Тепляков Андрей Владимирович : другие произведения.

Антитело (полная)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.23*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Одинокая ферма в далеком подмосковном уголке становится ареной страшных и необъяснимых событий. Непостижимое нечто окутывает ее стеной тумана, смертельная эпидемия распространяется по окрестным поселкам, брат планирует убийство сестры. А ключ ко всему - затерянная в лесу поляна. Оказавшись в самом центре событий, главный герой противостоит угрозе. Он пытается спасти близких и выжить сам. Для этого ему необходимо понять, что происходит: пробуждение темных сил или месть человеку самой природы? На чьей стороне добро, а на чьей - зло?
  АНТИТЕЛО
  
  Антитело - ответ иммунной системы организма на вирусную атаку
  Открытая Энциклопедия
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
  12 июня 1883 года
  Деревня Кокошино
  40 верст от Волоколамска
  
  Степан плакал. Слезы лились из покрасневших глаз и капали в бороду. Ноги вязли в низком тумане, цеплялись за корни и жесткую траву. Низкое багровое солнце глядело сквозь черные стволы деревьев, словно огромный злой глаз, окрашивая туман в густой пурпур, будто кровь, разлитую по земле. При каждом шаге узловатые ветки хлестали Степана по лицу и хватали за выпростанную рубаху, словно пытались удержать. Но силы в них больше не было.
  Черт объявился в селе в конце весны. И принес его сын Никитка в корзинке с черникой.
  Степан громко всхлипнул, и плечи под намокшей рубахой затряслись. Топор задел один из черных стволов и тихо звякнул. С лезвия в туман упала капелька крови.
  
  -Отпоем его по христианскому обряду, - сказал батюшка Захар Винник. Мужики согласно закивали. Запах пота и свечной чад заполнили церковь так, что нечем было дышать. Степан отступил.
  -Да как же я могу? Сына?
  -Ты людей спасешь, - сказал Захар. - Заест Диавол деревеньку, если ничего не сделаем.
  -Ты - поп, тебе и с чертом тягаться. Я на смертоубийство не пойду!
  -Ты не погубишь - они сделают.
  Захар указал на молчаливо сидящих мужиков. Их белые неподвижные лица и блестящие от огня глаза были неподвижны, словно у истуканов.
  -Степан, не ты первый чадо жертвуешь...
  -Кому? - заревел он и выбежал из церкви в сырую холодную темень.
  
  Идти стало немного легче. Деревья расступились, давая дорогу, а в голове гулким эхом звенел Дашин крик. Не крик даже - вой, как волчица воет, увидев...
  Степан упрямо затряс головой, прогоняя память о том, что сотворил. Зверь так не сделает. Детеныша своего. Картины, живые и страшные, роились, словно оводы, а он все мотал и мотал головой, разбрызгивая слезы.
  Он остановился. Перед ним оказалась поляна, а посреди - шесть сатанинских столбов - мертвые деревья, закрученные спиралями. Словно коловоротами вылезли из самого пекла. Черные молчаливые стволы, на ярком красном фоне солнца. Вот она - дверь. Степан шагнул вперед, и покачнулся под гнетом жутких образов: кричащая Даша; руки, залитые кровью; топор, на лезвие которого налип клок светлых волос и...
  -Да будьте вы все прокляты! - заорал Степан, упал на колени и стал биться головой о твердую глинистую землю.
  На мгновение ему показалось, будто в шорохе тонких, как паучьи лапы, ветвей, раздался сухой смешок. Степан поднялся, перекинул топор из руки в руку и, сжав зубы, пошел к ближайшему крученому стволу.
  
  
  Май 2006 года
  День первый
  
  1
  
  Глеб вздрогнул и открыл глаза. Электричка, лениво постукивая колесами, ползла через переезд. В туманной дымке раннего утра видно было кусок шоссе и две машины, стоящие за шлагбаумом - грязную белую 'Газель' и красную 'шестерку'. Во все стороны, покуда хватало глаз, тянулись темно-зеленые стены хвойного леса. Глеб потянулся и зевнул.
  Он подумал, что это и есть самый настоящий 'медвежий угол': такое место, которое одинаково далеко и от того, от чего он уходил, и от того, к чему хотел придти.
  Он вытащил из рюкзака початую бутылку 'Пепси' и сделал большой глоток. Жидкость запенилась во рту, и защипало глаза. Глеб осторожно проглотил и дважды икнул.
  'Отрава'.
  Он убрал бутылку в рюкзак, уперся лбом в стекло и стал наблюдать за лениво проплывающими за окном телефонными столбами. Скрипнула дверь тамбура, и в вагон вошел контролер. Над скамьями всколыхнулись кусты рассады - дачники полезли за билетами. Залопотали разбуженные дети, застучали по дереву кружки и термосы.
  Глеб извлек из кошелька билет и, дождавшись свой очереди, предъявил. Контролер, помятого вида хмурый мужик, черканул на нем и молча двинулся дальше. Это заурядное событие всколыхнуло Глеба. Спать больше не хотелось.
  Он прижал к животу рюкзак, закрыл глаза и снова мысленно вернулся в тот бесконечно долгий и грустный день, когда Света сказала ему: 'Извини'. Злость и обида с тех пор немного улеглись, иногда он даже ловил себя на мысли, что виноват сам. Как можно было не замечать ее измену, легкую интрижку, обросшую такими непреодолимыми последствиями, когда все это происходило почти на виду, под самым носом? Как можно было говорить о любви к девушке и не знать, чем она живет в ту самую минуту, когда мысленно произносишь ее имя? И как могла она упрямо молчать о самом важном, рассуждая о всякой ерунде? Глеб простил ее. Простил удивительно быстро. Формально они расстались друзьями, но только сам Глеб и его мать знали, какой бардак остался у него в душе. Никакого согласия в ней не было.
  Он подозревал, что именно мать организовала эту поездку, в которой он мог, находясь вдалеке от своих переживаний, привести чувства в порядок. Ее брат, владеющий фермой неподалеку от Волоколамска, позвонил позавчера и предложил племяннику, если тот не имеет других важных дел, пожить у него месяцок. 'Прочистить свежим воздухом сведенную заботами грудь'. И Глеб согласился. Теперь он сидел в электричке, с каждой минутой уносящей его все дальше от Светы, от дурных мыслей, от себя самого. К дядьке, в глушь, в Саратов.
  Над лесом взошло солнце и наполнило вагон яркими причудливыми тенями. Глеб улыбнулся.
  'Вот оно - начало моих приключений!'
  
  2
  
  Свежий ветер, разгуливающий по платформе, заставил его задрожать. Глеб застегнул куртку и, стуча зубами, поплелся за толпой дачников. Дядя сказал, что будет ждать на автобусном круге. Где этот круг, Глеб не знал, но предположил, что толпа сама его туда выведет.
  Груженые рюкзаками и саженцами, дачники, словно спелые ягоды сыпались с платформы вниз. Они кидали свои пожитки, выпячивая от напряжения зады, а те, что стояли внизу, ловили. Из рук в руки передавали детей, гомон голосов взмывал вверх и плыл среди раскачивающихся ветвей.
  Глеб последовал за основной массой и оказался в крохотном здании вокзала. Дачники толпились у единственной узкой двери, было душно и холодно. Ожидая пока человеческий затор рассосется, Глеб принялся рассматривать плакаты, такие же старые и выцветшие, как желтые стены, на которых они висели.
  На одном из них был изображен человек, спрыгивающий с платформы прямо под колеса несущемуся поезду. Человек был изображен довольно схематично, в отличие от локомотива - большие 'выпученные' фары, красные линии по переду, похожие на татуировки, злобная ухмылка 'фартука' делали его похожим на механического маньяка. Очень старого механического маньяка. На плакате большими черными буквами было написано: 'Что тебе дороже - жизнь или сэкономленная минута?'.
  Глеб улыбнулся. Он мог бы поспорить насчет очевидности ответа на этот вопрос, но спорить было не с кем - последний дачник уже покинул здание вокзала, пришла пора двигаться и ему.
  Уши сразу наполнил птичий гомон: десятки их прыгали по ветвям деревьев, рассаженных по периметру автобусного круга, на большой центральной клумбе копошилась целая орда воробьев, похожая на двигающееся серое одеяло.
  Колонна дачников штурмовала потрепанный 'Лиазик', заметно кренящийся под тяжестью людей на правую сторону. Водитель курил, стоя рядом с раскрытой дверью, и смотрел на толпу.
  Глеб огляделся в поисках дяди. Его взгляд скользнул по небольшим магазинчикам, теснившимся на вокзальной площади, и остановился на пыльном пикапе, неопределенного темного цвета. Машина соответствовала описанию, но она оказалась пустой. Он направился к ней, поднимая кроссовками облачка бежевой пыли. На передке машины блеснула эмблема 'Тойоты'. Кузов покрывал тонкий слой грязи, явно еще свежей - похоже, что машину недавно вымыли. На ходу Глеб полез во внутренний карман за сотовым, намереваясь позвонить дяде, но пока боролся с подкладкой, дверь ближайшего магазина скрипнула, и оттуда вышел сам дядя, собственной персоной. Его руки оттягивали четыре огромные сумки. Племянника он заметил сразу.
  -Привет, Глеб! Давно ждешь?
  -Здравствуйте, дядя Сережа. Я только вышел.
  -Ну и отлично!
  Дядя подошел к пикапу и уложил сумки в кузов.
  -Ну, давай свою мужественную руку!
  Ладонь у него оказалась сильной и твердой, будто деревяшка. Он стиснул руку племянника, тряхнул и отпустил.
  -Я тут накупил кое-чего. Поможешь?
  -Конечно.
  -Рюкзак кидай в кабину.
  Закупался дядя знатно. Пришлось сделать три ходки, прежде чем они, в четыре руки, перенесли покупки в машину. Отдуваясь, Глеб плюхнулся на пассажирское кресло. Озноб прошел, и теперь ему было жарко.
  Дядя, казалось, не чувствовал ни усталости, ни холода. Даже байковую рубашку не застегнул.
  -Ну что, утомился?
  -Да нет. Согрелся.
  -А что, холодно?
  Дядя широко ухмыльнулся в бороду, вставил ключ в зажигание и повернул. Двигатель тихо заурчал.
  -Поехали?
  -Ага.
  Машина плавно скользнула на дорогу и поехала по кругу. Они миновали автобус, под тяжестью людей почти завалившийся на правый бок. Из выхлопной трубы вырывались густые клубы сизого дыма. Глеб попытался закрыть окошко, но не успел.
  -Ничего, сейчас выберемся на шоссе - моментально выветрится, - сказал дядя.
  Они немного покружили по привокзальному поселку, мимо покосившихся домишек и зеленых заборов. Пару раз за машиной увязывались сердитые дворняги, но быстро отставали, как только пикап покидал их владения. Скоро дома остались позади, и 'Тойота' покатила по разбитому шоссе, в окружении полей и перелесков. В низинах стоял туман, в котором плавали темные туши каких-то животных.
  'Коровы, наверное', - подумал Глеб.
  Машины на шоссе попадались редко, по большей части побитые 'Зилки' с бревнами или 'Газели'. Легковые почти не встречались.
  -Дорога совсем пустая.
  -А здесь и некому разъезжать. Если от Привокзального повернуть направо, к Спасу, там народу побольше. А здесь почти ничего нет. Один лес да поля.
  Дядя посмотрел на Глеба.
  -Управлял когда-нибудь трактором?
  -Нет.
  -Попробуешь.
  Они замолчали. Равнины постепенно сменились лесом, словно волнистые зеленые стены выросли по сторонам дороги. Здесь туман стал гуще, и дядя включил фары.
  Они проехали несколько деревень, пару раз пересекли речку со смешным названием 'Раздериха', величественно проплыло мимо монументальное бетонное сооружение с надписью 'Совхоз имени XXII съезда КПСС'. Солнце продолжало свое восхождение, растворяя туман в ярком золоте света. Глеб опустил козырек. Колеса глотали выбоины, и машина плавно покачивалась, словно корабль на волнах.
  Из-за поворота вынырнула табличка с надписью 'Горенино'.
  -Это последний крупный населенный пункт, - сказал дядя. - Дальше сплошной лес.
  Глеб хотел было высказаться на тему крупного населенного пункта, но передумал, любуясь восстающей от сна природой.
  Шоссе по совместительству оказалось главной дорогой деревни. 'Тойота' сбросила скорость, и медленно покатила между деревянных домов. На скамейках у заборов грелись на солнышке старухи. У магазина 'Продукты' стояла очередь, человек пять, в основном мужчин. Впереди показалась небольшая площадь с памятником неизвестному солдату на противоположной стороне. Ее окружали несколько кирпичных зданий и магазинов. Какой-то мужик, увидев 'Тойоту', махнул рукой. Дядя ответил на приветствие и снова сбросил скорость. По площади сновали дети, наполняя свежий воздух трелями велосипедных звонков и криками, у памятника тусовалась группка молодежи - человек пять. У некоторых зданий стояли припаркованные машины.
  Они миновали площадь, повернули и оказались в окружении низких, полуразвалившихся кирпичных стен. В щелях и дырах росла трава, а дожди и зимы давно уничтожили краску. Развалины стиснули дорогу с двух сторон, сократив и без того узкую проезжую часть. Покрытие в этом месте было ужасным, и 'Тойоте' пришлось буквально ползти, то и дело сваливаясь в глубокие ямы, окружающие редкие островки асфальта. Над стенами возвышалась рябая покосившаяся колокольня, словно башня замка из готических романов. Ее камни местами почернели и покрылись мхом, делая ее похожей на мрачное пристанище демонов.
  -Нравится?
  Глеб оторвался от окна.
  -А?
  -Это старая часть деревни. Лет шестьдесят назад она была больше, а здесь располагалась пожарная станция. Вон видишь?
  Дядя наклонился и указал на тусклый цилиндр водонапорной башни.
  Развалины остались позади, и снова начался лес. Глеб откинулся на сидении, размышляя, что было бы неплохо разведать те трущобы. А особенно церковь. И прихватить с собой фотоаппарат. Он решил, что на ферме наверняка есть фотоаппарат.
  По обочине все чаще и чаще стали появляться странные растения: огромные, с большими, похожими на зонтики соцветиями, состоящими из множества белых цветов. Высота некоторых из гигантов доходила, по прикидкам Глеба, до двух метров. Блестящие зонтики выглядели неприветливо.
  -А что это за цветы такие? Там, у обочины?
  -Борщевик. Сорная трава. Дальше они еще больше.
  За десять минут им не встретилось ни одной машины.
  Наконец, дядя сбросил скорость и включил поворотник. Глеб выпрямился, пытаясь понять, куда тот собрался поворачивать. Впереди были только деревья и больше ничего. Лишь в последний момент в стене деревьев показалась прореха - узкая грунтовая дорога. На нее 'Тойота' и свернула, подняв облако серой пыли. Солнце мгновенно померкло, скрывшись за сочной зеленой листвой.
  -Места здесь дикие, - сказал дядя. - Можно сказать - заповедные. Кого только я на этой дороге не видел - зайцы, лисы, пару раз даже олени попадались! Что уж говорить о чащобе. А в небе - орлы, совы. Ты когда-нибудь видел орла?
  -Только на долларах.
  Дядя запрокинул голову и захохотал.
  -А волки здесь есть? - восхищенно спросил Глеб, поедая глазами лес, в надежде увидеть настоящую лису.
  -Я не видел, но, говорят, попадаются. А вот зайцы прямо к дому подбираются. Ежей полно. Лисы-воровки - все как положено. Где еще такое увидишь?
  -Да уж!
  Дорога свернула направо, но дядя продолжал двигаться вперед, по наезженным в чахлой траве колеям.
  -Поворот уходит на Титовку. Небольшая деревенька, примерно в километре отсюда.
  Он остановил машину.
  -Почти приехали.
  Глеб посмотрел вперед. Обмотанная вокруг двух стволов, поперек дороги свисала цепь, а на ней болталась табличка с надписью 'Частная собственность'.
  -У нас - как в лучших домах.
  Дядя открыл дверь, и, обойдя машину, пошел к цепи. С улицы в кабину пахнуло свежим и сырым запахом деревьев и земли, травы и цветов. Целое море звуков - шорох, шелест листвы, громкие птичьи песни - все это окутало Глеба, и он непроизвольно вздохнул. Глубоко-глубоко, наполняя легкие. В голове слегка загудело.
  Дядя вернулся, завел машину за цепь, а потом снова перекрыл дорогу.
  -Замок простой, - сказал он, пуская пикап дальше в лес, - гвоздем можно открыть. Местные знают - они ко мне заезжают иногда. Неплохой народ.
  -А зачем тогда вообще его вешать?
  -Чужаков пугать.
  -Их цепью не напугаешь.
  -И такое бывает. Но многие не полезут дальше в глушь - кто знает, что за этой цепью? Так и подстрелить могут. Пару раз приходилось пальнуть, чтобы убрались. Но это редкость. Народ здесь мирный.
  Глеб немного заробел, но окружающая красота за окном быстро растворила страх. Это место слишком напоминало рай. Здесь просто не могло произойти ничего плохого.
  'Тойота' медленно ползла между деревьями. Откуда-то справа донесся быстрый стук. Глеб пригляделся и увидел на одном из сухих стволов дятла. Птица застыла, дергая головой, будто что-то высматривая, а затем вновь принялась стучать по дереву, быстро-быстро, так что удары слились в непрерывную дробь.
  Машина покачивалась в глубоких колеях, проплывая в прохладных зеленых глубинах. 'Эта дорога мне запомнится', - подумал Глеб. - 'Я еще никогда не видел и не ощущал ничего подобного'.
  Наконец, лес расступился, и перед ними раскинулось огромное поле, на окраине которого, прижавшись к самой кромке леса, стоял симпатичный двухэтажный дом, покрытый белым сайдингом. Его окружал небольшой газон, по которому в разных направлениях расходились грунтовые дорожки. Одна из них упиралась в широкую площадку у ворот сарая, похожего на низенького толстяка, облокотившегося на дом.
  -Ну вот и приехали, - сказал дядя, поворачивая и пуская машину вдоль леса. - Сейчас распакуемся и перекусим.
  -Я уже завтракал, - сказал Глеб.
  В желудке заурчало.
  -Это когда было?
  -Давно.
  -Первое время будет постоянно хотеться есть. Проверено. Специфика жизни на природе.
  Машина выкатилась на пятачок у крыльца и остановилась.
  
  3
  
  Двигатель умолк, и Глеба буквально оглушила навалившаяся со всех сторон тишина. Разумеется, звуки были. Они неслись отовсюду, но совсем другие, не как в городе - мягкие, поющие в унисон с мыслями - эти звуки и были тишиной. Они словно растворялись в чистом воздухе, в них не было ни тревоги, ни ...
  Дядя хлопнул дверью, разрушая иллюзию. Глеб вздрогнул.
  -Давай разгружаться!
  Они подошли к кузову и стали выкладывать сумки на землю. Дядя подхватил их штуки по четыре в каждую руку и пошел к сараю. Глеб посмотрел на него с завистью. 'А с виду не скажешь - тощий, высокий. Жилистый мужик'. Собственный груз оттягивал руки, заставляя Глеба крениться на левую сторону, где ноша была тяжелее. Стараясь не споткнуться и не показывать, как ему тяжело, он дотащился до сарая и с облегчением поставил сумки у ворот.
  -Привет, ребята!
  Голос донесся с крыльца. Глеб обернулся и увидел тетю Иру. Она стояла, опираясь одной рукой о перила, а другой прикрывала глаза от солнца.
  -Здрасьте, тетя Ира!
  -Привет Глеб! Как доехал?
  -Нормально!
  -Я смотрю, ты возмужал. Уже настоящий мужчина.
  Глеб не нашел, что ответить и смущенно улыбнулся.
  Между перилами и ее рукой просунулась маленькая белобрысая голова. Короткие волосы были пострижены по мальчишески, открывая тонкую детскую шею.
  'Аленка', - подумал Глеб.
  Он видел свою двоюродную сестру лет шесть назад, когда тетя Ира выписывалась из роддома. Это был крошечный кричащий комок, закутанный в сложную конструкцию из одеял. Когда Глеб заглянул туда, перед ним оказалось маленькой сморщенное личико, почти половину которого занимал беззубый кричащий рот. Никаких приятных эмоций младенец не вызывал, и Глеб искренне удивлялся всем этим 'ах, какая красавица!' и тем более - 'вся в маму!'. Что там может быть в маму, когда кроме глаз-щелочек и открытого рта ничего не видно?
  'А вот она и выросла'.
  -Привет, - звонко крикнула девочка и замахала рукой. - Привет, несчастный влюбленный!
  Глеб почувствовал, что краснеет.
  -Вот я тебя! - крикнула тетя и взлохматила ей волосы. - А ну - марш в дом! Ставь чайник для брата!
  Громко рассмеявшись, девочка скрылась.
  -Не обижайся на сестру. У нее всегда язык впереди ног бежит. Заканчивайте, а потом я покажу тебе твою комнату.
  'Зато теперь я знаю, что говорили обо мне ее родители', - подумал Глеб. - 'Хотя... Ну и что?'.
  
  4
  
  Они перетаскали к сараю оставшиеся сумки, и дядя его отпустил, сказав, что разложит все сам. Глеб забрал из машины рюкзак и поднялся в дом по широким, выкрашенным в коричневый цвет ступенькам.
  Он оказался в маленькой прихожей. Через открытую дверь был виден большой коридор, вдоль которого тянулся шкаф с зеркальными дверями. Глеб стянул кроссовки и прошел вперед, на ходу бросив быстрый взгляд на свое отражение. Вроде ничего, только волосы растрепались во время поездки и теперь стояли дыбом.
  -У тебя домашняя обувь есть? - крикнула откуда-то из глубины дома тетя.
  -Нет.
  -Ничего. Я тебе что-нибудь подберу. У Сережки полно тапок.
  Она появилась в дверях, на ходу развязывая яркий передник.
  -Пошли. Твоя комната на втором этаже.
  Изнутри дом был отделан вагонкой, выкрашенной светлой краской, сквозь которую проступала текстура дерева. Вкупе с ярким солнечным светом, в изобилии льющимся через множество окон, она создавала необычное ощущение объема. Каждая деталь, каждая ступенька и дверная ручка выглядели подчеркнуто трехмерными и яркими. Воздух в доме почти ничем не отличался от улицы. Ощущение было совсем не таким, как бывает, когда войдешь в городскую квартиру - будто попадаешь в пыльный мешок. От стен исходил запах дерева и тепла.
  Они поднялись по крутой лестнице и остановились на площадке второго этажа. На нее выходили три двери, одна из которых была распахнута.
  -Вот здесь ты будешь жить. Туалет и ванная рядом, так что никто никому не помешает. Располагайся. Когда будешь готов, спускайся завтракать.
  Комната Глебу понравилась. Такая же светлая, как и весь дом, с балконом и высоким потолком, повторяющим скат крыши. Глеб бросил рюкзак на кровать и подошел к раскрытому окну. С поля доносились запахи земли и травы. Громко горланили птицы. Глеб высунулся и посмотрел наверх. Под крышей, чуть в стороне от него свили гнездо ласточки.
  'Шумные будут у меня соседи'.
  Со всех сторон поле обступал лес. Из окна нельзя было понять, где он заканчивается. Он расходился во все стороны, словно волнующееся зеленое море. Ближе к полю листва была светлее и деревья поменьше, а над их изумрудными макушками высились, уходя бесконечно далеко, темные кроны чащи.
  Глеб несколько раз глубоко вздохнул и пошел в ванную.
  
  -У вас здесь почти как в городе! - сообщил он, спустившись на кухню. - И горячая вода есть. И... вообще!
  -А то! - отозвался дядя. - У нас все по высшему разряду.
  -Садись, - тетя указала ему на стул. На плите шкворчала сковорода, распространяя запах яичницы. Аленка торжественно, в полной мере осознавая значимость своей работы, расставляла на столе чашки и блюдца.
  Когда все расселись, тетя выразительно посмотрела на нее.
  Аленка вздохнула и повернулась к Глебу.
  -Извини. У меня язык, как...
  -Помело, - подсказала мама.
  -Как помело! Мам, а что такое помело?
  Глеб улыбнулся и впился зубами в большой ломоть ароматного белого хлеба.
  
  5
  
  -Это поле десять лет назад купил мой отец, - сказал дядя. - Бросовая земля. Сплошные камни, бревна и больше ничего, кроме старой лачуги. Нам приходилось вкалывать с утра до ночи, чтобы превратить его в пашню. Здесь у нас два гектара.
  -А что там?
  -Лес. На север он тянется километров на двадцать. На запад и восток поменьше, но тоже не парк. Заблудиться - пара пустяков. Ты должен это четко помнить.
  -А такое бывало?
  -Бывало. На моей памяти - двое. Одного нашли, а второй так и сгинул. Если соберешься идти в лес - обязательно бери компас. И далеко не ходи.
  -А сотовый здесь берет?
  -Когда как. У дома берет, а в поле уже нет.
  -Сейчас проверим.
  Глеб вытащил телефон и посмотрел на шкалу сигнала. Из пяти делений оставалось лишь два.
  -Мой ловит.
  -Хорошо.
  Они обошли сарай, за которым оказался небольшой синего цвета трактор. Его металлические бока блестели свежей краской. Позади него стоял бортовой прицеп.
  -А вот моя техника. Как насчет покататься до обеда?
  -С удовольствием!
  
  6
  
  Остаток дня пролетел незаметно. Глеб научился управлять трактором, что оказалось не намного сложнее, чем водить машину. Дядя прицепил сзади громоздкую штуковину, похожую на металлическую расческу, и они занялись распахиванием земли, периодически останавливаясь, чтобы убрать камни. В телогрейке, резиновых сапогах и садовых перчатках, Глеб ощущал себя настоящим сельским жителем. И нельзя сказать, что это ощущение ему не понравилось.
  Под вечер, когда Аленку уже уложили спать, они с дядей устроились на крыльце. Смотрели на суровую стену деревьев, курили и разговаривали. Жизнь казалась прекрасной.
  Глеб заснул сразу же, как коснулся затылком подушки, и спал без сновидений.
  
  День второй
  
  1
  
  -Далеко не забирайтесь, - сказала тетя, одергивая Аленке курточку. - Поняла?
  -Да, мам. А можно я покажу Глебу водопад?
  -Только в ручей не залезай.
  -Ладно.
  Тетя повернулась к Глебу.
  -Я жду вас через три часа. Следи, чтобы она не уходила с глаз. А лучше - держи ее за руку.
  -Мама! Я уже большая!
  -А я и не говорю, что ты маленькая.
  -Не волнуйтесь, теть Ир. Мы будем осторожными.
  Тетя посмотрела на него и кивнула.
  -Да, я в этом уверена.
  Глеб натянул резиновые сапоги и немного потоптался на месте.
  -Отлично.
  Он посмотрел на сестру.
  -Готова?
  -Уже давно! Копуша!
  -Ну, ладно...
  Глеб быстро повернулся, заставив Аленку вздрогнуть от неожиданности.
  -Теть Ир, у вас есть фотоаппарат?
  -У папы есть! - крикнула девочка.
  Тетя кивнула.
  -Можно мне взять?
  -Подожди минутку.
  Тетя вышла. Аленка подошла к окну, встала на носки и выглянула на улицу.
  -Тумана нету! - сообщила она.
  Появилась тетя.
  -Вот, держи.
  -Спасибо.
  Аленка открыла дверь и сбежала вниз по ступеням. Глеб последовал за ней, пристраивая фотоаппарат на груди.
  -Через три часа!
  -Хорошо!
  
  Утро выдалось прохладным и ярким. На траве сверкала роса, пахло лесом и водой. Кроны деревьев раскачивались, издавая тихое протяжное 'ссс...'. Глеб отметил по компасу направление и вытащил из чехла фотоаппарат.
  'Цифровой - отлично! Можно будет сразу фотки смотреть'.
  Аленка шла в нескольких метрах впереди, периодически нагибаясь, чтобы сорвать травинку или подобрать камень. Увлекшись осмотром фотоаппарата, Глеб не заметил, как они подошли к кромке леса. Он лишь почувствовал, как солнечный свет внезапно померк и, удивленный, поднял голову. Солнце скрылось в переплетении ветвей, разделив поле и лес широкой полосой тени. Деревья тихо переговаривались, поскрипывая, и неожиданно Глеб ощутил смутное беспокойство. Он оглянулся: позади была молодая трава, яркого сочного зеленого цвета, но ближе к лесу ее краски блекли, уступая место густой темени, а там, за толстыми колоннами деревьев уже проступала темнота.
  'Интересно, как будто пограничная зона между фермой и лесом. Ничейная территория. Получится отличный кадр'.
  Беспокойство прошло, как только он поднял фотоаппарат и заглянул в видоискатель. Глеб поводил им по сторонам, отыскивая такой ракурс, в котором переход от света к тени выглядел бы лучше. Когда его палец уже нажимал на спуск, в кадре появилось улыбающееся лицо Аленки.
  -Бу! - закричала она.
  Глеб вздрогнул и чуть не выронил фотоаппарат.
  -Осторожней!
  -Испугался! - радостно закричала сестра. - А что ты делаешь?
  -Отойди - и увидишь.
  Аленка послушно отступила. Глеб еще раз посмотрел в видоискатель, 'угукнул' и нажал на кнопку.
  -Дай посмотреть.
  Они наклонились над маленьким дисплеем.
  -Ух ты! Здорово! Надо показать маме.
  -Покажем, когда вернемся.
  Глеб спрятал фотоаппарат в чехол.
  -Ну, куда нам?
  
  2
  
  Аленка шла вдоль небольшого ручья, пробираясь сквозь густые заросли кустов. Глеб старался не терять ее из вида, и одновременно не свалиться на дно маленького оврага, по берегу которого они двигались. Вода весело плескалась, увлекая в своих потоках мелкие ветки и листья. Глеб потел и задыхался. Очень хотелось остановиться и присесть, но он не желал признаваться в слабости перед этой козявкой. Оставалось только надеяться, что до водопада недалеко.
  'Господи, какой здесь может быть водопад!'
  -Мы почти пришли! - крикнула Аленка и обернулась. - Уже рядом.
  Она ступила в сторону, нога в красном сапожке соскользнула, Аленка 'ойкнула' и стала сползать в ручей. Забыв об усталости, Глеб рванулся вперед и в последний момент успел схватить ее за куртку. В воду полетели комья земли.
  -Смотри куда идешь! Шею сломаешь!
  -А я и смотрю!
  Девочка сердито одернула куртку.
  -И не надо так кричать.
  -Извини. Просто я испугался, что ты свалишься.
  -Ладно.
  Аленка на пару шагов отошла от края оврага.
  -Слышишь?
  Глеб прислушался. Лес пронизывали сотни звуков, и среди них он отчетливо различил шум воды.
  -Да.
  -Пошли!
  Они двинулись дальше. Теперь Глеб шел прямо за сестрой, готовый в любой момент схватить ее, если она опять попытается соскользнуть. Но предосторожность оказалась излишней, Аленка держалась примерно в метре от обрыва и внимательно смотрела под ноги. Пройдя метров десять, они остановились. Шум воды теперь стал гораздо громче.
  -Вот, - сказала Аленка и указала прямо перед собой.
  С того места, где они стояли, было видно, как ложе ручья обрывается, обнажив темный, заросший бледным мхом валун. Вода переливалась через него и с мелодичным плеском падала вниз, образуя маленький водопад, высотой метра в полтора. Она пенилась, закручивалась в небольшие водовороты и текла дальше, исчезая в густых кустах.
  -Класс! - восхитился Глеб.
  -Я же говорила!
  Они осторожно пробрались немного вперед и уселись на поваленное дерево. Водопад оказался прямо перед ними. Глеб вытащил фотоаппарат.
  -Папа уже делал снимки. Фотографию даже напечатали. В книжке.
  -Ага.
  В видоискатель он рассмотрел и другие детали, которые не заметил сразу: по краям ручья расположились высокие папоротники, из-под валуна живописно высовывался толстый корень какого-то дерева. На дне росла трава, словно длинные распущенные волосы она стелилась вдоль поверхности и колыхалась в такт течению. Глеб снял пару кадров, и они склонились с Аленкой голова к голове, рассматривая, что получилось.
  
  3
  
  -Хочешь бутерброд? - спросил Глеб.
  -Да. С сыром!
  Он достал из рюкзака пакет, и они принялись жевать, глядя на водопад, под аккомпанемент журчащей воды.
  'Хорошо', - подумал Глеб. - 'Так спокойно. Тихо'.
  Солнце приятно грело кожу, создавая ощущение почти домашнего уюта. Даже Аленка притихла и молча жевала свой бутерброд, роняя крошки во влажную траву. Неподалеку в лесу поскрипывало дерево. Если где-то в мире и было средоточие покоя и безмятежной красоты, то именно здесь, возле водопада. Казалось, что здесь не существует времени - оно осталось там, на берегу ручья, не смея своими шагами нарушать очарования.
  Глеб не торопясь доел и посмотрел на часы. До срока было еще далеко. Он перевел взгляд на ручей, исчезающий за кустами в паре метров от них.
  -А что там дальше?
  -Не знаю. Я туда никогда не ходила.
  -Пойдем - разведаем.
  -Да! Пойдем!
  
  Берега ручья опустились, а ложе сделалось шире. Вода больше не бежала так стремительно как раньше, а лениво текла среди густой зелени и кустов. Скоро поток совсем затерялся в траве. Земля сделалась влажной и податливой, словно пружинный матрас, пахнуло сыростью. Лес заметно поредел, а через несколько минут Глебу с Аленкой пришлось остановиться, чтобы не угодить в обширное, покрытое зеленой ряской болото. Оно простиралось так далеко вперед, насколько хватало глаз. Отдельные кочки, словно островки, возвышались над спокойной поверхностью; подобно верстовым столбам из болота торчали чахлые деревья. Они клонились в разные стороны, раскинув корявые сучья, некоторые упали и теперь стволы, покрытые зеленым мхом, торчали из воды, словно спины древних чудовищ.
  -Дальше идти нельзя, - сказал Глеб.
  -Мы можем попасть в трясину.
  -Точно.
  Он сверился с компасом. Обратная дорога вдоль ручья по собственным следам заняла бы не меньше полутора часов. Болото вытягивалось к северу, и, если повернуть на восток, можно было срезать путь и выйти к полю.
  'Поле здоровое, мы обязательно на него наткнемся'.
  Он повернулся к Аленке.
  -Мы пойдем вдоль болота на восток.
  -К дому?
  -Да. Так будет короче.
  -А мы не заблудимся?
  -Нет. Я все время смотрю на компас.
  Аленка забавным жестом поскребла макушку, изображая сомнения.
  -Ладно.
  Они отошли от болота туда, где земля была суше, и двинулись вдоль него к дому. Глеб то и дело поглядывал на стоячую воду одновременно с восхищением и беспокойством. Его завораживала мысль о том, какие глубины скрываются под ровными слоями травы и ряски. Болото словно пряталось от людей, поджидая, когда неосторожный пешеход ступит на зеленый ковер, и тот расступится у него под ногами, и жидкая грязь глубиной в несколько метров ухватит за ступни и потянет вниз, пока...
  Рядом с ним, громко захлопав крыльями, взлетела птица. Глеб вздрогнул и поднял глаза на Аленку. Она шла впереди, ощупывая землю длинной сухой палкой.
  Болото осталось позади, и вновь лес сомкнул строй деревьев. Ребята с трудом продирались сквозь густые заросли, раздвигая руками ветви и поминутно спотыкаясь о толстые выступающие из земли корни.
  Аленка остановилась и огляделась по сторонам.
  -Ты чего?
  Она обернулась. Лицо ее выглядело уставшим и напряженным. Глеб сразу пожалел, что заставил сестру так далеко забраться в лес. Все-таки, она еще ребенок. Ей трудно.
  -Мне надо отойти, - сказала Аленка.
  -Зачем?
  -Пописать.
  -А... Ладно. Только недалеко.
  -А ты не смотри!
  -Больно надо на тебя смотреть!
  -Отвернись!
  Глеб отвернулся и услышал, как защелкали сухие ветки. Он посмотрел на часы и покачал головой. До срока, назначенного тетей оставалось сорок минут - времени не то, чтобы много - а он даже не представлял, как далеко от дома находится.
  'Надо было идти по ручью. По крайней мере, там дорога знакомая'.
  -Ты закончила?
  -Да! Глеб, иди сюда! Смотри!
  -У нас времени нет!
  -Посмотри! Вот здорово!
  Глеб чертыхнулся про себя и пошел на голос. Через минуту, среди деревьев он различил ярко-синие пятно Аленкиной куртки.
  -Ну, что тут у тебя?
  -Вон там! Видишь?
  Глеб взглянул в указанном направлении, но не увидел ничего интересного.
  -Ну и что?
  -Посмотри, какие там деревья странные!
  Он пригляделся внимательнее и вдруг увидел то, о чем говорила девочка. Среди обычных сосен виднелся чудной, черный, закрученный спиралью ствол. На редких ветвях ни листочка, будто дерево было не деревом, а пластиковой скульптурой, неподвижной и неуловимо мрачной.
  Глеб еще раз посмотрел на часы.
  -Ладно, пойдем - разведаем.
  -Чур - я первая.
  
  4
  
  По мере приближения к загадочным деревьям - Глеб обнаружил, что их там несколько - лес поредел, и идти стало легче. Кусты и ветви теперь расступались перед ними, словно слушаясь чьего-то приказа. Глеб вытащил фотоаппарат и снял чехол.
  -У меня в ухе щелкает, - сказала Аленка.
  -Ничего. Перестанет.
  Они остановились одновременно, как по команде и раскрыли рты, глядя на необычное зрелище, явившееся перед ними.
  Глеб насчитал шесть спиральных стволов. Они поднимались из низкой ядовито-зеленой травы, образуя неровный круг, словно наконечники свёрл. Кора у них была очень темной и по фактуре напоминала змеиную кожу. Кроме них и травы, на небольшой поляне больше ничего не росло.
  Аленка стала тереть лоб.
  -Ты чего?
  -Я не знаю, - испуганно отозвалась она. - Голова болит. И живот. Давай не пойдем туда?
  -Ладно. Я только сфотографирую, и мы уйдем. Хорошо?
  Девочка посмотрела на брата с сомнением, но спорить не стала.
  -Хорошо.
  Глеб подошел поближе.
   'Ничего себе! Отличный кадр! Вот это да!'.
  Хрустнула ветка. Где-то громко прокаркала ворона. Он нажал на кнопку фотоаппарата...
  -А-а-а-а!
  От неожиданности Глеб подскочил и обернулся, как раз в тот момент, когда сестра проносилась мимо него. Он увидел Аленкино лицо лишь мельком, и ноги его вдруг ослабли. Из носа девочки текла кровь, капая на светлую куртку, а из глаз катились слезы. Она промелькнула перед ним, и теперь Глеб видел ее со спины. Видел, как она подняла руки и обхватила голову, продолжая лететь вперед.
  -Аааа! Больно!
  Глеб успел заметить, как странно она движется: выгнувшись дугой, словно что-то толкает ее к поляне и тем странным деревьям.
  -Алена!
  Ватные ноги не желали слушаться, но Глеб заставил себя идти, а потом бежать.
  -Алена!
  На какой-то миг ему показалось, что ступни сестры оторвались от земли. Глеб споткнулся и чуть не упал. Корень, весь покрытый свежей землей, словно специально высунулся, чтобы помешать ему. Глебу показалось, что кусты впереди зашевелились, стараясь скрыть девочку, спрятать от него.
  'Тетка убьет меня! Убьет!'.
  -Аленка!
  Она добралась до границы поляны и вдруг застыла, как вкопанная. Руки по инерции взметнулись вверх и упали. А потом она задрожала. Ее тело сотрясалось так, будто через него пропустили электрический ток, голова болталась из стороны в сторону, шапка слетела и упала на землю, короткие светлые волосы встали дыбом. Глеб почувствовал, что вот-вот обмочит штаны. Зрелище это, словно кошмарный сон наяву, сильно ударило по нервам.
  'Одержимая!'.
  Глеб почти добрался до сестры, когда она вдруг захрипела, словно пыталась вздохнуть, но не могла. Девочка перестала дрожать, ее тело напряглось и вытянулось. Она стала раскачиваться взад-вперед, как метроном по широкой, немыслимой амплитуде. Когда Глеб уже готов был ее ухватить, она ринулась вперед и упала в траву рядом с одним из черных стволов.
  Ветер взревел в высоких кронах, и Глеб почувствовал, что тоже падает, словно что-то ударило его в спину. Он грохнулся на землю и больно ударился носом о твердую, как камень поверхность. В глазах потемнело.
  
  Глеб всхлипнул и поднял голову. Аленка лежала в метре перед ним лицом вниз. Руки и ноги были раскинуты в стороны и не шевелились. В ушах его вдруг загудело, и этот гул затмил даже боль в разбитом носу. Глеб застонал и схватился руками за голову. Яркая куртка сестры, красный цвет ее сапог жгли глаза, отдаваясь резкой болью где-то внутри черепной коробки. Казалось, этот жуткий гул исходил прямо от девочки, и он все нарастал и набирал силу.
  'О-о-о, я сейчас сдохну!'.
  Перед глазами Глеба появилась удивительно четкая картинка: он встает, подходит к сестре и сжимает ее горло так, что болят пальцы. Она не вырывается. Он давит все сильнее, чувствуя что-то мягкое, податливое, и, наконец, изо рта у нее вырывается хрип и сразу же за этим гул в голове смолкает.
  Глеб выплюнул кровь и поднялся на ноги, глядя перед собой остановившимся взглядом. Он подошел к Аленке и ткнул в спину носком сапога. Она слабо пошевелилась, вызвав новый приступ боли в голове. Глеб почувствовал, что проваливается в темноту. Он опустился на колени и перевернул девочку лицом вверх. Ее рот был открыт, и из него исходил такой запах, что его чуть не стошнило. По подбородку потекла слюна, а пальцы коснулись тонкой шеи.
  Последнее, что Глеб заметил, прежде чем отключился, было неуловимое движение со стороны одного из черных стволов. А затем он почувствовал, что его приподняло над землей, потом было ощущение полета сквозь густой, наполненный гулом воздух и темнота...
  
  5
  
  Глеб открыл глаза, но увидел лишь неясные тени. В голове шумело. Он зажмурился и осторожно сел. Болела спина, саднило ладони, как будто по ним прошлись наждаком. Прищурившись, он огляделся. Зрение постепенно возвращалось и, сквозь неясную дымку можно было различить поляну с яркой травой, деревья и лежащую метрах в трех Аленку. Морщась и постанывая, Глеб поднялся на ноги и подошел к ней.
  -Алена?
  Глаза сестры были закрыты, а лицо перемазано густым слоем крови и грязи. Она медленно и глубоко дышала.
  -Аленка? Ты меня слышишь?
  Он встал на колени и потряс ее за плечо.
  -Ты живая? О Господи!
  Глеб подсунул под нее руки и рывком поднял над землей. Мышцы протестующе заныли. Он выпрямился в полный рост и покачнулся. Поляну окружал густой лес, а прямо над ней в зените висело яркое солнце. Глеб отнес сестру за пределы круга ядовито-зеленой травы, усадил на землю, привалив спиной к дереву, и посмотрел на компас. Определив направление, он снова взял Аленку на руки и пошел вперед.
  Путь к дому виделся ему, словно сквозь туман. Он двигался автоматически, переставляя ноги, как робот, поворачиваясь из стороны в сторону, чтобы ветки не хлестали Аленку по лицу. Сердце билось медленно и гулко, отдаваясь болью в горле. Несколько раз он звал сестру по имени, но та не реагировала.
  'Она спит! Она должна спать!'.
  Ноги в красных сапогах безжизненно свисали, и ударяли ему в бок каждый раз, когда он оступался. Она была похожа на большую куклу, отлично исполненную и совершенно мертвую.
  Глеб не мог сказать, сколько он прошел в тишине, когда девочка вдруг пошевелилась и открыла глаза. В них отразился испуг, и маленькое тело напряглось.
  -Мне плохо!
  -Я знаю. Потерпи немножко, - сказал Глеб. Говорить было трудно, все тело буквально разваливалось на части от боли и усталости.
  -Хочу к маме.
  -Мы идем домой. Уже скоро.
  Аленка не унималась.
  -Я хочу к маме!
  Она задергалась у него в руках.
  -Отпусти меня! Пусти!
  -Успокойся!
  -Не-е-ет! Пусти!
  -Глупая, я тебя уроню!
  Она разрыдалась и обхватила Глеба за шею. Это немного сняло тяжесть с его рук, в любой момент готовых сдаться. Он сжал зубы и заставил себя смотреть вперед. Аленку, словно облако, окружал густой неприятный запах. Пахло будто из помойки с примесью чего-то... сырого. Как в болоте, которое они проходили.
  Глеб потерял ощущение времени, потерял ощущение самого себя. Он почти отключился, монотонно переставляя ноги, продираясь сквозь густой лес. Аленка притихла и теперь еле слышно скулила, уткнувшись измазанным лицом ему в грудь. А вокруг раскинулся сказочный дремучий лес, наполненный птичьим гомоном, треском и скрипами.
  Впереди показался просвет. Глеб напряг последние силы и прибавил шаг. Через пять минут они вышли на дорогу, кольцом обвивающую поле, в диаметрально противоположной стороне от дома. Отклонись они еще на несколько десятков метров в сторону, и прошли бы мимо. И шли и шли, пока у Глеба не иссякли бы силы.
  Увидев дом, Аленка яростно завертелась у него в руках.
  -Пусти! Мама!
  -Перестань! Перестань, я поставлю тебя на землю!
  Девочка как будто не услышала и продолжала вырываться. Глеб чуть не выронил сестру, в последний момент успев опуститься на колени и смягчить падение. Она поднялась на ноги и сделала неуклюжий шаг вперед. Ее качнуло, и Аленка упала на бок.
  -Я хочу к маме, - захныкала она.
  Девочка снова попыталась подняться и опять упала. Ее рыдания перешли в истерику и сменились криками. Глеб вздохнул и вдруг вспомнил про мобильник.
  'Господи, дай мне сигнал!'
  На дисплее виднелись две черточки. Он набрал дядин номер.
  -Алло?
  -Дядь Сереж, мы на поле. В дальнем углу от дома. Аленке плохо. Приезжайте скорее.
  -Что...
  Дядя не закончил фразы и замолчал. За спиной Глеба кричала сестра.
  -Еду, - бросил он и отключился.
  Глеб убрал телефон и подошел к Аленке. Она продолжала кричать, ползая на четвереньках взад и вперед, словно слепой котенок, вымазанная в грязи, как в парше. Это зрелище действовало ему на нервы. Он попытался удержать девочку, но она вырвалась.
  -Не трогай меня!
  Со стороны дома раздался автомобильный гудок. Глеб повернулся на звук и увидел облако пыли, вырывающейся из-под колес пикапа. Он замахал рукой.
  Машина быстро приближалась, вырастая прямо на глазах. Глеб увидел напряженное лицо дяди и тетю Иру, что-то кричавшую и указывающую на них пальцем. 'Тойота' резко затормозила. Не дожидаясь, когда она остановится, тетя распахнула дверь и выскочила на пашню. Пробежав мимо Глеба, она схватила дочь.
  -Мама! - закричала Аленка страшным, хриплым голосом и крепко вцепилась в нее руками.
  
  6
  
  Сергей открыл дверь и остановился на пороге, внимательно разглядывая племянника. Поднимаясь наверх, он был готов шуметь и обвинять.
  'Зачем мальчишка потащил мою дочь в эту проклятую чащу? Ведь сказано было, что в лесу опасно! Это не городской парк, неужели ему не ясно? Ребяческий, безответственный поступок!'
  Но стоило ему увидеть парня, как весь запал мигом улетучился. Глеб сидел на кровати, уставившись на ковер у себя под ногами. Услышав шаги, он даже не пошевелился, чтобы посмотреть, кто пришел. Сергей неловко потоптался на пороге.
  -Как ты себя чувствуешь?
  -Нормально.
  Он сел на стул напротив племянника и наклонился вперед, упершись локтями в колени.
  -Что случилось?
  Глеб ответил не сразу, но Сергей не стал его торопить, хотя внутри все переворачивалось от страха и беспокойства.
  -Мы дошли до водопада, а потом решили пройти немного дальше. Вдоль ручья. Там было болото.
  Глеб говорил медленно, будто параллельно пытался что-то обдумать, что-то решить для себя и не мог. Его голос звучал спокойно и отстраненно.
  -Большое болото. От него мы повернули на восток. Я посмотрел на компас и решил, что так мы сможем выйти к полю. Срезать, чтобы быстрее вернуться. Там очень густой лес. А потом Аленка попросилась в туалет и увидела эти деревья. Мы решили посмотреть поближе...
  -Какие деревья?
  Дядя наклонился и положил руку ему на плечо.
  -Глеб, посмотри на меня. Не засыпай. Что за деревья?
  Глеб поднял голову, и в его глазах немного прояснилось.
  -Ну, такие странные. Как будто закрученные, и кора у них необычная - почти черная и гладкая.
  Глеб принялся подробно и сбивчиво описывать поляну. Его оцепенение слетело, сменившись болезненным возбуждением, словно в голове переключилась передача. Образ странного места возник у него перед глазами неожиданно ярко, во всех подробностях, и выливался на обеспокоенного дядю потоком междометий и мелких деталей. Постепенно в лихорадочном изложении Глеба стала проступать картина произошедшего - совершенно немыслимая мешанина мистики и видеофильмов. Дядя слушал его, пытаясь одновременно понять, как относиться к тому, что слышит. У него не было причин не верить племяннику, но, если верить...
  'Такого не может быть! С ними произошло что-то другое...'
  Глеб дошел до того момента, когда он сам ступил на поляну, и вдруг умолк. Он нахмурился и стал тереть лоб.
  -Ну? - поторопил его дядя.
  -Дальше как-то... Не могу вспомнить. Какая-то ерунда. Вроде бы меня кто-то ударил, и я упал. Еще был какой-то шум.
  -Кто тебя ударил?
  -Не ударил. Наверное, толкнул. Я упал и... Я помню, как сидел на краю поляны.
  -Подумай. Попробуй вспомнить. Там еще кто-то был?
  Глеб медленно покачал головой.
  -Не... - протянул он. - Не было. Точно не было.
  -Ну хорошо. Ты сидел на краю поляны. Дальше?
  -Я взял Аленку на руки и понес к дому.
  Дядя встал и принялся расхаживать по комнате, засунув руки в карманы.
  -Может быть, ты что-то упустил? Там точно никого не было?
  -Точно не было. Я рассказал все, что помню.
  -Это какой-то бред!
  Глеб промолчал. Дядя остановился у окна и стал барабанить пальцами по стеклу.
  -Нда...
  -А что с Аленкой?
  -Не знаю. Так все в порядке. Кровь давно остановилась... Пара синяков... Но она какая-то вялая. Как и ты.
  Он замолчал.
  -Может быть, это какие-нибудь магнитные поля? - предположил Глеб. - Или радиация?
  -Может быть. Но это мы выясним завтра.
  Дядя оторвался от окна и повернулся к Глебу.
  -Мы везем Аленку к врачу. Поедешь с нами?
  -Да я вроде в порядке.
  -Дело твое. Вернемся ближе к вечеру.
  Глеб кивнул.
  -Ладно.
  Дядя еще несколько секунд постоял неподвижно. Потом повернулся и молча вышел.
  Глеб упал на кровать и прижал ладони к лицу. То, что он рассказал ему, было правдой. Но не всей. Он не рассказал главное - то, что почувствовал там. Внезапное и пугающее осознание чужого присутствия, какой-то невидимой и враждебной силы. Чувство было мимолетным и смазанным, но Глеб точно помнил, как оно возникло. Оно было как-то связано с образом сестры. Глеб попытался восстановить свои ощущения в тот момент, но не смог. Его чувства устали и отказывались возвращаться назад.
  Он встал и подошел к окну. За стеклом темнел лес: тысячи деревьев и кустов, просто деревьев и кустов, но по спине пробежал холодок. Глеб почувствовал что-то нехорошее в них, какое-то необъяснимое единство, и от этого ему стало не по себе.
  'Только не расклеиваться! Всегда есть простое объяснение. И - зуб даю на анализ - все окажется по-дурацки просто!'
  
  
  7
  
  Глеб увидел, как они вышли из дома. Аленка шла сама, держась за руку матери. Ее переодели в зеленый дождевик с капюшоном, но на ногах оставались все те же красные сапожки. Глеб, как зачарованный смотрел на них, готовый вот-вот вспомнить что-то - что-то крутящееся у самой поверхности сознания. Сапоги вызывали у него неприятное чувство, но ничего конкретного не всплывало. Он наблюдал, как дядя открыл дверь пикапа, пропуская дочь и жену внутрь. Дверца машины захлопнулась, и Глеб вздрогнул - ощущение исчезло, не оставив следа. Глядя, как 'Тойота' отъезжает от крыльца, он уже не мог вспомнить, о чем думал несколько секунд назад.
  Он простоял у окна до тех пор, пока машина не скрылась в лесу, потом отвернулся, и взгляд его рассеянно скользнул по комнате пока не остановился на фотоаппарате. Глеб машинально положил его на стол, когда вошел и совершенно позабыл о его существовании.
  'А ведь я сделал снимки! И той поляны тоже!'
  Глеб взял фотоаппарат и, устроившись на краю кровати, включил его.
  На маленьком дисплее появилось изображение. Кадр вышел не очень удачным. Он был сделан против солнца, и большая часть картинки оказалась в тени. В объектив попали деревья и небольшой кусок поляны. И черный спиральный ствол. Ничего необычного.
  'Эээ - погоди-ка!'
  Было еще кое-что. Глеб присмотрелся, но на маленьком экране было не разобрать - что-то вроде пятна. Как будто капля попала на линзу.
  'Увеличить бы! Жаль, что нет... Стоп! Телевизор!'.
  Глеб встал и направился к двери.
  
  На первом этаже было две комнаты, выходящие в маленький коридор, а тот соединялся дверью с гостиной. Одна комната принадлежала Аленке, а другую занимали ее родители. Глеб толкнул ближайшую дверь и оказался в детской. У порога, словно специально дожидаясь его, лежала перепачканная кровью яркая синяя куртка. Глеб застыл, глядя на нее почти с ужасом. Обрывок воспоминания мгновенной картинкой сверкнул у него в голове: он стоит на коленях возле своей сестры, и его руки сжимают тонкую шею девочки. Ярость и страх, переплетенные воедино, накатили, словно волна, и сразу же исчезли. Глеб стоял, боясь пошевелиться, но наваждение быстро растаяло. Перед ним снова лежала обыкновенная куртка, грязная и заляпанная кровью. Всего лишь вещь. Глеб поспешно вышел и закрыл за собой дверь.
  Он нашел нужные провода у дяди в столе среди батареек и зарядных устройств. Два 'тюльпана' и переходник - то, что нужно. Вернувшись со своей находкой в гостиную, Глеб подсоединил провода к выходам на передней панели телевизора, а переходник воткнул в гнездо фотоаппарата. Нажав на включение, он замер перед экраном, ожидая, когда появится изображение.
  
  8
  
  
  'Ну ни хрена себе!'
  Глеб принялся нажимать кнопки пульта, добавляя картинке яркость. Деревья на переднем фоне выплывали, словно из тумана, а вместе с ними...
   'Что это за херовина такая?'
  Пятно по центру вовсе не было похоже на каплю, как ему показалось вначале. Скорее оно напоминало поток теплого воздуха, какие возникают в жаркий день над асфальтом. Оказавшиеся в нем стволы изогнулись и пошли волнами, словно находились под водой. Аномалия вырастала прямо из земли всего в нескольких шагах от фотографа.
  'От меня!'
  По форме она напоминала большую птицу с расправленными крыльями. Глеб нажал кнопку увеличения и наклонился ближе к экрану. Пятно было неоднородным, местами в нем виднелись темные включения. Два пятнышка наверху формировали глаза 'птицы', темные линии проходили по центру крыльев, истончались, а ближе к концу расходились в несколько тонких черточек, напоминающих когти.
  'Я сфотографировал призрак птеродактиля...'
  Глеб моргнул, и 'птица' исчезла. Теперь он видел мутное пятно, вызванное потоком горячего воздуха и больше ничего. Он продолжал всматриваться в экран, стараясь не мигать и не шевелиться, и скоро снова увидел этот образ, постепенно проступающий на фоне травы и деревьев.
  Глеб еще несколько минут возился с фотографией, меняя цвета, контраст, увеличивая ее и вновь уменьшая, но ничего особенного не добился. Пятно оставалось пятном, и не было никакой возможности определить, что же это такое.
  'Может быть дефект линзы?'
  Глеб нажал кнопку и увидел первую фотографию, сделанную в начале прогулки. В кадр попало поле, кусок леса и огромное нечеткое лицо Аленки. Губы она сложила 'дудочкой', словно хотела поцеловать объектив.
  'Бу!', - вспомнил Глеб. - 'Она крикнула 'Бу'! Как в мультике'.
  Он почувствовал, как к горлу поднимаются слезы, и мотнул головой.
  'Нечего раскисать - с ней все в порядке! Ну, почти в порядке...'
  Глеб пролистал остальные фотографии и не обнаружил никаких пятен. Кадры были четкие, без каких-нибудь искажений. То, что было сфотографировано на поляне, существовало само по себе.
  'А, может быть, это привидение?'
  Он вспомнил, как натыкался в Интернете на неясные черно-белые кадры, где, по уверениям авторов, были сфотографированы призраки. Обычно это было что-то белое, неясное, как дым, по форме напоминающее человеческую фигуру. Глеб посмотрел на свою 'птицу'.
  'Нет. Не похоже'.
  Он еще немного посидел перед экраном, но ни к какому решению не пришел. Ясно, что он сфотографировал 'что-то', но что? Размышлять можно было сколько угодно, но толку от этих размышлений - ноль.
  
  9
  
  После обеда Глеба охватила сонливость. Он бесцельно бродил по первому этажу, зевая так, что в конце концов свело челюсть. Ноги привели его к книжному шкафу, и он остановился, разглядывая содержимое полок. Литература в этом доме делилась на две категории: справочники по сельскому хозяйству и технике и всевозможные иронические детективы и прочее развлекательное чтиво. Ничего из увиденного не вызывало интереса. Глеб немного посмотрел телевизор и чуть не уснул прямо в кресле под крики и взрывы, доносящиеся из динамиков. Решив не мучить себя, он поднялся наверх и растянулся на кровати.
  
  
  10
  
  Его разбудил доносящийся из открытой двери шум. Глеб сел и прислушался. Голоса раздавались в прихожей - вернулись дядя с тетей. Он посмотрел на часы и присвистнул - стрелки показывали половину седьмого вечера.
   'Я продрых пять часов! Клево...'
  Глеб встал и пошатнулся. Все тело саднило, особенно болели руки, напоминая о том, как он нес сестру через лес.
  'Дальше будет хуже', - мрачно подумал он и спустился вниз.
  Тетя снимала с Аленки сапоги.
  -Как дела?
  -Смотри, что мне купили! - сказала Аленка и подняла с лавки большого плюшевого слона. - Он умеет петь.
  -Слоны не умеют петь.
  -А мой умеет! У него внутри такая...
  Аленка зевнула.
  -...штука специальная.
  -Как ты себя чувствуешь?
  -Хорошо. Доктор сказал, что у меня давление.
  -Это опасно? - спросил Глеб, обращаясь к тете.
  -Нет, - коротко ответила она. - Ты обедал?
  -Да, я сварил себе пельмени.
  Аленка снова зевнула.
  Вошел дядя, на ходу убирая в карман сотовый телефон. Выглядел он хмуро. Глеб еще немного потоптался в прихожей, путаясь под ногами. С ним никто не заговаривал, и, решив не мешать, он снова поднялся к себе. Спать больше не хотелось.
  'Жаль, что я не взял с собой книг'.
  От нечего делать, Глеб стал разбирать рюкзак.
  
  Через час к нему в дверь постучали.
  -Да.
  В комнату вошла тетя. Она выглядела усталой и измученной.
  -Алена уснула. Только что. Всю дорогу зевала, как сумасшедшая.
  -Я тоже проспал полдня.
  -Правда?
  В двери появился Сергей.
  -Я хочу знать, что случилось, - сказала Ира. - Во всех подробностях.
  Глеб вздохнул и принялся во второй раз рассказывать свою историю. Но на этот раз повествование давалось труднее. Память о том, что произошло, исчезала с пугающей скоростью, словно сон - утром воспоминание живо и свежо, а уже к обеду почти ничего не вспомнить. Дойдя до того места, когда они повернули на восток, Глеб запнулся и умолк.
  -А потом?
  Он попытался заставить себя вспомнить. Вызвать в уме хотя бы какие-нибудь образы, но все оказалось бесполезно. Глеб кое-как продолжал говорить, но скоро опять замолчал, понимая, что больше фантазирует, чем действительно вспоминает.
  -Я забыл, - наконец сказал он.
  -Что значит забыл?
  Глеб пожал плечами.
  -Аленка тоже ничего не помнит, - заметил дядя. - А ты уверен? Утром ты больше рассказал.
  -Да. А теперь не помню.
  -Ой не нравитесь вы мне, ребята, - сказала тетя. - Как-то все это неправильно. И врачи ничего не говорят.
  -Совсем ничего?
  -Сказали, что такое может быть при высоком внутричерепном давлении или вследствие травмы.
  Тетя повернулась к Глебу
  -Она точно не ударялась головой?
  -Не помню.
  -Ты сказал мне, что кровь пошла еще до того, как она упала, - сказал дядя.
  -Наверно.
  -Она могла обо что-то удариться.
  -Или кто-то ее ударил!
  Глеб встал с кровати.
  -Идемте, я вам кое-что покажу.
  
  11
  
  Они смотрели на фотографию и молчали. Глеб ждал, решив не мешать им своими комментариями. Если в кадре что-то есть, они сами это увидят.
  -Какое-то пятно.
  'Ты удивительно наблюдательный, дядь Сереж', - язвительно подумал Глеб.
  -Это то самое место? - спросила тетя.
  Он кивнул.
  Дядя отвернулся от экрана и шумно вздохнул.
  -Уфф...Так, ладно. Завтра я пойду туда. И ты, - он указал на Глеба, - покажешь мне дорогу. Посмотрим что там такое.
  -Хорошо.
  -Сереж, мне как-то не по себе, - сказала тетя.
  -Не говори ерунды!
  -Я серьезно. Мне это не нравится. Эта штука выглядит опасной. Мы не знаем, что это такое.
  -Вот я и хочу узнать!
  -Не ходите!
  -Оно находится рядом с нами! И мы не можем сидеть дома и делать вид, что там ничего нет! Может быть, понадобится вызывать специалистов.
  -Охотников на привидения, - пошутил Глеб.
  -Что?
  -Охотников на приведения. Как в фильме.
  -Не смешно. Совершенно не смешно.
  Глеб смутился и замолчал.
  Тетя наклонилась к экрану.
  -Может быть, он прав. Может, нам надо звать священника, а не...
  Дядя взял пульт и выключил телевизор.
  -Хватит уже! А то мы сейчас черте до чего договоримся! Завтра все выясним. Думаю, там просто свалили какую-нибудь дрянь. Теперь она испаряется, и ребята надышались этими испарениями.
  -А пятно? - спросил Глеб.
  -Дискуссия окончена. Все.
  Дядя отсоединил фотоаппарат.
  -Хватит на сегодня.
  
  День третий
  
  1
  
  Он шел через лес, дрожа от страха, еле сдерживаясь, чтобы не закричать. Деревья вокруг изгибались и раскачивались, словно живые. Будто они пытались вырвать из земли свои корни и ходить, превратившись в огромных кровожадных сумасшедших.
  'Кто знает - может, им это уже удалось. Может, они бродят где-то рядом, невидимые в общей массе, и они ищут меня. Они приближаются'.
  Глеб застонал от страха через плотно сжатые губы. Крик рвался изнутри и, не находя себе выхода, скапливался где-то в районе солнечного сплетения, ощущаясь, как большой болезненный шар. Еще немного и он просто разорвет грудную клетку и вырвется наружу.
  'Нельзя кричать!'
  Сам не зная почему, но Глеб был уверен, что, пока он молчит, безумные трясущиеся деревья не смогут увидеть его. А стоит только вскрикнуть, как они набросятся и тогда...
  'О черт!'
  Глеб задел ногой за вывернувшийся из земли корень, не удержал равновесия и упал лицом вниз, прямо в холодную мокрую траву. От удара он непроизвольно вскрикнул и сжался. Скрипы и перестуки вокруг сделались громче.
  'Меня увидели! Увидели!'
  Глеб попытался поднять голову, чтобы осмотреться, и едва успел закрыть глаза, когда тонкая гибкая ветка стегнула его по лицу, оставив длинный красный след. Из земли возле него выпростался еще один корень, за ним новый. Они раздвигали холодную землю и скользили по траве, словно змеи. Глеб почувствовал, как они обвились вокруг его предплечий, стягивая мышцы, словно веревочные петли. Другие уже добрались до ног, и все больше и больше их стремилось к нему, дрожащих, покрытых грязью и шелестящих гнилыми листьями. Корни опутали его тело и потащили Глеба вниз, в рыхлую почву, податливо проседающую и жадную. Он попытался вздохнуть, и не смог. Солнце стало меркнуть, заходя за край его могилы. Уши наполнились каким-то жужжащим звуком, словно целая стая насекомых стремилась присоединиться к убийству. Глеб почувствовал, что теряет сознание.
  'Я умираю. Как жаль...'
  
  2
  
  Глеб судорожно вздохнул и проснулся. Он лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку, весь покрытый испариной. Тело тряслось от холода.
  'Это сон - слава тебе, Господи!'
  Он перевернулся на спину и натянул на себя сползшее одеяло, почувствовав облегчение и слабость. Кошмар медленно растворялся в сознании, словно фотография, проявляемая наоборот. И среди меркнущих образов вдруг выплыло на первый план громкое жужжание. Глеб нахмурился и повернулся на звук. Жужжание доносилось со стороны окна. За тонкими белыми жалюзи мелькали темные точки.
  Кровать сразу показалась сырой и неуютной. Наполовину сонный, Глеб вылез из-под одеяла и шагнул к окну, чувствуя кожей теплый солнечный свет. Он нащупал веревку и потянул, раздвигая жалюзи. То, что он увидел, было словно продолжением ночного кошмара.
  Все стекло покрывали ползающие, взлетающие и вновь садящиеся мухи. Их были десятки, может быть даже сотни. Словно живое полотно, они двигались и жужжали. Черные спины и крылья блестели, вызывая тошноту.
  'Ни хрена себе! Откуда они взялись?'.
  Глеб отступил на шаг и медленно отпустил веревку, боясь побеспокоить этих тварей.
  'Если они начнут летать по комнате, мне останется только бежать'.
  Но мухи не взлетали, они продолжали сновать по стеклу и подоконнику, перелезая друг через друга и жужжа.
  'Дрянь какая!'
  Часы на тумбочке показывали пять минут седьмого. Солнце уже взошло над деревьями, и в комнате было светло. Отвратительными тенями, отражаясь на полу и стенах, сновали мухи. Мысль о том, чтобы доспать еще час-полтора не вызвала особенного энтузиазма. Под такой аккомпанемент все равно невозможно заснуть. Глеб подумал, что именно эти маленькие гады и спровоцировали его кошмар. Первый за многие годы.
  Лет в десять-двенадцать у Глеба был период, когда он подолгу не мог заснуть. Он лежал, натянув одело до самого носа, и напряженно прислушивался. Квартиру наполняли звуки: тихое поскрипывание, шорохи; иногда ему даже казалось, что он слышит сиплое приглушенное дыхание, словно что-то уродливое и страшное подбирается к кровати. Это что-то приходило каждую ночь, и Глеб боялся закрыть глаза, потому что во сне оно могло добраться до него.
  Чудовище.
  Чудовищ не существует, говорил ему отец. Сидя на залитой утренним солнцем кухне, слушая новости по телевизору и неторопливое бульканье кофеварки, ощущая приятный аромат готовящегося кофе и цветов на подоконнике, Глеб с готовностью с ним соглашался. И даже верил, что никаких монстров нет, а все это - просто воображение. А потом наступала ночь, и чудовища возвращались. Они выползали из своих тайных нор под шкафами, свешивались с антресолей в коридоре. Они шептали и шуршали рядом с кроватью, заставляя маленького мальчика дрожать, затаив дыхание, и натягивать одеяло, будто оно могло защитить. Глеб был уверен, что они владеют колдовством, способным усыпить взрослых, чтобы те не смогли помешать, когда чудовища захотят
  сожрать
  добраться до него.
  Глеб ложился спать в десять часов и лежал, пока звуки телевизора, доносящиеся из комнаты родителей, не умолкали. А потом, в наступившей тишине, он ждал. Дрожал и ждал, когда появятся чудовища. Если удавалось заснуть к часу ночи - это было хорошо. Но чаще он лежал до двух или даже трех часов, весь покрытый холодным потом с тяжелой и пустой головой.
  Именно отец в конце концов придумал игру, которая помогла Глебу справиться со страхами. Очень простую игру: нужно было вообразить себе большой сундук, и когда становилось страшно, и воображение рисовало какого-нибудь уродливого монстра или пугающий звук, нужно было мысленно схватить его и бросить в этот сундук. Крышка захлопывалась, и страшила оказывался заперт. Отец сказал, что ни одно чудовище не сможет открыть эту крышку. Никто, кроме самого Глеба.
  Мальчик сомневался в том, что это поможет, но не прошло и недели, как он обнаружил, что сундук действительно работает. Монстры перестали являться в темноте, и постепенно все пришло в норму. И все реже в его воображении скрипела тяжелая крышка.
  Сейчас, сидя на кровати и вспоминая об этом, Глеб неожиданно задал себе вопрос, который не пришел ему в голову много лет назад. Вполне логичный вопрос - сколько монстров можно запереть в сундуке? Скольких чудовищ он уже затолкал в это ловушку подсознания? И так ли крепок замок?
  
  3
  
  Дом еще спал, когда Глеб спустился на кухню. Мухи были и здесь, но гораздо меньше. Штук десять. Они лениво ползали по окну, взлетали и бились в стекло.
  В настенном шкафчике нашлась банка 'Нескафе'. Глеб нажал кнопку электрического чайника и включил телевизор. Голос диктора заглушил противное жужжание, внеся ощущение нормальности в это дурное и неправильное утро. Намазывая масло на хлеб, Глеб почувствовал себя почти хорошо. Оставалось только неясное беспокойство, связанное с предстоящим походом в лес. Смутное предвкушение чего-то необычного.
  Он неспеша позавтракал и снова поднялся на второй этаж. Не заходя в комнату, Глеб сразу направился в ванную и минут двадцать стоял под горячим душем, смывая с себя пот и ночные кошмары. Насухо растершись полотенцем и почистив зубы, он вновь почувствовал себя хорошо. Мухи - это всего лишь мухи. Назойливые насекомые, и ничего больше. Неприятные - да, но не опасные. А что касается снов, они исчезают, как только откроешь глаза, и никогда не возвращаются.
  Окрыленный собственными мыслями, Глеб смело вошел в комнату и осторожно подобрался к окну, намереваясь выгнать весь этот гнусный мушиный рой на улицу. Быстро дернув ручку, он отскочил назад, чтобы не попасть под водопад насекомых, но... ничего не произошло. Глеб стоял, удивленно хлопая глазами, а мухи продолжали, все так же деловито, сновать по стеклу, не предпринимая ни малейшей попытки улетать.
  'Что за черт?'
  Глеб взял со стола журнал, свернул его трубкой и, прикрывая лицо одной рукой и вытянув другую, принялся размахивать им над скопищем насекомых. Медленно и нехотя, те открывались от стекла, но летели не на улицу, а поднимались к потолку, где и рассаживались снова, постепенно сформировав новое подвижное покрывало. Глеб сжал зубы, и влез на стул, намереваясь показать этим маленьким бестиям 'Кузькину мать'.
  'Я вам покажу - гаденыши!'
  
  От тщетных попыток выгнать из комнаты мух его оторвал плач Аленки. Глеб отбросил журнал. Плач становился все громче, а потом девочка вдруг пронзительно закричала: 'Мама! Мама!'. Он бросился к лестнице, быстро сбежал по ступеням вниз и чуть не столкнулся в гостиной с тетей, спешащей к комнате дочери, запахивая на ходу халат. Ее нечесаные волосы торчали в стороны, как у ведьмы. Она мельком взглянула на племянника и открыла дверь в комнату девочки. Крики сделались звонче. Дверь хлопнула, и стало тихо.
  Глеб опустился в кресло и уставился на лежащую рядом газету. На первой странице крупным шрифтом было набрано: 'Украинские газовики скупают 'Мерседесы''. Из комнаты сестры донеслись тихие голоса. На кухне весело жужжали мухи.
  -Привет, Глеб.
  Он обернулся и увидел дядю.
  -Доброе утро.
  -Давно сидишь?
  Глеб пожал плечами.
  -Да нет.
  -Не спится?
  -Меня мухи разбудили.
  -Мухи?
  -Да. В моей комнате их, наверное, не меньше сотни.
  -Что за чушь? Какие сотни?
  -Да точно!
  -Ладно - пойдем посмотрим.
  Жалюзи остались сдвинутыми, а окно, вновь усеянное мухами, лениво подрагивало от легкого ветра, открывая отвратительную картину во всем ее великолепии. Дядя нахмурился и покачал головой.
  -Первый раз такое вижу! Откуда они взялись?
  -Не знаю. Вечером их не было.
  -С поля что ли налетели? Надо их потравить.
  Он еще немного постоял, засунув руки в карманы синих тренировочных штанов и глядя на мух, а потом, не говоря ни слова, вышел. Глеб последовал за ним.
  
  Аленка сидела за столом с чашкой чая и жевала большой бутерброд. Скатерть перед ней устилали крошки. Тетя Ира примостилась напротив все в том же халате, но волосы она уже успела расчесать.
  -Доброе утро.
  -Привет, Глеб.
  Аленка повернулась к нему и сказала сквозь хлеб и сыр:
  -А мне приснился страшный дядька с топором!
  -Алена, не говори с набитым ртом - подавишься.
  Девочка послушно дожевала бутерброд и добавила:
  -Он гнался за мной!
  -Ты убежала?
  Дядя налил себе чай и сел между женой и дочерью.
  -Я проснулась, - ответила Аленка.
  -А ты как спал? - спросила тетя Ира.
  Голос ее прозвучал устало и озабоченно.
  'Наверное, Аленка всю ночь плохо спала', - подумал Глеб.
  -Нормально. Только мухи мешали.
  -Какие мухи?
  -У него в комнате их полно. Все окно облепили, - сказал Сергей.
  Тетя удивленно посмотрела на мужа, а потом снова на Глеба.
  -Откуда они взялись? У тебя там ничего не протухло?
  -Нет. У меня там ничего нет.
  -Сереж, надо что-то сделать.
  -Придется съездить в хозяйственный. У них должно быть что-нибудь от мух.
  -Только липучку не покупай. Это отвратительно!
  -Посмотрим.
  
