С холодного утреннего моря дул ветер, несильный - но холодный, влажный, пробирающий аж до костей. И он нес с собой меленький снежок, оседающий на скалы, ложащийся в сугробы. Холодное море плескалось у подножия скал, кроша куски льда о камни. Шумел вековой вечнозеленый лес, засыпанный недавней пургой - скудной, мокрой. Наверное, последней пургой в этом году. Северная зима близилась к концу, и ледяная мерзлая корка, сковывающая земли Фьордгейма, уже начинала подаваться от едва ощутимого дыхания весны.
Избушка Ветлана был занесена снегом до самой крыши, и снаружи походила на медвежью берлогу с темнеющим провалом норы. Несмотря на близость весны, на северном берегу Фьордгейма было довольно-таки холодно, но Ветлана холод совсем не страшил. Глубиной своего сердца, мозгом костей и струнами души он уже чувствовал трепетную, свежую, солнечную силу весны, незаметно пронизывающую всю природу. Пока что эта сила не могла одолеть стужи, льда и снега, но там и сям она начинала напоминать о себе робкой птичьей песнью, ясными лучами полуденного солнца, невидимым движением сока в стволах кедров и елок. Весенняя сила тихо и незаметно будила все живое, застывшее в зимней спячке, тайком ласкала ветер, одичавший за зиму, украдкой подбрасывала дров в солнечную топку. Весна была лишь на подходе, но ее дух ощущали все и всё.
Вдыхая далекий запах весны, старый ведун Ветлан подумал: "Самое время для огненных обрядов! Самое время будить природу!" Он вышел на лыжах к скалистому берегу, снял лыжи и стал босыми ногами на холодную землю, ощущая незаметное биение живого сердца земли. Ветер бросал снежные крупинки на обнаженную грудь Ветлана, впутывал их в белые пряди его волос. Но заклинатель нисколько не боялся холода. Всю зиму он проходил полуголым. "Греется море, оживает земля, ветер добреет и солнышко греет!" - бормотал он какую-то радостную чепуху. Ветер подхватывал слова древнего языка и нес их в снежную тайгу. "Четыре стихии набираются светлых сил. Пламень побеждает лед" - раздумывал Ветлан, щупая невидимыми духовными пальцами астральные потоки, наполняющие окружающую природу. "Души стихий становятся подвижней и уступчивей. Мне будет проще ими повелевать!" - понял он, сжимая силой своей воли, как в кулаке, горсть ветряных духов. Стоило Ветлану разжать свой "кулак", как духи возмущенно порскнули во все стороны. Перед колдуном возник воздушный вихрик, закруживший снежинки.
Заклинатель гордо стоял, подставляя грудь ветру. Он гордился собой: своей силой, физической и духовной, своим крепчайшим здоровьем, своей древней родословной, своими тайными знаниями. Он гордился собой, ибо принадлежал к народу Улдогара, одному из древнейших народов Аквилона. И остальные людишки - норманны, таежники, долинники, - были для него сущими обезьянами. Для него это были ничтожества: слабосильные, неуклюжие, глупые, бездарные, корявые... Ветлану было шестьдесят два года (в Долине не каждый-то и доживает до таких лет!), но его лицо было по-юношески гладко и безбородо, суставы - гибки, мускулы - крепки, а ум - ясен. Волосы от рождения были белоснежными, и седина не тронула их. Он запросто мог купаться в проруби и ночевать в снежной берлоге. Никто, кроме улдогарцев, не может так легко выдерживать северный мороз. Даже норманны, хоть и зовутся "северными людьми", кутаются в шубы, когда улдогарцы ходят в легкой одежде. Жалкие инородцы! Куда им до древнего народа Севера!
Ветлан великолепно знал причину силы своего племени: оно было закалено между льдом и огнем. Войны и стихии издавна пытались уничтожить народ Улдогара, но тот непременно выдерживал натиск и побеждал. Первые люди, переселившиеся на северный остров Улдогар, жили среди тайги, среди троллей и волчьих стай, терпя лишения и большие потери, но они вынесли все свои беды. Лишения унесли жизни слабых телом и духом. Те ничтожества, что чудом пережили тяготы, были уничтожены более сильными соплеменниками. И Улдогар восторжествовал, когда в племени не осталось места слабым людям. Смерть немощных и бесталанных позволяла выжить сильнейшим. Когда остров был окончательно покорен и цивилизован, его жители начали совершать морские рейды на материк, лежащий на юге от Улдогара. Улдогарцы знали об опасности изнеживающей роскоши, способной духовно губить великие империи, и вместо состязаний в чревоугодии и расточительстве соревновались в силе воли, тела, в живучести... Непохожие ни на один другой народ Аквилона, они внушали иноземцам ужас своими холодностью, жестокостью и упрямством.
Чужеземные мудрецы рассуждали: люди они или уже не люди? Или они никогда и не были людьми? Несмотря на телесное сходство, как огромна была духовная разница между жителями материка и Улдогара! Пожалуй, с медляками и феями материковым людям было проще найти общий язык, чем с северянами... Гордость вместо веры! Бесконечное самосовершенствование как смысл жизни! Нет, улдогарских ценностей никто на материке не мог ни понять, ни принять.
Между тем странное островное государство стремительно развивалось. Каждое новое поколение улдогарцев становилось крепче, снося северный холод и жар битв. Они научились изготовлять смертоносное оружие, возводить города, путешествовать по морям, творить колдовские заклятья... Природа и соседние племена отступали перед ними. Ни одна грозная держава не смела бросить Улдогару вызов. Древние императоры людей, светлоликие правители фей, вожди медляков и троллей питали почтение к своим северным соседям, и никогда не искали ссоры с ними. Полудикие жители побережья - предки норманнов, - со страхом взирали на сверкающие вдали кристаллы, венчающие улдогарские храмы. Ветлан гордился своим гордым народом, его силой, накапливаемой веками.
Знал Ветлан и о Катаклизме, страшном испытании, изменившим всю историю Севера. Катаклизм был концом для благоденствия Улдогара. Цивилизация потерпела крах всего за одну страшную неделю. Все началось с появления на Улдогаре нескольких странных существ из подземного мира. Они назвались Кваадами, кваадскими инсургентами. Они рассказали, что пытались бороться против правящей кваадской партии, но потерпели полнейшее поражение. Спасаясь от преследования, последние лидеры повстанцев попросили у улдогарцев помощи и покровительства в обмен на ряд ценных секретов подземного мира. Северяне приютили странных пришельцев, но инсургенты так и не успели ничему научить своих новых покровителей. Агенты подземного правительства вскоре узнали о местонахождении повстанцев, и Улдогару была объявлена война. Война была молниеносной - это была даже не война, а мгновенная кара, коварный удар, нанесенный в самое сердце Улдогара. Управляя потоками магмы и глубинным пламенем, кваады подточили и обрушили скальную основу острова, сами его корни... Содрогаясь в землетрясениях, остров Улдогар погрузился на дно моря вместе с великими городами, чудесными храмами и большей частью народа. Погружение длилось около недели, и это была неделя ужаса, смерти, разрушений - Катаклизм! Кваады знали, как следует воевать с Улдогаром, и начали уничтожать не народ, а саму его родину.
Тем не менее множество улдогарцев спаслось. Выжили жители колоний на материке, моряки, ушедшие в море, те, кто успели отплыть на юг и переправиться на побережье Нормандии, и те, кто взобрался на плоскогорья, оставшиеся над уровнем моря. Одни улдогарцы оказались в диких местах и вынуждены были соперничать с местными племенами. Другие попали в рабство к воинам-медлякам. Третьи примкнули к людским государствам. Народ уменьшился в три или четыре раза, утратил большую часть своих сокровищ и знаний, но все-таки не вымер. Более того, улдогарцы без Улдогара даже гордились тем, что выжили, потеряв родину. Гордился этим и Ветлан. Однако каждое утро он с болью смотрел на северное море, с дрожью ожидая той минуты, когда свет поднимающегося солнца под определенным углом упадет на кристаллы затонувшего храма Озарения. Храм выстоял во время землетрясений, и уже который век продолжал стоять под толщей вод. И каждое утро два кристалла, венчающие его шпили, ненадолго загорались холодным, ясным огнем, преломляя солнечные лучи. "Уже много веков никто не смотрит за храмом, но он по-прежнему стоит, и его кристаллы по-прежнему горят по утрам. Храм пережил своих творцов. Уж не одну тысячу лет храм посещают только рыбы, но его свет доныне доходит до моих глаз!" - думал старый колдун, запуская свои невидимые щупальца в морские глубины, щупая водовороты и течения, движущие ржавыми флюгерами, ленты водорослей, полощущиеся вместо флагов, рыбьи косяки, проплывающие пустыми площадями древнего города...
