Никейский Символ веры, принятый на первом, Никейском, Вселенском соборе в 325 г, утверждает, что Сын "рождён от Отца, то есть из сущности Отца" и что он, Сын, есть "истинный Бог (рождённый) от истинного Бога" -- вопреки собственным словам Иисуса Христа о том, что только Его Отец есть истинный Бог, содержащихся в евангелии от Иоанна Иоан.17:3 : "Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа" (Иоан.17:3) и вопреки тому, что в том же евангелии от Иоанна, в стихе Иоан.1:1, в словах "И Слово было Бог" (Иоан.1:1) Иисус Христос назван "богом" без употреблением перед словом "бог" определённого артикля -- очевидная отсылка к трудам Филона Александрийского, согласно которым такое употребление слова "бог" означает лишь того, кто именуется "богом", но истинным богом, то есть богом в собственном смысле не является, а именно означает Логос (Слово) истинного Бога. (Именно такое толкование Иоан.1:1 сохранял Ориген -- годы жизни: ок. 185 - ок. 254 гг. и такое мнение, вследствие этого, не могло быть неизвестным участникам Никейского Вселенского собора).
Такое исповедание, то есть Никейский Символ веры, оставался единственным официальным Символом веры православной церкви вплоть до четвёртого, Халкидонского, Вселенского собора, бывшего в 451 г., на котором в действительности в качестве образца вероисповедания и было утверждено то, что нам известно под именем "Никео-Цареградский Символ веры".
Дело в том, что второй, Константинопольский, Вселенский собор, бывший в 381-382 гг., не принимал никакого своего Символа, но лишь только подтвердил Никейский Символ веры. То, что нам известно как "Никео-Цареградский Символ веры" -- это частный символ веры, предположительно Символ веры Константинопольской епархии, использовавшийся при оглашении и крещении, который постепенно распространился в христианской церкви и который, в конце концов, был, как сказано, утверждён в качестве официального Символа веры всей церкви четвёртым, Халкидонским, Вселенским собором в 451 г. Подробнее об этом смотри книгу А.В. Карташёва "Вселенские соборы" (различные издания), главу "Никео-Цареградский символ" -- например, [Карташёв1994].
В новом официальном Символе Церкви, Никео-Цареградском или, вернее, в действительности Халкидонском, слов "то есть из сущности Отца" нет. Однако, повторим, до самой середины V в. Символ с этими словами, Никейский Символ, был единственным официальным вероисповедным Символом Церкви. После же четвёртого, Халкидонского, Вселенского собора 451 г., Никейский Символ хотя и отошёл на второй план, но, тем не менее, не потерял своей авторитетности.
Можно предположить, почему слова "то есть из сущности Отца" были убраны из "Никео-Цареградского" Символа: они "слишком уводили в сторону философии", а Никео-Цареградский Символ, созданный на основе Никейского, использовался прежде всего при оглашении и крещении простого народа. Само же слово "сущность" изначально ставило множество вопросов: как, например, понимать эту сущность -- в смысле стоической сущности -- как у Тертуллиановской Троицы или же в смысле второй аристотелевской сущности -- как у "Великих Каппадокийцев"?; как, например, соотносятся Отец, Сын и Дух с божественной сущностью -- тождественны ли они ей или в них есть ещё что-то иное, кроме сущности Бога?; и если они тождественны её, то каким образом эти трое могут отличаться друг от друга? (Стоическая сущность делилась на части, а аристотелевская вторая сущность -- нет; у Тертуллиана Сын и Дух обладали лишь частично сущностью Отца, причём Дух -- в ещё меньшей степени, чем Сын.) Разбор таких вопросов при крещении и оглашении, повторим, "слишком уводил в сторону философии", а это могло вызвать непонимание и распри. По сути христианские катехизаторы и миссионеры попросту отказались сообщать самую противоречивую и запутанную и даже противную здравому уму часть христианского вероучения, чтобы оно не вызывало отторжению.