  4
  
  Завтрак закончился, и все разбрелись по своим делам. Аленка с мамой заперлись в детской, дядя ушел к себе. Через минуту он снова показался, с полотенцем, перекинутым через плечо, направляясь в душ. Глеб устроился на кресле в гостиной и включил телевизор. Прыгая с канала на канал, он размышлял: 'Надо взять фотоаппарат и снова сфотографировать поляну. Может быть, получится заснять эту штуку почетче. Это если она все еще там'. Он погрузился в собственные мысли. Воображение проснулось и рисовало ему картины одна фантастичнее другой: на поляне могли приземлиться инопланетяне - очень давно, много миллионов лет назад; или там произошло ритуальное убийство; или это место заколдовано. Глеб не чувствовал страха. Он перебирал в уме различные причины появление аномалии, оставаясь при этом в роли стороннего наблюдателя - зрителя фантастического фильма. Зрителя, который в самые страшные моменты всегда осознает себя сидящем в кресле, в уютной комнате, в безопасном удалении от места и времени событий.
  Дядя вышел из ванной и снова ушел в свою комнату. Потом появилась Аленка. Она неожиданно возникла из-за спины Глеба, заставив его вздрогнуть, и спросила, пойдет ли он гулять с ней и мамой. Спустя минуту, к ней присоединилась тетя Ира, взяла дочь за руку и увела в коридор. Глеб чувствовал себя секретным агентом перед началом сложной и опасной операции.
  'Детям не место в таком ... хмм... месте. Это дело мужчин'.
  Он представил себя в образе Рембо, бегущего через враждебные джунгли с автоматом в мускулистой покрытой загаром руке. Коннором Дойлом, пробирающимся по таинственному лесу. Фоксом Малдером...
  -Они ушли?
  Глеб вынырнул из своих мыслей и уставился на дядю невидящим взглядом.
  -Чего?
  -Ира с Аленкой ушли?
  -Да.
  -Ты готов?
  Глеб кивнул.
  -Идем.
  
  5
  
  Дядя знал дорогу до водопада лучше, поэтому шел впереди. Как только они оказались в лесу, авантюрное настроение Глеба заметно поуменьшилось, сменившись тревогой. Он старательно всматривался в лес, надеясь заметить какие-нибудь странности, и, одновременно, не желая этого, но ничего не заметил. Лес был обыкновенным лесом, деревья - деревьями, как и везде, в любом самом обыкновенном московском парке. Филевском или Измайловском, например. Они добрались до болота за сорок минут и остановились у берега. Глеб вытащил компас, как сделал это вчера, и выбрал направление.
  -Нам туда, - сказал он, показывая на восток.
  Дядя кивнул.
  Фотоаппарат висел на шее и при каждом шаге стукался в грудь. Глебу пришлось придерживать его рукой, а другой раздвигать раскидистые кусты и низкие ветви. Спустя несколько минут, он остановился и повернулся к дяде.
  -Я не уверен точно, но мы где-то рядом. Аленка отошла в сторону... примерно туда.
  Они осмотрелись. Деревья росли густо, и уже в десяти метрах от того места, где они стояли, разглядеть что-либо было невозможно. Дядя шумно потянул носом воздух. Глеб последовал его примеру - пахло травой и сыростью, и еще листьями. Ничего необычного.
  -Давай искать.
  Они разошлись, договорившись время от времени звать друг друга, чтобы не потеряться. Глеб пробирался вперед, стараясь держаться так, чтобы солнце било ему в глаза, как тогда, когда он снимал свой знаменитый кадр. Пройдя несколько метров ему пришлось остановиться и снять сапог. Носок сбился в ком, и он принялся расправлять его, прыгая на одной ноге и вращаясь на месте, как юла. Почва пружинила, и никак не удавалось нащупать опору, а еще эти ветки и корни. Справившись с носком, Глеб натянул сапог и поднял голову.
  Впереди, метрах в пяти возвышался закрученный спиралью ствол. Если бы Глеб продолжал идти на солнце, то просто прошел бы в стороне и не заметил его среди других деревьев. Потому что теперь ствол не казался черным. Скорее, он был серым и мало выделялся на фоне других обычных деревьев. Только форма его сохранилась.
  Сердечный ритм в мгновение удвоился, а во рту пересохло. Шутки кончились - впереди была самая настоящая чертовщина.
  -Дядь Сереж! - хрипло прокричал Глеб и прислушался. Ему ответила тишина.
  -Дядь Сереж!
  Где-то в стороне хрустнула ветка.
  -Ты где?
  -Здесь! Идите сюда! Кажется, я нашел!
  
  6
  
  
  -Ты уверен?
  -Здесь! Точно, как на фотографии... Почти.
  Место выглядело немного иначе, но сомнений не оставалось - это именно та поляна. Шесть закрученных в спирали деревьев поднимались из невысокой, жухлой травы. Из серых стволов вылезали тонкие побеги и стремились вверх, шелестя молодыми ярко-зелеными листьями.
  Глеб стоял, боясь шелохнуться, ожидая каких-нибудь странных ощущений. Но они не приходили. И все равно, что-то здесь было не так. Какая-то плохая аура довлела над этим местом. Дядя шагнул вперед, и солнечный свет окутал его долговязую фигуру, как будто того охватило яркое пламя. Он немного постоял на месте, а потом медленно пошел к одному из деревьев.
  Увидев, что с дядей ничего не произошло, Глеб двинулся следом.
  Они блуждали по поляне, подходили к спиральным стволам, смотрели, щупали. Поляна выглядела нормальной, совершенно нормальной, в ней не было ничего странного, только неприятное чувство какой-то неуловимой неправильности.
  Глеб медленно пошел вдоль кромки леса, внимательно глядя под ноги. Скоро его внимание привлек какой-то яркий предмет в кустах, метрах в полутора от него. Он подошел ближе.
  -Дядь Сереж - идите сюда!
  -Что там?
  -Смотрите!
  Перед ними в траве валялась синяя шапочка. Большой черный жук быстро пробежал по ней и пропал из вида.
  -Это Аленкина.
  Дядя поднял ее и покрутил в руках, рассматривая со всех сторон.
  -Что-нибудь чувствуешь?
  -Да нет.
  Глебу не хотелось говорить о своих ощущениях враждебной энергии и выглядеть при этом идиотом, который слишком много читает фантастических книг.
  -Я вот чувствую. Здесь что-то ... нехорошее.
  Глеб преувеличено равнодушно пожал плечами.
  -Пойду еще раз осмотрю поляну. Может найдем еще что-нибудь.
  Глеб вытащил из чехла фотоаппарат и отошел на пару шагов назад. Затем включил дисплей и стал внимательно рассматривать последнюю фотографию. А потом снова посмотрел на поляну. Ему хотелось найти то самое место, с которого он фотографировал вчера.
  'Если встать там, то можно будет сделать точно такой же кадр, а потом сравнить их'.
  Он едва не упал, запнувшись о толстый корень, и тихо выругался, вспомнив свой сон. Поляна начинало действовать на нервы.
  'Надо уходить отсюда', - подумал он. - 'Вот только сделаю кадр'.
  Наконец он отыскал то самое место и посмотрел в видоискатель. В кадр попала темная фигура дяди, стоящего рядом с одним из деревьев и глядящего куда-то вверх. Глеб нажал на кнопку. Дядя обернулся.
  -Думаю, мы увидели все, что могли. Пойдем отсюда.
  Глеб не стал спорить. Он кивнул а, когда стал убирать фотоаппарат обратно в чехол, руки его слегка дрожали.
  
  
  7
  
  После обеда все разошлись, кто куда. Аленка отправилась к себе слушать сказку про Муми-Троля, тетя легла спать, а дядя ушел на крыльцо курить. Глеб остался один, и это его вполне устраивало. Он присоединил фотоаппарат к телевизору и сел перед экраном, ожидая, когда появится изображение. На сером фоне постепенно проступил лес и часть поляны. Глеб придвинулся ближе, внимательно вглядываясь в картинку.
  'Ну покажись. Покажись...'.
  Его взгляд скользил по деревьям, внимательно анализируя каждый сантиметр.
  'Ну где ты?'.
  Он был настолько уверен, что снова увидит ту самую аномалию, которую снял вчера, что теперь не мог поверить своим глазам. Перед ним был лес, обычный лес, и больше ничего. Никакого замутнения или неясного образа - деревья, хилая трава на поляне и два закрученных спиралью ствола.
  И все.
  'Жаль. Одна фотография ничего не стоит. С ней могло произойти все, что угодно. Просто неудачный кадр. И никаких тебе привидений'.
  Погруженный в собственные мысли, он нажимал кнопки смены кадра. Вперед-назад, вперед-назад. Последняя фотография сменялась предыдущей и наоборот, как в мультике. Точка съемки оказалась удачной, и кадры почти полностью совпадали. Кроме...
  'Это еще что?'.
  В центре фотографии что-то двигалось, что-то происходило. Глеб уставился в телевизор, не веря своим глазам.
  Спиральные деревья - они изменились. Стволы стали выше. Ощутимо выше. И угол поворота спирали теперь был другим, как будто они вылезали из земли, вращаясь вокруг своей оси. Цвет коры сменился с черного на серый, и теперь почти совпадал с другими деревьями. И на них появились побеги. На первой фотографии их не было. Глеб сидел, пораженный, без конца переключаясь между кадрами, и смотрел, как лезут вверх странные стволы.
  'Наверное, можно было бы найти этому объяснение, если бы они поднялись на сантиметр, или два. Но за один день они вымахали чуть ли не на полметра! Это невозможно! И побеги. Деревья не растут так быстро! И не крутятся...'.
  Неожиданно ему вспомнился утренний кошмар.
  'Господи, что тут происходит?'
  
  8
  
  Дядя долго молчал, глядя на мелькающие кадры, и тер бороду. Глеб тоже притих, ожидая его реакции.
  -Может быть, ты встал ближе?
  -Но остальные деревья в порядке.
  -Да. В порядке.
  Он снова замолчал.
  -А что это за деревья?
  -А? По-моему, осина.
  -А осина быстро растет?
  -Не знаю... В любом случае, не настолько.
  -Что будем делать?
  -Останови.
  Глеб положил фотоаппарат на пол и посмотрел на дядю, инстинктивно, еще по детской привычке, предоставляя решать старшему.
  -Думаю, надо подождать.
  -Может сделать еще несколько кадров? Посмотрим, что получится.
  Дядя повернулся к нему.
  -Глеб, давай не будем торопиться. Ладно? Я не уверен, что нам стоит ходить туда.
  -Так что - на этом все и оставить?
  -Не знаю.
  Глеб замолчал, удивленный и немного испуганный его реакцией.
  -Знаешь, ты Ире пока не говори ничего. Она очень... впечатлительная. Мы с тобой сами разберемся.
  -Может, вызвать кого-нибудь?
  -Кого?
  Дядя отвернулся от телевизора и посмотрел на Глеба.
  -Кого вызвать?
  На этот раз настроения шутить у Глеба не появилось.
  -Так... Как ты смотришь на то, чтобы завтра съездить в Горенино?
  -Я?
  -Да. Надо зайти в хозяйственный и купить что-нибудь от мух. И посылочку передать. Возьмешь машину. Я тебе доверенность напишу. Ну как?
  Дьявольские деревья сразу же отошли на второй план. Перспектива прокатится на 'Тойоте' моментально завладела вниманием Глеба.
  -Я за!
  -Отлично. Завтра с утречка и отправляйся. А сегодня я тебя маленько поэксплуатирую. Не против?
  -Неа.
  -А насчет всего этого. Не знаю... Давай не будем торопить события?
  -Ладно.
  'Но я все равно туда схожу! Обязательно!'.
  Глеб выключил телевизор.
  'Прокатиться на Тойоте - класс!'.
  
  9
  
  Уже засыпая под громкое жужжание мух, он снова увидел эти деревья. Только в его воображении, они росли еще быстрее. Толстые стволы поднимались из земли, покрытые грязью и насекомыми, и ползли вверх, навстречу полной луне.
  
  
  День четвертый
  
  1
  
  Глеб стоял у окна, дрожа от утреннего холода, и смотрел на плотную полосу тумана, медленно ползущего вдоль кромки леса. Туман напоминал облака, какими их видишь из самолета - белая равнина, на которой то тут, то там возвышаются причудливые призрачные фигуры. Вот одна, похожая на человеческую голову, повернутую в профиль, вот другая, напоминающая фонтан - длинные языки поднимаются вверх, а затем стекают к земле четырьмя плотными струями. Туман частично накрыл собой поле, и теперь дом и часть пашни превратились в остров посреди огромного белого озера. Его передний фронт обрывался внезапно, образуя ровную, словно проведенную карандашом, границу.
  Замерзшие мухи лениво ползали по стеклу, но Глеб не обращал на них внимания. Он смотрел на клубящуюся влагу и не мог оторваться.
  'Никогда такого не видел. Ничего подобного'.
  Белое озеро пугало и одновременно притягивало взгляд. Оно было так... красиво. Величественно.
  Усилием воли Глеб заставил себя оторваться от окна и стал одеваться. Очарование прошло, и мысли заработали в другом направлении.
  'Дядя прав, не стоит соваться в лес. Не стоит снова искать поляну. Потому что здесь происходит что-то странное'.
  Он снова взглянул в окно. И туман, и полчища мух - на первый взгляд простые явления, обыкновенные для такого места, но интуиция настойчиво повторяла - опасность.
  Опасность.
  Тревожное ожидание. Напряжение, как у спринтера перед стартом.
  
  В гостиной на полу сидела Аленка и старательно наматывала бечевку на деревянный колышек. Веревка тянулась к яркому воздушному змею, сделанному из бумаги и тонких реек и похожему на забавное фантастическое существо с нарисованными большими глазами и улыбающимся ртом.
  -Привет, - сказала она. - Мы с мамой собираемся запустить Дамбо. Хочешь с нами?
  -Змей не будет летать сам, - сказал Глеб. - Ему нужен ветер.
  -Ветер есть. Папа говорит, что сильный.
  Глеб вспомнил неподвижную стену тумана, и сердце его зачастило.
  -Правда?
  -Ага. Будет здорово!
  На кухне ее родители уже заканчивали завтракать. Глеба окружил плотный аромат кофе, колбасы и творога.
  -Доброе утро.
  -Привет.
  -Привет, Глеб.
  -Вы видели туман?
  Они переглянулись.
  -Да.
  -Он странный. Такой...
  Глеб встретился глазами с дядей и умолк.
  'Он не хочет это обсуждать. Обсуждать при ней. Но это же глупо! Стоит только посмотреть в окно и...'.
  Глеб раньше никогда не сталкивался с подобным. Молчаливый запрет затрагивать определенные темы - это всегда глупость. Иногда безвредная, но чаще - опасная. Молчание не позволит изменить ситуацию, лишь накалит ее, доведет до того момента, когда игнорировать происходящее станет просто невозможно. А говорить будет поздно.
  Он не стал высказывать свои мысли вслух, помня о том, что находится здесь в гостях. Но тревога снова вернулась и стала еще сильнее. Страшно было зарывать голову в песок. Страшно ждать, не видя и не понимая того, что ждешь.
  -Когда будешь в Горенино - заглянешь к Анатолию Ивановичу Неверову. Надо ему кое-что передать. Адрес я тебе напишу.
  -Хорошо.
  -И в хозяйственный зайди. Нужно купить что-нибудь от мух, пока они здесь все не заполонили. И дверные петли. Кстати, как там у тебя с мухами?
  -Все так же.
  -Понятно. Хоть на том спасибо.
  Глеб налил себе чай и уселся на свободный стул. Дядя посмотрел на жену.
  -Нам еще что-нибудь нужно?
  -Баралгин.
  -Зайди в аптеку.
  В дверях появилась Аленка.
  -Мам, можно я пойду на улицу?
  -Подожди, милая. Я доем, и пойдем вместе.
  -А ты скоро?
  -Через пять минут. Ладно?
  Аленка выразительно вздохнула.
  -Ладно.
  -Посмотри, твоя куртка высохла?
  
  2
  
  -Посиди, я напишу доверенность.
  Глеб сел на край кровати.
  По стеклу ползали мухи. Их было немного. Пока.
  -Странный туман.
  Дядя передернул плечами.
  -Да.
  -А раньше так было?
  -Бывало. Но такого густого, как сегодня, не припомню. Вообще здесь сухо.
  -Я уверен, он тоже связан с этой поляной.
  -Может быть.
  Разговор заглох.
  'Даже здесь он не хочет говорить об этом. Но почему? Что в этом плохого? Неужели он не понимает, что надо что-то делать? Провести исследование. Разобраться. Вместо того, чтобы делать вид, будто ничего не происходит'.
  -Вот, держи.
  Дядя передал ему бумагу и портмоне.
  -Здесь документы на машину. Страховка в бардачке. Права не забыл?
  -Уже положил.
  -Хорошо. А это передай Анатолию Иванычу. Адрес здесь.
  -Ага.
  Они помолчали.
  -Туман очень густой. Висит низко. На всякий случай поосторожней там. Возьми телефон.
  Глеб встал и повернулся к двери.
  -Ключи в коридоре на гвозде.
  
  3
  
  Глеб завел двигатель. Через окно в салон проникала утренняя прохлада, понемножку выдавливая жар и духоту. На крыльце показались тетя и Аленка. Глядя на синюю куртку сестры, Глеб снова испытал слабое иррациональное чувство неприязни. Его глаза сузились, следя за движениями сестры. Немного заложило уши. Аленка несла воздушного змея, держа его в вытянутой руке. Сказав что-то матери, она засмеялась, весело и беззаботно. Этот звук как будто что-то переключил в голове, и чары спали. Ощущение враждебности, исходящее от девочки, пропало, но не исчезло совсем. Глеб неподвижно сидел, пока они не скрылись за домом, и лишь тогда он смог заставить себя отвернуться и нажать на газ, пуская машину вперед.
  Туман плотным облаком клубился метрах в двух от него. Земля полностью исчезла в плотной пелене, и деревья, казалось, плыли в белой реке, как айсберги. В открытое окно задувал ветер, но туман не замечал его - он медленно перетекал из фигуры в фигуру, меняя формы. Глеб подъехал к тому месту, где дорога сворачивала в лес, и остановился. Всего в полуметре от капота возвышалась плотная стена. Невысокая, не больше метра, она немного не дотягивала до окна. Глеб включил фары и медленно двинулся вперед.
  Туман окружил машину со всех сторон и сомкнулся позади. Теперь она плыла среди тревожных фигур, блуждающих по поверхности. Ветер неожиданно стих. Было слышно лишь, как работает двигатель, но и этот звук доносился приглушенным, словно туман каким-то образом поглощал любой шум. Глеб бросил взгляд на телефон, лежащий над бардачком. Единственная линия индикатора уровня сигнала появлялась и пропадала.
  'Закричи я сейчас, и меня никто не услышит', - испуганно подумал он.
  Деревья впереди расступились, указывая направление, и пикап поплыл через лес.
  Двигаясь по неровным колеям, 'Тойота' несколько раз опускалась слишком низко и зачерпывала в открытое окно густую влагу. Лобовое стекло покрылось испариной, и Глебу пришлось включить обдув. Капот, словно нос ледокола, раздвигал туман, и тот нехотя расступался. Деревья стояли неподвижные, будто каменные по обе стороны узкого русла. Глеб почувствовал, что вспотел.
  Скоро впереди показалась дорога. Белая стена так же внезапно обрывалась, открывая колею, и 'Тойота', медленно выкатившись на открытое место, остановилась. Призрачный след, который она оставила за собой, еще минуту читался в белых облаках, а потом исчез. Глеб прижался затылком к подголовнику и глубоко вздохнул.
  И снова услышал звуки.
  Шелестела листва. Покачивались на ветру высокие кроны.
  Он пересек барьер.
  
  4
  
  'Тойота' разгонялась, как самолет. Глеб с упоением жал на газ, чувствуя, как ускорение плотно прижимает его к спинке кресла. Ощущения езды не было - было ощущение полета. Даже ямки и неровности дороги не портили упоительное чувство стремительного броска. Ветер налетал через открытое окно и ерошил волосы, с ревом закручиваясь вихрями по салону. Чувство свободы, звенящее, как тетива - так чувствовали себя ковбои, перегоняющие стада по бесконечным прериям. Только ты и ветер, и простор, наполненный холодным, свежим, как парное молоко, вкусным воздухом.
  Восторг - та самая эмоция, так знакомая детям и почти недоступная в зрелые годы, гнал по венам кровь, и они гудели, как высоковольтные провода. Машина неслась посреди дороги, распугивая птиц, снующих по деревьям у обочины. Стрелка спидометра переступила отметку сто, а Глеб все продолжал давить на газ, завороженный скоростью.
  И только когда впереди показался знак поворота, он отпустил педаль. С сожалением, разочарованно, словно опускался с высоты, где все подобны богам, на землю, к ее мелочам и тварям, ползущим между камней.
  Из-за поворота показалась машина. Глеб мотнул головой и сильнее придавил педаль тормоза, одновременно возвращаясь на свою полосу.
  'Зачем же я так гоню? Черт!'.
  Машина промелькнула мимо. Глеб переключил передачу.
  
  5
  
  'Улица Ленина, дом 18'.
  Глеб сложил бумажку и выбрался из машины. Солнце поднялось высоко и припекало, обещая впереди жаркий день. Народу на площади почти не было, лишь у входа в магазин стояло несколько стариков. Они что-то оживленно обсуждали. Искать улицу Ленина не было необходимости. В большинстве маленьких городов Подмосковья она всегда самая крупная, проходящая из конца в конец, и вновь становящаяся каким-нибудь шоссе или дорогой.
  'Так, мне нужен дом восемнадцать'.
  Глеб включил сигнализацию и неспеша пошел вперед, высматривая искомый номер.
  Дома - все двухэтажные, с треугольными крышами и окнами по фасаду, деревянные и выкрашенные в зеленый цвет, тем не менее, не казались одинаковыми. Где-то слуховое окно обрамлял крошечный балкончик с резными перилами, где-то сверкали яркой радугой цветные ставни; и таблички с номерами - квадратные или круглые с крышечкой, новенькие и блестящие на солнце или потускневшие, обесцвеченные многими долгими зимами. Глеб с удовольствием рассматривал новый для него мир провинциального поселка, восхищаясь его простой красотой и спокойствием.
  'Интересно, смог бы я жить здесь? Не гостить, не на время - а именно жить?... Нет. Наверное, нет. Умрешь тут со скуки'.
  Он остановился у дома номер восемнадцать, оглядел калитку в поисках звонка и, не обнаружив его, задумался.
  'Может, нужно зайти на участок. Может, так принято? Черт! Откуда я знаю!'.
  Калитка запиралась на обычную 'вертушку'. Были там и скобы для висячего замка. Глеб немного потоптался на месте, не зная, что делать. В конце концов он решился и прошел на участок.
  'Если бы они не хотели, чтобы кто-то зашел - повесили бы замок'.
  По выложенной плиткой дорожке бежала небольшая дворняга. На половине пути она остановилась, не решаясь подходить к нарушителю близко. Загнутый 'бубликом' хвост метался из стороны в сторону.
  'Если собака виляет хвостом, значит, она настроена дружелюбно. Наверное'.
  Глеб шагнул вперед. Собака отступила и снова остановилась, огласив участок заливистым лаем.
  'Черт, не могли сделать себе нормальный звонок! Как я пойду? А вдруг она набросится?'.
  Из-за дома вышла девушка.
  -Вам кого?
  Глеб посмотрел в бумажку.
  -Анатолия Ивановича Неверова. У меня для него... э-э-э... посылка.
  -Что за посылка?
  -Не знаю. От Бескова.
  Девушка подошла к собаке.
  -Жулик, успокойся! Замолчи!
  Дворняга обернулась к хозяйке и умолкла.
  -А вы кто?
  -Я племянник Сергея Викторовича.
  -А, понятно.
  Она потрепала собаку по загривку и улыбнулась.
  -Отца нет. Давайте мне - я передам.
  Девушка направилась к Глебу.
  Он смотрел на нее, и каждая черта, которую отмечал глаз, ему нравилась: широкое, богатое мимикой лицо; волосы, свободно разбросанные по плечам; стройная, немного мальчишеская фигура. Ему нравилось, как двигались губы, когда она говорила. Ее бежевые вельветовые штаны и футболка с длинными, закатанными до локтя рукавами. Маленькая грудь, и то, как она держит руки, переплетя пальцы.
  Девушка поймала направленный на нее взгляд, и Глеб смутился.
  -Как вас зовут?
  -Глеб.
  -А меня Настя.
  -Очень приятно.
  Она остановилась в шаге от него.
  -Вы не торопитесь? Чаю хотите?
  -Хочу!
  -Идемте.
  Она отпихнула крутящуюся под ногами собаку.
  -Жулик, отстань!
  Глеб последовал за ней, стараясь не смотреть на ладные округлые ягодицы.
  'Ну что ты пялишься! Девчонки же это чувствуют!'.
  Настя открыла дверь и посторонилась, пропуская гостя вперед.
  -Заходите. Вон в ту дверь. Я сейчас.
  Глеб оказался в узкой прихожей. Ему пришлось встать боком, пропуская Настю вперед. Ароматные волосы коснулись лица, заставив сердце колотиться.
  Дождавшись, когда она скроется за дверью, он снял ботинки и принюхался.
  'Вроде, ничего'.
  
  Центр комнаты занимал небольшой стол. На маленьких подоконниках цветы в горшках; полосатый коврик на полу; тикали часы. Под тяжестью шагов слегка поскрипывали половицы. В углу телевизор, накрытый кружевной салфеткой. Под окном пару раз отрывисто тявкнул Жулик.
  Глеб прошел к столу и сел, сложив руки на коленях. Пахло деревом и хлебом.
  -Вы к нам надолго? - крикнула с кухни Настя.
  -На месяц.
  -Отдыхать?
  -Что-то вроде.
  -Кстати, ванная напротив. И там можно вымыть руки. Не стесняйтесь!
  Глеб поспешно встал.
  Когда он вернулся, на столе уже стоял поднос. Настя расставляла чашки.
  -Давай помогу.
  -Я сама.
  'Ой, черт!'
  Переход на 'ты' случился как-то неожиданно, помимо воли. Глеб сел на стул, размышляя: извиниться или сделать вид, что ничего не произошло?
  'И не побоялась впустить меня в дом. Совершенно незнакомого человека. А вдруг я маньяк?'.
  -Я видела твою фотографию, - словно угадав его мысли, сказала Настя. - Твой дядя показывал моим, а они, конечно, озаботились, чтобы она попалась мне на глаза. Так что заочно я с тобой знакома.
  -А-а-а...
  -Бери чашку и наливай.
  -Спасибо.
  Глеб осторожно налил себе кипятка и поставил чайник на место.
  -Ну и как тебе у нас?
  -Ничего. Занятно. Все такое... натуральное.
  Настя засмеялась.
  -Да нет! Я про другое спрашиваю!
  -Я понял, - соврал Глеб, не имея ни малейшего представления, о чем она говорит.
  -Натуральное - здорово! Такого еще никто не говорил!
  'Глупо! Как легко, оказывается, выставить себя дураком'.
  -Чем занимаешься?
  -Да так. Учусь.
  -В институте?
  -Да. Перешел на четвертый курс.
  -Я тоже буду поступать в этом году. В Бауманский. Через месяц поеду на подготовительные курсы.
  Никогда раньше Глеб не попадал под такой шквал эмоций. Его буквально распирало изнутри. Симпатия вспыхнула мгновенно, как только он увидел Настю. Сейчас ему казалось, что он давно ее знает, настолько естественно было находиться рядом, слушать ее голос, наблюдать, как она двигается, ест, говорит. Он словно встретил человека, которого давно знал, но не мог найти. Неожиданно у него перехватило дыхание.
  Никогда и ни с кем ему не было так просто. Никаких тягостных пауз, которые наполняли разговоры со Светой, особенно в последнее время. Никакого скрытого смысла и блуждания по минному полю неожиданных обид. Уютно и хорошо, как будто пришел домой. И все здесь знакомо, и все радует глаз.
  Глеб не заметил, как допил чай. Время летело слишком быстро.
  -Ладно, - сказала Настя и поднялась. - Было приятно познакомиться.
  Очевидно заметив выражение, появившееся на лице Глеба, она добавила.
  -Мне на работу пора.
  -А где ты работаешь?
  -В библиотеке. На самом деле, подрабатываю. Полдня. В детском абонементе.
  -А я могу записаться?
  -Зачем?
  -Хочу взять что-нибудь почитать. У дяди сплошное сельское хозяйство.
  Настя широко улыбнулась.
  -Почему бы нет.
  -Отлично. Я тебя подвезу.
  -Не стоит. Библиотека в паре шагов. Пешком быстрее.
  -Ладно.
  -Я пойду - переоденусь. Сейчас вернусь.
  Настя собрала посуду на поднос и вышла. Глеб подошел к окну, улыбаясь во весь рот. Из кустов малины на него смотрел Жулик. За спиной послышались шаги: девушка поднималась на второй этаж.
  'Как просто случаются такие встречи. Не ждешь ничего и вдруг...'.
  Он закрыл глаза, подставив лицо солнцу. По коже побежали мурашки.
  'Как хорошо!'.
  
  -Я готова!
  Глеб обернулся. Настя сменила футболку на зеленый джемпер и выглядела просто потрясающе. Великолепно!
  -Идем.
  
  6
  
  Они свернули с улицы Ленина и пошли мимо зеленых заборов. Яркий солнечный день разливался по старому асфальту, блестел в листве, наполнял воздух. Навстречу двигалась молодая женщина. Маленький ребенок, ухватившись обеими руками, сосредоточенно толкал свою коляску двумя шагами впереди. Они поравнялись. Поздоровались. Разошлись.
  Глеб удивленно думал о том, насколько разнится темп жизни в Москве и в Горенино. Жители большого города похожи на пассажиров самолета. Для них есть лишь начало пути и его конец. Все, что пролегает между этими двумя точками, оказывается за пределами внимания. Подробности избыточны, они просто не нужны. Но здесь все было иначе. Спокойная и плавная жизнь Горенино оказалась бережной к мелочам, потому что состояла из них. На них обращали внимание, их понимали. Детали, незначительные события, обычная встреча утром - все понемногу складывалось в дни и недели.
  -А ты что любишь читать? - спросила Настя, разрывая зачарованную тишину, почти загипнотизировавшую Глеба.
  -Ну, фантастику в основном. Ужастики. В таком духе. А ты?
  -В общем, я тоже. Люблю Саймака и Бредберри. Желязного. В библиотеке есть несколько их книг.
  -Здорово! Но мне больше по душе Лавкрафт.
  Глеб улыбнулся и скорчил страшную рожу.
  -Я высосу твой мозг! - прорычал он.
  Настя рассмеялась.
  
  Здание библиотеки показалось ему маленьким и каким-то ущербным. Покрашенная в традиционный зеленый цвет одноэтажная коробка с отслаивающейся штукатуркой. У крыльца лежали две автомобильные покрышки, видимо символизирующие клумбы. Кроме старых листьев и темной земли там ничего не было.
  Настя открыла деревянную дверь и вошла.
  Внутри было тепло, и гудела, подмигивая, лампа дневного света. Все пространство длинной комнаты занимали деревянные стеллажи с книгами, у окон - покрытые клеенкой столы. Сидящая за деревянным бюро женщина отложила журнал и посмотрела на вошедших. На вид ей было лет сорок; волосы она собрала в пучок, а плечи ее покрывал пуховый платок.
  -Здравствуйте, Анна Олеговна.
  -Здравствуй, Настя.
  Женщина посмотрела на Глеба и улыбнулась.
  -Здрасьте, - сказал он.
  -Это племянник Бескова. Глеб. Он поживет здесь некоторое время. Вы можете его записать?
  -Я могу.
  -Здорово!
  Настя повернулась к Глебу и протянула руку.
  -Ну, я пошла.
  -Приятно было познакомиться.
  Он пожал ее ладонь. Осторожно, даже бережно.
  -Мне тоже.
  
  
  7
  
  Внимательно изучив ассортимент поселковой библиотеки, Глеб взял себе сборник Лема и 'Марсианские хроники'. Все это было уже читано, но первая любовь не ржавеет, к ней приятно возвращаться вновь и вновь. Анна Олеговна записала его в журнал и сообщила, что вернуть книги нужно через две недели. Глеб поблагодарил ее и вышел на улицу.
  Поздняя весна была прекрасна, солнце было прекрасно, деревья были прекрасны - ему не хотелось уходить. Вместо того, чтобы вернуться к машине, Глеб медленно двинулся вдоль здания библиотеки, заглядывая в окна. У предпоследнего он остановился и прижался к стеклу.
  Настя стояла возле книжного стеллажа и разговаривала с девочкой, ровесницей Аленки. Девочка держала в руках раскрытую книжку.
  'Какая же она красивая, Господи! Так не бывает!'.
  Глеб любовался молодой библиотекаршей, забыв обо всем на свете, жадно вылавливая каждое ее движение, каждый жест. Настя говорила еще минуту, а потом повернулась к стоящему у окна столу. Улыбнулась. Махнула рукой. Села в полуметре от него и стала что-то писать, посматривая в окно.
  Девочка получила свой формуляр и ушла.
  -Ты весь день собираешься здесь простоять?
  -Нет, весь день не получится. У меня есть еще поручения.
  -Не пора ли ими заняться?
  -А ну их!
  -Не порть мне репутацию.
  -Я еще зайду.
  -Еще бы. Анна Олеговна страшна в гневе. Особенно, если это касается библиотечных книг.
  Настя улыбалась.
  -Пока.
  -Пока!
  Глеб отошел от окна и махнул рукой. Она ответила.
  День был прекрасен.
  
  8
  
  
  Покончив с делами, Глеб погрузил покупки в машину и направился домой. Из магнитолы лилась музыка, но проносилась мимо, вылетая в раскрытое окно. Лес сплошной стеной обступал дорогу и тянулся вперед, пропадая за поворотом.
  Поездка оказалась удачной. Случайное стечение обстоятельств - просто повезло. Глеб прокручивал в голове утренние события и улыбался. Телефонные столбы мелькали, отсчитывая километры.
  Поворот появился неожиданно, и пришлось резко тормозить, чтобы вписаться. 'Тойота', переваливаясь, покатилась по грунтовой дороге.
  'Интересно, согласится она покататься на машине? И даст ли дядя пикап? Надо будет придумать что-нибудь. Что-нибудь благовидное'.
  Глеб подъехал к развилке и остановился перед цепью. Выполняя необходимые манипуляции, он продолжал мысленно развивать тему первого свидания с Настей. Настоящего свидания.
  Повесив замок, он повернулся к машине и замер. В густом подлеске, всего метрах в пяти от него, сидела лиса. Грязно-рыжая, с острой мордой, она странно припала на передние лапы и буравила Глеба маленькими черными глазками.
  Мысли в голове понеслись галопом.
  'Отличный кадр! Черт, фотоаппарат в машине! Отличный кадр! Только бы не ушла!'.
  Медленно и осторожно он пошел к пикапу, стараясь не делать резких движений, чтобы не вспугнуть зверька. Мокрая шкура блестела на солнце.
  'Наверное, от росы'.
  Когда до цели оставалась лишь пара шагов, лиса пригнула голову и глухо зарычала, обнажив пасть, полную мелких желтых зубов. Глеб остановился.
  'Разве она не должна меня испугаться? Может, у нее поблизости детеныши? А вдруг она бешеная?'.
  Лиса широко оскалилась и тявкнула. Шагнула навстречу. Глеб еле удержался от того, чтобы отступить. От машины уходить нельзя. Если зверь решит атаковать, пикап - единственная защита.
  Он тоже шагнул вперед.
  Лиса снова зарычала. Лапы ее напряглись, сминая траву. Она сделала еще шаг.
  Не успев подумать, Глеб рванулся к машине, дернул ручку и плюхнулся в кресло, чуть не перебив себе ноги дверью. Лиса выпрямилась и застыла. Несколько секунд она сидела неподвижно, принюхиваясь, потом быстро развернулась и исчезла среди кустов.
  'Вот тебе и встреча с природой', - подумал Глеб. Его трясло. Пришлось немного подождать, пока дрожь не прекратиться. Волна усталости накрыла тело, захотелось закрыть глаза. Захотелось спать. Глеб тряхнул головой, вырывая себя из транса, и включил передачу.
  
  Плотная стена тумана оказалась на прежнем месте, словно поджидая его. 'Тойота' снова погрузилась в белесый сумрак, оставив позади радостные звуки леса, и медленно поплыла, окруженная мертвой тишиной призрачной реки.
  
  9
  
  -Я приехал!
  -Все в порядке? - голос тети доносился с кухни, на фоне шипения масла и бубнящего телевизора.
  -Да. Все сделал.
  -Молодец. Обедать будем через час.
  Глеб переобулся и поднялся на второй этаж.
  Мухи приветствовали его появление монотонным гулом сотен крыльев. Книги полетели на кровать, туда же отправилась крышка пульверизатора.
  -Сейчас я вам устрою райские кущи. Гаденыши!
  Струя из баллончика врезалась в самую гущу темной жужжащей массы. В следующую секунду, Глебу пришлось отпрыгнуть назад, спасаясь от целого облака насекомых, поднявшихся в воздух. Мрачная гудящая туча угрожающе зависла между ним и окном, переливаясь и перетекая над полом, меняя конфигурацию. На одно кошмарное мгновение ему показалось, что этот рой бросится на него и ...
  'Да что они могут сделать!'.
  Глеба захватила ярость. Голова сделалась холодной, как перед обмороком, сознание очистилось, мысли исчезли. Он повернулся на месте и отправился вниз.
  
  Мухи успокоились и снова опустились на стекло, продолжая свое бесконечное и хаотическое движение. Глеб стоял с журналом в руке и смотрел, как они ползают, переваливаясь друг через друга. Глаза его, пустые и неподвижные, как у статуи, болезненно блестели. Холодные пальцы подрагивали. Он медленно скрутил журнал в трубку и шагнул вперед.
  От первого удара мухи снова поднялись и густым облаком облепили нападающего. Глеб словно попал в эпицентр бури из снов сумасшедшего. Насекомые ударялись в лицо, набивались в нос, ползали в волосах, пытаясь взлететь. А он все бил и бил, молча, чтобы не открывать рот, даже не глядя, куда попадают удары. Рука поднималась и опускалась, и снова поднималась. Голова немного кружилась, его стало подташнивать. Густой рой пах пылью и чем-то еще, настолько противным, что от одной мысли об источнике такого запаха, любого вывернуло бы наизнанку. Но мыслей не было. Была безумная карусель. Мухи ползали по шее, пытаясь заползти под футболку. Лицо покрылось испариной. Удар, и еще удар, и еще. Первая страница журнала стала влажной и разорвалась в нескольких местах, под ногами хрустели маленькие черные трупы. Время остановилось. Остался лишь гул в голове и панический писк в самой глубине сознания: 'Прекрати!'.
  Глеб очнулся, услышав громкий крик. Он застыл на месте, удивленно оглядывая комнату. Мухи были повсюду: они лежали на подоконнике, прилипли к стеклу, усеяли одеяло и пол. Пахло тухлятиной. У входа в комнату, зажимая ладонью рот, стояла тетя. Глеб уронил журнал и задрожал. Тело сотрясалось настолько сильно, что ему пришлось сесть на кровать, чтобы не упасть. В волосах снова зажужжало, и он стал остервенело ерошить их руками.
  -О Господи...
  -Я уберу.
  -Глеб, ты хорошо себя чувствуешь?
  -Да. Нормально.
  Больше она ничего не сказала и молча спустилась вниз, совсем позабыв о том, что хотела позвать племянника обедать.
  
  На кухне никого не было. Аппетит пропал. Глеб заставлял себя есть, а перед глазами стояло отвратительное черное облако. Ему было страшно. Там, в комнате, на какое-то время он потерял себя. Исчез. И это была не временная потеря рассудка, не аффект - а абсолютно полный провал в черную дыру ярости.
  Глеб пытался анализировать то, что помнил, и выводы к которым он приходил, пугали. Последним, что удержала память, была вспышка гнева, ощущение взлета, холодеющая кожа, а потом - ничего. Пустота. И следующее воспоминание: крик тети, и он сам, стоящий посреди комнаты. Похожие ощущения - когда кровь вдруг отливала от головы, и что-то поднималось из глубин сознания, что-то, очень похожее на ненависть, огромную, не поддающуюся никакому контролю, возникали у него, когда перед глазами мелькала Аленкина куртка. Но тогда ему удавалось взять себя в руки, и нечто мрачное, почти ощутимое, лишь мельком касалось сознания и отступало. В комнате ему это не удалось. Думая о причинах, Глеб неожиданно понял почему - он не хотел себя останавливать. Он позволил этому, чем бы оно ни было, захватить себя.
  'И мне понравилось'.
  
  Он принес с кухни веник и принялся наводить порядок у себя в комнате, стараясь ни о чем не думать. Разумного объяснения происходящему не было.
  'Если я схожу с ума, то почему именно сейчас? И при чем тут Аленкина куртка? Даже для того, чтобы поехала крыша, нужны какие-то причины'.
  Глеб видел только одну - позавчерашний поход в лес. Именно с него все и началось. Именно тогда появился первый провал в памяти. Глеб распрямился и посмотрел в грязное окно. Туман неподвижно висел над полем сплошным белым одеялом. Деревья стояли темные и неподвижные, они как будто ждали чего-то. Он отвернулся и снова взялся за веник, ощущая, как сильно колотится сердце.
  Уборка заняла чуть больше часа. Маленькое мусорное ведро почти полностью заполнилось дохлыми мухами. Настал черед окна. Глеб принес моющее средство и тряпку и терпеливо отмывал его сантиметр за сантиметром. Очень быстро вода стала желтой и вонючей. Он сменил ее и снова принялся за дело. Чтобы в голову не лезли дурацкие мысли, он начал напевать, сначала тихо, а потом уже в полный голос.
  Вылив грязную воду и без сожалений выбросив тряпку, Глеб снова поднялся к себе. Пару минут он стоял посреди комнаты, осматриваясь.
  'Теперь все в полном порядке. Все нормально. Осталось только проветрить'.
  Через открытое окно послышался шум трактора. Теплый ветер принес едва различимый запах выхлопа. Глеб немного постоял, рассеянно глядя перед собой и размышляя, не стоит ли пойти и предложить помощь.
  Усталость разлилась по всему телу и проникла в голову.
  'Мне надо отдохнуть'.
  Глеб взял книгу и устроился на кровати. Через десять минут он уже крепко спал, провалившись в лишенную сновидений темноту.
  
  10
  
  Дядя затянулся и потер глаза. Сумерки медленно скользили по полю, постепенно поглощая звуки и краски. Ветер стих, и единственным движением осталось только странное гипнотизирующее перетекание тумана. Из открытого окна доносился голос телевизионного диктора.
  Он посмотрел на Глеба.
  -Ты сегодня здорово напугал Иру.
  -Я не хотел.
  -Она сказала, что в тебя будто черт вселился.
  -Просто эти мухи... Они меня взбесили!
  -Всех перебил?
  -Угу. Завтра обработаю остальные комнаты. Думаю, хватит одного баллончика.
  Сигаретный дым клубился в метре от них, формируя маленькие облака.
  -Ночью будет душно.
  -Да.
  -Неплохо бы завтра покосить траву. Поможешь?
  -Конечно.
  -Как съездил?
  -Нормально. Все передал.
  -Я видел у тебя книги. Купил?
  -Нет, взял в тамошней библиотеке.
  -А-а. Не забудь вовремя вернуть, а то Насте достанется.
  Он посмотрел на Глеба и улыбнулся. Глеб ответил на улыбку и покачал головой. Где-то в лесу пару раз ухнула сова.
  
  11
  
  В зыбкой стене тумана показалось темное пятно. Оно медленно перемещалось, двигаясь вдоль дома, постепенно 'проявляясь' и приобретая черты человеческой фигуры. Заходящее солнце подсвечивало влажные облака, и казалось, будто человек движется сквозь потоки крови. У самой грани, где начиналось открытое поле, фигура застыла и долго стояла, наблюдая за парой, сидящей на крыльце. Мужчина и мальчик. Огоньки сигарет медленно двигались в подступающей темноте. Спустя несколько минут, они поднялись и ушли в дом. Темное пятно шевельнулось и медленно растворилось в тумане.
  Из открытого окна послышался смех.
  
  День пятый
  
  1
  
  Глеб открыл глаза и осмотрелся. В комнате было темно и тихо. На экране сотового светились цифры '3:14'. Он повернулся на бок, сонно размышляя, что могло разбудить его посреди ночи, и сунул руку под подушку. Перед глазами неясными картинами парили остатки недосмотренного сна. Потяжелевшие веки вновь опустились. Перед тем, как экран телефона погас, четверка на нем сменилась пятеркой.
  -Мама! Мамаааа!
  Глеб вздрогнул и почувствовал, как по коже растекается неприятный холод. Он сел в кровати, застыл, обхватив руками колени, и прислушался. Крик разорвал тишину и тут же смолк, сменившись рыданиями.
  'Аленка!'
  Ночные страхи, давно уже притихшие и до поры тихо спящие в ногах, очнулись и быстро расползлись по всему телу, лишая способности двигаться. Дом наполнился звуками и неясными тенями.
  -Мама!
  Глеб вскочил на ноги и, вытянув вперед руки с растопыренными пальцами, осторожно пошел к выходу из комнаты. Хлопнула дверь, и снизу послышались голоса: крик Аленки разбудил родителей. Их присутствие приободрило Глеба, и он немного расслабился. На холодной лестнице было слышно, как тетя что-то говорит монотонным успокаивающим голосом. Слов разобрать не удалось, но плач девочки стих. По металлической крыше что-то заскребло.
  'Наверное, птица'.
  Глеб замерз, стоя в одних трусах на сквозняке, и собрался уже возвращаться к себе в комнату, как вдруг снизу снова раздался крик:
  -Это было чудовище! Оно съело луну!
  Аленка опять заплакала, а Глеб застыл, крепко вцепившись в перила.
  'Чудовище! Здесь чудовище!'.
  Если бы все это происходило днем, при свете солнца, он сам посмеялся бы над своими страхами. Но здесь и сейчас, в самый глухой час ночи, слова девочки прозвучали совсем не смешно. Они прозвучали правдой. В них чувствовался ужас, почти истерика.
  Внизу заскрипел пол; кто-то раздвинул створки зеркального шкафа в прихожей. Снова заговорила тетя, глухо и торопливо. Потом хлопнула дверь, и стало тихо.
  Глеб присел на ступеньку и обхватил себя руками. В голове замелькали безобразные образы - разбуженная фантазия работала в полную силу. Ему чудилось, будто что-то ужасное крадется по лестнице, поднимаясь на второй этаж. Уродливый монстр, стелясь по ступеням, раскрыв широкую, полную зубов пасть, нащупывает дорогу мощными когтистыми лапами. Широкий крокодилий хвост подрагивает. Тварь движется в кромешной темноте; раздувая ноздри, принюхивается к запаху человека. К его запаху.
  'Чудовищ нет. Все это - детские сказки. Монстр вовсе не поднимается сейчас по лестнице. Это всего лишь мое воображение'.
  Доводы разума прозвучали неубедительно.
  'Там что-то есть. И оно поднимается'.
  Глеб закрыл глаза и увидел сундук, но совсем не такой, каким представлял его в детстве. Раньше тот был деревянным, выкрашенным в яркий желтый цвет, с двумя синими полосками по периметру и выгнутой крышкой. Теперь он потемнел и больше напоминал ящик, обитый ржавыми железными полосами. Он был похож на гроб и выглядел зловеще. Созданный, как ловушка для чудовищ, сундук сам постепенно превращался в монстра.
  Глеб не позволил себе задуматься об этом.
  'Привет, старый друг. Для тебя есть работенка'.
  
  Над полем висела густая, без единого огонька, мгла. Луны не было видно, и только туман, клубясь над землей, светился слабым белым светом. Дом молчал.
  Глеб стоял, глядя в окно, и на душе у него было неспокойно. Его напугал крик Аленки, и монстр, крадущийся по лестнице. Его напугало то, что впервые за много лет он снова боролся с чудовищами, которые уже давно должны были исчезнуть. Детские кошмары возвращались, но теперь они пришли в мир взрослого.
  Заснул Глеб не сразу. В голове еще долго звучал Аленкин вопль.
  'Чудовище! Оно съело луну!'
  
  2
  
  Дядя завтракал в одиночестве, когда Глеб спустился на кухню. Телевизор молчал; едва слышно тикали часы на стене.
  -Доброе утро.
  -Привет.
  Глеб включил чайник.
  -Я слышал, как Аленка кричала ночью. Что случилось?
  -Ей приснился кошмар. Долго не могла успокоиться.
  -Понятно. Я включу телевизор?
  -Давай. Только не громко.
  Они немного посидели в молчании. Глеб маленькими глотками пил чай, глядя в окно. Небо заволокли низкие темно-фиолетовые тучи.
  -Наверное, будет дождь.
  Дядя глянул в окно и кивнул.
  -Да. Может быть.
  -Какие дела на сегодня?
  -Если у тебя ничего не намечено - покоси газон вокруг дома.
  -Хорошо.
  
  3
  
  Глеб медленно шагал за электрокосилкой, рассеянно поглядывая по сторонам. В дальнем конце поля размытым синим пятном двигался трактор. Облака висели неподвижно, полные воды, готовые вот-вот пролиться дождем. В воздухе пахло влагой и скошенной травой.
  Он думал о Насте. Вспоминал ее лицо, снова и снова проигрывал в голове вчерашние диалоги. Размышлял о том, как здорово было бы снова увидеть ее, коснуться рукой. Он представил, как она сидела в библиотеке и разговаривала с девочкой, периодически поглядывая в окно. Мысли вольно летали в голове, перескакивая с темы на тему, и неожиданно сместились к Аленке и ее жуткому крику посреди ночи.
  'Нет ничего странного в том, что ей приснился кошмар. И нечего тут воображать, будто по дому в темноте бродят чудовища. Глупо это все. Детство в одном месте заиграло, напугал сам себя, как дурак. Стольким людям по ночам снятся кошмары!'
  Но уже сам факт того, что приходится себя убеждать, настораживал. Страхи лезли в голову, просачиваясь через любые доводы.
  'Вот пропасть! Это становится навязчивой идеей'.
  Глеб неожиданно осознал, что с того момента, как он вошел в дом, приятные ощущения можно было пересчитать по пальцам одной руки. Здесь не было комфортно, как должно быть дома. Скорее он чувствовал себя живущим в лагере на передовой. На границе, за которой притаился невидимый и страшный враг. Впервые за время пребывания на ферме, Глеб предположил, что этот дом мог быть чужим и для дяди с тетей. И Аленки. И не просто чужим - враждебным.
  И туман. Он окружил поле, словно стена. За последнее время к нему привыкли и перестали обращать внимание. Как будто его и не было. Но он был. Он не рассеивался и не отступал. Не менялся. Он сторожил их.
   'Что за мистическая чушь лезет в голову!'.
  Глеб никогда не жаловал мистику. Он любил читать о таком в книгах, но в жизни ее существования не допускал. Все можно объяснить естественными причинами - таким был его девиз.
  'Природа бесконечно разнообразна и многогранна. И слепа. Она не видит отдельных людей и не испытывает эмоций. Следовательно, если мы столкнулись с необъяснимыми проявлениями естественных процессов (круто сказано!), то можно предположить, что они не были сознательно направлены против нас. Тогда, если не будет возможности с ними бороться, можно просто уйти. И никто не будет преследовать'.
  В небе прогрохотало. Гром прокатился над полем и лесом, вибрируя на низкой частоте, и затих. Мягкий рассеянный свет успокаивал, словно нежное прикосновение.
  'Похоже, сумерки забыли вовремя убраться'.
  Глеб снова погрузился в размышления.
  
  4
  
  Он закончил с лужайкой перед домом и удовлетворенно потянулся. Мышцы, непривычные к физической работе, ныли, поэтому оставшуюся часть газона Глеб решил отложить на потом и покатил косилку обратно в сарай. Напряженное ожидание дождя, разлитое в воздухе, постепенно передалось и ему.
  Дядя содержал сарай в образцовом порядке. Садовые инструменты, велосипеды, тележки и множество всевозможных мелочей - все это располагалось на своих местах. К одной из стен крепились бесчисленные полки, каждая из которых, очевидно имела свое особенное назначение. Посреди пола темным пятном выделялся квадратный люк, закрытый металлической крышкой с кольцом. Глеб покатил косилку к дальней стене, где она хранилась по соседству с вилами, лопатами и граблями, но не дойдя до цели нескольких шагов, он вдруг остановился, удивленно глядя перед собой.
  'Это еще что такое?'.
  Перед ним была дверь. Деревянная дверь, обитая вагонкой. Она почти полностью сливалась со стеной, прикрытая садовой утварью. Ни ручки, ни замка на ней не было.
  Глеб оставил косилку и подошел ближе.
  'Интересно, что там?'.
  Он осторожно расчистил проход, отложив грабли и лопаты в сторону. Между дверью и стеной темнела щель, но слишком узкая, чтобы можно было просунуть палец. На полках нашлась стамеска. Глеб просунул ее в зазор и нажал.
  Дверь поддавалась с трудом. Приходилось действовать очень аккуратно, чтобы острое лезвие не оставило следов на вагонке. Провозившись минут десять, Глеб уже был готов бросить эту затею, когда, наконец, сопротивление ослабло и проход открылся, выдохнув в лицо Глебу пыль и темноту.
  Рассеянного света с улицы едва хватало, чтобы осветить потайную комнату на пару шагов. Пахло затхлостью и старыми вещами.
  'В доме есть фонарь. Я видел его в коридоре'.
  Глеб подпер дверь табуреткой и быстрым шагом направился к выходу.
  
  
  5
  
  Тетя с Аленкой стояли возле зеркального шкафа. Тетя искала что-то на одной из полок, Аленка шмыгала носом.
  -Привет, - сказал Глеб.
  -Привет, - ответила девочка.
  Ее голос прозвучал странно. Обычно, когда она говорила, слова звенели, как маленькие колокольчики. Во всех ее фразах неизменно слышались восторженные, восклицательные нотки. Теперь же ее голос показался тусклым и лишенным красок, как поле и лес за окном. Пасмурным.
  'Ничего удивительного. Наверное, она плохо спала остаток ночи'.
  -Привет, Глеб, - сказала тетя.
  Она вытащила из шкафа небольшой пузырек и повернулась к свету, рассматривая его содержимое. Аленка достала из кармана платок и высморкалась. Тетя повернулась к ней.
  -Идем.
  Они направились в гостиную, и по пути девочка закашлялась.
  'Простудилась, что ли?'.
  Глеб взял фонарь и вышел на улицу.
  
  В темной комнате было холодно. Узкий луч света осветил обширное пространство, сплошь забитое картонными коробками. Повсюду густым слоем лежала пыль. Кроссовки оставляли на полу четкие следы.
  'Похоже, сюда не заходили несколько лет'.
  Под воздействием воздуха пыль поднялась и повисла, образуя плотное облако. Глеб несколько раз кашлянул и прикрыл нос рукой. Кроме коробок в комнате ничего не было. Он подошел к ближайшей и заглянул внутрь.
  'Фигня какая-то'.
  Фонарь осветил ржавый серп без ручки, чугунный утюг, потрескавшиеся миски и деревянные ложки. Все это было свалено в кучу без всякой системы - просто барахло.
  Открыв следующую коробку, Глеб присвистнул.
  'А вот это уже интересно'.
  Там были кресты. Множество крестов. Большие, маленькие, деревянные, металлические, резные и совершенно примитивные - две палки, связанные веревкой. Один из них - тяжелое почерневшее распятье - мог оказаться серебряным. На некоторых крестах были вырезаны буквы. Глеб поднес фонарик поближе и, с трудом разбирая старинное написание, прочитал:
  'Да восстанет Бог и рассеются враги Его, и да бегут от лица Его ненавидящие Его '.
  Он заглянул в следующую коробку - то же самое. И в другой. И в третьей. Кресты, кресты, кресты - сотни крестов.
  'Да тут хватит на войну с целой армией вампиров!'.
  Еще одна коробка оказалась набитой старым тряпьем, от которого поднимался едва уловимый, но неприятный запах.
  И снова кресты.
  Всего двадцать четыре коробки.
  В горле пересохло, от висящей в воздухе пыли слезились глаза. Глеб стоял посреди комнаты, пытаясь осознать свою находку. Она выглядела настолько дико, что в голову лезли предположения одно фантастичней другого.
  'Можно сколько угодно размышлять о силах природы, но, когда увидишь такое, поневоле начнешь сомневаться'.
  Он закашлялся и попятился назад. Забитые пылью легкие болели. Кашель был такой сильный, что Глеба чуть не вырвало. Пришлось отступить и выйти наружу, чтобы вдохнуть чистого воздуха.
  Когда спазмы в груди прекратились, он выключил фонарь и закрыл дверь. Возвращаться в потайную комнату не хотелось. В ее затхлой атмосфере было что-то нехорошее, ненормальное.
  'Такого просто не должно быть в доме!'.
  В голову настойчиво лезло одно единственное слово: помешательство.
  'Есть по крайней мере один человек, который знает, что все это значит'.
  Глеб сунул фонарь в карман и пошел искать дядю.
  
  Воздух стал немного холоднее. Над полем расплылась густая тишина. Ни один звук не нарушал мрачного молчания природы. Это полнейшее безмолвие порождало неприятное чувство дезориентации, как бывает в абсолютно темной комнате, когда обрывается привычная связь с предметами, и кажется, будто вокруг простираются гигантские пустые пространства. Трактор виднелся метрах в пятистах. Его двигатель молчал. Глеб прибавил шаг, чтобы согреться. Изо рта вырывались маленькие облачка пара.
  Дядя стоял возле кабины и задумчиво смотрел на полосу тумана. Увидев племянника, он мотнул головой и потер ладонями щеки.
  -Уже закончил?
  -Я решил взять перерыв.
  Глеб медлил, раздумывая, как начать разговор. Ничего не придумав, он решил говорить напрямую.
  -Там в сарае... Я наткнулся еще на одну комнату.
  Дядя промолчал. Напряжение, почти физически ощутимое, встало между ними, словно занавес. Глеб почувствовал, что ступил на зыбкую почву.
  -Там было много старых коробок. Я заглянул в несколько и...
  -И что?
  -Там сотни крестов, может быть даже тысяча. Откуда они?
  Дядя еще раз взглянул на лес и сунул руки в карманы.
  -Их нашел твой дед.
  Он снова замолчал, будто размышляя, стоит ли продолжать или закрыть тему.
   -Хорошо. Я тебе кое-что расскажу.
  Он закурил и выпустил во влажный воздух струйку дыма.
  -Эту землю отец приобрел в девяносто четвертом. Тогда здесь был просто заброшенный пустырь на месте старой деревни. Все заросло крапивой, травой. Везде валялся мусор: куски стен, кирпичи, вещи. Несколько месяцев у нас ушло на то, чтобы расчистить поле. Большей частью мы все вывезли, что-то сожгли. Кое-что отец оставил. Мелочевку. Ты видел - всякие инструменты, кое-какая одежда. Решили, что это может оказаться ценным.
  -А кресты?
  -Кресты появились позже. Уже на следующий год. Мы поставили тут домик и стали распахивать поле. Работы было по горло - всегда так на первых порах. И вот ворочаем мы землю, и вдруг что-то звякает по лезвию. Крест. Его вывернуло с глубины сантиметров десять. Ничего примечательного, просто ржавая железка. Мы его в кабину бросили. На обратном пути снова напоролись. Еще один. Примерно в метре от первого. Вобщем, в тот день мы нашли их с десяток. Они располагались в линию, на одинаковом расстоянии один от другого. В течение недели мы находили их снова и снова. Да... Жутковато было.
  Дядя глубоко затянулся и продолжил.
  -Эти кресты образовали круг, опоясывающий все поле. Каждый был закопан в земле вертикально. Между соседними расстояние примерно в метр.
  -А зачем их туда вкопали?
  -Да кто ж его знает. Отец порасспрашивал осторожно у местных, но ничего не добился. Может они действительно ничего не знали, а может - молчали. В деревнях к таким вещам относятся настороженно. Народ здесь суеверный.
  -И вы сложили кресты в коробки?
  -Да. Сначала хотели выбросить, но отец передумал. Наверное, мы побоялись. С такими вещами не хочется шутить. Защитный круг - очень старая традиция. Думаю, те, кто жили здесь до нас, хотели от чего-то уберечься.
  -Знаете, дядь Сереж, а не могло у них происходить то же, что и у нас?
  -А что у нас?
  Глеб задумался и снова пришел к выводу, что не может ответить на этот простой вопрос. Ничего конкретного, конкретно ужасного, от чего нужно было бы защищаться, не происходило. Разрозненные явления, которые могут оказаться вполне объяснимыми, еще ничего не доказывали. Оставались только ощущения. Домыслы.
  -Выбрось это из головы, Глеб. Ничего тут не происходит. Только сами себя пугаем.
  -Наверное.
  -Так мы скоро додумаемся до того, чтобы опять врыть эти кресты.
  Глеб промолчал. Именно такая мысль пришла ему в голову, и он уже почти решился ее высказать. Теперь подобные слова прозвучали бы странно, выставив его суеверным дикарем.
  Снова выкладывать круг - значит бороться. А чтобы бороться, нужно признать существование врага. Дядя не собирался ничего признавать. Он предпочитал оставаться на стороне практичного материализма, где нет места никаким магическим кругам и крестам. Глеб очень хорошо его понимал, но еще он понимал, что это позиция страуса - сунуть голову в песок и делать вид, что ничего не происходит.
  'Пока не происходит'.
  Кресты вкопали не зря. Те, кто проделали эту работу, боялись чего-то и хотели защитить себя.
  'Знать бы чего именно они боялись... А деревня-то опустела. Значит, что-то у них не вышло... И почему дядя не выбросил кресты? После смерти деда, он мог это сделать'.
  -А почему вы не избавились от крестов? Зачем оставили их в сарае?
  Дядя посмотрел на Глеба и скривил губы.
  -На всякий случай.
  
  6
  
  Глеб шел через поле, рассеянно глядя себе под ноги и думал о том, как странно реагирует человек на необъяснимое. Дядя ясно дал понять, что не верит ни в какую мистику, связанную с этим местом, и не хочет, чтобы эта тема поднималась. И это было нормально. Так сказал бы любой. А потом он произнес: 'На всякий случай'. И снова все перемешалось.
  'На какой случай? Какой может быть случай, после всего того, что он говорил?'.
  Противоречия смущали Глеба. Он метался, не зная, какую сторону принять. Или относиться ко всему с точки зрения здравого смысла и ждать, когда ситуация сама придет в норму, или признать, что им противостоят неизвестные сверхъестественные силы. Признать силу крестов, амулетов и прочего, о чем он всегда думал с легким презрением. Решения не было.
  Глеб заглянул в сарай и еще раз осмотрел темную комнату.
  'От чего же вы защищались? Чего боялись?'.
  Ответа не последовало. Тайна, которая окутывала это место, оставалась тайной.
  
  7
  
  Аленка сидела в гостиной и смотрела по телевизору 'Русалочку'. В руке у нее был носовой платок. Когда Глеб вошел, она расправила его и старательно высморкалась.
  -Простыла?
  -У меня насморк. Я теперь говорю в нос. Слышишь?
  Аленка скорчила забавную рожицу и произнесла:
  -Говорю в нос.
  -Понятно.
  Глеб присел рядом и несколько минут смотрел на экран, где морские обитатели пели, как это хорошо - жить под водой.
  -Алена, почему ты кричала ночью?
  Девочка повернулась к нему.
  -Мама не хочет, чтобы я говорила об этом.
  -А ты по секрету. Я ей не скажу.
  Аленка посмотрела в сторону кухни и, удостоверившись, что двери закрыты, сказала:
  -Хорошо. Только ты дай мне честное слово!
  -Честно никому не скажу!
  Девочка подвинулась ближе.
  -Я видела чудовище.
  -Чудовище?
  -Да! В окне.
  -И что это было за чудовище?
  -Дядька. Он стоял и смотрел на меня. А потом он изменился и стал таким...
  Аленка сделала страшное лицо и пошевелила растопыренными пальцами.
  -Каким?
  -Жутким. Совсем не как человек.
  -И что он сделал?
  -Он стал кусать луну.
  Она наклонилась еще ближе и добавила шепотом.
  -И она стала гаснуть.
  -А потом?
  -Потом он повернулся ко мне. Его лицо горело. Как будто луна была у него в голове. Он еще рот отрыл, а там зубы.
  Аленка вздрогнула.
  -Я испугалась и закричала.
  Они замолчали, глядя в телевизор. Глеб нахмурился, не зная, как относиться к ее рассказу. С одной стороны это действительно было похоже на кошмарный сон. Нельзя же увидеть такое на самом деле! Но с другой стороны...
  -А я знаю способ, как бороться с чудовищами.
  Слова вырвались сами собой. Аленка смотрела удивленно.
  -Правда?
  -Да. Хочешь, научу?
  -Давай.
  -Значит так. Ты должна представить себе сундук.
  -Как у пиратов?
  -Точно. Как только ты увидишь чудовище, схвати его и засунь туда.
  -Нет! Я не буду его хватать! А вдруг оно схватит меня?
  -А ты понарошку. Закрой глаза и представь, как ты его хватаешь. Чудовища этого не выносят.
  -Ты меня разыгрываешь! Ты шутишь надо мной, потому что я маленькая!
  -Нет. Я сам так делаю.
  Девочка задумалась.
  -Не врешь?
  -Честное слово!
  -Ладно. Я попробую. А чудовище не сможет выбраться из сундука?
  -Не сможет. Ведь открыть его можешь только ты.
  -Здорово!
  
  8
  
  Дождь начался, когда они все сидели на кухне и обедали. Тяжелые капли застучали по крыше, сначала редко, а потом все быстрее и быстрее, пока стук не превратился в постоянный гул.
  Глеб стоял у себя в комнате и смотрел, как ручейки воды стекают по стеклу и падают на крышу крыльца. У многих людей такая погода вызывает уныние, но не у него. Монотонные звуки гипнотизировали, заставляя расслабиться и позабыть обо всем. Он стоял, не шевелясь, и слушал, как шелестит дождь.
  
  День шестой
  
  1
  
  Утро выдалось мрачным: Аленка сопливилась, и тетя увела ее в комнату; дядя встал рано и ушел в поле - завтрак протекал в полном одиночестве. Глеб чувствовал себя слабым и не отдохнувшим. Делать ничего не хотелось, и даже смотреть телевизор было лень. Он апатично жевал бутерброд, размышляя о том, чем бы заняться.
  'Можно закончить с лужайкой'.
  Мысль не вызвала энтузиазма. Голову словно окутали ватой, сквозь которую пробивалось лишь тихое 'тик-так' настенных часов и резкий кашель Аленки. Крепкий кофе не помогал, как будто в чашку налили обычную воду - никакого вкуса, никакой бодрости.
  'Надо принять душ и пойти на улицу - вот что. Может хоть это меня растрясет?'.
  Глеб молча закончил завтрак и пошел наверх.
  Стоя под струями прохладной воды, он подумал о Насте. Ему вдруг отчаянно захотелось увидеть ее. Прикоснуться к ее нормальности, ее радости - ко всему тому, чего так не хватает здесь. Выдумать какой-нибудь предлог, взять машину и поехать в Горенино; зайти в библиотеку. Этот дом, казалось, все глубже и глубже погружался в густую жадную топь. И слишком много сил уходило на то, чтобы жить в нем.
  Когда Глеб вошел в свою комнату, первое, что он услышал, было радостное 'жжжж'. Мухи появились снова, хотя на этот раз в гораздо меньшем количестве. Он насчитал троих, и начал было снимать тапок, но передумал.
  'Живите. Разберусь с вами позже'.
  Глеб устроился в кровати с книгой в руках. Полчаса он пытался читать, но внимание рассеивалось, и картинка никак не хотела складываться в усталой голове. Глаза закрывались, и книга выпала из ослабевших пальцев.
  'Нет, так не годится!'
  Глеб заставил себя сесть и помотал головой.
  'Снова спать! Спустя два часа, после того как проснулся. Ну уж нет!'.
  Он оделся и пошел к лестнице.
  
  От вчерашних пасмурных сумерек не осталось и следа. Небо сияло, будто только что вымытое, на ярком синем фоне не было ни облачка. Слабый теплый ветер приносил отдаленное тарахтение трактора. Где-то на крыше заливались птицы. Глеб ступил в чистую прохладу и остановился у крыльца.
  Туман оставался на месте, ничуть не изменившись, по-прежнему игнорируя все законы природы. Он настолько явно диссонировал с окружающим пейзажем, что казался чем-то искусственным, будто чья-то воля намеренно держала его вокруг дома. Глеб долго смотрел на мрачную серую стену, обступившую их, словно заключенных в тюрьме, а потом ноги сами собой задвигались, увлекая его вперед.
  Насколько он мог судить, высота преграды нисколько не изменилась. Она поднималась в метр над землей, и уходила дальше к лесу, чередуясь плавными возвышениями и впадинами, словно застывшие морские волны.
  Идти сквозь туман было странно, как будто паришь над облаками, полностью скрывающими землю внизу. Глеб медленно продвигался вперед, направляясь к кромке деревьев. Призрачные фигуры плыли где-то далеко в стороне, перетекая из формы в форму, и пропадали из вида. Ритмичность этих движений невольно вызвала ассоциацию с дыханием.
  'Интересно, где-нибудь есть упоминание о живом тумане? Может быть в какой-нибудь мистической литературе?'.
  Глеб все больше утверждался в мысли, что за всем этим скрывается какое-то намерение. Чья-то воля. Туман обступил поле не просто так. Он выполняет какую-то задачу, пусть совершенно не понятную, но явно кем-то поставленную.
  Первые деревья выплыли навстречу, словно гигантские стражи. Выглядели они неприветливо. Высокие и неподвижные серые столбы устремлялись к самому небу, разбавляя яркие голубые краски мертвым бесцветием. Во многих метрах над землей широкие кроны переплетались, образуя черный узор кракелюр на радостной картине утра. И снова мир окутала тишина: ни пения птиц, ни поскрипывания стволов, только слабая, едва уловимая дрожь земли под ногами, словно там шла невидимая работа. Колебания не усиливались и не ослабевали, прячась от органов чувств за мертвой монотонностью.
  Глеб вспомнил свой недавний кошмар и живо представил, как у него под ногами, скрытые туманом, вылезают из земли жадные корни. Он подошел к ближайшему дереву и положил руку на ствол. Холодный, но не слишком. Обычный. От коры исходила слабая вибрация.
  'Интересно, так быть должно?'.
  
  2
  
  Сделалось холодно. Сырой, пропитанный влагой воздух, пробирал до самых костей. Глеб шел вперед, осторожно огибая деревья и чувствуя себя букашкой в мире молчаливых великанов. Апатия прошла, сменившись непонятно откуда взявшимся глупым восторгом. Жизнь снова заструилась по венам, и это было прекрасно! Через бесконечную гладь тумана, разглядывая стебли, торчащие из него, словно хребты морских чудовищ, он шел и думал: все, что происходит - хорошо. Наверное, именно так и должно быть. Чувства опасности исчезло, сменившись чувством единства. Ощущением себя, как части целого. Огромного организма, постичь который не дано никому.
  Глеб продвигался вперед без направления и цели. Мысли в голове умолкли, как испуганные птицы, оставив после себя лишь неясные образы на самой грани разума. Образы чего-то огромного, гигантского нечто, которое спит и снова видит сны.
  Он очнулся от внезапного звука. Сухой скрип, доносящийся неизвестно откуда, окружил его со всех сторон. Глеб словно вынырнул из глубоко забытья, остановился и прислушался к стонам деревьев. И снова вспомнился недавний сон. Неожиданно ясно, до самых мелочей. Именно так шумели деревья, пытаясь высвободиться из плена земли.
  'Ловушка! Черт! Ловушка!'.
  Он не помнил, как пришел сюда и оказался в самой сердцевине проснувшегося кошмара. Вокруг - только десятки серых стволов и туман. Скрип и шорохи. Зародившись где-то далеко, они быстро приближались. Что-то шло к нему через лес.
  Глеб отступил на шаг и остановился.
  'Пугаться снов - вот глупость! Это ненормально. Только в книгах кошмарные сны переходят в явь! В книгах и фильмах ужасов. На самом деле такого не бывает. Да что со мной?'
  Самоуговоры немного помогли. Немного притупили лезвие ужаса, а потом снова заскрипели, защелкали, ломаясь, тонкие ветки.
  'О, Боже мой!'.
  Что бы это ни было, оно шло из глубины леса, уверенно продвигаясь навстречу.
  'Какой черт заставил меня переться в туман? Ну зачем я сюда полез?'.
  Ему вдруг вспомнились все прочитанные страшные книги. Мудрость, сконцентрированная в них, гласила: жертве нужно сделать лишь первый шаг. Выразить добрую волю. Остальное сделают за нее.
  'Надо быть умнее! Блин, надо контролировать каждое свое движение! Нельзя, нельзя, нельзя расслабляться!'.
  За спиной раздалось глухое рычание. Глеб задрожал, боясь пошевелиться. Его ноги словно приросли к земле - стали тяжелыми и непослушными. Источник звука находился уже рядом.
  'Оно нашло меня! Нашло!'.
  Трясясь всем телом так, что заныли мышцы, он обернулся.
  
  3
  
  Тетя поливала цветы, раздумывая, не свозить ли Аленку к врачу. Простуды дочки она не опасалась: сколько раз уже приходилось лечить эти сопли и кашель - ее беспокоило другое. Девочка выглядела вялой и заторможенной. Никакие игры ее не привлекали, разговор не клеился, постоянно прерываясь долгими паузами. Все, что хотела Аленка - это сидеть на кровати с Моней в руках и слушать сказки, записанные на дисках. Раньше никогда такого не было. Даже еле дыша, с высокой температурой она вела себя так, будто и не болела вовсе. Стольких трудов стоило заставить ее хотя бы минуту посидеть на месте, чтобы погреть ухо или подержать градусник. Всегда так было. А теперь - ребенка словно подменили.
  'Отвезу к врачу, и мне скажут, что это просто ОРЗ и выпишут лекарства, которых и так полон шкаф. Никто не увидит этой перемены'.
  Краем глаза она уловила движение и подняла голову.
  Возле леса что-то происходило: туман, до этого неподвижно висевший, словно серое одеяло, вдруг пришел в движение и стал отступать в сторону деревьев. Это было похоже на волну, которая отхлынула от берега и устремилась обратно в море. Освобожденная трава ярко заблестела на солнце.
  Внезапно у нее закололо сердце, а к горлу подступила тошнота. Пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы придти в себя. Тетя бросила лейку и побежала в дом, где в комнате сидела на кровати ее дочь.
  
