Или

Дневник СД.

Часть первая. Раннее детство.

Мои родители Алексей Олегович и Элеонора Александровна познакомились за год до моего появления на свет. По сегодняшним меркам их семьи можно отнести к многодетным. Отец - второй ребенок в семье из трех сыновей, мама - средняя дочь, у нее три сестры. У всех из них семейная жизнь сложилась относительно хорошо, конкретно, ни с той, ни с другой стороны, ни холостяков, ни старых дев выявлено не было. Не пойму только, в кого я такая уродилась?

Когда в роддоме моей маме принесли семимесячный комочек со сморщенным личиком, она была немного озадачена. Малышка не кричала, требуя повышенного к себе внимания, не страдала завидным аппетитом. "Она после свое наверстает", успокоила маму врач из родильного отделения. По рассказам родителей я не отставала в развитии от сверстников, отличалась самостоятельность и любознательностью, лежа в колыбельки, с удовольствием играла с погремушками, посвящая затее, недолгие часы своего бодрствования, так, что мама без опасения могла оставить малышку и сбегать в магазин за молоком. Не будучи капризной, я рано отказалась от грудного вскармливания, предпочитая естественному рациону питание молочными смесями. "Говном она в детстве угостилась, поэтому умная такая", подытожил отец. Распространяясь в воспоминаниях о моей сообразительности, он хватил лишнего. Вундеркиндом я вовсе не была, способностями к раннему обучению не обладала. "Обыкновенный ребенок", к такому заключению пришел бы ни один детский психолог, пообщавшись со мной.

Себя я помнила примерно лет с четырех. В детстве часто болела простудными заболеваниями. Педиатр вынесла категоричное заключение: "Без удаления миндалин, ребенку грозит воспаление легких". Родители расценили сказанное, как указание к действию, расплачиваться за их внушаемость пришлось мне. Больничная палата показалась домашнему ребенку комнатой для наказаний. Не скрашивали страха перед неизбежным и соседки по палате, девочки постарше. Именно они посвятили меня в подробности операции по удалению гланд. Мне и слово-то такое было непонятно, поэтому, когда добрая тетя-врач, успокаивая меня, произнесла: "Открой ротик, тебе помажут горлышко", я поверила, не ожидая подвоха. Оказывается, взрослые умеют обманывать. Боль, которую мне пришлось испытать во время хирургических манипуляций, сменилась обидой. Кратковременным утешением послужила порция пломбира, съеденная мною с жадностью. Холодное лакомство из-за склонности к простудам, покупали мне редко, а тут, вдруг, мама, жалея дочурку, гладила меня по головке и, может быть, уже подумывала о том, чтобы предложить мне еще одну порцию.

Мир взрослых не манил меня. Вероятно, родители мои считали по-другому, поэтому интимные отношения между ними возможны были только после того, как они убеждались, что я уснула. Несколько раз они забывали о предосторожностях, увиденное мною служило предвестником основного действа, и не прельщало меня, отвернувшись к стенке, я лежала с закрытыми глазами, пока не погружалась в глубокий сон. Кому-то это покажется странным, но я обычно не помнила содержания своих снов, за редким исключением. Для того должны были существовать веские причины, как-то сильное потрясение, вызванное страхом или внезапной радостью. Пару-тройку детских снов я хорошо помню и по сей день. Каждый малыш обычно о чем-нибудь мечтает. Мне хотелось иметь собаку, все равно, какую, и это желание возникло вопреки пережитому в четырех летнем возрасте испугу, когда я подверглась нападению хозяйской болонки. К счастью, острые собачьи зубки оставили ощутимый след на моей синенькой плиссированной юбочке, не задев тела. Однако мой не в меру принципиальный папа посчитал, что счастливым этот инцидент никак не назовешь. Хозяйка вздорной собачонки долго извинялась, уверяя, что животное неверно истолковало действия непоседливого ребенка. Если бы не моя мама, решившая разойтись по-хорошему, даме с собачкой, скорее всего, грозил бы денежный штраф. Много лет после случившегося я опасалась собак, и вдруг неожиданно страх отступил под натиском любви. Ну, да. Я полюбила всех лохматых, хвостатых, четвероногих, пернатых, крикливых и не очень. Наверное, эта страсть была взаимной, потому, что более меня никто не кусал, не царапал, а лишь лягал копытом, но об этом в свое время.