И в это весеннее утро заклинатель тоже поглядывал на море, готовясь к ритуалу. Сердце билось живей, чем зимой. "Сейчас я помогу пламенной силе солнца окончательно победить зимний холод! Пусть солнце ярче светит для улдогарского народа!" - думал он, настраивая свой дух на нужную "волну". Найдя среди прибрежных скал подходящую каменную площадку, открытую ветру и солнцу, с хорошим видом на море и небо, Ветлан тихо запел, сосредотачиваясь на твердости камня, холодящего подошвы. Если бы заклинатель жил среди людей, он мог бы быть замечательным скальдом или церковным хористом. Но он не использовал свой голос для таких низких, на его взгляд, целей. Древняя волшебная песнь терялась в плеске волн, но этой песни не нужны были слушатели. От ее низких нот все существо колдуна вибрировало, вибрировали гортань, легкие, кости, душа, песнь чаровала духов, окружающих Ветлана. Если бы поющего заклинателя увидал другой маг, он мог бы пронаблюдать, как Ветланов дух исчезает, растворяясь в астрале, и как духи прислушиваются к звуку песни. Духов вокруг было великое множество - были приземленные, замкнутые и тяжеловесные духи-гномы, дремлющие в скалах; были текучие, веселые водные духи, похожие не то на русалок, не то на дельфинов; были быстрые и целеустремленные летающие сильфы, несущиеся вместе с ветром; было даже немного огненных духов, спустившихся с лучами солнца и эльфов, прокравшихся из тайги. И все эти жители невидимого мира с удивлением наблюдали за Ветланом - или, точнее, за его душой. Душа эта сливалась с природным духовным фоном, будто маскируясь, и вольные духи, обычно избегающие людей, без опаски приближались к ней вплотную. Всех духов манила песня, басистая и твердая. Однако колдун адресовал ее только земляным и скальным духам. И гномы заслушивались песней, приподымаясь, выглядывая из своих каменных тайников. Они даже пытались вторить Ветлану, заставляя тонко вибрировать скалу под его ногами.
Заклинатель почувствовал эту вибрацию, и понял, что земная стихия достаточно пробуждена. Быстрым, змеиным движением руки он начертил в воздухе округлую улдогарскую руну, и "нашлепнул" ее на скалу под ногами, ловя пробудившихся гномов в невидимую клетку. Гномы возмутились было, но уже не могли вернуться в свои схроны. Не теряя ни секунды, Ветлан изменил тембр и ритм песни, подстраивая ее под звук прибоя. Теперь его манящий зов зачаровал морских духов, и они начали выбираться на берег, чтобы подойти к ведуну поближе. Увы, их постигла та же судьба, что и гномов - Ветлан начертил волнистую руну и поймал неосторожных русалок. Не прерываясь ни на миг, он продолжал ритуал. Песня снова изменилась - теперь она подражала гулу ветра...
...Двое мужчин пробирались сквозь темную тайгу. Один из них, стройный, с короткой светлой бородой, был одет в расшитый бисером теплый кафтан (поношенный, но когда-то дорогой), и штаны с бахромой и затейливыми узорами. Его потрепанные красные сапоги казались окровавленными. На поясе висел короткий меч в ножнах, усыпанных самоцветами. Второй путник был крупнее и тяжелей первого, и одет был гораздо беднее. Мех его грубо сшитой шубы висел клочьями. Штаны из оленьей шкуры были там и сям залатаны меховыми лоскутьями. На грудь спускалась косматая желтоватая борода. Оба человека шли на коротких нормандских лыжах, подбитых мехом и оба несли иностранные кожаные рюкзаки. Здоровяк держал охотничий лук. На его лбу красовались три нормандские руны, не то нарисованные, не то вытатуированные. У стройного на плече висела редчайшая во Фьордгейме вещь: подзорная труба в футляре. Труба эта не слишком-то вязалась с полуварварским видом своего владельца. Путники хранили мрачное молчание. Лица их были хмуры, и глаза неприветливо поблескивали под кустистыми бровями. Шли они на север, к побережью, к фьордам, и было похоже, что путь они проделали немалый.
Эти двое были типичными норманнами, жителями Фьордгейма, белокурыми дикарями. Может быть, они пришли в тайгу на охоту? Богатырь с луком, очевидно, был охотником. Но аристократичный вид и необычное снаряжение его спутника не слишком-то подходили для охоты. Может быть, это были воины, выполняющие какое-то боевое задание? На границах Фьордгейма шла война норманнов с орденом Крови, но эти двое шли не на границу, а в противоположную сторону.
- Похоже, Хравн, нам осталось идти недолго, - молвил здоровяк, наконец нарушив молчание. - Мы забрели в такую глушь, куда даже зверобои не ходят за пушниной. Уже второй день я не замечаю на стволах ни единой зарубки, не вижу ни единого людского следа, ни единой охотничьей тропки. И до моря уже совсем недалеко. Скоро выйдем к скалам, к фьордам. Где-то здесь и живет ваш колдун. Если только он не помер. И если вообще существовал...
- Не беспокойся, он должен быть где-то здесь! - отвечал стройный норманн. - Я сам говорил с людьми, которые видели колдуна. Колдуна мы найдем. Но получится ли с ним договориться? С этими чертовыми беляками не сильно-то разговоришься...
- Надеюсь, что мы найдем его! Иначе зачем нам было идти в эту глушь? Зачем было сегодня вставать ни свет ни заря?.. Берегись, Хравн! Если окажется, что весь наш путь - зазря... Берегись!
Норманны продолжили свой безмолвный путь, и менее чем через час они вышли из леса к морю. Теперь перед ними громоздились темные скалы с белыми пятнами снега в ложбинах. Утреннее солнце било прямо в глаза. Сняв лыжи, путешественники начали карабкаться по скалам. Хравн решил отыскать утес повыше и осмотреть окрестности. Бранящийся здоровяк следовал за ним. Он был обут в охотничьи меховые постолы с мягкими подошвами, и альпинизм отнюдь не приносил ему удовольствия. Стоило им пройти еще немного, как впереди показался океан, и в глазах стало рябить от солнечных бликов, покрывающих его поверхность.
- Вот они, родные фьорды! - бормотал охотник, слезящимися глазами оглядывая скальные кряжи, спускающиеся к морю. Камни, утесы, обрывы, расщелины - таковы были негостеприимные берега Фьордгейма. Казалось, что здесь шла война между морем и сушей: море посылало в бой полчища волн, а суша выдвигала навстречу скалы, похожие на копья, когти, зубы... Волны вгрызались в камень, камень рассекал волны, летели брызги, ревели потоки, рокотали булыжники, усеивающие дно. Война, да и только! И непонятно было, кто же выйдет победителем, а кто проиграет; нельзя было разобраться, то ли это скалы врезались своими клыками в море, то ли это море прорвало оборону суши и выточило глубокие заливы? Трудно представить себе более хаотичный ландшафт, чем побережье Нормандии! Здесь можно найти и широкие плато, и высокие утесы, и пологие каменные пляжи, и обрывы жуткой высоты, и пустынные каменистые равнины, и леса, подступающие к самому океану. Картина хаотичная, но в то же время и чертовски красивая. В тихую погоду здесь царит первозданная тишина, а воздух здесь веет холодный, чистый и вольный. Пожалуй, на эти края стоит взглянуть каждому из нас, они могли бы стать местом паломничества не менее заслуженно, чем любые святые храмы.