  4
  
  Туман перед ним вдруг стал набухать и подниматься массивной колонной в человеческий рост. Все это напоминало кокон, внутри которого угадывалась какая-то странная темная масса. Все новые влажные языки устремлялись вверх, делая стенки толще, но несмотря на это, чернота внутри не сдавалась и каждый раз вновь проступала через мутные покровы. Глеб стоял и смотрел перед собой широко открытыми глазами. Он чувствовал - перед ним идет борьба. Тумана и чего-то еще - чего-то жуткого, заключенного в нем. Тьма раздувалась, пытаясь освободиться и вырваться наружу, и Глеб уже почти молился, чтобы туман не пустил ее. Не дал вырваться на свободу, не дал ей приблизиться.
  Темная фигура
  'Да! Похожа на фигуру. Очень похожа!'
  билась, словно старалась разорвать кокон изнутри, мучительно пытаясь сделать шаг вперед. Лес наводнился звуками. Деревья покачивались, как от сильного ветра. Никто не хотел сдаваться.
  Глеб не знал, сколько он простоял так, испуганно глядя на схватку. Очень скоро стало ясно, что туман одерживает верх. Темное существо все больше растворялось в его облаках, теряя форму, пропадая, окутанное постоянно набегающим серым прибоем.
  И вдруг...
  -не должна... ыть...
  Слова прозвучали свистящим шепотом, как будто говорившего душили, и он из последних сил пытался передать какое-то важное сообщение. Они исходили прямо из центра кокона и возникали прямо у Глеба в голове, минуя уши. Тьма говорила с ним. Пыталась говорить.
  А в следующий момент темное пятно исчезло. Туманная колонна еще несколько секунд сохраняла форму, а потом рухнула вниз, словно водяной столб. Деревья снова застыли, вернувшись к прежней равнодушной неподвижности.
  Глеб повернулся и, ударяясь ногами и царапаясь о кусты, бросился прочь.
  
  5
  
  Дядя удивленно смотрел, как из леса, среди гробового молчания, выкатывается туман, словно большая белая волна. Достигнув своих прежних пределов, он взметнулся к небу, потом рухнул вниз и застыл неподвижно.
  
  
  6
  
  'Выбраться отсюда! Нахрен выбраться! Я это видел! Видел!'
  Деревья впереди расступились, и Глеб увидел дом. Он рванулся к нему, не обращая внимания на туман, стремящийся мимо бесконечным приливом.
  'Это не кошмары - я все видел собственными глазами! Ну что это было такое? Что?'
  Неожиданно течение вокруг прекратилось. Белый фронт перед ним взметнулся ввысь и опал, ударив в грудь холодной волной. Глеб вырвался на открытое пространство и постепенно замедлил бег. Когда до дома оставалось всего несколько метров, он остановился, опершись о колени и отдуваясь.
  'Жаль, что не было фотоаппарата'
  Неожиданно, эта мысль показалась невероятно смешной, и он захихикал.
  'Черт!'
  Его охватил страх. Перед глазами, бесконечно повторяясь, вставала одна и та же картина. Пришлось подойти к крыльцу и сесть на ступеньку - ноги отказывались держать. Глеб проследил глазами свой путь и внимательно пригляделся к лесу. Ничего не происходило. Жуткое, пружинящее напряжение постепенно ослабевало.
  За время блуждания в тумане одежда намокла и неприятно липла к телу. Он почувствовал кожей солнечное тепло и подставил лицо яркому свету. Уже не хотелось вставать. И не хотелось никуда идти. Хотелось сидеть на месте и прислушиваться. Не сводить глаз с леса и не поворачиваться к нему спиной.
  'Мы что-то включили там, на той поляне. Факт! Что-то разбудили'.
  Сцена борьбы тумана и тени стояла перед глазами во всех деталях, ясная, как в кино. Сколько бы он не прокручивал в голове произошедшее и не анализировал его, вывод сформировался сразу: на него пытались напасть, а туман выступил, как защитник.
  Глеб вспомнил свою недавнюю неприязнь к белесой стене вокруг фермы и задумался. Наступала пора переосмыслить происходящее.
  'Похоже туман - это добрая сила. Не ловушка, не капкан, а защитник. Может, он здесь для того, чтобы не выпустить из леса что-то очень опасное. Только подумать, какими возможностями обладает эта темная хрень! Какие же слова там звучали... Что-то вроде не должна...Кто не должна? Чего не должна? Бейте меня, режьте - это не силы природы! Эта штука разумная... Ну, тогда нам кранты'.
  Глеб перестал дрожать и обрел способность рассуждать связно. Его взгляд все еще был направлен на лес, но становился все более и более рассеянным.
  'У нас есть враг. Я его видел. И я его признаю. И этот враг явно не природа. Так что же делать? Нужно собрать информацию. Может в библиотеке есть что-нибудь... такое'
  Он представил, что поедет на машине через лес, и почувствовал, как зачастило сердце.
  'Но вокруг будет туман. Он защитит меня. Уберег раз, убережет и другой. Наверное. Может быть. А если не сможет... Ну не сидеть же здесь сиднем! Нельзя просто так вот - ждать!'.
  Он снова повернул лицо к солнцу, стараясь успокоиться, сознательно расслабляя напряженные мышцы, одну за другой. Внезапно появилось странное ощущение: будто он смотрит на себя со стороны. И не на себя даже, а на некого персонажа, с которым происходят странные вещи. Смотрит с любопытством и сочувствием, внутренне радуясь, что все это творится вовсе не с ним, и что в любой момент можно открыть глаза и оказаться в привычном, разумном и понятном мире. Глеб отдался этой игре. Пусть ненадолго, но она позволила ему скинуть с себя невыносимый груз страха и сомнений.
  
  7
  
  Тетя сидела на диване и смотрела настороженно, почти враждебно. Сама ее поза, напряженная, неестественно прямая, без всяких слов передавала ее эмоции. Аленка устроилась на полу и складывала большой картонный паззл. Глеб на секунду остановился, удивленно глядя на них, даже хотел что-то сказать, но слов не нашлось. Не нарушив плотную тишину гостиной, он отправился к себе.
  Медленно поднимаясь по ступеням, недоумевая, что могло с ними случиться, Глеб понял еще одну вещь, поразившую его до глубины души.
  'Она меня боится. И сделай я хоть один шаг к Аленке...'.
  Голова снова 'поехала', и пришлось вцепиться в перила, чтобы не упасть. Сознание замерцало, как свеча на сквозняке, готовая вот-вот погаснуть, и опять на поверхность поднялся страх, от которого похолодела кожа и ослабели ноги. Захотелось бежать. Опустить голову и бежать.
  Волна слабости отступила так же быстро, как и возникла, оставив после себя мертвую пустоту. Глеб вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
  
  8
  
  Дядя сидел в кабине трактора, положив руки на рулевое колесо, и смотрел вдаль через пыльное стекло. Двигатель не работал. Он не заметил, как подошел Глеб и обернулся лишь, когда тот открыл дверь.
  -Можно мне взять машину?
  -Зачем?
  -Хочу съездить в Горенино.
  Дядя долго смотрел на него и молчал, с трудом переключаясь со своих недавних размышлений на Глеба.
  -Ты... - начал он и снова умолк. - Осторожнее.
  -Хорошо.
  -Мы все должны быть очень осторожными.
  -Конечно.
  Дядя повернулся в кресле и оперся рукой о сидении. Ладонь соскользнула, и он вздрогнул.
  -Что ты задумал?
  -Хочу посидеть в библиотеке. Думаю, для этого пришло время.
  -В библиотеке...
  -Можно?
  Обветренная рука опустилась на плечо племянника.
  -Глеб, не надо ходить в лес. Ты меня понял?
  -Да.
  -Не тормоши...
  -Машина? Можно?
  Дядя убрал руку.
  -Бери.
  -Спасибо.
  Глеб захлопнул дверь и быстро пошел по направлению к дому. Дядя смотрел ему вслед, рассеянно вытирая вспотевшую ладонь о штанину.
  Двенадцать лет назад...
  
  Отец легонько пнул ближайшую коробку с крестами и посмотрел на Сергея.
  -Ну что, сын? Что делать будем?
  Тот задумчиво скреб ногтями подбородок и молчал.
  -Что молчишь-то?
  -А что говорить?
  -Что говорить...
  Находка, жуткое сокровище, скрытое под землей и найденное случайно во время подготовки поля, выбила их из колеи. Они обсуждали ее два дня, отложив все дела, несмотря на то, что времени рассуждать не было. Кресты - это еще куда ни шло, но то, что они обнаружили после них, заставило новоявленных фермеров оцепенеть от ужаса.
  Продолжать осваивать поле - означало в буквальном смысле слова ходить по костям. Это было страшно, кощунственно. Но, с другой стороны, если смотреть на вещи трезво, к чему призывал Сергей, ничего особенно ужасного в этом не было. Нельзя отказываться от земли, которая досталась с таким трудом только из-за того, что у кого-то поджилки тряслись, как у ребенка после страшных сказок. Сергей не сказал этого отцу прямо, но такой необходимости и не было.
  Отец говорил ему, что плохо жить на земле с таким грузом. Суеверия или нет, но это аукнется. Так или иначе. И привозить сюда семью... - что им сказать?
  Сергей заявил, что ничего говорить не будет - нечего говорить. А от земли он не откажется. Это все, что у него есть.
  На том, в конце концов, и порешили. Кресты спрятали, а яму с костями в дальнем конце поля засыпали землей.
  Отец так и не дожил до зимы. Его убил инфаркт. Сергей перевез семью на ферму. Насовсем.
  
  Это было двенадцать лет назад...
  -Черт! - он шарахнул кулаком по приборной доске, да так и застыл, глядя на удаляющуюся фигуру Глеба.
  9
  
  Машина погрузилась в туман и медленно поплыла по направлению к лесу. Глеб напрягся, настороженно глядя вперед, но деревья стояли по-прежнему неподвижно, как будто утреннее происшествие было всего лишь сном. Благополучно преодолев опасное место, он, через несколько минут, выбрался на шоссе и нажал на газ.
  В окнах загудел, завыл ветер. Высокие ели по обочинам величественно кланялись, словно приветствуя его. От ярких красок зарябило в глазах, уже успевших отвыкнуть от разнообразия цветов. Он глубоко вздохнул и ощутил запах леса и дыма. Из магнитолы полилась громкая музыка: Макаревич пел про новый поворот. Глеб стал ему подпевать, громко во весь голос, словно изрыгая из себя что-то плохое, выбрасывая это вместе со словами, вдыхая воздух шоссе - новый и чистый.
  Поездка пролетела незаметно.
  
  Глеб остановился на прежнем месте и вышел из машины. Губы сами собой растянулись в улыбку. Нормальность: концентрированная, ничем не разбавленная обыденность окружила со всех сторон...
  '...и это просто здорово!'
  Здесь все было правильным: люди, стоящие на автобусной остановке с пакетами и сумками; торговка у обочины, похожая на раздувшийся гриб; дети, играющие возле памятника. Ощущение было такое, будто он поднялся к поверхности из темной и холодной глубины. Никакого больше давления, никакой тишины - мир вокруг был ярким, полным шума и движения - живым. Человеческие голоса заглушал громкий лай собак. Двое грузчиков носили ящики из разбитой 'Газели' в магазин. Жизнь, словно река, окружила со всех сторон и сомкнулась за спиной, приняв к себе без условий и входных билетов. Приняла, как своего. Все еще своего.
  Глеб посмотрел на небо. Оно было по-прежнему чистым и ясным, только далеко у горизонта скапливалась чернота. Он долго смотрел туда, смотрел, как на что-то плохое, но давно знакомое - темное покрывало, повисшее возле этого островка света и суеты. Это зрелище вернуло его к действительности. Глеб закрыл машину и направился к библиотеке.
  
  'Здесь она живет'.
  Он вспомнил, как сидел у Насти на кухне. Ощущение уюта и восторга вернулось с ярчайшей, неистовой силой, будто и не исчезало вовсе, вытесненное болезненными и мрачными событиями последующих дней. Именно так должен выглядеть и восприниматься дом - место, куда хочется вернуться, где хочется жить и любить. Глеб почувствовал это совершенно отчетливо и одновременно понял, что почти позабыл эти эмоции, они стерлись и стушевались, заменились другими.
  'И я ведь сжился с ними. Удивительно, как быстро можно приспособиться к новым обстоятельствам. Даже таким диким. Привыкнуть, как к чему-то заурядному. Сначала и страшно и противно, а через день-два - вроде и ничего. И терпимо. Пока не вылезет что-нибудь и снова - мордой об стол'.
  Дом остался позади.
  У старого, привалившегося к дереву забора, дрались коты. Они катались по земле, поднимая облака пыли. Глеб обошел их по широкой дуге, слыша за спиной визг и шипение.
  'Интересно, Настя в библиотеке?'
  Часы показали половину второго.
  'Должна быть. Как раз ее время. Наверное, сидит там у себя, в детском абонементе'.
  Он представил, как войдет в прохладу и тишину читального зала, подойдет к ней. Скажет что-нибудь оригинальное.
  'Например - привет!'
  И библиотекарша, Анна Олеговна, посмотрит на него укоризненно. Она, конечно, не одобряет болтовню между местной девчонкой и городским парнем в детской половине. В рабочее время.
  'Ну и что?'.
  Глеб добрался до здания библиотеки, миновал дверь и пошел вдоль окон, остановившись у предпоследнего. Настя сидела за столом одна и читала. Он подошел и осторожно постучал по стеклу.
  
  -Привет! Ты чего тут делаешь?
  -Привет. Пришел кое о чем почитать.
  -О-о-о! И о чем?
  До этого момента Глеб не имел четкого представления о том, что намерен найти. Только какие-то неясные предположения. Он думал побродить между полок, а там глаза сами подскажут, что ему нужно. Но сейчас, услышав вопрос Насти, он вдруг сообразил, с чего надо начать.
  'Конечно! Это ведь так просто!'.
  -У вас там есть книги по мифологии?
  -А какая тебе нужна?
  -В смысле?
  -Ну, греческая, римская...
  -Нет! Наша. Отечественная.
  -Славянская.
  Настя заулыбалась и стала похожа на ангела.
  -Должно быть. Спроси у Анны Олеговны. А тебе зачем?
  Глеб колебался не больше секунды. Промелькнула благородная мысль не впутывать ее в свои проблемы. Держать подальше. Но от чего ее нужно держать подальше, он не знал. И снова он подумал о том, что, наверняка, слишком сгущает краски. Наверное, все не так страшно. Взгляд Насти, направленный на него, такой откровенный, вопрошающий, превращал мысли в облака сухих листьев, бестолково бросающихся из стороны в сторону, вслед за капризным ветром. Глеб вдруг обнаружил, что его буквально распирает от желания поделиться с ней. И, к тому же, очень хотелось выглядеть загадочным. Ужасно хотелось.
  'Девчонки от этого тащатся'.
  -На ферме что-то творится. Странное.
  Фраза возымела именно тот эффект, на который и была рассчитана. Глаза Насти загорелись любопытством.
  -Что творится?
  Первый ход удался. Теперь необходимо было развить ситуацию.
  -Ты когда заканчиваешь?
  -В пять.
  -Давай встретимся, и я тебе все расскажу. Может, еще что-нибудь узнаю. Здесь есть какие-нибудь кафешки?
  -Есть одна, но это тошниловка. Там мужики водку пьют.
  -А где тогда?
  -Можно пойти к детской площадке, там тенек и скамейки.
  -Отлично! Тогда, до пяти?
  -Ага.
  Ее голос прозвучал так, что по спине пробежали мурашки. Настя улыбнулась, и Глеб ответил на улыбку, чувствуя сладость и закипающую внутри энергию. Он повернулся и, стараясь не споткнуться, пошел к двери. За спиной хлопнуло окно.
  
  Взгляд Анны Олеговны, поначалу суровый, сразу же смягчился, как только она узнала, что хочет от нее Глеб. Она провела его вглубь комнаты и там среди высоких стеллажей отыскала объемную, с золотым тиснением книгу.
  -Думаю, это вам подойдет.
  На обложке славянским шрифтом было набрано:
  
  Волосова Л.Н.
  'Суеверия славян'
  
  -Похоже на то. Спасибо.
  -Садитесь там - у окна. Приятного чтения.
  Глеб не обратил внимания на сладость, мелькнувшую в голосе библиотекарши. Он проследовал к столу и уселся в скрипучее кресло.
  В книге оказался предметный указатель. Глеб принялся просматривать его, ведя пальцем по бумаге и шевеля губами. На слове 'осина' палец застыл.
  Страница 363.
  Первая же фраза заставила его насторожиться и сесть ровнее.
  
  Осина в народных представлениях - проклятое дерево, но, при этом, она часто используется в качестве оберега.
  
  'На поляне росли осины. Так сказал дядя. Спиральные стволы. Проклятое дерево'.
  
  Говорят, что осина виновна в том, что позволила сделать из своей древесины крест, на котором мучили Иисуса Христа и гвозди, которыми его прибивали. За это либо сам Христос, либо Богородица прокляли дерево и наказали вечным страхом, от которого оно трясется и по сей день. Еще говорят, будто Иуда, мучимый страхом и раскаянием, долго не мог найти дерево, которое согласилось бы 'принять' его, и лишь осина согласилась, сжалившись над ним, за что и была проклята Богом.
  
  Глеб встал из-за стола и подошел к библиотекарше.
  -Извините, у вас не найдется бумаги и ручки?
  Та засуетилась, выдвинула ящик стола, потом другой. Не найдя там ручки, она взяла со стола свою и протянула Глебу.
  -Спасибо. И бумажки.
  Анна Олеговна передала ему чистый лист.
  
  Осину не сажали возле домов, не использовали в качестве строительного материала; ею не топили печь, не вносили в дом осиновых веток...
  Кое-где у восточных славян осину считали чертовым деревом. Говорили, что в местах, где она растет, черти вьются. Злые колдуны, мстящие ребенку, угощают его сладостями, которые оказываются на деле осиновыми листьями...
  
  В голову пришла мысль об Аленке.
  'Возможно, здесь есть какая-то связь. Хотя конфетами ее, вроде бы, никто не угощал. Может метафора? Что-то другое ведь там было'.
  Глеб переписал абзац и стал читать дальше.
  
  Согласно поверьям, осина - это тот путь, по которому колдуны могут перемещаться между адом и землей. Ее корни уходят в подземный мир, а крона среди людей.
  
  Он выписал и эту фразу. И подчеркнул ее дважды.
  
  В западнославянской мифологии осина фигурирует в случаях с подменными детьми. Чтобы вернуть подменыша, его били, положив на осиновые ветки. Характерны так же представления о том, что в каждом скрипучем дереве томится душа умершего грешника, которая просит прохожих помолиться за нее.
  
  'Подменные дети... Подменыши'.
  Пальцы похолодели и покрылись потом. В этих словах что-то было. Узнавание, как скальпель - точно и ощутимо, кольнуло прямо в сердце.
  Глеб вернулся к указателю и отыскал там нужное слово.
  
  Подменыш - мифологический персонаж славянской демонологии, под которым понимается ребенок, рожденный от нечистой силы и подброшенный людям взамен похищенного. Главным признаком подменыша был частый плач, капризы, отсутствие аппетита, или, наоборот, ненасытная прожорливость. Ребенок становился малоподвижным, отличался хмурым видом и неприветливым нравом.
  
  'Вот тебе, блин, и сказки с мифами! Вот тебе и здравомыслие и эпоха информации! Боже ж ты мой!'.
  
  Самым надежным способом вернуть своего ребенка было битье подменыша розгой, пока подбросивший его демон не заберет своего уродца, одновременно возвратив матери настоящее дитя.
  Чтобы предотвратить возможную подмену, ребенку на руке завязывали красный шнурок или надевали красную шапочку. Старались ни на минуту не оставлять его без присмотра: во время сна ночью мать не решалась повернуться к нему спиной, строго следили, чтобы на его лицо не падал лунный свет...
  
  Глеб настолько увлекся, что перестал делать записи, жадно глотая текст страницу за страницей.
  За этим занятием время пролетело незаметно. Из состояния глубокой задумчивости его вывела скрипнувшая дверь. В комнату вошла Настя. Глеб захлопнул книгу и вздрогнул от неожиданно громкого звука. Не было никакого смысла читать дальше. Информации и так было больше, чем достаточно.
  Неуклюже встав, он направился к Анне Олеговне.
  -Спасибо.
  -Понравилась книга?
  -Да. Очень интересно.
  -Это хороший автор.
  -Да. Вот, ваша ручка. Книгу отнести на место?
  -Не надо. Я поставлю сама. Заходите почаще.
  Глеб не сообразил, что ответить.
  -Зайду, - сказал он.
  Библиотекарша улыбнулась.
  -До свидания.
  -До свидания.
  
  10
  
  Настя не спросила его ни о чем, хотя по всему ее виду можно было понять, что она томится любопытством. Глеб тоже помалкивал, находясь под впечатлением от прочитанного и пытаясь хоть как-то уложить в голове новую информацию. Отчасти он уже был готов к мистическому объяснению событий, но такой резкий и грубый поворот в эту сторону оказался для него неожиданным.
  Они миновали маленькую булочную и, повернув за нее, оказались на детской площадке. Парочка карапузов резвилась возле небольшой горки, а их мамаши, сидя на скамейках, что-то неторопливо обсуждали. Зрелище источало мир и покой. Увидев Глеба и Настю, мамаши замолчали и с любопытством проводили их глазами. Очевидно, молодая парочка, бредущая куда-то в полном молчании, показалась им примечательным зрелищем.
  Ребята устроились в плотной тени старого тополя, укрывшись за ним от посторонних взглядов.
  -Похоже, тебе удалось очаровать нашу Анну Олеговну.
  Настя улыбнулась.
  -Ага.
  -Ну, ты так и будешь молчать?
  Глеб моргнул и нахмурил лоб.
  -Я расскажу тебе кое-что, но это только для тебя. Ладно?
  -Какая волнующая романтика! Хорошо.
  -Все началось на следующий день после того, как я приехал на ферму.
  
  Глеб старался излагать события во всех подробностях, которые только мог вспомнить. Не доверяя собственной памяти, он хотел, чтобы Настя стала 'второй копией' истории, к которой можно будет обратиться, если...
  'Если что?'
  Дядя и тетя не принимались в расчет. Он подозревал, что они пребывали в состоянии вне игры, выполняя лишь роль статистов. Примадонной явно была Аленка, а он сам находился 'при ней'.
  Глеб рассказал про поход в лес; о том, как они с дядей на следующий день отыскали поляну; о фотографиях, тумане, мухах и крестах. Немного замявшись, рассказал о своем утреннем походе в лес.
  Настя слушала внимательно и увлеченно, будто ей пересказывали детективную историю. Перечисляя события, Глеб получил возможность взглянуть на них со стороны и увидел, как все они выстраиваются в логическую цепочку, которая никак не могла быть чередой случайных разрозненных эпизодов. Существовала невидимая еще, но совершенно явная нить, на которую они нанизывались, как костяшки на счетах.
  Когда он закончил, Настя повернулась к нему и сказала:
  -Если все это правда, то вы попали в беду.
  Глеб кивнул.
  -Да уж. Знать бы только, что это за беда. А ты ничего не слышала о той деревеньке, которая была на месте фермы?
  -Нет. Но я могу поспрашивать. Здесь полно стариков, которые еще мамонтов помнят.
  -Только не говори зачем.
  -Не скажу. Скажу, что мне нужно для школы.
  -Правильно.
  -А у тебя самого есть идеи, что там у вас происходит?
  -Не знаю. Мне начинает казаться, что мы угодили между двумя какими-то силами.
  -Точно! Темной и светлой. Я тоже думаю, что туман вас бережет. Вот это да! Жуть!
  -Жуть... Совершенно не понятно, что там за силы. Колдовство какое-то или, может, что-то естественное.
  -Да ничего не естественное! Ты сам посмотри - этот ваш туман, который не боится ветра, фигуры темные, кресты - это точно что-то сверхъестественное!
  -Не верю я в такое.
  -Знаешь что? У нас тут есть тетушка одна. Знахарка. Говорят, настоящая. Может к ней сходить?
  -Не надо.
  -Почему?
  -Да потому что пойдут разговоры. Старушечьи пересуды. Не надо.
  -Зря ты. Она сплетничать не будет. Она не такая.
  -Все равно не надо. Может, потом.
  -Ладно. Я только предложила.
  Малыши у горки громко спорили, кому ехать первым. Глеб некоторое время смотрел на них, а потом сказал:
  -Я сегодня еще кое-что узнал. Смотри.
  Он протянул Насте свой листок, на котором делал заметки в библиотеке. Она развернула его и стала читать. Глеб украдкой любовался на нее, подмечая, как она хмурит лоб и прищуривает глаза. Внезапно захотелось ее обнять, прижать к себе, почувствовать ее. С трудом подавив наваждение, он отвернулся и стал смотреть в сторону.
  -Ты думаешь, твоя сестра подменыш?
  -Не знаю.
  -И что будешь делать?
  -Пока ничего.
  -Может быть, это какое-то проклятие. Может ,кто-то мстит твоему дяде?
  -И заколдовал ферму? Тогда при чем тут туман? Он, вроде бы, за нас.
  -Значит кто-то другой пытается ему помешать.
  -Слишком уж много народу получается.
  -По крайней мере, это объяснение.
  -Да. Столько фактов, а ничего не понятно.
  -Может, вам уехать?
  -Никуда они не уедут. Разве что стрясется что-нибудь совсем ужасное.
  -Господи! Я бы на твоем месте никогда не вернулась в дом. Это все равно, что возвращаться в проклятый замок, где повсюду бродят привидения.
  -В принципе, я могу уехать. Но...
  -Не хочешь их бросать?
  -Что-то вроде.
  -Тогда будь осторожен.
  -Постараюсь. У тебя сотовый есть?
  -Да.
  -Дай мне номер. Если что-то еще произойдет, я тебе позвоню. Вдвоем не так жутко.
  Настя на секунду задумалась, а потом сказала:
  -Хорошо.
  Они обменялись телефонами и замолчали. Мамаши ушли, и площадка опустела. Разговор исчерпался, и стало как-то неуютно.
  -Ладно, мне пора. Скоро придут родители, а мне еще ужин готовить.
  -Я тебя провожу.
  Они пошли по немощеной улице, вдоль деревянных заборов, а из-под ног вылетали маленькие облачка пыли. Где-то далеко женский голос требовал, чтобы Тимка не лез в лужу. Каркали вороны. Неожиданно Настя стала рассказывать, как ходила с друзьями в кино, а Глеб думал о том, как это страшно и тоскливо снова возвращаться на ферму. В какой-то момент он даже решил, что не останется там. Просто соберет вещи и уедет. Домой. Правда, для этого все равно пришлось бы ночевать там. Нельзя было прямо сейчас повернуться спиной и уйти.
  Эта мысль почему-то успокоила его. Заставила смириться.
  'Остаюсь. И будь что будет'.
  Они дошли до калитки и остановились.
  -Ну, вот мы и пришли, - сказала Настя.
  -Да.
  -Будь осторожен.
  -Постараюсь.
  -Ладно. Пока.
  Глеб шагнул вперед и поцеловал ее в губы, мягкие и теплые, не задумываясь, не боясь обидеть. Она не отстранилась. Поцелуй продлился несколько секунд, и они отступили друг от друга, удивленные и взволнованные.
  -Обещай мне, что позвонишь, если что-то случится.
  -Обещаю.
  -Я тебе тоже буду звонить.
  -Я буду ждать.
  -Пока, Глеб.
  -Пока.
  Она повернулась и пошла к дому. Глеб немного постоял, подождав пока она не скроется из виду. Немного оглушенный, в растрепанных чувствах, он направился к машине.
  
  11
  
  Лес встретил его хмурым молчанием. Пересекая полосу тумана, Глеб подумал, что главное сегодня сделано - опасность названа. Она есть, и он в нее поверил. Осталось лишь понять, как поступить с ней.
  Над домом кружила большая черная птица. Глеб припарковал машину у крыльца и вошел.
  В гостиной работал телевизор, слышались крики и стрельба. Заходить туда не имело смысла. Впрочем, никого видеть не хотелось. Глеб повесил ключи на гвоздь и поднялся к себе.
  Лежа в кровати, он вспоминал поцелуй у калитки и улыбался. Ему было хорошо. Завтра наступит новый день, и что-то произойдет. Но это будет завтра. А сейчас можно лежать и вспоминать ее - любимую, нежную...
  
  Тетя позвала ужинать, когда все остальные уже поели. Глеб не удивился, но почувствовал слабый укол обиды. За весь вечер Аленку он так и не увидел, только слышал песенки, доносящиеся из ее комнаты.
  
  День седьмой
  
  1
  
  Глеб умывался, когда в дверь постучали.
  -Да.
  В ванную вошел дядя. Даже не вошел, а как-то вдвинулся, застыв у двери и засунув руки в карманы старых спортивных штанов. Вид у него был помятый и уставший.
  -Привет.
  -Здравствуйте, дядя Сережа.
  -Умываешься?
  Глеб кивнул и стал вытирать лицо. Внутри снова возникло знакомое напряжение. Как будто воздух сгустился в тесном помещении и стал тяжелым, как вода.
  -Девка - сучий выкормыш. А жалко. Так нужно, видать...
  Дядя произнес эту фразу спокойно, разглядывая синюю занавеску душа. Руки в карманах шевельнулись.
  Глеб испугался. Его взгляд метнулся по ванной и задержался на двери. Дядя стоял у выхода, перегораживая единственный путь к бегству; на полках позади несколько пузырьков, а самым опасным орудием, которое можно было бы использовать, являлась зубная щетка.
  Что-то происходило, прямо сейчас, что-то во много раз хуже, чем раньше. Оно выросло и набралось сил, и добралось...
  Дядя посмотрел на него.
  -Как съездил вчера?
  Он снова выглядел нормальным. Выглядел так, будто только что вошел. Глеб немного расслабил колени.
  -Нормально.
  -Нашел что хотел?
  -Вроде бы.
  -Понятно.
  Дядя прочистил горло и провел рукой по затылку.
  -Нам нужно с тобой кое о чем поговорить.
  -О чем?
  -Пойдем в комнату. Сядем.
  Глеб вошел вторым и уселся на край кровати поближе к выходу. Дверь он оставил открытой.
  Дядя некоторое время покачивался на стуле, собираясь с мыслями, а потом произнес:
  -Не обижайся на Иру. Она, на самом деле, против тебя ничего не имеет. Просто... ей страшно, Глеб. Да еще Аленка... Она не понимает, что происходит.
  -Я тоже не понимаю.
  -Да. Никто не понимает. Но кое-что я знаю: все это началось после того, как ты приехал.
  Глеб замотал головой.
  -Нет, дядь Сереж, все это началось раньше. Поляна, кресты - все это уже было.
  -Ты что-то узнал?
  -Немного. На самом деле, почти ничего.
  -Знаешь - давай-ка ты мне все расскажи.
  -Что рассказать?
  -Ты зачем вчера пошел в лес?
  -Просто так. Посмотреть.
  -Нет. Нет-нет. Глеб - ты подумай. Вспомни. Тебя что-то заставило туда идти? Что-то подтолкнуло?
  Дядя сидел перед ним, подавшись вперед, уперев локти в колени и сцепив пальцы.
  'Зачем он затеял разговор? Что ему надо?'.
  -Никто меня не тянул. Я сам пошел.
  -А потом?
  Врать не было смысла. Вообразить в дяде врага легко. Сама ситуация требовала этого, но Глеб заставил себя переключиться. В конце концов, это его дядя Сережа, отец Аленки. Хороший, веселый человек, который выручил в трудное время. Это его дом, его земля и его ответственность за нее и всех тех, кто живет с ним.
  -Я увидел в тумане что-то темное...
  Глеб старался говорить не слишком эмоционально, чтобы не выглядеть 'истеричкой'. Ему хотелось дать дяде возможность услышать только факты и самому решить, как к ним относиться. Экспрессивность здесь не годилась, она могла повредить.
  На середине рассказа дядя опустил голову и вдруг громко произнес:
  -Большая чума, будь она неладна. Чума, и грех, и немощь.
  Глеб вздрогнул и замолчал.
  Дядя поднял голову.
  -Чего?
  -Вы что-то сказали?
  -Я? Нет. Продолжай.
  Глеб снова заговорил. Произнося слова, он подумал, что все здесь не так. Весь этот разговор - просто ширма, бессмыслица, предлог, а на самом деле происходит что-то другое. До этой минуты, ему и в голову не приходило, что опасность может исходить не только от вещей внешних и явно угрожающих: таких как лес или туман, а от близких - от людей, с которыми он живет под одной крышей. Она может находиться прямо здесь, в доме - сейчас.
  Призрак, бродящий среди деревьев - страшен; безумие в глазах близкого человека - страшно вдвойне.
  -Ты сам-то что об этом думаешь? - спросил дядя.
  -Мы угодили в эпицентр потусторонних событий. Другого объяснения у меня нет.
  -Потусторонних... Черт знает что! Потусторонних! Но к этому же нельзя относиться серьезно!
  -Дядь Сереж, может, нам уехать?
  -Ты не поверишь, но я думал об этом. Очень много думал. Нет. Нельзя бросать ферму. Да и ехать нам некуда. Мы останемся. И Ира думает так же.
  -А если станет хуже?
  -Не знаю... Но ты бы мог уехать.
  -Я решил остаться. Если вы не против, конечно.
  -Мы не против. Мы-то не против.
  Он потер ладони одна об другую.
  -Ира что-то плохо себя чувствует.
  -А что с ней?
  -Не знаю. Какая-то слабость.
  Он взглянул на Глеба.
  -А может, все еще рассосется? Как думаешь?
  -Может быть.
  -Мне вчера тоже кое-что привиделось.
  -Что?
  -Не знаю. Что-то маячило в тумане. Возможно, просто куст какой-нибудь.
  -И чего?
  -Да ничего. Я ушел. Эта зараза заволокла половину пашни. Даже не знаю, что делать. Собираюсь сегодня картофелесажалку наладить. Стоит лезть в туман или нет...
  -Я бы не стал.
  -Ну да.
  Он посмотрел в окно. Его вытянутая шея неожиданно показалась Глебу очень худой. Ему вдруг захотелось ударить по ней, услышать, как треснет кость, увидеть, как она переломится и...
  Он мотнул головой.
  -Ерунда какая-то. Глупо бросать землю.
  -Дядь Сереж, не стоит туда забираться. Честное слово.
  -Ладно, поглядим. Составишь мне компанию?
  -Конечно.
  -Тогда заканчивай, и пойдем завтракать. У нас сегодня много дел.
  Дядя хлопнул по коленям и встал.
  -Думаю, Ира сегодня целый день просидит в комнате. У них там с Аленкой настоящий лазарет.
  Глеб не ответил.
  
  Водя щеткой по зубам, он думал.
  'Странный разговор. Так и не понял, о чем мы говорили. И эти его фразочки... Нет - прогнило что-то в датском королевстве. Прогнило. Он вообще сам понимал что говорил? Нет, вряд ли. Ой-ей-ей-ей-ей. Свалить отсюда и все. Хрен с ними! Хрен со всеми!'
  Он подумал о Насте и замер с щеткой во рту.
  'Может позвонить ей? А смысл? Что я скажу? Блин, да в этом то и гадство, что нечего сказать. Привет, Настя - я передумал. Знаешь что? - я хочу свалить. Пока, милая. Ля-ля-ля!'
  Он снова задвигал щеткой.
  
  2
  
  Было прохладно и пахло водой. По небу, не торопясь, плыли белые пушистые облака. Под расстегнутую телогрейку пробирался холодок - и это было приятно. Глеб стоял у сарая, глубоко вдыхая утренний воздух, впитывая, как губка, запахи и звуки. Слабый ветер перебирал волосы.
  Из-за сарая раздался шум двигателя, и скоро на площадку перед дверью выехал трактор с необычной конструкцией позади, напоминающей большое красное корыто на колесах, метра полтора высотой. Дядя заглушил двигатель и выбрался из кабины.
  -Ну, как агрегат?
  -Это и есть картофелесажалка?
  -Она самая.
  -Внушает.
  -Это точно. Ну, давай грузить.
  Полчаса ушло на снаряжение 'корыта' картошкой и еще столько же на загрузку пикапа. Когда все было закончено, дядя забрался в трактор, и тот, ревя и лязгая, медленно пополз вперед. Глеб сел в пикап и направил его на дорогу, кольцом огибающую поле. Выбравшись на пашню, дядя что-то переключил, запуская картофелесажалку.
  Они двигались к северной оконечности поля, навстречу неподвижной стене тумана.
  Глеб думал о дяде. О том, как угнетает того необратимое радикальное отклонение от обычного порядка вещей, грубо навязанное извне и не поддающееся никакому контролю. Это выбивало того из привычной колеи, заставляя метаться и бессильно злиться. Жизнь на ферме изменилась, а он все не хотел принять этого, стремился во что бы то ни стало делать вид, что ничего не происходит. Вцепился в свое упрямство мертвой хваткой.
  'Наверное, в таком возрасте очень трудно менять взгляды. В таком возрасте человек приобретает большую инерцию, теряет гибкость, возможность подстраиваться под ситуацию. Очень легко становится жертвой... Но откуда? Откуда взялись эти его фразы в ванной? Блин!'.
  До северной стены тумана оставалось всего несколько метров, а трактор продолжал упрямо ползти вперед. Глеб рассеянно поглядывал по сторонам, все еще погруженный в себя, и только когда передние колеса трактора погрузились в серую мглу, он понял, что затеял дядя.
  'Глупо бросать землю', - так он говорил.
  -Дядь Сереж - стойте!
  Тот не услышал. Трактор уже наполовину погрузился в туман и продолжал двигаться дальше.
  -Нет! Стойте! Твою мать!
  Туман сомкнулся за большими задними колесами, и уже охватывал низкое красное 'корыто'.
  Глеб, позабыв, что в кузове у него четверть тонны картошки, надавил на газ и бросил машину наперерез. Попав колесами на пашню, 'Тойота' вздрогнула, и по днищу застучали комья земли. Глеб рванулся вперед и врезался в туман, разметав его, разорвав в клочья. Вывернув руль, он направил пикап поперек движению трактора и надавил на тормоз, забыв выключить передачу. 'Тойота' вздрогнула и заглохла, а в следующее мгновение трактор ткнулся в водительскую дверь и застыл.
  Дядя распахнул дверцу.
  -Ты что, бл...дь, творишь!?
  -Нельзя туда ехать!
  -Да ты...
  -Поворачивай!
  -Не ори! Ты мне машину побил!
  -Поворачивай, или я всю ее разворочу!
  -Только...
  Дядя вдруг замолчал, озираясь по сторонам. Туман поглотил их, и даже звук работающего двигателя доносился до слуха приглушенным, превратившись в глухое низкое гудение. Лес смотрел прямо на них, застывший, воздевший к небу темные руки стволов. Две машины - две темные точки в огромном море тумана, выглядели песчинками, по сравнению с раскинувшимся впереди исполином.
  -Отведи машину, я разворачиваюсь.
  Дядя забрался в кабину и хлопнул дверцей.
  Глеб положил ногу на педаль сцепления и повернул ключ. Ступня дрожала. Он включил первую передачу и рывком тронулся с места. Ревя двигателем, 'Тойота' выбралась на открытое пространство, дернулась и снова заглохла. Глеб обернулся и увидел, как трактор по широкой дуге поворачивает к нему.
  Что-то отделилось от кромки деревьев и заскользило в их сторону. Что-то темное и аморфное. Через секунду трактор заслонил его. Он успел развернуться и теперь ехал в обратном направлении. Глеб застыл, наблюдая за поведением тумана. Тот оставался неподвижным, ничем не выдавая надвигающуюся опасность.
  'Может. мне показалось? Не поймешь'.
  Дядя в кабине тоже обернулся, будто что-то почувствовал. На лице его застыло напряженное озабоченное выражение. Из выхлопной трубы повалил дым; трактор прибавил скорость и через несколько секунд выбрался из тумана. Белесые облака сомкнулись за ним... и ничего. Спокойная гладь. Никаких теней.
  Дядя остановился в паре метров от пикапа и заглушил двигатель. Глеб отвернулся от леса и несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Вспыхнул огонек зажигалки.
  -Ты что под колеса прыгаешь?
  Глеб вздрогнул. Дядя стоял возле 'Тойоты', зажав в зубах дымящуюся сигарету. В его голосе все еще слышалась угроза, но уже бессильная. Апатичная.
  -Туда нельзя.
  -Дверь помяли. Черт!
  Стыд и раскаяние привычно отозвались на это замечание, но Глеб подавил их.
  'Ну попробуй - еще упрекни меня! Да я вообще единственный нормальный человек здесь!'
  Он заставил себя собраться. С дядей творилось что-то странное, нехорошее. Каждое слово, каждый жест сейчас - это прогулка по тонкому льду. В любой момент можно провалиться. И впервые в голову пришла мысль:
  'А может ли оно действовать через людей?'.
  Глеб еще раз посмотрел на дядю. Тот стоял, окруженный сигаретным дымом, и, чуть пригнувшись, рассматривал помятую дверь. Распрямился. Махнул рукой.
  -Вот сволочь, а?
  -Дядь Сереж, вы же сами говорили, что нужно быть осторожным. Помните?
  -Да помню я. Но ведь это глупо! Столько земли пропадает!
  -Да пошла она к черту - ваша земля!
  Глеб замолчал. Дядя долго смотрел на него, жуя губами сигарету. Покачал головой.
  -Ладно. Двинули дальше. Позже поговорим.
  
  
  3
  
  
  Глеб сидел на кровати, тупо уставившись перед собой. Мыслей в голове не было. Внизу работал телевизор. Через приоткрытое окно было слышно, как по крыше ходит птица, стуча коготками по металлической кровле.
  Он моргнул и лег на спину.
  'Мне страшно. Почему я не уезжаю?'
  С кровати было видно кусок яркого голубооко неба и плывущее по нему облако.
  'Аленка? Да. Что с ней будет? Ее родители все больше напоминают умалишенных. Ее отец пару часов назад полез в самое пекло только потому, что не хочет чего-то там признавать. Мать на грани истерики. Пока тихой, но то ли еще будет. Это точно. И что станет с Аленкой, если оставить все, как есть? Ничего хорошего. А что будет со мной, если я останусь?'.
  Глеб увидел листок, который привез вчера из библиотеки, и его мысли сменили направление.
  'А вдруг она на самом деле подменыш? Симптомы вроде подходят. А вдруг там, на поляне, нечто забрало ее - настоящую Аленку, а взамен оставило это. Сказка - ложь... Ну и хлам в голове. Не знаю я, во что верить. Дела точно сверхъестественные, но это - откровенные сказки. Хотя... Чем они, собственно, отличаются от всех этих колдунов и прочей нечисти, которых полно в любой газете? Может это и не сказки вовсе. Но, если допустить, что Аленка подменыш - что делать-то? Как в книжке - сечь розгами, пока не вернут настоящую? Ага. Щас вот пойду и скажу: теть Ир, Аленку черти подменили, а у нас тут ихнее чудище. Давайте-ка ее розгами сечь, как в книжке написано, и они вашу дочку вернут. Ха! Ха-то - ха, а что делать? Делать-то что?'
  Вакуум веры, огромная, ничем не заполненная пустота внутри не давала Глебу нужной опоры. Чтобы действовать, нужно верить. Иметь хотя бы какое-то убеждение, а его не было. Была полувера, робкое соглашение с самим собой: 'Вот это я бы еще допустил, но это - нет уж - увольте!'. Вырваться из замкнутого круга не получалось. Полученное воспитание, при всей своей благости, установило в его голове толстый барьер, который никак не получалось пробить. По сути, Глебу дали новую веру - веру городов, которая почему-то переставала работать здесь и сейчас, перед лицом неизвестной опасности, о которой не было написано ни в одном учебнике. Все это мешало, не давало нащупать почву под ногами, но, понимая это, он признавал, что просто не может взять и отречься от того, чем жил с самого детства. 'Этого не может быть, потому что этого быть не может!'.
  'Настя - она ближе к земле. Если кто-то и способен видеть все это без очков - то только она'.
  Глеб вытащил из кармана сотовый.
  Она ответила после второго гудка.
  -Привет, Глеб.
  -Привет.
  -Есть новости?
  -Да, в общем нет... Так. Как всегда.
  -Все по-прежнему?
  -Похоже, мои тут плавно съезжают с катушек.
  -В смысле?
  -Утром ко мне зашел дядя, и мы имели разговор. Странный какой-то разговор. Я так и не понял, что он хотел.
  -Ну мало ли. Может он сам не знал, о чем хочет поговорить. Такое бывает. Хочешь что-то обсудить, а пока дойдешь - передумаешь. И треплешься - так, ни о чем.
  -Да. Но здесь другое. У меня вообще сложилось ощущение, будто я говорю с двумя разными людьми. Ну как будто кто-то привел его ко мне помимо воли. Именно поэтому дядя и не знал, что сказать. Потому что он и не планировал со мной говорить. И фразы у него проскакивали, просто как дубиной по голове!
  -Странно.
  -Вот-вот. И еще, мы с ним поехали сажать картошку, и он на своем тракторе полез прямо в туман. Хотя сам предупреждал туда не соваться. Еле его остановил. Наорали друг на друга... Мне это не нравиться. Мне даже кажется, что им кто-то управляет.
  -Если так, то вряд ли бы ты его остановил.
  -А если оно еще слабое? Если только пробует себя?
  -Тогда скоро оно проявится... Глеб, ты сам-то как?
  -Нормально. Вроде еще соображаю. Чего не скажешь о дяде.
  -А тетя Ира?
  -Он говорит - болеет. Но сам я не видел. Она сидит с Аленкой и не выходит.
  -Знаешь, я тут думала о том, что ты рассказывал. Страшно. На твоем месте я бы уехала.
  -А Аленка? Что с ней делать? Как она останется с ними?
  -А твои сами-то не хотят уехать?
  -Нет. Дядя даже думать об этом не желает.
  -Даже не знаю, что тебе сказать. Ничего не придумывается.
  -Скажи что-нибудь хорошее.
  Настя на несколько секунд замолчала. Глеб крепче прижал телефон к уху и почувствовал, как сердце забилось немного быстрее.
  -Я рада, что мы с тобой встретились. Ты мне нравишься, Глеб. И я хочу снова тебя увидеть.
  -Я тоже хочу. Ты мне тоже нравишься... Даже не просто нравишься, а ... я люблю тебя.
  Трубка в руке слегка задрожала.
  Настя снова замолчала, и на секунду Глеб испугался, что она просто прервет разговор.
  -А у нас с тобой не слишком все просто?
  Ее голос сам подсказал ответ.
  -Нет.
  -Ты можешь заехать ко мне.
  -Я... Сегодня не смогу. Машина занята. Я постараюсь завтра.
  -Позвонишь?
  -Да.
  -Ты хороший. Я очень надеюсь, что у вас все будет в порядке.
  Глеб почувствовал себя в скоростном лифе, спускающемся с небес на землю.
  -Ты тоже будь осторожней. Жаль, что я тебя втянул.
  -А я вообще осторожная!
  Они проболтали еще несколько минут, осторожно продвигаясь вдоль новой, сладкой и опасной еще для обоих темы. Никаких больше откровений не явилось - они просто привыкали к тому, что уже было сказано. Между ними возникла близость; молодые люди еще не понимали ее, но могли почувствовать, как слабый трепет где-то внутри. Они не говорили прямо, но наслаждались этим ощущением, подразумевая его, но не высказывая, берегли будто секрет, известный лишь им двоим.
  Настя отключилась. Глеб почувствовал, что щеки у него горят. Этот долгий, вязкий, наполненный сомнениями и недомолвками день изменился. Еще полчаса назад Глеб не знал, как жить, как существовать в новых и все еще непрерывно меняющихся обстоятельствах. Он готов был поддаться панике, биться, пытаясь найти хоть что-то, обо что можно было бы опереться. А теперь, вдруг, он успокоился.
  Опора была найдена. Все оказалось просто.
  Глеб закрыл глаза и немного посидел так, ни о чем не думая, прислушиваясь к разливающейся по телу радости, трепету, легкому возбуждению. Никогда еще внутри такого 'плохо' ему не было так хорошо.
  
  4
  
  На обед тетя с Аленкой не вышли. Дядя молчал и хмурился, уставившись в телевизор, а Глеб все прокручивал в голове недавний разговор. Они могли бы находиться в разных концах дома. Два человека, существующие отдельно друг от друга, сидели рядом. Аленка с тетей - третья сторона. Пока еще вместе. Цепь, соединяющая мать и дочь все еще была крепка.
  
  После обеда работы в поле продолжились, и снова не было сказано ни слова. Утренняя попытка сплотиться, которая могла бы принести плоды, провалилась окончательно. Они работали до вечера, пока Глеб не почувствовал, что от усталости просто валится с ног.
  
  5
  
  -Это мое! Мое - не трогай!
  Глеб удивленно положил обратно плюшевого слона, которого поднял с дивана, собираясь сесть.
  Аленка стояла в двери и выглядела сердитой. Из ее комнаты не доносилось не звука.
  -Как ты себя чувствуешь? - спросил Глеб.
  -У меня горло болит.
  -Хочешь своего слона?
  -Нет. Он должен сидеть там.
  -А мне где сесть?
  -Туда.
  Аленка указала ему на одно из кресел.
  -Хочешь, поиграем во что-нибудь?
  -Не хочу!
  Она проследила, как он сел в кресло и повернулась, чтобы уйти. Но не ушла. Остановилась и вновь повернулась к нему.
  -Я заразная!
  Девочка вышла.
  
  6
  
  В черном, как деготь, небе блестела россыпь звезд. Они горели ярко, словно кто-то проткнул тьму тонкой иголкой. Глеб стоял у окна, погасив в комнате свет, и смотрел, как высоко-высокое тянется через темноту Млечный Путь.
  Красота заворожила его.
  'Завтра я поеду к Насте. Обниму ее и прижму к себе. Крепко-крепко. И пусть все пропадет пропадом'.
  
  День восьмой
  
  1
  
  Глеб причесывался перед зеркалом, тщетно пытаясь прилизать выбивающийся вихор. Упрямые волосы не желали слушаться и, даже смоченные водой, топорщились вверх, как рога.
  С первого этажа послышались громкие голоса. Загрохотала дверь зеркального шкафа. Звякнуло стекло. Глеб отложил расческу и поспешил вниз.
  В коридоре стоял дядя и рылся в недрах домашней аптечки.
  -Доброе утро.
  -Привет.
  -Что-то случилось?
  -Да где он? - громко выкрикнул дядя, повернувшись в сторону гостиной. Голос у него был раздраженный и испуганный.
  -В простудной коробке!
  Глеб расслышал тихое хныканье Аленки.
  -Дядь Сереж, что случилось?
  -У Аленки высокая температура. Тридцать девять и одна.
  Он выхватил из коробки пузырек и вернул ее на место.
  -Нашел!
  Быстрым шагом дядя направился к комнатам.
  Глеб остался на месте, размышляя, что делать в такой ситуации. Завтрак отпадал. Как-то неправильно было завтракать, когда все вокруг стоят на ушах. И говорить с дядей по поводу машины - тоже момент не подходящий.
  'Блин, как неудачно все складывается!'.
  
  Девочка полулежала на коленях у матери, а дядя, стоя у стола, наливал в ложку сироп. Аленка выглядела сонной и заторможенной. Она прикрыла глаза, а тетя гладила ее по спутанным волосам. Дядя поднес ей ложку.
  -Выпей, милая. Это лекарство.
  Аленка пошевелилась и открыла рот. Проглотив микстуру, она вздрогнула и снова застыла. Ноги в красных домашних тапочках качнулись.
  Дядя положил ложку на стол и вышел в коридор. Глеб увязался за ним.
  -Мы везем Аленку к врачу. Останешься один. Вернемся часа через три.
  -Вы поедете через туман.
  Он застыл и повернулся.
  -Да.
  -Осторожней там. Езжайте медленно. Сквозь него не видно ни зги.
  Дядя кивнул, подхватил большую спортивную сумку и вышел на улицу, обдав Глеба прохладным утренним воздухом.
  Небо снова хмурилось, рассеянный солнечный свет еле пробивался сквозь сплошную гладь низких облаков. Глеб проследил, как дядя дошел до машины и вернулся в Аленкину комнату.
  Тетя как раз одевала ее. Быстро и молча, поворачивая ребенка, словно большую механическую куклу. Девочка стояла, сжимая в руке Моню - зеленого плюшевого слона, и дрожала. Закончив, тетя взяла дочь на руки и понесла на улицу. Глеб увязался за ними хвостом и остановился на крыльце, глядя, как она сажает Аленку в машину. Двери захлопнулись, и 'Тойота' тронулась с места, держа курс на южную оконечность поля.
  
  2
  
  Нервное состояние жены передалось и Сергею. Он непроизвольно придавливал педаль газа, заставляя машину подпрыгивать на рытвинах, а потом, спохватившись, принуждал себя ехать медленнее. Стена тумана, словно тюремная ограда, постепенно приближалась, и он чувствовал себя заключенным, затеявшим побег. Не был он больше хозяином на собственной земле, боялся ее и злился на себя за это. И за то, что не послушал отца. Не отказался от проклятого поля, когда это было еще возможно. Сергей ощущал болезненную пульсацию вины. Она, как отрава, просачивалась в каждую его мысль, в каждый поступок.
  По сравнению со вчерашним днем, в туманной завесе произошли изменения: внутренние 'реки' ускорили течение и быстро проплывали мимо вдоль переднего фронта, а потом отклонялись внутрь, к лесу. В нескольких местах плавно вращались обширные 'водовороты', а из них, словно гейзеры, тяжело взмывали вверх массивные протуберанцы и величественно опадали, уступая место новым. Деревья у кромки леса покачивались.
  Двигалось все - мельчайшие существа и огромные стволы, складываясь в единую картину беспокойства, словно лесу передалось состояние испуганных родителей.
  Сергей обернулся. Аленка лежала, опустив голову матери на колени, и глядела в окно блестящими темными глазами. Ира гладила ее по голове, ей не было дела до того, что происходит вокруг. Она смотрела на дочь.
  Сергей повернулся вперед и сжал зубы. Белая преграда возвышалась перед ним всего в паре метров. Он сбросил скорость и переключился на первую передачу.
  'Тойота' вошла в туман.
  
  3
  
  Глеб увидел, как машина пересекла опасную черту, и в тот же миг туман вокруг пикапа словно закипел. Волнение охватывало все большее пространство, огромными кругами расходясь по краям поля. Он встал со ступеньки и испуганно огляделся.
  
  4
  
  Что-то пошло не так. Туман вдруг взвился вокруг них, разбрасывая влажные щупальца по лобовому стеклу и застилая обзор. Деревья потеряли краски и потускнели. Сергей еще сбросил скорость, и машина медленно, почти вслепую поползла вперед. Рядом взмывали вверх и вновь распадались огромные белые арки и башни; они, словно прибой, ударялись в пикап, и скоро он полностью погрузился в густые облака белизны.
  -Черт, да что тут творится?
  -Что случилось? - спросила Ира.
  Сергей посмотрел назад, но не увидел ничего, кроме непроницаемых стен влаги. Туман поглотил беглецов.
  Машина остановилась.
  -Садись за руль. Я пойду впереди.
  Сергей открыл дверь, и его обдало теплом и сыростью.
  Ира поцеловала Аленку в щеку.
  -Не бойся. Мы проедем.
  Девочка кивнула и крепче прижала к груди плюшевого слона.
  Ира вышла из машины и на мгновение задохнулась. Воздух оказался плотным и влажным, как в бане. Она поскорее заняла водительское кресло и захлопнула дверь. Муж стоял у капота, почти вплотную к нему, но для нее казался лишь расплывчатым темным пятном.
  Сергей медленно, нащупывая руками дорогу, пошел вперед. 'Тойота' поползла следом.
  Они придвигались, как слепые, совершенно потеряв ориентацию. Волнение вокруг улеглось, они оказались глубоко под водой, где не слышно бурю.
  Сергей двигался, держа руку на капоте и стараясь рассмотреть хоть что-то перед собой, но ничего не видел. С таким же успехом можно было идти с закрытыми глазами. За всю жизнь он не встречал ничего подобного.
  'Это не просто туман. Это...'
  Вытянутая рука уперлась в ствол дерева. Сергей хлопнул по капоту, и машина остановилась. Пальцы провели по грубой скользкой коре, коснулись кустов; с листьев на кожу упало несколько капель - впереди был лес. Видимо, они сбились с дороги и отклонились в сторону. На ощупь он добрался до водительского окна и стукнул в него. Тихо жужжа, приспустилось стекло.
  -Что? - спросила Ира.
  -Там деревья, нужно сдать назад.
  -Хорошо.
  'Тойота' медленно поползла в обратном направлении. Сергей шел параллельно ей, держась за боковое зеркало. Выглядел он злым и напуганным одновременно.
  -Стой. Давай опять за мной.
  Они снова двинулись вперед. Туман заслонил солнце, украл запахи и звуки. Он был ощутим, и все чего касались руки и кожа - было им. Сплошной вязкой пустотой. Мозг начинал агонизировать, требуя ориентиров.
  .
  
  5
  
  Внимание Глеба привлекло какое-то движение в северной оконечности леса. Деревья там раскачивались и гнулись к земле, словно под напором ураганного ветра. Течение тумана изменилось: нарушая все законы природы, он поплыл к ним, одновременно со всех сторон, вырастая в большое облако, похожее на то, что несколько минут назад накрыло пикап. В серой монолитной стене появились бреши, сквозь которые проступила трава, но все новые и новые потоки стремились к деревьям, скрывая их непроницаемой плотной пеленой.
  Глеб холодными руками вцепился в перила.
   'Это оно! Черт, это оно!'
  Белое облако вздрогнуло и в один миг разлетелось в клочья. Что-то вырвалось из леса. На какое-то мгновение, позади распадающейся на глазах преграды, стало видно черное пятно, которое яростно рвалось вперед, раздвигая в стороны деревья, словно траву.
  Немного в стороне в небо взмыла новая волна тумана, огромная, как цунами, и обрушилась на противника, скрыв его, похоронив в своей плотной глубине.
  Несколько секунд все было спокойно, и течение тумана вновь стало замедляться.
  Глеб повернул голову, выискивая глазами машину. В том месте, где она скрылась, туман образовал еще одно большое облако. Два полюса противостояния в разных концах поля, и в обоих происходила странная, невидимая глазом борьба.
  Туман на севере снова пошевелился, и опять сквозь него проступила тень. Теперь она двигалась, очень медленно, с тупой непреодолимой настойчивостью хищника она стремилась на юг. Туда, где скрылась машина.
  Воздух вокруг нагрелся, и Глеб почувствовал, как сползают по груди и спине капли пота. Над головой летели густые облака, низко-низко, почти касаясь крыши; они формировались на границе леса и в полном безветрии быстро летели через поле, застилая солнце.
  'Ему не хватает сил', - подумал Глеб. - 'Туман не может удержать это. Это стало сильнее'.
  Темный сгусток продолжал свое продвижение вперед, то появляясь, то вновь исчезая в тумане.
  И все новые волны белизны спешили заполнить образующиеся бреши.
  Глеб сделал пару нерешительных шагов вперед, а потом быстро побежал в ту сторону, куда уехала 'Тойота'.
  
  6
  
  Пот заливал глаза, и приходилось то и дело утирать их рукой. Сергей уже не представлял, в какую сторону они движутся и куда надо идти. Он был оглушен, дезориентирован и напуган. Только одно не вызывало никаких сомнений - надо пробираться вперед. Ни в коем случае не останавливаться и не пытаться повернуть. То, что творилось вокруг, было страшно; нужно было вырваться из этого белого кошмара. И больше не возвращаться.
  Скорее.
  Сергей стукнулся коленом и едва успел отскочить в сторону, когда бампер пикапа бесшумно ткнулся в дерево. Машина остановилась.
  Он подошел к окну.
  -Дерево. Давай назад.
  -Господи, Сереж - мы не проедем!
  -Проедем. Давай...
  Он замолчал. Какой-то звук прорвался сквозь мертвое безмолвие тумана, словно огромное животное заревело где-то рядом с ними. Звуку не хватало формы, она терялась, искаженная плотными облаками, но это лишь усугубляло возникающее в связи с ним ощущение - страх. Опасность. Оно исходило из самой глубины сознания, оттуда, где прячутся инстинкты. Лишенные зрения и слуха, они обладали опытом множества поколений, начиная от самых древних человеческих предков, и они не ошибались.
  Опасность.
  Завеса тумана колыхнулась и пришла в движение. Звук стих, но через несколько секунд повторился вновь. Громче.
  -Мама, я боюсь, - сказала Аленка. Она подобрала ноги и подтянула их к груди. Ира быстро глянула на дочь.
  -Не бойся. Все хорошо. Это просто туман. Мы справимся.
  -Я хочу домой, - сказала девочка и заплакала.
  -Сдай назад!
  -Сереж, надо возвращаться!
  -Ты что? Ее надо отвезти к врачу!
  -Она плачет!
  -Пусть потерпит!
  Сергей нагнулся к окну, и Ира с трудом удержалась, чтобы не отпрянуть, увидев выражение на его лице. Муж сделался чужим, совсем не похожим на человека, с которым она прожила столько лет.
  -Осталось немного. Еще чуть-чуть!
  И снова громкий рев. Теперь он не был похож на завывания зверя. Теперь кричал человек. Исступленным голосом, полным боли и ярости.
  -Что это?
  -Не знаю!
  Аленка тихо плакала сзади. Ира почувствовала, как к горлу подступает ком.
  Туман, словно вода, двинул волосы Сергея, и тот увидел, как расступаются позади машины тяжелые белые облака.
  
  7
  
  Глеб преодолел половину пути, когда вдруг услышал громкий вопль. Темнота обрела голос, она орала там внутри, где-то в центре всей этой неразберихи, заставив его застыть на месте с бешено бьющимся сердцем, как кролика в силке.
  То, что издавало этот звук, было живым.
  В отличие от тумана - абстракции, неодушевленного нечто, оно было живым. Оно боролось. Оно имело волю. И оно могло победить.
  Глеб понял, что все кончено. Даже успей он добежать до места раньше, чем эта ужасная тень, он ничего не сможет сделать. Слишком слаб. Слишком мал. Слишком напуган. Эта тварь доберется до его родных, и, если туман не сможет ее удержать (А он не сможет. Не сможет!), она...
  'Что она сделает?'
  'И все кончится. Она получит то, что хочет. И все. Все кончится'.
  Внезапно Глеб почувствовал облегчение. На секунду, на одну маленькую, отчетливую секунду, он почти пожелал, чтобы враг скорее добрался до места и сделал свое дело. Сделал это быстро.
  Он спохватился.
  'Да что я говорю!'
  
  Белый утес тумана перед ним дрогнул и стал раскалываться на две части, будто кто-то разрезал его вдоль хребта огромным ножом. В сплошном монолите образовалось узкое ущелье, с вершин в него устремились длинные влажные языки, а в конце, в самом конце, Глеб увидел машину и дядю, стоящего рядом с ней.
  -Уезжайте! - заорал он так, что заболело горло. - Обратно! Назад! Давай! Скорее! Скорее! Ну! Назад!
  Тень столкнулась с утесом и остановилась, образовав огромный 'водоворот', и правая часть ущелья стала оседать.
  -Скорее! Давайте!
  Глеб побежал вперед. Над фермой вновь пронесся вопль. Громкий и неистовый вопль победы.
  
  8
  
  Ира закричала, заглушив плач дочери. Через образовавшийся в тумане проход, Сергей увидел Глеба. Тот что-то кричал, указывая рукой в сторону. И снова заорало, зашумело страшное нечто. Все это единым фронтом ударило по натянутым нервам, и Сергей не выдержал.
  -Садись на пассажирское! - крикнул он Ире и подпихнул ее. Она послушалась и быстро перебралась на соседнее кресло. Сергей сел за руль и надавил на газ.
  Колеса 'Тойоты' несколько раз провернулись на месте, а потом она рванулась назад, трясясь и громыхая . Замолчавшая было Ира, снова закричала.
  Правая стена прохода стремительно таяла, и сквозь нее стало видно что-то темное, возникшее метрах в пяти от машины. Оно напоминало человека, размахивающего руками, словно крыльями, но ростом выше любого самого высокого мужчины. Тень дернулась в сторону 'Тойоты', но туман удержал ее, теряя свою плотность, разваливаясь, исчезая прямо на глазах.
  Пикап с ревом выскочил на открытый участок, и Сергей вывернул руль, разворачивая машину. В последний момент, прежде, чем лес и дом поменялись местами, он увидел, как нечто бесформенное тянется к ним сквозь поредевший туман. Он включил первую передачу и изо всех сил надавил на газ.
  
  9
  
  'Как будто выдохнул великан', - подумал Глеб. - 'Как будто великан-курильщик выпустил из легких дым'.
  Туман отхлынул назад к лесу, огромными волнами расходясь в стороны. Передний фронт обогнал машину и на мгновение поглотил ее и скрыл из вида. Глеб закрыл глаза, чувствуя, как волна проходит сквозь него, обдавая теплом и сыростью, и уносится дальше.
  Стало холодно.
  Туман, словно река, прорвавшая плотину, возвращался в свое русло. Тень исчезла.
  
  'Тойота' подъехала к Глебу и остановилась.
  -Залезай, - сказал дядя.
  Глеб забрался в кузов и вцепился в борт.
  Они возвращались.
  
  10
  
  Машина остановилась. Тетя распахнула дверь, подхватила на руки затихшую Аленку и побежала к крыльцу. Глеб и дядя молча наблюдали, как она скрылась в доме, оставив входную дверь распахнутой настежь.
  -Нужно поговорить, - сказал дядя.
  
  Туман опять сделался неподвижным и висел на границе леса густой пеленой. Ничто не напоминало о недавней погоне и борьбе. Будто ничего и не было. Над крыльцом лениво клубился во влажном воздухе дым сигарет.
  -Ты и вправду это видел?
  -Видел.
  -Ты знаешь... я не знаю, что сказать. Мы должны что-то сделать с этим.
  -С чем?
  -Ладно, Глеб. По-моему, все ясно.
  -Настя говорит, в Горенино есть какая-то тетка. Знахарка. Что-то в этом духе. Можно поговорить с ней. Еще можно расспросить людей об этом месте. Думаю, здесь что-то случилось. Кто-то должен об этом знать.
  -Знахарка... Вот зараза...
  Пальцы у дяди дрожали. В траву упал длинный столбик пепла.
  -Что ты рассказал Насте?
  -Почти все что знал. На тот момент.
  -Плохо дело.
  Дядя бросил окурок в траву и встал.
  -Поговори с ней.
  И ушел в дом.
  
  
  
  11
  
  Глеб смотрел на туман.
  'Что же здесь творится? Оно напало на меня позавчера и оказалось слишком слабым, чтобы прорваться. Вчера оно, по всей видимости, вообще проигнорировало нас с дядей. Но сегодня... Оно развернулось во всю силу. И сила эта... Черт возьми! И всего за пару дней оно превратилось в такого монстра! Этой твари что-то нужно. Что-то, что находилось сегодня в машине. Дядя? Точно нет. Тогда тетя? Аленка?'
  Сигарета обожгла пальцы, и Глеб отбросил ее.
  'Аленка! Она была со мной на поляне. Позавчера тень напала на меня и пыталась говорить. Сегодня она напала на нее, но ни о каком разговоре речи и не шло'.
  Глеб вспомнил жуткий вой, долетавший из тумана, и поежился.
  'Этому нечто нужна Аленка. Зачем? Думай, думай, думай - зачем?
  Не понятно.
  Одно ясно - это как-то связано с поляной и с тем, что там произошло. Со странными спиральными осинами, которые быстро растут.
  Что же там случилось? Что же на самом деле там произошло?
  Подменыш.
  (осина - тот путь, по которому колдуны путешествуют между Адом и Землей)
  Подменные дети.
  (путь!)'
  
  -Привет, Настя.
  -Привет, Глеб! Как дела?
  -Нормально. Помнишь, ты говорила про какую-то знахарку там у вас?
  -Да.
  -Сходи к ней.
  -Глеб, что случилось?
  -Сегодня Аленкины родители пытались отвезти ее к врачу.
  -Пытались? Что с ней?
  -На них напали. Их не пустили.
  -Кто напал?
  -Не знаю я! Что-то! Что-то напало!
  Глеб заставил себя уменьшить громкость и вкратце пересказал недавние события. Настя помолчала.
  -Глеб, вам надо уезжать оттуда! Это не игрушки. Это очень серьезно.
  -Я знаю.
  Теперь его голос звучал почти спокойно.
  -Я думаю, что уже поздно. Нам не уехать. По крайней мере, Аленке. А значит - никому.
  Они снова замолчали.
  -Ты сходишь?
  -Конечно. Пойду прямо сейчас.
  -Позвони мне, когда вернешься.
  -Позвоню. Глеб, будь осторожен.
  -Буду.
  -Я позвоню.
  -Давай.
  
  12
  
  Тетя шла через гостиную. Заметив Глеба, она остановилась и посмотрела на него. На сером припухшем лице болезненно блеснули покрасневшие глаза. Из комнаты Аленки послышался кашель, на минуту заглушивший слова очередной сказки. Когда приступ миновал, до слуха Глеба донесся напряженный голос чтеца:
  Земля успела оттаять, но места, где сидела Морра, были видны. Трава там побурела. Он знал, что если Морра просидит на одном месте больше часа, там уже никогда ничего не вырастет. Земля просто умирает от ужаса. В саду таких мест было несколько, и худшее из них, как назло, располагалось на тюльпановой клумбе.
  Широкий след из сухих листьев вел прямо к веранде. Здесь она и стояла. Она оставалась за пределами светового круга и глазела на лампу. Она ничего не могла поделать, она должна была подойти как можно ближе, и все вокруг погибло. Всегда повторялось одно и то же: все, к чему она прикасалась, умирало.
  
  Тетя смахнула со лба спутанную прядь.
  
  13
  
  
  Настя перезвонила около шести вечера.
  -Она согласна. Она просила привезти вещь девочки.
  -Хорошо. Когда?
  -Завтра. Часов в десять утра. Сможешь?
  -Конечно.
  -Встретимся у детской площадки. Помнишь где это?
  -Прекрасно помню.
  -Тогда до завтра.
  -До завтра.
  
  14
  
  К ночи пошел дождь. Он быстро набирал силу, барабаня по крыше тяжелыми каплями. Тихий шелест успокаивал. Туман скрылся за потоками воды, и это было хорошо.
  Глеб приоткрыл окно и долго стоял у него, вдыхая холодный, свежий воздух.
  
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  
  3 мая 1883 года
  Деревня Кокошино
  40 верст от Волоколамска
  
  Острое лезвие резало траву, и она падала, взметая вверх блестящие брызги росы. Степан отвел косу назад и, тихо крякнув, махнул ей низко-низко над самой землей. Холодный воздух пах зеленью и лесом. Мужики двигались через поле косой цепью; мелькали солнечные блики, потные спины под рубахами напрягались, из ртов поднимался пар. Свежая трава падала к ногам, брызгая на штаны и лапти, а высоко в небе летела к реке цапля.
  В утренней тишине раздавалось тревожное мычание и визг скотины. Кто-то крикнул у себя во дворе.
  Нехорошие настали времена: земля исторгала посевы, и птицы клевали их, расхаживая по пашне. Животина тревожилась, а пастух лаялся так, что детишки пугались. Бабы крестились. Тревожно стало. Не родит земля - и пойдет деревня по миру.
  Мужики упрямо взмахивали косами. Иногда кто-то брал точильный камень, и над полем проносился железный скрежет. Мозолистый палец пробовал лезвие, и снова - шшших, шшших...
  Степан смотрел на траву.
  Вот уже месяц пошел, как сын Никитка чахнет и тает на глазах. Такой шустрый малец был, сладу никакого, и вот слег.
  Шшших...
  'Избу народ за версту обходит, как будто мы порченые какие. И по углам уже шушукаются: не иначе - леший постарался. Попортил мальчишку. Знать за что-то деревню наказывает. Да есть за что - вот в том году Ванька-Пустой пожар устроил; всей деревней тушили. А спрос теперь с меня что ли?'.
  Шшших...
  Плохие времена. Злой народец.
  
  Марья услыхала крик, и все внутри у нее оборвалось. По дороге мимо забора, весь красный и расхристанный пробежал сосед Кирилл, и кричал он, как оглашенный.
  Из домов стал выходить народ.
  -Что случилось?
  -Помер, что ль, кто-то?
  -Свят-свят.
  Заголосила Марья.
  -Кирю-ю-юша!
  Мимо пробежал паренек. Залаяли собаки, а потом завыли, хрипло и зловеще.
  
  В избе старосты собралось человек пять мужиков. Все сидели хмурые и смотрели на Кирилла, ожидая, когда он напьется и заговорит. Староста Василий задумчиво теребил нос, размышляя о податях. Плохая весна, и весь год будет плох. Да еще недоимки остались.
  -Ты, это, уж сказал бы что, - не выдержал Прохор. - Всю деревню взбаламутил.
  Кирилл шумно вздохнул, оставил кружку и повел глазами по собранию.
  -Плохо дело! Не иначе, как в лесу у нас нечистая сила обретается!
  -Ты не егози. Дело говори, - сказал Василий.
  Кирилл посмотрел на него злобно.
  -Вот я и говорю! Поехал я за дровами до сухостоя. Ну, как положено, телегу оставил, приглядел сосенку и ...
  Он сглотнул и обвел собравшихся испуганными глазами.
  -Ей Богу не вру, мужики! Когда я по ней топориком-то стукнул, тут и началось! Деревья закачались, ветвями стали размахивать на манер рук и зашипели, как змеюги! Хочу топор вытащить, а он нейдет. Тут меня по спине что-то - хрясь! - я с ног. Обернулся, а оно уже разгибается. А потом снова - в дугу согнулось, только ветер свистит. Хорошо, успел откатиться!
  -Что оно-то?
  -Да дерево! Хомутом согнулось и бьет по земле, меня пытается достать! А там и другие зашевелились.
  -А ты чего?
  -А я чего? Я подхватился и ходу оттудова! ... Лошадку там оставил.
  Кирилл встрепенулся, уперся руками в стол и выпалил:
  -Землю есть буду - леший у нас завелся!
  -Не голоси. Сядь покамест.
  Кирилл посмотрел на батюшку и сел. Захар потер морщинистые щеки и огладил бороду.
  -Крестным ходом пойдем. Василий - собирай людей.
  -Поможет ли? - усомнился Прохор.
  -А на то будет воля Божья.
  Батюшка посмотрел на Степана. Глядел он долго и хмуро. Стали поворачиваться и остальные, и как будто темнее стало в горнице.
  
  
  Май 2006 года
  
  День девятый
  
  1
  
  Глеб смотрел на вешалку в коридоре, раздумывая о том, какую Аленкину шмотку отвезти деревенской знахарке. Его взгляд скользил по вещам: маленькая синяя куртка, на рукаве - пятно засохшей грязи; резиновые сапоги с Вини-Пухами на голенищах; шарф, ботинки. Он медлил, не в состоянии сделать окончательный выбор. Очень хотелось спать - веки буквально прилипали к зрачкам, и он пару раз ловил себя на том, что почти засыпал, стоя на ногах. Зарокотал бойлер, и по трубам зажурчала вода. Взгляд автоматически метнулся вверх, к стояку и застыл на полпути. Глеб почувствовал, как забилось сердце, а в животе вдруг стало холодно, будто он проглотил льдину.
  На полке, прямо над головой, среди бейсболок и кепок, лежала Аленкина шапочка. Та самая, в которой девочка была несколько дней назад, когда они ходили смотреть на водопад. Перед глазами вдруг возникла яркая картинка: тяжелая зеленая ветка ели, маленькая рука, отводящая ее в сторону и несколько иголок, упавших на синюю ткань шапки. Глеб глотнул, и картинка исчезла.
  'Вот, что надо взять!'
  Осторожно, словно боясь, что его укусят, он взял шапочку и сунул в карман.
  
