Я лежал в кресле крохотной капсулы спасательной шлюпки и спокойно смотрел на иллюминатор, за которым пролетали куски лайнера "Полярис", взорвавшегося три часа назад... Не было ни страха, ни тревоги, я был безмятежно спокоен и даже несколько раз пытался сочинять стихи, которые, как всегда, мне было лень записывать.
- Где я нахожусь? - спросил я ровным спокойным голосом.
Бортовой компьютер тем же нейтральным тоном доложил:
- Сектор 42 Анцефалус, доминион Регуса 5.
- Это прекрасно, - сказал я. - Голубой гигант, он просто великолепен.
- И называй меня командор, - добавил я.
- К сведенью принято, командор, - ответил компьютер.
Я задумчиво помолчал, затем ровно проговорил:
- Далёких звёзд холодное мерцанье,
Их безучастен колкий взор,
Им страсть моя и пылкость ожиданья
Лишь лепет и никчёмный вздор...
Я протянул левую руку и коснулся рукояти управления. Спасательная шлюпка класса "Палладин" плавно развернулась так, чтобы я мог видеть грандиозный сияющий Регус, - одну из самых крупных звёзд сектора Анцефалус.
- Найди ближайшую планету, на которую можно совершить посадку, - сказал я.
Я не успел подумать о том, что пригодных планет может не оказаться, поскольку бортовой компьютер ответил тотчас:
- Забулон-117, планета земного типа, с достаточны для дыхания наличием кислорода в атмосфере.
Я прислушался к себе и ощутил лёгкую, но столь привычную волну разочарования... Да, я бы предпочёл умереть здесь, в космосе, чтобы вечно любоваться этими холодными недостижимыми светилами, которые я так страстно любил...
- Посадка, - сказал я и закрыл глаза.
* * *
Меня не интересовали дальнейшие пертурбации, я приказал компьютеру подключить к моей системе жизнеобеспечения усыпляющие препараты и вывести меня из летаргии только после посадки. Стиснув в руках томик своих стихов, посвящённых предмету моей страсти, я погрузился в тёмный сумрак нарколепсии, физически чувствуя, как по крови распространяется эта наркотическая тьма, ограждающая мой разум от явленного мира, призванного вечно коллапсировать, чтобы превратиться в гигантскую чёрную дыру и затем взорваться вновь и повторить цикл бытия в фатальной точности...
Подобным же образом происходило пробужденье: как будто отступала тьма. Следуя моему приказу. компьютер направил в мою кровь препараты, чтобы полностью очистить от наркотика, вызвавшего летаргию. От этих препаратов органы восприятия несколько обострились, поэтому я непроизвольно зажмурился при взгляде на иллюминатор: от пёстрого безумства джунглей резало взор.
- Выведи на экран карту местности, - сказал я.
Экран на пульте засветился и я увидел разметку площади примерно пятидесяти квадратных километров: то, что зафиксировал в деталях компьютер при посадке.
Я приказал скачать эти данные на мой портативный компьютер, взял бластер, батареи к нему, провиант и книжку моих стихов.
- Ты будешь скучать по мне? - спросил я.
- Как прикажете, командор.
Я вышел из шлюпки, с удовольствием наступив на крупного жука и насладившись его хрустом.
- Стелла, - сказал я, обращаясь к бортовому компьютеру, - когда я отойду на пятьдесят шагов, ты стартуешь и вернёшься на исходную точку крушения лайнера.
- Как прикажете, командор, - ответил компьютер.
- И уничтожишь все данные из своего бортового журнала.
- Как прикажете, командор.
- Ты забудешь обо мне, Стелла, но я буду помнить. Прощай.
- Прощайте, командор.
Я уходил и не оборачивался. Сердце моё в тоске защемило, когда шлюпка, издавая весьма пронзительный шум, стремительно рванула в небеса, чтобы витать там в полном одиночестве с пустой базой памяти. Как будто и не было меня. И в списках пассажиров лайнера "Полярис" я не значился...
* * *
С весьма мрачным видом я шёл неведомо куда, вперившись глазами в монитор портативного компьютера, фиксировавшего каждый мой шаг. Вскоре я оказался на берегу реки и, комфортно и несколько пафосно разлегшись, стал с немалой выразительностию декларировать свои стихи, отслеживая реакцию нескольких забавных существ, похожих на лемуров, которые робко взирали на меня. Когда я в шутку выстрелил одному из них из бластера в голову (её снесло, как не бывало), они и ухом не повели, лишь взглянули на товарища с лёгким удивленьем.