Однако норманны живут среди подобных пейзажей много веков, и уже не видят в них особой красоты. Просто одно дело - любоваться страной, а другое дело - в ней жить. Жить во Фьордгейме не так-то просто. Земледельцу и скотоводу здесь приходится тяжело. Земля дает скудный урожай, а пастбища могут прокормить разве что коз. Коров и свиней держат только в нескольких лесных селах, где пастбища заменяют лесные поляны. Охота и рыбалка дают здесь существенное дополнение к рациону, и норманны рассмеются в лицо тому, кто расскажет, что где-то охотятся ради удовольствия. Такова обратная сторона красоты! Так что норманны смотрят на свои фьорды равнодушно, а то и с ненавистью - эти извилистые заливы зачастую непригодны для плавания и швартовки судов.
- Родные фьорды! Как я вас люблю! И как ненавижу! - говорил кряжистый норманн, на ходу поправляя свою ношу: лыжи, рюкзак, колчан и лук, сильно мешающие движению. Хравн же был проворней и снаряжен полегче, и далеко обогнал охотника. Последний то и дело окликал Хравна. - Ну как, Хравн, ты нашел себе подходящий утес?! Подожди меня, я не поспеваю...
- Кажется, нашел! - Хравн вскарабкался на какой-то бугор, немного постоял, переводя дух, распахнул кафтан (под его дорогим кафтаном обнаружилась кольчуга - тоже недешевая), расчехлил подзорную трубу и стал разглядывать скалистые берега. - Пока что я никого не вижу. Видать, мы пришли рано. Нам еще придется подождать, пока колдун выйдет из леса. Может быть, Торольф, - усмехнулся он, - может быть, ты еще успеешь залатать свои лапти!
- Иди ты! - гневно ответил здоровяк, садясь на валун возле Хравнова "наблюдательного пункта". Он оглядывал свои несчастные мокасины. - Я-то не разгуливаю по лесу в сапогах, как ты! У тебя все хрустит под ногами, и дичи из-за тебя не сыщешь!
- ...Или разувайся, чтоб не трепать своих постолов! На скалах от них все равно нет толку! - посмеивался Хравн, сидя на глыбе. Он то и дело поглядывал в трубу, пытаясь высмотреть злосчастного колдуна.
- Ну как? Не видать твоего заклинателя? - спросил Торольф.
- Нет. Никто не знает толком, в какое время он выходит. Говорят только, что он подолгу стоит на прибрежных скалах, и смотрит на море. Видать, об Улдогаре думает... Бедный старик! Он живет памятью о своем Улдогаре, тогда как Улдогара больше нет, и никогда не будет. Он живет в этой чащобе, тогда как он мог бы сильно помочь нам. Как знать, что за тайны он знает? Что умеет?
- Гляди-ка! Плывет искнорр! - сказал вдруг Торольф, указывая на море. Сквозь стаи солнечных зайчиков и ледяных обломков плыл неуклюжий пузатый парусник. Хравн навел на него трубу.
- Это купец из Ульвштата. Идет на восток, не иначе как в Вильдланд. Обмишуривать диких. А может, идет в самый Мёрктряск... Продавать товары на Темной стороне...
- Чертовы торгаши! Им все равно, кому и что продавать: торгуются с дикими, с троллями, помогают темным... Они продадут хоть родную мать! Хоть свою душу! Ульвштатцы - не норманны, а выродки. Они забыли про силу и славу, и превратились в торгашей! Погляди только на их кораблик! Урод какой-то, а не корабль!
- Однако их деньги могут сделать больше, чем рать, одетая в железо. В этом они намного сильнее нас.
- И плавают к кому угодно, кроме нас. К троллям с дикарями ходят, а мимо Фьордгейма проплывают... А нам их товары нужней, чем всяким троллям! Живем тут, в барахле да в отрепье! Отцы наши были отрепышами, мы - отрепыши, и дети отрепышами умрут! - бранился Торольф.
- Если орден Крови победит, мы вовсе не будем жить... И наши дети станут рабами темных, солдатами Крови... - грустно молвил Хравн, провожая взглядом искнорр.
- Я погибну, но не позволю этого!
- Я тоже... Но, будем надеяться, до такого дело не дойдет.
Еще какое-то время норманны сидели на камнях: Хравн сидел на высокой глыбе, как на троне, молча рассматривая побережье, а Торольф поеживался на неудобном валуне, глядя на запад, на ломаную линию бесконечных фьордов, уходящих к горизонту. Солнце неспешно поднималось, и его лучи отражались от линзы подзорной трубы, давая яркий блик. Блики поменьше сияли на ножнах и кольчуге Хравна. Всплескивали волны, то мягко шлепая о скалы, то гулко ударяя в прибрежные расселины и пещеры. На волнах покачивались большие льдины - куски разломанного припая, прибой то и дело ударял их о рифы, о каменные стены фьордов. Несколько чаек реяло в небе. Хравн думал: "Фьорды, море, чайки - все это было до нас и будет после нас. Наша страна в опасности, но морю и скалам нет до этого никакого дела. И здесь ничего не изменится, если орден Крови разорит Фьордгейм, даже если Темная сторона завоюет весь мир. Жизни людей, жизнь народа - всего лишь песчинки да камешки на берегу, крохотные тлеющие угольки посреди северной ночи! Как странно и страшно!"
Затем подзорная труба помогла разглядеть среди утесов крохотную белую человеческую фигурку, и норманны - два тлеющих огонька жизни, - побрели к белому человечку по мертвым скалам.
Приближение двух чужаков Ветлан почувствовал уже издалека - духи великолепно чуют присутствие людей, и начинают спасаться, едва ощутив людской взгляд или даже отблеск мысли. Особенно чувствительны духи к мысли целенаправленной, к намерениям человека. Заклинатель не был так чуток, и ничего не мог сказать о целях пришельцев. Он игнорировал их присутствие, даже когда услышал звук шагов, и, продолжая петь, обернулся к незваным гостям, только когда они подошли вплотную.
Время от времени Ветлан встречал людей - случайных охотников, или чудаков, желающих узнать о своем будущем или получить от колдуна совет, благословение, зелье... Бывало, что люди начинали совать Ветлану золото, или донимать мольбами, но тот игнорировал и золото, и мольбы. Благословения, предсказания, привороты - это было ниже достоинства улдогарского заклинателя, ничто не роднило его с корыстными церковниками, или гадалками, разбрасывающими плашки с рунами, или ярмарочными шарлатанами, продающими бесполезные лекарства. Золото же было ему ни к чему. Что с него толку посреди глухого леса?
Помогал заклинатель лишь тем, кто ни о чем его не просил. И то никто не догадывался о его помощи. Ветлан командовал духам одаривать скромных людей, и последние получали богатую добычу пушнины, или находили алмазы на берегу реки. Такая незримая помощь походила на случайное совпадение, но Ветлану нравилось совершать такие "чудеса".
Поначалу Ветлан думал, что и новые гости пришли с какой-нибудь дурацкой просьбой. Но он ошибся.
- Светлого утра, добрый человек! - молвил, улыбаясь, Хравн, перебивая песню колдуна. Последний тут же смолк, закрыл рот, нарочито громко щелкнув зубами. - Ты ли заклинатель Ветлан, о котором мы так много слышали?
Ветлан и не посмотрел ему в глаза. Лишь на миг он взглянул на угрюмую гримасу Торольфа, и тут же с презрением отвернулся к морю.
- Знаешь ли ты, пришелец, что ты оборвал мне песню и испортил ритуал? - строго ответил Ветлан вместо приветствия. "А по-моему, у тебя в лесу предостаточно времени для песен!" - вспыхнуло гневом в сердце Хравна, но виду он не подал. Торольф с любопытством разглядывал улдогарца и не скрывал обоюдного презрения к нему.
- И не лги, что ты много слышал обо мне. Обо мне знают только люди здешних мест, но их немного, и они не слишком болтливы. Откуда же взяться множеству слухов? Неужели птицы и духи научились говорить с людьми?
Хравн вздохнул: "Не подарочек этот заклинатель!" Торольф неуклюже перемялся с ноги на ногу, затем засунул руку под шапку и звучно почесался. Колдун наконец-то посмотрел в лица норманнам - с презрением и насмешкой.