  Дядя завтракал на кухне, рассеянно слушая утренние новости. Увидев Глеба, он взял пульт и сделал звук тише.
  -Давно встал?
  -Да. Что-то не спится. Как они?
  -Ничего. Температура у Аленки спала. Не знаю, правда, надолго ли. Ты завтракал?
  -Ага. Мне ехать пора.
  -На улице без изменений?
  -Вроде бы, да.
  -Слушай, Глеб, у меня появились сомнения... После того, что приключилось вчера, даже и не знаю, сможешь ли ты проехать.
  -Думаю, что смогу.
  -А стоит ли рисковать? В конце концов, мы не уверены...
  -Я уверен!
  -С чего?
  -Этой штуке нужен не я, а Аленка.
  -Аленка... Аленка - мокрая пеленка, - бесцветно сказал дядя, словно констатируя некий факт.
  Он зачерпнул ложкой творог и отправил его в рот. Глеб целую минуту молча наблюдал, как тот жует, уставившись неподвижным взглядом в телевизор.
  -Думаю, ты прав.
  Он вздохнул.
  -Ладно. Ничего другого мы уже не придумаем. Держи.
  Глеб сжал ключи и повернулся к выходу.
  -Погоди. Пойдем вместе. Я хочу посмотреть, как ты проедешь.
  Дядя выключил телевизор и встал.
  -На всякий случай.
  
  2
  
  Глеб вел машину медленно, словно крадучись, настороженно поглядывая по сторонам. Снова появилось знакомое ощущение молчаливой враждебности, исходящей со стороны леса. Неявная, невидимая, непонятная угроза была во много раз хуже открытого нападения. Она дезорганизовывала и, держа в постоянном напряжении, отнимала силы, усыпляла, притупляла чувства.
  Несмотря на свои собственные слова, Глеб не был уверен, что поездка закончится благополучно. Аленка играла ключевую роль во всей этой мистерии, здесь сомнений не было, но вряд ли она - единственная цель. В конце концов, именно он был с ней на поляне, и, что бы там ни произошло, он принимал в этом участие.
  Зачем же тогда рисковать?
  Ответов было два. И оба простые.
  Во-первых, очень хотелось вырваться. Побыть хотя бы несколько часов среди нормальных людей и нормальной обстановки. Хотя бы несколько часов не оглядываться и не прислушиваться к малейшему шуму. Расслабиться.
  Во-вторых, Настя. Ее вельветовые брюки, обтягивающие попку. Ее слова и то, как она их произносит, будто шепчет; интонации - проникающие внутрь, такие глубокие и волнующие. Обычные и понятные желания.
  Глеб осознал это, лежа утром с открытыми глазами и мучаясь сомнениями. Цель стоила того, чтобы рискнуть.
  
  Туман уже близко. Всего несколько метров. Он тяжело течет, переливаясь на солнце разными цветами. Руки холодеют и немного подрагивают. Затылок чувствует взгляд дяди, стоящего на крыльце. Это успокаивает. Машина касается белой кромки, и звуки гаснут.
  
  Краски сделались тусклыми, а образы размытыми. Черные стволы обрели дополнительное измерение, выступив на передний план восприятия. От напряжения заболели глаза, и на секунду Глебу показалось, что деревья шевелятся, тяжело раскачиваясь из стороны в сторону. Он отвел глаза и увидел Аленкину шапочку на пассажирском сидении; из пакета высовывался яркий синий краешек. И вновь что-то шевельнулось в груди, что-то недоброе, заставив пальцы крепче вцепиться в руль. Глеб почувствовал, что его трясет, и усилием воли заставил себя отвернуться и смотреть прямо перед собой, туда, где заканчивался капот 'Тойоты'. Он отыскал глазами маленький скол на краске и сосредоточился на нем, стараясь не думать ни о чем и просто ехать вперед. Ехать, пока это возможно.
  И туман пропустил его.
  Машина выбралась на открытое пространство, и Глеб прибавил газа.
  
  3
  
  Узкие улицы, утопающие в зелени. Зелени деревьев и старых заборов. Из-под кроссовок взлетает пыль и плавно опускается на землю. Жарко.
  Все вдруг переменилось. Глеб удивленно и грустно оглядывался по сторонам, стараясь вызвать у себя в душе то самое чувство умиления и радости, которое возникло несколько дней назад, когда он впервые шел по улицам Горенино, но не мог. Все стало другим. Мелким. Глупым.
  'Вот они, копаются в своих огородах, ходят в магазин, сидят на лавочках - живут. Что-то происходит, но любое из событий можно запросто заменить другим. И никто этого не заметит. Они даже не могут себе представить, что рядом творится такое, от чего вся их накатанная жизнь просто разлетится в щепки'.
  Грустные мысли, но они странным образом согревали Глеба, давая ему ощущение превосходства человека знающего тайну, человека, испытавшего потрясение такой силы, которое мало кому выдержать. Никто из тех, что проходили мимо него, не боролся с чудовищами по ночам, не видел, как одержимый ребенок трясется, выгнувшись дугой, они не видели призраков и говорящей тьмы. Они жили в безопасной иллюзии простоты окружающего мира. Мира продовольственного магазина и кафе-'тошниловки', мира детской площадки и дискотек в клубе - мира, в котором каждая неожиданность известна и предсказуема. Эти люди не знали, что такое настоящий ужас. Такой ужас, для которого еще нет слов.
  'Я тоже был таким, пока меня не схватили за шиворот и не ткнули мордой'.
  Глеб ясно почувствовал, что переступил черту, и теперь он один, и никто не сможет понять его и помочь. Все прячутся за забором. Все, кроме...
  Он увидел Настю издалека, но не сразу узнал. Длинное синее платье, открывающее руки и струящееся вниз к земле, преобразило ее полностью, сделав женственной и хрупкой, совсем не такой, какой он ее запомнил. Волосы девушка забрала назад и собрала в пучок, открыв шею, от одного взгляда на которую у Глеба забилось сердце. Она напоминала женщин с картин эпохи Возрождения: прекрасных, как солнце и величественных, как богини.
  'И я впутал ее в это'.
  Он остановился.
  'Я могу уйти. Развернуться и уйти, пока она меня не заметила. Отсюда и из ее жизни. И никогда не возвращаться'.
  Словно почувствовав что-то, Настя повернулась, и их взгляды встретились.
  -Ты выглядишь просто... здорово!
  -Спасибо.
  Она встала и пошла к Глебу, покачивая бедрами. Эти движения, движение тонкой ткани по коже, полуоткрытые беззащитные плечи...
  'Я попал. Я утяну ее за собой'.
  -Привет.
  -Привет.
  Настя остановилась в шаге от него, тонкие пальцы нервно теребили подол платья.
  -Как дела?
  -Без перемен.
  Она завела руки за спину и посмотрела Глебу в глаза.
  -Здесь недалеко. Минут десять ходьбы.
  -Мне кажется, здесь все в десяти минутах ходьбы.
  Настя улыбнулась, ступила вперед и стала поправлять ему рубашку: разгладила складки, застегнула пуговицу на шее. Глеб молчал.
  -Хорошо. Пошли.
  
  Дом знахарки располагался на окраине поселка, стоя особняком в конце улицы. От ближайшего строения его отделял заросший травой участок с небольшим прудом посередине. Собственно, самого дома Глеб не увидел - он скрывался в глубине маленького леса садовых деревьев и густых кустов - но он его почувствовал. В этом месте жила сила, и все вокруг было подчинено ей. Она сочилась из древесных стволов, поднималась от земли, проникала под кожу. В ней не ощущалось угрозы, она просто была, как естественный атрибут этого места.
  'Интересно, Настя чувствует то же самое? Хм... А я сам-то чувствую? Напридумывал уже с три короба!'
  Она открыла калитку и поманила Глеба за собой.
  Узкая тропинка уходила вглубь участка, петляя между деревьями. Стоило сделать несколько шагов, как она вильнула в сторону, и со всех сторон их окружил густой сад. Тяжелые кроны покачивались на слабом ветру, где-то рядом быстро стрекотала птица, от земли поднималась прохлада и текла между стволами и островками цветов.
  Покинув открытое место, Настя почувствовала себя свободнее. Она взяла Глеба за руку и уверенно повела за собой. Тропинки расходились и исчезали в тенистой глубине, среди яблонь, старых облепиховых деревьев и черемухи.
  -Настоящий лес!
  -Не бойся, он нормальный.
  -Хочется надеяться.
  В конце тропинки показалась стена, сплошь покрытая диким виноградом, словно толстым темно-зеленым одеялом. Тропинка вильнула в последний раз и уперлась в открытую дверь.
  Настя остановилась и посмотрела на Глеба нервно, почти испуганно.
  -Готов?
  -Всегда готов, - мрачно ответил он. Страх девушки немного раздражал.
  'Подумаешь, знахарка. Велика птица!'
  
  Они оказались в просторной опрятной комнате; густые заросли почти не пропускали солнечного света, но, после путешествия по саду, глаза уже успели привыкнуть к сумраку. Посреди комнаты стоял круглый стол, накрытый клетчатой скатертью, несколько стульев. Вдоль большого окна тянулась столешница: мойки, плита - все, как у людей. Ничего необычного. Ничто в комнате не выдавало жилища знахарки. Разве что пучки трав, развешанные по стенам, пахнущие полем и лесом. На полу лежал тонкий полосатый коврик.
  -Садись.
  Настя указала на один из стульев. Подождав, пока он устроится, она критически его оглядела, снова поправила ворот рубашки и натянуто улыбнулась. Глеб кивнул.
  -Тетя Аня!
  -Иду, милая!
  Голос был глубоким и низким и совершенно не вязался с тем, что рисовало Глебу воображение. Ему казалось, что голос знахарки должен быть скрипучим, как у Бабы Яги в исполнении Милляра. А этот звучал, как трубный глас - раскатисто, в нем чувствовалась сила и непреодолимая жизненная энергия. Очень захотелось встать.
  За дверью скрипели половицы, прогибаясь под тяжестью шагов. Она распахнулась, и на секунду у Глеба перехватило дыхание.
  Такую огромную женщину он видел впервые в жизни. Она была не жирна - мощна. Необъятная грудь под простой рубахой без рукавов, большие руки и голова с собранными, как у Насти, темными волосами, большие блестящие глаза. Ее возраст определить было невозможно. Казалась, такая характеристика не имеет к этой женщине никакого отношения. Появившись, она заполнила собой все пространство, и Глеб почувствовал, что боится ее. Почувствовал себя маленьким, нескладным неудачником, мышонком, возомнившим, что имеет право высунуться из норки. Эта женщина-кошка, женщина-медведица казалась... непреодолимой.
  Знахарка остановилась посреди комнаты.
  -Ну, здравствуй, молодой человек.
  -Здравствуйте.
  Под пристальным взглядом Глеб еще больше заробел и отвел глаза, но, спохватившись, опять стал смотреть на нее. Гигантша кивнула каким-то собственным мыслям и поглядела на Настю.
  -Садись.
  Они уселись вкруг стола; было слышно, как, отбивая секунды, тикают настенные часы. Входная дверь, хлопнув, закрылась. Глеб вздрогнул.
  -Настя рассказала мне кое-что, - сказала знахарка. - Странная история.
  -Я хочу понять, что происходит, - отозвался Глеб. - Вы можете помочь?
  -Может быть. Скажи мне, что случилось с вами в лесу?
  -Мы нашли поляну. Там росли деревья, такие - скрюченные. Дядя говорит, что это осины. Мы пошли туда и... у Аленки был какой-то припадок. Я точно не помню, помню только, как нес ее обратно к дому. И еще - я фотографировал эти осины два раза - они быстро растут. Сейчас, наверное, они просто огромные. Вобщем... Что это за место?
  Тетя Аня задумалась, перебирая пальцами по столу.
  -Я слыхала о таких. Подобных мест по миру много. Они как водовороты - засасывают все, что находится возле них. И плохое, и хорошее - копят в себе. Они - память земли. Я думаю, когда плохого становится слишком много, они портятся, гниют, становятся нечистыми.
  -А оно опасно?
  -Оно недоброе.
  -Но оно может повлиять на человека?
  -Да. Такие места высасывают силы, пьют нас, как упыри. Если человек слабый, они могут убить его. Да вот только у вас не то.
  -А что?
  -Кроме вас с девочкой никто на поляну не ходил?
  -Нет.
  -А раньше девочка там бывала?
  -Не знаю. Вряд ли.
  -Дай-ка руку.
  Глеб повиновался и почувствовал, как сомкнулись вокруг кисти сильные пальцы. Анна стала гладить ладонь, глядя ему прямо в глаза и приговаривая:
  -Бежит лиса по тропке, хвостом-помелом метет. А где мышка спряталась? А где мышка спряталась...
  Голова Глеба тяжело опустилась на грудь. Знахарка продолжала бормотать. Слова сливались, накладывались друг на друга пока не превратились в монотонный гул. Настя почувствовала, как ее собственная голова деревенеет, а глаза наливаются тяжестью. Глеб осел на спинку стула, скрючился, обмяк. Густые черные брови Анны, сошлись, а глаза разгорались все ярче, и впервые Насте стало по-настоящему страшно. Она не понимала, что эта женщина делает с Глебом, ей захотелось вскочить с места, закричать, но тело словно приросло к стулу и отказывалось подчиняться.
  Внезапно знахарка прервала свой речитатив и спросила:
  -Что видишь?
  Глеб что-то пробормотал, с трудом шевеля губами. Анна наклонилась к нему, почти касаясь лбом его головы, и стала слушать, разбирая и складывая в слова невнятное мычание, напоминающее завывания олигофрена. Настя вцепилась в стул, слушая, как он говорит: с трудом, глотая звуки, будто эта женщина силком вытягивает их, заставляя его говорить помимо воли. На губах Глеба появилась слюна и струйкой стекла на рубашку. Знахарка не выпускала его руку, все в комнате застыло, и даже часы перестали отбивать ход времени.
  Настя не знала, сколько это продолжалось. Наконец, Анна разогнулась, отпустила Глеба и, упершись ладонью ему в лоб, толкнула от себя, запрокидывая голову. Глеб захрипел, взмахнул руками и открыл глаза.
  Знахарка покачала головой.
  -Нехорошо.
  Глеб тер лоб и озирался по сторонам, словно не понимал, где находится.
  -Вещичку девочки принесли?
  Настя передала шапочку.
  Широкие ладони разгладили ткань, глаза закрылись, женщина забормотали что-то, тихо-тихо. Глеб повернулся к Насте, но та лишь покачала головой, приложив палец к губам.
  'Это похоже на прием у доктора. То же самое ощущение, когда невмоготу терпеть, и просто отдаешь себя врачам, надеясь на помощь. А она, наверное, может помочь. Даже наверняка, может'.
  Толстые ветви за окном раскачивались, ритмично ударяя по стеклу. Глеб смотрел на ее пальцы. Они, как змеи, ползали туда-сюда, сжимали и снова разглаживали, поворачивали маленькую шапочку.
  Знахарка вздрогнула и нахмурилась. На секунду поток литаний оборвался, будто она что-то обдумывала; ноздри расширились, голова отклонилась назад, а затем - снова бормотание и пальцы, перебирающие ткань.
  Спектакль продолжался минут пять, и еще столько же она просидела молча и неподвижно, отложив в сторону шапочку и закрыв глаза. Снова стало слышно, как тикают часы.
  -Убери ее.
  Настя сунула шапку в пакет. Знахарка внимательно смотрела на Глеба.
  -Скверно. То, что у вас происходит - очень скверно. Вам нужно уходить оттуда. Особенно тебе!
  -Мне?
  -Да. Что-то у вас там не так с лесом. Я точно не разберу, но там что-то есть.
  -Что есть?
  -Не знаю. Я нашла у тебя следы чужого вмешательства.
  -В смысле? Меня гипнотизировали?
  -Может быть. Мало того, тебе даны определенные установки, которые сейчас заблокированы у тебя в голове.
  -Но кто?
  Знахарка развела руками и спросила:
  -Там на поляне точно никого не было? Подумай.
  Глеб нахмурился и попытался вспомнить события недельной давности, но не смог. На том месте, где полагалось быть воспоминаниям, находилось большое белое пятно.
  -Не помню, - признался он. - По-моему, никого.
  -Это очень плохо.
  -Я ничего не понимаю! Почему плохо? А если бы там кто-нибудь был, то что? Хорошо?
  -Если бы там кто-нибудь был, я бы сказала, что он тебя загипнотизировал. Но если там никого не было, то кто это сделал?
  Они помолчали, переваривая сказанное, а потом знахарка неожиданно спросила:
  -Скажи мне, когда смотришь на сестру, что ты ощущаешь?
  -Ничего особенного, а что?
  -В девочке что-то не так. Что не так?
  -Ну, не знаю...
  -Что в девочке не так?
  -Да все так!
  Неуловимо быстрым движением, знахарка снова схватила его за руку и наклонилась вперед.
  -Что не так?
  Глеб чуть подался ей на встречу, и их взгляды встретились.
  -Она плохая!
  Настя вздрогнула и схватилась за край стола. Анна отпустила его руку и облокотилась на спинку стула, скрипнувшего под ее тяжестью. Последнее слово Глеб буквально выкрикнул, и оно разрезало тишину комнаты, словно нож, оставшись в воздухе и ушах зловещим эхом. Упрямая ярость пропитала каждый звук, заставив самого Глеба испугаться.
  -Почему ты так думаешь?
  -Ничего такого я не думаю! Все это ваши фокусы! Теперь вы меня гипнотизируете что ли?
  -Почему ты сказал, что она плохая?
  -Не плохая она! Не плохая - нормальная!
  Знахарка сцепила пальцы и обвела взглядом обоих подростков.
  -Вот что я вам скажу, ребята.
  Она вытащила из кармана юбки пачку сигарет, выудила из нее одну, сунула в зубы, прикурила и сощурилась.
  -Что-то там в лесу способно воздействовать на голову, вроде гипноза. Глеб и девочка подверглись этому на поляне. А слушая то, что вы рассказали, я думаю, что и все на ферме попали под влияние.
  -Под чье? - спросила Настя.
  -Плохого места, - убежденно заявила знахарка, глубоко затянулась и загасила сигарету в маленькой керамической пепельнице.
  -Гадостная привычка.
  Глеб массировал пальцами лоб, стараясь понять, уложить в голове то, что услышал.
  -Дядя в свое время нашел на поле кресты, - сказал он, наконец. - Они по кругу под землей шли. Вы не знаете, что там было раньше?
  -Знаю. Село было. Кокошино. Но оно давно опустело.
  -Из-за чего?
  -Никто не знает.
  -Может, надо вкопать кресты обратно? - предположил Глеб.
  -А может ему в церковь сходить? -спросила Настя.
  Знахарка пожала широкими плечами.
  -Можно сходить. Хуже не будет. Вы только никому ничего не говорите. Особенно в церкви. Я не врач и толком сказать не могу, но только то, что творится на ферме, напоминает мне массовый гипноз. Или самогипноз. Вряд ли там черт поработал.
  -А что же делать?
  -Уезжайте - вот вам мой совет. Особенно тебя, Глеб, он касается. Ты настроен на сестру и настроен очень агрессивно. Ты можешь причинить вред девочке.
  Глеб возмутился.
  -Я никогда не причиню никакого вреда Аленке!
  -Ты так думаешь.
  -А можно с этим что-нибудь сделать? - спросила Настя. - С этим гипнозом?
  -Можно попробовать себя заговорить. Уговорить, что все не так. Что все - только видения.
  -А вы можете? - спросил Глеб.
  -Нет. Тут врач нужен настоящий. Психиатр какой-нибудь. Я боюсь повредить.
  -Так и знал, что дело закончится психиатром! - съязвил Глеб.
  Он натянуто засмеялся, а знахарка осталась сидеть тихо, задумчиво разглядывая Настю.
  Глеб встал.
  -Ну ладно. Спасибо за все - нам пора.
  -Будь осторожен. А еще лучше - уезжай!
  -Я подумаю.
  Глеб направился к выходу, а знахарка придержала Настю за руку.
  -Зайди ко мне вечером, - шепнула она.
  
  4
  
  -Сколько ей лет? - спросил Глеб.
  Они уже выбрались с заросшего участка и теперь медленно шли по дороге.
  -Не знаю.
  -Странная тетка.
  -Сказать по правде, я ее немного не так себе представляла.
  -А как?
  -Ну, я думала, что она про порчу там будет говорить, сглазы... А она про гипноз.
  -Я тоже об этом подумал, - поддержал ее Глеб. - Чувство такое, будто к врачу на прием угодил.
  -Да!
  -И вот поэтому ее слова звучали очень убедительно. В порчу и сглаз я бы не поверил.
  -А я бы поверила, - Настя улыбнулась и тряхнула головой. - Я в такие вещи верю.
  -Но, если гипноз, то кто? Вот чего я понять не могу. Некому получается.
  -Мне очень не понравилось то, что она говорила про тебя и Аленку.
  -Да. Мне тоже.
  -Ты думаешь, она права?
  -Я не знаю.
  Настя остановилась.
  -Обними меня, - попросила она.
  Глеб обнял ее за талию, и она прижалась к нему. Они шли мимо заборов; солнце поднялось высоко и, пробиваясь сквозь густую листву деревьев, рассыпалось по земле яркими брызгами. Теплый ветер перебирал складки платья. Глеб чувствовал теплое тело, чувствовал, как оно вздрагивает в такт шагам.
  Они шли молча, хотя у каждого было много, что сказать.
  'Я хочу, чтобы все было так, как есть сейчас. Я хочу остановить время. Надолго. Насовсем'.
  -Ты домой? - спросила Настя.
  -Да. Буду вкапывать кресты, как средневековый крестьянин.
  -Ты серьезно говоришь?
  -Абсолютно. В наших обстоятельствах, это вполне логичное решение.
  Он усмехнулся.
  -Не смейся над этим. Это вовсе не смешно.
  -Ладно. Не буду.
  -Когда еще приедешь?
  -Как только смогу.
  -Звони.
  -Конечно.
  Немного не дойдя до детской площадки, они остановились в тени большого клена. В этом месте улица делала изгиб, скрывая молодых людей от взглядов случайных прохожих. Глаза их встретились и губы соприкоснулись. Глеб поднял руки и положил ладони ей на шею, чувствуя, как пульсирует под кожей, теплой и гладкой, жилка. Настя запрокинула голову и закрыла глаза.
  Ничего не нужно говорить и решать. Все уже решено.
  Так бывает.
  Поцелуй длился и длился, а когда они отступили друг от друга, мир стал иным. Он стал больше и ярче. И проще.
  Глеб почувствовал, что тяжесть, поселившаяся в голове, где-то в районе лба, исчезла. Все вдруг показалось ему ясным, пропал мистический ужас, ощущение неосязаемой угрозы. Мир стал нормальным, и все вокруг стало нормальным, кроме маленького участка земли и фермы. Можно что-то решить и не ждать, когда случится непоправимое. Решение есть. Нужно было только сбросить груз страха и заглянуть в себя.
  Настя смотрела на него блестящими глазами.
  -Господи, мне как будто глаза протерли! Ты - чудо! - воскликнул Глеб.
  -Я тоже почувствовала.
  Она улыбнулась.
  -Можно повторить.
  И они повторили. И потом повторили еще раз. А полчаса спустя Глеб смотрел, как она идет к дому, и струится по телу синее платье.
  Он был счастлив.
  
  5
  
  Возвращение на ферму напоминало погружение в глубокую воду. Ясная и четкая картина мира с каждым километром все больше размывалась, словно воздух выходил из проколотого колеса. И снова в голове появилось ощущение стены, вроде той, что окружала ферму. Глеб становился все мрачнее. Съезжая с шоссе в сторону леса, он уже знал, что свобода, которую он ощутил - не более, чем мираж - эйфория, вызванная поцелуем девушки. Простых решений не было, и не могло быть. Они обречены остаться.
  И ждать.
  
  6
  
  Дядя сидел возле сарая, держа в руке дымящуюся сигарету, и смотрел, как Глеб выбирается из машины. Трактор с открытой дверцей сиротливо стоял на пашне, метрах в двадцати от них; тусклым красным пятном на фоне темной земли выделялась картофелесажалка.
  -Ну, охотник за приведениями, что слышно?
  Глеб тоже закурил и сел рядом.
  -Тетка говорит, что у нас тут гипноз.
  -Гипноз?
  -Ну или что-то около того. Она говорит, что на нас воздействовали.
  -Ничего не понял. Кто воздействовал?
  Глеб пожал плечами.
  -Не знаю.
  -Погоди, Глеб. Давай разберемся. Она говорит, что нас гипнотизируют?
  -Да не поймешь. Она сама точно не знает. Что-то в лесу на нас воздействует. А что и как - неизвестно. Может даже мы сами себя... ну... гипнотизируем.
  -Бред какой-то.
  Глеб пожал плечами.
  -Как ты проехал?
  -Нормально. Кстати, тетка говорит, что тут раньше было село. Кокошино называлось.
  -И что?
  -Оно опустела. Неизвестно почему.
  -Гипноз, - задумчиво проговорил дядя. - Гипноз, гипноз... Непохоже на гипноз. Хотя, не знаю.
  -Я предлагаю вкопать кресты обратно.
  -Это она присоветовала?
  -Она не возражала.
  -Понятно. Вобщем, никаких ответов мы не получили. Только вопросы одни.
  -По большому счету, да.
  -Так я и думал.
  Они молча курили, глядя на лес и выпуская в теплый воздух облачка дыма. Туман медленно пульсировал, словно дышало огромное бесформенное существо.
  Дядя встал.
  -Ладно. Копать - так копать. Больше делать нечего. А насчет гипноза надо поразмыслить еще.
  -Предлагаю начать копать прямо сегодня.
  -Почему нет? Вот сразу после обеда и начнем.
  -В доме никаких новостей?
  -Слава Богу, без них. Аленка ходит за Ирой хвостом, не отпускает ни на шаг. Ира дергается.
  -Не надо говорить ей о крестах.
  -Да она сама все увидит. Я не собираюсь ничего скрывать.
  Он склонил голову и стал похож на высокую, тощую птицу.
  -И тебе не советую. Мы тут, вроде, все заодно.
  Глеб затянулся в последний раз и потушил сигарету.
  -Это точно.
  
  7
  
  Настя не хотела говорить с родителями о знахарке и поэтому придумала прогулку с Танюшкой. Лучшая подруга, с которой они вместе почти с самого рождения, не могла вызвать подозрений и в качестве алиби подходила идеально.
  Они были разными, почти полными противоположностями друг друга. Танюшка - с астеническим сложением модели, невротическая и шумная; она тайком курила тонкие сигареты и любила напустить на себя вид скучающей светской львицы. Наверное, главной задачей в ее жизни было найти для Насти подходящего парня, и, несмотря на то, что все попытки неизменно проваливались, она не падала духом.
  Узнав про Глеба, Танюшка сразу же приняла сторону молодой пары.
  'Лишь бы он не оказался гадом. Но за этим, милая, я прослежу. Лично'.
  Несмотря на такую преданность, Настя не сразу решилась рассказать ей про знахарку. Впервые в жизни ей пришлось долго думать, прежде чем поделиться с подругой. Впервые в жизни у нее появился секрет, который она разделила с другим.
  
  -Привет, подружка!
  Танюшка появилась неожиданно, как чертик из коробки, заставив Настю вздрогнуть.
  -Давно стоишь?
  -Привет. Нет, только вышла.
  Они взялись за руки и пошли в сторону речки. Заинтригованная скудными сведениями, полученными от подруги, Танюшка буквально лопалась от любопытства, но всякий раз выговаривала себе, что не должна лезть Насте в душу. Это нехорошо. Неправильно. Для себя самой она решила, что подруге нужен от знахарки совет по поводу парня.
  'Это круто: немногие девчонки отважились бы на такое. Тут, небось, настоящая любовь'.
  Сумерки поглощали солнечный свет и тепло, заполняли улицы, словно мутная вода; громко верещали сверчки; где-то на окраине лаяли собаки. Настя чувствовала себя неспокойно. Несколько раз за вечер она решала не идти к знахарке, убеждала себя, что не хочет больше ничего слышать, что это ничего не изменит, и что некоторые вещи лучше не знать. Решала и снова меняла решение. Как бабочка, летящая на свет, она не могла поступить иначе. Слишком много было поставлено на кон.
  -Как дела с Глебом? - поинтересовалась Танюшка, не в силах больше выносить молчания подруги. - Продвигаетесь?
  -Так, потихоньку.
  -Надеюсь. С твоим 'потихоньку' можно до пенсии оставаться старой девой.
  -О, уж это мне не грозит.
  -Да? Расскажи! Мне можно!
  -Ну, мы целовались...
  -Ага! С этого места подробнее, пожалуйста!
  Они шли и болтали. Со стороны реки раздался тихий звук гитары. Солнце огромным красным глазом смотрело им в спину, а их длинные, как телефонные столбы, тени стелились впереди.
  Настя старалась держать шутливый тон, хотя на душе скребли кошки. Глеб ей нравился. Конечно, это еще не любовь, но что-то очень близкое к ней, и отсюда брали начало многие проблемы. Относись она к парню прохладнее, можно было бы уговорить его уехать. Настя непременно сделала бы это, разрешив все возникшие неприятности. Но она не хотела. Не хотела, чтобы он уезжал. И ничего не могла с собой поделать.
  Весь день Настя ругала себя, называла эгоисткой. Глеб в опасности - она это чувствовала и даже без Анны понимала, что лучший выход для него - уехать. Это было бы правильно.
  Правильно.
  А потом просыпались чувства. Ей снова хотелось прижаться к нему, ощутить его силу, скрыться в нем от всех проблем. От всего на свете. Хотелось верить, что все неправда, просто какое-то недоразумение, которое вот-вот разрешится само собой, и, обнимая Глеба, она действительно в это верила.
  Губы все еще помнили последний поцелуй. Глеб ушел, и ей стало так плохо, так пусто и тоскливо, что Настя испугалась.
  'Мне нужно следить за собой. Все зашло слишком далеко'.
  
  На окраине поселка они с Танюшкой разошлись, договорившись встретится через час на берегу. Прощаясь, та выглядела обеспокоенной, словно каким-то образом почувствовала то, что творится в душе у подруги.
  -Будь осторожна: Анька - ведьма!
  Настя кивнула и помахала рукой.
  'Если бы все было так просто'.
  
  8
  
  Знахарка поджидала ее в той самой комнате, где они сидели несколько часов назад. На столе было накрыто к чаю: из маленького заварного чайника поднимался смешанный аромат каких-то трав, на плите закипала вода. Когда Настя вошла, Анна как раз доставала чашки.
  -Здравствуй, милая. Садись. Будем чай пить.
  Настя послушно уселась за стол, обхватив себя руками. От плиты в комнате было тепло, даже жарко, но на душе царил холод.
  Знахарка уселась напротив.
  -Бери ватрушки. Вкусные получились.
  -Спасибо.
  Девушка отхлебнула чай и почувствовала, как приятное тепло разлилось по всему телу, расслабляя напряженные мышцы. Анна смотрела на нее с сожалением.
  -Ты любишь этого парня?
  -Он мне нравится.
  -Нравится. Мне вон мой кот Кузьма нравится! Я спрашиваю - любишь или нет? Потому что лучше бы тебе его оставить.
  -Почему?
  -Хлебнешь ты с ним горюшка. Полной ложкой.
  Настя промолчала.
  -Глеб сейчас не принадлежит себе. И тебе тоже. Я не могу сказать точно, что с ним творится, но чувствую - это только начало. Дальше будет еще хуже.
  -Он справится. Я уверена!
  -Нет, не справится. У него слабая воля. Он очень благодатная почва для любого воздействия.
  -Я не верю.
  -Конечно, не веришь. Но, послушай меня - будь с ним осторожна. Не сближайся. Подожди. Дай ему проявится.
  Знахарка коснулась ее.
  -Я добра тебе хочу. Утянет он тебя вместе с собой. Утянет... Утянет...
  Гигантша смотрела на Настю не отрываясь, удерживая ее ладонь в своей. Несколько минут длилось молчание, а потом девушка неуверенно заерзала на стуле и опустила взгляд.
  -Ты подумай, стоит ли жертвовать собой, ради парня? Ты еще девочка, тебе еще столько предстоит...
  Настя посмотрела на знахарку, чувствуя, как сильно бьется сердце, и непонятно: то ли от страха, то ли от злости.
  -Я его люблю!
  Она произнесла это, подчеркивая каждое слово.
  - И хочу быть с ним.
  -Экая ты решительная!
  Настя поджала губы и промолчала.
  -Понятно. Будь осторожна, девочка. И очень хорошо запомни - ты полюбила оборотня. Никогда не закрывай глаза.
  Настя встала.
  -И храни тебя Бог!
  
  9
  
  На поле опустилась темнота.
  В доме горел свет, падая на землю двумя квадратными пятнами. Окна были похожи на глаза - злобные и пустые, а вся темная махина за ними - на чудовищное тело. Фосфоресцирующее сияние тумана было много мягче и ощущалось иначе, вызывая ассоциацию с одеялом. С чем-то хорошим и надежным. С чем-то, где можно спрятаться.
  Глеб отложил лопату, взял из коробки крест и бросил его в яму.
  'Еще один'.
  Спина и руки болели. Глеб уже покачивался от усталости, но упрямо продолжал свою работу.
  'Сею доброе. Вечное'.
  Он засмеялся и стал засыпать яму землей.
  Дядя ушел два часа назад. Его силуэт несколько раз появлялся в окне, но никогда не задерживался надолго.
  'И хорошо. Хорошо. Пусть обсудят меня как следует, чтобы ни одной косточки не осталось не обглоданной'.
  Здесь, на поле, на открытом пространстве, Глеб чувствовал себя лучше, чем в застоявшейся и больной атмосфере дома. Здесь он был собой, делал свое дело. Они ничего не хотели предпринимать, только злились и перешептывались, обвиняя его во всех грехах. Обвиняли его! Но он не обижался.
  'Я вам помогу. Помогу. Только дайте время'.
  Из-за облаков появилась луна - яркая, уже почти полная. Она осветила поле, словно сцену. Глеб стоял, как единственный актер в огромном театре ночи и играл свою роль, уверенно продвигаясь к финалу.
  
  День десятый
  
  1
  
  Поле погрузилось во тьму без единого просвета, и лишь единственное окно в доме светилось, словно далекий маяк, слабо и даже робко, заставив ночной мрак отступить на пару шагов и притаиться. Глеб зачерпнул очередную порцию земли и бросил вниз наугад. Утомленные мышцы ныли и отказывались слушаться, ужасно хотелось спать. Он воткнул лопату в пашню, морщась и подрагивая, как старик, сел рядом и глубоко вздохнул. Холод проник под легкую куртку и окутал тело; от усталости путались мысли. Некоторое время Глеб просто сидел и смотрел на освещенное окно, потом зашарил по карманам в поисках сигарет и закурил, выпуская дым в темноту.
  'Что я тут устроил? Копал, как полоумный. Завтра все будет болеть'.
  И снова появилось знакомое неприятное чувство скольжения. Скатывания за грань здравого смысла. Оно настораживало и пугало, как тогда - с мухами. Потеря контроля над собой. В каком-то смысле, потеря самого себя. От этого можно было отмахнуться, и, на самом деле, он довольно часто так и поступал, но в голове застряли слова знахарки: 'Ты можешь причинить вред девочке'.
  Глеб почувствовал, что замерзает, и плотнее запахнул куртку.
  'А не такой уж и бред она говорила, если подумать. Не такой уж и бред... А что, если правда? Кто-то управляет нами прямо сейчас? Я даже не помню, как вкапывал эти чертовы кресты. Помню, как начал, но последние пару часов просто - пшик! - нету их. Отключился. Эй! Там - в трюме - слышите меня? Есть кто-нибудь?'
  Глеб застыл, почти уверенный, что ему ответят. Что в голове послышатся слова, чужие слова, и оно скажет...
  'Что скажет?'.
  Он ничего не услышал; докурил сигарету и неспеша направился к дому, ориентируясь на свет в окне. Изо рта поднимался пар.
  До крыльца оставалась всего пара шагов, когда глухое молчание ночи разрезал громкий крик. Глеб остановился, как вкопанный. Кричала Аленка, и кричала так громко, что он легко мог разобрать слова.
  -Уходи! Уходи!!!
  Позабыв о ноющих мышцах, Глеб побежал.
  
  2
  
  В прихожей горела лампа.
  Аленка кричала. Исступленно, безостановочно, страшно.
  -А! А-а-а-а!
  Не сняв грязных ботинок, Глеб бросился вперед, к двери, ведущей в ее комнату, едва не налетев на кресло, он ухватился за дверной косяк и застыл, глядя перед собой широко распахнувшимися глазами.
  Девочка сидела на кровати, на ней была синяя пижама, а у ног валялся Моня. Из закрытых глаз катились слезы; чуть наклонившись вперед, она истошно вопила. Тетя склонилась над ней и что-то быстро говорила, держа за руку, а дядя стоял на коленях и гладил ее по волосам. Аленка все визжала и визжала, тряся головой, словно с чем-то не соглашалась, никак не реагируя на родителей. Все это Глеб увидел в первую секунду. Сцена, словно фотография, отпечаталась у него в голове, и на мгновение он почувствовал себя зрителем в кинотеатре - настолько неправдоподобным казалось то, на что смотрели его глаза.
  Сердце бешено колотилось, забылось все - усталость, кресты и собственные страхи - все затмила Аленка и плюшевый слон, валяющийся у нее в ногах.
  Тетя закричала, без конца, снова и снова, повторяя имя дочери, пытаясь привлечь ее внимание, но девочка словно не слышала. Глеб заметил, что щеки у тети блестят.
  Вдруг Аленка застыла, и крик ее оборвался. В повисшей тишине, она далеко наклонилась вперед, так, что дяде пришлось удерживать ее, и издала горлом громкий звук.
  -Хамм!
  Будто что-то исторгала из себя.
  И открыла глаза.
  Следующие несколько секунд оказались вычеркнуты из памяти Глеба. Ему показалось, будто что-то рванулось от девочки и ударилось в него, лишая зрения и слуха. Сознание наполнилась шумом и криками, идущими откуда-то изнутри. Глеб качнулся, опустил голову и бросился вперед, к Аленке, вытянув перед собой руки. Пальцы сжимались и разжимались, словно искали что-то.
  Он снова потерял себя.
  
  3
  
  Темнота исчезла, и ее сменила боль в груди. Глеб закашлял, открыл глаза и обнаружил, что дядя обеими руками прижимает его к полу. Их взгляды пересеклись. Где-то вдалеке плакала Аленка, и тетя вторила ей, но это больше не имело значения. В глазах дяди Глеб увидел страх. Так смотрит человек, удерживающий опасного зверя, и понимающий, что стоит только опустить, и тот немедленно накинется и вцепится в горло. И по крайней мере секунду, бесконечную длинную секунду так и было.
  -Отпустите, - прохрипел Глеб. - Не могу дышать.
  Давление на грудь немного ослабло. Сильные руки дяди повернули его, подхватили под мышки и потащили волоком прочь из комнаты. Он больно ударился пятками об порог и вскрикнул. Захлопнулась дверь. Вытащив Глеба на середину гостиной, дядя остановился.
  -Пустите! Вы мне руку сломаете!
  Дядя медлил. Наконец он решился и медленно разжал захват. Глеб поднялся на четвереньки и сел, привалившись спиной к дивану.
  -Ты что?
  -Я... что я сделал?
  Плач за спиной стих, из-за двери послышались приглушенные голоса. Постепенно Глеб приходил в себя.
  -Ты болен. Я действительно думаю, что с тобой не все в порядке. Понимаешь меня?
  -Понимаю.
  Глеб зашевелился, собираясь встать.
  -Сиди!
  Он замер.
  -Послушайте, дядь Сереж, все прошло. Все нормально.
  -Я так не считаю. Ты себя не контролируешь.
  'Не контролируешь!'
  -Что я сделал?
  -Ты набросился на Аленку! Набросился на нее!
  Голос дяди сорвался на крик. Разговоры в комнате умолкли.
  -Это был не я.
  -Что значит - не я?
  -Там что-то было еще. Кроме нас!. Вы же сами видели!
  -Ничего там не было - только мы и все!
  Дядя посмотрел в испуганные глаза Глеба и произнес медленно, подчеркивая каждое слово:
  -Я не хочу, чтобы это повторилось.
  -Папа!
  От неожиданности оба вздрогнули и повернулись на звук.
  -Папа! Пап!
  -Сиди на месте!
  Глеб демонстративно поднял руки.
  
  -Что, милая? Тебе лучше?
  -Папа, позови Глеба!
  -Не нужно.
  -Позови!
  -Он плохо себя чувствует.
  -Ему нехорошо, - вмешалась тетя. - Ему надо отдохнуть.
  Аленка упрямо замотала головой.
  -Не надо! Глеб!
  Сергей обернулся и посмотрел на племянника. Тот сидел все в той же позе, прислонившись к дивану, и глядел на него спокойно и настороженно.
  'Черт знает, что у парня в голове'.
  Но глаза уже не горели, не было того сумасшедшего блеска, который так напугал Сергея несколько минут назад. Он повернулся к дочери.
  -Хорошо.
  Глеб поднялся, слегка покачнувшись, и ухватился на спинку дивана. Дядя посторонился, пропуская его вперед.
  -Все. Дальше не надо.
  -Привет, Аленка.
  Она улыбалась, сидя у матери на коленях. Маленькие руки сжимали плюшевого слона.
  -Ты сказал мне правду! - объявила девочка.
  -Правду?
  -Да! Ну, насчет сундука.
  -Какого...
  Глеб не договорил. Речь шла о том самом сундуке для чудовищ, о котором он рассказал ей несколько дней назад. Простой хитрости, помогающей контролировать страх.
  -Он снова приходил, - продолжала Аленка. - Он страшный. Он хотел меня съесть.
  Последние слова девочка произнесла очень тихо, и тетя прижала ее к себе, бросив недовольный взгляд на Глеба. В нем явно читались слова: 'Она напугана. Она так напугана, что у нее путаются мысли. И в этом виноват ты!'.
  -Я заперла его в сундук.
  -Кто это был?
  -Не знаю. Но он очень страшный. И руки у него такие огромные!
  Тетя наклонилась к дочери.
  -Милая, здесь кто-то был?
  -Ну я же говорю! Здесь было чудовище! Тот страшный человек! Как в прошлый раз.
  -Может быть, тебе показалось?
  -Да нет же!
  -Наверное, приснилось, - сказал дядя, обращаясь к жене.
  Аленка не удостоила его ответом.
  -Я запихнула его в сундук! Потому что он - чудовище.
  Глеб кивнул, осознавая, как звучит их диалог для посторонних - самый настоящий бред.
  -Было трудно. Он хотел вылезти. Ты говорил, что из сундука нельзя выбраться.
  -Нельзя.
  Аленка покачала головой и прижала к себе Моню.
  -Я думаю, что иногда можно. Потому что он сбежал. Когда ты пришел.
  -Куда сбежал?
  -Я не знаю. Его больше нет.
  -Ну и хорошо.
  Тетя погладила дочь по волосам.
  -Ложись спать, милая. Я побуду с тобой. Ладно?
  -Ладно. Глеб, если он снова придет, я поймаю его?
  -Конечно. Не бойся, он ничего тебе не сделает.
  -Идите! - сказала тетя.
  Глеб почувствовал, как дядя потянул его за локоть.
  -Спокойной ночи, - пожелала Аленка.
  -Спокойной ночи.
  
  4
  
  -Вы о чем сейчас говорили? Что за сундук? Глеб, я ничего не понимаю. Что происходит?
  Глеб сидел на диване, закрыв глаза, и думал.
  'Чудовище снова приходило. И продвинулось куда дальше. Что это? Детский кошмар?'.
  Это было хорошее объяснение, но он в него не верил. Потому что сам почувствовал в доме чужое присутствие. Оно напало на Аленку, а когда стало ясно, что с ней не справиться, попыталось использовать Глеба.
  'И у него почти получилось. Если бы не дядя...Но как можно объяснить такое? Гипноз? Какой к черту гипноз - там что-то было! Что-то живет в лесу! Господи!'
  -Глеб?
  -А?
  -Ты слышишь меня?
  -Да. Я задумался.
  -Что за сундук?
  'Он плохо выглядит. Он боится. За дочь, за себя. Боится'.
  -Когда я был маленьким, я боялся темноты...
  Глеб быстро пересказал все, что говорил Аленке несколько дней назад. Он наблюдал, как морщины, собравшиеся на дядином лбу, разглаживаются - тот постепенно успокаивался, расслаблялся.
  А это плохо.
  -Но у Аленки это был не кошмар.
  Дядя снова напрягся.
  -А что?
  -Я не знаю, что именно это было, но это лес. Или что там в нем сидит. Оно пыталось добраться до нее, а когда не вышло, воспользовалось мной.
  -Но это глупо.
  -Это совершенно не глупо. Это логично.
  Дядя вздохнул и потер лоб.
  -Я думаю, нам надо следить друг за другом. Особенно за тобой и Аленкой. Все время.
  -Это не выход.
  -Все это когда-нибудь кончится. Нам нужно переждать и быть осторожными. Это какая-то истерия. Она влияет на нас.
  Голос дяди звучал так, будто он говорил сам с собой.
  'Упрямый козел! Хотя...'
  -Я, пожалуй, буду спать наверху. Комнату не закрывай.
  -Дядь Сереж, я вам не враг. Сознательно, я никому не хочу причинить вреда!
  Это слово - сознательно, само сорвалось с языка. Глеб замолчал.
  -Думаю, тебе надо уехать.
  -Но...
  -Помолчи! Слушай меня! И ты, и я понимаем, что, оставаясь здесь, ты не можешь себя контролировать. А я не могу все время следить за тобой. Это невозможно.
  -Не думаю, что до такой степени все плохо.
  -Это не важно. Будет лучше, если ты уедешь. И для тебя, и для нас.
  -Если бы не я, она могла бы пострадать! Ведь я научил ее этому приему с сундуком!
  -Глеб, не обижайся, я в это не верю. И твоей заслуги не вижу. Я вижу, что ты сорвался. Вижу, что ты запугал Аленку историями про всяких чудовищ, и ей снится всякая дрянь. Лучше тебе уехать.
  -Я в порядке!
  -Да в каком порядке! Ты посмотри на себя! Подумай - бредишь какими-то чудищами, бросаешься на мою дочь, полночи вкапываешь кресты - ты подумай! Подумай об этом!
  Спорить было бесполезно. Решение принято. Глеб хотел оправдываться, обвинения дяди были несправедливыми, обидными, но он не стал.
  Он понимал, что отчасти дядя прав. И уехать отсюда - действительно хорошая мысль. В конце концов, проблема не только в лесе и чудовищах, проблема и в нем самом. Знахарка говорила так. И Настя хотела, чтобы он уехал. Так будет лучше. Но Глеб упрямо не хотел уезжать. На скрытом уровне сознания кипела работа, он снова и снова пытался найти аргументы, чтобы опровергнуть их слова. Доказать свою полезность. Убедить в своей необходимости именно здесь. Остаться. Это было жизненно необходимо.
  -Оно не отпустит меня.
  -Отпустит. Уже отпускало.
  -Но я возвращался.
  -Не имеет значения. Никто не знает, что ты собираешься делать. Вернешься или нет. Ты пройдешь и все. Мы все видели, как ты это делал.
  -А как я доберусь до вокзала?
  -На машине. Я тебе денег дам.
  Дядя поднялся.
  -Решено. Завтра ты уезжаешь.
  -Но...
  -Это все.
  Он посмотрел на Глеба и осекся. Лицо парня преобразилось: стало другим - жестким, глаза сузились и горели злостью, как будто сквозь его обычный облик проступил другой. Чужой. Хищный. Стало страшно, захотелось выбежать из комнаты, лишь бы не оставаться с ним наедине. Спрятаться. Сергей моргнул, и наваждение исчезло. Перед ним снова был Глеб, испуганный, обиженный и прежний.
   'Вот ядрить твою! Самому уже начинает мерещиться всякое дерьмо!'.
  -Пойдем спать. Поздно уже.
  
  5
  
  Глеб улегся в кровать, чувствуя себя совершенно разбитым. Некоторое время он слышал, как в соседней комнате ходит дядя; скрипнула дверца шкафа; из окна потянуло прохладным ночным воздухом. Наконец всякие звуки прекратились, и дом погрузился в тишину.
  Глебу не спалось. Он лежал, уставившись в потолок, не смея пошевелиться и боясь закрыть глаза. Сегодня он впервые ясно и недвусмысленно ощутил внутри себя конфликт двух состояний, ощутил свою ведомость. Прислушиваясь к себе, он пытался почувствовать внутри чужое присутствие, со страхом и любопытством заглядывал в укромные уголки собственного 'Я', готовый к тому, что в любой момент может обнаружить что-то чужое, черное, обернувшееся кольцом вокруг сердца, сверкающее отвратительными красными глазами.
  'Не думай об этом! Не думай! Ла-ла-ла-ла!'.
  'Как легко я теряю контроль над собой. И как скоро это произойдет опять?'
  Нужно было уезжать. Пока еще можно. Бросить все и бежать, иначе случиться настоящая беда, и уже ничего нельзя будет изменить.
  'Дядя прав - сто раз прав!'
  Но стоило только задуматься об отъезде, как к горлу подступали слезы. И сквозь них Глеб отчаянно убеждал себя:
  'Я уеду! Уеду! Мне нужно уехать!'
  Повторял это, как молитву.
  Он вспомнил про Настю, и все внутри сжалось.
  'Я не хочу!'.
  Легкий ветер на коже.
  'Надо взять себя в руки!'
  Его руки на ее шее...
  Глеб закрыл глаза.
  
  Тихий треск. Тишина и снова треск. И еще. Где-то далеко на улице. И снова. И опять.
  Он встал с кровати и подошел к окну. Ноги гудели, словно по ним ползали пчелы. Луна так и не появилась, и поле окутывала густая темнота. Снова послышался треск, негромкий, но вполне отчетливый. Откуда-то со стороны леса.
  Глеб повернулся, собираясь разбудить дядю, но передумал. Он стоял и слушал.
  'Как будто ломаются сухие ветки'.
  Так прошло десять минут, а потом звук пропал и больше не повторялся.
  Еще долго после этого его донимали кошмары: неясные тени шныряли по комнате; тихо шурша, что-то подбиралось к кровати; шаги - кто-то ходил по дому.
  Глебу приходилось вновь и вновь убеждать себя, что там ничего нет, что это - лишь игра воображения. Но страх окутывал его, и, скрипя, открывался и закрывался сундук. Открывался и закрывался.
  'Я уеду, и все закончится. Для меня все закончится. Все забудется'.
  Эти мысли приносили облегчение и еле заметный привкус сожаления, как о чем-то таком, что навсегда останется в прошлом и к чему уже не вернуться. Никогда.
  Наконец, он уснул.
  В лесу снова раздался треск, но никто не мог его услышать.
  
  6
  
  Глеба разбудил яркий солнечный свет, ручейками струящийся из окна. Он прикрыл глаза рукой и некоторое время лежал так, прислушиваясь к звукам дома. Спать больше не хотелось. Страницы памяти, одна за другой, возникали перед внутренним взором, восстанавливая события вчерашнего вечера: Аленкины крики, какой-то чудовищный срыв, испуганный дядя - каждое новое воспоминание как будто стремилось превзойти предыдущее - все хуже и хуже. Глеб отбросил одеяло и сел на кровати.
  'Все - хватит! С меня хватит!'.
  Соседняя комната пустовала. Он доковылял до ванной, умылся и почувствовал себя немного лучше. Мышцы болели, но это даже неплохо - боль отвлекала от мрачных мыслей.
  Снизу доносилось позвякивание. Глеб пошел на звук и обнаружил дядю, сидящего в прихожей на табурете. Перед ним на газете лежали железные скобы и новый навесной замок; в руках он держал дрель.
  -Доброе утро.
  -Привет.
  -Чем занимаетесь?
  -А ты как думаешь?
  Глеб пожал плечами.
  -Вешаете замок?
  -Точно. Хватит с нас ночных визитов.
  -Не думаю, что это поможет.
  -Ты лучше иди завтракать. Впереди длинная дорога.
  Закончив фразу, дядя поднялся и прошел в гостиную. Прикрыл дверь в Аленкину комнату и уселся на диване.
  Глеб только поджал губы.
  Стоя у кофеварки, он чувствовал спиной его взгляд.
  'И так теперь будет всегда. По крайней мере, пока я не покину ферму'.
  В доме было тихо, и на фоне этой тишины из-за двери ясно и четко доносились слова Аленкиной сказки. Те же самые, что и в прошлый раз.
  -Ты плохо выглядишь, - сказал дядя.
  -Очень устал вчера. Все болит.
  Глеб уселся за стол и принялся маленькими глотками пить кофе.
  'Может, стоит заехать к Насте? Попрощаться. Или лучше не заезжать? Нет - нужно вернуть книги. Ничего плохого не случится, если мы поговорим. Наверное, она обрадуется. Она сама хотела, чтобы я уехал'.
  Он откусил от бутерброда и стал медленно жевать. Собственные сомнения казались ему странными. Еще вчера он бы не раздумывал над этим. Еще вчера встреча с Настей была очевидной потребностью, а сегодня, когда он, возможно, навсегда уедет, Глеб сомневался.
  'Может быть, и нет никакой любви. Я просто все придумал. Мы целовались - да. Но что значил этот поцелуй? Может, и ничего не значил'.
  Тоска, та естественная печаль, которая сопутствует расставанию, не возникала. И что бы ни говорил Глеб самому себе, он знал причину. Знал с самого начала - он не верил, что сможет покинуть ферму. Не верил и все.
  'Это не важно. Шоу должно продолжаться'.
  Позавтракав, он поднялся к себе, упаковал рюкзак, не забыв положить туда библиотечные книги, и подошел к окну. Это стало для него своеобразным утренним ритуалом: как рыбак смотрит на море, пытаясь угадать, какая будет погода, так и он каждый раз смотрел на туман, высматривая в нем какие-нибудь перемены. Но перемен все не было.
  До этого утра.
  Глеб замер, чувствуя, как сердце судорожно сжалось внутри грудной клетки.
  'Не может быть! Этого не может быть! Не может быть! Не может быть!'.
  Туман исчез.
  
  7
  
  -Его нет! Нет! Все! Все кончилось!
  Дядя отложил дрель и удивленно посмотрел на Глеба.
  -Ты о чем?
  -Тумана нет!
  Не говоря ни слова, дядя встал и посмотрел в окно. Он стоял довольно долго, не меньше минуты, и молчал. Потом открыл дверь и вышел на крыльцо. Глеб последовал за ним.
  Туман исчез, оставив после себя полосы блеклой травы, несколько дней не видевшей солнца. Яркие темные стволы деревьев устремлялись вверх из самой земли, а там, под редкими облаками лениво покачивались тяжелые кроны. Два человека стояли возле дома и смотрели на них, боясь поверить своим глазам. Солнце касалось кожи, согревая ее. Близился полдень.
  -Жди здесь, - сказал дядя и вернулся в дом.
  Глеб уселся на ступеньку и закурил, не решаясь оторвать взгляд от леса. Ликование сменилось расслабленностью и ощущением покоя, как бывает, когда цель, к которой долго стремишься, наконец, достигнута. Было так здорово сидеть и смотреть на деревья, краем глаза отмечая, как плавно поднимается в воздух сигаретный дым. Глеб прислонился к перилам и улыбнулся. Его взгляд сместился, скользнул по пашне и остановился на лопате.
  Она торчала из земли, словно сломанный крест над могилой. Рядом с ней лежала коробка.
  Одной секунды хватило для того, чтобы благостное настроение рассеялось. И снова по телу холодной змеей пополз страх.
  Скрипнула дверь, и на крыльце появился дядя. В руке он держал ключи от пикапа.
  -Пойдем. Поглядим, что там творится.
  Усилием воли, Глеб заставил себя отвернуться от лопаты и встал.
  
  'Тойота' двигалась вдоль кромки поля, направляясь к узкой лесной дороге. Через открытое окно в кабину проникали терпкие лесные запахи влажной земли и листвы; воздух наполнял громкий птичий гомон. Глеб видел, как они летают между деревьев, словно маленькие черные метеоры.
  Показался поворот. Деревья обступили его, словно стражи. Казалось, будто они придвинулись к дороге, не желая выпускать людей из плена.
  'Это только кажется. От нервов'.
  Глеб невольно подался вперед, всматриваясь в дорогу. Пикап повернул, проехал еще пару метров и остановился. Дядя заглушил двигатель.
  Они сидели в молчании, окруженные шелестом и громким стрекотанием насекомых, но не слышали ничего. Впереди, поперек дороги лежала огромная сосна. Ее исполинский корень, вывороченный из земли, напоминал клубок серых змей, выползших из самого ада. Во время падения вершина дерева, словно нож, срезала ветки с молодой березы. Толстый ствол чуть возвышался над капотом.
  -Можно ее распилить, - сказал, наконец, дядя. - У меня есть цепная пила.
  -Можно.
  Они вылезли из машины. С высоты человеческого роста стало видно, что за первым стволом лежит другой, и третий - настоящий бурелом, преграждающий дорогу вперед.
  -Да... Дела, - протянул дядя.
  -Рано мы радовались. Но, по крайней мере, мы можем пройти пешком.
  -Не можем.
  -Почему?
  -Ира слегла. Она не сможет здесь идти.
  Дядя, не отрываясь, смотрел на деревья, словно пытался раздвинуть их взглядом.
  -И Аленка тоже.
  В его голосе прозвучала такая тоска, такое отчаяние, что Глебу стало не по себе.
  'Он поверил. Он полностью поверил в конец, и на тебе! Стало только хуже'.
  -Их можно распилить, - сказал дядя. - Одно за другим. Можно проделать дорогу для машины.
  Глеб посмотрел на деревья.
  'Слишком много. Да и...'.
  Он не дал себе закончить мысль.
  -Вам одному не справиться.
  Дядя посмотрел на Глеба и кивнул.
  -Да. Мы с тобой попробуем. Поехали за инструментами. И надо предупредить Иру.
  
  8
  
  Знахарка, Анна Вениаминовна Степанова, готовила себе обед. На четырех конфорках старой газовой плиты шипело и бурлило, открытая сковорода плевалась раскаленным маслом. Анна прикрыла ее и вытерла руку фартуком. Стоя посреди кухни, окруженная паром и запахами, она чувствовала себя уютно. Ей нравились домашние хлопоты, они придавали жизни определенность.
  Судьба ее складывалась непросто и тесно переплеталась с судьбою всех женщин ее рода. Никто не знал, в чем было дело и есть ли виноватые - очевидно было одно: над ними довлеет проклятье. Анна не знала, как глубоко оно уходит во тьму времен, но, по крайней мере, в трех поколениях, она видела его действие и верила в его силу. Род Степановых продолжался только женской ветвью - никогда они не рожали мальчиков. Судьба давала им лишь одного ребенка, передавая ему всю чудесную силу матерей и прабабок. Не жаловала злодейка и мужчин, волей случая оказавшихся в семье. Дедушка Анны погиб на войне, неделю спустя после своего двадцатилетия, и свою дочь бабушка воспитывала одна. Отец знахарки не погиб. Однажды, когда самой Анне исполнилось пять, он вышел из дома за продуктами и не вернулся. Ни в тот день, ни в следующий - никогда. Злые языки поговаривали, что он просто сбежал от бесноватой жены и не менее странной дочки. И правильно сделал.
  В Горенино их не любили. И это уходило корнями так далеко, что ни вытравить, ни поправить. Впрочем, мать не отчаялась. Она подняла дочку одна, воспитывая ее в строгости и любви. Она умела пожалеть и приголубить, но и задать подзатыльник своей дылде-дочери тоже не стеснялась. С заработком в те времена было плохо, и жить бы им впроголодь. Но...
  К ним приходили люди.
  Они шли со своими проблемами, страхами, алчностью или похотью. Скрываясь от таких же добропорядочных, партийных и образованных, как и сами, они пробирались тайком к стоящему на отшибе дому и с жадностью слушали тихие слова деревенской знахарки, уносили с собой отвары, обереги и повторяли про себя заговоры. После таких посетителей мать готовила Анне мясо и пироги, а иногда покупала что-нибудь в магазине, чтобы девочка ходила красивая.
  Собственное проклятье настигло Анну в двадцать один год, и явилось, по-видимому, апофеозом всех страданий знахарского рода. Проклятье нагрянуло в лице молодого местного парня - весельчака, красавца, прекрасной и несбыточной мечты. Ради него Анна пошла на все: она врала матери, встречалась с ним по заброшенным местам и в лесу, потеряла голову и девичью честь. Они любили друг друга без устали, жадно, как в последний раз, отчаянно не желая видеть ничего вокруг, кроме самих себя. С начала их встреч минуло полгода, когда Анна почувствовала, что больше не одна. Почти одновременно с ней это почувствовала и ее мать. Между ней и дочерью произошел длинный разговор, неоднократно прерываемый слезами и криками. Под конец они сидели молча, потом обнялись, а потом мать рассказала ей все, что должна знать девушка.
  Анна объявила своему избраннику о ребенке в конце осени. Он обнял ее, поцеловал, сказал, что она - лучшая, и исчез, решив, что это именно та остановка, на которой пора выходить. Он и по сей день живет в Горенино. Он и Анна иногда даже здороваются, чаще - нет. Просто проходят мимо.
  Судьба отняла у Анны мужчину, как делала это всегда, но, по каким-то причинам, на этом решила не останавливаться. Прошла зима, и в цветении весны, проклятье семьи Степановых поставило последнюю точку в их непростой летописи. Анна носила девочку, она это знала безо всяких врачей и даже придумала ей имя - Алена. И все шло хорошо - день за днем, неделя за неделей, а потом пошла кровь и вместе с ней тело ее исторгло ребенка прочь, раз и навсегда лишив ее возможности стать матерью, а знахарский род - продолжения.
  С тех пор в душе Анны не все было в порядке. После выкидыша ее дар развился до такой степени, что подчас даже она сама не могла с ним совладать. Знахарку начали преследовать странные сны, где она видела людей и места, в которых никогда не бывала - странных людей и странные места. Порой, погружаясь в человека, она с трудом отыскивала дорогу обратно, а иногда такие уходы случались с ней спонтанно. Мать помогала Анне справляться с этим, учила ее осторожности, смотрела за ней, как за ребенком и только так им удалось обуздать ее опасный дар.
  Оставшись одна, Анна замкнулась, посвятив все свои заботы дому и саду. Особенно саду, в котором, как нигде еще она чувствовала себя хорошо и спокойно. Бесконечные хозяйственные хлопоты помогли ей пережить потерю матери, помогли справиться с собой и были отличным средством расслабиться и обуздать непокорный талант. Знахарка мало контактировала с жителями деревни, и это всех устраивало.
  Приход Насти и Глеба выбил ее из привычной колеи. Они, словно вестники бури, первые приметы окончательного опустошения, ворвались в ее жизнь, вытащив ее из старой безопасной скорлупы, заставив задуматься. Заставив раз за разом крутить так и этак в голове их рассказ. Он не давал Анне покоя. Еще не понимая, с чем имеет дело, она отчетливо ощущала опасность, исходящую от фермы в лесу. Что-то там было не так, и следы этого 'не так' знахарка отчетливо читала в Глебе, и они ей совсем не нравились.
  Как и все в Горенино, Анна знала, что на месте фермы раньше было село Кокошино, и что оно опустело много лет назад, а Глеб рассказал о крестах, вкопанных в землю и образующих большой круг.
  'Что там произошло? Здесь может быть ответ'.
  Идея пришла в голову совершенно неожиданно. Анна поднялась из-за стола и подошла к телефону.
  Федор! Если кто-то и может разузнать - это он.
  Федор Быков - журналист одной из московских газет, пишущих о паранормальных явлениях, был молод, умен и чудовищно любопытен. Пару лет назад он приезжал в Горенино, работая над статьей о магах и экстрасенсах, и встречался с Анной. Она крепко его запомнила: человек с больными легкими и хорошей энергетикой. Их разговор начался, как интервью, а закончился в постели. На следующий день он уехал, оставив номер своего телефона и пачку сигарет 'Лаки Страйк' в спальне на тумбочке.
   Анна набрала номер, отыскав его в толстой ученической тетради, и несколько раз глубоко вздохнула.
  
  -Алло?
  -Это Федор?
  -Федор - да. А кто спрашивает?
  -Аня. Из Горенино. Помнишь?
  -Привет! Да, отлично помню! Даже вспоминаю.
  -Я не отрываю?
  -Что ты! Я весь внимание.
  Знахарка перевела дух. Ей не хотелось рассказывать ему о своих страхах; казалось, будто это все равно, что кричать о них на улице. Но это был Федор. Тот самый Федор, который, целуя ее мягкое плечо, говорил, что не заставит ее жалеть. Ни о чем.
  -Только это не для публики.
  -Ага.
  -Обещай мне!
  Небольшая пауза. Он обдумывал ее слова.
  -ОК. Согласен.
  -У нас тут твориться что-то странное.
  -Что именно?
  -Пока не знаю, но я хочу попросить тебя кое-что узнать.
  -Легко. Записываю.
  -Село Кокошино, оно была недалеко отсюда и полностью опустело много лет назад. Я хочу знать, что там произошло. Все, что угодно.
  -Кокошино... Я поищу.
  -Спасибо.
  -Перезвоню, как только что-нибудь найду.
  Анна немного расслабилась.
  -Как твой кашель?
  -Аня, я тебе должен в ноги поклониться! Если бы не ты... Я бросил курить. Вот уже почти полтора года назад.
  -Рада слышать.
  -Ты самое настоящее доброе чудо! Я для тебя все сделаю! Можешь быть уверена.
  -Спасибо.
  Они еще немного поговорили, вспоминая прошлое, и распрощались. Анна улыбалась, вешая трубку; улыбалась, возвращаясь к столу. Ее щеки раскраснелись. На некоторое время она даже позабыла о ферме и собственных страхах.
  
  9
  
  Тяжелая пила визжала, вгрызаясь в толстый ствол. Уже третий. Глеб сидел на корточках, закрепляя трос на распиленном бревне. Солнце поднялось к зениту и яростно изливало на землю свой горячий свет. Плотное марево висело над дорогой, заставляя предметы колебаться и менять очертания. Покончив с бревном, Глеб вернулся в машину, включил заднюю передачу и медленно потянул его прочь, убирая с дороги. Оттащив груз на безопасное расстояние, он отвязал трос, включил мотор лебедки и аккуратно намотал его на бобину.
  И все сначала. Пила ревела. На дядиной рубашке выступило большое темное пятно. Тот работал с каким-то болезненным остервенением, почти не останавливаясь на отдых. Покончив с одним стволом, он сразу же шел к следующему. Оставалось только гадать, сколько он еще продержится.
  
  Было почти два часа дня, когда дядя заглушил пилу и бросил ее на землю. Пикап осторожно пятился назад, волоча за собой очередное бревно. Увидев, что дядя прекратил работу и идет к нему, Глеб остановился и открыл дверь.
  Сергей выглядел измотанным: серое лицо, залитое потом; неуверенная тяжелая походка; дрожащие руки.
  -Я схожу, проверю, как там они. Устал?
  -Да нет.
  -Хорошо. Вернусь через полчаса.
  -Дядь Сереж, вы отдохните. Нельзя так.
  -Все нормально. По дороге отдохну.
  Глеб закрыл дверь и несколько минут наблюдал за тем, как дядя идет к дому. Потом снова включил заднюю передачу.
  'Куда все-таки делся туман? И что все это значит? Лучше стало или хуже?'.
  Лес выглядел абсолютно нормальным, как и в тот первый день до злополучной прогулки к водопаду. Теперь только поваленные деревья мешали покинуть ферму. Обычные упавшие деревья, в которых не было ничего сверхъестественного.
  'А вдруг это все же конец? Прорубим брешь и уедем? Все вместе?'.
  
  Глеб автоматически работал, погруженный в свои мысли. Отработанными движениями он снова закрепил трос, вернулся к машине и забрался в кабину. Но не успел закрыть дверь, как где-то рядом послышался громкий треск и свист рассекаемого воздуха. Краем глаза Глеб успел уловить позади какое-то движение. Он вывалился из кабины как раз в тот момент, когда огромная сосна, застонав, с грохотом обрушилась на кузов пикапа, сминая железные борта, словно жестянку. Передок машины поднялся вверх и вправо, да так и застыл, накренившись под грузом упавшего дерева. Глеб успел откатиться в сторону, стукнулся во что-то спиной и закрыл голову руками.
  
  10
  
  Аленка снова слушала сказку про Муми-Троля. Сергей почувствовал приступ раздражения: в последнее время эти звуки у него ассоциировались только с проблемами и болью. Было что-то неправильное в том, что она опять и опять заводит одно и то же. Какая-то одержимость. Он тряхнул головой, приказывая себе выбросить эти мысли прочь. Девочке нелегко, и, если эта история способна ее успокоить, если для Аленки она стала способом отгородиться от происходящего, значит - так тому и быть. Он не собирался вмешиваться.
  Ира лежала на диване и дремала. Услышав шаги, она открыла глаза.
  -Ну как?
  -Продвигаемся помаленьку. Как вы?
  -Не очень.
  -А я хорошо себя чувствую! - заявила Аленка и закашлялась.
  -Я вижу.
  -Не хочу лекарство!
  -Нужно выпить, милая. Это тебе поможет.
  Сергей взял со стола сироп и ложку.
  -Пусть мама даст.
  -Маме плохо. Ей нужно лежать.
  -А Глебу?
  -Что Глебу?
  -Он хорошо себя чувствует?
  -Да.
  -А где он?
  -На улице. Помогает мне расчистить дорогу.
  -А мы куда поедем?
  -К доктору. Он вылечит тебя и маму. Ну, давай!
  Аленка послушно проглотила лекарство и поморщилась.
  -Противное.
  -Потерпи. Зато ты быстрее поправишься.
  -Не поправлюсь!
  -Поправишься. И мама поправится. Доктор вас посмотрит и вылечит.
  -Не вылечит!
  -Почему?
  -Он никого не вылечит. И мы отсюда не уедем.
  -Нет, милая, уедем, - сказала Ира, настороженно следившая за их разговором. - Папа и Глеб расчистят дорогу, и мы...
  -Мы не уедем! Мы останемся здесь! - настойчиво повторила девочка. - Так сказал тот человек ночью.
  Сергей сел, почувствовав, что у него подкашиваются ноги.
  -Что он сказал?
  -Он сказал...
  Она нахмурилась, и, глядя на перепуганных родителей, произнесла хриплым голосом, копируя говор чудовища.
  -Нет выхода!
  
  11
  
  Глеб осторожно поднялся и, дрожа, подошел к изуродованной машине. Лес вновь наполнили звуки. Беспощадно пекло солнце, отражаясь на стеклах. Двигатель пикапа все еще работал. Одно из задних колес накренилось и почти лежало на земле. В устройстве автомобиля Глеб разбирался плохо, но и его знаний было достаточно, чтобы понять - 'Тойота' свое отъездила. Он ощутил укол вины. Глупо конечно, он ни в чем не виноват, но все же.
  'Как это будет выглядеть для дяди? - Хреново'.
  Сердце никак не желало замедлить свой спринтерский бег. Во рту пересохло.
  'Случайность или нет? Господи, я сам чудом живой остался!'
  Глеб подумал, что упади дерево секундой позже, и он успел бы дать задний ход. Очень легко было представить, как исполинская сосна падает на кабину, сминая ее, расплющивая, словно консервную банку вместе с ним, сидящим внутри.
  Эта мысль мгновенно отрезвила Глеба. Он оттолкнулся от разбитого борта и поспешил к полю.
  'Ну ее нахрен - эту просеку! Я жить хочу!'
  Он почти бежал, постоянно оглядываясь по сторонам, а в голове настырно стучало: 'Не случайно! Это не случайно!'.
  Глеб выбежал на поле, остановился и сел прямо в траву, накрыв голову руками. Пришел запоздавший шок: все тело сотрясалось от дрожи, из глаз брызнули слезы. Он сидел и бубнил про себя 'таракан, таракан - тараканище!', стараясь не сосредотачиваться на том, что случилось. Не думать об этом.
  В таком состоянии его и обнаружил дядя.
  
  Не было ни криков, ни обвинений, только глубочайшее разочарование. Сергей стоял немного в стороне от Глеба и смотрел на пикап: свою гордость, своего помощника. Отличная, безотказная машина - символ его успеха, теперь превратилась в бесполезную и уродливую кучу железа. Как и вся его жизнь.
  'Аленка знала об этом. Знала с самого начала и ничего не сказала. Она должна была предупредить. Глеб мог бы пострадать'.
  Бессвязные мысли носились в голове, словно птицы.
  'Что за бред я несу? Никто не мог знать. И избежать этого нельзя было, потому что... Потому что - нет выхода'.
  Он подошел к Глебу.
  -Ты как?
  Парень поднял голову. Он выглядел больным, и, казалось, плохо соображал, где находится.
  -Нормально.
  -Пошли в дом.
  
  Сергею пришлось помочь Глебу подняться на второй этаж. Уложив племянника в кровать, он спустился вниз, размышляя, как сказать Ире, что машины больше нет. И надежды нет. Им придется оставаться здесь, пока болезнь, начавшаяся с Аленки, не выкосит их, как траву.
  
  -Машина разбита.
  -Как разбита? Что случилось?
  -Дерево. Пока я был здесь, на нее упало дерево.
  -Глеб?
  -Он в порядке. Я отвел его наверх.
  -Я же говорила! - сказала Аленка.
  -Я...
  Ира встала с кровати, покачнулась и вышла из комнаты. Скрипнула кухонная дверь, и до них долетели звуки, от которых у Сергея сжалось сердце.
  -Мама плачет?
  -Да, милая.
  -Ей жалко машину?
  -Она очень устала и плохо себя чувствует.
  -А я не плачу!
  -Молодец.
  Сергей закашлялся, а потом несколько раз чихнул.
  -Будь умницей. Я пойду - сделаю покушать.
  
  12
  
  Глеб не заметил, как провалился в сон. Глубокий сон без сновидений. Он не слышал, как скрипнула дверь, не видел, как в комнату заглянула тетя. Она остановилась у кровати и долго смотрела на него, продолжая беззвучно плакать. Потом она так же тихо ушла.
  По крыше застучали птичьи коготки. День медленно поворачивался к закату.
  
  
  День одиннадцатый
  
  1
  
  Проснувшись, Глеб еще долго лежал в кровати с открытыми глазами. Его охватила тоска, такая неожиданная и острая, что хотелось плакать, хотя причин - видимых причин - для нее не было. Он лежал, мучительно стараясь думать о чем-нибудь хорошем, зацепиться за какую-нибудь спасительную мысль, которая поможет подняться, поможет жить дальше.
  Настя. Ее образ возник из сплетения сна и яви. Она предстала, словно ангел, призванный спасти и отвратить беду, утешить. Но, вопреки ожиданиям, этого не произошло. Стало только хуже. Глеб закрыл глаза.
  Невозможно увидеть ее, прикоснуться - лес запер и запечатал ферму надежней любого сейфа, и нет способов вырваться. Любовь осталась в прошлом. Как и вся жизнь. Впереди лишь медленное умирание. Настолько медленное и незаметное, что сама граница между жизнью и смертью становится расплывчатой, и уже нельзя сказать точно, по какую сторону от нее протекает томительное существование.
  'Может быть я уже мертв. Все мы'.
  Глеб пролежал еще почти час, вяло борясь с самим собой и все больше мрачнея. Разболелась голова. Он отбросил одеяло, сел и выглянул в окно. Солнце взошло и напитало своим светом новое утро. Чистое и яркое, до блеска, до звона - оно словно призывало позабыть все вчерашние проблемы. Новый день - это новая возможность, и она раскинулась вокруг и звала. Призывала скинуть ночной саван и возродиться.
  Глеб решительно встал и начал одеваться.
  