Тем не менее, повторим, Никейский Символ по-прежнему до сих пор является одним из официальных изложений веры Церковью.
Слова Никейского Символа о том, что Сын "рождён из сущности Отца" требуют подробного разбора и анализа.
Прежде всего надо решить, о какой именно сущности идёт речь. В этом вопросе "Святые Отцы" церкви очень скупы. Они словно специально не хотели внятно и недвусмысленно говорить о сущности языком философов -- хотя ко времени первого, Никейского, Вселенского собора про сущность уже достаточно наговорили и стоики, и последователи Аристотеля. Чего, как кажется, проще, чем сказать: "Под "сущностью? мы понимаем стоическую сущность, которую отражает первая категория стоиков -- ту сущность, которую использовал для своей концепции Троицы Тертуллиан" или: "под "сущностью? мы понимаем вторую сущность аристотелевских "Категорий?, а именно ту её разновидность, которая в "Метафизике? Аристотеля называется "формой" и отождествляется Аристотелем с "крайним? видом, наименее общим, далее уже не делящимся на подвиды"? Скажи бы так "Святые Отцы" -- и всё бы стало значительно яснее. Но они темнят, изворачиваются, "изобретают велосипед" -- словом, пытаются представить видимость того, что говорят о какой-то особой, своей, христианской сущностью -- хотя и знакомы с эллинской философией.
В действительности, конечно, дело обстоит так: если "Никейская сущность" не есть ни стоическая сущность, ни сущность в виде (чистой) формы аристотелевской "Метафизики", то получается, что "Святые Отцы" церкви говорили о том, сами не знали о чём и все их слова про сущность -- просто свист, ибо никаких других, подходящих к их делу, сущностей философия к тому времени попросту не знала, а сами по себе они ничего путного по этому поводу по сути не сказали. И поэтому отказ "Святых Отцов" говорить на привычном философском языке, конечно, выглядит смешно и выставляет их в весьма неприглядном свете -- как людей неграмотных и неучёных "человеческому философскому языку". Собственно, это, по-видимому, многие из них и пытались лицемерно изобразить, хотя и учились у лучших учителей своего времени, хотя им и была доступна вся "еллинская философская премудрость" с началами которой они были, конечно же, знакомы.
В действительности, в историческом контексте, "сущность" из Никейского Символа веры нужно понимать никак иначе, как (чистую) форму "Метафизики" Аристотеля (она же -- разновидность вторых сущностей аристотелевских "Категорий"). Иначе, как сказано, все слова "Святых Отцов" Церкви о сущности -- это разговоры неизвестно о чём -- о том, чего они сами не знали и оттого толком сказать не могли.
("Чистые" формы -- это, напомним, формы, изначально, принципиально не предназначенные для соединения с материей.)
(i). Что означает, что Сын рождён из сущности Отца применительно к самому Отцу?
Это означает, что Отец обладает этой сущностью -- это очевидно. Спросим: есть ли в Отце ещё что-то, кроме этой сущности? Вспомним, что сущность -- это чистая форма. Что-либо ещё в Отце, крое его сущности, могло бы появиться, если бы эта форма отпечаталась в материи, произведя индивид -- то есть отдельную, единичную вещь, состоящую из формы и материи. Но чистые формы не отпечатываются в материи.
Также: Отец, будучи Богом, прост (несложен) и включает в себя форму; это означает, что в нём нет материи, ибо в противном случае Бог был бы сложен, состоя из формы и материи.
Итак, Отец тождественен собственной сущности; сущность делает Отца Богом по существу, но кроме этой сущности, которая есть чистая форма, в Отце больше ничего нет.
(Должно быть понятно, что Бог чужд всего материального и в нём не может быть никакой материи.)
(ii). Что означает, что Сын рождён из сущности Отца применительно к самому Сыну?