- Ты польстил мне, норманн! Так что знай: я приучен быть холодным, как северное море, равнодушным как к хуле, так и к лести. Меня не обмануть ни лестью, ни красноречием. Тем более что в красноречии тебе далеко до меня. Говори же напрямик, без краснобайства: кто ты такой? Ты пришел ко мне с просьбой?
- Я - Хравн Беорнсен, по прозванию Хрофтлинг, советник конунга Фьордгейма Тюра III Решительного. А это - мой друг и слуга Торольф Свенссен. Наш правитель, великий конунг Тюр III, велел нам отыскать тебя, о заклинатель, дабы попросить тебя о помощи. Фьордгейм терпит значительные потери в войне с Темной стороной, и ясно, что долго нам не продержаться. Орден Крови нападает на нас с юга. Кости солдат ордена лежат под каждым кустом - добыча волков, а кровь их напоила землю, и Одиновы птицы...
- Тебе впору быть не советником, а скальдом. Твое нормандское красноречие - пересыпание словами, как песком. К чему мне слушать про кости и Одиновых птиц? Говори по существу, и, быть может, тогда я тебя выслушаю!
- До сих пор темные ни разу не пробивались к селениям, но... - Хравн то и дело заминался, сбитый с толку, и все более явные знаки гнева проступали на его лице. - Мы также несем потери в каждом бою, и ясно, что однажды у нас закончатся боеспособные люди, а орден... Он многочислен. Ваш народ также помогает нам в этой войне. Из легенд мы знаем о том, как вы, улдогарцы, осыпали врагов огненными и ледяными дротиками, как окутывали его живыми туманами... Но никто теперь не располагает такими знаниями... Никто, возможно, кроме тебя, о заклинатель. Наш великий конунг...
Ветлан слушал Хравна внимательно, а тот смотрел на колдуна со смесью гнева, любопытства и суеверного страха. Он злился, ибо был привычен к тому, что норманны восхищались его речистости и никогда не смели перебивать его. А тут... Страх и любопытство же ему внушало лицо Ветлана, такое непохожее на нормандское: удлиненное, со скругленными чертами, гладкое, как у молодой женщины, с глазами, похожими на раскосые щели. Из-за узости глаз трудно было уловить взгляд и его выражение. Лицо не выражало ничего. Черты лица Хравну не были в диковинку. Он был хорошо знаком с улдогарцами - немало их служило при дворе Тюра Решительного, да и чуть ли не в каждой деревне норманнов жило по две-три улдогарские семьи, - однако Ветлан заметно отличался от соплеменников. Улдогарцы надменны и холодны - а Ветлан был еще надменней и еще холодней. И странная, таинственная, нечеловеческая сила скрывалась в его теле, загадочными невидимыми знаками проступала в чертах неподвижного лица. Хрофтлингу показалось, будто это было вовсе не человеческое существо, а какой-то невообразимый, живой ледяной кристалл, зимний дух, живущий в плавучем дворце-айсберге, зачем-то принявший людское подобие... "И как, как можно договориться с таким... С таким созданием?!" - заколебался тогда норманн.
- Хрофтлинг, говоришь?.. - внезапно промолвил Ветлан, оборвав Хравна. - Хрофт, он же Один - ваш верховный бог, не так ли? И твое прозвание - Хрофтлинг, то есть отпрыск Хрофта... Так получается, что ко мне пришел посланец божественных кровей?
Норманн промолчал в удивлении, не ожидав такого внезапного поворота.
- Нет, конечно же, нет... Будь ты полубогом, хотя бы даже дальним потомком вашего Хрофта, тебя бы здесь не было. Что полубогу делать в этой убогой стране? Зачем ему бродить по лесам, разыскивая разных стариков, пусть даже улдогарцев? Зачем носить затрепанную одежду и облупленные сапоги? А под кафтаном - кольчуга? По тебе не скажешь, что ты - Хрофтлинг. Ты недостоин такого прозвания! Ты - норманн, обычнейший норманн Фьордгейма, просто у тебя хватило влияния и денег, дабы купить дорогое оружие и подзорную трубу. А посмотри на своего спутника - он обычный дикарь Севера, к тому же с рунами на лбу, как у идола! - продолжал улдогарец. Норманны хмуро слушали его. Торольф сжал кулаки: "дикарь" во Фьордгейме - весьма обидное слово. Дикарями там называют племена, живущие в лесах Вильдланда, что на востоке от Фьордгейма, за заливом Торрас-пиллз. Еще сто лет назад дикари время от времени переправлялись через залив и нападали на норманнов.
- Мы разительно отличаемся, не так ли? Мы выглядим по-разному. У нас разные представления о красоте и вежливости. Вы кажетесь мне нищими оборванцами, пришедшими за милостыней. Ваши боги для меня - безмолвные деревянные идолы. Ваши руны - жалкая подделка под наши руны. Мы принадлежим разным мирам. И хотя мы сейчас стоим рядом, между нами лежит пропасть, шире и глубже всех фьордов. Пропасть веков славы и силы! - колдун снова развернулся к морю. - Тысячи лет назад мы возводили города с сияющими храмами. Куда до наших храмов людским церквушкам и пирамидам ётунов! Мы открыли тайны незримых материй и научили весь мир творить заклинания. Ваши предки в то время прятались в пещеры, и грелись у костров, кутаясь в шкуры. Волки, медведи и тролли были им лучшими соседями. Им приходилось спасаться от троллей, залезая на отвесные утесы. К ним приходили ётуны - медляки в блестящей броне и страшных масках, они облагали норманнов данью или уводили в рабство. А мы? А у нас в то время были парады, парады около священных храмов - мы несли цветные знамена и троллиные головы на пиках. Затем мы начали плавать на ваш материк, и даже ётуны - величайшие воины, - нас побаивались. Вы стали бы нашими рабами, если бы вас еще раньше не поработили ётуны.
"А потом вы и сами попали в рабство к тем же ётунам, и разделили с нами все прелести давних времен!" - мысленно возразил Хравн, но не посмел высказать этого. И в эту же секунду Ветлан величественным жестом указал на море. Взглянув туда, посланцы с изумлением увидели, как в пучине у горизонта разгораются два холодных огня, пара древних кристаллов, преломляющих солнечный свет... Люди молча наблюдали эту картину в течении нескольких секунд, а когда подводные огни угасли, улдогарец завершил свою хулительную речь:
- Мы - существа из разных миров. К тому же даже мои соплеменники не смеют беспокоить меня почем зря. А вы пришли ко мне в оборванных кафтанах, как будто я - ваш сосед, и вы хотите взять у меня пару крон в долгий долг? Возвращайтесь же к своему конунгу, и передайте, что слышали от меня. И пусть ко мне приходит сам конунг, если его страна в такой смертельной опасности!
- Послушай, колдун! Говорят, что там, в Великой Нормандии, - вмешался тут Торольф, указывая на запад, - много ваших беляков переметнулось на Темную сторону! И теперь мне неудивительно, что вы можете переметнуться к кому угодно!..
Хравн закивал головой, уже не тая злобы. Речь Ветлана просто обезоруживала его, он чувствовал себя полным остолопом, городящим какой-то бред. Это он-то, Хравн Хрофтлинг, считавшийся среди норманнов видным оратором!
- Вы все горды собою, и... Гордыня - то, ради чего вы живете, ради чего предаете... - добавил Хравн. - Тюр велел мне отыскать тебя и привести в Уллеборг, и говорил также: если заклинатель ни на что не согласится, попробовать привести его силой!.. - кое-как вымолвил он, сжимая кулаки.
- Попробуйте! - спокойно и холодно ответил Ветлан. Торольф довольно ухмыльнулся, выхватывая из-за пазухи крепкую веревку, спрятанную туда загодя. Положив на землю лук, сноровистым движением он свил из веревки петлю и передал Хравну.
- Одумайся, о заклинатель! - сказал Хрофтлинг, расправляя петлю. - Путешествие в Уллеборг получится не слишком приятным ни для тебя, ни для нас! Иди с нами по доброй воле!
