Глава II. В слоновнике.

- Андрей, что у нас со светом?

- Лампочка перегорела. Сейчас заменю.

Пока Голидзе искал в ящиках стола новую лампочку, Голиков, как можно ближе придвинул свой стол к окну. Записи в расходных ордерах он обычно оставлял напоследок, и это вовсе не потому, что пренебрегал должностными обязанностями. Свою работу он любил, а еще больше любил людей, которые делали заодно с ним эту работу. - Проверь еще раз ордера, - из пачки бумажек Евгений Дмитриевич выудил парочку и положил их на край стола.

После того, как Андрей заменил лампочку, в комнате посветлело, и даже заметно повеселело. Голидзе насвистывал темпераментный мотив. Евгений Дмитриевич включил чайник, затем сунулся в кухонный шкаф, но после ничего из него не выудив, шумно захлопнул дверцу.

- В холодильнике есть вчерашняя колбаса.

- Вареная?

- А тебе, Дмитрич, копченую подавай? Размахнулся.

В комнату вошел зоотехник слоновника Александр Даль, - В стекляшку икру завезли баклажанную.

- Привет, Сашок, ты лучше скажи, Леонид с больничного вышел?

- Я его назавтра выписал, - из шкафчика Саша извлек три чашки и жестяную коробку с заваркой. - Обещал одуматься.

- Мы его обещания раз сто слышали.

- Ну, Дмитрич, замены у нас пока нет. Сегодня мы с Митькой дерьмо выгребали за всех, кто отсутствует. Может, к Григорию Сергеевичу обратиться, пусть рабочими руками поделится?

- Посмотрим, что завтра будет. Должен прийти парень новичок, постараемся уговорить его на слоновник, - Голиков, нарезав хлеб и вареную колбасу, выложил угощение на тарелку.

Приглашать дважды никого не потребовалось. Трое здоровых мужиков умяли бутерброды за считанные минуты. Голидзе, запихивая в рот куски хлеба с колбасой, успевал насвистывать все тот же бодрый мотивчик. Даль, пережевывая подсохший хлеб и обветренную докторскую, бросал задумчиво-хитрые взгляды на сотрапезников. Голиков, казалось, не интересовался тем, что отправляет себе в рот, оставаясь все еще погруженным в наименование расчетных единиц. До зарплаты еще чуть больше недели, а в кошельке пусто, на душе гадко из-за всей этой хозяйственной неразберихи.

- Завтра можно у девчонок, в моржатнике пообедать. Дарья с отпуска выходит, - в паузе между насвистыванием промолвил Голидзе.

- Ты мне скажи, Дмитрич, бородавочников куда сажать будем?

Оторвавшись от мрачных мыслей, Голиков тряхнул взлохмаченной шевелюрой, поправил очки. Вот еще, проблема века выискалась. - Они сейчас сидят у тебя, в слоновнике? Вот и пусть сидят, неплохо устроились, между прочим.

- Завидуешь, Дмитрич? - заостренные черты лица Даля, придававшие ему излишнюю строгость, разгладились, подобревший в секунды, он бросил на ходу, - Могу и тебе апартаменты по соседству устроить, номер люкс со всеми звериными удобствами.

- Веселишься? А мне не до шуток. Зверье скоро кормить будет нечем, - с досадой произнес заведующий секцией млекопитающих.

В комнату, словно вихрь влетел Дмитрий Ложкин, рабочий слоновника. - Саша, не могу войти к Памиру. Он как бешенный, разбросал по загону метлу, савок. Бачок, вообще, раздавил, - по мере того, как Дмитрий говорил, его былая решительность улетучивалась, а злость на расшалившееся животное сменялась растерянностью. Под конец, он, как застигнутый в преувеличениях школьник, стал переминаться с ноги на ногу, а его мятущийся взгляд застыл на опустевшей тарелке.

- Пошли, - на ходу бросил тот, к кому обращались.

- Саша, ты еще раз просмотри ордера. Я их сегодня отношу в бухгалтерию, - просьба Голикова неслась вслед уходящему Далю.

