упырь хотел склониться над лежавшим, но не удержался на ногах и упал рядом с ним. Костлявые пальцы коснулись холодной, волосатой шеи - этот человек был давно мертв. Первым, что бросилось Змею в глаза, была черная борода, облепленная мусором и палой хвоей. Кираса была нестандартной - сделанной специально для объемистого пуза. Упырь вздрогнул, ибо понял, что этот воин действительно был знаком ему.
- Тараско... Деканишка... - с ненавистью прохрипел Носферату, сжимая пальцы на мертвом горле. Он повернул к себе тяжелую голову, желая увидеть лицо убитого. Да, это был десятник. Злющий, горластый зверюга-декан Тараско. Но теперь он был бледен и недвижен - не поорет уже ни на кого, урод! В желудке вампира мерзко заурчало, и он вспомнил о голоде. Неплохой же случай представился!..
Однако шея декана была слишком грубой, и крови в его теле оставалось немного, и из яремных удалось вытянуть лишь сущие капли. Рассвирепев, Носферату рванул холодную плоть клыками, выдирая кусок мяса. "Он и на вкус премерзкий... Деканишка... Нужна нормальная, свежая, текучая кровь!.." Скудные соленые капли не утолили голода, а только усилили его. Вампир поднял голову к таинственному свету, пульсирующему за деревьями. Феи? "Живые-кровь-голод-посох один-значит-их немного!" - мысли обратились в какие-то абстрактные, злобные образы. Быть может, так мыслят звери?
Змей начал красться к источнику света. Он шел на четвереньках, походя на уродливого зверя - чтобы при случае легче было залечь, прижавшись к земле. По пути ему попался мертвый феериец с оторванным крылом. Этот был помягче, чем Тараско, и из него удалось добыть побольше крови. Как оказалось, у фей яремная вена расположена совсем не там, где у людей, а кровь их слишком... Как бы это сказать? Легкая? Воздушная? Пустая? Она слабо утоляет жажду упыря. Носферату бросил и эту добычу, и двинулся дальше. Он прополз мимо странного выжженного кольца на земле. В центре кольца виднелись два следа, человеческих следа, тоже выжженные. Пахло огнем и серой. "Чары-бары!" - пробормотал вампир, минуя кольцо. Да, здесь определенно творилось какое-то огненное колдовство. Немного поодаль было еще два подобных кольца, а в стороне валялась целая куча обезглавленных феерийцев. Кажется, Хирург обещал позаботиться о феях? Уж не его ли стараниями эти феерийцы лишились голов?! Недалеко от кучи фей лежали еще два трупа - человек в форме боевого мага Крови и какой-то карлик. Чуть дальше на дереве висел дохлый фей, застрявший в ветвях. Из развороченного глаза торчала стрела. Тела не заинтересовали Змея - его манил свет.
Источник света как будто и не приближался. А Змей полз к нему, свет влек его, как свеча влечет мотыльков в ночи. Здесь росли какие-то тенелюбивые кусты с мясистыми листьями - и вампир прятался за ними. Под ногами снова затрещали завалы мертвой древесины. Прячась за кустами, вжимаясь в валежник, подползал он к феерийскому маяку. То и дело он находил мертвецов: фей, норманнов, солдат Крови, каких-то колдунов, непонятно откуда взявшихся. Там и сям валялись куски амуниции, оброненное оружие, торчали стрелы, виднелись следы взрывов. Какая-то битва шла в этой части леса - но упырю не было дела до битв. Для него теперь существовал только свет.
Носферату и осторожно полз по гниющим корягам и сухой хвое, перелезая через упавшие стволы, грозящие подломиться или подвернуться под ногой. Рискуя пораниться о сучья или сломать ногу меж бревен, он осторожно крался, высматривая в валежнике надежные места, куда можно поставить ногу или руку. Попутно он пытался разглядеть среди деревьев возможного врага. Голод, ранее лишавший его сил, теперь был слегка утолен и стал подгонять его. Не желая испытывать судьбу и врага, вампир решил держаться густого кустарника, запримеченного поодаль. Для этого пришлось свернуть с намеченного пути, больно ободрать колено и угодить рукой в какое-то дерьмо, но перебежка стоила этого. Теперь упырь лежал в кустах, и их дырявая тень падала на его рваную робу. И он отчетливо видел то, что испускало свет.