  Еще на лестнице он услышал, как кашляет дядя - громко, надсадно; теперь не оставалось никаких сомнений, что скоро он сляжет. Здесь в доме ситуация могла только ухудшиться, вопрос лишь в том, как быстро. Глеб с ужасом думал о том, что скоро пробьет и его час. Представил, как будет лежать у себя в комнате, горя от высокой температуры и ждать конца.
  Он сразу прошел в коридор и открыл зеркальный шкаф. Средств от простуды почти не осталось.
  'Скоро они закончатся совсем. Как глупо, что я не сделал никакого запаса. Но кто же мог знать?'.
  Глеб взял таблетку цитрамона и направился на кухню.
  Дядя сидел в гостиной и смотрел телевизор. Красный шерстяной шарф на горле напоминал открытую рану, а сам он - осунувшийся, с серым безжизненным лицом - мертвеца, который по какой-то причине считает себя живым. Под глазами четко наметились темные круги.
  'А я ною. Да по сравнению с ним, я в полном порядке'.
  Стало очевидно, что с каждым новым заболевшим, хворь делается все сильнее и развивается быстрее.
  -Доброе утро.
  Дядя повернулся на голос и облизал темные растрескавшиеся губы.
  -Доброе.
  -Как прошла ночь?
  -Как видишь.
  -Может, вам лечь? При простуде лучше лежать.
  Неподвижное лицо дядя на секунду ожило, блеснули глаза, словно на них выступили слезы, а потом снова превратилось в маску. Он медленно покачал головой.
  Глеб не стал спрашивать ни о чем - и так все было ясно: дядя боится его, и, по мере того, как силы уходят, этот страх возрастает. Все труднее становится контролировать ситуацию, все меньше возможностей. Жизнь просачивается сквозь мельчайшие поры и уходит, словно воздух из колеса.
  'Он намерен бороться до конца. Сколько сможет'.
  Глеб, не торопясь, рассматривал его уставшее лицо, теплый халат и шарф.
  'Недолго'.
  -Вы можете лечь прямо здесь, на диване. Я принесу книгу, чтобы вы не заснули. Хотите?
  С минуту дядя обдумывал его предложение, глубоко и хрипло дыша через приоткрытый рот. Наконец, он кивнул, спровоцировав новый приступ кашля. Глеб поспешил к себе.
  
  Усевшись завтракать, он с удивлением обнаружил, что голоден, как зверь. Таблетка подействовала, избавив от головной боли и мрачных мыслей. Через открытое окно проникал прохладный утренний воздух. Начинался новый день.
  Глеб понимал, что никуда не уедет. Чисто технически было возможно пройти пешком сквозь бурелом, избежав падающих деревьев - для этого требовались лишь решительность и осторожность. Но техника здесь ни при чем - люди, вот что его останавливало. Аленка больна, а оба ее родителя находятся в таком состоянии, что не смогут позаботиться о дочери. Вряд ли они способны позаботиться даже о самих себе. И скоро станет еще хуже. Если Глеб уйдет, он обречет девочку на страдания, а ему этого не хотелось. Значит, он должен остаться и пытаться помочь им. Позаботиться о них.
  Дядя тоже не напоминал об отъезде. Слишком многое изменилось со вчерашнего утра. Он все еще не верил Глебу, считал его опасным, но при этом понимал, что Глеб единственный здоровый человек на ферме, и без него шансов выжить у них столько же, сколько и с ним. Его отъезд больше не имел смысла.
  
  2
  
  Глеб стоял в гараже и смотрел на гору предназначенной для посадки картошки. Ее вполне можно использовать для еды - запас был почти неисчерпаемым. На полках нашлось огромное количество консервов, а в холодильнике - сыр, колбаса и мясо.
  'Хлеба мало, но без него можно обойтись. Зато полно крупы и макарон. Проблема только в том, что я не умею все это готовить'.
  Он взял упаковку вермишели и стал внимательно читать инструкцию.
  'Вроде бы все просто. Вскипятить, бросить, варить до готовности...'.
  Громко зазвонил сотовый. От неожиданности, Глеб вздрогнул и выронил вермишель. Дрожащими пальцами он нащупал кнопку и нажал.
  -Алло?
  -Привет, это я.
  -Настя? Привет!
  -Ты не звонишь. Я уже начала волноваться. У вас все в порядке?
  -Я бы не сказал.
  -Что случилось?
  -Дядя заболел. Здесь теперь просто чумная палата какая-то.
  -Простудился?
  -Не знаю. Наверное.
  -А ты?
  -Пока ничего. Нормально. Думаю, как приготовить обед. У нас есть замороженное мясо, а я не знаю, что с ним делать.
  -Что за мясо?
  -Не знаю. Такое - темное.
  -Не волнуйся, там все просто. Хочешь - я приеду и наготовлю впрок?
  -Нет!
  Короткое слово прозвучало, как треск сломанной надежды. Тон, которым оно было произнесено, сказал больше, чем любые объяснения. Глеб сжигал мосты.
  -Глеб?
  -Тебе нельзя сюда приезжать! Ни в коем случае! Даже не пытайся.
  -Ты меня пугаешь! Что происходит?
  -Мы отрезаны. Со вчерашнего дня. Мы пытались выбраться, но это невозможно. Теперь уже точно.
  -Расскажи мне все!
  И он рассказал. Про то, как исчез туман, про их надежды, просеку, про упавшее дерево. Проглатывая горький комок в горле, рассказал о том, как возвращался с дядей домой. Хотел умолчать, но не удержался - не удержал в себе ночное происшествие, приступ Аленки и собственное затмение.
  'Я могу рассказать, ведь она далеко. Она в безопасности'.
  Глеб попытался вспомнить ее лицо и не смог. Только голос в телефонной трубке.
  Он замолчал.
  -Господи, я и не думала, что все настолько плохо! Вам нельзя там оставаться, надо что-то делать!
  -Что?
  -Нужно кого-нибудь позвать! Они могут расчистить дорогу. У вас больные, которым нужен врач. Они не смогут это игнорировать!
  Настя воодушевилась. Она действительно верила в то, что говорила. И это звучало правильно, это звучало логично. Для нее, сидящей в Горенино.
  Глеб не перебивал.
  'Возможно, они найдут трактор. Найдут людей с пилами и попробуют пробиться к ферме. А потом будет еще одно упавшее дерево, и трактор, придавленный стволом и закупоривший дорогу. Скорее всего, кто-то погибнет. Здесь нужен бронетранспортер - не меньше. Все это утопия - чистая фантастика'.
  Он дал ей договорить. Когда Настя остановилась, он спокойно сказал:
  -Нет.
  -Нет?
  -Нет.
  -Но почему?
  -Настя, я в это не верю. Мало того - я уверен, что те, кто сюда приедут, домой уже не вернутся. Дела слишком плохи.
  -Ты хочешь поставить на себе крест? И на остальных?
  -На нас уже крест.
  -Не говори глупостей! Все можно исправить.
  -Я люблю тебя, Настя. Я очень скучаю по тебе. И поэтому, ты не будешь приближаться к ферме. Ты ничего не сделаешь. Я не хочу, чтобы оно увидело тебя. Я серьезно. Ты должна обещать мне.
  -Обещать что?
  -Не приезжать.
  -Глеб, это... Это глупо! Я никогда...
  Упрямство Насти разозлило его.
  -Даже не думай об этом, поняла?! Забудь! Если жить хочешь - забудь!
  -Глеб это не ты говоришь!
  -Если бы это говорил не я, если бы это был тот другой во мне, я бы позвал тебя. Твоя знахарка говорила правду - я опасен. Я теперь в этом не сомневаюсь. И я не хочу причинять тебе вред.
  -Да вот черт! И что же мне теперь делать?
  -Ждать.
  -Я не могу ждать! Глеб, я тебя люблю!
  -И я тоже! Очень-очень!
  -Я хочу быть с тобой!
  -И я тоже, Настенька. Очень хочу!
  Он почувствовал ее борьбу и ее ответную злость. Перед ней появилось препятствие, которое она, при всем желании не могла преодолеть. Стена, за которой оставался Глеб, и ее первая настоящая любовь. Он исчезал, растворялся во тьме, и эта тьма тянула свои змеящиеся щупальца к ней, хотела ее. Противоречивые чувства и желания проносились в голове, сменяясь и перемешиваясь, словно в безумном калейдоскопе. Слишком неожиданно, слишком страшно; Настя не могла, не успевала разобраться в чудовищной мешанине фактов и обстоятельств. Она уже готова была наплевать на все, готова была сказать Глебу, что не сможет оставаться в стороне; что приедет, что он не прав...
  -Я буду звонить. Это можно?
  -Конечно.
  -Проклятый лес! И проклятая ферма!
  -Я люблю тебя, котенок.
  Глеб услышал, как она всхлипнула.
  -Не плачь.
  -Я не плачу! - зло ответила Настя. - У тебя есть бумага и ручка?
  -Зачем?
  -Расскажу тебе про мясо.
  
  3
  
  Глеб нашел в сарае садовые перчатки и надел их. На этот раз, он собирался подойти к работе спокойно и обстоятельно. Никаких больше отчаянных поступков, он должен следить за собой и оставаться спокойным. Сам не зная почему, он решил, что лишь так можно контролировать себя и не давать тому - другому, захватить власть. Спокойствие и неторопливость - деятельность разума, а не чувств. Полный контроль.
  У выхода Глеб заметил маленький радиоприемник и захватил его с собой. Покрутив настройку, он поймал музыкальную станцию и уверенно направился к тому месту, где оставил коробку с крестами. Но не успел он сделать и десяти шагов, как вдруг остановился, позабыв про все свои благие намерения.
  На темной распаханной земле четко выделялась светлая полоса, словно дорога, уходящая от сарая к дальнему концу леса.
  'Здрасьте-нафиг - дорога из желтого кирпича!'
   Музыка из приемника словно отдалилась и значила теперь не больше, чем пение птиц где-то далеко в деревьях. Мир сжался до узкого коридора - в одном конце Глеб, в другом лес, а между ними - желтоватая ровная полоса. Она была, и она приглашала.
  Картофельные клубни - сотни их лежали на земле, каким-то образом поднявшись на поверхность. Некоторые из них начали зеленеть. Они лежали ровными полосами так, как сажал их дядя несколько дней назад. Глеб почувствовал, что дрожит.
  'Их кто-то выкопал. Но это невозможно - слишком много! Я бы видел! И нет здесь никого!'
  Следов работы, если такая и была проделана, не осталось. Клубни просто лежали на поверхности, будто так и должно быть. Никакой земли на них - чистые, чуть ли не блестящие. Глеб немного прошел вперед, и везде было одно и то же. Он поднял глаза, глядя в дальний конец поля. По пашне ходили птицы, деловито выискивая что-то у себя под ногами. Целая стая их кружила у самой кромки деревьев. Сбившись в кольцо, они летали по кругу, мелькая, словно маленькие темные болиды, неустанно и бессмысленно проносясь мимо неведомого центра.
  'Возможно, там, где мнимая ось упирается в землю, что-то есть. Но хрен вам я пойду смотреть на это!'.
  Глеб взглянул на лес. Лес молчал.
  Первый страх отступил, теперь можно было смириться с происходящим или попытаться разгадать причину. Глеб предпочел первое. Он взял лопату и принялся за дело.
  
  4
  
  Настя остановилась перед дверью в библиотеку и несколько раз глубоко вдохнула, стараясь восстановить дыхание. Почти всю дорогу она бежала, не замечая ничего вокруг, умоляя себя лишь об одном - не расплакаться на глазах у всех.
  Она взглянула на свое отражение в стекле, пригладила волосы и вошла. Анна Олеговна посмотрела на нее неприветливо.
  -Я думала, ты уже не придешь.
  -Нет! Я... просто задержалась. Извините.
  -Ну давай. Оля уже ждет.
  После разговора с Глебом, Настя не находила себе места. Металась по дому, не зная, чем себя занять, как удержаться от мыслей; мыслей, которые настырно лезли в голову, расстраивали, толкали к отчаянию. Желание действовать, сделать что-то немедленно - прямо сейчас! - не находило выхода. Она перебирала книги в шкафу, десять раз доставала и снова раскладывала на полках плюшевые игрушки, не понимая и не осознавая, что делает. Каким-то чудом, вытирая несуществующую пыль с настенных часов, Настя вспомнила, что обещала сегодня посидеть с маленькой Олей в детском отделении библиотеки. Родители девочки попросили об этом еще два дня назад, и она согласилась. И позабыла.
  Настя проскользнула в дверь и увидела Олю. Та сидела на низком стульчике возле окна, трогательно сложив руки на коленях. Тихий, застенчивый четырехлетний ребенок.
  -Привет, Оля.
  -Здравствуйте, - ответила девочка и улыбнулась.
  Эта улыбка словно задела что-то глубоко внутри, и Насте снова пришлось сжать зубы, чтобы не заплакать. Вид ребенка, сидящего на стуле, уже почти полчаса ожидающего ее вот так - положив руки на колени, вызвал у нее потребность защитить, утешить, обнять девочку. Начать извиняться, заставить ее улыбаться, заставить!
  'Только без истерик! Никаких истерик!'
  -Ты уже выбрала себе книжку?
  -Да. Я хочу про Карлсона.
  -Хорошо. Сейчас найдем.
  Настя пошла между полок, а в груди все клокотало. Она то улыбалась, то вновь мрачнела, неясные образы проносились в голове, словно летучие мыши. Сбившись в кольцо, они метались по кругу, мелькая, словно крошечные вспышки темноты, неустанно и бессмысленно проносясь мимо невидимого центра. Она почувствовала головокружение и облокотилась на стеллаж.
  Книжка стояла на полке среди других таких же старых детских книг, свидетелей целых поколений. Настя взяла ее и пошла обратно. Подбородок дрожал, а она проводила пальцами по выцветшим корешкам и запрещала себе раскисать.
   'Да что это со мной!'.
  -Нашла! - сказала она Оле, улыбнулась и села напротив.
  Девочка поерзала на стуле, устраиваясь удобнее. Настя открыла книгу, и в этот момент рыдание, единственный неожиданно громкий всхлип вырвался у нее из горла, прежде, чем она успела среагировать. Она подняла голову, обхватила ладонью шею и посмотрела в окно, пытаясь заставить себя успокоиться. Болезненный комок в горле прыгал вверх-вниз.
  -Вам грустно?
  Настя покачала головой.
  -Нет. Все нормально.
  Девочка залезла в карман платьица и вытащила ириску.
  -Возьмите.
  Настя улыбнулась. Приступ пошел на убыль. Она наклонилась к девочке и погладила ее по голове. Нежный жест, почти материнский, несущий что-то гораздо большее, чем простая ласка.
  -Спасибо. Кушай сама. Сейчас мы будем читать, и нам станет весело. Правда?
  -Это веселая книжка, - согласилась Оля и стала деловито разворачивать свою конфету.
  Настя несколько раз глубоко вздохнула и стала читать.
  В городе Стокгольме, на самой обыкновенной улице, в самом обыкновенном доме живет самая обыкновенная шведская семья по фамилии Свантесон. Семья эта состоит из самого обыкновенного папы, самой обыкновенной мамы и трех самых обыкновенных ребят - Боссе, Бетан и Малыша.
  - Я вовсе не самый обыкновенный малыш, - говорит Малыш.
  Но это, конечно, неправда.
  
  5
  
  Знахарка возилась в саду, опрыскивая яблони, когда зазвонил телефон. Обычный звук, но ей он показался настойчивым и тревожным. Она бросила опрыскиватель и поспешила к дому, чтобы успеть поднять трубку.
  -Алло?
  -Аня? Это Федор.
  -Здравствуй. Я была в саду, не сразу услышала.
  -Ничего, я терпеливый. Я кое-что нашел для тебя.
  -Спасибо!
  -Вобщем-то не за что - сведения неутешительные. Если бы я писал об этом статью, я назвал бы ее Кокошинский мор.
  -Господи!
  -Да. Ладно - слушай. Село Кокошино, Московской губернии, Волоколамского уезда. Когда и как возникло - не знаю. Я нашел упоминание о нем в связи с моровой болезнью. По времени это восьмидесятые годы позапрошлого века. Уездный фельдшер доложил об эпидемии неизвестной хвори, признаками всеми похожей на чахотку. Как я понимаю, штука оказалась очень заразной. По словам жителей, начавшись в середине мая, к концу июня мор выкосил пятьдесят девять человек из почти сотни населения. Практически все оставшиеся были больны или чувствовали себя плохо. На все село оказалось человек пять здоровых, но и те, отвечая на вопросы дознавателей, привели их к заключению, что лихорадка села Кокошино вызывает страдания не только тела, но и души. Люди рассказывали про живой лес, который хочет погубить всех, чертей и прочее в том же духе.
  На волне истерии было несколько случаев насилия, один из которых показался полицейским странным и удручающим. Местный крестьянин, Степан Сытый, зарубил своего малолетнего сына и ушел в лес. Следователей поразил тот факт, что никто из села не пытался найти его или помешать; скорее всего, они предпочли просто не замечать происходящего. Мало того - в тот же день была проведена церковная служба, по всем признаком напоминающая обряд изгнания демонов. К тому моменту, как в село прибыли власти, тамошний священник, Захар Винник, уже умер, и выяснить подробности не удалось. Степана Сытого искали в лесу несколько суток, оповестили полицию по всему уезду, но не нашли. Никаких аномалий тоже не обнаружили.
  Люди продолжали умирать, и село изолировали казаки. За два месяца от странной лихорадки скончались девяносто три человека. Двое каким-то образом не заразились. Лечение заболевших не принесло никаких плодов. За это время, помимо жителей Кокошино, преставились трое фельдшеров, два казака и двое полицейских. Мертвых хоронили у самой кромки леса в общей могиле. Там крест поставили. По идее, он должен был сохраниться. Село сожгли.
  Два месяца и сто человек. Если не считать этого Степана Сытого.
  Федор замолчал, переводя дыхание.
  -Знаешь что, Аня - если у вас там творится какая-нибудь чертовщина, я совсем не удивлюсь. Место вполне подходящее.
  Трубка ответила тишиной.
  -Аня? Ты там?
  -Да.
  -Что у вас происходит? Там снова плохо?
  -На месте Кокошино сейчас ферма. Там четыре человека: семья с маленькой девочкой и племянник хозяина. Девочка заболела и ее мать тоже. Ко мне приходил этот парень, его зовут Глеб, он рассказывал про лес. Все как ты сейчас говорил и... Я действительно что-то чувствую. Там очень плохо, Федор! Очень плохо!
  -Похоже, история повторяется?
  -Да. Видимо так.
  -А рядом еще есть деревни? Что-нибудь?
  -Титовка. Примерно в километре от них.
  -И как там?
  -Не знаю.
  -Да-да-да... Что будем делать?
  Анна промолчала.
  'Делать. Что тут можно делать?'
  -Аня, не исчезай!
  -Я здесь. Просто не знаю, что тебе сказать.
  -Ладно. Давай сделаем так - у меня сейчас отпуск. Пожалуй, я заскочу в ваши края. У тебя найдется комната?
  -Да. Конечно!
  -Вот и отлично! Придумаем что-нибудь. В конце концов, на дворе двадцать первый век. Позовем ребят в защитных костюмах, лаборатории. Буду у тебя завтра утром.
  -Боюсь, не помогут там защитные костюмы... Хорошо. Жду тебя.
  -Ты только ничего пока не делай. Просто жди. У меня есть кое-какой опыт. Ты и представить не можешь, сколько чертовщины творится на свете. Обо всем и не напишешь!
  -Я бы не хотела этого знать.
  -И правильно! Значит, до завтра?
  -До завтра.
  Голос в трубке переменился. Стал мягче и как будто ближе.
  -Не волнуйся, милая, мы все поправим.
  -Да. Да, я надеюсь.
  -Ну, пока!
  -Пока.
  Знахарка положила трубку и тяжело села на стул, скрипнувший под ее весом. Ей стало жутко. Разговор нисколько не утешил ее, наоборот - он вызвал ощущение безнадежной тоски. Казалось, черная тень накрывает их край, и в ней нет ничего из тех бездушных явлений природы, с которыми она обычно имела дело. Это было зло. Настоящее, первородное, имеющее цель. Единственную цель - сеять смерть. Впервые в жизни Анна подумала о том, что у ее дара может быть предназначение.
  Она встала, прошла в угол, где висела старая бабушкина икона, опустилась на колени и, перекрестившись, зашептала что-то быстро-быстро.
  
  6
  
  Глеб стоял у стола и резал мясо большим разделочным ножом. Дядя сидел рядом на стуле и внимательно наблюдал за процедурой. Это навязчивое внимание раздражало. Умом Глеб понимал, что находится под подозрением, и тому есть причины. Нож в его руках для домочадцев выглядит оружием, а не кухонной утварью. Он понимал это, но эмоции бурлили в груди, как на медленном огне. И готовили они обиду. Раздражение.
  В этот день тетя так и не поднялась с постели. Она то просыпалась, то засыпала вновь, разговаривая в минуты бодрствования страшным шипящим шепотом. У нее держалась высокая температура, и дядя, пользуясь всеми известными ему средствами, как мог, сбивал ее. Иногда ее охватывало затмение: она говорила что-то про свою институтскую подругу, которую не видела уже много лет; пыталась встать, утверждая, что чувствует себя хорошо и должна убраться в доме. Несколько раз хотела пойти к Аленке, но дядя препятствовал этому, уговаривая ее вернуться в постель. Пока что уговоры действовали.
  Несколько раз она спрашивала, где Глеб.
  По сравнению с родителями, Аленка чувствовала себя гораздо лучше. У нее болело горло, не дышал нос, но температуры не было. Она могла ходить, и дядя много времени проводил с ней, играя или рассказывая сказки.
  Сам он заболевал все серьезнее. С самого утра его бил озноб и, несмотря на теплую погоду, по дому он ходил в свитере.
  
  Глеб положил мясо в кастрюлю.
  -Ну вот, скоро будем обедать.
  Он тщательно вымыл нож и демонстративно медленно вернул его на место.
  -Не знал, что ты умеешь готовить.
  -А я не умею. Меня Настя инструктировала.
  -Ты говорил с ней?
  -Да.
  -Как там у них дела?
  -Нормально.
  -Ей нельзя приезжать сюда. Ни в коем случае.
  -Она не приедет - не волнуйтесь. Сюда никто не приедет.
  Дядя кивнул.
  -Как там с крестами?
  -Потихоньку. Много работы.
  -Ничего нового?
  Глеб вспомнил про картошку.
  'Сказать или нет?'.
  -Нет. Ничего.
  -Понятно.
  -Последите за мясом. Вода не должна выкипеть. Через час поставьте картошку.
  -Ладно.
  Глеб направился к двери. Дядя придержал его за руку.
  -Спасибо.
  -Не за что. Я буду на улице. Вы ложитесь. Отдохните пока.
  
  
  
  7
  
  На поле опустились сумерки. Голос в приемнике то и дело пропадал, скрываясь за бессмысленным шумом помех. Глебу приходилось отвлекаться от работы и крутить ручку настройки, пытаясь поймать ускользающую станцию. Деревья отбрасывали на поле длинные мрачные тени. Поднялся ветер.
  Музыка, которая раньше бодрила и помогала отвлечься, стала угнетать. Голос ди-джея постоянно изменялся, становясь то выше, то ниже, как будто начинал говорить другой человек. Солнце медленно опускалось в лес.
  Глебу было неуютно и тревожно. Он выключил приемник, и в наступившей тишине стало слышно завывание ветра, унылое и пустое.
  'Надо было взять плеер'.
  Возвращаться домой он не хотел. Не хотел снова увидеть бледное больное лицо дяди, его слезящиеся глаза, слушать его ужасный кашель. Не хотелось слышать голос Аленки, внезапно погрубевший и лишенный прежних эмоций. В доме за его спиной жили сумасшедшие, и он был единственным, кто еще сохранял рассудок. Не заболел. И не сломался. Только страх - постоянный, давящий страх, мучил его и заставлял вздрагивать от каждого звука, в любом движении видеть агрессию.
  'Если они ухудшатся, я просто не знаю, что делать. Оставаться один на один с тремя психами... Я не смогу'.
  Его утешало лишь одно обстоятельство - прогрессирующая болезнь не позволит им активно действовать.
  В доме снова появились мухи. Глеб заметил их за обедом, сидя в одиночестве и без всякого удовольствия поглощая мясо. Пока их было немного, но они были. А всего пару часов назад, он видел их целый рой, летящий низко над полем на восток к лесу.
  'Если дальше так пойдет, придется снова все опрыскивать'.
  Глеб продолжал свою работу в медленно надвигающейся темноте. По мере того, как свет уходил, все труднее было не пускать в голову мысли о том, что ждет его в этой ночи. Что прячется там, дожидаясь, когда исчезнут последние отголоски дня. Можно было уйти в дом, где есть свет и стены, но именно там, в этих самых стенах и происходило все самое страшное. Несколько минут Глеб совершенно серьезно обдумывал возможность ночевки в сарае. Это может оказаться лучше для всех. И дяде было бы спокойно, пока он держится подальше от них и от Аленки. Но темнота продолжала наступать, и он отказался от этой мысли.
  'Лучше вернутся. Все-таки дом - есть дом'.
  Повернувшись спиной к лесу, он не спеша побрел к себе, волоча лопату по пашне. Он не видел, как между черных стволов вдруг возникли чьи-то горящие глаза. Они наблюдали за Глебом, пока тот не вошел в дом, а затем мигнули и исчезли.
  
  День двенадцатый
  
  1
  
  Дом изменился. Неуловимо, почти незаметно, но Глеб знал это точно: пропорции комнат, стены - они, казалось, наклонились, расширились, потеряли те правильные геометрические очертания, что были раньше. Но не это было главное: появились звуки. Странные, ничем не объяснимые звуки, которые пугали и не давали заснуть. Глеб лежал в кровати и слушал.
  Тихое
  скрип-скрип
  что-то расхаживало возле его двери.
  Скрип
  Вот оно начало медленно спускаться по лестнице. Остановилось. И снова направилось вверх.
  Скрип
  'Дядя? Нет, он спит внизу. Он бы вошел. Зачем ему ходить под дверями? А может тетя Ира? Но она больна. У нее очередное затмение. Она ненавидит меня'.
  Скрип
  Можно было встать с кровати и посмотреть, и разом снять все сомнения, но Глеб не осмеливался. Он словно вернулся в детство и прятался под одеялом от ночных страхов, не решаясь встать, не решаясь тревожить тишину звуком своего дыхания. Он лежал и прислушивался.
   'А может Аленка?'.
  Тихо и протяжно заскрипела дверь, и снова послышались неторопливые шаги по деревянному полу. Глеб напряг слух, и ему показалось, что он слышит чье-то дыхание. Едва различимое, свистящее: вдох-выдох, вдох...
   Скрип
  Он представил себе лестницу. Вспомнил, как по ней поднималась Аленка, тихо, словно мышка. Даже дядиного веса не хватало, чтобы ступени зазвучали.
  'Там движется что-то тяжелое... Или это просто дом? Осаживается или что-то в этом духе? Говорят, с деревянными домами такое бывает'.
  Снова тихий звук, теперь где-то наверху. По воспоминаниям Глеба, там находилась большая пустующая комната на весь этаж. При нем никто ни разу туда не поднимался.
  'Там ничего нет. Но что-то большое ходит сейчас в темноте. Чего-то ищет'.
  Скрип!
  Неожиданно громко над самой кроватью. Глеб почувствовал, как на коже выступил холодный пот. Он закрыл глаза. Сундук - большой, обитый широкими металлическими полосами, отливающими серебром, возник перед ним из темноты.
  'Серебро - это хорошо. Это как раз то, что надо'.
  Его блестящая крышка потускнела и покрылась трещинами, словно яростное нечто пыталось разбить ее, нанося сильные удары.
  Но не смогло.
  'Еще бы! Конечно! Конечно, не смогло!'.
  Глеб замер и прислушался. Несколько секунд было совершенно тихо, так, что можно было услышать собственное дыхание. И вдруг
  Скрип-скрип-скрип
  быстрые шаги прямо над головой.
  'Сейчас!'.
  Глеб мысленно потянулся вверх, сквозь перекрытия, в темноту комнаты третьего этажа, в которой двигалось что-то большое и страшное.
  'Не бояться! Не бояться! Сейчас!'.
  Он ухватил это что-то и потянул к себе, вниз. Крышка сундука распахнулась, приветствуя нового пленника.
  'Туда! Скорее, пока он не вырвался!'.
  С глухим металлическим лязгом крышка опустилась.
  Тишина.
  В доме тишина.
  'Я перехитрил тебя! Я поймал тебя!'.
  Глеб почти заснул, когда со стороны лестницы вновь раздалось тихий звук.
  Скрип
  Оно поднималось.
  Скрип-скрип
  Теперь оно рядом с дверью в комнату. Глеб смотрел, как та медленно приоткрывается, словно в кошмарном сне. Снова возник сундук.
  
  И опять стало тихо.
  
  2
  
  Аленка спала беспокойно: она без конца крутилась с бока на бок, смятое одеяло валялось на полу возле кровати. Тишина в комнате была настолько глубокой, что казалась вязкой. Ни единого звука не нарушало молчания, ни единого шороха. Тонкие волосы девочки покачивались, словно водоросли под водой, делая ее похожей на маленькую русалку. Казалось, они жили отдельно от нее, своей неведомой жизнью. Как маленькие змеи - переплетались и подрагивали в стоячем воздухе комнаты, слепо искали что-то и не могли найти. Во сне девочка приоткрыла рот, и на подбородке блестела тоненькая струйка слюны.
  А за окном шелестел лес, покачивая темными верхушками деревьев. В неясном свете месяца по полю проносились смазанные тени, вспыхивали и тут же гасли крошечные огоньки. Туча закрыла лунный серп, и на несколько минут поле погрузилось в непроницаемую тьму.
  Что-то стукнуло во входную дверь и сразу же отступило, испугавшись.
  
  3
  
  Глеб проснулся оттого, что замерз. Часы показывали без четверти семь утра. Он быстро оделся и, обхватив руками бока, подошел к окну. Небо закрывали тяжелые серые тучи. Они медленно ползли на юг непрерывной чередой, словно гигантское стадо фантастических животных.
  'Наверное, будет дождь'.
  Умывшись, Глеб спустился на кухню и поставил чайник. Грея руки о его теплые бока, он лениво размышлял, какие новые беды принесет это утро. Сейчас в неподвижном спокойствии рассвета дом казался уютным, таким обыкновенным, а все их беды - просто дурным сном. И так хотелось поверить в это, но... там, за закрытой дверью, ведущей в комнаты первого этажа, скрывается червоточина. Яд, медленно убивающий их.
  Глеб осторожно приоткрыл ее. Возле входа в Аленкину комнату на раскладушке спал дядя. Он лег не раздеваясь - в свитере и красном шарфе, вывернув голову под каким-то немыслимым углом. Глебу даже показалось, что дядя умер: синюшная кожа, грязные спутанные волосы, ни вздоха, ни движения. Он сходил за медицинской маской и, прижав ее к лицу, нагнулся над телом. В этот момент дядя шумно вздохнул и что-то пробормотал. Глеб отпрянул и стукнулся о дверной косяк.
  -Ч-ч-черт! - выругался он шепотом.
  
  Реакция на смерть, на их смерть - какая она будет? Не горе - нет. И не удивление. Глеб подумал, что правильно будет сказать - грусть. Он знал, что они умрут, и это просто дело времени. Раньше или позже. Кто-то из них будет первым, но нельзя точно сказать, кто. И какими они станут перед тем, как все закончится.
  'Но пока они живы. И это хорошо. Действительно хорошо. На самом деле хорошо. Еще никто не умер'.
  Глеб налил себе чай и осторожно хлебнул.
  
  4
  
  Телевизор не работал - на экране мельтешил снег статики и больше ничего. Глеб последовательно перебрал все каналы и отложил пульт - завтракать пришлось в полной тишине и одиночестве. Важных дел не было - обед он приготовил еще вчера, а у домашних должно хватить сил, чтобы позаботиться о себе самостоятельно. Не было смысла оставаться в доме.
  На улице оказалось холодно и тихо. Пахло сыростью. Солнце скрылось за плотным занавесом фиолетовых туч. Поле словно плыло в серебряной мгле промозглого утра. Глеб запахнул куртку и не спеша направился через пашню к ящикам с крестами. Он уже закончил большую часть круга - остался последний самый дальний сегмент. Один день работы.
  Сегодня эта распаханная земля почему-то напомнила ему приграничную полосу безопасности. Всякий, кто проходит по ней, оставляет след, и этот след...
  Глеб резко остановился, глядя перед собой. Впереди, в нескольких метрах от него, пашню покрывало множество отпечатков. Он осторожно подошел ближе и присел на корточки, внимательно их рассматривая. Следы напоминали собачьи, только гораздо крупнее. Их было множество, как будто целая стая носилась по полю, беспорядочно выделывая круги и виляя из стороны в сторону.
  'Кто это мог сделать? Лисы? А может волки?'.
  Глеб вспомнил, как несколько дней назад столкнулся с лисой. Она выглядела недружелюбно.
  'А если все-таки волки?'.
  Он поднялся на ноги и, крепко сжав лопату, стал внимательно осматривать поле. Ни одного живого существа в пределах видимости не оказалось. Глеб медленно пошел вперед, ступая осторожно, будто боялся, что шум его шагов привлечет хищников. По мере того, как он продвигался ближе к лесу, круги, образованные следами, становились все меньше и меньше, пока не превратились в широкую утоптанную дорогу, ведущую к дальнему краю поля.
  С каждым новым шагом все отчетливее шевелился в груди страх. На ум приходил неприятный образ мыши, бегущей на запах прямо в расставленную мышеловку.
  'А если это ловушка?'.
  Глеб пнул землю носком кроссовка и проследил, как комья разлетелись в разные стороны.
  'Нет. Волки - не муравьи, они не могут так координировать свои действия... А вдруг могут? А вдруг ими управляет лес? Это звучит, как фантастика, но совсем не глупо. Лес, достаточно разумный для того, чтобы планировать свои действия и использовать для этого животных, как часть самого себя. В свете последних событий - это вполне возможно. Вполне'.
  Впереди вырос земляной холм высотой около полуметра. Он образовал большой неровный круг, будто там велись какие-то раскопки.
  'Что могло понадобиться волкам под землей?'.
  Глеб узнал место. Это был тот самый центр, вокруг которого вились вчера птицы. Тогда он не решился пойти посмотреть, но, похоже, ему не оставляли выбора. Нечто - та сила, которая обосновалась на ферме, хочет, чтобы он увидел. И теперь это не просто намек - следы волков очень напоминали угрозу. Глеб не представлял, что ждет его впереди, ему было страшно, очень хотелось повернуться и уйти. Сделать вид, что ничего этого нет. Но уходить нельзя. Возможно, перед ним предупреждение о чем-то. Знак. Возможно, от этого может зависеть его жизнь.
  До края насыпи осталось несколько шагов. Поверх нее можно было увидеть противоположный склон глубокой ямы. Земля вокруг оказалась плотной и утрамбованной множеством лап, топтавших ее несколько часов.
  'Не меньше'.
  Глеб мысленно похвалил себя за то, что не стал ночевать вне дома. Встреча с подобным никак не входила в его планы. Он подошел к краю насыпи и посмотрел вниз.
  Слова застряли у него в горле, закупорив его болезненным комком и лишив легкие воздуха. Глеб пошатнулся, и его повело вперед и вниз, прямо в яму. Он сильно оттолкнулся ногами и упал на спину. Бешено загребая руками холодную землю, ему удалось сесть. Сердце колотилось так, будто хотело выбраться наружу и бежать. Он шумно задышал через открытый рот.
   'Черт! Вот черт!'.
  Со своего места он хорошо видел оба края ямы, воронкой уходящей на полтора метра вглубь. И тела.
  Десятки тел в истлевших остатках одежды. Кости - темные, облепленные грязью и Бог знает чем еще. Они лежали слоями - одно на другом, вздымая кости рук в пасмурное небо. Всего в паре шагов большой скелет держал в объятиях маленький. Рот у ребенка был открыт, демонстрируя несколько молочных зубов. Мать прижимала к груди свое дитя, словно чудовищная мадонна, сошедшая с полотна сумасшедшего художника. Они выглядели целыми и какими-то чудовищно естественными, словно находились тут по праву, являясь частью этого места. Едва заметный ветер теребил выцветшие остатки волос. Это была какая-то жуткая братская могила.
  Глеб поспешно отвернулся, и его вырвало.
  
  Он сидел на земле в паре шагов от края насыпи, обхватив руками колени, и смотрел на небо. Тучи величественно плыли над головой, образуя мрачные причудливые образы. Не было сил подняться. Не было сил ни на что. Сердце понемногу успокаивалось, но билось все еще болезненно и часто. Тошнота прошла. Весь завтрак остался на земле возле края могилы.
  Ни о чем не хотелось думать, ничего не хотелось делать. Только сидеть на земле и смотреть ввысь. Ждать конца. Ждать ночи. С ее приходом все, наконец, закончится. Глеб набрал горсть земли и стал просеивать ее между пальцев.
  
  Дисплей сотового упрямо показывал отсутствие сигнала. Несколько минут Глеб отрешенно смотрел на странный значок, неспособный понять, что тот означает. Снова и снова он нажимал кнопку вызова абонента, но ничего не получалось. Настя недоступна. Теперь уже совсем.
  Минуты на экране снова сменились. Глеб замерз, но едва ли осознавал это. Он продолжал нажимать на кнопку телефона. Поднялся ветер. Он трепал воротник куртки и свистел в ушах. Лес тихо шептал о чем-то, а где-то высоко, под самыми облаками над полем парил ястреб.
  
  5
  
  Часы на стене пробили половину десятого. Знахарка отложила вязание и посмотрела в окно. Небо заволокли темные тучи. Солнце с трудом пробивалось сквозь плотную завесу, с каждой минутой теряя силы, тускнея.
  'Наверное, скоро пойдет дождь'.
  Знахарка запахнула на груди халат.
  Внезапно зазвонил телефон. Она вздрогнула и уколола палец. На белой коже выступила маленькая капелька крови. Почти загипнотизированная этим зрелищем, Анна, не глядя, подняла трубку.
  -Алло?
  -Аня, это Федор.
  -Здравствуй.
  -Как там у вас?
  -Все нормально.
  -Слушай, я не смогу сегодня приехать. Дела, блин! Я разгребу их за день и приеду завтра. Ладно? Обязательно.
  -Как жаль!
  -У вас действительно все нормально? А то я могу...
  -Да нет. Не нужно. Делай, что должен. Один день ничего не решает.
  -Уверена?
  -Да.
  -Ну, хорошо. Если будут какие-нибудь новости - сразу звони!
  -Хорошо.
  -Я еще покопаюсь вечерком в своих материалах. Может быть, сумею что-нибудь понять. Как дела на ферме?
  -Не знаю.
  Знахарка оторвала взгляд от капельки крови и прижала палец к губам.
  -Аня? Ты там?
  -Да. Я поговорю с Настей.
  -С Настей?
  -Да. Это местная девушка. Девушка Глеба. Она может что-то знать.
  -Правильно! Хорошая мысль! Звони мне в любое время. Я приеду завтра. Обещаю!
  -Мы будем ждать. Заканчивай свои дела.
  -Тогда - до связи.
  -Счастливо тебе.
  Федор отключился, и Анна тоже повесила трубку. Она сняла халат, подошла к зеркалу и наклонилась к нему, внимательно рассматривая свое отражение. На лбу появилась новая морщинка, глаза выглядели больными и блестели.
  'Вот так вот все это возвращается'
  Она провела рукой по щеке. Там, где палец коснулся кожи, осталась белая полоса. Несколько секунд Анна смотрела, как та медленно тает, а потом мотнула головой, запрещая себе 'уходить'. Скрытый механизм в ее мозгу опять пришел в действие. Но время еще не пришло. Предстояло много сделать, чтобы подготовиться к приезду Федора. Нужно было собрать все доступную информацию. Поговорить с Настей.
  Она прошла к себе в комнату и стала одеваться.
  
  6
  
  Холодный ветер проносился по пустынным улицам поселка, петляя в тисках покосившихся заборов. Он раскачивал ветви старых деревьев, заставляя их раболепно кланяться, и что-то шептал.
  'Он видел ферму', - думала знахарка. - 'Был там. И только он знает, что там происходит'.
  Она глубже засунула руки в карманы и опустила голову, пряча лицо от мелкой пыли.
  Анна отдавала себе отчет, что, придя к Насте домой, может скомпрометировать девушку. Она надеялась на удачу. Можно было позвонить, но телефон не давал возможности почувствовать собеседника, заглянуть ему в глаза, увидеть. Анна должна была видеть ее лицо. В определенном смысле, это могло дать ей гораздо больше, чем слова.
  Непогода выгнала людей с улицы, и в этом знахарка углядела перст судьбы. Она беспрепятственно добралась до места, не встретив по дороге ни единой живой души. Калитка оказалась незапертой. Анна прикрыла ее за собой и пошла вглубь участка к дому. Из-за стены выбежала небольшая собачонка и остановилась, глядя на пришельца блестящими черными глазами. Знахарка поймала ее взгляд и застыла. Жулик наклонил голову, тихо тявкнул и потрусил обратно под крыльцо, всем своим видом демонстрируя, что не обнаружил в гостье ничего интересного.
  Настя открыла после первого же звонка. Она стояла на пороге, в потертых спортивных штанах и водолазке с выцветшим яблоком на груди, и смотрела на Анну сонными покрасневшими глазами.
  -Здравствуй. Мне можно войти?
  -Да, конечно. Проходите.
  Девушка посторонилась, пропуская знахарку в дом.
  Атмосфера жилища подействовала на Анну успокаивающе. Воздух наполнял покой. Уютная комната, приглушенный мягкий свет лампы на потолке, сухое тепло - приятно контрастировали с сыростью и холодом улицы.
  -Хотите чая?
  -Да, спасибо.
  -Садитесь. Я сейчас принесу.
  Настя ушла в кухню. Знахарка опустилась на стул, размышляя над тем, как повести разговор. Она понимала, что дела на ферме плохи - об этом говорил вид девушки, ее глаза. Бессильное отчаяние, скрывающееся за ними.
  'Она на развилке. И чаша ее вот-вот переполнится'
  Настя вернулась, держа в руках поднос с чашками и печеньем. Они вместе переставили их на стол и уселись по разные стороны. Девушка вопросительно посмотрела на свою гостью.
  -Как дела у Глеба? - спросила знахарка.
  -Не очень. Там все болеют, только он один еще держится.
  -Он рассказывает, что там происходит? Кроме болезни.
  -Да.
  Настя пересказала знахарке последний разговор с Глебом. Тоска и ужас, немного отпустившие ее, вновь вернулись, подступили к глазам, выдавливая наружу слезы. Она рассеянно промокала их салфеткой и продолжала говорить. Знахарка слушала молча. Пустота - безвольная, пугающая пустота сидела перед ней, будто что-то вырезали, забрали у этой девушки, и ей нечем было себя наполнить. Анне это чувство было знакомо. Она жалела девушку и одновременно радовалась. Пусть Настя мучается, пусть переживает, но здесь она в безопасности. И боль разлуки, и беспомощность - лишь отголоски той настоящей опасности, которая угрожает ей на ферме.
  Чай остыл. Никто так и не притронулся к нему. Настя посмотрела на знахарку.
  -Становится хуже?
  -Да.
  -Я чувствую себя отвратительно! Как будто я предала его.
  Анна накрыла ее ладонь своей.
  -Нет. Ты не предала. Ты делаешь то, что можешь сделать. Глеб прав - он хочет, чтобы ты была в безопасности. Так ему спокойнее. Ты должна ему в этом помочь.
  -Да. Должна. Только вот чувство такое - гадкое.
  -Я хочу кое-что тебе рассказать.
  -О нем?
  -Не совсем.
  Настя слушала историю, добытую Федором, как слушают в программе новостей репортаж о Гвинее Бисау. Наверное, она так до конца и не восприняла сказанное - сработали внутренние фильтры. Ей понадобиться время, чтобы осознать и принять новую информацию. Понадобятся силы.
  Вторая часть рассказа взволновала девушку гораздо больше. Узнав, что журналист приедет, что он решительно настроен бороться с напастью, настроен что-то делать - она оживилась. Слова знахарки вторили ее собственным ощущениям, говорившим ей - не все еще потеряно, еще можно бороться. Есть еще время.
  -Надо рассказать ему! Я сейчас позвоню!
  -Конечно.
  Настя сходила за телефоном и, остановившись посередине комнаты, нажала кнопку набора номера. Анна наблюдала, как девушка приложила трубку в уху, как участилось ее дыхание, а свободная рука стала теребить прядь волос.
  'Она сильно переживает, бедняжка'
  Настя переступила с ноги на ногу и нахмурилась. Отняла трубку от уха и снова нажала кнопку.
  -Что-то не так?
  -Связи нет. Аппарат выключен или находится вне зоны действия сети. Вот опять! Черт!
  -Что это значит?
  -Не знаю. Может, батарейки сели.
  -А он может позвонить тебе сам?
  -Да. Он звонил.
  -Ну что ж - тогда будем ждать.
  Настя села на стул и обхватила руками голову. Знахарка погладила ее по волосам.
  -Федор приедет завтра утром. Приходи.
  Девушка кивнула.
  -Позвони мне, если что-то случится. Я буду дома.
  -Да.
  
  Знахарка ушла, а Настя еще долго сидела за столом, глядя на чашки с остывшим чаем и промокая салфеткой слезы. За окном раскатисто прогрохотало. Она думала о надежде. О том, что настоящее предательство по отношению к Глебу - это потерять надежду. Она уже сделала это один раз, но больше такого не будет. Теперь она не одна. Вместе они что-нибудь придумают. Непременно. Обязательно.
  
  7
  
  Глеб вошел в дом и закрыл за собой дверь. Его трясло от холода, зубы клацали, не попадая один на другой. Он ругал себя последними словами за слабость. Не хватало теперь и ему заболеть. Да еще так глупо. Растирая побелевшие руки, он направился на кухню.
  'Нужно выпить чего-нибудь горячего. Чаю'.
  В проеме двери, ведущей к комнатам первого этажа, маячил темный силуэт дяди. Тот сидел на полу у входа в комнату дочери. Услыхав шаги, он обернулся.
  -Глеб! Подойди...
  Приступ кашля оборвал его на полуслове.
  -Подойди сюда. Пожалуйста.
  Глеб взял со стола медицинскую маску и пошел к нему, гадая, что еще могло произойти. Дядя указал ему перед собой.
  
  Из динамиков магнитолы продолжала звучать все та же, набившая оскомину, сказка:
  Земля успела оттаять, но места, где сидела Морра, были видны. Трава там побурела. Он знал, что если Морра просидит на одном месте больше часа, там уже никогда ничего не вырастет.
  Посреди комнаты, сжимая в руках Моню, на полу сидела Аленка. Волосы у девочки на голове шевелились, будто живые. Они вытягивались параллельно полу длинными прядями, покачивались и извивались. Вот она провела по ним рукой, убирая в сторону, и они мгновенным движением обвились вокруг предплечья змеиными кольцами. На шее плюшевого слона красовалась красная лента. Девочка подняла глаза и увидела Глеба.
  -Привет.
  -Привет.
  -Смотри, какой Моня красивый!
  -Очень красивый.
  Глеб понял, что боится ее. Почувствовал, что вот-вот готов закричать и броситься вон из комнаты, лишь бы не видеть этого. Безумие. Сама Аленка, казалось, совершенно не замечала того, что с ней происходит. Он сделал движение в сторону, но девочка подняла руку, останавливая его. Глеб застыл на месте.
  -Я больше не боюсь.
  -Чего?
  -Чудовищ. Снов.
  -Да?
  -Да. Мне стали сниться интересные сны. Сегодня я была в лесу. Летала между деревьев в темноте, как колдунья из книжки. Там было много зверей. Они бежали за мной. Я наверху, а они - внизу. А потом мы оказались на поле, и они стали бегать кругами. Такие глупые!
  К горлу снова подступила тошнота. Разрытая волками могила появилась перед глазами, только теперь на самом ее краю сидела Аленка. Маленькая девочка с плюшевым слоном в руках.
  -А что еще они делали?
  -Копали землю.
  -Зачем?
  -Я же сказала - они глупые!
  Глеб хотел еще спросить про зверей, но, заметив заинтересованный взгляд дяди, промолчал. Он сам не знал почему, но решил не говорить про свою страшную находку на поле. И вообще ничего не говорить. Аленка сидела перед ним, а внутри к горлу поднималась теплая удушающая волна. Ему пришлось сжать зубы, чтобы подавить ее.
  'Ничего страшного. Это шок. Пройдет'
  Но не проходило. Перед Глебом сидела, возможно, настоящая виновница происходящего. Наивный ребенок, сжимающий своего плюшевого слона, улыбающийся им всем - паук в центре невидимой паутины. Ужасная мысль, но отмахнуться от нее, глядя, как плавают в неподвижном воздухе волосы, слушая ее слова, было невозможно.
  'Она маленькая девочка. Она не может отвечать... Или может? То, что происходит с нами, творится помимо ее воли. Но не вопреки ей. Не вопреки'.
  Глеб моргнул, сбрасывая оцепенение.
  -Алена, ты можешь управлять своими снами?
  -Управлять?
  -Ну да. Что-нибудь поменять. Сделать по-своему.
  -Не знаю. Я не пробовала.
  Девочка смотрела на него с сомнением, пытаясь решить - шутит он или нет.
  -А разве так можно?
  -Ты дрожишь, - заметил дядя. - С тобой все в порядке?
  -В порядке. Замерз на улице.
  -Ты должен быть осторожнее.
  -Ничего. Сейчас выпью горячего чая и согреюсь.
  -Ты можешь простудиться, и станешь, как мы! - добавила девочка.
  -Не стану! Таким, как вы - не стану!
  Повисла тишина. Дядя и Аленка уставились на него: она - удивленно, он - настороженно. Глеб опустил глаза, стараясь удержать внутри подступающую ярость.
  -А почему ты кричишь?
  Глеб взглянул на дядю.
  -Пойду на кухню. Отогреюсь.
  -Давай.
  Уходя, он успел услышать, как Аленка спросила:
  -А почему Глеб на меня разозлился?
  Он остановился, ожидая, что ответит дядя. Медленно ползли секунды, ладони непроизвольно сжались в кулаки.
  -Он не злится. Он просто замерз и устал.
  -Нет, злится!
  -Посиди немного, милая. Я сейчас приду.
  Из комнаты снова донесся его хриплый кашель. Глеб качнулся с пятки на носок и не спеша пошел на кухню.
  Через несколько минут там появился дядя.
  -Ты чего раскричался-то? Ребенка напугал.
  Глеб посмотрел на него поверх чашки и демонстративно надел маску. Он почти с удовольствием наблюдал, как дядя нервничает, как тяжело садится на стул.
  -А она вас не пугает?
  -Она - моя дочь. Что бы с ней и с нами не случилось, она ей останется. Понятно?
  -А чего ж непонятного-то? Все ясно. Но вы бы приглядывали за ней. Не за мной - за ней.
  -Я с ней все время. Она просто сидит и играет. И все. Она уже несколько дней из комнаты не выходит.
  -Не думаю, что ей это нужно.
  -Ты о чем?
  -Ладно. Не важно. Устал я что-то.
  Глеб поднялся из-за стола.
  -Пойду, полежу у себя.
  Он вышел, оставив дядю сидеть за столом.
  
  Настин номер не отвечал. Вообще ничего не работало. Сотовая сеть исчезла, будто ее и не было. И радио молчало. Глеб лежал на кровати и тупо смотрел в книгу, едва ли понимая, что читает. В голове у него крутились разрозненные мысли, но все они неизменно возвращались к Аленке, сидящей на полу и ее волосам.
  
  8
  
  Он ждал этого, и это повторилось. Ночные страхи вернулись, вместе с тихими шорохами и скрипами. Глеб лежал с открытыми глазами, спрятавшись за воображаемым сундуком. Теперь тот уже не казался забавным изобретением, остроумной ловушкой страхов. Теперь он сам сделался чудовищем. Глеб не мог объяснить для себя причину этого, но средство помощи медленно превращалась в ловушку для него самого.
  Он боялся закрыть глаза. Стоило сделать это, как перед ним возникал образ Иры и Аленки, стоящих на поле, возле края огромной могилы. Девочка сидела у матери на руках и улыбалась ему. С пасмурного неба слетал ветер и теребил им волосы. Лицо Иры покрывали большие бледные язвы. Они росли, кожа на лице сморщивалась и облезала, обнажая розовые мышцы. Одежда истлевала, теряя цвет и фактуру. Процесс разложения происходил захватывающе быстро. Мышцы темнели и растворялись, белесыми испарениями поднимаясь в холодный воздух. Скелет Иры, по прежнему, прижимал к себе дочь, а та сидела у него на руках - живая и здоровая, обнимала его за шею, прижималась щекой к холодной кости. И улыбалась - весело, даже кокетливо.
  Глеб открывал глаза, раз за разом прогоняя их, загоняя в свой сундук, но они возвращались - снова и снова. Несколько раз ему казалось, что девочка подмигивает, демонстративно нежно и томно, прижимаясь к мертвому остову матери. Словно довольный вампир, удовлетворивший прихоть.
  Уже начинал зарождаться рассвет, когда он, наконец, заснул.
  
  
  
  День тринадцатый
  
  1
  
  
  Анна сидела на скамейке, кутаясь в теплый платок, и смотрела на дорогу. Было раннее утро, свежее и прозрачное, как колодезная вода. Роса на листьях и траве сверкала сотнями оттенков золота и бирюзы. Было тихо.
  Федор позвонил около семи и сказал, что приедет через час-полтора. Его голос прозвучал так бодро и уверенно, что странным образом отозвался в ней самой теми же чувствами.
  'Мужская рука - вот это что. Мужская рука'
  Со времен ее первого романа, мужчин в жизни Анны было мало. Она привыкла не доверять им и во всем полагаться только на себя. На себя и маму, пока та еще была жива. Но с Федором все было иначе. С ним она чувствовала себя слабой, чувствовала ведомой. И ей это нравилось. Он был нежен с ней - второй человек, которого она подпустила к себе так близко. И пусть их отношения продолжались всего неделю, в ее жизни это занимало годы. И в эти годы она была по-настоящему счастлива.
  Анна полагала, что думает о ферме, о детях, оставшихся там, но мысли ее были заняты другим: каким он стал? Помнит ли ее? Помнит ли той?
  'И возможно ли...'.
  Машина вынырнула из-за поворота неожиданно, словно акула, блеснув на солнце белым колером. У Анны заколотилось сердце. Она встала и замахала рукой.
  
  -Здравствуй! Выглядишь потрясающе!
  Анна улыбнулась.
  -Как добрался?
  Федор хлопнул себя по коленям и поднялся.
  -Эх, дороги!
  Анна стояла возле машины и, теребя подол платья, смотрела, как он вытаскивает из багажника сумку. Сумку она узнала. Именно с ней он вошел в ее дом тогда. Прошлое возвращалось, и это ощущение оказалось настолько сильным, что почти перенесло ее обратно во времени. В те времена, когда все было иначе.
  -Я готов.
  Она так и не нашлась, что сказать, как будто горло перестало пропускать воздух. Вместо этого улыбнулась и поманила за собой. Густой сад, словно сказочный лес, окружил их тенями и запахом листьев.
  -А здесь ничего не переменилось, - сказал Федор. - Все осталось по-прежнему.
  -Наверное, у вас в городе жизнь быстрее, а здесь она спит. Так - ворочается в колыбели. К обеду проснется, а после - опять заснет.
  -Одно слово - скука.
  -Нет, другое - покой.
  Федор засмеялся.
  Они вошли в дом, и Анна сразу же провела его в комнату, которую приготовила накануне. В ту самую комнату. И в ней оказалось все, что только можно было вытащить из старого комода: кружевные салфетки на столе и стенах, белоснежные подушки, атласное бордовое покрывало. Цветы наполняли воздух слабыми ароматами сада. В окна золотыми лезвиями врывался солнечный свет.
  -Потрясающе! - восхитился Федор и бухнул сумку на кровать.
  Анна натянуто улыбнулась.
  -Спасибо. Ты устраивайся, а я пойду за Настей схожу. Поговорим за завтраком. Ладно?
  -Отлично!
  
  Анна вышла на улицу и быстро огляделась. Белая машина Федора торчала перед крыльцом, как бельмо на глазу. Первой мыслью было вернуться и попросить его перегнать автомобиль за дом, где его не будет видно, и Анна уже повернулась к калитке, но передумала.
  -Какое им до этого дело!
  Но дело было. В маленьком поселке всегда найдутся те, чье главное занятие, даже призвание, наблюдать за всем, что происходит, совать всюду нос и собирать сплетни. Эти старинные кумушки, помнящие еще царя Гороха и постоянно теряющие вставные челюсти. Эти всевидящие старушечьи глаза за толстыми линзами очков - они повсюду, и ничто не способно утаиться от них. Энгельсина Львовна, соседка Неверовых, наблюдала, как знахарка зашла к ним в калитку. Дрожащая рука поднесла печенье к чашке и макнула несколько раз, желтые зубы отхватили размокший кусок. Она видела, как девка вышла, а за ней - лебедушка сладкая - Настенька. Девочка осмотрелась, воровато и напряженно, шумнула на собачонку, и они со знахаркой скрылись из вида. Губы, темные, похожие на кусок древнего пергамента растянулись в улыбке.
  
  -От Глеба есть новости?
  Настя покачала головой.
  -Никаких. Связи нет... У меня плохое предчувствие.
  -Мы что-нибудь придумаем.
  -Надеюсь.
  Они немного помолчали.
  -Он мне снился, - неожиданно сказала Настя. - Не помню, что там было, но сон был плохой. Очень, очень плохой!
  
  2
  
  Звук шагов разбудил Глеба. Он проснулся мгновенно и сел на кровати, прижавшись к стене. На пороге комнаты стоял дядя. Теперь его вид откровенно пугал, он был - словно мертвец, восставший из могилы.
  -Ира не отвечает, и, по-моему, не дышит, - сказал он.
  
  3
  
  Пока Настя и Анна накрывали на стол, Федор возился с бумагами, разложив их на коленях. Его взгляд скакал с бумаги на девушку и обратно, словно белка. Когда с приготовлениями было покончено и все расселись за столом, он отхлебнул чая и улыбнулся.
  -Вкуснятина!
  -Спасибо, - сказала Анна.
  Разговор не шел. И чем больше длилось молчание, тем мрачнее становились лица. Женщины смотрели на Федора. Он должен был говорить. От него зависело, какое решение будет принято. Наконец, он почувствовал их ожидание, поставил чашку и заговорил.
  -Перед отъездом я собрал кое-какую информацию. И она не очень приятная.
  Он повернулся к Насте.
  -Вы знаете, что творилось раньше в Кокошино?
  -Да.
  -Так вот. Я просмотрел уйму всяких материалов, пытаясь понять, что за болезнь там случилась, опираясь на то, как описывали ее течение и симптомы. И вот, к чему я пришел: такой потрясающий процент смертности могут вызвать не так уж много вирусов. Главные подозреваемые - Эбола и Марбург. Эти ребята настоящие знаменитости! О них известно много и, одновременно, почти ничего. Я хочу вам рассказать кое-что о самом главном чудовище - об Эболе.
  Настя посмотрела на него удивленно.
  -Но... это ведь что-то тропическое.
  -Я и не утверждаю, что там была именно эта зараза. Просто послушайте.
  Федор положил свои записи на стол и стал читать:
  -Первый европеец, скончавшийся от Эбола, заболел после посещения пещеры горы Элгон. Он умер в больнице города Найроби. Лечивший его врач не понимал, с чем имеет дело, и не особенно встревожился, когда во время одного из приступов, больной буквально обдал его с ног до головы хлынувшей из горла кровью. Через несколько недель врач умер.
  Первый случай вспышки Эбола - 1976 год, Заир. Эпидемия вспыхнула в пятидесяти деревнях, прилежащих к реке с тем же названием. Летальный исход был зафиксирован в девяноста процентах случаев. Она прекратилась так же внезапно, как возникла - безо всякого участия человека и без каких-либо видимых причин.
  Федор умолк. Обе женщины испуганно смотрели на него, позабыв о чае. Довольный произведенным впечатлением он продолжил.
  -Дальше у меня описание симптомов. Но это не слишком приятно. Пожалуй, пропущу. Так... Вот!
  Сентябрь 1976 года. Северный Заир, район Бумба. Тропические леса и разбросанные там и сям деревеньки, река Эбола, пересекающая район. Больница миссии Ямбуку, обслуживаемая бельгийскими сестрами. Эпидемия внезапно вспыхнула в деревнях, окружающих больницу. Как заразился первый больной, которого доставили в больницу из джунглей, навсегда останется тайной. Вначале были поражены работники больницы, но затем дело дошло и до их родственников. Слегли медсестры. Одну из сестер решил спасти священник миссии Ямбуку, доставив ее в больницу столицы Заира - Киншаса. Там она и скончалась, вызвав ужас среди медперсонала: никто ничего не понимал, а обстоятельства кончины могли и неверующего заставить поверить во что угодно, только не в здравый смысл. Палата, где она скончалась, была буквально выкрашена с потолка до пола ее кровью. Персонал отказался отмывать палату, ее просто заперли.
  Чуть позже Карл Джонсон организовал плавучий госпиталь и пытался оказывать посильную помощь поселениям вдоль реки. Но вирус уже ушел. В джунгли, откуда пришел. Громыхнуло на горизонте, но гроза прошла стороной. Вирус вполне мог вспыхнуть, покрыв пламенем инфекции Заир и пойти дальше. Но почему-то этого не сделал.
  Федор прочистил горло.
  -От Эболы никого никогда еще не излечивали. Либо человек выживает, либо нет - очень просто.
  -Но там не могло быть Эболы!
  -Да. Согласен. Моя мысль сводится вот к чему - болезни, подобные Эболе появились в конце прошлого века в лесных районах Африки. До сих пор не известно ни одного случая, чтобы они проявились в более высоких широтах. Но 'неизвестно', это еще не значит, что их не было. Почему бы не предположить, что эти вирусы порождает единый природный механизм? Почему бы не предположить, что в Кокошино появилась своя разновидность Эболы? Слишком уж похожи Кокошинский мор и этот вирус. Оба они взялись из ниоткуда, оба унесли почти девяносто процентов жизней, оба исчезли внезапно. Просто прекратились и все. Вот, что я хочу сказать. Этот мор прошел, как лесной пожар - выжег все, до чего дотянулся и ...
  Федор помахал руками.
  -Ф-ф-фух!
  Анна покачала головой.
  -Все это ужасно. И то, что здесь произошло - тоже ужасно. Но болезнь - это не главная наша проблема.
  -А что главная?
  Знахарка повернулась к Насте.
  -Расскажи ему.
  Девушка поставила свою чашку, а Федор, пошарив в карманах, выложил на стол маленький диктофон.
  -Это зачем?
  -Профессиональная привычка.
  -Я думаю, не стоит.
  -Еще как стоит! Если мы хотим убедить в чем-то других людей, нам понадобятся все доказательства и любая информация, которая имеет отношение к делу. Рано или поздно все то, о чем мы сейчас говорим, нужно будет пересказать властям. И не один раз. Запись упростит нам задачу - ее мы сможем послать куда нужно и при этом оставаться здесь.
  -Не уверена, что власти будут слушать присланную непонятно кем кассету.
  -Будут. Поверь мне.
  Анна смотрела на Федора и впервые за последнее время ее посетила мысль, что он действительно мог измениться. И не в лучшую сторону. То, что он сейчас говорил, звучало не очень логично, его аргументы явно были спорными, и сам Федор должен был прекрасно это понимать. Он разговаривал с ними, как с детьми, пытаясь объяснить свои намерения всеобщим благом. В глазах журналиста знахарка заметила новое выражение, и оно ей не понравилось.
  -Ладно, - сказала, наконец, Настя. - Записывайте - я расскажу.
  
  4
  
  -Я попробую добраться до шоссе.
  -Как?
  -Пешком.
  Глеб встал и принялся одеваться.
  -Нашатырь не помог.
  Дядя привалился к стене и опустил голову. Глеб заметил, что щеки у него блестят, и отвернулся. Сергей всхлипнул, закашлялся и стал медленно сползать на пол, как будто ноги уже не могли удержать вес тела. Он опустился на колени и, на этот раз, зарыдал открыто. По коже Глеба побежали мурашки. Взрослый человек, настолько утративший над собой контроль, вызывал одновременно чувства жалости и неприязни.
  'Сломался... Терпеть ненавижу жалеть!'
  -Я вернусь за вами.
  Дядя не ответил. Глеб нерешительно топтался на месте, размышляя над тем, как лучше поступить. Нужно было что-то сделать или сказать - нельзя оставлять его так. Но в голову ничего не приходило. Серая апатия разлилась по телу. Не было сил. Ни на что не было сил. Очень хотелось опуститься на колени рядом с ним и заплакать. И обо всем забыть.
  С огромным усилием Глеб взял себя в руки.
  -Идите к Аленке. Я попробую помочь.
  Дядя кивнул.
  -Сейчас...
  
  На улице было пасмурно. Преобладал серый цвет - земля, трава и деревья в дальнем конце поля напоминали мрачные руины давно заброшенного города. Несмотря на слабый теплый ветер, Глеб дрожал. Нос оказался забит, и дышать приходилось через рот. Он немного постоял на крыльце, пытаясь успокоиться, пытаясь уговорить себя, что все в порядке - обычная легкая простуда из-за вчерашнего переохлаждения. Но страх мешал сосредоточиться.
  'Нужно закапать в нос! В доме еще должны быть капли в нос...'
  Глеб спустился с крыльца и медленно двинулся вперед - к лесу.
  
  5
  
  Федору не сиделось на месте. В середине рассказа Насти он вскочил и принялся расхаживать из угла в угол, меряя комнату широкими шагами. Внутри все бурлило в предчувствии чего-то грандиозного, потрясающего, выходящего из ряда вон! Невероятного! Если верить тому, что говорила девушка, перед ним была сенсация! По крайней мере, совершенно недурственное журналистское расследование. Федор метался, как волк в клетке, сгорая от желания действовать.
  'Нужно взять с собой камеру! Непременно камеру! И все время снимать! Это будет покруче ведьмы из Блэр. Господи! Если повезет - это будут такие бабки! Только бы не лохануть все. Нужно действовать осторожно'
  Он взъерошил густые черные волосы.
  'Нужны фотографии! Много фотографий! И заголовок - Дьявольский Лес! Нет! Месть Дьявольского Леса! Месть? За что месть? Черт - не важно! Да-да! Жаль, что меня не будет в кадре. Надо как-то уговорить их...'
  Настя замолчала. Федор сделал еще пару рейсов туда и обратно и остановился. План предстал перед ним готовым и полностью завершенным, как бывало всегда. Теперь все остальное - дело техники.
  Он посмотрел на Настю.
  -Это самое поразительное, что я слышал в своей жизни!
  -Что вы будете делать?
  Федор вернулся за стол и выключил диктофон. Попеременно глядя на двух женщин, словно стараясь как можно крепче удержать их внимание, он произнес:
  -Нам надо поехать туда и все посмотреть на месте. Нужно провести рекогносцировку.
  -Ты хочешь отправиться прямо туда? - спросила Анна. - Это плохая мысль!
  -Почему же? Что мы можем сделать, если сами ничего не видели? Я ничего не хочу сказать, но вы уверены в том, что говорите? У этого парня, у Глеба, могло разгуляться воображение...
  Федор поймал сердитый взгляд Насти.
  -И вообще - нельзя поднимать крик, если мы сами толком не знаем, что происходит!
  Анна покачала головой.
  -Я точно знаю: идти туда - это совать голову в пекло! У нас есть все шансы не вернуться обратно.
  -Но мы...
  -Я согласна, - вдруг сказала Настя. - Я поеду с вами.
  -Правильно!
  -Мы должны сначала подумать...
  -Да о чем тут думать!
  Федор обнаружил, что опять вскочил со стула и заставил себя сесть.
  -Я не предлагаю бросаться туда сломя голову. В конце концов я тоже человек и жить хочу! Мы будем осторожны. Как только почувствуем, что что-то не так - сразу же повернем обратно.
  Девушка смотрела на знахарку и в глазах ее читалась надежда. Анне стало нехорошо. Как она может отговаривать их? Она, которая позвала Федора, которая обнадеживала и утешала эту девочку... Отступать было поздно и нечестно. Ко всему прочему, знахарка надеялась, что успеет почувствовать опасность раньше, чем дело примет крутой оборот. И Федор отчасти прав. О чем они смогут говорить, не имея ни малейшего доказательства? Нужно ехать. Анна повернулась к журналисту.
  -Что ты предлагаешь конкретно?
  -Я предлагаю поехать туда завтра утром и пройти по направлению к ферме столько сколько сможем. По пути будем фиксировать все происходящее, для этого я возьму камеру. Если что-то пойдет не так - сразу поворачиваем обратно. Такой план годится?
  Настя кивнула. Знахарка нехотя поддержала ее.
  -Отлично. Тогда завтра, скажем, часов в восемь утра. Встретимся здесь и поедем.
  -Мне нужно будет отпроситься в библиотеке. Но я приду.
  -Отлично!
  
  6
  
  
  Чем ближе подступал лес, тем медленнее шел Глеб, борясь с желанием развернуться и убежать. Он пытался уговаривать себя, убеждал, что перед ним всего лишь деревья, кусты и трава. Но сам не верил в это. Тени, отбрасываемые высокими стволами, казались ему неестественно густыми и темными, шелест листвы был слишком похож на шепот, а на дороге неожиданно возникли выбоины и канавы, которых раньше не было.
  Впереди показался первый ствол из тех, что повалились несколько дней назад. Там, за ним, лежат и другие, один из которых чуть не убил его... Глеб почувствовал свой страх, словно ток, бегущий по проводам нервов и заставляющий их вибрировать. Он перелез через первое препятствие и осторожно, постоянно оглядываясь по сторонам, пошел вперед. Темные деревья возвышались над ним и молчали. Дорога, по которой он пробирался, оглядываясь, словно вор, показалась ему слишком узкой. Даже не верилось, что по ней мог ехать огромный пикап.
  Еще несколько шагов и, среди темных крон, раздался шепот. Где-то рядом скрипнуло и затихло. Глебу стало жарко. Он открыл рот и задышал часто, как собака. Сердце стучало оглушительно, мешая слушать. Слушать. Снова скрипнуло. Шелест листвы усилился и превратился в отвратительное шипение. В нем ясно прозвучала угроза. Глеб сделал еще один осторожный шаг и застыл.
  Прямо перед ним, метрах в трех, посреди дороги рос большой куст. Просто невероятно, как он мог вырасти здесь за несколько дней! Очень захотелось крикнуть, но страшно было даже шептать.
  'Что ты с нами делаешь? Что ты такое? Ну что?!'
  Перед глазами, четко, словно фотография, возник образ Насти. Она сидела на стуле в библиотеке и смотрела в окно. Затем видение исчезло и сменилось другим: дядя, стоящий на коленях, а по щекам его текут слезы. И снова перемена - Аленка, и ее волосы, плывущие в неподвижном воздухе.
  Что-то мелькнуло впереди. Какое-то маленькое черное существо стремительно пересекло просеку и с треском врезалось в густые заросли подлеска. Глеб не успел толком рассмотреть бегуна, но заметил, что передвигался он на двух конечностях. От страха его затрясло, и в тот же момент, словно нечто почувствовало его испуг, раздался протяжный хриплый стон.
  Этого было достаточно. Глеб повернулся и, заплетаясь в собственных ногах, пошел обратно. Он дрожал и дергался на ходу, словно бесноватый, а из-под куртки вырывались душные потоки жара, обдавая лицо.
  
  7
  
  Ира лежала на кровати, неподвижная и прекрасная, словно Белоснежка. Бледность разлилась по коже, окрасив ее в серые тона, нос стал тоньше, скулы заострились. Уже несколько часов она пребывала без движения, окутанная сном, слишком похожим на смерть.
  Но женщина все еще боролась. Сергей несколько раз подносил к ее губам карманное зеркальце, и каждый раз стекло запотевало.
  'Если в ближайшее время ничего не изменится - она погибнет. Просто погаснет, как спичка'
  Сергей взял жену за руку.
  А сквозь стену, из комнаты дочери доносились веселые мелодии сказок. Аленка только что позавтракала бутербродами, которые он для нее соорудил, и снова уселась посреди пола, чужая и странная, полностью отрешенная от всего происходящего вокруг. Она не спрашивала о маме уже второй день, и иногда Сергею казалось, что ей все равно. Жуткая мысль - страшная - 'Это не мой ребенок! Этот что-то другое!'.
  'Ужасно. Ужасно и несправедливо'
  Оставалась лишь одна надежда - Глеб. Или он что-то сделает, или все погибнут. И бонусный вариант: то, что живет в нем, вырвется на свободу, и тогда... Это тоже выход. Не лучше и не хуже других.
  Аленка у себя в комнате засмеялась.
  
  8
  
  Глеб вывел трактор в поле и, не торопясь, двинулся вперед, держа курс к центру. В прицепе перестукивались две огромные покрышки, и позвякивала канистра. Спина ныла от напряжение, но это было не важно.
  'Я знаю, что важно! Разжечь костер! И пусть дымит так, чтобы видно было издалека! Они не могут не заметить. Они испугаются. И придут'
  Глеб не верил в это, но упрямо продолжал свой труд.
  Почти час ушел на то, чтобы сгрузить покрышки, облить их бензином и поджечь. Черный дым, сначала слабый и робкий, а потом все гуще и гуще, лениво потек в серое небо, словно исполинская колонна. Глеб задрал голову и высоко над собой увидел птиц. Они летали кругами и изредка покрикивали тоскливыми тихими голосами.
  