По мере приближения к внутренней вольере слоновника, растерянность Ложкина сменялась злобой. Вон, чего творит, гад!

Огромная, коричневато-серая детина по-своему наводила порядок. Оставленное в спешке ведро с водой было опрокинуто, опилки, щедро пропитанные мочой, перемешались с пролитой водой, смотрелись так, будто лежалый снежок покрывал бетонное покрытие.

Дмитрий поискал взглядом утраченные в неравной борьбе орудия труда, к еще большему неудовольствию не обнаружил их. - Наверное, сломал.

- Сам виноват, - резкие черты лица зоотехника еще больше заострились, подчеркивая природную жесткость широких скул, скошенного чуть назад прямого лба, рельефного носа и холодных серых глаз.

Вооружившись металлической рогатиной, он вошел в загон, где от стены к стене прохаживался молодой азиатский слон. От внимания Даля не укрылось ни прижатые к голове большие уши-лопухи, ни нацеленные на невидимого врага отростки бивней. Медленно продвигался Саша вдоль ограды, в случае чего, он был готов к бегству. Дождавшись, пока слон посмотрит на него, Саша начал монолог, произнося слова немного на распев, - Спокойно, Мира, спокойно, дай мне метлу, дай и получишь угощение. Не упрямься, малыш, иди ко мне, - Саша высунул из-за спины батон белого хлеба.

Этого оказалось достаточно для того, чтобы трехметровый гигант остановился, не спуская с Даля настороженного взгляда. Даль подходил к слону аккуратно, его движения были вымерены до сантиметра. По мере его продвижения прижатые уши Памира заняли привычное положение, хобот расслабился и повис плетью, рот слона приоткрылся. Теперь уже не батон хлеба, а средство управления оказалось спрятанным за спиной зоотехника. - Иди сюда, давай живее. Мира - хороший мальчик, Мира получит лакомство, - продолжал ворковать Даль. Маневры его преследовали определенную цель - вернуть смутьяна к повиновению.

Слон неспешно направился к зоотехнику. Саша терпеливо ждал, пока Памир, с короткими остановками приблизится к нему, при этом пятая рука слона пребывала в постоянном поиске. Где-то рядом было припрятано угощение. На пути слону встретилось ведро. Тяжелая нога застыла всего в нескольких сантиметрах над ним. Зоотехник и слон замерли в ожидании, каждый со своими мыслями. Наконец, Памир перешагнул через жестяную преграду. Саша действовал моментально, спустя секунды вокруг правой ноги слона сомкнулся железный обруч, а Памир в благодарность получил обещанное лакомство.

- Заходи, - тихо промолвил Даль.

Пока зоотехник и животное переговаривались на одном только им понятном языке, Дмитрий наводил порядок в загоне. Скоро с прогулки вернутся самки, и у Памира вновь может проснуться чувство собственника. Метла, лопата, савок, помятый изрядно пластмассовый бачок, Дмитрий в спешке едва не пропустил скребок, вспомнив о нем, лишь, когда наступил на грязную пластину. И тут же заработал удар древком по лбу. Выронив лопату, он скорчился от боли и обиды. Потирая ушибленное место, Ложкин заметил, - А в Азии слонов успешно одомашнивают, используя на хозяйственных работах.

Реплика его осталась без ответа. Саша так увлекся дрессурой, что больше ни на что не обращал внимание. По его требованию Памир согнул передние ноги в коленях. Кивая головой, он повторял за человеком движения, одновременно решая, выполнять ли ему следующие команды дрессировщика. Подвижный хобот нацелился на металлическую рогатину. Даль по-своему расценил непоследовательные маневры Памира, и когда толстые задние ноги-колонны, подогнувшись, легли на бетонное покрытие пола, быстро вскарабкался на выжидающую, но непокоренную глыбу.

- Молодец, Саша, Будет теперь, кого на субботники направлять.