Сны о том, что мне подарят собаку, являлись ко мне регулярно и неизменно заканчивались одним и тем же: я и пес, чаще всего обыкновенная дворняжка, бросались навстречу друг друга. Не все посетившие меня сновидения оставляли о себе приятные воспоминания. Однажды, мне было тогда лет двенадцать, я проснулась среди ночи в холодном поту, настолько явственно было видение. Передо мной на коленях стоял умерший несколько месяцев до этого дедушка Олег, папин отец. Чего он хотел и почему из всех многочисленных внуков явился именно мне, до сих пор неясно. Было очень страшно, поэтому наутро о ночном визитере я ничего не сказала родителям, спавшим в одной со мной комнате.

Детство я провела сперва в крошечной комнатушке, походившей на пенал, в квартире у родителей отца, что на Филевском парке, затем в коммуналке пятиэтажного дома на Ярцевской улице. Большая, двадцатиметровая комната, вместившая в жилом пространстве кровать, диван, холодильник, обеденный стол со стульями, телевизор, тумбочку, книжный шкаф, письменный стол, а когда родился брат Георгий, и детскую кроватку, казалась мне залом, в котором нестыдно было принимать целые делегации гостей. Родители мои - люди гостеприимные, на дни рождения, юбилеи и просто приятельские посиделки, у нас не переводился народ, в основном, мамины подруги с работы или родственники отца. Иногда собиралось за столом человек двенадцать, и даже тогда мне не было тесно в наших на глазах переполненных покоях. Как-то раз, после обильного застолья, отец во время прогулки по парку, настолько темпераментно и вдохновенно исполнял песню, уже не помню, какого советского певца, что от избытка чувств потерял ботинок. Забавно, но в тот момент гуляющим было не до смеха.

С детства, почти постоянно пребывая среди людей, я стремилась к уединению. В детском саду могла часами играть, складывая кубики, собирая мозаику, не любила кукол. Преодолеть свою неприязнь к излюбленным издавна девочками игрушкам я попыталась, попросив подарить мне на десятилетие куклу. Дедушка Саша, мамин папа, с воодушевлением отнесся к пожеланию старшей, и как выяснилось позднее, его единственной внучки. Большая кукла Настя в красивом розовом платье, с голубыми, как у Мальвины глазками, румяными щечками и золотистыми локонами была восхитительна. Я посадила ее на книжную полку, и вскоре забыла о ее существовании. Во время нечастых встреч с двоюродными братьями и сестрами я была вовлечена в общую игру, которую обычно выбирали мальчишки. Обманывать мне не нравилось, а именно так поступают врачи, поэтому доктором в игре, как правило, были братья младший Валера или старший Алексей. Игра проходила в отдельной комнате, при закрытых дверях, на квартире у бабушке Оли и дедушке Саши. Если бы взрослые догадывались, чем занимались их дети, они, конечно, подобное не допустили. Особо усердствовал Валерик, изображая из себя доктора: "больная, откройте рот, снимите трусы". Не знаю, как другие участники игры, но я никаких детальных осмотров над собой производить не позволяла. Я считала, что задирать перед мальчиком юбку, даже, если он - доктор, стыдно.

Из-за своей стеснительности я старалась попасть под душ в детском саду, который нам устраивали на веранде, в последнюю очередь, когда остальные воспитанники уже получили свою долю обязательной прохлады. Не понимала я, а, может быть, тогда просто не задумывалась: почему детей заставляют перед водными процедурами раздеваться догола? Разве мальчики от этого переставали быть мальчиками, а девочки не замечали, что между ногами у Коль, Вань, Саш, Витьков висят мешочки и крошечный шланг, называемый воспитателями писюлькой.

