Аннотация: Все заботы и печали остались позади, я просто плыл в океане навстречу чёрным скалам, которые лишь только остановят путь мой...
- Бельфегор! - позвал я.
Он приблизился, спокойный, мудрый.
- Что ищешь ты в краю сем, странник? - спросил проникновенно он.
- Где ветры поют свои песни?..
Он молчал долго.
- Путь твой на северо-запад, - наконец, молвил он. - Чрез хлад и мор. Готов ли? Лишь бесконечно храбрый и горячий сердцем отважится на этот путь.
- Таков есть я! - сказал я твёрдо. - Не дрогну и не убоюсь!
- Тогда ступай, - мне молвил Бельфегор.
И в этот миг бездна разверзлась под моими ногами и я провалился сквозь неведомые миры, времена и эпохи...
Мельком я видел что-то, что-то узнавал. Мелькали знакомые лица - прекрасные, ужасные, лица друзей и врагов, лица жён, бесконечно любимых, но совершенно забытых мною, и страшные рожи монстров, с которыми сражался, но тоже позабыл. И что-то ещё, от чего щемило сердце... Мне казалось, я вдохнул саму жизнь, но выдохнул затем, оставив лишь крупицу в сердце - что-то похожее на надежду или веру. Затем тьма забвения полностью отняла всё то, что я увидел и вспомнил на миг. Поистине я был в океане эмоций и вот выброшен на берег - опустошённый, ошеломлённый...
Я огляделся, ища ориентиры, но всё было чуждо и враждебно. В небе светили две звезды - огромное голубое солнце и маленькое алое. Только потом я увидел, как по моей левой ноге ползёт пёстрая и весьма диковинная змея с золотой короной на голове. Я смотрел в её пурпурные глаза, мы смотрели друг на друга. Затем она заползла за пазуху моей рубахи и пригрелась у сердца - я чувствовал холод её змеиной кожи.
Я сунул руку за пазуху, чтобы схватить змею за шею - в этот миг она и укусила меня. Тотчас кровь ударила мне в виски, голова, казалось, разбухла как арбуз, перед глазами поплыли кровавые пятна, дыхание остановилось и я упал бездыханный навзничь. В последний миг я почувствовал, как змея уползает прочь, мерцая своими пурпурными глазами, и я снова погрузился в водоворот странных воспоминаний - моих или чужих, неведомо то мне. Да и кто или что такое есть это самое "я"?..
* * *
Очнулся оттого, что меня бросало из стороны в сторону, как пьяного матроса в кубрике в штормовой морской пучине. Прошло несколько минут, прежде чем я понял, что лежу в повозке, которая мерно катится по ухабам деревенской колеи. Я видел, как надо мной проплывают облака, а возница что-то поёт утробным и, вероятно, нетрезвым голосом. Я приблизил свою руку к лицу и увидел на ладони змеиный укус - значит, я всё ещё здесь, и, похоже, вполне себе жив...
- Бельфегор, - сказал я слово, которое крутилось у меня на языке. Я не знал, что это или к чему, просто подумалось.
- Бельфегор, - эхом отозвался возница. Затем добавил: - Видать, сударь, ударились вы головою.
- Должно быть, - сказал я и, не рассчитав силы, резко выпрямился. Мне почему-то казалось, что моё тело будет ослаблено. На самом деле оно пружинило с избыточной силой. Я едва не вывалился из повозки, ухватившись за края.
- Я видел сон, - сказал я. - Как будто жизнь вся - сон. И я не знаю, кто есть я, и где я...
- Скажу вам, сударь, так, - молвил мне возница, - что сон есть зево чёрной черепахи, плывущей глубоко там внизу...
Я резко обернулся и посмотрел на возницу. У него была бычья голова. Он тоже повернулся и посмотрел на меня своими огромными мутными глазами. Мы оба друг на друга смотрели.
- Ты чему-то удивлён? - проговорил он. - Бельфегор.
- Разве не ты - Бельфегор? - спросил я. - Два солнца и змея с пурпурными глазами и с золотой короной: было это или сон?
- Мы почти на месте, - сказала голова буйвола и отвернулась.