Улдогарец презрительно усмехнулся. Торольф хмыкнул, и с удивительной для его размеров быстротой подскочил к колдуну и попытался схватить его за руки. Старик увильнул от лапищ норманна, и толкнул его в грудь - вроде бы, и не очень сильно, однако здоровяк не удержался на ногах и с размаху сел на землю.
Ветлан что-то воскликнул по-улдогарски, и взмахнул рукой, разбивая одну из недавно сотворенных рун. Освобожденные скальные духи поспешно вернулись в камни. Прибрежные скалы ощутимо вздрогнули под ногами, и гнев явственно чувствовался в этом подземном ударе. Скалы разгневались - хоть это и странно звучит, - разгневались на Ветлана. Однако норманнам показалось, что толчок адресовался им, и что произвел его сам заклинатель. Хравн аж подскочил на месте, роняя петлю. Торольф поспешно вскочил на ноги.
- Что это?! - хрипло пробормотал он.
Улдогарец снова поднял руку, и норманны попятились от него. Еще один взмах - и снизу, из-под обрыва, послышался гулкий удар - сильная волна с размаху налетела на камень. Высоко в небо взлетел рой крупных брызг, сверкнувших на солнце, как алмазы. Брызги посыпались на людей, и хотя большая их часть досталась опять-таки Ветлану, потекла по его плечам и груди, норманны невольно отшатнулись, отступили от моря на несколько шагов. Суеверный страх боролся в Хравне с чувством долга: отступить, бежать, нарушить приказ конунга - или поднять веревку и снова попытаться схватить колдуна?
- Убирайтесь! - твердо и негромко молвил тут Ветлан, в третий раз подымая руку. Хравн холодно взглянул ему в глаза, желая встретиться взором, но взор улдогарца по-прежнему был неразличим из-за узости глаз. - Ну же! - добавил заклинатель, хмурясь. - Уходите!
Хравн стоял неподвижно, твердо упершись ногами, готовясь снести еще один удар стихии. Торольф поднял сжатые кулаки в какой-то комичной боксерской стойке.
Глаза-щели заклинателя на мгновение расширились, и к своему ужасу Хравн увидел в глазах морозную, жуткую синеву, и холод вмиг перебрал его жилы своими мерзлыми пальцами. Глаза колдуна показались ему окнами в некий чуждый студеный мир, в сказочный Ётунхейм, мир первобытного льда Иса, откуда, как говорят, и пришли злые ётуны... Ледяной всполох завладел вниманием норманна, и он не заметил, как рука Ветлана сделала еще одно быстрое движение - только уже не простой взмах, она прочертила в воздухе стремительную спираль. Будто старик раскрутил невидимую пращу, и метнул из нее не камень, а невиданный порыв холодного ветра, заставивший пошатнуться даже сильных норманнов, на мгновенье оторвавший их ноги от земли.
- Уходите! Пущу огонь! - грозно молвил Ветлан. Хравн пятясь отступил. Торольф же внезапно подскочил к колдуну - но, как оказалось, лишь для того, чтоб подобрать лук, положенный на землю. Подскочил, подхватил лук, и тут же отскочил назад, к своему господину.
- Уходим, Торольф... - сухо проговорил Хрофтлинг.
Улдогарец укоризненно покачал головой, глядя вслед уходящим.
Прошли дни, и снег начал нехотя сходить с промерзшей земли, оставляя черные мокрые прорехи, в которых тут же начали подниматься ростки неприхотливых северных трав. В лесу из сугроба показалась крыша Ветлановой избы. Весна медленно, но верно побеждала, и заклинателю это напоминало отлив - отлив ледяной зимней энергии, еще недавно покрывавшей мир толстым холодным одеялом. Теперь эта ледяная волна откатывалась, тяжелое одеяло сползало с земли, там и сям оставляя клочья своей невидимой стылой материи. Холодную волну оттесняла другая волна - пышущая жаром, ярко горящая, колышущаяся солнечными протуберанцами. "Лед отступает перед пламенем! Отлив зимы - прилив лета!" - снова радовался колдун, бросаясь по утрам в сугробы снега, уже ставшего рыхлым и мокрым, дабы растопить его своим теплом, дабы нанести зиме еще одну рану-проталину. Теперь никто не мешал его тайным ритуалам, и Ветлан творил странные, диковинные вещи, незримые чудеса, не предназначенные ни для потехи, ни для устрашения. Огненные цветы вырастали из-под земли, разрушая ледяные узоры, красные огоньки и змейки слетались к Ветлану, поднимались в небо и, слившись в пламенные кометы, бросались на землю, разбивая сонные чары зимы.
Ветлан знал, что скоро к нему придут новые гости из столицы, и он уже заранее знал, какой ответ им даст, и предвкушал свою новую победу.
Хрофтлинг вернулся еще скорее, чем колдун ожидал, и вернулся не один. Он привел с собой самого Тюра Решительного, а также добрых две дюжины человек - стражей и слуг. Новые пришельцы выглядели гораздо внушительней первых посланцев. Телохранители конунга были улдогарцами - рослыми красавцами с гордой осанкой, с презрительными глазами-щелями, с до неправдоподобия белыми кожей и волосами. Одеты они были в роскошные белые одежды, скрывавшие прочные кольчуги и сильные тела. Издали эти улдогарцы казались какими-то сияющими ангелами, от их белизны глазам становилось неприятно, казалось, будто она лучилась, образуя вокруг стражей белые нимбы. Воины-норманны, белокурые и мускулистые, считающиеся у южных народов красивейшими людьми во всем Аквилоне, рядом с этими стройными существами казались уродливыми грязными бродягами. В отличие от своего советника, конунг Тюр относился с уважением к древнему народу, считая, что у улдогарцев есть масса преимуществ перед норманнами. "Их силу никак нельзя назвать грубой; их ловкость - ловкость крадущейся кошки, а не медведя, ловящего на лету лосося; их гордость - гордость заснеженных гор, глядящих на всех свысока!" - так говорил Тюр Хравну, а тот молчал в ответ, в душе смеясь над своим правителем. "Ну, сила, ну, ловкость... Да, средний беляк победит в драке среднего фьордгеймца, а на поле боя беляки заметно опередят норманнов. Однако они в самый нужный момент откажут тебе, бросят тебя, если станет слишком опасно... Сколько раз уже бывало - улдогарцы сговаривались и не шли на битвы, а то и вовсе уходили в леса, уклоняясь от призыва. Однако ты не карал их, Тюр, все спускал им с рук..." - думал про себя Хравн Хрофтлинг, слушая аргументы конунга. Что эти бесконечные доказательства! Они исходят из того же источника, что и тот благоговейный страх, который нормандские крестьяне испытывают перед улдогарцами из-за своей несхожести с ними.
Уже не один век норманны сосуществуют с улдогарцами; казалось бы - и живут бок-о-бок, и трудятся вместе, и порой даже сражаются плечом к плечу; но как велика и очевидна разница между этими племенами! Да, подумал Хрофтлинг, правду говорил Ветлан: "Между нами лежит пропасть, шире и глубже всех фьордов". С пренебрежением глядел он на белые одежды телохранителей. Они сами (видимо, с умыслом) придумали себе такую форму, что подчеркивала их отличие от норманнов и превосходство над ними.
Даже конунг Тюр - кряжистый норманн средних лет, с усталым лицом и глубокими морщинами на лбу, - казался неприметным рядом со своими беловолосыми слугами, будто они бросали на него тень. Как мало был похож конунг на своих заграничных "коллег": на короля Великой Нормандии, облаченного в горностаевую мантию, увенчанного тяжелым венцом; или на правителей Долины, вечно задирающих головы в деланной осанке, живущих в белых дворцах! На груди у Тюра блестел массивный, грубо сработанный кулон - единственное его королевское украшение. Не было у него ни роскошной короны, ни скипетра, усеянного бриллиантами, ни раззолоченного трона. "Нет, не видом своим надо впечатлять, а делами!" - говорил Тюр, если кто-то напоминал ему о "красоте" кригеймского владыки. Также он не напускал на себя напыщенно-гордого вида, как это постоянно делали короли Граголии (в этом с них брали пример и все их графы с баронами), пытаясь хотя бы манерами и речистостью возместить свою жалкую наружность. Тюр был неприветлив, мрачноват, немногословен. Говорил он немного, словно бы нехотя, и в его словах ощущался незатейливый, но весьма живой ум.