  
  День четырнадцатый
  
  1
  
  -Настя, нам нужно поговорить!
  -Мам, давай потом? Я на работу опаздываю!
  Настя направилась к двери, на ходу просовывая руки в рукава куртки и мысленно умоляя ее лишь об одном - дать ей уйти. Просто дать сейчас уйти.
  -А ты разве не отпросилась сегодня?
  Девушка застыла на пороге и щеки ее запылали. Она обернулась.
  -Ты ходила в библиотеку?
  -Настя...
  -Зачем? Когда?
  -Успокойся, пожалуйста. Сядь.
  -Это тебе Энгельсина нашептала?
  -Настя. Прошу тебя. Сядь.
  Она подчинилась, как маленький ребенок, и села за стол напротив матери. В голове вихрем завертелись испуганные мысли.
  'Что она знает? Может рассказать? Нет! Запретит!'
  Мать положила ладонь ей на руку.
  -Что происходит?
  Настя пожала плечами.
  -Ничего.
  -Ты ходила к знахарке. Вместе с этим Глебом. Зачем?
  -Кто тебе рассказал?
  -Настя, ответь на мой вопрос.
  -Это Танька? Она?
  -Настя!
  Девушка украдкой взглянула на часы. Нужно было что-то придумать. Срочно. До намеченной встречи оставалось чуть больше двадцати минут.
  -Ты куда-то торопишься?
  Настя высвободила руку и сцепила пальцы. Ее немного знобило от волнения, не спасала даже куртка. Она ненавидела себя за вранье, ей было неуютно и противно от этого, но выхода не было.
  -Мам, я не могу сейчас сказать. Правда не могу. Но все хорошо! Все нормально. Ты не волнуйся только. Я к ней ходила, потому что интересно было. И Глеба повела посмотреть. Он же никогда такого не видел. И... ну... просто любопытство.
  -А мужчина, который к ней утром приехал? Тоже любопытство?
  Настя вздрогнула.
  -Что?
  -Дочь! Что там у вас происходит? Что за притон вы там устроили? Почему она приходила в наш дом?
  -Мама!
  -Что?
  -Ты что говоришь?! Ты... я не понимаю!
  -Это я не понимаю! И я хочу, чтобы ты мне все объяснила!
  Настя упрямо поджала губы, а внутри все заклокотало. Еще никогда ей не было так обидно и так ... стыдно.
  -То, что ты там напридумывала - полный бред! Все совсем не так, как ты думаешь! Мне надо идти. Меня люди ждут.
  -Подождут.
  -Мама, поверь мне!
  -Я не могу. Я не знаю, чему верить. И ты никуда не уйдешь, пока мы не объяснимся.
  Она смотрела на дочь расстроенная и удивленная. Впервые в жизни ее девочка, ее Настенька, проявила открытую враждебность. Конечно, она сама немного перегибает, но это исключительно ради дочери.
  'Это какой-то кризис. Наваждение. Оно пройдет и снова все станет нормально. Нужно переломить ее, ради нее самой'
  Она чувствовала беду, угадывала ее безошибочным инстинктом матери, но не могла понять, с чем имеет дело.
  'Пусть я стану ей врагом, но уберегу!'
  -Тебе на работу нужно.
  -Я отпросилась.
  
  2
  
  Федор стоял возле машины и курил уже третью сигарету. Окурки первых двух валялись возле колеса. Полчаса назад они с Анной закончили приготовления, загрузили все необходимое и теперь нервничали каждый на свой лад. Знахарка дважды предлагала ехать без Насти, но Федор медлил. Ему очень не хотелось терять такую возможность - присутствие в кадре симпатичной девчонки придало бы отснятому материалу дополнительный эпатаж. Народу приятно смотреть, как чудовище пожирает красавиц. Народу нет дела до него или потрепанной жизнью Аньки. Но девица, как назло не появлялась. Федор бросил окурок на землю и придавил ботинком.
  -Может заехать за ней?
  -Что?
  Анна мигом представила эту картину. Не говоря о ее собственной подмоченной репутации, появление у Насти Федора на машине с московскими номерами могло повредить девушке чуть ли не больше, чем все ужасы фермы. Общественное мнение в таких случаях бывает беспощадно, это знахарка испытала в полной мере. Получить ярлык шалавы очень легко, а избавиться от него почти невозможно. Даже, если народ и не выскажется громогласно, то молчаливое порицание и презрение, как проклятье, испортит девушке всю жизнь. Община не захочет терять повод для сплетен, а на остальное им плевать.
  -Нет. Не надо.
  -Почему нет то?
  -Не нужно - поверь мне! Мы поедем вдвоем.
  -Черт те что! Несерьезно это все!
  -А я думаю, что так даже лучше. Не нужно втягивать ее в эти дела.
  Федор почувствовал, что настаивать бесполезно. Анна могла неверно истолковать его настойчивость.
  'А оно нам надо? Обойдемся без девчонки. Невелика потеря!'
  -Ну не хочешь, так не хочешь. Тогда ждать нам вроде бы нечего? Поехали?
  -Поехали.
  
  3
  
  Глеб беспокойно ворочался в постели, думая о том, что произойдет, если он окончательно разболеется. Под вечер боль в горле заметно усилилась, а температура поднялась до 37.5. Лекарства, которые еще оставались в аптечке, не помогли.
  'Очевидно, местная зараза к ним нечувствительна'
  Ночь уже раскинула над фермой свой черный шатер, но сон все не приходил.
  Рядом с дверью раздался скрип. Глеб напрягся, прислушиваясь к тишине, в который раз пытаясь разобрать, что же бродит там в темноте. За последние несколько ночей он начал привыкать к молчаливому присутствию в доме чужака. В конце концов, в запасе всегда имелось средство, способное остановить его, не подпустить слишком близко. Старый простой трюк все еще работал.
  'Ирония судьбы - детская шутка стала моим единственным оружием в нашем сумасшедшем доме'
  Глеб лежал и смотрел на дверь и, в какой-то момент, ему показалось, что та приоткрылась. Всего чуть-чуть. Он сцепил руки под одеялом.
  'Может, привиделось? Не удивлюсь, если так и есть. Здесь у кого угодно нервы сдадут'
   На полированной поверхности двери едва заметно блеснуло отражение луны: дверь открывалась, очень медленно и почти бесшумно, но открывалась.
  Что-то тихо проникло в комнату. Глеб не мог видеть гостя, но мог чувствовать: что-то большое и одновременно невесомое, молчаливое и бесконечно чужое. Оно надвигалось медленно, словно в нерешительности, пробуя, исследуя новую территорию.
  Он закрыл глаза, вызывая последний аргумент своей защиты. Мучительно медленно тянулись секунды, пока сквозь мрак внутреннего взгляда не проступил сундук. Глеб едва удержался, чтобы не закричать.
  Ловушка для ночных кошмаров изменилась, и изменения эти были ужасны. Стенки опутала густая, похожая на паутину, сеть трещин. Серебряные полосы, которыми раньше была обита крышка, превратились в костяшки пальцев, словно рука мертвеца теперь удерживала ее на месте. Но не это заставило Глеба сдерживать крик - на передней стенке сундука появилась гравировка. Она слабо мерцала, словно сделанная из метала - это был круг, а в центре него, приветственно подняв нелепый короткий хобот, стоял плюшевый слон Аленки. Его пухлые ноги опирались на постамент образованный буквами. В первую секунду Глеб решил, что это имя любимчика сестры, написанное латиницей - Моня, но потом гравировка вдруг вспыхнула ярким холодным светом, на фоне которого буквы проступили четкими черными линиями: 'MONOS'. Надпись промелькнула на мгновение, а затем потонула в режущей глаза белизне.
  Сундук распахнулся.
  
  4
  
  Федор притормозил перед указателем на Титовку и свернул на грунтовую дорогу. Машина закачалась на глубоких выбоинах, и Анне пришлось схватиться за поручень, чтобы удержаться. Разговор, и раньше-то не слишком оживленный, теперь окончательно зачах, словно оба испугались, что их подслушают. Логово чудовища было рядом.
  Глядя на лес, хмурый, темный и такой близкий, Федор все больше мрачнел. Приподнятое настроение, с которым он проснулся, выветрилось, сменившись напряжением, и никак не удавалось его сбросить. Впервые за последние дни он осознал, что задуманное мероприятие может оказаться опасным. По-настоящему, вовсе не киношно-газетному, опасным. Возможно кто-то из них, или даже оба, не вернутся домой. Возможно, сегодня они умрут. Машина медленно двигалась вперед, выбрасывая из-под колес облачка пыли.
  Они проехали около километра, когда дорога разделилась: основной тракт поворачивал направо к деревне, а вперед уходила в гущу леса укатанная тропа. По обе стороны от нее возвышались столбы, к одному из которых крепилась цепь. Другой ее конец валялся на земле, покрытый слоем коричневой пыли. Ближе к лесу, метрах в пяти от столбов лежало поперек дороги поваленное дерево. Федор подъехал к нему и остановился.
  -Намек прозрачный.
  -Вот почему они не могут выбраться, - сказала Анна.
  -Могли бы пешком.
  -Могли бы - ушли. Здесь что-то еще есть. Должно быть.
  -Должно.
  Федор принялся барабанить пальцами по рулю, оценивая сложившуюся ситуацию. Он чуял опасность, как собака чует волка, и боялся ее. Тихий голосок в голове упрямо нашептывал: 'Брось! Уезжай! Пусть этим займутся те, кому положено'. Но он медлил. Добыча - материал - так близко. И так заманчиво думать об этом.
  'В конце концов - это всего лишь сосна. Ее мог ветер повалить. Мало ли их падает в лесу. Да сплошь и рядом!'
  Он понимал, что, если уйдет, то может уже и не вернуться. Искал и не находил причин повернуть. Только тот слабый голосок где-то в голове.
  'Это просто испуг. Моя реакция на их сказки. Да ну к черту! Надо идти!'
  -Ладно. Выгружаемся. Пешком пойдем.
  Анна вышла из машины и остановилась, вглядываясь в лес и чувствуя, что он тоже заглядывает в нее. Исполин с тысячей глаз. Гигантское нечто.
  'Я мошка, а он - стая птиц'
  Знахарка впервые осознала это место, как живое существо. Очень старое, очень хитрое - Анна чувствовала его дыхание под ногами.
  Федор вытащил из багажника снаряжение, закрыл машину и нажал на кнопку брелока, включая сигнализацию. Раздался громкий короткий сигнал, а сразу вслед за ним на них обрушилась тишина.
  -Ну что, идем?
  Анна не ответила, только кивнула головой.
  -Где ферма?
  -Там.
  -Уверена?
  -Да.
  -Хорошо.
  Федор первым переступил границу леса. Анна последовала за ним, прижав руку в груди и что-то нашептывая.
  
  5
  
  Глеб понял, что потерял контроль над собственной фантазией. Сундук больше не подчинялся ему. Страж и ночной защитник взорвался в яркой вспышке света, словно не мог больше выносить давления скопившихся внутри кошмаров. Толстые стенки разлетелись в стороны, и он исчез.
  Глеб открыл глаза, испуганно осматриваясь и одновременно гадая, что могло случиться. Сундук принадлежал ему, был его игрой, его изобретением.
  'Так откуда же там взялся Аленкин слон? И что это за слово было у него под ногами, так похожее на имя игрушки? И почему...'.
  Закончить мысль Глеб не успел. В слабом лунном свете, проникающем в комнату, начал формироваться сгусток тьмы, от которого исходил странный вибрирующий звук, напоминающий гудение сотен насекомых. Темное нечто отделилось от двери и неспеша поплыло в сторону кровати. Заскрипели деревянные половицы.
  Скрип...
  Скрип...
  Паника захлестнула Глеба, и сознание его отключилось. Он сполз с кровати и забился в угол, натянув на себя одеяло. Он сидел, широко раскрыв глаза и смотрел, как черное нечто надвигается на него, неторопливо и уверенно. Колыхнулись жалюзи, и в лицо ударил поток воздуха, принеся с собой запах пыли и гниющих овощей. Глеб зажмурился и вцепился пальцами в одеяло.
  Тьма придвинулась к нему вплотную, задрожала, завибрировала тысячью маленьких вспышек и распалась. Темный поток взвился в воздух, перегруппировался и обрушился на Глеба адским дождем.
  
  6
  
  Аленка застонала во сне и крепче прижала к груди плюшевого слона. Под веками зрачки совершали безумный бег, волосы встали дыбом, и сама она, казалось, чуть приподнялась над простыней. Спальню наполнил тихий низкий звук, от которого зазвенели склянки на столе. Ее отец заворочался, забормотал, но сон, глубокий, как смерть, не отпустил его. В комнате распахнулось окно, стукнув деревянной рамой по стене дома.
  
  
  7
  
  Анна полностью сосредоточилась на собственных ощущениях, поэтому первым это заметил Федор. Он остановился, отнял от глаза окуляр камеры и нахмурился. Сердце гулко стукнуло в груди.
  -Ты это видишь?
  -А? Что вижу?
  -Это.
  Анна проследила взглядом, куда указывал Федор, и ей пришлось облокотиться на ствол дерева, чтобы не упасть. Ноги внезапно стали, словно ватные; по телу разлилась отвратительная слабость.
  Метрах в пяти от того места, где они остановились, появилось движение. Земля шевелилась, словно под ней двигалось что-то живое, чуть приподнимая верхний слой дерна и траву. Покачивались кусты. Это напоминало течение реки, в пару метров шириной, пересекающей их путь и пропадающей где-то далеко между деревьев. Неподвижный воздух, пропитанный влагой, не мог послужить причиной - движение жуткой реки было равномерным и тихим. Анна вдруг почувствовала, что, не смотря на обилие зелени вокруг, в лесу душно, как в запертой комнате.
  Вот оно - то самое воздействие, которое она ощутила в Глебе. Невидимый и непостижимый мастер иллюзий взялся за дело. Теперь оба пришельца находились в его власти.
  -Федор, что ты видишь?
  -Вроде как земля шевелится. Вот ведь фигня.
  Он снова поднял камеру и стал снимать.
  -У меня то же самое.
  -Это хорошо или плохо?
  -Не знаю... Воздух странный. Тебе не кажется?
  -А чего с ним?
  -Трудно дышать.
  Федор несколько раз глубоко вздохнул, не отрывая объектива от подземного потока.
  -Да нет, вроде.
  -Такое чувство, как перед грозой. Не думаю, что нам стоит идти дальше.
  -Надо идти. Раз приехали.
  Они повернули, стараясь держаться подальше от аномалии, и двинулись вперед. Федор взял палку и тщательно ощупывал землю перед собой, а Анна все пыталась отделаться от ощущения, будто кто-то смотрит на них. Она представляла себя амебой под микроскопом - настолько маленькими казались они по сравнению с тем, что разглядывало их сейчас. С каждым новым шагом желание сорваться и убежать все крепло.
  -Тихо как, - заметил Федор. - Хоть бы птичка какая запела.
  -Мне кажется, их здесь нет.
  -А я...
  Анна остановилась и сделала шаг назад.
  -Стой!
  -Чего?
  -Не двигайся. Ты снимаешь?
  -Да.
  -Гляди сюда.
  Федор посмотрел туда, куда указывала Анна, и увидел сосну. На шершавом стволе, примерно на уровне глаз была старая рана, нанесенная топором или чем-то в этом роде. Судя по всему, случилось это давно: древесина по краям успела засохнуть и стала серой. Но теперь, прямо на их глазах, из глубины этой язвы изливалась смола. Ее струйки текли вниз, в стороны и даже вверх, тонкими метастазами заполняя собой разлом. Федор молча направил туда камеру и заворожено смотрел в видоискатель, как дерево заживляет свою рану. Спустя пару минут смола начала темнеть, ее поверхность утратила блеск, стала съеживаться и уплотняться, пока ее рисунок не повторил в точности рисунок коры. Еще минута и от повреждения на стволе не осталось и следа.
  -Круто!
  -Отвратительно!
  -Это действительно происходит, или нам кажется?
  -Я не уверена...
  -Посмотрим кассету, когда вернемся. Тогда и узнаем.
  -Если вернемся.
  Федор опустил камеру и нервно облизнулся. Робкий голосок внутри, который он почти уже придушил, снова зазвенел в ушах: 'Уходи. Материала уже достаточно. С этим можно хорошо стартовать. Не лезь на рожон. Мертвому не нужна слава. Не нужны деньги. Мертвому вообще ничего не нужно'.
  -Ну что? - спросила Анна.
  -Ничего!
  В его интонации проскочило раздражение. Идти вперед было страшно и глупо, но признаваться в этом очень не хотелось. Не хотелось выглядеть в ее глазах идиотом и трусом.
  -Как там с твоими предчувствиями?
  -Здесь что-то есть.
  -Круто, - повторил Федор и с тоской посмотрел вперед. Впереди высились деревья.
  -Ладно. Пошли дальше.
  Еще несколько минут они двигались молча. Тишина вокруг стала настолько густой, что каждая треснувшая под ногами веточка заставляла их вздрагивать, как от разрыва петарды. Несколько раз Федор замечал в ветвях движение, но убеждал себя, что это всего лишь птицы. От жаркой влаги, разлитой в воздухе, он покрылся испариной. Водяные пары конденсировались в волосах и стекали холодными каплями на лоб и лицо. Федор вытащил платок и стал на ходу протирать линзы.
  -Стой!
  Он вздрогнул, едва не подпрыгнув на месте, и обернулся.
  -Я что-то чувствую.
  -Что?
  -Движение. Что-то движется. Прямо к нам.
  
  8
  
  Глеб встретил рассвет, сидя в углу комнаты. Одеяло, в которое он завернулся, пропиталось потом и больше не согревало. Озноб мелкой дрожью сотрясал тело, разрываемое одновременно и жаром и холодом. Его глаза блестели, обрамленные большими темными кругами и рассеянно блуждали по комнате. Внизу что-то звякнуло, и Глеб вздрогнул.
  Боль в горле заметно усилилась, а теперь на нее еще наложилась противная слабость. Ему стоило больших усилий заставить себя подняться. Через окно в комнату пробивался робкий утренний свет. Глеб натянул халат, подошел к стеклу и прижался к нему горячим лбом.
  День разгорался, постепенно поедая утреннюю дымку. Лес и поле проступали сквозь нее, обретая четкие очертания и цвет. Небо сбросило рассветную серость и наполнялось синевой. Наступающее утро было чистым и прекрасным, оно словно просилось на страницу календаря, ту страницу, где были праздники и предчувствие лета. Надвигался яркий, безмятежный, теплый майский день. Глеб глядел сквозь стекло, а в глазах отражались плывущие по небу облака. Но он не замечал красоты: его взгляд был прикован к дальнему к концу поля, где двигалось что-то большое и темное. Он проследил, как оно скрылось среди деревьев, и отвернулся.
  Глеб преодолел уже половину лестницы, когда приступ кашля, неожиданно сильный, заставил его согнуться и крепче вцепиться в перила. Он поднес руку к губам, а потом внимательно осмотрел ее. Крови не было.
  'Пока нет'
  -Глеб? - голос дяди прозвучал, словно из радиопередатчика. - Ты в порядке?
  -В полном.
  
  9
  
  -Что движется?
  -Не знаю. Но это не человек.
  -Черт! А что это? Напугала до смерти!
  -Сейчас мы увидим.
  Анна ошиблась - сначала они это услышали. Высокий, неприятный звук, чем-то напоминающий шелест листвы на ветру. То, что издавало его, двигалось быстро и бесшумно: ни одна веточка не треснула, как будто оно летело над землей. И снова первым уловил движение Федор. Что-то огромное и темное перемещалось между деревьями, стремясь к ним.
  -Бежим! - крикнул он и повернулся.
  Анна успела увидеть, как темнота остановилась на краю небольшой поляны, где стояли они с Федором, застыла, словно присматриваясь к своим жертвам, а в следующий миг стремительно ринулась к ним, окружив душным облаком, поглотив. Журналист закричал, Анна попыталась открыть рот, но, вместо этого упала на землю, прижав ладони к лицу. В нос ударил густой отвратительный запах, а уши наполнило громкое жужжание.
  -Мухи!
  Сотни, тысячи насекомых окружили их сплошной пеленой. Они ползали по лицу, пытаясь пробраться в рот и ноздри, жужжали и не давали вздохнуть. Потрясая головой, словно бесноватая, Анна привалилась спиной к дереву и увидела Федора. Рядом с ним валялся фотоаппарат, сверкая на солнце, словно огромный бриллиант, а сам журналист отчаянно размахивал руками, стараясь отбиться от мух, покрывших его, словно движущееся черное одеяло.
  -Нам нужно уходить!
  -Я ничего не вижу! Б..дь!
  Анна подползла к Федору, схватила его за руку и потянула за собой. Она почти не видела, куда движется: мухи облепили ее и лезли в глаза - приходилось полагаться на чутье. Слезы текли из-под опущенных век, а снующие насекомые размазывали их по лицу, скользя и снова карабкаясь наверх.
  Людей охватило безумие. Они ползли по земле, натыкаясь на деревья, поворачивали и снова ползли. Каким-то образом им удалось не расцепить руки и не потерять друг друга в царящем вокруг кошмаре, и Анна уже смирилась с тем, что ей не удастся вырваться из леса живой, когда между деревьев показался просвет. Собрав остатки сил, она поспешила к нему.
  До кромки леса оставалось метров пять, когда мухи, словно по команде, взмыли в воздух, сформировав огромный рой, и исчезли так же стремительно, как появились. Анна с Федором вывалились на дорогу и, расцепившись, поползли в разные стороны. Они не произнесли ни слова: только хрипы и стоны вырывались наружу и тут же растворялись в вязкой тишине. А они все ползли и ползли, и только оказавшись на противоположной стороне тракта, как по команде, остановились. Федор остался лежать на земле, уткнувшись лицом в ладони, а знахарка обернулась.
  Всего на секунду она увидела то, что скрывалось за маской леса. На короткое мгновение оно выступило на передний план восприятия. Оно посмотрела на Анну. Узнало ее. Выделило. А в следующий момент все исчезло. Свет перед глазами померк.
  
  
  
  День пятнадцатый
  
  1
  
  Федор разлепил глаза и увидел над собой потолок, обитый вагонкой. Он несколько минут пролежал неподвижно, пытаясь понять, где находится. Память возвращалась медленно, словно нехотя, понемногу - картинка за картинкой, наполняя голову образами: они с Анной садятся в машину, со всех сторон лес, слабый ветер пробегает волнами по траве. Федор так сильно дрожал тогда, что мотор завывал, и машина дергалась, когда он резко отпускал педаль сцепления. Память не удержала дорогу. Последним воспоминанием был сад Анны - темный, густой и страшный.
  Потом они устроились возле телевизора, и Федор дрожащими пальцами нажимал на кнопки перемотки камеры. Они отсмотрели все, что он снял в лесу, сами точно не зная, что хотят увидеть. И ничего не увидели. Точнее не увидели ничего необычного, сверхъестественного: никакой подземной реки, дерево с глубокой язвой на стволе оставалось обычным деревом - никакой текущей наверх смолы - ничего. Только в самом конце на пару секунд в поле зрения камеры попал большой темный рой, а потом она упала на землю, и в кадре остались лишь смазанные размытые пятна и их собственные крики. Анна выключила телевизор.
  Следующее воспоминание относилось к вечеру того же дня: они сидели на кухне, на продавленном диване и молчали. Звонил телефон, но никто не поднял трубку. В доме было жарко. Затем, снова, провал.
  Федор вытащил руку из-под одеяла и вытер пот с лица. Сама рука тоже оказалась влажной, как и все тело. Было жарко и очень хотелось пить. Он задрожал, зубы клацнули, и пришлось сжать челюсти. Скулы мелко завибрировали. Федор вздохнул и закашлялся.
  'Блин. Хуже, чем с похмелья. Чувствую себя рассохшимся Буратино'
  Вопреки обыкновению, шутка не сработала.
  Вчера случилось что-то очень плохое. И дело даже не в огромном рое мух, который смутно маячил в памяти, как черное, душное и жужжащее облако - это было лишь следствие. Причина же казалась куда более страшной: живой лес. Никаких сомнений в этом у Федора не было. Он - этот монстр - что-то сделал с ним. И с Анной.
  'Анна... Что с ней?'
  Федор откинул одеяло и встал. Прохладный воздух комнаты моментально окутал его невыносимой стужей, такой концентрированной, что, казалось, она проникала внутрь тела. Его затрясло, словно припадочного и пришлось схватиться за спинку кровати, чтобы не упасть. Он стоял, слабый и раздавленный, с небольшим животом над спортивными трусами, и дрожал, глядя прямо перед собой остановившимся взглядом. Он словно выключился, остановился.
  Он все еще боролся с дурнотой и слабостью, когда дверь скрипнула и в комнату вошла Анна. Она остановилась на пороге, глядя на Федора большими испуганными глазами. Хватило одного взгляда, чтобы понять - ему стало хуже. Гораздо хуже, чем было вчера. Лекарства не помогли. Загадочная болезнь, пришедшая в виде роя мух, быстро прогрессировала.
   'Господи, спаси!'
  Она прикрыла за собой дверь.
  -Тебе нужно лечь.
  Федор обернулся на голос, скользнув по ней пустыми глазами и медленно сел. Прижал ладони к лицу.
  -Что со мной?
  -Я не знаю. Ложись.
  Журналист послушно улегся в постель. Анна укрыла его одеялом.
  -На вот.
  Она протянула ему градусник. Федор сунул его под мышку и закрыл глаза.
  -Очень плохо?
  -Бывало и хуже... Но редко.
  Он разлепил веки и посмотрел на Анну.
  -Ты как?
  -Не очень. Мы что-то подхватили в лесу.
  -Этого еще не хватало.
  В наступившей тишине стало слышно, как тикают часы - неожиданно громко, и звук этот неприятно стучал по ушам, отдаваясь в груди и глазах.
  -Мне нужно в Москву, - прошептал вдруг Федор.
  -Ты не доберешься...
  -Вот черт...
  Он судорожно вздохнул, словно всхлипнул и пару минут лежал молча, пытаясь взять себя в руки.
   -Надо рассказать обо всем, что мы увидели.
  -Федор, нам нечего рассказывать.
  -Как это нечего? А вся тамошняя чертовщина? А мухи? Это они меня заразили, сволочи. В СЭС нужно звонить.
  -Я позвоню, конечно, но ничего не выйдет. У нас ничего нет. На камере ничего нет. А насчет мух - они обычно требуют поймать несколько штук для анализа.
  Анна подернула плечами.
  -Но я туда больше не пойду!
  Федор хохотнул. Зло и тоскливо. Лежа в кровати и чувствуя, как жар вгрызается в тело, он раскаялся, что вообще сюда приехал. Там на ферме обосновалось нечто такое, о чем он боялся даже подумать. Одно дело стряпать статейки для газет из разряда 'Биологические аномалии', сидя у себя в кресле и предвкушая маленькие вечерние радости, и совсем другое - окунуться в это по-настоящему. В этом не было ничего интересного и ничего приятного, только паника и обмоченные штаны и желание поскорее забыть, и подальше убраться, и всю жизнь уговаривать себя, что ничего не было и это только сон. Но это не сон. И Федор осознал, что попался. В самый центр, в самый эпицентр - и уже ничего не изменить, не повернуть назад. Не забыть.
  'Господи, как я хочу жить!'
  
  2
  
  Глеб не надеялся, что сможет заснуть. Так и вышло. От усталости и высокой температуры мысли путались, не позволяя ни на чем сосредоточиться. Утром он полчаса рылся в аптечке, но так и не нашел то, что искал. Да и сам толком не знал, что ему нужно. Заметив краем глаза дядю, вышедшего в гостиную, он быстро убрал ее на место, словно копание в лекарствах было чем-то непристойным.
  В течение дня стало хуже: Глеб призраком бродил по второму этажу, так толком и не поел. Вместо этого он пил как лошадь и обмотал горло шерстяным шарфом.
  Когда на поле опустились сумерки, Глеб сел на кровати и стал ждать.
  Они появились около часа ночи. Их было двое - невообразимые темные твари, похожие на змей или китайских драконов. Они возникли около противоположной стены и, сверкая глазами, быстро заскользили по полу по направлению к кровати. Все произошло почти мгновенно. Глеб не успел даже вскрикнуть, как они оказались прямо перед ним и, словно по команде, впились в его босые ступни. Он закричал. Вопль родился внутри грудной клетки, вырос, словно мыльный пузырь, но так и не вырвался наружу. Глеб орал, но голоса своего не слышал. Страшная боль в том месте, куда вцепились твари, заставила его позабыть обо всем - о болезни, Аленке, о жуткой братской могиле - он задергал ногами, пытаясь стряхнуть с себя чудовищ. Голова Глеба задралась, и он увидел, как на потолке, почти в центре его, появилось и стало быстро расти темное пятно. Оно издавало громкое свистящее шипение.
  Появление нового монстра спугнуло первых двух. Едва заслышав угрожающий звук, они отпустили Глеба и так же быстро и тихо, как появились, исчезли.
  Между тем, пятно на потолке прекратило расширяться и стало вспучиваться, наливаясь большим блестящим, похожим на нефтяную пленку, пузырем. С его глянцевой поверхности вниз вывалилось множество длинных тонких отростков, как у исполинской медузы. Они стали извиваться, вытягиваясь к Глебу. Одно из них коснулось голой кожи ноги и обожгло ее, словно раскаленное железо. Он отдернул ногу и снова закричал, но опять не услышал своего голоса. И тут же новая темная нить хлестнула его по лицу. В голове возникла картинка: лес, бесконечный огромный лес, покуда хватает глаз, а потом лица - человеческие лица, их были сотни, тысячи. Они сменялись с тошнотворной скоростью - молодые, старые, женские, мужские. Кожа на голове онемела, сделалась холодной и мертвой, как пластик. Глеб почувствовал, что теряет сознание. Он схватил одеяло и натянул на себя, словно щит. В ту же секунду в него что-то стукнулось, но толстая ткань защитила.
  Глеб заплакал. Ему очень не хотелось умирать. Ужасно, просто немыслимо сильно ему хотелось жить, несмотря ни на что. Пусть даже весь мир вокруг превращается в ад, но ему не хотелось умирать.
  Очередное щупальце обвилось вокруг одеяла и рывком сдернуло его на пол. Глеб увидел, как существо на потолке, все еще шипя, как рассерженная кошка, раскачивается из стороны в сторону и одновременно подается вниз, вытягиваясь, словно капля. Отростки сделались толще и длиннее. Они качнулись назад, набирая скорость. Глеб зажмурился.
  Но удара не последовало.
  -Пошла вон! - раздался сердитый голос. - Вон говорю, негодная!
  
  3
  
  Титовка просыпалась рано. Солнце еще только взошло, погасли уличные фонари, а участки за низкими деревянными заборами уже наполнились жизнью и звуками. Лаяли собаки, кто-то крикнул и ему отозвались с другой стороны поселка, затарахтел автомобильный двигатель. В течение часа жизнь постепенно набирала обороты, разгонялась, стряхивая ночное оцепенение, и оно летело прочь каплями холодной блестящей росы.
  Владимир Алексеевич Сытин, отец семейства и потомственный дачник, расположился на террасе в плетеном кресле с газетой в одной руке и чашкой кофе в другой. На журнальном столике возле него стояла вазочка с печеньем, откуда он брал по кусочку и, не глядя, отправлял в рот. Его жена сидела по другую сторону стола, жмурясь на яркое утреннее солнце, и пила чай с вареньем. Где-то закричал петух, с крыши пристройки сиганула в траву большая рыжая кошка.
  Владимир Алексеевич перевернул страницу.
  -Заговор спецслужб, - произнес он. - Что за поганая страна.
  Жена не удостоила его ответом. Над вазочкой, тихо жужжа, пролетела муха. Она сделала пару кругов, а потом приземлилась на печенье и стала деловито ползать по нему, подрагивая крыльями. Владимир Алексеевич хмыкнул, отпил кофе и потянулся к вазочке. Муха взвилась в воздух крошечной темной точкой и исчезла в ветвях яблони. Сытин взял печенье, поднес ко рту...
  -Черт те что!
  ... и откусил.
  
  4
  
  Вчерашний день дался Насте тяжело. Мать не отходила от нее ни на шаг, и не было никакой возможности узнать, как дела у Анны и Федора. Эта неопределенность заставляла девушку нервничать и злиться: она огрызалась, все валилось из рук. Вечером, когда мать разговаривала с вернувшимся со службы отцом, Настя проскользнула к себе и набрала номер знахарки. Довольно долго она слышала лишь длинные гудки, а потом связь отключилась, оставив ее удивленной и испуганной. Повторные вызовы привели к тому же результату: к телефону никто не подошел.
  Ночью Настя долго не могла уснуть. Пару часов она беспокойно ворочалась в кровати, а в голову лезли мысли одна страшнее другой. Наконец, она заснула, и во сны к ней явились кошмары.
  За завтраком девушка сидела молча. Она не умывалась, спутанные волосы падали на лицо, закрывая его, словно ширма. Родители тоже молчали. Из открытого окна доносился радостный гомон воробьев. Пахло хлебом.
  -Ты сегодня в библиотеке? - спросил отец, намазывая масло.
  -Да.
  -Я тебя подвезу.
  -Сама дойду.
  Мать посмотрела на мужа.
  -Я ее провожу. Мне по пути.
  -Зачем?
  -Затем.
  Настя хотела возразить, даже отложила свой творог и открыла рот, но сказать было нечего. Говорить было бесполезно. Она представила себе, как идет по поселку под конвоем матери, и поморщилась.
  'О Господи! Второй день - я с ума сойду!'
  Она промолчала.
  'Всегда можно что-то придумать'.
  -Ладно.
  Она наклонилась над чашкой и шумно отхлебнула горячий чай.
  
  5
  
  Глеб прижался к спинке кровати и, часто моргая от стекающего в глаза пота, смотрел на незнакомца. Это был человек. Никаких сомнений. Непонятно, как он проник в запертый дом и с какими намерениями, но он угомонил тварь, а это уже было хорошо. Его скрывала густая тень, и Глеб не мог как следует рассмотреть своего гостя. Словно почувствовав это, пришелец выступил вперед и оказался в конусе рассеянного лунного света. Это был мужчина, невысокого роста, коренастый с широким, морщинистым, бородатым лицом. Темные глаза казались двумя дырами на бледной коже. Он сел на стул и уставился на Глеба.
  -Ну что, парень, плохо тебе?
  Повисла тишина, сквозь которую стало слышно поскрипывание досок: мужик постоянно переставлял ноги и похлопывал себя по коленям.
  -Вы кто?
  -Степан.
  -Вы взломщик?
  Незнакомец хохотнул, дернув бородой. В этот момент снизу раздался сдавленный крик, Глеб вздрогнул. Очень болели ноги, он почувствовал, что вот-вот потеряет сознание.
  -Твоя сестра, - сказал Степан. - Безвинное дитя. Я хочу тебе кое-что рассказать, парень. Я хочу помочь тебе.
  
  
  6
  
  Аленка металась в кровати; слезы текли из закрытых глаз, влажными дорожками сверкая на чумазых щеках. Ее волосы взметнулись вверх и стали дыбом, образовав подобие черного нимба вокруг головы. Одновременно с этим ее тело выгнулось, одеяло скользнуло вниз, и она заскулила, словно маленькая собачонка, плотно сжимая зубы.
  Но не проснулась.
  Никто не проснулся.
  Мышцы на руках и ногах девочки быстро вибрировали, напрягаясь и расслабляясь вновь. Из носа потекла тоненькая струйка крови. Аленка снова заскулила, потом взвизгнула и затихла. Волосы снова упали на подушку.
  Ее отец громко всхрапнул, и снова стало тихо.
  
  7
  
  Степан облокотился на спинку стула.
  -Подменыши, - сказал он. - Знаешь, что это такое?
  Глеб кивнул.
  -Она не сестра тебе.
  -Аленка?
  -Да. Она - враг. Враг рода человеческого.
  Мужик поскреб бороду и, не дождавшись ответа, продолжил.
  -Дьявол живет в этом лесу. Вот так парень. Эти деревья крученые - дорожка, по которой он ходит. Я точно знаю. Да! И открываются они легко - слишком легко... Я вот тоже терзался, не изувер же. Веру потерял, а ему того только и надо. Жаль было до слез. Безвинное дите. Родное. Понимаешь?
  Он посмотрел на Глеба, а потом отвернулся.
  -Да куда тебе понять-то? Малый еще. Но ты запомни, что я тебе скажу! На всю жизнь, сколько бы не осталось - запомни! Зло носит личину невинности. Не придет черт с рогами и копытами - нет. Он придет малым ребенком и будет смотреть на тебя доверчивыми, детскими глазами!
  Степан всхлипнул, неожиданно громко и несколько минут молчал. Внезапно Глеб почувствовал, что боль прошла - ног он больше не ощущал. Ему вдруг стало тепло и хорошо. Уютно.
  -Искушение. Да. Кто же дитя обидит? А пока мы на жопе сидим, жалеем, делаются позорные дела, такие, что и подумать противно. Ты верь мне, парень - я знаю! Думаешь там лес за окном? Нет. Не лес. Там змеиное гнездо. Топь! И пока живо наше дитя, враг становится сильнее. Очень скоро станет поздно, помяни мое слово! Я сына ради этого положил! Понимаешь ты? Сына родного! Проклятье принял. И живу теперь с этим чудищем бок о бок. А для чего? Чтобы не повторилось больше! Я не успел - другие успеют.
  Степан ткнул пальцем в направлении Глеба.
  -Ты успеешь!
  Я бы и сам все свершил, да не могу. Я с этим проклятым повязан. Пока он спит, и у меня сил немного. Есть одна минутка - короткий миг, когда враг просыпается. Вот тогда надо бить! В самый источник его ударить, и не бояться крови. Даром что ребенок - нельзя на это глядеть, нельзя! Я ведь в тот момент, на поляне, мог бы... Ты был в моей власти, и руку уже занес... Да пожалел я. Опять пожалел. А потом туманом он меня своим дьявольским обложил, да так что и не прорваться было. Видно, в этом мое проклятие. Скольких уже я на свою совесть взял, скольких возьму. Тяжело это, парень. Но вот заново кошмар этот не допущу. И ты, - он снова вытянул палец, - рукой будешь карающей!
  Наступила тишина. Слышно было только шумное дыхание Глеба.
  -Почто молчишь? Или язык проглотил?
  -Я... не понимаю ничего.
  -Тогда я проще скажу. Девочка ваша - порченая. Пропала она, и ее уже не воротить. Если оставить ей жизнь - ад поднимется из-под земли! Враг сосет ее, набирается сил. Но еще есть время его остановить. А потом поздно будет. Душа ребенка истощена, скоро он высосет ее, и тогда конец. Ребенка убить надо! Это богоугодное дело!
  -Убить?
  Глеб говорил шепотом. Ему начало казаться, что все это - твари в темноте, этот мужик - все - просто галлюцинация. Что он болен. Очень серьезно болен.
  -Это бред.
  -Не веришь мне?
  -Я ничему не верю.
  -Ты кресты нашел. Хочешь знать, зачем они?
  Глеб кивнул.
  -Было уже здесь такое. Ребенок привел беду. Мальчик... Мы защититься хотели, хотели ребенка сберечь. Да не смогли. Все повымерли, до единого. И опять будет так же. Только хуже, потому что рассержен черт. Думаешь, это ты в лес пошел? Врешь парень - он тебя повел. А ты, как баран под мясницкий нож.
  -Она моя сестра.
  -Нет! Нет у тебя больше сестры. То, что живет с вами - кукла. Она только пища и тропа, в ней больше нет ничего святого. Она просто вещь, без души и сердца. Ей сохранили облик, чтобы вы тронуть не смели, но под лицом этим пустота. Зло. Ты можешь убить ее или дать ей убить других. Вот и весь твой выбор. А ее уже не спасешь. Нет ее больше.
  -Ты кто такой? Почему тебя эти гады слушаются?
  -Я твой друг. Понял? Акромя меня, больше друзей у тебя нет. Меня Господь здесь оставил, для помощи. В этом мой крест. Я помогу тебе. Только и ты сам себе помоги. Я знаю, что тяжело тебе, знаю, что искушаем ты. Но нет другой дороги.
  Неожиданно Глеб почувствовал, будто чья-то рука опустилась ему на плечи. Невидимая и непреодолимая сила потянула его вниз, заставляя лечь. Веки сделались тяжелыми, ему очень захотелось спать. Подбородок опустился на грудь.
  -Спи. Можно теперь. Я присмотрю. И хворь твою сниму. Ты об этом теперь не думай - о другом размышляй.
  Глеб закрыл глаза.
  -И еще тебе скажу напоследок. Жалость - твой враг и его оружие. Поддашься ей и пропадешь. У тебя больше нет сестры. Запомни это. Прибрал он ее. Так не дай забрать прочих.
  
  8
  
  Анна положила трубку и немного посидела рядом с телефоном, чтобы успокоиться и уложить в голове разговор. Как она и предполагала, разговор с СЭС не дал никаких результатов. История о мухах не произвела на них впечатления, девушка на другом конце провода сообщила знахарке, что для леса это вполне нормальное явление. Что же касается заболевшего, то с этим нужно обращаться в поликлинику, а не к ним. Анна не хотела сдаваться - она стала убеждать, рассказывать о своих подозрениях, постепенно все больше возбуждаясь и, наконец, потребовала, чтобы на ферму прислали людей с оборудованием и в защитных костюмах. Непременно в костюмах. Ее не потрудились дослушать до конца, и короткие гудки оборвали излияния Анны на полуслове. Она осталась сидеть, как оплеванная, чувствуя себя полной идиоткой. А в груди змеей извивался страх.
   'Беспомощны. Мы беспомощны'
  И еще кое-что усугубляло ее страхи: знахарка ощущала изменения, будто что-то проникло в нее там, в лесу и медленно разворачивалось внутри. Она чувствовала угрозу. До сих пор себя и свой дар она воспринимала как целостное нечто, пусть необъяснимое, но привычное и послушное. Это было, словно комната, в которой Анна знала каждый угол, каждую трещинку на стене. А теперь в этой комнате поселились тени. И они пугали ее.
  
  -Так я и думал, - сказал Федор, выслушав отчет о звонке. - Я бы и сам тебе не поверил.
  -Получается, больше делать нечего...
  Журналист подтянул одеяло повыше.
  -Сваливать отсюда надо, пока не поздно. Ничего мы не сделаем.
  В этот момент Анна наконец поняла - поняла окончательно, что Федор не такой, каким она его себе представляла. Каким рисовала в памяти и воображении. Он вовсе не герой и не защитник. В сущности, его даже нельзя было назвать приятным человеком. Все в нем оказалось как-то плохо и скользко. Теперь он выглядел совершенно чужим и каким-то неуместным в этой кровати. Анна почувствовала смущение и злобу, сидя рядом с ним. Силы покинули ее, и она просто молчала, глядя на угол подушки.
  -Что молчишь?
  -А что говорить?
  -Хочешь остаться? Хочешь разыгрывать героиню?
  -Ничего я не хочу.
  Анна встала, и Федор тоже откинул одеяло и сел на кровати. Он покачнулся и прижал ладонь ко лбу.
  -Ого!
  -Ложись! Тебе лежать надо.
  -Какое лежать?!
  -Ты на себя погляди. На ногах ведь не стоишь!
  Федор посмотрел на нее. В его взгляде читались тоска и раздражение. Он снова лег и натянул одеяло.
  -Засада. Нахрен я сюда поперся, идиот.
  Анна отвернулась и пошла к двери.
  -Ты куда?
  -В аптеку. Надо купить лекарства.
  -Пива купи.
  
  9
  
  Настя шла молча, глядя себе под ноги. Мать тоже молчала. Полоса отчужденности, возникшая между ними вчера, еще больше расширилась, постепенно превращаясь в непреодолимую пропасть. Девушка замкнулась в себе, словно выстроила глухую стену, сквозь которую, впервые за всю ее жизнь, нельзя было пробиться.
  'Она взрослеет. Наверное, именно так они перестают быть детьми'.
  Они шли рядом, терзаясь каждая своими мыслями, разделенные и одновременно объединенные неизвестностью.
  'А может, она беременна? Господи, только не это! От кого?'
  Лиза стала перебирать в уме всех ухажеров дочери, благо их было не так много. Мимо ее лица, буквально в паре сантиметров, темной стрелой пронеслась птица и улетела в яркое синее небо. Но женщина даже не вздрогнула. Даже не заметила ее, полностью погрузившись в себя.
  'Сказать ей?'
  Настя мучалась этим вопросом с самого утра, но все не могла найти ответ. Ее смущало то, что ей, скорее всего, не поверят. Решат, что она врет, и начнут докапываться: почему она врет. Это было самое противное - сказать правду, заранее зная, что не поверят.
  'Подумают черт-те что'
  Это было самое противное.
  Мимо ее лица пронеслась ворона, и Настя отпрянула назад, провожая ее испуганным взглядом. В этой темной птице, устремившейся в ясное утреннее небо, она усмотрела предвестника беды.
  Они уже миновали детскую площадку и повернули к библиотеке, когда с боковой улицы им навстречу вышла знахарка. Настя остановилась, и Анна, заметив ее, тоже встала на месте. Девушке показалось, что та выглядит неважно: Анна казалась бледной; черная кофта, несмотря на теплую погоду, была застегнута на все пуговицы; волосы растрепались и, выбившись из пучка на затылке, развивались на слабом ветру космами, словно щупальца осьминога. Сердце у Насти вдруг заколотилось, как бешеное. Она сделала шаг вперед.
  -Настя..., - начала мать, но знахарка перебила ее.
  -Стой! Не подходи!
  Она вытянула перед собой руки, словно собиралась оттолкнуть.
  Девушка остановилась.
  -Не подходи, - повторила Анна.
  Настя заметила, что на улице, помимо них, есть еще несколько человек. Все остановились. Смотрели на них. Ждали. Она почувствовала, как мать схватила ее за руку. Кожа у нее была холодной и сухой, как камень.
  Настя шагнула вперед и почувствовала, как ее потянули обратно. Она резко обернулась, увидев прямо перед собой испуганное лицо матери.
  -Пусти!
  -Нет! Ты никуда не пойдешь!
  Подошло еще несколько человек. Они стояли тихо, как зрители в театре.
  -Отпусти.
  -Нет!
  Неожиданно нахлынула волна ярости, и Настя стала отдирать пальцы матери от своего запястья. Та постаралась сжать сильнее, но девушка резко дернула рукой вниз и высвободилась.
  -Стой!
  В последнюю секунду матери удалось ухватить ее сзади за платье. Настя быстро развернулась и Лиза поняла, что сейчас ее ударят; от удивления и страха она разжала пальцы. В этот момент снова закричала знахарка.
  -Уходите отсюда! Уезжайте!
  Все повернулась к ней. В этот момент она выглядела настоящей ведьмой: дрожащая от возбуждения, огромная и нескладная, черная, с растрепанными волосами. Ведьма. Люди подались назад, образовав между тремя женщинами живой коридор. На их лицах появилось нехорошее и странно одинаковое выражение - из отдельных прохожих они вдруг сделались чем-то целым, еще не толпой, но группой, объединенной смутной неприязнью к бесноватой.
  Анна обвела их взглядом.
  -Все уезжайте! Скоро тут начнется мор! Зараза! Понимаете?
  Никто не проронил ни звука.
  -Уезжайте!
  Сказав это, знахарка развернулась и быстро пошла прочь.
  Настя крепко, до боли, сжала кулаки и заплакала. Десяток голов повернулись к ней, словно радарные установки. Мать прижала ее к себе, и почувствовала быстрое и сильное биение сердца.
  
  10
  
  Глеб проснулся и долго лежал в кровати не шевелясь, прислушиваясь к собственным ощущениям. Жар исчез, и вместе с ним ушли боль в горле и озноб. Он был здоров. Глеб пошевелил пальцами ног и увидел, как колыхнулось одеяло. Через окно в комнату изливался густой солнечный свет, золотой и почти осязаемый. Он нес тепло и радость. Глеб улыбнулся, но улыбка тут же угасла.
  Он вспомнил.
  И задал себе вопрос: верит ли в то, что случилось ночью? В голове услужливо засуетились аргументы в пользу того, что все это бред. Такого не могло быть. Просто потому, что не могло. По здравому смыслу не могло. Эта дикая галлюцинация обязана оказаться бредом. Или сумасшествием, как угодно можно назвать. Но не правдой. Глеба немного смущал тот факт, что, в таком случае, идея убить сестру вылезла из его собственного подсознания. Конечно, он противился ей, но она появилась, и это его тревожило. Он не хотел никого убивать и даже по настоящему не думал об этом. Даже не думал думать.
  Он пощупал рукой лоб. Лоб был холодным.
  'И хворь твою сниму...'
  Так говорил Степан. И еще этот Степан велел думать.
  Думать.
  Солнечный свет померк, внезапно сделавшись каким-то разбавленным. Каким-то почти серым. Глеб сидел на кровати, а из глаз текли слезы. Потому что говорить самому себе можно все, что угодно. Это всего лишь слова. Истина заключалась в том, что все действительно было.
  Осознание этого навалилось, словно груда кирпичей, а вместе с ним - страх. Страх перед необходимостью принять решение, которое Глеб ни за что не хотел принимать.
  'Могу ли я убить ее?', - подумал он. - 'Могу ли я убить человека?'
  Все его существо восстало против этого вопроса, и в голове вдруг образовалась напряженная пугающая пустота. Словно что-то внутри не позволяло ему развить эту мысль, но это что-то было слишком слабым, чтобы удержать свой запрет.
  Глеб сидел и ждал. В доме поскрипывали половицы: кто-то ходил внизу. И почему-то сильно чесалась голова, и вообще все тело.
  'Могу'
  Ступор прошел, и голова наполнилась целым ворохом мыслей и сомнений. Но главный вопрос был решен, и моментально выветрился из головы, уступив место другим.
  Аленка была маленькой девочкой и, если решиться, убить ее не представляло особого труда. Дядя ослаб. Ослаб настолько, что вряд ли смог бы оказать серьезное сопротивление. Оставалось последнее - то, что владеет ей сейчас. То самое зло, о котором распинался Степан.
  Внутренний маятник качнулся в другую сторону, и к Глебу вновь со всей отчетливостью пришло осознание того, насколько ужасны его мысли. Они просто не могли быть его собственными, он бы ни за что...
  И он снова застыл, как будто выключился. Почесал голову и вздрогнул.
  'Ведь мыслями никого не убьешь. Не нужно паники. Можно подумать об этом теоретически. Все равно не удастся выкинуть из головы'
  'Может ли убийство маленькой девочки быть оправданным?'
  Новый вопрос бастионом поднялся вслед за павшим первым, и эта психологическая преграда казалась незыблемой. Неприступной. Глеб рос в среде, где ценность человеческой жизни была абсолютной. Ей не было эквивалентов, ее нельзя было измерить, она была, как знак бесконечности в числовом ряду: существовала, но не поддавалась оценке. Из-за этого он раньше никогда всерьез не задумывался о ценности человеческой жизни вообще, и жизни близкого в частности. Могли бы они оказаться разными, и существовала ли разница между тем, кого ты не знаешь, и родным - на эти вопросы Глеб искал ответ. А еще он размышлял о всеобщем благе. Дилемма заключалась в том, что, пожертвовав единственной жизнью, можно спасти многие.
  'Но насколько ценнее эти многие против одной? И возможно ли вообще их сравнивать? Для кого они ценнее? Для меня? Для дяди? Для кого?'
  Степан сказал, и Глеб был готов в это поверить, что Аленки больше нет. Что все они относятся к ней, как к ребенку, просто в силу привычки, не замечая, отказываясь замечать, кем она стала. И размышления о ценности человеческой жизни были не уместны, потому что человека, самого человека, того, что делает ее человеком, больше не было.
  'Тогда убийство можно сравнить с запиранием двери. С разбиванием механизма'
  Убийство - это слово обжигало Глеба, но он снова и снова повторял его про себя, по разному и в разных контекстах, и, сам того не замечая, постепенно привыкал к нему.
  Но самое главное, то, что постоянно вертелось в голове, но не выходило наружу, не достигало мыслей - самое главное было то, что он уже почувствовал надежду. Глеб почти смирился с тем, что все на ферме, включая его самого, погибнут. Угаснут от болезни или еще как-то, но умрут. Но Степан дал ему понять, что это не так. Что есть шанс. И Глеб принял эту мысль всей душой и вжился в нее и уже не помнил, как можно было жить в ожидании смерти. Он увидел выход, и, что бы там ни маячило в сознании, в какие бы споры он сам с собой ни вступал, Глеб уже знал, что будет жить.
  
  
  11
  
  Анна вошла в дом и закрыла дверь. С минуту она стояла перед ней, дрожа, сплетя пальцы с такой силой, что кожа побелела. Ей было страшно.
  'Уехать отсюда! Уехать, пока не поздно! Пока еще есть силы, и я не разболелась по-настоящему. Бросить дом, бросить Федора - просто взять деньги, выйти на улицу и добраться до электрички. И уехать!'
  'Куда?'
  'Не знаю'
  Ехать ей было некуда. Анна не имела ни родственников, ни близких друзей, к которым могла бы податься. Да и просто знакомых она могла пересчитать по пальцам одной руки. Она была одна - одинокая, медленно стареющая полуколдунья маленького поселка. Свое увядание она впервые почувствовала на похоронах матери, отчетливо ощутив, что осталась последней, и больше нет никого, с кем ее связывает кровь. Смерть, та особая смерть, которая приходит за семьями и целыми династиями, уже готовилась, укладывала свои инструменты - предстоял последний визит, и с родом женщин-знахарок в Горенино будет покончено. Анне оставалось бессмысленно доживать свой век, как последнему затянувшемуся аккорду музыкальной пьесы, которая уже успела порядком поднадоесть равнодушным зрителям.
  'Я - иллюстрация того, как бессмысленно можно прожить жизнь. Родиться, умереть и не оставить никаких следов. Никаких'
  Внезапно она почувствовала злость. Все эти мысли о собственной бесполезности, о собственной пустоте и обреченности на то, чтобы исчезнуть, просто перестать быть, не оставив ничего после себя - эти мысли, такие привычные и обоснованные, предстали перед ней в новом свете. Они показались Анне противными, мерзкими. Чужими мыслями.
  'Нет уж! Я еще живая и кое-что могу. Вот так! Я присмотрю за девушкой. И если что-то можно сделать - я сделаю!'
  Анна заглянула в комнату Федора. Журналист спал: грудь под одеялом вздымалась и опускалась - он глубоко дышал, с хрипами и ужасным шипением, будто в горле у него сидела змея. Анна некоторое время смотрела на него, прижав руки к животу, а затем вышла, плотно притворив за собой дверь.
  
  12
  
  Дядя дремал в кресле. Услышав шаги Глеба, он приоткрыл глаза.
  -Привет.
  Глеб кивнул.
  -Где Аленка?
  -Спит. Еле добудился ее утром - хотел покормить. Но она не хочет. Опять заснула.
  Он помолчал немного и добавил.
  -Подушка у нее в крови. Ночью из носа у нее шла кровь, а она даже не проснулась. Разве такое бывает?
  Он взглянул на племянника.
  -По-моему, нет.
  Глеб не стал с ним говорить и пошел на кухню. Включив чайник, он стал рыться на полках в поисках хлеба. Оставалась одна горбушка, маленькая и твердая, как камень. В холодильнике обнаружился кусок копченой колбасы. Глеб переложил свою добычу на стол и принялся озираться в поисках ножа. Их было несколько, воткнутых в специальную подставку рядом с раковиной. Он перебирал их один за другим, пока не нашел то, что нужно: длинный нож-пилу из нержавеющей стали. Глеб положил его на ладонь и повертел, любуясь, как играет свет на гладкой поверхности лезвия.
  За спиной послышались шаги: дядя встал с кресла и вышел в коридор. Скрипнула дверь туалета. Глеб шагнул к столу, и тут сердце у него забилось - быстро и тяжело. Он остановился.
  'Аленка спит. Пара ударов и все. И кошмар закончился'
  Глеб почувствовал, как задрожали руки. Тело покрылось потом, и его опять стало знобить. Он вышел из кухни и снова остановился. Какая-то часть его, большая, но все еще слабая, хотела - требовала, чтобы он сделал это. Громкий настойчивый голос - он буквально кричал у него в голове. Глеб внезапно подумал, как это трудно, на самом деле трудно - убить. Убить человека. Не в ярости, не в безумии, а хладнокровно. Задумать и убить. Он ясно себе представил, как бьет Аленку ножом. Лезвие входит в грудь - плотную и неподатливую, и приходится давить, давить изо всех сил, наваливаясь всем телом. Чтобы нож, по миллиметру, продвигался, вперед и вглубь. Глеб представил, как она закричит, и как все будет в крови. Будет очень много крови. Она потечет на простыни, на одежду. Брызнет в лицо. А она все не будет умирать, и будет кричать, и хватать руками лезвие. Пытаться высвободиться.
  Глебу стало плохо.
  'Я просто не смогу. Грохнусь в обморок'
  Он медлил. Он был готов на что угодно, лишь бы не пришлось делать это.
  'Как жить после такого? Я не смогу. Не смогу. Не смогу...'
  Дверь скрипнула, и вошел дядя. Он увидел Глеба, увидел нож и остановился. Глаза его, уставшие и пустые, раскрылись. Пауза тянулась невыносимо долго. Казалось, прошли часы, прежде чем оцепенения ужаса, охватившее обоих, спало. Дядя выставил руки перед собой и бросился на Глеба.
  Времени думать и сомневаться в себе больше не было. Глеб почувствовал, как артерии наполнились адреналином, и тело затряслось от возбуждения. Он прыгнул влево, пытаясь отклониться от нападения, одновременно выставив руку с ножом в сторону. Дядя ухватил его за плечо, но пальцы скользнули по ткани футболки, и Глеб вырвался. Дорога к комнате Аленки оказалась отрезанной, впереди был коридор, и дверь в него все еще оставалась открытой. Он бросился туда, не останавливаясь пролетел прихожую и выбежал на улицу.
  Спустя пару секунд на крыльцо выбежал дядя. Он остановился, тяжело дыша, и стал смотреть, как Глеб бежит по полю, направляясь к лесу. Догонять его было бесполезно. От страха и ярости дрожали ноги, он знал, что сил преследовать парня у него нет. Глеб добежал до деревьев и скрылся среди них.
  Это был конец. Окончательный, не подлежащий обжалованию, конец их существования.
  
  
  День шестнадцатый
  
  1
  
  Глеб сидел на шершавом стволе поваленного дерева и смотрел в землю перед собой. Степан устроился рядом, рассеянно крутя в руке сухую ветку. Он переломил ее с тихим треском и отбросил в сторону.
  Вчера, когда Глеб прибежал в лес, его жизнь висела на волоске. Все сложилось плохо: неудачная попытка убить девочку перечеркнула возможность оставаться в доме. Лес же, Степан это знал наверняка, предпримет все, чтобы уничтожить парня и отвести опасность от своего главного сокровища - ребенка. Без защиты и покровительства беглец не прожил бы и суток. Но старый Дьявол отступил: роковая ошибка, допущенная много лет назад и позволившая Степану стать частью чудовища, делала того неуязвимым. Разумный лес и мертвец стали симбионтами и дергали теперь за одни и те же нити. И нельзя было причинить вред одному, не затронув другого.
   Степан укрыл Глеба, создав вокруг него оазис безопасности. Темной силе пришлось оставить парня, чтобы сосредоточиться на девочке, успеть выпить ее, вытащить из нее все, как можно скорее, потому что время уходило. Тот, кто сможет опередить соперника, и станет победителем. Степан беспокоился: он знал, что чудовище торопится, и знал, что Глеб не будет готов выполнить свою миссию, по крайней мере, до завтрашнего вечера.
  Он рассказывал парню историю Кокошинского мора. Ту историю, которую, кроме него и мертвецов на поле, не знал никто. Он рассказал о Пашке Оглобле, пытавшемся поджечь торфяник. Пашка первый и единственный человек, который догадался, что лес и Дьявол, мучавший деревню - одно и то же. Факел все еще торчал из болотной грязи, словно памятник и предостережение другим. Он рассказал о Захаре Виннике, деревенском батюшке. О том, как тот повел людей крестным ходом в лес и о бойне, которой это закончилось. Винник не вернулся, как и десяток ушедших с ним людей, и с того дня пошел по дворам настоящий мор. О Ваньке Торопове, который тронулся умом и ходил по деревне, исхудавший, голый и страшный, размахивая самодельным крестом, коим бил каждого встречного призывая каяться. Каяться... Его зарезали во время мора, за два дня до приезда властей. Рассказал, наконец, как сам взял в руки топор. Как убил ребенка. И о том, что случилось после.
  Глеб слушал молча. Степан чувствовал, что чаша парня переполнена. Добро и зло, хорошо и плохо смешались в нем, переплелись во что-то новое - целое. Глеб почти готов был стать орудием, оставался последний шаг, и он должен быть сделан.
  Вокруг скрипел и стонал лес. Звуки доносились со всех сторон, сопровождаемые движением ветвей и колыханием земли. Казалось, все - деревья, кусты, трава - все сошло с ума, превратившись в антураж ночного кошмара. Но там, где сидел Глеб, у толстого, покрытого старым мхом, ствола было тихо - островок спокойствия посреди океана безумия.
  А Степан все говорил и говорил.
  
  2
  
  Сытин не спеша шел к магазину, помахивая сеткой. Вчера вечером он почувствовал первые признаки простуды, которые к утру, несмотря на принятые меры, заметно усилились. Он решительно не представлял, где мог подхватить заразу. Конец мая, дни стояли теплые, даже жаркие, и тут такое. Все утро его мучил насморк, который к обеду усилился так, что дышать носом стало невозможно. Жена советовала ему лежать, но он не послушал. Насморк - еще не конец света, да и яркий солнечный свет и тепло помогут скорее, чем затхлый, пропитанный микробами, воздух дома. Сытин решил, что ничего плохого не будет, если он прогуляется к магазину и прикупит мандаринов - живых источников витамина С. Они всегда повышали ему настроение - с самого детства, когда казались несбыточной мечтой. Теперь их достать просто - иди и купи, но все равно, своего магического действия от этого они не потеряли.
  По дороге он встретил огромного, как бетонный блок и шумного Корнея, и тот поведал, что мусоровоз, который приезжает в поселок по утрам дважды в неделю, чуть не упал сегодня в кювет, потому что Сашка - 'итить его за ногу, был пьян, как сволочь!'. Сытин обратил внимание, что Корней, который раньше никогда не болел, мучается сухим кашлем и говорит тише, чем обычно. Петрович, встреченный возле самого магазина, тоже выглядел плохо - жаловался на сердце, и Сытин посоветовал ему идти домой, а не шляться по улице. Эти встречи взволновали его. Появилось непреодолимое, упрямое ощущение надвигающейся беды. Так бывало и раньше, во время северных вахт, когда Сытин первым чувствовал неприятности. Чувствовал еще до того, как они происходили, воспринимая мельчайшие признаки грядущей напасти. Он очень редко ошибался.
  В поселке было необычно тихо. В небе не летали птицы, хотя в другие дни их бывало множество - ласточки давно облюбовали расположенные на отшибе дома и строили под крышами свои гнезда. Когда там появлялись птенцы, воздух наполнялся нестерпимым гомоном, который Сытин воспринимал, как голос жизни. Но сейчас этот голос молчал.
  У входа в магазин сидели две старухи, занявшие это место, наверное, еще при Иване Грозном. Они сидели неподвижно, выставив вперед клюки, похожие одна на другую и смотрели прямо перед собой. Сытин поздоровался и, не получив никакого ответа, прошел в помещение.
  Рафик, продавец и хозяин, сидел за прилавком и смотрел новости по маленькому телевизору на стене.
  -Добрый день, - поздоровался Сытин.
  -Привэт, - отозвался Рафик, не отрывая глаз от экрана.
  По фруктам ползали мухи. Сытин почувствовал раздражение. В этом магазине всегда было неприятно находиться - он смахивал на темную пещеру, грязную и неопрятную, пропахшую сгнившей картошкой. Холодильник в углу гудел, и этот низкий гул давил на уши. Но выбирать не приходилось, ближайшая альтернатива - это Горенино, а туда не вдруг поедешь. Сытин прошел к мандаринам, согнал мух и стал осматривать каждый.
  
  3
  
  Настя сидела в библиотеке и читала вслух книжку про Винни-Пуха. Вокруг, на маленьких стульчиках, словно галчата, разместились четверо ребятишек и слушали сказку. Она читала автоматически, а мысли ее витали далеко.
  Настя думала о Глебе. О себе и Глебе. О том, что было между ними, и о том, что есть между ними теперь. Не в первый раз подобные мысли приходили ей в голову, но она гнала их, не желая чувствовать себя предательницей. Любовь прошла, если вообще была. Чувство только начало зарождаться, и возможно - возможно - выросло бы во что-то большое и прекрасное, но обстоятельства грубо вмешались в этот тонкий процесс. Слишком много событий, слишком быстро, слишком страшно. И теперь все казалось каким-то скомканным, сложным и болезненным.
  Насте было стыдно признаться в этом даже самой себе, проговорить это в собственном сознании - отвратительно стыдно - но ей очень хотелось все бросить. Она устала бороться с собой и с матерью, она не хотела ничего бояться и вообще - хотела, чтобы все это происходило не с ней. Она бы так и поступила, если бы не одно обстоятельство. Одно маленькое обстоятельство - Аленка.
  Настя очень хорошо помнила это звонкое создание, такое милое, такое светлое - она помнила, как Аленка, подпрыгивая, шла рядом с матерью, держа ее за руку, как каждую минуту останавливалась, нагибаясь к какому-нибудь цветку или травинке и кричала: 'Подождите-подождите!'. И царапину возле носа, маленькую, похожую на волну.
   'Но что я могу предпринять? Бросится в пекло, чтобы самой стать такой же? Что я могу сделать, кроме как тупо жертвовать собой?'
  Она не знала.
  -Настя!
  Тоненький голосок вывел ее из транса. Говорил Павлик - старший из ее группы.
  -А?
  -Ты перестала читать.
  -Правда? Извини.
  Она мотнула головой, стряхивая на время сомнения и страхи.
  -Так вот...
  
  4
  
  Анна сидела на стуле возле кровати и смотрела на Федора. Ее рот и нос прикрывала медицинская маска; выдыхаемый воздух казался горячим, будто внутри работала печь, он обжигал губы и поднимался вверх, высушивая слезы. Журналист горел, как свеча. Еще несколько дней, и все будет кончено. Всю ночь он метался и бредил, успокоился только около четырех часов утра. Анна сменила у него на лбу холодный компресс.
  В последние часы ее мысли неуклонно возвращались к лесу, и постепенно знахарка пришла к выводу, что именно он повинен во всех бедах на ферме. Анна с самого начала, лишь только выслушав рассказ Глеба, поняла, что противостоит им не человек. И не 'плохое место'. Им противостоит Лес.
  Это произошло много лет назад, когда Анна была маленькой девочкой. Стояла грибная осень. Ужасно красивая, наверное самая красивая осень в ее жизни. Воздух пропитывал запах предстоящей зимы, прелых листьев и молока. В том году мать впервые взяла ее с собой собирать грибы. До этого Анна никогда не была в лесу по-настоящему, никогда не заходила туда глубоко.
  Лес поразил ее.
  Эти огромные стволы, устремляющиеся в самое небо, эти мощные корни, словно связки вен, вспарывающие землю, это скопище жизни - на каждом сантиметре, на каждой песчинке, как будто она оказалась внутри гигантского организма. И Анна чувствовала его, чувствовала целостность леса, не общую сумму кустов, травы и деревьев, а нечто большее - бесконечное, распределенное существо. Если стоять тихо, то можно было услышать его дыхание, почувствовать, как оно шевелится. Это напугало маленькую девочку, и она обхватила ноги матери, уткнувшись лицом в старые брюки. Мать положила руку ей на голову и погладила по волосам. Анна ничего ей не сказала, а та не спрашивала. Они обе знали, что произошло. Это было одно из первых 'особых' открытий девочки, ей еще только предстояло увидеть окружающий мир своим собственным, отличным от других, взглядом. Осознать, что она не такая, как все, и мир не такой, как говорят в школе.
  И сейчас, спустя много лет, лишь закрыв глаза, Анна легко вернулась в ту давнюю осень и опять могла видеть и чувствовать то, что видела и чувствовала маленькая девочка с грязными коленками и косичкой, похожей на крысиный хвост - ту самую мощь, бесконечную и непреодолимую, текущую между деревьев мощь Леса. Бескрайнего существа, такого чужого и, одновременно, такого близкого.
  'Он противостоит нам. Не знаю как, не знаю почему, но это он!'
  Анна снова посмотрела на Федора. Он лежал тихо, только грудь его почти незаметно вздымалась и опадала в такт редкому дыханию.
  
  5
  
  Сытин красил стену сарайчика, когда у забора просигналила машина. Он отложил кисть и отступил назад, чтобы полюбоваться результатом. Получалось недурно. Он чихнул и приложил руку ко лбу. Лоб был горячим.
  Пегая, покрытая коричневыми пятнами грунтовки, словно леопард, у ворот стояла потрепанная 'копейка'. Сергеич, навалившись на хлипкие доски забора, радостно приветствовал соседа.
  -Здорово! Хреново выглядишь!
  -Садоводов приветствую, - сказал Сытин, пожимая протянутую руку. - Что-то неважно себя чувствую.
  -Да..., - протянул Сергеич. - Тут, б..дь, эпидемия какая-то! Вся Титовка дохает.
  Сытин насторожился.
  -Правда?
  -А то! Я заходил к соседям, так они там все в соплях сидят. Я в Горенино собираюсь, хотел спросить, не нужно ли чего. Вот - они мне целый прейскурант для аптеки дали.
  Сергеич вытащил из кармана бумажку и продемонстрировал список.
  -Видал?
  Сытин настороженно кивнул.
  -Я еще по другим прошелся - везде одно и то же. У нас тут что-то завелось - факт! Тебе самому ничего не нужно?
  Сергеич вдруг закашлялся - громко и надсадно, прикрывая лиловые губы широкой лопатой ладони. Одновременно он попытался убрать список в карман, но трясущаяся рука никак не желала слушаться. Сытин уставился на нее, на стариковские бляшки на коже и почувствовал себя нехорошо.
  'Эпидемия... Черт меня возьми, в мае эпидемия!'
  У него появилась уверенность, что зараза эта не простая.
  'Может быть, птичий грипп. Или даже того хуже!'
  -Ну, так что? - спросил Сергеич, справившись с приступом. - Надо тебе чего?
  -А? Да! Да. Возьми аспирина. И 'Фервекс' возьми. Сейчас я тебе денег дам.
  -Ты только мне на бумажку напиши. И не волнуйся - отчитаюсь, как в сберкассе!
  Сытин быстро пошел к дому. В прихожей завывал пылесос - жена занималась уборкой. Увидев хмурое лицо мужа, она выключила аппарат и отложила шланг в сторону.
  -Что-то случилось?
  Сытин прошествовал к комоду и принялся рыться в ящиках в поисках шкатулки с деньгами, попутно пересказывая ей все, что услышал от Сергеича. Некоторое время она удивленно и настороженно его слушала, а потом села за стол и стала что-то быстро писать на блокнотном листе. Кончив, она встала и передала свои записи мужу.
  -Вот. Пусть купит по этому списку.
  -А денег хватит?
  -Хватит.
  Сытин кивнул и вышел, увидев краем глаза, как жена перекрестилась. Как всегда, этот жест вызвал у него раздражение. Убежденная баптистка, она - 'уж будьте уверены!' - наверняка усмотрела в происходящем руку Господа. По возвращении предстоял очередной теологический спор.
  'Просто удивительно, как в этой женщине уживаются религия и здравый смысл! Совершенно непонятно'
  Он вышел на улицу, тщательно прикрыв за собой дверь. В прихожей снова зажужжал пылесос.
  'Чудны дела твои, Господи!'.
  
  6
  
  -Где Глеб?
  Сергей с трудом разлепил горячие веки и сел на раскладушке.
  -Что, солнышко?
  -Где Глеб?
  Аленка сидела на кровати, разглядывая с рассеянным удивлением пятно крови на подушке. Утром Сергей губкой обтер ей лицо, но постельное белье не тронул, не решаясь тревожить сон дочери. По крайней мере, в такую причину он заставил себя поверить, гоня прочь мысль о том, что просто не смог бы поднять девочку. Не было сил.
  -Глеб ушел.
  -Куда?
  Сергей потер лоб. Выдумывать что-то он был не в состоянии.
  -Не знаю.
  Аленка встала, покачнулась, и обвела взглядом комнату, будто видела ее впервые. Описав полный круг, она снова посмотрела на отца.
  -Я есть хочу.
  -Пойдем. Приготовлю тебе что-нибудь.
  Они прошли на кухню, и Сергей сварил ей макароны. Он сел на стул и с умилением смотрел на то, с каким аппетитом ест девочка. Самому есть не хотелось - готовка лишила его последних сил. Он сидел, с трудом дыша через воспаленное горло, и любовался на дочь.
  -Он уехал домой? - спросила Аленка.
  Рот ее был набит макаронами и, когда она говорила, можно было увидеть белую массу у нее на языке.
  'А раньше она их терпеть не могла'
  -Кто, милая?
  Девочка скорчила досадливую рожицу.
  -Глеееб! - протянула она противным и требовательным голосом.
  -Нет. Не уехал. Он просто ... ушел.
  Аленка кивнула и вернулась к своим макаронам, больше не задавая никаких вопросов. Только на лбу у нее появилась тонкая морщинка, будто она размышляла о чем-то. Сергею очень захотелось знать, о чем она думает. Что за мысли вертятся в этой маленькой странной голове? Он знал, что девочка не ответит. Она сильно изменилась за последнее время. Все изменилось. Ему показалось, что известие об уходе Глеба ее успокоило. Она как-то расслабилась, словно обмякла.
  'Наверное, она его боялась. Бедный ребенок. Боялась собственного брата'
  Сергей не желал думать о племяннике, но, помимо воли, мысли вновь и вновь возвращались к нему. Что нашло на парня? Почему он так себя повел? Эти вопросы мучили его, обреченные оставаться без ответа. Он не понимал и не мог понять своего племянника. Свою дочь. Даже самого себя. Ему вдруг очень захотелось плакать. В нёбе появился зуд, но он сдержался.
  'Нельзя при ней. Потом'
  Аленка. Он вдруг вспомнил ее совсем маленькой. Вспомнил, как она радостно бегала с бумажным самолетиком, крича: 'Папа, он летает! Смотри! Он правда ЛЕТАЕТ!'. Ее короткие, взлохмаченные со сна волосы светились в ярком блеске солнца.
  Она умрет. Не от руки Глеба, но все равно - умрет. Или умрет он сам, а она попадет в какой-нибудь сиротский дом. Сергей очень живо представил себе: она стоит в углу комнаты, стены которой покрашены в казенный болотный цвет. У нее дрожат губы. Он почти услышал, как она тихо шепчет: 'Папа. Папочка. Забери меня отсюда. Не оставляй меня здесь одну. Я буду хорошо себя вести! Ну пожалуйста!'
  Он почувствовал влагу на щеке. По коже побежала слеза.
  'Все-таки потекла, проклятая'
  Сергей снова посмотрел на Аленку. Ему вдруг так захотелось обнять дочь, прижать ее к себе, захотелось, чтобы она тоже заплакала. Заплакала по маме. По ним. Стала похожа на обычного ребенка. Его ребенка. Но он сдержался. Дочь стала чужой, как будто не имела к ним никакого отношения. Чужой. От нее исходил слабый, но очень неприятный запах, который особенно усиливался, когда она говорила. Будто что-то стухло.
  'Наверное, я сам пахну не лучше'
  -Ты плачешь, - сказала Аленка. Без эмоций - просто констатируя факт.
  -Сейчас пройдет.
  Она кивнула и склонилась над тарелкой.
  