Встретившись довольным взглядом с заведующим секцией млекопитающих, Даль слегка нахмурился. Готовый было уже слететь с его тонких губ ответ, так и остался не озвученным. Памир поднялся на ноги, при этом Саше пришлось, чтобы не свалиться, при резком толчке, ухватиться за уши слона. Короткая цепь позволяла сделать не более трех шагов, Памиру это ограничение не понравилось. Ничто не ускользало от бдительности привыкшего повелевать человека, не могли обмануть его предчувствий и плотно прижатые к голове Памира уши. Продолжая равномерно похлопывать по шее гиганта, а Далю нелегко давалось хладнокровие, он перенес центр тяжести на правую сторону тела и очутился на земле. Рогатина, выставленная вперед, стала дополнительным предупреждением на пути любопытно-назойливого хобота.

- Я все успел сделать, - рапортовал Ложкин. Во взгляде его глубоко посаженных карих глаз затаилась обида. Чем он хуже Даля, отчего Памир повинуется только зоотехнику? Его, Дмитрия убеждали, что животные более благодарны, чем люди. А что он сам знает о них, он, прошедший два года службы в Афганистане? Ни раз, сталкиваясь со смертью, выжив в плену у душманов, Дмитрий разучился верить людям. Возвратившись домой, он долго не мог привыкнуть к тому, что кроме недругов, есть просто равнодушные люди, которым наплевать, что у тебя в голове, лишь бы это не затрагивало их интересов. О дружбе его побудила вспомнить смерть матери. Когда у него на руках остались две несовершеннолетние сестренки, он растерялся. Сосед по дому, Леня Горелов посоветовал устроиться в зоопарк. "Надежное место" со слов соседа оказалось еще и прибыльным. Оформленный на полторы ставки Дима не только получал сто тридцать пять рублей в месяц, но и умудрялся по примеру соседа прихватить сестренкам Тоне и Валюшке, когда по яблоку, а когда и дефицитные бананы. Слоны не обедняют, а девчонки порадуются.

На плечо Ложкина легла рука друга, - Прошу тебя, никогда не заходи к слонам один, даже, если они закованы.

Исполнять предупреждение и одновременно просьбу старшего по должности при всем желании Дмитрий не мог. Рабочих рук в слоновнике катастрофически не хватало, и руководству это было известно. Случись беда, и виноватых не найти. Раз в год, как положено, рабочие расписываются в журнале по технике безопасности, тем самым, подстраховывая зоотехников. Ленька Горелов плевать хотел на заведенный порядок, и до того, как слониха Пиппетта отдавила ему ногу, и после досадного происшествия. Рассказывая о нем, Леня то сокрушался по поводу собственной беспечности, то хвалился, тем, что он чуть ли не единственный, кому удалось испытать "слоновью" любовь. Пренебрежение к безопасности Горелову сходило с рук, супруга Татьяна уповала на всевышние силы. Ложкина жалеть было некому. Зря считают, что жалость унижает. Чтобы почувствовать себя униженным, надо иметь гордость, а значит, быть свободным от всяких обязательств. Это не про него, бедолагу Ложкина, который, помимо всего прочего, второй день голову ломает, у кого бы занять деньги до зарплаты?

- Дима, бородавочникам приготовил?

- Там, в кормовой, за мешками в ведре. Я не успел переложить.

Даль отозвался не сразу. В паузе Дима успел пробежать глазами оставленные кем-то из начальства расходные ордера. Напротив строчки "сухофрукты" вместо привычных двух килограмм стояла цифра "три". Свеклы же, напротив было указано меньше, чем положено.

- Дима, где пакет с сухофруктами?

Все-таки, Далю не обойтись без него. В кормовой Дима заглянул в одно из отделений кухонного стола, где обычно готовили корма для животных.

- Черт! А я туда, поглубже заглянуть не догадался, - отозвался Даль.

Пока он отсутствовал, удалившись в комнату отдыха, Ложкин высыпал ровно половину пакета на приготовленную из овощей, отрубей и отварного пшена смесь.

- А кто распаривать сухофрукты будет? - с недовольством спросил зоотехник.

- Они прекрасно едят не распаренные.

- Не самоуправствуй. Как положено, так и надо делать.

- Леня всегда давал им не распаренные ...

- С ним я разберусь, а ты, если заменяешь его, запомни: бородавочникам положено давать распаренные сухофрукты.