Он казался диковатым и нелюдимым, однако фьордгеймцы уважали и любили своего молчаливого конунга, ибо никто другой не подошел бы лучше на роль правителя страны лесов и фьордов.
Тюр шел, как всегда, слегка сутулясь. По правую руку от него шагал Хравн. По левую шествовал второй советник - Улеран, низкорослый высоколобый улдогарец с желтоватыми волосами, объект тайной ненависти Хрофтлинга.
- Пожалуй, пусть сначала с заклинателем поговорит Улеран, - решил Тюр. - Я думаю, им будет попроще найти общий язык. Почему я сразу не отправил тебя, Улеран?..
- Я должен договориться с ним... Я сумею, господин... - отвечал второй советник странным, горловым голосом, лишенным выражения. Голос был каким-то неестественным, искаженным, словно улдогарец боялся, что ноты его истинного голоса выдадут затаенные чувства, которых лучше не выказывать. Улеран выглядел невзрачным по сравнению со своими рослыми соплеменниками, однако его лоб был высок, а в щелях глаз, обычно хитро сощуренных, порой показывался холодный синий взгляд, говорящий о сильной воле и изощренном разуме. "О Тюр, Тюр! Почему, отчего ты так веришь этому существу?!" - ужасался Хравн, когда видел очередную "вспышку" этих синих глаз. Однако советы Улерана всегда были разумными и дельными, а с его рассуждениями на любую тему никто не мог поспорить. Хрофтлингу оставалось лишь сжимать кулаки в бессилии.
Когда отряд вышел к скалистому берегу, уже знакомому первому советнику, Улеран что-то громко воскликнул по-улдогарски (своим естественным - твердым, четким голосом!) все улдогарцы, как по команде, обернулись к морю и медленно поклонились ему.
- Здесь побережье Улдогара находилось близко к побережью Нормандии... - промолвил Улеран, снова гортанно. - Где-то там стоял храм Озарения... Но его уж давно не видно - он теперь в пучине...
- Из-под воды по утрам здесь светят какие-то две звезды! - ответил ему Хравн. - Я сам видел их в прошлый раз - во-он там!
Брови Улерана удивленно поднялись.
- Звезды?.. Это - кристаллы, венчавшие шпили храма!.. Неужели?.. Я был бы рад задержаться здесь подольше, чтобы только видеть их свет...
Улдогарцы взобрались на скалы и начали напряженно вглядываться в море, словно хотели разглядеть затонувший храм сквозь толщу вод. Тщетно, конечно - ничьим, даже улдогарским глазам никогда не суждено увидеть древних северных городов. Губы стражников зашевелились, повторяя что-то по-улдогарски. Тихие, скорбные слова послышались над фьордами, мешаясь с шумом прибоя и ветра.
Тюр глядел на эту сцену с некоторой жалостью. "Как мы поклоняемся богам Асгарда, так они поклоняются своим предкам, своим потонувшим городам... И те, и другие равно недостижимы. Что знаем мы о наших богах, об их воле и их замыслах? А что знают улдогарцы о своем Улдогаре?" - подумал он: "Равно ничего! Но до сих пор улдогарцы живут в своем собственном мире, гордясь подвигами и достижениями своих полузабытых прадедов. Только воспоминанием они живут, пустым воспоминанием. Как угольки разворошенного костра, продолжают они тлеть... Однако их "тление" пока что идет на пользу нашему народу"! Хравн тоже вскарабкался на скалу, презрительно отвернулся от беляков и снова вынул подзорную трубу.
- Хватит молитв! - прикрикнул он на улдогарцев, громко хлопнув в ладоши, и спрыгнул с утеса. - Мы уже недалеко! Я хорошо помню то место! Так идем же!
Ветлан не хотел, чтобы кто-то нашел его потаенное жилье, и сам вышел на берег, почувствовав приближение пришельцев. Увидев новых гостей, он аж задохнулся в презрительном смешке: помимо норманнов к нему пришло и немало его собратьев, улдогарцев. Да еще и каких улдогарцев! Наряженные в какие-то нелепые белые одежды, с чванными лицами, они окружали двух нормандских аристократов, явно охраняя их. Улдогарцы - и служат норманнам! Служат телохранителями! Они предали, предали свой род, предали Улдогар, предали свою веру!.. С ненавистью глядят на них с небес предки, обратившиеся высокими духами, ибо не суждено изменникам после смерти встретить своих пращуров, не суждено слиться с Ледяным огнем! В нутре у заклинателя все сжалось от презрения и ненависти, но ни один мускул его лица не шевельнулся, по-прежнему скрывая все чувства.
- Слава тебе! - раздались улдогарские слова, и один из изменников подошел к Ветлану, бесшумно ступая. - Я - советник Улеран, и говорю от имени конунга Фьордгейма Тюра Решительного!
Ветлан зажмурился, чтобы не видеть этого позора.
- Посмотри на себя, Улеран... - ответил он, на миг приоткрыв глаза, дабы взглянуть на посланца. В глазах снова вспыхнуло синее ледяное зарево, уже знакомое Хрофтлингу, невольно вздрогнувшему в этот миг. Вздрогнул и Улеран. Сердце его бешено заколотилось.
Глаза его расширились в изумлении - конечно, в них не было синего зарева, это были просто удивленные человеческие голубые глаза. В волнении советник поднес руку ко лбу, словно вытирая пот. Он невольно отступил на шаг. Он не верил своим глазам, отказывался верить им в то же время восторгаясь увиденным. Там, в глазах заклинателя горел Ледяной Огонь! Тот самый Ледяной Огонь, о котором говорилось в сказках и песнях, которые Улеран слушал, запоминая наизусть, в детстве, которые он столько раз сам пересказывал, напевал своему сыну! Ледяной Огонь, что синее неба и моря, что холодней зимнего ветра и северного моря, ярче луны и звезд, уступающий своей яркостью лишь солнцу! Ледяной Огонь, чья частица таится в душе каждого улдогарца! Ледяной Огонь, что горит в очагах небесных обителей, что освещал древние храмы, что являлся на зов стародавних героев-чародеев, помогая поражать врагов! Ледяной Огонь! Сплав несовместимых стихий, враждебных элементов, соединенных в одно целое! Субстанция, сотворенная людьми Улдогара, превзошедшими богов! Таинственный, малопонятный образ, знакомый с детства каждому улдогарцу, далекая грозная неземная сила, заставляющая людей укрощать низменные страсти, побеждающая в душе звериное начало, открывающая путь божественному!
Вера в Ледяной Огонь с малых лет была вписана в душу и разум Улерана, навеки врезана в них, подобно рунам, высеченным на твердом камне. Он, подобно всем соплеменникам, слепо преклонялся перед этим странным, никем никогда не виденным явлением, с трудом представляя Ледяной Огонь и не слишком-то осознавая его сущность. Вера была неясна и туманна, однако ей было столько веков, что никто не осмеливался сомневаться в ней. А теперь Улеран увидел Ледяной Огонь воочию...
В голове у него путались испуганные мысли. Неужели Ледяной Огонь существует? И неужели он таится в глазах этого старика? Неужели этот заклинатель впрямь сохранил тайны древних магов, обрел силу, подобную силе героев легенд о завоевании Ледника и покорении материковых побережий? Если это так, то заклинатель достоин поклонения... Улеран ожидал увидеть отшельника, знающего одно-два показных "чуда", обученного им своим отцом или дедом. Но как мало это соответствовало увиденному! С трудом поборол советник желание преклонить колени перед Ветланом. Однако достоинство все же победило трепетное чувство восторга и благоговение.
- Посмотри на себя, Улеран... - повторил тем временем заклинатель. - Ты запятнал, навеки осквернил ту каплю Ледяного Огня, которую ты носишь в своем сердце, как моллюск носит жемчужину. Уж лучше вовсе забыть о Нем, чем иметь Его запятнанным, и продолжать хранить Его, продолжать молитвы предкам. Уж лучше тебе стать норманном окончательно: писать корявые руны, пить брагу, поклоняться истуканам. Ты - предатель. И твои спутники - такие же предатели. Я всю жизнь берег свою частицу Огня, помогал ей набрать силу, защищал ее, как защищают пламя свечки от ветра, затем осторожно раздувал, поддерживал ее, как разжигают костер. И ты видишь, чего я достиг? Едва ли ты когда-нибудь достигнешь подобного.