  7
  
  Сумерки еще только начали сгущаться над полем, постепенно поглощая свет красного солнца, а в лесу уже было темно. От земли веяло холодом и сыростью, но Глеб не замечал этого. Степан исчез около часа назад, оставив его одного, и продолжая охранять своим неосязаемым присутствием. Глеб дремал, покачиваясь на стволе поваленного дерева. Он не ел целый день, но голода не ощущал. Все его чувства исчезли, как будто он парил в бесконечном открытом пространстве, где не было ничего, кроме его самого и его мыслей. Еще было время - оно текло сквозь кожу, как лента бесконечного конвейера.
  Глеб давно хотел написать какой-нибудь рассказ и опубликовать его в журнале - когда-то он мнил себя писателем. Много раз начинал работу и всегда бросал, не доводя до конца. Получалось все не то, не о том и просто скучно. Сейчас он сидел и обдумывал историю, в которой брат убивает свою сестру, повинуясь голосу в голове, указывающему, как это сделать. Сестра оказалась совсем не ребенком, а злобным инопланетным паразитом. Об этом никто не догадывался и только ее брат видел, как она подзаряжается от домашней розетки. Складывающийся в голове рассказ нравился Глебу. Его можно написать. И получится совсем неплохо.
  Лес полностью погрузился в темноту, когда он встал с дерева, взял нож и отправился к дому.
  
  8
  
  Настя сидела у себя в комнате и читала книгу, рассеянно водя глазами по ровным строчкам и не понимая ни слова. Она прислушивалась к голосам родителей, доносящимся из-за приоткрытой двери.
  -...очень неприятная ситуация, - говорила мать.
  -Да она всегда была бесноватая. А сейчас и вовсе умом тронулась, - отвечал отец.
  -Меня беспокоит, что Настя к ней тянется. И я не могу понять - почему?
  -А сама она что говорит?
  -Ничего.
  -Да...
  -Я боюсь, как бы Анька ее во что-нибудь не втянула. Во что-нибудь... нехорошее.
  -Она ходила к ней с тем парнем? Племянником Сереги?
  -Да. Его Глеб зовут. Энгельсина их видела.
  На пару минут воцарилась тишина. Настя автоматически перелистнула страницу и вздрогнула от сухого шороха бумаги. Снова послышался голос отца.
  -А что она там кричала?
  -Про какую-то болезнь. Эпидемию.
  -Черт знает, что такое! Может, мне с Кириллом поговорить? Он вроде как участковый - пусть к ней зайдет.
  -Может, и стоит.
  В дверь позвонили, и Настя услышала, как мать пошла открывать. Из прихожей донеслись стуки и неразборчивые голоса. Спустя несколько минут, она услышала, как гость прошел в комнату.
  -Здравствуй, Наина, - сказал отец.
  Соседка.
  Наина что-то тихо ответила. Потом еще что-то добавила. Слов было не разобрать.
  Настя знала, что разговор пойдет о знахарке.
  'Это в стиле Наины - совать нос в чужие дела. В общем стиле поселка, по большому счету'
  Она услышала шаги возле двери и быстро уткнулась в книгу. В комнату заглянула мать.
  -Наина пришла. Не хочешь поздороваться?
  Настя, не отрываясь от чтения, прокричала.
  -Здравствуйте, тетя Наина!
  -Здравствуй, милая!
  Мать поджала губы и вышла, плотно прикрыв за собой дверь.
  'Они все уже судачат об этом! И до чего же длинный у некоторых нос! Лучше бы за собой следили!'
  Настя почувствовала, что слишком раздражена, чтобы читать. Она закрыла книгу и стала смотреть на кружевную скатерть комода напротив.
  'Ну их к черту! Пусть говорят, что хотят. Завтра пойду к Ане и точка! Вытрясу из нее все!'
  
  9
  
  Сергей полулежал в кресле, бездумно перелистывая страницы старого журнала. Аленка ушла к себе и вновь включила ту самую опостылевшую сказку, которую слушала последние несколько дней. Он легко представил себе, как она сидит на полу, в центре комнаты, прижимая к груди плюшевого слона, и слушает, глядя куда-то вглубь себя.
  Сергею было худо. Даже на простое перемещение по дому уходило столько сил, что приходилось то и дело садиться, чтобы перевести дыхание. Признаки простуды исчезли, сменившись одышкой и слабостью. Его бил озноб и с трудом удавалось сосредоточиться. Сергей понимал, что очень скоро наступит момент, когда он вовсе не сможет встать на ноги, и тогда Аленке придется заботиться о себе самой. Если, конечно, ей действительно нужна сейчас какая-то забота. Он не был уверен в этом. Теперь уже не был.
  Сергей слабел. Он лежал в кресле и чувствовал, как жизнь вытекает из пор на коже.
  Чувствовал это и Глеб. Он стоял в темноте, прижавшись к окну, и смотрел в залитую ярким светом гостиную. Дядя не мог его видеть, зато Глеб видел его прекрасно. Он смотрел на этого большого, но уже безобидного человека и думал о том, что произойдет скоро.
  Завтра.
  Завтра дядя будет настолько слаб, что не сможет помешать ему добраться до девочки. Теперь никто не сможет помешать. Рука Глеба крепко сжала нож-пилу. Он улыбнулся - открыто, даже весело.
  Завтра все должно кончиться. Он убьет тварь, и лес, лишенный пищи, отступит, чтобы вновь заснуть. Завтра кошмару придет конец, и все станет, как раньше.
  Дверь в гостиную приоткрылась.
  
  10
  
  Вошла Аленка. Сергей посмотрел на нее вопросительно, но она ничего не сказала. Вместо этого подошла к окну и, прижав ладони к стеклу по сторонам головы, стала внимательно всматриваться в темноту.
  -Что ты ищешь?
  Не оборачиваясь, Аленка ответила.
  -Там Глеб.
  -Ты его видишь?
  -Нет. Но он там.
  Сергей с трудом поднялся с кресла, с грустью подумав, какого труда ему это стоило. Он проковылял к окну, встал рядом с дочерью, повторив ее жест, но ничего не увидел. Только темнота и маленькое пятно освещенной земли.
  -Там ничего нет.
  Аленка оторвалась от стекла и быстро пошла прочь.
  -Ты куда?
  -Закрою двери, - ответила девочка.
  
  11
  
  Глеб уверенно шел в кромешной тьме и насвистывал. Настроение у него было прекрасное. Завтра все закончится. Он подбросил нож вверх и, не останавливаясь, ловко поймал его за рукоятку.
  
  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
  
  12 мая 1883 года
  Деревня Кокошино
  40 верст от Волоколамска
  
  -Сожрали они Белуху! Прям возле дома сожрали!
  Тихон плакал. Слезы текли по красному морщинистому лицу и капали на рубаху. Мужики слушали его и хмуро молчали. Холодный ветер гудел в узком проходе между домом и амбаром, надувая одежду и играя в волосах. По серому небу быстро плыли темные тучи.
  Нападения лесных тварей на скотину началось третьего дня, и с каждым часом дела обстояли все хуже. Вначале зверье держалось возле леса, но потом стало наведываться прямо в деревню. Те, у кого была какая-то живность, поспешили укрыть ее - подворья опустели.
  После трагического крестного хода, редкий человек отваживался выходить на поле, и никто уже не заговаривал о том, чтобы идти в лес. Народ притих и впал в тоску. Иные запили, другие сидели по домам, вооружившись, кто чем мог, и ждали.
  -Ты, Тихон, успокойся. Не надо. Коровенку твою уже не вернуть.
  -Знаю, что не вернуть. Кормилица она! Что мне теперь делать-то? Мужики? Как жить?
  -Ну, видишь же, что делается.
  -Пожили уже. Отжились.
  Тихон прижал шапку к лицу.
  
  -Лизка! Лизка - беги отсюдова!
  -Мама!
  -Прячься в подпол! Пошла, глупая!
  Клавдия едва успела отскочить, как в сантиметре от ее головы, с гулом рассекая холодный воздух, мелькнул большой железный крест.
  -Ироды! - заорал Ванька Торопов, вновь поднимая свое орудие. - Блудницы вавилонские!
  Клавдия охнула и припала к земле.
  Ванька был страшен - голый, грязный, с торчащими ребрами. Глаза его горели сумасшедшим огнем. От него сильно разило потом, водкой и кровью, которой он был вымазан с головы до ног. И еще страхом. Бездумным ужасом. Кто-то крикнул, что час назад Ванька забил до смерти Прохора - своего соседа. Жена и сынишка успели сбежать в лес, да так и не вернулись.
  За спиной Ваньки показались трое мужиков. Они бежали молча, держа в руках вилы и поленья. Клавдия стрельнула на них глазами и проворно поползла в сторону. Ванька быстро обернулся, все еще держа свое орудие над головой, чудом успел увернуться от первого удара и обрушил крест на одного из нападающих.
  -Нехристи! - заорал он.
  Удар пришелся в шею. Голова противника с хрустом дернулась в сторону и свесилась под невообразимым углом. Тело рухнуло на грязную дорогу. Двое остальных, все так же молча, принялись мутузить Ваньку, кто во что горазд. Тот снова заверещал и рванулся вперед. Не ожидая этого выпада, мужики инстинктивно отступили: противник пугал их до безумия, словно черт, вырвавшийся из преисподней. Казалось, он совершенно не чувствовал боли. Увидев свободное пространство между врагами, Ванька бросился туда, пронесся вихрем по улице и исчез, свернув за ближайшую ограду.
  Три пары глаз проводили его, а потом кто-то наклонился к лежачему.
  -Ей богу, Христом клянусь - руку ему сломал, а он несется как баран... Ну? Что там?
  -Мертвый...
  Клавдия упала на землю и заголосила, взметнув руки в темное неприветливое небо.
  
  Василию, деревенскому старосте, было страшно. Он стоял согнувшись, одной рукой опираясь о стену избы, и смотрел на темное пятно крови у себя на ладони. От кашля болели все внутренности, словно кто-то тыкал в них шилом. Ноги дрожали от слабости, а голова стала холодной, как кусок льда. Он смотрел остекленевшими глазами на кровь и повторял:
  -Господи, господи, господи, - бесконечной, едва слышной скороговоркой.
  
  
  
  Май 2006 года
  
  День семнадцатый
  
  1
  
  Настя остановилась возле двери библиотеки и повернулась к матери.
  -Пока. До вечера.
  -До вечера, - отозвалась та, но с места не двинулась.
  Девушка раздраженно подняла глаза к небу.
  -Мааам! Мне что, и туда под конвоем?
  -Я просто хочу, чтобы у тебя все было хорошо.
  -Да у меня и так все хорошо! Просто прекрасно!
  Настя поджала губы.
  -Пока.
  Она толкнула дверь, откинула капюшон и вошла. Лиза еще минуту постояла, запахнув тонкий дождевик, и, наконец, ушла. Настя смотрела в окно, пока та не скрылась из виду, растворившись в каплях дождя на стекле, и повернулась к Анне Олеговне.
  -Я на полчасика отойду. Можно?
  Женщина посмотрела на нее и укоризненно покачала головой.
  -Иди.
  -Спасибо!
  Настя выскользнула в хмурое утро и быстрым шагом направилась к дому знахарки. Анна Олеговна, проводила ее глазами и снова покачала головой. Молодые люди - у них всегда находятся срочные и секретные дела, всегда что-то важное. Лиза была слишком строга с дочерью, с самого ее детства. Ни на шаг не отпускала от собственной юбки. В этом возрасте детям уже пора учиться самостоятельности, ответственности, а не прятаться чуть что за родителей. Анна Олеговна подумала, что, будь у нее самой дочь, она бы предоставила ей чуть большую свободу. Но дочери у нее не было, а с мужем она развелась десять лет назад - достаточно давно, чтобы память об этом померкла не только у нее, но и у всего поселка. Неожиданно библиотекарша почувствовала раздражение. Она вернулась за стол и стала бездумно перебирать карточки.
  Настя решила пойти окольным путем, чтобы избежать ненужных встреч с кем-нибудь из знакомых. Она свернула на улицу Гоголя и оказалась среди мрачных, большей частью заброшенных домов, почти всегда пустующих. На обочине, рядом с покосившимся забором, почти утонув в высокой траве, стоял 'Запорожец' со спущенными колесами и выбитыми стеклами. Старики, жившие здесь, давно перемерли, а молодежь подалась кто куда. Вырождение поселка, все ускоряющееся в последние годы, здесь было особенно заметно.
  Девушка прошла улицу, в дождливый и пасмурный день еще более мрачную, чем обычно и повернула направо. Впереди показалась детская площадка, пустынная, вся в блестящих пятнах луж. Непогода разогнала всех ее завсегдатаев, и Настю это вполне устраивало. Она миновала маленький деревянный домик и краем глаза уловила в окошке движение. Девушка остановилась, и в следующую секунду там показалось мальчишеское лицо: растрепанные волосы стояли дыбом, а в щербатой улыбке не хватало одного зуба. Мальчишка показал ей язык и скрылся в глубине домика. Настя улыбнулась.
  Она пересекла площадку и вышла к аптеке - небольшому одноэтажному зданию, похожему на прямоугольный блок из детского конструктора. Что-то в этом знакомом сооружении не понравилось ей, показалось неправильным - не таким как всегда, но времени останавливаться и размышлять не было. И только пройдя мимо, Настя поняла, что ее насторожило - аптека была закрыта. Пораженная, девушка остановилась и обернулась, желая удостовериться в том, что видела.
  Акулина, заведовавшая аптекой с незапамятных времен, считала свое предприятие важнейшим в поселке, и много лет аптека работала, как часы, открываясь ровно в восемь и закрываясь, порой, часов в десять. Дом Акулины располагался всего в нескольких шагах - можно было придти ночью, постучать и старая аптекарша, страдающая бессонницей, непременно открывала дверь. Кое-кто над ней подшучивал, но Акулина, в свои восемьдесят сохранившая отличное чувство юмора, нисколько не смущалась этой пустой болтовней. Аптека работала даже в выходные дни, и вот теперь она была закрыта.
  'Боже мой, уж не случилось ли что?'
  Время поджимало, и Настя выкинула из головы все лишние мысли. Нужно было разобраться в собственных делах. Девушка твердо решила получить ответы на свои вопросы. Что бы там ни говорила знахарка, она проявит настойчивость.
  Накручивая себя по пути, Настя вышла к заросшему густым садом дому. Дождь перестал, холодный воздух пах сыростью, цветущими яблонями и цветами. Девушка открыла калитку и решительно направилась к дому.
  Знахарка открыла не сразу, трель звонка раздавалась в доме трижды, прежде чем дверь отворилась, и в образовавшейся узкой щели показалось бледное и осунувшееся лицо Анны. Света было слишком мало, чтобы разглядеть прихожую. Создавалось ощущение, будто огромный тролль выглянул из своей пещеры, чтобы узнать, кто его побеспокоил. И, возможно, сожрать непрошенного гостя. Настя неуверенно шагнула вперед.
  -Стой, - сказала знахарка.
  Настя остановилась.
  -Уходи.
  -Не уйду! Я хочу знать, что происходит.
  -Что происходит? - переспросила знахарка и закашлялась. С гулко бьющимся сердцем девушка отступила назад, ожидая, когда приступ пройдет. От страха и возбуждения у нее задрожали ноги. Постепенно знахарка овладела собой и вытерла ладонью губы.
  -Я уже сказала. Зараза там. Нельзя тебе туда соваться. Я добра тебе хочу, милая. И потому говорю - держись подальше от фермы и от меня.
  Анна попыталась закрыть дверь, но Настя схватилась за ручку.
  -Вы там были? Что там?
  Женщина посмотрела на нее мрачно и устало.
  -Уходи. Или я позвоню твоим родителям.
  Дверь закрылась. Настя осталась стоять на крыльце, чувствуя страх и злость одновременно.
  'Вот стерва! Ей что - сказать сложно?'.
  Глупо было пытаться снова заговаривать с ней. Знахарка действительно могла позвонить родителям, и те не преминут затянуть узду так, что не продохнуть. Нужно действовать самостоятельно. Настю захлестнуло возбуждение: трясущимися руками она залезла во внутренний карман куртки и достала телефон.
  'И пусть все к черту катятся!'
  -Алло? Танюш, это я. Мне нужна твоя помощь.
  'Я только посмотрю. Просто узнаю, что там происходит'.
  
  2
  
  Мотор старенькой 'девятки' завывал, и что-то противно позвякивало. Настя сидела с Танюшкой на заднем сидении, глядя на проплывающие вдоль обочины ели, и молчала. Дорога была пустая, и Вовка ехал быстро. Он курил, стряхивая пепел в открытое окно.
  Настя рассказала подруге все. По крайней мере, все, что знала сама. Рассказала про странное поведение знахарки, про свой домашний арест, про сводящее с ума беспокойство. И Танюшка сдалась. Теперь они сидели рядышком в машине, везущей их прямо в пекло, напряженные и испуганные.
   -И все-таки - зря, - не выдержала Танюшка. - Плохая мысль.
  -Я только посмотрю. Вы вообще можете не ходить.
  -Все пойдем, - сказал Вовка. - Тут и говорит не о чем.
  Позади раздался вой сирены. Вначале он едва пробивался сквозь завывание ветра, но очень быстро стал громче, с каждой секундой набирая силу. Девушки, словно по команде, обернулись.
  -Скорая, - сообщил Вовка и выбросил окурок. - Торопятся.
  Он сбавил скорость и прижался к обочине.
  Вой сирены вырос до истошного рева, и в заднем окне возник силуэт машины с мигающими синими и красными огнями. Она неслась на всех парах, держась середины шоссе. В считанные секунды 'Скорая' догнала 'девятку' и промелькнула мимо, ударив по машине тугой струей воздуха.
  -Сто тридцать, не меньше.
  -Интересно, куда они так несутся? - спросила Танюшка.
  Ей никто не ответил.
  Через десять минут они свернули с шоссе на проселок. В пыли виднелись ясные следы протекторов, смазанные в начале и более четкие дальше.
  -Газель, - сказал Вовка. - Может, та скорая. Брутальный водила - тормоза не бережет.
  'Девятка' медленно поползла по дороге, с обеих сторон зажатой глубокими кюветами. Высокая трава волнами струилась по земле, следуя порывам ветра. Дальше, метрах в десяти, черной стеной возвышался лес: неподвижный, мрачный и безрадостный, как сам этот день. Между деревьями клубилась тьма, такая же полная, как в безлунную ночь, словно та не ушла совсем, а лишь притаилась, спустившись вниз, обретя там свое дневное жилище.
  Все это не ускользнуло от внимания Насти, заставив ее нервничать еще больше. Она почти раскаялась в том, что ввязалась в эту авантюру и потащила за собой других.
  -Далеко еще? - спросил Вовка.
  -Нет. За поворотом должна быть дорога.
  -Хорошо.
  -Мрачно здесь, - сказала Танюшка. - Аж жуть берет. Брр!
  'Не то слово', - подумала Настя, но вслух ничего не сказала.
  Машина повернула за выступающий, словно мыс, участок леса и стала карабкаться на небольшой холм. На вершине холма темнела просека, наполовину скрытая деревьями. Там дорога поворачивала вправо и уходила к Титовке.
  -На горке будет развилка, - сказала Настя, внимательно глядя вперед. - Там еще цепь натянута - на машине не проехать.
  -Сейчас поглядим, - отозвался Вовка.
  'Девятка' одолела подъем, проползла еще пару метров и остановилась.
  -Опа! - сказала Танюшка.
  -Похоже, приехали.
  Цепь, которая должна была преграждать дорогу, валялась в пыли, а поперек просеки лежала огромная сосна.
  -Романтики с большой дороги...
  -Там дальше еще есть.
  Настя открыла дверь и выбралась наружу.
  Лес встретил ее гробовым молчанием. Ветви деревьев, вопреки полному безветрию, медленно шевелились. Они напомнили Насте змей, словно все стволы были покрыты сотнями пресмыкающихся, медленно и отвратительно шевелящихся во сне. Сзади хлопнули двери, и девушка вздрогнула.
  -Ого!
  Что-то возле поваленного дерева привлекло ее внимание. Настя наклонилась, подобрала маленький черный предмет и поднесла к глазам, чтобы лучше рассмотреть.
  -Что это? - тихо спросила Танюшка.
  -Не знаю. Крышка какая-то.
  Подошел Вовка.
  -Дай посмотреть.
  Настя передала находку ему.
  -Это от камеры. Крышка, которая на объектив надевается.
  'Камера. Федор'
  Девушка еще раз внимательно осмотрела землю перед деревом, надеясь обнаружить еще какие-нибудь следы. Улики. Но ничего не нашла. Трава была нетронута, но за те два дня, что прошли с момента похода Федора и знахарки, она наверняка поднялась.
  'Они тут были. Это точно. Интересно, насколько далеко они прошли?'
  -Ну что - идем? Или так и будем топтаться на месте? - спросил Вовка.
  -Я бы не ходила, - сказала Танюшка.
  -Да ладно!
  -Идем.
  Настя села на дерево, перебросила через ствол ноги и нерешительно пошла вперед. Вовка перемахнул через препятствие одним прыжком и повернулся, чтобы помочь сестре. Они выстроились гуськом: Настя первая, за ней Вовка, Танюшка замыкала шествие.
  Настя отчетливо помнила эту дорогу: они не раз ездили в гости на ферму. Тогда просека была достаточно широкая, чтобы по ней мог пройти грузовик, две укатанные колеи в сырую погоду заполнялись водой, превращаясь в глубокие рвы, почти непроходимые для обычных легковых машин. И вот теперь ей показалась, что просека стала как будто немного уже...
  Танюшка испуганно озиралась. Странная это была дорога, если вообще ее можно назвать дорогой. Ни следа от колеи, под ногами - невысокая жесткая трава. Несколько густых кустов, сплошь усеянных колючками, росли прямо посередине просеки, словно часовые, охраняющие проезд от чужаков. Поваленные деревья обвивал какой-то вьюн. Выглядел он подозрительно: весь покрытый грязно-белыми трубчатыми цветами, похожими на сильно вытянутые колокольчики, источающие неприятный сладковатый запах.
  -Фуу..., - протянула Танюшка.
  -Осторожнее...
  Удивленная этими фразами, Настя обернулась и увидела, как Вовка поднял с земли сухую палку, подошел к поваленному дереву и ткнул в него. Рука парня дернулась, он вскрикнул и выпустил свое орудие.
  -О, черт!
  Вьюн немного подался назад, а потом, словно змея, оторвался от ствола и мгновенно обвился кольцами вокруг ветки, устремившись к Вовке.
  -О, черт!
  Вовка отбросил палку и отступил назад, глядя, как вьюн утаскивает свою добычу под дерево. Через секунду раздался сухой треск.
  -Что это было? - пораженно спросила Танюшка. - Он не ядовитый?
  -Кто ядовитый? Ты о чем? - насторожилась Настя.
  Ей никто не ответил. Настя удивленно посмотрела на подругу.
  -Здесь что-то происходит?
  -Схожу-ка за топориком, - сказал Вовка и направился к машине.
  -Куда он?
  -Хочет обрубить эту гадость.
  Танюшка поморщилась. Вьюн продолжал лениво извиваться возле поваленного дерева.
  -Какую гадость?
  -Да вот эту! - Танюшка указала пальцем на вьюн.
  -Я ничего не вижу...
  -Отойдте-ка! - раздался у них за спиной голос.
  Девушки разошлись в стороны. Вовка быстро подошел к стволу и ударил топором по зеленовато-серому побегу.
  Во все стороны брызнул мутный сок, похожий на яичных белок. Капли разлетелись веером, попав на одежду и руки Вовки. Вьюн дернулся и стал извиваться, сворачиваясь и расплетаясь вновь, словно змея с перебитым хребтом. Несколько секунд все испуганно молчали, а потом Вовка заорал.
  -Черт - больно!
  Он тряс рукой. Кожа на том месте, куда брызнул сок, сделалась багровой и покрылась крупными волдырями. Топор выскользнул из пальцев и упал на землю, где его тут же обвил один из тонких побегов.
  -Ааа! Жжется!
  Танюшка схватила брата за руку и принялась трясти.
  -Стряхни!
  Настя смотрела на них полными ужаса глазами. Она не понимала, что творится, но знала - именно сейчас что-то происходит с ними, и в этом повинен лес. То, что живет здесь, перешло в наступление.
  'Но почему я ничего не вижу?'
  Неясность ситуации наводила ужас. Девушка ощущала себя слепой, попавшей в середину кошмара с преследованием. Она знала, что на нее охотятся, но не знала, не могла видеть охотника. Настя прижала кулаки к губам и отступила на пару шагов от своих друзей.
  Вьюн перестал дергаться и вновь обвил ствол, ощерившись белыми цветами, словно зубами.
  Танюшка, схватив брата за здоровую руку, решительно потащила его обратно к машине. И вдруг все вокруг пришло в движение. Из леса вырвалось множество побегов. Они напоминали усики стрекательных клеток, какими их рисовали на уроках биологии. По всей высоте древесных стен извивались щупальца, вылезая из темноты на зыбкий дневной свет - бледные, чужие, ищущие. Встрепенулись побеги на поваленных стволах. Они быстро разворачивались, покидая свои места и, вместе с остальными, стремились туда, где два человека поспешно, но все же слишком медленно двигались прочь из леса.
  Раздался свист рассекаемого воздуха, и Танюшка обернулась как раз в тот момент, когда одно из щупалец настигло их и поднялось над землей, словно кобра готовая к броску. Девушка едва успела отпрянуть, и удар пришелся по спине. Она закричала и с удвоенной энергией потянула брата вперед, туда, где на фоне темной травы ярким белым пятном выделялась машина. Танюшка перевалилась через дерево, повернулась назад, просунула руки подмышками у Вовки и стала изо всех сил тянуть на себя и вверх упирающегося и мычащего брата. Пальцы побелели от напряжения, но она продолжала тянуть и дергать, рыча, словно собака. Ей удалось перетащить его через ствол, и они упали, на минуту скрывшись из вида.
  Первые побеги достигли дерева, через которое только что перебралась Танюшка, и остановились, словно наткнувшись на невидимую преграду. Они слепо бросались из стороны в сторону, словно внезапно потеряли свою цель. Огромный бледно-зеленый клубок, окруженный множеством щупалец, застыл между Настей и ее друзьями.
  Танюшка, пыхтя, оттащила брата к машине и подбежала к поваленной сосне. Успокоившееся было побеги вновь пришли в яростное движение.
  -Настя, стой там! Мы быстро! Мы кого-нибудь привезем!
  -Что?
  -Мы сейчас!
  Вовка сидел на земле, баюкая здоровой рукой пораженную, похожий на пьяницу, который не понимает, кто он и где находится. Танюшка помогла ему подняться и потянула к машине. Ей пришлось оттолкнуть брата от водительской двери и усадить назад. Закрыв за ним дверь, она села за руль.
  -Мы быстро!
  -Таня, стой!
  'Девятка' стала рывками разворачиваться на узком пространстве дороги. Рев мотора поглотил крик Насти, но она все кричала, подпрыгивая на месте, не отрывая от лица сжатых кулаков. Из-под колес полетели камни. Машина развернулась и, мигнув тормозными огнями, устремилась вниз с холма. Скоро она пропала из вида, и снова стало тихо.
  Настя глубоко вздохнула и села на землю. То, что произошло здесь, было невозможно. Нелогично. Невообразимо. Она рассчитывала на что угодно, но не на такое.
  Настя попыталась восстановить в памяти последние события. Они разворачивались так быстро и сумбурно, что трудно было понять, что и за чем следовало. Крики, какая-то невидимая борьба, бегство - все это скрутилось в клубок сумасшествия, и она никак не могла его распутать. В конце концов, она решила, что это не важно. Важно то, что влияние на людей, о котором говорила знахарка, действительно имеет место. Лес создал фантом и направил его против человека, и это объясняет поведение Вовки и Танюшки. Сделанный вывод немного успокоили Настю - при всей своей фантастичности, он хотя бы придавал некую логику событиям. Только один вопрос оставался без ответа. Он пугал и обнадеживал одновременно: почему лес не тронул ее? У силы, живущей там, есть планы на ее счет? Или он просто ее не видит, как и она не видит создаваемые им миражи?
  Вопросы, вопросы...
  Настя вытащила из кармана телефон и набрала номер Танюшки. Некоторое время в трубке было тихо, а потом прозвучал сигнал отбоя. Больше ждать было нечего. Девушка сунула телефон обратно, и, опасливо глядя по сторонам, пошла дальше по дороге. Туда, где в центре оживших кошмаров стояла одинокая ферма.
  
  3
  
  Тишина вытекала из леса и невидимым потоком разливалась по Титовке. Улицы поселка были непривычно пусты, и только во дворах, возле домов иногда появлялись человеческие фигуры.
  Две старухи, словно древние часовые, сидели на лавке возле закрытого магазина Рафика. Они громко обсуждали всевозможные недуги, неожиданно и в изобилии свалившиеся на Титовку. Каждая реплика сопровождалась длительным молчанием, покуда очередное утверждение обдумывалось, поворачивалось так и эдак в замутненных старческих головах. Возле скамейки, чуть в стороне, лежала собака. Она подошла полчаса назад, покачиваясь и пуская слюни, и улеглась на землю возле людей. Некоторое время она беспокойно и испуганно смотрела на старух, затем моргнула, опустила голову и затихла. Через минуту собака умерла, но старухи этого не заметили.
  Возле одного из домов стояла, покрытая слоем дорожной пыли, машина скорой помощи. Водитель курил, открыв дверь. Он рассеянно обозревал притихший поселок, гадая, что здесь могло приключиться. Впрочем, без особенного интереса. Потрескивал остывающий двигатель. Водитель затянулся в последний раз, бросил окурок в канаву и закашлялся. Немного времени спустя, подошел человек и заговорил с ним. Он говорил возбужденно, размахивая руками и указывая на разные концы поселка. Скоро к ним присоединился еще один, а потом еще. Спустя четверть часа, возле 'скорой' собралась толпа человек в десять. Все кричали, что-то доказывали водителю, который отвечал короткими фразами и все время отрицательно мотал головой. Наконец, он вылез из машины, запер ее и во главе небольшой процессии направился к дому, возле которого припарковался. Народ замолчал, и снова стало тихо.
  Спустя десять минут к 'скорой' подъехала 'копейка'. Из нее выбрался Сергеич, и стал ходить вокруг 'Газели', высматривая в окнах врача или водителя. Никого не обнаружив, он повернул было к дому и увидел возбужденную толпу, двигающуюся ему навстречу. Сергеич решительно направился к ней, что-то крича.
  Люди остановились, окружив старика. Снова все шумели, не обращая никакого внимания на водителя, старающегося призвать их к порядку. Наконец, тот сдался, театральным жестом махнул рукой и пошел к машине. Люди еще некоторое время толпились во дворе, а потом потянулись за ним. Они окружили 'скорую' полукольцом, и в серое небо поплыл дым множества сигарет. Опять стало тихо. Сергеич залез в свою 'копейку' и перегнал ее на чей-то съезд, чтобы убрать с дороги.
  Минут через двадцать послышалось хлопанье двери, и во дворе показался врач. Толпа вновь загомонила. Люди окружили его, он что-то отвечал сквозь медицинскую маску, пытаясь поскорее пробраться к машине. Водитель довольно грубо отпихнул от него людей, а потом забрался в кабину. Кто-то застучал по двери. Доктор стал пробираться в обход, продолжая что-то говорить и взмахивать руками. Народ не желал расходиться, все говорили одновременно, не понимая и не слыша друг друга.
  -...пройти!
  Толпа на секунду расступилось, и этого оказалось достаточно, чтобы врач залез в кабину и захлопнул за собой дверь. Взвыли сирены, замигали огни, и 'скорая' стала медленно разворачиваться, словно слон, окруженный пигмеями. Толпа неохотно расступалась, давая дорогу и продолжая галдеть. Кто-то опять застучал по кузову. 'Газель' завершила свой маневр, к сирене присоединилось рявканье клаксона - громкое и сердитое. Люди инстинктивно отодвинулись, и машина рванулась вперед, подпрыгивая на рытвинах. В этот момент загудел двигатель 'копейки'. Сергеич отчаянно дергал ручку переключения передач, что-то хрустнуло, и машина, битком набитая людьми, натужно выбралась на дорогу. Народ зашумел, провожая ее вслед за 'скорой'.
  Когда обе машины скрылись из вида, толпа медленно потекла в сторону одного из домов. Люди расположились во дворе, и снова поплыл в небо дым множества сигарет, словно отзвук далекого пожара.
  
  4
  
  Настя двигалась очень осторожно, тщательно выбирая место, куда ступить. Она старалась идти, как можно тише, словно боясь потревожить сон чудовища. Ноги мягко ступали по низкорослой жухлой траве. Все было спокойно - никакого движения вокруг, ни малейшего звука. И все же она не верила тишине. В ней чувствовалось какое-то напряжение. Будто что-то, невидимое оно, все время находилось рядом, выжидая удобного случая, чтобы напасть.
  Дважды она доставала сотовый телефон, и каждый раз видела одно и то же - единственную черточку, которая то появлялась, то опять исчезала: сигнала не было. По крайней мере, это снимало вопрос, почему Глеб не звонил.
  'Скорее всего, на ферме то же самое'
  Деревья впереди расступились, и показался просвет. Сердце у Насти возбужденно забилось: 'Дошла!'. Она могла видеть участок большого поля, на краю которого, метрах в трехстах от того места, где стояла девушка, находилась ферма.
  Слева зашевелились кусты, и на дорогу вышел еж. Настя остановилась. Зверек был большим, серым с темными иглами. Выглядел он комично и мило, передвигался неторопясь, вразвалочку. Девушка улыбнулась, и на сердце у нее отлегло. За последний часы, наполненные ужасными и невообразимыми событиями, этот ежик показался ей символом удачи.
  'Теперь мне точно повезет! Непременно повезет!'
  Пройдя половину пути, зверек вдруг остановился и задрал мордочку, сосредоточенно принюхиваясь. Маленький черный нос забавно морщился, и Настя едва не рассмеялась. Он водил им из стороны в сторону, словно бы не замечал человека, а только смутно чувствовал его присутствие. Наконец, серая мордочка повернулась к девушке, указывая на нее острым носом, словно стрелка компаса, нашедшая свой север.
  В неподвижном безветрии дня раздался тревожный шелест. Далеко в лесу громко треснула сухая ветка. И еще одна. И еще. У Насти кольнуло сердце. Маленький еж стоял перед ней, вперив в человека черные горошины глаз, и теперь уже не выглядел таким милым и безобидным. Снова зашелестели листья, и сквозь шелест до Насти донесся низкий и громкий вой. Ему вторили с другой стороны дороги, а через пару секунд к первым двум присоединился и третий.
  'Волки!'
  Настя посмотрела вперед. До поля оставалось недалеко, но дорогу преграждали поваленные деревья. Главное - успеть перебраться через них, а на открытой местности у нее будет больше шансов...
  'На что шансов?'
  В лесу снова затрещали ветки, теперь уже близко. Настя повернулась на звук, и вдруг резкая боль обожгла правую ступню. Она посмотрела вниз и увидела ежа, вцепившегося зубами в открытый большой палец. Он трепал его, словно собака, бешено дергая головой. Девушка закричала и дернула ногой. Зверек отлетел в сторону, упал и тут же вновь встал на лапы. Вид разъяренного ежика пугал и одновременно был настолько комичен, что Настя засмеялась. Смех и слезы смешались, перешли в громкие истеричные всхлипы, и она побежала. Вперед - туда, где за поваленными деревьями стояла ферма.
  
  5
  
  Глеб сидел на земле, раскачиваясь из стороны в сторону, глаза его были закрыты. Он блуждал где-то далеко, в стране грез, и Степан не мешал ему. Страж слушал лес. Утро не принесло свежести; серая, промозглая мгла лишь чуть разошлась, нехотя уступая блеклому выцветшему солнцу, но так и не растворилась до конца. Степан чувствовал, как мощные потоки энергии плывут мимо него, обволакивая, стремясь к неведомому центру - к поляне. Той самой поляне, где очень скоро окончательно сформируется чудовищный и чуждый разум.
  Это не слишком его волновало. Пока все шло по как надо. Пока еще есть время. Раньше завтрашнего дня лес не сможет управиться, не убив девочку. А он этого не сделает. Никогда. Глеб будет готов выполнить свою миссию, следует только немного подождать.
  Медленно тянулись часы. Солнце постепенно восходило над деревьями. Оно выглядело изможденным, словно лес высасывал силы не только из девочки, но и из него. Бледность солнца подчеркивал черный частокол древесных вершин.
  Степан вдруг насторожился и поднял голову. Он почувствовал, как на дороге, ведущей на ферму, появились люди. Их было двое.
  'Нечего вам здесь делать', - прошептал он и закрыл глаза. Нужно было отогнать непрошенных гостей - ничто не должно помешать Глебу выполнить работу. Степан почувствовал подъем. Его сила росла вместе с силой чудовища, и ощущение этого было упоительным. Он намеревался устроить для гостей представление. Маленькое милое представление.
  Степан стал тихо напевать, раскачиваясь взад-вперед, в такт движениям Глеба. Так прошел еще час, а потом он вдруг остановился, выпрямился и открыл глаза.
  -Что за дьявольщина?
  Он снова почувствовал чужое присутствие. На этот раз гораздо ближе к ферме. Ощущение было очень слабым, нервный рецептор, передавший его, был, очевидно, слишком маленьким и примитивным существом, но сигнал поступил. Кто-то прошел. Кто-то прошел по дороге незамеченным.
  'Это невозможно! Этого нельзя сделать!'.
  Он оборвал свои мысли и сосредоточился, погружаясь в себя, сквозь себя, в землю, в лес.
  
  6
  
  Танюшка повернула на улицу Гоголя. Повернула слишком резко, и едва успела выкрутить обратно руль, не дав машине слететь с дороги.
  'Да блин! Не хватало еще врезаться!'
  Вовка сидел сзади, баюкая больную руку. Она могла видеть в зеркале его пустой взгляд, направленный поверх ее головы. Танюшка крепче сжала руль, и в этот момент дорога перед глазами поплыла: заборы и деревья раздвоились и изогнулись, словно в кривом зеркале, в один миг утратив четкость очертаний. Это было похоже на погружение в воду. Танюшка инстинктивно помотала головой, и к горлу подступила тошнота. Она едва успела остановиться и открыть дверь, как ее вырвало прямо на серый выщербленный асфальт.
  'Господи!' - пронеслось у нее в голове. - 'Что это? Что со мной?'.
  Болезненные спазмы сжимали гортань, будто чьи-то руки пытались ее задушить. Ее стошнило снова и девушке пришлось опереться рукой на порог двери, чтобы не упасть. Перед глазами кружилась карусель - все быстрее и быстрее. Кожа вдруг сделалась холодной, а на руках и спине выступил пот. Краем сознания Танюшка уловила звук хлопнувшей двери.
  -Таня?
  Она не смогла поднять голову и не смогла ответить. Свет начал меркнуть. Она почувствовала чьи-то руки у себя на плечах, а потом мир исчез.
  
  Когда Танюшка снова открыла глаза, 'девятка' как раз подъезжала к дому. Вовка сидел за рулем. Выглядел он плохо: бледным и осунувшимся.
  'Я выгляжу не лучше', - подумала Танюшка.
  Она посмотрела на руку брата. На том месте, где недавно был страшный ожог, блестела здоровая, без единой царапинки, кожа. Она прижала ладонь ко лбу. Лоб был холодным.
  Машина остановилась, и Вовка выключил двигатель.
  -Как ты?
  -Плохо.
  Танюшка прижалась затылком к спинке сидения.
  -Что там было? Что с нами случилось? - спросила она.
  -Не знаю.
  -Мы оставили Настю.
  Она еще раз посмотрела Вовке на руку.
  -Никаких следов?
  Он покачал головой.
  -И не болит?
  -Нет.
  -Так что же - это нам привиделось, что ли?
  Вовка вспомнил, как жгло кожу, как быстро боль распространялась по нервам, словно пожар, выжигая его изнутри. Он вспомнил гибкий бледный стебель, ощерившийся грязно-белыми цветами и, покачал головой.
  -Я не понимаю. Бред какой-то.
  -Настя там одна, - снова сказала Танюшка.
  -Заберем?
  Она быстро помотала головой.
  -Нет! И не надо нам было туда ездить! Блин! Не надо было.
  -Нельзя же ее там бросить.
  -Нельзя. Но я ни за что туда не вернусь!
  -Давай я сам.
  -Нет уж. Надо звонить ее родителям. Это больше не игрушки.
  -Ты думаешь?
  -Думаю. И еще я думаю, что нам с тобой очень повезло, что мы вообще вернулись.
  Танюшка открыла дверь, выбралась из машины и, прижав руку ко лбу, пошла к дому быстрой нетвердой походкой.
  
  7
  
  Настя бежала по полю, не оборачиваясь, а позади бушевал лес. Если бы она могла взглянуть на него с высоты, то увидела бы, как по кронам кругами расходится волнение, будто от брошенного в воду камня. Оно искало ее, вглядываясь в землю пустыми глазами. Слепо, вытягивая во все стороны сотни щупальцев - животных и растений - оно хотело нащупать ее, коснуться, схватить и раздавить, как спелую ягоду. Но человек исчез, словно растворился.
  Настя подбежала к дому, задыхаясь и хрипя. Никогда раньше она столько не бегала и не знала, что вообще способна на такое. Пот стекал по лицу, несмотря на холод и сырость, и дыхание вырывалось изо рта облаками пара. Она поднялась по ступеням и изо всех сил надавила на кнопку звонка.
  -Откройте! Откройте! Откройте! - скороговоркой затараторила она.
  И обернулась.
  Из леса, плотной струей вытекала темная река. Она разливалась по полю, распадаясь на множество подвижных точек.
  'Звери!'
  Они выбегали из леса и растягивались в широкую живую цепь. Лиса бежала рядом с зайцем, волк рядом с белкой. Это была погоня.
  Настя кулаком ударила в дверь.
  -Пустите меня!
  Цепь животных вытянулась и, подобно приливной волне, потекла по пашне. Настя уловила шаги в прихожей и снова забарабанила в дверь. Она прижалась лбом к окну, чтобы рассмотреть, что происходит в доме, и вдруг отпрянула, увидев прямо перед собой ужасное бледное лицо с темными кругами под глазами и спутанными торчащими патлами. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять кто перед ней. Лицо исчезло. Звякнул замок.
  Настя влетела в прихожую и набросилась на Сергея.
  -Заприте ее! Скорее! Скорее!
  Сергей повернул ключ, даже не глянув на то, что творилось на поле.
  -Настя? Как ты сюда попала?
  Она не ответила и снова прижалась к окну, всматриваясь в пространство перед домом. Цепь преследователей утратила свою монолитность и слаженность, рассыпавшись на мелкие группки. Звери кружили по полю, хищники стали охотиться на мелкоту, все смешалось. Постепенно животные снова потянулись к лесу. Опасность миновала.
  -Настя?
  Она повернулась и испуганно посмотрела на Сергея. Синяя кофта висела на широких костлявых плечах, как на вешалке. Тонкие, длинные пальцы крутили пуговицу. Костлявая ладонь казалась слишком длинной и чуть дрожала.
  -Что происходит? Где Аленка, Ира? Где Глеб?
  Сергей не ответил, повернулся и поманил ее за собой.
  -Вы точно дверь закрыли?
  -Закрыл. Не бойся. Сюда они не сунутся.
  Настя глубоко вздохнула, откинула волосы со лба и пошла за ним в комнату Аленки. Она успела подумать о том, как много странного и ужасного сегодня произошло. Настолько много, что она, наверное, уже потеряла способность удивляться.
  -Привет, Настя! - сказала Аленка.
  Девочка сидела на полу, прислонившись к кровати, и выглядела так, будто не спала и не ела несколько суток. Ее зрачки плавали, не фокусируясь ни на чем конкретном, словно сонные рыбы. Подол синего застиранного платья задрался, открывая надетые наизнанку трусы. Девочка дышала тяжело и медленно. И улыбалась.
  -Что...
  Сергей взял Настю за руку.
  -Идем.
  Девушка послушно попятилась за ним, не спуская с Аленки испуганного взгляда. Сергей подвел ее к собственной комнате и приоткрыл дверь. Настя увидела Иру, лежащую на кровати. В глаза сразу же бросилась удивительная и неприятная белизна блестящей кожи. Глаза у нее были закрыты, она не двигалась и, как будто, не дышала.
  -Она... живая?
  -Наверное. Точно не знаю. По крайней мере, она еще гибкая, хоть и холодная, как лед. Уже несколько дней так.
  Сергей закрыл дверь.
  -Пойдем в гостиную.
  Там они и расположились для разговора. Сергей тяжело, по стариковски кряхтя, устроился в кресле, а Настя присела на мягкую ручку дивана.
  -А Глеб? Он где?
  -Глеба нет.
  -А где он?
  Сергей неопределенно махнул рукой куда-то в сторону окна.
  -Там.
  Настя автоматически проследила направление и увидела мрачную темную громаду леса.
  -В лесу?
  -Ты не могла бы сделать чай? Я все расскажу.
  
  8
  
  -Просто в голове не укладывается!
  Лиза крепче прижала к уху телефонную трубку, пытаясь расслышать, что говорит муж.
  -Да. Настя к ней заходила, а потом уехала. С подругой. С Таней. Она мне звонила. Что? Не знаю я! Не знаю! Только быстро! Да, я тоже сейчас пойду. А? Нет, не одна. Семен, Галка, Нина, Боря. Да. Они на улице. Что сказала? Да она здесь настоящую секту развела! Кирилла? Конечно.
  Она немного помолчала.
  -Да. Хорошо. Я выхожу.
  Лиза вышла во двор, где ее уже поджидала группа из четырех человек. Они выглядели возбужденно и решительно. Возле своего забора маячила гротескная, похожая на огромную ворону, фигура Энгельсины. На ней было черное пальто и черный дождевик поверх.
  'Вот только этой карги и не хватало!'
  -Мой уже выехал, - объявила она собравшимся. - Он привезет участкового.
  -Это правильно, - поддержал Борис - невысокий, плотный мужичек в расстегнутой телогрейке, под которой виднелась неопределенно рыжая старая рубашка. Он был главным активистом - человеком, всегда и во всем принимавшим самое деятельное участие. Он был не дурак подраться, и поэтому в предстоящем мероприятии мог оказаться полезным, если парню, живущему у Анны, вздумается помахать кулаками.
  -Давно уже нужно прижать эту стерву, - высказалась его жена Галка. - Я как чувствовала!
  -Давайте двигаться, - поторопил всех Семен, неодобрительно качая головой. Его старший сын жил в Москве, и Семен не особенно жаловал деревенские собрания. - Нечего здесь торчать.
  -Гляньте, как Энгельсина разволновалась, - хихикнула молоденькая продавщица Нина.
  Головы повернулись. Старуха топталась на месте, переставляя свою палку и крутила головой из стороны в сторону.
  -Ладно.
  Лиза пошла вперед быстрым, размашистым шагом. Вся компания потянулась за ней.
  
  По пути к ним присоединилось еще несколько любопытных. Подойдя к дому знахарки и не обнаружив там участкового, они остановились и стали шумно обсуждать, что же делать дальше. Мнения разделились: Борис и Галка предлагали немедленно взять дом штурмом, разумный Степан возражал им на том основании, что они не имеют никакого морального права вторгаться на чужой участок и причинять ущерб владельцам.
  -Это, между прочим, подсудное дело! Вот придет Кирилл, тогда другое дело! Тогда можно!
  Близнецы Вова и Рома - двадцатишестилетние бугаи, оба работающие на песчаном карьере водителями, широко улыбались, возвышаясь над толпой, как два столба. Они не понимали из-за чего сыр бор, но сразу же предложили свои услуги в высаживании дверей, если понадобится. От них исходил вполне различимый запах водки, а глаза светились радостным предвкушением. Со скуки они принялись щипать Нину, а та, визжа, уворачивалась. Собрание перерастало в балаган, с каждой минутой делавшийся все более шумным и неорганизованным.
  Лиза стояла в растерянности, не зная, как поступить. Краем уха она слышала перепалку между Борей и Степаном, визжала Нинка. За ее спиной обсуждали, чем лучше покрывать столбы.
  -Отработкой - я тебе говорю. Это самое лучшее!
  Она медленно выходила из себя.
  'Моя дочь там, а они черт те что устроили!'
  Лиза уже была готова закричать, но сдерживалась, понимая, что криком делу не поможешь. Нужно было ждать. Из-за поворота показалась нескладная черная фигура и медленно поплыла сквозь сумрак хмурого дня.
  Энгельсина. Она шла и улыбалась.
   'Только не это!'
  Толпа все больше возбуждалась, шумя, как потревоженное осиное гнездо. И в тот момент, когда наиболее активные оказались уже достаточно разогреты, чтобы ринуться в бой, калитка знахарки скрипнула и перед ними появилась она сама. Разговоры стихли. Среди собравшихся пролетел боязливый шелест.
  Знахарка остановилась, опираясь одной рукой о калитку, а в другой держа длинную палку - черенок лопаты. Одета она была так, будто на дворе стояла поздняя осень - в длинную шерстяную юбку бордового цвета, такую же кофту, на плечах - серый пуховый платок. Бледная кожа лица контрастировала с темной одеждой, делая Анну похожей на приведение в мрачном саване. Она молча смотрела на собрание, хрипло дыша через приоткрытый рот.
  На несколько секунд толпа застыла. Множество глаз глядели на нее со страхом и беспокойством. Те, кто не был свидетелем недавней стычки знахарки и Насти, а таких оказалось большинство, были поражены видом ее, словно сошедшей со старинных гравюр о ведьмах и колдунах. Анна немного сутулилась, и людское воображением моментально добавило ей горб.
  -Доигралась, - прошептал кто-то.
  -Без бога и червяк сгложет.
  Немая сцена затягивалась. По рядам прошло волнение: кто-то кутался в куртку, кто-то переступил с ноги на ногу. Постепенно и незаметно передние ряды стали теснить остальных, словно от знахарки исходила какая-то невидимая сила, окружившая ее стеной.
  Лиза выступила вперед.
  -Где моя дочь?
  Ее голос прозвучал в гнетущей тишине удивительно громко и отчетливо. Анна повернулась на звук, но продолжала молчать.
  -Где она? - повторила Лиза.
  Ответить Анна не успела: раздался громкий рев мотора, и из-за поворота появилась грязная белая 'Нива'. Толпа зашевелилась и отступила, давая дорогу. Машина остановилась между людьми и знахаркой, демонстративно разделив их. Открылись дверцы, и оттуда выбрался Анатолий в сопровождении участкового Кирилла.
  Кирилл, высокий и худой и какой-то неуловимо острый, остановился, неторопясь осматривая место событий. Его мохнатые брови сдвинулись. Анатолий пошел к жене.
  Толпа моментально окружила их и снова загомонила. Знахарка, казалось, не обращала на происходящее ни малейшего внимания. Решив, что она никуда не денется, Кирилл оторвался от машины и подошел к собравшимся.
  -Что тут за бардак такой? - спросил он строго, сунув руки в карманы. Куртка на нем приподнялась и топорщилась, как смятый мешок. - Заняться больше нечем?
  -Она Настю украла, - сказал кто-то.
  -Что?
  Других комментариев не последовало.
  -Так граждане - расходимся, - участковый вытащил руки из карманов и развел их в стороны. - Давайте. Шустрее.
  Люди недовольно загомонили, но Кирилл решительно двинулся вперед, и им пришлось отступить.
  -Пусть скажет, где она!
  -Разберемся. Нечего вам тут делать. Все под контролем. Давайте - расходитесь.
  Больше никто не спорил. Толпа развалилась на группки, которые двинулись в сторону парка. Через пятнадцать минут на улице остались только участковый, обеспокоенные родители, Анна и Энгельсина, оккупировавшая лавочку на противоположной стороне. На коленях у нее лежал театральный бинокль, полированная поверхность которого поблескивала в лучах пробивающегося сквозь тучи солнца. Кирилл прикинул, стоит ли от нее избавляться, и решил, что не стоит.
  Он подошел к Лизе и Анатолию.
  -Ладно. Пойдемте.
  Они пошли через улицу. Знахарка стояла неподвижно, словно статуя. Они не дошли до нее несколько шагов, когда Лиза снова выпалила свой вопрос.
  -Где моя дочь?
  -Я не знаю, - ответила Анна.
  Ее голос прозвучал тихо и был грубее, чем обычно. Они скорее угадали ответ, чем услышали его.
  -Что?
  -Я же сказала - не знаю.
  -Ах ты...
  -Спокойнее, - вмешался Кирилл. - Давайте разбираться.
  -Я знаю, что Настя ходила к ней утром! Мне ее подруга сказала, - заявила Лиза, гневно уставившись на участкового. - А потом она попросила отвезти ее на ферму.
  -Кого? Кто попросил?
  -Да Настя! Попросила свою подругу - Таню Боярину.
  -Ага.
  Кирилл достал из нагрудного кармана блокнот с плюшевым медведем на обложке, перелистнул несколько страниц и что-то нацарапал в нем.
  -А потом?
  -Может, в дом зайдем? - спросил Анатолий.
  Все обернулись к знахарке. Та покачала головой.
  -Почему? - удивился Кирилл. - Сядем в тепле и во всем разберемся.
  -Нельзя ко мне, - сказала Анна. - У меня больной. Вы заразитесь.
  -Вот врет! - воскликнула Лиза и снова рванулась вперед. Знахарка отшатнулась и чуть не упала, запнувшись о бугор возле калитки. Кирилл успел ухватить ее под локоть, но она вырвалась и отступила за забор, кутаясь в шаль.
  -Ладно. Хорошо. Не хотите в доме, будем здесь стоять. Слушаю.
  -Нечего мне объяснять, - глухо проговорила Анна. - Настя пришла утром. Хотела ехать на ферму - все так. Но я ее выставила.
  Она посмотрела на Лизу.
  -Сказала ей, что, если не уймется, позвоню родителям.
  -А потом? - спросил участковый.
  -А потом она ушла.
  -Врет!
  -Послушай..., - начал Анатолий, но Кирилл не дал ему договорить.
  -А почему вы отговаривали ее ехать на ферму?
  -Опасно там.
  -Опасно?
  -Да. Там кругом зараза. Туда никому нельзя. Туда врачей надо.
  Знахарка вздохнула.
  -Хотя теперь уже поздно врачей. Мне бы самой... Да.
  Участковый снова нахмурился. Он знал о том, что творилось в Титовке - ему сообщил утром врач 'скорой', который ездил туда на вызов. В поселке все стояли на ушах, а сам он ждал команды, подозревая, что Титовку придется закрывать на карантин. То, что сейчас говорила эта странная женщина, полностью совпадало с его собственной информацией.
  -А вы откуда знаете про эпидемию?
  Она замялась.
  -Знаю. Мы... Я. Была там.
  -Когда?
  -Пару дней назад.
  -И что вы видели?
  Знахарка обвела их долгим взглядом. Она остановилась на злом и испуганном лице Лизы, а потом вздохнула. Не было смысла что-то скрывать. Тем более, что информация уже двинулась по официальным каналам, и теперь ее не остановить. Да и не нужно. Единственное, что было сейчас важно, это удержать их от того, чтобы они бросились в пекло сами.
  'Девочку, конечно, жалко, но уже ничего не поправить. Хотя... Кто знает?'
  Она подумала, что, наверное, ей стоило бы поехать на ферму самой и попытаться сделать хотя бы что-то. А они могли бы ее туда отвезти. Знахарка не хотела подставлять их под удар, почти уверенная, что им этой поездки не пережить, но будет ли у нее выбор?
  -Хорошо. Я расскажу.
  Анна села на скамейку рядом с калиткой.
  -Садитесь. История длинная.
  
  9
  
  -Не может быть!
  -Да. Трудно поверить. Но со временем привыкаешь. Ко всему привыкаешь.
  -Ничего не понятно. Что здесь творится?
  Сергей пожал плечами и отхлебнул холодный чай.
  -Вообще-то я сам не верю во всякую чертовщину. Не верил, точнее. Теперь уже не знаю. Другого-то объяснения нет.
  -Мы с Глебом были у знахарки, когда... Ну еще до всего. Почти до всего.
  -Знаю. И что?
  -Она говорит, что в лесу что-то есть. Что-то воздействует на Глеба. Я, кстати, тоже сначала в это не верила. Но теперь... А она уже тогда знала.
  -Может быть. Но, коли так, воздействует-то не только на Глеба.
  -Да. На других тоже. Кроме меня.
  -Что ты имеешь в виду?
  Настя рассказала ему о том, как добралась до фермы. Как нечто атаковало их на лесной дороге, как Вовка и Танюшка едва спаслись, а она осталась одна, слепая и неуязвимая. Как встретила ежа, как бежала к дому, а за ней - лесные звери.
  -Не знаю, видит ли оно меня, - сказала она в конце, - но влезть мне в голову оно не может.
  Сергей задумался.
  -Интересно, почему?
  Настя пожала плечами.
  -Интересно, - повторил Сергей. - Да... Мы вот живем себе, живем. И полагаем, будто все уже знаем. По крайней мере, все, что можно было бы увидеть, мы можем представить. А главное, точно знаем, чего нельзя увидеть. Чего не может быть. И вот - рраз! ... Я раньше сидел и думал: почему мы? За какие такие прегрешения? А потом бросил.
  -Почему?
  -Потому что страшно. В голову приходит, что любого человека, любого - неважно какого, в один прекрасный момент может просто выдернуть из жизни и бросить... сюда вот. Жил ты себе жил, все знал - главное знал, чего бояться, и вот ты уже в детской сказке с чудовищами и вампирами. И неожиданно понимаешь, что сказка эта - теперь твоя быль... Помнишь инквизиторов? Все эти пытки, испытания, изгнание бесов?
  Настя кивнула.
  -Теперь я очень жалею, что здесь нет одного такого. Грамотного. Очень жалею.
  
  10
  
  -Не может быть!
  -Бред какой-то, - Анатолий встал и принялся расхаживать вдоль скамейки. - Живой лес -такого не бывает!
  -Я не говорила, что он живой.
  -Ну тогда что?
  Анна пожала плечами.
  -Мне тоже с трудом верится. Мистика и все такое - наверняка все проще. Всегда так бывает, - заметил Кирилл.
  -Я не о мистике говорю, между прочим. Да, то, что там - странно, но наверняка это можно объяснить естественными причинами. Просто мы не можем этого сделать.
  -В смысле?
  -В том смысле, что мы имеем дело не с чертом и не с ведьмами, - она укоризненно посмотрела на Лизу. - А с природой.
  -Никогда о таком не слышал.
  -Вы просто не интересовались. У меня есть кое-что - про лес и эпидемии. Вам бы неплохо прочитать.
  -Ну да.
  -Где моя дочь? - упрямо повторила Лиза.
  -Там. В лесу.
  -Боже!
  -Но вы подождите убиваться. Судя по тому, что рассказала эта Таня, лес пропустил вашу дочь. Я думаю, я почти уверена, что он ее не видит.
  -Не хочу слушать этот бред! Я хочу, чтобы мы немедленно поехали туда и привезли Настю домой!
  -Вы не сможете..., - начала знахарка.
  -И ты нам поможешь!
  Анна тяжело и хрипло вздохнула.
  -Помогу. Только сначала покажу вам кое-что. Хочу, чтобы вы посмотрели. Чтобы вы все посмотрели.
  
  Федор лежал на кровати и что-то тихо и быстро говорил. Белое лицо, на котором черными пятнами выделялись глаза и губы, выглядело ужасно худым. Из-под опущенных век непрерывно текли слезы. Кожа блестела, словно пластик. Страшное зрелище заставило людей остановиться на пороге комнаты.
  -Мы провели в лесу час, - сказала знахарка. - Всего час. А теперь он вон какой. Два часа назад я вызвала скорую, и мне сказали, что приедут, как только смогут. Сказали, что все машины на вызовах. Вы понимаете? А ему ничего не помогает. Я уже все перепробовала - ничего.
  -Думаю, нам лучше выйти на улицу, - сказал Кирилл.
  Они вышли в сад.
  -Врачи уже работают, уже что-то делается. Нужно ждать.
  -Нельзя нам ждать, - мрачно высказался Анатолий. - Видишь, как все быстро происходит. Настя не может там больше оставаться.
  -Нельзя туда ехать, пойми!
  -А что делать? Я не хочу, чтобы моя дочь оставалось там, где происходит такое!
  -Я вас не пущу.
  -Чего?
  -Не пущу! - повторил участковый.
  -С какой стати?
  -Кирилл, ты не можешь нам помешать.
  -Не могу. Но все равно.
  -Там моя дочь! Ты что? Ты соображаешь?
  -Все равно!
  Анатолий долго смотрел на участкового, нависая над его тщедушной фигурой, словно медведь над туристом. Неожиданно, заговорила знахарка.
  -Ехать надо завтра утром.
  -Почему не сейчас?
  -Подготовиться нужно.
  -Но...
  -Вы умрете, если не сделаете то, что я скажу.
  -Черт-те что.
  У Кирилла заработала рация, он отошел в сторону и пару минут с кем-то говорил. Потом взглянул на собравшихся, будто намереваясь им что-то сказать, но передумал, посмотрел в серое небо, сунул руки в карманы и пошел к калитке.
  -Я напишу вам, что нужно, - сказала знахарка.
  
  11
  
  Густая плотная чернота поглотила ферму, превратив окна освещенных комнат в зеркала. В каждом из них Настя видела свое отражение - уставшее напряженное лицо, наполовину скрытое медицинской повязкой. Постапокалиптическое приведение.
  Она уложила Аленку в начале двенадцатого, и это оказалось не трудно: та едва держалась на ногах. Настя практически на руках дотащила девочку до ванной, умыла, попробовала почистить ей зубы - запах изо рта был просто ужасен - но не смогла. Она довела Аленку до кровати, раздела и уложила спать, накрыв одеялом. Лишь только оказавшись в постели, малышка моментально заснула.
  Закончив с Аленкой, Настя вернулась в гостиную. Сергей, дремавший в кресле, встрепенулся, заслышав ее шаги.
  -Нужно отсюда выбираться! - убежденно сказала Настя. - Не знаю как, но мы должны уйти.
  -Нужно, - без энтузиазма согласился Сергей. - Но мы не уйдем. Может быть, ты одна могла бы, но мы... Аленка и Ира не смогут идти, да и я тоже теперь не ходок. Нет, даже, если нас отсюда выпустят, мы не уйдем.
  Он был прав, и Настя это понимала. Она была уверена, что и одна не сможет покинуть ферму. Память еще хранила отчетливую картину растекающейся по полю живой цепи. Ей чудом удалось пройти один раз, и сделать это снова ей уже не дадут.
  Но ее будут искать - в этом не было никаких сомнений. Танюшка и Вовка наверняка поставили на уши все Горенино; по крайней мере, они точно связались с родителями Насти, а уж те не оставят дочь в беде. Они придут за ней обязательно. Совершенно точно.
  Но пройдут ли?
  Не было ни единой возможности предупредить их о том, что здесь происходит. Но даже если бы была, то что? Что нового она могла бы им сказать, чего не сказала Танюшка? Ничего. И как это могло бы им помочь? Никак.
  Настя гнала от себя прочь дурные мысли. Она не хотела, не могла думать о том, как родители пойдут через лес, потому что это пугало ее. Она просто хотела, чтобы за ними пришли и забрали отсюда.
  -Будем ждать. Мои появятся здесь, я уверена. Они что-нибудь придумают.
  -Может быть. Хотя я не уверен, стоит ли им тут появляться.
  Настя не ответила. Сергей взглянул на настенные часы.
  -В любом случае, сегодня их ждать нечего. Ночью они через лес не пойдут.
  Он снова был прав. Настя почувствовала раздражение. Ее нервировало то, как он относится к ситуации - отстраненно, равнодушно, даже слегка иронично. На этом фоне она чувствовала себя идиоткой, глупой девчонкой, которая надеется непонятно на что. Но лучше быть идиоткой, чем такой вот, как он, амебой.
  
  -Лучше иди спать, - сказал Сергей. - Наверху комната Глеба.
  Настя чуть помедлила и поднялась.
  -Да, так и сделаю.
  Она встала и пошла к туалету, снимая на ходу маску. У двери она обернулась.
  -Спокойной ночи. Вы тоже долго не сидите.
  -Не буду.
  Настя отвернулась, и внезапно все переживания этого длинного дня разом обрушились на нее, словно поток ледяной воды. Она вздрогнула и застыла, положив ладонь на дверную ручку, холодную и твердую. Слезы поднялись к глазам, но ей не хотелось плакать. Не хотелось расплакаться здесь в этой комнате, под отрешенным и понимающим взглядом Сергея. Настя повернула ручку, и в тот же миг из гостиной донесся громкий звон разбитого стекла.
  
  Камень влетел в комнату в брызгах блестящих осколков, ударился в противоположную стену и покатился по ковру. Секунду не было никаких движений. Сергей повернулся в кресле, широко распахнув красные испуганные глаза, и в этот момент, словно огромная летучая мышь, на подоконник взлетела фигура. Движение было таким быстрым, что казалось, будто она возникла там, как материализовавшийся сгусток ночной темноты.
  Глеб присел в оконном проеме, и, резко дергая головой в разные стороны, оглядел гостиную. Худой, с кожей, отливающей серебром, горящими глазами и спутанными волосами, в ярко освещенном проеме окна на черном холсте ночи, он напоминал ожившую горгулью пера средневекового художника. Несколько мгновений он сидел неподвижно, а потом еще одним молниеносным движением оказался в комнате.
  Сергей едва успел встать, когда Глеб налетел на него. Он вложил в удар все свою скорость и вес, опрокинув дядю на спину. Падая, тот ногой зацепился за кресло, чуть повернулся, и его голова лишь на сантиметр разминулась с твердым углом тумбочки. Глеб прыгнул на него и нанес быстрый удар в грудь. Дядя сразу обмяк, и тут истошно закричала Настя.
  Словно хищное животное, у которого хотят забрать добычу, Глеб резко обернулся и его глаза, пустые и темные вонзились в девушку.
  -Что..., - закричала она, но окончить не успела.
  Одним прыжком он подскочил к ней и ударил в грудь сцепленными руками.
  
  
  День восемнадцатый
  
  Ферма. 0 часов 1 минута
  
  Настя отлетела к дивану, врезалась в него и, скатившись на пол, уставилась на Глеба круглыми, полными ужаса глазами. Тот передернул плечами и, не сводя пустого взгляда с девушки, вытащил из-за спины нож. Сомнения в его намерениях не оставалось, как и не оставалось времени на раздумье. Зарычав, словно напуганное, загнанное в угол животное, Настя вскочила на ноги и бросилась к комнате Аленки. За ее спиной послышался грохот и быстрые шаги.
  Она вбежала к девочке и на долю секунды замерла на пороге. Аленка лежала на кровати и смотрела в потолок, никак не реагируя на происходящее. Насте даже показалось, что та мертва, но обдумать это она не успела - девушка подхватила ребенка на руки и развернулась к Глебу, вытянув вперед руку и пригнув голову.
  Прошла секунда. За ней другая. Третья. В лицо ударил густой запах пота и земли. Настя подняла глаза.
  Глеб стоял в двух шагах от нее, и вытянутая рука едва не упиралась ему в грудь. Нож он держал перед собой и тяжело дышал, впившись в нее цепким, хищным взглядом. Он напомнил Насте пуму, которую она видела в зоопарке - та стояла так же, глядя на девушку из-за бронированного стекла, внешне спокойная, но за этим спокойствием чувствовалось огромное напряжение. Напряжение зверя, готового броситься.
  -Уйди, - сказал, наконец, Глеб.
  Голос его прозвучал хрипло и бесцветно, словно он лишь повторял то, что ему подсказывали.
  -Не уйду, - ответила Настя и сжалась.
  И вдруг она поняла, что он не ударит. Он не нанес удар сразу, и теперь та волна, что несла его на себе, толкая на убийство, схлынула. Глеб нерешительно пошевелился, намереваясь сделать шаг вперед, но Настя опередила его.
  -Нет!
  -Ты не понимаешь, - сказал он с тоской. - Ты ничего не понимаешь.
  -А что я должна понять?
  -Девочка - зло. Ей нельзя жить.
  Его взгляд сместился в сторону. Настя скосила глаза, но ничего особенного не увидела. Она крепче прижала к себе неподвижную девочку и снова посмотрела на Глеба.
  Степан тоже смотрел на него, хмуря густые брови.
  -Бей! - приказал он.
  -Нельзя, - ответил Глеб и показал пальцем на Настю. - Там она.
  -Не думай о ней! Это искушение! Тебя обманывают! Время уходит, дьявол скоро насытится, и тогда будет поздно! Тогда погибнут все! Бей!
  -Нельзя, - повторил Глеб. - Я не могу...
  -С кем ты разговариваешь? - осторожно спросила Настя.
  Глеб указал на Степана.
  -С ним.
  -Глеб, тут никого нет.
  Неожиданно зашевелилась Аленка. Она захныкала, и Настя крепче прижала ее к себе. Девочка вцепилась пальцами в ее футболку и прижалась холодным лицом к тонкой ткани.
  -Не верь слезам! - закричал Степан. - Господи, не верь! Дай ему сил, Боже, дай ему сил закончить дело!
  Глеб посмотрел на него в замешательстве.
  -Положи, пожалуйста, нож, - попросила Настя. - Ты ее пугаешь.
  -Бей!
  -Положи, пожалуйста, нож, Глеб.
  -Не слушай ее! Нельзя!
  -Глеб...
  -Заткнитесь! - вдруг заорал он и прижал руки к ушам. - Заткнитесь оба!
  Настя прикусила язык. Она поняла, что, подобно Вовке и Танюшке, Глеб видит и слышит то, что остается недоступным ей самой. Что-то воздействует на него, и, скорее всего, гораздо сильнее и глубже, чем на остальных. Он попал между двух огней, и мучается, пытаясь определить, что есть правда, а что иллюзия.
  -Ты, - Настя сделала ударение на этом слове, - не хочешь причинить нам вред.
  -Я должен...
  -Кому ты должен? Глеб, с кем бы ты сейчас ни говорил - его нет. Это обман. Галлюцинация.
  -Что за галлюцинация?
  -Положи нож. Я расскажу.
  Глеб сжал пальцы, но багровое облако, застилавшее ему глаза, исчезло. Он не знал, как поступить, только чувствовал, почти физически мучительно ощущал, как уходит время, словно огромная река, проходящая сквозь него и текущая дальше, и ее уже не догнать. Он отбросил нож и сел на пол. Битва проиграна, дьявол победил. И только одно не укладывалось в голове: орудием зла оказалась Настя. Настя. Милая, любимая Настя.
  Через открытую дверь из гостиной донеслось тиканье часов. Одинокий, потерянный в свинцовой тишине звук, такой неуместный и такой обыкновенный. А еще сипло и глубоко дышала Аленка. Часы и Аленка.
  Время уходит.
  
  -Как ты себя чувствуешь? - спросила Настя.
  -Не знаю...
  -Можешь посмотреть, что там с дядей Сережей?
  Глеб встал и вышел.
  Морщась от боли в затекшей спине, Настя переложила Аленку на кровать, открыла окно и выбросила нож в темноту. Тускло блеснуло лезвие. Из оконной рамы на Настю глядела огромная желтая луна. Словно исполинский глаз, она рассматривала девушку равнодушно и холодно. Настя отвернулась и взглянула на Аленку. Даже в золотистом свете красивой плетеной лампы кожа девочки казалась иссиня-серой, а лоб был холодным, как камень. Девушка почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Она села в изголовье кровати и вытерла ладонью слезы.
  Вернулся Глеб.
  -Он живой. По крайней мере, он дышит. Я перетащил его на диван.
  Настя посмотрела на него блестящими глазами.
  -Глеб, что с нами творится?
  -Не знаю. О какой галлюцинации ты говорила?
  Настя шмыгнула носом.
  -Пойдем на кухню. Не могу здесь больше.
  
  Глеб поглощал бутерброды, с шумом запивая их горячим чаем. Глядя на него, Настя подумала, что он, наверное, давно не ел. Лицо парня осунулось, а пальцы казались длинными и тонкими и дрожали, когда он подносил чашку ко рту. В тот момент, когда Глеб ворвался в комнату, она увидела его иначе - ей показалось, что он полон жизни, что она буквально переполняет тело и вот-вот вырвется наружу, словно какой-то чудесный фонтан. Хотя, ей могло и показаться. И даже, скорее всего, показалось. Слишком разительной была перемена.
  Неожиданно для себя, она заговорила и стала рассказывать Глебу обо всем, что произошло с ней со дня их последней встречи. Рассказала о навязчивом надзоре родителей, о знахарке, и ее странном поведении. О том, как страшно испугалась перемены в Анне. Как поехала с Танюшкой и Вовкой, и что произошло в лесу. Она говорила сбивчиво и постоянно скакала с одного события к другому, многословно и бестолково повторяя одно и то же. Когда она замолчала, устав и окончательно запутавшись, Глеб спросил:
  -А почему ты ничего не видишь?
  Настя пожала плечами.
  -Не знаю. Просто не вижу и все. Наверное, есть люди, на которых гипноз не действует. Видимо, я такая.
  Глеб помолчал, разглядывая ложку.
  -Степан говорит, что в лесу сидит дьявол.
  -И ты в это веришь?
  -А во что верить?
  -Ну...
  -Что бы там не сидело - их двое, это точно: Степан и тот второй. Они по-разному себя ведут. Цели у них разные. Поэтому, их должно быть двое.
  -Погоди-ка, погоди-ка!
  Настя встала со стула и смотрела на Глеба, прижав указательный палец к губам.
  -Ты говоришь Степан?
  -Ну да.
  -Я вспомнила. К Анне приезжал журналист, он как раз насобирал много всего об этом месте, так вот - он рассказал, что раньше тут было село Кокошино, и там произошло примерно то же, что происходит тут.
  -И что? Ты уже это говорила.
  -Там был человек, который убил своего сына, чтобы остановить дьявола. Угадай, как его зовут?
  -Как?
  -Степан Сытый!
  Глеб задумался.
  -Да, он говорил мне что-то о том, будто пожертвовал ребенком, что хотел остановить черта и все такое.
  -А теперь подумай, как человек, убивший собственного ребенка, чтобы якобы спасти остальных и не сумевший этого сделать, поведет себя в подобной ситуации.
  -Как?
  -Он захочет отыграться! И ему плевать на тебя, Аленку и всех! У него личные счеты!
  -Ты хоть сама в это веришь?
  Настя замолчала. Потом села на стул и, вытянув перед собой руки, сплела пальцы.
  -Давай попробуем все подытожить, - сказала, наконец, она. - Сто лет назад на этом месте было село Кокошино, в котором начался мор. По словам, Федора, медицина с ним справиться не смогла. Мор закончился только тогда, когда Степан Сытый убил своего ребенка, который, как все уверены, и повинен в начале эпидемии. Через много лет вы с Аленкой идете в лес, и вся история повторяется. Появляется некое существо, которое видишь только ты, называется Степаном и убеждает тебя убить девочку, утверждая, что она виновница очередной эпидемии. Причем до этого ни о каком Степане ты не знал и историю Кокошино тоже никогда не слышал. Я ничего не упустила?
  -Вроде ничего.
  -Тогда какой отсюда вывод?
  -Чертовщина какая-то...
  -В лесу действительно что-то есть! Что-то, что начинает эпидемию и что-то другое, пытающееся этому помешать. И ключом к началу всегда выступает ребенок. А местом, где запускается механизм, я уверена, является та поляна с осинами, о которой ты говорил.
  -Возможно.
  -И остановить напасть можно лишь одним способом...
  -Убить ребенка.
  Настя посмотрела на него оживленно.
  -Уничтожив поляну. Не ребенка, а место, где все начинается!
  -С чего ты взяла?
  -А почему нет?
  Глеб пожал плечами.
  -Все равно все это пустопорожние разговоры. Да, к тому же, мы не доберемся до поляны. Мы не сможем пройти через лес.
  -Почему не сможем? Степан смог!
  -А перед этим он убил своего ребенка. Не забыла?
  Настя вздохнула.
  -Ладно, - сказал Глеб. - Предлагаю спать. Завтра подумаем. Сейчас уже ничего в голову не лезет.
  Они вышли в гостиную и остановились возле Сергея. Тот дышал глубоко и ровно, раскрыв рот, и казался спящим. Глеб протянул руку, но Настя остановила его.
  -Не нужно. Оставь его в покое.
  Глеб отошел и посмотрел на разбитое окно.
  -Надо заделать чем-нибудь - зверье полезет, - сказал он. - В комнате Аленке есть шкаф.
  Они оторвали от шкафа фанерную стенку, и, пока Настя держала ее у окна, Глеб прибил ее гвоздями. Кусок оказался достаточно большим, чтобы полностью перегородить оконный проем. Несмотря на грохот молотка, Сергей на диване даже не пошевелился.
  -Ну вот. Теперь все в порядке.
  -На втором этаже есть две комнаты, - сказал Глеб. - Обе запираются на ключ. Я хочу, чтобы ты закрыла меня и держала ключ при себе. И не выпускай меня до утра, даже, если буду просить.
  -Ты думаешь, этот Степан все еще...
  -Да хрен знает. Не знаю я. И вообще не уверен, что запертая дверь меня остановит...
  