На поляне, в окружении мертвых тел (2 воина Крови и 4 фаэри, посчитал Носферату) стоял роскошный паланкин. Видимо, феерийцы перевозили в таких носилках свою аристократию. Свет же исходил из знакомого посоха, воткнутого в землю. "Где бы здесь взять хоть каплю крови?.." - подумал Змей. Трупы, лежащие на поляне, навряд ли содержали достаточное количество жизненной влаги: феерийцы были изрублены, их крылья были распороты и сломаны, белые одежды почернели от крови; однако воины Крови выглядели куда страшней. Одному рассекли грудную клетку, другого вовсе разрезали, как филе, вместе с кожаной броней.
Вампир попробовал подобраться поближе, но бесшумно этого нельзя было сделать - кусты десятками ссохшихся рук вцепились ему в одежду и уперлись в плечи, не пуская вперед. "Кровь-кровь-кровь!" - ныло у Змея внутри. Внимание приковывал паланкин: быть может, там есть кто-то живой, кого можно выпить? Тут он неосторожно шевельнулся, и несколько цепких сучьев звучно треснули в ночной тиши. Носферату аж вздрогнул от этого звука. Хлоп! - неожиданно всколыхнулось полотно паланкина, и кто-то выскочил на поляну. Кто-то, кого упырь не видел из-за двух кедровых стволов.
Носферату прижался к земле, пытаясь разглядеть противника. Противника - не добычу! - сразу смекнул он. Но деревья некстати заслоняли врага. Вывернувшись, Змей увидел лишь чью-то могучую руку с коротким широким феерийским мечом. Клинок светился - нет, не отражал свет маяка, а светился сам собою, - и мир отражался в нем, как в зеркале. "Острющий, надо думать!" - судорожно сглотнул вампир.
- Ну?!!! - прогремел голос врага, не то с нетерпением, не то с презрением. Вампир замер. - Ха-ха-ха! Жалкая тварь - ты хочешь от меня спрятаться? Но я знаю, где ты! Мое знание - второе зрение! Я не вижу тебя, но знаю, где ты!
Голос был сильным и каким-то громыхающим - хотя и в нем хорошо слышалось ветряное подвывание. Слышанные Змеем голоса фаэри были выше, и не такие грубые. "Может, это и не фей?" - подумал Носферату: "Может, феерийцы и носили его в паланкине, потому что он не умеет летать?" Он мог лишь предполагать, потому что видел только руку и блеск каких-то роскошных одежд.
- Вылезай же, тварь, я все равно тебя достану! - загрохотал стоящий на поляне. Меч сверкнул, ослепив упыря. Уж не этот ли меч нанес такие ужасные раны двум воинам ордена, лежащим на земле? - Хо-хо-хо-хо-хо! - зарычала таинственная личность. Голос был страшным, но все же звучал как-то наигранно, театрально.
Фьюить! - и рука взмахнула оружием, рассекая воздух. До клинка было не меньше двадцати шагов, но оказалось, что один звук свиста резал не хуже клинка: на спину Носферату посыпались обрубленные ветки кустарника. Вампир замер, боясь дохнуть.
Сталь блеснула снова! - свист! - цх-щелк! - и новая порция срезанных сучьев осыпала лежащего, запорошив свежий порез на спине.
Носферату сначала и не понял, что случилось - он даже боли не почувствовал, и лишь когда по спине и плечам потекло липкое, неторопливое тепло, он смекнул, что произошло, и попятился на четвереньках, тихо скуля, как побитый щенок. Теперь он видел своего врага - это был все же "фей", только гораздо более сильный, чем все феерийцы, виденные Змеем. На нем была сияющая кольчуга, украшенная драгоценностями; черная куртка и темно-синие штаны темнели на фоне бирюзового плаща. Высокий шлем, усыпанный самоцветами, венчал голову, и переливался то синими, то радужными бликами. Но блеск всех этих драгоценностей мерк по сравнению с двумя белыми лучами, бившими из глаз этого богатыря. Казалось, что в голове у него находился яркий фонарь, а глаза были единственными отверстиями, выпускающими его свет. Носферату вспомнились те пустые тыквы с вырезанными рожами и свечками внутри, которые галлы делали в канун какого-то осеннего праздника. Могучие крылья простирались за плечами небесного воина, неспешными, размеренными движениями поднимали вихри, вздымающие сухую хвою. Феериец походил на воинственного архангела, спустившегося с небес.
Змей с ужасом глядел на своего дивного врага - и тут два глаза-фонаря выхватили вампира из темноты, впившись взглядом.
- Я - Гуннлауг из Тяжелого Облака! И я тебя сильнее! Я - твоя смерть!