На прошлый новый год, всегда прошлый новый год, я был со старыми знакомыми, Пашей и Толиком,
перед праздником ми крошили пенопласт, как снег, завели трех попугаев, повесили гамак, должен был быть костюмированный вечер - как бы пляж, Толик, по-моему, не переодевался,
я надел жёлтую майку под свитер, и взял, белую матросскую фуражку в карман,
никто их так и не увидел, Паша пришел в баскетбольной форме, Орландо "Меджик", Треиси Макгреиди, первый номер.
Толик быстро ушел, поняв, что съел не то что ожидал, Паша лежал в гамаке, втыкал в освещение,
в Мьюз , Кет Повер и Арприль Марч, я пошел в туалет, встречается со смертью, думаю, переборю ее, приму, одержу победу, и буду развлекаться, бесстрашно, как чистый фалус. Когда начал думать про Мать, вернулся назад, играть в моржа, плавать в море пенопласта, танцевал с Аней в розовом платье, на камеру, потом пошел к Толику обмениваться плавающими лицами, был поднят вопрос, что лучше? быть истеричным, учёным, или беззаботным ямайцем, на берегу моря, пришел Жека Трос и сказал, что если сильно расслабится то можно и усраться.
Когда рассветало, я и Паша улизнули на улицу, я в своей ненавистно пестрой малиновой куртке с мехом -пидарской.
В лесу нашли, настоящий путь деревья расступались, вверх по холму, я размахивал крыльями, летел вороной, но шипел по-змеиному.
Прилетели к мосту, к больнице, - стрем, вот куда пацанов завело, Я спросил Пашу: "Ты понимаешь, что это значит, перейти? Ты со мной? Он ответил: "Да чувак, конечно."
Вены на его лице вздулись, проявились, ми перешли, прямо, больницу оставили в стороне, было ощущение недопонимания и заблуждения, но когда я захотел разобраться, нас облаяла толпа собак, я вернулся к шипению но теперь по тропе, бежал кошкой, Паша, в это время играл на губной гармошке.
За нами увязалась помесь дворняжки и пекинеса, лицо как у не очень хорошей учительницы по украинскому языку, показывала путь, вывела в необитаемое село, все старое и заброшенное, ни одна печь не топится, нигде дым не клубится, возле одного дома, на заборе, сидела гипнотическая кошка, вокруг нее всё плыло, как и в её глазах, - вот куда пацанов занесло - ну что надо зайти, а от туда двух метровый амбал, с красными спитыми глазами, в поношенной фуфайке, Явно упавший, и не выходивший из детства, Жалобно и насильно из подо лба: "Шо ты хочеш?",
Мы вкопанные, я свернул на телевизионную презренную ловкость: "А Прокофьевы здесь живут - [я даже никогда не знал никаких Прокофьевых], Нет, а ну ладно извините, пожалуйста " - фалус упал.
После этого, уже шоссе, дорога назад, желудочные колики от праздничного стола, оливье, шуба,
- изжога, захотел покаккть, вот только место у шоссе, не мог подобрать, стеснялся.
Паша мне показал, статую "Сором"язливого Ведмедика", покакал за ним, в процессе, казалось, связался с НЛО, был под их лучом, нашел тройку извивающихся глистов, вытерся матросской фуражкой из кармана. Началась теоретика на родном языке, а может, купим хот дог, а может, уедем, собака шла с нами, аж до Толиковой двери, дверь закрылась перед ее носом, Толик ее не захотел пустить, ми не захотели оставаться на улице - было холодно, Священный проводник был брошен, без благодарностей без отплат, без совестно. Внутри, ми сели на диван, заметили, что у нас с Толиком сводило челюсть, что у меня созрело два новых угря, и завели беседу о чем-то таком маленьком, трусливом и со всех-смеющемся, что живет в лесу.