Это означает, что сущность Отца -- это то, из чего, то от чего произведён Сын. Но эта сущность проста, то есть не имеет частей, неделима и неизменна. И поэтому Сын не может получиться из какой-то части этой сущности; будучи произведён от этой сущности, он, Сын получает, наследует эту отцовскую сущность целиком. Итак, после произведения (рождения) Сын становится обладателем божественной сущности и поэтому Сын есть Бог.
Далее следуют те же рассуждения, что и в (i), но уже применительно к Сыну, в результате чего получаем, что в Сыне, как и в Отце, ничего кроме божественной сущности нет и что Сын тождественной собственной сущности, которая есть и сущность Отца.
(iii) Если считать, что Дух -- тоже Бог, произведённый Отцом по подобию того, как он произвёл сына, то применительно к Духу можно повторить те же рассуждения, что и к Сыну (ii). В результате получим:
В Духе, как и в Отце, как и в Сыне, нет ничего кроме божественной сущности и что Дух тождественен собственной сущности, которая есть также и сущность Отца, и сущность Сына.
(iv) Поскольку и Отец тождественен божественной сущности, и Сын, и Дух, то можно сказать, что в Боге как совокупности трёх Лиц, Отца, Сына и Духа, нет ничего кроме божественной сущности и что поэтому есть единый Бог, который тождественный собственной сущности, в котором, как сказано, ничего, кроме этой сущности нет.
Что получается?
Отец, который тождественен божественной сущности, рождает Сына, но Сын тоже тождественен божественной сущности и поэтому можно сказать, что божественная сущность рождает сама себя, выступая и в роли Отца и в роли Сына; и поэтому в ней, в божественной сущности, между ней и ней же самой возникает отношение "отец - сын", имеющее два аспекта: свойство-отношение отца к сыну, то есть отцовство, и свойство-отношение сына к отцу, то есть сыновство.
Аналогично, Отец, который тождественен божественной сущности, изводит (выдыхает) Духа, но этот Дух тоже тождественен божественной сущности и поэтому можно сказать, что божественная сущность изводит (выдыхает) сама себя, выступая и в роли Изводителя (Выдыхателя) и в роли Изведённого (Выдохнутого); и поэтому в ней, в божественной сущности, между ней и ней же самой возникает отношение "изводитель - изведённое", имеющее два аспекта: свойство-отношение изводителя к изведённому и свойство-отношение изведённого к ивзодителю. Будем называть первое "изводительностью", а второе -- "изведённостью".
Далее.
Поскольку христиане представили в своём Никейском Символе веры Бога в виде того, что тождественно чистой форме аристотелевской "Метафизики", они фактически опёрлись на авторитет Аристотеля, который тоже представлял своейго бога-Перводвигателя в виде чистой формы. При этом Аристотель считал, что эта форма, бог-Перводвигатель, тождественна своему процессу существования, то есть считал, что эта форма, бог-Перводвигатель, есть "связка действий", состоящая из одного-единственного действия (энергии), а именно процесса собственного мышления. Спрашивается: не держались ли чего-то подобного и христиане, раз уж они сделали заимствование из Аристотеля в своих представлениях о боге как о чистой форме?
Напомним, как Аристотель пришёл к выводу, что бог, будучи формой, должен быть такой формой, которая тождественна процессу собственного мышления, то есть должен быть связкой действий из одного-единственного действия (энергии).
Аристотель считал, что бог должен быть нематериальным и "очень надёжным", а самой надёжной он считал такую форму, которая состоит из одного действия (энергии), которая не зависит ни от силы, благодаря которой действие совершается, ни от каузального свойства, которое дарует эту силу, ни от основы, при которой всё это (действия, силы и каузальные свойства) находятся. Процесс же мышления в качестве такого действия Аристотель выбрал потому, что считал его наиболее возвышенным и важным, а, значит, наиболее подобающим высшему богу.