Заскрипели ворота и мы въехали в просторы замка. В уши мне ударила какофония звуков - мне кажется, в этом гаме я слышал абсолютно всё: от мяуканья кошки в трёх кварталах к западу до шуршанья мышей в погребе Ингрид Блюменхольц в квартале почётных горожан к востоку. Вероятно, это действовал змеиный яд, творивший с моим телом и разумом странные штуки...
Повозка остановилась, я спрыгнул и не без тревоги посмотрел на возницу. Это был обыкновенный деревенский мужичок. Он приветливо улыбался.
- Спасибо, Ханс, - сказал я и протянул ему медяк.
Он поклонился и взял. На миг, мне казалось, я снова увидел бычью голову, но и это, должно быть, побочное действие яда.
Я быстро зашагал на запад, к причалу: мне нужно было отдышаться, избавиться от остатков странного яда. Я уже забыл то имя, которое постоянно крутилось у меня в голове. Беденгор? Беленгар? Через десяток шагов я забыл и это...
Над морем клубились тучи, на причале не было ни души. Я вдыхал ветер моря, названия которого я не знал. Кто-то замер позади меня. Я обернулся. Девушка с пытливым неморгающим взором. Как будто знакомы мы? Я не мог вспомнить...
- Мы знакомы? - спросил я. Потом добавил: - Мария?..
Она не ответила. Она нема, подумал я, нема, как змея.
Затем мы блуждали среди лачуг и оказались в каморке, освещаемой лампадой. За окном уже сгустилась тьма...
* * *
Долго мы смотрели друг на друга, нас разделял лишь свет лампады... Затем она нацарапала что-то на дощечке, я мельком взглянул.
- Я не понимаю эти письмена, - сказал я и посмотрел в окно, в полную, непроглядную тьму.
Затем я лёг на койку и провалился в забытие.
На рассвете мы позавтракали сухой безвкусной лепёшкой, запивая дешёвым муторным вином. Я шагнул прочь, услышав быстрое царапанье грифели на дощечке. Через миг я был уже далеко...
На площади кричал глашатай, объявляя о наборе в легионеры. Смотр происходил в казармах, куда я и направился.
- Откуда ты? - спросили меня.
- Я буду прям: не знаю, - ответил я. - Змея кусила меня и пал я без памяти враз.
Я показал укус змеиный.
- Не лжёшь?
- Не лгу!
- Ты вида благородного, - сказали мне. - Тебя будут искать. Мы выясним, кто ты такой. А пока - можешь вступить в наши почётные ряды. Во славу короля!
Все закричали: "Слава!". Я тоже сказал, хотя меня больше интересовали доспехи и оружие. Взяв меч, я поразился тому, с каким мастерством я им владел. Моя рука сама владела. Взял арбалет - я тотчас понял, что умею. Это казалось волшебством...
Комендант тотчас назначил меня командиром подразделения, без всяких выяснений, ибо только природный воин мог так искусно владеть мечом и арбалетом, да и вид мой, как отмечалось, благороден был.
Мне дали временные документы на имя Фредерика Розенкройца, - так я буду зваться для всех прочих, - и отправили с моим отрядом в долину Чёрных Рубежей, где бродили свирепые хищники и где располагалась застава у необычайно красивого водопада, куда приходили поиться невиданной красоты существа, искусно избегавшие любых попыток изловить их. Были они похожи на белых единорогов, только с крыльями. Они умели говорить, как люди, и пели, как боги...
Я был должен доставить на заставу пакет неких распоряжений, а сам забрать отчёт о текущих делах. Ординарное дело, как мне казалось...
* * *
В пути один из моих подопечных по имени Эрнулис стал рассказывать легенды о тех белых крылатых единорогах, которых часто видят дети и с которыми иногда даже говорят. Якобы сам Эрнулис в детские свои годы нарочно упал в воду, чтоб его спасли чудесные звери, и действительно, они явились и вытащили из воды. "Ты больше не прыгай сюда", - сказали ему со смехом. - "Осторожно ходи". И с тех пор Эрнулис стал ходить очень осторожно - настолько, что никогда не оскальзывался и не падал. Он мог пройти по заснеженной скале и не сорваться. Он даже специально ходил по рассыпанному гороху и не оскальзывался. Этим удивительным свойством его наделили, якобы, волшебные звери.