- Здесь воздух свеж и краски живы,
Здесь я нашёл себе приют,
На радость всем и всем на диво
Я шлю мой пламенный салют!..
Группа восторженных почитателей, то есть несколько лемуроподобных господ, взиравших на меня с восторгом (как мне казалось) и нескрываемым изумлением, робко приблизились, но всё ещё выдерживали почтительное расстояние.
Я посмотрел на портативный компьютер: согласно суточному режиму этой планеты, ночь должна была наступить через четыре часа. Моя первая ночь на этой планете...
* * *
Я включил портативную плазменную горелку на минимальный уровень и положил на неё груду хвороста. Он тотчас начал дымить.
Вечерело, я смотрел на блики на реке, переживая накатывающие волнами колоритные смеси чувств. Нега, волнение, щемящая сердце острая ностальгия: я определённо думал о Земле, - столь же страстно, как когда-то думал о других планетах...
Ароматы, исходящие от горящих ветвей, и сам костёр этот с идиотической безжалостностью окунали меня в детство. Не хватало лишь картофелин, чтобы закопать их в золу, и весёлых блестящих глаз девчонки, в которую был влюблён в детстве, да смех друга, который станет космодесантником и героически погибнет в одном из рейдов в возрасте двадцати лет...
Всё это накатывало на меня снова и снова, пока я не разрыдался, позволив себе это впервые за много лет, проведённых в холодном и высокомерном одиночестве среди чужих и неинтересных мне людей, лишь некоторые из которых имели роскошь поглумится над моим архаичным, как они это называли, "хобби" в виде стихотворчества. Теперь я был вдали от них, со своей Землёй в моём сердце, с Землёй, подарившей мне первую любовь и лучшего друга...
* * *
Не помню мига, когда я погрузился в сон, где имел фантастическую радость встречи со своей первой любовью и единственным другом, которые были столь же счастливы встрече со мною, но датчик мгновенно привёл меня в состояние бодрствования, прогнав электрический импульс по моим нервным волокнам и впрыскивая мощную дозу психотоника; на экране портативного монитора полыхало: "ТРЕВОГА! ТРЕВОГА! ТРЕВОГА!".
Выхватив бластер, я увидел в десяти шагах гигантскую тень свирепого чёрного хищника, напомнившего по первому виду носорога, вставшего на задние конечности, и бросился прочь, выпустив несколько лучшей бластера в сторону этого существа. Издав громогласный рык, хищник бросился за мной, но, добежав дл тлеющего костра, взорвался на импульсной мине, которую я ему оставил. Ярко-голубые молнии пронзили монстра, но он ещё пробежал некоторое время и затем лишь рухнул. продолжая рычать и порываясь возобновить погоню.
Датчик тем временем продолжал сигнализировать об опасности вокруг меня; на этот раз гигантская тень в небе оказалась в прицеле моего бластера и прервала свой полёт, с шумом спикировав в воду реки, где также скользили гигантские тени, проворно выбегающие на берег, чтобы поживиться лучшим поэтом Земли после Шекспира и Кроули. Первая ночь на этой планете оказалась незабываемой и яркой...
* * *
Рассвет я встретил в глубоком гроте, в который нырнул, спасаясь от прожорливых монстров, которые рвали теперь друг друга в клочья, там, снаружи; я же шёл в скальных лабиринтах, чтобы найти себе укромное место, где можно было бы отдохнуть. Из живности здесь попалась только ползучие гады и различные виды насекомых, хрустевших под моими ногами при каждом шаге.
Наконец, я оказался в просторном подземном помещении, стены которого фосфоресцировали от плесени, и присел возле потока струящейся воды. Как я и ожидал, вода была стерильно чиста. Здесь, среди гигантских сталактитов и сталагмитов, я мог отдохнуть и выспаться. Я лёг возле самого края ручья, чтобы слышать его журчанье, и погрузился в ясный и чистый сон некрещённого младенца...
Мне казалось, кто-то звал меня по имени. Как странно... Как странно слышать родные голоса здесь, на неизведанной планете, в глубоких холодных подземельях, где никто никогда меня не найдёт. Разве не об этом я мечтал всегда, с самого рожденья? Быть в чистом и прекрасном одиночестве, размышляя о вещах отвлечённых и бессмысленных, да просто сочиняя стихи.
Я открыл глаза и с некоторым удовлетворением осмотрел своё жилище. Да, здесь меня никто не потревожит. Никогда...