Следовательно, одним из первых вопросов, касающихся христианского Бога, описываемого Никейским Символом веры, должен быть также вопрос: не является ли этот Бог (как совокупность трёх Лиц) не просто чистой формой, но формой, тождественной какому-либо действию, этой формой совершаемому? То есть: не есть ли этот бог не просто чистая форма, но также чистая форма в виде чистой энергии? Разумеется, христиане в качестве главного действия своего Бога, с которым отождествляется Бог как форма, были вольны выбрать не мышление, а какое-то другое действие -- например, "бытие" ("процесс существование") как некое особое действие, не сводимое к прочим, "жизнь" и так далее.
Отождествление божественной формы, как ясно, с таким процессом привело бы к тому, что Отец, Сын и Дух были бы тождественны этому процессу.
Ясно, что отождествление каждого из лиц Троицы с божественной сущностью несовместимо с представлением об этих лицах как о чем-то отличном друг от друга -- ибо это противно правилам логики; в частности, такое представление означало бы нарушение свойства транзитивности отношения тождественности. Две вещи, тождественные третьей, обязательно должны быть и тождественны друг другу. Однако, понятно, что христиане, руководимые Никейским и Никео-Цареградским Символами веры, никогда не пойдут на отождествление лиц Троицы, ибо это означало бы впадение в ересь. Несмотря на то, что христиане отождествляют каждое из лиц Троицы по отдельности с божественной сущностью, они же утверждают, что Отец, Сын и Дух суть объективно разные "вещи" (в широком понимании слова "вещь"), суть нечто объективно, то есть вне и вне зависимости от ума и сознания, разное, суть объективно разные личности.
Как видим, слова о том, что Сын "рождён... из сущности Отца" очень важны. Логически далеко и глубоко продуманные согласно философским представлениям своего времени, они показывают невозможность и ложность христианской веры; и неудивительно, что в Никео-Цареградской редакции Символа веры эти слова были убраны: оглашенным и готовящимся ко крещению, а также новоначальным они совсем ни к чему...
Разобранное нами выше, кстати, показывает, почему христиане говорят, что Бог один-единственен, хотя и "Отец -- Бог", и "Сын -- Бог", и "Дух -- Бог"; ведь в отличие от обычных отдельных, единичных вещей одного и того же "крайнего" вида, лица Троицы тождественны божественной сущности; но у деревьев, например, у дубов, каждый отдельный дуб вовсе не тождественен сущности (форме) "дубовость" -- да, каждый отдельный дуб обладает этой сущностью (формой) и она тождественна одна и та же самая у всех дубов, но каждый отдельный дуб состоит не только из неё, сущности (формы), но из неё и материи, а материя у каждых из дубов разная. Именно она, материя, и образует множественность дубов и делает так, что каждый из дубов не тождественен собственной сущности (форме). А поскольку лица Троицы, каждое из этих лиц, тождественно божественной сущности и при этом, как сказано, в Боге ничего нет, кроме Его сущности, христиане и "имеют право" заявлять, что существует один-единственный Бог.
Естественно, в действительности они имели бы право так заявлять, лишь если бы признали, что лица Троицы тождественны друг другу; поскольку же они этого не делают, то их единый Бог логически невозможен и бессмысленно говорить о существовании такого "единого Бога".
Поскольку же христиане не отказываются от того, что лица Троицы нетождественны, возможен другой подход: ведь можно сказать, что поскольку есть три разных обладателя божественной сущности, постольку есть три Бога. Разумеется, и такой подход логически бессмысленен: такие три Бога логически невозможны, ибо каждый из них отождествляется с божественной сущностью и при этом остаётся отличным от двух других.
Христианская триадология (учение о Троице), как видим, -- одна из вершин бессмысленности и противоречивости, которых достигало человечество.
Следует также отметить то, в какой вопиюще бессмысленной и противоречивой форме -- даже на первый взгляд! -- составлены и Никейский, и Никео-Цареградский Символы веры.