- А было, - спросил я, - чтобы кто-нибудь подстрелил дичь?
- Кто же будет стрелять в сих чудесных созданий? - вопросил Эрнулис.
- Вопросы задаю я, - заметил я. - Десять плетей ему за пререканья!
Мы остановились, Эрнулиса поставили на четвереньки и выдали ему десять плетей.
- Не церемоньтесь с ним! - приказал я.
Плети так и визжали, и Эрнулис тоже...
- По возвращении, - объявил я, - получишь пять суток карцера.
Так мы и шествовали к назначенному пути. Миновав поля, где ещё рисковали селиться крестьяне, мы вошли в пределы Чёрных Рубежей и тотчас подверглись атаке свирепых чёрных тварей, две из которых я подстрелил на подходе из арбалета.
- Это просто дичь, - заметил я Эрнулису. - Чёрная, белая, с крыльями или без. Нет гармонии и вечной красоты, нет бессмертия и песен абсолютной формы. В каждом сердце война, в каждом слове - убийство. Мы все - дети убийц, мы все порождаем убийства...
Я направил свой арбалет в лоб Эргумеру, который смотрел на меня с вызовом, будто нельзя его сломить. Медленно и плавно нажал я на спусковой крючок. Через мгновенье дротик со свистом воткнулся в лоб Эргумера, который не дрогнул до последнего мига. Он так и продолжал смотреть на меня - прямо и с вызовом. струйка крови текла через его лицо. Затем он упал...
- Я прервал череду злодеяний, - объяснил я, обращаясь в сторону густого чёрного леса, который мы, разумеется, обходили, но в котором, вполне быть может, не страшнее и не опаснее, чем где-либо...
Через несколько часов мы увидели это фантастическое зрелище: в небо рвались грандиозные скалы, а оттуда свергался водопад, сверкающий в лучах солнца. Говорят, люди рыдают, когда впервые это видят, и с радостью приходили б сюда, если б не обилие хищных тварей. Но кто-то всё-таки бывает и здесь - тут неподалёку есть несколько ферм, достаточно богатых, чтобы помещики могли нанимать воинов для защиты своих угодий от хищных тварей. Вот их-то хозяйские детишки иногда и прибегают к водопаду, чтобы подружиться с белыми крылатыми единорогами, с этой странной и диковинною дичью...
- Ты был здесь, Эрнулис? - спросил я.
В ответ он лишь заплакал. Надеюсь, это были не слёзы счастья. Во всяком случае, я приказал выдать ему десять плетей за игнорирование прямого вопроса командира. Теперь-то он зарыдал в голос...
* * *
- Эрнулис, я сгною тебя в карцере, мерзавец, - сказал я со вздохом. - Ты неисправим.
И тут во всех будто дьявол вселился. С истошными воплями члены отряда вдруг выхватили мечи и набросились на меня. Я не ожидал этого, но рефлексы сработали безупречно: троих я положил из арбалета на подходе (каждому дротик попал точно в лоб), остальных порубил мечом. У меня даже не сбилось дыхание и я ни на мгновенье не прерывал ход своих мыслей. Просто несколько секунд заминки, которую я отследил почти отстранённо. Кем бы я ни был, я был воином поистине от бога. Такое умение можно получить, только начав заниматься года в три возраста и заниматься всю жизнь без перерыва, имея огромный боевой опыт. Я был действительно восхищён собою...
Таким образом, на место своей миссии я прибыл один.
- Где отряд ваш, господин? - спросили меня на заставе.
- Пали смертью трусов, как я и ожидал, - ответил я. - Я предпочитаю одиночные рейды. Никто не отвлекает меня от важных и существенных раздумий, к коим склонен я.
- Мы вас поняли, - сказали мне стражи, передавая пакет, который я должен был доставить в расположение наших казарм. - Счастливого пути!