О своих детсадовских годах я мало, что помню, все-таки, около сорока лет минуло с тех пор. Походы в детский сад были для меня пыткой. Пятилетнему ребенку трудно анализировать в поисках изменения ситуации в лучшую сторону. Сейчас, спустя много лет, могу лишь предполагать, что причина того, не только в моей природной замкнутости, а еще в строгой дисциплине, сопутствующей детсадовской жизни по распорядку дня. Так или иначе, но моя ненависть к детскому саду с каждым новым днем пребывания там, только возрастала. "Не хочу в сад, не пойду!", хныкала я сразу после пробуждения. Родители порой демонстрировали вверх изобретательности, выдумывая все новые истории, при сборах меня в детский сад. Моя доверчивость, недостаток, от которого мне удалось избавиться нескоро, в детстве частенько подводила домашнюю девочку. Постепенно я выучила все окольные пути к месту моего заключения и заранее поднимала рев, лишь только ограда детского сада оказывалась в поле моего зрения. Мама баловала меня, наряжая в кофточки, курточки пальтишки, порой в ущерб себе. Сложности с покупкой красивых, удобных вещей существовали для большинства семей. И дело даже не в том, что одежда хорошего качества ценилась дорого, ее просто "днем с огнем было не сыскать". Как-то приодели меня в ярко-желтую новую куртку, обшитую по капюшону коричневым мехом. Обновка нравилась мне, однако на прогулке я забыла о предосторожностях "быть аккуратнее", и во время игры куртка была забрызгана грязью. Когда я заметила непорядок, сильно расстроилась, и как видно, неслучайно. "Ну, теперь я тебе жопу надеру, так, что сесть не сможешь", пообещал мне отец. В детстве порка ремнем была для меня привычным наказанием. Его я боялась, и старалась не доводить до крайностей. Наказывал меня отец, мама могла лишь отшлепать рукой, и то, в крайних случаях, когда я намеренно не слушалась, а это случалось крайне редко. Такой разный подход к воспитанию объясняется, вероятно, различием в семейных традициях. Мальчишек в советских семьях принято было воспитывать жестко, памятуя о том, что они - будущие мужчины. Мой прадед по материнской линии был офицером царской армии, принадлежал к дворянскому сословью. Естественно, что деду Саше, его внебрачному сыну передалась особая шкала ценностей, в которой уважению к детям придавалось большое значение. Бабушка Оля, супруга деда Саши придерживалась мнения, что к девочкам физическое наказание неприемлемо.

А вот за то, что папа сотворил со мной, его самого отлупить не мешало бы. Как-то летом, гуляя с родителями и их друзьями по Гребному каналу в Крылатском, я кубарем скатилась по крутому склону, из-за чего сломала ногу. Произошло несчастье в результате испуга, вызванного неудачной папиной шуткой. Над головой моей маячило синее небо, ненавязчиво светило солнце, соревнуясь за внимание людей с легким ветерком. Взрослые шли по асфальтированной дорожке, я любовалась красотой пейзажа сверху. Зеленела травка, невдалеке паслись две буренки. Я расслабилась в предвкушении обещанного прохладного лакомства. И вдруг снизу отчетливо прозвучало папино китайское предупреждение: "Сейчас тебя собака схватит". Шестилетнему ребенку оказалось достаточно сказанного для того, чтобы, не раздумывая, без оглядки по сторонам, спасаться от грозящей неизвестно откуда клыкастой напасти. Итог печален. Почти полтора месяца я провела в гипсе, моя бедная мама носила немаленькую, лишенную возможности передвигаться девчонку на руках для перевязок. Шуткам моего отца не было предела. Возвращаясь с отдыха на море самолетом, папа Алексей посетовал пятилетней дочери: "Не научилась плавать, а зря. Сейчас будем падать в море".

Воспринимая любые слова взрослых буквально, я подняла страшный рев, так, что не только маме, но и стюардессе пришлось меня успокаивать. Предшествовало эксперименту над детской психикой испытание на выживаемость, в результате которого я едва не захлебнулась. Обучение плаванью граничило с риском. Отец не нашел ничего лучше, как отнести меня на глубину и опустить в море. Несколько минут он смотрел, как я тщетно пытаюсь удержаться на воде, размахивая руками и дергая ногами. С тех пор к плаванью у меня возникло стойкое равнодушие, на короткий срок побежденное групповыми занятиями в бассейне. А плавать я так и не научилась.