За "скелет" для Никейского Символа веры, по-видимому, выбраны слова ап. Павла из 1Кор.8:6 о том, что у верующих во Христа один Бог Отец и один Господь Иисус Христос:
"4 Итак об употреблении в пищу идоложертвенного мы знаем, что идол в мире ничто, и что нет иного Бога, кроме Единого. 5 Ибо хотя и есть так называемые боги, или на небе, или на земле, так как есть много богов и господ много, -- 6 но у нас один Бог Отец, из Которого все, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им" (1Кор.8:4-6)
Со словами 1Кор.8:6 перекликаются также слова 1Тим.2:5: "5 Ибо един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус".
Никейский Символ, следуя означенному "скелету", начинается так ([ДВС1-1910, Соборное изложение веры, сс. 69-70]):
"Веруем во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца всего видимого и невидимого; -- и во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единородного, рождённого от Отца, то есть из сущности Отца, Бога от Бога, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного..."
Спрашивается, если Иисус Христос есть истинный Бог, то есть такой же Бог, как и Отец, то как можно говорить, что Отец есть единый, то есть единственный Бог? Подчеркнём: речь идёт о перечислении лиц (ипостасей) Бога и вопрос поставлен именно в этом контексте: как можно говорить что есть только одно-единственное лицо Троицы, Отец, обладающее истинным божественным достоинством, если далее говорится, что другое лицо, а именно Сын, тоже обладает истинным божественным достоинством -- ибо он назван "истинным Богом"?! Полнейшая бессмыслица.
Слова ап. Павла 1Кор.4:6, конечно, не являются бессмыслицей: в его время Иисус Христос вовсе не считался истинным Богом; да и сам Иисус Христос, как уже сказано, не считал себя истинным Богом: "Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа" (Иоан.17:3). Ап. Павел, называя в 1Кор.4:6 Отца Богом, Иисуса Христа называет всего лишь Господом, то есть Господином в том смысле, что он есть Господь всех Господ -- кроме Бога Отца, разумеется, который тоже называется Господом.
В Никео-Цареградском Символе веры бессмыслицы и противоречий ещё больше. Он начинается так ([ДВС1-1910, Символ веры, изложенный Константинопольским собором, сс. 119-120]):
"Веруем в единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого. И в единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единородного, рождённого от Отца прежде всех веков, света от света, Бога истинного от Бога истинного..."
Здесь опять два единственных истинных Бога в том смысле, что сначала говорится, что единственный истинный Бог -- это Отец, а затем, что имеется ещё один единственный истинный Бог -- Сын. Но дальше, помимо того, что единым, то есть единственным, Господом уже назван Иисус Христос, Дух святой тоже называется Господом:
"И в Духа Святого, Господа, животворящего, исходящего от Отца...".
Сразу две бессмыслицы, два противоречия, видимых сразу же!
Отметим, что Новый Завет не удостаивает Духа Святого даже именования "Господь": Бог-Отцец есть единый Бог, Иисус Христос есть единый Господь, а Дух -- даже не Господь по сравнению с Иисусом Христом.
Итак, собравшись подражать ап. Павлу, его словам в 1Кор.4:6 и 1Тим2:5, отцы церкви, собравшиеся на первый, Никейский, Вселенский Собор (325 г.) и четвёртый, Халкидонский, Вселенский собор (451 г.) и приняв соответственно Никейский и "Никео-Цареградский" символы веры в действительности составили противоречивые и бессмысленные тексты, забыв, что ни ап. Павел не считал Иисуса Христа истинным Богом, ни сам Иисус Христос не считал себя истинным Богом.
Литература
[ДВС1-1910]Дeянiя Вселенскихъ Соборовъ, изданные въ русскомъ переводе при казанской духовной академiи. т. 1. -- Казань: Центральная типографiя, 1910
[Карташёв1994] А.В. Карташёв. Вселенские соборы. -- М.: Республика, 1994
ISBN 5-250-01847-5
В качестве справочника по философии для данного текста читайте
[МакКевин2019] Лорин Патрик МакКевин. Избранные лекции по античной, средневековой и современной философии. -- Worcester, MA, USA: Phoenix, 2019
Книгу можно достать в библиотеке GENESIS (gen.lib.rus.ec) или на сайте автора temptator.ihostfull.com