Опять нравоучения. Разве можно примечать лишь чужие ошибки, упуская из вида собственные? Ведь цифры в ордерах не перепутаны, а намеренно изменены. Нетрудно догадаться, куда подевалось мясо, которое исчезло не только из ордеров, но и в действительности.

Сегодня Саша сам управлялся с кормлением животных, хотя это входило в обязанности рабочего по уходу за животными. Кому и что он этим желал доказать?

- Как только они сожрут овощную смесь, неси сухофрукты.

Стоило Далю заскрежетать засовом, как две молодые свинки тут же очутились у входа в загон. За людьми они всегда наблюдали с любопытством, стараясь не пропустить очередное кормление. Молодые Дайна и Герда достигли размеров с крупную овчарку, а темпераментом могли с легкостью превзойти любую сторожевую ищейку. Их серые, массивные туши, частично покрытые пучками рыжевато-коричневых волос, с одной стороны заканчивались сплюснутым пятаком, дополненным бакенбардами на морде, с другой - большой жесткой кисточкой на хвосте. Приятелей входящие в полутемное внутренне помещение слоновника часто просто не замечали, принимая их в лежащем состоянии за стожки ветоши, случайно кем-то оброненные, даже за выпотрошенные чучела. Но стоило спящим бородавочникам узреть человека со знакомыми мисками в руках, как Дайна и Герда моментально просыпались, готовые соревноваться в скорости поглощения любимых лакомств. Вот и сейчас взгляд сметливых, маленьких глазок был обращен на вошедшего.

- Дима, пока я раскладываю, прибери здесь.

В поведении Ложкина не обнаруживалось ничего особенного, но это на первый взгляд. Почему ему указывают: что и в какой последовательности ему делать? Новичком после года работы в слоновнике Ложкин себя не считал. От его придирчивого внимания не укрылось: в какой спешке Даль расправлялся с кормлением бородавочников. У Леньки на это уходило и времени и душевных сил побольше. Подумаешь: один из них зоотехник, другой - рабочий по уходу. Штатное расписание нужно начальству, чтобы галочки напротив соответствующей фамилии расставлять. К животным надо относиться с душой, может даже, закрывать глаза на все их недостатки, сами не без греха. Те же слоны умные, они все подмечают: кто о них действительно заботится, навоз за ними убирает, от опилок, пропитанных мочой, физиономию не воротит, а кто лишь видимость порядка создает. Убрать за животными не трудно, за слонами ему бочками дерьмо приходится выносить, и ничего, не жалуется. А Даль уж больно из себя строит, он даже не пытается скрыть собственную брезгливость, как будто сам в туалет не ходит.

Выходя из загона бородавочников, Даль неожиданно оступился и едва не очутился на четвереньках. Причиной тому был случайно или специально оставленный Ложкиным савок с экскрементами. Как только Саша разглядел помеху, он со всей силы дал по нему ногой. Глухому звуку удара предшествовал скрежет металла о бетонное покрытие. После чего Даль скрылся в комнате отдыха, демонстративно хлопнув дверью.

Дайна и Герда отобедали, но все еще продолжали стоять над кормушками. "Обжорки", так любовно называл их Горелов, обладали не только завидным аппетитом, но и настойчивостью кладоискателей, а в качестве сокровищ выступали оброненные неизвестным доброжелателем белые сухарики, кусковой сахар и даже экзотические бананы, которые Дайна и Герда поглощали прямо с кожурой. Леньки сегодня не было, да он и не страдал щедростью, от зоотехников подобного также трудно было ожидать, но откуда-то лакомства должны были взяться?

- Свинок гулять выпускали?

Дима обернулся на знакомый голос. Перед ним стояла Ленькина супруга. Спрашивала она без всякого ехидства, скорее, из любопытства, поэтому и ответ получила прямой, без заковырок, - Сегодня они не гуляли. Я совсем замотался, Сашка лишний раз не напомнил.