Сколько себя помню, не тянуло меня к шумным компаниям. Замкнутость способствовала закреплению в моем характере таких черт, как скрупулезность, умение самой себя занять, отсутствие склонности к истерикам, честность. Когда никого нет рядом обманывать не кого и рисоваться не перед кем не надобно. Добротой моей и доверием часто пользовались. Старшая, двоюродная сестра Наташа, приходя в гости, потихоньку таскала из книжных полок симпатичные фигурки животных, которые привозил мне из загранкомандировок младший брат отца, дядя Женя. Честно говоря, я и пропажу прорезиненных коровок, лошадок, собачек заметила лишь после того, как родители обратили на сей факт мое внимание. Мама с папой ругали юную воровку, объяснение ее действиям подобрать было нелегко. Дядя Женя не думал обижать Наташу, презентуя пользующиеся повышенным детским вниманием фигурки, ей также. Несмотря ни на что, старшую сестру я любила, чего не скажешь о младшем брате с дурацким именем Гоша. Его появление на свет принесло всем домочадцам лишь одни неприятности в дальнейшем. По закону мою семью не могли поставить в очередь по улучшению жилищных условий, потому, что на троих приходилось почти по семь метров. Рассудив, родители приняли единственно верное решение получить отдельную квартиру - родить еще одного ребенка. Мне был задан вопрос: "Кого я хотела иметь: братика или сестренку?". Не знаю, что на меня нашло, но я выбрала первый вариант, о чем впоследствии не единожды пожалела. Как уж там колдовали родители, но на свет появился мальчишка. "При наличии в семье разнополых детей вам светит трехкомнатная квартира", разъяснила мне соседка по коммуналке тетя Наташа. В семь с половиной лет я стала старшей сестрой, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Для девочки, которая обзавелась новыми подружками, сидеть у кроватки орущего младенца, было не только скучно, но и утомительно. Так хотелось гулять во дворе, играть в классики, прыгать в резиночку, а еще летом ребята изобрели увлекательную затею: помогать муравьям, возводящим новое жилище. С энтузиазмом взялась я за охоту на мух, которых муравьи тут же волокли себе на съедение. "Варфоломеевская" ночь для двукрылых проходила у дворовой помойки, и завершилась не только полным их разгромом, но и потерей нескольких пуговиц на моей вязанной кофточке, чему больше расстроилась мама, а не я.

Яркие воспоминания из моего дошкольного детства связаны с новогодними праздниками в нелюбимом мною детском саду. На выступления воспитанников приглашали родителей. За три недели музыкальный работник распределяла: кто, кем, будет. Мне неизменно выпадала роль снежинки. Мама готовила мне наряд: белое, украшенное блестками платьице, венок, как у маленьких лебедей на голову, а в кулачках, кружась, я сжимала дождик, длинными, серебристыми прядями развевающийся при каждом взмахе маленькой ручки. Девочки-снежинки исполняли вокруг наряженной елки танец. Все дети, в том числе и мы, исполнители с нетерпением ждали появления Деда Мороза и его внучки снегурочки. По словам гостей, они с трудом добирались из далекой Лапландии на северных оленях специально ради того, чтобы встретиться с нами. Мы верили Дедушке Морозу, про себя жалея, что северные олени из его упряжки унеслись обратно, в свою северную страну, и что в холодной, заснеженной Москве им неуютно и жарко. Из огромного мешка, который Дедушка носил за спиной, он доставал сладкие подарки, которыми дети распоряжались по-разному. Я угощала конфетами маму и папу. Мы вместе желали, чтобы на следующий новый год Дедушка Мороз привез гостинцы и для них. Для меня новогодняя ночь - самая волшебная ночь в году, и на утро бежала смотреть под елку, какой подарок мне приготовили родители. Чаще всего это были сладости или игрушки. Родители баловали меня, пока я была единственным ребенком в семье. Из игрушек предпочтение я отдавала разным зверятам: мишкам, собачкам, кошечкам, но любимой подружкой, с которой я укладывалась в постель, была большая рыжая обезьяна. В детском саду, где я похвалилась очередным родительским подарком, дружелюбной обезьянке тут же подобрали имя: Чичи. Друзья по группе были настолько изобретательны, что они увековечили мою любимицу в стихах, декларируя которые при поездке в загородной электричке я поставила в весьма неловкое положение мою тетю. В тот день я в компании со старшим двоюродным братом Лешкой и тетей Стелой, маминой старшей сестрой ехала к ним в гости в Зеленоград и на весь вагон вещала: "Обезьяна Чи-чи-чи обосрала кирпичи".

Сейчас, по происшествие нескольких десятков лет, представляю, какой стыд пришлось пережить тете Стеле, а ведь она, несмотря ни на что, даже не отругала меня. Сравнивая тогдашние времена конца шестидесятых - начала семидесятых, на которое пришлось мое дошкольное детство, я не поменялась бы местами с нынешней, пресыщенной зрелищами, избалованной детворой. По моему мнению, современным детям не хватает более всего уважения к взрослым, качества, которое у нас, поколения сорокалетних, было в крови. А еще им не достает трудностей и лишений, что выпали на нашу долю. Суровость, аскетизм, изведанные в детстве, закаляют душу и тело. Как можно рассчитывать на уважение к старшим, если ребенку чуть ли не с пеленок твердят, что он - Личность. Разве те, кто так считают, не понимают, что высокое звание нужно еще заслужить. Растите дети, и будьте счастливы, как были счастливы мы.