Ледяной Огонь снова сверкнул перед советником. Стыд захлестнул было ошеломленного Улерана, но спустя миг он оправился от изумления, и стряхнул незваный стыд, как стряхивают брызги грязи.
- Да, я - советник конунга. Но служба ему - не цель, а лишь средство. Разве тебе не известно о том, как наш народ преследовался и унижался во времена прежние? А Тюр не смеет и укорить нашего брата. Он ценит нас. Это - моя заслуга. А если мне удастся завоевать еще большее его доверие, и пустить в ход хитрость, мне удастся оттеснить первого советника Хравна - вон он, в драном кафтане. Тогда мое влияние на Тюра станет неограниченным. Мы, улдогарцы, займем еще более важное место в этой стране...
- Уж лучше Ледяной Огонь навеки угаснет в душах людей и вернется в небеса. Пусть лучше народ Улдогара вымрет и исчезнет в глубине веков, чем сживется с навеки проклятыми несчастными норманнами! чем будет строить интриги, вместо того, чтоб честным образом победить норманнов! - кратко оборвал советника Ветлан. - И я уже знаю, зачем вы пожаловали. Твой сослуживец в драном кафтане уже был у меня. Вы хотите просить у меня помощи - сам не знаю, какую помощь вы имеете в виду, да и вы сами навряд ли понимаете, о чем меня просите.
- Боевое волшебство Улдогара! Ты можешь обучить ему остатки нашего племени, и повести нас в бой, как великий Тилитан вел наш народ на Ледник, тысячи лет назад...
Ветлан молниеносным, бесшумным движением развернулся, оборачиваясь к Улерану спиной.
- Никто из ныне живущих улдогарцев не достоин этого! - глухо ответил он. - Пусть сам ваш конунг идет на переговоры, пусть говорит лично, не посылая ко мне ни отрепанных краснобаев, ни самонадеянных выскочек-предателей!
Улеран не осмелился спорить с заклинателем, и молча вернулся к конунгу. Ветлан развернулся, и провожал его мрачным взглядом. Он видел, что ни улдогарская выправка, ни артистичность, выработанная за годы службы, не смогли скрыть от норманнов удрученности советника. Тюр нахмурился, а Хравн злорадно усмехнулся. Конунг что-то тихо спросил у Улерана, а тот так же тихо ответил. Волна, гулко ударившая о камень у подножья скал, заглушила слова, и Ветлан ничего не расслышал из их разговора. Немного погодив, Тюр Решительный сердито махнул рукой и зашагал к заклинателю, звучно топая сапогами - точь-в-точь такими же, как у Хравна, только не такими затрепанными. Телохранители послушно расступились перед правителем, выстроившись в две шеренги, как почетный караул. Двое, во избежание неприятных неожиданностей, решили сопроводить Тюра, но тот снова сердито отмахнулся, и улдогарцы вернулись в строй. Эта раболепная сцена оказалась для заклинателя последней каплей, и щели его глаз снова расширились, и Ледяной Огонь засиял вдвойне ярко. Стражники невольно вздрогнули.
Тюр сначала немного опешил при виде этого сияния, однако гораздо больше его смутило выражение глаз Ветлана: конунг хорошо разбирался в мимике улдогарцев, во многом отличающейся от мимики обычных людей, и знал, что если глаза беляка из щелей превратились в миндалины, и не спешат вновь сужаться - это выражение гнева и ненависти... Ледяной Огонь светил ярко, и из-за него трудно было определить направление взгляда колдуна, но конунг чувствовал, что смотрит Ветлан определенно не на него, а куда-то в сторону свиты. "Не приведи Хрофт, этот Улеран наговорил ему чего-то лишнего, разозлил его..." - подумал Тюр, сам сердясь.
- Я - Тюр III Решительный, конунг Фьордгейма, и никто в этой стране не смеет мне противоречить! - с хрипотцой, но громко провозгласил Тюр. Хрофтлинг едва подавил смешок: "Ха-ха! И он говорит это одному из своих любимых улдогарцев! Никто не смеет противоречить! Как бы не так!"
Ветлан наконец обратил свои пламенеющие миндалины на конунга, смерил его взором, и, покачав головой, взялся за лоб, будто от головной боли. Конунг был ненамного краше своих слуг: такие же роскошные одежды из дорогих мехов и тканей, заметно потрепанные в небрежном обращении - совсем как у Хрофтлинга; мрачные, первобытно-грубые черты лица - совсем как у Торольфа...
- Я думаю, что о сути дела тебе, о заклинатель, уже все разъяснили мои советники. Ты знаешь, что Фьордгейму нынче нужна помощь каждого его жителя, помощь посильная и самоотверженная. И воины, защищающие рубеж, и пахари, и рыболовы, и охотники, поставляющие воинам припасы, и кузнецы, отковывающие мечи - все трудятся ради защиты Фьордгейма. И ты, заклинатель, обязан вложить свою долю труда в большое дело страны...
"Сейчас он отвернется и от Тюра, а Тюр не посмеет ничего сделать... Будь он проклят, этот заклинатель! Сколько же времени из-за него истрачено впустую!" - думал в этот миг Хравн.
- Недостоин зваться правителем человек, что посылает говорить от своего имени предателей и ничтожеств, тогда как сам стоит в стороне, ожидая результатов. Недостоин правитель в трепанном кафтане, которого никак не выделишь среди его подданных! - внезапно ответил Ветлан, просто поедая конунга глазами. Тюр нахмурился, в немой угрозе исподлобья заглянул Ветлану в глаза.
- Взять его силой! - приказал он своей свите. Однако телохранители-улдогарцы не посмели даже сдвинуться с места, только пошатнулись в неуверенности. "Они между двух зол: неисполнение приказа и нападение на носителя Ледяного Огня. Что же они выберут?" - помыслил Улеран, видя колебание своих соплеменников. Окажись он на их месте, сам бы не знал, как поступить. Наверное, преступил бы присягу и уклонился от приказа - это не так страшно, этот грех не вопьется гвоздем в гордую улдогарскую душу...
Из строя вышли только четверо норманнов - Хравн и трое сильных дворян, - и встали рядом с Тюром. Хрофтлинг тоже колебался в нерешительности, так как уже пытался схватить Ветлана, и великолепно знал, чем это может кончиться.
- Негодяи! Убирайтесь сейчас же! У-у, ты был прав, Хрофтлинг! - не помня себя от злости, проревел он, обращаясь к страже. - Следовало взять норманнов...
- Эх... - устало вздохнул тут заклинатель, отвернулся от пришельцев и медленно зашагал прочь. Хватать его никто не спешил. - Вы хотели просить меня о помощи - но никто из вас просить не умеет! - молвил он, не оборачиваясь. - То молите, как о милостыне, путаясь в собственном красноречии. То машете хвостом, как пес-подлиза, и хвалите сами себя. То грозитесь, едва не приставив нож к горлу. Нет, вы ничего не дождетесь от меня. Это будет уроком для всех для вас...
Он снова махнул рукой, будто отгоняя назойливую муху. В это же мгновение странный сильный ветер быстро перебрал верхушки кедров, загудевших, словно паруса, всколыхнул грязные космы норманнов и белые пряди улдогарцев, просвистел над головами, описав в небесах спираль, закончившуюся на уходящем Ветлане. Ветер слегка толкнул заклинателя в спину, и вспышка Ледяного Огня ослепила конунга и его спутников. Тело колдуна же чудесным образом всколыхнулось от ветра, как дым, а затем рассеялось, растаяло в воздухе, рассыпалось сотнями сверкающих льдинок, тут же растаявших. Ветер взвыл еще громче, описал над замершими людьми круг, осыпал их горстями града, непонятно откуда взявшегося в ясном небе, и понесся в тайгу. Вновь зашелестела хвоя, и Тюру в шелесте померещился удаляющийся, презрительный смех.