Я тотчас и отчалил, один и в сумерки. Никто меня не задерживал, да и кто бы посмел задержать...
У водопада я присел, любуясь закатом. Почти тотчас за моим правым плечом я услышал хрюканье и, не оборачиваясь, вопросил:
- Как звать вас, твари?
- Зови нас куломо, - услышал я тотчас. - Или фулкас, или билмар. Не ошибёшься.
- Вы - оборотни из чёрного леса? Вы обернулись этими белыми, с крыльями, чтобы слетаться сюда на водопой?..
- Как ты догадался?
- Вы слишком фееричны. Лишь немыслимая мерзость может срываться в подобном...
- Да, при нашем виде лишаются ума, настолько мы страшны. А уж если попадётся кто, то даже костей не остаётся...
- Пожираете без остатка?
- Сначала мы прокусываем череп и поедаем мозг - это самое лакомое для нас. Ручки и ножки - то для детишек наших забава...
- Как у вас там, в чёрном лесу?
- Мило и уютно.
- Так я и думал...
Я сидел и слушал, как крылатые белые твари лакают воду, жадно и с хрюканьем.
Не оборачиваясь, я выстрелил из арбалета через правое плечо. Табун отродий засуетился и упорхнул, унося в зубах подраненного. Я блаженно растянулся на земле и погрузился в сладкий сон...
* * *
Мне снилось, будто я скольжу по дну океана, закрытого плотным ледяным панцирем. Кожей я чувствую бесконечные оттенки холода, будто океан состоит из бесчисленных струй воды, отличающихся по температуре. Полная тьма, но отчётливо различаются конфигурации берега. Каким существом являюсь я, я не знаю. С огромной скоростью я перемешаюсь по дну океана, чувствуя эти удивительные температурные потоки. Это необычайно приятно и всегда свежо. Наконец, я оказываюсь на краю океана, выныриваю из-подо льда и вижу грандиозные чёрные скалы, уносящиеся ввысь в бесконечные дали...
Открыв глаза, я увидел маленькую девочку с огромными голубыми газами. Она улыбалась и щекотала мой нос цветочком, а ведь я мог ударить наотмашь...
- Ты видела сказочных зверушек? - спросил я её.
Она кивнула и показала пальчики: три штуки она видела.
Я показал ей арбалет.
- А я вот подстрелил одну зверушку. Вон от неё осталось что-то...
Я показал пальцем на субстанцию, которая выпала из волшебного существа, когда я засветил ему куда-то из арбалета.
Девочка неуклюже подбежала к субстанции и стала копаться в ней пальчиком.
- Гадость какая, - заметил я, с шумом выпуская газы.
Было чудесное утро, мне нужно было возвращаться.
Вдруг девочка закричала. Я, зевнув, посмотрел. Девочка трясла окровавленной ручкой: вместо пальчика торчала косточка, потому что субстанция оказалась кислотной. Вероятно, было больно.
- Ещё одно испорченное утро, - проворчал я и направился поскорее от этого шума прочь.
Ещё долго были слышны эти истошные визги, которые почти сбили меня с верного хода моих размышлений. Я думал о том, как оно там живётся, в тёмном лесу, где так мило и уютно?..
- Фредерик Розенкройц! - услышал я воззванье. На перепутье стоял всадник, облачённый в элитные командирские доспехи.
- Так прозвали меня, - сказал я. - Кто посмел подать голос в мой адрес, могу я спросить напоследок?
- Я Энгумар, брат Эрнулиса!
- Я видел, как он испражнялся под себя, когда его пороли, - сказал я.
Воин попытался эффектно стремиться с лошади, однако получилось это весьма убого и неловко. Я зевнул.
- Вызываю тебя на поединок! - дрожащим голосом пролепетал самоубийца.
Я пожал плечом и воткнул ему в горло меч. Только настоящий мастер знает, как пробить это тонкое место, где сходятся доспехи. Одним движением прямо в горло...
* * *
Миновав чёрный лес, столь зловещий и притягательный, я решил перекусить на крестьянской ферме, прежде чем продолжу путь свой в замок.