  
  Ферма. 1 час 22 минуты
  
  Степан метался по лесу, черной тенью мелькая между деревьев и разрезая жиденький свет луны. Время уходило. Он чувствовал, как огромные, безбрежные потоки силы текут, огибая мрачные столбы деревьев, к самому центру, к пристанищу дьявола. Они питают его. Он, словно гигантская пиявка, сосущая кровь. И насыщает его девочка. Девочка! Беззащитный ребенок! Такая слабая и такая доступная еще час назад!
  Являясь частью сложного конгломерата леса, земли, животных - всего того, что Степан называл одним единственным словом - дьявол, он знал и чувствовал все, что знал и чувствовал враг. Он знал, что время уходит, и с каждой убегающей прочь секундой, надежда остановить сатану становится все слабее. У него есть сутки или даже меньше, и процесс завершится. И тогда ничего нельзя будет сделать. Нужно было многое успеть. Степан не был намерен сдаться так легко, он не даст чудовищу победить! После всех жертв, после всего того, что он сделал - не даст!
  С Глебом он допустил ошибку. Слишком медленно, слишком бережно, слишком осторожно он подталкивал парня к решению. Боясь повредить, не умея еще пользоваться собственными возможностями, Степан действовал на ощупь и ошибся. Теперь Глеб потерян. Запертая комната не могла бы его остановить, но после всего, что произошло, Глеб будет сопротивляться. Его воля окажется достаточно сильной, и в борьбе с парнем драгоценное время будет упущено.
  Оставался последний вариант - отец ребенка. Степан лишь раз пытался его подтолкнуть, чем сильно напугал Глеба в ванной комнате, но встретил такое мощное сопротивление, что отступил и стал искать иной путь. Теперь же отец девочки оставался последней надеждой, и Степан был намерен сделать все, что будет в его силах. Никакой пощады, никакого снисхождения. Воздействие будет быстрым и сокрушающим.
  Степан остановился. Постепенно успокаиваясь, присасываясь к единой пуповине, что питала его и лес, он почувствовал силу - бескрайнюю, темную и страшную. Он стал искать человека, готовя удар, который не оставит возможности сопротивляться. Степан хотел, чтобы отец девочки встал, пришел к дочери и убил ее.
  
  
  Ферма. 1 час 37 минут
  
  Сергей пошевелился на диване, глухо застонал и приоткрыл глаза.
  
  
  Горенино. 5 часов 47 минут
  
  Врач 'скорой' настойчиво убеждал Анну уехать вместе с Федором. Ругал ее за глупость, пугал, но она не согласилась. Взяв рецепт на лекарство и поблагодарив врача, она закрыла дверь и осталась одна. Анна плохо спала эту ночь. Перед закрытыми глазами проносились неясные видения, ни суть которых, ни форму она не могла ухватить. Сон пришел лишь под утро, он был тяжелым и пустым.
  'Нива', блестящая от холодной росы, возникла из утреннего сумрака, словно повозка мертвецов. Она материализовалась белым привидением и, изрыгая густые клубы синего дыма, остановилась возле калитки. В машине сидели родители Насти: Лиза и Анатолий и взятый в сопровождение Борис. Все они выглядели хмурыми, раздраженными и напуганными. По совету знахарки, багажник был набит пчелиными сетками, медицинскими повязками, теплыми вещами и лекарствами, а возле заднего стекла лежало в чехле ружье Бориса на тот случай, если доведется встретить что-нибудь покрупнее мухи.
  Анна вышла спустя десять минут, с ног до головы закутанная в зеленый плащ-дождевик, с повязкой на лице. Она шла налегке, опираясь на палку - огромная, старая, похожая на смерть. Анатолий указал ей на заднее сидение, где она устроилась рядом с Лизой и тут же прижалась лбом к стеклу. Выпустив новую струю дыма, 'Нива' заревела, дрогнула и покатилась по улице, направляясь к шоссе.
  Утро выдалось холодным. Облака грязными тряпками неподвижно висели на сером небе, едва не касаясь верхушек деревьев. В совершенном безветрии воздух казался густым и осязаемым, натужный стрекот двигателя далеко разносился по спящим улицам. Влага конденсировалась на стеклах и стекала ломаными струйками, размывая и коверкая безрадостный вид поселка.
  Проезжая мимо аптеки, они увидели 'скорую'. Водитель сидел в кресле и читал газету, пуская в открытую дверь сигаретный дым. Анатолий остановил машину и заглушил двигатель.
  -Я сейчас, - сказал он и вышел.
  Лиза стиснула кулаки.
  Анатолий беседовал с шофером минут пять. Он тоже закурил, пуская дым над головой, и тот повис над ним неподвижным сизым облаком. Затем шофер 'скорой' отбросил окурок и захлопнул дверь, а Анатолий вернулся к машине.
  -Акулина заболела, - сообщил он, забираясь на свое место. - Ее соседка нашла. Водила говорит, что старуха совсем плохая.
  -А что с ней? - спросила Лиза.
  Анатолий лишь пожал плечами.
  -Эпидемия, - глухо произнесла из своего угла знахарка. - Зараза уже здесь.
  Борис повернулся к ней, но в этот момент Анатолий нажал на газ, и машина рванулась вперед.
  Скользкое и ухабистое шоссе было пустынным. 'Нива' громыхала по выбоинам, подпрыгивала, но упрямо неслась вперед, переворачивая колесами километры темно-серого асфальта. Все молчали: Борис смотрел вперед, держась за стойку двери, Лиза, ухватившись за спинку водительского кресла, выглядывала из-за мужниного плеча, а знахарка все так же сидела, прижавшись лбом к холодному стеклу и закрыв глаза.
  Мерно защелкал указатель поворота, Анатолий сбросил скорость, притормозил и свернул. В лобовом стекле величественно проплыл грязно-белый знак с крупными буквами: 'ТИТОВКА'.
  Машина поползла по грунтовой дороге, окруженная со всех сторон высокой и острой, как частокол, травой. Лес глядел на пришельцев величественно и мрачно; в полной своей неподвижности неуловимо живой, как бывает живой написанная художником картина.
  'Нива' вскарабкалась на холм и остановилась перед поваленным деревом.
  -Не сюда, - сказала Анна.
  -Почему?
  -Там не проехать, а пешком до фермы километра три.
  Анна потерла рукой холодный лоб, словно пытаясь собраться с мыслями.
  -Нужно ехать в Титовку. А оттуда идет тропика. Всего километр или около того.
  Анатолий медлил, постукивая пальцами по рулевому колесу.
  -Она права, - вмешался Борис. - Я эту дорогу знаю. Есть она - точно. Нехер тут через деревья прыгать. Поехали!
  -Таня говорила, что там еще много поваленных, - сообщила Лиза.
  -Тем более.
  -Ладно, - сказал Анатолий и дал задний ход.
  
  
  Титовка. 6 часов 41 минута
  
  Титовка встретила их молчанием. 'Нива' миновала раскрытый шлагбаум и покатила вперед по разбитой грунтовой дороге, полукругом огибающей маленький поселок. Борис смотрел на темные дома, плавающие в жидком тумане, словно древние корабли-призраки, пустые участки, и качал головой.
  -Тихо-то как, - сказал он. - У них тут в это время уже самая жизнь. Что, они там повымерли все что ли?
  Знахарка что-то прошептала и перекрестилась.
  -Теперь куда? - спросил Анатолий.
  -До конца. Там, перед поворотом, будет тропинка.
  Анна привалилась к стеклу и снова закрыла глаза. Чем ближе они подбирались к ферме, тем настойчивей и отчетливей становились голоса в ее измученной голове. Они зашептали, лишь только машина свернула с шоссе, и с каждой минутой нарастали, а их невнятный шепот становился все громче и требовательнее. Знахарка не могла различить слов, но могла уловить эмоции, заключенные в них - гнев, угроза, беспомощность и даже мольба. Она начала скользить, скатываясь в какой-то бесконечный темный провал, захлебываясь и увязая в толпе призраков, атакующих ее душу. Требующих чего-то, чего она не могла понять. Все труднее было удерживать сознание, все больше сил уходило на то, чтобы оставаться в машине, вместе со всеми. Ей так хотелось поддаться, перестать бороться и соскользнуть туда, где темно и тесно, туда, где она будет в безопасности. Силы ее быстро таяли.
  Неожиданно тишину поселка разорвал громкий крик, и в стекло двери, как раз в то, на которое повалилась знахарка, что-то ударилось. Анна открыла глаза, и увидела перепачканные кровью губы и выпученные глаза. Она отшатнулась. Человек снаружи кричал, при каждом выкрике выплевывая на стекло мелкие красные брызги:
  -Стойте! Стойте!
  -Не останавливайся! - закричала Лиза.
  Борис быстро перегнулся через спинку кресла и, ухватив за чехол свое ружье, бухнул его себе на колени.
  -Пристрелить бы его, чтоб не мучался, - проворчал он, проворно высвобождая оружие.
  'Нива' прыгнула вперед, едва не слетев в кювет. Истерично завыл двигатель, а людей в салоне стало бросать, словно игральные кости в стакане.
  -Оставь ружье! - крикнул Анатолий. - Ранишь кого-нибудь!
  -Не учи! - огрызнулся Борис.
  Человек позади отстал, но продолжал упрямо бежать за машиной, покачиваясь и размахивая руками.
  -Господи, да что с ним! - пролепетала Лиза.
  -Ходу! - неожиданно заорал Борис.
  Анатолий инстинктивно надавил на газ, и машина вновь прыгнула вперед. Лиза стукнулась о стойку двери и прижала руки к голове.
  Из бокового проезда, прямо им наперерез, неслась на всех парах старая 'копейка'. Грязь и дым тянулись за ней, словно шлейф безумной кометы. Налетая на ямы, она подскакивала над дорогой и вновь грузно опускалась на колеса, поднимая густые облака пыли.
  Казалось, столкновения не избежать: 'Нива' двигалась слишком медленно, в то время, как 'копейка' словно летела на крыльях. Тормозить было уже поздно, и поэтому Анатолий бросил машину вперед, до предела раскручивая ревущий двигатель. Они разошлись на несколько сантиметров. Сзади раздался высокий визг и скрежет тормозов, а потом глухой удар. На полной скорости 'копейка' слетела передними колесами в кювет, а задние задрались и, быстро вращаясь, повисли над дорогой. Загудел клаксон.
  -Ни-хе-ра себе, - выговорил Борис.
  Анатолий придавил педаль тормоза.
  -Нет! - закричала Лиза.
  Борис положил ему руку на плечо.
  -Толь, не надо. Давай вперед.
  Он оглянулся. 'Копейка' лежала в кювете, а над ее капотом поднимался пар. Никто не открыл дверей и не пытался выбраться. Тоскливо завывал гудок
  -Далеко еще? - спросил Анатолий.
  -А? Нет. Почти приехали.
  Дорога впереди поворачивала вправо, огибая поселок, а впереди темнел лес. Машина съехала с дороги на широкую обочину и остановилась. Отсюда, тонкой серой змейкой, уходила к ферме тропинка. Двигатель умолк, и, в полной тишине, стало слышно отдаленный слабеющий сигнал клаксона.
  Борис распахнул дверь.
  -Давайте - в темпе!
  Они вылезли из машины и принялись разгружать багажник, пристраивая на плечах рюкзаки и надевая сетки. Последней выбралась знахарка, и встала, скрючившись и привалившись к заднему крылу. Из-за низких облаков робко выглянул краешек солнца. Несколько лучей, золотыми лезвиями во влажном воздухе, упали на траву, и та вспыхнула яркими каплями росы.
  -Смотрите, - вдруг сказала Лиза.
  Все обернулись.
  На краю дороги в нескольких метрах от них стоял человек. Выцветшая байковая рубашка болталась на нем, лениво играя со слабым ветром. Спортивные штаны и высокие резиновые сапоги были сплошь покрыты коричневой засохшей грязью. На сером лице застыло равнодушное выражение, в контраст невозмутимому виду его черные волосы стояли дыбом. Он стоял не шевелясь, не делая никаких попыток подойти - просто смотрел. Борис поднял ружье, но человек не пошевелился, будто не понял его жеста.
  -Оставь его, - тихо сказал Анатолий. - От греха.
  Борис опустил ствол.
  -Идемте.
  -Надеюсь, они не разобьют машину, - сказала Лиза.
  -Идемте, - повторил Анатолий и повернулся к лесу.
  Остальные последовали его примеру, спинами ощущая неподвижный и давящий взгляд пугала на дороге. Борис взял Анну под локоть.
  -Ну давай, тетя - пойдем.
  
  
  Ферма. 6 часов 41 минута
  
  В темной гостиной спящего дома хрипел и размахивал руками Сергей. Монотонность его движений наводила на мысль, будто действует поврежденный робот. Было в этих молчаливых попытках что-то особенно жуткое, медленное и неотвратимое. Глеб и Настя спали. Никому из них не пришло в голову, что Сергей - дядя Сережа, может превратиться в смертоносную сомнамбулу. Заторможенное, измученное, бездумное существо копошилось на диване, вновь и вновь пытаясь подняться, словно упавшее на спину насекомое. Терпя неудачу, но пытаясь снова и снова.
  Сергей захрипел и сел на диване. Его тело сотрясала крупная дрожь, красный шарф сбился на бок и напоминал удавку на окровавленной шее, кофта расстегнулась, во все стороны торчали всклокоченные волосы. Он сидел, а часы на телевизоре невозмутимо отсчитывали секунду за секундой.
  Так прошло еще пять минут.
  Наконец он с видимым усилием встал, покачнулся и медленно побрел к комнате дочери. Неподвижные, словно чужие, руки беспомощно висели вдоль тела; голову он запрокинул назад, глядя перед собой пустыми глазами. Сергей словно находился в глубоком обмороке, но, не смотря на это, шел, движимый упрямой непостижимой силой.
  Глебу снился кошмар. В своем сне он сидел в темной комнате, куда не проникала даже слабая искра света, и слушал, как тикают часы. С каждым тактом звук становился все громче, словно что-то ударяло молотком в деревянную стену, и оно подходило ближе и ближе. А в промежутках между ударами было слышно, как шумит воздух, рассекаемый огромным невидимым маятником.
  Сергей добрался до двери в комнату Аленки и слепо зашарил ладонью, пытаясь ухватить ручку. Дважды он промахивался, но с третьего раза пальцы все же уцепились за металлический набалдашник и повернули его.
  Девочка лежала на кровати в той же позе, в которой ее оставила Настя. Она казалась мертвой - ни одна жилка не дрожала на застывшем лице, не было слышно даже дыхания. Но, не смотря на это, комнату наполняла едва ощутимая, невидимая и молчаливая жизнь. Будто что-то незримо присутствовало возле кровати ребенка и смотрело на Сергея, бездумного бродячего мертвеца, яркими и злыми глазами.
  Он подошел к кровати; стукнувшись коленями о деревянный бортик, остановился и стал смотреть на дочь. Он смотрел долго, а потом вытянул вперед руки и обхватил тонкую, беззащитную шею ребенка.
  
  
  Убежище. 7 часов 5 минут
  
  Серые стволы, словно корявые колонны зловещего храма, упирались в тяжелую крышу неба. Где-то там, наверху, шумел и завывал ветер, раскачивая угрюмые кроны, но звук его, спускаясь к земле, утихал, замирал и превращался в тихий шепот. Шепот. Голоса. Они исходили отовсюду: от каждого кустика, каждой травинки - они изливались неудержимым ручьем и текли, обволакивая Анну неумолкаемой какофонией. Она покачнулась и крепче вцепилась в палку. С каждым новым шагом, земля словно уходила из-под ног. Все труднее становилось контролировать собственное тело и удерживаться в сознании.
  Неожиданно, лес перед ее глазами двинулся, заколебался, словно смываемый потоками дождя и исчез, оставив Анну парить в бесконечном белом пространстве. Знахарка испуганно озиралась вокруг, пока внимание ее не привлекла небольшая тень чуть слева от нее. Тень постепенно сгущалась, вытягивалась, обретая форму, и дрожала. Несмотря на угрожающий вид, было в ней что-то неуловимо правильное, уместное здесь, доброе. Немного успокоенная этим, Анна продолжала наблюдать, как из тени выступило лицо, руки и тело маленькой девочки. Та сидела в пустоте, поджав под себя ноги, баюкая у груди плюшевого слона с ярким красным бантом на шее. Девочка смотрела на знахарку и грустно улыбалась.
  -Здравствуй, - сказала знахарка.
  -Привет, - ответила девочка.
  -Кто ты?
  -Я Алена.
  Сердце Анны защемило. Это имя - имя ее неродившейся дочери разорвало старый, едва затянувшийся рубец на душе, заставив ту вновь кровоточить. Знахарка смотрела на девочку и в каждой ее черточке, в мельчайшем выражении глаз, в рисунке рук и сплетенных пальцев безошибочно угадывала свою Алену, свою маленькую дочурку, кровиночку - своего ребенка.
  -Господи. Боже мой! Алена!
  Девочка улыбнулась ей, и Анна вдруг почувствовала себя так хорошо, как не чувствовала никогда в жизни. Любовь потоками тепла и спокойствия, наполнила ее до края, сняв боль и страх. Это было так естественно - видеть дочку и говорить с ней. Это было так просто и чудесно. Так хорошо.
  -Что ты тут делаешь?
  -Я лечу.
  -Летишь?
  -Нет - лечу!
  -Лечишь?
  -Да.
  -Кого ты лечишь?
  -Их.
  Девочка вытянула руку в сторону и, проследив за ней глазами, Анна увидела круглое окно в белой стене, а в нем - покрытые мхом и желтым лишайником стволы деревьев.
  -Смотри.
  Вид в окне изменился. Знахарка увидела широкую грязную просеку, уходящую вдаль и теряющуюся среди деревьев. Справа от нее тянулся широкий бетонный фундамент, а вокруг валялись поломанные молодые деревца. Слева возвышалась отвратительная куча хлама и мусора: битые кирпичи, жестянки, коробки. Рядом валялся покрытый ржавчиной, полусгнивший остов машины. Тонкий ручеек, покрытый радужной пленкой, весело журча, убегал в лес.
  -Еще смотри.
  Теперь в окне оказался небольшой пруд. Сквозь тонкое, мутное стекло воды, Анна различила на дне какие-то обломки. Берег пруда покрывала густая светло-желтая пена, из которой торчали чахлые кривые деревца. Над неширокой речкой, впадающей в него, чернели разрушенные пролеты старого металлического моста. Часть балок обвалилась и торчала из воды, словно кости древнего гиганта.
  Потом и эта картинка померкла, и в круглом окне появилось лицо бородатого мужчины. Он улыбался, прищурив один глаз, и что-то говорил. Потом он повернулся и пошел прочь от окна. На плече его лежала лопата.
  Неожиданно лицо ребенка напряглось, губы сжались и выгнулись дугой вниз. Пальцы рук импульсивно дернулись, сжав шею плюшевого слона. Окно исчезло.
  -Девочка моя...
  -Больно! - сказала Аленка.
  -Больно? Тебе больно? Почему?
  -Мама! Мамочка!
  -Что детка? Что случилось?
  Фигурка девочки дрогнула и стала бледнеть. Белый свет заструился по плечам и голове, съедая, стирая ее. Из глаз брызнули слезы. Они потекли по щекам, оставляя яркие, сверкающие драгоценными камнями, дорожки. Аленка снова стиснула свою игрушку и заплакала, жалобно и испуганно, словно потерявшийся котенок.
  И тут внутри Анны что-то оборвалось.
  -Нет!
  Она устремилась к девочке и, схватив ее, прижала к груди. Она почувствовала быстрое биение маленького сердца, которому ответило ее - большое. Анна набрала в легкие воздуха, прижала губы ко лбу девочки и, целуя ее, выдохнула, чувствуя, как заструилась от нее к Алене жизнь, и как сильнее забилось сердце ее ребенка.
  
  
  Ферма. 7 часов 22 минуты
  
  Сергей сдавил шею дочери, сначала слабо, а затем все с большей силой, впиваясь пальцами в холодную кожу. Несмотря на атаку извне, он боролся, какая-то часть его, все еще живая, испуганная, загнанная за пределы сознания, сопротивлялась насилию, но неумолимая чужая воля не отпускала, сжимая все сильнее и сильнее. По лицу Сергея покатилась капелька пота, и в этот момент Аленка открыла глаза.
  
  Лес. 7 часов 6 минут
  
  Шедшая под руку с Анатолием знахарка вдруг замедлила шаг, ноги ее подогнулись, и она стала оседать, заваливаясь назад. Тот едва успел подхватить ее и медленно отпустил на землю, привалив спиной к дереву.
  - Приехали, - сказал он.
  -Что там с ней? - спросил Борис.
  -Не знаю. Черт - тяжелая!
  Испуганные и сбитые с толку, словно потерявшиеся в лесу дети, они обступили Анну.
  -У нас нашатырь есть, - сказала Лиза. - Может дать ей?
  -Давай.
  Она порылась в рюкзаке, вытащила пузырек и отвинтила крышку. Наклонившись к знахарке, Лиза убрала с ее лица повязку и поднесла склянку к носу. Никакой реакции. Лицо Анны оставалось неподвижным. Одну минуту. Две.
  -Ничего, - растерянно сказала Лиза. - Но вроде дышит.
  Анатолий почесал голову.
  -Ну, что будем делать?
  -На ферму надо идти, - сказал Борис. - Глупо возвращаться.
  -А с ней что?
  -Потащим на себе.
  Справа из чащи леса донесся слабый звук: то ли скрип, то ли шипение. Будто что-то длинное ползло по дереву, скрипя чешуей. Спустя пару секунд ему вторил такой же звук слева. Все переглянулись.
  -Думаю, самое время двигать, - шепотом сказал Борис и, повернувшись к Анатолию, добавил. - Мы с тобой понесем, а Лиза за нами.
  -Ты из ружья стрелять умеешь?
  Лиза кивнула, и Борис отдал ей оружие.
  -Осторожней смотри - заряжено. Дробью.
  Мужчины закинули руки Анны на плечи и, кряхтя, подняли ее.
  -Блин, здоровая какая! Создал же бог такую тетку, - проворчал Борис.
  Медленно они двинулись вперед. Постепенно, с каждым новым шагом, лес наполнялся звуками: к тем, что они уже слышали, добавился слабый низкий гул и отдаленный вой, будто где-то там выла большая собака. Или волк.
  -Это еще что? - спросил Анатолий.
  -Идем-идем! - отозвался Борис. - Лиза - в оба смотри!
  Совет оказался к месту. Они не прошли и двадцати метров, как на тропинку перед ними вышли два волка. Большие, темно-серые, с подпалинами на боках. Они остановились у самой кромки деревьев, глядя на людей бешенными желтыми глазами.
  -Какого хрена? - пробормотал Борис, останавливаясь. - Осатанели они что ли?
  Услышав его голос, волки заворчали и припали к земле, прижав уши к большим головам. Пасти оскалились грязными желтыми зубами. Блеснула слюна.
  Чуть в стороне раздался тихий металлический лязг, а потом грохнул выстрел. Один из волков завизжал и отпрянул к деревьям. Второй, чуть помедлив, потрусил за ним. Через секунду оба зверя скрылись среди серых стволов, и снова стало тихо. Над тропинкой густым облаком лениво плыл пороховой дым.
  Лиза всхлипнула и опустила ружье.
  -Молодец, девка! - восхитился Борис. - Вот с кем...
  -Хватит болтать! - перебил его Анатолий. - Двигаемся.
  
  Ферма. 7 часов 30 минут
  
  Настя проснулась внезапно и испуганно прислушалась, стараясь определить, что же ее разбудило. Дом ответил тишиной: ни поскрипывания половиц, ни шелеста ветра за окном - кругом лишь мертвая неподвижность. Она посмотрела на наручные часы - стрелки показывали половину седьмого. Пора вставать.
  Из комнаты Глеба не доносилось ни звука. Настя уже подняла руку, чтобы постучать, но передумала - не было смысла его будить, пусть поспит еще немного. Наскоро умывшись, она стала спускать по лестнице, собираясь посмотреть, в каком состоянии Аленка и Сергей. Ей было совестно, что они оставили его вчера в таком беспомощном состоянии, но что можно было сделать? Ничего. Если он все еще не пришел в себя, то дело плохо. Настя не имела ни малейшего представления, что можно было бы предпринять в такой ситуации, а помощи ждать неоткуда. А Аленка? Как быть с ней? Если верить тому, что говорил Глеб про дьявола и про то, как он черпает силы из нее, то шансов пережить эту напасть у девочки просто не было.
  Настя поджала губы. Нужно что-то сделать, и она обязательно сделает! Но что?
  Девушка вошла в гостиную и остановилась, от удивления открыв рот - диван, на котором они оставили вчера Сергея, пустовал, а дверь в комнату Аленки была приоткрыта. Тихие и сдавленные звуки, доносящиеся оттуда, заставили сердце Насти быстро и тяжело забиться. У нее мелькнула мысль подняться и разбудить Глеба, но она отмела ее. Неизвестно еще, как Глеб поведет себя. Она сама...
  Настя вошла в комнату девочки, и все внутри нее обмерло. Сергей скрючился над кроватью, его руки обхватили шею дочери, и он сжимал их, вкладывая в это все силы, всем телом надавливая, вновь и вновь. Лицо Аленки покраснело, а широко открытые глаза смотрели на отца. Это отвратительное зрелище напугало Настю и одновременно всколыхнуло волну ярости. Она бросилась вперед и, обхватив Сергея за шею, всем своим весом потянула его назад, отрывая от жертвы. Они упали на пол, и Настя успела услышать, как Аленка громко захрипела. Потом Сергей навалился на нее, выбив воздух из легких и стукнув затылком в губы. Настя закричала и отпихнула его в сторону.
  Сергей почти не сопротивлялся. Он оказался слаб, как ребенок и лежал на полу молча и неподвижно. Настя схватила шарф, которым была обмотана его шея, рывком вытянула его, едва не придушив Сергея, и крепко стянула ему руки. Затем она встала и подошла к кровати. Аленка смотрела на нее и шевелила губами, будто пыталась что-то сказать, но не могла. Девочка подняла бледную, тонкую, почти прозрачную руку и дотронулась до шеи. А потом захныкала тихо и горестно. Настя нагнулась и взяла ее на руки, чувствуя, как от тяжести заскрипел позвоночник. Не отдавая себе отчета, что делает, девушка понесла ее прочь, к лестнице, поднялась с ней в комнату, где спала и положила на кровать. Едва коснувшись головой подушки, девочка заплакала в голос.
  В соседнюю дверь забарабанил Глеб.
  Настя быстро поцеловала Аленку.
  -Я быстро! Я сейчас!
  Она подбежала к двери.
  -Глеб?
  -Что там у вас творится? Это Аленка плачет?
  -Да.
  Настя почувствовала, как по ее щекам тоже побежали слезы.
  -Дядя Сережа пытался ее задушить.
  -Что? Черт - выпусти меня!
  Ни на минуту не задумавшись, Настя отперла дверь. Глеб стоял на пороге и выглядел помятым и всклокоченным.
  -Где она?
  -У меня.
  Аленка сидела на кровати, уткнувшись головой в коленки, и плакала.
  -Мама. Хочу к маме!
  Настя села рядом и обняла ее. Аленка прижалась к ней, обхватила руками и ткнулась лицом в плечо, продолжая тихо скулить. Глеб ступил вперед, протягивая к ней руку, и в этот момент, где-то неподалеку в поле грянул выстрел. Он застыл и повернулся к выходу. Звук больше не повторялся.
  -Ждите здесь! - сказал он и быстро вышел из комнаты.
  
  Лес. 7 часов 42 минуты
  
  -Постойте! - сказала Лиза.
  -В чем дело?
  -Стойте. Тихо.
  Они прислушались. Лес наполняли все те же странные и тревожные звуки, что и раньше. Этот приглушенный шум не смолкал ни на минуту, и все уже успели привыкнуть к нему и не обращали внимания. После встречи с волками, больше ничто не препятствовало их продвижению вперед.
  -Вот!
  Сквозь равномерный ропот листвы вдруг пробился новый звук, какого они еще не слышали - отдаленное гудение, будто где-то вдалеке кружился над землей огромный шмель. С каждой секундой звук нарастал и становился отчетливее, пока, наконец, не затмил собой все остальные. Он мог бы принадлежать живому существу, инстинктивно люди чувствовали, что это так, но лился однотонно и механически, сбивая их с толку. Первым среагировал Борис.
  -Сетки! Сетки опускайте!
  Они едва успели опустить пчелиные сетки, как воздух между деревьями почернел, завибрировал, и из леса вырвалось густое темное облако. Оно окружило людей, словно присматриваясь, а потом обрушилось на них душным смрадным покрывалом, поглотив и лишив возможности видеть.
  -Что нам делать? - прокричала Лиза.
  -Вперед! За нами! - крикнул Анатолий.
  Они рывком подняли знахарку и, спотыкаясь, потащили ее сквозь бурлящий и орущий тайфун. Он напоминал пылевую бурю в пустыне, только вместо песка вокруг носились сотни и тысячи мух. Подобно мельчайшим крупинкам, они забивались в щели между сетками и одеждой, лезли, пробирались вперед, соскальзывали и сменялись новыми. И было только вопросом времени, когда они найдут лазейку, слабое место в защите и тогда, весь рой ринется туда, как единое целое. Против них не было оружия, не было возможности бороться с противником, способным рассыпаться на крошечные части и тут же собраться вновь. Оставалось только бежать. Бежать и надеяться на везение.
  Они вышли к границе пашни, когда в лесу вдруг что-то громко запыхтело, перекрыв даже жужжание огромного роя, и захрустели сломанные ветви. Лиза повернулась назад и наугад разрядила один из стволов. Сквозь мглу неясным миражем проступили белые стены дома. Лиза повернулась к остальным и ускорила шаг.
  
  
  Лес. 7 часов 50 минут
  
  Степан сдался. Дьявол оказался сильнее. Не было никакого сомнения в том, что святому делу противостоит нечто большее, чем он до сих пор думал. Было задействовано столько сил - отец уже добрался до ребенка, воздействие Степана было таким мощным, что, нажми он еще немного, и Сергей был бы мертв; его руки уже лежали на шее девочки, и тогда вмешалась она. Эта женщина, третья сила, о которой он и не подозревал. Непостижимым образом она оказалась в этот момент рядом, смогла связаться с девочкой и отдать ей свою жизнь. Степан не знал, кто она и почему она так поступила. Он чувствовал в общем круговороте сил тонкую, но яркую струю ее воли. Она была слабее, но обладала той степенью концентрации, которая позволила ей, словно лезвию ножа, пройти сквозь все преграды прямо к цели. Степан утратил контроль над отцом девочки, и восстановить его уже не мог.
  А может быть, это не дьявол строит козни? Может быть, вмешательство этой женщины не что иное, как божественное вмешательство? Убить ребенка - тяжкий грех, а толкнуть к этому его собственного отца - грех еще более отвратительный. Может ли Бог, глядя на них с небес, допустить, чтобы доброе дело вершилось такой ценой? Хватит ли всех жизней, спасенных им, чтобы искупить сопутствующее зло? Степан не знал. Он сомневался, и это сомнение наполняло его сердце тоской и страхом. Время уходило. Неумолимо утекало, с каждый кратчайшей секундой убивая надежду.
  'Скажи мне, что делать', - прошептал Степан, глядя в небо. - 'Научи меня!'.
  В этот миг тяжелые тучи раздвинулись, и в тонкую прореху скользнул слабый солнечный луч. Степан некоторое время смотрел на него, что-то обдумывая.
  Есть еще шанс. У них есть девушка, которую не видит дьявол и женщина, которая поддерживает сейчас ребенка - они несут в себе небесный свет. Они могут загнать черта в преисподнюю. Убить его в собственном доме.
  'С нами Бог. Он дал знак'
  
  Лес. 7 часов 55 минут
  
  Смрадный мушиный рой вдруг единым порывом взметнулся вверх и рассыпался в воздухе на мириады черных точек. Лиза испуганно обернулась, но никто их не преследовал. Стена леса была мрачна и недвижима.
  В доме скрипнула дверь, и на пороге появился Глеб. Он махнул им рукой.
  -Быстрее! - крикнул он. - Заходите в дом!
  
  Ферма. 8 часов
  
  -Настя, деточка моя! Господи!
  Лиза вцепилась в дочь, заливая ее слезами.
  -Больше так не делай! Никогда! - крикнула она.
  В двери, ведущей на лестницу, показалась Аленка. Она возникла, словно привидение - бледная, худая и безмолвная. На миг все замолчали, глядя на нее со страхом и жалостью.
  -Девочка..., - пробормотала Лиза.
  -Мам, я должна ее увести. Глеб вам все расскажет. Не нужно, чтобы Аленка слышала.
  -Я все знаю! - заявила Аленка.
  -Что ты знаешь, милая?
  -Все! Про маму, и про папу. И про нее, - девочка указала на знахарку. - Все знаю.
  -Алена, - сказала Настя и замолчала. Она не знала, что добавить и с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться.
  -Папа не виноват. Он не хотел. Это не он сделал.
  -А кто сделал? - спросил Глеб.
  Девочка не ответила. Только в глазах у нее промелькнуло выражение, странное настороженное, словно она к чему-то прислушивалась. И вдруг лицо ее сморщилось, губы изогнулись и задрожали. Аленка села на пол и заплакала, громко и безудержно, судорожно всхлипывая и размазывая по щекам слезы.
  -Отпустите пааапу! - рыдала она. - Хочу к пааапе!
  Она внезапно вскочила, оттолкнула склонившуюся к ней Настю, обвела прихожую диким взглядом и выкрикнула.
  -Мама!
  Девочка сорвалась с места и бросилась в гостиную. Никто не пошевелился. Спустя секунду Настя бросилась за ней.
  -Вот тебе и пирожки с котятами..., - протянул Борис.
  -Она не в себе, - сказал Анатолий.
  -Идемте на кухню, - предложил Глеб. - Нужно поговорить.
  Они устроили Анну на диване, где до нее лежал Сергей, а сами собрались за столом.
  -Давай, мы слушаем, - сказал Борис.
  Глеб потер щеки и начал.
  -Все началось с того, что мы с Аленкой пошли в лес смотреть на водопад...
  Пока он говорил, на кухню вернулись Аленка с Настей. Девочка больше не плакала и выглядела спокойной, даже отстраненной. Они устроились в углу на табуретке и тоже стали слушать. Глеб начал свой рассказ со странных событий в лесу, рассказал о появлении тумана и противостоянии двух непостижимых сил, между которыми они все оказались. Рассказал о загадочном поведении Аленки и своих исследованиях в библиотеке. Когда он перешел к появлению Степана, среди слушателей возникло недоверчивое движение. Глебу не поверили, но он был готов к этому. Ведя рассказ, слушая его в собственном изложении, он и сам удивлялся тому, как фантастично он звучит. Он подробно остановился на фотографиях, сделанных на поляне и даже пообещал показать их потом в качестве доказательства. Едва он закончил, как Анатолий встал и сказал:
  -В жизни не слышал такого бреда!
  -Да уж, - согласился Борис. - Звучит, так себе.
  -Это еще не все, - Настя тоже встала и, глядя на отца, сказала. - Я тоже кое-что добавлю.
  
  Убежище. 8 часов 21 минута
  
  Они парили в бескрайней белой пустоте, сидя в вершинах невидимого треугольника: Анна, Аленка и Степан. Пока на кухне шло совещание, они собрались здесь, чтобы принять свое решение. Все, что говорили Настя и Глеб, не представляло для них никакого интереса - все это было известно и давно пройдено. Они искали не объяснения, а способ борьбы.
  -Нельзя оставлять все как есть, - сказал Степан. - Это принесет большие беды.
  -А что мы можем сделать? - спросила Анна.
  -Кое-что мы можем. Но нам потребуется их помощь.
  -Но мы не можем говорить с ними.
  -Можем, - Степан указал на Аленку. - Она может.
  -Я могу. Но я...
  Образ Аленки замерцал и сделался менее плотным. Она испуганно посмотрела на знахарку. Та опустила голову, замерла и через секунду то, что захватило девочку, отступило.
  -У нас мало времени, - сказала Анна. - Я не могу удерживать это долго.
  -Да... Мало...
  Степан задумался.
  -Выбор у нас небольшой, - сказал он, наконец. - Поляна - вот сердцевина зла. Поляна и деревья на ней. Это жилы, по которым течет его жизнь. Если срубить их, дьявол умрет.
  -Это действительно так? - спросила Анна. - Откуда ты знаешь.
  -Знаю. Я часть его и знаю.
  Он снова показал на Аленку.
  -И она знает.
  Знахарка посмотрела на нее. Девочка кивнула.
  -Но как это сделать?
  -Они сделают. Они пойдут на поляну и срубят деревья!
  -Им не пройти.
  -Они могут пройти, если с ними пойдет ребенок.
  -Нет! Я не дам свою дочь!
  Степан досадливо мотнул головой.
  -Глупая тетка. Ничего ты не потеряешь - не тронет дьявол твою девочку, потому что нужна она ему. Она - щит для остальных, а вторая девушка будет им глазами. Пусть посылает свои мороки, она видит сквозь них. Я одного только боюсь, он зверье пустит. Тут уже им самим не справиться.
  -Его надо занять, - сказала Аленка.
  -Что?
  -Отвлечь.
  Степан с сомнением покачал головой, а потом лицо его вдруг прояснилось.
  -Огонь! - сказал он.- Мы подожжем лес!
  
  
  Ферма. 8 часов 30 минут
  
  -Ну и что мы имеем с гуся? - спросил Борис.
  -Да ну - бред это все, - с досадой сказал Анатолий. - Зачем мы это слушаем?
  -Мы можем выделить факты, - сказала Настя. - Во-первых, мы знаем источник всего этого - поляна в лесу. Во-вторых, здесь заболевают люди и заболевают очень тяжело. В-третьих, что-то есть в этом лесу, и оно способно гипнотизировать людей, не давая им пройти.
  -Мы прошли, - сказал Борис.
  -Вас пропустили, - заметила Аленка.
  Все удивленно уставились на нее.
  -Кто? - спросила Настя.
  -Степан.
  -Девочка бредит, - тихо сказала Лиза.
  -Погоди-ка, - остановил ее заинтересованный Анатолий. - Что ты знаешь?
  -Я знаю все.
  -Что все?
  -Все. Спрашивайте.
  Они смотрели в ее сосредоточенные карие глаза и не знали, как себя повести. Перед ними стояла, переплетя пальцы тонких рук, маленькая измученная девочка. Здесь рядом, в доме, лежала в глубокой коме ее мать и связанный отец, а девочка смотрела на них и ждала вопросов, будто ей было все равно, живы они или нет. Это было вопиюще неправильно, неестественно, чувства взрослых путались, и они не знали, что сказать. Девочка выглядела бездушным устройством, для которого нет никаких прочих целей, кроме одной единственной. Еще не сказав ни единого слова, она сама являлась веским аргументом в пользу всего, что рассказывали Глеб и Настя.
  -Что тут происходит? - спросил, наконец, Глеб.
  -Лес борется с нами, - ответила Аленка.
  -Но почему?
  -Потому что мы болезнь, а он..., - она на минуту замолчала, будто прислушиваясь к чему-то внутри себя. Потом перевела глаза на Глеба и сказала:
  -Антитело.
  -Что?
  -Не могу объяснить. Это сложно.
  -А можно его убить? - вмешалась Настя.
  -Да.
  -И ты знаешь как?
  -Знаю. Я вам расскажу, только пообещайте, что сделаете точно так, как я скажу. У нас очень мало времени.
  Настя кивнула. Аленка перевела взгляд на Глеба. Тот тоже кивнул.
  -Мы убьем его, если срубим все деревья на поляне.
  -И все?
  -Все. Только сделать это очень трудно, а времени у нас до вечера. На поляну надо идти прямо сейчас.
  -А кто должен пойти? - спросил Глеб.
  -Ты, я и она, - Аленка указала на Настю.
  -И мы с вами пойдем! - заявила Лиза. - Вам нельзя туда одним!
  -Нет, - твердо сказала девочка. - Мужчины пойдут к торфянику и подожгут его. Это отвлечет внимание от нас.
  -Поджечь торфяник? - удивился Борис. - Девчушка, ты что? Мы лес спалим!
  -Не спалите. Вы не дойдете.
  -Не дойдем?
  -Я думаю, что нет. Но вы поможете дойти нам.
  -То есть как это не дойдем? - вмешался Анатолий.
  Аленка не ответила.
  -Как же это так? - пролепетала Лиза. - Как же это они не дойдут?
  Мужчины молчали.
  -А по-другому нельзя? - спросил Анатолий.
  Девочка покачала головой.
  -У нас мало времени, - повторила она.
  Анатолий посмотрел на Бориса. Тот кивнул.
  -Ружье возьми.
  -Толь, ты чего? - встрепенулась Лиза.
  -Возьмите трактор, - не обращая на нее внимания, сказала Аленка. - Он за сараем стоит. На нем вы поедете через поле на север от дома. Там будет просека, она как раз до торфяника идет. Дорога плохая, но трактор пройдет. Вы должны проехать, сколько сможете, и не поворачивайте, пока мы не закончим.
  -А как мы узнаем, что вы закончили? - сварливо спросил Борис.
  -Вы увидите.
  -Вы с ума сошли! - крикнула Лиза. - Куда вы поедете? Вы кого слушаете? Она же ненормальная! И..., - она пыталась подобрать слова, - Ребенок вообще так говорить не может!
  -Мама...
  -Что мама? Что мама?! И тебя не пущу!
  -Мы должны...
  Закончить Настя не успела. Стены комнаты дрогнули и начали таять, стекая к полу, словно крашеный лед. Поднялся ветер. Сквозь бледнеющую вагонку понемногу проступало что-то темное. Тьма сгущалась, распадалась на отдельные части, и вот уже стены превратились в деревья, а пол - в покрытую невысокой ярко-зеленой травой поляну. Вокруг сгущались душные сумерки. Шумела листва. Посреди поляны стояла Аленка. Ее волосы шевелились, словно живые, она раскинула руки в стороны и подняла голову, глядя в низкое бронзовое небо. Их окружали незнакомые, жуткие звуки: громкие стоны и вздохи, скрип, рычание и отдаленный визг. Испуганные люди сбились в тесный кружек, ближе подойдя к Аленке.
  -Прекрати! - раздался чей-то голос. - Алена, перестань!
  Строй темных деревьев поплыл перед глазами, постепенно набирая скорость. Они искривились, потеряли четкость и стали бледнеть, растворяясь в густом тревожном воздухе. Тошнотворное вращение все ускорялось, и Лиза закрыла глаза, не в силах больше смотреть на этот кошмар.
  Когда она их открыла, видение исчезло. Они все снова стояли на кухне фермерского дома, протирая глаза и оглядываясь. Ярко горел электрический свет.
  -Это что было сейчас? - спросил Борис.
  -Вот, - сказала Аленка. - Я показала. Я не шучу. У нас нет времени.
  На этот раз Лиза промолчала. Она только покачала головой и тяжело опустилась на стул. Кошмар, свидетелем которого она только что была, все еще стоял перед глазами.
  -Это была иллюзия, - сказала Настя. - И я единственная, на кого это не действует.
  -А мы? - спросил Анатолий.
  -Вам будет трудно, - сказала девочка.
  Настя подошла к матери и опустилась перед ней на корточки.
  -Мама, мы должны идти. Мы пройдем. Все будет хорошо - я обещаю.
  -Я пойду с тобой.
  -А эти? - спросил Анатолий, указывая пальцем на знахарку.
  -Ничего с ними не будет! - зло отозвалась Лиза. - А Настю я одну не пущу!
  -Ладно, - сказал Борис. - Я уже всему верю. Раз пошла такая пьянка - давайте выдвигаться. Раньше сядем - раньше выйдем. Где ключи от трактора?
  -В коридоре, в ключнице, - сказала Аленка. - И вы не должны поворачивать, пока мы не закончим.
  -Не боись, не повернем.
  Борис встал и демонстративно поддернул штаны.
  -Толик - идем.
  Анатолий подошел к жене, обнял ее, обнял Настю и поцеловал обеих. Не говоря ни слова, он повернулся и вышел в коридор, вслед за Борисом.
  -Правильно, - удовлетворенно сказала Аленка.
  Лиза посмотрела на нее с ненавистью. Девочка напомнила ей довольную, сытую черную кошку. Маленькую ведьму. Аленка выдержала ее взгляд и повернулась к Глебу.
  -Возьми бензопилу папппы...
  На последнем слове она запнулась, из глаз покатились крупные слезы.
  -Папы! - с усилием закончила она. - Пила в сарае.
  -Ты сможешь идти, милая? - спросила Настя обеспокоено. - По лесу идти трудно.
  -Я смогу, - твердо ответила девочка. - Идем.
  
  
  Лес. 9 часов 15 минут
  
  Когда они вошли в лес, сердце у Насти заколотилось. Вокруг них не было ни малейшего движения - все застыло, напряглось, словно ожидало чего-то, какого-то сигнала. На коре деревьев, на листве конденсировалась влага и стекала вниз тяжелыми серыми каплями, изо рта поднимался пар. Было холодно и страшно.
  -Такое впечатление, что оно разглядывает нас, - сказала Настя.
  Глеб, шедший рядом, кивнул.
  Они углубились в лес на пару сотен метров, когда услышали резкий треск сломанной ветки. Глеб встал на месте и поднял руку, останавливая остальных. Они прислушались. Через минуту треск повторился немного ближе. Глеб напрягся, жалея, что не взял с собой ружья. Тяжело было бы тащить пилу и оружие, но в этом случае они бы имели средство защиты. А сейчас они могли только стоять тихо и беспомощно озираться.
  Волк показался внезапно, словно материализовался прямо из холодно сырого воздуха. Он вышел справа неслышным легким шагом. Увидев людей, зверь оскалил пасть с длинными желтыми клыками, складки кожи собрались вокруг вытянутого носа, уши прижались к голове. Он громко зарычал. Глеб повернулся к нему лицом и положил холодные пальцы на спуск пилы, намереваясь напугать волка треском двигателя. Но тот не стал дожидаться. Без малейшего предупреждения зверь бросился вперед. Глеб ударил по кнопке, пальцы его скользнули, и пила не завелась. Крикнув, он поднял ее над головой, как дубину, чувствуя, как разливаются по телу холод и слабость. Никто больше не успел пошевелиться, кроме Аленки. Она ступила вперед и, повернувшись к волку, впилась в него своим странным немигающим взглядом. Зверь застыл, словно наткнулся на стену, и заскулил. Он принялся мотать большой серой башкой из стороны в сторону, будто пытался сбросить что-то, что мешало ему довести атаку до конца. За те несколько секунд, пока Аленка удерживала взглядом волка, Глебу удалось справиться с пилой. Двигатель взревел, выбросив в воздух облако сизого дыма. Волк повернулся на звук и снова зарычал, но с места не двинулся. Казалось, он никак не может решить, что же ему делать. Наконец, он сомкнул челюсти, опустил голову и скрылся среди деревьев так же быстро, как и появился.
  Глеб заглушил пилу и уронил ее на землю. Присев на корточки, он поднял глаза на Аленку.
  -Что ты сделала с ним?
  -Ничего.
  Девочка качнулась и подошедшая к ним Настя прижала ее к себе.
  -Я чуть не описалась от страха!
  Глеб усмехнулся, встал и взвалил пилу на плечо.
  -Я тоже.
  -Настя, мне кажется, я не дойду, - слабо сказала Лиза.
  -Мама, надо идти. Мы не может ждать!
  -Может вам вернуться? - спросил Глеб.
  -Ты что? - набросилась на него Настя. - Как она вернется!?
  -Никто не вернется, - тихо сказала Аленка. - Назад дороги нет. Мы внутри него.
  Все посмотрели на нее удивленно.
  -Господи! - протянула Лиза. - Господи.
  -Идем, мама.
  Настя нежно взяла ее под руку.
  -Идем.
  Лиза послушно шагнула вперед, и тут по лесу гулким эхом пронесся грохот выстрела. Через несколько секунд раздался второй. А потом снова стало тихо.
  -У нас мало времени, - сказала Аленка.
  
  
  Лес. 9 часов 10 минут
  
  Трактор медленно полз по просеке, проваливаясь в глубокие вымоины, увязая в липкой грязи. Вокруг все было спокойно. Лес, похожий на выцветшую фотографию, застыл, уходя в небо изогнутыми колоннами деревьев. По мере продвижения вперед, местность становилась все более сырой, в старых колеях матовой пленкой блестела вода - просека постепенно спускалась к болоту.
  Путь им преградила поваленная сосна. Ее огромные корни щупальцами торчали во все стороны. Это дерево упало давно и лежало здесь, по меньшей мере, несколько дней. Борис остановил трактор и заглушил двигатель. Их окутала вязкая тишина, нарушаемая лишь треском остывающего мотора. Мужчины напряженно всматривались в стены деревьев, но лес выглядел спокойным.
  -Как по заказу, - заметил Борис. - Специально для нас.
  -Не удивлюсь. Ну, что будем делать?
  Едва Анатолий закончил фразу, как сзади раздался громкий звон разбитого стекла, и что-то сильно ударило его в спину.
  -Что за...
  Он обернулся и увидел, как тонкий, блестящий от грязи, гибкий побег какого-то растения изогнулся дугой и уперся в спину Борису. Анатолий повернулся и вцепился руками в беснующееся растение, почувствовав исходящий от него жар и быструю пульсацию. То, что он сжимал, напоминало огромную змею, но, тем не менее, это было дерево - на тонких 'ножках' колыхались вытянутые, бледные цветы. Анатолию удалось отвести побег в сторону, Борис распахнул дверцу и вывалился наружу, подняв фонтан грязных брызг. В слабом солнечном свете блеснул ружейный ствол.
  -Твою мать! - закричал Борис и дважды выстрелил в извивающийся побег. Тот конвульсивно выгнулся, разорвался пополам, разбрызгивая во все стороны капли вонючей белой жидкости. Борис едва успел повернуться спиной и почувствовал, как она ударилось о ткань куртки. Обрубок пару раз слепо качнулся, а потом быстро втянулся под дерево.
  -Что за дрянь?!
  -Вот черт!
  -Смотри - вон еще!
  Из-под серых и до поры безжизненных стволов показались новые побеги. Они вытягивались из-под земли, скидывая комья грязи, встряхивались и скользили по траве туда, где рядом с трактором, стояли ошеломленные люди.
  -Это корни какие-то!
  Борис преломил ружье и принялся лихорадочно всовывать патроны. Анатолий метнулся к кабине, выхватил из-под кресла топор и, повернувшись обратно, увидел, что куртка напарника, в то месте, на которое брызнули белые капли, оплыла, словно оплавилась.
  'Кислота!' - успел подумать он.
  -Осторожней! С ними что-то не так! Брызг берегись!
  Борис не глядя на него кивнул, сомкнул ружье и, направив его на ближайший побег, выстрелил. Тот дернулся и остался лежать, источая на землю яд. Тут же на этом месте появились два новых.
  -Нам не удержаться! Гаденышей слишком много!
  Анатолий перехватил топор и, размахнувшись, ударил что было сил. Лезвие с громким чавканьем вошло в податливую плоть, перерубив побег надвое. Вонючая жидкость потекла по штанинам.
  -О черт!
  -Что там?
  -Жжется - зараза! У них кислота там!
  Борис снова выстрелил, но перезарядить ружье не успел. Две лианы быстро обвились вокруг его щиколоток, затянулись, словно удавки и, рывком повалив на землю, потащили к деревьям. Они разошлись, огибая ствол, и раздвинули его ноги в стороны. Борис закричал. Анатолий подбежал к нему, схватил под мышками и, упираясь ногами в грязь, потащил на себя. От напряжения заныли руки. Новые зеленые щупальца обвились вкруг его груди и сжали. Он шумно выдохнул, но Бориса не отпустил, продолжая тянуть его на себя.
  И вдруг что-то вклинилось в извивающийся клубок, в центре которого отчаянно боролись двое мужчин. Сильный горячий ветер всколыхнул волосы и опалил кожу. Хватка на груди Анатолия ослабла, побеги отпустили свою добычу и множеством змей устремились обратно в землю. Среди деревьев пронесся приглушенный рев, словно проворчало огромное раздраженное животное, и стало тихо.
  Борис с трудом сел и принялся растирать онемевшие лодыжки. Рядом застонал Анатолий.
  -Толик, ты как?
  -Грудь болит. Кажется, они мне ребро сломали.
  -Дай посмотрю.
  Борис осторожно приподнял его одежду и присвистнул. На дряблой груди Анатолия темнела широкая полоса гематомы. Он осторожно коснулся ее пальцем, и Анатолий вскрикнул.
  -Вот сволочи! И впрямь покалечили. Толь, ты дальше не пойдешь. Весь план к чертям собачьим! Возвращаться нужно.
  -Нет! - прошипел Анатолий. - Я обратно не дойду. Ты бери канистры и давай дальше. Нужно, чтобы ребята добрались.
  -Добрались! А мы?
  -Я тебе горло перегрызу - Настя там! Дочка моя! Ясно?
  -Чего ж неясного?
  Борис задумался, тоскливо глядя на грязную просеку. Анатолий прав - им вдвоем не вернуться, а иди назад одному нельзя. Невозможно. Совесть сожрет. Где-то неподалеку раздался тихий звук, словно гремела погремушка. Потом снова стало тихо.
  -Ладно.
  Борис встал, подтащил Анатолия к трактору и, подсунув под него свою куртку, облокотил на колесо. Затем зарядил ружье и положил рядом с ним вместе с коробкой патронов.
  -Вот. Если что - пали по гадам.
  -Сам возьми, тебе нужнее.
  -Нужнее. Но толку?
  Борис отвернулся и полез в кабину, откуда извлек обе канистры с бензином, которые они взяли с собой. Подняв их, он в последний раз посмотрел на друга.
  -Дураки мы, - сказал он. - Дураками жили - дураками и помрем.
  Он повернулся и, оскальзываясь в грязи, побрел дальше в лес.
  -Удачи.
  
  
  Лес. 9 часов 22 минуты
  
  Глеб не узнавал местность, и это его настораживало. Дорогу к водопаду он запомнил хорошо, но сейчас не имел никакого представления, где они находятся. Аленка продолжала уверенно идти вперед, держа Настю за руку, остальные гуськом следовали за ними. Вдруг девочка остановилась и подняла вверх указательный палец.
  -Тише, - прошептала она.
  Они остановились и прислушались. Сквозь молчание леса пробивался слабый шум - мелодичный плеск падающей воды. Если бы не Аленка, они бы прошли дальше, так ничего и не услышав, настолько тихим был этот звук.
  -Водопад там, - сказал Глеб. - Видимо мы забрали в сторону.
  Он перехватил пилу, сделал шаг в направлении звука и остановился. Никто не сдвинулся с места.
  -Вы чего?
  -О чем вы говорите? - неуверенно спросила Настя. - Я ничего не слышу.
  -Надо ближе подойти и услышишь.
  Наконец, Аленка кивнула каким-то своим мыслям и потянула Настю за руку. Маленький отряд продолжил свой поход. Скоро плеск воды стал гораздо отчетливее, а через минуту они вышли к лесному ручью. Глеб сразу же узнал ручей, и на душе у него полегчало. Теперь нужно просто двигаться вдоль берега, и течение само выведет куда надо. Глеб обогнал Аленку и пошел первым.
  По обоим берегам росла длинная, стелющаяся по земле трава. Глеб не мог точно вспомнить, была она тут раньше или ее не было. Вроде не было. Ноги увязали в ее переплетениях, и каждый раз уходили все глубже и глубже в спутанный зеленый ковер. Глеб продолжал упрямо двигаться вперед, когда Настя остановилась и крикнула:
  -Стой!
  -Что такое?
  -Стой! Туда нельзя!
  -Почему?
  -Там болото! Ты что - не видишь?
  Глеб удивленно осмотрелся. По левую руку от него журчал ручей, зажатый в узкой канаве с невысокими берегами. Почти вплотную к нему росли деревья; несколько толстых корней перегораживали русло, заставляя воду с плеском переливаться через них. Все казалось знакомым и выглядело спокойно.
  -Какое болото? Оно дальше. Мы еще не дошли.
  Настя почувствовала, что Аленка тянет ее за руку. Она посмотрела на девочку и увидела беспокойство в ее глазах.
  -Что ты видишь?
  Настя еще раз огляделась вокруг.
  Они стояли на краю обширного болота. Ноги утопали во влажной, вязкой земле. Всего в паре шагов от них, земля превращалась в сплошную топь, а дальше расстилалось огромное, покрытое ряской пространство. Окруженные стоячей черной водой, из болота уродливыми калеками торчали голые кривые стволы, многие упали, и лежали наполовину затопленные, словно спины крокодилов. Слева журчала вода.
  -Мы стоим в болоте, - сказала она. - Дальше нельзя.
  -Настя, какое болото? - вмешалась Лиза.
  Глеб повернулся к Насте и выговорил глухо:
  -Морок.
  -Боже мой, - прошептала Лиза.
  -В болото должен впадать ручей, - сказала Аленка и снова дернула девушку за руку. - Ты его видишь?
  -Кажется, я слышу. Там.
  Настя показала рукой в сторону.
  -Тогда веди нас к нему. Мы должны идти вдоль болота. Давайте держаться за руки.
  Они взялись друг за друга и цепочкой пошли вдоль угрюмой черно-зеленой топи.
  Звон ручейка становился громче, с болота рваными бледными рукавами медленно полз туман. Но Настя не видела его, она шла вперед, как поводырь, указывающий путь слепым.
  
  
  Лес. 9 часов 30 минут
  
  Одну из канистр Борис бросил по дороге. Двигаться по разбитой, грязной просеке с таким грузом было невозможно. Он старался идти как можно медленнее и постоянно крутил головой, не веря собственным глазам.
  Вокруг него бесновался лес. Деревья раскачивались, часто с треском соударяясь и роняя обломки ветвей на землю, трава извивалась, словно клубки тонких зеленых змей, воздух наполнял треск, шум ветра и шипение. На несколько минут Борис остановился, смочил в бензине шарф и просунул его в горловину канистры. Сжав в свободной руке зажигалку, он продолжил свой путь.
  Борис не знал, готов ли он зажечь свой смертоносный факел, ведь это практически означало самоубийство, но надеялся, что до такого не дойдет. То, что сопровождало его, восприняло угрозу и до поры не предпринимало решительных действий. Оно ждало и наблюдало, пытаясь лишить его мужества, запугать, запутать. Пока он шел с канистрой в одной руке и зажигалкой в другой, ему ничего не грозило. Но, когда он подойдет к торфянику достаточно близко, его остановят - Борис был в этом уверен. Ему не позволят сделать то, что задумала странная девочка. Оставалось только тянуть время. Медленно идти вперед и надеяться, что ребята успеют раньше. Только бы они поторопились.
  Борис шел между глубокими колеями, а в них, следуя за ним по пятам, тянулись, извиваясь в грязи длинные тонкие побеги, сопровождая его, как почетный караул дьявола.
  
  
  Лес. 9 часов 47 минут
  
  Настя остановилась.
  -Все. Пришли.
  Ей никто не ответил, и девушка обернулась. Ее спутники стояли, сбившись в тесную группу, и озирались по сторонам пустыми, невидящими глазами.
  Туман, незаметно поднявшийся из земли, окружил Глеба плотной непроницаемой пеленой, и не было видно ничего, кроме тусклой, перетекающей из формы в форму, белизны. Плотный сырой воздух затруднял дыхание, и Глебу пришлось собрать всю силу воли, чтобы не поддаться панике. Он был один, пойманный в ловушку и лишенный возможности видеть, но, вместе с тем, он знал, что все это - лишь иллюзия. Его личный мир, созданный только для него - особая индивидуальная тюрьма. В своей ладони он чувствовал другую, но не мог видеть того, кому она принадлежит. Глеб пытался крикнуть, позвать кого-нибудь, но слова тонули в тумане, растворялись в нем и опускались к ногам, вместе с тяжелыми мутными облаками влаги. У него оставалась лишь одна надежда - Настя. Она приведет их куда нужно. Она поможет.
  Настя дрожала.
  -Эй! Вы меня слышите? Мама? Глеб?
  -Они не слышат, - ответила Аленка. - Он не дает им услышать.
  -А как же ты?
  -Мне помогают. А я помогу тебе. Мы уже почти пришли. Взрослые больше не могут его отвлекать, скоро он полностью сосредоточится на нас. Нужно успеть.
  Настя кивнула и, взяв девочку за руку, пошла вперед.
  
   Убежище. 9 часов 49 минут
  
  Знахарка повернула голову к Степану. Она быстро теряла силы и понимала, что вот-вот приблизится к тому рубежу, после которого уже не будет дороги назад. Тот мир, что она оставила, будет потерян. Там, среди людей, жизнь ее подходила к концу. Но Анна не жалела ни о чем. У нее была Алена, ее маленькая девочка, для нее и ради нее она готова была отдать все, потому что это все больше не имело значения. Она надолго оставила дочь, и теперь пришло время искупить вину.
  Степан тоже выглядел усталым. Он использовал все силы, чтобы помочь Анне сдерживать натиск леса, путать чудовище, сбивать его с толку. Но и его силы, которые раньше казались безграничными, постепенно иссякали. С каждой минутой враг становился все более автономным, и все меньше зависел от них. Очень скоро все кончится. Если лес победит, уже не будет силы, способной противостоять ему. Он станет черпать из бесконечного источника.
  -Они почти пришли, - сказала Анна.
  -Мы почти пришли, - подтвердила Аленка.
  -Наше время уходит, - сказал Степан. - Поторопитесь. Мы поможем Глебу увидеть.
  -Мы успеем.
  
  
  Лес. 10 часов 1 минута
  
  Деревья расступились, словно раздвинулся занавес, и Настя увидела поляну. Она слышала о ней от Глеба, и успела составить собственное представление об этом месте, но все равно оказалась не готовой к тому, что увидит.
  Трава исчезла, поляну покрывал твердый черный панцирь утрамбованной земли. Ни былинки не было на нем, ни росточка, и только шесть исполинских столбов уходили в самое небо, цепляясь за него изогнутыми ветвями. Настя вспомнила, что Глеб говорил про осины. Возможно, это были осины. Но сейчас они превратились в нечто иное: изогнутые спиралью толстые стволы были гладкими и почти лишенными ветвей. Лишь в редких местах торчали скрюченные, тонкие, похожие на паучьи лапки, веточки. От поляны веяло мрачной торжественностью и потаенной злобой. Если где в лесу и было средоточие этого кошмара, то именно здесь.
  -Здесь, - сказала Аленка.
  Едва она произнесла это слово, как туман перед глазами Глеба стал редеть. Его сплошная стена рушилась, рвалась и истончалась, и сквозь нее, темными колоннами выступили деревья. Глеб увидел Аленку и Настю, а за их спинами - поляну. Один вид ее заставил ноги дрожать. Глеб едва не потерял сознание, и ему пришлось опереться на ближайший ствол. Он был готов бежать, повернуться и бежать, пока не оставит это место далеко позади, но только бы не пришлось ступить на черный пол храма. Храма, что возвышался перед ним огромными живыми колоннами. Он шагнул назад, но Аленка, подняв руку, остановила его.
  -Мы пойдем туда.
  -Нет. Нет, я не могу.
  -Мы пойдем вместе. Он не посмеет причинить мне вред. А вы, - девочка повернулась к Насте, - ждите здесь. И, что бы ни случилось, не трогайтесь с места!
  -Хорошо, - прошептала Настя.
  Она подошла к матери и прижала ее руки к груди. Женщина все еще путалась в сетях иллюзий, и на ее лице отражался ужас.
  -Идем, - сказала Аленка и первой ступила на поляну.
  В ушах Глеба загудело, будто он оказался в щитовой. Волосы на голове и руках зашевелились и встали дыбом. Слабый дневной свет начал меркнуть, превращая все окружающее в сплошной серый фон, за которым перемещалось что-то огромное, скорее ощущаемое, чем видимое. Глеб заворожено смотрел, как оно расслаивается, распадается, постепенно окружая поляну. Аленка тоже заметила это и вцепилась в Глеба, пытаясь окружить его невидимой защитой, слиться с ним. Пила вдруг показалась невероятно тяжелой, каждый шаг давался с усилием. Глеб испугался, что у него не хватит сил повалить деревья. Они казались такими огромными, почти бесконечными. Они казались тем, что было и будет всегда. С чем нельзя бороться. Аленка подвела его к ближайшему стволу. Ее руки, обхватившие Глеба за талию, напряглись. Он опустился на колено, положил пилу на землю и, дернув стартер, завел двигатель. Инструмент едва слышно заурчал. Звук был совсем не тот, какой он ожидал, но и все на поляне было не тем. Давление на голову усилилось, словно какая-то сила пыталась прижать его к земле и раздавить о ее твердую поверхность, как жука. Аленка висела на спине тяжелым мешком, и Глеб с усилием поднялся. Он снял пилу с тормоза и, сжав зубы, приступил к работе, делая направляющий надпил, как учил его Сергей сто лет назад. Пила вошла в дерево без малейшего усилия, и в тот момент, когда цепь коснулась ствола, огромная волна покатилась по лесу.
  Деревья скрипели и раскачивались, в неистовстве носились кругами испуганные звери. Птицы, потеряв способность ориентироваться, врезались в стволы и падали на землю. Глеб почувствовал сильную боль в груди, и в этот момент объятия Аленки вдруг ослабли. Он оглянулся и увидел, что девочка близка к обмороку. Глаза ее закатились, она открыла рот и часто дышала. Огромные темные твари, окружавшие поляну, приблизились и быстро проносились в паре шагов от них, ожидая, когда девочка потеряет сознание. Глеб остановил пилу и снял куртку. Он обвил руки Аленки вокруг своей талии и связал их рукавами. Девочка шевельнулась и опять затихла.
  Сквозь сгущающийся мрак Настя едва могла разглядеть, что происходит на поляне. Она видела, как Глеб на несколько минут прервал работу, чтобы привязать к себе Аленку, видела, как он снова поднял пилу, а потом невидимая сила надавила ей на плечи, заставив сесть на землю. Лиза тяжело навалилась на дочь, и тут над ними завибрировал громкий рев, очень низкий, прерывистый, отдаленно напоминающий замедленный собачий лай. Тьма на поляне сгустилась, и Настя больше не видела и не слышала ничего, кроме ползущей по земле темноты и жуткого завывания гибнущего существа.
  Глеб навалился на дерево плечом и нажал изо всех сил. Распил треснул, и огромный ствол, с шумом рассекая густой воздух и ломая деревья, словно спички, упал. Глеб с трудом распрямился. Спина чудовищно болела. Болели руки, болела голова. Но оставалось еще пять колонн. И он должен уничтожить каждую. Глеб подобрался к соседнему стволу и прижал пилу к гладкой коре.
  
  Убежище. 10 часов 23 минуты
  
  Белый свет, укрывший их и предоставивший убежище, стал меркнуть. Анна стремительно теряла силы, отдавая все, что еще оставалось Аленке. Но ручей иссякал.
  -Потерпи, милая. Потерпи, моя маленькая девочка. Еще немного и все кончится. Все кончится.
  Степан смотрел вдаль. Сквозь истонченную пелену убежища он мог видеть, как гибнет лес. Деревья иссыхали, и с них большими кусками осыпалась кора. Воздух наполнился громким треском и скрежетом падающих стволов. А еще Степан видел лица. Много-много человеческих лиц: мужские, женские, детские; изможденные и перекошенные; молодые и старые. Некоторые он узнал, но большинство никогда раньше не видел. И ему пришло в голову, что это память. Память того существа, которое гибнет теперь под топором. Оно помнит всех, каждого, и никогда не забудет. Наступит день, быть может он еще далеко, когда оно снова возродится к жизни и вспомнит всех. Потому что ничего не бывает безнаказанным. Рано или поздно, грядет расплата, и грехи отцов падут на головы детей.
  Степан опустил глаза. Его силуэт задрожал и исчез.
  
  Лес. Полдень.
  
  Глеб заглушил пилу и уронил ее на землю. Он едва осознавал, что делает и где находится, и действовал по инерции, механически, не думая, делал свое дело. Он прижался к надпиленному стволу, последнему из жуткой шестерки, и надавил всем весом, едва удержавшись на ногах, когда тот, пронзительно заскрипев, стал падать. И едва он коснулся земли, как лес взорвался шумом и движением. Кора на деревьях морщилась, мертвела и ошметками осыпалась вниз. Коричневым дождем посыпалась листва. По стволам взметнулись орды насекомых, словно приливные волны, они затопили все. Трава быстро желтела и гнулась к земле, загнивая на глазах. На краю поляны, обнявшись, сидели Настя и Лиза, а вокруг умирал лес. Они смотрели на Глеба.
  Он опустился на колени и отвязал Аленку. Ее ладони были холодными, как лед. Глеб сжал их руками и принялся растирать, морщась от боли. Девочка качнулась и упала.
  -Нет, Аленка - нет!
  Глеб схватил ее за грудки и притянул к себе, чувствуя как жгут глаза, словно кислота, слезы. Так не должно было кончиться. Он прижался головой к ледяному лбу девочки.
  Аленка вздрогнула и судорожно вздохнула. Ее глаза метнулись за спину Глеба, расширились, и в них отразилась ужасная, бесконечная боль одинокого ребенка.
  -Мама! - крикнула она.
  И зарыдала.
  
  
  
  
  ЭПИЛОГ
  
  Газета 'Волоколамка' от 28 мая 2006 года
  
  'Эпидемию, охватившую поселки Титовка и Горенино, удалось локализовать. Начиная с 26 мая, новых случаев заболевания отмечено не было. Как прокомментировали нам представители МЧС, мы имеем дело с новым штаммом вируса гриппа. По предварительным данным, число погибших составляет 27 человек, еще 59 находятся в районной больнице в состоянии разной степени тяжести. Работа специалистов на месте продолжается.
  До сих пор остается без объяснения гибель более 100 гектаров леса в районе эпидемии. Экологи выделяют почти полный перечень известных поражений деревьев: от рака до некроза'.
  
  Это первая вырезка из тех, что я собрал за полтора года. Все они аккуратно приклеены к листам большой амбарной книги, которую я нашел на кафедре и увел потихоньку. Есть еще несколько фотографий и кое-какая сопроводиловка из Интернета. Смотреть на все это и больно, и любопытно. Хотя теперь больше любопытно, чем больно. Все эти полтора года я искал ответ на вопрос: что же произошло с нами?
  Об этом не с кем поговорить.
  Настю в последний раз я видел на похоронах тети Иры, а, через пару дней, на том же кладбище похоронили и знахарку. Ее знакомый из Москвы - Федор, он тоже умер. А мы, все остальные, выжили. Странно. И больше ничего друг другу не сказали, кроме того, что было сказано в лесу, когда все кончилось. Тоже - странно. Как будто специально постарались разойтись, как можно дальше.
  После того, как все немного улеглось, я много читал про различные эпидемии. Меня интересовала, прежде всего, хроника событий. А потом я увлекся анализом. Решил посмотреть на дело с другой стороны, все равно в биологии я ничего не понимаю. И вот тут-то, я и наткнулся на книжку Ричарда Престона. То, что он говорил в ней, оказалось настолько созвучно моим собственным мыслям на тот момент, что я тщательно переписал эти строки в свою амбарную книгу. Вот они:
   'Возникает естественное предположение - не есть ли все эти вирусы ответ Природы человечеству? Человечества стало слишком много. Оно стало себе слишком много позволять. У Природы есть интересные способы уравновешивать популяции, не относится ли Эбола к такому способу? Размышляя об Эбола, невольно приходишь к мысли о том, что СПИД - это еще не ответ Природы. Это - первое предупреждение. Первый звонок. Главное впереди. Главное только показывается, время от времени, как первые всполохи сверхтайфуна на горизонте'.
  Перевод, конечно, вольный. И название - Эбола, здесь не самая важная часть.
  А буквально вчера наткнулся в Сети на такой заголовок: 'Всероссийская сельскохозяйственная перепись обнаружила опустевшие деревни'. Пишут, что около восьми процентов деревень в стране пустуют. А это четырнадцать тысяч. Понятно, что многие из них пустуют просто потому, что народ уходит. Но пусть это в тринадцати тысячах случаев. Где-то какие-то ошибки Ростата - еще пять сотен. Где-то еще что-то - минус сто. Думаю, моя мысль ясна: мне кажется, что в оставшейся сотне деревень произошло примерно то же, что и в Горенино. Это репетиции, всполохи. Не факт, что там есть поляны с осинами, подозреваю, что это совсем не обязательно. Но что-то общее есть. Уверен!
  В общем, во всей этой истории гораздо больше непонятного, чем понятного. До сих пор я не знаю, что произошло на самом деле. И вот я решил написать книжку. Историю про то, как иммунную систему атакует вирус, а та в ответ порождает антитело. Я даже так книгу и назову - Антитело. Это словечко, сказанное Аленкой в тот последний день, крепко засело в голове.
  Так вот, я напишу книгу. И, чтобы решиться это сделать, действительно сделать, начну прямо сейчас - вот в этом файле. А все это закину потом куда-нибудь в конец. Или вообще сотру.
  Боже, дай мне терпения!
  Итак...
  
  
  АНТИТЕЛО
  
  Антитело - ответ иммунной системы организма на вирусную атаку
  Открытая Энциклопедия
  
  
Оценка: 7.23*6  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"