В столицу возвращались порознь: группа улдогарцев шла впереди, во главе с хмурым Улераном, сложившим свои полномочия. Позади, чуть ли не миле от них, брели пять норманнов. Они проклинали своих недавних спутников, настолько наглых и легконогих, что оставили за спиной самого конунга, даже не бросив взгляда в его сторону... Улеран был хмур. В сердце его клубилась холодная, пустая темнота, будто дым от угасшего Огня. Он великолепно понимал, что теперь оставаться во Фьордгейме опасно - неизвестно, какую кару может придумать Тюр - суровый потомок викингов. И ему, и бывшим телохранителям оставалось только бежать за рубеж. Куда бежать - он тоже хорошо знал. Бежать на запад, через Великую Нормандию, в дикие лесистые горы, к лагерям тех, кто также не захотел мириться с правлением норманнов. Бежать в орден Льда и стать его воинами! Если уж частица Ледяного Огня померкла в душах неприкаянных улдогарцев - им будет нечего терять, когда они встанут на Темную сторону...
Волшебный ветер пронесся над фьордгеймскими лесами, затем метнулся к морю, нырнул в глубокий фьорд, коснулся ледяных зарябившихся волн, вылетая из фьорда, погладил хвою сосенки, росшей на выступе, бережно подхватил и поднял в высь одинокую чайку, и взмыл к далеким облакам.
Ветлан, обратившийся ветром, ликовал своей неудержимой свободе, слушал неслышимую для уха бесконечную песню сильфов, населяющих небесные глубины, смотрел на танец летающих ундин, обитающих в облаках, однако его не покидали мысли о людишках, оставленных там, далеко, на земле... "Мы созданы богами, и мы обязаны быть подобны богам... Разве можно ожидать того, что мертвый каменный идол ответит на твои мольбы, или угостится твоим жертвенным элем? Разве небесные демиурги являются взору людей, дабы спасать молящихся смертных? Разве кто-то убеждался воочию в существовании промысла богов, работы незримых сил? Но разве кто-то сомневается в существовании своих невидимых покровителей и в их помощи?" - так думал заклинатель, летающий над Фьордгеймом.
Ветер завертелся на месте, превращаясь в тонкий плетевидный вихрь. Вихрь упал на землю, как веревка, свиваясь в небольшой компактный клубок воздушных нитей и ветряной материи, повисший над землей. Сгусток этот повисел на месте с минуту, вращаясь вокруг своей оси; набирая обороты, стал шарообразным. Он походил на стеклянный глобус, висящий на незримой нити, его поверхность казалась твердой и гладкой, и проносились по ней, как смазанные облака, ветряные потоки. Но это образование не было твердым - оно состояло только из бешено вращающегося воздуха. Затем будто какой-то невидимка начал всыпать в этот ветряную круговерть уже знакомые нам льдинки, одну пригоршню за другой. Глобус стал объемной картой небесных сфер, усеянной мириадами искорок-звезд. Потом искрящийся шар вытянулся, превращаясь в веретено, и уплотнился, искры слились, превратившись в единый холодно-сияющий ореол.
Когда ореол исчез, на берегу снова стоял заклинатель Ветлан.
Он уже знал, что ему следует сделать, но никак не мог вспомнить надлежащих формул, не мог настроиться на нужный лад. Повременив немного, он все же вспомнил все, что хотел, сгруппировался внутренне, концентрируя свои мысли на едином образе, и сложил ладони, словно обхватывая невидимый шар. Над берегом снова послышались таинственные слова, но это был уже явно не улдогарский язык... Этого языка не знал почти никто из ныне живущих на Аквилоне.
Воздух похолодел и заколыхался вокруг колдуна, устремился в сложенные руки, просачиваясь между пальцев холодными потоками. Воздух спрессовался, смерзся в руках Ветлана в невиданный кристалл, пахнущий озоном, дышащий морозным дыханием заоблачных высот. Кристалл этот парил, не касаясь кожи заклинателя, словно ничего не весил.
"Холоден, как лед! Но коснись - и обожжет, как огонь!" - Ветлан с довольным видом оглядел свое чудное творение. Переливающиеся грани, искаженный мир, отражающийся в них, внутренние слои разной прозрачности, дробящие свет, проникающий внутрь кристалла, в радужные блики. "Неплохо. Совсем неплохо!" - похвалил себя заклинатель, и, не теряя времени, подбросил кристалл высоко вверх. Он не вернулся назад, на землю, неподвластный тяготению, он растворился в ветряной вышине, смешался с солнечным светом, рассеялся по недостижимому сильфийскому миру...
"Меня должны были услышать. Подожду их ответа"
Времени прошло немного. Ветлан издали почувствовал чье-то приближение - но приближение не в зримом, а в духовном пространстве, и невольно затрепетал в благоговейном ожидании. Душа человека всегда испытывает радость, когда среди темной холодной ночи вдруг увидит теплящийся огонь костра, или пламя свечки, или долгожданный край солнца, появляющийся из-за горизонта... Нечто подобное испытывал сейчас и заклинатель - однако вокруг и так была светлынь. Свет был невидим, и лился из мира иного, не касаясь ни глаз, ни кожи, но озаряя тела духовные...
"Идут!" - Ветлан ждал, покорно замерши. Он представлял заранее, что увидит, но все равно его сердце замирало от трепетного, приятного волнения. К незримому свету прибавился и духовный бриз, прохладный, ласковый...
Лучи странного мягкого света появились перед колдуном, раскрылись, как лепестки цветка, этот свет играл, двигался, мерцал... И это был отнюдь не холодный бесчувственный Ледяной Огонь - этот свет нес радость, покой, убаюкивал своей игрой. Ветлан преклонился перед этим светом, смиренно опуская глаза, и тут же почувствовал, как чья-то хрупкая прохладная рука прикоснулась к его голове. Заклинатель не смел поднять взора, но боковым зрением, скорее духовным, чем физическим, хорошо различал очертания пришедшего существа: оно было высоко, стройно, изящно, за плечами простирались веера-крылья небесного цвета. Странное чувство вызывало его прикосновение - Ветлану казалось, будто его коснулась не рука из плоти, а нечто невесомое, воздушное, какая-то странная небесная греза, почему-то уплотнившаяся, чтобы явиться в зримый, грубый, тривиальный мир, где гибнут великие народы и властвуют дикари...
- Кто просил о помощи? - услышал Ветлан звучный голос, по-видимому, женский. Голос, как и рука, казался неправдоподобным, как будто говорил ветер, обретший дар речи.
- Я прошу за людей, живущих в этом краю, - отвечал заклинатель, - ибо и им, и всему этому миру грозят силы тьмы и разрушения...
Прохладная рука исчезла, отдернулась аж с какой-то брезгливостью.
- Силы тьмы? Ты говоришь - силы тьмы?! Это значит, чтоГуннлауг и Сельма все-таки правы! О, человек...Я вернусь в свой мир и передам твою просьбу Светлоликим, ибо Они давно спорят по поводу судьбы вашего мира! Теперь споры будут разрешены! - гостья резко оборвала Ветлана, отступила от него, и вмиг исчезла за схлопнувшимися световыми "лепестками".
Улдогарец еще долго стоял на коленях, не веря, что святое посещение закончилось так быстро и так непонятно. "Что ж, мы живем в разных мирах, и нам не так-то просто друг друга понять... Надеюсь, они все же вернутся, чтобы разобраться, что же к чему в нашем несчастном мире. И все же я сделал лучшее, что мог сделать для этой несчастной страны, куда большее, чем она заслуживала бы..." - думал он, но чувство сомнения, вины и разочарования в самом себе еще очень долго не покидал его.
А так как того, что хлопотные горожане называют "свободным временем" и "уединением" у него было более чем достаточно, с этой поры он начал жить лишь воспоминанием о встрече и мыслями о том, разрешены ли там те таинственные споры, и придет ли оттуда помощь, и что о нем подумала посланница, и стоило ли вообще вмешиваться в жизнь иного мира...
И назойливой занозой еще долго колола его, привыкшего смотреть на всех свысока, память о невесомой руке, отдернутой с неприязнью, словно от гада...