Без лишних слов я вошёл в лачугу, положил на стол несколько медяков и принялся за чтение отчёта, который должен был доставить своему командиру. Крестьяне молча ставили на стол еду, - в их почтительном молчании было больше благоразумия и достоинства, чем в иных дурнях, помёт которых я видывал так часто...
Отчёт ж был прелюбопытен. Оказывается, застава охраняла путь на рудники, которые располагались где-то далеко на востоке. Там работали каторжане, иногда предпринимавшие попытки побега, однако мало кто из них добирался до заставы, так как их настигали ещё более жуткие твари, чем обитали в долине Чёрных Рубежей. Ну а у тех немногих, кто всё-таки добирался, не было ни одного шанса проскочить: их ловили, тщательно пытали, вызнавая всё, и казнили тут же на месте, без перевода в замок, дабы не могли обречённые сбежать.
В отчёте говорилось о каждом случае перемещения через заставу в одну или другую сторону, но сведений о добытой драгоценной руде не было никаких. Как я понял, она там и оставалась, в большом мрачной замке, выдерживающем перманентную осаду со стороны звероподобных существ, заполонивших с некоторых пор ущелье. Произошло это мгновенно и совсем недавно. Как справиться с этой бедой, никто не знал, однако работы по добыче руды не прекращались. Всё это было совершенно секретно, поэтому я за обедом всё это и рассказал моим добрым хозяевам.
Напоследок я выдал им золото дурака Энгумара, погладил злобную собачку, которая всё это время грызла мои ноги, и направился в замок, который был уж неподалёку.
- Срочное послание! - объявил я свирепым стражам.
Заскрипели ворота замка, отворяясь предо мною. Как победитель, как экзарх, ступал я в этот город...
Не перемолвившись ни с кем ни словом по пути в казармы, я бросил на стол перед комендантом пакет и доложил:
- Эрнулис пал, остальные взбунтовались и были остановлены, ибо миссия была столь легко выполнима.
Комендант кивнул.
- Мы объявим в казарме о славной гибели наших братьев.
- Их гибель была позорной, - подчеркнул я. - И об этом будут знать все.
Комендант встал из-за стола. Он был чуть выше моего пупка. Ему нужно было смотреть высоко вверх, чтобы сполна изведать моего высокомерия и пренебрежения. Он открыл было рот, как рыба, подвигал так, закрыл обратно и почему-то поспешно засеменил прочь.
Моя рука лежала на арбалете и пару раз пальцы дрогнули. Однако я сдержался. На этот раз - сдержался...
* * *
Вечером все воины выстроились на плацу перед казармами и слушали странную и уклончивую речь коменданта, из которой следовало, что отряд, возглавляемый мною, почти полным составом погиб в некой борьбе, которая исключала правила рыцарской субординации. Всё это было изложено в крайне велеречивой форме и, очевидно, предназначалось по большей части писцу для эпических хроник легиона. Воины откровенно скучали, проявляя истинное мужество, выслушивая всю эту чушь. Писец же скрипел пером и загаживал свиток за свитком. Полагаю, это будет называться чем-то вроде "История достопочтенного Эрнулиса и брата его, Энгумара", только следовало бы добавить: "сражённых великим и непобедимым Фредериком Розенкройцом, да пребудет над ним длань Господня во все времена!". Обо мне в этой похабной истории вообще не было ни слова, хотя я как бы главный герой-то. Словом, история пишется для историков, а для народа будут "побасенки" и "небылицы". А меня-то уж попомнят надолго, только и разговоров-то, что обо мне...
Наконец, все разошлись по казармам, а я направился на причал, чтобы любоваться звёздами и морем...
Как я и предполагал, там меня поджидала Мария, но к счастью, она была нема, поэтому не могла мне особенно докучать, даже если бы поставила это своей целью. Её грифель я выбросил в воду, чтобы она не шуршала им на своей дощечке, а также наподдал хорошенько и приказал не приближаться ко мне ближе, чем на пять шагов. Едва ли кто-либо ещё рискнул бы соваться ко мне, по крайней мере, я очень надеялся, что удастся побыть в покое хотя бы несколько часов, глядя на звёзды и море...