- А ты на него особо не рассчитывай, у него, небось, своей работы хватает, - не удостоив Диму вниманием, Татьяна просунула руку сквозь прутья решетки. Толстые пальцы, почесывая свиное ушко, подбирались к пяточку. Как большинство женщин, Горелова любила давать советы, и если бы не появление ее начальства, вероятно, Татьяна с охотой продолжала вразумлять менее опытного коллегу.

- Потеряла меня, - прячась за Ложкина промолвила Татьяна.

Ложкин усмехнулся в ответ на сделанное предположение. Андрея она ищет, но Татьяну Дима успокаивать не спешил. Ему испортили настроение, так почему он должен жалеть других?

Дарья прошла мимо Ложкина, едва кивнув головой на его приветствие. Удивительно: как это она не заметила Таньку-толстуху? Он юркнул вслед за Дарьей, но к недоумению последнего комната отдыха оказалась пустой. - Только, что здесь был Даль и другие, наверное.

Дарья молча уселась за стол, где еще недавно сидели зоотехники, всем своим видом показывая, что она собирается ждать.

Ему, Димке надо было заканчивать с кормлением и пора домой. Даль, может быть, забыл, но Дима у него сегодня отпрашивался, с младшей Валентиной нужно было зайти в соседнее ПТУ. Пятнадцать лет девчонке стукнуло, пора выбирать профессию. Это им, можно сказать, повезло, на парикмахерское отделение недобор, значит, примут без экзаменов. Не вышло пристроить девчонку в медицинское училище, к старшей Антонине. Там экзамены, конкурс, а с Валиным свидетельством об окончании восьмилетки только и можно надеяться в такое заведение попасть, где на тройки закрывают глаза.

У загона со слонами Дмитрий остановился, прикидывая, чем ему отвлечь Приму и Пипетту, чтобы не мешали ему. Скорее всего, без посторонней помощи не обойтись. Кого же попросить, может обратиться к услугам Памира? Глупая шутка, усмехнулся Дима. Иногда непонятно: чего от него добиваются? Хотят, чтобы все было, как положено, по инструкциям, а их сочиняют люди, которые никогда лопаты в руках не держали.

Распихав по карманам спецовки сухари и морковку, Ложкин осторожно приоткрыл дверь загона. Памир поднял голову. Отмахиваясь от назойливых мух, он нашел себе занятие. К порогу прогулочного вольера Дима приближался под его бдительным вниманием. Любопытная Прима, уловив шум отодвигаемого засова, поспешила навстречу вошедшему. Ее примеру в любой момент могла последовать Пипетта. Лучше бы, не спешила. Заковывать Приму в цепи под прицелом ее товарки, не входило в планы Ложкина. Единственно верное решение пришло ему в голову внезапно. Как только Прима вошла с улицы в помещение, Дмитрий закрыл дверь прогулочного вольера. Через его плечо в корыто с овощами опустился ее хобот. На все, про все у Дмитрия несколько минут. Отправляя морковь, свеклу, разделенный на отдельные части кочан капусты, слониха никак не желала стоять спокойно. Не только она суетилась. Памир, прижав уши к голове, шумно выдыхал воздух. Воинственный настрой животных отвлекал Ложкина, пальцы его плохо слушались, Дмитрий торопился. К остальным неприятностям погас свет.

- Давно в темноте мучаешься?

От неожиданности Ложкин вздрогнул, хотя голос Голикова узнал сразу. - Я делал все, как положено, инструкции я не нарушал.

- Я тебя ни в чем не обвиняю. Не знаешь, кто-нибудь звонил в техническую службу?

Ложкин пожал плечами. Странно, разговор с заведующим секцией придал точность его хаотичным движениям. Не успела Прима расправиться с овощами, как была надежно окольцована.

Та же манипуляция, с молчаливого одобрения Голикова, позволила устроить на ночлег Пипетту. Дима так боялся получить нарекания со стороны начальства, что только когда покинул слоновник, отметил великодушие Голикова, который не посетовал своему подчиненному на столь ранний уход с работы. А, может, дело здесь не в благородстве, а в хронической рассеянности Евгения Дмитриевича? Так или иначе, столь богатый на мелкие происшествия рабочий день для Дмитрия окончился удачно.